Синдик

Глава 17

— Здесь? — спросил Чарлз. — Они — и здесь?

— Ошибки быть не может, — ответила Ли, будто оглушенная. — Если уж ты — Фалькаро, то тебе приходится бывать в разных местах. Я видела их в Дулуте, в Квебеке, в Баффало…

Снова раздался рев, постепенно замирающий в тумане:

— Ложитесь под ветер и вырубите свои машины, иначе мы всадим в вас парочку снарядов!

Чарлз повернул штурвал и попытался оторваться; катер заплясал на волнах, как щепка, раздался двойной залп и две кошки зацепились за пластиковый борт — на носу и на корме. Когда катер замер, следуя по инерции за рудовозом, в бело-голубом свете прожекторов промелькнула одна темная фигура, еще одна, потом еще одна…

— Привет, Джим! — почти неслышно проговорила Ли Фалькаро. — Мы ведь не виделись с Лас-Вегаса, не так ли?

Первый из них холодно рассматривал ее. У него было фигура, прямо созданная для футбола или других подобного рода занятий… Чарлза он совершенно не замечал.

— Ли Фалькаро! Собственной персоной! Ты все еще думаешь, что после двадцати красных должно все-таки выпасть черное? Ты всегда была дурой, Ли! А сейчас ты действительно попала в переделку.

— Что происходит, уважаемый? — не вытерпел Чарльз. — Мы из Синдика, а вы, как я предполагаю, — из Крими. Вы что, не признаете Договор?

Чужак невозмутимо повернулся к Чарлзу.

— Тут какая-то путаница. Макс Вайман? Чарлз Орсино? Или дикарь с островов?

— Орсино, — формально представился Чарлз. — Двоюродный брат Эдварда Фалькаро, под опекой Фрэнсиса У.Тэйлора.

Чужак слегка поклонился.

— Джеймс Риган IV. — проговорил он. — Перечислять мои связи нет нужды. Это займет слишком много времени, и, мне кажется, не нужно оправдываться перед каким-то мелким мошенником из Дато. Присмотрите-ка за ним, господа!

Два его соратника схватили Чарлза за руки, и у ребра защекотало дуло пистолета.

Риган что-то крикнул на свое судно, и оттуда спустили веревочную лестницу. Ли Фалькаро и Чарлз вскарабкались по ней, ощущая спиной направленное на них оружие. Орсино спросил ее:

— Кто этот сумасшедший? — Ему даже в голову не пришло, что молодой человек был тем, кем представился — сыном главы противостоящей Эдварду Фалькаро стороны.

— Это Риган, — ответила Ли. — Не знаю, кто из нас сошел с ума, он или я. Мне очень жаль, что я втянула тебя в эту историю.

Он попытался улыбнуться. — Я вызвался добровольно.

— Хватит болтать, — проговорил Риган, поднявшись за ними на палубу.

Их без всякого любопытства провожали глаза матросов, но среди них была парочка человек, которых из-за их фигур спортсменов, поз и заносчивого вида Чарлз не мог не узнать. «Охранники!» — он мог спорить на что угодно. Охранники с Североамериканского Военно-Морского Флота — на борту корабля Крими, ведущие себя так, словно они были пассажирами или высокопоставленными членами команды!

Риган самодовольно улыбнулся:

— Я стою перед дилеммой. У нас нет достойной вас каюты. Есть грузовой трюм, который хуже, чем вы заслуживаете, и есть каюты, которые для вас слишком хороши. Боюсь, что мы будем вынуждены разместить вас в одном из грузовых трюмов, но утешением для вас будет то, что до Чикаго совсем близко.

Чикаго — это столица Крими. Этот рудовоз возвращался в Чикаго, когда кто-то С Флота по тревоге изменил ему курс на перехват беглецов. Но почему?

— Вниз! — взмахнул пистолетом один из членов команды.

Они спустились по трапу в темный, провонявший горючим трюм, слегка освещаемый фонариком в руке Ригана.

— Располагайтесь поудобнее, — проговорил Риган. — Если у вас заболит голова, то пусть это вас не беспокоит. Это из-за того, что мы перевозили здесь авиационное топливо.

Огонек исчез, и люк за ним захлопнулся.

— Не могу в это поверить! — вырвалось у Чарлза. — И это — главарь Крими? Ты не могла ошибиться? — Он пошарил руками и нащупал Ли. Трюм действительно был наполнен парами газолина.

