Ну, мы сидели и разговаривали об улучшениях в системе торговли продовольственными товарами. Больше всех ворчал Скублинский, заявляя, что он об этом напишет в «Экспресс» и что только у нас возможны такие вещи. Но Геня схватила его за фалду и усадила на стул, чтобы он не распространял слухов, потому что за это можно влипнуть в историю. Такие случаи бывали.
Скублинский вырвался, схватил обруч из-под бочки от капусты и, чтобы хоть немного отвлечь гостей, начал показывать хула-хуп.
Но так как все уже основательно разнервничались и всех мучила икота, тесть отобрал у него обруч и наделал из него рогаликов.
На каждый звонок мы все бежали в прихожую с криком «Гастроном!» И когда вместо заказа появлялись все новые и новые гости, мы только шипели: «А чтоб вас холера взяла!»
В одиннадцать часов заявился дядя Змейка с букетом. Тут чаша терпения оказалась переполненной. Дядю Змейку попросту взяли за шиворот и спустили с лестницы. Пробило двенадцать, а «Гастроном» так и не появился, хлеб доели до последней крошки, и нам не оставалось ничего другого, как разойтись по домам.
В понедельник утром делегация гостей отправилась вместе со Скублинским на улицу Кручую в «Стол заказов». К сожалению, Скублинский не сумел указать, кому именно он сделал заказ и уплатил деньги. То он показывал на блондинку, то на брюнетку за стойкой, а под конец, припертый к стене, признался, что по дороге в «Гастроном» он забежал в ресторан «У Слепого Леона», что на Кавенчинскои улице, и там оставил все деньги. До «Гастронома» он уже, ясное дело, не дошел. Отсюда и «трудности с транспортом».
Когда делегация гостей услышала это, Скублинского прижали к столу заказов, и не известно, чем бы это все кончилось, если бы не появился директор магазина. Он заслонил собою клиента и объяснил нам на будущее, что каждый заказ в «Гастрономе» выполняется точно, при условии, конечно, если он сделан.
Еще директор сообщил нам, что в «Столе заказов» ежедневно имеется свежеобжареиный кофе и чай сорока пяти сортов, за которым он лично каждую неделю ездит в Китай.
Почему-то Скублпнская не слушала директора, а когда он закончил, посмотрела на мужа и спокойно сказала:
— Пойдем домой, я тебе устрою масленицу!
Прощаясь со Скублинским, мы посоветовали ему, чтобы он предварительно позвонил в «Скорую помощь», и заказал карету, но на этот раз без липы.
Директор дал ему на дорогу мандарин.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
1960
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Отправились мы с шурином на прошлой неделе проверить, как протекает строительство восточной стороны Маршалковской улицы. Как обстоит дело с общественным подвигом наших варшавских земляков. Принимают ли они участие?
И что же оказалось? На всей строительной площадке, между скелетами будущих небоскребов и каруселью Управления сберегательных касс[1] происходит битва молодежи.
Десяток так называемых двадцатилетних бросаются на одного, чтобы у него что-то такое отобрать. А парень это «что-то» прижимает к себе и, со слезами на глазах вопит:
— Не отдам, не отдам, я первый ее увидел!
Подошли мы с шурином поближе и видим, что шум идет из-за лопаты. В другом месте опять же за одну тачку боролись чуть ли не двести человек. Небольшой паренек удирал, как заяц, через всю площадь со стамеской в руке, а за ним гналась дюжина его товарищей.
Опять же смотрим — два старика какое-то железо друг у друга вырывают. Оба, совсем мокрые, галстуки на боку, на губах пена, глаза дикие и орут.
— Отпусти! — кричит один. — Эта кирка принадлежит техникуму пищевой промышленности. Она к нам прикомандирована!
А другой в ответ:
— Ишь ты! Небось на колбасу выменяли или на салтисон с языком. Мы — металлисты, мы на кирку имеем больше прав!
Оказалось, что это два преподавателя из разных школ, которые во главе пятисот человек молодежи явились на восточную сторону в качестве общественной помощи строительству. Каждый хотел совершить подвиг, но не было чем, потому что дирекция инструментов не подготовила.
Бросились мы с шурином разнимать педагогов и вскоре восстановили кое-какой порядок.
Лично я стал во главе химического техникума, мы нашли два ведрышка с зелёной краской, кисть, и я давай красить забор. Но, поскольку я не специалист, краска немного разбрызгивалась. Когда я наконец закончил, у всех представителей техникума лица были в зеленую крапинку и одежда также само собой. Но все же, передавая кисть друг другу, по очереди, мы выполнили план и даже с превышением.
Но только напрасно. Выяснилось, что забор надо было красить в помидоровый цвет. Ничего не поделаешь, если надо — перекрасим.
С шурином вышло хуже. Он отвел за карусель общеобразовательный техникум и, не имея при себе, других инструментов, начал учить их игре в «три листика».
«Черная карта проигрывает, красная выигрывает. За злотый — пять, за десятку — полсотни. Липы нет, мошенничества нет, один оптический обман человеческого зрения. Играйте и выигрывайте!»
Молодежи это очень понравилось, шурину даже зааплодировали, игра пошла на сто два, но прибежал директор техникума и отобрал у шурина учащихся. Забор тоже был закончен, так что мы с братишкой жены отправились домой.
Проходя Ерусалимскими аллеями[2], мы стали вспоминать, как двадцать лет тому назад вместе со студентами мы убирали разбабаханные до невозможности улицы. Глядя на Европу, которая тут выросла, глазам не веришь. До того здесь было ужасно. Повсюду Карпаты обломков, горы металлического лома. Казалось, что за тридцать лет не управимся! Но пришел я однажды и ахнул. Несколько сот штук студентиков по улице снуют. Лом носят, мостовую ремонтируют, обломки на машины грузят — прямо вихрь какой-то. Я смотрел, как живо они работали, и стало мне стыдно, что я по улице разгуливаю, а студентики вместо того, чтобы кроить трупы, готовить уроки или со студентками в Ботаническом саду цветы нюхать, вкалывают в качестве чернорабочих. И я кинулся им помогать.
Работа сразу же закипела. Мы схватили чертовски тяжелую стальную рельсу, размахнулись и кинули ее на грузовик. Пошла как по маслу, правда, одним кондом врезалась в зеркальную витрину свежеоткрытого ресторана «Золушка» и разбила ее в мелкий мак, но это уже не наша вина, просто машина близко стояла. Целый день вкалывал я с этими чудесными ребятами, а под вечер был уже со всеми «на ты». Вскоре железного хлама в аллеях не осталось ни кусочка.
Да, да, молодежь работает отлично, только нужно дать ей инструменты и комбинезоны, потому что мамуся дома пилит за испорченную одежду, как меня Геня.
⠀ ⠀
1964
⠀ ⠀
⠀ ⠀
Я встретил на Торговой[3] пана Печурку, он был какой-то странный, чем-то ужасно расстроен. Сперва не хотел объяснить, что его мучит, но потом все же признался:
— Свалилась на меня, понимаешь, семейка из провинции, какие-то племянники, два зятя, шестеро детей и кума с гусем. Из Бискупиц Костельных приехали досмотреть на Варшаву. Гуся мне в подарок привезли. Но в первый же день, как только мы вернулись с прогулки по городу, мой гусь был до основания уничтожен с картофельным пюре, Геня еще прибавила к этому противень холодца из ножек домашнего приготовления. Надо сознаться, что возвратились мы голодные и коня с копытами могли бы умять, не то что гуся с ножками. Но, в конце концов, дело не в продовольственном подарке, а в том, что у этих дерзких провинциалов на все готов ответ и удивить их нет возможности.
Я повел гостей на угол аллей и Маршалковской улицы и показываю им так называемую восточную стену, карусель Управления сберегательных касс и объясняю, что каждый дом здесь будет по меньшей мере этажей в десять, то есть здесь вырастут так называемые небоскребы.
— А у нас в Бискупицах Костельных новые высотные здания имеют по двенадцати, — отвечает один из племянников и кривит рот.
— Чего по двенадцати, — спрашиваю — по двенадцати комнат?
— По двенадцати этажей. Такие теперь строят. А на будущий год запланирован даже тринадцатиэтажный.
Отбрил меня, — ничего не скажешь! Тогда я спрашиваю:
— А что там помещается в ваших высотных зданиях?
— Что может помещаться? Внизу магазины крестьянской взаимопомощи, в первых этажах отделы Народного совета, а выше живут квартиранты.
— А коровники?
— Какие коровники?
— Обыкновенные. На двенадцатом этаже они, что ни? Интересно, как вы туда коров втягиваете?
Обиделись на меня гости и говорят, что, видно, я давно не был в Вискупицах и не знаю, какой там город вырос. Коровы, а также свиньи в центре уже не проживают, только на так называемой периферии, в производственных кооперативах.
— Ну хорошо, а как вы влезаете на верхние этажи? По лестницам?
— Зачем по лестницам? А лифты для чего?
— Настоящие лифты? Электрические?
— Известно, настоящие.
— И не портятся?
— Как так не портятся? Портятся, конечно.
— И что тогда?
— Тогда поднимаемся по лестницам.
— Ну это как у нас в Варшаве. А вода наверх доходит?
— Как когда. Если не доходит, ведрами носим.
— Точно как у нас.
— Известное дело, Бискупицы Костельные идут нога в ногу с техническим прогрессом.
Я вижу, что остаюсь с носом, что строительством их не удивишь, тогда я привел экскурсию к магазину с телевизорами и объясняю:
— Тут мы видим такие волшебные ящики, нечто вроде радио с форточкой. При помощи этих ящиков дирекция рассылает нам по домам разные движущиеся картинки, ну, например, народные праздники, пуск доменных печей, заседания по вопросу копчения шпрот и старые кинокартины, на которые в кино уже никто не ходит. Все это видно в форточку. Ящик такой стоит от 5 до 15 тысяч и представляет собой чудо XX века.
— Минутку, минутку, — отозвался один из племянников из провинции. — Это вовсе не радио с форточкой, и никакое это не чудо, это венгерский телевизор марки «Орион» и довольно старого типа, с семнадцатидюймовым экраном. У нас теперь в моде телевизоры «Тесла» и «Бельведер» с экранами в двадцать один дюйм. Программы, правда, никудышные, но иногда попадаются жемчужины репертуара, как, например, «Милый лжец». Велосипедная гонка мира тоже в общем неплохая информационная передача.
Одним словом, воздушный шарик сделали из меня эти провинциальные родичи, я приумолк и, чтобы как-нибудь этот конфуз заглушить, пригласил экскурсию в кофейный бар. Решил показать великосветскую жизнь нашей столицы. Но мы неудачно попали, кофейная машина только что испортилась, и кофе нам подали сваренный в кастрюле. Провинциалы попробовали и начали гримасничать, мол, кофе мало романтичный[4], что, дескать, совсем не то, что у них в Бискупицах. Там, оказывается, как подадут чашечку «Сатаны» из итальянского «Экспресса», так человека на стуле подбрасывает, Вот это жизнь! Не то что в столице.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
1964
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Пошли мы вчера с Геней на Новый Свет на выставку. Сперва мы думали, что там показывают какие-нибудь новомодные скульптуры, сделанные из гвоздей, кусков кожи, обрубков дерева, проволока, шпагата и тому подобного. Но нам объяснили, что это не творения наших Дуникощаков[5], а выставка государственного кооперативного сапожного искусства.
Мы увидели там дамские «шпильки» с твердыми, как гранит, пятками. В них муж-злодей водил свою жену на танцплощадку в наказание за супружескую неверность. Бедняжка босиком сбежала из дому, а он эти «шпильки» отправил обратно на фабрику с сердечной благодарностью.
Видели лечебные туфельки «татржанки», специально для ножных грязевых ванн. Стоит только выйти в них в дождь на улицу, и сразу же начинается лечение методом самообслуживания. Находятся там и так называемые «смутняки», или лакировки, преждевременно сморщившиеся, имеются подметки без верхов и верха без подметок. Еще там есть полуботинки-невидимки, от которых после одной недели носки остались только шнурки и подковки. В общем, каждая обувная фабрика выставила здесь какую-нибудь собственную неповторимую редкость.
Я не знал об этом, а то бы сам приволок на выставку экспонат, которым владею. Это штиблеты не для носки. Даже самый терпеливый индийский факир через полчаса из них выскочит. У меня они уже десять лет, и ничего им не делается.
Посмотришь, и кажется, что они очень удобны, но только поносишь их десять минут, они дадут такого дрозда, что заплачешь, как дитя, и пулей из них выскочишь. Из ежа они что ли сшиты? Как только я их приобрел, сразу же испытал на себе всю их силу.
Прямо из магазина мы с шурином отправились обмыть обновку. После первой четвертинки я говорю:
— Ты знаешь, Олесь, я люблю чувствовать новые штиблеты на ногах, но эти холеры немного чересчур дают о себе знать. А когда я шевелю мизинцем, я вижу сразу все созвездия.
— Так ты не шевели, Валерек, для чего тебе это. Отдыхай, куда спешить, поедим, выпьем, потом пойдем ноги приучать. Пока пройдешься от Маршалковской до Шмулек[6], они, гады, будут сидеть на ногах, как перчатки.
Мы пошли, но ботинки сидеть не хотели, куда им было до перчаток, они больше смахивали на кандалы. От боли я стал немножко подвывать.
— Олесь, — говорю я, — умоляю, сядем в такси, я больше не могу.
А шурин не соглашается!
— Исключено! Чтобы я этим холерам — штиблетам — уступил! Мы их должны сегодня же разносить. Куда это годится, чтобы галантерея свободным гражданам жить спокойно не давала. Не бывать этому. Будет не так, как штиблеты хотят, а так, как мы этого желаем.
