Сибирская одиссея

Глава восьмая. На склоне

День выдался жарким и безоблачным. С утра поедом ел гнус, но когда начало припекать, назойливые насекомые попрятались в мох и траву, и друзья имели возможность, не пользуясь надоевшими за время похода мазями, бродить по освещённой солнцем тайге, не боясь быть до крови искусанными.

Виктор видел, что Андрей никак не может оправиться от постигшей его неприятности, с трудом сдерживается, чтобы не впасть в депрессию, вызванную потерей своего главного оружия — видеокамеры. Позавчера они полдня потратили на то, чтобы попытаться зацепить хотя бы её части на дне водяного котла под мощным сливом неугомонной реки, но все старания оказались тщетными: ни кусочка, ни винтика, ни защитного кожуха от микрофона, ничего не удалось обнаружить! Горная река поглотила всё без остатка, будто приняла положенное ей жертвоприношение от путешественников, посмевших без разрешения проникнуть в этот дикий край. И Виктор старался отвлечь своего друга от грустных мыслей, найти для него какой-то интерес в том, что они пойдут снимать завораживающие своей первозданностью пейзажи на фотоаппарат. Конечно, он понимал, что Андрей — до глубины души человек киношный, он и мир этот привык воспринимать через глазок своей камеры, и вряд ли фотоаппарат сможет заменить ему эту потерю. Но они так долго сюда добирались, столько сил потратили на преодоление сплава, а потом пешей части, что уйти из этих мест, не сделав хотя бы сотни фотографий, было страшно обидно!

Вчера Виктор уговорил Андрея сходить на приток Сыни — бурную и живописную речку Хангуру, чьё устье находилось рядом с большим водопадом. Он видел, что Андрюшка скорее из вежливости согласился составить ему компанию, но всё же к концу дня лицо его порозовело, в глазах появился знакомый блеск, и Виктор был очень рад, что уговорил своего друга на эту вылазку.

Вечером, сидя у костра, Андрей прочитал своё стихотворение, посвящённое утонувшей камере. Оно было красивым, печальным, но в нём не было безысходности, а прозвучала вдруг какая-то надежда и даже лёгкая ирония над случившимся.

«Всё будет нормально! — подумал тогда Виктор. — Андрей придёт в себя, он крепкий, он переживёт эту тяжёлую потерю».

Сегодня они запланировали подняться на горку, что возвышалась над устьем Хангуры в двух километрах от их стоянки. Сверху они мечтали увидеть долину Сыни и, если повезёт, жерло потухшего вулкана Сыня. Этот вулкан находился совсем рядом и был первым из трёх, являющихся целью путешествия, планы которого пришлось изменить ввиду неожиданной потери камеры и поджимающих сроков.

Утро было многообещающим: светило яркое летнее солнце, небо налилось небывалой для этого времени года синевой, настроение у обоих постепенно приходило в соответствие с погодой, к тому же сегодняшнее восхождение было последним перед началом возвращения домой. Внутри, конечно, оставалось чувство неудовлетворённости и грусти оттого, что так долго подготавливаемая экспедиция не достигла намеченных целей, но в то же время они так устали от трудностей и мытарств, выпавших на их долю в связи с низким уровнем воды в реках и огромным количеством вещей, что возвращение домой радовало и грело их души, вселяло надежду и заглушало печаль предвкушением скорой встречи с родными и близкими, по которым они, конечно же, успели сильно соскучиться.

Со стоянки сложно было определить, насколько пологий и удобный подъём на эту самую горку, поэтому путники приготовили с собой метров тридцать верёвки, несколько карабинов и нижнюю обвязку на случай, если придётся преодолевать скальную стенку на пути к вершине. Все альпинистские принадлежности уложил в свою сумку Виктор, Андрей же взял фотоаппарат и пару плиток халвы на предмет обеденного перекуса где-нибудь на склоне горы. Пока они укладывали вещи, у палатки на кедровом стланике тревожно запищал бурундук. Он совершенно не боялся людей и смотрел на них своими чёрными глазками-бусинками, будто требуя к себе внимания и пытаясь что-то рассказать. Андрей сделал несколько снимков забавного полосатого гостя, после чего Виктор закрыл палатку, и друзья тронулись в путь.

Сыни перебраживали в привычном месте — в пятидесяти метрах от стоянки. Река была мелкой, хотя и довольно бурной, и путники шли не торопясь, опираясь на лыжные палки. Достигнув другого берега, они надели сухие портянки, проверили, не забыли ли чего, и зашагали по извилистой тропе вдоль русла реки.

Справа в просветах редких лиственниц просматривалась небольшая марь, они вчера ходили по ней к Хангуре, но сегодня их путь лежал в другую сторону — вверх по реке к подножию горки, которую Андрей окрестил «Демоном Сынийского водопада». Дело в том, что у самой её вершины, на отвесной скале, будто выбитое скульптором, отчётливо проступало изображение человеческого лица с «кутузовской» повязкой на слепом глазу. Друзья не сразу заметили этого «демона», но когда Андрюшкина камера улетела в водяной котёл, неожиданно они, посмотрев наверх, увидели эту странную, даже пугающую своей формой, скалу. Виктор скептически отнёсся к рассуждениям Андрея по поводу того, что именно этот «демон» и принял жертвоприношение. Он вообще не любил разговоров о мистике и прочем доморощенном бреде. Андрей не то чтобы всерьёз говорил о «демоне», скорее иронизировал по поводу своей неудачи, но Виктору неприятны были даже эти его слова. Он был истинным христианином, и любые языческие «пережитки» с их многочисленными духами, шаманами и демонами вызывали в нём раздражение и снисходительную усмешку. Андрей же на самом деле не верил ни в «демонов», ни в Бога, ни во что, кроме человеческого разума, в котором, по его мнению, и жили все религии, предубеждения и мистика. Но он не прочь был иногда в шутку «постращать» самого себя, а заодно и товарища, получая от этого какое-то одному ему понятное удовольствие.

Вот и сейчас он пригрозил указательным пальцем изображению на скале, с серьёзным видом произнеся:

— Смотри у меня! Сегодня — без фокусов, с тебя и так довольно!

Тропа начала делиться на множество маленьких еле заметных тропок, впереди идущий Андрей наугад выбирал ту из них, которая своим направлением больше соответствовала выбранному маршруту, но всё же друзья в итоге залезли в заросли кедрового стланика и теперь с трудом из них выбирались.

— На обратном пути надо идти ближе к реке! — предложил Виктор.

Выйдя из стланика, он достал свой фотоаппарат и принялся снимать разноцветные камушки в русле почти пересохшего ручейка. Андрей, понимая, что у него есть как минимум минут двадцать свободного времени, тоже вытащил фотокамеру, но камушки его заинтересовали мало, и он в качестве съёмочного объекта выбрал стволы шерстистой берёзы. Эта разновидность всем известных деревьев отличалась от своих собратьев тем, что береста её, будто кем-то специально подрезанная, свисала живописными закрученными свитками. Берёза напоминала раздевающуюся девушку, забывшую про стыд и скромность. Что-то вульгарное, но в то же время завораживающее было в шерстистой берёзе, как и во всяком соблазне и грехе. И Андрюшка сделал несколько кадров этих лишённых скромности берёзовых стволов, а также успел выкурить пару сигарет, пока ожидал Виктора, фотографирующего цветные камушки.

Виктор, в отличие от Андрея, тратил уйму времени на то, чтобы сделать один снимок. Жизнь научила его бережливости, он не умел набирать фотоматериал за счёт его количества, ему хотелось в каждом кадре поймать главное, не прибегая к дублям и повторам. Такое фотографирование было не самым удобным и результативным, но оно приносило ему творческое удовлетворение, а не это ли главное в любом страстном увлечении?

У ручья друзей атаковал гнус. Здесь, в Забайкалье, как, впрочем, и по всей Сибири, водилось много видов мокрецов, мошки и прочей кровососущей твари. Но самым неприятным был всё же мелкий мокрец, практически не видимый глазом и проникающий через любой накомарник, забирающийся под энцефалитные костюмы и выедающий куски кожи так сильно, что после него оставались долго не заживающие и сильно зудящие раны, приносящие немало неприятных минут человеку. Во время сплава путники сполна хлебнули бед от этого насекомого. И если Виктор пользовался накомарником, то Андрей его вообще не надевал, поскольку, по его мнению, он убирал как минимум «две диафрагмы» и мешал любоваться окружающим пространством.

Сейчас, в сыром и безветренном месте, мокрец облепил друзей и заставил их прибавить шаг, чтобы быстрее покинуть царство гнуса и выйти на спасительное тёплое солнышко.

Тайга редела, справа проглядывал скальный склон, и Виктор предложил подойти к нему, чтобы выяснить, возможно ли уже здесь начать подъём на горку.

От подножия склона в сторону Сыни простиралась довольно широкая каменная река — курумник. Кое-где под валунами виднелись струйки чистой, как слеза, воды. Она стекала с самого склона, образуя под ним небольшую чашу, напоминающую искусственный бассейн на дачном участке, а потом растворялась среди камней. Место было красивым, необычным, и друзья принялись фотографировать его с разных точек, подыскивая наиболее удачные ракурсы и освещение.

