Сирена в котелке

⠀ ⠀ Сила прессы ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Совершенно невинно я попал в очень неприятную ситуацию. Знакомые смотрят на меня подозрительно. Жена вообще со мной не разговаривает. Я болтаюсь по дому из угла в угол, как человек, который должен быть где-то в другом месте.

На улицу выйти я не могу, потому что некоторые прохожие присматриваются ко мне с удивлением, переходящим в иронические улыбки.

А началось все это с помещенной в нескольких газетах заметки о том, что двадцать пятого числа я вместе с Реной Рольской и оркестром Туревича отплыл на теплоходе «Баторы» на гастроли в Канаду.

Прочитав об этом в трамвае, я улыбнулся и подумал: «Забавное недоразумение». Но, уже выходя из трамвая номер восемь на углу Маршалловской, я наткнулся на пана Валерия Печенку, который, увидев меня, приостановился, протер глаза, ущипнул себя двукратно в щеку и наконец закричал:

— Значит, тут Канада. Или я пьяный, или это оптический обман взгляда? Это вы или ваш близнец, господин By? А если это вы в вашей личной личности, то что вы тут делаете? Кто вместо вас сидит на «Баторы» и катит в Канаду?

Я прервал лавину вопросрв, со смехом объяснив симпатичному пану Печенке, что произошло комичное кви-про-кво, что я на самом деле собираюсь в Канаду и в Штаты для посещения городов, где живут поляки, но несколько позже. Попросту заметка появилась преждевременно.

— По-моему, у вас нет повода, чтобы разводить хихи-смихи и уголок юмора, — серьезно ответил на это пан Печенка, — вас могут ожидать разные неожиданности в связи, как это говорят, с вышеизложенным. Когда мой приятель, некий Качорок, по ошибке попал в «Жице Варшавы» в качестве покойника, он три года не мог вернуться к жизни. Знакомые крестились, завидя его, а вечерней порой перебегали на другую сторону улицы.

Отъезд, правда, — это не то, что некролог, но на этой почве вы можете иметь солидных тараканов.

И действительно, дома я застал взволнованную жену, которая прибежала из города, узнав от знакомых о моем неожиданном отъезде. Когда она сказала им, что видела меня только час назад, ей ответили:

— С мужчинами никогда нельзя быть спокойной. На вашем месте мы бы уже летели домой, чтобы убедиться, там ли он еще. На этих атомных аэропланах можно за час свободно долететь до Канады. Бедняжка!

Вдобавок позвонил какой-то рассерженный тип и, не дав ей слова сказать, заявил, что я поступил по-свински. Обещал во время пребывания в Америке вручить его родственникам в Чикаго подарок от него. Он израсходовался, купил обеденный сервиз на двадцать четыре персоны, всего сто сорок восемь предметов, и две вазы, а я уехал исподтишка, ничего ему не сказав.

Не ожидая объяснении, возмущенный собеседник бросил трубку. С его стороны это было даже благородно. Теперь мне не придется тащить этот сервиз в Америку.

Хуже получилось с тетей Франей. Она посетила нас в тот же день и уже на пороге, бросаясь на шею моей жене, закричала:

— Какое счастье, что этот твой ананас наконец уехал. Из-за него я не могла к тебе приходить, ведь ты знаешь, как я не выношу этого зазнавшегося нахала.

Когда я неожиданно появился из другой комнаты, тетя Франя потеряла сознание.

Потом еще звонили жене из Польского Телеграфного Агентства и из журнала «Столица» по вопросу об интервью. Затем с горькими упреками позвонил Метю. Конечно, он понимает, что кредиторы и так далее, но, чтобы, встретившись накануне, не обмолвиться словом…

В общем, что будет дальше, я не знаю. А все из-за одной газетной заметки. Вы понимаете теперь, что это за штука «сила прессы».

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

1964

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀ ⠀ Одна рюмка ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Я должен отметить, что в этом году на литературном отпущении грехов у Дворца культуры, которое у нас называют Базар Книжки и Просвещения, особых новинок не было, если не считать сборника «Старые сказки», книги «Кво Вадис» и пластинки «Сидели мы на крыше».

Однако мне лично удалось купить медицинский шедевр из научной отрасли под названием «Правда об алкоголе». Поначалу книжка производит потрясающее впечатление. Человек, хоть немного запойный, прочитав ее, с ходу перестанет пить и перебросится на напитки из кислого молока. И впрямь, если даже самый незначительный выпивоха узнает, как выглядят его печенка, желудок, мозг, селезенка, легкие и другие так называемые подробности после принятия дозы всего в 0,005 грамма чистого алкоголя, он не сумеет после и подумать о принятии рюмочки «чистой отборной» даже со льда, даже под яичко «моле» с лососинкой, редисочкой, лимончиком, майонезиком…

Если это правда, что доза всего в 0,005 грамма чистого алкоголя под греночку так на нас действует, то мы можем, как нас учит этот научный трактат, достигнуть равноценных результатов при помощи других, более дешевых и здоровых средств, как, например, полынный пастой, а также вкусный питательный препарат «Гематоген». Как идут жареные шампиньоны под стопочку «Гематогена», лично я не проверял, но совершенно очевидно, что еще никто не обзавелся привычкой после такой закуски прибегать к полынному настою или к овощным сокам.

А теперь, хотя я преисполнен уважения и благодарности к доктору, выпустившему свой полезный труд после столь дорогих и утомительных личных исследований действия алкоголя на человеческий организм, я должен признаться, что в некоторых местах этот трактат требует солидных поправок и дополнении.

Возьмем, например, раздел первый под названием «Человек пьяный и пьяница».

Доктор пишет:

«Употребление алкоголя вызывает у человека различные психические расстройства, известные повсеместно как состояния «упития», «перепития», «недопития» и т. д. Каждый знаток так называемого предмета, наверно, скажет, что уважаемый автор знаком с этими расстройствами несколько поверхностно. Дескать, выпивший выпившему рознь. Выпивоха бывает: веселенький, тепленький, под мухой, под газом. Пьяный бывает: в доску, в стельку, до положения риз, как сапожник, мертвецки, в зонтик без палки, как четыре буквы, которых печатное слово не выносит, но которые, к сожалению, в последнее время в театре, в литературе и в кино без конца употребляют».

Идем дальше. На той же самой странице имеется такое открытие:

«Если в куриный белок мы добавим рюмку воды, он останется по-прежнему жидким, прозрачным и слизистым. Если же в такое самое количество белка мы прибавим рюмку крепкого алкоголя, мы увидим, что белок сбился в сероватую шершавую твердую массу. Это же самое происходит в человеческом организме».

Да, я согласен с этим. Автор прав. Но тут еще нужно прибавить, что, если эту сероватую массу хорошо размешать, мы получим отличный коктейль, известный под названием «Айэрконьяк».

Идем дальше: в нескольких местах этой удивительной книжечки автор заверяет нас, что даже самое ничтожное количество алкоголя, например только одна рюмка каждый день, может вызвать психическое заболевание и смерть. Наверно, это так. Обидно было бы что-то проморгать. И все же это место следовало бы вычеркнуть. Представьте себе, что кто-нибудь из нас, находясь в ресторане, по врожденной рассеянности потребует водки, а кельнер его спросит: «рюмку или четвертинку?». Что тут произойдет? Каждый внимательный читатель этого полезного труда ответит кельнеру:

— И так и этак — могила, давай пол-литра.

Полагаю, что только после внесения вышеприведенных мелких поправок этот значительный труд может попасть на книжные полки, и надеюсь, что в новом издании на базаре будущего года эта книжка найдет свое место.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

1964

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀ ⠀ Юбилейная речь ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Я слышал, что будто журнал под названием «Фильм» празднует десятилетний юбилей своего существования. В связи с этим я должен сказать небольшую речь в честь…

Сначала я хочу отметить, что журнал «Фильм» очень мне нравится. Я уверен, что, если он немного поработает над собой, он сможет когда-нибудь сравняться с предвоенным журналом «Кино». Это, конечно, не так просто, Ах, какие в том «Кино» были картинки! Например, известный Рамон Новарро в качестве Нерона ехал в старомодной кибитке, запряженной тремя жеребцами, и, чтоб не упасть, держался рукой за филейную часть голой гражданки, некой Лилиан Штифт. Перевернем Рамона на другую сторону, и мы увидим Марлен Дитрих исключительно в чулках и с серебристой лисой на шее.

Вот какой это был журнал! Ноги и так называемые первые позвонки играли в нем главную роль.

Если принять во внимание, что нынешний журнал «Фильм» на протяжении десятилетия показывал наших артисток исключительно в виде застегнутых под самую шею передовиков труда и дипломированных доярок, то нам придется самокритично отметить, что даже самый усовершенствованный станок не выдерживает конкуренции со средним бюстгальтером, так же как наисовременнейший племенной коровник не в состоянии привлечь столько зрителей, сколько самый скромный дансинг на Капри.

