Всю жизнь богатей крокодил прожил в почете и уважении. А умер — все звери и птицы на похоронах собрались. Отошел траур, приспело время наследство делить. И тут заспорили звери и птицы, кто крокодилу ближайший родственник, ибо кому, как не родне, богатство достанется.
Сказали птицы:
— Крокодил нашего роду-племени.
— Как бы не так! — зарычали звери.— Какая вы ему родня? Крокодил на вас совсем не похож. Вы в перья одеты, он — в крепкую кожу-броню.
Отвечали птицы:
— Верно, перьев, как у нас, у него нет. Но зачем судить по тому, что после рождения появляется, лучше судить по тому, откуда жизнь истоки берет. А у нас и у него они одни и те же — мы вывелись из яйца. Вот начало всех начал. Таким он у матери на свет появился. Наш он, наш, мы его законные наследники.
Не на шутку разъярились звери, заслышав такое.
— Ишь, чего захотели! Крокодил — наш родич, нам его наследство и достанется!
Собрался лесной совет. Решили так: пусть звери свои доводы представят, почему крокодил им родня, и пусть птицам докажут, что не в яйце вовсе дело.
Держали слово звери:
— Верно, когда ищешь родства, нужно до самых истоков дойти. Но яйцо еще ничего не объясняет. Вся жизнь изначально из яйца произошла. Так что судить надобно не по происхождению, а по жизни. Жизнь — единственное мерило. Вырос крокодил, и стало у него четыре лапы, как у нас. Лапы — вот что главное, по ним и судить. Так что отдавайте-ка наследство нам!
Заверещали, загалдели птицы:
— Вы говорите, что у нас перья, а не кожа-броня. Посмотрите на себя, у вас тоже брони и в помине нет. Шерсть да мех! Один смех! И про жизнь вы неправильно говорите. Не тогда она у крокодила началась, когда ноги выросли. Он уже в яйце жил. А вы совсем и не из яйца рождаетесь. Не видать вам наследства!
Но звери не сдавались и по сей день спорят, никакой лесной совет их не рассудит. Может, вам удастся?
Собрал как-то Лев зверей в своем дворце на совет. Приветствовали его звери лесные и кланялись низко. Молвил Лев:
— Собрал я вас для того, чтобы решить, как с человеком бороться. Житья от его козней нет.
Думали-думали, наконец Слон предложил для всех зверенышей школу устроить и учить их всему, что старшие уразумели.
— Кого же мы в учителя возьмем? — Лев-повелитель спрашивает.
— Возьмите меня,— вызвалась Гиена.
— А чему ты наших малышей учить станешь? — Лев вопрошает.
— Научу их пошире пасть раскрывать, погромче рычать да зубы пострашнее скалить. Ох как испугается человек!
— Как бы не так! — пискнул Заяц.— Большим зверям хорошо, а каково нам, малышам?
Задумалась Гиена, но что ответить не нашла.
— Лучше учить наших детенышей в траве прятаться, тогда нас эти вонючие двуногие не заметят,— предложил Заяц.
— Ох и насмешил же ты! — воскликнул Слон.— Где ж такая трава растет, что меня укроет?
Подняли звери Зайца на смех.
— Лучше меня учителя не сыскать! — похвастал Шакал.
— Ну-ка расскажи о своем умении! — потребовал Лев.
— Познал я в жизни три истины, их и молодым передам. Первая: увижу, где поживиться можно, сперва осмотрюсь, безопасное ли место — потому и в капкан не попадаю.
— До чего ж ты мудрый! — закивали звери.
— Вторая истина такова,— продолжал Шакал,— подойду к реке или ручью напиться, разведаю сперва, нет ли кого поблизости. И даже если нет ни души, я голову к воде не клоню.
— Как же ты тогда пьешь? — изумился Заяц.
— А вот как: опущу в воду хвост, а потом отбегу туда, где безопаснее, воду с хвоста и слизываю. И так несколько раз, пока не напьюсь.
— А как ты ночью спишь? — спросила Гиена.
— В этом как раз и есть третья моя премудрость,— Шакал отвечает.— По ночам я делаю так: с одного места прокричу, перебегу на другое, потом — на третье, заберусь в чащобу, где ветвей не разнять, где листва сухая, там-то и ложусь. Стоит кому на сухую листву наступить — зашуршит, у меня сразу — ушки на макушке.
— Да ты и впрямь мудрец,— признали звери.
— Что ж, быть тебе учителем наших малышей,— решил Лев. И стали все зверята к Шакалу в школу ходить, учились все прилежно, кроме Львенка.
— Ну что мне человек? — усмехался он.— Коли повстречается, свалю крепкой лапой, растерзаю острым когтем.
Раз шли после уроков Львенок и Зайчонок. Глядь, а навстречу человек. Стоит Львенок, диву дается: что за странное существо? Человека он раньше и в глаза не видывал.
Подошел человек, рядом присел, поздоровался со Львенком почтительно — как-никак царский отпрыск.
— Что-то ты ни на одного зверя не похож,— говорит ему Львенок.— И почему-то я тебя у отца во дворце не видал ни разу.
Отвечал человек смиренно:
— Потому не ходок я во дворец к всемогущему Льву, что стыдно мне. Тело мое шерстью не прикрыто, да и хвоста у меня нет.
Повелел Львенок человеку построить шалаш.
— Уж больно солнце яркое мне докучает,— говорит. Сделал человек крепкий остов из жердей, веревками связал — клеть получилась. А Зайчонка давно и след простыл, как человека завидел — деру дал, только пятки засверкали. Так что один на один Львенок с человеком остался.
— Что ж, достопочтенный царевич, милости прошу,— человек зазывает,— посмотри, мягко ли, тенисто ли.
Забрался Львенок в шалаш, попросил еще и вход закрыть. Завалил человек вход, а сам пошел, набрал охапку сучьев да листьев сухих. Разложил он все это вокруг шалаша и поджег.
— Ну-ка ты, бесхвостый, выпускай меня поскорее, не видишь — горю! — Львенок кричит.
— Запомни же, глупый и хвастливый звереныш, сегодня ты впервые повстречал человека. Ну, где твои сильные лапы и острые когти? Ты ж грозил растерзать меня. А видишь, обернулось так, что твоя жизнь в моих руках.
— Прости, прости меня, человек,— взмолился Львенок,— глуп я и дерзок. Не губи.
— Что ж, пощажу я тебя,— сжалился человек и открыл вход.— Только крепко запомни: Лев — царь зверей, но не людей.
Жили-поживали на белом свете добрые друзья — красивый молодой Лев и полосатая Гиена. Однажды Лев спрашивает Гиену:
— Скажи, друг, кого ты больше всех боишься?
— Дикого быка,— отвечает ему Гиена.— Он крушит все вокруг, топчет муравейники и так страшно ревет, что все звери дрожат от страха.
А потом сама спрашивает Льва, кого больше всех на свете боится он.
— Больше, чем всех зверей, и уж, конечно, больше, чем дикого быка, я боюсь двадцатипятилетнего мужчину,— отвечает Лев.
— Вот уж чепуха-то,— говорит Гиена.— Да ты одолей хоть одного дикого быка, а я за это запросто одолею двадцать двадцатипятилетних мужчин.
— Ну тогда прощай до вечера,— говорит Лев,— а вечером поглядим, что получится.
Приходит вечером Гиена к Льву, а тот занят — гриву свою расчесывает. Поприветствовали друзья друг друга.
— Надеюсь, ты не забыл, о чем мы условились,— спрашивает Льва Гиена.— Что до меня, то у меня слово — закон.
— Ничего я не забыл,— отвечает Лев.— Выбирай быка, и я с ним расправлюсь.
Укрылись Лев с Гиеной в зарослях у тропы, и тут как раз идут на водопой дикие быки, а с ними Бык — крушит все вокруг, топчет муравьиные кучи и ревет так, что воздух дрожит. Гиена показала Льву на Быка и дрогнувшим голосом говорит:
— Одолей вот этого...
Лев как прыгнет на Быка и задрал его в одну минуту. Устроили они с Гиеной пир горой, а назавтра пришли под вечер к той же тропе и спрятались в кустах. Пождали немного, видят, идет по тропе молодой мужчина. В одной руке большая палка, в другой — котелок с едой.
— Одолей вот этого,— говорит Гиене Лев.
Гиена подскочила к мужчине, а тот на нее и внимания не обратил, идет себе спокойненько по тропе, только сказал Гиене:
— Ты, Гиена, поосторожней. Гляди, какую пыль подняла.
Еще раз подскочила Гиена к молодому мужчине, но тот на нее даже не взглянул, только опять за пыль попрекнул. Лев уже посмеиваться начал.
Бросилась Гиена на молодого мужчину в третий раз и разозлила-таки его. Размахнулся тот да с такой силой стукнул Гиену по башке, что даже конец палки обломился и угодил Льву в глаз.
— Ну, что я тебе, Гиена, говорил! — крикнул Лев и бросился прочь.
А Гиена еле в себя пришла после такого удара. Отыскала она своего друга, который все еще тер глаз, и решили они, что впредь никогда не станут кидаться на людей, а уж тем паче на двадцатипятилетних мужчин.
Жил когда-то Лев, и была у него виноградная лоза, обвивавшая большое высокое дерево. С этого виноградного дерева лакомился виноградом только сам Лев и его семейство.
Время пришло, виноград почти созрел, и Лев запретил даже приближаться к своему виноградному дереву не только зверям из лесу, но даже своим сородичам. Он приказал окружить виноградное дерево изгородью из колючего кустарника и сам уселся сторожить.
Прослышал об этом Заяц-хитрец. И отправился в джунгли. Нарезал лиан, тонких и толстых, положил всю кучу себе на голову и пошел обратно, мимо сада Льва.
«Фру-фру-фру!» — шуршали лианы, раскачиваясь на его голове.
Заслышал это «фру-фру-фру» Лев, окликнул Зайца:
— Куда ты тащишь столько лиан, братец Заяц? Ответил Заяц:
— Как, разве ты не слышал, дядюшка Лев? Разве ты не знаешь, что скоро налетит страшный ураган и все только и думают, как спастись и спрятаться? Поэтому я и отправился в лес, нарезал лиан, чтобы привязаться покрепче самому и привязать всех моих сородичей, чтобы нас не унесло.
— Ох, неужто! — забеспокоился Лев.— Иди скорее сюда, помоги мне, чтобы я тоже спасся от урагана!
— Нет уж,— ответил Заяц.— Не могу я тебе помочь, дядюшка Лев, потому что, если я задержусь, не успею привязать всех своих сородичей и сам не успею привязаться. Ведь когда задует ураган, он нас всех разнесет в клочья! Потому и не могу я остановиться, не могу помочь тебе...
— Трус! — заревел Лев.— Если ты мне не поможешь, сам умрешь и все твои родичи умрут, потому что я сейчас прикажу отнять у тебя все лианы и привязать ими меня и моих родичей, а когда поднимется ураган, он унесет тебя и всю твою родню!
Заяц вроде бы задумался, опечалился, а потом сказал:
— Пусть будет по-твоему, я тебе помогу!
Он пробрался через колючую изгородь, выбрал самые толстые и прочные лианы и крепко-накрепко привязал Льва к виноградному дереву возле самых корней. А потом начал разбирать колючую изгородь вокруг виноградного дерева.
Лев ревел от злости, но ничего не мог поделать. Он понял, что хитрый Заяц его обманул, но как он мог отвязаться?
А братец Заяц разобрал колючую изгородь, влез на вершину виноградного дерева и начал оттуда, сверху, созывать всех лесных зверей:
— Приходите, звери лесные, большие и маленькие! Нет больше колючей изгороди! Лев сидит привязанный! Все, кто хочет, могут взобраться на дерево и отведать сладкого винограда!
И все звери лесные, большие и маленькие, прибежали, прискакали и наелись винограда до отвала.
Тогда Заяц слез с виноградного дерева и спрятался среди густой травы. Очень ему хотелось посмотреть, что теперь будет делать Лев.
А Лев увидел, что почти весь его виноград съели звери лесные, и чуть не умер от злости. Сердце его разрывалось. Но что он мог сделать, привязанный?
И тут ко Льву приполз дальний родич не родич, а так, не поймешь его кто,— просто Белый Термит. Подполз он ко Льву и спросил:
— Нужно ль за добро платить добром?
— Да,— ответил Лев.— За добро мы всегда воздаем добром.
Трижды спросил его Белый Термит. Трижды Лев ответил:
— Да. За добро мы всегда воздаем добром. Тогда Белый Термит сказал Льву:
— Если так, я тебе помогу. Я перегрызу все эти лианы и освобожу тебя.
Он перегрыз лианы, которыми Лев был привязан к дереву, и Лев встал, Лев вскочил! И все звери лесные попрыгали с виноградного дерева и, крича от страха, помчались кто куда.
Лев поднял голову и увидел, что все виноградные гроздья исчезли, кроме как на самой верхушке,— остальные все съели звери лесные.
Но все же Лев радовался, потому что избавился от лиан, снова стоял свободным.
Лев сказал Термиту:
— Братец Белый Термит, не знаю, как тебя отблагодарить! Но вот что: через семь дней у нас будет праздник поминовения мертвых. Приходи, буду рад тебя попотчевать!
Заяц, сидя в густой и высокой траве, все это услышал.
Ему тоже хотелось побывать на этом празднике. Но если он пойдет и Лев его узнает,— не миновать беды!
Убежал Заяц тихонько, чтобы никто его не видел и не слышал.
В утро накануне праздника прибежал Заяц к Белому Термиту.
— Братец Белый Термит, правда ли, что Лев пригласил тебя на праздник поминовения мертвых?
— Да,— ответил Белый Термит.
— А ты знаешь, что Лев собирается сделать во время этого праздника?
— Откуда же мне знать? Когда такой могучий господин приглашает тебя, разве пойдешь и спросишь, что он собирается делать? Так что я уж пойду, а там будь что будет.
— Не ходи, послушайся меня! — взмолился братец Заяц.— Потому что я знаю, что собирается сделать Лев. Когда он вернулся домой, то объявил своим людям, что разгневался на всех зверей лесных, на всех жителей деревни, кто близко подходил к его виноградному дереву, и всех велел убить, когда они придут на празднество. Вот оно как! Конечно, ты, братец Белый Термит, его выручил. Однако Лев очень зол и на тебя, потому что, если бы ты пришел пораньше и пораньше перегрыз лианы, которыми он был связан, он бы раньше освободился, а главное — спас бы свое виноградное дерево. А так сидел он связанный, и все звери лесные лакомились его виноградом. И почти все съели! А все из-за того, что ты приполз слишком поздно! Лев до сих пор в ярости и убьет тебя первым.
— Ох, неужели это вся его благодарность? Неужели он на такое способен? Ладно же, я не пойду на его празднество и не буду больше думать о нем, раз он хочет убить меня после всего, что я для него сделал. Нет, не пойду я к нему!
— Ты правильно рассудил,— сказал Заяц.— Ты умница!
Вот какой хитрый был Заяц!
Он поспешил к себе домой и начал готовиться.
На другое утро разоделся он в праздничные одежды, надел всякие 'украшения и отправился ко Льву на праздник поминовения мертвых в маске Белого Термита.
Когда Заяц вошел во владения Льва, остановился он и трижды крикнул, подражая голосу Белого Термита:
— Вождь! Вождь! Вождь! Лев сказал своему сыну:
— Пойди посмотри, кто этот чужак? Кто зовет меня? Сын Льва, совсем еще ребенок, побежал и сказал:
— Это братец Белый Термит.— И прибавил: — Ты же сам его пригласил!
А братец Заяц и на самом-то деле так переоделся, перекрасился, что стал совсем похож на Белого Термита.
Лев приказал впустить его в хижину, предназначенную для самых почетных гостей, в прекрасную хижину, совсем новую.
Братец Заяц вошел в нее, осмотрелся и разлегся отдохнуть в этой новой хижине.
А вскоре начался праздник, и гостям стали подавать всякие вкусные блюда.
