Сказки Западной Африки. Живой огонь

Живой огонь

Давным-давно это было, в те далекие времена сыновей отнимали у отцов и матерей и уводили в священный лес. Там их держали в повиновении богам, учили всем заповедям своего народа, и пока мальчик не вырастал в сильного мужчину, ему запрещалось даже разговаривать с женщиной. Девушкам тоже строго-настрого наказывалось и близко не подходить к священному лесу.

Однако ослушалась красавица Алабе, сама того не ведая, забрела в священный лес и увидела, как танцуют на поляне юноши. Страшно стало Алабе, да любопытство сильнее страха, и засмотрелась она, как лихо прыгают и скачут на крепких ногах юноши. И приглянулся ей один, смотрит на него — глаз не оторвет. Так до самой ночи в лесу и хоронилась. А потом, приметив, куда юноши на ночлег уходят, прокралась к тому месту, нашла своего возлюбленного и рядом легла, только не утерпела, принялась его ласкать-миловать. Пробудился юноша ото сна, вскинулся:

— Кто ты? Ведьма? Так мне такие страшные заклинания ведомы, что от тебя и следа не останется! А если нет, так что тебе здесь надобно?

Отвечала ему Алабе:

— Разве похожа я на ведьму? Забрела я ненароком в священный лес и тебя увидела. Крепко полюбился ты мне. Вот и осталась в лесу до ночи, вот и пришла к тебе за ласкою.

Воскликнул тут юноша:

— Совсем ты ума лишилась или не знаешь, что негоже нам с женщинами знаться, пока нас в мужчины не посвятят! Иди скорее прочь, покуда вместе нас никто не видел, иначе несдобровать нам. Ибо преступили мы самый страшный запрет.

— Зовут меня Алабе,—молвила девушка,— и я не из тех, кто своего желанного оставит. А ты, видать, и впрямь не мужчина, если любовь женщины отвергаешь, телом ее брезгуешь. Дите ты еще малое.— Дразнит его Алабе, разжигает.— И смерти не страшись, коли через меня ее примешь, я же тебя и к жизни ворочу.— И вновь обвила руками юношу.

Не стал он больше ее ласкам противиться, только вдруг забило-заколотило его в объятиях красавицы, и умер он тотчас же. Заголосила Алабе, зарыдала, сбежались тут другие юноши, старейшины, что их наставляли. Смотрят: лежит бездыханный красавец, даже смерть красоты его не лишила, а рядом — безутешная Алабе.

— Я, я одна во всем виновата! С меня и спрос! Сама пришла к нему, сама подле легла, сама ласкать его принялась. И смерть ему от моих рук досталась! — причитает Алабе, умерить свое горе не в силах.

Воззвал самый главный жрец в священном лесу к богам, потом созвал всех жителей деревни, велел разложить огромный костер. И обратился к селянам:

— Воля богов такова: негоже отдавать смерти столь красивого и толкового юношу. Знаю, многие в деревне любят его и готовы пострадать за него. Брошу я в костер ящерицу, и коли сгорит она в пламени, не вернуть нам нашего брата любимого. А коли кто ринется в огонь и ящерицу ту спасет, вернет к жизни умершего.

Сказал так мудрейший и бросил в огонь ящерицу. Метнулась к костру мать юноши, кому, как не ей, сына спасать, да остановило ее пламя свирепое. Заплакала мать, зарыдала:

— Горе мне, горе! Люблю сына, и спасти мне его хочется, да только пламя высоченное, языки так и жалят, не перемочь мне их!

Попробовал было отец с жарким пламенем справиться, да тоже отступился. Обнял жену, стоят, слезы горькие роняют.

Вышла тут к костру Алабе. И запела:

И как шагнет прямо в самую середину жадного пламени! Схватила ящерку и мигом назад. Высоко подняла ее над головой, пусть все видят — жива!

Поет Алабе, рада-радешенька. Ожил ее возлюбленный. А деревенские, что вокруг костра собрались, судят-гадают, как с Алабе-отступницей быть. И порешили: велика вина ее, простить такое нельзя, смерть Алабе — и в костер ее!

Как Анансе даровал Ниаме ребенка

Анансе и бог неба Ниаме были закадычными приятелями. Однажды, когда они беседовали, бог неба посмотрел на своих детей — они играли поблизости — и заметил:

— Все дети у меня одного цвета, смугло-коричневые.

— Верно,— отозвался паук.— Пожалуй, это однообразно. Хочешь, я принесу тебе ребенка какого-нибудь иного цвета?

— Ловлю тебя на слове,— согласился Ниаме. Покинув друга, Анансе направился домой. А сам все размышлял: «Где же мне раздобыть ребенка другого цвета?»

Огляделся, посмотрел: детей кругом много, а все они смугло-коричневые.

Прошло несколько дней. Ниаме прислал к пауку гонца.

— Скоро ли ты выполнишь свое обещание? — передал тот.

Анансе ответил оскорбленным тоном:

— Дети вдруг не рождаются.

Гонцы все приходили и приходили. А паук говорил им:

— Дети через два месяца не рождаются... Дети через четыре месяца не рождаются... Дети через восемь месяцев не рождаются... Ниаме ведь не нужны недоноски.

Но на душе у него было неспокойно. Побаивался он бога неба, знал, что с ним шутки плохи. И вот он решил спрятаться в лесу. Пусть все думают, будто он погиб на охоте. Решил — и отправился в лес.

За несколько дней перед тем в одной из ближних деревень родился мальчик, такой прожорливый, что его просто невозможно было накормить. Поставит мать перед ним горшок каши и кувшин молока, а он только откроет рот — и все съедено. Снова тащи что-нибудь съестное. И так с утра до вечера. «Странный какой-то ребенок,— думала мать.— Сколько ни корми, все мало. Просто бездонная утроба. Да и цвет кожи у него какой-то чудной — красный!..» Взяла она младенца да и отнесла его в лес. Положила на развилку дорог и домой вернулась.

А тут как раз появился Анансе. Услышал он крик, подошел поближе и увидел краснокожего младенца. Обрадовался паук: «Наконец-то я могу исполнить обещание».

Подобрав ребенка, он поспешил к себе домой. И тотчас послал весть богу неба: миновало девять месяцев, народился ребенок, о котором тот его просил. А сам лег на циновку, лежит, вздыхает, охает, будто роженица.

Явились гонцы, забрали ребенка.

Увидел Ниаме, что у того красная кожа, возликовал. Передав его своей старшей жене, строго-настрого наказал ей:

— Заботься о нем, как о родном.

Жена принесла малышу большой кувшин молока. А тот выдул его, еще просит. Притащили ему полный горшок каши. В один миг все съел, кричит, не унимается.

Не выдержала старшая жена, пошла к мужу жаловаться:

— Ненасытный какой-то. Сколько ни дай, мало. Все вопит и вопит от голода. Никакой мочи нет слышать.

Разгневался Ниаме:

— Что за чепуха несусветная!

Пошел сам посмотреть младенца. А тот, как завидел его, пробурчал недовольно:

— Там, где я раньше жил, меня куда лучше кормили. Ниаме велел принести побольше молока, плодов

и всякой снеди, начал кормить ребенка. Кормит и кормит. Только перестанет — тот сразу в крик. Приказал бог всем окрестным жителям приносить еду. Столько еды и питья нанесли — кажется, ввек не съесть! А малыш краснокожий мигом все подчистил и выпил. Посмотрел кругом, ничего не осталось. Только толпа людей стоит, на него глазеет. А впереди всех, широко раскрыв рот от удивления,— какой-то старик. Подскочил малыш, впрыгнул к нему в рот и тут же в язык превратился. Мальчик-то был краснокожим, вот и язык красный. Ему всегда еды не хватало, вот и языку не хватает. Полон ли живот или нет, ему все есть хочется. Отсюда и пошла пословица: «Даже если брюхо полно, язык все своего требует». А виноват во всем Анансе.

О творце Ниаме и четырех его женах

Взял себе творец земной Ниаме в жены курицу Акоко, а спустя некоторое время еще четырех жен себе завел. Но старшей, конечно, Акоко осталась, и молодые жены беспрекословно ее слушались.

Призвал однажды Ниаме четверых молодых жен и говорит:

— Пусть каждая по мере своей любви обещание мне даст, и ту, кто угодит, возвеличу над всеми женщинами нашего племени.

Первая пообещала, что в чистоте и порядке дом будет держать.

Вторая пообещала, что всю жизнь потчевать его яствами разными будет и на гостей, сколько б муж ни привел, ворчать не станет.

Третья пообещала прясть хлопок без устали, носить воду, сколько б ни пожелал.

А четвертая сказала, что родит ему сына из чистого золота.

Порадовался последнему обещанию Ниаме, стал он четвертую жену холить-лелеять, каждый день овцу для нее велит заколоть. Ждет не дождется сына золотого. Только время идет, а слово с делом расходится. Совсем было терпение Ниаме лопнуло, да тут и понесла от него жена четвертая.

Определила ее Акоко к себе в дом и роды принимать вызвалась, роженице строго-настрого наказала глаз до времени не открывать, мол, скажу, когда можно будет. Послушалась та.

Родила она двойню: одного сына серебряного, другого золотого. Акоко, не долго думая, и того и другого — подальше от глаз, а вместо них поднесла матери двух жаб. Теперь, говорит, открывай глаза, смотри, кого родила.

А сама скорее за дверь, схватила младенцев и — в лес, положила их под большим деревом. И бегом обратно. Позвала мужа, полюбуйся, дескать, кого тебе жена подарила.

Смотрит Ниаме — о, ужас! — вместо долгожданного золотого сына родила ему жена двух жаб уродливых. Разъярился он. Повелел жаб убить, жену на край света сослать.

Жил неподалеку в лесу один охотник, и случилось ему раз проходить мимо того дерева, под которым серебряный и золотой младенцы были сокрыты. Смотрит он, блестит что-то на солнце, глаза слепит. Подошел, спрашивает:

— Кто вы такие?

— Мы — сыновья Ниаме,— отвечают дети.

Не поверил им охотник. Впрочем, собрал немного пыли золотой и в мешок ссыпал, а детей к себе забрал. Никому о находке своей не поведал, так и жили у него золотой да серебряный мальчики. А случалась у охотника нужда — соберет, бывало, пыль золотую или серебряную — вот и деньги в доме. Разбогател он, поставил себе дом, да не один, а целый город.

Жил по соседству Анансе. Пошел он как-то в лес белых муравьев для своих кур да гусей набрать и видит — город неведомый стоит. Что за диво! Недавно только домик охотничий был, а теперь городище богатый. Надо б разузнать, что да как. Ходит по улицам, по сторонам смотрит и невзначай увидел охотника того: сидит, играет с двумя мальчиками, один золотой, а другой серебряный. Враз смекнул Анансе, что это похищенные дети Ниаме, и поспешил с радостной вестью к отцу.

Но приметил его охотник, понял, куда и зачем Анансе поспешил. «Эх,— думает,— незадача! Раскроет он мою тайну, расскажет обо всем Ниаме — не сносить мне головы!» Позвал мальчиков, настала пора, говорит, отвести вас к отцу, к творцу земному Ниаме. Снарядил их как следует, в платье одел наилучшее, и отправились они к Ниаме. По дороге дети ему наказали камушки собирать, дескать, они отцу все, играючи, на камушках растолкуют.

Послушал их охотник, и предстали они пред очи Ниаме. И говорит серебряный мальчик:

— Не сыграешь ли в камушки со мной, повелитель?

Согласился Ниаме. Покатились камушки по доске, круг за кругом, полился рассказ о том, как вероломная Акоко детей от матери отняла, в лес утащила, под деревом положила, как случился рядом добрый охотник, приютил, на их злато-серебро не позарился.

Услышал такое Ниаме, враз за опальной послал женой. Привезли ее, Ниаме сам ее помыл, сам в новое платье обрядил. А потом за Акоко послал. Велик был гнев Ниаме. Проклял он курицу. Отныне и во веки веков повелел он ей на небо смотреть, милости просить, прежде чем напиться. И по сей день всякий раз, когда курица пьет, она голову к небу задирает. А еще повелел всемогущий Ниаме резать кур и съедать, к малому празднику или к большому. И по сей день так ведется.

А дети его остались на небе жить, и когда их моют, золотая и серебряная пыль на землю падает. На кого попадет — тот удачлив и богат.

Боли

Совсем одряхлел Нумукэ-кузнец, ногам его становилось с каждым днем все труднее носить костлявое согбенное тело. Голова с жиденькой бородкой и остатками седых, похожих на комочки хлопка волос так и валилась на грудь.

Большого труда стоило теперь Нумукэ добрести до священного леса, чтобы полить кислым молоком и куриной кровью подножия деревьев и резных столбов, под которыми покоились души предков.

Тиени, сын старика кузнеца, был слишком молод, а потому не знал священных обычаев племени и не знал, кому следует приносить жертвы. Он даже еще не входил в хижину взрослых мужчин.

И вот старик Нумукэ в последний раз кое-как дотащился до священного леса и отнес туда тотем Боли, самый старый из тотемов кузнецов,— маленькую деревянную фигурку со скрюченными ногами, узловатыми руками, выпуклым пупком и торчащими вверх огромными, как калебасы, ушами. Нумукэ помолился тотему Боли, принес его обратно и прислонил к большому столбу, который поддерживал травяную кровлю кузницы.

Каждый день старый Нумукэ, прежде чем разжечь угли в горне, лил у скрюченных ног Боли молоко и долго молился. Он говорил:

На седьмой день старик Нумукэ начал ковать в своей кузнице мотыги. Мехи раздувал юный Тиени, который уже назавтра должен был войти в хижину взрослых мужчин. И тут вдруг тень Боли превратилась в сильного юношу. Вошел юноша в кузницу и спросил:

— Не найдется ли для меня работы?

Старый Нумукэ сразу взял его в подручные. И юноша встал к мехам.

И с этого дня все, кто шел мимо кузницы, только и слышали, как быстро дышат мехи горна и как весело стучат молоты.

С рассвета до заката работал юноша и пел, и песня его возвращала силы старому кузнецу:

Мехи горна вторили с тяжким вздохом:

Мехи горна словно спрашивали:

И юноша им отвечал:

— Ух, куда? — вопрошали мехи.— Ух, куда? И юноша им отвечал:

И каждое утро старый кузнец лил кислое молоко из маленького калебаса у подножия статуэтки Боли и возносил молитвы душам предков:

И весь день до заката в кузнице слышался перестук молотков и молотов с наковальней, и звон щипцов, и песни юноши подмастерья.

Но вот предки наконец призвали к себе старого Нумукэ, и он ушел в иную страну. Впереди него пошли все добрые деяния кузнеца, которые каждый день его жизни видело и собирало солнце.

Тиени же вышел из хижины взрослых мужчин и отправился на восток, чтобы повидать другие земли и других мастеров.

По прошествии должного срока вернулся Тиени в отцовскую кузню и взялся за молот и клещи.

И по-прежнему с самого утра в горне багровел и трещал огонь, разбрасывая озорные искры, по-прежнему хрипели мехи, и по-прежнему весело пел молодой подмастерье,— такой же веселый и молодой, как в тот день, когда он впервые появился в старой кузнице.

Тиени заявлялся в кузню попозже и нехотя брался за молот. Но раньше чем приняться за дело, раньше чем отковать железную или медную полосу, раньше чем вытянуть золотую или серебряную нить, он каждое утро подходил к большому столбу и с размаху бил молотом по голове Боли. Бил и приговаривал:

И не очень-то спешил после этого приняться за дело.

Чаще всего Тиени даже не подходил к наковальне.

Юный подмастерье — все такой же юный! — один справлялся со всей работой, один выполнял все заказы. Он выполнял заказы жителей всей деревни и жителей соседних деревень, и ближних и дальних. Он изготовлял драгоценные украшения, и простые мотыги, и топоры, и узорные стремена, он ковал кинжалы, и сабли, и наконечники для стрел, все делал быстро-быстро и пел не уставая:

А любопытные мехи пыхтели и вопрошали:

И юноша им отвечал:

Кочевники-скотоводы и крестьяне-земледельцы редко ладят между собой.

