Сказки старого зоопарка (СИ)

Белый Снежок

Очередное пополнение зоопарку обеспечил УБОП. Конфискации подлежал зáмок — иначе не назовешь — семейки «черных риэлторов». На территории, помимо гаража с лимузином, бассейна и золоченых уродливых статуй, обнаружилось шесть загонов с экзотическими животными. Красный волк при попытке открыть дверцу прорвался мимо людей и скрылся. Остальных привезли прямо в клетках — делайте, что хотите.

Паре снежных барсят директор обрадовался — звери ценные, живописные, люди на них пойдут. Гориллу по прохождении карантина решили менять на кондора, гепарду нашлось место на острове хищников, медвежонка скрепя сердце определили в топтыжник — косолапые в зоопарке были в избытке. А вот с последним экземпляром вышла заминка. Более всего спящий зверь походил на белого козла без рогов, но зачем богачу держать в клетке простого мемеку? Пусть и редкостного красавца — копыта отливали серебряным блеском, легкая грива и шелковистая шерсть струились туманом и — что более всего поразило директора — пахли лавандой и свежестью, а не скверным козлиным духом.

Порешили, что с карантина отправят новичка в павильон копытных, а потом вызовут специалиста по редким животным. Однако стоило действию снотворного ослабеть, как в клетке вместо белого ангела оказался бушующий демон. Козел брыкался, кусался, метался по клетке, бился лбом о сетку с такой яростью, что рассадил кожу. Есть и пить он отказывался, воду разлил, овощи разбросал. Прошел день, потом ночь, потом еще день. Зверь выглядел жутко — алые струйки вперемешку с бурыми потеками, налитые кровью глаза, потрескавшиеся копыта. Сил у козла не убавилось, но на боках отчетливо проступали ребра и дыхание вырывалось изо рта с нехорошим свистом. Директор подошел к клетке, полюбовался, сплюнул и велел вытаскивать из законного отпуска тетю Валю — ее недавно премировали путевкой за четверть века труда. Если она не справится, значит, никто не сладит. И придется пристрелить зверя, так и не разобравшись, что он за птица.

…Девчонкой тетя Валя служила скотницей. Копошилась в коровнике, выгребала навоз, обмывала коровам вымя, загружала в кормушки силос, рыдала тишком, когда кожа на руках трескалась от мороза. Семья жила бедно, отец скупился на лишний кусок хлеба, мать пласталась, как проклятая, чтобы выучить сына, и до дочек ей не было дела. Старшая слыла завидной невестой, младшенькая выжимала капли ласки из черствых сердец родни. А Валька получилась ни то ни се — долговязая, большерукая, большеротая, с жидкими волосами и болотного цвета глазенками в окружении тусклых ресниц. Коровы любили ее, у людей же нескладная девка вызывала брезгливую жалость.

Валька привыкла к недоуменным взглядам, лишь сутулилась, стараясь казаться меньше. Она не выезжала из дома дальше, чем до райцентра, не читала ни книг, ни журналов, не ходила на танцы. Когда брат пристроился в городе на хорошее место и по осени пригласил родню на новоселье, отец сомневался — тащить ли Вальку с собой. Но все-таки взял. И зря.

Брат старался как мог — вывел родичей в универмаг, купил маме кримпленовый плащ, а отцу пиджак с блеском. Посидели в ресторане как люди, съели борщ и гуляш и невиданные пирожные с пестрым кремом. Кое-как переночевали в тесной квартире, по очереди постояли под душем, посидели в теплой уборной. А наутро, перед отъездом, брат потащил гостей в зоопарк. Мать с отцом только ахали, глазея на зверей, виденных раньше лишь на картинках, старшая улыбалась в разные стороны, младшая носилась вприпрыжку и звонко смеялась.

