Сиротка

Глава 6. Незнакомец

Валь-Жальбер, 13 марта 1929 года

— Зима никак не хочет уходить, — каждый день повторяла сестра Викторианна.

После короткой оттепели поселок, погребенный под толстым слоем снега, снова был скован холодом. В этот вечер небо, низкое и мрачное, казалось, готово было обрушиться на опустевшие дома — квартал, который во времена процветания жители называли «верхний город».

«Раньше в это время хозяйки домов включали лампы, — думала Эрмин, поднимаясь по улице Сен-Жорж. — Но теперь там никто не живет, и даже электричество в этом квартале отрезали. Как грустно смотреть на черные окна…»

Мысли четырнадцатилетней Эрмин часто начинались с меланхоличного слова «раньше», и в этом она была не одинока. Жизнь поселка Валь-Жальбер кардинально переменилась с тех пор, как здание целлюлозной фабрики окутала нерушимая тишина.

«Сердце, которое перестало биться!» — девушка вспомнила свое сочинение, написанное полтора года назад.

С каким удовольствием она услышала бы снова рокот турбин и шум работающих цехов, в которых обдирают с бревен кору или размалывают древесные волокна!

«К счастью, у нас остался водопад!» — сказала себе Эрмин.

Она всегда взирала на шумный водный каскад на реке Уиатшуан с дружелюбным уважением. Никакой компании под руководством богатых господ не под силу заставить утихнуть грозный гул, заставить замереть влажное и мощное дыхание. Девушке было приятно думать об этом, она искренне восхищалась непобедимыми силами природы. Мороз оказался бессилен перед бурным потоком, но ближе к берегу вода покрылась инеем и местами застыла, и мельчайшая капля, попав на ветку дерева или на камень, моментально превращалась в лед. Каждый день природа представала в сказочно прекрасном обличье перед всяким, кто имел дар и желание полюбоваться солнечным и морозным утром, ибо здешние зимы были щедры не только на мороз, но и на солнце.

Эрмин постучалась в дверь к Мелани Дунэ, всеми уважаемой шестидесятилетней даме. Та открыла через мгновение, словно дожидалась ее прихода.

— А вот и мой очаровательный рассыльный, наш маленький соловей! — дрожащим голосом воскликнула пожилая женщина. — Я как раз вышиваю наволочку на подушку, хочу подарить ее сестрам. Входи скорее!

— Добрый вечер, мадам Мелани! Готова поспорить, суп еще теплый! Сестра Викторианна наливала его в котелок кипящим, и я спешила, как могла.

Вот уже неделю как Эрмин по поручению сестры Викторианны носила овощной суп той, кого весь поселок называл вдовой Дунэ. Ее муж работал на фабрике и перед смертью от гипертонического криза успел выкупить дом. У четы было шестеро детей, которые поселились в соседних приходах. Мелани не хотела уезжать из Валь-Жальбера, и когда стояли сильные морозы, а улицы заносило снегом, не осмеливалась выходить из дома.

— Раз мы здесь, нужно помогать тем, кто попал в затруднительное положение, — постановила настоятельница. — Нельзя допустить, чтобы эта несчастная вдова зачахла в одиночестве!

Эрмин была рада новому поручению. Она любила гулять по Валь-Жальберу, особенно когда было много снега. Сестра Викторианна раздобыла для девушки тяжелые башмаки, снабженные металлическими крючками. Одевшись потеплее, Эрмин отправлялась навестить вдову.

— Ты очень добра ко мне, — сказала Мелани Дунэ, усаживаясь возле печки. — Я дам тебе за это монетку. Это, конечно, мелочь, но если ты станешь откладывать те су, которые получаешь, однажды наберется приличная сумма. Снимай-ка пальтишко, поболтаем немного. Я бы с удовольствием послушала песню, ту самую, которую любил мой покойный муж — «Странствующий канадец»[27]. С таким голосом, как у тебя, грех заставлять себя упрашивать!

Эрмин давно привыкла к таким просьбам. Она никогда не отказывала, особенно если спеть ее просил пожилой человек, такой, как вдова Дунэ.

— Вчера вечером я пела вам «Ave Maria», мадам Мелани. Но сегодня я тороплюсь — мне нужно еще зайти в универсальный магазин. Если я опоздаю, сестра Викторианна завтра утром останется без кофе.

Пожилая дама воздела руки к небу.

— У меня есть пачка кофе, и я тебе ее отдам, потому что давно не пью кофе. Это будет плата за суп.

В кухне было очень жарко. Эрмин развязала шарф и сняла рукавицы.

— Если так, я задержусь на пять минут, — сказала девушка, сердце у которой было очень доброе.

Она остро сочувствовала вдове, обреченной проводить долгие дни в одиночестве.

— Расстегни пальто, иначе сваришься, — потребовала мадам Мелани.

Улыбаясь своим мыслям, старушка вернулась к вязанию. Эрмин молча любовалась ловкими движениями ее пальцев, в которых быстро мелькала изогнутая иголка с зеленой ниткой. В конце концов на вышитой картинке должен был появиться букет цветов в обрамлении крупных листьев. На стоящем тут же столике красовалась плетеная корзинка с мотками хлопчатобумажных ниток всех цветов и оттенков.

— Когда на дворе мрачно, как сегодня, особенно приятно видеть яркие цвета, — сказала вдова.

— Красивый рисунок! Сестрам очень понравится, мадам Дунэ, — заверила ее девушка.

— Я хожу плохо, но мои руки мне все еще служат. Ну, где же моя песня?

— Хорошо, но только одна, мадам Мелани. Однако я не стану петь «Странствующий канадец». Вы часто ее просите, а потом плачете. Я не хочу, чтобы из-за меня вы грустили.

Эрмин задумалась, выбирая песню, которая точно понравилась бы пожилой даме. Она решила исполнить арию из одной французской оперы, которая особенно нравилась Элизабет Маруа:

Мелани Дунэ отложила вязание, обратившись в слух. Девушка повторила припев и умолкла.

— Какая красота! Но, скажите пожалуйста, слова-то в ней игривые! Уж точно не монахини научили тебя такой песне!

Эрмин лукаво улыбнулась в ответ.

— Я выучила ее, чтобы порадовать Бетти. Отец пел ей эту песенку, когда она была маленькой.

Вдова кивнула и внимательно посмотрела на девушку. Увиденного ей было достаточно, чтобы повернуть разговор в иное русло:

— Признайся, у тебя появился возлюбленный? Любой охотно возьмет в жены такую красавицу. Найди себе хорошего человека, обязательно работящего. Он будет рад иметь в доме собственного соловья!

Людям нравилось повторять слова, некогда сказанные отцом Бордеро. Но вопрос смутил девушку, и она покраснела.

— Я слишком молода, чтобы думать о браке, — робко ответила она.