Вода в колодцах для всех драгоценна, и все ее берегут. Но попробуй устеречь урожай на полях от быстроногих мальчишек, сыновей кочевников!

Да и сами кочевники-скотоводы — мавры, фула или пурони — были такими невежами, что совсем не заботились о том, что подумают о них или скажут простые земледельцы. Эти домоседы крестьяне, считали они, не видели ничего в своей жизни, кроме куч отбросов.

И однако в Кородугу, родной деревне покойного старого кузнеца Нумукэ, крестьяне всегда хорошо принимали кочевников-скотоводов, будь то мавры, фула или пурони.

Правда, и пастухи относились к земледельцам с уважением и проходили через их деревню со своими стадами только в урочное время. А наступало это время после сбора урожая. Стада кочевников проходили по уже пустым полям и унаваживали скудные земли Кородугу, готовя их для будущих посевов. Поэтому вождь Фама позволял кочевникам свободно проходить по своей стране, и все крестьяне радовались, что могут хоть на время заменить растительное масло каримэ коровьим маслом — и для стряпни, и для косичек своих женщин.

Однажды старуха пастушка Дебо въехала одна в деревню Кородугу на своем верховом быке. Только маленькая служанка Аида бежала за ней рысцой.

Дебо оставила своего мужа, старика Мавдо, на солончаковых землях, где их стадо откармливалось и набиралось сил.

Дебо была стара, очень стара! Но Мавдо был еще старше. Однако он надеялся, что соленые земли вернут ему бодрость и силу, как и его стадам. И тогда его старой жене не придется одной странствовать с ним по саванне, не придется одной готовить скудную еду один раз в день к вечеру, ибо фула едят всего один раз. Недаром они говорят: «Для стряпни достаточно одной жены!»

Старуха Дебо приехала в деревню Кородугу на базар, чтобы продать кислое молоко и купить соли и толченых плодов баобаба для кускуса. Но, проезжая мимо кузницы старика Нумукэ, она вдруг услышала, как перезваниваются молот, и наковальня, и клещи и как весело поет юный подмастерье — все такой же юный! — и как вопрошают его мехи:

Старая Дебо дернула за веревку, веревка дернула за кольцо, кольцо дернуло быка за ноздри. Дебо слезла с быка и сунула конец веревки в руки своей маленькой служанке. А сама подошла к кузнице.

— Входи, добрая женщина! Входи, бабушка! — приветствовал ее юноша подмастерье; он был в кузнице один в этот час.— Входи, здесь возвращают молодость старым людям, даже очень старым.

Старуха Дебо вошла.

— Правду ты говоришь, кузнец?

— Дай мне бурдюк с кислым молоком, что ты привезла на быке!

Маленькая служанка отцепила бурдюк с кислым молоком и внесла его в кузницу.

— Если ты вернешь мне молодость, что ты возьмешь за это?

— Ты мне отдашь первого теленка от самой молоденькой из твоих телок.

Мехи сами собой вздымались и опадали, раздувая в горне огонь.

Юный подмастерье — все такой же юный! — схватил старую Дебо и бросил ее в огонь. Своими клещами он начал поворачивать и переворачивать ее тело, пока в горне не остались одни горелые кости. Вынув эти кости, он бросил их в чан из красного дерева, где всегда охлаждал раскаленный металл: серебро или золото, медь или железо, затем вылил в чан кислое молоко из бурдюка и трижды сосчитал до семи.

И вот из чана вышла Дебо, еще более прекрасная и юная, чем в день своей свадьбы с Мавдо,— а с тех пор прошло столько лет странствий между песками пустынь и большими реками, что она и сама уже не могла сосчитать!..

Когда Дебо вернулась на солончаковые земли, ни старый Мавдо, ни другие старики и старухи и, уж конечно, никто из молодых пастухов не поверил своим глазам.

— Видишь, я снова хороша и молода,— сказала Дебо Мавдо.— И конечно, ты сам понимаешь, что мне не нужен такой старый муж! Ведь ты мне в прадеды годишься! Если хочешь, чтобы я осталась с тобой, иди в деревню Кородугу и найди там кузнеца, который вернул мне молодость. Ступай, он с тебя спросит всего одного теленка, который родится лишь через три года от самой молоденькой нашей телки.

Мавдо отправился в деревню Кородугу. За ним пошли пожилые пастухи, и молодые пастухи, и много женщин, и сама Дебо со своей маленькой служанкой Аидой.

Когда фула пришли в деревню, кузница встретила их безмолвием: не дышали мехи, не трещали уголья в горне: огонь погас. Только тень Боли, по-прежнему стоявшего у главного столба, на который опиралась крыша кузни, только тень Боли простиралась до самого порога.

Наконец в час, когда солнце стояло уже высоко и жгло яростно и беспощадно, заявился в кузницу Тиени.

И замер в изумлении. Зачем это столько пастухов-кочевников собралось перед его старой кузницей?

Но Мавдо не дал ему времени на расспросы. Он сразу сказал:

— Сотвори со мной то же самое, что ты сделал с этой женщиной, ибо она пока еще моя жена. Сделай меня молодым!

— Это был не он,— вмешалась Дебо.— Это был совсем молоденький парень. Наверное, его подмастерье.

— Сделать тебя молодым?— изумился и испугался Тиени.— Да как же я тебя омоложу, если ты уже стоишь одной ногой в могиле?

— Да, верни мне молодость, и я отдам тебе всю мою часть в нашем стаде — не то что какого-то одного теленка.

— Как же я это сделаю?

— Так же, как твой подмастерье, молоденький парень, который вернул юность той, кто пока еще моя жена. Мастер должен уметь все, что умеет его подмастерье.

— А что сделал мой подмастерье?

— Он попросил у меня бурдюк с кислым молоком,— ответила Дебо.— Затем он схватил меня и бросил в огонь. Я очнулась такой вот, как есть, в этом чане. И больше я ничего не знаю.

— Это сделал красавец юноша, который все время пел,— сказала Аида, маленькая служанка Дебо.

— Как же он это сделал? — спросили хором старый Мавдо, пожилые пастухи, молодые пастухи и все женщины, Тиени-кузнец и даже сама Дебо.

— Он схватил клещами тело моей старой госпожи и начал его поворачивать и переворачивать в огне горна, пока от нее не осталось ничего, кроме обугленных костей. Собрав кости, он бросил их в этот чан, сверху вылил кислое молоко из бурдюка, что я ему принесла, и трижды сосчитал до семи. И моя госпожа поднялась из чана прекрасной и юной.

— Если это все,— сказал Тиени,— я справлюсь не хуже моего подмастерья.

Он разжег огонь в горне. Молодой пастух принялся качать мехи, правда, с очень большой неохотой и лишь после того, как получил хорошую затрещину. Ибо это занятие не для фула, даже если он и не достиг возраста воина. Но как мог он ослушаться взрослых? Особенно когда речь шла о том, чтобы вернуть юность самому старому и почтенному человеку племени?

Тем временем огонь разгорался и удивлялся, что не слышит ответов на вопросы мехов:

Взял Тиени щипцы, обернулся и стукнул с размаху по голове Боли:

Потом он схватил старика Мавдо, бросил его в огонь и стал поворачивать и переворачивать своими щипцами. Когда от иссохшего старого тела не осталось ничего, кроме обугленных костей, он бросил эти кости в чан. А сверху вылил два бурдюка кислого молока, которые принесли пастухи.

Затем Тиени-кузнец встал перед чаном и трижды сосчитал до семи.

Из чана с кислым молоком никто не появился. Только почерневшие кости плавали в молоке, как кусочки углей.

Тиени-кузнец сосчитал три раза до семи и еще три раза до семи. И все без толку!

Тиени-кузнец сосчитал трижды три раза до семи и еще трижды три до семи. И все без толку!

Солнце закатилось. Огонь в очаге погас. Мехи смолкли и заснули. Но фула, привыкшие обходиться одной трапезой в день в отличие от других людей, все еще терпеливо ждали.

Снова Тиени сосчитал трижды до семи, потом трижды три раза до семи, потом трижды трижды три до семи. Но в чане поверх кислого молока по-прежнему плавали только обугленные кости.

На рассвете Дебо начала голосить и рыдать. Пожилые пастухи и молодые пастухи заговорили громко и гневно.

А как раз в это время по дороге к священному лесу проезжал мимо сам вождь Фама со своими приближенными. Остановился он и спросил, что случилось в кузне, почему так шумят фула.

Красавица Дебо с воплями и рыданиями бросилась на землю перед конем вождя.

И все фула, пожилые пастухи и молодые, и все женщины, и служанки подтвердили:

— Да, он сжег нашего Мавдо и бросил его кости в чан с кислым молоком.

— Он должен был вернуть ему молодость, и вот что он с ним сделал!— рыдала безутешная Дебо.

Слуги вождя Фамы схватили кузнеца Тиени, связали его и повели за собой к священному лесу.

Но тут солнце вышло из своего жилища, и тень Боли отделилась от деревянной фигурки и превратилась в юного подмастерья,— все такого же юного!

Он подошел к чану с кислым молоком, в котором плавали обугленные кости, и трижды сосчитал до семи. Затем он вышел из кузницы и побежал за вождем Фамой, за всеми его слугами и приближенными и всеми пастухами, которые направлялись к священному лесу.

Догнал юноша слуг, что вели кузнеца Тиени, связанного, как охапка хвороста. Приблизился и спросил:

— Куда ты идешь, хозяин?

— В священный лес,— ответил кузнец Тиени, дрожа и плача от страха.— Там перережут мне горло!

— Ответь, будешь ты снова оскорблять Боли словами или поступками? — спросил юноша.

— Никогда больше, никогда! Только спаси меня! — взмолился кузнец.

Тогда юноша догнал вождя Фаму и пошел рядом с его конем.

— Фама! — сказал юноша.— Кузнец ни в чем не виноват. Мавдо ждет нас в кузнице, здоровый и невредимый.

Развязали слуги кузнеца Тиени, и вся толпа во главе с вождем Фамой — его приближенные, пожилые фула и молодые фула и все женщины и служанки,— все вернулись в кузницу Нумукэ. И там увидели они старого Мавдо молодым и прекрасным, как в день его свадьбы с красоткой Дебо.

Вот с тех пор, с того случая с Тиени, ни один кузнец не осмеливается обижать свои тотемы. Ибо в них обитают духи давно ушедших предков.

Охотник и ведьма

Пошел раз охотник в лес, да, видно, удача от него в тот день отвернулась — дичи так и не настрелял, устал и решил заночевать в деревне неподалеку. А там в разгаре праздник. Веселятся юноши и девушки, и в середине, среди достойнейших из достойных,— красавица, глаз не оторвать.

Подошел охотник, смотрит: на земле большой калебас лежит, и тщатся юноши в него издали «эге» — круглое твердое семечко забросить. Никак охотник в толк не возьмет, что к чему, стал людей расспрашивать. Оказывается, условие поставила красавица: кто попадет семечком в сосуд три раза подряд, за того она замуж пойдет.

«Попытаю-ка счастья и я,— решил охотник,— авось не с пустыми руками домой ворочусь — жену приведу». Бросил первое семечко — попал! Бросил второе — тоже в сосуд угодил. Не промахнулся и в третий раз. Обрадовался охотник, шутка ли — писаная красавица в жены досталась, и повел ее ко всеобщей зависти к себе в селение.

Не ведал, не гадал охотник, кого в жены взял. Знал он и о чарах колдовских, и волшебствах всевозможных, а поди ж ты, не разглядел, что ведьму домой привел. И не просто ведьму, а людоедшу. Вздумалось ей свежей человечины отведать, вот и пустилась на хитрость —красавицей обернулась.

Жили у охотника в доме три пса, берегли хозяина как зеницу ока. Среди ночи ведьма вдруг в огромную клыкастую пасть оборотилась и только приготовилась охотника съесть, верные стражи — псы залаяли, разбудили хозяина. Спросил он сонным голосом, что за шум.

— Видно, во сне твоим собакам привиделось что или совсем ополоумели,— жена ему в ответ.

Снова заснул охотник. Трижды в ту ночь страшная пасть заглотить его пыталась, и трижды выручали хозяина верные псы. Светать стало, не удалось ведьме ее злодейство. Но она новую хитрость задумала — с мужем в лес на охоту пойти, а собак дома оставить да привязать покрепче, дескать, они полоумные, покусают еще.

Послушал легковерный охотник, посадил собак на привязь, взял с собой жену на охоту. Забрели в самую чащобу — ни солнца ясного не видно, ни шороха звериного не слышно. Тут ведьма и говорит:

— Ну, охотник, пришел твой смертный час. И спасения тебе нет! — Вновь обернулась страшной пастью, зубами щелк-щелк — да на него.

Худо дело, смекнул охотник, мешкать не стал и мигом на дерево взобрался. А пасть тут как тут, зубищами скрежещет, ствол грызет, вот-вот перегрызет. Охотник, не долго думая, на другое перемахнул, оно само к нему склонилось, ветви, точно руки, простерло. Но и его страшная пасть перегрызла, и следующее, которое охотника приютило. Чует он — несдобровать, одно лишь осталось дерево, да и к тому клыкастое страшилище подбирается. Неужто и впрямь конец приходит? Псы верные могли бы выручить, так он сам их на привязь посадил. Вдруг видит: птица летит в вышине, прямо к дому его путь держит. Кликнул ее охотник, умолил домой слетать, собак отвязать. Глазом моргнуть не успел, как верные друзья в лесу оказались, лицом к лицу с ведьмой. Не пощадили ее, на кусочки разорвали, и следа не осталось от страшилища.

А охотник целый и невредимый домой пошел, и верные псы его рядом.

Говорящий череп

Отправился однажды молодой человек, который мнил себя очень умным, в дальний путь и, шагая по тропе, споткнулся о череп, что лежал там уже довольно долго. Очень это раздосадовало путника, и он сорвал свое раздражение на черепе, ткнул в него палкой и сказал:

— Эй, ты, череп! Глупость твоя, вот что тебя сгубило.

— Ух какой умник нашелся,— ответил ему череп.— Ну, если меня глупость сгубила, то ты помрешь от своего большого ума. И очень скоро.

Юноша оторопел: череп заговорил! И счел это за дурной знак. Со всех ног помчался он обратно в деревню и созвал всех старейшин.

— Череп, что лежит на тропе, заговорил со мной! — сообщил он старейшинам.— Это колдовство и уж наверняка зловещий знак.

— Либо ты помешался, либо решил над нами подшутить и врешь нам,— сказали старейшины.— Мы то и дело ходим мимо этого черепа, и ни разу ни с кем из нас он не заговорил.

— Да я вам чистую правду говорю,— настаивал юноша.— Никакой я не помешанный, это все знают. И не вру я, пойдемте со мной, я вам покажу. Ткну в череп палкой, и он заговорит, а если не заговорит, предайте меня смерти.

Старейшины отправились вслед за ним к тому месту, где лежал на тропе череп. Молодой человек ткнул в него палкой и сказал:

— Глупость твоя, вот что тебя сгубило! Череп молчал.

Еще раз молодой человек ударил по черепу палкой и громко крикнул:

— Эй, ты, череп! Ты помер от собственной глупости! Череп не издал ни звука.

Разгневались старейшины на молодого односельчанина за его обман. Они решили, что он нарочно подшутил над ними, и убили его.

И тут череп заговорил.

— Вот так оно и получилось, как я сказал,— изрек он,—глупость сгубила меня, а вы все помрете от большого ума.

Так старейшины поняли, что совершили несправедливость.

Волшебное колечко

Жил в стародавние времена один учитель, и рос у него сын. Но по стопам отца не пошел, вознамерился рыбаком стать. Загоревал старик отец: и разбогатеть сын не разбогатеет, и славы да почестей не увидит. Отговорить пытался, только сын — ни в какую. Делать нечего, погоревал отец, погоревал, но дал благословение.

Купил сын сети и всю рыбацкую снасть, построил хижину на берегу реки. Пока сноровки не было — и рыбы не было, но со временем умение появилось — и большие уловы молодому рыбаку доставались. Всю рыбу он продавал на базаре, а выручку — отцу нес.