Ошарашенная Валька тащилась поодаль, застревала перед каждой клеткой, вдыхала острые дикие запахи. Ее поражало все — серый слон, попрошайка-медведь с длиннющими когтями на лапах, безразличная ко всему пантера, улыбчивый жираф с бархатистой мордой. Но чудеснее всех оказалась семья благородных оленей — вроде коров, и запах тот же, и сено из кормушки торчит, но пятнистые шкурки блестят и тонкие ноги переступают, едва касаясь земли копытцами, и глаза заглядывают прямо в душу. Молодая самка бесстрашно подошла к решетке, Валька почувствовала на лице ее теплое дыхание. И все для себя решила.

Бой с родней оказался решительным, но коротким. Отец бранился, сестры кривили рты, мать плакала, но в конце концов встала на сторону неудачливой дочери. В городе, чай, полегче жить будет, чем в коровнике вилами шуровать, устроится по-человечески. Возня с документами затянулась до ноября, отпраздновали очередную годовщину Революции вместе, а потом серым утром Валька с чемоданом в одной руке и сеткой лука для брата в другой села в тряский автобус и навсегда попрощалась с родным селом.

В зоопарковую семью она влилась сразу. На внешность новенькой не обратили внимания, там ценилось другое — крепкая спина, крепкие нервы, разумная и деятельная любовь к животным. У Вальки любви было в избытке, девчонка привыкла к тяжелой работе, просыпалась по-деревенски рано и не снимала фартука допоздна. В первый месяц она допустила оплошность — не закрыла замок на вольере росомахи Шипучки. Та сбежала, разорила клетку с фазанами и хорошо покусала сторожа Палыча. Случился скандал, но старший смотритель вступился за девочку — работает хорошо, а ошибки у всех бывают. Вот он однажды по молодости зашел же в вольер поиграть с тигрятами — помните? Директор улыбнулся — такое не забывают. Простили.

Любимцами Вальки так и остались олени, в особенности большеглазые малыши — служительница возилась с ними, как с детьми, выхаживала, выкармливала и порой даже принимала роды у оленух, если ветеринар задерживался в пути. Но и с остальными копытными ладила — и с круторогим красавцем горным козлом, и с дружелюбными камерунскими козочками, и с гордячкой ламой, и с капризной заносчивой зеброй.

Дольше всего пришлось завоевывать доверие лося Партизана — упрямец привязался к прежнему служителю, молчаливому якуту, похожему на сибирского волка, и терпеть не мог женщин. Когда к нему в вольер заходили, богатырь грозно фыркал, скреб землю копытом, а если глупые люди не понимали, вставал на дыбы, молотя воздух копытами. Терпеливая Валька баловала лося сахарком и ржаным хлебом, приносила свежее сено и веники, часами простаивала у клетки, выпевая: «А кто это у нас такой красивый, а кто это у нас такой мордатый». И Партизан привык. Перестал мешаться во время уборки, начал подставлять горбатую спину, чтобы его почесали шваброй, ревновал, если видел, что Валька заходит в клетку к врагу — северному оленю Тоше. Полюбоваться, как грозный лось в гневе бодает решетку, собиралось немало зрителей.

Первые пару месяцев Валька жила у брата. Потом ей выделили комнатушку на задворках — еще с царских времен в зоопарке построили флигель для сотрудников и гостей. О горячем душе и теплой уборной снова пришлось забыть, но Валька не сетовала. Она занималась любимым делом, получала больше, чем тратила, товарищи ее уважали, директор ценил, звери любили. И руки больше не покрывались сеткой зудящих трещин, и в животе не урчало от голода, и сапожки на ногах красовались новые, городские, и зимний ветер не пробивался под теплый тулуп. Похорошеть она, увы, не похорошела, но фигура округлилась, движения стали точнее, черты лица — мягче, и в глазах поселилась спокойная радость. Пару раз за девицей пытались приволокнуться местные ловеласы, а зоотехник Лаврушин делал честное предложение, но она отказала всем. Сердце отдано. Зоопарку.