— Вот еще глупости! Я вышла замуж за Теодора в пятнадцать, а Элизабет Маруа в семнадцать родила первенца! Когда ты выйдешь замуж, у тебя будет свой дом. Но сестры наверняка приказывают тебе держаться подальше от парней?

— Да, мадам Мелани, вы правы.

Монахини ежедневно напоминали ей о том, какими опасностями чревато кокетство, и призывали всеми силами избегать мужского общества. Эрмин, слушая их наставления, прятала улыбку. Она часто вспоминала о Пьере Тибо, двадцатилетием парне, который недавно уехал из Валь-Жальбера. О Пьере, который подарил ей первый поцелуй… Но это был ее секрет, и она ни за что на свете не расскажет об этом вдове Дунэ…

— Не знаешь ли, надолго сестры собираются остаться? — спросила старушка, подбирая нить нового оттенка. — Сколько у них сейчас учеников?

— Около шестидесяти, — ответила девушка. — Но после Пасхи их станет меньше. Еще три семьи объявили о том, что уезжают.

— Да, в свое время Валь-Жальбер строился с большим размахом, — заметила пожилая дама. — Какая прекрасная у нас школа, л ведь скоро она опустеет так же, как фабрика, банк и все остальное… Все закроется. Надеюсь, я до этого не доживу. Мой муж гордился тем, что работает на целлюлозной фабрике. Когда он получил эту работу, наша жизнь переменилась. Подумать только! Водопровод, туалет и ванная в доме! К тому времени у нас было уже четверо детей. И я без страха родила пятого. Здесь я прожила свои лучшие годы. Если поселок умрет, я умру тоже.

Эрмин встала. Пессимизм мадам Мелани действовал на нее удручающе. Девушке не хотелось грустить.

— Мне пора возвращаться. Сестра Викторианна будет волноваться. Скорее ешьте суп, он остывает.

— Не беспокойся, я его подогрею. Теперь мне редко случается так вкусно поесть. Куры перестали нестись. Погоди, возьми на полке справа свой кофе.

Девушка взяла пачку, попрощалась и торопливо вышла. На улице она с наслаждением вдохнула терпкий холодный воздух.

— Ты, ветер, прилетаешь издалека! Оттуда, где холоднее, чем у нас, где льды никогда не тают! — крикнула она, поднимая лицо к темнеющему небу. — Мать-настоятельница рассказывает, что там живут медведи, белые как снег, и целые стада тюленей…

Девушке вспомнились иллюстрации из энциклопедии. Она представила себе, как отправляется в путешествие на санях, запряженных шестью собаками с густым мехом и волчьими глазами.

Монахини не раз упрекали Эрмин в том, что она слишком часто витает в облаках, но девочка и не думала меняться. Она получала истинное наслаждение от надежд и фантазий, в которых все случалось только так, как ей того хотелось.

«Однажды ветер принесет в Валь-Жальбер моих родителей или Пьера Тибо», — думала она, неторопливо шагая к универсальному магазину.

Ей не нужно было ничего покупать. Девушка всегда с удовольствием рассматривала витрину — выставленные рядами консервы, банки со сладостями и отрезы ткани, развешанную на крючках блестящую металлическую кухонную утварь.

Из примыкающего к магазину отеля-ресторана доносились мужские голоса, смех и отголоски дискуссии. На холоде обоняние обостряется, поэтому, уловив аромат сладкой карамели, девушка поняла, что проголодалась.

Эрмин остановилась, радуясь привычному шуму и вечернему свету.

«Однажды я приду сюда поужинать и буду одета так же элегантно, как дамы, которые приезжают иногда из Роберваля», — мечтательно пробормотала она.

Внезапно откуда-то донеслось мелодичное посвистывание. Девушка прислушалась. Источник звука находился на улице, недалеко от магазина. Свист был похож на песню дрозда, и Эрмин сразу же узнала мелодию — это была чуть ускоренная версия столь любимой жителями Квебека песенки «У чистого ручья».

Эрмин пошла на звук. Перебравшись через сугроб, девушка вышла к открытому участку, на котором в течение многих лет заливался каток. Жозеф и Бетти приводили их с Симоном на хоккейные матчи, проходившие здесь же, недалеко от отеля. Но этой зимой игроков в поселке осталось слишком мало, поэтому соревнования отменили.

Однако на катке кто-то был. Девушка заметила темную фигуру, но никак не могла узнать, кто же это. Если судить по ловким энергичным движениям, передней был парень. В сгущавшихся сумерках лица было не разглядеть.

«Кто бы это мог быть? — спросила себя девушка. — Неужели чужак? Гость? Я уверена, что он не живет в Валь-Жальбере!»

Любопытство удерживало ее на месте.

«Мне нужно уходить. Сестра Викторианна будет сердиться. Ну и пускай!» — сказала она себе, зачарованная зрелищем.

Она знала песню наизусть, поэтому губы ее бессознательно артикулировали слова. Конькобежец насвистывал все громче и громче. Он разогнался и заскользил по льду, раскинув руки, потом сделал оборот на месте, снова разогнался и несколько раз подпрыгнул. Эрмин чуть не захлопала в ладоши от восторга, но в это мгновение юноша перешел к рискованному пируэту, поскользнулся и тяжело упал на спину. Прошла секунда, другая, а он не шевелился.

«Наверное, с ним случилось несчастье!» — подумала девушка, не решаясь пошевелиться.

Она вздохнула с облегчением, глядя, как он встает. Юноша снял шапку и стряхнул с нее снег. Эрмин с удивлением отметила, что у него длинные, до плеч волосы.

— Смейтесь не стесняясь, мадемуазель, — неожиданно крикнул он.

Эрмин не знала, куда деваться от стыда. Она думала, что в синеватой тени отеля ее совсем не видно, — и ошиблась.

Конькобежец прямиком направился к ней.

— Мне хотелось перед вами покрасоваться, а вместо этого я сел в лужу, — сказал он, рассматривая лицо девушки. — Добрый вечер! Я не знаю никого в этих местах. Я ищу работу.

Эрмин с ужасом осознала, что к ней приближается незнакомец, а ведь мать-настоятельница строжайшим образом запретила ей разговаривать с незнакомцами… Она смотрела на юношу и молчала.

— Скажите, вы немая или это я вас так сильно напугал? — иронично поинтересовался юноша.

— Нет, конечно! — отозвалась Эрмин. — Просто мне запретили разговаривать с посторонними.

Это было очень по-детски, и девушка тотчас же устыдилась своих слов. Юноша посмотрел на нее сердито.

— У вас в Валь-Жальбере не слишком рады гостям, — вздохнул он. — Мне пришлось показать деньги, чтобы получить комнату в отеле.

Теперь, в свете фонаря, покачивавшегося на ветке старого вяза, Эрмин могла разглядеть его лицо.

