Сила Внушения

29 глава

Конечно, прислуга глупой не была. И прекрасно соображала, что юная пара нанимателей — люди непростые. Как минимум связи у них и знакомства в Москве — имеются. О достатке вообще речь не шла, так питаться могли себе позволить только очень богатая публика. А вчера ещё и родители парня приехали на персональном авто, тоже подтверждая сделанные выводы. Не иначе, как крупные шишки в государственном истеблишменте.

Конечно, внушение, сделанное мемохарбом, работало прекрасно. Катерина о своей новой работе ничего и никому не рассказывала. Только несколько фраз: «убираю в квартире и помогаю с готовкой пищи». Но ведь она сама прекрасно осознавала, кто есть кто и, как только случилась у неё крупная неприятность, сразу помчалась умолять помочь:

— …муж с вечера домой так и не пришёл со второй смены. Но такое у них часто бывает, срочная работа, авралы, план любой ценой. Всё равно всю ночь почти не спала, переволновалась… И утром его товарищ заскочил, сам испуганный, но всё-таки сказал, что моего Василия арестовали за саботаж и порчу оборудования! Там какой-то очень ценный станок сломался, вот и нашли козла отпущения. А на самом деле это предыдущий сменщик виноват, не то масло залил. Но его покрывает начальник цеха, потому что родной племянник. Да и оставшееся ценное масло они куда-то на сторону продают.

— Понятно, — протянул Шульга. — Чуть что, сразу Вася виноват!

По большому счёту ему было глубоко плевать на подобные мелочи, восстанавливать справедливость вдоль и поперек он не спешил. Да и не собирался. Ведь если в общем ничего исправить не получится, то и частности ни к чему. На всех и сразу не разорвёшься при всём желании.

Но вот как кухарка, ему Катерина очень нравилась и терять её было бы глупо. Ну и самое главное: Анастасия смотрела на своего суженого с такой гордостью, требовательностью и с такой убеждённостью в его силах, что разочаровывать любимую и мысли не возникло:

— Хорошо, Катя, попробую с этим делом разобраться. Пошли, пока Настю немного проводим, расскажешь мне, где твой Вася работает, что именно делает и что у него там за начальство… Да и с занятий мне не мешало бы отпроситься…

— Я сама отпрошу! — тут же уверенно заявила Бельских, надевая шапку и укутывая шею широким шарфом. Вроде и октябрь на улице только до середины добредал, а уже зима стучалась в окно холодными лапами.

Через десять минут Киллайд всё знал и деловито шагал в нужном направлении. Только и заставил Катерину идти домой и не мешаться под ногами. Да и она понимала, что её личное присутствие на заводе или, где бы то ни было, ничем не поможет.

Первая часть акции «Выяснение истины», прошла неожиданно легко. Шульга прошёл сразу в кабинет директора завода, поручкавшись вначале с его секретарём. А затем и самого директора не столько загипнотизировал на нужные действия, сколько банально ввёл в курс дела:

— Начальник цеха ворует масло, покрывает вредителя, обвинил непричастного!

Скорей всего руководитель завода и сам бы принял надлежащие меры, знай всю подноготную событий. А так воздействие мемохарба только подтолкнуло и ускорило разбирательства. Несколько звонков по внутреннему телефону, куча начальственных рычаний в адрес нерадивых, и непосредственно на самом заводе завертелась совсем иная карусель, где пошла ревизия материальных ценностей и поиск истинных махинаторов.

После чего директор лично устремился в застенки опорного пункта милиции, где и томился облыжно обвинённый токарь Вася. И там сразу начал общение с начальником, в звании майор, объясняя непричастность своего работника к саботажу и вредительству. Майор Курбаев оказался его хорошим знакомым, вполне вменяемым человеком, сразу прекратив дело и приказав освободить ценного специалиста из-под ареста. Но когда несчастный появился на люди, на него без содрогания было невозможно глянуть: в рваной спецовке, порядочно избитый, лицо опухшее, глаз заплыл и не хватает парочки передних зубов.

