Капитан стоял в любимой позе, упершись локтями в углы оконной рамы. Вот уже минут двадцать у него ныло сердце. Украдкой от рулевого он положил под язык валидол, но боль не прошла, а стала как бы глуше. И перед глазами, когда он начинал пристально вглядываться во тьму, начинали плавать радужные пятна.
Сердце его беспокоило не первый раз. И в этот рейс он ушел, упросив медицинскую комиссию дать ему одноразовое разрешение: «Годен на один рейс в связи с производственной необходимостью».
А вот удастся ли обойти эскулапов в следующий раз — трудно сказать. История с «Летучим голландцем» ему не нравилась.
За свое долгое капитанство он повидал многое. Он видел однажды, как горел бельгийский танкер, чадили, взрывались танки, по воде растекалось пламя. И когда в вязкой реке дыма и пламени вдруг вспыхивали точки, он знал — горят люди. Они пытались под водой миновать пленку горящей нефти, но, не выдержав, выныривали и, вспыхнув, уходили под воду, теперь уже навсегда. Из-за треска и рева пламени криков слышно не было. Спасти удалось только трех человек.
В другой раз в жесточайший шторм в тридцати милях от Мальвинских островов он наблюдал, как развалился пополам американский контейнеровоз и обе половинки поплыли в разные стороны.
Видел он и последствия цунами: завязанные в узлы стрелы гигантских плавкранов и перевернутый паровоз на вершине сопки — волна отбросила его метров на триста. Но это были понятные, объяснимые явления: сила волны, штормовой ветер, подводное извержение вулканов.
А тут… зараза, микроб или вирус, которых не видно и невозможно, по крайней мере ему, представить.
Капитан никогда не видел микробов, и теперь они почему-то казались ему похожими на мотыля, что он в отпуске покупал в Москве на Птичьем рынке — красная копошащаяся масса.
Всякий раз, приезжая в отпуск к матери, он отправлялся на Птичий, а оттуда рыбачить на Сенеж или Оку. Он представил ранний июньский день, ряды рынка, многоголосый гул, нестареющие дяди Васи и дяди Пети, торгующие самодельными мормышками, поплавками и тайно — браконьерской снастью. И легкий ветерок, и отдаленный визг щенков, и даже похрюкивание поросенка радостно волновали его. Надо же, в центре Москвы, в десяти минутах от Таганки…
«Черт знает, о чем думаю», — удивился капитан. Сердце немного отпустило. Он набил трубку, закурил, стараясь не затягиваться. Пожалуй, впервые в жизни он не знал, как ему поступить. Точнее, ясен был первый этап: когда они подойдут к «голландцу», он даст команду спустить спасательную шлюпку. Мотористом пойдет Буткус, матросом Афонин. При его росте ему проще дотянуться до борта. Да и ловок. Вряд ли им спустят трап. Похоже, что некому. Дальше — трое подымаются на борт «Орфея», оказывают помощь, если таковая необходима, и… А вот, что следовало за «и», капитан не знал. Если там какая-нибудь страшная зараза, то ни старпом, ни доктор, ни Трыков назад вернуться не смогут. Так оно, по-видимому, и будет. Остается одно — буксировать судно в ближайший порт. Ближайший — Мапуту. Ходу туда, с учетом буксировки, не менее суток. При хорошей погоде…
Капитан услышал легкие шаги, обернулся, дверь рубки распахнулась, возник старпом.
«Прямо по воздуху летает. Молодой», — с завистью подумал капитан.
— Извини, Виктор Павлович, что не вовремя выдернул тебя из койки. На-ка прочти.
Старпом дважды перечитал радиограмму и усмехнулся.
— Чему это ты улыбаешься? — подозрительно спросил капитан.
— Да так… Сон, как говорится, в руку. А Кленкин сию галиматью читал?
— Читал. Я его только что отпустил. Собираться.
— И что же?
— Говорит, возможна эта… эпидемия. Может, там и нет никого, все за борт повыбрасывались. Тридцать лет плаваю, и ничего подобного в моей практике не было.
Старпом погладил коротко подстриженные усики.
— Радиограмма дурацкая. Вроде, как пьяный ее сочинял или сумасшедший. Даже чье судно, не ясно.
— Идти-то придется, — капитан вздохнул.
Рулевой с любопытством прислушивался к их разговору.
— Придется. Кого доктор предложил еще взять?
— Трыкова.
— Хороший матрос. В любой ситуации не растеряется.
— Для доктора важнее, что он на подводной лодке санинструктором плавал. К медицине поближе.
— Разумно. Когда мы будем у «Орфея»?
— Часа через два.
— Прошу добро идти готовиться.
— Радиодело не забыл? С рацией управишься?
— УКВ? Элементарно. Я думаю, больше людей пока брать не следует?
— Доктор такого же мнения.
— Ладно, поглядим, что там у них стряслось.
Каменецкий вышел из рубки и у трапа столкнулся с вахтенным матросом Афониным. Тот едва успел посторониться.
— На ловца, как говорится, и зверь… — усмехнулся старпом. — Вот что, Афонин, соблаговолите вызвать доктора и Трыкова ко мне в каюту. Я вами понят?
— Есть.
— Вот и ладненько. А через час буфетчицу будите. Чай, бутерброды. Действуйте, Афонин, проявляйте трудовой энтузиазм.