«Он метис, с примесью индейской крови», — пришла она к выводу.

Теперь девушка понимала, что он имел в виду, говоря о сомнительном гостеприимстве жителей Валь-Жальбера. Здешние жители в своем большинстве неодобрительно относились к таким, как этот парень, несмотря на то, что многие реки, озера и целые местности носили названия, данные им племенами индейцев монтанье.

— Целлюлозная фабрика закрылась больше года назад, — пояснила девочка виноватым тоном. — Лесорубы, естественно, тоже остались без работы. Здесь вы заработка не найдете.

— Значит, пойду дальше, мадемуазель, — заявил незнакомец. — Я уже работал лесорубом.

Голос у юноши был низкий и глубокий. Взволнованная Эрмин кивнула. Жестом она обвела озеро Сен-Жан.

— Идите в Роберваль, Шамбор или Альму. Вокруг озера много гидроэлектростанций, — добавила она.

Голубые девичьи глаза встретились с темными глазами юноши. Сердце Эрмин забилось, как пойманная птичка. Ей вдруг вспомнился вопрос вдовы Дунэ, заданный каких-то полчаса назад.

«У меня нет возлюбленного, но когда он появится, мне бы хотелось, чтобы он был похож на этого юношу…»

Незнакомец потеснил из сердца Эрмин Пьера Тибо, воспоминания о котором и так почти стерлись.

— Как у вас получается скользить так быстро без коньков? — тихо спросила она.

Он посмотрел на нее, на этот раз с большим интересом. Эрмин показалось, что его руки касаются ее губ, носа и щек.

— Вы еще маленькая девочка, — заключил юноша с улыбкой.

— Вовсе нет! После Рождества мне исполнится пятнадцать!

Вопреки всем наставлениям монахинь и Элизабет Маруа, девушке хотелось говорить с этим незнакомцем, хотелось рассказать ему о своей жизни в монастырской школе, о занятиях и хозяйственных хлопотах, о том, что ей приходится работать на кухне и ходить за покупками на другой конец поселка…

— Так и есть — вы еще маленькая. Лучше я пойду. Не хватало новых неприятностей!

— Каких неприятностей?

— Возвращайтесь к родителям, — ответил незнакомец, подбирая с земли свою сумку на ремне, которую девушка только сейчас заметила.

Обиженная, Эрмин сорвала с головы красную шерстяную шапочку. Ветер раздул светло-каштановые шелковистые волосы.

— Знайте, месье, что у меня нет родителей. И я не знаю, откуда я родом и где моя семья. Я живу у монахинь, которые содержат монастырскую школу.

— Мой отец умер прошлой весной. Я ищу работу, чтобы помогать деньгами матери, — пояснил незнакомец.

С этими словами он нахлобучил шапку и поднял воротник кожаной куртки. Эрмин с сожалением отступила. Рядом с ним она чувствовала себя в безопасности.

— До свидания, мадемуазель, — сказал незнакомец. — Может статься, я вернусь в эти края следующим летом. И спасибо вам большое — вы первая, кто назвал меня «месье».

Он стоял на месте и никак не решался уйти. Казалось, красота девушки его зачаровала. Эрмин была бледна, на щеках горел яркий розовый румянец, соблазнительного рисунка губы были полураскрыты…

— Да, я непременно вернусь! — выдохнул он, подмигнув девушке.

Было что-то двусмысленное в его словах, что заставило Эрмин смутиться. Повернувшись к нему спиной, девушка пошла прочь, стараясь не перейти на бег. У нее сложилось странное впечатление, что этот юноша совершенно не похож на всех тех, с кем ей доводилось раньше встречаться. И в этом различии зиждился источник жизни, полной приключений, самая сущность свободы.

Незнакомец направился к отелю. Оглянувшись, он увидел, что девушка быстрым шагом удаляется по улице Сен-Жорж.

Проходя мимо дома семьи Маруа, Эрмин увидела Жозефа. Тот счищал лопатой лед со ступенек крыльца.

— Странное у тебя выражение лица, — сказал он девушке. — Словно с дьяволом повстречалась! Сестрам не следует так поздно посылать тебя за покупками.

Глаза у Эрмин блестели, щеки пылали огнем. Жозеф наметанным глазом определил, что девушка очень взволнована.

— С тобой все в порядке? — подозрительно спросил он.

— Конечно! Вдове Дунэ хотелось поболтать, и я не осмелилась возражать. У нее в доме очень жарко. Теперь я спешу вернуться в школу!

— Ложись спать пораньше, Эрмин. Не забудь, что завтра мы берем тебя с собой в сахароварню!

— Я буду готова вовремя, — ответила девушка, ускоряя шаг.

Эрмин с нетерпением ждала завтрашнего дня, когда они вместе с семьей Маруа отправятся в домик, в котором Жозеф делал кленовый сироп. Впервые они решили взять ее с собой. Девочка рисовала в уме множество удовольствий, которые принесет ей этот длинный день в лесу.

Сестра Викторианна смерила девушку строгим, подозрительным взглядом, совсем как Жозеф.

— Мне нужна была твоя помощь, Мари-Эрмин. Что ты так долго делала у мадам Дунэ?

— Я была у нее не дольше обычного, — возразила девушка, снимая верхнюю одежду. — Мадам Мелани всегда меня задерживает. Держите, она передала вам пакет кофе.

Монахиня вздохнула. Она как раз раскатывала на столе тесто деревянной скалкой. Ее белые от муки руки были деформированы от многих лет работы по хозяйству.

— Давайте я вам помогу, — предложила Эрмин. — Этот сладкий пирог вы хотели подать на десерт? Тогда нужно поторопиться!

Монахини ужинали в восемь вечера, и весьма скудно, потому что был пост.

— Господи Иисусе, о чем ты только думаешь? — воскликнула в негодовании сестра-хозяйка. — Кто решил испечь пирог с орехами пекан, чтобы угостить завтра семью Маруа?

— Я, сестра. Я совсем забыла!

— Так-то ты торопишься отблагодарить этих замечательных людей! Поставь-ка пирог в печку, да побыстрей, а я пока вытру стол.

Смущенная девушка занялась красивым ярко-желтым тестом. Некоторые семьи рабочих, не уехавшие из поселка, перешли к крестьянскому труду. В окрестностях оставалось немало молочных коров, и сестра Викторианна, старавшаяся готовить повкуснее, еженедельно покупала свежее масло и сливки.

— Мне очень жаль мадам Мелани. Ей наверняка очень скучно одной, — сказала девушка, перекладывая тесто в жестяную форму. — Каждый вечер она просит меня что-нибудь спеть.

Движения Эрмин были точными и быстрыми. Она проворно разложила поверх теста орехи пекан.