Становилось жарко, и пришлось скинуть куртки, так как предстоял долгий подъём в гору. В воздухе наступило полное безветрие. В природе ощущались умиротворение и покой. Лиственницы замерли и сделались совсем светлыми, будто вылепленными из воска, от ручья подымался пар, насекомые исчезли, и даже нарисовавшиеся на небе кучевые облака вдруг притормозили свой бег и, заняв наиболее выгодные положения, с удовольствием позировали счастливым фотографам. Виктор подумал, что наступил наконец тот редкий момент в их путешествии, когда можно получить то, за чем они сюда пришли. Очень непросто выразить словами возникшее ощущение, но, по-видимому, это была радость от всеобщей гармонии, которая из окружающего природного ландшафта постепенно перетекала в души людей. Природа была гармонична и раньше, она вообще, в отличие от человека, не может пребывать в ином состоянии, но Виктору и Андрею до сих пор постоянно что-то мешало это почувствовать: тяжёлые рюкзаки, непроходимые заросли стланика, отсутствие воды в реке, заливающий глаза пот. А теперь ничего такого не существовало, вернее, оно было где-то в прошлом, о котором на время удалось забыть. И друзья наслаждались свободой и покоем, которых они так долго искали в своей зажатой городскими условностями жизни, к которым шли и плыли все эти бесконечные километры по Забайкальской тайге и с радостными воспоминаниями о которых они теперь смогут пережить и перетерпеть до следующего сезона, до очередного погружения в притягательный мир покоя и свободы!

Виктор смотрел на Андрея и чувствовал, что не только он переполнен подобными мыслями. Лицо товарища светилось радостью, и Виктору захотелось выразить словами свои чувства, но он не стал этого делать, прекрасно осознавая, что никакими фразами не опишешь своё удивительное состояние. Андрей заметил внимательный взгляд друга и рассмеялся:

— Хорошо?

— Хорошо! — ответил Виктор и, зажмурив глаза, поднял голову к небу.

— И я никому ничего не должен: камеры нет, обязанностей нет. Свобода!

В ответ на реплику Андрея откуда-то сверху, с размашистого кедра, растущего на скалах, зычно запричитала кедровка. И трудно было понять — вторила она человеку, догадываясь об охватившем его чувстве, или предупреждала о чём-то. Но кричала она долго, протяжно, резким гортанным голосом, заставив друзей вспомнить, что им предстоит ещё восхождение на горку, а затем возвращение к палатке, так что особо засиживаться у подножия не стоит.

Пока друзья собирали свои фотоаппараты, у стоящих неподалёку лиственниц что-то промелькнуло. Виктор боковым зрением заметил движение и вскоре с удивлением разглядел там целую стайку чернобурых белок, вьюном бегающих по стволам деревьев. Зверьки затеяли какую-то весёлую игру, гоняясь за пушистыми хвостами друг друга, и были так увлечены ей, что совсем не обращали внимания на людей, находящихся всего в двадцати метрах от них. У одной из белок в зубах торчала кедровая шишка. Возможно, остальные догоняли её, пытаясь отнять. Но в этом не было никакой озлобленности, просто желание порезвиться, продемонстрировать недюжинную способность виртуозно владеть своим телом. Белки развивали сумасшедшую скорость, тёмными молниями вворачиваясь, будто штопор, в стволы лиственниц. Шкурки их блестели на солнце, отливая всеми цветами: от чёрного до тёмно-бурого и даже синего. Хвосты были распушены и помогали в этой бешеной гонке. Белки перелетали с одного дерева на другое, ни разу не замешкавшись и не изменяя дистанцию между собой, подтверждая догадку о том, что перехватить у товарища шишку вовсе не было для них целью.

Друзья с улыбкой и восхищением наблюдали за белками, поражаясь их юркости и отменной координации движений, но вскоре зверьки перескочили на верхние «этажи» и их уже невозможно было рассмотреть сквозь ветки деревьев, хотя ещё долго раздавался их радостный писк и шуршание когтистых лапок.

— Вот бы нам так бегать! — сказал, улыбаясь, Виктор. — Мы бы уже давно взлетели на горку и вернулись назад!

Андрей усмехнулся:

— Ага, и чтобы в зубах только по шишке, и никаких рюкзаков!

— Шишка относительно белки примерно такого же размера, как наши рюкзаки относительно нас! — продолжал Виктор. — И почему человек рождён таким неуклюжим и неприспособленным, что не может жить так же — весело и радостно!

— Ну что ж, Вить, у нас сейчас будет шанс доказать, что мы тоже что-то можем! — слегка иронизируя, проговорил Андрей, кивнув головой в сторону склона.

— Намёк понял, — улыбнулся в ответ Виктор. — Фотоаппарат в зубы — и вперёд!

И друзья полезли по склону, хватаясь за ветки низкорослых кедров и кустов ольшаника.

Вначале пришлось карабкаться по довольно пологому участку, заросшему буйной растительностью, затем угол подъёма стал увеличиваться, и друзья искали пути обхода неожиданно возникающих каменных преград. Но в целом место для покорения горки было выбрано правильно, с северной стороны она почти отвесной стеной обрывалась в исподнюю лиственничную тайгу.

Взобравшись на первый уступ, с которого уже видна была долина Сыни, Андрей предложил сделать маленькую остановку, чтобы иметь возможность достать фотоаппарат и запечатлеть открывшийся вид. Виктор был настроен дойти до самого верха, а уже затем, на обратном пути, фотографировать окрестности отсюда. Возможно, что тактически он был прав. Но Андрей не любил откладывать что-либо на потом. Он считал, что если перед ним пейзаж, достойный того, чтобы зафиксировать его на плёнку, не надо ни о чём думать — надо снимать. Потом может произойти всё, что угодно, — они пойдут другим путём, изменится положение солнца, польёт дождь. Состояние в природе меняется настолько быстро, что никогда с точностью не угадаешь, что будет уже через пятнадцать минут! В итоге Андрей победил, и друзья больше часа потратили на «освоение объекта».

Когда, наконец, они достигли максимально возможной высоты, перевалило уже за четыре часа. На самый верх они решили не забираться. Вершина представляла собой скалу, преодолеть которую можно было только с помощью альпинистских приспособлений, для чего пришлось бы вбивать скальные крючья и натягивать страховочную верёвку. Заниматься этим совершенно не хотелось, к тому же ни Виктор, ни Андрей не были профессионалами в этом деле, хотя перечитали множество книг и учебников по альпинизму во время подготовки к походу.

Вся долина Сыни от каньона на западе до самых верховьев на востоке была видна с этого места. Река казалась мелководным ручейком, неутомимо извивающимся среди светлой лиственничной тайги. Впереди, на севере, простирались горные хребты Удокана, за которыми притаилась река Эймнах. Они были пологие, раскрашенные разноцветным лишайником и прорезанные курумами различных форм и оттенков. Природа здесь вообще не скупилась на художества, и Виктор угадывал в нагромождении камней изображения животных, птиц, рыб, а также сценки охоты, какие обычно встречаются в древних петроглифах. Странно, ни в одном из рисунков природы не было и намёка на силуэты городов, машин и тому подобных атрибутов цивилизованного мира. Среди дикой природы возникали только картины дикой природы, как будто у своеобразной выставки существовал строгий и требовательный цензор, не пропустивший к показу чуждые по тематике произведения. Особенно приковывала взгляд одна из «картин» — на ней был изображён тигр, прыгающий на оленя. «Художник» поймал тот момент, когда до кровавого финала охоты остались считанные секунды. Андрей тоже увидел эту удивительную картинку, и она поразила его своей экспрессивностью и разнообразием цветовой гаммы.

Солнце уже начало скрываться за горку, на которой находились путники, и поэтому они вытащили свои фотокамеры и приступили к работе. Не сговариваясь, друзья сняли несколько вариантов широких панорам. Когда дело было сделано, Андрей закрепил свой фотоаппарат на штативе и предложил сфотографироваться на фоне величественного пейзажа. Это была первая совместная фотография за весь поход, и друзья на ней счастливо улыбались, глядя в объектив аппарата. Кадр стал как бы подведением итогов их долгой и трудной экспедиции.

Когда Андрей поставил на камеру длиннофокусный объектив и направил на соседний склон, то заметил там отчётливо выделяющиеся своим красноватым оттенком застывшие лавовые потоки, стекающие из вулкана Сыня. Самого кратера, к сожалению, видно не было, его перекрывала высокая гора на переднем плане. Но всё же друзья были искренне рады, что хотя бы в объектив фотоаппарата сумели рассмотреть подножие вулкана, до которого им уже не суждено было в этом сезоне добраться!

Побродив с фотоаппаратами ещё с полчасика, друзья решили перекусить халвой, а затем, немного отдохнув, отправиться в обратный путь.

После сладкой халвы на обоих навалилась приятная усталость, и путники прилегли на тёплые прогретые камушки, покрытые чёрным накипным лишайником. От прикосновения лишайник ломался, превращаясь в мелкую пыль. Андрей впервые видел такое, создавалось впечатление, что кто-то специально опалил его огнём.

Как только Виктор закрыл глаза, розовые зайчики запрыгали перед ним, подобно белкам, что кружились у лиственниц. На душе стало так спокойно и радостно, что никуда уже не хотелось идти. Вот так лежать бы вечно на солнышке и думать о чём-то добром и приятном!