Так же и Рудольфо Валентино, когда он в роли сына шейха отправлялся на арабском двухлетке к турецкой королеве Пола Негри, он затмевал как хотел нашего киноартиста Душинского, который отправлялся на свидание к Александре Шленской на тракторе в сорок лошадиных сил, по пути поднимая весеннюю целину.

Как ни грустно, но истина дороже! Даже по пути к социализму мужчина предпочитает увидеть в кинотеатре скорее гарем, чем производственное совещание. И его глаз с большим удовлетворением отдыхает на неблагонадежных фотографиях не совсем одетых западных звезд, чем даже на самых качественных валенках, ватниках и фуфайках.

И я с огорчением должен отметить, что журпал «Фильм» понемногу начинает перестраиваться. Мы уже видели в нем несколько раз цельномолочную Лолобриджиду. Видели Ганку Скаржаыку, угрожающую революционным бюстом реакционным палачам и агентам. Видели даже подвязки Лидии Высоцкой на фотографии из фильма «Карьера Никодима Дызмы»^[34].

В общем, первый позвонок опять начинает приобретать вес в кино. Чем все это кончится, мы увидим на следующем юбилее «Фильма» через десять лет. А может быть, и быстрей.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

1955

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀ ⠀ «Золотая челюсть» ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Тысячу раз был прав тот уважаемый читатель, который несколько дней тому назад в «Вечернем экспрессе» в интересном отделе «Кто хочет, пусть читает» критиковал награды, врученные в Гданьске нашим и международным фехтовальщикам.

Действительно, холера и нас с Геней понемногу брала, когда мы в санатории в Щавницах сидели у телевизора во время гданьских соревнований по фехтованию на саблях, шлагах и других орудиях шпигования. У Гени жар ночью из-за этого сделался, и доктор прибежал к нам с пирамидоном.

А все произошло именно из-за этих наград. Мальчики намахались так называемым холодным оружием до седьмого пота, потому что при жаре сорок пять градусов выше нуля в тени в ватных белых детских костюмчиках и в масках от пчел нелегко драться за эти награды. И что, в конце концов, победители получили? Шлифованное столовое стекло, или так называемые кубки.

Когда первый председатель подошел к возвышению, где стояли награжденные фехтовальщики, и вынул из папиросной бумаги трехлитровый кубок, мы ничего не сказали.

— Ну, действительно, посуда немодная, но одну такую штуку можно дома использовать для кислого молока на все семейство.

Когда другой председатель встал и снова по меньшему хрусталю каждому спортсмену отказал, нервы у нас начали слегка сдавать. Но ничего не поделаешь. Смотрим, через минуту крутится третий деятель, свою граблю Павлощакову сует, в щеки целует с одной, с другой стороны, короткую речугу выдает и тянется к ящику, что вслед за ним пионеры принесли. Ну, тут мы думаем: этот, наверно, что-нибудь приличное приволок — часики, фотоаппараты, магнитофоны. Но где там! И этот тоже со слезами на глазах хрустали начал раздавать.

Так всю эстраду этим стеклянным товаром заставили, что фехтовальщики боялись пошевельнуться, чтобы весь базар вдребезги не перебить. Почти два вагона стекла навезли. Наверное, где-то после уценки партию этого неходового предмета загребли и спортсменов ими осчастливили. Не дай боже с одним таким кубком в дорогу пуститься, а тут почти каждому парню их вручили от трех до четырех штук.

Моя Геня очень рассердилась и крикнула:

— С елок вы эти украшения насобирали или как? Не было в том складе чашек с блюдцами?

С трудом я ее успокоил:

— Не кричи, Генюха, ведь от Щавницы до Гданьска далеко. Тебя никто не услышит, тем паче что мы находимся в санатории, где после десяти часов шуметь не разрешается. Фехтовальщикам не поможешь, а докторское расписание нарушишь и выговор схватишь.

Она сразу замолчала, но потом разболелась.

Я должен был признаться, что она права. Столько на свете разных необходимых в доме хозяйственных мелочей: соковыжималки, лоханки, кастрюли, эмалированные ведра, почему они на этих кубках уперлись? Может, и вправду они из магазина уцененных товаров?

Лично я считаю, что спортивные награды должны быть золотые или серебряные, как в так называемой кинофикации, где имеют место разные «Золотые раковины», «Серебряные бюстгальтеры», «Золотые улитки» и так далее.

Например, наша футбольная команда Гурник-Забже, которая так красиво сыграла в Америке с англичанами, должна была бы получить «Золотой мяч» или «Золотые ворота»^[35].

А тот судья, которому во время игры достанется приличный фитиль с нарушением зубного распорядка, должен от соболезнующей публики получить на память «Золотую челюсть».

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀ ⠀ Грозный левша ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Разное говорят о том, откуда взялся бокс, или мордобитие в ватных перчатках. Если послушать истериков, то есть специалистов по древностям, то получается, что на горе Олимп, в греческом Закопане, некий божок Юпитер дал как следует божку Меркурию за то, что тот в пьяном виде щипал его жену, богиню Венеру.

Но это, кажется, так называемая легенда, или, по-нашему, трепотня.

В более поздние времена любительским боксом занимались Нерон и Иван Грозный, который даже организовал первые народные матчи в Москве. В Риме вместо кубка победитель получал красивую рабыню, но, с тех пор как супруга одного чемпиона тяжелого веса нокаутировала его после матча за то, что он приволок домой живую награду, обычай этот отменили.

В Англии первые регулярные боксеры появились на базе ревности в высших салонных сферах, или между так называемыми лордами. Дело в том, что в старину, если какой-нибудь лорд у другого лорда жену, как говорится, приманивал, оскорбленный муж должен был вызвать обидчика на поединок. В результате он сам часто представал перед возлюбленной половиной в виде холодного трупа. Ну, тут видят старые лорды, что им крышка, и говорят один другому:

— Куда это годится! Моя жена мне супружескую измену устраивает, а я должен срываться в четыре часа утра без шапки в лес, стоять под голым небом и, кто знает, может, даже быть поврежденным при помощи огнестрельного оружия! Почему? Это никуда не годится, мы должны придумать какой-нибудь другой выход для охраны собственной чести. Может быть, лучше надавать друг другу по морде.

— Правильно, но только в перчатках. Лорды или графья не могут манежить друг друга голыми руками, как какие-нибудь извозчики или малоземельное население. Салонные правила нам этого не позволяют.

И таким манером появились боксерские перчатки. А так как лорды часто во время драки пачкали себе фрак, галстук и манишку, когда получали затрещину в нос, они стали наполовину раздеваться. И, таким образом, пункт за пунктом образовались боксерские правила.

Из Англии бокс перенесся в Америку, где из-за отсутствия лордов им стали пользоваться негры, но уже с целью заработка.

Если говорить о польском боксе, то он у нас появился еще до Англии. На Саскей Кемпе по воскресеньям из ресторана «У дуба» официанты зубы кор-зинками выносили. Но это времена древние, еще до организации Польского боксерского союза, который, как известно, начал существовать тридцать пять лет назад.

Эту эпоху помнит некий Олесь Рекша. С целью получше проникнуть в тайны боксерского мастерства он подружился с нашими лучшими мастерами того времени.

Иногда ему приходилось даже заменять партнеров для своих дружков. Например, один раз наш боксер Едек Ран должен был встретиться с чешским боксером Грубешом, который был левшой. Левша — это тип, пользующий левой рукой вместо правой. Левша в боксе считается опасным противником, потому что неожиданно может дать в ухо с непредвиденной стороны.

Так вот, этот Едек спдел в раздевальне незадолго перед боем и плакал горючими слезами:

— Ой, не люблю я драться с левшами. Лучше дайте мне трех нормальных боксеров, нежели одного левшу. Чует мое сердце, что левша меня когда-нибудь угробит.

Тогда Олесь стал его утешать и говорит: я буду с тобой тренироваться и буду изображать левшу, левой рукой тебе дам по физиономии, чтобы ты привык.

Едек согласился и одним незначительным движением положил Олеся на землю до счета сто пятьдесят^[36].

С настоящим левшой дело вышло иначе. Уже на первой минуте Грубеш так деликатно дал Едеку слева, что последний сразу перестал быть чемпионом.

За те тридцать пять лет, что существует Боксерский союз, публика привыкла смотреть на боксеров, и многие болельщики теперь понимают в боксе больше, чем судьи. Но в старину было плохо. Помню, пошел я как-то на матч с дядей Змейкой — так он такой скандал устроил, что мне пришлось выпроводить его из зала. Больше всего он брюзжал против судьи.

— Зачем судья вмешивается, если еще нету ни заявления в милицию, ни протокола, ни вообще несчастного случая.