— У меня одно желание — сесть в такси.
Мы с шурином сильно поспорили, после чего он отправился в «Скорую помощь», а я вернулся домой босиком.
Очень жаль, что я не захватил с собой эти штиблеты. Они бы на выставке очень пригодились. Директора обувных фабрик съезжаются на такие выставки со всей страны. Смотрят, ахают, и, видимо, им очень все это нравится, потому что на следующий год они выпускают еще больше подобной дряни.
По-моему, эти выставки следовало бы немного изменить, внести поправки. Пусть каждый директор такую выставочную пару на собственных ногах демонстрирует. А публика пусть им аплодирует и преподносит соответствующие букеты.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
В Варшаве рыболовством занимаются мало — всего два раза в год. Встают в третьем часу ночи, берут ведерко и ждут, когда появится карп на прилавках магазинов Главрыбы. Иногда что-нибудь удается выудить. Чаще всего это случается на рождество или на пасху.
Но зато на отдыхе я этим очень интересуюсь. Сам лично удочек не забрасываю, но присаживаюсь возле рыбаков и участвую в рыболовном спорте больше подсматриванием.
Был, правда, случай, когда я сам втянулся, разохотился, купил себе удочку, крючок, наловил, как полагается, мух в коробку из-под спичек, влез в трамвай и махнул на Черняковское озеро. Но тут какой-то тип решил на ходу вскочить в трамвай и вместо поручня ухватился за мою удочку. Ясное дело, что он тут же выпал обратно. А мой крючок вцепился ему в галстук, из-за чего этот тип проволочился несколько метров по асфальту. Трамвай остановили, типа отцепили, и — что бы вы думали! — оказалось, что его зовут Налим. Станислав Налим. Но что из этого, если моя удочка оказалась сломанной, леска порвалась, мухи из коробочки повылетали — и карасей на ужин можно не ждать. Еще спасибо, в суд меня не потянули. В общем, с того времени, как я поймал Налима, я больше рыбной ловлей не занимаюсь, но поболтать с рыбаками люблю.
В этом году на отдыхе вышел я раз утром на речку, смотрю, сидит какой-то лысый. Три удочки запустил в воду и мечтательно смотрит в так называемую синюю даль. Посидели мы эдак с полчаса, я и говорю: вроде не клюет, уважаемый.
А он посмотрел на меня злобно и спрашивает:
— А что должно клевать?
— Как, что? Рыба.
— Тут нет никаких рыб уже три года.
— А что есть?.
— Фенол. Рыбы истреблены все до одной.
— Кто же это их истребил?
— Дирекция фабрики, которая спускает в реку неочищенные сточные воды.
— Если это в самом деле так, я не очень понимаю, для чего, уважаемый, вы здесь удочки расставили.
— Сельди вымачиваю.
Я невольно отодвинулся от лысого на несколько метров, но все-таки осторожно заметил:
— Ну, хорошо, но ведь их нельзя будет есть после этой воды.
— А это не для еды, это чтобы, крыс травить.
— А отрава в этой воде получается?
— Первосортная. Стоит только крысе попробовать, и сразу ей конец.
Ну, значит, хоть какая-то польза от реки имеется!
— Что верно, то верно. Но ведь не только отрава бывает нужна. Сочная щука, сом, судак, даже холера-плотва тоже свое применение в домашнем и народном хозяйстве, имеют.
— И вся эта рыба здесь раньше была?
— Червяков не успевали запасать.
— И фенол все прикончил?
— Вчистую.
— Скажите мне, пожалуйста, как же это выходит? Если, например, в купальном бассейне какой-нибудь тип, не, получивший домашнего воспитания, наплюет на санитарные условия и загрязнит воду, — что с ним сделают?
— Отправят куда следует, составят соответствующий протокол, так сказать, наглядно надают ему по шее.
— А разве нельзя точно так же поступить с дирекцией, которая загрязняет всю реку и тысячи рыб превращает в труды?
— Как видно, нельзя, если рыб становится все меньше, а рек, пригодных только для того, чтобы в них вымачивать сельдь на приманку крысам, все больше, — закончил рыбак, и мы грустно разошлись в разные стороны.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
1964
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Геня уже давно проедает мне мозги, чтобы мы изменили наше обеденное меню. Чтобы перебросились со свинины на рыбу, потому что в мясе будто бы слишком много белка и не хватает фосфора и каких-то там угольных вод, которые человека от склероза спасают. По радио это уже несколько раз отмечали.
А в пятницу послала меня Геня в «Главрыбу» за карпом.
— Только такого, — говорит, — чтобы весил кило двести, не больше.
Обегал я все «главрыбы» в нашем районе, но карпа нигде не было. То есть он был, но или в желатине, или в томатном соусе, или в собственном соку, ну и, разумеется, все это в банках.
Наконец вхожу я в один магазин и спрашиваю:
— Карп есть?
Субъект, плюгавый такой, скучный, за стойкой сидит и, кажется, кроссворд решает:
— Да, есть, но вы его не купите.
— Почему?
— Большой очень. Два с половиной кило.
— Что и говорить, порядочный.
— С нового года с ним мучаюсь и не могу от него избавиться.
— Нельзя ли его купить частично?
— Нет, потому что если я продам голову, мне хвост останется. Если реализую хвост, то кто у меня возьмет голову? А кроме того, каждый хочет живого.
— А если бы два покупателя скооперировались?.
— Все равно ничего не поможет. Его из воды не вынешь.
— Почему?
— Не дается.
— А вы пробовали?
— Два раза он меня в бассейн швырял, а ведь я его хотел только взвесить.
— Сильный?
— И скользкий.
— А что же вы с ним будете делать?
— Ожидаю: может, уснет.
— И похоже на то?
— Какой там! Что ни день, то веселее становится, Я уже для него и радио включал — доклады и легкую музыку — не помогает.
— А голодом: взять не пробовали?
— Чего не могу — того не могу: совесть не позволяет! Завтраком с ним делюсь. Сжились мы, В день по французской булке съедает.
— Так он, наверно, в весе прибавил?.
— Вполне возможно.
— Чего же вы ждете?
— Пятнадцатого ухожу в отпуск.
Пока мы так стояли и рассуждали, вошел какой-то покупатель с авоськой и тоже спрашивает о карпе. Слово за слово, уговорились мы: с ним; что он возьмет верхнюю половину, а я остальное.
— Я люблю голову, потому что она сочная и помогает соображать, говорит этот тип, — а я, как пенсионер, собираюсь поступить в универмаг на полставки.
Тогда продавец рассказывает ему о трудностях о поимкой данной рыбы.
— А зачем его ловить; возьми гирю побольше и дай ему по голове; не вынимая из воды.
Схватил этот пенсионер со стойки двухкилограммовую гирю и как запустит ею в карпа — мы все трое в одну минуту стали мокрые — до нитки. От головы до пяток катилась с нас вода, так что мы были похожи на утопленников. Вдобавок пенсионер основательно выщербил бассейн и за повреждение народного имущества будет теперь отвечать по суду. А карп живой…
Я взял филе из трески и вскочил в трамвай, потому что меня уже начинала бить лихорадка. Теперь я лежу в кровати с гриппом. Ем гренки на меду и «жешовскую» колбасу[7] и думаю, что это не такая простая штука — переброситься с белков на фосфор и угольные воды…
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Вошел я несколько дней назад в трамвай, пробился в середку, и тут мне стало и холодно и жарко сразу. Я вспомнил, что у меня нет мелких денег, только одни сотенные, потому что это было, как раз после получки. Я стал пробираться назад, но это оказалось физически невозможно, пассажиры не пускали, Я посмотрел на кондуктора, и у меня от страха в глазах потемнело. Дело в том, что как раз эту трамвайную служащую с сережками в виде золотых сердечек я знаю. Она умеет сразу распознавать пассажира, который хочет проехать зайцем. И у нее такой язык, что лучше сразу из вагона выскакивай, прежде чем она за тебя примется.
Я просто не знал, что мне делать. Однако выхода не было, ни туда, ни сюда, и я протянул руку с сотенной. И тут же втянул ее обратно, представив себе, как кондукторша сейчас рявкнет:
— Что вы тут, в вагоне, банк для размена денег собираетесь открыть или как?
Или из мести сдаст мне сдачу одними пятидесятигрошовыми монетами, двести штук на сотенный банкнот…
И вдруг… представьте себе, она улыбается мне, как говорится, очаровательно, берет бумажку и замечает:
— Сотняшка? Пожалуйста, какими, уважаемый, вам хотелось бы получить сдачу? Двадцатизлотовыми, а может быть, одну бумажку в пятьдесят злотых и две но двадцать, остальное, к сожалению, придется разменной монетой. Будьте любезны, отдохните минутку на моем месте, потому что в вагоне немного тесно.
Я оцепенел. Ну, думаю, как сейчас она начнет моих родственников по местам расставлять, потом их не соберешь!
А она — ничего подобного! Отсчитала сдачу и невыносимо вежливо начала пассажиров вперед продвигать. Я вышел из трамвая почти без сознания. Что случилось? — думаю я, — нервы, видимо, не выдержали. Такая здоровая женщина и подкосилась. Жертва изнурительной профессии.
Но когда я на другой день влез в автобус и увидел, что — кондуктор ведет себя, как заслуженный мастер танца или профессор хорошего тона, я решил провести следствие. И что же оказалось? Дирекция городского транспорта объявила конкурс вежливости среди обслуживающего персонала. Если кондуктор окажется самым вежливым, он получает награду и звание передовика городского трамвая, автобуса и троллейбуса.
Для этого во всех вагонах имеются специальные карточки, которыми пассажиры голосуют. Теперь я все понял и с невозможной симпатией стал разглядывать транспортных служащих. Жалко мне стало их, сердечных. Что тут много говорить, попадаются такие пассажиры, что их только за галстук брать и из вагона выбрасывать. А тут — конкурс. И приходится со всякой дрянью обращаться в белых перчатках. Чуть ли не парле франсе разводить. Твист перед ними танцевать…
Не знаю, долго ли трамвайщики так выдержат. По-моему, дирекция правильно поступила, что в июле и августе объявила перерыв в этом, конкурсе. Обслуживающий персонал должен хотя бы два месяца отдыхать, чтобы малость в себя прийти, а потом: осенью приняться за вежливость с новыми силами.
Во всяком случае, лично я в первые дни этого перерыва буду ходить пешком.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
1963
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Давнишний лозунг, требующий от продавцов вежливости, гласил: «Клиент — наш господин». Ясное дело, это теперь устарело, потому что господа кончились, а пошли граждане. После долгого размышления государственная торговля придумала новый лозунг: «Клиент всегда прав».
Это действительно вошло в жизнь, хотя многие продавцы в результате схватили сердечную болезнь. Потому что клиенты бывают разные. Попадаются такие, что прицепляются без всякой причины. Правоты у него ни на грош, а нужно соглашаться, он, видите ли, прав, вывеска на весь магазин об этом информирует.
У нас на Шмульках или на Торговой был такой нервный завмаг, когда он не мог переубедить упрямого приставалу, то говорил: «Да, вы правы и идите отсюда подобру-поздорову». Но что хорошо в кооперативе на Бродневской, то не пригодно для повседневного пользования в центральном «Гастрономе».
Тут вежливость должна быть первосортного качества, люкс, гран при, шор буар, «вагон ли»[8], одним словом, деликатес категории «С». Тут дирекция придумала еще один лозунг: «Наш клиент — дорогой гость».
Хорошо, не правда ли? Элегантное, праздничное, можно сказать салонное, обращение.
Приходит тип перед самым закрытием магазина за баночкой горчицы в три злотых, а встречать его нужно, как дорогого дядюшку из Гарволина, который притащил нам подарок и букет цветов на именины.
Не всегда это удается, особенно если нападешь на брюзгу, который по сто раз об одном и том же спрашивает. Например: «Когда будут мандарины?»
И нельзя такому ответить: «Спросите у гадалки», а, мило улыбаясь до коренных зубов, нужно сообщить: «Ожидаем на днях, просим дорогого гостя наведаться». Другой опять же четвертинку «Особой» хочет купить в субботу или первого числа, ну, конечно, персонал ему объясняет, что это воспрещено. А он делает вид, что не понимает и говорит: «Ну, тогда дайте «Зубровку». «Зубровка» тоже в эти дни не продается, и он требует «Рябиновку». Ну как не взять такого дорогого гостя за галстук и не вышвырнуть на улицу? Нельзя, надо отказывать с улыбкой.
Но ведь в «гастрономах» за стойками тоже живые люди работают, и у них имеются нервы, и поэтому не всегда все гладко получается. Вот дирекция и объявила конкурс на выносливость. Речь идет о том, чтобы выбрать самую любезную, самую быструю, то есть с торговым огоньком, и самую культурную продавщицу либо кассиршу. Кассирша или продавщица, которая наберет наибольшее количество голосов, получит электрическую стиральную машину. Следующие награды — радиоприемник и проигрыватель. По-моему, проигрыватель практичнее. Можно записать на пластинку несколько наилюбезнейших гастрономических ответов, а самой отдыхать в стороне. Ну тут не об этом речь, а только о воспитательной переподготовке. Чтобы клиенты даром не бились с выбором продуктов, они, если кому счастье подвалит, получат ответственный деликатесный отказ.
Мысль неплохая, только мне мужей жаль. Потому что когда эти бедные продавщицы-кассирши, вынужденные целый день отвечать покупателям конкурсными улыбками, вернутся вечером домой, воображаю, как они на мужьях отыгрываются!
— Меня это не касается, моя жена работает на трамвае, а там уже конкурс закончился, — заметил мой сосед, некий Качорек.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
1963
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
А вообще с так называемой вежливостью на сегодняшний день среди молодежи дело пошло куда лучше. В трамваях и автобусах места старшим уступают, посмотреть приятно.
