Не знаю, сколько прошло времени, пока я снова обрел способность спокойно разговаривать.
— Зачем, зачем он это сделал? — стенал я, заламывая в отчаянии руки. — И почему именно я должен был выдать его?
— Я все расскажу тебе, отец. Постарайся только успокоиться и приготовься внимательно слушать. У нас будет долгий и трудный разговор.
Я взглянул на цветущее лицо А и поразился ее железной выдержке.
— Что дает тебе силу, о девушка? — воскликнул я удивленно. — Твой жених погиб страшной смертью, преданный собственным отцом, тебе самой ежеминутно грозит гибель, а ты спокойно идешь рядом со мной, и губы твои улыбаются, и походка твоя стройна. Почему ты не разорвешь свои одежды и не обреешь голову в знак вечной скорби, или не кинешься с Башни Любви, как это делают женщины, потерявшие любимых?
Она смотрела мне в глаза, и ее взгляд был ясен, а речь тверда.
— Слушай меня, отец. Я пришла не затем, чтобы терзать твое сердце горестным известием. Если ты любишь своего сына, если ты веришь ему, если хочешь увидеть его, нянчить его детей, твоих внуков — помоги ему!
— Что ты говоришь, несчастная! — закричал я. — Ведь я своими глазами видел, как ему отрубили голову!
— Да, это правда. И тем не менее ему надо помочь. Он еще может вернуться к нам.
Я с болью посмотрел на нее. Такая славная девушка… Она была бы отличной женой моему сыну. Как жаль, что его гибель настолько помутила ее рассудок!
— Успокойся, А, — ласково сказал я. — Пойдем отсюда. Скажи, чем я могу облегчить твое горе? Быть может, тебе нужны деньги?
Она не обиделась на меня, только спокойно отодвинула кошелек, который я протянул ей.
— Ты уже проследил, куда уходит Император в полдень из Голубого зала? — спросила она.
Я ошеломленно посмотрел не нее.