И свою обиду на такое к себе отношение, молодой мужчина скрывать не стал. Правда, большинство слов у него вылетали нецензурные, но всё остальное звучало примерно так:

— Я три года на фронтах провоевал, фашистов как собак резал, и ни одного ранения не получил! А тут мне какая-то мразь тыловая зубы выбила?! И при этом пытался сделать меня японским шпионом?! Я до самого Сталина дойду! У-у-у…!

Как ни странно, начальник опорного пункта только и мог посочувствовать:

— Понимаю тебя, сержант, понимаю! — и посоветовать: — Но лучше не нагнетай, не нарывайся! Иди домой, отлежись пару дней… Дашь ему недельку для восстановления?

Это Курбаев уже директора спрашивал.

— Конечно дам! — согласился тот. — Так что иди Василий домой, через медпункт, а мы тут сами разберёмся…

Общими усилиями как-то недавнего арестанта удалось успокоить, уговорить, не раздувать скандал, и отправить в больницу. Всё это время Шульга маячил за директором тенью, словно он его личный секретарь, словно так и надо. Так что и дальнейший разговор между двумя начальствующими приятелями слышал от слова до слова:

— И кто это так моего работягу отделал?

— Да есть тут у нас один чудила, капитан. Хуже бешеной собаки всех кусает, карьеру делает. И не просто на моё место хочет сесть, а сразу выше метит, в районное начальство. Ну и с ним один старшина, тоже гадёныш, по прозвищу Рекс… Сейчас они оба на вызов уехали. И не знаю, как ор переживу, когда они вернутся. Наверняка капитан станет вопить, что я японского шпиона отпустил.

— Неужели такой опасный тип, что ты сам его боишься?

— И рыпнуться не могу! Сынок он одного нашего генерала… Тоже тот ещё фрукт!..

Тут встрял деликатно в разговор Киллайд:

— А что за вызов? И куда именно?

— Да очередную воровскую малину с утра накрыли… А такие места капитан наш со своим Рексом самолично обыскивать любят. Догадываемся, что они нагло тащат всё, что ценное и в вещдоки не сдают… Но связываться, себе дороже… Тьфу! Вот же гадость!.. Скорей бы его уже в район забрали!..

Всё ещё досадуя и чертыхаясь, майор Курбаев и адрес «малины» назвал. После чего попрощался с Шульгой за руку, да и забыл о его существовании. Как и директор, в памяти которого оставалось лишь убеждение, что ему помог разобраться во всём некий лейтенант госбезопасности.

А сам Киллайд поспешил на тот самый воровской притон, где капитан-карьерист проводил следственные мероприятия:

«Если уж взялся за спасение Катиного мужа, — убеждал он себя на ходу, — То надо доводить дело до конца. А то ведь избавиться от подозрения в шпионаже гораздо сложней, чем от обвинений в саботаже».

Успел вовремя. Обыск ещё продолжался. Во двор двухэтажного дома на восемь квартир в двух подъездах, никого не пускали два юных, безусых солдатика. Скорей всего из весеннего призыва. Ещё двое в поте лица грузили полуторку с высокими бортами. Носили какие-то вещи в узлах, чемоданы, баулы, швейные машинки и прочее. Что, в общем-то, кардинально противоречило всем процессуальным и юридическим нормам. Ну арестовали хозяев воровской малины, ну сделали обыск, ну провели подробную опись имущества. Но после этого квартиры опечатывались и стояли неприкосновенными до решения суда. Допускалось лишь изъятие вещественных доказательств, орудия непосредственно преступления и к ним относящиеся предметы.

А здесь чуть ли не тотальный переезд граждане милиционеры устроили. Или слишком много набралось вещественных доказательств?

Солдатиков мемохарб прошёл быстро. А вот на первом этаже пришлось поднапрячься, чтобы банально приблизиться к водителю полуторки. Тот сам копался в груде вещей, отбирая что получше, и бросая на расстеленную на полу скатерть. Но как только увидел в дверях постороннего человека, сдёрнул со спины автомат и направил в его сторону:

— Стоять! Кто такой? Чего тебе здесь надо?

— Да вот, майор Курбаев послал к тебе с запиской! — Александр шагнул вперёд, протягивая перед собой сложенный лист бумаги.