Однако пришла в их края беда великая — война.

— Бросай-ка ты сети, берись за лук да стрелы,— отец сыну повелел.

И пошел рыбак край родной защищать. Много в той войне его друзей-приятелей полегло, но самого смерть миновала. Вновь он на реку вернулся, мирным делом своим занялся. Плывет раз на каноэ по реке и видит: рябь по воде пошла, видать, рыба крупная. Закинул сеть, и впрямь попалась рыбина, да не простая, а огненно-красная. И вдруг молвит она человечьим голосом:

— Отпусти меня на волю вольную.

— Ну что ж,— сжалился рыбак,— так и быть, отпущу.

— Вовек тебя не забуду,— обрадовалась рыба.— Какой хочешь награды проси.

— Да какая там награда, мне б из бедности выбраться,— посетовал рыбак и выпустил рыбу.

Вскоре вернулась она и принесла ему колечко.

— Возьми,— говорит,— все, что пожелаешь, исполнится.

Не верит своему счастью рыбак, берет колечко, а у самого руки трясутся. Бегом домой и говорит колечку:

— Мне б денег на новое каноэ! Глядь — перед ним несколько золотых.

— А можно и для отца немного?

Прибавилось золотых на столе. Обрадовался рыбак, побежал в деревню к отцу, все рассказал, деньги отдал, и зажил старик на склоне лет счастливо и безбедно. На сына не нарадуется.

Но вот новая война до деревни докатилась. Снова враги у порога. Снова бой жаркий разгорелся, и снова кровь рекой льется. Достал тогда рыбак кольцо и взмолился:

— Колечко-колечко, спаси деревню нашу, а врагов проклятых в камень обрати.

Не успел договорить, смотрит — полчища вражьи несметные в гору превратились.

И по сей день ее за деревней видно. Рыбака того, и колечко волшебное, и рыбу говорящую по сей день люди добром поминают.

Почему кошки всегда спят на мягких подушечках, а собаки во дворе возле погасшего очага

Рассказывают, что жила когда-то на свете несчастная женщина, у которой все дети умирали, как только появлялись на свет. Она очень горевала и наконец решила попросить помощи у духа. Пришла к нему и сказала, что ей очень хочется ребенка. Дух ответил:

— Ну что ж, я помогу тебе в твоем горе, но только знай: ты долго будешь терпеть от своего сына одни убытки, но в конце концов он вознаградит тебя за все.

Прошло время, и у женщины родился сын. А так как сын был волшебный, то рос он не по дням, а по часам и очень скоро превратился в красивого, сильного юношу. И вот однажды он говорит матери:

— Мама, дай мне золотого песку, я пойду к морю и куплю у тамошних жителей соли..

— А сколько же тебе дать песку, сынок? — спрашивает мать.

— Дай меру,— отвечал сын.

Мать достала золотого песку, дала сыну, и он отправился в путь.

Идет он по дороге, а навстречу ему мужчина с собакой.

— Продай мне собаку,— просит юноша.

— Не по карману тебе моя собака,— отвечает хозяин.

— А сколько ты за нее хочешь? — спрашивает юноша.

— Меру золотого песку,— говорит хозяин пса.

— А вот и по карману! Бери свой золотой песок,— говорит юноша.

Забрал он собаку и вернулся с ней домой. Увидела мать сына и говорит:

— Почему же ты не пошел к морю и не купил соли?

— А я собаку купил,— отвечает сын. Мать только головой покачала.

Прошло около месяца, и вот сын снова говорит:

— Мама, дай мне золотого песку, я хочу стать купцом.

— Да ведь опять все золото прахом пойдет,— говорит мать.— Но так уж и быть, дам тебе золотого песку. Сколько ты просишь?

— Дай мне полторы меры.

— Ладно, вот тебе полторы меры.

И сын отправился дорогой, которой приходили к ним купцы.

Идет и видит — навстречу ему человек с котом в руках.

— Продай мне кота,— говорит юноша.— Коты всегда падают на лапы, как их ни брось, очень мне это нравится.

— У меня дома полно мышей,— отвечает хозяин кота.— Спать не дают — за ноги кусают. Потому я и купил кота.

— Прошу тебя, уступи его мне.

— Да у тебя небось и денег-то нет.

— А сколько ты за кота хочешь? — спрашивает юноша.

— Полторы меры золотого песка,— отвечает человек.

— А вот и есть у меня золотой песок,— говорит юноша.

Взял он кота и пошел обратно. Вернулся к матери и говорит:

— Вот, мама, гляди, кого я принес. Мать чуть не заплакала.

— Так я и знала,— говорит.— Верно предсказал мне дух, что от тебя будут одни убытки.

Прожил сын дома еще месяца полтора и вот в один прекрасный день снова говорит матери:

— Дай мне, мама, золотого песку, хочу я все-таки стать купцом.

— Я отдала тебе все, что у меня было,— отвечает мать.— Осталась одна-единственная последняя мера.

Купи на нее товаров и торгуй, больше нам надеяться не на что.

— Не бойся, мама, я обязательно куплю стоящего товару,— отвечает сын.

Наутро, как только рассвело, он взял свой мешок и отправился в путь. Отошел немного от дома, и встречается ему человек из народа ашанти с голубем в руках.

— Друг, я хочу купить твоего голубя,— просит юноша.

— Он мне самому нужен,— отвечает ашанти.

— Продай, пожалуйста,— говорит юноша.

— Нет, и не проси, это ведь не простая птица,— отвечает хозяин голубя.

— Уступи его мне, прошу тебя,— стал уговаривать его юноша.

— Да есть ли у тебя чем расплатиться? — спрашивает хозяин.

— А сколько ты просишь?

— Меру золотого песку,— отвечает хозяин голубя.

— Только и всего-то? Вот тебе твоя мера.

Принес юноша птицу домой. Увидела мать и только руками всплеснула.

— Ну вот, так я и знала,— говорит.— Вместо товаров голубя купил! Ах ты, горе мое!

— Да не плачь ты, смотри, какой хороший голубь! Стал голубь жить у них. И вот в один прекрасный день говорит он юноше:

— Выслушай, пожалуйста, что я тебе скажу. Я не простой голубь, я в нашей деревне вождь. Я собирался отправиться в путешествие, но тут появился этот злой человек и поймал меня, а потом ты по своей доброте купил меня у него. Прошу тебя, отпусти меня домой, мои подданные щедро тебя отблагодарят.

— Ты — вождь? — удивился юноша.— Не может быть. Отпущу я тебя, а ты и улетишь — ищи ветра в поле.

— Если не веришь, привяжи меня за лапу, и пойдем вместе,— говорит голубь.

Юноша взял веревку, привязал голубя за лапу, и он засеменил за юношей по дороге. Шли они, шли и наконец подошли к деревне, где жил голубь. У крайней хижины мальчишки играли в шарики. Увидели голубя и закричали:

— Вождь, вождь! Глядите, наш вождь!

Один из них побежал с новостью к дому вождя, но родные голубя не поверили мальчишке, решили, что он издевается над их горем, и надавали ему тумаков. Тут прибежали друзья мальчишки и подтвердили, что вождь и в самом деле вернулся.

Брат вождя послал своего сына проверить, врут они или говорят правду. Сын побежал к краю деревни, увидел юношу и голубя и со всех ног обратно.

— Вернулся, вернулся, мальчишки правду сказали! Вождю устроили пышную, торжественную встречу.

Скоро все племя уже знало о злоключениях своего вождя — как он отправился в путешествие, как разбойник поймал его, как этот юноша увидел его и по доброте своей выкупил и вот теперь привел домой.

Все благодарили юношу, и старики, и молодые. Мать вождя подарила ему целый горшок золотого песку, и все старейшины тоже принесли ему по горшку золота. Брат вождя снял со своей руки кольцо, надел юноше на палец и сказал:

— Вот тебе волшебное кольцо, оно выполнит любое твое желание.

Юноша горячо поблагодарил их всех и отправился домой. Дома он показал матери золотой песок и кольцо.

— Добро пожаловать, сынок, добро пожаловать, родной! — приветствовала его мать.

Он поведал матери о своих приключениях и под конец сказал:

— Ну вот, видишь, сколько у нас теперь золота, да еще волшебное кольцо. Пусть оно построит нам большую деревню, и будем в ней жить.

— Смотри не выменяй золото и кольцо еще на какого-нибудь зверя, с тебя станется. Увидишь кого на дороге — обойди стороной да зажмурь глаза хорошенько.

Пошел юноша в лес, снял с пальца кольцо, положил на землю и говорит:

— Кольцо, кольцо, сруби все деревья и кусты и расчисть землю.

И тут же расчистилась большая поляна.

— Кольцо, кольцо, собери все деревья и кусты в кучи и сожги.

Мигом все деревья и кусты оказались сложенными в кучи и сгорели.

— А теперь построй хижины,— приказал юноша.

И на поляне появилось множество хижин.

— Пусть придут люди и поселятся в них,— приказал юноша.

Сказано — сделано: появились люди. Юноша стал вождем в этой деревне, и матери его все воздавали почести: ведь теперь она была мать вождя.

У юноши был закадычный друг — паук Анансе. Пришел Кваку Анансе как-то раз к юноше в гости, увидел новую деревню, новую хижину, в которой теперь жил юноша, и говорит:

— Да, привалило тебе счастье, то-то ты и забыл своего друга, знаться больше со мной не желаешь. Но расскажи, как случилось это чудо?

Юноша все ему и рассказал.

Вернулся Анансе к себе домой и говорит своей племяннице:

— Возьми кувшин вина и ступай к моему другу. Выполняй все его приказания, но постарайся непременно украсть кольцо, которое он носит на руке.

Племянница отправилась к юноше.

— Здравствуй,— говорит юноша,— добро пожаловать. Будешь гостить у нас. Раньше чем через три дня не отпущу.

— Спасибо,— отвечает девочка.

Осталась она у них гостить. На другой день захотелось юноше искупаться, снял он кольцо, положил на стол и пошел к реке. Девочка хвать кольцо и без оглядки домой. Отдала кольцо дяде, и он тотчас же повелел кольцу построить деревню еще больше, чем у юноши.

Вернулся юноша с купания, ищет кольцо, а его нигде нет — пропало. Вскоре дошел до него слух, что паук построил деревню еще больше, чем у него. Решил юноша посоветоваться с духом. Дух и открыл ему, что это племянница Анансе украла кольцо и отнесла своему дяде. Паук тоже решил на всякий случай посоветоваться с духом, и дух предупредил его, что юноша пошлет выручать кольцо своего кота Окру и пса Окрамана. Анансе поспешил домой, взял кусок мяса, полил его сонным зельем и положил на дорогу — съест его зверь и тут же свалится, дальше ни шагу сделать не сможет.

А юноша, у которого украли кольцо, вернулся тем временем домой и говорит коту и собаке:

— Я вас выкупил у злых людей, а теперь вы сослужите мне службу. У меня пропало кольцо, говорят, его украл паук и спрятал в шкатулку, шкатулку запер в коробку, а коробку в сундучок. Еще мне сказали, что он полил кусок мяса сонным зельем и подбросил на дороге. Так вы это мясо не ешьте, как увидите, бегите от него как от огня.

— Слышишь, кот? — спрашивает собака.— Это ведь тебя хозяин предупреждает, а то ты бы сразу на мясо набросился, ты ведь обжора.

— Уж если кто обжора, так это ты,— возмутился кот.— Вечно всюду рыщешь, что бы слопать.

Но хозяин прикрикнул на них, чтобы перестали ссориться, и велел тотчас же отправляться в путь.

Звери побежали по дороге. Собака еще издали учуяла мясо и говорит:

— Ой, кот, что-то у меня живот схватило, не могу дальше идти.

— Идем, идем, ничего,— отвечает кот,— хозяин нам такое важное дело поручил, разве можно его подвести?

— И рад бы, да шагу не могу сделать,— говорит пес. Пошел кот дальше один. А пес потихоньку подкрался к мясу и съел весь кусок. Съел и тут же свалился, лапой шевельнуть не может. Кот тем временем пришел в деревню, нашел хижину Анансе и влез на крышу. Притаился и ждет. Вот из щели вылезла мышка. Кот ее — цап! — и поймал.

— Отпусти меня, кот,— стала просить мышка.— Я маленькая, тебе всего на один зуб, какой от меня толк.

Кот ей в ответ:

— У моего хозяина пропало кольцо. Говорят, оно у Анансе лежит в шкатулке, шкатулка в коробке, а коробка в сундучке. Достань мне кольцо, тогда я, так и быть, не буду тебя есть.

Мышь обрадовалась:

— Достану я тебе кольцо, достану, только отпусти!

— А вдруг обманешь? Я тебя отпущу, а ты и убежишь, поминай как звали.

— Если хочешь, привяжи меня для верности веревкой,— предлагает мышь.

Взял кот веревку и обвязал мышь вокруг туловища. Мышь пробралась к пауку в спальню и шмыг под сундучок. Прогрызла в нем дырку, пролезла, принялась за коробку, трудится, старается,— вот наконец и шкатулка. Схватила мышка кольцо и на крышу к коту. Кот с кольцом бегом домой. Бежит и вдруг видит: на дороге пес лежит.

— Ты что же это, все валяешься? — спрашивает кот.— А мясо где?

— Почем я знаю? Наверное, хозяин пришел и взял. Кольцо-то у тебя?

— У меня, у меня,— отвечает кот.

— Слышал я, река разлилась, а нам ведь на ту сторону надо. Ты-то, кот, плавать не умеешь, вброд пойдешь, а я поплыву, так что давай кольцо мне, у меня оно целее будет, а то вдруг ты еще ненароком выронишь.

— И то дело, держи,— согласился кот.

Дошагали до реки, пес прыгнул в воду и поплыл, кот вброд пошел и через минуту уже был на другом берегу. А пес на середине реки устал, начал задыхаться, разинул пасть глотнуть воздуха, кольцо и выпало в воду. Кое-как доплыл он и выбрался на берег.

— Где же кольцо? — спрашивает кот.

— Ох, кот, уронил я его в воду,— признался пес. Кот бегом к воде, видит — плывет большая рыба.

Поймал он ее.

— Зачем я тебе? Отпусти меня,— просит рыба. Кот ей и отвечает:

— Кольцо мое упало в реку, найди его. Принесешь — отпущу, не принесешь — съем.

— Ладно, отдам я тебе кольцо, только сначала поднимемся на берег.

Поднялись они на берег, рыба открыла рот и выплюнула кольцо на песок.

Взял кот кольцо и показывает собаке — вот, гляди. Пес стал просить, чтобы кот не рассказывал о его проступке хозяину.

Кот даже отвечать ему не стал. Идут, молчат.

Вот наконец и дом. Кот рассказал хозяину все как было, ничего не утаил. И как пес сожрал мясо и свалился на дороге, и как взял у кота кольцо, чтобы тот его не потерял, когда будет переходить реку вброд, как выронил его на середине реки и как рыба его нашла и выплюнула на песок.

И все, кто слышал рассказ кота, стали восхищаться:

— Ай да кот, ай да молодец!

А вождь сказал:

— С нынешнего дня, кот, ты будешь есть все, что ем я, и еду я буду класть тебе в миску. Спать ты будешь тоже со мной. А твое место, пес, во дворе, возле погасшего очага, даже самые холодные ночи ты будешь там проводить. И бить тебя будут прутом, ты порку заслужил.

Вот почему коты всегда спят на мягких подушках. И еду им дают обязательно в миске, если бросишь на землю, они есть не станут. А собак люди держат во дворе, даже в холодные ночи они спят возле погасшего очага, а когда провинятся, их бьют прутом. И так ведется с незапамятных времен, с тех самых пор, когда вождь послал кота и собаку выручать волшебное кольцо.

Охотник и лань

Давным-давно далече-далеко жил в маленькой деревушке молодой охотник, душой кроток, да промыслом ретив. Был он красоты несказанной и удали отменной. Любуется им вся деревня не налюбуется, дивится его удаче охотницкой не надивится.

