Сила слова

Глава 26

Теперь он будет сожалеть

Тогда он будет сожалеть,

Если любовь когда-либо интересовалась его печенью,

И пожалеет, что так обвинял ее.

Нет, однако он считал, что его обвинение справедливо.

(«Много шума из ничего», Акт IV, сцена 1)

МЭТТ ПРИСТАЛЬНО ПОСМОТРЕЛ НА МЕНЯ, КОГДА я ОСТАНОВИЛСЯ перед ним.

— Мэтт. Чем обязан такому визиту?

— О, я просто подумал, что могу зайти к тебе, — сказал он. — Я знал, что у Обри будет часовое занятие с тобой здесь. Хотел разыскать, но потом увидел твой старый блестящий «Бимер» и решил, что лучше подожду здесь.

С этими словами он хлопнул ладонью по крыше моей машины, и я всерьез задумался о том, чтобы проделать то же самое с его головой.

— Может, объяснишь мне, в чем дело? Я полагаю, ты проделал весь этот путь не для того, чтобы околачиваться возле моей машины?

— О, у меня нет желания чистить твою машину, но я испытываю искушение начистить кое-что иное, — сказал он, угрожающе шагнув вперед и сжав кулаки. Я с глухим стуком уронил сумку на землю, адреналин бурлил в моих венах.

— Что ж, мистер Миллер, это невероятно по-детски с вашей стороны. Мы ждем, что кто-нибудь из ваших приятелей придет подбодрить вас?

— Не говори со мной свысока, Грант. Если в твоей тупой башке есть хоть капля здравого смысла, ты выслушаешь то, что я хочу сказать, и перестанешь изображать напыщенного индюка.

— Я весь во внимании. Продолжайте, — сказал он, скрестив руки на груди. Мне потребовалась вся моя выдержка, чтобы не схватить его и не разбить головой о ветровое стекло. Я не привык к такому первобытному гневу.

— Я пришел сказать тебе, что, если ты еще раз причинишь боль Обри, я убью тебя к чертовой матери.

— Без проблем, — спокойно сказал он.

— А вот это уже настоящая угроза. С какой стати мне причинять боль мисс Прайс? Я понятия не имею, о чем ты говоришь. — Я пытался сохранять невозмутимый вид.

— О, я думаю, ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю, — сказал он опасно низким голосом.

Я вздохнул.

— Послушай, почему бы тебе не перестать играть в игры и не рассказать мне, в чем дело, потому что, уверяю тебя, я понятия не имею, что ты пытаешься сказать.

Он скрестил руки на груди, копируя мою позу.

— Хорошо. Никаких игр. — Он прищурился. — Я случайно узнал, что вы с Обри близки. Возможно, ближе, чем должны быть ассистент и студентка.

Я внутренне содрогнулся, но постарался не выдать своей паники. Неужели Обри предала меня? Черт, дело плохо. Что этот парень мог сделать с такой информацией! Возможно, я вот-вот облажаюсь.

— И прежде, чем ты сделаешь поспешные выводы, Грант, она не рассказала об этом добровольно. Мне практически пришлось выжимать из нее правду. У нее был момент слабости. Иначе, я уверен, она бы ничего не сказала. Но если по-честному? Мне не нужно было, ее подтверждения. Я не тупой. Это было нетрудно понять. Я уже некоторое время пытаюсь сложить все это в одну картинку.

Я судорожно сглотнул, но ничего не сказал. Он действительно все знал или блефовал? И если он знал, то играл ли сейчас роль ревнивого бойфренда, угрожая мне, чтобы я держался подальше от его девушки? Так вот в чем дело?

— Не думаю, что ты обязан что-то подтверждать или опровергать. Я здесь не для этого, — сказал он. — И для протокола. Мне абсолютно наплевать, должны ли вы быть вместе или нет, и каковы правила. Меня это не касается. Я даже не думаю, что это так уж важно. Ты можешь думать, что ты такой важный со своей шикарной машиной и высокомерным видом, но ты не профессор. Ради всего святого, ты просто технический специалист.