— Стоять! — опять рыкнул водитель, дёрнув стволом автомата. — Положи записку на стол, а сам — за дверь!

То ли у него звериный инстинкт на опасность имелся, то ли обстановка с этим обыском складывалась слишком нервная, но поведение владельца автомата поражало. Ну и сам факт, что он являлся подельником парочки «капитан-старшина», как-то не вызывал теперь сомнений. Те — наверху тайники ищут, а этот — внизу стоит на стрёме. Ну и сам попутно обогащается незаконным способом. Но ошибку он всё-таки совершил: дождался пока посланник с запиской отойдёт к двери, и сам подошёл к столу. А расстояние-то уменьшилось!

Там-то его и настиг ментальный удар подчинения. Чуть позже Киллайд уже стоял за спиной водителя, держа того за голову и считывая у него из памяти нужную информацию. При этом мысленно плевался и ворчал, просматривая неблаговидные поступки пациента:

«Где только такие ублюдки берутся?! И они ещё служат в органах защиты правопорядка?!»

Послужной список троицы «оборотней в погонах» поражал наглыми ограблениями, мздоимством, воровством, афёрами и даже убийствами невиновных. Копаться в таком дерьме было крайне неприятно, зато в копилку знаний улеглись фамилии и должности покровителей «святой троицы», как их пришлось классифицировать за кровавое ограбление нескольких церквей. И приоткрывалась целая сеть преступных групп, которые по мере подачи заявок от своих покровителей действовали то в одном, то в другом направлении. То есть потоки краденного уходили не просто перекупщикам краденного, так называемым барыгам, но шли также в коммерческие магазины, на некоторые склады интендатуры, на подарки и взятки нужным людям. Широко орудовали преступники, с размахом.

И для такого размаха крайне нуждались в милиционерах. Такие исполнительные личности, кои подобрались в «святой троице», очень ценились аферистами всех мастей и любых уровней. Тогда как мемохарб наоборот, решил этих сволочей не привлекать, а тупо уничтожить. Разве что вначале следовало бы просканировать память капитана и старшины. Наверняка они знают не в пример больше водителя.

Поэтому он осторожно подался на второй этаж, где что-то хрустело, скрипело и рушилось. А уже соответствующе настроенный автоматчик шёл следом и подстраховывал со своим оружием.

Шум получался из-за того, что капитан со старшиной грубо выламывали кирпичную стену, выворачивая из неё небольшой сейф, но с опорными, накрепко приваренными к нему штырями. Видимо вскрыть не смогли, так решили забрать целиком. Да так увлеклись этим процессом, что не заметили постороннего в дверях, который замер от них всего лишь в парочке метров. Точнее, замер, прикрываясь дверным косяком.

И правильно сделал, что не начал действовать нахрапом. Оба оборотня в погонах оказались пакри!

«Святые мирцисанки! — досадовал он мысленно, отступая обратно в коридор, и увлекая за собой покорного водителя. — И здесь эти не контролируемые? Хорошо что не заметили, такие ублюдки сразу могли начать стрельбу… Придётся ускорить их ликвидацию! Но всё равно жаль, что нет возможности этих пакри допросить…»

Конечно, с устранением ничего мудрить не стал. Жёсткие команды водителю, который взял автомат наизготовку и стал мысленно отсчитывать означенное время. Затем выход во двор и конкретная задача для солдатиков, которые уже со своими винтовками замерли в нужном месте.

Ещё минута, и внутри воровской малины послышались автоматные очереди. Напоследок два одиночных выстрела. И вот уже водитель выскакивает из подъезда во двор и начинает интенсивно поливать пулями закреплённую за ним полуторку. Естественно, что солдатики, испугавшись за свои жизни, стали залпами стрелять по автоматчику. Попадали они неважно, но общими усилиями всё-таки упокоили сошедшего с ума милиционера. Ну и про визит постороннего парня они уже давно забыли.

