Щелк, щелк, щелк. Этот же самый звук преследовал Гизеллу и во сне. Она постоянно ворочалась и надеялась, что звук пропадет. Щелк, щелк… щелк, щелк. На этот раз повторяющийся звук раздался прямо у нее над ухом. Она медленно открыла глаза. Все было словно в тумане. Но вдруг ее глаза широко раскрылись, она схватила простыню и потянула ее наверх, чтобы прикрыть обнаженную грудь.
— Что это ты, черт возьми, делаешь? — возмутилась она хриплым ото сна голосом.
Щелк, щелк.
— А что я, по-твоему, делаю? Работаю, — ответил Митч, затем подошел к закрытым жалюзи и поднял их. От мягкого света утреннего солнца в комнате рассеялись тени. — Помнишь, что я тебе вчера говорил? Мы начинаем работать с первыми лучами солнца.
Щелк…
Гизелла посмотрела через стеклянные двери комнаты. От сверкающих волн отражались оттенки небесно-голубого и розового.
— Ради всего святого, Митч, только начинает светать.
Одной рукой она придерживала простыню, а другую запустила в волосы.
— Уже рассвело около часа назад, мисс Красивые Ножки.
Он снова направил на нее фотоаппарат и сделал несколько снимков.
— Прекрати! Мне казалось, что на фотографиях я должна быть в купальнике, — возмутилась она. — В купальнике, а не в чем мать родила!
— Я просто хотел… — Он смотрел через объектив восторженными глазами. — Нет ничего более соблазнительного, чем только что пробудившаяся ото сна женщина… Меня будоражат растрепанные волосы, сонные глаза и нежный запах мускуса.
Ей никогда еще не приходилось слышать подобных слов. Гизелла следила за ним. Митч подошел к кровати и посмотрел в окно, откуда был виден океан. Говорил он низким приятным голосом. Его слова будили в ней желание. Она лишилась дара речи. Это раздражало ее больше всего. Она мечтала уединиться. Она была возмущена, что он наглым образом лишил ее этого уединения. Да, именно так она и должна была поступить. Но не сделает этого, потому что он может подумать, что она страдает от предменструального синдрома.
Щелк, щелк, щелк.
Гизелла, похоже, приросла к тому месту, на котором находилась. Ей захотелось набросить себе на голову простыню и спрятаться. Она просто застыла от такой наглости.
— Но… я должен сказать, что это просто дополнительный бонус. Не каждый день найдешь только что проснувшуюся женщину.
Он опустил фотоаппарат, на лице у него появилась злая, издевательская и одновременно презрительная улыбка, и он язвительно заметил:
— Да к тому же спящая без одежды. Я бы никогда не подумал…
Гизелла потянула простыню, которую держала сжатыми кулаками, к подбородку и бросила на него гневный взгляд. Прошлой ночью она думала, не надеть ли ей футболку или ночную рубашку. Но даже после захода солнца воздух был влажным, тяжелым и неподвижным. Решив, что любая одежда будет мешать, теперь она сожалела об этом. Уставившись на нее, Митч просто раздевал ее взглядом.
Она покраснела. Его улыбка стала еще шире. Смущение и гнев поднимались у нее в душе. «Кем это он себя возомнил, вломившись ко мне без приглашения?»
«Твоим босом на две недели и решением спора», — ответила она самой себе.
Щелк…
— Я соглашалась сниматься в купальнике, а не в постельном белье, — сказала она сквозь зубы. — А теперь, если не возражаешь, мне бы хотелось встать с постели и одеться.
— Нет, я нисколько не возражаю. Вообще-то мне бы это даже понравилось.
Гизелла взбесилась. Икота.
— Опа! Ладно, мисс Красивые Ножки, твоя взяла. Будь готова через пять минут. Завтрак приготовлю я… сегодня.
Икота.
— Я хотел спросить, что ты предпочитаешь, но… — Икота. — Знаю, тебе очень хочется арахисового масла.
Митч склонился над картой острова, которую он обнаружил в большой комнате. Она была достаточно приблизительной, но могла бы оказать неоценимую помощь при поиске самых красивых мест для съемок.