Братец Заяц ел за троих, и тут еще принесли доло, сладкое доло, еще не перебродившее, и доло старое, очень крепкое,—все было к услугам гостей. Заяц наелся и напился до отвала. С полным животом растянулся он на циновке, чтобы отдохнуть.
Но перед этим хитрый братец Заяц незаметно собирал во время еды кости, и куриные и говяжьи, все кости, которые мог найти. И наполнил этими костями свой мешок.
Но вот Лев позвал своего сына и велел ему отнести дорогому гостю самое отменное доло. Мальчик пришел в хижину как раз тогда, когда отяжелевший от обильной еды и от крепкого доло Заяц сладко уснул. Во сне белый колпак съехал у него набок, и одно длинное ухо высунулось наружу.
Когда мальчик увидел это ухо, он очень удивился:
— Смотри-ка! Что бы это могло значить?
Он побежал и рассказал про длинное ухо гостя своему отцу.
— Да не может этого быть!—вскочил Лев.—Не мог братец Заяц прийти ко мне. Ни за что он на это не осмелится! Разве он меня не знает? Нет, нет, братец Заяц не может сюда прийти. Отнеси это доло нашему дорогому гостю и помалкивай.
Мальчик вернулся в хижину, поставил кувшин, но тут вдруг споткнулся, упал, нашумел и разбудил братца Зайца. Тут мальчик как следует его разглядел и бросился бегом вон из хижины. Братец Заяц сразу сообразил, что теперь ему не миновать беды. Он вскочил и стремглав пустился наутек.
Увидел его Лев и все понял.
Он выбежал из хижины со своими слугами, со своими детьми, и со своими приближенными, и со всеми гостями, которые пришли на празднество. И все они устремились в погоню за Зайцем. Целую свору собак пустили по его следам.
Когда братец Заяц увидел, что собаки его настигают, он сунул руку в мешок и бросил им горсть костей. Собаки остановились, и началась у них грызня из-за этих костей.
Братец Заяц помчался дальше, а люди Льва—по его следам. Но вот отставшие было псы снова начали догонять. Снова Заяц бросил им щедро костей из мешка. И опять собаки, забыв о нем, передрались между собой. А Заяц все бежал, бежал и бежал...
Так бежал он три дня, и никто не мог его догнать. Но на четвертый день Заяц зашатался от усталости и не знал уже, где ему спрятаться.
Вдруг он увидел густые заросли колючего кустарника.
Одним прыжком он спрятался в самой чаще и затаился.
Собаки учуяли его, окружили заросли, но добраться до Зайца сквозь колючки не могли. Только лаяли от злости.
А Заяц отдохнул, одним прыжком выскочил из колючих зарослей и помчался дальше.
Вскоре увидел он баобаб с большим дуплом и спрятался в этом дупле.
Но собаки мчались по его следам.
Первая с разгону проскочила мимо баобаба, вторая влетела в темное дупло.
Она заметила в темноте Зайца, и Заяц испугался, что она его узнает. Тогда он закричал хриплым голосом:
— Что такое? Что это значит? Кто врывается в почтенный дом, как вор, как злодей, как бандит? Здесь лежит в темноте несчастный старик, который и двинуться уже не в силах, а его вдруг топчут ногами! Кто этот вор, кто злодей, кто бандит?
Собака так перепугалась, что выскочила стремглав из темного дупла. А на ярком свету совсем взбесилась и набросилась на других собак. И все они перегрызлись.
Увидел это Лев, испугался, как бы все его собаки не взбесились. Приказал слугам переловить их и убить. А сам поспешил со своими людьми вернуться домой.
Через три дня братец Белый Термит все-таки собрался навестить Льва. Он пришел к воротам ограды и трижды прокричал:
— Вождь! Вождь! Вождь!
Лев сам вышел посмотреть, кто это его зовет. Увидел, что это Белый Термит. Но решил, будто снова братец Заяц осмелился прийти на малое празднество, которое всегда устраивали через три дня после большого праздника поминовения мертвых.
Приказал Лев схватить и связать братца Белого Термита. Началась тут свалка и драка, и пока разбирались, кто из них кто, братцу Белому Термиту здорово досталось. И палками его избили, и всю одежду на нем изодрали! И только когда остался он голый, все увидели, что это на самом деле Белый Термит. Тогда Лев приказал отпустить его с миром.
Вот почему мосси говорят: «Люди неблагодарны! Что бы ты для них ни сделал, никогда не получишь достойной награды».
Однажды девять диких псов отправились на охоту. На пути они повстречали Льва, который сказал, что тоже вышел поохотиться, и предложил действовать сообща. Псы согласились, и весь день они охотились вместе. К вечеру они задрали десять антилоп.
— А теперь пойдемте поищем кого-нибудь умного, и пусть он поделит между нами мясо как положено.
— Что за нужда,—ответил один пес.—Разве для этого требуется какая-то особая мудрость? Нас ведь десять, и антилоп мы задрали десять. Каждому по одной, вот и поделили как положено.
Тут Лев вдруг поднялся на дыбы да как стукнет своей лапищей смельчака и ослепил его.
Псы затихли, прибились друг к дружке. Потом один отважился и говорит:
— Лев—царь всех зверей, он один над всеми. Дадим ему девять антилоп, значит, всех вместе их получится десять. Нас девять, мы возьмем себе одну антилопу, и нас тоже получится десять. Вот так мы правильно поделим добычу.
Льву это решение очень понравилось, и он с важным видом прошелся взад-вперед перед псами.
— А ты, однако, не дурак,—сказал он,—не то что твой брат. Очень даже не дурак! Как это ты додумался до такого мудрого решения?
— Да ты ударил моего брата и ослепил его, царь зверей,—отвечал пес,—тут я сразу и додумался.
Белка слышала буквально от всех, что Олениха необыкновенно умна и находчива. Казалось, все были просто влюблены в нее за редкостный разум. Вот и мечтала маленькая Белка встретить где-нибудь Олениху и поговорить с нею. Как-то утром Белка встретила в лесу зверя, какого раньше никогда не видела. «Это и есть Олениха»,—решила она.
— Приветствую вас, мудрейшая из мудрых!—проговорила Белка.
Но та даже не удостоила ее ответом. Однако Белка не спешила уходить, а решила во что бы то ни стало дождаться Олениху, чтобы все-таки поговорить с нею. И впрямь, часа два спустя спесивая Олениха вернулась. Белка сделала ей шаг навстречу, но Олениха смерила ее таким презрительным взглядом, что Белку оторопь взяла. Наконец она решилась произнести:
— Как поживает ваш супруг, мудрая госпожа? Олениха лишь головой повела и горделиво удалилась, но сразу же вернулась.
— Несчастный звереныш,—сказала она,—и как ты не боишься разговаривать со мной? Твои родители этого делать не смели, а теперь, когда их нет в живых, ты решилась на то, чего не смели они! С чего ты взяла, что я замужем? Ну-ка, говори, наглый косоглазый зверек, сколько ты знаешь хитростей?
— Только одну, о мудрая госпожа,— печально признала Белка.
Олениха рассмеялась.
— Какую же хитрость ты знаешь?
— Если встретится слон, надо быстро залезть на дерево,—скромно проговорила Белка.
И опять Олениха рассмеялась. Потом она сказала:
— Пошли со мной на вершину утеса. Там я покажу тебе очень много хитростей.
Едва они расположились на вершине, как примчались два слона. Белка мигом вскарабкалась на дерево, а гордая Олениха осталась на земле. Вот слоны и затоптали ее.
— Спасите же себя своими хитростями!—крикнула с дерева Белка, которая оттуда не могла видеть, что Оленихи уже нет в живых.
Что важнее?
Всем известно, как трудолюбивы белки, и вот одна Белка возделала себе замечательную делянку. Трудилась она не жалея сил, и так была занята всякими работами на земле, что и не подумала о том, чтобы проложить дорогу к своей делянке, и бегала туда-обратно, просто перепрыгивая с дерева на дерево.
Случилось так, что Паук, охотясь неподалеку, набрел на Белкину делянку и залюбовался ею: близилось время уборки урожая, и колосья гнулись от тяжелых налитых зерен. Паук поискал дорогу к делянке и, не найдя, тут же смекнул, что к чему, и замыслил недоброе дело.
На следующий день Паук возвратился на Белкину делянку, да не один, а со всем своим семейством, и закипела работа. Проложив дорогу, пауки заплели ее паутиной и набросали мусору, чтобы казалось, будто по этой дороге давно ходят. А затем паучье семейство принялось за уборку урожая. За этим занятием и застала их Белка, которая, как всегда, прискакала сюда по деревьям. Страшно Белка рассердилась и потребовала от Паука объяснения, по какому праву он забирает с ее делянки урожай.
— С твоей делянки? А почему ты считаешь ее своей? — спросил Паук.
— А потому, что я расчистила землю, вспахала ее и засеяла зерном. Я трудилась не жалея сил, а теперь пришло время собирать урожай. Какие могут быть сомнения, что это моя делянка?
— В таком случае, где же дорога, по которой ты сюда ходила?—спросил коварный Паук.
— Зачем мне дорога, если я могу ходить по деревьям? — ответила Белка.
— Вот в том-то и загадка,—насмешливо сказал Паук.— Где это слыхано, чтобы кто-то возделал делянку, а дорогу к ней не проложил?
Белка обратилась в суд, но суд решил, что еще никогда ни у кого не было делянки, к которой бы не вела дорога, а поскольку дорога принадлежала Пауку, значит, и делянка — его.
И вот Паук со своими домочадцами собрали урожай. Они обмолотили колосья, ссыпали зерно в большие кули и понесли продавать на базар. Но на пути к базару их застигла гроза, и пришлось им бросить кули на дороге, а самим искать убежища в зарослях. Едва ливень кончился, паучье семейство вернулось за своей поклажей. И видит — вот незадача! — стоит на тропе большой черный Ястреб, раскинув крылья и прикрыв ими кули с зерном.
— Благодарим тебя, незнакомец, за то, что ты сберег сухим наше имущество,—заговорил с ним Паук.
— Ваше имущество? Да разве оно ваше?—отвечал Ястреб.—Где это видано, чтобы зерно оставляли на дороге, даже не прикрыв его? Мое это зерно, и сейчас я пойду продавать его на базар. Будь здоров, Паучище, и не воображай о себе невесть что.
С этими словами Ястреб забрал все кули и отправился на базар.
Во время сухого сезона насекомые много работают на своих полях. Ведь когда начнутся дожди, они не смогут покинуть свои жилища и будут питаться лишь тем, что успели запасти. Поэтому теперь, во время сухого сезона, все насекомые усердно наполняли амбары и кладовые.
Кузнечик и Богомол были друзьями. Богомол беспечно пел песни, а его друг работал. Кузнечик не раз говорил Богомолу, что пора убирать зерно.
— Успеется,—отвечал ленивый Богомол,—времени еще много.
Богомол рассказывал Кузнечику всякие истории, но тот его не слушал, а продолжал трудиться. И до того Богомолу это надоело, что он решил дружить не с Кузнечиком, а с Пчелой. Он начал развлекать своими песенками и танцами Пчелу, а за это получал от Пчелы еду и питье.
Но случилось так, что Богомол заболел. Двадцать восемь дней он не спал, не пел и не танцевал и даже не выходил из дому. Наконец он поправился и сразу же принялся за прежние свои забавы.
— Почему бы тебе не поработать хоть немного? Ты же теперь здоров,—говорит, бывало, Пчела.
— На следующей неделе,—отвечал ленивый Богомол,— на следующей неделе...
В тот год сезон дождей начался раньше, чем обычно, но непогода не застала насекомых врасплох: они уже запасли себе еду на все дождливые, ненастные дни. И только один Богомол испугался не на шутку. Во время болезни он съел все свои прошлогодние припасы. Он пытался взять в долг у Кузнечика хоть немного зерна, но тот лишь головой покачал.
— Иди к Пчеле, там тебе, может быть, и дадут зерно,— сказал Кузнечик.
Пошел Богомол к Пчеле, но и там его ждал отказ.
На исходе второй недели Богомол умер.
Леопард так много охотился в своем лесу, что быстро расправился со всеми слабыми и неловкими зверями, а те, что уцелели, стали осторожны и хитры, вот Леопарду и не удавалось никого поймать.
Думал он, думал и придумал притвориться мертвым. Звери соберутся, чтобы оплакать и похоронить его, как положено, а он набросится на них и сожрет.
Решено — сделано. Леопард завалился на спину, оскалил пасть, ну точь-в-точь мертвый. А тут еще и мухи налетели, облепили его.
Бежала мимо Антилопа, видит, Леопард бездыханный валяется в пыли. Ох и взволновалась же Антилопа! Тут же кинулась сообщать жителям леса скорбную весть. Все звери очень огорчились и пришли оплакивать Леопарда, хоть многим из них пришлось натерпеться страха от него.
Больше прочих печаловала Белка. Горько рыдала, убивалась и не отходила от тела Леопарда. А Заяц-хитрец держался в сторонке и внимательно ко всему присматривался. Тут-то он и заметил, что бока мертвого Леопарда слегка вздымаются, совсем незаметно для собравшихся. Тогда Заяц спел такую песенку:
Разве умер страшный зверь?
Разве умер?
Он ведь дышит, поглядите!
Он ведь дышит.
На макушке высокого дерева сидела маленькая Обезьянка-сирота. Она, как и Заяц, привыкла всего бояться. Услышав песенку, Обезьянка присмотрелась и тоже заметила, что Леопард тихонько дышит. Тогда и она повторила песню Зайца, добавив к ней такие слова:
Мы останемся в сторонке,
Мы не станем хоронить.
Мы останемся в сторонке
И не станем отпевать.
Только эти два маленьких зверька понимали, как опасно приближаться к Леопарду. Остальные не послушались их предостережений. Обступив плотным кольцом Леопарда, они плакали, причитали и каждый по-своему выражали скорбь.
Потом все хором запели поминальную песню и под эту песню понесли Леопарда на кладбище. Антилопа и Бородавочник тащили его за передние лапы, другие помогали им сзади. И вдруг Леопард как вырвется! Никто глазом не успел моргнуть, как он набросился на глупых зверей. Вмиг прикончил Антилопу и Бородавочника. Белке тоже досталось — Леопард исполосовал своими страшными когтями ее мордочку. У Белки по сей день остались отметины от Леопардовых когтей. Остальные бросились врассыпную и спрятались кто куда.
А Заяц и Обезьянка долго смеялись над глупцами, которые не видели ничего дальше кончика своего носа.
В давние-предавние времена Кот жил в лесу вместе с другими дикими зверями. И водил он дружбу с Пантерой, своей дальней родственницей.
Кот был великим охотником. Его ловкость, сноровка и проворство помогали ему справляться с любой добычей, какая только ни попадалась на пути. Никому не удавалось спастись от железных кошачьих когтей. Потому-то Кот был всегда сыт и доволен жизнью. Очень ему завидовали за это все родичи.
Пантера хоть и была сильней Кота, но куда ей тягаться с ним в ловкости да гибкости. От Пантеры, бывало, добыча ускользнет, а Кот ее вроде бы играючи нагонит и вмиг расправится.
Однажды Пантера долго следила за тем, как охотится Кот, удивляясь быстроте и точности его движений. Наконец Пантера решила попробовать охотиться так же, как он. Но не вышло у нее ничего. Тогда она попросила Кота взять ее на выучку. Тот охотно согласился.
Занятия начались. Но Кот был очень хитер и недоверчив. Он не спешил раскрывать своей приятельнице все секреты охотничьего мастерства. Для начала он показал ей, как надо ловить добычу прямо перед собой. Пантера оказалась способной ученицей, и первый урок ей очень понравился.
В следующий раз Кот собирался научить Пантеру, как надо ловить добычу справа и слева. Но урока не получилось. Пантера была так голодна, что, забыв обо всем на свете, бросилась на своего учителя, чтобы схватить и съесть его. Однако недаром Кот считался самым лучшим охотником. Он ловко увернулся от страшных лап Пантеры, прыгнул в одну сторону, в другую, потом изловчился и полоснул острыми когтями шкуру неблагодарной ученицы.