Дни складывались в месяцы, месяцы в годы. Оленье стадо то пополнялось, то редело, то снова росло, от Партизана остались лишь рога на стене, его преемник, кривоногий Ромашка, оказался недружелюбен. Валька превратилась сперва в Валентину, затем в тетю Валю, одну из самых уважаемых персон в зоопарке. Учиться дальше она не пошла, на повышения тоже не соглашалась, но за советом и помощью все — от зеленых практиканток до ветеранов — обращались именно к ней. Поэтому срочный вызов тетю Валю нисколько не удивил.

Зато новый питомец поставил в тупик. Директор вызвал ее к неуправляемому, бешеному козлу. А в клетке оказался полный достоинства зверь. Да, его нужно было помыть и обработать, да, выглядел он худым и дышал с присвистом, но никакой агрессии. Нормально поел, позволил расчесать себя, выстричь колтуны, смазать болячки. И приласкался доверчиво — сунул под мышку лобастую голову, пофырчал: мол, чешите меня за шею. Совсем ручной, приятный на ощупь — словно гладишь весеннюю нагретую солнцем траву. И пахнет цветами.

Директор, услышав отчет тети Вали, изумился до крайности. Не поленился лично дойти до вольера и удостовериться — зверь безвестной породы с аппетитом жует капусту, не выказывая признаков бунта. Чудеса… Впрочем, стоило служителю заглянуть в клетку, чтобы подлить в поилку свежей воды, как миролюбия козла и след простыл. Опытным путем выяснилось, что подпускать к себе близко хулиган соглашался лишь тетю Валю да практикантку Липочку, трепетное создание. На сем и порешили.

Дважды в день тетя Валя навещала подопечного, выгребала подстилку, меняла воду, задавала корм — нахал предпочитал киви, манго и прочие фрукты капусте и корнеплодам, сена не ел, зато обожал свежие булочки. Шерсть свою он умудрялся содержать в чистоте, двигался грациозно, словно паж на королевском пиру, смотрел на людей величаво и чуточку свысока. Рядом с диковинным зверем воздух словно светлел, горести отступали и недуги отходили подальше. Тетя Валя с удивлением поняла, что застарелые боли в суставах вдруг прекратились и зрение стало лучше. И выглядеть стала так, что в трамвае ей не уступали место, а Марьяша из бухгалтерии пригласила на чашку чая и долго допытывалась, что за чудо-косметику приятельница добыла да где купила.

Карантин закончился к декабрю. Козла отправили в павильон для копытных, назвали Снежком, подписали Capra hircus и успокоились. Посетители у клетки толпились с утра до вечера, белый красавчик пришелся им по душе. Лакомств, конфет и всякой дряни в клетку совали столько, что пришлось отгородить зверя стеклом — Снежок не отличался прожорливостью медведя или гиены, но береженого бог бережет. Тетя Валя внимательно ухаживала за подопечным, баловала вкусненьким, чистила шерсть, расчесывала гриву и вплетала в нее ленты. Иногда, зимними ночами, когда сторож Палыч принимал лишнего и храпел на весь парк, удавалось вывести Снежка на прогулку. Полный сил зверь резвился вволю, носился вдоль дорожек, бодал скамейки и столетние стволы лип, но тотчас откликался на зов, подходил к тете Вале, требуя ласки и получая ее. Смотрительница знала, что привязалась к Снежку — сильней, чем следовало привязываться к питомцам зоопарка. Впрочем, козла полюбили многие.

Вскоре образовался и спонсор — владелец автозавода, миллионер и чудак. Снежка переселили в просторную клетку, кормили лучшими фруктами, моментально привозили все, в чем мог нуждаться козел, да так, что хватало и камерунским козочкам, и привередливой ламе. Спонсор еженедельно навещал питомца, пытался погладить сквозь прутья клетки, а затем долго стоял рядом, бормоча что-то невнятное. Бледные щеки уважаемого владельца дрожали, могучие плечи горбились, на лице читался нешуточный страх. Директор догадывался: воспоследует интересное предложение — так оно и вышло.