Раз пошел он в лес поохотиться. Забрался, как бывало, на дерево, сидит, добычу подстерегает. Час сидит, два сидит — ни единого зверя не высмотрел. Пора уж и домой путь держать: солнце на закат клонится, вот-вот стемнеет. Но не успел он слезть с дерева, глядь — лань перед ним. Прицелился охотник, а лань возьми да и скинь шкуру. И вот уже стоит перед ним девушка-красавица, глаз не оторвать. Схоронила девушка шкуру под камень, прямо у дерева, где охотник сидел.

Смотрит охотник, слова не вымолвит. А красавица между тем прочь пошла. Слез он с дерева, поднял камень, давай шкуру так и сяк вертеть. Потом в суму положил и домой направился.

А на заре на старое место воротился. Снова на дерево залез, сидит, ждет, и не столько зверя лесного, сколько красавицу вчерашнюю. Снова час за часом проходит — никого под деревом, лишь юркнула змея, да и ту он упустил.

Вечереть стало, видно, ни с чем ему домой возвращаться. Только он слезать изготовился, откуда ни возьмись — красавица! Подошла, камень приподняла да как взовьется — нет шкуры! Давай искать, себя кулаками молотить да за беспечность поносить. Увидел охотник, как она убивается, и спрашивает:

— Что ищешь, красавица?

— Шкуру лани. Я вчера ее под камень схоронила.

— А коль помогу отыскать, какая мне награда выйдет?

Но девушка знай ищет под каждым деревом, под каждым камушком, охотника и не слушает. Он опять:

— А вдруг отыщу твою пропажу?

Смотрит на него девушка, и боязно ей, да шкуру воротить надобно. И промолвила она наконец:

— Коль и впрямь отыщешь, исполню любое твое желание.

— А желание мое таково: стань моею женой.

— Ишь, чего удумал! — улыбнулась смущенно девушка, потупилась.— Никак я не могу. Отдай шкуру, добрый человек, если она у тебя.

— Да как же я тебе ее отдам, коли ты от своего обещания отступилась?

Делать нечего, пришлось девушке соглашаться, только упросила она его ни одной живой душе не рассказывать, что в лесу видел. И клятву взяла с него страшную, что тайну сбережет. Отлегло от сердца у девушки: раз замуж выходит, так и шкура лани ей больше ни к чему — среди людей, а не среди зверей теперь жить. Охотник, однако ж, шкуру не выбросил, так домой в суме и понес.

Вся деревня встречать молодых вышла. Судят-рядят, откуда красавица. Рассказал им охотник, что повстречал ее в соседнем селении. Привел молодую жену в дом, а там первая его жена хлопочет, еду готовит. Глядь, а ее муженек красавицу привел.

— Как же так? — вопрошает его.

— Был я в соседнем селении,— отвечает охотник,— и тамошний вождь велел мне взять эту девушку в жены. Мог ли я ослушаться?

Пришлось первой жене приветить новую. Так втроем и зажили. Только диву дается первая жена: чудно, не по-людски держится красавица: иной раз за обедом вдруг прямо из миски суп лакает, чавкает по-звериному. Но как мужа ни расспрашивала, ни словечка не добилась. Расскажи он про девушку-лань, жена все равно не поверит, да и клятву нарушать боязно.

Пришлось первой жене отступиться, но все чудней и чудней ведет себя красавица. То вместо постели на пол ляжет, то за столом сидеть ей в тягость, есть с мужем и первой женой отказывается. А в полночь, когда весь дом спит, крадется на кухню и объедки собирает.

Снова первая жена к мужу с расспросами и снова слышит:

— Нечего мне сказать, нечего добавить. Все как есть рассказал.

Пошла жена за советом к ворожее. Та и говорит, дескать, нужно опоить мужа коварным зельем, тогда он все и выболтает.

Наутро жена приготовила всяких яств, подмешала и зелья. А новую жену-красавицу по воду отослала. Сама же к мужу подступает:

— Ну, так расскажешь всю правду про нее? Мне страх как любопытно.

И поведал охотник обо всем: как превратилась лань в прекрасную девушку, как искала похищенную шкуру и как поклялся он хранить тайну. И о том, что шкуру спрятал на чердаке. Частенько наведывался он туда, все думал-гадал, как от шкуры навеки избавиться, да страшно — шкура-то, поди, заколдованная. Выслушала жена охотника, слова не сказала.

Отправился он в лес на охоту. Первая жена обед стряпает, младшая подсобляет. Да только по недосмотру сахару вместо соли в суп насыпала. Разгневалась первая жена.

— Пора б уж по-человечьи жить, звериные повадки забыть,— проворчала она.

Смотрит молодая на нее во все глаза — не понимает.

Та снова твердит: дескать, среди людей живешь, их порядки и соблюдай, а свои звериные забудь.

Не стерпела красавица упреков, бросилась на обидчицу. Та тоже взъярилась, мигом на чердак, схватила шкуру, швырнула в лицо соперницы.

— Чтобы глаза мои тебя больше в доме этом не видели!

Не помня себя от гнева, принялась колотить красавица первую жену и забила до смерти. Потом обернулась вновь ланью и в лес умчалась, нашла там охотника, да он ее не признал, прицелился, а она ему и говорит:

— Что ты наделал! Как я тебе верила! А ты во мне веру убил. Поспеши же домой — там ждет тебя расплата. Эх, не сберег ты любви моей!

Стоит охотник, слова вымолвить не может. Воротился домой, а там — ни старой жены, ни новой. Рассказали соседи охотнику, что стряслось, пока его не было.

— Горе мне, горе! — возопил.— Знай я, что такая судьбина мне уготована, порешил бы себя в отрочестве!

И уж так он сокрушался, так себя корил, только без толку. Все в деревне от него отвернулись — кому охота с клятвопреступником водиться! Сгинула его охотницкая удаль, померкла слава — один-одинешенек остался. Так, в муках, терзаниях, одиночестве и умер.

Суть сказки сей проста: довольствуйся тем, что имеешь. Разгорелись у охотника глаза ненасытные, раззуделись руки жадные — двоих жен захотел. Да ни одной не уберег.

Сказка, которую рассказывали семь лет

Однажды повелитель Ахухо собрал всех подданных и объявил, что желает послушать самую длинную сказку.

— И пусть ее рассказывают не меньше трех лет,— велел он.

Ахухо пообещал, что отдаст все, чем владеет, даже собственную жену, тому, кто сможет рассказать такую сказку.

— Но если сказка кончится раньше чем через три года, рассказчик будет казнен,— заключил он.

Миновал месяц, но среди подданных Ахухо так и не отыскалось столь искусного рассказчика. И вдруг к повелителю явился моряк Икеака и заявил, что знает самую длинную сказку.

Ахухо позвал всех членов своей семьи, усадил их и приготовился слушать.

Вот эта сказка.

Жил в давние времена мальчик лет пятнадцати. Несмотря на свои малые лета, он отличался большой силой и победил всех борцов своей деревни. После этого он стал ходить на состязания в другие деревни и неизменно возвращался победителем.

Однажды этот мальчик — а звали его Ндука — пришел из школы и заявил родителям, что пойдет в страну духов. Он надеялся отыскать там достойного противника. Родители воспротивились, но Ндуко не стал их слушать и все равно отправился в страну духов. Он явился к повелителю духов и сказал, что хочет сразиться с самым сильным борцом. Вскоре вышел к нему необычайно могучий человек. Долго длился бой, наконец мальчик изловчился и швырнул соперника наземь. А земля на площадке для борьбы в стране духов была такая, что стоило упасть на нее, как наступала смерть. Поэтому противник Ндуко умер. Повелитель никак не ожидал, что обыкновенный мальчик победит такого силача. Взял он свой волшебный рог, дунул в него над ухом убитого, и тот сразу ожил. Мальчику до того понравился этот рог, что он схватил его и убежал. Духи погнались за ним, но они не умели бегать так быстро. Ндуко вернулся домой и с помощью волшебного рога оживил всех умерших родственников и друзей...

Дойдя до этого места, рассказчик Икеака запнулся. Он не мог придумать продолжения сказки. Поэтому Ахухо приказал его казнить.

Многие еще пытались рассказать длинную сказку, но ни у кого не получилось. Все рассказчики лишались жизни.

И вот к королю явился мальчик, который еще учился в школе. Жил этот мальчик неподалеку от дворца.

— Ты предупредил родителей, что идешь сюда? — спросил повелитель.

— Мои родители умерли,— ответил мальчик.

— А ты знаешь, как я наказываю плохих рассказчиков?

— Знаю.

— Что ж, приходи завтра с утра.

Утром король собрал всех своих подданных посмотреть на мальчика, который сам ищет смерти.

Дворец заполнился людьми. Мальчик забрался на стол, поставленный посреди зала, поклонился и начал так:

— Жил на свете король по имени Иг. Был у него большой амбар, где хранился маис, собранный с его полей за двадцать лет. Но случилось так, что окно амбара чуть-чуть приоткрылось, влетела в него птица ткачик и унесла одно зерно.

— А сейчас я буду петь,— сказал мальчик,— а вы все подпевайте мне.

И получилось вот что:

— А что же случилось после того, как птица ткачик унесла зерно маиса? — спросил повелитель.

Рассказчик ответил так:

Мальчик жестами показал, как это происходило.

Наступил вечер, повелитель сказал мальчику, чтоб он отправлялся домой, а с утра пришел опять.

Рано утром мальчик вернулся во дворец и принялся рассказывать дальше:

— А теперь, мой мальчик,— сказал Ахухо,— расскажи, что стало с зернами маиса, которые унесла птица ткачик?

Мальчик ответил:

День за днем длилась сказка, неделю за неделей, месяц за месяцем. В конце третьего года повелитель Ахухо попросил мальчика остановиться, но тот хотел рассказывать дальше. Его сказка продолжалась семь лет. К концу седьмого года повелитель отдал мальчику все, чем владел.

Вскоре простой мальчик, который умел рассказывать длинную сказку, стал править страной.

Поле Ландинга

Было это давно, очень-очень давно. Жил в те времена в глубине Казамансы бедный крестьянин по имени Ландинг. Такой бедный, что у него даже не было собственного клочка земли.

Далеко-далеко за деревней, на опушке джунглей, было большое нераспаханное поле. Поговаривали, будто поле это принадлежит духам и джиннам, и ни один человек не смел его обрабатывать.

Что было делать Ландингу? Собрал он однажды друзей и соседей и сказал им:

— Пойду и расчищу поле джиннов! Смогу тогда сам собирать урожай и не просить у вас милостыни. Кто мне поможет?

— Ты сошел с ума, мы тебе не поможем! Духи джунглей никому не позволяли пахать и сеять на их полях. Преступишь их запрет — умрешь сам и умрут все твои родичи. Лучше уж мы сами будем кормить тебя и твою семью, но никто и ; нас не пойдет с тобой распахивать поле духов!

— Ладно, я пойду один со своим маленьким сыном и распашу это поле,— ответил Ландинг, храбрый человек.— Лучше уж я умру, сражаясь, чем буду жить вашей милостыней!

И на другой же день Ландинг взял свой нож купкуп, взял мотыгу, взял лопату и отправился к заброшенному полю духов.

Но едва он срубил первый куст, как вдруг перед ним появился маленький черт-джинн, наполовину красный, наполовину черный, с рогами, как у антилопы, и с хвостом, как у обезьяны.

— Что ты здесь делаешь?— спросил джинн Ландинга.

— Хочу расчистить от кустов и деревьев кусочек джунглей и посеять что-нибудь на этом месте, чтобы прокормиться самому и прокормить семью.

— А ты знаешь, что это поле наше, что оно принадлежит нам, джиннам?

— Да, я знаю, но в округе нет другого свободного места, это поле — единственное. Если я его не расчищу, не вскопаю и не засею, то умру с голоду!

— Бойся нас! Мы можем тебя погубить по-другому. И не с голоду ты умрешь!

— Что ж, тем хуже. Умру так умру. Но все же попытаюсь выжить...

Джинн даже онемел от такой неслыханной дерзости, но потом ответил:

— Твоя храбрость мне нравится. Ты первый из людей, кто посмел нам перечить. Ладно же, попытай свое счастье. Знай, однако: ты не сможешь ничего сделать один. Что бы ты ни делал, мы будем делать то же самое вместе с тобой.

И тотчас же целая туча джиннов слетелась туда со всех сторон. Они вылетали из термитников, из крысиных нор, из дупел старых деревьев, из опавших листьев и из всех ручьев.

Не успел Ландинг взмахнуть топором, как сотни духов и джиннов взмахнули топорами, и сотни щепок полетели во все стороны. И сотни деревьев рухнули вокруг него.

Вечером Ландинг собрал большую вязанку, взгромоздил ее себе на голову и принес домой жене. И увидел возле своей хижины сто вязанок хвороста, сваленных в большую кучу.

А перед хижиной его дожидались друзья и соседи, дожидались все близкие, чтобы скорее расспросить о том, кто и за что принес ему столько вязанок хвороста.

Рассказал им Ландинг, что это все черти и духи.

— Ландинг,— сказал самый старый старейшина,— чертей потому и называют чертями, что они занимаются всяческой чертовщиной. Ой, боюсь, посмеются они над тобой. Поостерегся бы ты! Пока просо не собрано, не думай, что все эти черти работают на тебя!

На другой день Ландинг снова пошел на свое поле. Никого он там не увидел и принялся за работу. Взял свою мотыгу и начал выкорчевывать кусты.

И тотчас сто маленьких чертей с маленькими мотыгами выскочили неизвестно откуда и принялись выкорчевывать кусты. Так что к концу дня поле было расчищено и по краям его громоздились кучи выкорчеванных кустов и кучи пней с корнями.

Вернулся Ландинг домой еще более радостный, чем накануне. Все друзья ему завидовали. Один только старый старейшина снова Ландинга остерег:

— Пока твое просо не в закромах, не думай, что перехитрил чертей. У кого завелись в друзьях черти, тому надо спать с одним открытым глазом.

На другой день Ландинг собрал весь хворост и поджег его, чтобы удобрить золой свое поле.

И тотчас же сто маленьких чертей со своими вилами выскочили неведомо откуда и сто куч хвороста запылало на поле. К вечеру все поле покрылось толстым слоем золы, и земля была готова для посева.

У Ландинга было теперь лучшее поле в деревне, и он мог посмеяться в усы над своими робкими друзьями и соседями. Один лишь старейшина сомневался.

— Ландинг, друг мой,— говорил старейшина,— лишь когда твое просо будет в закромах, я скажу тебе: «Да, я был неправ!» Но не раньше чем просо будет у тебя в амбаре.

Минуло немного дней, начались дожди, и пришла пора сева.

Ландинг явился на свое поле с женой. Жена принесла на голове большущий калебас, полный проса для посева. Ландинг сделал палкой ямку в земле, жена бросила в ямку три зернышка.

И мгновенно неизвестно откуда появились на поле сто чертей и еще сто чертовок. И каждый раз, когда Ландинг делал ямку в земле, а жена бросала туда три зернышка проса, сотня маленьких чертей и еще сотня чертовок делали то же самое. Так что всего за час поле Ландинга было засеяно, и вернулся он с женой в деревню раньше всех. И объявил хвастливо:

— У меня сто слуг и еще сотня служанок! На следующий год я посею во сто раз больше!

— Ландинг, друг мой!— снова остерег его старейшина.— Пока не съешь просо этого урожая, не говори о том, что будешь сеять на следующий год!

А дожди тем временем шли и шли, и просо росло у Ландинга всем на диво.

Пришло время окучивать — сотня маленьких чертей появились и помогли.

Пришло время пропалывать, и едва Ландинг взмахнул мотыгой — сотня маленьких чертей со своими вилами появились и выдернули все сорняки.

Совсем поверил бедняга Ландинг в свое счастье.

— Эти джинны-чертенята — хорошие ребята! — говорил он.— Я сделаю все, чтобы их почитали и славили.

Но все тот же старейшина повторял, словно эхо:

— Пока просо у тебя не в закромах, никого не славь и не благодари!

И наконец пришло время, когда стебли проса согнулись от тяжести пышных метелок с зернами. И жадные птицы слетелись на поле.