Не успела та опомниться, как он вскарабкался на самую верхушку высокого дерева. И там, сидя в безопасности, произнес:
— Моя дорогая Пантера, ты выпила всю воду из колодца, не осталось там ни капли. Тем хуже для тебя. Я очень рад, что не успел обучить тебя всему, что сам умею. Не то пришел бы мне конец.
Так Кот спасся от Пантеры, но на душе у него стало неспокойно. Побаивался он все-таки своей коварной подруги — а вдруг она как-нибудь подстережет его и отомстит. И решил Кот перебраться поближе к человеку. А Пантера на всю жизнь сохранила на своей шкуре следы от кошачьих когтей.
Вот почему Кот стал домашним животным, а у всех Пантер шкура пятнистая.
Однажды господин Черепаха решил выяснить, кто умнее — он или его тесть. Позвал он свою жену и говорит:
— Слушай, ведь я умнее, чем твой отец. Понять не могу, почему все говорят, будто он — первый хитрец и шутник.
— Правильно,— сказала жена,— ты по сравнению с ним — дитя. Мой отец начал над всеми подшучивать и хитрить, когда на свете еще никого не было!
Господин Черепаха так расхохотался, что даже упал. До чего ж глупа его жена!
— Объясни мне,— наконец проговорил он,— над кем же он шутил и кого обманывал, если никого еще на свете не было? Вот почему я всегда считал, что разговаривать с женщиной нет никакого смысла. Сами себе во всем противоречат. Да и вообще я не из тех, кто на болтовню время теряет.
В тот же вечер господин Черепаха послал к Агади-тестю своего сына Нвамби с такой хитрой просьбой: пускай тесть купит ему хорошего пальмового вина, да только не местного и не привозного.
— Для важных гостей, которых я ожидаю,— объяснил он.
Нвамби пришел к деду и передал это поручение, но Агади не удивился: он хорошо знал своего зятя. Через несколько минут он послал к Черепахе соседа. Тот передал, что вино уже куплено и что можно прислать за ним кого угодно, только этот посыльный должен быть не мужского и не женского пола. На это у Черепахи не хватило сообразительности. Он ничего не смог придумать. Подождав немного, Агади отправил к зятю другого соседа: пусть, мол, присылает за вином кого угодно, но только чтоб этот посыльный не дотрагивался до тыквенной бутыли, в которой понесет вино. Это условие было не проще предыдущего, а может быть, даже труднее.
Господин Черепаха позвал жену и все ей рассказал. Жена засмеялась:
— Я ж предупреждала тебя, что второго такого хитреца, как мой отец, не отыскать. Тебе ли с ним тягаться! Ты бы лучше попросил его, чтоб он тебя научил всем своим шуткам и хитростям.
Но разве мог господин Черепаха признать себя побежденным? Конечно, нет. Он сказал жене, что просто хотел испытать своего тестя.
Как-то в погожий день господин Крыса отправился проведать своего больного дедушку. Проходя мимо одного из домов, он заметил стоящего на пороге Черепаху, своего давнего соперника.
— Добрый день, господин Черепаха,— сказал он.— Это ваш дом?
— Рад видеть вас, мой ученый друг. Да, я здесь живу,— ответил Черепаха.— Прошу вас, заходите и отведайте орех колы.
Господин Крыса вошел. Друзья-соперники сели. Потом господин Черепаха, извинившись, вышел на минутку в кладовую и возвратился, неся круглый, прекрасно отполированный камень. Его он и предложил гостю в качестве угощения.
— Вот орех колы, господин Крыса,— улыбнулся он,— расколите его и кушайте! А я сейчас велю жене принести перца, приготовленного из хребта крокодила.
«Ах ты старый хитрец и проказник! — подумал господин Крыса.— Ну, погоди у меня!»
— Простите, господин Черепаха,— сказал он,— мне нужно выйти ненадолго, я скоро вернусь.
Он и впрямь вернулся очень быстро, а в руках держал какую-то старую тряпицу.
— Господин Черепаха,— сказал он,— очень вас прошу, помогите мне поднять этим куском ткани землю.
— Но это невозможно! — вскричал хозяин. Крыса лукаво взглянул на Черепаху и проговорил:
— А разбить камень, словно орех колы, возможно? На том друзья и распрощались. Напоследок господин Черепаха попросил Крысу зайти к нему еще разок.
На обратном пути от больного дедушки Крыса еще раз навестил своего приятеля Черепаху. На сей раз Черепаха дал ему курицу и петуха и попросил вернуть их, когда курица запоет петухом, а петух снесет яйцо. Господин Крыса поскреб в затылке, поблагодарил и пошел домой. В тот же вечер он преспокойно убил курицу и петуха, разделал их, а мясо зажарил с приправами. Получился очень вкусный ужин.
Миновала неделя, и в базарный день Черепаха, разрисовав свое тело мелом, а лицо — углем, побежал на рыночную площадь. И там, на виду у всех, стал горестно вопить и плакать. Народ обступил его со всех сторон, спрашивая, что случилось.
— О, беда, беда! — рыдал Черепаха.— Сегодня утром я узнал, что мою мать убили на войне, а отец умер от родов!
Все недоуменно переглядывались — что за шуточки! Один только господин Черепаха сразу понял, в чем тут дело. Он очень расстроился и пошел домой.
Великий голод опустошил землю. Каждый день умирало самое меньшее по десять животных. А те, кого смерть щадила, стали похожи на скелеты. Только один Бык выглядел так, словно скудость пищи шла ему впрок. И никто не знал, что в самом дальнем конце леса имелась у него хижина, в которой он ел и пил. Трижды в день тайком пробирался туда Бык, произносил волшебные слова, и перед ним появлялась любая еда.
Господин Черепаха обратил внимание, что Бык день ото дня все больше жиреет. Как-то утром он навестил Быка и напрямую спросил, почему у него такое здоровое, крепкое тело. Бык и рассказал ему о своей тайне.
— Пожалуйста, любезный Бык, возьмите меня сегодня с собой! Иначе я умру от голода,— взмолился Черепаха.— Мне бы только разок поесть вдоволь. Я никому не расскажу о вашей хижине.
— Нет,— отрезал Бык.— Знаю я твою хитрость!
— Раньше я вправду хитрил и шутил,— простонал Черепаха.— Но теперь я совсем другой. Сжальтесь надо мною, господин Бык, вспомните, что говорили наши предки: «Друг тот, кто в беде руку подает».
— Ну ладно, приходи попозже,— сказал Бык и ушел. Днем Черепаха, прихватив с собой кожаную сумку, в которую насыпал золы, пошел к Быку. Когда они отправились в лес, Черепаха проделал в сумке дыру, из которой тонкой струйкой высыпалась зола. Когда они пришли в хижину, Бык произнес несколько слов, и хижина тотчас же наполнилась разной едой. Господин Черепаха, который, как известно, никогда сыт не бывает, впервые в жизни наелся досыта. Вечером он решил поужинать в волшебной хижине один. Он легко нашел дорогу по золе, которая днем высыпалась у него из сумки. В хижине он повторил слова, которые при нем говорил Бык. Появилась еда, и он ел, пока не наелся, а наевшись, решил еще и домой прихватить еду. Он опять повторил магические слова, но тут вдруг стены хижины рухнули, и господин Черепаха оказался погребенным под обломками. Вскоре пришел ужинать Бык. Увидев Черепаху, он рассердился, схватил палку и отколотил обжору так, что переломал ему все четыре ноги.
С этого дня черепаха не может быстро ходить.
Как-то однажды звери поспорили о том, кто из них лучший бегун.
Заяц с гордостью заявил о своем превосходстве: ведь он самый быстрый зверь. Ко всеобщему удивлению, Черепаха тоже заявил, что бегает быстрее всех.
— Проворством я уродился в дедушку,— объяснил он. Другие звери тоже говорили, что быстроту, ловкость и силу они унаследовали от своих предков. Впрочем, их спор вскоре прекратился.
— Пусть состязаются Заяц и Черепаха,— решили все. Многие уговаривали Черепаху не тягаться с Зайцем, но тот стоял на своем:
— Я слов на ветер не бросаю. После состязания вы поймете, кто на что способен.
И вот состязание началось. Черепахе и Зайцу предстояло пробежать пять миль. Встречать бегунов на рыночной площади должны были Лев, Тигр, Леопард и Лиса. Никто не понимал, как может рассчитывать на успех Черепаха. Ведь там, где Зайцу достаточно сделать один прыжок, Черепахе надо пройти не меньше сотни шагов.
Заяц пробежал две пятых пути и вернулся на площадь. Его встретили бурными приветствиями. Он снова побежал, перегнал Черепаху и, одолев три пятых пути, остановился перевести дух. Он прилег и незаметно для себя уснул. Проснувшись, Заяц побежал дальше. Он бежал, не глядя по сторонам, не останавливаясь. Если на пути попадалось какое-нибудь препятствие, он не обходил его стороной, а единым махом перескакивал. Черепаху он больше не встретил. «Наверное, я принял его за камень на тропе и через него перескочил»,— решил Заяц. Но когда он прибежал к финишу, его освистали. И тут Заяц увидел, что Черепаха уже там и принимает поздравления.
— Вот что скажу я вам, друзья мои,— не торопясь говорил победитель.— Дедушка мой отличался большим упорством, а я уродился в него.
Однажды случилось так, что животные ослушались предков, за что те в наказание наслали на них великий голод. И не осталось во всей звериной стране почти никакой еды.
Голод достиг таких размеров, что царю зверей пришлось разрешить «смертельные состязания».
— Каждый из победивших в состязаниях имеет право убить соперника и употребить его в пищу,— сказал царь.— Но если побежденный предложит выкуп, победитель может его отпустить. Понимаю, что это не лучший способ выйти из положения, но другого я не вижу.
Большая часть животных одобрила это решение.
Баран и его друг Черепаха тоже решили попытать счастья в состязаниях. Баран победил и убил всех своих противников. А Черепаха потерпел поражение. Спас его Баран, внеся за него выкуп.
— Ищи противника, который меньше тебя,— посоветовал Черепахе Баран.
Тогда господин Черепаха вызвал на состязание Летучую Мышь. Ему удалось подбросить противника кверху, и, казалось, победа была уже в его руках, но Летучая Мышь — опытный борец — не упала. И опять Черепаха оказался побежденным. Летучая Мышь взяла серп, чтобы зарезать Черепаху, но Баран опять спас друга: на этот раз он отдал за него двух убитых животных.
Спустя несколько часов господин Черепаха встретил маленького козленка и вызвал его на поединок. Козленок принял вызов. И Черепаха впервые в жизни вышел победителем. Мать козленка хотела заплатить выкуп, но Черепаха никого и слушать не пожелал, даже Барана, который пытался заступиться за малыша. Черепаха убил козленка и сварил его мясо.
Одно ухо козленка он отдал Барану. Но потом, выждав для приличия немного времени, Черепаха пошел к Барану и потребовал ухо обратно. Но тут ему вдруг стало стыдно.
— Не надо, я пошутил, можешь съесть это ухо,— сказал он Барану.— А теперь давай пойдем на озеро Боро попьем воды!
Они напились озерной воды, а на обратном пути Черепахе опять стало жаль подаренного уха.
— Я все-таки хочу получить назад ухо козленка,— сказал он.
Но Баран уже съел ухо и предложил Черепахе взамен уха двух убитых животных.
Но упрямый Черепаха не соглашался.
— Либо верни мне ухо, либо отдай всех убитых животных,— потребовал он.
Баран не стал спорить с Черепахой. Он отдал ему всех животных, но решил так его проучить, чтобы тот на всю жизнь запомнил.
Дома Барану пришла в голову хорошая мысль. Он слепил из клейкого эсо фигуру своего отца и поставил ее перед домом. Поздно вечером мимо проходил господин Черепаха. Хоть он и был отъявленным хитрецом и негодником, но старших почитал. Не подозревая о проделке Барана, он приблизился к «старцу».
— Привет тебе, игади! — сказал он. Но «старец» не ответил.
— Я сказал, привет тебе, игади!— повторил господин Черепаха.
Но «старец» опять промолчал.
Тогда господин Черепаха разозлился, размахнулся и отвесил «старцу» оплеуху. И тут его правая рука увязла в клейком эсо. Он размахнулся левой рукой, но и левая рука увязла. Разъярившись, Черепаха принялся бить «старца» ногами, но после первого же удара обе его ноги тоже прилипли к эсо.
Господин Черепаха закричал от испуга. На крик вышел Баран.
— Ты убил моего отца! — вскричал он.
— Атами, Атами,— позвал он жену.— Принеси острый нож!
— Не убивай меня, не убивай меня! — молил господин Черепаха.— Я отдам тебе все мое добро.
— Ну, если отдашь, я тебя пощажу,— сказал Баран и освободил приятеля.
Потеряв все, господин Черепаха тоже решил пуститься на хитрость. Из толченой маниоки он слепил фигуру своего дедушки и отнес к дому Барана. Потом забрался на кокосовую пальму и стал выжидать, что выйдет.
Но как только Баран увидел статую, он сразу смекнул, что Черепаха что-то замыслил.
— Атами,— позвал он жену.— Ну-ка, свари из этой маниоки суп!
Раскололи фигурку на кусочки и сварили. Потом Баран пригласил всех соседей на пир. Гостям по вкусу пришлось угощение, а раздосадованный Черепаха покинул укрытие и присоединился к общему веселью.
Нквоагу—самый большой рынок в стране животных. Если кому-то надо что-нибудь купить или продать, то идут на рынок Нквоагу.
Господин Черепаха знал об этом. И вот в один из рыночных дней он притаился за покинутым муравейником, подождал, пока торговля будет в полном разгаре, и принялся во все горло вопить:
Духи предков, хозяева Нквоагу, идут сюда, идут!
Как смели осквернить вы священный Нквоагу!
О, горе! Нарушен древний обычай предков!
Всем, кого духи настигнут, худо будет, худо!
Звери услышали это, побросали свои товары и разбежались кто куда. Все знали, что Нквоагу—священное место, но вождь устроил здесь рынок и этим, конечно, оскорбил богов.
Когда рыночная площадь совсем опустела, Черепаха покинул свое укрытие и взял все, что ему понравилось. В сумерках звери вернулись к своим товарам, и тут они увидели, что лучшие вещи исчезли.
В следующий рыночный день господин Черепаха опять спрятался за муравейник и опять спел ту же песню:
Духи предков, хозяева Нквоагу, идут сюда, идут!
Как смели осквернить вы священный Нквоагу!
О, горе! Нарушен древний обычай предков!
Всем, кого духи настигнут, худо будет, худо!
И опять звери в смятении покинули рынок, и опять Черепаха мог взять все, что хотел.
Зато в третий раз отыскался храбрец, который не убоялся встречи со зловещими духами. И был это смелый Филин. Разрисовав себе лицо мелом и углем, он сел около муравьиной кучи. Торговля была в полном разгаре, когда вдруг снова зазвучала страшная песня:
Духи предков, хозяева Нквоагу, идут сюда, идут!
Как смели осквернить вы священный Нквоагу!
О, горе! Нарушен древний обычай предков!
Всем, кого духи настигнут, худо будет, худо!
Господин Черепаха спокойно и уверенно вышел из укрытия и принялся собирать все, что ему нравилось. Тут Филин и поймал вора прямо на месте преступления.
Стали животные думать, как наказать преступника.
— Ух, негодник Черепаха! Убить его! Убить!—раздавалось вокруг.
Черепахе вынесли смертный приговор. Его заперли в маленькой хижине. На другой день должна была состояться казнь. Вечером Алиа получила разрешение попрощаться с мужем.
— Принеси мне огири[7],—попросил жену Черепаха. Алиа принесла огири.
— А теперь натри им все мое тело,—велел муж. Алиа так и поступила. Наутро все животные собрались, чтобы посмотреть, как будут казнить Черепаху. Его выволокли из хижины, и тут в нос собравшимся ударил едкий отвратительный запах огири, такой невыносимый, что все брезгливо отвернулись.
— Бедняга, да он уже умер! Надо труп бросить в яму!— сказал господин Многоножка.
