Синие лыжи с белой полосой

Глава 27. Один-единственный миг отделяет всех людей от природной катастрофы! И один-единственный шаг — от спасения. Сделает его Славка или нет? Вот в чем вопрос!

На жестяной табличке, которая отсвечивает в луче фонарика, выбиты непонятные значки, цифры, иностранные буквы, тут без высшего образования не разберешься. И поверх — бумажка, на которой по-русски: «Оптический телескоп-рефрактор ГНГ-1». Резиновый человек в черных перчатках брезгливо, двумя пальцами, оторвал ярлычок. Понюхал зачем-то, потом брызнул на него светом своего фонарика. «Ни размера тебе, ни состава материалов, ни цены, в конце концов, что за культура торговли, черт знает что!» — проворчал. Будто он уже старший менеджер в универмаге.

Черная многотонная конструкция, немного напоминающая зенитное орудие, возвышается в центре зала. Любим с брезгливой миной рассматривает прицел, ковыряет его пальцем, затем прикладывается глазом.

— Не понимаю, куда здесь можно компьютер впихнуть… Ничего не видно, — и оторвавшись от телескопа, другим тоном: — Эй вы, астрономы-любители, долго копаетесь! Включайте уже свою формулу в розетку, или куда там следует.

Гогов с Магогиным кряхтят, склонившись над ворованным компьютером. Клацает клавиатура, на экране мелькают цифры.

Любим зашел с другой стороны астрономического орудия. Здесь было еще непонятнее, провода и антенны, экраны и кнопки. Опять зашифрованные надписи, и снова два слова по-русски: «Радиотелескоп волновой ГЕГ-1».

«Гм, интересненько. Признаться, не знал, что уже изобрели радиотелескопы, это хорошо. Новых товаров нынче появляется прорва, за всеми не уследишь. Не удивлюсь, если уже наладили выпуск видеотелескопов».

— Эй, кандидаты наук, не забудьте радио в телескопе включить! Погромче. Что-нибудь веселенькое, танцевальное. А то знаю я вас… будете потом лепетать: «А мы-то что…» — и опять важно заложил руки за спину, ворчит себе под нос: — Глаз да глаз за ними! Все сам, все сам!

И вдруг самодовольные мысли продавца прерывает вопль Гогова:

— Готово, Любим Сысоич!

— Получилось! — вставил свое слово Магогин.

Новый компьютер, окутанный проводами, как муха паутиной, мерцал экраном. Хаос из цифр, формул и непонятных значков, еще недавно царивший на нем, сейчас превратился в стройную картинку, даже приятно посмотреть — все цифры и буквы расставлены по местам, будто кто-то порядок навел в комнате, в которой недавно повеселились детки.

— Ну что ж, молодцы, ничего не скажешь, — оценил картинку продавец. — Аккуратненько упаковали, хвалю! — Любим возомнил себя командиром перед строем. Наверное, уже примеряет наполеоновскую треуголку старшего менеджера.

— Любим Сысоич, давайте нашу дискету, теперь надо программу загрузить, — нестройным хором и, как всегда, перебивая друг друга, лопочут астрономы.

— Я, что ли, по-вашему, должен грузить? Надо было грузчиков для этого нанять. Как в магазине. Заранее позаботиться! — разошелся Любим.

Еще чуть-чуть — и премии их лишит. Совсем забылся.

Достал дискету из внутреннего кармана, взвесил на ладони, ничего тяжелого не обнаружил.

— Нате.

Торжественно, как самое ценное сокровище мира, братья-астрономы приняли черный квадратик из его рук.

— Ну а дальше-то что? Когда уже осень раз и навсегда наступит? — не терпится продавцу.

— Осталось только дискетку вот сюда вставить…

— …нажать кнопку «Enter»…

— И сразу полетят во все стороны наши волны…

— …а тучи, наоборот, прилетят…

Щелк! И ужасная дискета внутри дисковода.

— Дайте-ка я сам ваш «ентер» нажму. Исторический момент все-таки!

И в этот исторический момент раздался страшный грохот. Железная дверь получила сильный удар и, распахнувшись во всю ширь, врезалась в стену — это к ней Костик приложился ногой. Да, именно ногой (в исключительных случаях можно).

В образовавшемся проеме свет уличного прожектора вырезал черный силуэт. Злодеи узрели высокую широкоплечую фигуру, человек стоял, скрестив на груди руки и широко расставив ноги.