Когда Гизелла вошла в комнату в белых обрезанных шортах и в белом топе, он поднял глаза. Ее темные волосы рассыпались волнами. Умеренный макияж не лишал ее естественности.
Утром он пришел к ней в комнату с невинным желанием разбудить ее. И только. Гизелла не отвечала. Митч заглянул в комнату и увидел ее. Гизелла источала чувственность даже во сне. Им овладело желание… Настоящая Гизелла — сексуальная, желанная, умная, притягательная, уязвимая. Женщина. Очаровательная техасская леди. Он хотел отбросить эти мысли, но не смог избавиться от стоящего перед глазами образа. А хотел ли он? Ее обнаженное тело, прикрытое тонкой простыней, сонный взгляд. Да, он хотел ее, страстно хотел. Не теряя самообладания, он заставил себя выйти из комнаты, не поцеловав ее, не прикоснувшись к ней, не прижав ее к мягкой массивной кровати и не завладев ее сладким телом, когда она спала. Теперь же, когда Гизелла стояла перед ним подбоченившись, желание снова охватило его. Ее голос заставил его очнуться.
— Ты называешь это завтраком? — возмутилась она и показала на стол.
Там стояли тарелки с хлопьями из какой-то крупы, блюдо со спелыми бананами и кофейник.
— А что ты ожидала? Яйца «Бенедикт»? И потом, я думал, что модели следят за фигурой.
Она выдвинула стул и села.
— Я не такая, как большинство мод…
— Ты можешь сказать это еще раз, — перебил он ее. Он встал с кресла, пошарил в шкафу и с хитрой улыбкой уселся назад.
— Я чуть не забыл самое главное… арахисовое масло. Это единственное, чем забит шкаф.
— Расслабься. И потом, икота прошла, спасибо.
Гизелла налила молока в хлопья, нарезала банан и покрошила его в тарелку. На краю стола что-то лежало, и она спросила:
— Что это?
— Это карта острова.
— Где… ты нашел карту? — спросила она, словно от страха широко раскрыв глаза.
— В одной из комнат. — Он указал на дверь рядом с кухней. — Это офис с коротковолновой радиостанцией. Карта была прикреплена к стене.
Икота.
— Что еще есть в комнате? — Гизелла схватила банку арахисового масла и опустила в нее палец.
— Почему ты так нервничаешь?
Скрестив на груди руки, он откинулся назад и пристально посмотрел на нее.
— А кто сказал, что я нервничаю?
Икота.
— Ты нервничаешь, мисс Икота. Давай рассказывай, почему эта карта заставила тебя так нервничать?
Словно жалящая змея, Митч схватил ее за запястье.
— Да она тут ни при чем.
Гизелла попыталась высвободиться.
— Меня беспокоит, что ты шаришь в доме, который тебе не принадлежит, — настаивала она.
— Да ты что, мисс Красивые Ножки! Я вовсе не шарил. Карта висела на видном месте. И потом я подумал, что ты будешь не прочь пошарить по шкафам. Я знаю, вы, женщины, любите это делать.
Он развернул карту.
— Брось свои замашки, мужлан. Совсем распустился. У меня хлопья совсем размокли, — съязвила она.
Глаза Гизеллы метали молнии направо и налево. Губы Митча искривились в улыбке, и он отпустил ее руку.
— Мы не должны ссориться.
Полчаса спустя Гизелла помогала Митчу погрузить два ящика с оборудованием в джип. Когда она села в машину, он бросил ей на колени карту.
— Я поведу, а ты будешь за штурмана.
Вставив ключ в зажигание, Митч проделал все, что накануне делала Гизелла, и завел джип с первой попытки. На его лице появилась победная улыбка.
— Что тут можно сказать? Я быстро учусь.
Улыбка Митча действовала на нее обворожительно. У нее участился пульс, хотя она пыталась сдерживать и успокаивать свои эмоции. И не было такого средства, которое могло бы заставить ее сердце не биться, когда он был рядом. Она хотела протянуть к нему руку, но, казалось, тело ее не слушалось. Гизелла уставилась на него, на его губы, обворожительные ямочки, густые блестящие волосы, развевающиеся на ветру. И продолжала молчать.