— Так это же судья спортивный, который должен следить, чтобы все соответствовало правилам, — объясняю я ему.

Но он не хотел меня слушать, только кричал, что судья мешает и что боксеры должны отпустить ему пару дышл, чтоб его скорая помощь забрала.

Такая он был темная масса! Но с тех пор многое переменилось: дядя Змейка посещает все боксерские матчи, знает все правила, так что не подкопаешься, и даже читает от буквы до буквы специальную газету под названием «Бокс».

Тридцать пять лет свое взяли, ничего не скажешь…

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀ ⠀ Зеленые черти, или салон варшавских художников ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Отчет о второй ежегодной выставке Союза польских художников я имел намерение написать беспристрастно, сам, без помощи папа Печурки, который всегда в таких случаях навязывает мне свои, деликатно выражаясь… оригинальные суждения.

Я отправился в Народный музей один, заранее радуясь эстетическому наслаждению, которое меня ожидает и которое на этот раз не будет испорчено ироническими комментариями моего приятеля с Торговой.

Однако мне было суждено иное. В вестибюле музея я столкнулся с паном Печуркой. Он выходил с выставки, но, увидев меня, решил вернуться, чтобы показать мне картины, которые ему больше всего понравились.

Уже сам этот факт меня удивил.

— Неужели вправду что-то на этой выставке заслужило ваше признание? — спросил я.

— Конечно. Все в первом сорте, совсем не то, что в прошлом году. Все мне очень понравилось, и каждому, кто дурное слово скажет об этой выставке, я вынужден буду заявить, что он хомут из глубокой провинции, позавчера привезенный в мешке. Выставка состоит из двух частей: полезной и для смеха.

В полезной мы имеем виды царского парка, кучи железа, копку картофеля и тому подобное. Вторая часть невозможно оперная, представляет нам разных мазеп так, что колики можно схватить от смеха, — это так называемые карикатуры.

Тут мы остановились перед картинами, названными «композиции зональные».

— А к какой группе вы относите эти произведения, пан Теось?

— Ясное дело, что к полезным.

Тут я должен отметить, что данные произведения вызывают наибольшее количество оговорок у посетителей. Для профанов это всего лишь разноцветные круги, эллипсы, квадраты и ничего больше.

Мое удивление еще больше выросло, когда я увидел, что приятель с огромным удовлетворением всматривается в композицию.

— Я вижу, пан Теось, — сказал я, — что вам это действительно нравптся.

— Многоуважаемый пане — бывший лапотник — этого наверняка не поймет, но ответственный съемщик, который не раз и не два ремонтировал трехкомнатную квартиру с кухней, сразу видит, что это пробы колеров, которые маляр выставил для клиентов. И скажу вам, что это хороший мастер делал.

Возьмите, к примеру, этот канареечный колер, какой опрятный, а? Для прихожей без окна отличный цвет — светлый. Тот фиолетовый годится молодоженам для спальни.

Тем красным кабинет можно побрызгать — цвет модный, и маляр поймает на него не одного клиента. Только удивительно, почему маляр свою фамилию внизу написал без адреса. Хотя, впрочем, адрес можно у швейцара узнать.

— Ну, а что вы скажете о работах наших художниц? Как вам нравятся Здроевская-Маевская, или Матущик-Цыганская, или Подошка-Кохова, или Бельская-Творковская?

— Конечно, очень нравятся, а особенно то, что они парами эти ландшафты махают, таким образом сберегается половина времени. Пока Бельская вид малюет, Творковская шарлотку печет. Пока Матущик «Мертвую натуру» кисточкой красит, Цыганская носки штопает. И наоборот.

Таким образом культура и искусство развиваются и мужья не ворчат.

Одновременно одна другой советы дает, что можно рисовать, а чего нельзя.

А вот совсем другое дело — этот вид: одинокая женщина рисовала и что вышло?.. Ландшафтик-то антигосударственный.

— Неужели?

— То-то и оно. Какая подпись под ним фигурирует?

— Ну, «Столовая».

— Правильно. А что мы здесь видим? Зеленые опухшие типы с дикими глазами — утопленники не утопленники, повешенные не повешенные, отворачиваются от столов и, хотя, как мы видим, они совсем распухли от голода, не только есть столового меню не могут, но даже смотреть на него не хотят. Разве это картина современная? Когда каждому известно, что в столовых теперь кормят прилично. Или возьмите вот этот портрет брюнета, тоже нарисованный одинокой женщиной. Носа несчастный не имеет, зато вся рука у него черной краской вымазана. Знаете, как это произошло? Мужчина, который позировал для портрета, вышел в конце концов из себя и пальцем, вымазанным в черную краску, лично дорисовал себе брови и усы: боялся, что художница забудет и портрет выйдет не похожий.

— А какую картину из выставленных здесь вы считаете самой лучшей? — спросил я, желая прервать необоснованные выпады моего приятеля.

Пан Теось взял меня под руку и энергично сказал:

— Пойдемте, я вам покажу!

Мы вошли в следующую залу. Быстрым шагом пан Печурка подошел к большому полотну, названному «Звездочки народного гуляния», и, показав пальцем, крикнул:

— Эту!

Удивление мое было безгранично. Картина представляла собой какое-то непонятное для профана видение художника. Пятна, линии, геометрические фигуры, вверху что-то вроде куска ваты, все это перепутано и перетыкано бело-красными флажками.

— Пан Теось, я должен вам признаться, что не понимаю этой картины, не знаю, почему это «Народное гуляние», а, к примеру, не «Вид народного праздника в Кутпе с птичьего полета»?

— Вы говорите, как темная масса, — сказал пан Печурка. — Картина — прима, жизненная.

— Неужели вы видели такие народные гуляния?

— Видел.

— Где?

— В Милосне перед войной. Товарищ мой, некий Орпишевский, женился. Свадьба продолжалась целую неделю. Поначалу все было хорошо. Но на четвертый день я именно такую картину увидел. Перипа по потолку сама ходила. Тесть был без головы, а его голову молодая держала под мышкой. Фата, закуски, стулья, букет, гости, все перемешалось. А на пятый день показались и зеленые черти. Точь-в-точь как тут. Жизненная картина!..

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀ ⠀ Ван-Гог ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Проходили мы с Геней как-то раз мимо Народного музея, что на Аллее Третьего мая, и смотрим — невозможные толпы народа толкаются у входа. Я спрашиваю у какого-то типа:

— Уважаемый, что тут случилось? Соль дают?

— Точно не знаю, но вроде какой-то художник ухо себе отхватил.

Ну, мы тоже вошли из любопытства.

Оказалось, что действительно был случай с ухом, но несколько десятков лет тому назад. Заграничный художник, по фамилии Ван-Гог, отрезал себе ухо, а потом собственноручно нарисовал себя с забинтованной головой. Было ли так действительно или дирекция музея умышленно эти сказки по Варшаве распустила, чтобы публику на выставку затянуть, потому что как раз много картин этого мастера завезли, — неизвестно.

Факт фактом, что ни уха, ни даже портрета с ушной перевязкой на выставке нет, а публика лезет, как в кино на «Рио Браво» или на «Великолепную семерку».

Номер, значит, прошел, информация и пропаганда подействовали, но никто не жалуется, потому что ландшафтов действительно хватает и все отработаны аккуратно, с большой затратой материала. Краски лучшего довоенного качества на некоторых видах в палец толщиной. Как нам объяснил какой-то проводник, Ван-Гог имел в связи с этим серьезные перепалки с товарищами по профессии, которые спорили с ним, как нужно выполнять художественную работу. Какие-то Жорж Герата и Поль Гоген, тоже художники, даже ругали его:

— Жирно рисуешь, таким манером никогда не останешься при своих, расходы тебя съедят. Вдобавок клиентуру нам портишь, она потом ропщет, что у нас полотно просвечивает.

Но он не дал себя уговорить, на одного из них, уж не помню, на кого — на Герату или на того Гогена, — бритвой замахнулся. В общем скандал был невозможный, но ремесленник совестливый не дал этим портачам подбить себя на халтуру. И результат такой, что по сей день наш глаз на его картинах с удовольствием отдыхает, потому что краска держится, как стена без всяких осколков и трещин, а о Герате и Гогене никто до сих пор в Варшаве и не слыхал.

Другое дело, что последние портки он, как говорится, проедал, а от нужды даже не мог жениться. Проводник в музее рассказывал, что это оттого, что красотой он не мог похвалиться. Как мы видим на одном портрете, он был действительно немного рыжий. Ну и что? У нас на Шмульках во время войны был угольщик рыжий, как белка, а наилучших кухарок обхаживал. Так что это не причина. Попросту у парня не было удачи и материальных условий. Торговой смекалки он, ясное дело, не имел. По большей части давнишние художники, как известно, рисовали на своих видах главным образом графов и ротшильдов. А что рисовал Ван-Гог? Портрет почтальона с бородой, сержанта в красной шапочке и нескольких малоземельных крестьян-единоличников. Чем они могли ему заплатить? Пачкой папирос, мешком картофеля?!