А тот уже спокойно, с чувством хорошо выполненного долга, спешил в институт. Всё-таки следовало там появиться хотя бы на парочке лекций. Благосклонным к себе отношением тоже нельзя слишком часто манкировать. Один недовольный преподаватель появится, другой, третий, и вот уже нет авторитета у одного из самых перспективных студентов. При этом не стоило забывать, что недовольных, завистливых, прочих недоброжелателей и так хватало. Всех-то перепрограммировать на любовь к ближнему, да постоянно поддерживать в таком режиме — никаких сил, ни времени не хватит.

Несмотря на все желание, попасть на лекцию не удалось. Сразу на входе в институт, студента Шульгу озадачили распоряжением:

— Немедленно явиться к завкафедрой, к Ахутину!

Пришлось поторопиться в нужный кабинет, ещё на входе в который грымза-секретарь сделала страшное лицо. Мол, шеф жутко гневается. Кстати, очень добрая и грамотная в своём деле оказалась эта секретарь, душевный человек, мать троих детей. Только и стоило покопаться в её биографии тщательнее, да тронуть нужные струны характера.

Михаил Никифорович в самом деле выглядел встревоженным, раскрасневшимся и нервным. Сходу наехал с претензиями на парня:

— Ты почему пропускаешь занятия, Шульга?! Много знаешь? Зазнался?

— Чем больше я знаю, тем лучше понимаю, что мало знаю, — со скорбным видом произнёс мемохарб, враз сбивая с генерал-лейтенанта весь пыл и желание покричать. — Но в данном случае очень чётко вижу, что чрезмерное покраснение вашего лица, уважаемый профессор, это следствие тяжёлого нервного срыва. Что может привести к осложнению работы сердечнососудистой системы. И нам опять придётся повторять весь цикл восстановления. А ведь только-только я позволил вам вновь употреблять коньяк в малых дозах.

Пока он так говорил монотонным, скучным голосом, Ахутин заметно успокоился и даже насмешливо фыркнул:

— Не пугай меня, знахарь-малолетка! Я тебя уже не боюсь, потому что здоров! Иначе говоря, кончилась твоя власть!.. Мм… Ну разве что для профилактики будешь иногда ко мне домой заскакивать. Очень уж тебя моя жена привечать стала…

— Да, достойная, умнейшая женщина…

— Ладно, ладно! Это я и сам знаю… что вы сговорились!

— Тогда зачем сейчас меня… мм, с лекций сорвали?

— За посещаемость — отдельно спрошу! — строго нахмурился профессор. Но тут же перешёл на дружеский, почти родственный тон: — Понимаешь, Александр! У моих коллег — крупные неприятности. И как-то там всё так странно закрутилось, цепляясь друг за дружку… Во-первых: при весьма странных и трагических обстоятельствах погиб главный терапевт нашей страны, академик Вовси.

Шульга не выдержал и презрительно скривился:

— Этот расхититель медикаментов?.. Не удивлён! — видя, как расширяются глаза Ахутина, понял, что придётся раскрывать некоторые тайны прямо сейчас. И приступил к рассказу.

30 глава

В своём кратком повествовании, Киллайд ссылался на источник своих знаний, упоминая в первую очередь академика. Того самого, который уже умер, и который обучал, натаскивал и исследовал самого Шульгу, якобы совсем ещё недавно. При этом приводил такие бесспорные и важные факты, что слушателю сомневаться в них не приходилось. А в финале подвёл соответствующие итоги:

— Естественно, что сейчас, после такого скандала и обыска в квартире покойной четы, органы начнут копать, и отыщут всех виновных в хищениях государственного масштаба. Мало никому не покажется. И ваше счастье, Михаил Никифорович, что вы ничем себя не запятнали в этой грязной истории и не стали соучастником. Можно сказать, повезло, что вы этого Вовси недолюбливали изначально, на уровне простой человеческой антипатии.

Озадаченно кряхтящий Ахутин, согласно кивал головой и приговаривал:

— Надо же, как оно всё… Я и не знал… И ведь никто про обыск и про кучу найденных лекарств — ни слова!.. Но теперь-то очень многое становится ясным!.. И сразу отпадает во-вторых, в-третьих, в-четвёртых… и так далее.

