Симфония любви

Глава 5

Она проснулась внезапно, как от испуга, и невидящими глазами обвела комнату. Свечи догорели, огонь в камине потух.

Откуда-то доносились звуки. Пронзительные женские голоса. Плач? Крики мужчин.

Она откинула одеяло, и, коснувшись ногами пола, вздрогнула от холода. Сжимая дрожащими пальцами воротник ночной рубашки, она метнулась в комнату Салтердона, к его кровати. Там было темно и тихо. Слышалось лишь легкое размеренное дыхание герцога и тиканье часов.

Опять пронзительные голоса.

Выскочив из комнаты, она помчалась по коридору и остановилась у ведущей вниз лестницы. Внизу горел свет, и оттуда доносился женский плач.

– Вы только посмотрите, – внезапно раздался голос Молли, и Мария подскочила от испуга. Служанка смотрела на нее, качая головой, и Мария на мгновение прислонилась к перилам, пытаясь унять бешено стучащее сердце. – Я могла бы спросить, какого дьявола ты шляешься здесь в одном исподнем, но, кажется, и так догадываюсь.

– Прошу прощения, я только…

– «Прошу прощения», – передразнила Молли. – Важничаете, мисс Эштон? Выражаетесь прямо как герцогиня.

– Нет такого закона, по которому правильно говорить могут только особы королевской крови.

Молли фыркнула, уперла руки в бока и прищурилась.

– Где он?

– Он?

– Не прикидывайся дурочкой. Думаешь, я не вижу, как ты на него пялишься, и не слышу, что он говорит о тебе.

Где-то внизу причитала женщина.

Нахмурившись, Мария спустилась на несколько ступенек и перегнулась через перила, чтобы лучше рассмотреть, что происходит внизу.

Молли надвигалась на нее, и Марии пришлось ухватиться за перила, чтобы не упасть. От служанки пахло дешевым джином.

– Я видела, как он прошлой ночью выходил из твоей комнаты… смущенный и взволнованный. Я все прекрасно видела даже из другого конца этого проклятого коридора.

– Не глупи!

– И ты будешь отрицать, что позволила ему пялиться на тебя, когда ты принимала ванну?

Покраснев, Мария опустилась на ступеньки.

– Ну, дочь благочестивых родителей, похоже, ты теперь по уши в поросячьем дерьме, правда? Если посмеешь это отрицать, то солжешь. А если согласишься, то признаешься себе самой, кто ты есть на самом деле. Я всегда говорила, что ты всего лишь…

– Молли! – послышался снизу пронзительный крик Гертруды.

Мария с облегчением вздохнула, когда пьяная служанка неловко поправила сползший набок чепец и, пошатываясь, стала спускаться по винтовой лестнице, хлопая задниками слишком больших домашних туфель.

– Дура безмозглая, – ругалась Гертруда. – Ты что, в прятки со мной играешь, что ли? Не слышишь, что я тебя зову?

Взглянув вверх на Марию, экономка покачала головой.

– Прошу прощения, милочка. Мы позволили себе немного развлечься…

– Что случилось? – Мария быстро спустилась по ступенькам вслед за Молли, которая, споткнувшись о ноги Гертруды, глупо захихикала. – Я слышала женский плач.

– Это путники. На них напали грабители…

– Грабители! – взвизгнула Молли и прижала руки к своей плоской груди.

– С ними все в порядке? – спросила Мария.

– Это женщина с двумя дочерьми, мисс…

– Они ранены?

– Бандиты забрали кошельки и несколько побрякушек. Похоже, они стукнули кучера по голове. Он еще не появился. Но, боюсь, это не самое худшее. Все это произошло прямо за поворотом…

Молли издала пронзительный крик, вынудив Марию и Гертруду зажать уши.

– Сейчас они будут здесь! Ворвутся в дом и захватят нас. Используют мое тело для удовлетворения своих желаний…

– Скорее это ты их используешь, – сердито возразила Гертруда. – Да поможет нам Бог.

– Опасность действительно существует? – тихо спросила Мария.

Гертруда мрачно кивнула.