— Многоножка прав,—отозвались Филин и Голубь.
Отнести покойника к ближайшей яме вызвался Коршун. Он швырнул Черепаху в яму, а когда все ушли, тот как ни в чем не бывало выбрался из ямы и поспешил домой.
С тех пор Черепаха очень любит прятаться в ямах.
Гиена, Черепаха и Антилопа были большими друзьями. Дружба их была столь крепкой, что господин Черепаха выдал свою дочь за Антилопу, а тот послал своего сына прислуживать Гиене. Гиена же, в свою очередь, послал дочь ухаживать за новорожденным ребенком господина Черепахи.
Как-то однажды друзья отправились на охоту. Они выследили и убили ягненка, потом сову, а когда они отдыхали под деревом ироко, мимо проскакала большая зебра, и все трое погнались за ней, настигли и убили.
— Друзья, уже темнеет,— сказал господин Гиена,— давайте поскорей разделим добычу и отправимся по домам. Кстати, как мы будем делить добычу?
— А вот как,— сказал господин Антилопа,— вы возьмете себе сову, ягненка пусть возьмет Черепаха, а я возьму зебру. Что вы на это скажете, господин Черепаха?
— Глупости!— зарычал возмущенный господин Гиена. Изо всех сил ударил он Антилопу по лицу, и тот в страхе пустился наутек.
— А теперь, когда дурак Антилопа нас покинул, как мы будем делить добычу?— спросил Гиена Черепаху.
— Нет ничего проще,— ответил, откашлявшись, Черепаха-хитрец.— Сова пойдет вам на завтрак, ягненка вы съедите на обед, а зебру сварите на ужин.
— Вот это верно! Да вы просто мудрец, господин Черепаха!
А по пути домой Черепаха зашел к Антилопе. Господин Антилопа еще не совсем оправился от удара, нанесенного Гиеной. Посовещавшись, Черепаха и Антилопа решили больше не водить дружбу с коварным Гиеной.
Вождь Нкапи, глава и правитель всех животных, получал множество донесений о жестоких убийствах. Поэтому он придумал новый закон, запрещающий убивать.
— Кто нарушит этот закон,— сказал вождь Нкапи,— того повесим на рыночной площади.
Маленькие зверьки были в восторге от нового закона. Ведь раньше хищники безнаказанно убивали их, ни в чем не повинных малюток.
А незадолго перед тем господин Кабан женился. Он очень любил свою молодую жену Свинью, с которой познакомился, когда они оба работали у вождя Нкапи.
Как-то раз Кабан решил испытать жену и проверить, можно ли доверять ей секреты. Он выкопал у себя за домом яму, потом ее засыпал и, вздыхая и всхлипывая, пошел к жене.
— Я поссорился с соседом Селезнем, вышел из себя и ударил его по голове, а он упал и умер. Я только что закопал его тело за нашим домом,— сказал он.
— О горе!— воскликнула жена.— Покажи мне скорей это место.
Муж отвел ее к только что засыпанной яме. Свинья долго сокрушалась, потом сказала:
— Мой дорогой супруг, ни о чем не беспокойся. Пока ты сам никому об этом не скажешь, никто ничего не узнает.
Два дня спустя все хватились, что пропал Селезень. Снарядили целый отряд, искали-искали, но так и не нашли. Никто не знал, что Селезень просто ушел в дальнее селение, где его ждала невеста. Никого, кроме Кабана, он об этом не предупредил. Вот почему Кабан мог сказать жене, будто убил соседа.
Случилось так, что на следующий рыночный день Кабан из-за чего-то повздорил со своей женой. Тут-то она и пошла к вождю и объявила о гибели Селезня. Вождь, в сопровождении шести приближенных, подошел к дому Кабана, и Свинья указала им то место, где муж закопал убитого. Кабана посадили в тюрьму и назначили день казни. Как ни отрицал Кабан свою вину, вождь Нкапи ему не верил. Даже после того как раскопали яму и тела Селезня не обнаружили, Кабана продолжали держать в тюрьме. Много дней провел он там безо всякой еды. Наконец он признался вождю Нкапи, что просто испытывал свою жену, но вождь все еще сомневался в правдивости Кабана. Он решил сходить в то дальнее селение, где Селезень недавно справил свадьбу. Убедившись, что сказанное Кабаном — правда, вождь заплатил ему за несправедливо понесенное наказание.
Вернувшись домой, Кабан первым делом прогнал жену.
— Ты не выдержала испытания,— сказал он ей.
Тысячу лет тому назад животные делились на умеющих летать и на не умеющих. Те и другие дружили между собой. Раз в году они справляли большой общий праздник, а у летающих животных был к тому же еще один праздник, особый,— в честь неба, где они раньше жили, и справляли они его на небе. Животные, которые не могут летать, на праздник Неба не попадали.
Самолюбивый господин Черепаха чувствовал себя из-за этого несчастным. И вот он решил, что должен во что бы то ни стало попасть на праздник летающих животных. Он пошел к ним и рассказал о своем желании.
— Но это невозможно, господин Черепаха, ведь у вас нет крыльев!— ответили ему.
— В том-то и дело,— сокрушенно ответил Черепаха.— Поэтому я и прошу у вас помощи.
— Идите пока домой и приходите к нам завтра,— сказали летающие животные.
Когда Черепаха ушел, они принялись обсуждать, как ему помочь.
— Надо его взять,— решил Дятел.— Он ведь прославленный путешественник! К тому ж умеет вести себя в гостях. Я думаю,— продолжал свою речь Дятел,— что его можно отнести на небо. Я сам его отнесу. У меня есть большая сумка. В ней господину Черепахе будет удобно.
Всем понравилось предложение Дятла, но Голубь придумал еще лучше.
— Пусть каждый даст господину Черепахе по три пера,— сказал он.— Эти перья мы к нему приклеим, и тогда он сможет полететь вместе с нами.
Мысль Голубя все одобрили.
Черепаха чуть с ума не сошел от радости, когда узнал, что птицы берут его с собой.
До праздника оставалось два дня. Черепаха учил всех, как подобает вести себя в гостях.
— Сейчас вы не должны ни есть, ни пить,— наставлял он,— потому что невежливо оставлять еду, которую приготовят для нас хозяева неба. А теперь,— продолжал он,— пусть каждый из вас придумает себе новое имя, ибо небесные жители не захотят называть вас земными именами.
Цапля решила назваться Черной Красавицей, птица Ткач выбрал имя Посланец, Ворона назвала себя Дважды Красавица. Что ж, вполне хорошие имена. А сам господин Черепаха после долгих раздумий выбрал себе совсем простое имя — Все.
Наконец птицы полетели на праздник. Черепаха был великолепен в своем разноцветном оперении. Он, правда, немного нервничал и потому казался слегка неуклюжим. Ведь он впервые оторвался от земли. Животным, живущим на небе, очень понравились гости, особенно их учтивость. После обычных приветствий подали орехи колы. Потом на крыльцо, где сидели гости, вынесли громадное блюдо риса.
— Кто будет это есть?— спросил Черепаха слугу.
— Все,— ответил слуга.
— Друзья,— обратился к своим спутникам Черепаха,— теперь вы поняли, почему я посоветовал вам взять себе новые имена? Животные, живущие на небе, принимают гостей по-особому. Здесь каждого потчуют по отдельности и начинают, как видите, с самого важного гостя.
Принесли мясо. И опять все съел один Черепаха. А вот вино он не смог один выпить и остатками вымыл руки.
Тем временем гости начали терять терпение. И вдруг, к их удивлению, кто-то объявил, что пир окончен.
— Но мы так ничего и не ели!— воскликнул голодный Ястреб.
Вот и выяснилось, что Черепаха их обманул. Птицы взъярились, отобрали у обманщика свои перья и улетели. Черепаха умолял их отнести его на землю, но они его и слушать не стали. Один только Вьюрок сказал ему:
— Я бы помог вам, господин Черепаха, но ведь мне не под силу унести вас.
— А мы вот что сделаем,— предложил Черепаха.— Полетите к моей жене и скажите ей, чтоб она вынесла из дома все подушки, циновки, мягкие вещи и сложила их кучей.
А Вьюрок сказал жене Черепахи совсем другое: пусть, мол, она вынесет из дома все жесткие вещи — топоры, ножи, мотыги. С неба Черепаха не мог разглядеть, что лежит на земле. Он разжал руки и прыгнул. От удара его панцирь раскололся вдребезги. Пришлось бежать к Муравью, чтобы он склеил панцирь. А следы от склейки видны и по сей день.
Однажды настал великий голод—ни на земле, ни в воде не осталось ничего съестного. И Паук, и его дети от голода стали прозрачными. И вот однажды пришел Паук к Слонихе и сказал:
— Да продлит Аллах твои дни. Меня послала к тебе госпожа вод, Гиппопотамиха. Она велела передать, чтобы ты послала ей сотню корзин с зерном, а доставить зерно должен я. Когда окончится сбор урожая, она пришлет тебе в благодарность громадную лошадь. И еще она велела передать, что ее слова предназначены только для ушей, равных ей по положению, поэтому никто, кроме тебя, не должен их слышать.
Слониха ответила:
— Хорошо, я сделаю все, что она просит. Приказала Слониха принести сотню корзин и повелела юным слонам доставить зерно на берег реки.
— Сложите свой груз и возвращайтесь домой,—сказал Паук слонам.—Я должен войти в воду и сообщить госпоже Гиппопотамихе, что она может забрать зерно.
Молодые слоны ушли. А Паук, конечно же, мигом отправился домой, позвал жену и детей, они забрали зерно с берега реки и отнесли его на себе в хижину.
На рассвете Паук вновь заявился на берег реки и спустился под воду. Он подошел к трону, где восседала госпожа Гиппопотамиха, в окружении своих советников, сам уселся неподалеку и сказал:
— Да продлит Аллах твои дни, о госпожа. Госпожа ответила:
— Приветствую тебя. Зачем изволил пожаловать? Паук ответил:
— Меня призвала к себе госпожа земли, Слониха, и велела тебе передать, что есть у нее зерно, но не из чего сварить похлебку, и просит она тебя, чтобы ты дала ей сотню корзин с рыбой. Когда наступит срок собирать урожай, она подарит тебе огромную лошадь.
— Очень хорошо,—ответила Гиппопотамиха.
— И еще она говорит,— добавил Паук,— что эти слова предназначены только для ушей, равных ей по положению.
— Хорошо, — ответила Гиппопотамиха.
Она приказала принести корзины с рыбой, юные гиппопотамы подняли их, вынесли на берег реки и там сложили.
— Хорошо, а теперь возвращайтесь,—сказал Паук.— Я должен пойти и привести молодых слонов.
Но один из гиппопотамов возразил:
— Если мы уйдем, кто-нибудь съест всю рыбу.
— Можете не беспокоиться,—никто к ней не притронется,—сказал Паук.—Если же вы останетесь и появятся слоны, получится неладно, вы ведь знаете, что молодые люди из разных племен не должны встречаться. Это может плохо кончиться. Придется вмешиваться старшим. Вы же знаете поговорку: «Бананы ел сын, а живот болит у отца».
Один из гиппопотамов сказал:
— Верно.
И они нырнули в воду. Паук побежал домой, привел жену и детей, и они унесли всю рыбу. А потом начали сучить веревку. Когда наступило время сбора урожая, они ссучили веревку невиданной длины,—как отсюда до Баджимсо. И вот госпожа Слониха сказала:
— Пойдите и приведите Паука. И Паука привели и спросили:
— Помнишь ли ты обещанье, переданное тобой от госпожи Гиппопотамихи?
— Да, помню,— ответил Паук.— Пойду и напомню ей о нем.
И он ушел. Явился на берег реки, подыскал большое дерево, привязал к нему толстую веревку, другой ее конец отнес госпоже Слонихе и сказал:
— Смотри, вот веревка от лошади, которую дарит тебе госпожа Гиппопотамиха. Завтра они будут поднимать лошадь из воды, и госпожа просила тебе передать, чтобы ты нашла большое дерево и привязала к нему этот конец веревки. Когда рассветет и ты увидишь, что дерево качается, пусть молодые слоны ухватятся за веревку и тянут за нее что есть силы—не так-то легко вытащить огромную лошадь.
— Правда ли это, Паук?—не поверила госпожа Слониха.
— Истинная правда,— отвечал он.
Затем Паук отправился к госпоже Гиппопотамихе и сказал:
— Госпожа Слониха дала мне лошадь для тебя, но я не могу привести ее; я дотащил конец веревки, который она привязала, до реки и прикрутил к дереву; когда рассветет, пусть гиппопотамы тянут за веревку—ведь лошадь очень велика и пуглива.
На заре молодые гиппопотамы вышли из реки и нашли дерево, к которому была привязана веревка. Дерево так раскачивалось, что казалось, вот-вот упадет. Тогда ухватились они за веревку и начали тянуть. А за другой конец тянули молодые слоны. Видят и те и другие—ничего у них не получается, кликнули на помощь товарищей. И снова тянут молодые слоны, а с другого конца тянут молодые гиппопотамы. Так продолжалось до вечера, а потом все выбились из сил и легли спать.
На другой день, пораньше, пробудились слоны и гиппопотамы, и снова взялись за веревку, и тянули ее до тех пор, пока солнце не встало у них над головами. Тогда госпожа Гиппопотамиха решила:
— Пора отдохнуть, идите и спросите Слониху, да и сами посмотрите, что за лошадь дает она мне. Сил нет ее вытащить.
И Слониха обратилась к слонам:
— Перестаньте тянуть. Пусть кто-нибудь пойдет и посмотрит, что за лошадь дает мне госпожа Гиппопотамиха. Сил нет ее вытащить.
Молодые слоны повстречались на полдороге с молодыми гиппопотамами.
— Нас послали к госпоже Слонихе посмотреть, что за лошадь дает она нашей госпоже. Тянем со вчерашнего дня, никак вытянуть не можем,—сказали гиппопотамы.
А слоны в ответ:
— А мы идем к госпоже Гиппопотамихе, хотим узнать, что за лошадь дает она нашей госпоже. Но теперь все стало ясно. Придется нам вернуться и рассказать своей госпоже, что Паук солгал, никакой лошади нет и в помине.
Вернулись молодые гиппопотамы и сообщили госпоже всю правду. Вернулись молодые слоны и доложили госпоже всю правду. Слониха сказала:
— Мне-то что за дело? Я ничего не должна Гиппопотамихе. Это она у меня в долгу.
А Гиппопотамиха ответила:
— Мне-то что за дело? Я ничего не должна Слонихе, это Слониха у меня в долгу.
Обсудили происшедшее советники обеих сторон и решили, что тут явный обман. Гиппопотамиха послала передать Слонихе:
— Не следует нам гневаться друг на друга. Ты и я— обе одинаково могучи. Надо уладить дело миром. Подождем, пока объявится Паук.
Начали они искать Паука. А Паук спрятался, затаился. Вскоре он опять до того изголодался, что стал совсем прозрачным. Вышел он из своего убежища, пошел отыскивать пищу и вдруг наткнулся на шкуру антилопы: антилопа умерла, кто-то съел ее мясо, а шкуру с головой и копытами оставил. Поднял Паук шкуру и накинул ее на свое тощее тело. Попалась ему навстречу госпожа Слониха. Увидела его госпожа, но не узнала, подумала—перед ней старая дряхлая антилопа.
— Послушай, Антилопа,—попросила Слониха,—не поищешь ли ты для меня Паука?
— Ты ищешь Паука?—сказала мнимая антилопа.— Будь осторожна. Я вот поссорилась с Пауком, и он околдовал меня. Я совсем зачахла.
— Ну тогда, если встретишь его, не говори, что я его искала.
И мнимая антилопа сказала:
— Хорошо, не скажу. Слониха вернулась к себе домой.
А Паук сбросил шкуру антилопы, догнал Слониху и сказал:
— Я слышал, ты меня разыскиваешь. Задрожала Слониха и ответила:
— Нет, нет, ничего подобного.
Паук вернулся туда, где оставил шкуру, облачился в нее и пополз дальше.