— Догадываюсь, какого типа напасти могут свалиться на вашу голову, — осторожно предположил Шульга. — Скорей всего кто-то просил о помощи и заступничестве, не вскрывая подноготную своей просьбы?

— Именно! — рассердился генерал-лейтенант медицинской службы. После чего в явном сомнении подёргал себя за мочку уха, но всё-таки решился приоткрыть кое-что перед юным знахарем: — Тот же министр нашего здравоохранения, прости господи, товарищ Смирнов, потребовал от меня с самого утра возглавить похоронную процедуру вокруг Вовси. Якобы он сам не может по состоянию здоровья, а я, якобы, добрый друг и покровитель покойного… Вот, зараза!.. Как он всё повернул-то?!.. Хорошо, что я сразу не дал ответ… А ведь Вовси — это его креатура на пост главного терапевта! И он наверняка замешан в хищениях лекарств…

— Потому и прикинулся больным?

— Хм… Скорей всего нет… Его и в самом деле прихватило, жуткие головные боли. Это и было «в-третьих». О тебе он наслышан уже, вот и умолял срочно тебя с ним свести, чтобы ты почародействовал… Но теперь-то: жгут ему на шею, а не лечение от юного знахаря!

Шульга изобразил глубокую задумчивость. Уж очень и давно ему хотелось выйти на Смирнова. У министра здравоохранения в подчинении все врачи, в том числе и те, кто непосредственно следит за состоянием здоровья кремлёвских деятелей.

Поэтому и внёс осторожное предложение:

— Может всё-таки я посмотрю, что там у него с головой? — как он помнил, в прошлой истории Смирнов прожил ещё довольно долго, чуть ли не до «перестройки» дотянул. — Если и не подлечу, то вдруг чего интересное узнаю?

Профессор Ахутин скривился в большом сомнении:

— Ага! Такой проболтается! Тот ещё махинатор!.. И самое опасное, что тебе придётся для этого непосредственно в Кремль переться, а там что угодно может случиться. Тем более на фоне этих странных смертей семейства Вовси.

— Да ладно, кому я нужен? — беззаботно отмахнулся парень. — Молодой, наивный, чукотский юноша. Мне ещё бубен в руки, и будут все надо мной смеяться, как над отсталым, глупым шаманом.

И опять завкафедрой смотрел на юного студента с немалым интересом. Если не с подозрением. Потому что нужен он был в первую очередь именно ему. Оченно уж хотелось разгадать феномен парня и его гениальной невесты. Но на словах-то он соглашался:

— Ну да, умеешь ты зубы заговаривать и налаживать доверительные контакты. Вон как мне в душу запал… Словно к близкому родственнику отношусь, в семью мою стал вхож. А знакомы-то всего два неполных месяца.

— О-о-о! Так это в порядке вещей! — рассмеялся Шульга. — Уж вам ли не знать, Михаил Никифорович, какие душевные флюиды доверия возникают между врачом и пациентом. Тем более, когда неразгаданное пока лечение ведётся с помощью биоэнергетики. И вообще, разве не возникает взаимная симпатия между хорошими людьми просто так? Без всяких глубинных или меркантильных мотиваций?

— Без мотиваций? — хохотнул в ответ генерал. — А кто меня уговорил в первый же день знакомства оформить его в институт?

Пришлось делать вид, что обиделся:

— Пф! Мы с Настей в любом случае поступили бы!

— Всё, всё! Не дуйся. Я был не прав! Но, возвращаясь к твоему предложению… Таки хочешь «пощупать» Смирнова?

Пока парень утвердительно кивал, словно по заказу зазвенел особый, без диска телефон на столе профессора. Тот многозначительно потыкал указательным пальцем в потолок и снял трубку:

— Ахутин слушает!.. Ещё раз привет, Ефим Иванович! Хм, конечно, подумал… И ты знаешь, никак не могу заняться похоронами. Буквально зашиваюсь с работой и с кафедрой… Ага… Конечно найдёшь нужного человека! Да и просто бездельников у тебя в министерстве хватает… Ха-ха! А сам как?.. Сочувствую!.. Так вот он, сидит возле меня, еле отыскали в лабораториях… Угу… Может и получится. Только я его никак не могу выпустить в мир без надзора. Слишком уж паренёк наивный, к жизни не приспособленный. А чего ты хотел? Ему вон только скоро шестнадцать исполнится, беречь его надо и лелеять! Так что… Выписывай пропуск. Сам его и привезу сейчас, жди!

