Сказание о Четвертой Луне

2

Когда сознание возвратилось ко мне, я увидел, что нахожусь в Большом зале Императорского Совета. Я сотни раз видел этот зал на снимках и хорошо запомнил величественные ярусы позолоченных лож и ликующие лица квиритов, в радостном порыве приветствующих Императора. Я даже не мечтал когда-нибудь попасть сюда, тем не менее каким-то чудом очутился тут, и передо мной — в странной дымке — спиралью уходили к далекому потолку заполненные людьми ложи, и лица всех светились восторгом. Слезы радости, навернувшиеся вдруг на глаза, мешали мне рассмотреть, но я напрягся, туман растаял, и тогда я понял, где нахожусь.

То, что в первый момент я принял за ярусы лож, было длинными полками, а на них правильными рядами стояли головы казненных. Все они были живы, я понял это сразу, встретившись с их взглядами, и это было самое ужасное. Эти отрубленные головы все чувствовали, все понимали! Каким-то чудом жизнь продолжала сохраняться в них. Лишенные речи, лишенные движения, они выражали свою муку движениями глаз. Но мой ужас достиг предела, когда я понял, что сам я — тоже только голова, и так же обречен лежать на полке в напрасном ожидании недостижимой смерти!

Некоторое время спустя я различил, что каждая из голов покоится на какой-то подставке, напоминающей по форме блюдо. Скосив глаза, я увидел край такого же блюда и вокруг своей шеи. От него поднималась целительная прохлада, совсем утолившая боль. Голова стала ясной, какой она была У меня в далекой молодости, весенними рассветами. И это было хуже всего, потому что теперь боль уже не заглушала ужаса.

На полке возле каждой головы были прикреплены небольшие таблички. Напрягая зрение, я попытался прочитать надписи на них, но не мог разглядеть букв. Однако на одной из табличек я различил трехсложное имя, и это привело меня в смятение. Во всей Империи только Император именовался трехсложным именем. Простые люди носили имена из одной буквы, образованные или имевшие заслуги — из двух или трех, и лишь высшая знать — Стоящие У Руля — имели право брать себе имя из двух слогов. После мучительных размышлений я вспомнил, кто это был. Во всех учебниках истории рассказывалось, как сын Императора в припадке черной зависти попытался свергнуть отца, потерпел неудачу и был выслан в страну Песьеголовых, где и пропал в безвестности. Эта история произошла много лет назад и уже в годы моей юности звучала как древняя легенда. Теперь голова императорского сына была передо мной, и я поразился, как дико и неукротимо сверкали ее глаза.

Довольно скоро я заметил одну странность. Стоило мне посмотреть на какую-нибудь из голов, как она начинала быстро моргать и делала это довольно долго. Потом головы, видимо, привыкли ко мне и уже не обращали на меня внимания.

В этом страшном Хранилище не было ни дня, ни ночи. Возможно, в нем не существовало и самого времени, поэтому я не знаю, часы или годы пробыл так. Ни разу сон не сомкнул моих глаз. Но однажды вспыхнул яркий свет, и я увидел человека.

Это был высокий старик, одетый в роскошную тогу, расшитую множеством красных кругов — символами долголетия Императора. Он медленно шел вдоль полок, и при его приближении головы одна за другой закрывали глаза. Возле головы императорского сына старик остановился. Голова яростно сверкнула глазами — мне показалось даже, что она метнула в старика две маленькие молнии — и тоже опустила веки. Старик усмехнулся и пошел дальше.

Наконец, он подошел ко мне. Вблизи я хорошо рассмотрел обрюзгшее, морщинистое лицо, трясущиеся руки, полубезумный взгляд его бегающих глаз. Я смотрел на него с недоумением и тревогой, догадываясь, что моя судьба зависит от него.

Старик заметил мой взгляд.

— Ты не закрываешь глаз? — спросил он меня хриплым надтреснутым голосом. — Ты хочешь обрести тело, чтобы служить Императору?

Его слова потрясли меня. Получить тело, снова стать человеком — я и думать не мог, что это возможно!

«Да, да!» — хотел закричать я, но мои склеенные челюсти оставались неподвижными. Однако старик понял меня.

— Те, кто закрывают глаза — презренные отступники, небозрители и шпионы Песьеголовых, — пробормотал он, протягивая ко мне трясущиеся руки. — Они не могут открыто посмотреть в глаза Императору и недостойны его милости. Твой взгляд ясен и правдив, и ты хочешь искупить свою вину, поэтому ты не закрыл глаз. Да, да, я читаю в твоих глазах выражение любви и преданности, и я верю тебе. Я дам тебе тело, чтобы ты мог жить, прославляя Императора и его дела…

Я почувствовал, как трясущиеся руки поднимают меня и несут вдоль бесконечных полок. Потрясение, испытанное мною, было так велико, что сознание опять ушло от меня. Когда оно возвратилось, я увидел себя в длинном темном коридоре, напоминающем тоннель, и с удивлением почувствовал, что руки старика уже не дрожат и походка его с каждым шагом становится легче и стремительней. Но вот коридор окончился, над нами раскрылся стеклянный купол, пронизанный солнечным светом. Я взглянул на своего благодетеля и увидел перед собой прекрасное, вечно юное лицо, так хорошо знакомое мне. Это был Император!