Вскоре наткнулся он на госпожу Гиппопотамиху.
— Не видела ли ты, Антилопа, Паука?—спросила она. Паук сказал ей то же самое, что и Слонихе.
— Никому не говори, что я ищу его,—испугалась она. Отойдя в сторонку, Паук сбросил шкуру антилопы и последовал за нею.
— Я слышал, ты разыскиваешь меня?
Увидела Гиппопотамиха Паука и с громким плеском кинулась в воду.
Так Паук перехитрил и Гиппопотамиху и Слониху.
В стране животных свирепствовал великий голод. Засуха породила его. Всем грозила голодная смерть. Как-то раз пятеро кроликов бродили в поисках еды. О нет, они не рассчитывали на изысканные яства. Они хотели хоть чем-то унять мучительный голод. Подойдя к реке, кролики увидели на берегу тело мертвой обезьяны. Возблагодарили они предков и тут же приступили к делу, но, увы, их когти оказались слишком тупыми, чтобы разделать мясо. Пока кролики думали, как быть, пришел Лев, такой же голодный, как и они. Увидев пищу, Лев очень обрадовался. Кролики тоже обрадовались и охотно согласились с ним поделиться: ведь у Льва когти острые и длинные.
Поначалу Лев хотел разделить мясо на шесть одинаковых частей, но потом передумал и разделил его на две половины: одну отдал кроликам, а другую забрал себе. Он сказал, что это—«доля мясника». Кролики возмутились было, но Лев пригрозил, что заберет себе все, они и умолкли.
Потом Лев подошел к кусту, что рос поблизости, нарвал листьев и стал заворачивать в них мясо: ему не терпелось отнести его своей молодой жене.
Тем временем кролики придумали одну хитрость. О, они не сдавались! Трое из них притворились мертвыми, а остальные двое, как только Лев вышел из-за куста, рассказали ему о гибели своих товарищей.
— Мы всегда умираем по трое. Таков наш обычай,— сказали они.—А теперь пора умирать и нам. Но нас только двое. Поэтому тебе тоже придется умереть. Ты будешь как раз третьим.
— Мне? Умирать?—испугался Лев.— Нет, нет! Я не готов к смерти! Я только что женился! И кроме того, я, я...— Так и не придумав ничего, Лев бросил мясо и убежал. А кроликам только того и надо было.
Голубь и Дятел были закадычными друзьями. Голубь жил на небе, а Дятел—на земле. Голубь был еще холостяком и частенько наведывался в гости к женатому Дятлу. Всякий раз, когда он к ним приходил, супруги его радушно принимали, угощали, а перед уходом еще и давали еду с собой. Дятел всегда просил жену принимать Голубя как следует, даже если его самого не будет дома.
Однажды, когда Голубь зашел, как обычно, к Дятлу, его угостили плодом хлебного дерева и сладкой тапиокой, а с собой дали рису.
— А завтра я приду к тебе в гости,—сказал на прощание Голубю Дятел.
Расхохотался Голубь.
— Опомнись!—вскричал он.—Я на небе живу, а ты и летать-то не умеешь!
Обидели Дятла слова друга, а тот продолжал:
— Я тебе сделаю подарок ценой в тридцать каури[8], если только ты сумеешь попасть ко мне домой.
На следующее утро Дятел велел жене завернуть для Голубя пять чашек риса.
— Если он спросит обо мне, скажи, что я пошел к родственникам в дальнюю деревню,—сказал он ей, а сам залез в пакет с рисом.
Когда пришел Голубь, жена Дятла, как всегда, накормила его, а с собой дала пакет, в котором спрятался муж. Голубь поблагодарил хозяйку и ушел. «Интересно,—думал он по дороге домой,—что в пакете? Больно он тяжелый!» Однако Голубь ни о чем не догадался.
Придя домой, он оставил пакет на кухне, а сам отправился отдыхать в комнату. Вот тут Дятел разорвал пакет и выбрался из него.
Ох и удивился же Голубь, увидев Дятла.
— Как ты сюда попал?—спросил он.
Потом он пошел на кухню и увидел, что пакет с едой надорван.
— Ах ты бессовестный!—воскликнул Голубь.—И давно ты занимаешься этим грязным делом? Теперь-то я понимаю, почему у меня пять дней назад пропал суп!
В ярости он сбросил Дятла на землю.
С тех самых пор Голубь и Дятел—лютые враги.
Всеми уважаемые Селезень и Фламинго выращивали маниоку, которую потом продавали на рынке. А если у них не все раскупали, то остатки они разносили по отдаленным селениям. В тот год Селезень и Фламинго вырастили еще и маис и понесли его на рынок. Но почему-то спроса на маис совсем не было, вот и пришлось им отправиться на другой рынок, что находился в двух днях пути от их селения.
Они отправились в путь рано утром, но к полуночи успели пройти лишь половину пути. Поначалу решили приятели заночевать около священного места в ближайшем селении, однако раздумали. Места все-таки незнакомые, еще, чего доброго, нападут на них грабители, отнимут деньги и товар. Возвращаться с полпути тоже не имело смысла, и решили они попроситься к кому-нибудь на ночлег. Они постучались в ближайший дом, хозяин вышел, приветливо поздоровался, а когда узнал, чего им надобно, пригласил к себе. Потом он дал им еды и ушел, пожелав спокойной ночи.
— Куда бы нам припрятать деньги?—спросил перед сном у Фламинго его приятель.
— Давай спрячем в корзину с маисом,—предложил тот.
Хозяин с хозяйкой слышали этот разговор. Ночью, когда гости уснули, они незаметно пробрались в их комнату и выкрали деньги.
Наутро Селезень и Фламинго хватились денег, позвали хозяев, но те прикинулись удивленными. Уж как они сочувствовали своим случайным постояльцам! Делать нечего, пошли Селезень и Фламинго к вождю и рассказали о том, что приключилось с ними.
— Это очень плохо,—сказал вождь.— В моем селении у путников пропали деньги! Очень, очень плохо!
Вождь объявил, что наградит того, кто разоблачит преступника, но дело-то оказалось не из простых. Найти вора не удавалось. Тогда вождь пошел к своим соседям—животным, которые не могут летать. Он всегда говорил, что эти животные необыкновенно умны.
— Тому, кто поможет отыскать вора, я подарю крылья, и он сможет летать, как мы,—пообещал вождь.
Расследовать преступление вызвался Голубь. Он отвел Фламинго и Селезня на рыночную площадь и там дал им колокольчик.
— А теперь вы должны вернуться к своим вчерашним хозяевам,—сказал он.—Пусть у одного из вас на голове будет колокольчик. Если вы не обманываете и у вас действительно украли деньги, то колокольчик звенеть не будет, в противном случае он зазвенит.
Селезень и Фламинго сделали так, как им велели. А Голубь тем временем спрятался и тайком наблюдал за ними. Колокольчик не звенел, и Голубь понял, что путники не солгали.
Потом Голубь привел на рыночную площадь хозяина и хозяйку. Им он тоже дал волшебный колокольчик.
— А теперь идите домой с этим колокольчиком на голове. Если вы виноваты в воровстве, колокольчик зазвенит, а если не виноваты—не зазвенит.
Опять Голубь стал тайком наблюдать за хозяином и хозяйкой. И вот он слышит, как женщина сердито говорит мужу:
— Это ты вор!
— Нет, нет!—отвечает он.
Снял муж колокольчик с головы своей жены и надел его на себя. Колокольчик в тот же миг залился звоном. Голубь вышел из своего укрытия и во всеуслышанье объявил, что они — воры. Вождь, узнав, что Голубь разоблачил преступников, дал ему в награду пару крыльев.
С тех пор Голубь летает.
Однажды городская Мышь шла по своим делам и увидела сельскую Мышь, которая грызла прошлогодние зерна маиса и высохший, жесткий, как камень, арахис.
— Здравствуй,— сказала городская Мышь.
— Здравствуй,— ответила ей сельская.
— Как ты можешь есть такие отбросы, не понимаю,— продолжала городская Мышь.— Вот у меня, например, вдоволь вкусной свежей еды, и мне не надо за нее трудиться,— похвасталась она.
— Да неужто? — удивилась сельская Мышь.
— Уж ты мне поверь. Идем со мной, сама убедишься. Тебе так понравится в городе, что ты навсегда там останешься, про свои поля и думать забудешь.
Сельская Мышь пошла со своей новой приятельницей. Вот наконец и город. Они юркнули в дом и забрались в кладовую. Каких тут только припасов не было! Глаза разбегались.
— Ну вот, милости прошу, угощайся,— сказала городская Мышь.
Только они принялись за еду, как за дверью раздались шаги.
— Бежим! Бежим скорей, если тебе жизнь дорога! — крикнула городская Мышь сельской, и обе они кинулись наутек.
На улице сельская Мышь отдышалась и сказала:
— Ну уж нет, я возвращаюсь к себе домой. Пусть у меня еда не такая вкусная, зато я ем ее спокойно и ничего не боюсь. Какая радость от богатства, если его могут каждую минуту отнять?
Вьюрок и Филин были большими друзьями. Они очень любили друг друга и частенько придумывали себе всякие развлечения. Однажды Филин предложил Вьюрку проверить, смогут ли они продержаться восемь дней без пищи. Вьюрок охотно согласился, и в назначенный день оба полетели к высокому дереву ироко, чтобы там, вдали от всех, провести свое испытание. Первый день миновал благополучно. Вьюрок с Филином пели и веселились. Но уже на второй день Филин стал страдать от голода. Однако гордость не позволяла ему признаться в этом. Так терпели они наказание, которое сами себе придумали. На четвертый день им уже было не до песен, а Филин не мог даже встать на ноги. На пятый день Филин скончался. Вьюрок был потрясен смертью друга, хоть и досадовал на него: ведь Филин мог в любую минуту прекратить состязание.
Вьюрок отнес тело Филина к себе домой, мясо съел, а из костей сделал дудочку. Вьюрок всегда любил музыку, он неплохо пел, а теперь, когда появился музыкальный инструмент, музыка стала его самым любимым занятием.
Как-то раз Коршун услышал, как Вьюрок играет на дудочке. Музыка так ему понравилась, что он попросил Вьюрка хоть на время дать ему свою дудочку. Просьба Коршуна польстила Вьюрку, и он согласился, но с условием, что Коршун вернет ее через несколько часов.
Дома Коршун отдал дудочку своей старой матери и сказал:
— Храни, мама, эту вещь и никому, кроме меня, не давай.
Ждал, ждал Вьюрок свою дудочку, но тщетно. Пошел он к дому Коршуна и видит: сидит на пороге слепая старуха и держит его дудочку. Вьюрок потребовал, чтобы она вернула ему дудочку, но мать Коршуна велела ему подойти поближе. Он подошел, и мать Коршуна ощупала его тело. Она поняла, что это не ее сын, и дудочку не отдала. Вьюрок вернулся домой, обмазался глиной и воткнул в эту глину много перьев. Когда слепая мать Коршуна опять его ощупала, то решила, что это ее сын, и отдала дудочку.
Вернулся Коршун. Он хотел поиграть, но не нашел дудочку. И тут мать сказала ему, что дудочку уже отдала.
— Я ж говорил тебе, чтоб ты никому ее не отдавала! — рассердился Коршун.
Он схватил нож и убил мать. Вскоре Коршуна стали мучить угрызения совести. Тогда он отправился в добровольное изгнание. Вернулся он только через девять месяцев.
С тех пор и до сего времени Коршун уходит в изгнание каждый год.
Коту надоела холостяцкая жизнь, и он решил жениться. Выбор его пал на самую красивую девушку селения. Скопив сумму, нужную для выкупа невесты, он попросил друзей пойти вместе с ним в дом вождя Кролика.
— Я хочу жениться на вашей дочери,— обратился Кот к вождю.
Вождь Кролик расправил длинные усы и искоса поглядел на Кота.
— Так, так, так, так,— начал он,— все зависит от моей дочери: если она примет ваше предложение, я возражать не стану.
Кролик позвал дочь и спросил, хочет ли она выйти за Кота.
Девушка кивнула.
— Хочу,— сказала она,— но при одном условии: пусть поменяет глаза. Слишком уж они красные, как у хорька. Я боюсь его глаз!
— Господа,— проговорил Кролик,— вы слышали, что сказала моя дочь?
Кот и его друзья заявили, что в следующий рыночный день они придут опять.
В ту ночь Кот не смог заснуть. Мысль о том, что он может потерять самую красивую невесту в селении, наполняла его тоской. Наутро он пошел к Индюку. Он хотел, чтобы Индюк одолжил ему на время свои глаза, но тот отказался наотрез. Тогда Кот пошел к Многоножке и рассказал ему о своих затруднениях.
— Я уже один раз одалживал свои глаза,— вздохнул Многоножка,— но мне их не вернули. Пришлось обращаться в суд. Только тогда получил я глаза обратно.
— Вам просто не повезло в тот раз, господин Многоножка,— сказал Кот.— Недаром говорят: «Один грязный палец пачкает всю руку».
Но слова Кота не подействовали на Многоножку.
— Простите, господин Кот, но я ничем не могу вам помочь,— сказал он.
Кот и так и этак упрашивал Многоножку, даже слезу пустил, но напрасно. Пришлось ему уйти ни с чем. Однако на другой день, едва рассвело, он опять явился к Многоножке. Тот еще спал. Разбудив его, Кот бросился перед ним на колени. Сердце Многоножки смягчилось. Он велел Коту прийти вечерком.
На закате Кот уже был в доме Многоножки.
— Завтра утром, как только проснетесь, сразу же верните мне глаза,— сказал Многоножка.
Кот поклялся, что так и сделает.
Потом он пошел в дом вождя Кролика. Невесте очень понравились новые глаза Кота.
— Сегодня же пойду жить к тебе! — воскликнула она. Кот заплатил Кролику выкуп и увел его дочь к себе домой. Счастлив он был безмерно. Еще бы! Ведь он стал мужем самой красивой девушки селения! «Но если я верну Многоножке глаза,— рассуждал Кот,— я потеряю жену!»
На другой день спозаранок Кот уложил все свои вещи в сумку и в мешок и вместе с женой ушел в другое селение.
Так и не дождавшись Кота, Многоножка ощупью добрался до его дома, но никого там не застал. Многоножка всех спрашивал, где теперь живет Кот, но этого не знал никто. Проклиная себя за доверчивость, он вернулся домой ни с чем.
Так ослеп господин Многоножка.
Однажды курица наставляла цыплят, как надо себя вести, чтобы не попасть в беду. Например, если они увидят ястреба, пусть тотчас же бегут и прячутся, ну и конечно же, ни в коем случае нельзя близко подходить к колодцам.
Через несколько дней один цыпленок бродил в поисках корма и вдруг увидел колодец. Он вспомнил предостережения матери и тотчас же убежал. Назавтра он снова случайно оказался неподалеку от колодца, но вместо того, чтобы убежать, стал думать: а чем же так опасны колодцы, почему курица-мать не велела подходить к ним? И вот цыпленок приблизился к самому краю колодца, но ничего дурного не произошло.
«Интересно, а что там, внутри?» — подумал цыпленок. Его разобрало такое любопытство, что он совсем забыл о страхе. Он вспрыгнул на каменный край и заглянул внутрь.
К великому своему изумлению, он увидел в колодце другого цыпленка. Цыпленок повернул голову — тот, внизу, тоже повернул голову. Цыпленок расправил крылья — тот, внизу, тоже расправил крылья. Цыпленок запищал — и тот запищал.
Цыпленок рассердился — вот нахал, как он смеет его передразнивать! — и взъерошил перья, готовясь к драке. Его недруг тоже приготовился драться и тоже взъерошил перья. Цыпленок в ярости прыгнул вниз на своего врага. Но, увы, никакого врага в колодце не оказалось, цыпленок упал в воду. Он изо всех сил бил крыльями, звал на помощь, но никто его не услышал.
Наконец он сообразил, что увидел в колодце не врага, который его дразнил, а свое отражение, и вспомнил предостережения матери. Горько пожалел цыпленок о своем непослушании, но поздно — так он и утонул в колодце.