Положил трубку, вставая и хитро подмигнул своему протеже, распоряжаясь:

— Собирайся! Вместе и поедем! — про министра он добавил с сарказмом: — А то: машину он пришлёт!.. Хе!..

— Да мне и подпоясываться не надо, готов! — вскочил Шульга на ноги и устремился вслед за выходящим профессором. — Только пусть секретарь мою невесту предупредит, что вы меня на практику с лекций забрали. А то начнёт искать, подумает ещё чего…

Одного взгляда светоча полевой хирургии хватило, чтобы всё услышавшая женщина в предбаннике кабинета утвердительно и понимающе кивнула. Уж она точно находилась на своём месте и скрупулёзно выполняла все поручения.

Пока ехали в Кремль, Ахутин проинструктировал студента, как себя вести при министре здравоохранения. Там вроде и ничего сложного не было, но и нюансов разных хватало. Тот же Смирнов жутко не любил, когда его прерывали, не давая довести мысль до конца. И шуток он не понимал от слова совершенно. И водку не пил. Зато курил очень много, причём трубку, явно при этом подражая вождю всех народов, спортсменов и школьников. Этакий властный неврастеник, с претензией на авторитарность в последней инстанции. Это генерал-лейтенант с министром мог общаться запросто, потому как сам занимал высокое место в мире медицины и не тушевался перед начальством. А вот юному студенту следовало вести себя со всем почтением и упреждением.

Тогда как Киллайд заранее досадовал, предполагая:

«Скорей всего и Смирнов окажется пакри. И что тогда делать?.. Откровенничать с ним бесполезно, это не честный, бескомпромиссный Ахутин… Или всё-таки повезёт?»

Повезло! Министр здравоохранения не являлся пакри. Но! Во всём остальном этот тип, дорвавшийся до высшей ступеньки в своей карьере ещё в довоенное время (уже тогда он стал начальником Главного военно-санитарного управления Красной Армии), оказался истинной акулой бюрократического олимпа. Ещё один значимый факт биографии, говорящий о личности, стремящейся к власти: всего сорок три года генерал-полковнику, и он уже министр! И в людях он разбирался влёт, и внушению практически не поддавался, да и сам мог кого угодно придавить своей авторитарной аурой, своими умениями вести разговор, своей экспрессивной, агрессивной даже риторикой. Ну и не стоило забывать, что он всё-таки являлся значимой фигурой в мире науки, искусным врачом, прославленным эпидемиологом и талантливым организатором.

Он сходу оценил, взвесил, оприходовал гостя в нужную графу персональных ведомостей и сделал соответствующие выводы. Хорошо, что Киллайд умел великолепно играть роль, притворяясь скромным простачком, случайно попавшим в царские палаты. Потому что кабинет министра сходу подавлял любого неподготовленного посетителя своим великолепием и барской роскошью. Так что юный студент попал в графу «чудак из провинции, обладающий природным даром сотворить расслабляющий массаж».

Две минуты ничего не значащего трепа между генералами. Затем десять минут скрупулёзных расспросов министра на предмет последовательности массажа, конкретности прикосновений. Дошло даже до того, что Смирнов потребовал от коллеги:

— Михаил Никифорович! А пусть парень на тебе покажет, как он тебя подлечивает!

Ахутин на это лишь довольно улыбнулся:

— Это мы — завсегда! Давай, Александр, начинай свой оздоровительный сеанс! — расстегнул китель и откинулся спиной на высокую спинку стула, стараясь расслабиться.

Шульга минут десять аккуратно касался ладошками в районе груди пациента, пожимал его плечи, прошёлся пальцами по шейным позвонкам. После чего с излишне показным апломбом, заявил:

— Ну вот, сердечные мышцы активно восстанавливаются. Ещё двадцать, двадцать пять сеансов, и сможете преспокойно пить свой коньяк. Лет пять… Потом надо будет вновь проверяться.