Тогда послал Ландинг своего сынишку отгонять этих птиц. Взобрался его сын на помост посредине поля, взял пращу и — бау-бау!— принялся разгонять птиц камнями.

Но мгновенно неведомо откуда появились сто чертей, и каждый привел с собой по десять чертенят. Тысяча пращей засвистели над полем, всех птиц перебили чертенята и спасли урожай Ландинга.

А на другой день сынишка Ландинга заскучал. Птиц-то больше не было! И решил он смастерить себе дудочку. Срезал самый прямой, самый толстый стебель проса, просверлил в нем три дырочки, поднес ко рту и заиграл...

Сами можете догадаться, что тут приключилось!

Сотня чертей и сотня чертовок и тысяча их чертенят высыпали на поле. Каждый срезал по стеблю проса, каждый сделал себе дудочку, и на вытоптанном пустом поле начался такой дьявольский концерт, какого люди и не припомнят!

Услыхал этот дьявольский шум Ландинг, услыхали его соседи. Прибежали они на поле, и что же они увидели?..

Понял несчастный Ландинг, что во всем виноват его сын. Выхватил он палку и принялся его бить и приговаривать:

— Вот тебе дудочка, чертов сын! Вот тебе дудочка!

И тотчас же сто чертей схватили сто палок и принялись лупить своих сыновей и сынишку Ландинга, приговаривая:

— Вот тебе дудочка, чертов сын! Вот тебе дудочка! Хотели крестьяне вступиться, да куда там! Все поле вдруг вспыхнуло как огромный костер. Люди еле успели разбежаться.

И черти с чертовками и чертенятами тоже исчезли, умчались неведомо куда. Только долго еще из джунглей доносились голоса дудочек.

А Ландинг вернулся в деревню со своим крепко избитым сыном. Вот какой он собрал урожай! Не зря говорил ему самый старый и самый мудрый из всех старейшин:

— Ландинг, друг мой! Пока просо у тебя не в закромах, никто не знает, что натворят черти!

Вот поэтому в Казамансе до сих пор еще столько невырубленных лесов, невозделанной целины.

Чтобы ее возделать, надобно подружиться с чертями.

Но тому, кто с чертями дружен, нет нужды возделывать землю.

Фаддэ

Жила когда-то женщина, и была она на сносях. И хотя уже приближался срок, она все же пошла в лес за хворостом. Набрала она большую вязанку и хотела поднять себе на голову. Но ничего у нее не получалось. А она не хотела расстаться ни с одной веткой, ни с одной хворостинкой. И она запела:

И тогда из леса послышался громкий голос:

И опять повторил:

Но ответила женщина твердым голосом:

Но она увидела не человека, а лесного духа. Он сказал той женщине:

Лесной дух поднял вязанку хвороста и положил на голову женщины. А потом сказал:

Та женщина донесла на голове свою вязанку хвороста до дому, а через один день и одну ночь родила на заре девочку, прекрасную, как утренняя звезда.

И она дала ей имя — Фаддэ.

Малышка Фаддэ росла. Она превратилась в такую красавицу, что сыновья всех вождей приходили к ней свататься. А мать ее давно уже позабыла о своем обещании.

Но вот однажды отправилась она в тот же лес за хворостом, и на том же месте появился перед ней лесной дух. И напомнил ей ее обещание:

И тогда ответила женщина лесному духу:

Но дух лесной ответил той забывчивой женщине:

В испуге прибежала женщина в деревню. Она обрила голову своей дочери. Нарядила ее мальчиком. И с тех пор Фаддэ стала жить как мальчишка.

Однажды была в соседней деревне свадьба. Все юноши и девушки отправились провожать невесту в деревню жениха. Кто шел пешком, кто ехал на конях. Сама Фаддэ в одежде юноши ехала на прекрасном жеребце позади всех. На поясе у нее была сверкающая сабля.

Лесной дух узнал об этом празднестве и завалил деревьями дорогу свадебному шествию.

У первой девушки, которая ему встретилась, он спросил:

Но первая девушка ответила лесному духу:

Лесной дух встретил вторую девушку, третью, четвертую, пятую, и у всех он спрашивал: — Ты не Фаддэ? И все ему отвечали:

Так лесной дух опросил всех девушек из свадебной процессии, но не нашел ни одной по имени Фаддэ.

Охраняя свадебное шествие, позади ехали юноши, храбрые воины.

Спросил их лесной дух:

И вдруг стройный прекрасный юноша ответил ему:

Возразил лесной дух:

Рассердилась Фаддэ:

Согласился лесной дух. Сошлись они на поляне. Выхватил лесной дух свой тяжелый меч и бросился на Фаддэ.

Он взмахнул мечом, взвился смертельный клинок. И вдруг Фаддэ подняла свой черный бубу. Юные девичьи груди сверкнули ослепительной красой. Зажмурился лесной дух, отступил, зашатался. Он увидел, что Фаддэ девушка, прекрасная юная девушка, сияющая, как утренняя звезда. У него захватило дыхание. Ноги его подкосились. Руки задрожали. И он выронил свой страшный меч.

Как молния взвилась острая сабля Фаддэ. Сраженный лесной дух упал и принял свой истинный облик — облик чудовищного змея. Вытянулся этот змей во всю свою непомерную длину и подох.

Фаддэ вырезала у змея сердце. Она принесла его в деревню. Она приготовила вкуснейший кускус с рисом. И бросила в него сердце змея. А потом позвала свою мать.

С жадностью набросилась женщина на угощение. Горстями хватала рис, запихивала в рот. И вдруг подавилась. Сердце змея застряло у нее в горле и ни взад ни вперед.

Заплакала мать Фаддэ, захрипела от боли. Вся деревня сбежалась, собралась вокруг нее.

— Ой, умираю, ой, умираю!— шептала мать Фаддэ.— Что-то застряло в горле: может быть, кость, может, кусочек мяса. Добрые люди, я умираю!

И тогда сказала Фаддэ своей матери при всех соседях:

Напрасно соседи просили Фаддэ пожалеть свою мать. Фаддэ им отвечала:

Мать Фаддэ уже не могла вымолвить ни слова. Она задыхалась. Она умирала. И тогда ребенок, которого она носила во чреве, обратился к Фаддэ с мольбой:

Растрогали Фаддэ слова еще не рожденного малютки. Она положила руку на горло матери, и мать выплюнула змеиное сердце. И тут же исцелилась. А Фаддэ сняла свой мужской наряд и стала первой красавицей в тех краях.

Кхари-Гайе

Верно сказано: «Все, что знает маленький мавр, он узнал под пологом своей палатки».

Сколько бы ни учили детей соседи и прохожие, свои и чужие, друзья и товарищи по играм, и даже наставники — только родители могут воспитать и научить ребенка, пока он еще не сошел с колен матери, пока не переступил порога хижины, не отважился выйти за околицу деревни.

Но даже если ребенок никуда не выходит, жизнь сама приходит к нему.

Жизнь учит только жизни, учит только тому, чего ребенок раньше не знал.

Воспитывает же лишь дом.

Поди-ка угадай заранее, что скажет ребенок! И сколько же бывает из-за этого споров и раздоров между соседями и между родами и между взрослыми одной и той же семьи!

Однако ребенок сам редко ошибается, если сердце не сведет его с прямой дороги на кривые тропинки.

Хорошо воспитанному ребенку не надо говорить, чего хотят от него родители: он сам знает, что и как ему делать. С самого детства мы распознаем отца в сыне и видим мать в дочери...

Но всякое в жизни бывает...

Долг и обязанности, честь или даже бесчестье, что бы ни выпало на нашу долю, иной раз забывается и отступает перед жизнью, когда приходится думать о хлебе насущном...

Бывают времена, когда уже не до священных обычаев гостеприимства. В такие времена думают не о близких, а о том, как бы выжить самому. Выздоровей сам, а потом уж лечи других!

И главное тогда не в том, чтобы выполнить свой долг и свои обязанности, а, наоборот, в том, чтобы забыть о них, чтобы даже не вспоминать о них, — иначе нет спасения.

Страна голодала. Закрома были пусты уже многие луны. Все мужчины отправились на восток, в Пинку, надеясь привезти домой хоть немного проса, или риса, или маиса. Пошел с ними и Самба. Он привез домой на своем отощавшем ослике два мешка серого горного риса. Вернулся он поздно ночью, под прикрытием темноты, а рано утром Кумба, жена его, поспешила собирать щавель, который еще оставался на полях, где в тот злосчастный год не росли ни арахис, ни просо, ни маис, ни бобы...

Иногда говоришь себе: этот день будет мой! Или даже не день — только час, ну хотя бы час, — и за этот час я сделаю все, что задумал! Но чаще всего судьба распоряжается твоим временем совсем не так, как ты задумал.

Так и в тот день Кумба с маленькой дочкой Кхари едва успели заправить рис, привезенный Самбой, жалкими листиками щавеля, как во дворе их дома появилась целая толпа подружек Кумбы с гриотками. Все они громко пели, и кричали, и хлопали в ладоши. А пришли они потому, что услышали рев осла ночью и смекнули, что осел вернулся в деревню не пустой.

Оставив свою дочь в кухне, Кумба ушла в хижину. Женщины долго болтали и сплетничали, шутили и смеялись, и языки их не останавливались ни на миг. У всех было что рассказать, о чем посоветоваться или что посоветовать. А когда болтовня поутихла, две подружки Кумбы попросили гриоток причесать их заново. А третья взяла иголку с ниткой и уселась чинить свою вышитую кофту.

Короче, все нашли себе занятие! Время летело быстро, и Кумба ни на миг не могла оставить своих гостей.

Всему есть предел, даже гостеприимству. Отдать все гостям, а самому остаться ни с чем, — это уже не просто неосмотрительность, это опасная глупость. Верно сказано: выздоровей сам, а потом уже лечи других!

Подружки Кумбы и гриотки никак не уходили. Ей оставалось одно — терпеливо ждать.

Тем временем Кхари, маленькая дочь Кумбы, размешивала и переворачивала рис в котле.

Самба же сидел на площади, где собирался совет. Он видел, как в его дом вошли подруги жены и гриотки, и в ожидании их ухода рассказывал старейшинам деревни о своих мнимых неудачах в восточных краях.

Всему есть предел, но только не терпению хозяйки дома, дорожащей своим добрым именем. Ни одна хорошая хозяйка не покажет виду, что подружки заявились к ней в гости совсем некстати, и уж тем более не намекнет, что они чересчур назойливы и сидят у нее слишком долго.

Время шло час за часом!

А подружки Кумбы и гриотки все болтали и болтали.

Рис уже давно сварился, и маленькая Кхари, дочка Кумбы, беспокоилась, не зная, что ей делать. Наконец она вбежала в хижину и громко зарыдала.

Кого не тронут слезы ребенка? Все женщины бросились утешать маленькую Кхари:

— Вайе! Кхари! Вайе? Вайе? Лане ла?

— Что с тобой, Кхари? Что? Что? Что случилось? Но Кхари заплакала еще горше.

— Мама! Мама! Нынче утром я слышала у колодца такие слова... такие слова!.. Я так обиделась, даже сердце болит!..

— Что ты слышала, что такое ты слышала? — встревожилась Кумба, мать Кхари. — Говори скорее, дитя мое!

— Мама, я слышала, как бабушка «Котел-Кипит» хвасталась, будто она старше тебя!

— О, лживая хвастунья! — возмутилась Кумба.— И она это посмела сказать при всех у колодца? Ступай и спроси эту лгунью, где была она сама в год «Снять-и-Накрыть». Пусть она тебе скажет!

Слезы у Кхари сразу высохли, и она поспешила обратно на кухню.

А время шло, и солнце уже стало клониться к закату. Подружки Кумбы со своими гриотками наконец устали и не могли уже больше ни говорить, ни петь. И они ушли.

Самба, Кумба и дочь их Кхари спокойно поели риса со щавелем. И родители были безмерно горды, что их дочка проявила такую сметливость.

Наступили лучшие дни. Небо снова стало милостивым, а земля плодородной и щедрой. Достаток вернулся почти во все семьи. Пришел он и в. семью Самбы.

А между тем маленькая Кхари, Кхари-умница, подрастала. С каждым днем набиралась она ума и становилась все красивее. И Кумба давала ей лучшие свои украшения, чтобы дочь ее выглядела еще прекрасней.

Счастью незачем выставлять себя напоказ и бегать по всем дорогам: его и так найдут злейшие враги Счастья — завистливый глаз и ядовитый язык, Бетт и Тжатт. Уж они-то умеют застать Счастье врасплох и нанести ему смертельную рану в спину!

Чем больше восхищается глаз Бетт, чем больше льстит и хвалит язык Тжатт, тем беззащитнее перед ними Счастье. Оно либо медленно умирает от их яда, либо сразу падает, как перезрелый плод с вершины дерева.

Так и случилось с Кумбой, матерью Кхари. Однажды вечером она уснула и больше не проснулась. Кхари-красавица, Кхари-умница, маленькая Кхари осталась сиротой.

Вдовцу в расцвете лет мало дочерней любви и дочерних забот, хотя бы дочь хлопотала без устали и содержала дом в чистоте и порядке.

Потужил Самба, отец Кхари, и решил взять новую жену вместо покойной Кумбы.

И начались для Кхари тяжелые дни. Ее мачеха Панда была молода и во всем завидовала Кхари: завидовала ее красоте, ее уму и сметливости и даже сердилась на мужа своего, Самбу, за то, что он добр к сироте. И если бы он не защищал дочку, мачеха уже давно бы дала волю злобе, сжигавшей ее с вечера до утра и с утра до вечера. Особенно злилась Панда в те дни, когда Кхари надевала украшения своей матери.

Однажды вечером — Самба был в это время на охоте — Кхари надела на себя украшения покойной Кумбы и села на скамеечку. Тут вышла из своей хижины Панда и приказала девочке:

— Возьми этот калебас и принеси воды!

А калебас был из красного дерева и очень тяжелый. Встала Кхари со своей скамеечки и начала снимать браслеты и ожерелья.

— Оставь все как есть! — приказала ей мачеха. — Тебе эти украшения к лицу.

Сиротка Кхари отправилась к колодцу.

Она набрала воды и попробовала поставить калебас себе на голову. Но не смогла, и сколько ни пробовала, у нее не хватало сил.

Тогда заплакала Кхари и запела:

Из влажной щели в камнях колодца вылез жабенок М'Ботт и зашлепал к красавице Кхари: топ-клёп! топ-клёп! Приблизился он и сказал:

— Убирайся отсюда, урод — жабий рот! — презрительно ответила ему маленькая Кхари. — Ты своими лапами не поднимешь и куриного пера!

И снова запела:

Прибежала Багг-ящерица, зафыркала: фррр-брр! Замотала головой, раздула чешуйчатую шею и гордо сказала:

— Убирайся отсюда со своей толстой шеей и плоским брюхом! — сказала маленькая Кхари. И снова заплакала сирота и запела:

Приползла на толстых коротких ногах мамаша М'Боната, старая черепаха, вытянула морщинистую шею и тихонько сказала Кхари-сироте:

— Уходи лучше отсюда, — сказала старухе Кхари-сирота. — Этот калебас тебе не поднять. Еще завалишься на спину, — что тогда делать?

Уже наступила ночь, а Кхари-сирота все звала и пела:

И вдруг перед ней появился огромный питон! Он легко поднял полный калебас из красного дерева, поставил его себе на голову и сказал:

И он осторожно поставил калебас с водой на голову Кхари. Кхари не почувствовала тяжести. Полный калебас из красного дерева был еще легче пустого! Он весил теперь ровно столько, сколько нужно было, чтобы шея Кхари, вся в ожерельях из золота и янтаря, казалась от этой ноши еще стройней.

— Какой же ты хочешь платы? — спросила Кхари питона.

Ответил питон:

— Возвращайся домой. Когда вырастешь, я приду к тебе и выскажу свое желание.

И питон исчез в непроглядной ночи. Вернулась домой Кхари, а там ее встретила мачеха Панда с упреками, бранью и криками:

— Где ты пропадала? Сколько нужно времени, чтобы дойти до колодца и вернуться домой?