Она прислонилась к нему. — Обними меня, Чарли. Да, это Джимми Риган. Тот самый, который будет главарем в Крими. Он был фокусником в одном из отелей Лас-Вегаса. Джимми — гурман, и когда он что-нибудь заказывает, то старается всех поразить. Однажды он заказал кебаб на раскаленном мече. Я себе заказала хорошо прожаренную яичницу на сабле, и он так и не понял, дурачусь я или нет. Джимми тоже играет в поло, но так как он игрок не очень хороший, то покалечил трех своих партнеров по команде. Когда я в него влюбилась, я все-таки убедила себя, что это только мимолетное увлечение. Но папочка его работает — смех! Что-то между ними не так — что-то не так и в самом Крими. Когда ты подлавливаешь их на чем-то, они делают вид, что так и должно быть, но люди вокруг — все их боятся. Мне однажды рассказывали одну вещь — тогда я в нее не поверила, но теперь приходится верить. Что было бы, если мой дядя вытащил пистолет и начал стрелять в официанта? Именно это и проделал отец Джимми, как мне рассказывали. И ничего — ничего не произошло, за исключением того, что официанта унесли, а все сказали, как здорово, что мистер Риган увидел, как тот полез за пистолетом и выстрелил первым! Только у того официанта вообще не было оружия. В последний раз я видела Джимми три года назад. С тех пор я не бывала на территории Крими. Мне там не нравилось. Сейчас я знаю, почему. Дай им только время, и там станет так же, как в Нью-Портсмуте. Что-то с ними происходит. У нас с ним есть Лас-Вегасский Договор, сотню лет между нами — мир; людей, постоянно бывающих в Крими и Синдике не так много, за исключением нескольких шишек, которые, как и я, вынуждены ездить туда-сюда. Привычки. И ты должен оправдывать свое положение и закрывать глаза на то, что они представляют собой на самом деле. Вот какие они. Этот темный, глубокий, вонючий трюм. По сравнению с ними мой дядя — и все Фалькаро — и ты, и я — мы по сравнению с ними прямо залитые солнцем лужайки. Разве не так? Не так? — Ее пальцы вцепились в его плечи.

— Ничего, — шепнул он ей. — Ничего, ничего, с нами все в порядке. И все будет хорошо. Я, кажется, понял. Похоже, что Джимми Риган занялся этим делом частным образом. Он загрузил транспорт оружием и авиатопливом и отправил его в море. Если бы в Синдике кто-либо что-то заподозрил, то они бы посчитали, что этот груз предназначен Новому Орлеану — через Атлантику и канал. А Джимми направил судно в Исландию. Небольшое частное дельце. Но ему нас обмануть не удастся. Есть Договор, а ты — Фалькаро.

— Договор, — проговорила Ли. — Могу тебе сказать, что они все в этом замешаны. Теперь, когда я своими глазами увидела Правительство в действии, я поняла, что я видела в Крими. Они прогнили, вот и все! Они прогнили! То, как они с тобой обращаются, думая, что ты ниже их. Мой дядя иногда бывает заносчивым, иногда он кого-нибудь выгоняет, иногда дает понять, что он — самая высокопоставленная персона в Синдике и не позволяет себя учить. Но у него самого дух другой. В Синдике — это отношение родителей к своим детям. У Крими — это отношения хозяина к рабу. Это не зависит от возраста, от твоих успехов, а только от рождения. Ты говоришь мне: «Ты — Фалькаро», и это кое-что значит. Почему? Не потому, что они дали мне возможность остаться Фалькаро. Если бы у меня не было головы на плечах, они бы отказались от меня еще в детстве. У Крими не так. Кем бы ты ни был, Риган — всегда Риган, сейчас и навсегда. Даже если это такой мелкий параноик, как отец Джимми. Даже если это такой жиголо, как сам Джимми. Боже мой, Чарли, я боюсь! Наконец-то я узнала их, и я боюсь! Если бы ты бывал в Чикаго, ты бы понял, почему. Дворцы у озер, красивее, чем в Нью-Йорке. Бульвар имени Ригана, красивее, чем Скрэтч Стрит Сквер — огромные мраморные статуи, сотни футов восхваляющих его фризов! Трущобы бедняков ты можешь увидеть только случайно. Серые кирпичные коробки еще со времен Третьей Войны! Дети с лицами мелких подхалимов, мужчины со свинскими рожами, женщины с фигурами, напоминающими пивные бочки — и все они таращатся на тебя, когда проходишь мимо, как будто бы они с удовольствием перерезали тебе горло. Я никак не могла понять до сих пор этого выражения их глаз, и ты не сможешь понять, о чем я говорю, до тех пор пока сам не увидишь эти глава.

Чарлз внутренне сопротивлялся этой версии. Она была слишком проста. Все это не соответствовало его представлениям о жизни в Северной Америке, и, следовательно, либо Ли Фалькаро ошибалась, либо она впала в истерику.

— Ладно, — пробормотал Орсино, поглаживая ее волосы. — Все будет в порядке.

Она вывернулась из его объятий и разозлилась:

— Я не хочу чтобы меня утешали. Они сошли с ума, говорю тебе! Дик Рейнер был прав. Нам удалось вырваться из застенков Правительства. Но Фрэнк Тэйлор тоже был прав. Мы должны нанести удар по Крими раньше, чем они нападут на нас. С ними покончено, они зашли слишком далеко, чтобы терпеть это дальше. Если мы позволим им остаться с нами на континенте, их гниль заразит и нас, она окажется для нас смертельной. Мы должны что-то предпринять! Надо что-то делать!

— Что?

Этот вопрос поставил ее в тупик. Через минуту она хихикнула:

— Этот сытый, довольный, счастливый Синдик терпеливо ждет, пока заморские волки и миссиссипские маньяки готовятся к прыжку. Да, надо что-то делать, но что?