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

1962

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀ ⠀ Мастера смекалки ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Недавно варшавское телевидение проводило конкурс специалистов по скоростному разгадыванию разных загадок, или, иначе, мастеров смекалки. Для того, чтобы выиграть телевизор, или путевку на заграничный курорт, или талон на двенадцать алюминиевых кастрюль, оказывается, необязательно иметь вечную завивку, девяносто один погонный сантиметр в груди и столько же в бедрах и называться «мисс Польша». Достаточно немного смекалки и способностей к разгадыванию кроссвордов.

Мы с шурином красотой никогда особенно не отличались, но по линии сообразительности всегда были не на последнем месте. Поэтому мы постановили: была не была, отправимся на этот конкурс. Интересовал нас телевизор, поскольку такого у нас не было, вот мы и пошли записываться.

Нам объяснили, что сперва нужно сдать экзамен.

Сдавать так сдавать. Мы подучили таблицу умножения, семь главных грехов, а также правила уличного движения и махнули. Да, еще по дороге выпили по маленькой для храбрости.

В телевидении на Варецкой площади нас приняли очень симпатичный тип, по фамилии Закржевский и некий Рышек. Первым пошел экзаменоваться шурин.

— Что такое монополия? — спросил его пан Закржевский.

Шурин покраснел и объяснил, что это не «монополька», а только одеколон, потому что мы зашли к парикмахеру немного поскрестись перед экзаменом и причесаться «под полечку».

Тогда пан Закржевский объяснил нам, что речь не о том, а что это первый вопрос конкурса и мы должны сказать, что такое монополия.

Шурин пожал плечами как по нотам изложил:

— Государственная спиртовая монополия. Водка чистая, обыкновенная. Одни литр — сорок пять процентов — шестьдесят восемь злотых шестьдесят грошей.

Одним словом, с монополпей сдал на пятерку с плюсом.

— Кто такой Варненьчик? — спрашивает Рышек.

— Пароход на Висле, — отвечает шурин. А Рышек крутит головой, что, мол, плохо.

— Как это плохо? Чтоб я провалился, если перед войной я не плавал раз двадцать на этом «Варненьчике». Одни раз даже, когда пароход ударился о пристань, мое новое канотье слетело и поплыло в Гданьск. Так что, кто может лучше помнить?

Но Рышек сказал, что и король такой тоже был, и задал шурину дополнительный вопрос из той же самой отрасли: из какой династии был король Зигмунд, тот, что на Замковой площади на столбе стопт, то есть какая у него была фамилия? Поначалу шурин заметил, что короли фамилии не имеют, а только номера, и что Зигмунд шел третьим номером, но в это время вспомнил и крикнул: «Суп». Угадал он, между прочим, только наполовину, потому что Зигмунд был не Суп, а Ваза, и, хотя ответ был довольно близкий, шурина отмели. Закржевский хотел даже допустить его с переэкзаменовкой, но Рышек уперся.

Пришла моя очередь. Я весь трясся от злости, но подошел. Вопрос получил такой: «Как зовут сестру английской королевы?»

— Извините, уважаемые, но я с гражданкой не знаком. Откуда же мне знать, когда она справляет именины. Между королями я не вращаюсь и вообще не имею памяти на даты. Я даже не знаю, как зовут Генину тетю, как же я могу заполнять анкеты на сестер и племянниц английской королевы?

— Я попробую вам помочь, — темнит пан Закржевский. — Начинается имя на букву М.

— Уже знаю, — кричу я, — Маня.

— Нет. Следующая буква «а».

— Ну, я же сказал: Маня.

— Нет, потому что третья буква «р».

— Что вы смеетесь надо мной, первая «м», вторая «а», а третья «р», значат, Мария.

— Но четвертая «г»!

— Ага, четвертая «г»…

— Следовательно, вместе получается «Марга…»

— Все ясно: Маргарина.

— О, господи! Неужели вы не поняли? Сестра королевы Маргарита. А маргарин — это жир растительного происхождения, имеющий у нас большое потребление в домашнем хозяйстве.

И дальше он стал мне объяснять, что маргарин очень полезен для организма, поскольку, являясь салом, вытопленным из цветков, не вызывает так называемого склероза, который у меня уже, наверно, в довольно сильной форме, если я не вижу разницы между сестрой королевы и популярным продовольственным товаром. А потом он дал мне понять, что, если я и дальше буду употреблять масло, из меня может получиться солидная корова.

— Минуточку, минуточку, — сказал я, — это значит, что, если бы я перебросился на маргарин, из меня получился бы олеандр или гречка, так? Кому вы это говорите?

Я позвал шурина, и мы отправились домой. Оказалось, что телевизоры выиграли какие-то типы из Лодзи, хотя они, между прочим, путали Володыевского с Скжетусским, а Ожешко с Сенкевичем. Так разве не лучше перепутать короля Вазу с супом или королевскую сестру Маргариту с маргарином?..

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀ ⠀ Невидимый человек ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Действительно, нам никто не может угодить. Вечно мы недовольны. Например, всюду и везде мы брюзжали по поводу того, что в телевидении мало фильмов и что, как и раньше, если хочешь увидеть хорошую картину, надо влезать в пиджак и бежать в кино на другой конец Варшавы. А в телевизоре можно увидеть, только, как производят кирпич или как маринуют огурцы. Жалобы в конце концов рассердили директора, он поехал в самый Париж, накупил там целую кучу разных фильмов и давай их показывать. Ничего не скажешь, картины красивые, главным образом из жизни французских графов и графинь.

Вы думаете, прекратилось брюзжание? Ничего подобного. Опять посыпались жалобы, что фильмы старые, потертые, на базаре куплены пачками и что все эти драмы из высших французских салонных сфер почему-то происходят либо ночью, либо во время дождя, либо когда идет град.

А я не ворчу. Разве можно требовать, чтобы за сорок злотых в месяц или по одному злотому с мелочью в день Лолу Брижиду или Фанфана Тюльпана вам домой приводили? Или чтоб за эти несколько грошей Брижитт Бардо по частным квартирам раздевалась? Таких удобств мы не должны требовать. За эту цену с нас довольно и старых артисток. Если они где-нибудь потерты, ничего не поделаешь, зато мы можем их смотреть у себя дома в тапочках, без галстуков, без очереди у кассы и без чаевых дворнику на обратном пути. Прав я? Ясное дело — прав.

Одно только немного досадно, что надписей в фильмах нет. А ведь не каждый бегло по-французски понимает. Хотя, конечно, это имеет свою положительную сторону. Во-первых, глаза от чтения не портятся, а во-вторых, парле франсе человек подучивается, потому что директор в виде невидимки сбоку в телевизоре стоит и все нам слово в слово переводит.

Поначалу этот невидимый человек меня немного подвел. Самую малость у нас с шурином до недоразумения не дошло. Сидели мы в темноте перед телевизором с псом Азором и соседкой Скублинской. Показывали картину «Тайна графини Пончик» или что-то в этом роде. Когда директор в первый раз сбоку отозвался, я думал, что это шурин, и говорю:

— Заткнись, Олесь, артистам не мешай, чего вмешиваешься.

— Я не вмешиваюсь, это ты лезешь! — возразил шурин.

— С места мне не сойти, если я хоть слово сказал!

Наконец Геня сообразила, что это кто-то из коробки голос подает. Но, пока мы разобрались, стало жарко, как в аду. Я ссорюсь с шурином, французы орут, как одержимые, чтобы директора перекричать. Он не уступает, даже охрип. Геня верещит. Азор лает, потому что как раз черный кот в телевизоре появился. Одним словом, конец света.

Но картина красивая, только директор почему-то графиню изображал низким голосом, и Скублинская, которая не могла сообразить что к чему, все время объясняла нам, что это ночной сторож графиней переоделся и он-то наверняка убийство и совершил.

Конечно, могло бы быть лучше, но за эти деньги и так сойдет, капризничать нечего!

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

1960

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀ ⠀ Спасибо дирекции ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Хотя уже несколько дней, как праздники миновали, но я должен сказать несколько слов по адресу телевидения, которое действительно в этом году составило нам праздничную программу на редкость.

Известное дело, что телевизор в доме — это так называемый похититель времени, который во время праздничной закуски или приема гостей невозможно мешает. Нельзя спокойно ни поболтать за столом, ни прилично выпить, ни как полагается закусить.