«Ты не понимаешь», — хотел я сказать. Если бы ты только знал, что поставлено на карту. Но нет, я даже не рассказал Обри о шаткости своего положения. Из всех людей в мире, которым я мог бы довериться, Мэтт был не тем, кому я мог бы что-либо рассказывать. Я сделаю все, чтобы остаться равнодушным.

— Продолжай. Я слушаю, — сказал я.

— Меня не волнуют границы, которые вы пересекли, и все такое. Если бы я это знал, то был бы сейчас в офисе английского факультета, а не стоял бы здесь и разговаривал с тобой. Что меня действительно волнует, так это Обри. Она была не в себе со вторника и, наверное, убьет меня за то, что я пришел сюда и рассказал тебе это, но я никогда не видел, чтобы она так переживала из-за парня. Она сильная девушка, а не плакса. Но на этой неделе? Чувак, все гораздо хуже. — Он вопросительно посмотрел на меня. — Понятия не имею, что она в тебе нашла, но что-то она, должно быть, увидела, потому что ты совершенно сбил ее с толку своим траханьем.

Еще одна неприятная вспышка сочувствия кольнула мою совесть. Я хотел продолжать чувствовать себя уязвленным из-за предательства Обри, но его рассказ о том, как ей пришлось пережить последние несколько дней, заставил меня содрогнуться. С чего, черт возьми, он взял, что имеет право обвинять меня в моих так называемых «похождениях»? Я был жертвой, не так ли? Это не я трахал кого-то другого в баре.

Осмелюсь ли я поговорить с ним на чистоту?

— Послушай. Я не собираюсь притворяться, что мне приятно говорить с тобой обо всем этом, но я вижу, что нет смысла продолжать отрицать, что мы с Обри… были… близкими друзьями, — сказал я, с бесконечной осторожностью подбирая слова.

— Она доверяет тебе. Заботится. Я знаю, что ты ей предан. Но после того, что я видел, что вы двое делали во вторник, я не понимаю, как ты можешь приходить сюда и пытаться заставить меня чувствовать себя дерьмом. Неужели она ожидает, что я закрою глаза на ее поведение?

— Ее поведение? — Мэтт фыркнул. — Ты говоришь о том, что, как тебе показалось, ты видел в «Мэдисон»? Я мало что помню — был в стельку пьян. Я пришел туда, и Обри пришлось позаботиться обо мне. Очевидно, ей пришлось меня поддерживать, чтобы я не упал. Если бы она этого не сделала, я бы оказался на заднице. Итак, когда ты приехал, ты увидел это. И она попыталась проследить за тобой, а потом написать сообщение — хотела объяснить, что произошло, — но ты проигнорировал ее. И знаешь что? Как обычно, она не стала на меня злиться. Каким-то образом они с Джули довезли меня до дома на такси. Я едва мог стоять, не говоря уже о том, чтобы идти.

Я тупо уставился на него. Я не мог сопоставить то, что он говорил, с тем, что видел: они оба были прижаты друг к другу, он обнимал ее, уткнувшись лицом ей в шею, ее нога была зажата между его коленями, одна рука у него в волосах, другая гладила его по спине. И Джули была там?

— Ты даже не представляешь, как сильно я хочу тебе верить, Миллер, но то, что я увидел, было не просто поддержкой Обри, чувак.

Он цинично рассмеялся.

— Знаешь, что я увидел, Грант? Я увидел, как моя бывшая целовалась с другим парнем, и у меня голова пошла кругом. Уверен, даже ты можешь это понять. Обри, как всегда, была рядом со мной. Она утешала меня. Если кому-то нужна помощь, она всегда рядом. Если это тебе как-то мешает, парень, лучше тебе отступить.

— Хочешь сказать, что во вторник вечером между вами ничего не было?

— Ничего, кроме того, что Обри — отличный друг. Если ты думаешь, что за этим кроется что-то большее, то это плод твоего собственного испорченного воображения.

Правда, стоящая за его словами, поразила меня с такой неожиданностью, что у меня перехватило дыхание, когда детали его истории встали на свои места. Я тяжело вздохнул и грубо потер лицо.

