Привлекательная женщина лет тридцати пяти с гладкими каштановыми волосами до плеч отделилась от толпы посетителей, толкущихся в Большой ротонде музея, застучала каблучками, направляясь к широкой центральной лестнице, поднялась на второй этаж и прошла по гулкому мраморному коридору к двери, обрамленной красиво подсвеченными живописными изображениями петроглифов анасази[16]. Она помедлила, сделала глубокий вдох и вошла в дверь. Метрдотель за небольшой деревянной стойкой выжидательно посмотрел на нее.
– У меня заказан столик на двоих, – сказала женщина. – На фамилию Грин. Марго Грин.
Метрдотель сверился с экраном компьютера:
– Да, конечно, доктор Грин. С возвращением. Ваш визави уже здесь.
Марго последовала за метрдотелем, лавирующим между столиками с льняными скатертями. Она оглядела зал, у которого была занятная история. Первоначально здесь находился зал захоронений народа анасази, наполненный десятками индейских мумий в их исходных согнутых положениях, а также бесчисленными одеялами, керамикой, наконечниками стрел, похищенными в конце XIX века из аризонской Пещеры мумии и других доисторических захоронений. Со временем зал стал причиной протестных настроений, и в начале 1970-х годов большая группа индейцев-навахо приехала в Нью-Йорк пикетировать музей – они возражали против такого, по их мнению, осквернения могил. И тогда зал без лишнего шума был закрыт, а мумии удалены. Так он и оставался пустым несколько десятилетий, пока два года назад кто-то из высокопоставленных прогрессивно мыслящих администраторов не понял, что это место идеально подходит для шикарного ресторана, обслуживающего дарителей, персонал музея и хранителей с важными гостями. Ресторан получил название «Чако», в нем сохранились очаровательные старые настенные росписи, украшавшие первоначальный зал в стиле ритуальных сооружений древних анасази, но без мумифицированных останков. Одна перегородка (подделка под глинобитную стену) была удалена, благодаря чему открылись громадные окна, выходящие на Мьюзеум-драйв, сиявшую в ярких солнечных лучах.
Марго с удовольствием посмотрела на окна.
Из-за столика навстречу ей поднялся лейтенант д’Агоста. Он почти не изменился с тех пор, как она видела его в последний раз, разве что похудел немного, стал спортивнее да волосы у него чуть поредели. То, что его нынешний вид остался таким же, каким его хранила ее память, задело какие-то благодарные и грустные струны в ее душе.
– Марго, – сказал д’Агоста, и они обменялись рукопожатием, которое перешло в объятие. – Как я рад вас видеть.
– И я тоже.
– Вы прекрасно выглядите. Спасибо, что нашли время сразу же приехать.
Они сели. Накануне д’Агоста вдруг ни с того ни с сего позвонил ей и попросил встретиться где-нибудь в музее. Марго предложила «Чако».
Д’Агоста огляделся:
– Это место здорово изменилось с того времени, как мы здесь познакомились. Кстати, сколько лет назад это было?
– Музейные убийства? – Марго задумалась. – Одиннадцать лет. Нет, двенадцать.
– Невероятно.
Официант принес им меню с изображением Кокопелли[17] на обложке. Д’Агоста заказал охлажденный чай, Марго тоже.
– Итак, чем вы занимались все это время?
– Я теперь работаю в некоммерческом медицинском фонде в Ист-Сайде. В Институте Пирсона.
– Вот как? И что вы там делаете?
– Я этнофармаколог. Оцениваю ботанические лечебные средства исконных народов, ищу, что можно использовать для разработки лекарств.
– Звучит захватывающе.
– Так и есть.
– По-прежнему преподаете?
– Нет, с этим я покончила. Сейчас я могу помочь тысячам, а работая преподавателем – одному классу.
Д’Агоста снова пробежался взглядом по меню.
– Уже нашли какое-нибудь чудодейственное средство?