— Бетти пирог понравится, и маленькому Эдмону тоже. Сестра, мне не терпится посмотреть, как делают кленовый сироп. С ним получаются такие вкусные блюда!

— У моего отца тоже была своя сахароварня, — вздохнула сестра-хозяйка. — И братья ему помогали. А я мыла посуду.

Эрмин молча кивнула. В воспоминаниях сестры Викторианны все чаще чувствовалась горечь. Девушка сосредоточенно перемешивала в мисочке сливки и кленовый сироп. Янтарного цвета густая жидкость восхитительно пахла. Эрмин посадила пирог в печь и принялась оттирать стол.

— Я сама полью пирог сиропом, — сказала она, не глядя на сестру-хозяйку.

— Ты ничего не хочешь мне рассказать? — спросила сестра Викторианна. — У меня на душе неспокойно. Представь, сегодня Жозеф Маруа пожаловался матери-настоятельнице, что мы даем тебе слишком много свободы. По его мнению, опасно отпускать тебя на улицу, когда начинает темнеть. Он ушел незадолго до твоего прихода.

Девушка вздохнула. Значит, эта встреча с Жозефом была неслучайна. Он как раз вернулся из монастыря и чистил лестницу от снега, дожидаясь ее возвращения от вдовы Дунэ.

— Я-то тебе доверяю, — заверила девушку сестра Викторианна. — Ты девочка смелая, набожная, начитанная, и все же…

— Все же что? — резко спросила Эрмин.

— Я бы хотела, чтобы ты поскорее решилась на постриг. Если ты согласишься стать монахиней, твоя судьба будет определена. Грехи и страдания, которые выпадают на долю женщин и в особенности матерей, минуют тебя стороной. Из тебя получится отличная учительница.

Эрмин приходилось чуть ли не каждый день выслушивать такого рода поощрительные речи. Она отреагировала чуть эмоциональнее, чем обычно:

— У меня никогда не было настоящей семьи. Поэтому я хочу выйти замуж, заниматься домом, родить детей…

Перед мысленным взором девушки появилось красивое лицо незнакомого юноши, встреченного на катке. Внезапно покраснев, она отвернулась. Сестра Викторианна сняла фартук и присела на стул.

— Я давно хотела об этом с тобой поговорить… В твоем возрасте я была некрасивой. И стала монахиней, потому что знала: никто не возьмет меня в жены. В то время мое решение вполне устраивало родителей — они были бедны и беспокоились о моем будущем.

— Неужели ваша вера не была сильной? — удивленно воскликнула девушка.

— Конечно же была! И я никогда не жалела, что стала Христовой невестой. Иисус любит нас всех, красивых и некрасивых. Что до юношей, то они предпочитают хорошеньких. Мое дорогое дитя, не позволяй мужчине ничего, пока он не докажет свою любовь брачной клятвой. В противном случае тебя ждет бесчестье, стыд и тоска. И мы уже ничем не сможем тебе помочь. Ты понимаешь меня?

— Понимаю, сестра. В прошлый Жирный вторник Бетти говорила мне то же самое.

— Вот как? Что ж, мадам Маруа — женщина добропорядочная. Постарайся не забыть о наших предупреждениях.

Эрмин взяла из шкафчика четыре суповые тарелки, выдвинула ящик и достала салфетки. В кухню вошли сестра Элалия и сестра Адель. Монахини сели за стол. Учеников в школе стало меньше, поэтому в сентябре из Шикутими вернулось всего три монахини вместо четырех. За едой они говорили мало. Девушка ела, но мысли ее кружились вокруг красивого незнакомца.

«Если он найдет работу в Валь-Жальбере, мы будем часто видеться. Но мне бы хотелось, чтобы мы встретились летом. Там, на катке, я была закутана в три слоя одежек, не понять, мальчик или девочка. Нет, лучше будет, если он уйдет в другие края, потому что местные ни за что не будут относиться хорошо к метису… И, наверное, он намного старше меня. Поэтому и назвал меня маленькой девочкой…»

Мать-настоятельница тихонько кашлянула. Эрмин посмотрела на нее.

— Дитя мое, сегодня вечером вы не слишком-то говорливы. Я бы хотела услышать, как себя чувствует мадам Дунэ.

— Мадам Мелани чувствует себя хорошо, матушка. Она просила передать вам благодарность за суп.

— Это хорошо. Должна вам сообщить, что я считаю справедливым замечание месье Маруа и отныне запрещаю вам ходить по деревне после четырех пополудни. Этот господин проявляет отеческую заботу о вас. Еще он сказал, что по Валь-Жальберу шатаются бродяги, от которых хорошего ждать не приходится. В поселке много пустых домов, и нехорошие люди хотят разжиться вещами, которые хозяева могли забыть или оставить.

Девушка внимательно выслушала настоятельницу. Сердце ее сжалось.

«Неужели мой незнакомец — вор? Нет! Он ищет работу, чтобы посылать деньги своей матери!» — сказала себе девушка.

— По-моему, Эрмин забыла не только о вдове Дунэ, — прозвучал над столом гнусавый голос сестры Адели. — Что это у нас горит?

— Пирог! — простонала сестра-хозяйка.

Эрмин птицей подлетела к печи и открыла дверцу. Из чугунной формы валил густой дым. Смесь сливок и кленового сиропа разлилась по плите, распространяя едкую вонь. Сестра Викторианна не смогла удержаться от упрека:

— Ну о чем ты только думаешь, Эрмин? Ты положила чересчур много сливок. И теперь орехи будут слишком сухими. Ты ведь знаешь рецепт!

Глядя на последствия этой маленькой катастрофы, девушка расплакалась. Все шло наперекосяк с момента их встречи с тем юношей. Еще немного, и она поверила бы, что это сам дьявол управляет ею, заставляя доставлять другим огорчения. Девушка выбежала из кухни. Когда монахинь в монастырской школе осталось только три, у нее появилась своя комнатка. Задыхаясь от рыданий, Эрмин присела на край кровати. Слезы застилали глаза, поэтому она ощупью нашла на ночном столике драгоценный портрет.

— Сестра Мария Магдалина, мамочка, моя дорогая Анжелика, помоги мне! — прошептала она.

Настоящее, мирское имя красавицы монахини, умершей от испанского гриппа, Эрмин узнала от сестры-хозяйки. И это показалось ей добрым знамением.

— Ты была моим ангелом-хранителем, — запинаясь, пробормотала девушка. — Как бы я хотела, чтобы ты вернулась ко мне! Что со мной будет?

В душе девушки постоянно жил страх перед будущим. Маруа так ее и не удочерили. Официальной опекуншей была мать-настоятельница монастыря Валь-Жальбер, то есть не конкретное лицо, а монахиня, которая занимала этот пост. Неудивительно, что они относились к своей воспитаннице по-разному — кто-то с большей теплотой, кто-то — с меньшей.