Гости на эту машину глядят, как бараны на новые ворота, и можно им подать сена в горячем виде, они и не заметят, что это вовсе не холодец из ножек. Другие хозяйки, может быть, этим очень довольны, но не моя Генюха, которая первосортно готовит и любит, чтобы гостям все нравилось, а также чтобы они знали, что именно вбивают себе в крестец. В этом году она получила полное удовлетворение. Программа была составлена из очень подходящих номеров, которые все гости знали от начала до конца и на выборку.

Если речь идет, например, о фильмах, то были показаны два прекрасных. Один — «Улица преступников», кажется, раз в семнадцатый, второй — польская комедия, кажется, в десятый. И пьеса «Школа жен», правда, только в третий раз, зато в одном месяце. Так что телевидение не могло помешать гостям поболтать между собой. Об этом не было и речи.

Никто не вышел из-за стола, а телевизор играл себе для собственного удовольствия. Дядя Змейка, правда, жаловался на невозможную скуку, но это оттого, что он до ужина наелся галушков с маком и не мог принять участия в уничтожении лакомств, приготовленных Геней для праздника. И он начал ворчать на телевизионную дирекцию, что программу дали подержанную.

Мы объяснили ему, что дирекция должна считаться с новыми клиентами, которые постоянно прибывают в связи с распространением телевидения в провинции и которые еще ни разу не видели «Улицы преступников». И они могут жаловаться на дирекцию, что она им эту улицу еще не показала.

Я читал в газетах, что, кажется, сразу после Нового года будет присоединена к телевидению местность Нижние Квичолы, так что, само собой разумеется, мы в январе опять увидим «Улицу преступников», «Школу жен» и две-три другие древние новинки. Как граждане, приобщенные к общественной жизни, мы не имеем права роптать на эту культурную политику. Также и дети. Дирекции не приходится загонять их в кроватки своими детскими программами.

Как только объявят, что именно по телевидению будут показывать, детки тут же сами срываются со стульев и с криком:

— Ходу! Спасайся! Сколько можно смотреть одно и то же! — вежливо моют зубки и ножки и впрыгивают в пижамки.

Спасибо дирекции телевидения!

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

1962

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀ ⠀ Письменное полномочие ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Очень я обрадовался, когда узнал о введении на телевидении нового отдела под названием «С другой стороны стеклянного экрана, или ящик технических советов». До этого я действительно не мог справиться со своим телевизором. Норовистый попался. Ни с того ни с сего изображение начинало удирать вверх и совсем исчезало. Нет, кое-что увидеть можно было, но только если беспрерывно вскакивать со стула, чтобы успеть разглядеть картинку, прежде чем она исчезнет вверх коробки.

Из-за этого у нас у всех болели колени, а глаза щипало невозможно.

Но вскоре «ящик» сообщил нам, что, если изображение удирает вверх, нужно покрутить чуть-чуть влево третью внутреннюю ручку. С трудом я нашел ее в потемках, покрутил и, действительно, картинка перестала бежать вверх, она стала падать вниз.

Это было уже не так мучительно, только шея немножко болела оттого, что приходилось все время нагибаться, и по спине пробегали мурашки. И, кроме того, в темноте мы часто стукались о крышку столика, когда поднимали голову обратно вверх. Но так или иначе, через неделю я сообразил, что можно картинку на месте удержать, только нужно ее схватить неожиданно. Сперва нужно эту ручку вертеть туда и назад, туда и назад и, когда вроде уже не на что надеяться, надавить на нее, и тогда она никуда не денется. Действительно, помогло. Телевизор образумился. Временами, правда, картинка еще срывается на галоп, если ее кто напугает. Это значит, если какой-нибудь артист или так называемый государственный муж слишком громко рявкнет, изображение с места ходу вверх или вниз. А уж как телевизор гада Гитлера один раз услышал в загробной речи, он так шуганул вверх-вниз, что целые полчаса его нельзя было привести в сознание.

У моего телевизора был еще недостаток: вдруг на экране появились продольные полосы, как на матраце. Говорят, я слишком чуткую антенну поставил, она схватывала голоса со всего района и выгружала их в мою квартиру. Например, когда по Торговой улице пожарная охрана проезжала, полный пожар был у меня дома на Кавенчиньской. По совету уважаемого «ящика» я ликвидировал антенну на крыше и воткнул в телевизор обыкновенный кусок проволоки. Помогло. Теперь у меня отражается только то, что делается в нашем доме. Если телевизор показывает искры, пчелок или мотыльков, то уж я знаю, что у Гансьорков в левом флигеле стирка. Показывает зигзаги — значит, Феликсяк спустил воду, а если по экрану пролетает что-то вроде тряпки — ясно! Это зубной врач на первом этаже коренной зуб кому-то сверлит. Две-три молнии и гром означают, что в мясном магазине наконец включился холодильник. Но хуже всего, если в третьем дворе некий Выскробек запускает в ход собственной конструкции тайную печь на три тысячи ватт. На этой печи он нелегально выпекает вафли, а мой телевизор сразу выходит из строя на самом интересном месте программы. Всю олимпиаду в Инсбруке этот Выскробек мне загубил.

На мои просьбы, чтобы он проводил выпечку во время таких телевизионных передач, как, например, «Разведение шеншелей в Мозамбике», «Два часа классического балета» или сотое юбилейное повторение фильма «Под крышами Парижа», меня сбросили с лестницы. Поэтому я отпечатал письмо «ящику» в таких выражениях:

«Обращаюсь к тебе, любимый «ящик», с таким вопросом: имею ли я римское право прибыть в квартиру к уважаемому гражданину Выскробеку с железной трубкой, называемой в общежитии «ломик», и при его помощи размонтировать приспособление для выпечки вафель, заглушающее мой телевизионный приемник, а из самого Выскробека сделать мартышку?

И могу ли я при этом, любимый «ящик», сослаться на твои технические указания и просить тебя дать мне на это письменное полномочие? С телевизионным приветом: «Пусть покинут вас сегодпяшние заботы!»

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

1964

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀ ⠀ Ромео и Джульетта с электроприводом ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Публика любит пьесы о любви и о похоронах. Вот наши театры и представляют нам все снова и снова Ромео и Джульетту. Но так как эту пьесу играют уже несколько сот лет, она немножко приелась, и поэтому каждый раз в нее нужно вносить какое-нибудь разнообразие.

Так было и на этот раз. Собрались артисты театра во Дворце культуры и науки на производственное совещание и давай обсуждать, как тут быть.

— Может быть, ввести вихревые, народные пляски? — предложил один.

— Ты что, с дерева свалился! Ведь это уже было. Вся пьеса от начата до конца была оттанцована. Джульетта умирала в вальсе, даже капуцин во время бракосочетания отстукивал чечетку, — оборвал его другой.

— И то правда, просто выскочило из головы. Ну, может, тогда введем в пьесу радио? Джульетта на балконе мечтает в один микрофон, а Ромео внизу делает предложение в другой.

— Эх ты! Жертва потери памяти. Ведь и это было. Рядом, за стенкой в зале Конгрессов. Марию Малицкую для этого специально из Лодзи выписали.

— Действительно, я об этом позабыл.

— А что, если перенести действие на карусель? — предложила одна актриса. — Ромео и Джульетта с электроприводом, а?

— Гм… этого вроде еще не было.

— Ну, так давайте!

Наняли три карусели, перетащили в театр, установили на сцене и поехали!

Действительно, есть на что посмотреть: Ромео после убийства некоего Тибальда чешет влево на одной карусели, а старорежимные городовые на другой догоняют его вправо и поэтому никак не могут его подкараулить.

Не буду здесь излагать всех хитростей, потому что каждый так или иначе облетанный по театрам гражданин знает эту пьесу наизусть. Скажу только, что, так как декорации тоже ездят на каруселях, они имеются только частично. Например, у Джульетты жилплощади нет, есть только лестница и одна стена с окном.

Она держится за косяк и таким узором заливает своему Ромео любовные сказки. Знаменитая балконная сцена идет без балкона, потому что, если балкон установить на карусели, это небезопасно — у девушки закружится голова.

Таким образом, брачную ночь они провели не в доме, а на свежем воздухе. Ромео и Джульетта установили плюшевую палатку на самой большой площади в городе Вероне и на глазах у всех осуществляли сознательное материнство. Там же Джульетта после принятия яда публично отчалила. Особенно волнующая минута, когда родители в трауре отъезжают с телом на кладбище на одной карусели, а некий Парис, несостоявшийся супружник Джульетты, со свадебным кортежем на другой карусели домой чешет. На третьей в это время крутится хор местных хулиганов и малый духовой оркестр. В этом месте чересчур нервные особы приглашаются зажмурить глаза, потому что можно упасть со стула от головокружения.

Но все кончается хорошо, потому что, хотя, как известно, Ромео принял яд, а Джульетта ткнула себя в грудь стилетом, им обоим удалось как-то вылечиться. Когда восторженная публика стала им хлопать, они живые и здоровые пришли, чтобы поклониться и поблагодарить за аплодисменты, и, взявшись за талии, удалились в синюю даль.