Я сам, собственными глазами видел в троллейбусе такой случай: небольшой парнишка сидел себе вежливо на скамье и грыз семечки, как вдруг на углу Пьенкной входит запакованная в платок старушка с длинной палкой от щетки. Только парнишка ее увидел, как сразу сорвался с места, шаркнул красиво ножкой и говорит:
— Будьте так любезны, садитесь.
Старушка отвечает, что едет недалеко и может пешком доехать, но вежливый молодой человек уперся на своем и чуть ли не силой ее усадил.
Старушка держала сбоку свою палку и сидела спокойно, но кто ни входил в троллейбус, сразу же начинал с ней ссору.
Дело в том, что палка была похожа на подпорку, относящуюся к троллейбусному оборудованию, и когда троллейбус швыряло на повороте, тот, кто стоял ближе к палке, сразу же за нее хватался.
Первым получил палкой в челюсть какой-то директор с портфелем под мышкой. Он сказал только: «О, простите!» и отпрянул назад. Старушка доглядела на него недовольно и сказала:
— Надо смотреть, за что хватаешься!
На следующем вираже схватился за палку какой-то брюнет тяжелого веса в очках. Он вырвал палку из рук старушки, набил себе шишку на лбу и опрокинул трех пассажиров, стоявших за ним. Не сразу сообразив, что происходит, он подумал, что троллейбус валится на бок, но когда вскочил с пола и пришел в себя, давай старушку прорабатывать за то, что она ездит в общественном транспорте с такими палками.
Старушка тоже не дала себя в обиду и отлаялась с места:
— Четырехглазый, а не видит, что это щетка, слепой черт! Еще удивляется, что палка под ним перевернулась. Бык из-под моста не выдержал бы такого слона бельведерского.
Пассажиры нахохотались до поляков и с удовольствием ожидали, кто будет следующий.
А следующей оказалась гражданочка с полной авоськой гарантированных экспортных яиц. Тут уже было не до смеха. Когда она за эту щетку на повороте ухватилась, половина троллейбуса была опрыскана яичницей.
Тогда все накинулись на старушку, она тоже не дала себя в обиду, схватила свою палку от щетки и давай косить ею кого попало. Пассажиры стали прыгать из троллейбуса, так что когда прибыла скорая милицейская помощь, она застала на месте только старушку и ее сломанную оглоблю.
А из-за чего все это? Из-за того, что парнишка попался вежливый. Конечно, вежливость на сегодняшний день обязательна, но пользоваться ею надо осмотрительно.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
1964
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
У некоторых наших соседок дома больше сахару, муки, риса, нежели в любом продовольственном магазине в Варшаве. Пожалуй, только магазин самообслуживания на Пулавской улице даст им фору, да и то проиграет.
— Началось это ни с того ни с сего в дождливое время. Кто только имел руки и несколько злотых, стал хватать продовольственные товары. Послала и меня Геня в кооператив на Торговой за мукой, «праздничной в мешочке». Прихожу и вижу, что хвост невозможный, на улицу вылез.
— Э! — думаю, — надо брать, что дают.
Одно только мне не понравилось, что заведующий магазином, всегда такой важный, который на покупательниц смотрит свысока, что-то изменился неузнаваемо. Глаза у него смешливые, хотя сам он весь взмок от усталости, на свой персонал покрикивает, чтобы, значит, завязывали и паковали продукты быстрее, сам пакеты накладывает клиенткам в авоськи и еще приговаривает:
— Берите, пожалуйста, еще пять кило манки, пригодится. Грибков в уксусе тоже может на всех не хватить, берите, пани, пять банок.
Полки у него уже почти пустые, а он радуется, как если бы в лотерею выиграл.
Э, думаю, тут что-то не так! Отвожу его в сторону и говорю: «Послушай, уважаемый, с чего это ты такой довольный?»-
— Как же! Двойные премиальные мы в этом месяце вырабатываем и от товарных остатков избавляемся. С конца света в Индии не было еще такой удачи… Быстрее, девушки, быстрее!. Клиентки не могут ждать! — снова прикрикнул он на продавщиц и побежал к весам.
Если так, махнул я рукой на эту муку, взял только литр очищенной «Особой». Прихожу домой, ставлю свою добычу на стол, а Генюха моя в крик:
— Это я за тем послала тебя, старого козла? О, я несчастная!.. — и тому подобное.
Я ей объясняю:
— Генюха, на что тебе сдалась эта мука, ведь у нас она запасена еще с конца света в Индии, сахар у нас еще с затмения солнца в Сувалках[9], а мыло — со времен войны в Корее.
Надо сказать, что моя Генюха, как личность нервная, делает закупки при каждом событии на земле или в так называемом космосе. После каждого, исторического происшествия я ем одни сухари, потому что ни на что другое личных фондов уже не хватает, а солидное количество этих сухарей у нас осталось еще со времени первого пробного взрыва атомной бомбы на атолле Бикини.
Я напомнил об этом Гене, но она, мне ответила, что Мордзелакова и Скублияская имеют перловую крупу со времени первого полета Гагарина, когда распространились слухи, что все продовольствие будет отправлено на Луну, и, несмотря на это, они и сейчас крупу закупают. Ну, я промолчал.
Глядим, а здесь дня через два двери открываются, и эта самая Мордзелакова влетает, как бомба:
— Пани Генюся, я слышала, что вам нужно немного крупы, так я от души, от сердца вам уступлю.
— Катитесь вы теперь со своей крупой, — ответила на это Геня. Я ничего не понял, но в конце концов, догадался. Видимо, дело было в том, что дождь перестал лить и должна была наступить засуха на сорок дней, согласно предсказаниям святого Медада, у которого об этом справлялся Вихерек[10], так как бюро погоды невозможно врет.
В связи с этим запасы оказались не нужны, и Мордзелакова накрылась со своей крупой. Ей теперь остается только погрузить весь свой базар в детскую колясочку и отправиться в магазин самообслуживания. Там, кажется, все еще стоит хвост за всем тем, чего полно в обыкновенных магазинах.
Варшавяне любят новинки и все стекла повыдавливали, чтобы достать цыпляток, которых там поджаривали на инфракрасных лучах.
Цвет, конечно, модный, но стоит ли из-за этого рамы высаживать?..
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
1962
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Геня сделалась невозможно важной с того времени, что космонавтка вокруг земного глобуса в течение нескольких дней летала. Но если бы только важной, это еще полбеды. Она претензии ко мне предъявляет, почему я ей почести не оказываю.
— Генюха, почему же тебе? Что ты имеешь общего с космонавткой? Разве только что и ты на тонких шпилечках ходишь по воскресеньям?
— Если бы ты газеты, балда, читал, — отвечает мне Генюха, — так убедился бы, как хороший муж-патриот сумел почтить первое путешествие женщины на Луну.
— На какую Луну, Генюха? Где ты это прочитала?
— Во всяком случае, в ту сторону.
— Совсем не в ту. Это был полет вокруг Земли.
— Не прерывай меня! Вот действительно муж, этот артист из Варшавы! Он своей жене цветы принес в тот день.
— А я тебе разве не принес два пучка салата?
— Чтоб я тебе его на обед приготовила со шкварками.
— Ну и четвертинку, чтобы отметить этот знаменательный день.
— О четвертинке ты никогда не забываешь… Любой случай для тебя годится, даже начало учебного года и выдача аттестатов зрелости.
— Э, нет! На этот раз, Генюха, ты ошибаешься, я взаправду хотел почтить панну Валю и Валерия. Ведь женщина в первый раз так высоко в облака забралась, не считая, конечно, ангелов. Хотя я не очень понимаю, для чего требовалось отправить женщину в такую трудную дорогу?
— Для того, чтобы посмотреть, какое влияние на дамский организм окажет такое путешествие. Сумеет ли так называемый слабый пол перенести длительное одиночество, когда даже некому слова сказать. Хотя, впрочем, у нее был телефон.
— Что правда, то правда. С телефоном бы ты, Генюха, одиночества не почувствовала. Как начала бы обзванивать всех своих приятельниц, так не пять, а целых десять дней как ни в чем не бывало летала бы. Последний разговор ты бы уже на Земле закончила, из кабины бы тебя невозможно было б вытащить, и телефонную трубку никто бы не смог отобрать. А если бы ты еще могла рассказывать, что слышно в Америке, а что в Африке, а что у тетки Орпишевской в Радоме, ведь ты бы имела возможность повсюду в окна к людям заглядывать при помощи бинокля со своего Спутника…
Ни телевидение, ни радио, ни вечерняя газета, ни даже доктора не смогли бы к тебе дозвониться, чтобы твою температуру измерить, всегда было бы занято.
Вот почему тобою никто в атмосферу не выстрелил, моя дорогая женушка.
А в честь Валентины и Валерия мы раздавим сегодня эту четвертинку, а может, и не только четвертинку, потому что на лестнице я слышу голос шурина.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
1963
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
— Скажите, пожалуйста, пан Кролик, у вас есть сапоги?
— Это которые с голенищами?
— Точно.
— Имеются. Офицерские, лакированные, а что?
— А то, что уносите их из дома, и поскорее.
— Почему? Что случилось?
— Ничего не спрашивайте, а только сразу их из дома долой. И так, чтобы жена не знала, где они находятся.
— Хорошо, но почему?
— Потому что в противном случае вы станете жертвой моды.
— Каким образом?
— Вы что, газет не читаете? Не знаете; что последняя женская мода предсказывает на весну для наших куколок исключительно голенища, и как можно более длинные, до самого лифчика. Наиболее желательны будут рыбачьи, что для рыбного промысла в открытом океане. В основном сапоги должны быть из мягкой кожи, как на перчатках, но, так как в торговой сети их не будет, каждый мужской сапог с голенищами под угрозой опасности. Лично я уже хожу босиком, так как Геня вчера подкараулила мои сапоги и сегодня целый день показывается на Шмульках в роля королевы моды. Независимо от сапог и весь остальной гардероб должен быть модный в фасонах, которые носил в свое время некий Робин Гуд.
— Это кто такой?
— Киноартист, который древнего английского отпрыска играл, с так называемым золотым сердцем, у богачей деньги отнимал и раздавал кому попало.
— И себе тоже, наверное, приличную долю оставлял?
— Это точно. На выпивку и закуску, и на личную галантерею, которую он невозможно уничтожал при своей мокрой работе, потому что ему приходилось удирать по деревьям, из окон, на коней выпрыгивать, в одежде по воде плавать.
— Это понятно, в хулиганской профессии надо иметь соответствующий гардероб и обувь. Но зачем вашей Гене или моей богине рыбацкие сапоги? Чтобы в очереди за живой рыбой стоять?
— Что касается сапог, не скажите! Они могут иметь практическое применение, например, в трамвае. Петли в капроновых чулках даже в самой сильной давке не будут спускаться. А надо вам сказать, что на этом Робин Гуде дело не кончится. Кто не захочет быть в роли того английского благородного хулигана, может одеться в демисезонный салоп или другую одежонку, напоминающую старомодную войсковую форму, или по знакомству достать панцирь. Но то, что хорошо было под Грюнвальдом или на Собачьем поле[11], теперь не всюду уместно. На варшавских проспектах прогуливаться в кольчуге — это может показаться некоторым преувеличением.
— На проспектах — согласен. Но девушке, которая вечером отправляется на танцы, настоящая кольчуга из стальных фальцованных колец и даже зонтик в виде гусарской пики могли бы очень пригодиться.
— Ну, это действительно, но надо принять во внимание, что наши жены не для защиты от хулиганов натягивают сапоги, это они наш штатский мир хотят таким образом завоевать.
— По-моему, вы ошибаетесь. Дело не в нас, а в ихних подругах и соседках. Чтобы те от зависти полопались. Каждая женщина готова одеться самим генералом Куропаткиным, чтобы это устроить. А вы удивляетесь, что Робин Гуд в высоких сапогах из мягкой кожи имеет такой успех?
— Счастье, что наша торговая сеть не поставит этого товара так скоро. А пока она раскачивается, уже может появиться новая мода — на Бен Гура или на Нерона.
— И все же я вам советую — спрячьте немедленно ваши высокие сапоги.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
1963
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
— Ну вот и «четвертушка» миновала от начала войны. Посмотрите, пан Вех, как летит время! — этими словами начал пан Печенка вечер воспоминаний, который мы себе устроили «в связи с двадцатипятилетием» в кафе «Кибернетик», бывшее «У слепого Леона».
Я вспомнил фельетоны, написанные мною в последние дни сентября «памятного года», в котором «враг напал на Польшу из страны соседней», как говорилось в варшавской песенке времен оккупации.
Пан Печенка слушал и дополнял воспоминания разными подробностями, которые выветрились у меня из памяти. Писали тогда, например, о завещании Гитлера, которое он огласил за несколько дней до войны. В случае смерти фюрера власть в третьем рейхе должна была, согласно завещанию, последовательно переходить в руки Геринга, Геббельса, Гесса, Гиммлера и т. д.
А излагал я это завещание такими словами:
«Если я загнусь, то взойдет на мое место толстобрюхий охотник, а ежели охотник даст дуба, эту должность займет хромоногий брехун, когда хромоногого холера возьмет, вы будете слушаться Рудольфа-психа, под ежа подстриженного, а если…» и так далее.
Заместителей Гитлер назначил что-то около тридцати. А когда однажды в каком-то моем фельетоне промелькнула мысль, что гитлеровское приветствие с выброшенной перед собой рукой означает: «до сих пор масляной краской, а выше клеевой», меня вызвал к себе главный редактор «Красного курьера»[12], в котором эти фельетоны появлялись, и сказал:
— Дорогой коллега, вам следует несколько сдержаннее писать о Гитлере. Маляр он или не маляр, а все же глава государства.