– Все знают, что его светлость дома и… что он болен. Оглянись вокруг, милая. Здесь одного столового серебра столько… Думаю, следует отпереть оружейную комнату и вооружить слуг. Тадеус сейчас в конюшне, – экономка специально для Молли повысила голос, – принимает роды у любимой кобылы его светлости. Я скажу, чтобы он закрыл ставнями окна на первом этаже и запер двери.

Мария кивнула.

– А я оденусь и пойду к гостям.

Леди Дреймонд вытирала слезы платком.

– Это было ужасно. Ужасно, уверяю вас. Злодеи набросились на нас из темноты. Целая дюжина. Их лица были закрыты черными масками, а глаза плотоядно смотрели сквозь узкие прорези. Я боялась за жизнь моих дорогих дочерей.

Мария взглянула на двух молодых женщин в бархате и рюшах. Они были примерно одного возраста с ней. В отличие от перепуганной матери они интересовались, в основном, тарелкой со сластями, которую Гертруда извлекла из запасов повара, и окружающей обстановкой.

– Ну-ну, – успокаивала она жену виконта Дреймонда. – Завтра утром все это покажется вам просто дурным сном.

– Если мы доживем до завтра, – подала голос Молли, ставя на стол поднос с чайником и чашками. – Если хотите знать мое мнение, то им здорово повезло, что остались живы.

Виконтесса испустила протяжный стон и с преувеличенным вздохом в изнеможении откинулась на спинку стула.

– Черт, – выругалась Гертруда и бросила на Молли уничтожающий взгляд.

– Принеси мне приправу к салату, и побыстрее, – сказала она служанке и добавила уже тише, обращаясь к Марии: – Наверное, мне не нужно было впускать их. Я больше не в силах выносить этот кошачий концерт. Да и повару не понравится, если уничтожат все его запасы. Судя по этим двоим, скоро в доме не останется ни крошки.

– Было бы жестоко и не по-христиански отказать людям в приюте, – сказала Мария.

– Я не говорю «отказать», милая. Скорее, я имею в виду «обезопасить» их.

Вернулась Молли с дымящейся кастрюлькой.

– Все это может быть ловким трюком, – заявила она. – Обман, чтобы проникнуть в дом…

– Точно, только тогда я переодетый король Георг, – ответила Гертруда, закатив глаза, и добавила, обращаясь к Марии: – Я приготовлю комнату для леди, а потом посмотрю, как там кучер. Ты позаботишься о дочерях?

Мария кивнула. Виконтесса Дреймонд поднялась со стула и вышла из комнаты. Заспанные слуги переводили взгляд с Марии на Шарлотту и Флоренс, которые, набив сладостями рты, болтали друг с другом и презрительно посматривали на Марию.

– Может быть, леди пройдут в свою спальню? – спросила Мария. – Принимая во внимание случившееся несчастье, я могу предположить, что ваши милости устали и нуждаются в отдыхе.

Флоренс положила за щеку обсыпанный сахаром миндальный орешек и надула свои пухлые губы, на которых поблескивали кристаллики сахара. После некоторого размышления она повернулась к Шарлотте.

– Как ты думаешь, кто она такая?

– Судя по одежде, не очень важная особа, – ответила Флоренс, представлявшая собой уменьшенную копию сестры, но не менее напыщенную. – Вероятно, горничная. – Они захихикали и стряхнули крошки со своих обтянутых бархатными юбками колен прямо на пол. Затек Флоренс посмотрела свою пустую чашку, стоявшую рядом с горячим чайником.

– Я бы выпила еще чаю. И насыпьте побольше сахара. Поколебавшись, Мария направилась к подносу. Шарлотта потянулась за очередным орехом.

– Подумать только, мы в Торн Роуз. Несколько месяцев назад я бы пришла в ужас, зная, во что превратился его светлость.

Стараясь унять дрожь, Мария насыпала две ложки сахара в чашку Флоренс.

– Потрясающе! – воскликнула Флоренс. – Леди Пенелопа Фарнуорт-Шриверстон рассказывала, что когда она последний раз навещала его светлость, он был совсем не в себе – пытался задушить ее и так громко ругался, что она расплакалась. И вдобавок ко всему он выглядел как эти отвратительные попрошайки на дорогах.

– Часто, – тихо сказала Мария, наливая в чашку молоко из крошечного кувшина, – находится добрая душа, жалеющая бродяг, вынужденных всю жизнь вести животное существование. Я не могу представить, что… совестливый человек бросит у дороги даже голодное животное.