— Ой, Магогин, помнишь, мы такое в кино видели?

— Точно! И главное, там все очень плачевно закончилось, — ответил в наступившей тишине дребезжащий голос.

— Любим Сысоич, можно мне выйти? — трусливо заканючил Гогов, ну прямо как двоечник на уроке, который не сделал домашнее задание.

А продавец не обращал внимания на своих сообщников, они уже сделали свое дело, теперь они ему больше не нужны, на кнопку он и сам может нажать. На лицо черного продавца упал тусклый свет уличного фонаря. Осветил его зловещую улыбку.

Славка, которому было строго-настрого приказано дожидаться на улице, когда Костик вышиб дверь, естественно, тут же сунул свою любопытную физиономию в образовавшийся проем, ловкий удар Костика не оставил его равнодушным. Славка под шумок тоже тюкнул какую-то невзрачную дверь поблизости, ее-то уж точно не следовало пинать, не говоря уже о том, что от боли пришлось вцепиться обеими руками в бедную ногу. Но в следующую минуту Славка забыл про ушибленную ступню. В таинственном свете, который скупо проникал в астрономический павильон, засветилось жуткое лицо, черные одежды скрадывали человека, а лицо, отливающее синевой, мерцало само по себе — как будто голова была отрублена, к Славке сразу пожаловали мурашки на спину. Сверкнули в полумраке злые глаза, растянулся в улыбке звериный оскал, и раздался скрипучий голос:

— О! Кого я вижу! Неужто ротозей-охранник! А разве вас еще не выгнали? Нам в универмаге такие сторожа, у которых товар из-под носа тырят, не нужны, — и демонически захохотал, паразит.

А в это время красный автомобильчик, похожий на игрушку, визжал всеми своими четырьмя колесами — так ему хотелось остановиться, но его подбросило и развернуло против его воли. Оставив длинный черный след на мокрых плитах, подарок Яниных родителей замер в одном маленьком сантиметре от стены, под самой вывеской — «Главная обсерватория Академии наук».

— Дверь открыта! Они там, — завопила Эля, первой выскочившая из машины.

Спортивная сумка на длинном ремне мешала ей бежать, била по коленкам, но Эля, забыв о ней, думала только про Славку, который, как рассказала художница, попал в «очень скверную историю».

— Эля, остановись! — догоняла ее Яна.

Третьим трусил Мишка, он явно отставал от лидеров. «Чокнутые какие-то, а вдруг там собаки», — рассуждал он на ходу, здраво в общем-то рассуждал.

Визг тормозов и крики, доносившиеся с улицы, внесли сумятицу в ряды злодеев, точнее, в ряды горе-астрономов.

— Сдается мне, пора ноги уносить, — прошептал Гогов.

— Чего-то мне подсказывает, что на этот раз ты прав, — ответил Магогин.

Они были, как никогда, единодушны, синхронно сползли на пол и гуськом поползли по-пластунски к выходу. Благо темно было.

И в эту минуту Любим вытянул указательный палец в черной перчатке и со зловещей ухмылочкой ткнул в толстую кнопку «Enter»!

— Представление начинается! — громогласно объявил он.

Компьютер только этого и ждал, резко вспыхнул синим светом экран монитора, бешено замелькали цифры, а по проводам, искря и жужжа, полетели разряды, в ту же секунду радиотелескоп словно ожил, на нем засветились кнопки, задрожали стрелки на приборах пульта, и антенны, направленные к другим мирам, начали медленно отворачиваться от звезд. Шевельнулись антенные усики, загудели крылья локаторов — с них уже готовы были сорваться первые вредные импульсы… Но в этот момент Костик бросился к компьютеру и нажал кнопку «отмена». Экран медленно погас. Любим, в испуге отскочивший в сторону, заскрипел зубами, он и не предполагал, что этот охранник такой умный, что он может так запросто остановить программу. Он думал, что все охранники такие, как Сергеич: глупые и необразованные.

Костик и Любим скрестили взгляды.

Померещилось, что две непримиримые рапиры просвистели в воздухе и встретились со страшным ударом. Любим медленно отступал, он уже всерьез приготовился тикать, но…

— Где мальчик?! — внезапно раздалось под сводами астрономического храма. — Я спрашиваю в последний раз?! — Стройная фигура в белом плаще направлялась к Костику. — Куда вы дели ребенка?

Костик обернулся и захлопал глазами. Он никак не ожидал встретить здесь художницу.