«Как бы то ни было — мы увидели Удокан, увидели район вулканов и травертиновых источников! — рассуждал Виктор. — И пускай мы до них совсем чуть-чуть не дошли, в конце концов, это не самое важное. Главное — мы прикоснулись к этой удивительной земле, осуществили свою давнюю мечту! А то, что не сумели добраться до конечной цели — не беда! Может быть, мы ещё раз приедем сюда, только уже большой группой, и сможем завершить маршрут, и Андрей снимет на новую камеру фильм, и всё-всё будет хорошо…»

И Виктор на какое-то время погрузился в спокойный и безмятежный сон.

Очнулся он оттого, что солнце, раньше светившее ему прямо в глаза, куда-то скрылось. Он приподнялся и понял, что проспал не меньше часа. Склон поглотила глубокая чёрная тень. Вместе с солнцем закончилось и тепло, зато появилась ненавистная мошка, пока ещё вялая и разморенная дневным зноем, но уже набирающая силу и готовящаяся к разнузданной вечерней трапезе.

Андрей тоже очнулся, огляделся вокруг и удивлённо воскликнул:

— Мы с тобой что-то совсем расслабились!

И друзья, собрав свои вещи, начали спускаться вниз.

Пройдя метров двести, они оказались перед густыми зарослями кустов ольхи вперемешку с кедровым стлаником. Похоже, что они немного сбились с пути, и Андрей предложил:

— А давай выйдем к ручью и уже вдоль него попробуем спуститься к подножию. Так ведь быстрее!

Виктор согласился. Заодно ему хотелось посмотреть, откуда течёт этот самый ручей. Весь снег на склоне давно растаял, и он предполагал, что где-то среди скал имеется источник, дающий начало ручью.

Спуск был довольно крутым, но более коротким. Путники, помогая друг другу и стараясь аккуратно ступать на всю ступню, продвигались вперёд.

Ноги у Андрея стали ватными и еле слушались — всё-таки зря они позволили себе так расслабиться, теперь путь домой покажется тяжёлым и длинным.

Справа послышалось журчание воды, и друзья направились на этот звук, мечтая увидеть источник. Но когда они с трудом преодолели последние на пути заросли, то оказались на пологой и гладкой каменной плите, по которой бежал ручей. Исток находился где-то выше, и его не было видно. Андрей осторожно ступил на камень, и сердце его вдруг усиленно забилось.

— Чёрт, здесь можно сломать себе шею! — обратился он к Виктору.

Андрей достал фотоаппарат и сделал несколько снимков ручья. Близко к мокрому камню подойти он побоялся, так как тот был покрыт скользкой зелёной слизью. Поэтому он даже встал на четвереньки и, придерживаясь одной рукой за плиту, попятился обратно.

Виктор же немного поднялся по склону.

— Представляешь, какая тут замечательная горка зимой! — крикнул он Андрею, который к тому моменту уже покинул опасный участок и сел на камень рядом с зарослями ольшаника.

— Ага, только потом костей не соберёшь, — ответил Андрей, которого никак не покидал неожиданно возникший испуг. — Я тебя прошу, Вить, аккуратней!

— Да ты не переживай, у меня ботинки хорошо держат, это вот ты в сапогах лучше сюда не ходи. Я сейчас, пять минут — и будем спускаться!

— Темнеет уже, к ночи придём, — недовольно отозвался Андрей, закуривая сигарету.

Виктор решил подняться выше и сфотографировать небольшой водопад, шум которого раздавался из-за широкого камня, напоминающего своей формой голову медведя. Он, в отличие от Андрея, не боялся поскользнуться, поскольку был уверен в протекторе своих ботинок, да и поверхность здесь имела совсем маленький уклон.

От камня до водопада оказалось ещё метров двадцать, и Виктор пошёл дальше, внимательно поглядывая на воду, растёкшуюся по каменной плите блестящей плёнкой.

«Главное — не попасть в неё ногой!» — подумал он мимоходом.

Хотя солнце уже давно покинуло это место, мокрый камень переливался множеством оттенков, создавая ощущение небывалой насыщенности цвета. Виктору хотелось подойти как можно ближе, поскольку на фотоаппарате стоял широкоугольный объектив. Глядя в глазок камеры, он подыскивал удобный ракурс и постепенно смещался к ручью. Ещё немного надо было сдвинуться, хотя бы полметра!..

И тут Виктор ступил на зелёную слизь. Только секунду назад он специально смотрел вниз, но, видимо, не заметил её!

Нога выскользнула вперёд, он сильно ударился спиной о каменную плиту и начал съезжать.

В первые секунды он даже не понял, что именно произошло, и надеялся, что сейчас ухватится за что-то и сможет встать. Но руки беспомощно скребли по поверхности и не находили ни одного выступающего камня, ни единого кустика или травинки. От неудачных попыток схватиться за что-либо на пальцах с хрустом ломались ногти, шероховатая, как наждачная бумага, каменная плита сдирала кожу на оголившейся спине. И тут Виктор осознал, что уже ничего не сможет сделать, что ему не остановить это стремительное движение вниз!

Скорость увеличивалась с каждой секундой. Его бешено трясло на неровностях плиты, от вибрации разум стал отключаться, всё вытеснила невыносимая физическая боль. Он только успел подумать о том, что сейчас его разгонит, подбросит на очередном водопадном уступе и швырнёт на камни. Мысль эта была простой, понятной и не вызывала никаких эмоций, кроме какой-то детской обиды на собственную беспомощность. И ещё он помнил, что где-то рядом находится Андрюшка…

Но в следующее мгновенье страшный удар пополам сложил горящее от боли тело, превратив его во что-то маленькое и не имеющее к нему никакого отношения, и чёрная, обитая бархатом, дверь захлопнулась перед глазами.

После этого время потекло совершенно по-иному. Множество картинок в голове то возникали, то исчезали, не оставляя следа. Это было что-то отстранённое, напрямую не связанное с его жизнью, но дорогое сердцу, согревающее материнской заботой, как в детстве. Секунды растягивались в минуты и часы. Он видел очень странный, но не страшный сон. В нём присутствовали незнакомые люди, говорящие голосами жены, отца, его родного брата, Андрея. Их внешнее отличие от реальных людей, которых он хорошо знал, не вызывало какого-то удивления или испуга. Просто так вот они изменились, такими стали, но это ничего, это нисколько не мешало им общаться. Затем он увидел какие-то горы с высоты птичьего полёта. Они тоже не были похожи ни на одни из известных Виктору гор. Но при этом он почему-то чувствовал, что места ему хорошо знакомы. От кого-то тихо, будто сказанное на ухо, прозвучало слово «Саяны», и Виктор обрадовался, что ему подсказали. Конечно, это Саяны, правда, совсем не похожие на те, которые он когда-то видел, но сейчас это не имело значения. Скорее всего, он ошибался тогда, раньше, а теперь ошибки быть не может — Саяны именно такие! Вообще казалось, что сейчас всё происходящее истинно, что он узнал какую-то тщательно скрываемую от него тайну, объясняющую буквально всё — его жизнь, жизнь близких ему людей, дорогие сердцу места, с которыми связаны те или иные события. Будто открылось наконец настоящее лицо этого запутанного мира, и лицо это оказалось знакомым, хотя и имело необычные очертания. Ясность ощущалась не на уровне сформулированной мысли, а где-то внутри, и она отзывалась в унисон настроенным инструментом, натянутыми до определённого состояния струнами, совпадала с неким камертоном, о существовании которого Виктор лишь догадывался. Но теперь-то уж он непременно перенесёт это знание в обычный мир, туда, где всё так запутано, обманчиво и сложно.

Эти и ещё множество каких-то обрывочных, но светлых мыслей, сменяя друг друга в логичной и необъяснимой последовательности, проносились в голове, оставляя взамен пустоту.

Потом вдруг несколько раз что-то вспыхнуло перед глазами, и вначале сделалось тепло и сладко во рту, а потом всё тело как будто ошпарило кипятком! Виктор почувствовал обжигающую боль в правом колене и, наконец, открыл глаза и увидел совсем рядом лицо Андрея. Тот держал его под мышки и куда-то тащил. Каждое прикосновение правой ноги к чему-либо — к камню, к веткам, к телу Андрея — вызывало острую пронизывающую боль, от которой затуманивался разум, и на мгновение Виктор вновь оказывался в другом мире, где время текло по-иному. Но провалы становились всё реже и реже, и постепенно Виктор приходил в сознание.

Почему-то больше всего поражало лицо Андрея — оно было искажено страшной му́кой, из глаз крупными каплями текли слёзы, а губы постоянно шептали одну и ту же фразу:

— Господи, Витька! Дорогой мой, как хорошо, что ты живой, как хорошо!

Виктор старался помочь Андрюшке перемещать своё непослушное тело, но это плохо удавалось. Наконец, они оказались на сухом месте среди кустов ольшаника и мелких берёзок. Андрей прислонил друга к стволу одного из деревьев и стал своим платком протирать его голову. С удивлением Виктор увидел, что совершенно белый платок в руках Андрея становится красным.

У Андрея из глаз продолжали литься слёзы. Виктора это почему-то раздражало. И ещё раздражало, что Андрей всё время что-то делает с его головой, которая беспокоила его меньше всего.

