Синяя книга сказок

Сказка без головы

— Какое нам дело до Сказок на нити, если они не о нас! — воскликнули Мартин и Любка.

А малышка Олинка сказала:

— Ау-оу-э!

Что на языке таких малышей тоже означает: «Какое мне дело до Сказок на нити, если они не обо мне!»

«А ведь дети правы!» — подумал я и стал писать третью часть Синей книги сказок — Сказки о нас. Но чтобы никто из детей не обиделся, что я начинаю не с него, я не покажу вам голову того, о ком будет рассказано в первой сказке. Потому-то и называется она — Сказка без головы. Так вот, я ее уже рассказываю.

Слушайте же, мой сын или дочь, сам не знаю — который из вас…

Если бы поверх следа, который твоя нога оставила сегодня, отпечатался след, который твоя нога оставила вчера, а еще выше — след, который твоя нога оставила позавчера и так далее…, получилась бы целая пирамида следов. И если бы потом эти следы вдруг рассыпались по земле, люди подумали бы, что тут пробежало много детей: один поменьше, другой побольше, третий еще больше и так далее, а я бы им сказал:

— Ошибаетесь! Это был мой малыш, и все следы — его, только ноги у него все время растут и никогда уже не оставят такого маленького следа, какой оставили вчера, даже такого маленького, какой оставили минуту назад.

А когда у тебя вырастут ноги, начнут расти руки, будут становиться все больше и больше, пока не вырастут такими, что ты сможешь спрятать в ладошки голову. Тогда люди, встречая тебя, будут говорить:

— Какой странный ребенок! Где же у него голова?

А ты будешь поглядывать на них сквозь пальцы и посмеиваться.

Но потом поскорее откроешь голову, чтобы и она начала расти.

Говоришь, так не бывает?

В Сказке без головы бывает!

А когда у тебя вырастет и голова… Впрочем, это уже будет другая сказка.

Что нарисовала Ольга

Когда Ольга еще не была моей женой, ей очень хотелось увидеть цветок с разноцветными лепестками, чтобы каждый лепесток был другого цвета! И она объявила, что пойдет замуж лишь за того, кто добудет ей такой цветок. Ясное дело, никто такого цветка не добыл и замуж ей выходить было не за кого.

Прослышал и я об Ольге и ее странном желании. Прихожу к ней и говорю:

— Знаешь что, моя милая, цветка с разноцветными лепестками на всем белом свете не сыскать. Но коли он так тебе необходим, найми меня в садовники, я постараюсь такой цветок вырастить.

Наняла меня Ольга в садовники, и я вырастил в уголке ее сада белый цветок.

— Ах! — воскликнула Ольга, увидев цветок. — Ничего не получилось! У твоего цветка вовсе не разноцветные лепестки, они все белые! Я не могу пойти за тебя замуж!

— Жаль, — сказал я. — Что ж, вернусь домой. Только прими от меня в подарок эти акварельные краски, пусть хоть что-нибудь останется тебе на память.

Ольга краски приняла, а я вернулся домой. На следующее утро является Ольгин гонец: так, мол, и так, велено тотчас воротиться, ибо свершилось чудо! За ночь белый цветок окрасился. И каждый лепесток — в другой цвет! Ольга пойдет за меня замуж!

И была свадьба.

А когда свадьба кончилась и гости разошлись, я спросил у жены, усмехнувшись в бороду:

— Скажи-ка, моя милая, отчего у тебя разноцветные пальцы?

— Я рисовала теми красками, что ты мне подарил, — отвечает Ольга.

— А что ты рисовала? — продолжал допытываться я.

— Что рисовала, то рисовала, — улыбнулась Ольга. — Зачем спрашиваешь, коли сам знаешь?

Ночью пошел дождь, и к утру посаженный мною цветок побелел.

Но Ольга все равно осталась моей женой. Вы ведь сами знаете — у нас трое детей.

Говорите, я уже писал, как Ольга стала моей женой, в Сказке про рыбу Рыбеку — и совсем по-другому?

Не может быть. Это вам показалось!

Три сказки о зубах

Первая сказка о зубах

Жил на свете мальчик, звали его Мартин, и были у этого Мартина дупла.

Разве он жил в лесу?

Вовсе не в лесу.

Откуда же у него дупла?

Откуда? От верблюда! И вовсе это были не дупла, а обыкновенные скворечники, просто ему нравилось так их называть. В одном дупле жил дятел, в другом — скворец, в третьем — воробей.