Чарлз Орсино был не силен в методах убеждения и вообще в абстрактном мышлении, и сам это понимал. Он знал, что его достоинствами, которые приблизили его к Ф.У.Тэйлору, были энергия и талант в общении с людьми. Но что-то в словах Ли прозвучало очень фальшиво именно на общем, абстрактном уровне.

— Эти мысли никуда тебя не приведут, Ли, — медленно проговорил Чарлз. — Я не слишком много взял от дядюшки Фрэнка, но зато усвоил следующее: ты угодишь в неприятности, если навыдумываешь себе что-то об окружающем мире и будешь действовать так, будто твое представление о нем и есть сама истина. Синдик — это не сборище просто чего-то ждущих людей, а Правительство — это не волки, Крими — не маньяки. И они не готовятся к прыжку на Синдик. На Синдик напрыгнуть не так-то легко. Это все люди с их нравственностью и верой.

— Вера — прекрасная штука, — горько проговорила Ли Фалькаро. — Откуда ты взял свою?

— От людей, которых знал и с которыми работал. От барменов, букмекеров, полицейских. От простых людей.

— А как насчет тех несчастных в Ривередже? Той шлюхи в Нью-Портсмуте, которая выдала меня береговой охране? Тех невротиков и психопатов, которых я встречала все больше после того, как опровергла результаты Либермана? Чарли, Североамериканское Правительство меня не особенно интересует. Меня волнует мысль, что они связаны с определенными силами на континенте. Это особенно волнует потому, что тогда окажутся трое против одного. Против Синдика — Крими, Правительство и наши собственные неустойчивые граждане.

Дядя Фрэнк никогда не пропускал слово «граждане» без того, чтобы за ним не последовала какая-нибудь тирада. «Мы не какое-то там Правительство, — орал он всегда. — Мы должны мыслить в категориях старинной верности, которая Синдик сплачивает!» Дядя Фрэнк вел малоподвижный образ жизни, но однажды он не погнушался лично довести до краха новую учебную систему для Медицинского Центра, которая возглавлялась одним симпатичным юношей. Он с большим энтузиазмом избил того палкой, после чего произнес:

— Следующему умнику, который попытается в своем бизнесе использовать эти перфокарты, я засуну их в его паршивую глотку. На кой черт нам нужны перфокарты? Или там достаточно места и врачей, или нет. Если достаточно, мы будем лечить больных. Если нет, мы на скорой помощи отравляем больного в другое место. И если я еще раз услышу это проклятое слово «эффективность»… — он посмотрел на слушателей и вышел, опершись на руку Чарлза. — «Эффективность!» — проворчал дядюшка Фрэнк в коридоре. — Каждый такой умник приходит ко мне, говоря, что люди озабочены убийствами, сокращением своих сбережений на 10 %, что фонд Фалькаро наживается на разорении мелких конкурентов, так как 15 % средств идет людям, которые ни в чем не нуждаются и 8 % из них получают пенсии по старости, хотя им нет еще и шестидесяти. «Работайте эффективнее, — говорят мне они. — Экономьте деньги, устраивайте тройные проверки. Ужесточите правила Фонда. Внедряйте огромные статистические системы, так чтобы мы могли учесть всех, кто получает средства от Фонда!» Ха-ха! Найди вместо этого людей, кто мог бы работать в контроле и выгони негодяя, когда поймаешь его за руку. Сделай Фонд скупым дядюшкой Скруджем вместо того, чтобы он раздавал всем сестрам по серьгам — и пусть люди беспокоятся о том, чтобы попасть в члены этого фонда, а не верят, что о них позаботятся, в случае если их схватят. Вести всеобъемлющую статистику от рождения до смерти, с персональными кодами и отпечатками пальцев, пропиской и газовой камерой, если ты забудешь сообщить о перемене своего местожительства? Знаешь, что плохо в этих умниках, Чарлз? У них постоянный запор. И они хотят, чтобы этот запор принял вселенский размах.

Чарлз помнил, что его дядя не прочь был пошутить на медицинские темы, когда заканчивал развивать свои теории.

— Синдик устоит, — сказал он Ли, думая о своем дядюшке, впавшем, что он делает, вспоминая Эдварда Фалькаро, который делал правильные вещи, сам не зная почему, думая о своих друзьях по 101-му участку, о счастливых толпах на Скрэтч Стрит Сквер, о добрых людях на 26-м аварийном участке в Ривередж, родившихся с их нетерпимостью и угрюмостью просто потому, что так там было заведено, и именно так тебе приходится себя вести. — Не знаю, что собираются предпринять Крими, но Правительство меня шокировало, и я не отрицаю, что и у нас есть некоторые отщепенцы, с которыми уже ничего не поделаешь. Но ты слишком насмотрелась на Крими, Правительство и наших диссидентов. Просто ты не знаешь наших простых людей, а тебе бы следовало их знать. В любом случае, все, что нам остается — это ждать.

— Да, — ответила она. — Мы можем только ждать. До Чикаго у меня есть ты, а у тебя — я.