— А! Вижу, вся шайка-лейка в сборе, — проговорила она, перешагивая через братьев-астрономов, которые еще не успели далеко отползти. — Ну все! Мое терпение лопнуло! — Яна на ходу сняла сумку с плеча Эли, которая здесь же путалась под ногами, и, не разобравшись, что к чему… шлепнула ею Костика по голове!

Бум-м-м! И звездочки разной величины посыпались из глаз студента. Костику почудилось, что его голова превратилась в планетарий — понеслись по своим орбитам неизвестные науке планеты, замелькали перед носом астероиды и метеориты, а брызнувшие из глаз звезды выстроились в виде Млечного Пути… И вслед за этим наступила полная туманность.

— Это же дядя Костя! Он хороший! — кричал Славка, наблюдавший всю эту сцену от дверей, перепрыгивая через провода и распластанных астрономов, он бежал к Яне и Костику.

И в эту секунду случилось ужасное! Коварный Любим, воспользовавшись всеобщей растерянностью, подкрался к телескопу, забрался на платформу, где располагалась любимое кресло Эдуарда Ильича, и нажал большую красную кнопку. Заскрипел старинный механизм, натянулись цепи, и закрутились огромные шестеренки, они напоминали часовой механизм и точно так же, как часовые стрелки, медленно и плавно начали поднимать к куполу телескоп. А вместе с ним и платформу с железным креслом, на котором и устроился черный продавец калош.

Славка, Эля и Мишка окружили Костика, он уселся прямо на пол. Даже Яна наклонилась над ним, она уже догадывалась, что этот Ален Делон не такой уж и злодей, раз дети так беспокоятся о нем, облепили как мухи. Костик несколько раз тряхнул головой и потер ушибленную макушку.

— Девочка, что у тебя в сумке? — слабым голосом спросил травмированный.

— Спортивная форма, а еще яблоко, мама положила, а я забыла его съесть после тренировки.

— Лучше бы ты послушалась свою маму, — посетовал Костик, который, несмотря на сотрясение ума, сообразил, что именно яблоко пришлось в самое темечко.

— Ничего, Ньютону тоже яблоком досталось, от этого он только умнее сделался, — произнесла Яна, уже почувствовав, что опять попала впросак с этим охранником.

Прямо невезение какое-то, второй раз с ним сталкивается, и второй раз так неловко, ее опять взяла досада своими липкими руками.

— Был бы снег, можно было приложить к шишке, — произнесла она подчеркнуто равнодушно.

Проявила, называется, заботу! При этом стояла с таким независимым видом, засунув руки в карманы, что было абсолютно ясно: даже если бы рядом валялось сто сосулек, она и не подумала бы наклониться.

— Дядя Костя и так умный! Без всякого яблока, — твердо заявил Славка и в подтверждение своих слов добавил: — Он меня от собак спас…

Яна с любопытством посмотрела на молодого человека. А тот покачал головой — дескать, вот вы деретесь, и напрасно, не такой уж я и ужасный, как вы себе представляете…

Яна присела на корточки.

— Ну простите меня. — Она осмотрела ушибленное место. — Я думала, что вы и есть дрессировщик собак… Я не знала, что вы… наоборот. Была уверена, что вы силком приволокли сюда Саночкина.

— Да уж, силком… — Костик начал подниматься. — Ваш Саночкин… как клеем намазанный, не оторвешь. Ладно, об этом поговорим потом, а сейчас надо остановить одного негодяя. — И он поискал глазами черного продавца. — Если он сумеет запустить компьютерную программу, в нашем городе никогда не наступит зима…

— Так это правда? — удивилась Яна.

Славка даже оторопел от такого вопроса. Что ж он, все придумал, что ли?

— Еще какая правда! — закричал он, запрокинул голову и еще громче: — Смотрите, смотрите!

Черный человек поднимался все выше и выше. И даже помахивал ручкой.

— Яночка, — раздался противный голос с высоты, — что же вы на свидание пришли раньше времени? Мы же с вами условились погулять сегодня попозже. — И опять раздался торжествующий хохот под сводами старинного зала.

— Она с таким, как вы, не собирается ходить на свидания! — закричала Эля и обернулась к художнице: — Правда же?

— Никогда! — пообещала Яна.