— Ах, черт возьми. Не могу в это поверить!

— Уж постарайся, — сухо сказал он.

— Господи, она, должно быть, ненавидит меня, — вздохнул я. — Ненавидит, правда?

— Ненависть — сильно сказано. Она разозлилась, что ты предположил худшее и не дал ей возможности объясниться, но не думаю, что она тебя ненавидит. Я бы не сказал, что ты вне игры.

Я упер руки в бока и беспомощно уставился на него.

— Зачем ты мне все это рассказываешь? Честно.

Он несколько раз сжал и разжал челюсти.

— Потому что Обри заботится о тебе. Потому что ты не слушал ее, когда она пыталась достучаться до тебя, и потому что она слишком горда, чтобы продолжать попытки. Обри — одна из самых независимых и волевых женщин, которых я знаю. Может, она и хандрила день или два, но она не собирается предаваться унынию вечно.

Похоже, он был прав. Во время сегодняшнего урока она лелеяла то, что можно было описать только как глубоко укоренившийся гнев.

— Ты хочешь начать с ней всё сначала? — спросил Мэтт. — Тебе лучше встряхнуть своей высокомерной головой и сделать первый шаг, потому что она убеждена, что ты считаешь, будто ей нельзя доверять.

Я взвесил все варианты, пытаясь решить, как поступить. Хотя передо мной был Мэтт, и он, казалось, был готов говорить откровенно, я испытывал сильное искушение задать вопрос, который хотела задать Обри с того самого рокового вечера, когда мы вместе смотрели «Гамлета». После недолгих раздумий я решил попробовать.

— Могу я задать тебе один вопрос и попросить дать на него честный ответ?

— Да, — сказал он. — Но ничего не обещаю.

— Ладно. Между вами двумя когда-нибудь что-нибудь было? Там. — Спросил я. Теперь он должен был собраться с духом и сказать мне правду.

Он улыбнулся и отвел взгляд.

— Тебе не кажется, что об этом тебе следует спросить у Обри?

— Ну, я же спрашиваю тебя, не так ли? — воскликнул я, пытаясь спровоцировать его на ответ.

— Мы с Обри лучшие друзья, — сказал он. — Люблю ли я ее? Готов поспорить, что нет. Если бы это было не так, я бы сейчас с тобой не разговаривал. Влюблен ли я в нее? — Он помолчал и покачал головой. — Нет. Я не могу говорить за чувства Обри. Если тебе нужна более подробная информация, придется обратиться к ней.

Это был не совсем утешительный ответ. Но он не стал бы рассказывать мне все это, если бы хотел встречаться с ней. Значит, он вмешивался, потому что любил Обри настолько, что хотел, чтобы она была счастлива несмотря на то, что я ему не нравился? Мог ли я позволить себе поверить ему? Я искренне этого хотел!

— Спасибо за честность. — Я потер затылок. И что мне теперь делать? — Она ушла с урока раньше обычного. Может, позвонить ей? Попытаться уговорить ее встретиться со мной где-нибудь?

Что-то в выражении моего лица, должно быть, дошло до него, потому что он сделал два шага в мою сторону и вздохнул. У него был такой вид, словно он меня жалеет.

Немного.

— Послушай, я скажу тебе это, потому что, по какой-то причине, Обри верит, что ты сможешь сделать ее счастливой. Честно говоря, мне было бы все равно, если бы ты исчез с лица земли прямо сейчас, но я пытаюсь думать о ком-то другом, кроме себя. Возможно, захочешь сам как-нибудь это попробовать, — сказал он.

Он замолчал, и на секунду я подумал, что он, возможно, передумал, но затем парень продолжил, говоря так, словно делился совершенно секретной правительственной информацией.