— Глава или не глава, для нас он комнатный маляр, у которого в голове не все винтики в порядке, — ответил я от имени своего пана Печенки.
Но маляр оказался не очень комнатный[13]. И натерпелись же мы от него, когда разразилась война!
К сожалению, эти фельетоны были развеяны по свету порывистыми ветрами и детально их не помнит даже мой герой — Пан Печенка.
Зато отчетливо сохранились у него в памяти его сентябрьские приключения в роли «коменданта ворот» во время пробной воздушной тревоги.
— Заметил я, что в одной квартире на третьем этаже свет горит. И так сильно, что уже по радио начали нашему дому предупреждение делать. Я, само собой разумеется, разнервничался, взял с собою дворника и побежал наверх. Вбегаем мы в квартиру и видим, что какой-то тип лежит в постели, сияет лампа в сто свечей, а он читает газету.
— Почему, уважаемый, свет не гасите? — спрашиваю я вежливо.
А он отвечает, что ему это не правится. Тогда я его еще раз спросил, погасит он свет или нет, и только после этого швырнул чубуком в люстру. Сразу стало темно, и я тут же смог убедиться, что в этой квартире все окна были, согласно предписанию, заклеены тройным слоем черной бумаги. Оказывается, я ошибся, правда не очень, только на одну дверь, по все же неприятно.
Я хотел перед этим жильцом извиниться, по услышав, что он поднимается с кровати, дал поскорее ходу. Дворник за мной, но по ошибке вместо двери в потемках заскочил в чулан. Я услышал, как он там бушует, какие-то банки с полок летят и разлетаются вдребезги. Я бросился к нему на помощь, вытащил его оттуда, и мы бы успели удрать, но дворник угодил лбом о косяк и упал как подкошенный. Жилец на него, а я рванул пниз.
Что было дальше, заплатил ли я за лампочку и маринады, да простит меня бог, я уже не помню. Знаю только, что все кончилось хорошо. На чубатом маляре и его приближенных давно цветочки растут, один лишь Рудольф-псих сидит в пожизненном заключении. Ну а в таком разе почему бы нам не обмыть эту концовку?
Пан метр, пожалуйста, четвертинку в память о четвертушке!..
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
1964
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Геню уже несколько дней дома не найдешь. Или у парикмахера сидит, вечную завивку и маникюр себе делает, либо в очереди за корейкой фигурирует, либо на примерке у портнихи.
Шикует она так из-за этого двадцатилетия. Платье себе шьет в народных рисунках, но, по-моему, немного коротковатое. Я это увидел, когда она взяла меня на примерку, и говорю:
— Генюха, тут выходит какое-то недоразумение или так называемое кво вадис[14]. Это не тебе двадцать лет исполняется, а нашей Народной Польше.
Но она не дала мне закончить и сказала, что так модно, а она должна соответствовать этому редкому торжеству, так как хочет принять участие в параде и увидеть наших уланов на белых конях со знаменами и оркестром.
Я ей объясняю, что в наше время уланы ездят не на конях, а в автомобилях, и вообще весь парад будет выглядеть иначе, потому что и пехота теперь ездит в грузовиках, а вся армия, как нам сообщает пресса, вооружена современными ракетами, радиолокаторами и прочими приспособлениями, основанными на достижениях электроники и телевидения.
Но она мне ответила, что уланы могут быть даже электрифицированы и ездить на локаторных телевизорах, она все равно пойдет на парад, чтобы бросить несколько цветков нашим парням.
Кроме того, ей непременно надо быть и на открытии памятника на Театральной площади и собственными глазами убедиться в его красоте, потому что Скублинская мелет чепуху, будто Ника рябая и лежит на чересчур низком пьедестале[15].
— Памятник как памятник, — заметил я. — и другого уже не будет. По-моему, он очень хороший и должен нам нравиться. Мы должны благодарить бога, что именно этот проект был выбран в последнюю минуту, потому что это мог оказаться совсем современный памятник в виде кочерги или так называемого символа, торчащего на высоком столбе. С нынешними скульпторами такое часто бывает…
А так все же форменная женщина с саблей в руке, вроде Сирены, вполне в варшавском стиле.
Вся Варшава собирается на Театральную площадь, чтобы приветствовать новый памятник. Уже который день все мы живем этим праздником. На улицах полно молодежи, которая слетелась не только со всей Польши, но и с самых дальних стран. Слышатся разные языки: парле Франсе, гуд виски, очи черные и тому подобное.
— А сколько их сидит под Варшавой в молодежных лагерях, сосчитать невозможно. Когда все это выйдет двадцать второго числа на улицы, вид будет дай бог! Лицом в грязь не ударим.
А пока что на фабриках, в учреждениях, в конторах идут собрания по этому случаю. Спервоначалу речи, потом выступления артистов эстрады, а под конец так называемая стопка вина в сопровождении тортов и десертных пирожных.
Но и за стопкой говорят только о годовщине. На одной такой стопке в клубе строителей произошел редкий случай. Когда один оратор предложил тост за здоровье трудящихся и сказал: «Чудес не бывает, с потолка к нам ничего не упадет, мы всё должны добыть своими собственными руками…», в этот момент в потолке появляется дыра и на середину стола в самый большой торт падает сверху какой-то тип в черном приличном костюме и при медали.
Ничего ни ему, ни кому другому не сделалось, только все были обрызганы шоколадным кремом.
Когда личность, упавшая с потолка, слезла со стола, оказалось, что это участник собрания, который, не зная расположения комнат, поднялся этажом выше в поисках так называемого туалета и провалился в дыру в полу. Туалет был на ремонте и отверстие временно заклеили бумагой, правда толстой, чуть ли не бристольским картоном.
Из этого мы видим, что оратор был отчасти прав. С потолка может упасть самое большее заблудившийся тип. Все остальное мы должны сделать собственными руками и придумать собственными головами, если хотим так же радостно, весело и приятно праздновать следующее двадцатилетие.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
1964
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
— Иному человеку никаким способом не угодить! Ты его медом мажь, сахаром посыпай, а он все свое. Ропщет и ропщет.
Именно это происходит с новыми жильцами наших варшавских небоскребов. Вот, например, в одном таком доме живет мои приятель, некий Фпалек. Живет высоко-высоко, на райке, на десятом этаже.
Тут пан Печурка концом своей знаменитой бамбуковой трости показал на последний этаж красивого дома, перед которым мы остановились, осматривая новое строительство его «родового» района — Праги[16].
— Видишь, это его кальсоны висят на балконе, потому что чердаки для сушки белья в новых домах не предусмотрены. Соответствующие помещения устроены в подвале. Но ни один настоящий варшавянин ни большой стирки, ни даже рядовой постирушки в подвале сушить не станет. Для него это унизительно. Пожалуй, тут Фиалек прав, что капризничает. Но он крутит носом по любому поводу. Десятый этаж для него, видите ли, высок. Действительно, если человеку не везет, так уж не везет. В старой квартире в Грохове, Рыбная, 4, он жил в полуподвале, а тут сразу на десятый этаж. Не легко привыкнуть, чересчур высоко сразу жизненный уровень поднялся. Но зато какой вид, какой воздух, ну и две комнаты с кухней, а раньше имел одну, тесную дыру. И, несмотря на это, он кривится, что, дескать, не может видами любоваться, потому что ему мешают одышка и колотье в боку.
— Не понимаю, какую это имеет связь одно с другим? Может, твой приятель просто боится высоты?
— Ничего, он не боится, балкон построен с высокими перилами. Просто человек устает.
— Из-за чего?
— Попробуй взобраться на десятый этаж, посмотрим, как у тебя заколет в боку, пожалуй, не захочешь после этого любоваться видами Варшавы с птичьего полета.
— То есть как взбираться? Пешком? Разве тут нет лифтов?
— Лифты ходят, только не ежедневно. Очень часто портятся, и тогда мой дружок чешет на вершину своего небоскреба пешком. Из-за этого лифта он и с тещей расплевался. Как женщина старой даты, теща ни за какие коврижки не согласна пользоваться этим приспособлением, потому что ждет от него всяких неприятностей. И действительно, стоило ей впервые в жизни воспользоваться лифтом, как она тут же сломала себе ключицу.
— Что-нибудь случилось? Лифт неожиданно тронулся?
— Нет, просто Фиалек хотел мамусю силой к лифту приучить. Всей семьей ее впихивали и в конце концов сломали ключицу. Теща поклялась в костеле, что больше никогда не войдет в лифт.
— Как же теперь? Она совсем не выходит из дому?
— Раз в месяц выходит, а когда возвращается, находится в пути три дня. Ночует на третьем и седьмом этаже, у соседей, они тоже переселены с Рыбной улицы. Но больше всего жалуется Фиалек на насморк.
— Разве на такой высоте холоднее?
— Упаси боже, дело в том, что, пока он до верха доберется, у него вода начинает в ботинках хлюпать.
— Какая вода? Откуда?
— Из ведра.
— Пане Теосю, пожалуйста, говорите яснее.
— Ну, я, кажется, по-польски выражаюсь. Вода из ведра льется в штиблеты. Пока он на свой десятый этаж два ведра воды дотянет, ботинки полны.
— Я ничего не понимаю. Что там, наверху, нет кранов?
— Краны есть, и вода иногда показывается, но в основном по ночам. Чаще всего она добирается до четвертого этажа, а иногда и ниже. Тогда Фиалек ходит с насморком и лихорадка его трясет. Но, по-моему, он не прав, когда из-за этого ворчит. На Рыбной тоже не было водопровода, и он носил воду со двора. А если он такой нежный французский песик, так пусть надевает две пары шерстяных носков и на ночь принимает аспирин. Небоскреб хороший, и лично я буду голосовать за него в конкурсе на лучший дом в Варшаве. Ты поддержишь меня?
— Конечно, но только после внесения нескольких мелких поправок.
— Каких поправок?
— Ну, насчет лифта и воды…
— Дорогой мои, нельзя слишком многого требовать. И архитектура чтобы была, и балконы чтоб были разрисованы в клеточку, и штукатурка чтобы не отлетала, и еще чтоб лифты ходили и вода сама наверх поднималась!.. Как бы голова не закружилась от таких успехов…
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Когда человек вспоминает, как он ездил по железной дороге двадцать лет тому назад, на буферах, на крыше, то он не может без слез умиления смотреть на комфорт, который ему предоставляют теперь.
Какой-нибудь увалень с билетом второго класса, что раньше был третьим, разваливается на мягком сиденье, как предвоенный граф Шерешевский.
Само собой разумеется, только не в отпускное время, потому что тогда, конечно, условия более скромные и удобств чуть поменьше. Но пассажир сам виноват, что вовремя не заглядывает в календарь. Именно так поступил и я, когда в разгар лета отправился в отпуск на Оленью гору.
Прихожу на станцию и глазам не верю. Содом и Гоморра, конец света, землетрясение в девять баллов. Поезд облеплен так, что мышь в него не пролезет, а тут еще двести человек пытаются пробраться через окна. Какая-то дамочка старается тяжелым чемоданом протолкнуть впереди стоящего типа, который застрял в двери и ни вперед ни назад. За нею стоит красавец брюнет. Так как руки у него заняты раскладушкой, он бодает дамочку головой, уговаривая, чтобы она продвигалась вперед, а это, как говорится, физический нонсенс, потому что через окна видать, как у счастливых пассажиров, которые своевременно в вагоне прописались, языки отвисли до пояса и глазные яблоки из орбит вылезают.
Впрочем, с помощью двух носильщиков я все же втиснулся в поезд через окно и даже получил во втором классе приличное место на коленях у фундаментальной блондинки. К сожалению, мне не удалось там долго удержаться. Используя центробежную силу, попутчики выбросили меня в коридор. То есть не совсем, голова осталась в купе, а корпус деликтус выбросили, и он болтался в коридоре наподобие маятника. Потому что каждые пятнадцать минут сквозь толпу отчаявшихся пассажиров протискивалась буфетчица атлетического сложения с горячими сардельками или с пивом в корзинке. Пассажиры, плача, умоляли ее, чтобы она образумилась, но она отвечала, что ей не хватает до плана тридцать три процента. После третьего рейса буфетчицы пассажиры сложились и выкупили у нее все сардельки и все пиво, но это не помогло, так как она притащила лимонад и вафли.
В Ченстохове меня унесли с собой люди, которые там сошли целой стеной. Я пытался объяснить, что мне нужно ехать дальше, но, так как абсолютно не за что было уцепиться, я остался на перроне.
Влезть обратно в вагон не было никакой возможности, потому что к поезду ринулась встречная волна ченстоховичан, которые тоже отправлялись на отдых.
Но все же в Ченстохове я не остался. Подвернулся, слава богу, какой-то высокий детина. По его спине я взобрался на крышу и только тут понял, как приятно ехать на свежем воздухе, с прекрасным видом на пробегающие мимо пейзажи. Точь-в-точь как двадцать лет назад.
Что и говорить, сверху все лучше видно.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
1964
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Уже несколько лет Геня проедает мне мозги, чтобы я обязательно купил кресло-кровать, или так называемую американку.
— На что тебе, любимая ты моя, эта «поджигательница войны»? — говорю я. — Ведь у нас есть кровать, а сидеть можно и на стульях.
— Ну да, но если кто-нибудь из родственников приедет и захочет переночевать, мы всегда мучаемся.
В самом деле, когда в прошлом году на пасху дядя Змейка с тетей Змейкой из города Лодзи к нам приехали, Генина тетя в кровать на мое место прописалась, дядя спал под столом, как под балдахином, а я с шурином Пекутощаком — в шкафу.