Одним словом, все артисты играли на большую премию. Из чего можно заключить, что если пьеса такая хорошая, как «Ромео и Джульетта», то ее и на каруселях можно представлять, к так называемому общему удовольствию.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀ ⠀ Отдай корону ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

— Ну, наконец наши артисты принялись за работу. Во время фестибала над Вислой они только полеживали и веснушки на солнце припекали, а разные негры, индейцы и прочие фараоны за них в поте лица в театрах выкаблучивали массовые танцы и набожные революционные песни представляли.

Но фестибал окончился, и пора о развлекательной программе подумать. Поэтому столько теперь интересных пьес в театрах, что попросту неизвестно, куда раньше податься. Но так как Геня больше всего, до слез, люблю драмы из жизни, мы выбрались на трагедию в пяти актах под названием «Мария Стюарт», изложенную гражданином ГДР, по фамилии Фридрих Шиллер.

Это тюремная семейная драма из жизни английского правящего семейства. Как известно, англичане до сего дня любят иметь во главе королевскую особу дамского пола. А если в семье имеются две дочки, каждая имеет желание хоть немножко погулять в короне, и на этой почве доходит иногда до так называемых тяжелых семейных ссор с судебным итогом.

С чего все началось, на этот раз никому неизвестно, так как в первом акте пьесы одна английская королева, эта самая Мария Стюарт, отбывает отсидку в замке у своей двоюродной сестры, некой Елизаветы, которая у лее королевскую должность из-под носа увела.

Мало того что она держит сестру за решеткой, так еще вынесла ей невинный смертельный приговор через отсечение головы посредством кухонного ножа. Здесь нужно объяснить, что эта Мария Стюарт была темной шатенкой в теле, с невероятным счастьем на мужчин.

Кто на нее не посмотрит — готов. Даже в тюрьме она прихватила элегантного парня, старшего надзирателя тюремной стражи, некоего Мортимера, которого позже накрыли, когда он проносил письмо из тюрьмы, и он был вынужден покончить свою жизнь самоубийством.

Тут такая штука получилась: Елизавета, рыжая, как морковка, дрожала не только за свою корону, но также за какого-то лордика Дудлея, который, не будь дурак, по очереди бегал то за Марией, то за Елизаветой, чтобы любой ценой втереться в королевскую семью.

Я не стану тут рассказывать, как все содержание проходило, потому что пьеса тянется три часа. Должен только отметить, что самый интересный акт — четвертый. Здесь Елизавета прибывает в тюрьму на свидание с сестрой.

Мария Стюарт в скромном черном платье из сорокапроцентной шерсти падает перед пей на колени и умоляет применить амнистию и приостановить казнь.

Но Елизавета, в зеленом вельветовом салопе, в выходной короне из искусственного жемчуга на голове, категорически не соглашается и еще обвиняет сестру, что якобы она велела своего покойного первого мужа свести со света, потому что крутила роман с придворным симфоническим оркестром щипковых инструментов, так называемыми лютнистами. При этом намекает, что будто бы у Марии Стюарт имеются еще и морщины.

Смотреть больно, как Мария Стюарт, надломленная жизнью, стоя на коленях, тихим голосом молит о пощаде. Но как только дело доходит до морщин, она вскакивает с земли, упирает руки в бока и чехвостит королеву Елизавету на все корки:

— Прежде всего, рыжая харя, считай свои веснушки, а не моих любовников! Во-вторых, подкидыш незаконнорожденный, сначала предъяви метрики, и тогда все узнают, что кто твой отец — неизвестно и что дядя Хенио позже удочерил тебя, золотушную, из жалости. В-третьих, у тебя кривые копыта, а в-четвертых, отдавай королевскую власть, которую ты у меня нахально украла!

Всю эту речь она ей красиво, в стихах выложила.

На этом месте моя супруга, которая пятнадцать лет судится со своей сестрой из-за ковровой оттоманки, оставшейся от родителей, не выдержала и закричала во весь голос:

— Мария! За корону ее и об землю, гестаповку этакую!..

Но Мария Стюарт развела руками и откликнулась такими словами:

— Ничего не поделаешь, что будет, то будет, ждет меня эшафот, но что я этой холере хотела сказать, то я сказала!

И она без чувств падает на землю.

Весь театр плакал и кричал «бис!». Что было дальше, отрубила эта рыжая стерва голову Марии Стюарт или заменила казнь условным наказанием, я не стану рассказывать, а то публике будет неинтересно смотреть драму. А драма первосортная, хотя из жизни капиталистических эксплуататоров.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

1956

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀ ⠀ Леди Макбет ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

— Вот, ты сама видишь, Генюха, до чего может хитрая жена довести человека. Захотелось Макбетовне королевской зарплаты, хотя ее муж, как высший войсковой чин, имел неплохой оклад; захотелось ей в короне у соседок под окнами покрутиться, и смотри, что из этого вышло.

Муж военным преступником стал, а она сама с катушек соскочила и, как свеча, среди бела дня в рубашке по городу носится, — этими словами обратился я к Гене во втором акте пьесы некоего Шекспира в Театре Польском, что на Обозной. Моя жена, которая никогда не признает меня правым, с места отбрехалась:

— Во-первых, это не рубашка, а халат из чешского поплина, а во-вторых, не Макбетовна, а ее муж старого короля столовым ножом прикончил.

— Так-то это так, но ведь она его нашпиговала. В конце концов, о чем тут говорить, не только в королевской отрасли такие холеры попадаются. Разве в нашем продовольственном магазине иначе было? Может, не жена толкнула завмага на недостачу? Ну и что? Кто сидит? Муж.

— Что касается покойника короля, не скажу, действительно она эту работу обделала, но спящих солдат Макбет по личному непринужденному желанию собственноручно прикончил. А генеральшу, жену товарища, с четырьмя детьми кто велел потравить, она или он?

— Если речь идет о генеральше, я не дослышал, но солдат он самостоятельно обслужил, чтобы все концы в воду, так что опять выходит, что она виновата.

— Неправда, он.

И так мы всю пьесу препирались о том, кто хуже — Макбет или Макбетовна, и не очень поняли, чем все это кончилось. Во всяком случае, пьеса поучительная и наносит так называемый удар по алкоголизму. Потому что если бы король не был после приема под газом, то он бы услышал, что Макбет подкрадывается к нему с ножом в руке. Это первое, а второе — если бы солдаты не выпили так крепко после дежурства, они бы тоже не пали жертвой.

«Не спи, обворуют», — говорит старопольская пословица. Пьеса «Макбет» нам разъясняет: не глуши спиртное на банкете, а то уснешь и попадешь в политику, а потом проснешься в раю в виде ангелочка с крылышками.

Независимо от этого артисты играли — первый класс, муха не сядет. Макбетик немножко худощавый, молодежный, с модной бородкой. Скромно одет, в фуфайке всю пьесу ходит. Зато Макбетовна на настоящую королеву похожа. В короне двигается, как в самой модной дамской шапочке с пером. Приучена.

Остальной состав тоже доволен своими ролями. Но лучше всех покойнику — королю Швеции. Семейство Макбет еще только на сцене помирает, а он уже давно сидит в Доме актера перед большой бутылкой светлого пива. Ну и чему еще учит нас эта пьеса? Она учит нас тому, что шведы фактически народ бережливый. Дворец королевский, например, у них из прессованных опилок, сбитых деревянными заплатами. Мы это наглядно видим на сцене.

А почему нам эту пьесу представляют? В связи с именинами Шекспира, который все это для нас изложил. И хотя чересчур, как отмечает Геня, обмазал Макбетовну, уже несколько сот лет публика ему кричит «бис», потому что такого детектива теперь уже никто написать не сумеет.

Пробовали, да куда там…

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

1964

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀ ⠀ Коклюш ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Что жена у меня спортивная, не требуется специально распространяться, все хорошо знают, что Геня сплошь и рядом спортом интересуется, будь то Кросс мира, или бокс, или, к примеру, международные молодежные соревнования по музыке на приз имели Шопена в свежеотстроенной Варшавской Филармонии.

Поэтому она мне до тех пор мозги проедала, пока я не достал билетов на последний день третьего этапа этой интересной, как бы это сказать, спортивной дисциплины.

Филармония как филармония, форменно отремонтирована, но только внутри, потому что вход там, как в гастрономе. Раньше входили по главной лестнице с канделябрами, теперь вход сбоку, вроде как через кухню, но, может быть, это для того, чтобы публика чересчур на концерт не лезла, потому что и так невозможно билетов наготовить. Зато в середине, можно сказать, красота. Мраморы, нероны, ковры люкс.