– Полагаю, – сказала Шарлотта, тряхнув каштановыми кудрями, – герцогиня поступила правильно, когда поместила его в этот санаторий. Недели две назад я беседовала с леди Ротблат, и она сказала, что слышала от леди Аделины Глог, а та, в свою очередь, от леди Лили Харткап, что лорд Драбл навещал в Сент-Люке своего знакомого и случайно повстречался с его светлостью. Драбл рассказывал, что они столкнулись лицом к лицу. Салтердон был связан ремнями и завывал, как бешеная собака. Не буду вдаваться в детали, но, уверяю, его рассказ произвел на меня неизгладимое впечатление. Подумать только, мама вынашивала мысль о нашем браке. Я вся дрожу, когда вспоминаю об этом. Лучше быть похищенной этими ужасными разбойниками, чем провести ночь с таким чудовищем, как Салтердон.

– Полно, сестричка, – Флоренс ободряюще похлопала Шарлотту по пухлой руке. – Теперь уже не о чем беспокоиться. Он далеко отсюда…

– В настоящее время, – перебила ее Мария и вяло улыбнулась, подавая чашку горячего китайского чая, – его светлость совсем не так далеко.

Сестры заморгали.

– Недалеко? – в один голос спросили они.

– Всего лишь наверху, миледи.

– Здесь? – рот Шарлотты приоткрылся.

– В Торн Роуз? – орешек выскользнул из пальцев Флоренс и упал на фарфоровое блюдце, стоявшее у нее на коленях.

– Заперт в своей мрачной берлоге… Полагаю, вы услышите его, когда в доме все затихнет. На вашем месте, – она понизила голос и нахмурилась, – я бы поспешила в свою комнату.

Девушки наклонились вперед. Глаза их были широко распахнуты, рты приоткрыты.

– Что касается меня, – Мария повернулась к двери, – я поручаю вас заботам Гертруды, а сама пойду к себе.

– Подождите! – сестры вскочили, гремя посудой и разбрасывая орехи и крошки пирога. Подхватив юбки, они взялись за руки и поспешили за Марией, о чем-то тихо переговариваясь.

Туман медленно рассеивался.

Свет возник сначала в виде крошечной точки, которая постепенно росла. Все вокруг заполнилось неясными тенями, кружившимися, как в калейдоскопе и превращавшимися в мешанину цветов и звуков.

Нет. Не надо! Там, в темноте и тишине, было лучше. Сон – это спасение. Нет ни боли, ни стыда, ни неконтролируемого гнева. В катакомбах беспамятства нет печальных лиц, вспоминающих о том, каким он был… и каким никогда больше не будет, если верить целой веренице врачей, прошедшей перед ним за последний год.

Почему они не могут понять? Он просто хочет, чтобы его оставили в покое, наедине со своими мыслями. Так, по крайней мере, он будет слышать собственный голос, а не звуки, издаваемые идиотом, который не в состоянии управлять своим ртом, не может надолго сосредоточиться и теряет нить разговора.

Да, в этой серой мгле гораздо безопаснее, но что-то беспокоило его, будило спящую ярость и тянуло назад, к ослепительному свету.

Голос, такой успокаивающий среди этой какофонии мыслей в его голове. Музыка посреди битвы. Как часто в течение последних бесконечных дней и ночей он нарушал его покой, вызывал в сознании образы ангелов, заставлял задуматься, не умер ли он и не попал ли… нет, не на небеса. На небесах нет места аморальному герцогу Салтердону.

Возьми себя в руки, идиот. Сосредоточься, если можешь. Вот оно! Где-то среди солнечного света и ласкающего щеки ветерка… нежная песня ангела, то затихающая, то усиливающаяся вновь. Господи, как больно глазам.

Какое-то движение. Сфокусируй взгляд. Вот! Наконец, видение стало обретать форму.

Она подошла к скамейке под деревом и захлопнула книгу, которую читала вслух. Боже милосердный, кто она? Какая чудесная головка. Ее редкого цвета волосы шелковистыми волнами спадали на лоб. Необыкновенно голубые и чистые глаза тепло взглянули на него, когда она оторвалась от книги и испытующе посмотрела на него, как будто видела то, что не видели другие. Эти глаза светились не только спокойствием и решительностью, но и такой глубокой любовью, что он инстинктивно почувствовал, что они являются отражением души девушки.