– Самое серьезное, над чем я работала, – это вещество в коре дерева сейба, которое может помочь при эпилепсии и болезни Паркинсона. Майя используют эту кору при старческом слабоумии. Проблема в том, что на разработку нового лекарства уходит целая вечность.
Официант вернулся, и они сделали заказ. Д’Агоста посмотрел на Марго:
– По телефону вы сказали, что регулярно бываете в музее.
– Раза два-три в месяц, не реже.
– С какой целью?
– Печальная правда состоит в том, что естественная среда обитания интересующих меня растений катастрофически сокращается: леса вырубаются, площади выжигаются и распахиваются. Один Господь знает, сколько потенциальных средств излечения рака исчезло за последнее время. В музее лучшая в мире этноботаническая коллекция. Конечно, когда ее собирали, обо мне не думали – просто ученых интересовала туземная медицина и магические лечебные средства племен, обитающих в разных уголках мира. Но это точно согласуется с моими исследованиями. В коллекции музея есть растения, которых больше не существует в природе. – Она замолчала, напомнив себе, что не все разделяют ее страсть к этой работе.
Д’Агоста сцепил руки в замок.
– Вы регулярный посетитель музея, а это как раз то, что мне нужно.
– В каком смысле?
Он чуть подался к ней:
– Вы ведь слышали о том, что здесь недавно произошло убийство?
– Вы про Вика Марсалу? Я работала с ним, когда училась в магистратуре в антропологическом отделе. Была в числе немногих, с кем он ладил. – Марго покачала головой. – Не могу поверить, что кто-то его убил.
– Я возглавляю следствие. И мне нужна ваша помощь.
Марго не ответила.
– Похоже, Марсала незадолго до смерти работал с одним командированным и помог ему найти и обследовать один экспонат в антропологической коллекции – скелет мужчины-готтентота. Агент Пендергаст помогал мне в этом деле, и его чем-то заинтересовал этот скелет.
– Продолжайте, – сказала Марго.
Д’Агоста немного помедлил:
– Понимаете… гм… Пендергаст исчез. Уехал из города позавчера вечером и не сообщил, как его найти. Вы ведь его знаете. Кроме того, вчера мы обнаружили, что документы о полномочиях этого командированного ученого, который работал с Марсалой, поддельные.
– Поддельные?
– Да. Фальшивая аккредитация. Он назвался доктором Джонатаном Уолдроном, специалистом по физической антропологии из какого-то филадельфийского университета. Но настоящий Уолдрон ничего об этом не знает. Я сам с ним разговаривал. Он никогда не был в музее.
– А что, если он и есть убийца, который заявляет, что ему ничего об этом не известно?
– Я показал его фотографию сотрудникам отдела антропологии. Ничего похожего. На фут ниже и на двадцать лет старше.
– Странно.
– Да уж. Зачем выдавать себя за кого-то другого для того лишь, чтобы посмотреть на скелет?
– Вы думаете, что этот липовый ученый и убил Марсалу?
– Я пока ничего не думаю. Но это довольно серьезная ниточка, к тому же единственная. Поэтому… – Он помолчал. – Я подумал, не согласитесь ли вы взглянуть на этот скелет.
– Я? – удивилась Марго. – Зачем?
– Вы же антрополог.
– Да, но моя специальность – этнофармакология. После магистратуры я не занималась физической антропологией.
– Уверен, что вы на голову выше большинства здешних антропологов. И потом, я вам доверяю. Вы здесь, вы знаете музей, и вы не состоите в штате.
– У меня работы выше головы.
– Да вы только взгляните. Так, краем глаза. Мне важно знать ваше мнение.
– Я действительно не понимаю, какое отношение к убийству может иметь старый скелет готтентота.
– И я тоже. Но у меня пока нет других ниточек. Марго, сделайте это для меня. Вы знали Марсалу. Пожалуйста, помогите мне раскрыть это убийство.
Марго вздохнула:
– Ну, если вы так ставите вопрос, разве я смогу вам отказать?
– Спасибо. – Д’Агоста улыбнулся. – Да, и за ланч плачу я.