Однако чувствовали мы себя там неплохо, потому что Геня держала в шкафу бутыль лечебного спирта и мы всегда выпивали по сто граммов перед сном. Спирт был наслоен на муравьях в качестве лекарства от романтизма[17], но это не мешало ему оказывать положенное действие. Шурин, правда, жаловался, что у него мурашки по спине бегают, но свет зажигать мы боялись, чтобы Генюха не проведала.
С дядей худший вопрос вышел. Когда он ночью захотел напиться воды, он так стукнулся темечком о крышку стола, что на голове у него выскочила шишка величиной с палестинский апельсин, а кроме того, все, что Генюха на столе к празднику приготовила, слетело на пол.
Вот почему Генюха уперлась, чтобы в этом году непременно купить «американку». Я пробовал ее урезонить.
— Генюха, — говорил я, — от этого только хуже будет.
— Как так?
— А так, что с «американкой» лучше не шутить… В ней автомат.
— Что это значит?
— Сейчас объясню. Мой приятель, некий Кропидловский купил себе именно такую «американку». Мебель прима. Последний крик техники. Как известно, такая «американка» днем имеет вид глубокого удобного кресла, вечером же раскрывается и в мгновение ока превращается в широкую мягкую кровать. Одна беда — норов у нее крутой.
— Что это значит?
— А то, что если кто в нее уляжется, она тут же издаст треск, и перед вами опять удобное глубокое кресло.
— Ну а тот, который лег?
— Ясное дело, остался внутри.
— И кричит?
— Нет. Он сразу же получил пружиной по затылку и потерял сознание. Кропидловский таким манером чуть тестя не потерял.
— Он заявил рекламацию?
— Конечно. Главмебель письменно ему ответила, что это мелочь. «Американка» в первоклассном состоянии, просто автомат у нее слишком чувствительный, и заменили ему на другую.
— И та лучше?
— Лучше, но совсем не чувствительна. Как он ее в первый раз раскрыл, так она больше не закрывается. Кропидловский застелил ее ковриком и превратил в так называемую оттоманку. Но ложиться на нее все равно не решается, чтобы она ночью неожиданно не закрылась. Не покупай, Генюха, «американки», не хватает нам дела о тетеубийстве.
Но Геня уперлась:
— Хочу «американку», и смотри, если ты ее проморгаешь.
Я пытался ей объяснить, что приобрести мебель — не такая легкая штука, люди за мебелью по полгода с четырех часов утра на площади Трех Крестов в очередях перед магазином стоят. А кроме того, нужно предъявить свидетельство о прививке оспы, справку о гражданстве, свидетельство о бракосочетании, удостоверение домового комитета о сдаче железного лома и неметаллического утильсырья, выписку из метрики и справки: об участии в уничтожении листоеда, а также об отсутствии родственников за границей. Одним словом, нужно, как говорится, принести три заявления, ключ от квартиры и фотографию отца, а после всего этого поискать соответствующих знакомых.
Ничего ее не убедило. Две недели я бегал по учреждениям, пока все не оформил. Встал в три часа ночи. Занял очередь у того самого магазина и стою. Удивило меня, правда, немного, что я один представляю собой эту очередь, но как только открылся магазин, я первый вбежал внутрь, подлетел к какому-то типу, который сидел за столом, и говорю:
— Будьте любезны, вот метрика, вот гражданство, вот листоед, вот нежелезный металлолом, вот фотография отца. А если вас беспокоят знакомства, то я лично знаю Перникевича из отдела гнутой плетеной мебели.
Посмотрел он на меня, как на сумасшедшего, и спрашивает:
— Зачем все это?
— Как так зачем? Я хочу купить «американку».
— Пожалуйста, выбирайте.
— Как это «пожалуйста, выбирайте», а фотография отца?
— Не нужна!
— И свидетельство о бракосочетании?
— Нет.
— И листоед не нужен?
— Разумеется. Выберите мебель, я сейчас дам вам чек в кассу.
— А за товаром я должен буду наведаться через полтора года?
— Ничего подобного, завтра доставим.
— И все готово для продажи?
— Ясное дело.
— И можно купить «американку» в любой момент?
— Не только «американку», но и топчан, и буфет, и шкаф, все что захотите.
— Тогда попрошу жалобную книгу.
— Зачем?
— Потому что тут дурака из клиента валяют — первое апреля в середине мая устраивают.
Продавец начал объяснять, что в мебельном главке все круто переменилось, что теперь когда угодно можно получить любую мебель, что брака уже почти не бывает и тому подобное.
Я попросил, чтобы он ущипнул меня за щеку, так как хотел убедиться, что это не сон. Убедился! Но мне этого показалось мало, и я заставил его поклясться производственным советом и выругаться отделом кадров и лишь тогда поверил. Выбрал себе «американку», обитую красным репсом, и магазин доставил ее мне на дом.
Когда приехала родня, мы посоветовалпсь с Теней и решили, что не тетя, а дядя Змейка будет спать на «американке». Старый человек. Пенсионер. Стране он пользы уже принести не сумеет.
«Американка» работала планово, но, несмотря на это, я уговорил дядю сделать завещание. Теперь мы все спим спокойно. «Американка» отечественного производства, так что в случае чего похороны будут на государственный счет.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Ну и зима! Первый раз за столько лет дала нам прикурить. Пятнадцать градусов мороза, и все ниже нуля! Особенно в проигрыше оказался я, потому что праздники застали меня в холщовом пальто, так называемом ратиновом. Это портновская артель «Быстрота и элегантность» так мне удружила. Демисезонное пальто я отдал в переделку на лицованный фасон, то есть чтобы его перевернули на другую сторону. Оно должно было быть готово к первому сентября, но десятого декабря передо мной вежливо извинились, что пальто еще не закончено и, кто знает, будет ли к апрелю. Когда я стал протестовать, меня утешили, дескать, ничего особенного не случилось, потому что имеются клиенты, которые ожидают с июля. К тому же научно доказано, что зима будет легкая.
А теперь выходит, что не очень. И я лежу, а вернее, стою и переступаю с ноги на ногу. Претензий никому предъявлять не могу, потому что ошиблась наука. Во всяком случае, артель в этом не виновата. Я только тем и утешаюсь, что дома у меня, как в раю, потому что лично я угля не жалею. А, например, мой шурин Пекутощак получил квартиру с центральным отоплением и по причине порчи котла ходит спать на Главный вокзал, который довольно прилично отапливается.
Но в общем надо сказать, что дело отопления пошло на лад. Теплоцентраль работает не самым худшим образом. А кто недоволен, тот пусть вспомнит, как это было несколько лет тому назад, когда еще не было соответствующих котлов для отопления. К стене одного из жилищных блоков инженеры придвинули старый, обанкротившийся железнодорожный паровоз с обслуживающим персоналом из пенсионеров.
Машина обогревала дом первостатейно, так что в квартирах люди не могли находиться и спали во дворах, а металлические решетки от жары сворачивались в рогалики. Потом все утряслось. Машинист стал половину пара выпускать в сторону, и было в самый раз. Немножко только капризничали соседние жильцы, что, дескать, выпуская пар, машина беспрерывно свистит, и у них сон бежит прочь от глаз. Конечно, соседи к этому со временем привыкли бы, но однажды по ошибке машинист повернул рычаг не в ту сторону, и паровоз въехал через стену в спальню самого председателя жилищного комитета. Хорошо, что механик вовремя спохватился и дал контрпар. Таким образом, паровоз никого не задавил, а только вытянул председателя вместе с кроватью на улицу.
Теперь уже такие случаи невозможны — теплоцентраль не паровоз, ее с места не сдвинешь.
Так что обижаться не на что…
⠀ ⠀
1962
⠀ ⠀
⠀ ⠀
Не слишком ли часто в газетах и речах употребляют слово «деремся»? За все теперь мы деремся: за выполнение плана, за натуральные удобрения под спаржу, за автобусную линию до Нижнего Пикуткова, за тишину в городах и тому подобное. Это приводит иногда к семейным неприятностям и к судебным издержкам. У меня в семье было уже два таких случая.
Один — с шурином Пекутощаком. Директор фабрики, на которой работает шурин, пожаловался на собрании, что кооператив «Польская сливочная коровка» занял помещение, которое предназначалось для детских яслей фабрики.
— Мы деремся за эти ясли, — сказал он.
Шурин Пекутощак, хотя и бездетный холостяк, был выбран в делегацию, направленную в «Коровку». Председатель кооператива отказался отдать помещение подобру-поздорову, тогда шурин спросил у своего директора:
— Ну как, деремся за эти ясли?
— Деремся.
Пекутощак недолго думая двинул сливочного директора в ухо. Вышло недоразумение, директор выкрутился, как миленький, а шурина сняли с работы, и он еще будет отвечать по суду.
А вот другой случай. Как-то Геня взяла меня с собой в универмаг, с совещательным голосом при покупке пляжного костюма.
Наконец Геня выбрала себе костюм и только на минутку отложила его в сторону, как другая покупательница схватила его и давай натягивать на себя. Генюха, начитавшаяся газетных статей, крикнула мне: «Деремся за этот пляжный костюм!» — и мигом стащила его с той гражданочки. Но та тоже была рождена не от мачехи, схватила юбку за оборки и не пускает, а Геня, разумеется, тянет к себе. Набежали продавцы, пытаются их разнять, но не тут-то было, ни та, ни другая не отпускают. Пляжный костюм этого фасона, оказывается, был только один, а покупательниц — две.
Неизвестно, как долго бы продолжалась схватка, если бы пляжный костюм был покрепче. Но Гешоха дернула в свою сторону, конкурентка — в свою, и костюм разлетелся в мелкий мак.
По справедливости обе должны были заплатить по половине, но мне всегда не везет. Нам приписали к счету стоимость трех бутылок тройного одеколона, флакона духов «Поэма» и двух бутылей цветочной воды «Ты и я», потому что Геня с размаху влетела в парфюмерный прилавок. Ее соперница оказалась счастливее, она кувыркнулась в «Предметы домашнего обихода» и поломала только кухонную доску за семь злотых с грошами.
А из-за чего все это вышло? Из-за того, что в газетах и на собраниях мы «деремся» суконным языком.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
— Ну и как, пан Кролик, вы уже были в новом универмаге на Вольской?
— Ясное дело, был.
— И как вам понравилось? Вроде помещение — люкс и разные редкие изобретения там продают?
— Например?
— Например, стаканы с блюдцами, рюмки поштучно и другие редко встречающиеся достижения науки в этом роде.
Действительно, это так. Помещение построено — не подкопаешься. Пожалуй, самый красивый универмаг во всей Польше. Внутри на стенах вы имеете покрашенный в зеленый цвет ландшафт из числа ребусов на премию. Умно это придумано. Чтобы публика в очередях не скучала. Уже не стоишь без дела, не ссоришься с людьми, потому что занят умственной работой: угадываешь, какой ландшафт что собой представляет. Я, например, полчаса приглядывался и только один вид разгадал, не то он изображает борьбу с алкоголизмом, не то промывание желудка врачом скорой помощи. Очень поучительная вещь. Но больше всего мне понравилось, что там нет так называемого дневного освещения. Горят настоящие лампочки (где они только их в таком количестве раздобыли, не знаю). Все видно, все красиво, все приятно.
— Только не знаю, правильно ли это.
— То есть как?
— А так, что этот дневной свет был устроен в магазинах не зря, а с целью. Чтобы людям было противно на товары смотреть. Например, в «Гастрономах» смотришь на филейную вырезку в серо-гнилом цвете, и весь аппетит пропадает и уже покупаешь не полкилограмма, а только сто граммов, благодаря чему остальные стоящие в очереди тоже будут этим магазином обслужены и никто не уйдет с пустыми руками.
Или в кафе, как только посмотришь на лимонных девушек с синими губами, свидание вам опостылеет, и вы побежите побыстрее домой в свою комнатку.
В этом Вольском универмаге товары освещены так весело, что долго на прилавках не залежатся, каждый раз придется доставлять новые.
— Об этом пусть уж дирекция заботится.
— Так или иначе, но Вольская застава получила неплохую точку. Другие районы будут завидовать.
— А вы не знаете, почему именно на Воле построили такой универмаг?
Потому что дирекция перед Керцелякским рынком не хотела лицом в грязь ударить. Это был уважаемый универмаг, хоть и на свежем воздухе! Все, от штиблет до белок, от граммофонов до фляков с пульпетами, все можно было там достать. Собаки наимоднейших фасонов, черепахи и голуби. Даже бенгальского тигра — если хотите, пожалуйста! Только закажите, уволокут из зоопарка и доставят. Универмагу пришлось солидную конкуренцию выдержать.
— Это точно! Но ничего не скажешь — стараются как могут…
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
1956
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Варшава набирает все больше фасону в качестве столичного города. Возьмем хотя бы свежее нововведение: с недавних пор можно заказывать такси по телефону. Когда я прочитал об этом в газетах, мне показалось, что тут что-то не так.
Ну, действительно, иду я, к примеру, по Ерусалимским аллеям и хочу взять такси. А такси как раз проезжает мимо без пассажиров. Я машу шоферу, кричу ему «алло», а он хотя и видит меня, но едет дальше. Я догоняю машину, хватаюсь за ручку дверцы, тогда шофер высовывается, тычет мне в нос кулаком и дает газ. Тут я понимаю, что моя физиономия ему не понравилась, вежливо кланяюсь и отстаю…
Ну как же мы в подобных условиях можем надеяться, что таксист по телефонному вызову совершенно неизвестного ему гражданина согласится утомить себя поездкой с другого конца Варшавы?