Ее нос был совершенен, печально улыбающиеся губы соблазнительны. Чистое, бледное и одухотворенное лицо. Хотя… она еще ребенок, по-детски простодушна и невинна.

Будь прокляты эти глаза с их страхом и жалостью!

– Какой чудесный день, ваша светлость. Наверное, весна уже близко. Солнце пригревает, небо совсем очистилось. Если бы я могла, то отвезла бы вас на берег озера. Посмотрите, кто-то плывет… наверное, арендатор? Решил наловить рыбы на ужин.

Мария встала со скамьи и обошла вокруг дерева, у которого она расположилась, чтобы отдохнуть и почитать своему подопечному. Вздохнув, она с наслаждением подставила теплому ветерку щеки и затуманенными глазами стала наблюдать за рыбаком.

– О, сэр, если бы вы только могли видеть воду. Она плещется у киля маленькой лод|ш и сверкает, как хрусталь. Как будто лодка плывет не по воде, а по солнечным лучам. И небо такое яркое, что даже холмы кажутся спящими.

Прислонившись спиной к вязу, Мария вслушивалась, как ветер шелестит голыми ветками дерева. Он играл ее волосами, которые она распустила сегодня утром. Несколько длинных прядей упали ей на лицо. По ветвям скользнула белка и спрыгнула на землю буквально в футе от ног Марии. Девушка вскрикнула от радости и, подойдя к герцогу, который сидел в инвалидном кресле и смотрел куда-то вдаль, положила ладони ему на плечи и зашептала в ухо.

– У нас гость. Разве он не великолепен, сэр? Такой важный маленький бездельник. Совсем как эти ужасные сестры Дреймонд, которые продолжают опустошать ваши кладовые. Кажется, нам никогда не избавиться от них, ваша светлость. Во всяком случае, пока кучер не окрепнет и не найдет в себе силы расстаться с Гертрудой. Думаю, это любовь с первого взгляда, – она улыбнулась. – Наша дорогая Герти поет с утра до ночи. Ах, любовь! Просто удивительно, что делают с человеком чувства! Мария показала на белку.

– Посмотрите, она смотрит на нас, как будто мы вторглись в ее владения. Сейчас увидим, какая она смелая.

Засмеявшись, Мария сделала шаг по направлению к пушистому зверьку, который, не мигая, смотрел на нее и подергивал рыжим хвостом.

– Привет, – сказала Мария и отвесила легкий поклон.

Белка выпрямилась и еще больше насторожилась.

Мария улыбнулась и опустилась на четвереньки. Длинные светлые волосы рассыпались по ее плечам и упали на покрытую снегом землю.

– Моя дорогая белка, у вас такой вид, как будто вы хотите потанцевать. Я не против, но сначала вы должны научить меня.

Дернув головой, белка прыгнула на дерево, быстро добралась до нижней ветки и, что-то громко проверещав, посмотрела на Марию.

– Добрая белочка, боюсь, у меня ничего не получится, если в этом танце требуется прыгать на дерево.

Засмеявшись, она села на корточки и стряхнула с ладоней траву и листья. Белка испуганно прыгнула на ветку повыше. Только теперь Мария уловила какое-то движение позади себя. Она медленно оглянулась и увидела сначала начищенные до блеска высокие сапоги, а затем, по мере того как взгляд ее скользил вверх, фигуру высокого мужчины в безупречном костюме. И наконец, пару прекрасных серых глаз, которые смотрели на нее с явной растерянностью, если не сказать, с изумлением.

Мария задохнулась от волнения. Она узнала эти серые глаза, благородный лоб и буйную гриву волос… правда, более короткую. Даже губы показались ей знакомыми. Эти губы не были такими печальными, но их насмешливый изгиб заставил ее покраснеть.

– Мисс… Эштон? – произнес мужчина таким чистым и сочным голосом, что Мария лишилась дара речи.

Незнакомец протянул руку.

– Помочь вам подняться или опуститься к вам?