— Там всё нормально, вот только правая нога… — сказал Виктор, сам удивившись, насколько теперь сложным оказалось произносить обычные слова.

И тут его вдруг затрясло от холода. Озноб был таким сильным и нестерпимым, что он не выдержал и попросил:

— Костёр бы развести!

После этих слов Андрей куда-то надолго исчез. А холод продолжал сдавливать голову и тело, проникать всё глубже внутрь, и казалось, ещё немного, и он доберётся до сердца — и тогда всё закончится. У Виктора создалось впечатление, что прошло очень много времени. Но когда он вновь ощутил реальность, рядом с ним уже горел небольшой костер, а Андрей опять что-то делал с его головой.

— У меня не болит голова — только нога! — с трудом проговорил Виктор, с сожалением отметив, что Андрей никак не может его понять.

Следующей картинкой, возникшей перед Виктором, была та, в которой Андрей снимал с него всю мокрую верхнюю одежду и взамен надевал что-то сухое и тёплое.

— Сейчас я тебя переодену и, пока не наступила ночь, пойду за медикаментами и спальниками, — сказал Андрей чужим голосом.

Виктор догадался, что друг отдал ему свою одежду, поскольку сидел рядом с ним в одной жилетке на голое тело.

— Ты замёрзнешь, — тихо произнёс Виктор.

— Нормально, я согреюсь в пути, — ответил Андрей, и глаза его вновь сделались влажными. — Витька, чёрт побери, ну как же это! Что же ты натворил?

Но Виктор не знал, что ему отвечать. Он и сам не очень понимал, что именно произошло. Ясным оставалось только одно — двигаться самостоятельно он не может, скорее всего, повреждена нога. Но насколько всё это серьёзно?

Кроме правой ноги сильно жгло спину — от шеи до самого копчика. Похоже было, что там просто не осталось кожи, и оголённое мясо чувствовало каждое дуновение ветерка, каждый изгиб коры дерева, к которому Виктор был прислонён.

— Мне надо идти. Ты сможешь поддерживать огонь? Веток должно хватить! — спросил Андрей, глядя другу в глаза и пытаясь понять, в каком состоянии он находится.

— Иди, всё нормально, — еле шевеля губами, ответил Виктор.

— Подбрасывай ветки в огонь, иначе он погаснет! — не успокаивался Андрей, боясь чего-то и не решаясь уйти.

«Господи, зачем он со мной, как с маленьким! — подумал Виктор. — Я в своём уме, чего он тянет, чего ждёт?»

Виктор никак не мог согреться. Руки залезали в самое пламя, но по-прежнему оставались ледяными, с негнущимися ободранными пальцами. Андрея уже очень давно не было. На склоне потемнело, только небо ещё не превратилось в чёрное, и на его фоне различались ветви деревьев, и прорисовывались очертания гор с той стороны долины.

Интересно, когда придёт Андрей? Может, завтра утром? Или не придёт вообще? И что надо делать теперь, как поступать? В одиночку он его отсюда не вытащит, это ясно, значит, придётся Андрею идти за помощью, но сможет ли он, ведь путь сюда занял почти полтора месяца!

И перед Виктором мысленно стали возникать события, произошедшие с ними во время их путешествия. Вот они целую неделю челноком таскают рюкзаки от Большого Леприндо до озера Леприндокан, потом плывут по этому озеру, но им мешает встречный ветер, и приходится дожидаться ночи и уже в темноте грести вдоль берега, затем они очень долго идут по реке Куанде, именно идут, волоча за собой по камням лодки, и каждый вечер вместо ужина заклеивают их разодранные днища, а в конце, что же было в конце? Непролазная тайга, длинный путь по Сыни, курумам и марям, обессиленный Андрей падает и не может встать, они ночуют на болоте…

Виктор не понимал, сколько времени прошло, но вдруг обнаружил, что костёр погас. Неужели он заснул и проспал несколько часов? Но тогда где же Андрей? Боже, какой весёленький подарочек он преподнес своему другу в конце похода, как сполна отблагодарил за совместное путешествие!

И тут до его слуха донёсся далёкий крик. Кто-то звал его по имени. Виктор попытался ответить, но вместо звука из горла вырвался еле слышный хрип. Он попробовал ещё раз, но ответить снова не получилось.

«Если это Андрюшка — он меня найдёт!» — подумал Виктор и перестал даже пытаться откликнуться на всё приближающийся голос.

Вскоре снизу склона послышался стук камней, хруст веток, и по очертаниям, на миг прорисовавшимся на фоне светлого валуна, он узнал Андрея.

Подойдя ближе, друг скинул рюкзак и вдруг нагнулся и обнял Виктора.

— Я не мог тебя найти! Ну почему ты не отвечал, ты спал? — и Андрей всхлипнул, как маленький обиженный ребёнок.

Виктор тоже обнял Андрея, он чувствовал, что тот дрожит всем телом, а сердце его стучит так громко и часто, будто готово выпрыгнуть из груди.

— Я отвечал, но тихо, — сказал Виктор. — Может, мы с тобой чаю заварим?

Андрей поднялся, и на лице его засияла счастливая улыбка, которую заметно было даже в наступившей темноте.

— Витька, конечно! Сейчас накипятим воду, а пока я обработаю рану на твоей голове.

Через несколько минут костёр вновь радостно потрескивал, а Андрей, тщательно протерев руки спиртом, выливал что-то жгучее и пенящееся на макушку Виктору, приговаривая, будто медсестра:

— Потерпи, дорогой, сейчас обработаем, завяжем, и всё пройдёт!

— Андрюх, там ведь всё нормально с головой? — спросил Виктор, которому очень хотелось самому увидеть, чем так долго занимается его друг.

— Да, только содран большой кусок кожи с волосами. Возможно, надо его срезать, но я боюсь, пусть лучше подсохнет. А что с ногой?

Виктор осторожно дотронулся до правого колена, но даже лёгкое прикосновение причинило ему острую пронизывающую боль.

— Наверное, сломана.

Андрей покачал головой. В нём шёл процесс осмысления происшедшего, но, судя по выражению лица, мысли были тяжёлыми и очень его пугали. Виктор же никак не мог расслабиться, всё его гудящее от боли тело находилось в сильном напряжении. У него это периодически случалось после больших нагрузок, и тогда он переставал адекватно реагировать на ситуацию, становился злым, хмурым и обидчивым. Андрей знал об этой особенности его организма, но сейчас не был уверен, что состояние товарища связано с ней. Он боялся, что у Виктора есть какие-то внутренние повреждения, невидимые глазу и пока не ощущаемые им самим, ведь по склону он пролетел больше ста метров, один из участков этого бешеного падения Андрей совершенно не видел — в бессознательном состоянии его могло сильно ударить о камни, поломать рёбра, да и мало ли что могло произойти!

Друзья поужинали быстрозавариваемой кашей, выпили сладкого чая, после чего Андрей помог другу залезть в спальник и уложил его на самом пологом месте, которое с трудом удалось найти. Сам он пристроился рядом, прислушиваясь к его дыханию и готовый в любой момент что-то для него сделать.

— Тебе нужно идти за помощью, — спокойно произнёс Виктор. — Иначе мы отсюда не выберемся.

Андрей с минуту молчал, потом стал говорить уверенным и решительным голосом:

— Я знаю. Пока я ходил за вещами, всё как-то придумалось само собой. Завтра я принесу тебе палатку, вещи, надеру шишек со стланика, заготовлю дров и пойду.

— Мне не нужно много продуктов. Я буду без движения, силы тратить не на что! — попытался возразить Виктор.

— Ладно, Вить, завтра разберёмся! Пойми, через три-четыре дня я уже буду у лабаза на Куанде, а тебе придётся ждать меня тут как минимум дней десять!

— Я готов ждать две-три недели, сколько нужно, — ответил Виктор. — Только не торопись, не нервничай, иди аккуратно, береги силы!

Андрей тихо ухмыльнулся.

— Вот ты мне всё время говорил, что надо быть осторожным и внимательным, а как всё вышло…

Виктор не отвечал. Он попытался перевернуться на другой бок, но боль в ноге никак не давала ему это сделать. Затем изменить положение затёкшего и ноющего тела всё же удалось, и он, тяжело и протяжно выдохнув, извиняющимся голосом сказал:

— Прости меня, Андрюха!

— Главное, Вить, что ты жив! Я очень боялся, в общем, мне стало страшно… — и Андрей запнулся и засопел носом.

Виктор не умел говорить ласковые слова, не умел успокаивать, ему самому было настолько плохо, что даже разговор давался ему усилием воли. Но очень хотелось сказать другу что-то доброе, сделать так, чтобы ему стало легче хотя бы на время.

— Со мной всё будет хорошо, ты же меня знаешь! — сказал он самым бодрым голосом, на который был сейчас способен.

— Знаю! — откликнулся Андрей и нервно засмеялся. — Вернее, знал, а вот теперь сомневаюсь.

— С головой у меня всё хорошо! Я всё понимаю, всё осознаю, так что ты не переживай, я ведь привычный к таёжной жизни! — с этими словами Виктор ещё раз попытался поменять положение своего тела, но нога и спина так сильно болели, что Андрею пришлось ему помогать.

— Видишь, ты и повернуться сам не можешь! — с горьким укором произнёс Андрей.