Во всех-всех дуплах, которые были в нашем саду, жили птицы.

А в дуплах, которые были у Мартина во рту, притаилась зубная боль.

Теперь послушайте, что было дальше.

Дупло, которое висело на березе, расшаталось.

Не зря мама говорила Мартину:

— Пора, Мартин, привести твои дупла в порядок, расшатаются, развалятся, где тогда будут жить дятел, скворец и воробей?

Но Мартин ее не слушал.

И те дупла, что были у Мартина во рту, тоже давно нуждались в чистке да починке.

— Пора, Мартин, привести твои дупла в порядок, — говорила мама, — расшатаются зубы, развалятся, чем ты тогда будешь жевать?

Но Мартин ее не слушал.

И что из этого вышло? Да то, что и говорила мама.

Дупло, которое было на березе, упало и развалилось. Остался дятел без крова, холодно ему было, бесприютно.

А дупла, которые были у Мартина во рту, разболелись.

— Что мне делать с дуплом, которое упало с березы и сломалось? Ведь дятлу негде жить! — спрашивает опечаленный Мартин.

— Попроси папу, пусть он починит, — посоветовала мама.

Вошел Мартин со своим сломанным скворечником-дуплом ко мне в кабинет и просит починить.

— А что делать с дуплами, которые болят во рту? Мне ведь трудно жевать! — спрашивает опечаленный Мартин, вернувшись к маме на кухню.

— Попроси зубного врача, пусть он починит, — посоветовала мама.

Но о зубном враче Мартин и слышать не хотел.

— Мои дупла боятся зубного врача! — отвечает он маме.

Услыхал я его ответ, вышел из кабинета и говорю:

— Возьми-ка, Мартин, свое дупло.

— Да ведь оно не починено! — воскликнул Мартин, взглянув на скворечник.

— Не починено и не будет, — сказал я.

— Но почему? — удивился Мартин.

— Потому что это дупло меня боится.

— Дупло тебя боится?! Какая чепуха! — воскликнул Мартин.

— Точно такая же чепуха, как то, что твои дупла боятся зубного врача, — сказал я и, как Мартин ни противился, отвел его к зубному врачу.

Зубной врач залечил Мартину дупла во рту, ну, а я потом починил дупло дятла.

Говорите, вы видели, как я нес его к столяру?

Безобразники, не смейте портить мою сказку!

Вторая сказка о зубах

Жила на свете девочка, и были у этой девочки зубы. Но чистить их девочка не любила.

И вот однажды ночью, когда девочка спала, приснился ей сон.

Снится ей, будто зубы у нее во рту ожили и превратились в зверушек. По правде-то зверушки человеческим голосом не говорят. Даже во сне не говорят. Иное дело — зверушки, которые получаются из зубов. Эти зверушки умеют говорить человеческим голосом. И вот зверушки, которые получились из зубов этой девочки, заговорили человеческим голосом.

Слушает девочка во сне, о чем говорят зверушки во рту.

— До чего же тут плохо! — говорит передний зуб, который превратился в оленя. — Я, например, — олень, хочу бегать по сочным лугам. А какие во рту луга? Их нету и в помине!

— Ты прав, — говорит коренной зуб, который превратился в зайца. — Я, например, заяц, хочу бегать по полям. А какие во рту поля? Их тут днем с огнем не сыщешь!

— Что же нам делать? — воскликнули остальные зубы, которые тоже превратились в зверушек — кто в кабана, кто в серну — и все хотели бегать по полям, по лесам или хоть по обыкновенной траве-мураве.

— Давайте удерем! — предложил передний зуб, тот, что превратился в оленя. — Убежим на свободу, на вольную природу!

И не тратя слов понапрасну, стал качать головой туда-сюда, туда-сюда. Покачал-покачал да и вывалился изо рта.

А за ним и остальные зверушки давай качать головой да так один за одним из девочкиного рта и сбежали.

Не хотелось девочке верить тому, что случилось во сне. Не просыпаясь, она провела языком по зубам. Вернее — хотела провести языком по зубам, а провела по голым деснам. Зубов — как не бывало! Пришлось девочке поверить: зубы, и правда, сбежали. Захотелось ей крикнуть:

— Ой, страшно!

А получилось:

— Ой, стьяшно!

Потому что у кого нет зубов, тому уже не крикнуть:

— Ой, страшно!

Всегда у него будет получаться:

— Ой, стьяшно!