Она даже грозила избить маленькую Кхари, пока Самба еще не вернулся с охоты.

Но Самба так и не вернулся. Когда на другой день мужчины деревни отправились на поиски, они нашли в джунглях только кости Самбы; гиены и шакалы обглодали их, а потом муравьи очистили добела...

Все заботы по дому, все тяжелые и грязные работы легли теперь на плечи бедной сиротинки. А мачеха Панда не давала ей теперь отдыха ни утром, ни вечером, ни днем, ни ночью. И она отняла у Кхари все украшения, которые ей оставила покойная мать.

Время шло, и Кхари-сирота, к великой ярости мачехи, становилась с каждым днем все прекраснее. Несчастья обострили ее ум, и она с каждым днем набиралась мудрости. Она вспоминала все наставления своей доброй матери, даже те, что, казалось, изгладились из памяти, даже те, что она вроде бы и не слушала.

Каждый день ходила Кхари к колодцу со своими подружками-одногодками. Но, увы, еще чаще приходилось ей ходить по воду одной, в любой час дня или даже ночи, когда вздумается мачехе Панде.

Все ее подружки уже начали поговаривать о юношах, о тех, кто не сводит с них глаз, кто чаще всего проходит мимо их дома, кто прилежнее всех работает на поле в дни, когда родителям помогают юноши из родной деревни и юноши из соседних деревень.

Однажды собрались девушки у колодца и заговорили о юношах. И одна из девушек со скрытым ехидством спросила Кхари:

— А тебя, кто тебя выбрал?

— Кто же меня выберет! — ответила Кхари.— Кому нужна такая замарашка, круглая сирота? Даже М'Ботт-жабенок, даже ящерица Багг погнушаются мною!

Но не успела Кхари-сирота это сказать, как перед ней предстал огромный питон!

В ужасе бросились девушки врассыпную, роняя калебасы с водой и пустые калебасы. Кхари-сирота тоже бросила на бегу свой калебас, но он не разбился, потому что был из красного дерева. Все девушки убежали в деревню и заперлись в своих хижинах, дрожа от страха. Но даже из хижин они слышали, как издали, от колодца, звучала призывная песня питона:

Песня неслась по деревне, звенела над кровлями, в листве деревьев, и всем казалось, что она звучит отовсюду: сверху, снизу, из-под земляного пола, из каждого угла каждой хижины.

Превозмогая страх, мачеха Панда рассмеялась звонким смехом и сказала Кхари-сироте:

— Да ведь это же зовут тебя, моя бедная девочка!

— Ступай! — приказала мачеха.— Ступай и ответь ему!

И она выставила сиротку Кхари за порог. И Кхари-сирота побрела к колодцу, где по-прежнему звучала призывная песня:

Приблизившись к колодцу, Кхари увидела среди разбитых калебасов большого белого коня в шелковой с золотом сбруе, который пил воду из ее калебаса. Коня держал под уздцы юноша, прекрасный, как самый прекрасный день, высокий и сильный, с широкими плечами, а в поясе тонкий, как мавританский барабан. На нем были богатые одежды, пел он таким звучным голосом, какого люди еще сроду не слышали:

Увидев Кхари, сказал ей юноша:

— Это я помог тебе нести тяжелый калебас на голове. А теперь я пришел за своей наградой. Ты только что сказала подругам, что никто не возьмет тебя замуж. Хочешь быть моею женой? Ты и будешь моей наградой! Я — князь Большой реки.

И он увез Кхари-сироту на своем белом коне, увез ее в глубину Большой реки.

И там, в глубине Большой реки, сбылись все мечты Кхари-Гайе. Там познала она счастье, о каком не могла и мечтать.

От князя Большой реки родила она двоих детей, мальчика и девочку.

А время все шло...

Князь Большой реки был веселым, добрым и щедрым. И счастливым. И дети его тоже были счастливы. Но их мать с каждым годом грустила все больше и больше. Таковы уж дети Адама-Н'Диайе: когда нет забот и печалей, начинает чего-то им недоставать!

И вот князь Большой реки заметил, что жена его не так весела и радостна, как прежде. И спросил он Кхари-Гайе:

— Что с тобой, жена моя? Почему ты грустишь, когда остаешься одна?

— О мой добрый, мой великодушный супруг! — ответила Кхари-Гайе.— Я хотела бы хоть ненадолго вернуться в мою страну и показать нашим детям деревню, где я родилась. Там я тоже в детстве была счастливой. И даже потом, в тяжелые времена, каждый редкий счастливый день моей юности казался мне там еще драгоценней. Я хотела бы показать моей мачехе, если она жива,— а я горячо на это надеюсь! — я хотела бы показать ей все, чем ты меня одарил, все, что ты сделал для бедной сиротки Кхари-Гайе!

— Будь по-твоему, женщина! — согласился князь Большой реки.— Погости в своей деревне, повидай своих подруг и свою злую мачеху,— да, она еще жива! Но никому никогда не говорите — ни ты, ни твой сын, ни твоя дочь — о том, с кем вы жили, и где вы жили, и что вы тут делали. Никому и никогда!

Поднял их князь Большой реки из глубины на песчаную отмель и сказал:

— Через семь дней вы вернетесь сюда, и ты, Кхари, скажешь три раза:

И тогда я вас встречу!

Кхари с детьми дошли до деревни. Остановились они у колодца, и Кхари показала детям огромный калебас из красного дерева, наполовину вросший в землю: теперь он служил поилкой для овец, ослов и деревенских коз. Это был тот самый калебас, с которым посылала ее за водой мачеха Панда. Никто не мог унести его обратно в деревню с тех пор, как белый конь князя Большой реки напился из этого калебаса!

Когда мачеха Панда, старая и сморщенная, словно кора тамаринда, увидела юную Кхари — такую же юную и прекрасную,— она упала навзничь, ее хватил паралич, и у нее отнялся язык до конца ее дней.

Подруги Кхари-Гайе — все давно замужние — сбежались, сгорая от любопытства. Всем хотелось узнать, что же сталось с Кхари-Гайе с того дня, когда у колодца вдруг появился огромный питон и запел громким голосом:

Подруги с восторгом разглядывали ее браслеты и ожерелья, ее подвески из янтаря, куда более крупные и красивые, чем те, что оставила покойная Кумба своей дочери.

Но Кхари-Гайе умело избегала ответов и, наоборот, сама все время расспрашивала о том и о сем, об умерших и о живых, о стариках, о мужьях подруг и обо всех их детях, рожденных с тех пор, как она покинула деревню. Подруги сгорали от любопытства, но Кхари-Гайе ничего им не говорила.

И тогда самые настырные принялись за детей. Они их заласкивали и закармливали, но на все их вопросы сын Кхари-Гайе отвечал все время одно и то же:

— Кхам! Я не знаю!

Ибо он уже слышал от своего отца, что за «кхам» (я не знаю) никому еще не отрубали голову и никого еще не бросали в темницу.

Но его сестра держалась только до шестого дня. А на шестой день язык ее развязался, и она рассказала все, что могла,— а это было немало! — подругам своей матери. И подруги, разумеется, не смогли удержать языки ночью рядом со своими мужьями.

И вот мужья отправились утром на берег Большой реки, и один из них запел, призывая князя:

И выплыл питон из глубоких вод и вышел на берег как раз в ту минуту, когда к реке уже бежала Кхари-Гайе со своими детьми.

Но мужчины деревни набросились на питона и забили его насмерть палками.

Перед самой смертью превратился он в князя Большой реки и сказал жене своей Кхари-Гайе:

— Женщина, я был счастлив с тобой. И сейчас я счастлив, что умираю не из-за тебя. Но ты не сумела воспитать свою дочь, как твоя мать Кумба воспитала тебя. Ты была к ней слишком снисходительна и не научила ее мудрости жизни. За это отныне ты станешь горлицей, птицей красивой, но слабой, и всю свою жизнь будешь петь на вершинах деревьев и на крышах хижин:

И сказал своей дочери умирающий князь Большой реки:

— Ты не смогла и не захотела удержать язык за зубами! За это ты превратишься отныне в молочай и будешь плакать всю жизнь горькими слезами, едва к тебе прикоснутся!

И уже из последних сил прошептал князь Большой реки сыну:

— А ты, сын мой, ныряй в нашу реку и никогда не выходи из ее глубоких вод!

И он умер.

Сын князя Большой реки нырнул в волны и навсегда исчез в глубине.

А горлицы на вершинах деревьев и на крышах деревенских хижин поют до сих пор:

И молочаи в джунглях и вдоль полей до сих пор плачут горькими слезами, едва к ним прикоснешься.

Город, где чинят людей

Собрались девушки в лес за травами. Набежала туча с востока, и пошел дождь. Девушки сбежались к баобабу, забрались в дупло, а злой дух запечатал вход. Дождь кончился, и злой дух велел, чтобы каждая из девушек отдала ему свое ожерелье и накидку, иначе он не выпустит их. Все послушались, кроме одной. Осталась она в дупле, а подруги пошли домой.

Вернулись девушки домой, рассказали обо всем матери своей оставшейся подруги, и мать сбегала посмотреть на дерево издали. Увидела она, что над большим дуплом есть еще одно, поменьше. Потом вернулась домой, приготовила еды и вечером пришла к дереву.

— Дочка,— говорит она,— протяни руку, я принесла поесть.

Просунула она еду в маленькое дупло, девушка взяла и стала есть, а мать вернулась домой.

Случилось так, что их слышала Гиена. Подождала Гиена, пока мать уйдет, потом пришла к дереву и говорит:

— Дочка, протяни руку, я принесла поесть. А та отвечает:

— Это не мамин голос,— и не протянула руку.

Пошла Гиена к кузнецу и говорит:

— Выкуй мне новый голос, чтобы был как человеческий.

Кузнец согласился, но предупредил:

— Если ты съешь кого-нибудь, то голос опять звериный станет.

— Не съем,— пообещала Гиена.

Выковал ей кузнец новый голос, и побежала Гиена к дуплистому баобабу. Вдруг по дороге увидела многоножку, не удержалась и съела. Потом пришла Гиена под дупло и говорит:

— Дочка, протяни руку, я принесла поесть. А девушка отвечает:

— Это не мамин голос.

Рассердилась Гиена, вернулась к кузнецу и хотела его съесть, но тот сказал:

— Стой! Почему ты хочешь меня съесть? И Гиена ответила:

— Потому что ты не изменил мне голос, как надо. Тогда кузнец говорит:

— Не ешь меня, сейчас изменю, как надо.

Он перековал Гиене голос, та вернулась к дереву, где сидела девушка, и говорит:

— Дочка, протяни руку, я принесла поесть.

В этот раз девушка высунула руку. Гиена в нее вцепилась, вытащила девушку из дерева и съела — только косточки остались. И ушла.

Вечером пришла к дереву мать с едой, увидела дочерины кости и горько расплакалась. Сложила она кости в корзинку и отправилась в город, где чинят людей.

Шла она, шла и видит: стоит при дороге очаг, а на нем варится похлебка.

— Похлебка, похлебка,— говорит женщина,— покажи мне дорогу в город, где чинят людей.

— Сначала съешь меня,— отвечает похлебка.

— Не могу я есть,— говорит женщина,— совсем нет у меня аппетита.

Тогда похлебка молвила:

— Иди, иди прямо, потом сверни направо, а эту дорогу оставь слева.

Женщина послушалась и через некоторое время пришла на место, где жарилось мясо.

— Мясо, мясо, покажи мне дорогу в город, где чинят людей.

Мясо говорит:

— Сначала съешь меня.

— Не могу я тебя есть, у меня совсем нет аппетита.

— Пройди, сколько сможешь,— сказало мясо,— потом сверни направо, а эту дорогу оставь слева.

Идет женщина, идет и вдруг видит фуфу[3], которая сама себя помешивает в горшке. Говорит ей путница:

— Фуфу, покажи мне дорогу в город, где чинят людей.

— Сначала съешь меня,— говорит фуфу, а женщина отвечает:

— У меня совсем нет аппетита, не хочу я тебя есть. Тогда фуфу говорит:

— Иди, пока не устанешь, потом сверни направо, а эту дорогу оставь слева.

И вот наконец пришла женщина в город, где чинят людей. Ее спросили:

— Что тебя привело сюда?

— Гиена съела мою девочку,— ответила она.

— Где кости?— спросили ее.

Женщина опустила корзинку на землю и сказала:

— Тут.

— Хорошо, завтра починим твою дочку,— пообещали ей жители этого города.

Утром велели женщине:

— Выпаси наш скот.

Она погнала животных на окраину города, а те не желают есть траву, хотят только плоды аддувы. Женщина забралась на дерево, нарвала много плодов, отобрала для скотины самые спелые, а зеленые съела сама. Так она кормила животных весь день, а вечером, когда они вернулись домой и дошли до загона, бык, вожак стада, промычал:

Жители города починили ее дочь, и стала она еще краше, чем была, и на другое утро обе отправились домой.

А у мужа той женщины была еще одна жена, злая да вредная, и была у нее дочь-дурнушка. Когда первая мать вернулась со своей похорошевшей дочкой домой, злая сказала, что сама убьет свою девочку — пусть, мол, и ее починят в волшебном городе.

Бросила она дочь в ступу и стала толочь. Девушка стала молить о пощаде, но та ее и слушать не хочет, все толчет и толчет, потом вынула из ступы кости, сложила их в корзинку и отправилась в город, где чинят людей.

Она шла, шла и пришла на место, где варилась похлебка.

— Похлебка, покажи мне дорогу в город, где чинят людей,— попросила она, а похлебка отвечает:

— Сначала съешь меня. А женщина и рада:

— Меня не надо просить дважды,— говорит. Села и съела похлебку.

Через некоторое время она пришла на место, где жарилось мясо, и попросила:

— Мясо, мясо, покажи мне дорогу в город, где чинят людей.

Мясо говорит:

— Сначала съешь меня.

— Меня не надо просить дважды,— отвечает женщина, села и съела мясо.

Идет она дальше, идет и увидела фуфу, которая сама себя помешивала в горшке.

— Фуфу, фуфу, покажи мне дорогу в город, где чинят людей.

— Сначала съешь меня,— отвечает фуфу.

— Меня не надо просить дважды,— повторила женщина и вмиг расправилась с фуфу.

Наконец пришла она в город, где чинят людей. Ее спросили:

— Что тебя привело сюда? Она ответила:

— Гиена съела мою девочку.

— Где кости?— спросили ее.

Женщина опустила корзинку на землю и сказала:

— Тут.

— Хорошо, завтра мы починим твою дочку,— пообещали ей.

Утром, как и первую женщину, послали ее пасти скот. Погнала она стадо кормиться. Забралась на дерево, нарвала плодов аддувы, отобрала для себя самые спелые, а зеленые скормила скотине. Так она кормила животных весь день, а вечером, когда они возвращались домой и дошли до загона, вожак стада промычал:

Спутала женщина скот и пошла в хижину, которую отвели ей под ночлег. «Переночуй, а завтра пойдешь домой»,— сказали жители волшебного города.

Наутро они сделали ее дочь однорукой, одноногой, кривобокой. Половины носа вовсе не было. Потом отвели девушку к матери и отпустили восвояси. Миновали они лес, и мать сказала:

— Я тебе не мать!— И убежала вперед, забежала в высокую траву и затаилась.

Но дочь-калека шла за ней по следам, нашла и сказала:

— Вставай, пошли дальше. Тогда мать крикнула:

— Убирайся, ты мне не дочь!

— Нет, это ты мне не мать,— отвечает девушка. Мать еще раз убежала от нее, примчалась в поселок и заперлась в своей хижине. Пришла дочь на порог и кличет:

— Мама, это я пришла! А мать молчит.

— Мама, открывай, я пришла!

Не желает мать отпирать дверь калеке, а та взяла и сама открыла. Так и стали они жить вместе, хоть и горько было злой жене видеть, что у другой дочь красавица.

Обещание

Жил-был на свете крестьянин, одна из жен которого оказалась бесплодной. А для женщины народа йоруба это большое несчастье. Другие жены с утра до ночи глумятся над ней, дразнят, оскорбляют.