— Позже кое-кто из нас будет ужинать в ресторане. Затем в восемь часов в «Кэп хаус» состоится полуофициальная вечеринка. Могу сказать прямо сейчас, что все будет на высшем уровне. Я видел ее в том платье, которое она планирует надеть, и оно просто невероятное. Я предлагаю тебе мыслить здраво, попытаться обуздать свое гигантское эго и сделать что-нибудь сегодня вечером, чтобы исправить то, что ты напортачил. Если ты этого не сделаешь, то потеряешь ее раз и навсегда. Так случилось, что я знаю, что сегодня вечером там будет кое-кто, кто очень заинтересован в том, чтобы, ну, не знаю, собрать осколки, скажем так.

— Но этот человек — не ты, да? — Я спросил.

— Нет, — сказал он.

Итак, теперь у меня новый конкурент? Могло ли быть еще хуже?

— Что ж, спасибо за информацию. И, как бы то ни было, я очень ценю, что ты пришел сюда сегодня, чтобы все прояснить. Обри повезло, что у нее есть такой друг, как ты, — добавил я настолько искренне, как только мог.

— Она чертовски честная, — сказал он.

— Но ты же знаешь, что я не могу пойти на эту вечеринку, правда? Не думаю, что ты поверишь, но мы старались держаться в тени. Учитывая мое положение, о том, чтобы пойти на вечеринку братства, не может быть и речи, — объяснил я.

— Что ж, тогда, приходи туда ближе к восьми и жди снаружи. Встречу тебя и сделаю все возможное. Но позволь прояснить одну вещь: я не шутил тогда. — Он ткнул в меня пальцем. — Если с Обри все получится, и вы снова будете вместе, тебе лучше больше не причинять ей вреда. Если все-таки ты снова это сделаешь, будешь отвечать передо мной.

— Принято к сведению.

Он засунул руки в карманы и, бросив на меня последний предупреждающий взгляд, направился к дорожкам, ведущим в Куинз-парк.

Я не стал терять времени даром. Я бросил свои вещи на пассажирское сиденье и запрыгнул в машину. Уже собирался трогаться с места, когда вспомнил о сумке, которую дала мне Джули. Я вытащил ее из сумки с ноутбуком. К внешней стороне пластиковой упаковки был прикреплен сложенный листок бумаги. Я осторожно достал его. На нем был почерк Обри, но слова Офелии:

«…воспоминания о тебе,

Которые я так долго хотела сказать.

Прошу, прими их.

Иисус. Передо мной развернулась череда воспоминаний: как я сидел рядом с Обри в театре «Харт Хаус», когда на сцене разыгрывалась шокирующая сцена расставания Гамлета и Офелии; опьяняющее чувство быть так близко к ней в стенах театра и желание наклониться и поцеловать ее; затем, зная, что она была больна и я был бессилен помочь ей; и отчаянная зависть, которую я испытал, когда появился Мэтт, чтобы увести ее наверх, в их квартиру. Именно тогда семя моей ревности — причем, по-видимому, необоснованной — пустило корни, чтобы незаметно прорасти в моем сердце в течение последних трех недель.

Я потрясла головой, чтобы прогнать болезненные образы из головы, прежде чем достать сумку. Календарь. Обри вернула его. Я открыл его на марте — она перестала вести обратный отсчет. В понедельник, девятого марта, был последний красный крестик. Я закрыл календарь с удрученным вздохом и положил его на сиденье рядом с собой.

Я снова полез в сумку и вытащил свою черную футболку. Я развернул ее, и оттуда выпали полосатые перчатки. Я поднес футболку к лицу и глубоко вздохнул. Я все еще чувствовал запах своего одеколона, но в нем чувствовался и безошибочный аромат Обри — фруктового мыла или духов, которыми она пользовалась. Так, значит, она пользовалась им? Возможно, в понедельник вечером, перед эмоциональным потрясением вторника?

Но теперь она не хотела иметь при себе ничего другого, что напоминало бы ей о наших недолгих отношениях.

Бросив рубашку и перчатки на пассажирское сиденье, я в последний раз заглянул в сумку. На дне лежал листок — страница, вырванная из Антологии Нортона. Это был отрывок из третьего акта «Отелло», и одна из строчек Яго была подчеркнута:

«Мелочи, легкие, как воздух

Сильны ли ревнивые подтверждения

В качестве доказательства священного писания».