И опять сверху донесся скрипучий голос Любима Сысоича:

— Это мы еще посмотрим! Скоро сама мне будет записочки писать и свиданья назначать. Старших менеджеров все девушки любят. Не то что оглоушенных охранников. — И опять прокатился его издевательский смех. — А завтра я стану самым главным продавцом. Завтра все в этом городе как очумелые побегут ко мне за сапожками и плащиками!

Телескоп приблизился к куполу, казалось, еще мгновение — и он упрется в огромную полусферу — в донышко гигантской чаши, но именно в этот миг купол словно бы раскололся, посередине образовалась щель и медленно начала расти. Все, кто стоял внизу, задрав головы, увидели — две половинки потолка, наподобие театрального занавеса торжественно отъезжая в стороны, являют на сцене чистое-чистое небо! Да-да! Я не ошибся. Не было на нем привычных туч, и не лился на головы заунывный дождь. Темно-синее небо, по которому были рассыпаны звезды, открывалось медленно и величественно, глубокая синева, утыканная яркими точками, была недвижна и спокойна, будто нарисована. Все — и Яна, и Костик, и Славка, и Эля, и даже Мишка — завороженно застыли.

И хотя меня очень беспокоило, что произойдет в ближайшие минуты, я все-таки позволю себе на мгновение покинуть стены обсерватории.

Не знаю, замечали ли вы, что солнце — не просто наша главная печка, которая согревает в стужу, покрывает ласковым загаром на пляже и освещает наши дворы и улицы, солнце — это наше все! Как Александр Сергеевич Пушкин. То есть если солнце долго не радует, то и настроение у всех портится, дела валятся из рук. Мы, жители планеты Земля, сами того не подозревая, очень зависим от нашей звезды. Может быть, поэтому самое приятное и веселое время — летние каникулы. Летом ведь солнца несоизмеримо больше, чем в учебном году, с этим не поспоришь. В одном неофициальном разговоре это предположение подтвердил и сам Эдуард Ильич, он с этим полностью согласен: затянувшееся ненастье, утверждает он, очень портит всем людям характер, делает нас более раздражительными, родителей ворчливее, а учителей в школе — придирчивее. А вот хорошая погода, напротив, прибавляет доброжелательности и умножает улыбки.

Сейчас эту научную теорию подтверждали события на Центральной улице. Здесь творилось что-то невероятное. Как только проглянуло чистое небо, как только прекратился дождь и засияла луна, которая по ночам приравнивается к солнцу, сразу же, словно его выключил кто-то невидимый, остановился бешеный темп города. Зонтики, складываясь один за другим, дружно хлопали своими мокрыми крыльями, из-под них сначала показывались руки ладошками вверх, а затем — недоверчивые лица, впервые за многие недели люди увидели людей. Можно было подумать, что все они знают друг друга: случайные прохожие улыбались и понимающе переглядывались.

Улица умиротворенно затихла… И только один-единственный человек не зачехлял свой огромный зонт. Он не смотрел на звезды и луну, осунувшийся и печальный, он медленно брел под раскрытым куполом, опустив глаза. И если бы кто-то сумел заглянуть в них, то обнаружил бы там тревожное ожидание чего-то непоправимого, казалось, он единственный знал — это затишье временно, оно обманчиво, это чистое небо вскоре скроется навсегда…

Снизу детали не различались. Дети и взрослые, сгрудившись на полу обсерватории, видели лишь вороненую сталь телескопа, как жерло пушки прицелившегося в ясное вечернее небо. И в следующую секунду электрический ток и разряды побежали по проводам, посыпались искры и вновь ожили антенны. Это Любим снова нажал кнопку «Enter».

— Надо во что бы то ни стало ему помешать! — сжал кулаки Костик.

Но как? Их разделяла высота не менее пяти-шести этажей, даже старая пожарная лестница во дворе-колодце не смогла бы дотянуться до злодея.

— У меня есть рогатка, — нашелся Мишка.

— Да твоя рогатка так высоко никогда не пульнет! — скривился Славка.

— Моя?! Не пульнет?! Да моя рогатка…

— Да хватит уже! — как всегда, вмешалась Эля. — Что же делать, дядя Костя?

— Надо найти розетку и выключить электричество! — нашел правильное решение будущий инженер. — Все ищем щиток. Только, чур, без меня его не открывать! Там высокое напряжение, опасное для жизни!

И тут Славка вспомнил: он как-то раз с бабушкой был в этом зале на очередной «защите», тогда он обратил внимание на железную лестницу, она плавно обвивала стены обсерватории. Железная конструкция, как змейка, извивалась спиралью над аудиторией. До самого верха.

