Синее привидение

К. Хонгуров УЛЫБКА КРАСИВОЙ ЖЕНЩИНЫ

Улыбнулась юноше красивая женщина, и юноша стал преступником.

Улыбка женщины сделала его убийцей, — он убил человека.

Здоровый юноша, полный желаний, стремлений — умер сумасшедшим.

Студент Федоров пришел в кафе «Ампир» и потребовал стакан чая.

Пальто с поднятым воротником было расстегнуто и запачкано засохшей грязью; облинялая помятая фуражка сидела почти на затылке, а из-под нее выбивались длинные черные волосы.

Никто не смотрел бы на обыкновенного захудалого студента, никто не обратил бы внимания на несмелого юношу в поношенном пальто и помятой фуражке, если бы не большие горящие глаза, резко выделявшиеся на бледном лице. Они были черны и глубоки. Горящие лихорадочным огнем, они были неподвижны и устремлены куда-то вдаль, в одну точку. Было жутко смотреть на них, ибо обладатели таких глаз — или преступники, или гении, или сумасшедшие.

Федоров проиграл в карты все свои деньги. Это вышло слишком глупо и нелепо.

Потом увидел яркие большие окна кафе «Ампир» и зашел.

Мысли были новые, неожиданные — прежних тихих, обыденных уж не было. Было приятно сидеть в ярко освещенном зале и смотреть на суетящуюся пеструю толпу.

Музыка играла красивую мелодию из какой-то оперы, когда на него взглянула женщина… Взглянула и улыбнулась.

Его бледное лицо с болезненно горящими большими глазами невольно обратило на себя внимание шикарной шансонетки. И она не улыбнулась бритому фату с прямым пробором посреди головы, в упор смотревшему на нее, она не улыбнулась лысому старичку со сверкающим бриллиантом на пальце, — она улыбнулась скромному студенту с печальными главами.

Когда Федоров, заметил ее улыбку, радостно и тепло стало ему… Что-то ударило в сердце и сердце забилось… Он улыбнулся ей…

Он улыбался, а глаза были печальные, будто плачущие. И когда музыка заиграла игривый мотивчик из оперетки — он подошел к ее столику. Он подал ей руку, как давно знакомой, как желанной. Они говорили так, будто любили раньше друг друга и расстались, а теперь снова нашли друг друга.

— Милый, у тебя глаза так блестят, будто хочешь ты чего-то безумного…

Ему хотелось сейчас безумствовать. Ему хотелось сейчас целоваться, носиться бешено, чтоб дух захватило, смеяться и любить, любить…

— Давай веселиться! Возьмем автомобиль — и поедем быстро, быстро… Хочешь?.. А потом к нам в «Марс», мой номер в 11 часов, я буду танцевать, а ты будешь смотреть… А потом… мы будем безумствовать с тобой.

Ее голос звучал нежной мелодией. И сама она была так красива, будто создана для любви, дикой, безумной…

Она говорила:

— Хочешь, милый?..

Он думал:

— Хочу, но нет денег…

И беспокойно бегали по залу его горящие глаза. Он ловил взгляды других женщин… Ему все больше хотелось любви и ласки. Он хотел слабым и беспомощным лежать, чтоб окружили его красивые женщины, улыбающиеся ему и, словно вампиры, впились в его тело… И целовали…

Его бегающие черные глаза остановились на толстом господине, сидевшем рядом. Господин держал в руке бумажник и расплачивался с лакеем. В бумажнике было много кредиток.

И мысль ограбить этого господина пришла неожиданно. Сначала она была несмелой и мимолетной; должна была улететь и забыться, ибо слишком безумной и нелепой она была… Но мысль не уходила из его головы.

И когда господин застегивал пальто и аккуратно складывал газету, Федоров сказал ей:

— Я забегу к себе домой… Забыл захватить с собой деньги. Ты подожди меня, — я минут через 15 вернусь.

Его глаза снова стали неподвижными… И жутко было чувствовать на себе его сверкающий неподвижный взгляд.

Он вышел вслед за толстым господином.

Когда он шел за толстым господином, у него была одна мысль: иметь его бумажник с деньгами. Для того, чтобы иметь, — нужно было убить; и он шел его убивать.

Боясь потерять его из виду, он старался вплотную следовать за ним. Расталкивал толпу, медленными шажками гулявшую по главной улице. С широко раскрытыми глазами, с длинными волосами, повисшими на лоб, в распахнутом грязном пальто, он обращал на себя внимание прохожих: все останавливались и смотрели назад.

Если бы господин обернулся в это время и увидел страшный взгляд юноши, направленный на него, он сел бы на извозчика и укатил от безумца, преследующего его. Но господин не оборачивался и быстрыми шагами шел вперед. Сначала он шел по людной улице, а потом свернул в темный переулок.