— Я приспособлюсь. Я обещаю — со мной больше ничего не случится! Ты должен об этом помнить!

Ночь была тёмная, сырая, но тёплая. От ручья доносился приятный запах каких-то незнакомых растений, вдалеке протяжно кричала желна, а совсем рядом в кустах ольшаника коротко и тихо попискивал бурундук. Всё оставалось таким же, как пять часов назад, как прошлой ночью, как в прошлом году. В природе ничего не изменилось. Но в жизни Виктора и Андрея была проведена невидимая граница, разделившая её на «до» и «после». Трудности похода, тяжёлые рюкзаки за плечами, потеря видеокамеры — всё безвозвратно ушло в прошлое. А остались только сегодняшний кошмар и будущие трудности, которые ещё только набирали обороты, чтобы потом обрушить всю свою мощь и коварство. Оба друга очень хорошо представляли себе этот рубеж, понимали, что больше уже не будет того покоя и свободы, за которым они сюда приехали. Теперь потребуются огромное напряжение и выносливость. И ещё — придётся отбросить всякие эмоции, всякую сентиментальность и капризы. Виктор был готов к этому, а вот сможет ли Андрей? Он всегда отличался излишней впечатлительностью, эмоциональностью и, хоть и редко, но срывался, психовал, выходил из себя. Это в обыденной жизни он создавал впечатление очень уравновешенного и спокойного человека, но Виктор знал его и другим — нервным, раздражённым, резким. И вот теперь, когда основной груз поневоле лёг на него, справится ли он с ним, не впадёт ли в панику, не потеряет ли здравый рассудок, без которого невозможно идти одному по глухой тайге, где на каждом шагу подстерегают неожиданности, опасности и скрытые от невнимательного взгляда препятствия! Не получится ли так, что отправляя Андрея за помощью, Виктор на самом деле подвергает его жизнь риску. Но где тогда выход? Не сидеть же тут вдвоём на склоне и тихонько плакаться друг дружке в жилетку!

Сегодня Андрей успел сделать кучу дел. Выглядел он более спокойным, уверенным и часто улыбался. Правда, Виктор понимал, что, скорее всего, он держится перед ним, чтобы друг не заподозрил, какие на самом деле сомнения терзают его душу. Но всё же решение о том, что Андрей отправляется за помощью к людям, было окончательно принято без всяких обсуждений, и теперь друзья занялись бытовыми делами, стараясь не думать о будущем, а просто выполнять то, что было необходимо, чтобы выжить им обоим: Виктору здесь, на склоне, а Андрею — по дороге к посёлку.

Ночевать Андрей захотел внизу, на месте их бывшей стоянки у водопада, чтобы завтра с первыми лучами солнца отправиться в путь. Настало время прощаться. Они оба оттягивали этот момент. Но Андрею пора было уходить. Начинало смеркаться, а он должен был успеть сегодня собраться в дорогу.

Друзья молча сидели у разложенной палатки, Андрей поправлял повязку на голове Виктора и ещё раз напоминал, чтобы он не забывал сразу же сжигать окровавленные бинты, дабы не привлекать запахом зверя. Потом они опять долго молчали, глядя прямо перед собой. Андрей закурил. И тут прямо перед ними на ветку ольхи уселась большая пятнистая кедровка. Расстояние до неё не превышало пяти метров! Виктор никогда не видел эту хитрую птицу так близко. Поскольку друзья сидели без движения, возможно, что кедровка приняла их за какой-то странный и неизвестный ей предмет. И теперь она с интересом его изучала.

— К нам гости, — тихо произнёс Виктор, немного шевельнувшись.

Кедровка встрепенулась, нахохлилась, будто петух, и громко три раза прокаркала. После этого она повернулась к людям хвостом, сделала, не стесняясь, свои дела и слетела с ветки куда-то к подножию склона.

— Вот зараза! Накаркает ведь! — возмутился Андрей поведением птицы.

Виктор улыбнулся и по-иному перевёл поведение кедровки:

— Она просто сказала, что всё это такая ерунда, что не стоит попусту переживать!

Друзья обнялись, пожелали друг другу удачи, и Андрей, надев рюкзак, пошёл вниз. По пути он оглянулся, и Виктор вдруг заметил, что внешнее спокойствие, усиленно удерживаемое Андреем на лице в течение дня, бесследно исчезло, и в его глазах вновь появились страдание и боль.

— Береги себя! — крикнул Виктор.

Андрей помахал на прощанье рукой и скрылся среди зарослей и камней.

Виктор остался один. Пошёл отсчёт его жизни на склоне. Он старался ни о чём не думать и для начала разделил оставленные Андреем продукты на пятнадцать равных частей. При любых раскладах через две недели его друг должен был вернуться.

Виктор понимал, что на самом деле продуктов не хватит и на неделю, но он собирался экономить силы, не тратить их понапрасну, а потому рацион питания можно было сокращать до минимума.

Пока Виктор раскладывал еду, в нём вдруг проснулся зверский аппетит. Так часто случалось, когда приходилось заставлять себя экономить продукты! Рядом с палаткой стоял приличных размеров полиэтиленовый мешок с кедровыми шишками. Он подвинулся к нему, вытащил две шишки и с удовольствием принялся щёлкать орешки.

«На орехах можно продержаться долго! — подумал он. — Заваривать кашу или картошку буду раз в день, так что попробую растянуть дней на двадцать!»

Похолодало. Погода не предвещала ничего плохого, но Виктор всё же накрыл куском полиэтилена заготовленные Андреем дрова, сложил в кучу посуду, навёл некоторый порядок внутри палатки и, достав свой дневник, принялся делать в нём записи — первые записи после произошедшего на склоне события.

Неожиданно он вспомнил про второй фотоаппарат с широкоугольником. Всё-таки жалко его было! Сегодня он попросил Андрея сходить наверх, к оставленному кофру, который он, благодаря какому-то шестому чувству, снял с плеча секунд за десять до падения. Андрей принёс ему этот кофр, и ещё сказал, что видел на дне водной чаши, спасшей Виктору жизнь, его аппарат с широкоугольным объективом. Конечно, Виктор не просил своего друга достать его, поскольку глубина в том месте превышала два метра, а вода была ледяная, к тому же фотоаппарат уже вряд ли подлежал ремонту. Но всё-таки жаль его было! И Виктор пообещал себе изобрести какое-нибудь приспособление для того, чтобы аппарат из чаши вытащить.

«Необходимо придумывать себе занятия, только так и можно будет пережить эти дни вынужденного одиночества!» — решил он для себя.

Ночью ему вдруг сделалось плохо. Нога так ужасно заныла, что он никак не мог найти положение, в котором стало бы хоть немного легче. Спать на спине было тоже больно, но нога беспокоила сильнее, поэтому Виктор лёг на левый бок, застегнул спальник и попробовал заснуть. Перед глазами появился блестящий от воды склон. Это видение уже много раз преследовало его. Причём всё заканчивалось именно в тот момент, когда он потерял сознание, будто бы запись на этом месте обрывалась или была кем-то предусмотрительно стёрта. И от этой предопределённости видения, оттого, что существовал предел, за который никак не удавалось переступить, в Викторе постепенно зрело и крепло желание увидеть этот вычеркнутый кем-то фрагмент, понять, что же в нём было такого, отчего разум отказывался фиксировать его и запоминать.

Может, произошло какое-то чудо, что-то, о чём нельзя знать, поскольку находится оно в другом измерении, по другую сторону жизни? Ведь Андрей рассказывал сегодня, что подробно просчитал траекторию падения Виктора, и не может понять, как тот очутился в этой луже с водой! Судя по его расчётам, он должен был на всей скорости угодить в самый её край. Но Виктор оказался в её середине, а нависающую над водой скалу только задел правым коленом. Кстати, почему правым? Скала находилась слева, летел по склону он ногами вперёд. Так что же произошло? Кто ему помог не разбиться насмерть, кто спас и направил в эту будто специально подготовленную чашу с водой?

Виктору не давали покоя эти навязчивые мысли, он вновь и вновь возвращался к «пропущенным кадрам», пытаясь восстановить их, представить перед глазами. И в один из таких моментов видение продлилось чуть дольше обычного, и он успел заметить что-то странное. Вначале он не понял, что это. Но потом вдруг отчётливо увидел огромную руку, вставшую преградой на пути к смертоносной скале. Рука эта слегка подтолкнула его, перенаправила и тут же исчезла.

От увиденного чуда Виктора охватил жар, он покрылся испариной и открыл глаза.

В палатке было абсолютно темно и очень душно. Всё тело при этом знобило.

Виктор расстегнул спальник — так стало легче.

«Неужели я заболеваю ещё и простудой?» — пронеслось у него в голове.

Он знал — когда организм находится в состоянии стресса, обычные человеческие недуги типа простуды, насморка, ангины или бронхита его не берут. В походах и экспедициях никто не болел подобными болезнями. У Андрея по этому поводу существовало иное мнение, он считал, что в природе, в отличие от города, просто негде подхватить вирус, поэтому простуды и прочие городские хвори тут невозможны.