Давным-давно, в незапамятные времена, Лиса при виде Петуха всегда кидалась наутек — она думала, что гребешок у него на голове огненный: ведь гребешок красный, и огонь красный, а Лиса очень боялась огня.
Петух удивлялся, чего это Лиса от него бегает. Наконец ему удалось с ней заговорить.
— Почему ты всегда от меня убегаешь? — спросил он.— Ведь я обыкновенная птица и никакого зла тебе причинить не могу.
— Я тебя боюсь, у тебя на голове огонь,— ответила Лиса.
— Никакой это не огонь, это просто гребешок,— засмеялся Петух.— Будь у меня на голове огонь, я бы и сам давно сгорел.
— Не знаю, не знаю,— говорит Лиса.— Каких только чудес на свете не бывает.
— Можешь сама потрогать,— предложил Петух.— Не обожжешься, он не горячий.
Лиса с опаской протянула лапу и дотронулась до гребешка. Гребешок и в самом деле оказался совсем не горячий и очень мягкий.
Теперь, встречаясь с Петухом, Лиса всякий раз трогала его лапой за гребешок. А потом ей пришло в голову попробовать, каков он на вкус. И она откусила гребешок и поняла, что никогда в жизни не едала ничего вкуснее.
С тех пор лисы и охотятся за петухами, потому что очень любят их гребешки.
Однажды царь зверей Лев созвал на совет всех своих подданных — и носорогов, и слонов, и антилоп, и рыб, и птиц, и бабочек с жуками. Явились они к нему, уселись кругом, и Лев начал:
— Я уже давно наблюдаю за людьми и понял, что они нас отовсюду выживают. Заняли чуть не всю землю, но им мало земли — они поднялись в небо, и их самолеты пугают птиц, их суда плавают по рекам и по морям и не дают покоя рыбам, они прорыли под землей шахты и тоннели, и теперь кротам и прочим подземным тварям жить стало совсем невмоготу. Давайте вместе думать, как же остановить людей, иначе скоро нам всем конец наступит! •
Стали звери думать, но ничего дельного никому на ум не приходило. Кто-то предложил начать против людей войну, но ему возразили, что воевать против людей бесполезно, ведь у зверей нет ни винтовок, ни пулеметов, ни пушек, их тут же уничтожат. Надо найти какое-то другое средство.
Обратились к Черепахе, которая славится своей мудростью, и вот что изрекла Черепаха:
— По-моему, мы сами должны стать людьми, это самый верный способ. Тогда мы будем равны и никто не сможет никого притеснять.
Черепахино предложение зверям понравилось. Но вот только как его осуществить? Что надо сделать, чтобы превратиться в людей? Опять обратились к Черепахе:
— Помоги нам стать людьми.
— Ладно, помогу. Я сварю волшебное зелье, налью его в чан, вы все один за другим окунетесь в зелье и станете людьми.
Звери очень обрадовались, а Черепаха сказала, что сейчас же примется за дело. К завтрему зелье будет готово.
На радостях звери принялись бить в барабаны, дуть в дудки, плясать и петь. Подняли такой шум и гвалт, что разбудили Черепаху, которая легла отдохнуть. Она приползла из своей норы на поляну поглядеть, что стряслось.
— Почему вы так расшумелись? — спросила она.
— Как почему? Завтра в это время мы уже будем людьми, вот мы и радуемся, устроили праздник.
— Вон оно что...— Черепаха укоризненно покачала головой.— Вы пока что звери и так бесчинствуете, чего же от вас ждать, когда вы людьми станете?
И с этими словами Черепаха уползла к себе, разбила чан, и волшебное зелье вылилось на землю.
Назавтра звери пришли к Черепахе, чтобы сделаться людьми, но увидели, что чан разбит, а зелье вытекло, осталась крошечная лужица на дне. Некоторые звери бросились к чану, стали мочить в остатках зелья лапы и обмазывать себя. Эти звери были обезьяны — мартышки, шимпанзе и гориллы. Вот почему они похожи на людей, а все остальные животные, рыбы и птицы — нет.
Жил в давние годы король ящериц, у которого были две красавицы дочки, а как их звать, знал только один отец-король. Пришла пора выдавать дочерей замуж, и тогда король объявил, что отдаст дочек тому, кто назовет ему их имена, а в придачу подарит каждому зятю мешок денег.
Надо ли говорить, что от женихов отбоя не было!
Всем мужчинам окрест хотелось заполучить в жены дочь короля и мешок денег в придачу, да только никто никак не мог угадать имя хотя бы одной из девушек.
А Павиан решил схитрить. Целых три дня он, спрятавшись, следил, чем занимаются королевские дочки. А на четвертый день купил Павиан два плода манго. Очень спелых и красивых на вид. Прихватив их с собой, взобрался Павиан на одно из деревьев, под которыми имели обыкновение играть королевские дочки.
Долго ждал Павиан, но вот одна из сестер отлучилась куда-то. Тогда Павиан бросил вниз манго. Девушка, которая осталась под деревом, стала звать сестру, чтобы поделиться с ней плодом. Она стала звать сестру по имени. Так Павиан узнал, как зовут одну из королевских дочерей.
Павиан набрался терпения и стал дожидаться, пока отлучится вторая сестра. Опять он бросил вниз манго, и девушка, оставшаяся под деревом, тоже стала звать сестру, чтобы поделиться с ней находкой. Она назвала ее по имени, и так Павиан узнал имя второй сестры.
В те времена в королевстве ящериц было установлено очень строгое правило: никому не разрешалось разговаривать с самим королем. Если кто хотел поговорить с королем, он высказывал свое дело главному советнику короля, по прозвищу Старый Ящер, а уж тот передавал все королю.
На следующий день, после того как Павиан узнал имена королевских дочерей, он отправился во дворец. Там было полным-полно ящериц. Павиан сообщил Старому Ящеру, что хочет жениться на дочерях короля, а Старый Ящер передал это королю.
— Пусть скажет, как зовут моих дочерей! — повелел король.
Павиан назвал имена Старому Ящеру, а тот повторил их королю.
— Вот тебе я и отдам обеих моих дочерей и два мешка с деньгами в придачу, — объявил король. — Бери моих дочерей в жены, Старый Ящер, потому что ты назвал их имена.
Очень разгневался Павиан. Дождался он ночи и под покровом тьмы украл большого петуха, который принадлежал королю. Павиан убил петуха и съел его, а затем отправился к жилищу Старого Ящера и подбросил туда кости и перья королевского петуха.
— Но это еще не все! — грозно буркнул Павиан. Нагрел он чуть ли не до кипения пальмовый сок и поднес его Старому Ящеру.
— Выпей-ка соку, он такой вкусный, — вкрадчиво сказал Павиан.
Старый Ящер сдуру глотнул соку и обжег себе горло. После этого Павиан поднес горячего сока слуге Старого Ящера.
— Попей-ка сладкого соку,— сказал Павиан, и ничего не подозревавший слуга выпил и тоже обжег себе горло.
Наутро королю доложили, что пропал один из его лучших петухов. Король приказал созвать во дворец всех своих подданных.
— Где мой петух? — спросил король.
— Старый Ящер украл его! — громко выкрикнул Павиан. — Кости и перья валяются в его жилище.
— Так это ты украл моего петуха? — грозно спросил король Старого Ящера.
А тот и ответить не может — так сильно он обжег себе горло горячим пальмовым соком, только головой кивает.
— Это правда, что Старый Ящер украл моего петуха? — спрашивает король слугу Старого Ящера.
А тот тоже кивает — ведь и он обжег себе горло горячим пальмовым соком, да так, что слово вымолвить не может.
Тогда сказал король всем собравшимся во дворце:
— Пусть Старый Ящер и назвал имена моих дочерей, но он украл у меня петуха. Поэтому я не отдам ему в жены моих дочерей и не дам ему два мешка денег в придачу.
Так вот и вышло, что Старый Ящер и Павиан не женились ни на одной из королевских дочерей и не получили ни одного мешка с деньгами.
Умер у цыпленка старый отец-петух, умер он в дальней деревне и оставил цыпленку наследство — одну ракушку каури. Дал он эту ракушку каури в долг зятю вождя той деревни, но так и не успел этот долг востребовать.
И вот отправился маленький цыпленок в дальний путь за своим наследством.
Встретил он по дороге корявый сук. Толкнул его сук, и упал цыпленок кверху лапками. Поднялся он, отряхнулся и сказал:
— Здравствуй, корявый сук! Извини, я тебя не заметил.
— Куда ты идешь, маленький цыпленок? — спросил его сук.
— Я иду за наследством моего отца, — ответил цыпленок.
— Возьми меня с собой, — попросил сук.
— Хорошо, — ответил маленький цыпленок.
Он взял корявый сук, положил его в свой заплечный мешок и пошел дальше.
Встретился ему дикий кот.
— Ага, вот и мой обед идет! — обрадовался кот. Но цыпленок ему сказал:
— Нет, ты меня не съешь! У меня важное дело. Тогда спросил кот:
— Куда ты идешь?
— Я иду за наследством моего отца.
— А меня возьмешь с собой? — спросил кот.
— Хорошо, — согласился цыпленок, сунул кота в заплечный мешок и пошел дальше.
Встретилась ему гиена.
— Куда идешь, маленький цыпленок? — спросила гиена.
— Я иду за наследством моего отца.
— Возьми меня с собой.
— Давай! — согласился цыпленок, сунул гиену в заплечный мешок и пошел дальше.
Встретился ему лев.
— Куда ты идешь, маленький цыпленок? — спросил лев.
— Я иду за наследством моего отца.
— Не возьмешь ли меня с собой?
— Хорошо, — согласился цыпленок, сунул льва в мешок и пошел дальше.
Тут ему навстречу вышел слон.
— Куда путь держишь, малыш?
— Иду за наследством моего отца.
— Возьми меня с собой, — попросил слон.
— Отчего ж не взять, — согласился цыпленок и сунул слона в заплечный мешок.
На перекрестке двух дорог повстречался ему храбрый воин.
— Куда ты идешь, маленький цыпленок? — спросил воин.
— Я иду за наследством моего отца.
— А мне с тобой можно?
— Почему же нельзя? — ответил цыпленок. Сунул он воина в заплечный мешок и зашагал вперед.
Долго шел маленький цыпленок и наконец добрался до деревни, где жил должник его отца. Увидел должник цыпленка, побежал к вождю и сказал:
— В нашу деревню пришел цыпленок-чужестранец. Он хочет стребовать с меня старый долг. Он меня разорит!
И тогда сказал вождь:
— Как посмел он явиться в мою деревню! Я ему покажу старый долг! Вскипятите-ка воды и ошпарьте этого цыпленка. Пусть он подохнет!
Дочь вождя захлопала в ладоши и закричала:
— Я сама понесу калебас с кипятком! Я сама его ошпарю! А потом ощиплю и сварю!
Поставила она себе на голову калебас с кипятком и поспешила к цыпленку.
Увидел ее цыпленок, развязал свой мешок и говорит:
— Выходи, корявый сучок! Покажи свою удаль! Выскочил сук из мешка, бросился под ноги дочери вождя. Споткнулась она, упала, и весь кипяток вылился на нее. Ошпарилась она чуть не до смерти. Тогда сказали люди:
— Надо бросить этого цыпленка в курятник: там старые злые куры его заклюют.
Но в курятнике маленький цыпленок выпустил из мешка кота и сказал:
— Выходи на волю, твое время пришло.
Дикий кот передушил всех кур, потом выбрал самую жирную курицу, съел ее и убежал. Сказали приближенные вождя:
— Надо бросить этого цыпленка в хлев. Там его затопчут козы. Надо же как-то от него избавиться!
Но в хлеву цыпленок развязал мешок и молвил гиене:
— Выходи, пришел твой час.
Выскочила гиена, загрызла всех коз, потом выбрала самую жирную, схватила ее и убежала. Сказали тогда люди:
— Бросим его в загон для быков!
И цыпленка бросили в загон. Но там он сказал:
— Лев, выходи из мешка! Пришел твой час! Выскочил лев из мешка и убил всех быков. Потом выбрал самого откормленного, съел его и ушел.
— Найдется управа на этого проклятого цыпленка или нет? — закричали люди. — Бросим его к верблюдам в загон! Уж они-то затопчут его насмерть!
И цыпленка бросили в загон для верблюдов.
Но в загоне маленький цыпленок сказал:
— Выходи, слон, на волю, настал твой черед! Вышел слон, из мешка и убил всех верблюдов. Тут люди стали перешептываться:
— Видно, этот цыпленок здесь не умрет. Надо вернуть ему то, что мы задолжали его отцу, и пусть убирается. Но в джунглях мы его догоним, убьем и снова завладеем его наследством.
Отдали они маленькому цыпленку ракушку каури, и цыпленок ушел из деревни.
Но едва он скрылся из виду, все мужчины деревни вскочили на коней, все, как один, даже сам старый вождь. И бросились они за цыпленком в погоню.
Услышал цыпленок за спиной конский топот, увидел многочисленных всадников. Развязал он мешок и сказал:
— Выходи, храбрый воин, пришел твой черед! Вышел воин, перебил всех всадников и убил самого вождя. Потом он вернулся в ту деревню и сам сделался вождем.
А маленький цыпленок со своим наследством благополучно вернулся домой.
Вот и все, сказка кончилась.
Дохлый осел ветры не пускает.
Все на свете знают и всегда знали, что у зайца Лёка острый язык. Это его единственное достояние и его единственное оружие.
Многие испытали на себе остроту его языка, и все под конец притерпелись, только поеживались, когда заяц Лёк, подергивая носом, изрекал неоспоримые, трижды неприятные истины или делал еще более неприятные намеки.
Недовольство изъявлял только М'Бам-осел, который знал зайца куда хуже, чем гиена Буки, старый, непримиримый враг зайца Лёка, и конечно, хуже, чем все прочие жители саванны, — из племени пернатых или племени мохнатых, таких, как лев Гайенде, Ниейе-слон,
М'Билла-лань, Натт-индюшка, Тиокер-куропатка. И даже хуже обитателей рек, озер и болот: крокодилихи Диассиги, и жабы М'Ботта, и всех их сородичей.
М'Бам-осел жил в этих краях совсем недавно. Потому, видно, он и опростоволосился. А может быть, во всем виноват его ослиный нрав. Так, во всяком случае, говорили все их соседи, ближние и дальние, и даже случайные прохожие.
Заяц Лёк мало кому доверял, но относился ко всем терпимо, и, однако, даже его терпение лопнуло!
Жил М'Бам-осел рядом с зайцем Лёком, и разделяла их дворы всего лишь глинобитная стена. И о чем бы заяц ни говорил, М'Бам-осел все подслушивал и все принимал на свой счет.
Упомянул заяц как-то об ушах, которыми бог-создатель не обделил его в день раздачи ушей.
— Сколько ни тряси головой, — сказал он, — от своих ушей не избавишься, будь они короткие или длинные!
М'Бам-осел решил, что это про него сказано. Заговорил как-то заяц о слабоумных и сказал:
— Дурак Дофф и нити не спрядет, а дай ему готовый моток — все перепутает!
М'Бам-осел, как всегда, решил, что это тоже про него. Заговорили как-то в доме у Лёка о шкурах, и заяц заметил:
— Встал на молитву, — не все ли равно, какая под тобой шкура, хорошая или плохая.
М'Бам-осел решил, что заяц намекает, будто его ослиная шкура плоха и презренна в глазах Серинь-марабута.
И еще М'Бам-осел обижался и оскорблялся, когда заяц Лёк повторял старую мудрую поговорку:
— Сколько в пыли ни катайся, шкуру перепачкаешь, а блох не передавишь!
Ведь любимая забава ослов — кататься в пыли, брыкаться, реветь и громко пускать ветры.
Как уже было сказано, жили заяц Лёк и М'Бам-осел по соседству, и осел слышал все, о чем говорил заяц у себя во дворе или в хижине со своими детьми, соседями или с прохожими путниками.