Но Геня верит в печатное слово и, когда прочитала об этом, уперлась, чтобы мы на заказанном по телефону такси поехали из Шмулек на Охоту, к тете Повидловской на именины.
«На упрямство нет лекарства», — подумал я. Телефона у меня пока временно нет, я зашел в знакомую аптеку и, как вы сами понимаете, звоню на стоянку городских таксомоторов именно на Охоте, так как ближе стоянок нет.
Набрал номер, тот самый, что был напечатан в «Экспрессе». И вправду, слышу через минуту «алло».
— Прошу прислать такси на Радзиминскую улицу номер такой-то и такой-то…
— Вы попали на городскую бойню…
Я набираю второй раз и снова прошу прислать такси. Выходит еще хуже — какой-то очень нервный тип заявляет без обиняков:
— Иди спать, быдло, если упился, и не мешай людям работать.
Я быстро положил трубку и позвонил опять. Снова отозвался мужской голос. Я как можно вежливее попросил прислать такси, а он мне отвечает:
— У телефона погребальная артель «Вечный отдых». Можем предоставить только катафалк…
— Ну что ж, давай катафалк, только небольшой, на три персоны, — говорю я, потому что меня это уже разозлило и становилось довольно поздно.
Оказалось, что номера этих таксомоторных станций были в газете немножко смазаны, и каждый раз я набирал не тот. Наконец аптекарь, приученный разбирать любой рецепт, прочитал номер правильно.
Ничего не могу сказать, станция таксомоторов обслужила меня первоклассно. Давно мне не приходилось слышать такой вежливый ответ по телефону.
— Пожалуйста, я записываю. Свободной машины пока нет, но как только появится, я тут же вам пошлю. Будьте любезны, ваш адресочек и номер телефона, я сейчас же вам перезвоню, чтобы проверить.
Действительно позвонили и сказали, что машины пока все еще нет, но, как только покажется, сейчас же ее отправят.
Ожидали мы с Генюхой и шурином у ворот целый час, видимо, свободных машин все еще не было, а снег с градом невозможно сыпал сверху. Тогда мы сели в трамвай и поехали к тете. Именины были по форме, повеселились мы отлично. Вернулись поздно и сразу улеглись спать. Но вдруг нас разбудил стук в дверь. Я несколько всполошился. Кто бы это мог быть в такую пору? Геня сунула мне в руки кочергу, я подошел к двери и спрашиваю:
— Кто там?
— Такси.
— Какое такси?
— Что значит «какое»? Заказанное по телефону со станции на Охоте.
— Спасибо, уже не нужно.
— За спасибо дом не купишь. С вас причитается пятнадцать злотых восемьдесят грошей за поездку от Охоты на Шмуловизну.
Дело ясное, со слезами на глазах я урегулировал этот вопрос и попросил шофера, чтобы он поблагодарил диспетчера за теплое отношение к пассажирам. Все-таки не забыл, прислал машину. И ведь не легко ему это далось. Наверно, на извозчике по всей Варшаве колесил, чтобы поймать для меня такси.
По крайней мере никто не посмеет сказать, что эта транспортная новинка существует только на бумаге.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Наконец-то посадили наших алкоголиков на диету. И верно, где тут справедливость: я, к примеру, на одном твороге и простокваше живу, а любой хулиган всегда и всюду под газом ходит. Хватит с нас этого, конец и точка! Так называемый полусухой закон проведен в жизнь. Больше не будет алкогольных напитков в кондитерских, ведь до сих пор в каждом таком сладком предприятии можно было заправиться четвертинкой под безе с кремом. Были такие любители, которые под одну шарлотку не меньше литра употребляли. Когда такой фрукт приползал домой и жена его спрашивала, где он был, он под присягой сознавался:
— У пирожных с кремом.
— А почему от тебя водкой пахнет?
— Потому что одно было с пуншем.
Теперь этого больше не будет. И в закусочных уже нельзя будет подавать водку четвертинками, а только рюмками. Тяжелые времена настают для алкоголиков. Чтобы четвертинку махнуть, надо пять раз к рюмке приложиться, а это штука утомительная. Хотя, насколько я знаю подобных типов, это их не остановит. Но все-таки известное затруднение создано, как до недавнего времени в Швеции, где такая мода была, что если кто хотел выпить рюмку, он должен был к ней заказать обед из четырех блюд с компотом.
Допустим, два таких обеда каждый коренной швед мог с горя умять, но уже от третьей порции компота или перлового супа его начинало воротить. А если бы ему захотелось выпить третью рюмку, он обязан был уничтожить третий обед и к тому же подчистую.
Даже нельзя было суп в цветочный горшок незаметно вылить или котлету под стол выбросить, потому что в каждом таком гастрономическом предприятии шведский шпик дежурил. И как только заметит, что клиент водку быстро проглатывает, а перед горячим блюдом вздрагивает, — это значит, что он уже два обеда умял и начинает злоупотреблять алкоголем. Такого сразу брали за шиворот — и за решетку. Некоторые шведы грустные по своему Стокгольму ходили, со слезами на глазах читали ресторанные вывески, но ничего придумать не могли. Правда, несколько первостатейных выпивох нашли выход из положения, переоделись в угольщиков и вроде как бы за углем поехали в Польшу.
Когда подплывали к Гдыне, у них так начали гулять нервы, что бедняги повыпрыгивали в море и вплавь добрались до берега, чтобы, не теряя времени, усесться за столик в приличном польском кабаке, где никто никого не принуждал есть перловый суп.
А когда такой пароход обратно в Швецию возвращался, его качало с боку на бок, хотя погода была отличная и море гладкое, как пруд в Саксонском саду.
Такое ограничение очень помогло, шведы исправились, и правительство объявило им амнистию, освободило от принудительных обедов. В день этой амнистии весь Стокгольм ползал на бровях, а на каждом перекрестке стояли машины скорой помощи с аппаратами для промывания желудков. Но теперь все в порядке, проученные шведы ведут себя прилично, без перевыполнения нормы.
Мы должны радоваться, что этот частичный сухой закон вводят в жизнь и у нас. А может быть, стоило бы ввести все то, от чего в Швеции отказались: к каждой рюмке водки придавать обед, да к тому же сваренный по рецептам Варшавского треста ресторанов и подаваемый варшавскими официантами, то есть через час по блюду! Пусть кто-нибудь попробовал бы нализаться в таких условиях! Две недели пришлось бы этому посвятить. Что, разве я не прав?
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
1956
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
В целях повышения безопасности автомобильного движения в ближайшее время будут введены так называемые пробные шарики. Что это за шарики? Как сообщают газеты, весь механизм изобретения двух молодых краковских врачей состоит из стеклянной трубки, наполненной двумя прослойками молотого стекла и заканчивающейся шариком апельсинового цвета вместимостью около литра.
Если, допустим, в эту трубку подует малое дитя или даже взрослый мужчина, который уже несколько дней не видел рюмки водки, шарик поведет себя прилично и не изменит цвета. Но стоит только приставить трубку к губам варшавского шофера и предложить ему подышать, шарик сразу же начинает нам показывать, сколько раз было по сто.
При терпимом количестве только половина шарика из апельсинового превратится в зеленоватый, если же имело место злоупотребление, шарик приобретает цвет молодого лука. После литра шарик лопается с треском. Изобретение это весьма важное и может наконец, как говорится, поставить крест. Потому что до сих пор проверка шоферов была сильно затруднена. Существовал, правда, древний способ, заключавшийся в том, что шоферу просто предлагали дыхнуть, но этот способ не давал стопроцентной гарантии. Конечно, в милиции имеются выдающиеся специалисты, которые, стоило лишь шоферу один раз дыхнуть, ставили детальный диагноз:
— «Двести граммов очищенной, корнишончик, еще двести, яичко, кружка пива с прицепом. Итог — сильное опьянение».
Но, во-первых, этих специалистов явно не хватало, а во-вторых, такой экспертизе можно доверять, только если эксперт сам как стеклышко.
Милиция же обязана заботиться о безопасности автомобильного движения в Варшаве и после обеда, и после ужина, и даже после именин в семье.
Еще один распространенный способ — экзамен на произношение. Подозреваемому шоферу предлагают быстро произнести такую фразу:
«Лестница с повыломанными половицами».
«Лестницу» даже самый набальзамированный выпивоха выговаривал без ошибки, но на «повыломанных половицах» даже легко подкрепленный тип обязательно спотыкался. Выходило у него или «помывовыломанными» или «поламывалами», а иногда и того хуже. Впрочем, попадались такие крепкие орешки, что не только с половицами справлялись, но даже стихи некоего Пшибося[19] под самым большим газом декламировали без малейшей ошибки.
Вот почему мы должны радоваться, что благодаря молодым врачам из Кракова мы сумеем ходить по Варшаве без опасения расстаться с жизнью под автомобилем, даже если самолично находимся под мухой.
Только один вопрос меня интересует, в состоянии лн этот аппарат отметить не только водку, но и так называемую «горючую смесь», то есть пиво пополам с «Особой», что из-под полы в некоторых киосках продают. Если в состоянии, тогда я отдаю должное краковским врачам-изобретателям. Несмотря на их молодость, они большие специалисты по части всего, что реализуется распивочно и на вынос.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Прочитал я в газете ободряющую статью по поводу развития общественного питания. Там было написано, что ресторанов и баров быстрого обслуживания еще очень мало и что необходимо как можно быстрее увеличить их количество.
В поддержку этого предложения я хочу привести случай, происшедший недавно в одном уютном, известном своей хорошей кухней ресторане в центре Варшавы.
Мы с женой заняли миниатюрный столик. Улыбающийся официант долго не обращал на нас никакого внимания, и мы имели возможность приятно побеседовать друг с другом. Внезапно я почувствовал, что за моим стулом кто-то стоит. Действительно, какая-то женщина опиралась одной рукой на спинку стула, а другой придерживала милого четырехлетыего парнишку, пытавшегося сделать на полу кульбит.
Я подумал, что это кто-то из знакомых, и галантно вскочил со стула, чтобы поздороваться.
— Вы уже поели? — спросила женщина с ребенком, пытаясь молниеносно усесться на мой стул.
— О, нет, еще даже не начинали.
— Жаль, мы дожидаемся.
В этот момент нам принесли суп. Мы принялись за еду как можно быстрее. Во-первых, за спиной ожидала женщина, а во-вторых, ее сынок размеренно и систематично пинал меня ногой в лодыжку.
— Славусь, стой спокойно, ты мешаешь дяде кушать, из-за тебя мы будем ждать еще дольше, — поучала мальчика мама.
Я постарался есть еще быстрее, но это было трудно, потому что из супа валил пар.
— Извините, пожалуйста, но суп очень горячий, — попробовал я оправдаться перед кандидаткой на мое место.
— Что он говорит? — донесся до меня мощный бас из-за спины. Я оглянулся. За женщиной стоял брюнет в помидоровом жакете.
— Он говорит, что суп горячий.
— Выдумывает. Здесь супы всегда холодные.
— Просто хочет за свои гроши подольше посидеть в ресторане, — поддержал певучий дискант. — Эй, гражданин, выгребай свой суп поживее.
Лишь тогда я с удивлением заметил, что за брюнетом стоит худой блондин в жакете цвета ржаного хлеба. Хвост замыкали две пожилые женщины, вязавшие на спицах зеленый жакет. Была это совершенно нормальная очередь, как к автобусу. Аналогичные хвосты ожидали и у других столиков. У самого большого ожидала очереди целая экскурсия.
Мы с женой стали по-настоящему нервничать. Приборы падали из рук, пот выступил у меня на лбу. Я никак не мог одолеть битки с капустой. Свободу движении связывал мальчик Славусь, который теперь пытался вскарабкаться ко мне на коленки.
Однако мои старания не нашли в очереди отзвука.
— Чего он там копается? Такого бы в пожарную команду!
— Или на строительство Маршалковской улицы. Он бы весь план закопал.
— Чего он в этих биточках ищет, костей, что ли?
— А в капусте раковых шеек…
— Его совершенно не касается, что ребенок устал.
— Что для таких дети! Лишь бы самому нажраться, а там хоть потоп…
Я чувствовал, что давлюсь гарниром. Уже совсем задыхаясь, я крикнул приглушенным голосом пробегавшему мимо официанту:
— Пива!
В очереди заволновались.
— Чего он хочет?
— Пива.
— Пива?
— Еще этого не хватало!
— Ну, теперь все!
— Действительно, пока ему подадут пиво, дежурные обеды кончатся.
— Что, он до гроба хочет наесться? В такую жару! После хорошей порции пива от такой жратвы он сразу загнется.
— А нам что до этого?
— Конечно, если вдова не против.
— А может, он хорошо застрахован. Теперь есть такая страховка — черт знает за кого полмиллиона выплачивают.
Мы выскочили из-за столика. Жена тихо плакала. Я взял ее за руку, и мы выбежали вон.
Да, с общественным питанием нужно что-то делать. И как можно скорее…
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
1964
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Мой праздничный черный костюм обещали почистить к субботе, а свадьба в воскресенье. Я пошел в химчистку «Космос», отдал квитанцию и стал ждать. Долго искали, но в конце концов отдали мне голубую спортивную куртку с молниеносным замком, штучную зеленоватую жилетку с золотыми пчелками по всему материалу и бриджи для верховой езды в черно-белую клеточку. Само собой разумеется, я поднял шум, мол, вышла ошибка, но они уперлись, что никакой ошибки нет, что именно эту красоту я им принес в чистку. Наконец они все же признали нанесение мне материального урона, согласно параграфу, в сумме злотых — двести семьдесят три с грошами. Ясное дело, я их обложил как полагается и передал дело в суд.