А это уже само по себе страшно. Но тот, с кем такое приключилось, и самому себе скажет, что это страшно.

— Что кричишь? Чего ты испугалась? — спросила у девочки наша Любка, повстречав ее во сне.

— Как же мне не пугаться, — отвечает девочка нашей Любке. — У меня сбежали зубы, захотелось им побегать на свободе да на вольной природе. А твои зубы не хотят бегать на вольной природе?

— Мои тоже любят вольную природу, — гордо улыбнулась Любка. — Но от меня они не сбегут. Я им хорошая хозяйка. У меня есть щетка, и я каждый вечер и каждое утро чищу их да приговариваю: «Ох вы, зубки мои, вы зверушки мои, щетка — ваши луга, щетка — ваши поля, погуляйте-ка в ней, порезвитесь-ка в ней, чтобы было вам во рту вольной волюшки волней». Порезвятся мои зубы в зарослях щетки и рады-радешеньки, и никуда от меня не сбегут. Вот бы и тебе завести такую щетку!

— Была у меня щетка, была! — воскликнула девочка. — Да тепей уж поздно. Пьопали мои зубы, все пьопали!

Тут девочка проснулась и поняла, что это был сон. А зубы у нее на месте, во рту. Обрадовалась девочка и решила не мешкая завести такую же щетку, как у Любки. Но потом вспомнила: есть, есть у нее такая щетка!

Во второй раз обрадовалась девочка и хотела тут же позвонить Любке по телефону. Но не успела набрать номер, как догадалась: Любка — это она и есть.

Третья сказка о зубах

Жил да был дровосек и было у него двое детей — Янко и Марьянка. Хорошие были дети, да вот беда — не любили они чистить зубы.

«Что делать с детьми, которые не чистят зубы? — думает дровосек. — Отведу-ка я их в лес, — там их кто-нибудь научит уму-разуму».

Как сказал, так и сделал. Завел детей в дремучий лес и оставил там одних.

Идут Янко с Марьянкой по лесу, идут себе и идут и набрели на пряничный домик. Оба они любили сладкое и тут же принялись обламывать пряники да есть. К вечеру, съев полстены, улеглись Янко с Марьянкой спать. И хоть поблизости журчал ручеек, ни брату, ни сестре и в голову не пришло выполоскать перед сном рот.

Ночью что-то их разбудило. А это взбунтовались кусочки пряников, застрявшие в зубах. И разбудила детей зубная боль. Вскочили Янко с Марьянкой, видят: перед ними Баба-Яга. И заговорила Баба-Яга громким голосом:

— Ха-ха-ха! Это я вас разбудила, детки! А зовут меня Баба-Яга Зубная Боль, и живу я в пряничном домике. Позарились вы на мои прянички, рот не выполоскали — теперь вам от меня не уйти! Запру вас в хлевушок, а утречком изжарю вас да и съем!

Всю ночь просидели дети в хлевушке, думали-гадали, как живыми уйти. В общем-то были они дети неглупые и к утру вот что надумали. Приходит утром Баба-Яга Зубная Боль, чтобы увести их да изжарить, а Янко ей и говорит:

— Неужто ты станешь есть нас таких, с гнилыми зубами? Смотри, сама захвораешь, ведь от гнилых зубов все болезни идут!

— Еще чего! — вскричала Баба-Яга и кликнула зубного врача.

Врач пришел, вылечил детям зубы, а Баба-Яга и говорит:

— Вот теперь я изжарю вас и съем!

Хотела шагнуть вперед и схватить детей, но — диво дивное, чудо чудное! — хотела-то она шагнуть вперед, а шагнула назад. И еще шаг, и еще… Чем ближе старалась она подойти к детям, тем дальше от них отступала, пока совсем не исчезла.

Потому что у кого хорошие зубы, к тому Баба-Яга Зубная Боль как бы ни старалась, подойти не может.

Обрадовались дети, наломали сладких пряников и пошли домой. Там они рассказали, что с ними приключилось в лесу, а вся семья слушала их да лакомилась сладкими пряниками. И Янко с Марьянкой полакомились. Но потом сразу ополоснули рот, чтобы ни один кусочек в зубах не застрял. А когда заметили, что их отец дровосек, который тоже отведал пряников, собирается лечь спать, не почистив зубы, еще и ему напомнили:

— Ты что же, отец! Смотри, отведем тебя в лес да оставим там одного!