– О, – девушка покорно взяла его руку и вскочила на ноги, наступив при этом на свою испачканную в земле юбку, к которой прилипли кусочки листьев и сухие травинки. Отряхнувшись, она отступила в сторону и с извиняющейся улыбкой взглянула на мужчину.

– Да, я мисс Эштон, – гордо, насколько позволяли обстоятельства, вскинув голову, ответила Мария.

– Этого я и боялся, – пробормотал он, ошеломленно и с некоторым раздражением рассматривая ее. – Боже мой, вы же совсем ребенок. О чем она думала?

– Она?

– Герцогиня, разумеется.

– Полагаю, это неважно, – спокойно ответила Мария. – В конце концов, ведь она герцогиня. Думаю, она может поступать, как ей заблагорассудится. И она пожелала нанять именно меня, даже если я еще ребенок.

Мужчина вскинул брови.

– Сдаюсь мисс Эштон. Скажите, как брат?

Глаза Марии широко раскрылись от удивления. Она взглянула за спину незнакомца, где сидевший в кресле герцог продолжал безучастно смотреть вдаль.

– Лорд Бейсинсток, – тихо сказала она и присела в реверансе. – Прошу прощения, мой господин. Я должна была узнать вас.

– Ерунда, мисс Эштон. Теперь в нас почти не осталось ничего общего. – Как бы стесняясь своей силы, Бейсинсток повернулся к герцогу Салтердону и неподвижно застыл рядом с братом, крепко сжав кулаки. Когда он снова заговорил, голос его звучал напряженно. – Скажите, мисс Эштон, есть какие-нибудь улучшения?

– Нет, милорд. Хотя я здесь только неделю.

– Бог создал мир за шесть дней, мисс Эштон.

– Я не Бог, милорд.

– Вероятно, нет. Лорд Бейсинсток медленно опустился на одно колено рядом с братом.

– Где ты, черт побери, Трей? – грубо спросил он. Мария поспешила к своему подопечному и стала на колени рядом с лордом Бейсинстоком.

– Умоляю вас, милорд, побольше доброты.

– Доброты? Милая мисс Эштон, Трей Хоуторн, герцог Салтердон за всю свою жизнь ни разу не имел дела с добротой. Не удивлюсь, если его болезнь это ловкий трюк с целью зачем-то ввести нас в заблуждение. Доброта? Он даже не знает смысла этого слова.

Бейсинсток опустил глаза. Его лицо, с глубоко посаженными серыми глазами, высокими скулами и твердым подбородком, побледнело. Он сжал пальцами безвольную ладонь брата.

– Я хочу, чтобы он вернулся, мисс Эштон. Каким бы он ни был, но я хочу, чтобы он поправился. Я чувствую, что часть моей души в нем. Но там опустошенность и холод. Иногда мне кажется, что если он умрет, то потянет меня через какой-то черный колодец прямо в ад.

– Нельзя терять веры, милорд.

– Веры?

Бейсинсток поднял голову и посмотрел прямо ей в глаза. Встретившись с ним взглядом, Мария вздрогнула. Она поняла, каким был когда-то Салтердон. Гордым, утонченным, величественным – олицетворение аристократии. Самый прекрасный мужчина, какого она могла себе только представить. Она чувствовала себя потрясенной, прямо-таки загипнотизированной.

– Сердце моей бабушки разбито, – сказал он. – Последние двадцать пять лет она полностью посвятила себя нашему воспитанию, надеясь, что мы будем достойны занять то место в обществе, которое принадлежало нашему отцу. Чтобы унаследовать его имя и его титул. Более того, она любит нас. Невзирая на все наши дурачества, она продолжала надеяться, что мы добьемся успеха в жизни. Она пережила мужа и сына. Думаю, будет несправедливо, если она станет свидетелем смерти внука. Пожалуйста, мисс Эштон. Вы наша последняя надежда. Помогите нам, если можете.

«Помогите нам, если можете».

Эти слова поразили Марию не меньше, чем лицо Бейсинстока и его страдальческие серые глаза, непохожие на глаза брата. У него было встревоженное выражение лица, как будто он несколько часов провел с братом, но так и не достучался до него. Но больше всего ее беспокоило, что лорд Бейсинсток показался ей очень привлекательным: красивым, милым, импозантным. Таким, каким должен быть аристократ – и каким не был его брат.