Он указал ей на карту:
— Ты можешь в ней разобраться?
Его снисходительный тон вернул ее на землю.
— Конечно, могу. Ты возомнил, что только мужчины способны читать карты?
Каждый уголок этого острова, начиная с песчаных пляжей и заканчивая зелеными холмами мангровых зарослей, был знаком ей с самого детства. Гизелла прекрасно знала, где находятся лучшие места для съемок. Но чтобы не выдать себя, ей пришлось притворяться, что она здесь впервые.
— Опять ты вся всполошилась. Брось это, дорогая. С этим арахисовым маслом мы с тобой… попросту увязнем, — заявил Митч и убрал прядь ее волос за ухо. — Ну, всемогущий штурман, куда едем?
Гизелла любовалась его золотистыми волосами и думала: «Парень с рекламного щита, ты, конечно, красавец, но высокомерен просто невыносимо. Что, захотел узнать, куда ехать? Как насчет обрывистой скалы? Правый поворот, а там уже и ага…» Но вместо этого она наклонилась к нему и спокойно сказала:
— Митч, послушайся совета. Ты брось так шутить, комик из тебя все равно никудышный.
Его голубые глаза прищурились, и улыбка сползла с лица. «Ха! Что, получил?» — подумала она с чувством удовлетворения. Она надела очки и посмотрела на него, придав лицу самое невинное выражение.
— Въезжай вот на ту дорогу, а дальше прямо, не сворачивая, вниз, — тихо сказала она, указывая пальцем вдаль.
Он возмущенно взглянул на нее, но она уткнулась в карту.
Их первой остановкой стала бухточка, наполненная чистой, почти прозрачной водой. Высокая отвесная скала служила надежной защитой от ветра и волн. Вулканические скалы, ведущие вниз к каменистому пляжу, образовывали естественную лестницу.
Как когда-то в детстве, Гизелла со сноровкой сбежала вниз по ступенькам. Добравшись до берега, она захотела сбросить с себя одежду и нырнуть в прохладную водную глубь. Гизелла обернулась и торжествующе посмотрела на Митча. Две сумки с камерами и аппаратурой затрудняли ему спуск по крутому обрыву.
Наконец достигнув берега, он спросил:
— Ты что, портовая обезьяна?
— Я думала, что ты догадываешься, раз принес сегодня на завтрак бананы, — игриво ответила Гизелла и посмотрела на воду.
Снимая топ, она подумала: «Сколько времени прошло! Это мое любимое место для купания».
— Что ты делаешь? — воскликнул Митч и схватил ее за плечо.
— Собираюсь поплавать, естественно.
Гизелла оттолкнула его руку.
Митч был недоволен.
— Слушай, мисс Красивые Ножки. Мы сюда приехали работать, а не играть. Отдыхать будем потом, после того как отметим на карте все самые красивые места этого острова. До приезда нашей съемочной группы осталось два дня.
Гизелла натянула рубашку поверх купальника и виновато посмотрела на него:
— Ну да. Я забыла.
— Ты забыла!.. Дорогая, ты вообще-то должна знать, что работа фотомодели — тяжелый труд, особенно под палящим солнцем.
«Вот так-то, Гизелла. Очередная ошибка». Она вспомнила о той роли, которую играла. И ей во что бы то ни стало нужно выиграть пари.
Митч отвернулся. Гизелла тихо подошла к нему и нежно погладила его по плечу.
— Извини, Митч. Кажется, я перебрала. Остров, пляж, вода — все это такое красивое, такое соблазнительное…
— Прямо как ты, мисс Красивые Ножки. Соблазнительная… и красивая…
Не торопясь, он поставил на землю фотоаппараты и окинул ее профессиональным взглядом.
— Посмотрим, что можно сделать.