Но тут моя свадьба в воскресенье, крестины тоже быстро приближаются, что я должен делать? Забрал я «красоту» и отправился к нареченной. Хелця, как увидела все это, так с места в обморок, а потом дала присягу, что ни за что на свете с таким франтом, обанкротившимся графом Монте-Кристо в клетчатых бриджах, она через магистратский гражданский костел не пройдет.
Беда, хоть вешайся. Но, на счастье, мой товарищ, некий Выпих Алойзы имел очень порядочный костюмчик и обещал мне его одолжить. Но Выпих оказался невозможным занудой и уже во время примерки стоял надо мной с метелкой и все время смахивал пылинки. Я подумал, если он будет меня так пылесосить метелкой перед брачным столом Народного совета, в то время как я буду приносить присягу на верность до первого развода, я могу ошибиться в тексте и всю церемонию испортить. А кроме того, левый рукав его пиджака был короче, потому что Выпих немного калека, что называется «сухая ручка». Вдобавок он еще предупредил, чтобы после свадьбы молодая не смела меня целовать, так как рисовая пудра оставляет на лацканах жирные пятна.
Хелця отбрила нас по первое число и ушла, хотя свадьба должна быть в воскресенье и крестины не заставят себя долго ждать.
«Могила»! — подумал я и отправился на Маршалковскую в павильоны, чтобы купить себе приличную веревку в целях самоубийства. И вдруг на Свентокшиской[20] вижу магазин о шести витринах, а на нем вывеска: «Молодая пара. Наряды и свадебные предметы напрокат». Само собой, зашел… и вышел спасенный и одетый, как куколка, так что мог прямо ехать на бракосочетание. Смокинг, лакировки, тубероза в петлице, шелковые носки и такой же платочек. Под мышкой патефон. И все это напрокат за гроши. Обслуживание любезное. Хотели мне еще одолжить свадебное платье для невесты, гигиенический матрац, целый сервиз для приемов и кресло для тещи.
Но я объяснил им, что очень спешу, так как свадьба в воскресенье, а крестины — не успеешь оглянуться. Тогда они захотели вручить мне прогулочную детскую коляску для двойня, соску и трещотку. Я сказал, что приду за этим в другой раз.
Ну разве это не самое настоящее бюро проката счастья!
⠀⠀ ⠀⠀
1964
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
— В Варшаве, насколько мне известно, самый дешевый трамвай на свете.
— Действительно, пятьдесят грошей за проезд — не имущество.
— Не пятьдесят, а только двадцать пять!
— Каким образом двадцать пять?
— А таким, что половина пассажиров ездит без билетов, зайцами. Так что дирекция, если принимать во внимание этот факт, получает только двадцать пять грошей с единицы.
— Если сосчитать на электронной машине, пожалуй, действительно так и выйдет.
— Дело ясное. Поэтому ликвидировали кондукторов. Недолго ждать, пустят трамваи без вагоновожатых.
— А это как?
— Пассажиры будут сами вести трамваи в порядке самообслуживания. Всегда один такой облетанный в вагоне найдется. В конце концов, трамвай не сверхзвуковой самолет, по рельсам бегает, каждый пассажир, у кого есть хоть немного смекалки, управится.
— С автобусом хуже, это верно, там водитель должен быть специалист. Поэтому этих, которые без кондуктора, теперь на линию все меньше высылают. Ждешь номера сто семнадцатого, а приходят сто сорок четвертый, сто седьмой, сотый, сто двадцать пятый и сто двадцать пятый бис. А уж если дождешься сто семнадцатого, то на нем обязательно надпись: «Только для пассажиров с месячными билетами». Либо посылаешь дирекции букет сердечных пожеланий, либо делаешь вид, что билет у тебя годовой, и пробираешься поскорее в середку.
— Э, для этого дела существуют контролеры. Пассажир, пойманный в трамвае без билета, как ни крутится, а должен платить.
— Это так, но чтобы безбилетника поймали — редкое явление. Потому что как только «левые» пассажиры завидят на остановке типа в плюшевой шапочке, так и прыгают во все стороны, как кузнечики.
— В какой плюшевой шапочке? Плюшевые шапочки давно ликвидированы. Контролеры теперь ездят в засекреченном виде. На голове шляпа, а форменная шапочка в портфеле.
— И, несмотря на это, дармовщина процветает, а дирекция расплачивается.
— Потому что у Варшавы есть нюх на такие вещи. Не знаю как, но переодетого контролера пассажир сразу унюхает. Пробовали переодевать контролеров в баб с молоком, в пожарников, в учащуюся молодежь. Одни контролер, некий Петрушко, даже в трубочиста переоделся, и это не помогло. Город с чутьем.
— А ну-ка, будь любезен, кинь взгляд на того ксендза, который собирается тут сесть. Что-то очень физиономяя знакомая, не похож на духовную особу. Случаем это не контролер Петрушко?
— Очень возможно.
— Ну, для верности прыгаем?
— Ясное дело — прыгаем…
⠀⠀ ⠀⠀
1964
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
— Видели ли вы, пан Коралик, наше новое техническое достижение на колесах?
— О чем это вы?
— Париж — на лопатках, Москва — на лопатках, Лондон — на лопатках, ни один город на свете ничего подобного не имеет.
— Хорошо, но что это такое?
— На первый взгляд обыкновенный автобус, а в середине забота о человеке. Автобус въезжает на площадь, где происходит какое-нибудь соответствующее стечение народа, как, например, спортивные соревнования, народные фигурные танцы и тому подобное, и каждый может воспользоваться.
— Это что же, такой пункт общественного питания?
— Напротив.
— Не понимаю.
— Еще не понимаете? Ну, в общем, моторизованный, как бы вам это объяснить… туалет.
— Что вы говорите? А кто это придумал?
— Сама жизнь. Как вам известно, наши архитекторы не любят ставить такие домики потому, что они всю урбанистику им портят. Не известно, какие украшения на них помещать: колонны, гирлянды, фонари — все не подходяще. Рекламы, вроде: «кто куда, а я сюда», тоже ни к чему, люди с деньгами налетят, подумают, что это сберкасса.
Одним словом, туалетов не строят, рекомендуя публике так называемые зеленые участки и частные квартиры в рамках соседской взаимопомощи. Но, поскольку на этой почве дело иногда доходит до нарушения общественного покоя, что-то надо было запланировать. Вот, запланировали и сделали.
— А кто сделал?
— Сейчас я вам объясню. Как-то, во время Фестиваля молодежи и студентов в Варшаве, на площади Вашингтона появилась эта канализационная новинка. На первый взгляд обыкновенный городской транспорт с шофером и кондуктором. А на самом деле это вовсе не кондуктор, а скорее кассир, потому что вход по билетам. Ну я и спрашиваю кассира:
— Уважаемый, кто это выдумал?
— Это наш вклад…
— Для какого это вклада, мне уже ясно, — отвечаю я ему, — только я вас спрашиваю, кто это построил.
— Так я же пану объясняю, — отвечает он мне снова, — что это наш вклад в Фестиваль молодежи, наш — автобусный.
Я поблагодарил его, купил билет в оба конца, потому что собирался еще несколько часов побыть на площади. И что я могу вам об этом сказать — внутри настоящий люкс.
Мицкевич, что стоит на Краковском проспекте, может со своим старым заведением спрятаться. Здесь вам музыка подыгрывает, потому что на крыше громкоговоритель, который легкие мелодии передает для слуха. Так что фактически свое развлечение вы не прерываете. Немножко, конечно, опасаешься, чтобы автобус не тронулся и чтобы тебя на свалке в поле не выгрузили, поэтому одним ухом прислушиваешься, не крикнет ли кондуктор «поехали». Однако ничего подобного — отъезд здесь плановый. Единственное, что надо было бы сделать, — это вывесить расписание на видном месте, потому, что при данных обстоятельствах нет ничего вреднее, чем нервы.
— Действительно, изобретение ничего себе. Но по окончании фестиваля практического применения оно не найдет.
— Как так не найдет? Еще большее. Пусть его только пустят по трассе Восход-Запад челночным движением! Гроздьями пассажиры будут висеть. Бескорыстно люди будут ездить, те, что в трамвае не в силах выстоять.
Только нужно какой-нибудь номер для него продумать, с двумя нолями что ли, и вывеску повесить, как в каждом приличном предприятии: «От нас уйдешь удовлетворенный».
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
1956
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Как известно, в Варшаве и Лодзи происходят состязания портных. Кто из них потратит меньше материала на мужской костюм.
Начало этому виду спорта положил какой-то итальянец из Рима, выкроив элегантный двубортный костюм не из трех метров товара, а только из двух метров пятидесяти сантиметров.
Как только наши варшавские портные дознались об этом, давай с этим итальянским мастером тягаться.
Первый махнул элегантный костюм из двух метров сорока сантиметров, второй сэкономил еще двадцать, то есть скроил костюм люкс на среднего мужчину из трудовой среды, использовав для этого только два метра двадцать сантиметров ценного сырья. Правда, он выставил следующее условие: клиент обязан в течение года перед оформлением заказа питаться только в общественных столовых, так как данная модель не предусматривает материала на живот. Оказывается, животы в последнее время вообще не носят. Теперь эта модель находится в производстве на наших фабриках мужской одежды и получила название: «Кащей номер 1».
Третий участник конкурса экономии материала пошел дальше. Отхватив еще двадцать сантиметров, он получил изысканное портновское произведение всего из двух метров шерсти. Достиг он этого очень просто: скроил пиджак без воротника. Действительно, если рассмотреть вопрос поглубже, на кой черт нужен воротник?
Но это еще не конец. Следующий мастер, как увидел это, сказал: «Ну, погодите, я вам покажу». Комбинировал, комбинировал и придумал: лацканы на современном пиджаке не только не нужны, по просто небезопасны. Известное дело, что всякий рядовой хулиган, задевая смирного прохожего на Кручен, на Свептокшиской или на другой безлюдной улице, хватает его прежде всего за лацканы, а уж потом свободно сует кулак под желудок и требует деньги на танцплощадку в рамках борьбы молодежи со скукой. Не имея лацканов, мы можем всегда дать ему уклончивый ответ, то есть спастись бегством.
Так вот, этот портной скостил лацканы, добыв таким образом дополнительную экономию в двадцать сантиметров на каждом костюме, что во всепольском масштабе означает около пяти вагонов шестидесятипроцентной шерсти, или не менее пяти гектаров нашего хвойного леса в пересчете на сорок процентов бумаги.
Если этот конкурс будет распространяться и дальше подобным темпом, пиджак превратится в так называемый жилет.
При дальнейшей экономии мы вместо пиджака получим модное кашне, а потом все это вообще исчезнет. И жалеть об этом не приходится, так как на лето спортивная рубашка — лучший наряд для мужчины. А зимой мы все равно ходим в пальто, даже в квартирах, особенно если батареи отопления обслуживаются электротеплоцентралью.
Продолжая борьбу за экономию, портные принялись за рукава. Имеется тенденция делать их значительно короче. В настоящее время эта экономия проводится на швейных предприятиях, правда, только наполовину: делают короче либо правый рукав, либо левый. Несколько таких моделей уже появилось на прилавках магазинов одежды.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
1957
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
— Трубочист счастье приносит.
— Возможно, но не везде.
— Почему не везде?
— А потому, что кое-где вводит в расход.
Например, в трамвае. Еду я как-то двадцать пятым в праздничном светлом пальто, так как только что выступал в суде на Лешно. Толкотни в трамвае не было, потому что час обеденный и дождь лил, как большое несчастье. Я устроился на передней площадке и стою. Вдруг смотрю, двери открываются и на площадку взбирается трубочист.
— С работы?
— И еще с какой! Десять ресторанных дымоходов нужно было прочистить, чтобы так измазаться. Он был такой черный, что даже глаз не было видно, кругом одна сажа. Костюм у него, конечно, тоже в соответствующем заупокойном цвете, тоже сажей подробно измазан.
— Сам с инструментами?
— Две щетки и шар, все свежеиспользовано. Сухая сажа и та ужас вселяет, а он, понимаете, был вдобавок мокрый, как большое несчастье, будто только что из пруда.
Сами понимаете, как только публика его увидела, все попятились и в крик:
— Боже ты мой, этот нас прикончит! Пан мастер, послушайте, снимите с плеча свои инструменты, потому что вы всех нас в одну минуту в трубочистов превратите.
Но трубочист попался с гонором. Как будто его это не касается, шпаклюет направо и налево. Крик еще пуще поднялся, пассажиры полезли на стены, на поручни, что под потолком висели, а он ничего, знай себе прет и прямо на меня.
Я подумал, если он возле моего пальто потрется — черная могила. Ни сухая, ни мокрая, ни итальянская, ни польская химчистка мне не помогут. Я тоже закричал:
— Пане брюнет, притормози немножко, куда тебя черт несет!
А он поворачивается ко мне и говорит:
— В чем дело? — и проезжается щеткой через всю физиономию какого-то невысокого блондина, стоявшего сбоку, и в одну минуту превращает блондина в негра из самого центра Африки.
Я его схватил за щетку и держу, а он свои щетки вырвал и пошел дальше. Правду сказать, он ко мне даже не притронулся, но на моем светлом летнем пальто появились пять черных поперечных лампасов. Я как увидел это, сразу завопил:
— Что ты натворил? Зебру для зоологического парка из гражданина сделал!
А он еще обиделся и возражает:
— Посмотрите на этого графа Монте-Кристо! Трубочист ему мешает. Ты что думаешь, я с прогулки иду? Я работал!
— Что не с прогулки, это каждому ясно. Но почему ты требуешь уважения к своей работе, если мою не уважаешь и вводишь меня в расход?
Подошел кондуктор и хотел трубочиста высадить из вагона. Но тот вышел сам, только напоследок чихнул два раза да так, что у всех пассажиров лица стали в черный горошек.