Как мы вошли с Геней и уселись на свои места, удивило нас немножко, что на сцене шесть роялей фигурируют. Мы сразу поняли, что соревнования командные и что каждая народность выставляет по шесть представителей.

Наверху сидят судьи с часами на руках и отмечают время, в которое та или иная команда доставляет к финишу отдельные куски покойника Шопена. Только мы не знали, что будет с похоронным маршем? Не получится ли из него полька-галоп?

Но оказалось, что каждый шопеновец состязался самостоятельно, а роялей столько повезли, чтобы можно было выбрать себе по росту. Разница была только в стульях. Кто выше, тот садится на более высокий, а кто ниже, тот, сами понимаете, на низкий.

Весь конкурс основан на выносливости публики и судей, потому что все выступавшие играли только на большую золотую медаль, и попробуй сообрази, который лучше. Музыка была прекрасная, только чуть-чуть однообразная. Например, похоронный марш, когда его слушаешь в первый раз, нравится безумно, а после четвертого раза уже не так. Приятнее всего короткие отрезки; длинные вызывают в публике невозможный кашель. Вступает кто-нибудь один, а за ним все начинают кашлять, как овцы.

Возле нас сидел один такой передовик, как только кашель утихал, он тут же начинал давиться и весь зал за ним. Наконец он меня рассердил, и я говорю: «Что, пан сюда пришел коклюшем болеть? Или у пана нервы не выдерживают? Так ведь не вы один мучаетесь. Каждый бы предпочел эстрадную песню послушать, но если пан пришел в помещение, так пусть пан ведет себя как-нибудь…»

Он сразу притих, но через минуту его снова стало заносить. Мне пришлось взять его за воротник и выпроводить вон, потому что он всем мешал, а кроме того, Варшаву в глазах заграницы клал на все четыре лопатки. А если бы в зале находилась бельгийская королева? Он бы при ней свой коклюш на весь зал демонстрировал?!

Как только я его выпроводил, и все остальные утихли.

По-моему, на соревнования такого рода нужно пускать публику, только умеющую по первому же звуку отличать сонату би-моль с вариациями от массовой песни «Мой первый седой волос», да и тех лишь по предъявлении рентгеновских снимков легких.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

1956

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀ ⠀ Изящная песенка ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

С первого дня мы принимаем так называемое деятельное участие в Международном фестивале песенки в Сопоте.

Почему это называется «в Сопоте», когда происходит в Гданьске в помещении судоверфи, приспособленной больше для бокса, или мордобития в ватных рукавичках, чем для сольного пения на сорока пяти языках, точно не известно.

Но как называется, так называется, нам-то что до этого! Достаточно, что торжество открытия было по форме: два оркестра, пиво, пожарная охрана, телевидение и радио. В жюри невозможная толкотня — семьдесят пять особ и двадцать семь народностей.

С большим трудом удалось мне достать билеты, а моя супруга кругом недовольна. Как только какая-нибудь артистка выйдет и запузырит какой-нибудь шлягерочек, Геня тут же крутит носом и замечает, что перед войной песенки были куда красивее. А после войны только «Седой волос», «Тихая вода» да «Золотое колечко».

Я ей отвечаю:

— Еще подождем.

— Правильно, «Еще подождем» тоже было достаточно красиво.

— Я не о том. Подождем еще немножко, может, споют что-нибудь красивое. А в общем, нравится тебе или нет, аплодируй, кричи «бис!» и вообще веди себя патриотично.

— Почему?

— Лето засушливое.

— Ну и что.

— Грибы, лягушки и улитки не уродились.

— Что тут общего?

— А то общее, что польская песенка теперь тоже товар экспортный, а в первых рядах в этом зале сидят двадцать семь народностей, могут что-нибудь из этого товара закупить.

— Так они же слов не понимают.

— Вот поэтому и закупят. Наше дело — товар хороший ли, плохой ли, рекламировать. Давай аплодисменты!

Мы обхлопали несколько песенок, даже «Худого Яна». Хотя тут Геня толкнула меня под локоть:

— Этот Ян мог бы быть потолще, а певица малость потоньше.

— Не важно. Если песенка изящная, она всегда больше нравится. Не о тебе здесь речь, а о заграничном клиенте.

Со слезами на глазах выслушала Геня следующую массовую песенку под названием «Письмоносец должен иметь галоши» и сказала:

— Разносчики молока тоже.

Но песенка о нехватке служебных галош на почте понравилась ей чрезвычайно. Может, министерство обует своих служащих после фестибала. За такое произведение, мне кажется, и автор должен быть галошами награжден.

— «Мелодия с нашего двора», «Сгинь скука» тоже ничего, но куда им до «Ревекки», — опять сказала мне жена через минуту.

— Генюха, чего ты хочешь? Ты ведь сама отметила, что лучшие песенки уже давно написаны. Так что же делать авторам? Они пишут то, что им осталось.

— Ну ладно, но только в некоторых нет смысла ни на грош.

— Потому что они думают не о смысле, а об авторских.

— Что это такое?

— Проценты с исполнения и с граммофонных пластинок. Наконец, в песенку надо вслушаться, с первого раза песенка редко когда нравится, все они кажутся глупыми.

Геня смирилась с судьбой и перестала искать в песенках смысл, хотя какая-то артистка еще вдалбливала нам песню «О черных ангелах», у которых было по сорок носов или ушей, точно не помню. Большой успех также имела у Гени песенка «Анастасий, у тебя на плечах зразы» или что-то в этом духе. Но хватит об этом. Когда мы возвращались в отель, жена затащила меня в бар «Фрегат» и дала там такого дрозда, что, когда мы вышли из этого гастрономического заведения, она исполняла по дороге почти все фестивальные песенки с «Зразами» и «Рыжим рыжиком» во главе.

Да, да, в песенку надо вслушаться.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀ ⠀ С выкрутасами ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

С некоторых пор у нас в Варшаве устраиваются специальные концерты для молодежи хулиганского возраста. Это так называемый джаз, или музыка с выкрутасами.

Это такая музыка, что, услышав ее, невозможно спокойно усидеть на стуле, сам собой начинаешь дергаться, подпрыгивать, а потом стягиваешь с себя пиджак и размахиваешь им в воздухе, как флагом, при этом притоптывая ногами.

Если же кто-нибудь соберется на эти выкрутасы во второй раз, можно быть уверенным, что он принесет с собой ручной звонок или две жестяные крышки и поднимет ими страшный шум, пытаясь попасть в такт музыке. Самые спокойные зрители снимают штиблеты и колотят в такт подметкой о подметку.

Шурин уговорил меня пойти с ним на концерт, но у меня не было ни малейшего желания.

— Чтобы слушать такую музыку, — говорю я, — нужно иметь перед собой чистую скатерку, на скатерке селедочку в масле, бифштекс по-татарски, кусочек масла, сто граммов и кружку хорошего пива. Это музыка, как бы сказать, больше ресторанная.

— Смотри, а эти ребята целыми часами слушают.

— Значит, не на каждого действует одинаково. Совсем как перед войной танго «Последнее воскресенье». Слушая его, в Будапеште люди целыми семьями коллективные самоубийства совершали. А у нас в Варшаве это не привилось. Один мой знакомый, некий Петелька Зигмусь, со своим дружком Бараном Феликсом в пивной «У кирпичиков» приказали сыграть это танго десять раз, и ничего не получилось.

А хотели они покончить жизнь самоубийством из-за того, что пропили кучу денег и боялись домой ехать.

«Нету, Фелюсь, другого выхода, — сказал Петелька, — мы должны заказать музыкантам танго «Последнее воскресенье», говорят, это такое танго, что даже если бы мы денег не пропили, так и тогда бы мы под эту музыку лишили себя жизни. Аппетит, понимаешь, Фелюсь, к гробикам это танго развивает».

«Ну, в таком случае, Зигмусь, вели, чтобы сыграли…»

Оркестр сыграл. Оба самоубийцы пили под каждый куплет отдельно, и, когда музыка кончилась, Петелька спросил Барана:

«Ну как, Фелюсь, разыгрался аппетит?»

«Еще как… на бигос с помидорами».

«У меня тоже. Наверно, мы невнимательно слушали. Пусть еще раз сыграют!»

«А бигос и четвертинка своим порядком?»

«Само собой разумеется».

Оркестр сыграл это «Последнее воскресенье» еще три раза, а в результате только счет прибавился на тридцать шесть злотых с грошами. Теперь уже у них не было другого выхода, как довести до самоубийства официанта и буфетчика. Велели снова играть это смертельное танго, но все напрасно. Никто из обслуживающего персонала не повесился, а мальчик побежал за полицией, потому что у Барана и Петельки уже не было чем платить.

На этом примере ясно видно, что очарование музыки не каждый чувствует одинаково. То, что может довести до слез начинающего хулигана, спокойному варшавянину как горох об стенку. А молодежь реагирует. Даже самые большие озорники на этом концерте так изматываются, что, вместо того чтобы идти в центр хулиганить, отправляются по домам и спят как убитые.