— Не делайте этого, детки! — взмолился дровосек. — В лесу столько разных ужасов, вы и представить себе не можете! — Он вычистил зубы и с той поры чистил их почти каждый месяц.

Говорите, эта сказка не о третьем моем ребенке, не об Олинке? Да как же я о ней напишу? Ведь у нее, бедняжки, нет еще ни одного зуба!

Сказка про первое сентября

Послушайте, что приключилось как-то раз первого сентября. Хотя, пожалуй, началось это еще раньше.

Был последний день августа. На следующее утро Мартинеку предстояло первый раз идти в школу. Укладываем его спать и говорим:

— Не бойся, Мартинек, мы тебя разбудим.

Но Мартинек хорошо нас знал: кто-кто, уж мы любим поспать и частенько просыпаем все на свете. И потому он нам не поверил. Дождался, пока мы уляжемся, взял свой новенький портфель и на цыпочках вышел из дому. Перед домом стояла наша машина, и Мартин с ней договорился, что переночует около нее. Во-первых, от машины до школы гораздо ближе, чем от нашей квартиры на третьем этаже, а во-вторых, машина пообещала рано утром его разбудить.

Сами знаете, что это такое, когда вам завтра первый раз идти в школу! Поневоле думаешь: «Завтра я первый раз иду в школу, завтра иду в школу!» — и никак не уснешь. Видит машина, не спит Мартинек и все думает… И решила она включить мотор и тихонечко пробормотать ему на ухо какую-нибудь интересную сказку — может, он тогда уснет. Не всякая машина умеет рассказывать сказки. Но ведь это была машина, возившая писателя, и она умела рассказывать всякие чудесные сказки.

Да, вы еще не знаете о нашем телефоне. Есть у нас и телефон. Не всякий телефон умеет ценить сказки, но ведь наш телефон стоит в квартире писателя! Он очень уважает сказки. И вот, когда наш телефон через раскрытое окно услышал, что машина начала рассказывать Мартину сказку, он подумал: «Жаль, если эту чудесную сказку никто не запишет».

Телефон сам набрал номер издательства детских книг и вывесил трубку через раскрытое окно. Стал подхватывать на лету слова чудесной сказки, которую бормотала наша машина, и радовался, что передает ее по проводу в издательство, где ее записывают редакторы. Только зря он радовался! Что делать редакторам в издательстве ночью? Их там вовсе не было, и сказку, которую бормотала Мартину наша машина, никто не записал. Теперь мы даже не знаем, о чем в ней говорилось.

Но конечно же, это была чудесная сказка, потому что когда мы утром проснулись — а проснулись мы, как ни странно, вовремя, — то увидели, что наш Мартинек спит на корточках перед машиной и голова его светится.

Да, да, светится между двумя незажженными фарами, словно третья красивая фара! Мы открыли дверцу машины и хотели нажать кнопку, чтобы погасить фару. Но — вот чудо! — кнопку уже кто-то нажал. А фара все равно светилась и светилась.

— Может, это светящийся сон? — воскликнули мы.

Тут машина, выполняя свое обещание, загудела. Мартинек проснулся, но голова его по-прежнему светилась.

— Хорошенькое дело! — сказала моя жена Ольга. — Как же он с такой светящейся головой пойдет в школу?

— А что тут особенного? — сказал я. — Пойдем вместе с ним и постараемся объяснить учителям, что светящаяся голова — свойство некоторых особо одаренных учеников.

— И этим на ближайшие девять лет испортим мальчику жизнь, — заметила моя жена Ольга. — Какой же учитель любит таких особо одаренных учеников? Учителя будут смотреть на его светящуюся голову с тем же отвращением, с каким смотрят на грязные уши. Пожалуй, это еще хуже: грязные уши они видят лишь во время санитарного осмотра, а светящаяся голова будет торчать перед ними постоянно, будет видна даже на большом расстоянии!

— Что же нам делать? — задумался я. — Может, денек — другой переждать, пока голова не погаснет сама собой? Давай отведем Мартина в школу не первого, а третьего или, скажем, четвертого сентября…

— Всегда вы так! — услышали мы вдруг голос Мартина. — Рады-радешеньки, если я в первый же день просплю школу!

Тут мы проснулись.

И увидели, что Мартин уже одет, голова у него вовсе не светится, а светится наше окно, потому что утро в полном разгаре.

— Ну, гора с плеч! — обрадовалась моя жена Ольга. — Значит, это был только светящийся сон!

— Конечно, — обрадовался я. — И приснился он не Мартину, а нам! Теперь только записать — и готова новая чудесная сказка!