От лорда Бейсинстока она узнала, что его светлость из всех комнат Торн Роуз больше всего любил охотничий зал. Это было просторное помещение в стиле восемнадцатого века с роскошной мебелью, медвежьими шкурами и чучелами тигров с оскаленными зубами и блестящими глазами, в которых отражался огонь камина, облицованного бледно-серым итальянским мрамором. Мария расположилась в глубине комнаты, оставив братьев вдвоем. Она села не очень далеко от них – на случай, если Бейсинстоку понадобится ее помощь – в окружении цветочных горшков с папоротниками и украшенных бахромой занавесок и занялась рукоделием, бросая редкие взгляды на братьев и безуспешно пытаясь представить себе, что раньше они были неотличимы друг от друга.

Как мог грубый Салтердон быть похож на своего брата, имевшего такую утонченную внешность? В красоте Бейсинстока было что-то женское, как будто рука мастера тщательно отполировала прекрасную мраморную статую. Теперь она притягивала взоры, заставляла трепетать женские сердца. Салтердон же…

Нахмурившись, она вновь принялась за вышивку и досадливо прикусила губу, пропустив стежок. Когда она через несколько мгновений вновь подняла голову, то наткнулась на изучающий взгляд Бейсинстока.

– Присоединяйтесь к нам, – он махнул рукой, показывая на свободный стул у камина. – Там вам, должно быть, холодно и одиноко.

Мария собрала иголки с нитками и пошла к камину, поправив по дороге одеяло на коленях Салтердона. Она села на кожаный стул с витой спинкой и с трудом удержалась, чтобы не протянуть озябшие ноги к огню.

Бейсинсток несколько мгновений смотрел на нее, а потом снова повернулся к брату. Его голос звучал тихо и размеренно, как будто это был обычный разговор.

– Жена передает тебе привет. И твои племянники тоже. Питеру завтра исполняется пять. На прошлой неделе Кейт научилась ходить. Бабушка, как всегда, молится о твоем выздоровлении. Боюсь, она все больше сдает. Память уже не та, хотя душа по-прежнему молода.

Бейсинсток наклонился вперед, поставив локти на колени.

– Скажите, мисс Эштон, вы думаете, он слышит нас? Мария отложила вышивание и медленно подняла голову, взглянув сначала на Салтердона, а затем на Бейсинстока.

– Почему вы на меня так смотрите, – тихо спросил он.

– Трудно представить…

– Что когда-то нас нельзя было отличить? Понимаю. Скажите, мисс Эштон, вы боитесь моего брата?

– Иногда.

– Вне всякого сомнения, слуги уже успели растревожить ваше воображение рассказами о безумии и тому подобном.

Она стиснула лежащие на коленях руки, перебирая пальцами голубые нитки. Ее щеки порозовели, голос срывался.

– Не только слуги, милорд.

– Понятно. Вы имеете в виду наших довольно бесцеремонных гостей, леди Дреймонд, – его губы сжались в тонкую полоску, а густая бровь поползла вверх. – Если перед их носами даже сейчас помахать возможностью выйти замуж за брата, то держу пари, они набросятся на нее с неменьшим воодушевлением, чем голодная собака на дохлую крысу. Более того, сама виконтесса была бы счастлива от мысли о возможном приключении с герцогом Салтердоном, если бы представилась такая возможность. Вижу, что не убедил вас.

Лорд Бейсинсток встал со стула и протянул руку Марии.

– Пойдемте, мисс Эштон. Давайте, давайте. Я ценю вашу ответственность, но тем не менее не думаю, что с ним может случиться что-то серьезное, если мы на несколько минут выйдем в коридор.

Она неохотно отложила вязание и присоединилась к лорду.

Проходя по громадной галерее, Бейсинсток показывал девушке портреты на стенах: изображения предков, навсегда запечатленные в масле на холсте. Здесь были три трехсотлетние вазы и старинная мебель, изящная поверхность которой была спрятана под сотнями слоев потемневшего воска. Мария почти не слушала. Девушка не могла оторвать взгляд от хозяина, от его высокой фигуры и прекрасно сшитого костюма, в котором он был больше похож на хорошо одетого сельского жителя, чем на одного из самых известных аристократов Англии. И помимо всего прочего…

О, как он красив!