И всё же Виктору было так жарко, что захотелось расстегнуть молнию в палатке. И он начал подыматься, чтобы дотянуться до входного замка, но в этот момент что-то задело крышу палатки, отчего она вздрогнула и с потолка на голову потекли капельки конденсата. Виктор насторожился — неужели медведь? Он провёл рукой по бинту на голове — бинт оказался сухой, запаха крови не должно было быть.

Затем послышалось какое-то шуршание, сопровождаемое тихим недовольным рыком, загремела посуда, ослабли некоторые натяжки на палатке. Сомнений не оставалось — мишка пожаловал в гости и теперь искал, чем поживиться.

Виктор отказывался понимать головой неожиданную опасность. Он думал о другом: где у него спрятаны продукты? Руки вдруг сами стали искать пакет, находящийся в ногах. Да, конечно, продукты были внутри! Но от них тоже не должно быть запаха — все каши, сахар, соль и чай запечатаны в пластиковые бутылки. Хотя кто знает, насколько у медведя острый нюх! И вообще — что ему стоит полоснуть лапой по палатке и выдернуть из неё беспомощного человека!

И Виктор вдруг осознал, что он точно так же, как во время того страшного падения, абсолютно ничего не может сделать, изменить. Он опять летел по склону, и ему вновь было ужасно обидно, что так нелепо и глупо заканчивается его жизнь!..

Звуки снаружи постепенно затихли. Не слышно было ни шагов, ни грозного дыхания. Зверь либо затаился, либо ушёл. И Виктор лёг на спину и натянул на себя спальник. Жар, донимавший его несколько минут назад, куда-то исчез, и стало даже прохладно и зябко.

«Надо будет завтра все вещи снаружи убрать — и посуду, и мешок с шишками, и топор. Вот! Топор хорошо бы держать при себе, что-то я совсем перестал соображать, так нельзя!» — думал Виктор, до конца застёгивая молнию спальника.

Вскоре он уснул. Но часа через полтора очнулся оттого, что ужасно захотел справить малую нужду. И он уже собрался открыть палатку, как вдруг вспомнил о медведе. А вдруг зверь всё это время дожидался момента, когда ему прямо в лапы придёт лёгкая добыча?

И Виктор, с трудом сдерживаясь, начал искать в палатке кружку. Он помнил, что кружка должна быть тут. Потом он нашёл её, до краёв наполнил просившейся наружу жидкостью и, совсем немного расстегнув входную молнию, выплеснул содержимое. И тут же представил, что попал медведю в морду.

От сценки, возникшей в воображении, у него вдруг начался приступ смеха. Он трясся в истерике, вспоминая всю ночную историю с медведем, и особенно с кружкой, из глаз его текли слёзы, всё тело болело, но приступ никак не прекращался — сознание находило всё новые и новые моменты в этой истории, представлявшиеся ещё более смешными! Так продолжалось минут пятнадцать. В конце Виктор, обессиленно вздрагивая, уже не мог понять — плачет он или смеётся. Всё лицо было мокрым от слёз, живот от спазма превратился в камень и нестерпимо ныл, но на душе наступило какое-то облегчение, будто слетели тёмные непрозрачные очки, и теперь можно было увидеть пространство, окружающее его, увидеть себя, почувствовать, что он пока жив и может видеть, дышать, двигать руками. И это неожиданное просветление успокоило, расслабило, и, в конце концов, он уснул, забыв про медведей, болящую ногу и мокрый скользкий склон, чуть не отнявший у него жизнь.

Утреннее солнце осветило палатку очень рано, когда не было ещё и девяти часов. Виктор долго лежал, обдумывая планы на день, вылезать ему не хотелось. Но внутри становилось жарко, дышать было тяжело, и он расстегнул молнию и попытался вылезти наружу. Надо было учиться двигаться с помощью рук и одной ноги. Сразу приспособиться у Виктора не получилось, но уже через несколько минут он изобрёл свой способ: вытянув больную ногу вперёд, отталкиваясь здоровой и помогая себе руками, можно было как-то перемещаться. Конечно, любое прикосновение опухшего колена к чему-либо вызывало сильную жгучую боль, но всё же Виктор был очень рад, что уже мог доползти до «бассейна» с водой, что вчера представлялось ему почти невозможным.

Когда он стал искать следы ночного гостя, то пришёл в недоумение — посуда, мешок с кедровыми шишками, поленница дров — всё осталось на месте, ничего не было опрокинуто или разбросано. Неужели это был всего лишь сон? Впрочем, когда он посмотрел на растяжки палатки, то заметил два вырванных колышка. Никаких следов рядом с ними тоже не было, и Виктор подумал, что колышки могли выскочить сами — слой земли тут не превышал десяти сантиметров, под ним находилась всё та же каменная плита, он мог просто надавить во сне на одну из стенок палатки и таким образом вырвать растяжки. И всё-таки его не покидало ощущение, что ночное происшествие не было сновидением, слишком уж явно он слышал шаги, звон посуды, удары по палатке. Надо принять меры предосторожности, иметь под рукой топор и убрать все вещи внутрь, не оставляя непрошеным гостям повода для ночных визитов. И ещё — непременно сменить сегодня повязку на голове, бинт давно прилип и придётся, видимо, размачивать его водой.

Постепенно Виктор привыкал к новому для него состоянию. В принципе жить было можно. Конечно, непросто сразу, в один день, превратиться из здорового и энергичного путешественника в одноногого инвалида. Но инвалидом он себя и не считал, просто ему выпало некое испытание, которое он, конечно, выдержит. А пока нужно найти для себя занятия, не требующие много сил, но отвлекающие от грустных и навязчивых мыслей. Такими занятиями он решил сделать фотографирование и работу над дневниковыми записями. И если со вторым всё обстояло довольно просто, то для того, чтобы сделать хотя бы один приличный кадр, надо было потратить уйму времени и запастись терпением. Ведь не щёлкать же затвором с одной точки, сидя у палатки! Надо немного преобразовать окружающее пространство, срубить несколько кустов, загораживающих обзор, расчистить подходы к воде и начало тропы вниз, по которой наверняка придётся рано или поздно пробираться. И, таким образом наметив для себя первоочередные задачи, Виктор приступил к работе.

Первым делом он решил сделать удобный подход к воде. Этим путём он будет пользоваться чаще всего. Правда, Андрей уже почти расчистил его, но при сегодняшнем первом походе за водой Виктор несколько раз задевал больной ногой за кусты и камни. Сейчас он их уберёт, а потом уже можно будет заняться завтраком.

Когда эта несложная задача была наконец выполнена, Виктора покинули последние силы, которых с утра, казалось, хватало. Больная нога так мешала, создавала столько неудобств, что по окончании расчистки у него исчезло всякое желание разжигать костёр и кипятить воду для чая. И он, боясь перенапрячься, прилёг на освещённый солнцем камушек и через пять минут погрузился в дрёму.

Во сне он продолжал расчищать тропу, пилить мелкие деревца и катать камни. И поэтому когда он через час открыл глаза, то не почувствовал себя отдохнувшим, лишь голова начала лучше соображать и захотелось выпить, наконец, горячего сладкого чая.

Пока Виктор разжигал костёр, откуда-то с верховьев Сыни раздались далёкие раскаты грома. Судя по тому, что над склоном, насколько позволял обзор, стояло безоблачное голубое небо, Виктор не переживал по поводу приближающегося дождя. Если он и будет — то не скоро, и все дела к тому времени будут давно закончены.

После сладкого чая вновь захотелось что-либо делать. Правда, ещё сильнее стал ощущаться голод, но он гнал его от себя, заставлял не думать о пустом ноющем желудке. Каша будет только вечером, на ужин, а сейчас он мог позволить себе лишь пару кедровых шишек, да и то — в качестве вознаграждения за сделанную работу.

И Виктор занялся заготовкой дров. Того, что нарубил Андрей, должно было хватить дней на пять, но Виктор настраивал себя на длительное пребывание на склоне, не меньше двух недель, поэтому дровами всё равно придётся рано или поздно заниматься.

Передвигаясь на руках с вытянутой вперёд больной ногой, он достиг зарослей ольшаника, находящихся на пути к подножию склона. Отпилив с десяток наиболее сухих веток, Виктор вдруг оказался перед проблемой — как их таскать. Не в зубах же? Тогда он решил вернуться в палатку, вытряхнуть содержимое рюкзака и уже с помощью него переносить дрова. На всё это ушла уйма времени, да вот только время он теперь контролировать не мог — часы после падения сломались, и приходилось ориентироваться по солнцу. Сейчас оно находилось на юге, и Виктор предположил, что перевалило за полдень.

Как только последняя партия дров была перенесена и уложена в общую кучу, с неба посыпались мелкие капли дождя. Тучи как таковой не было, но дождик постепенно усиливался, и Виктору пришлось срочно накрывать дрова полиэтиленом, а самому залезать внутрь палатки. Ну что же, не так уж бездарно он провёл эти первые полдня. Расчищена тропа к воде, заготовлено немного дров, можно перебинтовать голову и отдохнуть.

Бинт, действительно, присох. И он обильно смочил его водой, предусмотрительно оставленной в котелке. Жаль, у Виктора не было зеркала, и он не мог понять, что же на самом деле происходит с повязкой. И поэтому, безрезультатно подождав минут пятнадцать, он резким движением сдёрнул бинт и чуть не потерял сознание от острой боли. На макушке сделалось удивительно тепло, а на лицо потекли тонкие ручейки крови.