— Эх, хоть бы фонарик… — посетовал в темноте Костик.

— А спички подойдут? — откликнулся Мишка.

— Слушай, разбойник, а что у тебя еще в карманах? — строго спросила Яна.

Но Славка уже не слышал, чем закончился этот разговор, он ощупью пробирался к стене.

А наверху творил зло черный человек, он вперил глаза в экран компьютера — на нем вертелись и прыгали сотни и тысячи разных цифр, они кружились в шаманском хороводе, большие — как древние колдуны, а маленькие — как всякая лесная нечисть. И когда каждое из бесившихся в этом ритуальном танце чисел нашло свое место, вся эта чехарда разом исчезла, экран подмигнул, и на черном поле зажглась одна-единственная цифра — «100». Но она была очень большая. И замерла она лишь на мгновение. В следующую секунду она превратилась в цифру «99», та тоже просуществовала недолго, ее сменила цифра «98»… Даже Любим понял: когда закончится обратный отсчет и на экране появится «0», тогда и наступит вечная осень.

Телескоп закончил движение. Он застыл на самой верхней точке — между двумя железными портами: они, как причалы, нависли справа и слева от платформы телескопа. Черный продавец сообразил — это его спасение, откинул железный мостик, который предусмотрительно крепился на платформе возле кресла, и прошел по нему на железную лестницу. Она плавно вела вниз. Пользуясь темнотой, он незаметно скользнул по ступеням. Стараясь не греметь, двинулся на носочках по этой пологой железке. На лице застыла торжествующая улыбка. Через минуту он прошмыгнет мимо охранника, а компьютер без него завершит начатое дело.

83, 82, 81, 80… страшные цифры отсчитывали последние мгновения хорошей погоды.

Славка не видел и не чувствовал высоты, ноги стучали по ажурной решетке, руки перебирали холодный металл поручней. Он различал только мерцающий экран, вспышки антенных разрядов и звезды, которые уже начали немного затуманиваться. Импульсы уже отправились к облакам. И облака, которые уже было покинули город, вдруг остановились, не спеша развернулись и устремились в обратном направлении. За ними потянулись тяжелые тучи.

Яна и без спичек нашла щиток. На нем еле заметно различалась красная молния.

— Сюда! Рубильник здесь!

Костик распахнул железную дверцу, чиркнул спичкой, осветив множество клемм и проводов, мгновение подумал и безошибочно рванул нужный рычаг. В ту же секунду зал осветился множеством ламп. Пришлось даже глаза прикрыть — так ярко вспыхнул свет.

Первое, что они увидели, — это странная картинка на полу в центре зала. Два каких-то непонятных человека, лежа на пузе, гребли к открытой двери.

— Это еще что за безногие ящерицы-желтопузики? — спросил Костик, подходя к ним.

— Мы не желтопузики, мы астрономы, — гордо ответил Гогов, подняв лохматую голову.

— Это мы изобрели формулу дождя, — не удержался и похвастался Магогин.

— Вот вы-то нам и нужны, ну-ка отвечайте, как обезвредить вашу компьютерную программу?

— А никак, — пожал плечами Гогов, он уселся, явив взорам перепачканную одежду. В зале наследили, а эти умники ничего лучше не придумали, как по грязному полу на брюхе ползать.

— Когда на экране появится ноль, тогда все и случится, — важничает перепачканный Магогин. — Во как мы придумали! Сами! Нам никто не подсказывал.

— Придумщики! — покачала головой художница. — Как же обесточить телескоп? Быстро отвечайте! — топнула она ногой.

— Чего?

— Где розетка? — уточнил Костик.

— Так он же работает не от электричества, — назидательно произнес Гогов.

— Ого! Он что, на батарейках? — удивился Мишка.

— Да. На солнечных батареях. А скоро телескоп вообще работать перестанет. Солнце закончится.

Костик, Яна, Эля и Мишка разом запрокинули головы, и… О ужас! Их взорам предстала кошмарная картина.

Черная платформа телескопа зависла на страшной высоте. Справа и слева от нее обрывались две железные дорожки — подступала лестница, которая извивалась по спирали вдоль стенок. Слева от платформы на железную дорожку был перекинут мостик, а справа, у самого обрыва, стоял Славка. Он обеими руками вцепился в поручни, его ноги от страха подогнулись в коленках. Кресло на платформе было пусто, Любим уже улизнул и где-то спрятался. Огромное черное орудие испускало электрические импульсы. А между Славкой и этим зависшим лафетом, на котором стоял компьютер, зияла пропасть…

— Славка, не шевелись! — закричала Эля.