Но у Лёка уши были еще более чуткими, чем у осла, он тоже прекрасно слышал все, что осел говорил о нем своим родичам, и скоро узнал, какие чувства питает осел к нему и его зайчатам.
С каждым днем осел ненавидел Длинноухого все сильнее, злоба переполняла его ослиное сердце, разливалась по всему его телу и скапливалась в копытах задних ног. Поэтому где бы заяц ни встречал осла: на тропинках ли, ведущих в поля, на деревенских ли улочках, на водопое или на площади совета, — он всегда держался от своего врага подальше.
Но однажды, несмотря на свой благодушный и веселый нрав, он рассердился и громко заметил:
— На дураков не зря надевают путы! А про путы верно сказано: «Сколько путы ни мой, от них все равно воняет».
Тут уж не оставалось места для сомнений: распроклятый заяц издевался над самим М'Бамом и над всем ослиным племенем! М'Бам-осел слышал еще мальцом, что люди заставляют его родичей-ослов таскать днем тяжелые вьюки, а по вечерам спутывают им ноги и палками выгоняют их на пастбище.
В тот же день принялся заяц чинить ограду, отделявшую его двор от двора осла. И, замазывая глиной трещины в стене, он вскричал:
Когда ослы тешатся — о стену чешутся,
А когда развлекаются — ревут и брыкаются,
Боже спаси от таких соседей!
Услышав его, осел М'Бам пожалел, что поселился рядом с Длинноухим. Вся его родня, родичи его жен, все его жены и даже дети укоряли его, что он слишком долго терпит насмешки зайца, и говорили, что ему давно уже пора проучить наглеца. Однако проучить зайца было не так-то легко. Целый день старался М'Бам загнать его в угол, прижать к непролазным зарослям или к подножью дерева, к обрыву или к черному берегу или застать врасплох на узкой тропинке — но тщетно! Заяц был слишком хитер!
К вечеру вся ослиная семья собралась на совет. Долго они судили-рядили и под конец решили: для спасения ослиной чести М'Бам непременно должен хотя бы разок лягнуть зайца.
Но есть поговорка: «Чтобы утереть верблюду слюни, надо допрыгнуть до его морды». На другое утро проснулся Лёк и подумал: «Почему за стеной у ослов так тихо?»
Долго раздумывать он не стал и отправился в поле.
Зато дети Лёка, зайчата, когда проснулись, очень удивились.
Солнце давно уже встало, а за стеной у ослов почему-то никто не ревел, не брыкался, не дрался и не ругался. И совсем уже всполошились зайчата, когда услышали жалобные вопли, стоны, плач и причитания.
— Что случилось в доме соседа? — спрашивали они друг друга.
Но долго удивляться им не пришлось. Тхиойе-попугай, глашатай их деревни и всей округи, прилетел к ним и прокричал:
— Сосед ваш М'Бам ночью занемог и, не дожив до утра, скончался! Несчастная семья его в отчаянье и горе! Дети М'Бама и его родичи поручили мне известить об этом всех жителей деревни, но прежде всего вашего отца. Ведь он их ближайший сосед, а ближайший сосед почти что родственник...
— Наш отец давно в поле! — ответили зайчата. Попугай Тхиойе полетел в поле, нашел там зайца и сообщил ему о кончине его соседа.
— М'Бам умер?
Заяц Лёк так удивился, что замер с поднятой мотыгой.
— Да, его дети сказали мне об этом, я сказал твоим детям, а они сказали, что ты здесь.
— М'Бам умер? — повторил заяц. — И господь призвал его, даже не предупредив ни разу?
Но спрашивал он, видно, самого себя, а не Тхиойе-попугая, глашатая с кривым клювом, потому что тут же добавил:
— Что ж, пусть господь упокоит его душу и не спешит призывать к себе нас!
И заяц вонзил мотыгу в жирную землю, снова принимаясь за работу.
— Но послушай, Лёк, — прокричал Тхиойе-попугай, глашатай с круглым языком, — дети покойного М'Бама просили, чтобы ты зашел к ним в дом.
— Чтобы я зашел к ним в дом? — еще больше удивился заяц.— Зачем?
— Ты ведь их ближайший сосед, — объяснил деревенский глашатай.
— А что мне делать у них в доме?
— Право же, я не знаю. Они вопили, рыдали и причитали и только сказали мне сквозь слезы, чтобы я привел тебя, Лёк.
— Ладно, пойдем! — согласился заяц Лёк.
Лёк поскакал по тропинке, а Тхиойе полетел за ним, перепархивая с куста на куст, и вскоре они приблизились к дому М'Бама.
Вдова, дети и вся родня усопшего встретили зайца Лёка скорбно и почтительно. Старший из сыновей М'Бама, Фали, сказал:
— Дядюшка Лёк, перед тем как покинуть нас навсегда, в тот утренний час, когда земля уже остывала, отец, собрав последние силы, прошептал: «Упроси нашего Лёка, чтобы он прочел над моими бренными останками погребальную молитву!»
Заяц сделал три шажка вперед и спросил:
— А где же эти бренные останки?
— Тело нашего отца вон в той большой хижине, — ответил старший из сирот.
Лёк подошел с ним к двери большой хижины, сунул внутрь свой нос. и тотчас повернулся к ослиной семье, которая следовала за ним по пятам.
— Вы говорите, что М'Бам умер?
— Да, дядюшка! — ответил Фали, старший сын М'Бама. — Он скончался с последним криком Сэкха-петуха.
— Вы ошиблись, он вовсе не умер — жив! Радуйтесь! Мне незачем читать молитву.
И заяц поскакал к себе домой, так как было уже слишком жарко для работы в поле.
Но едва он вошел в свою хижину, как Тхиойе-попугай перепорхнул через стену и снова позвал его к М'Баму.
Заяц прибежал к большой хижине, сунул в открытую дверь мордочку, сморщил нос и объявил:
— Я же вам говорю, М'Бам не умер. Лежит он, правда, на спине, но ноги у него согнуты, а у дохлых ослов они прямые как палки.
И заяц вернулся к себе.
Но едва он начал снимать сандалии, как за ним снова прилетел Тхиойе-попугай и отвел его к большой хижине. М'Бам лежал на спине, и ноги его торчали вверх, словно палки.
— Но почему у него не раздут живот и зубы не оскалены? — удивился заяц. — Нет, он еще не подох!
Заяц Лёк пересек двор М'Бама, переполненный рыдающей родней и соседями, и уже дошел до своего двора, когда старший из сирот осла, Фали, догнал его и снова попросил вернуться.
Теперь М'Бам и впрямь был похож на дохлого осла. Брюхо его вспучилось и раздулось, как десять бурдюков, верхняя губа завернулась на широкие ноздри, нижняя отвисла на жирный подбородок, а вокруг оскаленных желтых зубов уже вились и жужжали неугомонные сплетницы — мухи.
Лёк просунул в дверь свой нос и сказал:
— Да, мои бедные дети, М'Бам очень похож на покойника. И лежит он на спине, и ноги у него торчат, словно колья из ограды, и брюхо раздуло, будто он один объел целое пастбище или сожрал все зерно из амбара, да и зубы у него оскалены, как у всех мертвецов, —неизвестно только, рыдает ли он от горя или хохочет от радости, что попал в ослиный рай. Но признайтесь, он пускал перед смертью ветры?
— Нет, нет! — воскликнул Фали, старший сын осла М'Бама.
— Ну, тогда, значит, М'Бам... — начал заяц Лёк, отступая на шаг. — Значит, М'Бам... — повторил он.
И тут вдруг в большой хижине раздался громоподобный треск, заглушивший все вопли и рыдания, и ужасное зловоние распространилось по всем четырем углам двора.
— Значит, М'Бам жив-живехонек! — договорил заяц Лёк. — Потому что пока еще никто не видывал и не слыхивал, чтобы дохлый осел пускал ветры!
И заяц Лёк, весело подпрыгивая, ускакал к себе. С тех пор осел М'Бам избегает зайца Лёка.
Давным-давно в Сенегале все звери были в мире между собой. Жили они в лесах и на обширных равнинах по берегам волшебной реки Фалемэ.
Светлая глубокая река, в водах которой сверкали золотые блестки, была царством бегемота Лебэра, крокодила Маймаило, жабенка М'Ботта, а также цапли Корады и утки Канкал. На тенистых берегах, в большом лесу и в зеленой саванне все животные, малые и большие, жили под властью мудрого правителя Гайенде-льва. Все были счастливы и жили в мире, все, от Ниейе-слона и до паука Диаргоня, от обезьяны Потанаре до быстрой змеи Джанны.
Но в этом раю зверей жил демон с душою более черной, чем ночь. Этим демоном была гиена Буки, из-за нее-то и случилось несчастье.
Отведала Буки однажды нежного мяса молодых животных, и страх воцарился на берегах счастливой реки Фалемэ.
Расскажу вам, как это случилось.
В бескрайной саванне, в лесах и на лугах звери веками жили мирно и помогали друг другу.
На каждой поляне маленькие зверята собирались под надзором обезьян, которые забавляли их своими гримасами. И каждый день, утром и вечером, матери приходили кормить детей молоком.
Сначала мамаша Диамала, длинноногая жирафа, просовывала шею между деревьями и пела:
Маленькие жирафчики, маленькие Диамалы!
Посмотрите, пришла ваша добрая мама!
Пейте мое сладкое, белое молоко,
И шейки у вас вырастут
До самых облаков!
И маленькие жирафчики бежали к ней на своих хрупких ножках.
Затем прибегала лань М'Билла, самая добрая из всех матерей, и пела:
Маленькие оленята, дети мамы М'Биллы,
Бегите скорей пить ваше молоко,
Чтобы глаза ваши темными и прекрасными были,
А ножки бегали быстро и легко!
И так до самой ночи.
Слонята прибегали пить молоко, чтобы у них вырос хобот, львята — чтобы у них была красивая грива, зайчата — чтобы у них выросли усы и длинные уши.
Буки слушала эти песенки, но думала только о том, как бы сожрать всех этих глупых детенышей.
Однажды вечером подошла она к краю поляны и как можно нежнее запела:
Маленькие Кобы, малышки антилопы,
Бегите скорей к вашей доброй маме!
Напейтесь молока и будете ходить
С большими красивыми рогами!
Доверчивые маленькие Кобы приблизились, и — крак-крак! — захрустели их косточки в могучих челюстях Буки; гиена разорвала их и сожрала.
С тех пор Буки каждый вечер выбирала новую жертву, и каждый вечер еще одна мать напрасно звала своих детей, заливаясь слезами.
Тревога охватила зверей. Малыши исчезали один за другим, и никто не мог понять, что с ними случалось. Поговаривали даже, что это стервятник Танн уносит их в небеса — больше некому! Волновались звери и горевали, а Буки продолжала убивать их малышей. И так было до тех пор, пока на поляне не осталось никого, кроме зайчонка, сына Лёка, такого же хитрого, как его родители.
Всем известно, что зайчиха учит детей своих прежде всего осторожности. А этот зайчонок был лучшим из учеников своей матери.
Буки приблизилась к тому месту, где прятался в кустах зайчишка, сын Лёка, и запела:
Маленький зайчик, беги ко мне скорее,
Пей молоко мое вкусное быстрее!
Напейся всласть, мой зайчик милейший,
И будешь ты слышать даже шорох малейший.
Однако зайчонок, сын Лёка, не вылез из своего убежища. Подражая грубому голосу Буки, он ответил:
Мама-зайчиха, что с тобой сталось?
Почему у тебя такой хриплый голос?
Ты где-то простыла наверняка,
Не хочу я сегодня пить молока!
Буки не стала упорствовать и ушла. Однако немного погодя она вернулась, подкралась как можно ближе к зайчонку, прячась в траве, и едва слышным голосом снова завела свою песенку:
Маленький зайчик, беги ко мне скорее,
Нет молока моего жирнее!
Попей его всласть, не будь упрямым
И станешь таким же толстым, как мама!
Зайчонок, сын Лёка, пошевелил ушами, открыл один глаз, но не двинулся с места. Он только ответил:
Голос у тебя стал нежнее и тише,
Но я разглядел тебя лучше и ближе:
Слишком у тебя длинные клыки,
А уши у тебя слишком коротки!
Буки снова убежала, полная ярости, и поклялась, что обязательно выманит этого проклятого заячьего сына из его норы. Она привязала на голову пучок сухой травы и еще раз попытала счастья. Но зайчонок ей ответил в последний раз:
Твое молоко я не стану пить,
Потому что ты мне вовсе не мать!
Слишком толстая у тебя голова,
А вместо ушей — сухая трава!
Тем временем лев Гайенде и его приближенные собрались на тайный совет.
Шакал Тилль, которого заподозрили было в убийстве детей, сказал в свою защиту хитрую речь:
Повелитель, все наши дети пропали,
Кроме детей зайца Лёка, —
Разве не трудно понять:
Это Лёк во всем виноват!
Бедный заяц в страхе не знал, что ответить.
Но тут ему в голову пришла спасительная мысль. Он увидел, что Буки нет на собрании. И вот Лёк попросил царя зверей послать кого-нибудь узнать, не постигла ли его зайчонка такая же горькая участь, как и всех остальных.
Сам Гайенде отправился вместе с зайцем, и они нашли Буки около дома Лёка.
— Дядюшка Гайенде! — сказал Лёк. — Сдается мне, что во всем виновата гиена! Дай мне один день, и ты сам в этом убедишься.
— Хорошо, — сказал справедливый и добрый владыка лев. — Но ты должен доказать это всем зверям.
Вечером заяц Лёк изложил свой замысел льву. И Гайенде согласился с зайцем.
И вот, когда поднялась луна, все звери по знаку льва распростерлись на земле на приречной равнине, как будто всех их внезапно сразила смерть. А Лёк отправился к жилищу Буки.
Гиена жила на краю леса в такой темной и мрачной хижине, что все боялись к ней приближаться. Лёк задрожал всем телом, услышав, как хохочет Буки и ее семейство. Однако он подошел ближе и увидел, что они сидят вокруг дымного очага и пожирают остатки слоненка, несчастного сына мамы Ниейе.
Затаился заяц Лёк в тени и жалобно закричал:
— Сестрица Буки, я принес тебе горестную весть! Все наши братья мертвы! Они лежат бездыханные и больше уже не встанут! Я пришел к тебе исполнить последнюю волю покойного повелителя нашего льва Гайенде!
— Кто это так говорит со мной из темноты?
— Это я, заяц Лёк, единственный оставшийся в живых вместе с тобой, моя старшая сестра.
Буки тотчас подумала о бесчисленных трупах, которые лежат в темноте на равнине, и о том, как она попирует. Но все-таки она насторожилась: «А вдруг этот проклятый Лёк вздумает оттягать у меня часть такого прекрасного наследства?» И спросила гиена Буки зайца:
— А что тебе сказал перед смертью наш повелитель Гайенде? Кто из нас двоих должен его заменить?
Хитрый заяц ответил жалобным, плаксивым голосом:
— Дядюшка Гайенде сказал:
Буки — старшая из моих дочерей;
Пусть все наследство достанется ей!
Гиена тут же собрала всю свою семью. Все они с жутким хохотом схватили кто корзину, кто калебас, кто нож, кто топор, и мрачное шествие отправилось вслед за Лёком.
Буки никак не могла поверить в такое счастье.
— Ты не ошибся? — снова спросила она. — Все наши бедные братья действительно мертвы?
— Увы, все мертвы, все мертвы, и мы больше не увидим их в живых!
— И повелитель Гайенде действительно сказал, кому принадлежат все их останки? — еще раз спросила Буки, прибавляя шаг.
— Увы, он сказал и повторил:
Буки — старшая из моих дочерей;
Пусть все наследство достанется ей.
Тут Буки зашагала еще быстрее, а за нею вся ее семья.
Так добрались они до обширной равнины, где все звери лежали, притворяясь, будто их постигло величайшее из несчастий — смерть.
Буки не могла удержаться от хохота. Радостно закричала она:
— Дети мои! Тут нам хватит мяса надолго! И еще какого мяса! Куда более сочного и вкусного, чем у всех тех глупых детенышей, которых мы до сих пор ели!