Мы дружно взялись за дело — и вот получилась сказка, которую вы читаете. Сказка про первое сентября.

Ждал ли Мартин, пока она будет написана? Он бы и рад подождать, да не хотел опаздывать в школу. Каково бы ему было в первый же день объяснять учителям, что опоздание в школу — свойство учеников, имеющих одаренных родителей.

Любкина сказка

Однажды вечером я подумал: пойду-ка расскажу своей дочери Любке какую-нибудь сказку. Сперва расскажу, потом запишу, и можно будет вставить ее в книжку.

Минуты не прошло, как я уже сидел около Любкиной постели и рассказывал:

— Жили-были котик с кошечкой, и пошли они как-то в лес по ягоды. Собирают ягоды, собирают, и вдруг — о чудо! — перед ними большущая земляничина, величиной с дом! Никак ее не сорвать, никак не поднять. А в лесу оставить жалко.

— Эх, кабы какой-нибудь силач помог нам снести эту земляничину домой! — вздохнула кошечка.

А котик и говорит:

— Я знаю такого силача. Тут поблизости живет девочка Любка. У ее папы есть красная машина. Он мог бы эту земляничину не только снести, а и на машине свезти!

Прибежали котик с кошечкой к нашему дому и звонят у входа. Отворила им Любка. Котик с кошечкой и говорят:

— Здравствуй, Любка. Передай, пожалуйста, своему папе, что пришли мы и просим его привезти на своей красной машине из лесу земляничину. Земляничина-то большущая, величиной с дом!

— Я пойду скажу папе, а вы обождите здесь, — ответила им Любка и пошла в комнату.

Папа тем временем сидел в комнате и звонка не слыхал. О котике с кошечкой ведать не ведал. Видит: в комнату входит Любка. Он и спрашивает:

— Чего тебе надобно, Любка?

— Дай мне, пожалуйста, жевательную резинку, — вдруг отвечает из постели настоящая, несказочная Любка.

«Вот те на! — подумал я. — Испорчена сказка. Но что поделаешь, надо ее досказать».

И я продолжал:

— Дал папа Любке жевательную резинку, а котик с кошечкой ждали-ждали у порога, но так никто и не вышел. В другой раз позвонить они постеснялись, опечалились и ушли ни с чем. А большущая земляничина сгнила в лесу.

На другой вечер я подумал: «Пойду-ка расскажу своей дочери Любке сказку заново. Любка стала на день старше, поумнела, может, и память у нее теперь лучше и не забудет она, что котик с кошечкой ждут у порога».

Рассказывал-рассказывал, ничего не пропустил. Котик с кошечкой снова поведали Любке, зачем явились. Любка снова ответила, чтобы они обождали, и пошла к папе в комнату, а папа, который их звонка не слыхал, снова ее спрашивает:

— Чего тебе надобно, Любка?

— Еще одну жевательную резинку! — попросила настоящая, несказочная Любка.

И снова я подумал: «Испорчена сказка! Вот плутовка! Опять забыла про котика с кошечкой, а вчерашнюю жевательную резинку очень даже хорошо помнит!».

Испорченную сказку я записал, но в книжку не вставил, а положил в ящик письменного стола. Там она и ждет, пока Любка вырастет и перестанет ради жевательной резинки забывать про своих друзей. Тогда котику с кошечкой не придется уходить с нашего порога ни с чем, земляничина величиною с дом не сгниет и у моей сказки будет совсем другой конец.

Другой-то другой, да не знаю, будет ли он лучше.

Например, такой:

— Папа, а папа, — скажет мне через год Любка. — Ты собирался не вставлять эту сказку в книжку, но забыл и вставил. Значит, и ты еще маленький, и ты все забываешь?

— Эх, Любка, — отвечу я ей через год. — Если бы я еще все забывал! Ведь я уже все забываю… А это гораздо хуже!

Сто Олинкиных кукол

Что же я, рассказываю Сказки о нас, а совсем забыл про малышку Олинку. Эта сказка будет о ней.

Был на свете один дом. И было в нем два окна на улицу, оба рядышком, оба низко-низко, над самой землей.

Окна были раскрыты, и вот в одном из них показалась Олинка.

А по улице в это время шла Эвочка. Увидела Эвочка Олинку, увидела Олинка Эвочку. Обе они улыбнулись, и Эвочка остановилась. Остановилась и просит:

— Олинка, покажи мне своих кукол!