На полях Обри написала:

Ты умный человек, Дэниел.

Я верю, что ты сможешь с этим разобраться.

Я рухнул обратно на стул. Господи Иисусе. Эти слова на странице — Яго — показали, как легко найти доказательства, на которых можно основывать обвинения, когда подозрения полностью вытесняют все рациональные мысли.

Что я наделал? Я подумал, что, возможно, я действительно болен.

Черт, черт, черт. Мэтт был прав. Я облажался. Как, черт возьми, я мог искупить свою вину? Было ли уже слишком поздно? Я выехал со своего парковочного места. У меня было миллион дел, и нужно было действовать. Немедленно.

Пока ехал, я лихорадочно планировал свой маршрут домой, заехал в химчистку, чтобы забрать костюм. Затем в парикмахерскую, чтобы подстричься. Перед тем как отправиться домой, я заехал заправиться, а потом в автомойку.

В голове стоял рой мыслей, когда я размышлял о визите Мэтта. После того, как я так недвусмысленно ненавидел его в течение стольких недель, мне было трудно смириться с его сегодняшними действиями. Он питал ко мне такую же неприязнь, как и я к нему, и все же он пришел ко мне специально, чтобы выступить в защиту Обри. Это потребовало огромного самоотвержения. Его великодушие пристыдило меня. Он полностью разоблачил меня, доказал, что он лучше меня. Как я мог быть выше этого?

Ответ маячил передо мной, столь же очевидный, сколь и неизбежный. Мне нужно было рассказать Обри правду.

Всю.

Собираясь вечером в «Кэп-хаус», я уставился на свое отражение в зеркале, размышляя, стоит ли мне бриться.

Обычно я так и делал, когда надевал костюм, но Обри, похоже, питала слабость к бакенбардам, а мне нужны были все средства, чтобы вернуть ее. Я решил отказаться и от бритья, и от галстука, оставив белую рубашку с расстегнутым воротничком.

Я улыбнулся, надушившись одеколоном, вспомнив, как она лизнула меня в щеку в пятницу после того, как мы пошли куда-нибудь пообедать. Это так заводило. Что же такого было в этой женщине, что сводило меня с ума и вдохновляло на столь иррациональное поведение?

Я никогда не считал себя ревнивым и уж точно не отличался особой жестокостью. На этой неделе я испытал целую гамму эмоций.

Было ли глупо надеяться, что удастся уйти с вечеринки с огромным облегчением? После ее сегодняшнего поведения и теперь, когда она вернула мне все, что я ей дал, подумает ли она о том, чтобы дать мне второй шанс? Я закрыл глаза, пытаясь вспомнить слова Мэтта.

Не думаю, что ты вне игры.

Господи, я надеялся, что он был прав.

Я собрал все, что мне понадобится на вечер, положил в карман телефон, айпод, бумажник и ключи. Надел пиджак и пальто и отправился в «Кэп-хаус», чтобы попытаться привести в порядок тот впечатляющий беспорядок, который устроил. Я старался вести машину спокойно и терпеливо — я всегда был нетерпим к плохому вождению, но, похоже, сегодня вечером на улицах были самые нетерпеливые водители в Торонто.

В десять минут девятого я подъехал к обочине примерно в полуквартале от общежития. Верный своему слову, Мэтт стоял у входа, разговаривая с другим парнем, который то затягивался сигаретой, то прихлебывал пиво из пластикового стаканчика. Я окликнул его, и он неторопливо направился по дорожке, чтобы встретить меня.

— Дэниел, — сказал он, коротко кивнув.

— Она там, Мэтт?

— Да.

— Как она?

— С ней все в порядке. Тебе лучше собраться с силами. Она злится. Я попробую привести ее сюда.

— Хорошо, я подожду здесь. И спасибо, чувак. — Я схватил его за руку, когда он повернулся. — Нет, серьезно, Мэтт. Спасибо. Правда.

Он высвободился из моих объятий.

— Пока не за что.