«Поторопился я! — решил Виктор, доставая перекись водорода из пакета с медикаментами. — Надо перебинтоваться и пару дней ничего не трогать, пока рана хорошенько не подсохнет».

Когда неприятная и болезненная процедура была закончена, он достал из куртки дневник и, прислушиваясь к барабанящим по крыше палатки каплям, стал делать записи. Почерк у Виктора был мелкий, аккуратный, и оставшихся чистых листов вполне должно было хватить, даже если каждый день писать страниц по пять-шесть. Но, когда он начал излагать свои мысли на бумаге, его опять поглотили думы о произошедшем событии, перед глазами вновь возник скользкий склон, и голова закружилась, подступила дурнота, и Виктор отложил дневник, боясь нахлынувшими воспоминаниями испортить себе настроение. Нельзя бесконечно теребить свою душу этим кошмаром, надо попытаться относиться к нему спокойно, как к чему-то, произошедшему не с ним, а с посторонним человеком, иначе одолеет страх, тоска одиночества, и жизнь на склоне превратится в мучение. Лучше думать о будущих походах, предстоящих экспедициях и интересных маршрутах.

И Виктор представил карту Сибири и стал искать на ней место, куда бы ему очень хотелось попасть. Путешествие по карте его увлекло. Но вот беда, он никак не мог вспомнить точное расположение Саянских хребтов, в которые он мысленно опустился. Чётко представились очертания хребта Крыжина, Манского Белогорья, а вот Агульские Белки никак не вспоминались. Они возникали перед глазами в виде какого-то нагромождения возвышенностей, в которые не вписывались водораздельные реки и Агульское озеро. Виктор напрягал память, пытался восстановить много раз виденные карты, но от этого Агульские белки не становились понятней, а приобретали вид сплошного коричневого пятна, большой цветной кляксы между Енисеем и озером Байкал. А представить перед собой этот район очень хотелось — именно там, в загадочной и манящей своим названием Тофаларии, они с Андреем давно мечтали побывать. Огромное количество информации, собранной по этому району, только подтверждало их сильное желание. Особенно притягивали эти самые Агульские белки и одноимённое озеро. Географически это был самый центр Восточного Саяна, и там находились наиболее островерхие пики, ледники и красивые речные долины.

Наконец, Виктор вспомнил название реки, прорезающей агульское белогорье — Орзагай! Странное, непривычное название, которое Андрей вначале читал как «Оргазай», а иногда и вовсе называл «Организаем», никак не привыкая к редкому для русского языка сочетанию букв «р» и «з». Одна из ниток маршрута должна была проходить по нему. Кто знает, может, и удастся в следующем сезоне выбраться опять в Саяны, ведь в этом горном крае так много осталось не увиденного, не пройденного и интересного.

Вечером вновь выглянуло солнце. Капли дождя, будто бисеринки, заиграли на листьях и ветках, золотыми звёздочками вспыхнули на посвежевших камнях, и Виктор не удержался и, достав из кофра фотоаппарат (как хорошо, что он не послушал Андрея и взял два!), пополз к своему «домашнему бассейну», чтобы сделать несколько снимков. Но внимание его переключилось с блестящих капелек на сам склон, по которому он два дня назад совершил неудачное путешествие. Он притягивал его, как место преступления влечёт преступника. И в итоге он несколько раз сфотографировал блестящие от воды камни, оправдывая это тем, что теперь полученные кадры останутся как память о событиях, здесь произошедших. В воде, под самым водопадом, Виктор разглядел свой фотоаппарат с широкоугольным объективом. Глубина там, действительно, была приличной, но главное — рядом не было берега, только отвесная каменная стена. Поэтому даже если придумать какую-то длинную палку с крючком — всё равно затея эта вряд ли даст желаемый результат. И он уговорил себя не заниматься бесполезной работой, чтобы, не дай бог, не поскользнуться ещё раз и не очутиться в этом бассейне, плавание по которому с одной ногой наверняка не доставит ему особого удовольствия.

Ночью у него снова начался жар. Всё-таки ослабленный организм подхватил какую-то инфекцию или простуду, несмотря на стресс и травму. Это Виктора очень расстроило. Он обливался по́том, стонал, ворочался, никак не находя удобного для больной ноги положения. Опять ему мерещились шорохи и шаги, хруст веток и недовольное рычание. И он уже не понимал, что происходит — то ли он постепенно сходит с ума от нервного напряжения, постоянной боли и температуры, то ли всё же у палатки кто-то ходит. И тут Виктор вспомнил, что забыл-таки сжечь старый окровавленный бинт! Целый день он думал об этом, но, когда разводил костёр для ужина, отвлёкся какими-то другими мыслями, и вот теперь только вспомнил о бинте.

«Видимо, всё же трахнуло меня по голове во время падения! — ругал он себя, прислушиваясь к звукам. — Надо собраться, надо всё время контролировать свои действия и не повторять глупостей!»

Ближе к утру жар прошёл, и Виктор уснул.

Следующий день выдался серым, с периодически моросящим дождиком и редкими голубыми просветами на небе. Стало прохладно, и Виктору пришлось надеть на себя свитер и тёплые штаны. Очень много усилий у него ушло на то, чтобы переодеть нижнюю часть — нога так сильно болела, что даже дотрагиваться до неё он боялся. Видимо, от нервного напряжения в организме произошли изменения, и болевой порог значительно понизился. Начала ныть и левая нога. Она почему-то опухла, будто её накачали жидкостью, сделалась какого-то синюшного оттенка и с трудом сгибалась в колене. В аптечке нашлись какие-то успокаивающие и болеутоляющие мази, взятые для растирания перенапряжённых в походе мышц. И он, недолго думая, намазал одной из них левую ногу в области колена. Процедура принесла некоторое облегчение, и он решил в будущем пользоваться мазью ежедневно, ведь потеря второй ноги совсем не входила в его планы.

Хотя Виктор и старался занять себя делом, но всё равно каждый день, каждую свободную минуту возвращался мыслями к чуду, спасшему его от смерти. Он прекрасно понимал, что ничего в жизни не происходит просто так, во всём есть потаённый смысл, не всегда доступный человеку. Но Виктор хотел узнать, почему он был спасён, для каких таких дел и свершений оставлен на этой земле?

Он был уверен, что кроме физических законов в мире параллельно существуют законы иного плана. Их можно назвать как угодно — совестью, духовностью, божественностью. И в его чудотворном спасении нужно благодарить только их. Что-то он должен был из этого вынести, что-то очень важное осознать. Возможно, что удерживающей силой в случившемся являлся Андрей — человек честный и открытый, не умеющий лукавить и воспринявший его беду, как свою собственную. Но как постигнуть смысл того, что произошло, как по-другому назвать, если не Промыслом Божьим?

Думая об этом, Виктор невольно приходил к выводу, что всё в конечном счёте должно закончиться хорошо. И веря в закономерность жизни, в её божественную мудрость, он успокаивался, в голове наступало просветление, и даже физическая боль постепенно отступала.

Одним тёплым вечером он решился наконец отпилить некоторые ветки с закрывающих вид кустов ольхи. Для этой цели он взял складную ножовку и пополз вниз по склону. Кусты росли на самом краю перед обрывом. За ним был второй каскад водопадного ручья, точь-в-точь повторяющий по своей конфигурации первый, и заканчивался он тоже небольшим бассейном с водой, который они с Андреем фотографировали перед началом подъёма на горку.

Отпилив несколько высоких веток, Виктор мечтал получить возможность прямо от палатки наблюдать противоположный берег долины. К тому же теперь он и сам будет хорошо виден, если вдруг по тропе у реки пойдут люди. Всё-таки он надеялся на случайных туристов или охотников. Было ещё только начало осени, самое время для путешествий, рыбалки и охоты.

Преодолев непростые тридцать метров, отделяющих палатку от ольшаника, он вытащил ножовку и начал пилить одну из наиболее мешавших веток. Ножовка была хорошая, остро заточенная, и дело это не представляло особого труда.

Убрав пару веток, Виктор отполз обратно к палатке и проверил, насколько изменился обзор. Так он проделывал несколько раз, подобно художнику, оценивающему свою картину с расстояния. Постепенно долина Сыни открывалась перед его взором. Как истинное произведение искусства, вид её доставлял Виктору радость, будто из-под закрашенного ненужной краской полотна проступало наконец подлинное изображение, долгое время скрытое от глаз, но давно ожидаемое им и настоящее! Вид на долину был своего рода окном в мир, единственной связью с той жизнью, из которой волей судьбы он ушёл, но к которой всеми силами пытался вернуться.

Отпиливая последний мешающий куст, Виктору вдруг показалось, что снизу, от ручья, раздаётся какой-то странный звук. Он прекратил пилить, подвинулся ближе к обрыву и обомлел: внизу, метрах в десяти от него, стоял огромный бурый медведь, отряхивающий свою длинную, с белыми подпалинами, шерсть после перехода через ручей. Он настороженно принюхивался, водил головой из стороны в сторону, но никак не мог понять, откуда доносится пугающий его запах. И в Викторе появилось желание взять фотоаппарат и сфотографировать его. Но внутри вдруг возник даже не испуг, а скорее чувство ответственности. Он вспомнил об Андрее, идущем сейчас по таёжной тропе за помощью к людям, вспомнил о своём обещании, что ничего с ним плохого больше не произойдёт, вспомнил искажённое страданием лицо друга, и фотограф в душе уступил место пострадавшему путешественнику. И Виктор громко и решительно прокричал:

— А ну уходи отсюда!