Федоров вспомнил, что в кафе господин держал бумажник в правой руке и положил его в левый боковой карман пальто. Эта мысль послужила толчком к убийству.

Когда они прошли один фонарь и стало темно, Федоров вдруг побежал и вцепился сзади в горло… Котелок скатился назад и упал прямо на голову Федорову. Сильно мотнув головой, он сбросил с себя котелок…

Господин хрипло говорил:

— Пустите!.. Что вы делаете?..

Он еще сильнее сжал горло.

Когда Федоров разжал руки, господин безжизненно упал на землю и ударился головой об острые камни тротуара…

Кто-то встретился с ним и завернул на ту улицу, где совершилось убийство. Федорову казалось, что за ним погонятся сейчас и схватят его, и он побежал.

Бежал он быстро, сколько хватало сил… Ветер сдул его фуражку, и он побежал без фуражки… За ним кричали, за ним кто-то бежал… Стало страшно… Остановился, чтоб передохнуть…

Мальчишка нагнал его и дал ему фуражку. Стало радостно, что погони нет… И, так как было неловко перед мальчишкой, он сказал, задыхаясь:

— На трамвай… спешу на трамвай!..

Улыбка красивой женщины порвала его жизнь, но она дала ему тепло. Улыбка дала ему радость. Радость длилась недолго — всего несколько часов, — но кто знает, — не будь этих нескольких часов, — может быть, его жизнь прошла бы совсем без радости и тепла?..

На лихаче поехали в шантан. Чистый и скромный юноша очутился в шантане.

Музыка играла много раз слышанный веселый мотивчик, а на сцене — шансонетка в коротенькой юбочке дрыгала ногами и подпевала тоненьким голоском.

Когда он припал к барьеру ложи и смотрел на сцену, ему вдруг страстно захотелось наслаждений… Он смотрел на сцену и улыбался… Все было ново для него; и грациозная шансонетка, проделывавшая красивые телодвижения, и веселая безмятежная музыка, и смеющиеся люди…

Лакей принес карточку. Буквы прыгали перед глазами. Рядом в ложе свалили стулья, разбили бутылку — и все смеются… Перелистывал прейскурант и ничего не мог понять. Она взяла у него из рук, заказала что-то и спросила:

— А ты, миленький, хочешь это?

— Да, — отвечает Федоров.

— А закуску какую подать прикажете? — спрашивает лакей, согнувшись. — Икра есть, балык, сардинки, осетрина, раковые шейки.

Он смотрит на лакея некоторое время, будто обдумывает, а потом говорит:

— Дайте все.

— Слушаю-с.

— Стойте…

Лакей останавливается.

— И водку…

— Слушаю-с.

— Водку не надо, мой милый… и потом, ведь это страшно дорого обойдется… — говорит она.

— Дорого?.. У меня есть деньги.

Когда он выпил подряд две рюмки водки, он сказал ей:

— Я сейчас крикну на весь зал. От радости буду кричать…

Чем слабее становился юноша, тем глаза делались красивее. Он хотел пить из чаши наслаждений, пить чашу до дна… Он торопился поскорее испытать неизведанное, прекрасное… Пока не закружилась голова, пока он не упал…

В верхнем этаже кафешантана «Марс» находились комнаты для шансонеток.

Когда он вошел в ее комнату, от приторного запаха духов, пудры и тела закружилась голова. Дрожь охватила все тело… Он терял сознание. То страшное, которое произошло в течение нескольких часов, разбило его жизнь. Нежный, впечатлительный, он не выдержал… Мысли обрывались, мыслей уж не было. Было у него одно только желание:

— Безумствовать до потери сознания.

Он раскрыл широко глаза и бессильно лег на кровать. Было прекрасно его бледное лицо с большими, болезненно горящими глазами и черными волосами, в беспорядке падающими на мокрый лоб.

Она нагнулась к нему, обхватила слабого, безвольного своими обнаженными руками и целовала. Распростертый он лежал… Это были мину ты его высшего счастья… Сознание покидало его… Веки закрывались… А она целовала.

Стало тихо в комнате. Обнаженная, она лежала рядом с ним, и белоснежная рука крепко прижимала юношу к голой груди. У спящей шансонетки лицо было спокойно и красиво, и золотистые волосы, будто дорогое одеяние, в беспорядке рассыпались по всему телу.

Было уже под утро, когда проснулась шансонетка. Она сморщилась от ослепительного яркого света не погашенных ночью электрических лампочек и протерла глаза…

Бледный юноша лежал на кровати, и лицо его улыбалось… И потому, что его бледные губы были полуоткрыты, потому, что из-под черных век виднелись потухшие глаза, — ею овладел страх… Она закричала и выбежала в коридор.

Со всех сторон открывались двери и в одном белье выходили полусонные люди.

На улице уж брезжил свет, и маленькое окно в конце коридора было светло-голубое.