«Отчего не показать, раз Эвочка просит. Пускай посмотрит, коли охота», — думает Олинка.

Подняла Олинка руку — а в руке тряпичная кукла.

— Ой! — воскликнула под окном Эвочка. — До чего красивая кукла! Покажи мне еще какую-нибудь! У тебя есть еще?

— Есть, только в другой комнате, — ответила Олинка и исчезла. Из одного окна исчезла — в другом показалась, подняла руку — а в руке тряпичная кукла.

Когда Олинка исчезла в одном окне, а показалась в другом, и Эвочка на улице перебежала от одного окна к другому. Увидела в Олинкиной руке куклу и воскликнула:

— Ой-ой! И эта красивая!

— У меня еще есть! — похвастала Олинка и снова исчезла.

Исчезла во втором окне — показалась в первом. Подняла руку — а в руке тряпичная кукла. Эвочка на улице тоже перебежала к первому окну. Увидела куклу и опять воскликнула:

— Ой-ой-ой! Какие красивые у тебя куклы! Еще покажи! Еще!

И стала Олинка быстро-быстро исчезать в одном окне и показываться в другом, и снова исчезать, и снова показываться, и каждый раз, как показывалась, подымала руку с тряпичной куклой и кричала:

— А вот еще одна! А вот еще!

И Эвочка на улице быстро-быстро перебегала от окна к окну, каждый раз к тому, в котором должна была показаться Олинка, и радостно восклицала:

— Ой-ой-ой-ой! Сколько красивых кукол!

Олинке приятно было, что Эвочка так радуется.

А Эвочка порадовалась и говорит:

— Знаешь, Олинка, у тебя столько кукол, а у меня совсем нету. Подари мне хоть одну, чтобы и у меня была красивая кукла!

Услыхала Олинка ее слова, нахмурилась и отвечает:

— Ишь какая хитрая! Если я дам тебе куклу, что останется мне? У меня ведь только одна кукла!

— Хи-хи, одна! — засмеялась Эвочка. — Врешь и не краснеешь. У тебя не одна кукла, а целых сто, и ты, жадина-говядина, прячешь их, чтобы со мной не поделиться!

— Это я жадина-говядина? Вовсе я не жадина-говядина, если хочешь знать! На, возьми! — и Олинка бросила Эвочке свою единственную тряпичную куклу.

А Эвочка подобрала куклу и говорит:

— Ни за что не скажу спасибо! Наверняка ты дала мне самую некрасивую!

Вот и все.

Ага, вы удивляетесь, что Олинка в этой сказке разговаривает, хотя в начале Сказок о нас только и могла произнести «ау-оу-э».

Вы правы. Я и сам удивляюсь.

Разорванная сказка

Как-то раз позвал я в гости много-премного детей, со всей нашей улицы, и стал читать им новую сказку про одного старика, который любил бросать детям из окна разные вещи.

Читаю я свою сказку, читаю… Кончил, вижу — в комнате никого нет. Ни тех детей, которых я позвал с улицы, ни моих собственных.

Заглянул под кровать, за дверь, в шкаф — ни души! Глянул из окна на улицу — и что же? — все дети собрались внизу. Заметили меня и давай кричать:

— Дяденька, дяденька, бросьте нам что-нибудь!

И мои дети тоже кричат:

— Брось что-нибудь, папочка, брось!

Хорошо сказать: брось! А что я брошу? Не такие уж мы богачи, лишних вещей у нас нет. Посмотрел я на свою жену Ольгу: она вот-вот или заплачет, или засмеется — видно, как всегда, наперед знает, что я сделаю. И я сделал именно то, что она ожидала: разорвал на кусочки сказку о старике и, словно птичек, пустил бумажки вниз.

Зря не ищите сказку ни под кроватью, ни за дверью, ни в шкафу. Там ее нет. Но если бы вы вместе со мной выглянули тогда из окна, вы бы увидели, как порадовала она детей — куда больше, чем все другие мои сказки!

Что на это сказала моя жена Ольга?

Ничего не сказала, только поскорей стала убирать с моего стола оставшиеся сказки и спрятала подальше, чтобы я не нашел. А то и они полетели бы вниз! Вернула их Ольга лишь сегодня, когда я собрался идти в редакцию, чтобы там напечатали мою Синюю книгу сказок. Вот почему я не успел привести в порядок следующую часть книги, даже заглавия для нее не успел придумать. И назвал ее просто — Разные сказки.