Вообще трубочист, может, и приносит счастье, по только не в трамвае.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
1953
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
С упаковкой вообще стало лучше. Но что поделаешь, если некоторые товары, несмотря на самые искренние желания продавцов, упаковать просто невозможно. Например, раковина. Понятно, я не имею в виду раковину морскую, я имею в виду раковину туалетную, так называемый унитаз. Ничего особенного — красивый белый фаянсовый предмет аэродинамической, можно сказать, формы, внизу суживающийся, заканчивающийся с одной стороны коленом трубы, а с другой — красивой полированной доской, но для переноски вещь неудобная. И запаковать ее невозможно. Нет слов, ее не покупают каждый день, но иногда приходится. Совсем недавно я попал именно в такую ситуацию. Старая наша раковина треснула еще во время войны. Правда, она еще послужила некоторое время, но под конец все же развалилась. Нужно было купить новую. Пришлось побегать по магазинам, но труды были вознаграждены, я нашел раковину — мечта! Продавец вручил мне ее с чарующей улыбкой — и тут началась так называемая геенна.
Я вышел с раковиной на улицу и стал искать такси. Но таксисты, которых я останавливал, отворачивались от меня с презрением. Наконец какой-то добрый гражданин пришел мне на помощь. За скромный гонорар он согласился отнести мою покупку домой.
Мало того, что подобная раковина пробуждает в прохожих живой интерес, она обладает еще одним свойством: не дает себя нести, просто не известно, как ее ухватить. Сперва мой избавитель уместил ее на правом плече, потом на левом, но, как видно, ему было очень неудобно, и в конце концов он надел ее себе на голову наподобие огромного древнеримского шлема. Мы тронулись в путь: я шел первым, гражданин в шлеме за мной. Но едва мы свернули на Ерусалимские аллеи, как мне повстречался приятель, страшный пустомеля. Он схватил меня за пуговицу пальто и начал рассказывать какую-то историю. Человек в раковине терпеливо стоял за мной. Не было ни одного прохожего, который бы не поинтересовался моей покупкой. Некоторые даже подходили поближе, стучали, как знатоки, согнутым пальцем по фаянсу и спрашивали моего адъютанта:
— Где пан достал унитаз? Сколько пан отдал?
— Это унитаз не мой, а того пана, — звучал из глубины раковины, как из колодца, пропитой бас. В то же время вытянутая рука показывала на меня.
Когда собралась солидная толпа, я вырвался из рук приятеля, оставив ему пуговицу. Преследуемые полными зависти взглядами, мы добрались наконец до остановки и вошли в трамвай. Тут раковина вызвала не меньшую сенсацию и еще большее веселье. Но так как колено беспрерывно цепляло за ремень звонка и вагоновожатый то останавливал, то отправлял трамвай в самых неподходящих местах, мой помощник вынужден был снять раковину с головы и держать ее перед собой. Некоторое время мы ехали молча, но вдруг мой подручный покраснел, затем побледнел и нервно шепнул мне:
— Держи, пан, товар!
— Что случилось?
— Штаны у меня падают, резинка лопнула из-за этой холеры-раковины.
Я не успел подумать, что мне предпринять, как фаянсовый груз оказался уже у меня в руках.
Я согнулся под тяжестью, а мой носильщик тем временем пытался совладать с падающей частью гардероба. Кое-как справившись с этим делом, он коротко бросил мне:
— Дальше не поеду — не только резинка, все пуговицы отлетели.
И выскочил из трамвая. А я остался один на один с унитазом.
Что было дальше, трудно описать. На всех остановках, будто сговорившись, в трамвай входили одни мои знакомые. И как назло те, которых я не видел много лет. Когда наконец в вагон вошла красивая женщина, за которой я потихоньку волочился, я выпустил из дрожащих рук унитаз, поставил на пол и отодвинулся от него как можно дальше. Но пассажиры со всех сторон начали кричать:
— Эн, уважаемый, забери-ка свой трон, все за него цепляются.
Пришлось опять протиснуться к унитазу. Тут взял слово кондуктор:
— Эй, гражданин! Почему вы два места занимаете? Садитесь на свой товар, будет просторней.
В полубессознательном состоянии я уселся. И в это время в трамвай вошла целая толпа провинциалов, видимо, какая-то экскурсия. Руководитель посмотрел на меня взглядом, полным восторга и гордости, и обратился к своим экскурсантам:
— Обратите внимание, граждане, какие удобства уже оборудованы в трамваях нашей столицы. Правда, еще не установлена соответствующая кабина, но будет! Не сразу Краков строился.
Я выскочил из трамвая на ходу.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
1951
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
— Мы с Геней в прошлое воскресенье побывали на празднике авиации — действительно было на что посмотреть! Парни носились по небу, как ангелы. Штопоры, бочки разные делали, так что я не раз закрывал глаза. Смотреть на это было невозможно, страх человека брал, как бы кто-нибудь не свалился. Но ничего такого не случилось, молодые ребята, обученные своей профессии, гоняли на аэропланах, словно это были конные дрожки. Но больше всего меня поразили три гражданки, которые на зонтиках спустились на землю.
— Видишь, — говорю я Гене, — смотри, для чего может служить зонтик. А ты небось думаешь, что зонтик изобретен только для того, чтобы было чем мужа оскорблять!
Обиделась на меня Генюха и говорит, что с завтрашнего дня поступает на курсы, начинает обучаться на парашютистку и на следующий год на Летном празднике она всем покажет.
Я посмеялся и говорю:
— Ничего ты никому не покажешь, Генюха, потому что тебя на курсы не примут.
— Почему?
— Потому что для твоего веса зонтика не найдется. Ни один не выдержит. Материал лопнет, спицы выгнутся, упадешь на голову и еще беды натворишь, если, не дай бог, свалишься на трамвай. А потом, одно дело на родного мужа с зонтиком прыгать, а другое — два километра в воздухе ногами перебирать. Характер тебе этого не позволит.
Поспорили мы немножко, и на этом кончилось. Но это только мне так казалось.
На другой день повезла меня Геня на Вислу, где в Пражском парке имеется специальная башня с зонтиком на тросе для обучения публики парашютным прыжкам.
Устройство верное, потому что зонтик ходит по проволоке, как троллейбус. Опасности никакой, так как личность, которую спускают, прицеплена за вешалку к зонтику. Но и так эта надвоздушная коммуникация нагоняет ужасный страх на нас одним своим видом. Пока я не знал, о чем здесь идет речь, я стал в очередь за Геней и стою. Наверно, думаю, это очередь за пивом.
Было очень жарко, потому я так и подумал.
Но когда я увидел, что жена поднимается на эту башню, я струсил и чуть было не сбежал. А Геню тем временем прицепили к зонтику, и она повисла. Я кричу ей снизу:
— Генюха! Где ключи от шифоньерки?
— На что тебе ключи?
— Там сберегательная книжка!
— А зачем тебе эта книжка?
— На случай, если у меня будут расходы, связанные с похоронами! Черный костюм потребуется!
Хотела она крикнуть мне несколько слов, но не успела, зонтик двинулся. Летела Генюха вниз, как камень, и я уже подумал, что и вправду останусь вдовцом, но где там! Приземлилась Геня соответственно плану в траву. Потом она силой затащила меня на башню, и мне тоже пришлось совершить прыжок.
Служащие привязали меня к зонтику, хотя я их предупреждал, что они об этом пожалеют, потому что в воздухе я имею привычку болеть морской болезнью, и я не завидую той публике, что стоит внизу.
Но я не успел договорить, как меня сзади подтолкнули, и я полетел. Вся моя жизнь промелькнула перед моими глазами, как это обычно бывает в минуту смерти.
И я не увидел ничего особенно интересного: кругом Геня да Геня, в разном возрасте и в постоянно меняющихся платьях. Вот и сейчас на земле она меня ожидает…
Ничего со мной не случилось. И кто знает, может, я теперь сам запишусь на эти парашютные курсы.
Одно меня смущает: а что, если в тот момент, когда я буду проделывать в воздухе штопор, у меня лопнут подтяжки? Что тогда? Впрочем, какую-нибудь жертву надо же принести для развития нашей авиации.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
1953
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Сегодня я хочу сделать доклад о так называемой «гастрономии», то есть о звездах и планетах. Звезды и планеты не требуют детального объяснения — каждый сопляк в школьном возрасте ориентируется, что это подвешенные в воздухе натуральные приборы для освещения земного глобуса.
Звезды мы имеем трех родов: мужского, дамского и детского. Из мужских самые важные — это: Месяц, Марс, Сатир… Нет, «Сатир» — это был бар на Маршалловской улице. Значит… Месяц, Марс и… вспомнил: Сатурн. Из дамских: Земля и Венера. Из детских — Близнецы. Кроме того, на небе еще находятся звери — дикие, как-то: Волк, Малая Медведица, Лев, Козерог, и домашние, как-то: Бык, Баран, Большой Пес, Малый Пес, можем его назвать Шарик или Жучка. Из дичи: Лебедь, из деликатесов — Рыбы и Рак. Из парикмахерских изделий так называемая Коса Вероники. Из молочных продуктов целый Млечный Путь. Как мы видим, уважаемые слушатели, я, как гастроном-любитель, в звездах подкован основательно и по любому желанию могу их перечислить по очереди от начала до конца и от конца до начала.
А теперь я должен остановиться на вопросе — чем те звезды занимаются, относятся ли они к трудовому миру или к миру лодырей? Если говорить о Солнце — дурного о нем ничего не скажешь. Рано встает и целый день жарит в поте лица. Кто-нибудь скажет, что и Солнце иногда заваливает план. Пример — недавнее затмение. Находятся особы, которые утверждают, будто все это затмение придумал «Орбис»[21], чтобы провести массовую экскурсию под названием: «Поезд — танцплощадка — бридж — затмение».
Мой долг вас предостеречь. Это устная пропаганда, за которую можно ответить без амнистии и сокращения срока. Я бы это назвал иначе: затмение — это есть временное закрытие предприятия среди бела дня, то есть учет. И тут тоже в оправдание Солнца мы должны заметить, что учет у себя оно проводит один раз в триста лет, а не раз в две недели, как наша государственная торговля.
А что касается Месяца, то я должен сказать, что его образ жизнн вызывает сомнения. Бледный, жалкий, бродит всю ночь по небу и совершенно неизвестно, чем занимается. Возникают даже предположения, что он вообще не нужен и что следовало бы его выселить, но это дело Юпитера, который, как известно, в межпланетном заведении за начальника отдела кадров; уж он-то наведет порядок. В последнее время, правда, ходят слухи, что Месяц в недалеком будущем будет использован в межпланетных путях сообщения как пересадочная станция с Земли на Марс, что-то вроде наших Колюшек. Но об этом немного позже. Пока же рассмотрим, чем занимаются другие звезды.
Как нас учит любой египетский сонник, отдельные звезды занимаются влиянием на судьбу человека, то есть мы все вынуждены танцевать под дудку этих звезд. Например, Марс, он считается повсюду поджигателем войны. Меркурий вырабатывает в нас торговую смекалку и является опекуном всех ГУМов, ЦУМов, Универмагов и т. д. Как известно, старосветский божок Меркурий был также патроном ворюг, но, поскольку богов теперь нет, вспоминать о нем не стоит. Чем занимается Венера, я бы предпочел не упоминать, принимая во внимание, что в зале находится молодежь школьного возраста. Могу только заметить, что эта звезда пользуется известностью, так называемой публичной.
Теперь я хочу остановиться на том, живут ли на звездах люди. На этот вопрос я должен ответить научно: «Холера их разберет». Во всяком случае, если смотреть в ясную ночь через бинокль, например хотя бы на Марс, заметно, что там что-то шевелится. Одни ученые утверждают, что это местные жители становятся в очередь к тамошнему кинотеатру. Другие считают, что очередь эта у страховой кассы. Что касается меня, то я думаю, это скорее всего очередь к бюро пропусков какого-нибудь важного учреждения. На некоторых звездах, несомненно, должна расцветать семейная жизнь. На это указывает тот факт, что время от времени в небе появляются отдельные предметы из столовых сервизов, как, например, летающие тарелки. Из этого мы можем заключить, что жены как на Земле, так и на Марсе одинаково нервные. Лично мы сумеем в этом убедиться лишь по установлении, как я говорил выше, межпланетных путей сообщения. Тогда на лыжные вылазки мы будем отправляться на Луну, в свадебные путешествия — на Венеру, за простоквашей и творогом — на Млечный Путь. Одним словом, через несколько лет мы будем разъезжать между звездами, как теперь из Варшавы в Лодзь и обратно. Для этой цели будут использованы специально оборудованные атомные бомбы с сидячими местами. Набьется в них целый базар туристов, зарядят ими орудие и выстрелят на Луну или какую другую звезду в порядке точного расписания поездов. Путешествие будет продолжаться несколько лет в одну сторону, поэтому очень сомнительно, доверят, ли эту линию нашим железнодорожникам. Когда я слышу, как на Главном Варшавском вокзале объявляют о том, что международный поезд до Парижа через Ожарув, Блонь, Сохачев, Берлин опаздывает на двести девяносто минут, то могу себе представить, какого рода объявления ожидают нас на вокзале межпланетном. Что-нибудь вроде этого: «Атомовка Марс — Земля через Луну опаздывает на сорок семь лет, пять месяцев, двенадцать дней». Одним словом, поедешь в свадебное путешествие, привезешь обратно взрослых внуков… Несмотря на это, каждый из нас сможет отправиться в воскресную экскурсию на Марс с пересадкой на Луне, чтобы лично посмотреть, зачем стоят там хвосты, а если повезет, то что-нибудь приобрести.
До свиданья на Луне!
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
1957
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