Спонсор предложил за диковинного зверя любую сумму денег, любого экзота, любую помощь для зоопарка — лишь бы козлик переехал к нему в особняк. На вопрос о причинах сперва болтал о привязанности к милому зверю, но, почуяв, что ложь не сработает, понес полную околесицу. Он, мол, умирает от рака и чертов козел — единственный способ продлить жизнь. Он проверил — метастазы уменьшились, боли ушли. Оставался пустяк — ремиссия. «Самовнушение, — пожал плечами директор. — Шарлатанские выдумки. Отказать!»

В ту же ночь Снежка попробовали украсть. Приехали за полночь на двух джипах, вырубили Палыча шокером, а затем напрямую отправились к павильону копытных. По счастью, тетя Валя прогуливала питомца у острова хищников и по крикам зверей поняла: в зоопарке чужие. Обнимая Снежка за морду, чтобы тот не подал голос, служительница прокралась во флигель и оттуда с городского позвонила в милицию. Потом заперла двери, потушила повсюду свет и закрылась у себя в комнате, бездумно повторяя обрывки молитв, которые помнились еще с детства. Присмиревший Снежок лежал рядом и тихо фыркал, положив голову на колени смотрительнице. Машинально почесывая шелковистый лоб зверя, она нащупала горячий бугорок чуть ниже ушей. «К ветеринару надо бы — мало ли что. Если живы останемся».

Опергруппа явилась быстро, после короткой перестрелки грабителей разоружили, из животных никто серьезно не пострадал. Про ветеринара тетя Валя сперва забыла — ее затаскали по допросам и опознаниям. Пришлось подписывать кучу бумажек, ябедничать на спонсора, вспоминать, кого из бандитов она успела услышать. А вопрос по весне разъяснился сам.

С первыми лучами апрельского солнца шишка стала расти. Зверь чесал ее об решетку, обдирая зудящую кожу. Не прошло и недели, как лоб Снежка украсился полупрозрачным рогом, сверкающим и звенящим. Директор велел молчать, но секрет Полишинеля не залежался — за считанные часы город узнал: в зоопарке показывают настоящего живого единорога. Жаль, увидеть чудную красоту успели немногие.

Приказ сверху поступил сразу. Возражений не допускалось. Единственное, что смог директор — попросить три дня отсрочки и использовать их по полной. Детская больница, роддом, городской онкодиспансер — тетя Валя водила Снежка повсюду, придерживала и успокаивала. Детям единорог позволял себя гладить, сам подставлял морду и прикасался рогом — кому к груди, кому к боку. Со взрослыми оказался куда избирательнее и порой, как ни упрашивала его тетя Валя, наотрез отказывался даже подойти к больному. А с другими, наоборот, выказывал и сочувствие и дружелюбие. Смотрительница почесывала Снежка по мягкой шее, подкармливала свежими фруктами и надеялась лишь на то, что силы животного не истощатся до последних пределов. Но, по счастью, все обошлось.

В оговоренный срок на площадке у касс приземлился вертолет похожий на армейский. Двое военных и деловитая девица в похожем на торт платье прошли к клетке. Встревоженный Снежок набычился, погрозил незваным гостям рогом — на мгновение в сердце проснулась надежда. Но девица бесстрашно вошла в клетку, позволила единорогу себя обнюхать, надела на белую шею зверя тонкий ошейник. И увела. Снежок тащился за ней покорно, как пес. Тетя Валя не плакала, пока вертолет не взлетел.

Отвергнув средство от всех тревог, кое охотно предложил Палыч, она на следующий же день положила директору на стол заявление. Тот возражать не стал, но потребовал отработать положенный месяц. Тетя Валя пожала плечами. Ей было все равно… пока у оленухи Фалины не случились сложные роды. Пришлось выхаживать близнецов-оленят, выкармливать из бутылочек, массировать животы и тонкие ножки, греть ночами… а там и лето прошло.

В сентябре директор пригласил тетю Валю к себе в кабинет, запер двери и включил ноут. На экране Снежок, упитанный и довольный, резвился в живописном саду, рядом прыгала белая самка, подталкивала дружка мордой. Единорог был счастлив. Тетя Валя, пожалуй, тоже.