С этой точки зрения я против джаза не возражаю, лучше, чтобы хулиганы срывали с себя пиджаки в концертном зале, чем с меня демисезонное пальто на улице. И поэтому я говорю: «Да здравствует музыка с выкрутасами!»

Только я боюсь, как бы она им быстро не приелась, уж слишком ею злоупотребляют.

⠀ ⠀⠀ ⠀

⠀ ⠀ Варшавские Битлзы ⠀ ⠀

Смотрю, вчера приходит к нам шурин. Только я с трудом его распознал. Вроде он и не он. Спереди челка до самых глаз, сбоку пейсы, с тыла длинная плетенка, даже на воротник ложится. Одним словом, ни дать ни взять малолетний сопляк, которого ни один парикмахер остричь не хочет, потому что он кусается и брыкается. А на макушке он совсем лысый. Ну что тут много говорить — карикатура для смеха.

— Олесь, что ты с собой сделал? На кого ты похож?

— А что. Плохой вид? Работаю под битлза.

— Под кого?

— Что, ты газет не читаешь, чтоб мне лопнуть, или что? Не слышал о битлзах, или, иначе, о лондонских четверняшках, которые так на щипковых инструментах наяривают, что молодежь, как только услышит, догола раздевается, кричит, плачет навзрыд и стулья в зале на куски ломает. А битлзы на этом большие деньги делают.

— Что-то слышал, да у тебя что с ними общего, ведь ты только в очко играть умеешь.

— Ничего особенного, подучусь играть на гитаре, конечно, не один, четверо нас варшавских нестриженых битлзов: Казик Обезьяна, Стась Вонючка, Арбуз и я. Мы организовали ансамбль «апельсиново-грушевых», потому что другие цвета уже все разобраны.

— Что играете?

— Самые наимоднейшие куски, как, например, танго о тесных ботинках «Боса нога» и тому подобное.

— И выступали уже где-нибудь перед публикой.

— Ага. В кафе «Кибернетика», бывшее «Слепой Леон».

— Ну и что? Стулья ломали?

— Один. Директор об нас его покалечил, исключительно немузыкальная темная масса. Однако мы не падаем духом, тренируемся дальше. В сентябре заявимся на эстраду, будет так много торжественных заседаний с художественной частью, что и мы пригодимся. Потом войдем с ходатайством о стипендии в Министерство культуры и искусства, а после поедем на Олимпиаду в Токио.

— Как музыкальные четверняшки? Да ты что? Ведь там будет только спорт и лечебная гимнастика.

— И музыкальные коллективы тоже. Не помнишь, что ли, как несколько лет тому назад наш Турщак выиграл на Олимпиаде в Лондоне конкурс скоростной игры на фортепьяно.

— Что-то припоминаю, но тебе этого не присвоят. Можешь, конечно, принять участие в Олимпиаде, но у нас дома, на стуле перед телевизором. Потому что американцы, кажется, запускают на этих днях спутник с зеркальцем, в котором все будет видно и в наших телевизорах будет отражаться.

— Умное приспособление, но Польша имеет не много шансов. Например, если взять прыжки с жердью, тут мы горим, как свечи, потому что американские спортсмены будут пользоваться стеклянными жердями с пружиной в середке, которая выбросит прыгуна в два раза выше, чем обыкновенная.

В общем и целом такой технический прогресс, что если дальше так пойдет, прыгун не должен будет вообще ногами от земли отталкиваться; механическая жердь его вверх вышвырнет, а ему надо будет только эту жердь держать и гадать, когда ее отпустить, потому что в противном случае можно выскочить на трибуну в публику и несчастье натворить или даже на улицу через трибуну перелететь и упасть где-нибудь на трамвай.

— Не заливай, это невозможно. Стадион в Токио для этого слишком большой.

— Так или иначе, а прыгать надо хладнокровно и с математическим расчетом.

— Ясно. Но должен сказать, что если этот технический прогресс не притормозить, присобачат бегунам сзади моторчики с пропеллером, и рекорд будет зависеть только от количества лошадиных сил в…

— Не выражайся… с мотором от малолитражной «Сирены» наши прыгуны далеко не залетят. И Польша приедет из Токио без медалей, даже латунных.

— Еще счастье, что там будем мы — битлзы, или варшавские нестриженые четверняшки, — закончил шурин.

Само собой разумеется, что Пекутощак говорил де-юре, то есть так, на ветер. Никакого битлза он не представлял, попросту вернулся из Безрыбенка Морского, где в отпускное время к парикмахеру попасть нет никакой возможности.

Так что не каждый встречающийся теперь на улицах Варшавы тип с челкой, космами и пейсами — это отечественный битлз. Среди них большинство — жертвы недостачи парикмахерских услуг в местностях, затронутых отпусками.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

1964

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀ ⠀ Конкретная музыка ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Сегодняшний свой фельетон я хочу снова посвятить искусству, а конкретно — музыке на основе музыкально-концертной «Варшавской осени». На этот раз это будут впечатления Теофиля Печурки, который недавно посетил в Филармонии показательный концерт конкретной музыки.

— Ну и как, понравилась ли вам наисовременнейшая из музык? — спросил я Печурку.

— Пожаловаться не могу: веселился я, как на именинах у дяди Змейки на Шмуловизне.

— Ну да?! Почему?

— Потому что у дяди тоже не было оркестра, только пришел какой-то Зюлек с граммофоном. И здесь было так же: зал набит, публика стоит у стен, уже давно больше семи часов, а тут ни тебе музыкантов, ни тебе капельмейстера, один граммофон на сцене. Наконец двери раскрываются и на возвышение выходит какой-то лысый, кланяется и заводит пластинку. Мы с шурином загрустили, но думаем: «Наверно, в рамках сокращения штатов проведена бережливость, музыкантов перевели на производство, а тут директор будет один всю Филармонию обслуживать». Но оказалось, что это не директор, а какой-то француз, специально привезенный из Парижа, чтобы граммофон заводить.

«Ну что ж, пусть будет так!» — подумали мы.

Правда, у него что-то не получалось. Поначалу нам показалось, будто кто-то зеркальный шкаф перевернул, потом послышались шумы скорого поезда и механической пилы или, может, наковальни. Кто-то разбил по очереди двенадцать глубоких тарелок, а потом раздалось: врр… дрр… прр… пррр… прррр… Публика стала оглядываться на двери: не слишком ли близко наши архитекторы так называемый туалет спланировали. Но оказалось, что именно это и есть секретная музыка.

Когда это повторилось во второй раз, мы окончательно решили, что пластинка с щербинкой. Ничего не поделаешь! С каждым может случиться. Когда Зюлек как-то раз завел на именинах танго «Сердце матери» в исполнении Фогга, он чуть-чуть от дяди по морде не схлопотал. Фогг должен был петь на этой пластинке: «Только сердце матери меня поймет», а получилось у него: «Только сер… только сер…»

Я немного рассердился на этого француза и его патефон, но мы, поляки, народ гостеприимный, все спокойно слушали эту музыку дальше, хотя там и коровы мычали, и швейная машина стрекотала, и трамвай звонил, и окна кто-то кирпичом выбивал. А чаще всего раздавался визг механической пилы.

— Пан Теось, — прервал я пана Печурку, — мне кажется, что вы совершили большую ошибку, что пришли на этот концерт без специалиста.

— Как так без специалиста! Шурин только услышал, сразу сказал: «Пила не смазана, а по наковальне сапожник лупит таким манером, что даже паршивой подковки не выкует». Шурин ведь металлист. Токарь по галантерейным работам. Кто больше его об этом знать может? Но секретная эта музыка или не секретная, нужно ее давать в натуральную величину, а не на граммофоне, потому что это смахивает на издевательство над публикой.

— Видите ли, конкретная музыка складывается из очень многих элементов, — попробовал я защитить организаторов концерта, но пан Печурка меня прервал:

— Дело ясное, не все элементы можно приспособить. Например, чтобы ввести в концерт настоящий паровоз, пришлось бы протянуть линию от вокзала на Ясную и в Филармонии пол разобрать, А вышибать стекла кирпичами дирекция бы не позволила. Но кое-что поскромнее могло бы на сцене уместиться. Вот, например, пианистка Черни-Стефаньска или Барбара Хессе-Буковская, вместо того чтобы по клавишам ударять, могли бы на кухонной доске ножом телячьи отбивные исполнять, или бифштекс из вырезки, или шпинат, или пирожки из картошки. И красиво бы вышло, и мужья бы не обижались, что жены по концертам бегают, а дома ничего приличного обеспечить не могут.

Вот это, я понимаю, была бы конкретная музыка!

⠀ ⠀ ⠀ ⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