— Я не хочу уезжать с ними в Шикутими! — сказал Эрмин в темноту.

Девушка легла в кровать. Несколько минут спустя она уже удивлялась тому, что расстроилась, не имея на то никакой серьезной причины. Пирог вышел не таким вкусным, как хотелось бы, но Маруа все же не откажутся его отведать, даже если и посмеются над ее рассеянностью… Отныне ей запрещено вечером гулять по поселку? Ну и ладно! Было бы о чем плакать!

«Во всем виноват незнакомец! — думала она. — Но мне так понравилось, как он насвистывает! И как он быстро скользит по льду! Мне бы хотелось подольше с ним поговорить. Хотя сегодня я говорила только глупости…»

Не прошло и нескольких минут, как девушка пришла к выводу, что влюбилась. Легко, без усилия перед ее мысленным взором появлялось его лицо, его матовая кожа, черные глаза, взгляд которых был куда мягче его слов.

«Он сказал, что в будущем году вернется, — утешила она себя. — И я уже не буду маленькой девочкой. Я и сейчас уже не маленькая. Если он вернется летом, мне понадобится новое платье длиной до середины икры, как у Бетти…»

Мысли о встрече прогнали грусть. Девушка заблудилась в самых приятных мечтах. Она пыталась подобрать своему незнакомцу имя. Перебрав несколько десятков, она не нашла ни одного, которое могло бы ему подойти.

Эрмин уснула, убаюканная влюбленностью, мечтая только о том, чтобы месяцы и недели пролетели как можно скорее.

Валь-Жальбер, на следующий день

Утро выдалось прекрасное: в прозрачном небе сияло яркое солнце, серебром переливался снег и покрытые коркой льда ветви деревьев. Настроение у Жозефа Маруа было превосходное. Он забрался в сани, где уже сидел его старший сын, Симон.

— Прошу вас, дамы, садитесь! — приветливо сказал он.

Элизабет и Эрмин устроились тут же и закутались в теплые одеяла. На коленях у девушки оказался маленький Эдмон. Четырехлетний мальчуган трепетал от радости, предвкушая обещанную родителями долгую поездку.

— Папа, а можно сесть с тобой? — спросил Арман, средний сын.

— Нет, — отрезал отец. — Здесь помещаются только двое. И не вздумай испортить мне день своими жалобами! Погода замечательная, мы взяли с собой прекрасный обед, поэтому хоть раз веди себя хорошо!

Рабочий знал, как добиться послушания. Разочарованный Арман сел рядом с матерью.

— В путь! — крикнул Жозеф. — За работу, ребята!

Он обращался к двум лошадкам, которых ему одолжил крестьянин. С помощью своего соседа Амеде четыре года назад Жозеф снял колеса со старой повозки, заменив их парой деревянных полозьев, и получились сани. На этих санях он в ездил в сахароварню, которую завещал ему дядя Бонифаций тремя годами ранее.

Под санями заскрипел снег. К Эрмин вернулось хорошее настроение. Она была счастлива, что Маруа взяли ее с собой в эту поездку. До этого дня девушка ни разу не выходила за пределы поселка. Не помня себя от радости, она рассматривала зимний лес, подмечая, однако, верные приметы приближающейся весны.

— Время кленового сиропа — лучшее время года! — воскликнул Жозеф.

Он с удовольствием вернулся к работе, которой занимался еще будучи подростком, в компании с отцом и дядьями. Многие семьи каждый год запасались кленовым сиропом, купив или изготовив необходимое для этого примитивное оборудование. Дядя Бонифаций часто призывал на помощь своего племянника Жозефа во время «сахарных дней», как их принято называть в Квебеке. Теперь сахароварня перешла к Жозефу, и он стал ее единоличным хозяином.

Элизабет эта прогулка тоже была в радость. Она то и дело улыбалась Эрмин. Щеки девушки раскраснелись на холоде, и это было ей замечательно к лицу.

— Ты довольна, моя крошка? — спрашивала у нее Элизабет. — В прошлом году я хотела взять тебя с нами, но мать-настоятельница мне отказала.

— Я помню. Я тогда очень расстроилась, — кивнула девушка.

— Ты становишься взрослой. Я попрошу сестер, чтобы тебе разрешили больше времени проводить у нас, — добавила Элизабет. — Посмотри на Жо! Как он радуется в предвкушении хорошей добычи! Вечером, когда бидоны наполнятся сиропом, он будет еще счастливее. На прошлой неделе они с Симоном дважды ездили в сахароварню, чтобы сделать зарубки на кленах. Еще он внимательно отмечал, бывают ли ночью заморозки. Это важно, чтобы определить, пришло ли время собирать сок. У корней дерева должен лежать снег, но дни при этом уже должны быть долгими и солнечными. В общем, Жо тебе все объяснит.

Элизабет зачарованно следила взглядом за каждым движением мужа. В голосе ее звучало глубокое уважение.

Арман не удержался от похвальбы:

— Я знаю не меньше папиного! Я тебе все расскажу, Эрмин!

— Хватит хвастаться, Арман! — остановила мальчика мать. — Ты даже не можешь наполнить бидон без того, чтобы не уронить его! Вот увидишь, Эрмин, в этом нет ничего сложного. А потом мы будем делать пятнышки на снегу. Я уже приготовила деревянные палочки!

— Какие пятнышки? — удивилась девушка.

— Это сюрприз! — ответила молодая женщина.

Сани катились по снегу, громко фыркали лошади. От их массивных разогретых тел исходил характерный, чуть тошнотворный запах, но Жозеф Маруа его не замечал.

— Что-то ты, Эрмин, неразговорчива сегодня! В такой солнечный день не грех и спеть! Спой «О, Канада!»[29].

Жители Квебека очень любили эту песню. Девушка выпрямилась, набрала в легкие побольше холодного воздуха. Голос ее, чистый и радостный, взметнулся ввысь:

Арман хотел было подпеть Эрмин, но мать остановила его сердитым взглядом.

«Мне не на что жаловаться», — думал довольный Жозеф. Это было сущей правдой. Ему удалось сохранить рабочее место на фабрике, и Симон работал вместе с ним. Отец и сын следили за работой турбин и динамо-машины, снабжавшей электричеством поселок, в котором насчитывалось не меньше пятисот жителей. Супруга его в свои тридцать два оставалась красивой и ласковой. При первой же возможности Жозеф принимался нахваливать свою Бетти, которая была и прекрасной хозяйкой, и несравненной поварихой, и доброй матерью. Не зря Жозеф откладывал про запас каждый су: совсем недавно он выкупил у муниципалитета свой дом. А у Эрмин, по его мнению, был самый прекрасный в мире голос.

Девушка закончила песню и хрустально рассмеялась. Жозеф обернулся. Девушка дурачилась с Эдмоном, младшеньким.