Он исчез в доме, а я ходил взад-вперед, пока шли минуты. Я уже начал думать, что Мэтт не сможет вытащить ее на улицу, когда, наконец, он появился в дверях, а за ним следом Обри. Даже с такого расстояния она выглядела потрясающе. Мэтт указал на дорогу, где я стоял. Я поднял руку в знак приветствия.

Она яростно покачала головой, отступая назад, внутрь. Мэтт схватил ее за плечи и, казалось, пытался ее урезонить. Он помог ей спуститься по ступенькам, снял свой пиджак и накинул его на нее.

Она неохотно пошла по дорожке, засовывая руки в рукава, прежде чем плотно скрестить их на груди.

Что ж, еще раз спасибо, Мэтью Миллер.

Конечно же, когда она предстала передо мной, я потерял дар речи. Она выглядела такой красивой, нежной и сильной одновременно.

— Привет, — сказал я, и мой голос прозвучал как звон в ушах.

— Чего ты хочешь, Дэниел? — Она казалась эмоционально опустошенной.

— Мы можем поговорить?

— Ты в этом мастер, ты знаешь это? — Она посмотрела на меня с полным недоверием.

— Я знаю, ты злишься на меня. Я не виню. Но я был бы признателен, если бы ты выслушала меня.

Выражение недоверия на ее лице изменилось — она сжала челюсти, а глаза опасно сузились.

— Я просила тебя выслушать меня во вторник, но ты проигнорировал мою просьбу. Почему все всегда должно быть по-твоему?

Я не знал, что сказать, потому что она была абсолютно права. Я не ответил ей, когда она хотела поговорить, и теперь я здесь, ожидая, что она бросит все дела, чтобы выслушать меня. Я придал новое значение термину «двойные стандарты».

— И на случай, если ты не заметил, я сейчас занята. Во вторник вечером я была вся твоя. Я на сто процентов была готова быть с тобой. Но тебе показалось, что я не достойна объяснений и не дал даже шанса. Теперь смирись и прими последствия своего решения.

Я не думал, что это будет легко, но льстил себя надеждой, что она, возможно, прислушается к моим словам. Очевидно, я переигрывал.

— Ты абсолютно права. Я… я сожалею. Тебе лучше, наверное, вернуться к своему вечеру. Мне не следовало приходить. Я подумал, что если…

— Что ты думал? Что если ты придешь сюда удивить меня — весь такой одетый с иголочки, выглядящий чертовски сексуально со своей стрижкой и сексуальными бакенбардами, — то сможешь очаровать до потери сознания? Ты думал, я влюблюсь в тебя и забуду обо всем на свете? Мы не в кино, Дэниел.

Черт, у нее был мой номер телефона.

— Ну, да, что-то в этом роде, если честно. Эй, парень может ведь надеяться, верно?

Она раздраженно вздохнула, явно разрываясь на части. Ее зубы стучали.

Она была одета совершенно неподходяще для такой погоды. Я отбросил свое эгоистичное желание проявить решительность.

— Возвращайся в дом, простудишься. Прости, что помешал твоему вечеру. Я немного опоздал к столу, и ты имеешь полное право злиться на меня. Мы поговорим на твоих условиях — только скажи, и я приду, хорошо? — Я начал разворачиваться.

— Десять минут, — выпалила она. — Я даю тебе десять минут.

Я посмотрел на нее с благодарностью. Она вздрогнула и обхватила себя руками.

— Только схожу за пальто.

Воздух вырвался из моих легких.

— Спасибо, Обри. Моя машина в конце квартала. Там будет теплее, чем разговаривать здесь. Я буду ждать тебя.

Произнеся эти слова, я понял, что вкладывал в них больше смысла, чем она могла себе представить. Если ей нужно время, чтобы простить меня, разобраться в своих чувствах, обдумать варианты, что ж, я подожду ее. Столько, сколько потребуется.

Она исчезла, а я вернулся к машине, бросил пальто на заднее сиденье и включил обогрев. Через пару минут она появилась снова и уселась на пассажирское сиденье. Она скрестила ноги и повернулась, чтобы спокойно посмотреть на меня.

— Что ж, давай поговорим.