— О! Видал?! — восклицал довольный главный хирург, застёгивая китель. — И самочувствие у меня после этого улучшается на порядок. Хе-хе! Словно молодею на пять лет!

— Хм! Ну что сказать? — всё ещё сомневалсяСмирнов, тщательно присматриваясь к коллеге. — Лицо у тебя порозовело, кажется и морщинки разгладились… Да и глаза заблестели, как у молодого рысака…

— Ха! Я тебе больше скажу! — многозначительно подмигнул ему Ахутин. — Как у молодого рысака у меня не только зрение улучшилось… Ага, ага! Как бы вскорости у нас с Екатериной в семействе пополнение не появилось.

— Ничего себе! — окончательно проникся министр именно таким заявлением. — Ты ведь на шесть лет меня старше!

— Ну и что? Моя мать вон, в пятьдесят три года младшую сестрёнку родила, когда отцу уже под шестьдесят было. И это — при тогдашней отсталой медицине! Сейчас сестрёнка — не в пример здоровей меня, скачет по дому, словно горная козочка.

После такого хвастовства, понятного каждому мужчине, Смирнов отбросил последние сомнения:

— Ладно, пусть твой знахарь покажет на мне, что умеет. Хотя и боли головные уменьшились…

— Небось, таблетками заглушил? — предположил Ахутин.

В ответ получил лишь цоканье языка и взмах ладони. Мол, не трави душу. Тогда как Шульга уже подошёл к креслу министра со спины, и легонько похлопал того по плечам:

— Вы слишком напряжены, Ефим Иванович, расслабьтесь! Вот… хорошо… Можете закрыть глаза… Думайте о чём-то приятном…

С облегчением ещё раз убедился, что пациент не пакри, и стал аккуратно, пусть и преодолевая пассивное сопротивление, внедряться в чужое сознание. И первое, что удалось увидеть из категории «приятное», лежащее на поверхности, оказалось именно мечтание генерал-полковника: он стоит на трибуне мавзолея, а внизу слаженно маршируют проходящие колоннами войска. Причём стоит Ефим Иванович не просто в свите генералиссимуса, а сам занимает главное, центральное место на трибуне.

«Однако! — отстранено подумал мемохарб. — У клиента те ещё властные амбиции! Не мелочится доктор, совсем не мелочится!.. И при должном везении у него вполне могло бы получиться. Молод. Талантлив. Расторопен. Знаменит. В большом авторитете у народа. Зачем только с аферами по спекуляции и воровству лекарств связался?..»

С некоторым трудом, но удалось и этот вопрос прояснить. Не так-то сильно Смирнов и воровал. Лично. Скорей просто потворствовал воровству того же Вовси и его клики. А вот деньги, или как станут говорить в будущем «откаты», брал, принимал в больших количествах. Казалось бы, зачем? Если жил в немалой роскоши и в полном достатке.

Вот тут и всплыла нужная информация, весьма удивившая и озадачившая Киллайда. Нынешний министр здравоохранения курировал организованный им же фонд, а точнее построение целого специального медицинского комплекса в дальнем пригороде Москвы. В этот комплекс входило сразу три учебных медицинских училища широкого профиля. Плюс общежития с удобными комнатами, со всеми сопутствующими структурами в виде столовых, спортивных залов, бассейнов и парочки стадионов. Весь фонд создавался как бы на пожертвования от граждан, но на самом деле львиную долю средств в нём составляли те самые откаты от спекуляции лекарств.

Получался какой-то парадокс: врач воровал лекарства у больных, чтобы потратить деньги на улучшение здравоохранения страны. Это такая извращённая забота о гражданах? Или некая блажь, потворствуя которой Ефим Иванович просто самоутверждается? А может он действует под принуждением неких сил? Или некие люди прикрываются министром, проворачивая свои тёмные делишки? К примеру: будущие директора и начальники этих самых медучилищ?

Когнитивный диссонанс, не иначе!