— Дети, сегодня у нас праздник! — воскликнул он.

Под этим ласковым «дети» подразумевалась и сирота, которая практически выросла в его доме. Жозеф, правда, так и не решился ее удочерить, но не так давно в его мозгу родилась новая идея. Именно поэтому он бдительно оберегал девушку, чью образованность и добрый нрав высоко ценил, и все чаще обращался с ней по-отечески.

«Если я выдам ее замуж за Симона, она получит нашу фамилию и будет жить с нами. Через годик или два объявим помолвку, а потом и свадьбу сыграем. Даже если мы не стали ей родителями, так будем свекрами!»

Эрмин понятия не имела о том, какие планы строит на ее счет Жозеф. Она любовалась блестящим снегом меж сосен и берез, надеясь увидеть лося или какое-нибудь другое дикое животное. Мать-настоятельница страстно увлекалась естественными науками, поэтому часто рассказывала ученикам, какие животные населяют канадские леса.

— Скоро хижина! Я сойду тут и побегу пешком! — воскликнул вдруг Арман.

— Пожалуйста, если тебе так хочется! — отозвался Жозеф. — Вперед!

Мальчик на ходу спрыгнул с саней и с радостным криком покатился по снегу. Он знал, что доберется до хижины первым, потому что упряжке предстояло сделать еще два поворота.

Перед поездкой Эрмин собрала волосы в шиньон, чтобы казаться старше. После завтрака она удалилась в свою спальню и долго рассматривала в круглом зеркале свое лицо. Увиденным она осталась довольна.

Несмотря на холод, девушка сняла с головы шерстяной платок и шепотом спросила у Элизабет:

— Когда ты повстречалась с Жозефом, ты сразу поняла, что полюбишь его?

— Вот так вопрос! — удивилась молодая женщина. — Не слишком ли ты любопытна?

— Прости, я не думала о плохом, — сказала Эрмин.

Элизабет поняла, что происходит в душе у девушки: она стала задумываться о природе любви, но это была как раз та тема, которую не затронешь в разговоре с монахинями…

— Не волнуйся, я знаю, что ты не думала о плохом, — отозвалась Элизабет доверительно. — Я просто хотела тебя поддразнить. Скоро ты станешь достаточно взрослой, чтобы выйти замуж. Да, представь себе, я мечтала о Жозефе, когда он еще понятия не имел о том, что я есть на свете! Я встречала его на улицах Роберваля. Он был красивый, крепкий, высокомерный. В праздник Святого Иоанна я наконец попала на бал, за мной присматривала кузина. И вот на балу я устроила так, чтобы он пригласил меня на танец. Потом, мало-помалу, мы и обручились. Я получила в мужья того, кого хотела.

— Где больше двух, там говорят вслух! — проворчал сидящий на козлах Жозеф. — Что ты там рассказываешь, Бетти?

— Мои сегодняшние истории не для твоих ушей, Жо!

Жозеф, смеясь, крикнул лошадям «хо!», и они остановились на опушке. Эрмин с любопытством смотрела на окруженный редкими деревьями скромный домик. Он ничем не отличался от жилищ, которые обычно возводили для себя лесорубы — разбухшие стены из плохо обтесанных досок, крытая листовым железом крыша, одно-единственное окошко…

— Вот мы и приехали, — объявил Жозеф.

Девушка помогла Эдмону выбраться из саней и сразу взяла его за руку. Элизабет, закутавшись в пальто из шотландского сукна, пошла открывать дверь. Это была ее обязанность, которую молодая женщина исполняла с таким торжественным видом, что муж ее невольно улыбался.

— Иди сюда, Эрмин, я покажу тебе домик! — позвала Элизабет девушку.

Внутри было довольно темно. Жозеф вошел вслед за женщинами. Увидев на лице Эрмин выражение живейшего интереса, он поторопился начать рассказ:

— Здесь я храню инвентарь моего дорогого дядюшки Бонифация — все, что необходимо для изготовления сиропа. Вот два медных котелка и печка. Неделю назад мы были здесь с Симоном и собрали двадцать пять галлонов кленовой воды вон в тот чан, что стоит справа.

Эрмин посмотрела туда, куда указывал Жозеф, и увидела накрытую крышкой емкость.

— Никто не знает, что нас ждет в будущем, — с таинственным видом заметил Жозеф. — Я объясню тебе весь процесс, от начала и до конца, согласна?

— Конечно! Мне это очень интересно! — заверила его девушка.

— Арман, помоги матери развести огонь в печи, — приказал Жозеф сыну, выходя на улицу.

Эрмин последовала за главой семьи. Симон между тем проверял содержимое емкостей, установленных у подножия деревьев.

— Первый этап, — начал рассказывать Жозеф, — это сбор кленовой воды, ценнейшей кленовой воды. Для этого мы надсекаем кору на высоте три-шесть футов над землей и в отверстие вставляем металлическую трубочку. Смотри, она похожа на воронку: с одной стороны заостренная, а с другой — расширенная.

Он погладил трубочку, из которой по капле стекала в подставленную емкость прозрачная жидкость.

— В этой воде очень много сахара, — пояснил он. — Но это не древесный сок. Сок начнет подниматься по стволу месяцем позже, и он тоже содержит большое количество сахара, но слишком горек на вкус. Знай, что из десяти галлонов кленовой воды получается всего пинта сиропа.

— А как получается сироп? — спросила девушка.

— Методом кипячения. Для этого и служат те два котелка, что ты видела в хижине. Мы сольем вместе всю кленовую воду, которую собрали неделю назад и соберем сегодня, и поставим ее кипятиться. Огонь должен быть умеренный, но постоянный. Часть жидкости испарится, и останется замечательный сироп медового цвета. Но тут надо быть начеку: если вовремя не снять сироп с огня, он приобретет вкус жженого сахара или кристаллизуется. Пойдем поможем Симону!

Жозеф с довольной улыбкой направился к старшему сыну, который переливал кленовую воду в ведерки размером поменьше тех сосудов, что стояли поддеревьями.

Эрмин редко ощущала себя такой счастливой. Девушка любила узнавать новое, и пейзаж казался ей великолепным. Огромные клены представлялись ей добрыми великанами, которые решили одарить семейство Маруа вкусной манной. По воскресеньям в монастыре пекли сдобу с добавлением кленового сиропа, и девушке часто приходилось открывать бутылочку, однако она никогда не задумывалась о том, как изготавливают эту красивую золотистую жидкость.

Коренные жители этих краев, индейцы, много веков назад научились собирать кленовую воду и выпаривать ее, получая сладкий густой сироп, который с удовольствием добавляли в пищу. Обосновавшиеся в Квебеке колонисты быстро переняли столь полезную привычку, а их жены придумали множество новых блюд. Кленовый сироп часто добавляли в карамель и конфеты, поливали им блинчики и фруктовые желе.