— Господи, как тебя туда занесло?! — схватилась за сердце Яна.

Даже горе-астрономы попятились со страху, встали на четвереньки и продолжили свой путь к выходу.

А Славка и не собирался шевелиться. Когда внезапно зажегся свет, его как током шибануло. Он внезапно увидел верхотуру, на которой оказался, и… окаменел. Немедля из самой глубины его существа выскочил страх высоты и в мгновение ока превратился в панический ужас. Он и сковал своего хозяина. Не знаю, дышал ли Славка в эту минуту, не удивлюсь, если узнаю, что у него даже нос парализовало от ужаса.

— Слава, успокойся, сделай глубокий вдох и задержи дыхание, — взял себя в руки Костик, он понял, что мальчику нужна помощь, но сейчас только он сам может облегчить свою участь.

«Только бы не запаниковал», — застучало у него в висках.

— Слушай меня внимательно, — как можно спокойнее заговорил Костик. — Вниз не смотри. Смотри вперед. Ты слышишь меня? Ответь!

Прошла вечность, прежде чем сверху упало хриплое: «Да».

— Отлично. Ты видишь перед собой компьютер. Смотри на него, потом медленно поворачивайся…

— Славка, какие цифры на экране? — крикнул Мишка.

Яна и Эля сразу же накинулись — зашипели на Мишку, но поздно: эти слова долетели до Саночкина. В его сознание сквозь панический ужас пробился их смысл. Цифры стремятся к нулю, значит… Значит, он, Славка Саночкин, — единственный человек на земле, который еще может предотвратить катастрофу. Лучше бы этого не знать! Он постарался задержать дыхание. Чуть прояснилось. Он сообразил, что, будь на его месте Костик или любой другой смелый человек, стоило всего лишь посильнее оттолкнуться и перепрыгнуть на платформу… Нет, этого он не сможет… «Знаешь ли ты, Славка, что высота, которую видишь снизу, всегда обманчива, снизу она всегда кажется не такой страшной. И только когда оказываешься на самом верху — только тогда понимаешь, как это на самом деле высоко и жутко», — зазвучал голос бабушки.

Он медленно поднял глаза.

21, 20, 19, 18, 17, 16… — безжалостно улетали мгновения.

— Пятнадцать, — выдавил из себя Славка.

У всех опустились руки. Теперь стало окончательно ясно: ни Яна, ни Костик уже не сумеют преодолеть за оставшееся время даже треть лестницы.

И вдруг все увидели — Славка чуть качнулся, отставил одну ногу назад…

— Даже не думай! — взлетел и сорвался голос Яны.

— Не прыгай! Славка, не смей! Разобьешься! — отчаянно закричал Костик.

— Славка, остановись! Дурак ты этакий, — впервые чуть не заплакала Элька, закрыв лицо руками.

Даже Мишка, присвистнув, прошептал: «Я бы ни за что… Стремно…»

Звезды несмело заглянули в больничное окошко. Бабушка, кутаясь в платок, любовалась чистым небом. Она все время думала про внука, недвижно смотрела вдаль, только сердце ее спешило. А врачам это-то и не нравилось, они хотели, чтобы бабушкино сердце работало поспокойнее, вот и задерживали ее в палате. А как поспокойнее, когда уже сутки телефон не отвечает?

Она обернулась. Высокий доктор, тот самый, который настоял на ее госпитализации, только что проходя по коридору, задел столик с лекарствами. Чуть не рассыпал таблетки. Впервые он выглядел таким неловким и расстроенным. Всегда немного грустный, обычно он все-таки излучал уверенность и спокойствие, а сейчас… даже больно было глядеть на него.

— Как ваше самочувствие? — задала бабушка его же любимый вопрос.

— А? Ах, простите, задумался… Как вы себя чувствуете? — очнулся доктор.

— Как всегда. Тревожно немного. А погода налаживается.

— Да-да… очень тревожно, я места себе не нахожу, — сказал доктор, глядя на безоблачное небо.

— Вы удивляете меня, — проговорила бабушка. — Что-то случилось? Я могу вам помочь?