Бесплодная жена очень страдала. Она была уже не очень молода, а дети все не рождались и не рождались. Другие жены со свету сживали ее своими насмешками. И наконец несчастная женщина решила пойти к лесному духу просить у него помощи. В этих краях Нигерии все бесплодные женщины так поступают: идут в лес к духу, просят его послать им детей и обещают принести что-нибудь в дар, если дух выполнит их просьбу.

Отчаявшаяся женщина пообещала духу необычный дар. Другие ему приводили коз и овец, а вот она поклялась, что отдаст духу своего первенца, хотя никто ее не неволил, да и скота у нее хватало. Однако слово есть слово, пусть даже самое необдуманное, надо его держать, таков уж обычай.

Дал дух женщине разных трав, вернулась она домой и через девять месяцев родила ребенка, потом другого, третьего. Все женщины, которые обращались к духу за помощью, всегда свято выполняли свои обещания и щедро его одаривали. Но молодая мать все медлила и медлила, она просто не могла отдать своего долгожданного первенца, одна мысль расстаться с ним приводила ее в ужас, тем более что мальчик был светлокожий и очень красивый.

Ждал дух, ждал и наконец сам пришел к женщине и потребовал, чтобы она сдержала обещание. Женщина задрожала, заплакала, упала на землю и стала умолять духа простить ее и оставить ей сына, но дух даже слушать ее не захотел. Кинулась женщина к мужу, рассказала, какое обещание дала духу. Но и муж не мог ее защитить—тут все были бессильны: обещание есть обещание. Так и пришлось женщине отдать духу своего первенца.

Люди в своем неразумии часто дают обещания, которых не могут сдержать. Зачем обещать больше того, что в твоих силах? Мудрые считают, что лучше пообещать какой-нибудь скромный дар и принести его, чем сулить златые горы и потом опозориться на весь свет, оказавшись в лжецах.

Птичка-певунья и танцующий крестьянин

Не в столь уж давние времена жил-поживал крестьянин по имени Саймон. Сообразительный он был и очень трудолюбивый. В урочное время расчищал себе делянку и возделывал ямс, кукурузу и кассаву. Ямса он выращивал много. Уж Саймон не позволил бы своей семье голодать; и он, и жена, и многочисленное потомство всегда имели запас съестного.

Пришла в очередной раз пора готовить землю к посадкам.

— Сегодня я начну расчищать делянку, что мне выделила деревня,—сказал Саймон жене.—Возьму с собой тесак.

Узкая тропа вывела Саймона к тому месту, где ему выделили делянку.

— Ну вот я и пришел,—сказал Саймон.—Место подходящее, урожай я сниму хороший, и семья моя в будущем году будет сыта. Только перед тем, как все посадить, надо мне вырубить тут кустарник.

Но едва он поднял тесак, как запела какая-то птичка. Так звонко и весело она пела, что Саймон вдруг швырнул тесак на землю и пустился в пляс, а птичка все пела и пела и тогда только остановилась, когда Саймон уже и дух перевести не мог. Отдохнул он немножко и решил наконец приняться за работу, но только взялся за работу, опять запела птичка. Саймон опомниться не успел, как опять бросил тесак и пустился плясать. Так повторялось несколько раз: едва он поднимал тесак, как птица начинала петь, а Саймон плясать.

На седьмой раз пришел Саймон в отчаяние.

— Злодейка ты, птица!—вскричал он.—Как же я расчищу делянку? Не иначе как моя жена и дети скоро умрут с голоду!

Пошел Саймон обратно в деревню, прямо к хижине своего старшего дяди, очень уважаемого человека, и обо всем ему рассказал.

— Чепуху ты какую-то городишь,—сказал дядя.

Но Саймон с таким волнением еще раз в подробностях описал, как птичка-певунья мешала ему работать, что дядя решил—наверно, племянник правду говорит.

— Ладно,—сказал своему племяннику дядя,—пойдем вместе на твою делянку, я проверю, правду ли ты говоришь.

Пришли они на делянку. Саймон взял в руки тесак и хотел срубить куст. В тот же миг запела на высоком дереве птичка, и Саймон пустился в пляс.

— Остановись!—закричал ему дядя.—Подай-ка мне твой тесак.

Саймон подал тесак дяде, тот начал вырубать кустарник, и тут же запела птица. Дядя заслушался, а потом бросил тесак, и, покуда птичка не смолкла, ноги его плясали будто сами собой.

— Да, плохо дело,— сказал дядя.— Придется вернуться в деревню и рассказать обо всем вождю.

Мимо других делянок, которые были уже расчищены и засеяны, поспешили они обратно в деревню, а дойдя до деревни, прямиком направились к большому дому вождя. Их провели на веранду, где на резном седалище восседал вождь.

— Почтенный вождь,—заговорил Саймон,—у меня нехорошее известие.

— Что за известие?—спросил вождь.

— Семья моя, и я вместе с ней,—скоро мы все помрем от голода,—сказал Саймон.—Птичка-певунья не дает мне возделывать мою делянку.

— Что это ты болтаешь!—сердито прикрикнул на него вождь. А уж когда Саймон рассказал все в подробностях, вождь и вовсе разгневался:

— Беспокоишь меня из-за какой-то чепухи! Да разве может такое быть? Я тебе не верю.

Тогда попросил позволения сказать свое слово старый дядя Саймона, которого все в деревне уважали за мудрые советы.

— Все это истинная правда, про что Саймон говорит,— подтвердил он и рассказал еще и про себя, как он хотел рубить кусты, а птичка вместо того заставила его поплясать.—Пойдете сами на эту делянку,—заключил дядя,— тоже попляшете.

Вождь долго сидел молча, в глубоком раздумий, потом поднялся.

— Что-то тут неладно,—сказал он.—Придется мне туда и правда сходить.

И вот вождь, носильщик резного седалища вождя, дядя Саймона и сам Саймон вышли из деревни и двинулись по тропе к саймоновской делянке. Птичка по-прежнему сидела все на том же высоком дереве. Вождь опустился в кресло.

— Приступай к работе,—приказал он дяде Саймона.

Дядя взмахнул тесаком—и птичка тут же запела. Отшвырнув в сторону тесак, престарелый дядя лихо заплясал и плясал до тех пор, пока совсем не обессилел.

— Но никто не может повелевать вождем!—воскликнул вождь.

Вскочив со своего резного седалища, он схватил тесак и широко размахнулся. Однако срубить куст не успел—запела птичка. Минуту-другую вождь крепился, а потом бросил тесак и плясал, покуда птица не смолкла.

— Сейчас же идем в деревню,—отдал приказание вождь.

И все они: вождь, носильщик седалища, дядя Саймона и Саймон—поспешно зашагали к деревне, а там прошли сразу же к дому вождя.

— Сзывайте всех жителей,—приказал вождь.

Когда жители собрались, вождь распорядился, чтобы каждый мужчина захватил с собой тесак и последовал за ним к делянке Саймона. Так все и сделали, и когда прибыли на место, вождь велел всем приниматься за расчистку делянки. Но едва они взялись за работу, как запела птичка. Все побросали тесаки и пустились в пляс.

Всю ночь вождь и старейшины обсуждали, что же им делать, где найти для Саймона другую делянку, которую он без промедления мог бы начать возделывать, чтобы прокормить свое семейство.

— Кликните всех наших охотников,—приказал вождь. Когда все охотники собрались, он им строго сказал:

— Ваше дело—охота. Вот мы и поглядим, как вы его делаете.

Велено было охотникам идти к делянке Саймона и поймать или убить зловредную птичку. Прибыв на делянку, охотники зарядили ружья и стали палить в птичку, но та быстро перепархивала с ветки на ветку, и ни одна пуля в нее не попала. Тогда охотники натянули луки и стали пускать стрелы и метать в птичку копья. А та, целехонькая и невредимая, знай себе порхает с дерева на дерево.

— Неужели мы всей деревней так и не одолеем никогда эту коварную певунью?! — в отчаянии вскричал Саймон — он тоже был среди охотников.

И тут один молодой охотник заметил, как птичка опустилась на нижнюю ветку одного из деревьев. Мальчишки, которые тоже прибежали на делянку, начали швырять в нее камнями. Птичка изготовилась взлететь повыше, но молодой охотник уже подполз совсем близко к дереву, где сидела птичка, подпрыгнул и ухватил птичку за лапку.

— Поймал! Поймал!—радостно закричал он.

— Слушайте мою песню! Слушайте!—прощебетала птичка и затрепыхала крылышками. Но голос ее утратил прежнее волшебство.

Принесли птичку в дом вождя.

— Посадим ее в клетку,—распорядился вождь.

С тех пор поет птичка в клетке, а люди пляшут, но только когда им самим хочется поплясать. В работе же им помехи нет, и Саймон вернулся на свою делянку. Он ее расчистил, посадил ямс, кукурузу и кассаву и на целый год обеспечил едой все свое многочисленное семейство.

К чему приводит зависть

Один мальчик по имени Око упросил как-то родителей взять его с собой в поле. Они вышли еще до восхода, потому что поле находилось больше чем в двух милях от дома. Взрослые усердно работали, и мальчик им помогал. Когда взошло солнце, все стали завтракать, а после еды расположились отдохнуть, а Око в это время наигрывал на дудочке красивые песни.

Потом мать сказала:

— Брось дудочку, Око! Пора за работу приниматься. И они опять начали работать. Но теперь Око то и

дело останавливался, чтобы сыграть на своей дудочке одну-две песни.

Вечером Око и отец собрали свои мотыги, а мать натаскала для очага хворосту.

По дороге домой Око вдруг спохватился, что забыл в поле дудочку. Он хотел за ней вернуться, но отец не позволил.

— Я сделаю тебе другую, — сказал он.

— Пусть тогда у меня будет две дудочки!— ответил Око.

— Если тебе нужны две дудочки, я сделаю тебе две,— сказал отец.

— Тогда пусть у меня будет три дудочки! Не хочу я, чтобы моя дудочка оставалась в поле!

Наконец родители разрешили Око сбегать за дудочкой. Пришел Око в поле и видит: семеро духов танцуют и поют. Око, обращаясь к ним, пропел:

Духи, продолжая танцевать, отвечали ему:

И привели духи Око к своему повелителю. Тот предложил мальчику сесть на матрац, весь расшитый золотом, но Око отказался.

— Я — бедный мальчик из бедной семьи,— сказал он повелителю духов.— Я привык сидеть на подстилке из сена или соломы.

Повелителю духов понравилась скромность мальчика. Он хотел уложить Око на мягкую кровать, но мальчик опять отказался.

— Лучше я лягу на простой циновке.

Утром ему показали три дудочки: золотую, костяную и деревянную. Око выбрал себе деревянную дудочку. Повелитель духов пообещал щедро наградить мальчика и принес ему старый горшок.

— Разбей этот горшок перед домом твоего отца,— сказал он.

Око поблагодарил повелителя духов и пошел домой. На пороге он разбил горшок, и — о чудо!— старая убогая хижина тут же превратилась в прекрасный новый дом, в котором весь пол был усыпан монетами. Родители мальчика теперь стали богатыми людьми. Они созвали всех своих друзей, чтобы вместе отпраздновать удачу. Когда пришли гости, они рассказали им, как все это случилось.

Соседка Акунква, одна из приглашенных, очень позавидовала семье Око. На другой день она послала в поле своего сына Нкачи, где перед этим нарочно оставила его дудочку.

Пришел Нкачи в поле и видит: семеро духов танцуют и поют, но в отличие от Око он обратился к ним не с песней, а обычными словами. Так напрямик и попросил духов, чтоб они поскорей отвели его к своему повелителю.

Духи выполнили его просьбу. Повелитель духов предложил мальчику для ночлега старый матрац, но тот сказал, что хочет спать на новом. Он без приглашения развалился на мягкой кровати, а утром потребовал, чтоб ему подарили горшок. Повелитель духов предложил ему на выбор старый и новый, и Нкачи выбрал новый горшок.

— Когда придешь домой, советую тебе...— начал повелитель духов, но Нкачи его перебил:

— Я сам знаю, что надо делать.

Поблагодарив повелителя духов, Нкачи пошел домой. Когда Акунква увидела, что идет Нкачи и несет горшок, она выскочила ему навстречу, схватила горшок и бросила на землю. В тот же миг их старая хижина рухнула и Акункву насмерть придавило обломками. Нкачи успел отскочить, но несколько ссадин он все же получил.

Как служанка пыталась убить свою госпожу

Однажды юноша по имени Акпан из селения Оку, что в стране Ибибио, увидел очень красивую девочку и полюбил ее. Во всем Ибибио не было девушки красивее Эмме, и он решил на ней жениться.

В те времена родители невесты требовали от жениха очень большой выкуп, потому что если жена не уживалась с мужем и хотела уйти, она должна была откупиться, иначе ее продавали в рабство. Такой уж был обычай.

Итак, Акпан принес родителям Эмме богатые дары и был объявлен женихом, но девушка была еще очень молода, и свадьбу решили сыграть, когда она станет взрослой. В назначенный срок родители пришлют Акпану дочь, они дали ему слово.

Прошло семь лет, и родители стали собирать Эмме к жениху. Отец ее был богатый человек и купил в подарок дочери служанку, молодую девушку, которую родители решили продать.

У Эмме была младшая сестренка, она очень любила ее и ни за что не хотела с ней расставаться. Поэтому Эмме упросила мать отпустить ее вместе с собой. И вот утром девушки отправились в путь, причем рабыня несла огромный тюк с нарядами Эмме и с подарками, которые отец посылал жениху. Акпан жил далеко, идти пришлось весь день. Вот уж и селение показалось, но тут дорогу им преградила речка, из которой жители брали воду. Купаться в той заводи никому не разрешалось. Но Эмме этого не знала. Девушки решили поплавать и разделись на берегу. А нужно сказать, что это была не заводь, а омут и на дне омута жил водяной. Рабыня это знала и нарочно привела сюда свою госпожу: пусть водяной затащит Эмме к себе, а она, рабыня, выдаст себя за Эмме и станет женой Акпана. И потому, как только Эмме спустилась к воде, служанка толкнула ее, и Эмме тотчас же утонула.

Младшая сестренка в ужасе закричала и заплакала, но рабыня ей сказала:

— Сейчас же замолчи! Будешь плакать — убью и брошу в речку вслед за сестрой. И не смей никому рассказывать, что видела, особенно Акпану. Я выйду за него замуж вместо твоей сестры. Так что держи язык за зубами, если жизнь дорога. А теперь бери узел и неси.

Увидев рабыню, Акпан страшно огорчился: его невеста оказалась совсем не такой красивой, как он ожидал. Но ему и в голову не пришло, что это не его Эмме, за которую он заплатил богатый выкуп, ведь он не видел девушку семь лет, за такой срок можно сильно измениться. Устроил он пир и созвал всю деревню, однако гости только дивились и в недоумении спрашивали Акпана:

— Ты нам твердил, твоя невеста красавица, заплатил за нее такой богатый выкуп, а на эту отворотясь не наглядишься, где же были твои глаза?

Акпан только разводил руками.

Сыграли свадьбу, стала служанка женой Акпана. С сестренкой Эмме она обращалась очень жестоко, всеми силами старалась ее извести, ведь если девочка умрет, ей не придется бояться, что страшная тайна раскроется. Она больно била ее за малейшую провинность, заставляла с утра до ночи работать, посылала за водой с огромным кувшином, который девочка едва могла поднять, тыкала в нее горящей головешкой. Акпан спрашивал молодую жену, почему она так жестоко обращается с девочкой, но та отвечала, что девочка — ее рабыня, отец купил ее ей в подарок, и она вольна делать со своей служанкой все, что вздумается.

Однажды девочка пришла к реке со своим огромным кувшином, зачерпнула воды, но сама не могла поднять кувшин на голову, а помочь ей было некому, никого рядом не оказалось. Села она на берег и стала плакать и звать свою любимую Эмме.