Из трубы на крыше домика повалили клубы серого дыма.

— Ага. Наконец-то разожгли огонь в печке, — сказал Жозеф, который как раз направлялся к дому, неся в каждой руке по ведру. — Побудь с Элизабет, Эрмин. Нам с Симоном нужно обойти все надсеченные деревья.

Элизабет суетилась вокруг весело гудящей печи. По дому разливалось приятное тепло. Арман время от времени подбрасывал в очаг поленце.

— Я могу тебе чем-то помочь, Бетти? — спросила девушка.

— Сейчас будем готовить обед. А пока я слежу за котелками, жду, пока вода закипит. Потом останется только поддерживать огонь. Присмотри за Эдмоном, чтобы он не натворил беды.

Скоро наступил полдень. Кленовая вода приглушенно булькала в котелках. Маленький домик наполнился клубами пара. В нескольких шагах от крыльца Элизабет с Эрмин положили на козлы несколько досок и накрыли импровизированный стол, расставив по центру блюда с едой.

— Мне очень жаль, Бетти, но вчера я забыла пирог с орехами пекан в печи, — призналась девушка. — И он получился слишком сухим.

— Ничего страшного, моя радость. Я напекла блинчиков и сейчас поставлю их на край плиты, чтобы разогрелись. Еще у меня есть два пирога с мясом и салат с красной фасолью. Возьми вон ту большую кружку и завари в ней чай. Как раз успеет остыть к десерту.

Все с аппетитом поели. Каждые две минуты Жозеф вставал из-за стола, чтобы проверить, не потух ли огонь под котелками.

— За ним нужен глаз да глаз, — сказал он, когда Элизабет подала сладкое. — Не терплю, когда хорошая вещь пропадает зря, это все знают. Если сам испорчу целый котелок сиропа — у меня сердце разорвется!

Элизабет потихоньку выскользнула из-за стола. Арман сорвался вслед за матерью. Но в дом он не пошел. Взяв за руку маленького брата, он направился к большой куче снега перед домом, которую они вместе натаскали за утро.

— Пришло время сюрприза! — радостно объявил Жозеф.

Симон улыбался, Арман в нетерпении перепрыгивал с ноги на ногу, Эдмон хлопал в ладоши. Эрмин сгорала от нетерпения, но к любопытству примешивалась легкая печаль — ей было грустно оттого, что она не является частью этой семьи.

— А вот и моя Бетти с волшебной кастрюлькой! — воскликнул рабочий.

В руках у молодой женщины и правда была почерневшая от многолетнего использования кастрюля, от которой исходил вкусный аромат жженого сахара.

— Это наша традиция, Эрмин. Как только сироп готов, я отливаю немножко в эту кастрюльку, — пояснила молодая женщина. — Подойди ближе, и ты увидишь, как это здорово! И вкусно к тому же!

Под нетерпеливыми взглядами мальчиков и любопытным — Эрмин она вылила в снег несколько струек сиропа. Вязкая жидкость застывала на глазах, но Симон хорошо знал свое дело: он быстро вставил в пятнышки карамели деревянные палочки.

— Лучший в мире десерт! — объявил Жозеф.

Не прошло и полминуты, как Эрмин вручили теплую карамельку, на пробу.

— Это правда очень вкусно, — согласилась она.

Эдмон быстро грыз свою конфетку в надежде как можно скорее получить следующую. Довольный Жозеф притянул жену к себе и поцеловал в щеку.

— Нам так хорошо всем вместе, — прошептал он ей на ушко.

— Ты прав, Жо, — кивнула Элизабет.

Эрмин убрала со стола. Элизабет и Жозеф возились в доме, где теперь стало невыносимо жарко. Готовый сироп они переливали в эмалированные металлические бидоны объемом в один галлон. Симон наполнял стеклянные бутылочки меньшей емкости.

Ничто не нарушало спокойного течения дня. Арман пытался починить старую пару снегоступов, найденных в пристройке. Эрмин гуляла с маленьким Эдмоном. За мальчиком нужно было постоянно присматривать — он то и дело выдумывал новые шалости и постоянно рвался к лошадям. Увидев на снегу еловую ветку, маленький сорванец оседлал ее с криком:

— Это мой кораблик! И я плыву по реке!

Девушка подала ему ветку поменьше, чтобы грести, как веслом. Прошлым летом дедушка и бабушка взяли младшего внука с собой на прогулку по озеру Сен-Жан, и с тех пор воображение Эдмона превращало в лодку все — стулья, табуреты и даже его детскую кроватку с бортиками.

— Эрмин, можешь подойти на минутку? — позвала девушку Элизабет. — Не беспокойся об Эдмоне, отсюда его хорошо видно.

Эрмин поспешила на зов. Она почувствовала прилив нежности к молодой женщине, которая неизменно была с ней добра и ласкова.

— Бетти! Ты такая хорошая! — сказала она, легонько целуя Элизабет в щечку, как это ранее сделал Жозеф.

Довольная Элизабет рассмеялась.

— Может, я и хорошая, но у меня есть для тебя работа! Нужно полить блинчики кленовым сиропом. Я видела твой пирог с орехами, его не то что есть — порезать не получилось!

— Извини меня, пожалуйста! — Было видно, что девушка расстроена.

— Думаю, ты просто замечталась, — с понимающим видом заметила Элизабет.

Женщины умолкли, прислушиваясь. Так и есть — Жозеф ругал Симона. Бульканье кленовой воды частично перекрывало гул голосов, но Элизабет и Эрмин все же услышали, из-за чего заварилась каша.

— Когда займешь мое место, Симон, относись к деревьям с большим почтением! Зачем ты тронул такой молодой клен? Нужно было спросить у меня! Нельзя собирать кленовую воду с дерева диаметром меньше восьми дюймов, заруби это себе на носу! Я покажу, как его можно измерить. Хотя можно прикинуть и на глаз. Короче говоря, мы не трогаем кленов младше сорока пяти лет! А средний клен живет лет триста.

Брови Эрмин поднялись от удивления.

— Я не знала, что деревья живут так долго, — сказала она, обращаясь к Элизабет. — Выходит, некоторые выросли из семечка в 1629 году, в эпоху первых колонистов?

— Конечно! Индейцы давно собирают кленовую воду, — отозвалась молодая женщина.

— Сколького же я еще не знаю, — вздохнула девушка. — Если бы я только могла пойти учиться дальше!

— В последнее время ты ходишь грустная. Что тебя мучает? — Элизабет приобняла девушку за плечи. — Ты можешь мне рассказать, мне ведь тоже было когда-то четырнадцать. Готова поспорить, не учеба тебя волнует. Скорее ты думаешь о парне. Но пока ты относишься к этому серьезно, ничего плохого здесь нет.

