Сим-сим, откройся!

7

Сима не оставила записку на камне — мало ли в чьи руки она попадет, а вот администратора предупредила, чтобы та обязательно сообщила ее адрес, если кто-то им поинтересуется.

Администратор понимающе усмехнулась, но вслед посмотрела сочувственно.

И Сима улетела в Москву. В аэропорту ее ждал сияющий Супонькин. Они встретились глазами, и улыбка медленно сползла с его лица.

Вот так Вова Супонькин ушел из ее жизни, и образовавшуюся пустоту никто не торопился заполнить. Дважды в день, утром и вечером, Сима бежала к почтовому ящику и отходила несолоно хлебавши. Телефонные звонки будили надежду, а дарили разочарование.

Время текло, но не спешило проявлять свои лекарские способности, а тоска становилась все сильнее. Правда, днем в суматохе дел, в молодом, веселом, шумном коллективе все куда-то отступало, уходило, и она становилась прежней жизнерадостной Симой. А ночью тоска возвращалась…

«Неужели Наташа права, — иногда думала она, мучаясь бессонницей, — и Володя действительно всего-навсего пошлый обманщик?» Она вспоминала его сияющие любовью глаза, его руки, ласкающие ее, слышала голос, обволакивающий нежным коконом, и вновь обретала уверенность, абсолютную и непоколебимую.

Первой забила тревогу мама.

— Симчик, — спохватилась она однажды воскресным утром, — а где Супонькин?

— Понятия не имею, — беспечно отмахнулась Сима.

— То есть как? — опешила мама. — Вы же жениться хотели?

— Хотели, — согласилась Сима. — А теперь перехотели.

— Что значит «перехотели»? Ты не ерничай! Объясни мне толком, что происходит.

— Мам! Дай мне хоть дома отдохнуть! Я устала…

— Устала?! — изумилась мама. — Это в твои-то годы? И от чего же ты так устала, что даже с матерью поговорить не можешь?

— Я, между прочим, еще и работаю! — гордо сказала Сима.

— От такой работы устать нельзя! — отрезала Татьяна Ильинична. — Тут пару слов прочитала, там пару строк написала, покрутилась, поболтала — вот и вся недолга. Это мы с отцом работаем денно и нощно. Принимаем ответственейшие решения. У нас в руках человеческие судьбы! Мотаем нервы на разных идиотов с диктофонами!

— Ты имеешь в виду журналистов?

— Я имею в виду шизофреников. Но мы не ноем и честно выполняем свой долг…

— Мам! Сойди с трибуны! Давай хоть дома обойдемся без пресс-конференций!

— Симона! — В дверях кухни возник свежевыбритый Михаил Леонидович. — Хамишь, парниша!

— Пап! Ну сколько можно просить? Не называй меня Симона!

— Я тебя породил — я тебя и называю как хочу.

— Хорошо! Тогда я тоже буду тебя называть…

— Нос откушу, — пообещал отец и для большей убедительности пощелкал зубами.

— Хватит дурачиться! Все остывает — давайте завтракать, — прервала баталию Татьяна Ильинична.

— Слушаюсь, ваша честь! — Отец положил на тарелку тонкий румяный блин, щедро полил его сметаной и повернулся к дочери: — Ну так что там у вас с Владимиром происходит?

— С Супонькиным? — уточнила Сима. — Мы расстались. Я поняла, что это не мой человек.

— Сама поняла, или кто-то помог?

— Помог… кое-кто… — И Сима неожиданно для себя поведала родителям свою сочинскую эпопею.

Те слушали не перебивая и только время от времени переглядывались.

— Дочка… — начал было отец, но Сима не дала ему договорить:

— Я знаю, папа, знаю, что ты мне скажешь. И со стороны, наверное, все так и выглядит. Но ведь вы его не видели, не слышали, не знаете…

— А ты знаешь!

— Я его чувствую! И я ему верю, не могу не верить. А иначе как же мне жить дальше?

— Значит, ты нас не услышишь, что бы мы сейчас тебе ни говорили, — вздохнула Татьяна Ильинична. — Родители мечтают, чтобы их дети учились на чужих ошибках, но каждый учится на своих. Наверное, иначе нельзя.

— То есть вы не сомневаетесь, что он гнусный обманщик, а я его соблазненная и покинутая жертва? — сердито спросила Сима.

Татьяна Ильинична пожала плечами:

— По-моему, это очевидно.

— Тогда давайте прекратим этот бесполезный разговор. Но потом вам будет стыдно! — предрекла Сима.

— Хорошо бы, — вздохнул отец и поинтересовался: — А как скоро, по-твоему, нам может стать стыдно?

— Ну, месяцев через десять, — подсчитала Сима.

— Ты что, беременна? — ужаснулась Татьяна Ильинична.

— Мам, я же не слониха, чтобы быть беременной десять месяцев, — удивилась Сима.

— А что, слониха вынашивает свое потомство так долго? — поинтересовался Михаил Леонидович.

— Да перестань ты, Миша! — начала сердиться мама. — Разговор как в сумасшедшем доме. Что должно случиться через десять месяцев? — строго спросила она Симу.

— Ну прямо как на процессе: перекрестный допрос, — фыркнула та, но ответить ответила: — Через десять месяцев я поеду в Сочи.

— Зачем? — в один голос изумились родители.

— Мы там встретимся, — пояснила Сима. — На нашем месте. Я знаю…

— Неужели ты думаешь… — начала мама, но отец прервал ее:

— Ну конечно. Какие могут быть сомнения?! Наш герой сидит на берегу и с упорством идиота ждет любимую. Ты что, дочка, Олдингтона начиталась?

— Да какого Олдингтона? Они и фамилии-то такой нынче не слышали! Они теперь другие книжки читают.

— «Они» — это кто? — ядовито осведомилась Сима. — Извечный конфликт отцов и детей: высокоинтеллектуальные родители и их катастрофически деградирующие потомки!

— Ну что же, — усмехнулся отец, — можно с удовлетворением констатировать, что завтрак прошел в теплой, дружественной обстановке.

— Пап, — неожиданно сменила тему Сима, — а у фээсбэшников в Сочи есть свой санаторий?

— Да был какой-то. По-моему, «Правда» называется.

— О! — восхитилась Сима. — Прекрасное название для санатория! Поэтичное — в духе самого ведомства. Полный… Олдингтон! — Она подсела к отцу и потерлась носом об его щеку. — Папуль, достань мне туда путевку на август. Ты можешь, я знаю…