— Нет, — обреченно покачал головой высокий врач. — В жизни случаются такие моменты, когда никто не может помочь. Когда человек остается один на один со своими страхами и опасениями. Тогда только от его силы воли и духа зависит его здоровье… — помолчал и добавил: — И даже жизнь.

— А как же близкие? Родные? Друзья? Они же всегда рядом в такие минуты, — горячо возразила бабушка.

— Да, я согласен с вами. Но бывает, что никто не в состоянии протянуть тебе руку… Даже самые близкие люди.

— Вы ошибаетесь, — твердо сказала пожилая женщина. — Любовь и добро преодолеют любые преграды.

— Так-то это так! Но, дорогая моя, простите великодушно, однако не могу с вами полностью согласиться. Чем больше я живу на свете, тем больше убеждаюсь: жизнь — это в каком-то смысле лотерея. Мы никогда не можем знать, что готовит нам судьба. Мы перед ней бессильны. Достанешь билетик из коробки, развернешь и только тогда узнаешь — удача там, или несчастье…

— Доктор! Вы же такой мудрый человек, зачем вы говорите такие неправильные слова?

Доктор, так похожий на лотерейщика из магазина, поднял глаза. Он с болью посмотрел на бабушку и произнес:

— Неужели у вас в жизни никогда не случались ужасные трагедии? Непоправимые случайности? Которые нельзя было предвидеть? Аварии, например?

Бабушка каждую минутку своей жизни помнила о таком случае, об аварии, которая произошла на горной дороге. Она помолчала и ответила:

— Нет, доктор, вы не правы. Жизнь — это не лотерея. А судьба — это не набор случайностей. В каждой трагедии есть чья-то слабость или, хуже того, злой умысел. Кто-то подставит подножку, а кто-то вовремя не проверит тормоза в автобусе… — Бабушкин голос чуть дрогнул, но она нашла в себе силы и взяла себя в руки. — Я все равно всегда верила и буду верить, что нет ничего сильнее добра и любви. Они сильнее, чем слепой случай.

Доктор не стал спорить, покачал головой, грустно улыбнулся и тихо произнес:

— Спасибо.

…Напряжение достигло апогея. Как в цирке за мгновение до смертельно опасного трюка. Невольные зрители затаили дыхание, а Элька, такая отчаянная Элька, даже глаза закрыла ладошками.

Славка завороженно смотрит и… не может сделать этот шаг через пропасть. Секунды тянутся, каждая как пытка, время застряло, буксует на одном месте, а вот сердце будто забыло про тормоза — несется сломя голову, и только цифры на экране размеренны и неумолимы.

10, 9, 8, 7…

Теперь уже, наверное, всем слышно, как стучит сердце. Чудится, что даже эхо разносит эти удары, словно в горах, как в той сказке, которую рассказывала бабушка. Он все еще упорно гипнотизирует поворотную площадку телескопа, от которой его отделяет смертельная пустота в пять этажей, но кисти рук окоченели, они намертво сомкнулись вокруг поручней трапа…

Нет, не сможет… Он уже ненавидит того мальчишку из бабушкиной сказки, который, в отличие от Славки, сумел преодолеть страх. Если бы Славка стоял на полу, он бы готов был провалиться от своего бессилия, от злобы на самого себя, от стыда, но сейчас весь организм протестовал против любой мысли о падении. Ну зачем он оказался здесь?! Почему именно он?! Голова шла кругом…

И вдруг на платформе, на которой только что никого не было, появилась… нет, не может быть! Такое знакомое, такое родное, выученное по фотографиям, лицо… впервые в жизни оно было так близко. Славка сумел рассмотреть каждую морщинку, ресничку и даже грустную складку над переносицей. Она стояла в лыжном костюме на своих сломанных лыжах, стояла и грустно смотрела на сына… Она уже не рвется сквозь свою боль к финишу! Не ковыляет в этой бессмысленной гонке только для того, чтобы ее Славка знал — всегда надо бороться до конца! Остановилась! Молчит. Просто устала, устала и остановилась.

Славка чуть не задохнулся, у него сжалось горло, он испугался, что мама сойдет с этой своей самой главной дистанции. Устрашится боли и, как все до нее, повернет обратно. «Чего же ты остановилась! — захотелось закричать ему во все горло. — Зачем?! А как же я, если ты остановишься!»

«Не сдавайся, Славка. Слышишь! Никогда не сдавайся, малыш».

Славка, зажмурившись, отталкивается… и падает на платформу телескопа.

3, 2, 1…

«Отмена».