Эрмин покраснела. Она не умела скрывать эмоции, о чем нередко сожалела.

— Нет, Бетти, дело не в этом, — поспешила возразить она. — Просто вчера вечером сестра Викторианна снова сказала, что лучше бы мне постричься в монахини, но я не хочу. Я хочу выйти замуж. Она была не очень довольна моим ответом.

Молодая женщина открыла было рот, чтобы ответить, но тут же бросилась бежать к склону холма. Эдмон исчез! Эрмин побежала к еловой ветке, возле которой оставила играющего мальчика.

— Эдмон! Эдмон! — звала Элизабет.

На крик из хижины выскочили Жозеф и Симон. Из флигеля вышел Арман.

— Иди и помоги женщинам! — приказал среднему сыну отец. — Я так и думал, что младший убежит, пока они заняты своей болтовней!

В семье уже к этому привыкли: Эдмон, как и Арман в его возрасте, обладал талантом ускользать из-под присмотра, а обретя свободу, отправлялся на поиски приключений. Однако на этот раз последствия его эскапады стали самыми неожиданными.

Эрмин тоже звала мальчика по имени, но всерьез не беспокоилась: вокруг хижины была сотня мест, где мог спрятаться мальчишка, взять хотя бы сугробы между деревьями.

«Эдмон, наверное, залег за сугробом, слушает наши крики и ждет удачного момента, чтобы выскочить из засады!» — думала она.

Элизабет думала о том же. Молодая женщина вернулась к саням и стала ворошить одеяла, в которых мальчик мог спрятаться.

— Как только ему удается незаметно убегать? — громко спросила она у девушки. — Этот сорванец хитрее лисы!

Между тем одиннадцатилетний Арман с ловкостью, свойственной мальчишкам его возраста, карабкался вверх по темному еловому стволу. Оттуда ему было видно то, что ускользало от взгляда его матери и Эрмин.

— Папа! Мама! — послышался вдруг его испуганный голос. — Эдмон внизу, на дороге! Кто-то схватил его и держит!

Последовали настоящие военные сборы. Жозеф вооружился топором, Симон схватил молоток. Лошади, которым передалась всеобщая паника, встревоженно заржали.

Эрмин обогнала Элизабет, но, увидев мужчину, который нес Эдмона на руках, застыла на месте. Это был ее незнакомец. Она в одно мгновение узнала его высокую фигуру и черные волосы до плеч.

— Поставьте моего сына на землю! — выпалил Жозеф, размахивая топором. — Поставьте, или я вам череп раскрою!

— Я хотел отнести его обратно к хижине, — ответил незнакомец. — Я ничего ему не сделал. Он бежал по дороге, и я решил его остановить.

При звуке его голоса Эрмин затрепетала. Она поверила ему безоговорочно. Он говорил искренне. Незнакомец осторожно поставил плачущего навзрыд мальчика на землю. Элизабет подхватила его и прижала к себе. Но Жозеф и не думал сдаваться. Страх у него быстро переходил в ярость.

— Успокойся, Жо! — сказала ему жена. — Если бы не этот месье, Эдмон бог знает куда убежал бы!

— Месье! — передразнил жену рабочий. — Кого это ты называешь месье?

Эрмин эта сцена казалась нереальной. Тот, кто со вчерашнего дня занимал все ее мысли, вдруг появился тут, посреди леса, чтобы столкнуться с семейством Маруа! Ей он показался еще красивее, чем вчера — кожа отливала медью, во взгляде искрилась насмешливая безмятежность…

— Кто вы такой? — спросил Жозеф. — В наших краях я вас раньше не видел. И советую не болтаться вокруг моих владений! Эта сахароварня и участок принадлежат мне!

— Жо! Ничего плохого ведь не случилось. Эдмон убежал из-под присмотра, это я виновата, — попыталась урезонить супруга Элизабет.

Она понимала, почему муж отнесся к незнакомцу с таким недоверием. Перед ними стоял метис, человек с примесью индейской крови. Симон повернулся и пошел назад к хижине. Он предпочитал не вмешиваться в отцовские дела. Проходя мимо Эрмин, он заметил, однако, что девушка бледна как полотно.

— Не бойся, — шепнул он ей. — Индейцы такие же люди, как мы. Он не собирался есть нашего Эдмона!

— Я знаю, — ответила девушка, пожимая плечами. — Не такая уж я дурочка.

Она не могла отвести глаз от своего незнакомца. Не отрываясь, смотрел на него и Жозеф, но совсем по другой причине. Выражение лица у рабочего было таким свирепым, что юноша невольно отступил на шаг.

— Извините, что напугал вас, — сказал он. — Я ищу работу в этих краях, и кто-то сказал, что можно сходить в Валь-Жальбер. Но здесь я ничего не нашел. И теперь я ухожу.

— Ты искал не в том месте, — опуская топор, отрезал Жозеф. — Ступай своей дорогой, так будет лучше.

— Вы очень любезны, месье! — иронично отозвался незнакомец.

Эрмин была сама не своя. Незнакомец ни разу не взглянул на нее.

Она надеялась, что он все-таки на нее посмотрит, и боялась этого.

«Если он заговорит со мной, Жозеф и Бетти поймут, что мы видимся не впервые. А ведь я сказала ему, что у меня нет семьи. Он решит, что я лгунья», — думала девушка.

Наконец незнакомец перевел взгляд на стоящую чуть поодаль девушку с сияющими голубыми глазами и внезапно порозовевшим от волнения лицом. Во взгляде ее читалась мольба. Он понял эту мольбу на свой лад и упругой походкой двинулся прочь. Когда между ним и Жозефом образовалось приличное расстояние, юноша крикнул:

— Меня зовут Клеман Тошан Дельбо! Клеманом назвал меня отец, а имя «Тошан» выбрала моя мать. На ее языке это значит «удовлетворение». И я такой же добрый католик, как и вы, месье! Может, даже чуть лучше, потому что не сужу о ближнем по цвету его кожи!

— Богохульник! — ответствовал рабочий, погрозив ему кулаком.

Элизабет с Эдмоном на руках пошла к хижине. По пути она посмотрела на девушку, которая осталась стоять на месте, беззвучно повторяя имя юноши, подаренное ей случаем.

— Идем побалуем себя сиропом, Эрмин, — позвала она ласково. — Ты очень бледна. Жо любит устраивать сцены. Но в его возрасте люди не меняются. Он не терпит чужаков, а в особенности метисов.

— Да, Бетти, я иду.

«Клеман Тошан Дельбо… Я буду звать тебя Тошан, — думала девушка, сердце которой готово было выпрыгнуть от радости. — Какое красивое индейское имя выбрала для тебя мать! Тошан…»

Ей было невдомек, что незнакомцу довелось повстречаться с ее собственными родителями много лет назад, на берегу реки Перибонки.