Медведь вдруг присел на все четыре лапы, потом совершил гигантский прыжок в сторону и бросился вниз по склону, ломая по дороге кусты. Виктор облегчённо вздохнул, но тут же чувство разочарования и обиды заполнило его. Всё-таки надо было медведя сфотографировать! Такое ведь бывает раз в жизни, да и мишка оказался пугливый, не злобный!

Но потом, прокручивая в памяти этот случай, он подумал, что не было никаких гарантий в том, что, увидев так близко человека, медведь обязательно бы убежал. Много раз охотники рассказывали, как близкая встреча с хозяином тайги заканчивалась трагедией — либо для медведя, либо для человека. У зверя происходит очень быстрая, молниеносная оценка ситуации, он за доли секунды просчитывает свои действия. И если по каким-то причинам бегство покажется ему нецелесообразным при малом расстоянии до противника, он, не раздумывая, нападёт! И не потому, что захочет человека сожрать, а просто в целях самообороны. Так что очень даже хорошо, что так всё закончилось, события могли развернуться и совершенно по-другому. Для перехода из пугливого, доброго и неуклюжего мишки в свирепого и непредсказуемого хищника ему достаточно одной секунды. Удар лапой — и когти-лезвия разорвут любую добычу, а сила удара такова, что позвоночник у жертвы рассыпается, как карточный домик! Виктор вспомнил, как в Архангельской области местный житель рассказывал про своего товарища, на которого напал медведь. Он его не задрал, а просто ударил лапой по спине и ушёл. Когда через несколько дней охотники случайно наткнулись в тайге на умирающего мужчину и всё же успели доставить его в больницу — врачи рассказали, что позвоночник переломан в двенадцати местах! Спасти несчастного тогда так и не удалось.

Много ещё случаев вспомнилось Виктору после встречи с хозяином тайги. И всё же — он был очень рад, что так близко смог наблюдать этого, без сомнения, интереснейшего зверя в дикой природе. Конечно, будь они вдвоём с Андреем — наверняка сумели бы снять его на фотоаппарат или видеокамеру.

Шестая ночь, проведённая Виктором на склоне, была самой холодной. Он надел на себя всю имеющуюся одежду, но всё равно стучал зубами и к утру не выдержал, вылез из палатки и развёл костёр. Всё вокруг было в инее, пальцы от мороза не сгибались, но когда заиграло весёлое пламя и затрещали ветки, ему удалось хоть немного согреться, и озноб перестал его донимать. Все эти дни Виктор почти ничего не ел. Он решил, что пока может терпеть голод — будет экономить продукты по максимуму. Но, видимо, перестарался. Организм его настолько ослаб, что вылазки за водой становились с каждым разом всё труднее и труднее. Перед глазами плыло, мысли сбивались, он терял счёт времени и уже перестал заботиться об осторожности, бдительности и внимании. Теперь холод стал очередным испытанием для ослабленного тела. И Виктор решил, что сегодня он приготовит себе, наконец, полноценный обед, а через три дня, если никто не придёт, начнёт думать о том, как самому пытаться отсюда выбраться. Пока это казалось ему невозможным, но постепенно он свыкался с новой мыслью и уже начал собирать вещи, которые ему понадобятся для движения. Подсознательно именно на этот случай он и пытался сэкономить продукты. Он понимал, что для перемещения потребуются силы, а их можно было почерпнуть только из пищи. Правда, была перейдена невидимая граница слабости, и в последние дни есть Виктору уже не хотелось. Но он заставит себя, он поборет нахлынувшую на него апатию и будет бороться!

Когда рассвело, он обнаружил, что не только палатка покрылась инеем, но и все деревья, кусты и камни стали белыми. А хребет, который теперь можно было наблюдать через прорубленное «окно», надел на голову белую шапку снега. Пейзаж приобрёл новый, неожиданный оттенок, и Виктор достал фотоаппарат и сделал несколько снимков заснеженных гор и покрытой инеем палатки.

Сегодня надо было пополнить запасы дров. Кучка, рассчитанная на неделю, начала таять на глазах в связи с тем, что костёр стал не только средством для приготовления пищи, но и единственным источником тепла во время наступивших холодов.

И всё же, несмотря на возникшие трудности, Виктор старался не падать духом, находил в себе способность радоваться и выпавшему снегу, и горящему костру, и тому, что он жив и всё это может видеть и чувствовать. Он вспоминал прочитанные книги Федосеева и Арсеньева, Чивилихина и Михаила Тарковского, чьи герои преодолевали и не такие трудности, попадали в куда более серьёзные ситуации, оставаясь при этом людьми, сохраняя в себе жажду к жизни. По сравнению с ними его положение казалось не столь катастрофическим. Ну, подумаешь, он ограничен в движениях, у него совсем мало продуктов, но зато есть огонь, палатка, тёплый спальник. И Андрей в этот момент ищет людей, которые помогут вытащить его отсюда, разделят с ним беду.

Виктор подумал об Андрее. Если ничего непредвиденного не произошло — он должен уже заканчивать сплав по Куанде. Ещё день-два, и он окажется в Чаре. Андрей преодолеет этот путь и всё сможет. Больше десяти лет он знал своего товарища, много километров было пройдено совместно, съеден, как говорится, не один пуд соли. Андрей всегда выдерживал даже самые серьёзные физические нагрузки, которые для Виктора, ввиду его особенностей, были не под силу. Единственное, что может его сломить — нервные переживания. Он слишком чувствителен и поддаётся плохому настроению. Но сейчас он будет держаться всеми силами, Виктор это знал наверняка. Главное — чтобы ничего с ним не произошло. А в посёлке он непременно найдёт нужных людей, сможет всё организовать и сделать в максимально сжатые сроки! У него есть организаторские способности, режиссёрская профессия наложила отпечаток на его человеческие качества, воспитав в нём умение влиять на людей, заставлять их подчиняться своей воле.

И Виктор, рассуждая обо всём этом, принялся готовить обед. В нём появилась какая-то внутренняя энергия, и проснулся наконец зверский аппетит. Настроение постепенно поднималось, правая нога не так сильно беспокоила, и он решил, что сегодня вечером обязательно закончит записи в дневнике, которые так и были прерваны на том трагическом дне.

Еда придала ему сил. Но желудок с непривычки раздуло, и Виктор был вынужден устроить себе «тихий час» после обеда. Он залез в палатку, натянул на себя спальник и закрыл глаза. Давно надо было нормально поесть! От горячей пищи перестало знобить, прошла уже три дня подряд болящая голова, даже ободранная спина стала менее чувствительной к шероховатостям и неровностям, на которых стояла палатка. Ничего, он ещё три дня переждёт тут, а затем начнёт медленно, пускай по сто метров в день, но перемещаться вниз, к тропе. Маресьев и без ног полз по зимней тайге, а у него есть одна нога и целых две руки! Надо бороться, надо сломить грусть и слабость, тогда возможным станет то, что сейчас представляется нереальным и фантастическим! Виктор лежал в палатке, делал записи в дневнике, и на сердце у него становилось спокойнее и теплее с каждой минутой. Он уже не проигрывал в голове бесконечный «фильм» о своём падении по скользкому склону, не теребил душу желанием разобраться, что же там, в конце концов, произошло, он уносился мыслями в будущее, в то желанное и радостное время, когда все эти проблемы уйдут в прошлое, и они вместе с Андреем сядут за стол, разложат топографические карты и станут прокладывать маршрут новой увлекательной экспедиции. В этот момент Виктор верил в то, что рано или поздно такой момент настанет, надо просто очень сильно этого захотеть, и тогда никакие преграды, никакие трудности и неразрешимые проблемы не смогут помешать. Желания управляют человеком, заставляют превозмочь ситуацию, боль, недуги. А если эти желания не имеют в себе злобы или корысти, если они наполнены добрым и честным отношением к окружающим, если ими движет страсть к путешествиям с целью познания этого мира, а не стремление к сытой размеренной жизни за счёт несчастья других, то неужели тот, кто правит этим миром, кто позволяет осуществляться и не таким мечтам и желаниям, — не поможет, не направит и не спасёт?..

Вечером, сидя у костра, Виктор услышал человеческий крик. От неожиданности он даже выронил из рук кружку с чаем. Крик доносился от Сыни, со стороны тропы. Это был голос мужчины, но он не был похож на голос Андрея. Виктор откликнулся. Его позвали ещё раз. Видимо, человек хотел по звуку найти место, где он находится. Постепенно голос приближался.

У Виктора вдруг усиленно забилось сердце, на лбу выступила испарина. К нему шли люди, они целенаправленно двигались в его направлении. Но почему с ними нет Андрея? И кто они? Как узнали, что он тут один и ждёт помощи?

Через некоторое время он увидел людей у подножия склона. Они махали ему рукой, приветливо улыбаясь, и были рады встрече не меньше, чем он сам.

На следующий день общими усилиями палатку Виктора переставили вниз, а ещё через день пришли спасатели.