Они вошли в затемненную комнату. Свет проникал внутрь лишь через ряд широких окон в дальней стене.

– О Боже, – выдохнула она, обводя взглядом величественную залу с уходящими вверх обшитыми панелями стенами и покрытым плюшевым ковром полом. В центре располагался рояль. Его черный корпус сверкал под хрустальной люстрой.

Бейсинсток подошел к инструменту и провел рукой по полированной поверхности. На мгновение в его глазах мелькнула боль, а пальцы сжались в кулак. Когда он заговорил, его голос звучал хрипло и напряженно.

– Послушайте меня, мисс Эштон. Жил-был талантливый молодой человек, наделенный от природы особым даром. В его голове рождалась музыка, вызывающая зависть у профессионалов. С раннего возраста он был одержим желанием дать жизнь этой музыке… изгнать ее из себя, если можно так выразиться. Глубокой ночью, когда все спали, он мог прийти сюда и часами сидеть за инструментом, пока каждая нота, звучащая у него в голове не находила свою клавишу.

Бейсинсток сел за инструмент, вытянул ноги, провел пальцами по клавишам, едва касаясь их.

– Иногда я прокрадывался на веранду, сидел в темноте, закрыв глаза, слушал и мучился от ревности, почему меня природа не наделила таким талантом.

– Вы говорите о его светлости? – спросила Мария.

– Трудно поверить, правда, мисс Эштон? Невозможно представить, что этот человек, вернее то, что от него осталось, был гениальным ребенком.

Бейсинсток нажал на клавишу, и комната наполнилась звуком. Когда он взглянул на Марию, в глазах его светилась ярость, и они стали похожи на безумные глаза брата.

– Вы должны понять, моя дорогая, что такое легкомысленное времяпрепровождение было недопустимо для будущего герцога Салтердона. Существовало множество всяких занятий. Нельзя было позволить, чтобы девятилетний герцог не постиг всего того, что полагалось знать и уметь членам его семьи с тех самых пор, как Бог создал Англию. Представьте, я завидовал ему. Меня раздражало то обстоятельство, что, хотя мне позволялось проводить время с кем угодно – лишь бы они были мне ровней, – он был заперт здесь отцом и превратился в мужчину, не успев побыть ребенком. Значение придавалось только герцогскому титулу и необходимости соответствовать ему. Я содрогаюсь от мысли о том, как может сломать человека такой груз ответственности.

Он встал и подошел к расставленным у окна стульям. Мария на цыпочках последовала за ним, как будто боялась потревожить тишину суровой залы.

Бейсинсток остановился у закутанного в материю предмета, спрятанного в темном углу за стульями. Он осторожно снял покрывало, и взгляду Марии открылась неоконченная картина, на которой был изображен Бейсинсток. Он стоял рядом со стулом, на котором расположилась женщина в пышном красном платье. Лица у женщины не было.

– Мой брат, мисс Эштон. Вернее, тот, кто когда-то был герцогом Салтердоном.

Мария недоверчиво покачала головой.

– Не может быть. Это вы сами.

Он подошел к картине и принял ту же позу, что и изображенный на ней мужчина, положив одну руку на спинку стула и небрежно засунув другую в карман брюк.

Мария пристально вглядывалась в изображение на холсте. Она придвинулась ближе, не в силах оторвать взгляда от устремленных прямо на нее глаз, глубоких, пылких и в то же время холодных, как стальной клинок.

Ничего общего с мягким взглядом лорда Бейсинстока! Суровое и твердое лицо рано возмужавшего человека. Хотя… это и не тот, к кому она нанялась сиделкой. Мужчина на холсте вовсе не дикарь, не зверь, а воплощение предельной извращенности.

– Эта женщина, – сказала Мария, заставив себя перевести взгляд на неоконченную фигуру на стуле, – кто она?

На мгновение глаза Бейсинстока затуманились, лицо окаменело, а губы сложились в презрительную улыбку, как у его порочного брата.

– Дорогая мисс Эштон, это следующая герцогиня Салтердон – красивая и богатая будущая жена Трея… леди Лаура Дансуорт Ронсвилл.