Он распустил локоны ее волос. Нежный летний бриз ерошил их темные пряди. Митч нежно взял ее лицо руками, наклонил немного голову и ласково поцеловал уголки ее рта. Он не мог остановиться. Кончик его языка дразнил ее губы. И Митч захватил ее губы в плен, завладел ими, проникая все глубже… И Гизелла открывалась ему все больше и манила его все дальше… Кровь ликовала во всем ее теле и напрягала соски при соприкосновении с его грудью. Она хотела больше… больше, чем чувствовать его губы. Она хотела его. Никогда прежде она не испытывала такого напряженного желания. Она теряла самообладание. Настал момент, когда она чуть не опустилась на песок, увлекая его за собой. Он вдруг отпрянул от нее, внимательно посмотрел на ее распухшие губы, на возбужденные соски, предательски выделяющиеся на ее полупрозрачном топе.
— Ладно, мисс Красивые Ножки. Взгляд не меняй! Только опустись на песок и встань на колени.
Митч помог ей опуститься.
— Отлично! А теперь вытяни свои длинные соблазнительные ноги. Вот так. Теперь замри.
Он отбежал в сторону и схватил один из фотоаппаратов. Гизелла даже не успела понять, что произошло. Митч щелкал камерой, снимок за снимком, как будто ничего и не было. Может быть, для него — ничего. А для нее мир замер на несколько прекрасных мгновений, тело ожило, и хотелось петь от счастья.
— Вот так! Да. Здорово! Теперь повернись. Отлично. — Митч опустил камеру и нахмурился. — Подожди минутку, мисс Красивые Ножки. Ты слишком близко приблизилась к объективу.
Икота.
— Ты… поцеловал меня… — она икнула, — просто для того, чтобы я…
Она замолчала. Опять икнула.
— Говори, не стесняйся, дорогая.
Гизелла сжала один кулак и ударила его по руке.
— Как ты смеешь?!
Она отдернула трясущуюся руку. На Митча, похоже, ее гнев не произвел никакого впечатления. Он ехидно улыбнулся:
— А ведь сработало. И я готов поклясться, что тебе даже понравилось.
Икота.
— Я не игрушка, мистер Салливан. Так я работать не буду.
От ярости его синие глаза холодно заблестели.
— Ты и так не очень хочешь работать, как я посмотрю. Забирай свое дурацкое масло, успокойся, а потом продолжим.
Весь остаток дня они работали, переезжая с пляжа на пляж. Изможденная и уставшая Гизелла не могла уже даже выдавить из себя улыбку.
— Ладно. Иди сюда, мисс Красивые Ножки. — Митч подошел к груде камней. — Ляг на них. Хорошо, только откинься немного назад, чуть подальше… еще.
— Все! — простонала Гизелла. — Я больше не могу. Ради всего святого, Митч. В конце концов, я не акробатка. — Она распрямилась и изогнула мышцы спины. — Может быть, на сегодня закончим?
Митч увидел лучи заходящего солнца.
— Ладно, мисс Красивые Ножки, ты победила. Я должен признать, что ты была просто на высоте. Я еще ни разу не видел такой работоспособности ни у одной модели. Обычно они такие капризные.
Гизелла повернулась и пошла к джипу, бормоча себе под нос: «Капризные, да? Да я запросто могла показать тебе, какая я капризная». Да если бы она знала, что можно так легко было покончить со съемками, она бы ныла весь день. Что он сказал? Она была на высоте? Она еще покажет ему… Но сейчас у нее не осталось сил.
Они сели в джип. Дорога была извилистой и ухабистой. Гизелла едва не заснула. Ее уже одолевала дремота, но тут джип резко остановился. Все, они дома. Гизелла не стала ни помогать Митчу с оборудованием, ни ждать его, она уже мечтала о ванной и мягкой кровати, как вдруг низкий голос Митча ее остановил.
— Мисс Красивые Ножки!..
Она обернулась, увидела Митча и почувствовала, что хочет спуститься к нему и броситься в его объятия. Но, схватившись за дверную ручку, поборола свое желание. И тут услышала:
— Послушай, этот поцелуй… Он был не ради того, чтобы получить от тебя нужный настрой. Я тоже так не работаю. Я поцеловал тебя, — он замолчал и сделал глубокий вздох, — потому что… потому что очень хотел этого.