Услыхала Эмме свою сестренку, стала просить водяного, чтобы отпустил ее к девочке помочь и утешить. Водяной согласился, но взял с Эмме клятву, что она тотчас же вернется. Увидела девочка сестру, кинулась к ней, обняла и никак не отпускает, просит, чтобы та взяла ее с собой к водяному. Рассказала, как жестоко с ней обращается рабыня, но Эмме велела ей набраться терпения и ждать, скоро она за ее мучения отомстит.

После встречи с сестрой девочка пришла домой счастливая. Служанка набросилась на нее с руганью, почему так долго прохлаждалась, ткнула в спину горящей головешкой и весь день не давала есть.

Назавтра девочка снова пошла к реке, дождалась, пока все наберут воду и уйдут, и, когда наконец осталась одна, снова принялась звать сестру. Но на этот раз Эмме долго не появлялась. Неподалеку от омута сидел в засаде охотник, водяной его видел и не велел Эмме подниматься на поверхность. Но девочка плакала так горько, что у старшей сестры просто сердце разрывалось, и она упросила водяного отпустить ее хоть на минутку. И вот она вышла из воды, и вечернее солнце осветило ее своими лучами — прекраснейшую из женщин, которые когда-либо жили на земле. Эмме с нежностью обняла сестренку, поставила ей на голову огромный кувшин с водой и тотчас же нырнула обратно в омут.

Охотник был точно громом поражен. Когда он наконец опомнился, он поспешил в деревню и рассказал Акпану, что на его глазах из воды поднялась красавица и помогла девочке поставить на голову кувшин. Он, охотник, уверен, что эта красавица и есть та самая Эмме, которую когда-то полюбил Акпан, ее утащил водяной и держит у себя.

Акпан решил, что надо ему самому поглядеть на эту девушку. Рано утром они вместе с охотником спустились к реке и спрятались в кустах неподалеку от омута.

Вот Эмме показалась из воды, и Акпан тотчас же ее узнал. Стал он думать, как же вызволить любимую из плена. Один из друзей посоветовал ему пойти к колдунье, которая приносила жертвы водяному, и попросить у ней помощи.

Пришел Акпан к старухе, рассказал о своей беде. Она велела ему привести ей белого раба, козла с белой шерстью, кусок белой ткани, белую курицу и корзину яиц. В назначенный срок она бросит дары в омут от имени Акпана, а назавтра водяной вернет ей девушку. Тогда она приведет невесту к Акпану.

Акпан купил все, что велела ему старуха, и отнес ей. Настал день жертвоприношения, и Акпан вместе со старухой и своим другом охотником отправились к омуту. Старуха принялась творить заклинания, потом бросила в воду белого раба, за ним козла, потом курицу, корзину яиц и, наконец, кусок белой ткани. После жертвоприношения все разошлись по домам.

На рассвете старуха спустилась к реке и увидела на берегу Эмме. Она сказала девушке, что она ей друг, пусть Эмме ее не боится, она отведет ее к мужу. Но сначала они пошли в хижину к старухе, там старуха ее спрятала и послала за Акпаном, но велела передать ему, чтобы он вел себя как ни в чем не бывало, служанка до поры до времени не должна знать, что ее злодейство раскрыто.

Акпан потихоньку ускользнул из дому и, никем не замеченный, задворками пробрался к старухе.

Увидела Эмме Акпана, обрадовалась, но тут же спросила, а где ее младшая сестренка. Тогда Акпан попросил своего друга охотника сходить к реке и привести девочку. Охотник встретил сестренку Эмме по дороге, когда она спускалась за водой со своим огромным кувшином, и велел идти с ним к старухе.

Долго Эмме обнимала и целовала свою младшую сестренку, потом все стали думать, что делать дальше, и порешили так: девочка пойдет домой и надерзит служанке, та бросится на нее, а девочка со всех ног сюда, к старухиному дому. Служанка, конечно, погонится за ней, и когда прибежит, то увидит Эмме целую и невредимую.

Сказано — сделано. Девочка вернулась домой и еще с порога крикнула служанке:

— Ты злая, жестокая, зачем ты так меня обижаешь? Никакая ты мне не хозяйка, ты рабыня моей сестры. Погоди, поплатишься ты за свое злодейство!

Выпалила — и что было духу бежать. Рабыня от такой наглости пришла в бешенство, схватила горящую головешку и бегом за девочкой через все село. Но ноги у девочки были проворнее, она добежала до старухиной хижины и юркнула в дверь. Рабыня только протянула руку ее открыть, но тут на пороге встала Эмме. Рабыня сразу же узнала хозяйку, которую она утопила в омуте, и застыла, будто в камень обратилась.

Акпан потребовал преступницу к ответу: как она посмела утопить Эмме и выдать себя за его невесту? Но уличенная рабыня лишь молчала. Да и что ей было говорить?

Созвали всю деревню, рассказали, какой страшный поступок совершила рабыня, и устроили праздник в честь чудесного спасения жены Акпана Эмме. А рабыню сурово наказали.

С тех пор, когда мужчина женится, он всегда сам идет за невестой и ведет к себе домой, чтобы с ней не случилось по дороге несчастья, какое выпало на долю Эмме и ее младшей сестренки.

Волшебный горшок

Продавала одна старуха на рынке отменный суп, заправленный пальмовым маслом. Как старуху зовут, где она живет, никто в округе не знал. Все только гадали, отчего это у нее получается такой вкусный суп, который к тому же всегда горячий-прегорячий.

— Чудеса какие-то, не иначе как тут колдовство замешано,—переговаривались друг с другом люди на рынке, однако суп по-прежнему покупали.

Каждое утро старуха, неся на голове большой черный горшок горячего супа, являлась на рыночную площадь, что возле деревни, и не успевала она расположиться под манговым деревом, как суп весь раскупали — такой он был вкусный и горячий.

Жил в деревне мальчуган по имени Калари. Частенько он лакомился старухиным супом, и захотелось ему узнать, как она его варит, а заодно и где она проживает.

Мальчишки — народ любопытный, и вот как-то вечером последовал Калари за старухой. Прошла она через всю деревню, а потом зашагала по берегу речки. Калари — за ней. Старуха стала подниматься по тропинке в гору, и он — за ней. Боязно стало Калари, но он себя пересилил. И вот подошла старуха к маленькой круглой хижине с тростниковой крышей. Перед хижиной стоял огромный котел для приготовления пищи.

«Я такого большого горшка отроду еще не видел»,— подумал Калари.

Старуха скрылась в хижине, а Калари не мог сдержать любопытство, подкрался тихонечко и заглянул в горшок. Тот был пуст.

Заслышав старухины шаги, Калари спрятался за кустом терновника. Вот из хижины показалась старуха, она подошла к горшку и, воздев над головой руки, пропела такую песенку:

Вскоре Калари услышал за кустом, как закипел и забулькал суп, и увидел, что над горшком поднялся пар. И такой пошел аромат, что у Калари засосало под ложечкой — есть захотелось. Как только старуха опять зашла в хижину, Калари крадучись подбежал к горшку и заглянул под него. Огня под горшком не было. Калари заглянул в горшок: тот был полон горячего куриного супа с пальмовым маслом.

— Хорошо бы его попробовать,— сказал себе Калари и уже нацелился ухватить кусочек курицы, но тут вдруг старуха вышла из хижины.

— Ах, ах, ах!— вскричала она, увидев, что делает Калари.— Ах, ах, ах!

Калари весь затрясся со страху и со всех ног бросился бежать вниз по тропинке. А вслед ему с горы неслись стоны, крики и рыдания старухи.

Калари добежал до подножия горы и помчался по берегу речки. Бегом миновал рыночную площадь и понесся по деревенской улице. Вот и его дом! Он рассказал родителям и всем деревенским, что с ним приключилось. И показал на гору. Люди поглядели в ту сторону и увидели, что над вершиной поднимается пар.

— Это волшебный горшок кипит,— говорил каждый соседу.

Но с того самого дня никто никогда не видел на рынке старуху с горшком горячего куриного супа, заправленного пальмовым маслом. И никто не отправился на ее поиски, а уж Калари теперь и близко к горе не подходил. Но с тех пор, когда собираются вкруг вершины горы облака, люди говорят:

— Глянь-ка, это волшебный горшок закипел!

Дитя, с которым плохо обращались

Страной Лоло правил повелитель по имени Счастье. У него была красавица жена и дочь Авука — прелестная девочка, отрада отца и матери. Неожиданно заболела и умерла жена повелителя. И повелитель Счастье стал теперь очень несчастен. Без нежных забот жены он не мог как следует выполнять свои обязанности правителя. А прелестная Авука от горя заболела. Приближенные советовали повелителю жениться еще раз, чтобы было кому присматривать за Авукой, и он в конце концов согласился.

Вторую жену звали Энутроф. Она очень любила девочек, и относилась к Авуке с лаской. Вскоре Энутроф понесла. Она просила бога, чтобы он послал ей девочку. Ее молитва была услышана: Энутроф родила дочь.

Девочка была очень хорошенькой, но мать это не радовало, потому что по сравнению с красавицей Авукой ее дочь казалась просто дурнушкой. Теперь Энутроф разлюбила падчерицу и даже возненавидела ее. А тут между Лоло и соседней страной Дайаруной разразилась война, и повелитель Счастье погиб. Не прошло и двух месяцев, а Энутроф уже совсем перестала скрывать свою ненависть к Авуке. Она даже есть не давала сироте и как школьный учитель наказывала ее палками. Для своей родной дочери Энутроф покупала на рынке яблоки, но Авуке она яблок не давала. Злая мачеха нарочно покупала яблоки, потому что знала, что Авука их очень любит.

Как-то утром Авука подобрала гнилое яблоко, которое выбросила ее сводная сестра, и закопала его в землю. Закапывает, а сама печально напевает:

Пока она пела, выросла высокая, могучая яблоня. А девочка продолжала:

И яблоня тут же вся покрылась яблоками.

А девочка пела:

Яблоки зарумянились, но Авука не могла их достать. И она опять запела:

Яблоки упали, а злая Энутроф услышала шум и прибежала. То, что она увидела, поразило ее. Она сразу смекнула, что Авука — не простая смертная. Энутроф бросилась перед падчерицей на колени и стала просить прощения. С того дня она больше никогда не обижала девочку.

За добро плати добром

Когда-то, рассказывают, жила Орлица. Летала она, летала и вот однажды увидела возле леса старуху, у которой нога сильно нарывала.

— Что, старая, больно?— спросила Орлица.

— Ох, больно! Ох, больно!

— Помогла б я тебе,— говорит Орлица,— если б вы, люди, не были так неблагодарны. Сегодня сделаешь вам добро, а завтра вы отплатите злом.

— Но я не такая,— отвечает старуха.

— Если ты будешь помнить добро, я тебе помогу. Выждала некоторое время Орлица, потом приказывает:

— Зажмурь глаза покрепче! Старуха зажмурилась.

— А сейчас открой! Ну-ка, где твой нарыв?

Старуха глянула на ногу — от нарыва и следа не осталось. Снова велела ей Орлица зажмуриться, потом старуха открыла глаза — и видит: лес пропал, словно вовсе его не было. В третий раз Орлица говорит:

— Еще раз закрой глаза.

Старуха закрыла глаза, открыла и увидела, что на месте леса стоят новые дома. И снова Орлица велела зажмуриться. Когда старуха открыла глаза, то дворы и улицы были полны народа. Жизнь кипит!

— Это все твое,— говорит Орлица.

— Спасибо тебе, спасибо!— отвечает старуха.— Чем тебя отблагодарить?

— Ничего мне от тебя не нужно, кроме вон того шерстяного дерева. Хочу на нем поселиться.

— О каком пустяке ты просишь!— воскликнула старуха.— Бери его.

Орлица полетела к дереву, свила на нем гнездо и снесла два яйца. Вскоре вылупились из яиц птенцы, а Орлица улетела за пищей для них.

Жила со старухой внучка, маленькая девочка. Когда Орлица улетела, внучка расхныкалась: «Э-э, э-э...»

— Отчего ты плачешь, моя маленькая?— спрашивает старуха.

— Хочу съесть орленка,— говорит девочка.

— Где я тебе возьму орленка?— отвечает бабушка, а внучка снова заводит: «Э-э, э-э».

— Что случилось?

— Хочу орленка. Если я его не съем, то умру. Подумала старуха и говорит:

— Неужели из-за того, что я не дам своей любимой внучке орленка, она помрет? Эй, люди! Берите топоры, срубите шерстяное дерево и принесите сюда орлят.

Соседи отправились к дереву, топоры застучали: «Тюк-тюк! Тюк-тюк!» А когда дерево стало валиться набок, один из орлят вспрыгнул на край гнезда и стал звать мать:

Мать услышала птенца; громко захлопали крылья: «Фа! Фа!» Она подлетела и крикнула:

— Сангури!

В тот же миг дерево, хоть оно почти свалилось, сразу выпрямилось, а людей, которые его валили, поглотила земля. Орлица накормила птенцов, потом попрощалась с ними и сказала:

— Я улетаю. Если старуха придет за вами, вы ей не мешайте.

А старуха не может угомониться.

— Ступайте срубите шерстяное дерево и принесите моей внучке орлят,— велит она опять.

Пошли люди к дереву. «Тюк-тюк! Тюк-тюк! Тюктюк!» — стучат топоры. Вот дерево стало клониться к земле, и тогда орленок вспрыгнул на край гнезда и стал звать мать:

Он звал ее, звал, а ответа все нет, и тогда дерево ударилось о землю и громко вскрикнуло:

— Кррак!

Люди забрали орлят из гнезда, отнесли их старухе, а один птенец вырвался и вспорхнул на дерево вава. Другого птенца старуха зажарила и отдала внучке, и та стала уплетать его с печеным бананом.

Прошло немного времени, и прилетела Орлица. Видит она — дерево повалено, а на нем сидит ее птенец. Рассказал он ей о том, что произошло, и Орлица полетела в старухину деревню. Прилетела, а внучка как раз доедает ее птенца. Крикнула разъяренная Орлица:

— Поздравляю тебя, старуха!

Потом она улетела прочь от ее дома и на окраине поселка начала творить волшебство.

— Сангури!— сказала Орлица, и пропали все люди.

— Сангури!— И порушились все дома, ни одного не осталось.

— Сангури!— И деревня снова стала лесом.

— Сангури!— И снова стала нарывать старухина нога. А Орлица говорит ей:

— Видишь, я была права.

Вот почему старики говорят: «Если тебе сделали добро, не плати за него злом».

Мудрый Крокодил

В одной большой-пребольшой пещере жил Крокодил. А с ним множество живности всякой: рыбы — внизу, в озерце, звери и птицы на суше, повыше. Крокодил день-деньской в воде сидел, но порой выползал на сушу, даже из пещеры вылезал на солнышке погреться. И был Крокодил тот не простой, а волшебный.

Раз случился вблизи пещеры охотник. Смотрит — у самого входа на солнце Крокодил нежится. Изготовил охотник лук, нацелил стрелу острую... и вмиг ослеп. Выронил лук со стрелою—воротилось зрение. Перепугался охотник, побежал в деревню, рассказал, что с ним приключилось. Всполошилась вся деревня. Кое-кто сразу за лук да стрелы — и к пещере.

— Непременно поймаем этого чудо-Крокодила. Подходят к пещере, а Крокодил все на солнышке греется. Вскинули тут все луки и разом ослепли.

— Бросайте, бросайте скорее!— кричит охотник. Послушались его селяне и в тот же миг прозрели.

— Зла от людей не допущу,— сказал им Крокодил и скрылся в пещере. А там его всякая тварь благодарит, дескать, спасибо, что от стрел метких нас всех уберег.

— Пойдем-ка по домам, у нас жизнь своя, у птиц да зверей — своя. И пусть сторожит их этот Крокодил в пещере. Что нам до них!

Да только нашлись головы молодые, горячие, неуемные. Снова к пещере их влечет, неужто с каким-то Крокодилом не совладают. Охотились-охотились, да все без толку. Всякий раз Крокодил ослеплял их, стоило лишь луки поднять.

И воцарился на долгие-долгие времена в тех краях мир да покой, а о ружьях в те дни и не слыхивали и в глаза их не видывали.