Она приблизилась ко льву Гайенде и сказала:
— Как хорошо, что ты умер! Теперь я богата, теперь я королева джунглей! Я начну с тебя свой пир!
Но когда она приблизилась с ножом в руке, Гайенде только приподнял веко и уставился на Буки своим зеленым глазом, величественным и суровым.
От одного его взгляда Буки приросла к земле. Она не могла пошевельнуться, не могла убежать. Лев медленно приподнялся, и рычание его огласило ночь. И все звери вскочили по его знаку.
Можете себе представить, что было с Буки! Даже Диамала, мирная жирафа, даже М'Билла, кроткая лань,— все матери хотели отомстить за своих детей — кто ударом рога, кто ударом копыта, кто ударом когтистой лапы.
Но с этого дня все животные прячут своих малышей от чужого глаза и в саванне и в джунглях. Кровь пролилась, и мир уже не вернулся в долину волшебной реки Фалемэ, где когда-то, давным-давно, был рай зверей.
После дождей в край Буки вернулось благоденствие. Теперь гиена легко находила пищу для себя и своей семьи. Ни о чем не заботясь, она целыми днями бродила повсюду, выискивая больных или увечных животных, чтобы попировать, когда наступит ночь.
И вот однажды во время такой прогулки очутилась гиена поблизости от огромного старого баобаба. Вдруг Буки заметила, что большое дупло в стволе дерева приоткрывается, словно пасть, будто дерево хочет зарычать или заговорить. Одна из ветвей баобаба вытянулась, как рука, склонилась к земле, но потом вдруг замерла неподвижно.
— Ты хочешь со мною заговорить?— с удивлением спросила Буки.
И вдруг баобаб протянул самую большую ветку и хлопнул гиену по голове, да так, что та растянулась без памяти. Когда Буки пришла в себя, она осторожно приоткрыла один глаз и увидела, что дерево склонилось над ней и обмахивает ее своими ветвями. Заметило дерево, что Буки пришла в себя, выпрямилось и сурово сказало:
— Никогда не задавай мне подобных вопросов. И не вздумай со мной шутить. Здесь никто не знает, что я могу видеть, слышать и говорить. Если кто-нибудь осмелится задать мне один из трех вопросов: «Дерево, ты меня видишь?», «Дерево, ты меня слышишь?», «Дерево, ты можешь со мной поговорить?», то он тут же падает мертвым у моего подножия!
Буки кое-как поднялась и со всех ног помчалась прочь от грозного исполина.
Но когда наступил вечер, гиена сказала себе: «Если я уговорю других зверей задать баобабу эти запретные вопросы, он их убьет, и мне достанется легкая добыча!»
Буки, как известно, пожирает падаль, на худой конец приканчивает больных или раненых животных. Но она настолько труслива, что не решается нападать на здоровых зверей, даже, казалось бы, самых беззащитных.
И вот на другой день отправилась гиена к лани М'Билле. Была М'Билла такой кроткой и наивной, что верила всем подряд.
— М'Билла, нежная подруга,— сказала Буки, подразумевая, что мясо лани нежно на вкус,— ты знаешь всю саванну, но знаешь ли ты баобаб, который может видеть?
— Дерево, которое видит? Неужели это возможно?— воскликнула М'Билла, удивленно распахнув свои большие глаза.
— Да я сама об этом никогда не слыхала. Только вчера узнала. Стоит подойти к этому баобабу и спросить: «Дерево, дерево, ты меня видишь?» — и баобаб сразу вытаращит на тебя глаза!
Лань была доверчива и любопытна. И захотелось ей самой увидеть такое чудо.
Гиена Буки привела ее к баобабу и сказала:
— Подойди поближе и спроси: «Дерево, ты меня видишь?»
Несчастная лань приблизилась к баобабу и спросила:
— Дерево, ты меня видишь?
И тотчас узловатая ветвь стукнула ее по голове и убила.
Буки дождалась ночи, чтобы как следует попировать. Она была счастлива, что нашла такой прекрасный способ без труда наедаться до отвала.
На следующий день гиена Буки отыскала осла, который щипал травку недалеко от деревни.
— Вот еще один дурень, сгодится мне на ужин!— сказала себе Буки.
Но едва она приблизилась к ослу, тот обернулся и сердито завопил:
— Ты что, надеялась захватить меня врасплох, подлая тварь? Разве ты не знаешь, для чего природа дала мне такие длинные уши? Для того, чтобы слышать малейший шорох за тысячу шагов! Я тебя давно поджидаю, чтобы стукнуть копытом!
— Не сердись на меня, мой добрый друг! Я вовсе не желаю тебе зла. Я просто искала умного собеседника, чтобы поговорить.
Осел не привык к таким похвалам и был очень польщен. Он заревел во весь голос, чтобы показать, что он не только умен, но и хороший певец.
— Так вот, мой друг,— продолжала Буки,— ты сам сказал, что слух у тебя превосходный, не так ли? Однако я знаю кое-кого, кто мог бы тебя превзойти.
— Ну-ка, ну-ка, скажи мне, кто слышит лучше меня?
— Пожалуйста, скажу. Это баобаб на опушке леса.
— Ты что, надо мной смеешься?
— Вовсе нет! Если не веришь, пойдем со мной. Когда ты подойдешь к подножию баобаба, спроси: «Дерево, ты меня слышишь?» И сразу получишь ответ.
Осел тотчас же отправился с Буки на поляну. Тут их и заметил заяц. Лёк никогда не доверял гиене Буки и, заподозрив неладное, незаметно отправился следом за странной парочкой.
Когда осел с гиеной пришли на поляну, Буки поотстала, а осел приблизился к баобабу и громко заревел:
— Дерево, ты меня слышишь?!
И сразу же получил ответ. Правда, не совсем тот, которого ожидал.
Дерево свалило его одним ударом толстой ветви.
Лёк это видел, кое-что понял, а об остальном догадался. Поэтому он не стал дожидаться ночи, не стал смотреть на зловещую трапезу Буки, а потихоньку удрал.
Через несколько дней рано утром Буки нос к носу столкнулась с Лёком. При виде хитрого зайца гиена едва не задохнулась от бешенства. Давно она мечтала за все его проделки отомстить Лёку. Тут ей пришла в голову прекрасная мысль: отвести зайца к баобабу! Пусть-ка дерево его прихлопнет. Ради такой мести Буки готова была даже отказаться от более достойной добычи.
— Лёк, я счастлива тебя видеть,— проговорила она как можно ласковее.— Забудем наши ссоры, забудем вражду! Голод — плохой советчик, и я готова простить тебе все твои злые шутки. Давай помиримся!
Заяц сразу понял, что коварная Буки задумала какую-то подлость, и решил быть настороже.-
— Благодарю тебя за добрые слова,— ответил он.— Но какие дела заставили тебя сегодня подняться в такую рань?
— До меня дошел удивительный слух, друг мой Лёк. Ты, если верить молве, все знаешь, но знаешь ли ты, что в наших краях появилось говорящее дерево?
— Говорящее дерево? — притворно изумился Лёк.— В жизни не слыхал ничего глупее!
— Да, да, говорящий баобаб! Пойдем со мной, я тебе его покажу. Сам увидишь!
— Конечно, с удовольствием. Но что надо сделать, чтобы убедиться в таком чуде?
Буки подробно объяснила ему, что надо делать.
— Главное, не забудь громко спросить: «Дерево, ты можешь со мной говорить?»
— Как, как ты сказала?— переспросил заяц Лёк.— После прошлогоднего голода у меня совсем память ослабла.
И заяц сделал вид, что никак не может запомнить вопрос. Пришлось Буки повторять его без конца всю дорогу к поляне. Но она не теряла терпения.
Так дошли они до баобаба, и заяц вроде бы наконец запомнил, что ему надо спросить.
На поляне Буки хотела было, как всегда, остаться позади, но заяц Лёк забеспокоился.
— Сестрица, сердце мое чует недоброе!— зашептал он встревоженно.— Нет, один без тебя я к дереву не пойду. Я боюсь! Пойдем вместе, иначе я убегу.
Буки поняла, что зайца так просто не проведешь. «Но чего мне бояться?— подумала она.— Почему бы мне не пойти вместе с Лёком? Говорить-то с деревом будет он! Его дерево и прикончит!»
— Очень уж ты недоверчивый, братец Лёк,— сказала гиена.— Но я тебя понимаю. Ладно, чтобы рассеять твои подозрения, я пойду с тобой.
И вот они вместе приблизились к баобабу. Тут Буки сделала зайцу знак, чтобы он задал дереву свой вопрос.
— Дерево, могу я... Дерево, можешь ты... можешь ты...— путаясь и заикаясь, начал заяц и тут же запнулся.
Ничего у него не получалось! Он уж и по лбу себя стучал, и в затылке скреб, но никак не мог вспомнить вопроса.
— Дерево, можешь ты?.. Дерево, можем мы?.. Дерево... можешь ты мне?.. Дерево, можно с тобой...
И когда он в двадцатый раз начал: «Дерево, можешь ты...»— у гиены Буки лопнуло терпение, и она зарычала зайцу на ухо:
— ...со мной говорить!
И в тот же миг — крак! — огромная ветвь обрушилась на Буки и проломила ей голову.
С тех пор заяц Лёк с удовольствием прислушивается к голосам деревьев и трав, когда ветер заставляет их шелестеть и шептаться в сумерках, но он уже никогда ни о чем не пытается их расспрашивать.
Ранним утром, еще по росе, едва заяц Лёк отыскал в песке ямку посуше, к нему подбежала гиена Буки.
— Чего это ты от меня всегда прячешься?—спросила она с угрозой.
— А чего мне от тебя прятаться?— возразил заяц Лёк, хотя прекрасно знал, почему он сам и все его родичи избегали гиену Буки.
Солнце еще не взошло, трава была мокрой, лапы зайца не высохли, а зубы гиены были слишком близко от его хребта. Поэтому заяц Лёк повторил:
— С чего мне от тебя прятаться, почтенная Н'Джур? Я просто нашел себе ямку, где прохладнее, чем в траве у тропинки.
— Ах, вот оно что! — прогнусавила гиена Буки.— А я вот вся промокла ночью, схватила насморк и кашель. Слышала я, будто парное молоко — лучшее средство от хрипоты. Слушай, Лёк! Тут неподалеку одна, без пастуха, пасется корова Нагг. Вымя у нее полней, чем полный бурдюк. Пойди-ка поговори с Нагг, пока пастух не вернулся. А я подберусь сзади и пососу хоть немножко теплого молока!
Заяц Лёк знал, с кем имеет дело. Уж если Буки-гиена привяжется, от нее так легко не отделаешься.
Пришлось зайцу побежать к корове Нагг.
Всем известно, что Нагг ничему толковому не научилась ни дома, ни в школе. Однако она все-таки понимала, что сырая от росы трава не на пользу ее брюху. В тот ранний час корова Нагг медленно отщипывала верхушки побегов травы, которые слабые лучи утреннего солнца и ветерок уже немного подсушили.
— Здравствуй, Нагг!— обратился к ней заяц.— Я давно уже тебя заметил, но трава была слишком сырой, и я не мог к тебе подойти.
Корова помотала головой. Заяц думал, что она приветливо и вежливо кивает на его любезные слова. И вдруг услышал мрачное мычание, предсмертный стон боли, от которого у него ощетинились все волоски на шкуре и уши встали торчком.
Нагг повалилась на бок, и гиена Буки стала раздирать ее тушу на части.
Зайца Лёка трудно было чем-нибудь удивить. От Буки он ждал любой пакости. Он посмотрел на издыхающую корову и сказал:
— Где же мы теперь найдем молоко?
— Молоко? Ха-ха!— захохотала Буки.— Плевать мне на молоко! Что я, сосунок? Ты взгляни лучше: сколько в этой корове мяса, сколько костей! Это же не просто удача, это подарок богов. Помоги мне разделать тушу, тогда нам будет легче утащить ее отсюда. Я знаю Малалапуло, ее пастуха, и вовсе не хочу с ним сегодня встречаться. Если он застанет меня здесь...
Пришлось Лёку разделывать тушу Нагг, помогая своей опасной соседке, с которой, того и гляди, попадешь в беду!
А солнце наконец взошло, и саванна пробудилась после долгого крепкого сна. Отовсюду слышались звериные и птичьи голоса. Даже самые отъявленные сони просыпались, громко позевывали. Надо было как можно скорее уходить подальше от этого места. Чего доброго кто-нибудь нагрянет!
И заяц предложил Буки:
— Давай я сбегаю за хворостом для костра. Но Буки возразила:
— Сырое мясо куда лучше на вкус!
— А я больше люблю мясо жареное, печеное и даже вареное,— ответил ей заяц.
— Ладно, будь по-твоему! Только за хворостом пойду я сама,— решила Буки-гиена, опасаясь, что заяц всполошит и приведет к ее добыче всех обитателей джунглей.
И гиена отправилась за хворостом.
Заяц Лёк подумал, что с него хватит неприятностей, сейчас, пожалуй, самое время удрать.
Все зайчата с самого детства с молоком матери впитывают страх перед гиеной и отвращение к ней. Они учатся никогда не упускать возможности сыграть с гиеной Буки злую шутку.
Потряс заяц головой, похлопал длинными ушами и только тогда наконец избавился от страха, который испытывал с того самого мига, когда гиена застала его в песчаной ямке.
Он отпрыгнул в сторону, посмотрел направо, посмотрел налево и, чтобы немного размяться, поскакал к баобабу, тень которого тянулась к туше глупой коровы Нагг.
Обежал заяц вокруг баобаба и вдруг замер, подняв мордочку и наморщив нос. В стволе баобаба он заметил дупло.
Заяц быстренько перетаскал по частям в дупло мясо и кости, требуху и шкуру коровы, оставил одну лишь голову, да и ту зарыл в землю, так что снаружи торчали только рога. А сам спрятался в дупле и скорчился там, как погребенный воин.
— Лёк! Эй, Лёк! — услышал он голос Буки.— Где ты, сын беды? Что ты сделал с моей коровой? Я вижу только нахальных мух, которые пьют ее кровь наперегонки с ненасытной жадной землей!
Буки тащила огромную вязанку хвороста и так сгибалась под этой тяжестью, что ее зад, и без того обвислый, волочился по траве.
— Мы здесь, я и твоя корова!— ответил ей глухой голос, похожий на отдаленный рокот боевого тамтама.
— Где это здесь?— спросила гиена Буки, поворачиваясь во все стороны.
— Здесь, под землей! Когда ты ушла, ненасытная земля разверзлась и поглотила нас. Я вишу, зацепившись за коровьи ноздри, и ничего не вижу. Подо мною черная бездонная дыра. Наверное, только коровьи рога нас и держат, меня и голову этой несчастной Нагг.
Голос звучал неизвестно откуда, печально и глухо, как далекие отзвуки грома.
Буки сбросила хворост и закрутилась, низко приседая. Вдруг она заметила коровьи рога, торчащие из земли. Ухватилась гиена за рога, дернула — и полетела вместе с коровьей головой кувырком!
— Хум-хум!— рявкнула Буки, поднимаясь.— Видно, у земли и впрямь острые зубы и ненасытное брюхо... Лёк! Эй, Лёк! Где ты теперь, сын беды?
— Зде-е-есь!..
— Где?
— Зде-е-есь!
Ба-Нйоли, страусиха, пробегала неподалеку и услышала вопли Буки и глухой, странный голос, от которого загудела ее маленькая страусиная голова. Подбежала она, захлопала крыльями и затанцевала вокруг гиены, как борец.
— Что случилось, почтенная Буки?— спросила страусиха Ба-Нйоли.
Рассказала ей Буки-гиена, что потеряла Длинноухого.
— Лёк, эй, Лёк, где ты?
— Я зде-е-есь!
— Наверное, он на дереве,— сказала страусиха Ба-Нйоли, поднимая маленькую голову.
— Нет!— ответила Буки-гиена.— Голос слышится из-под земли. Лёк, о Лёк, где ты?
— Я зде-е-есь!
Страусиха Ба-Нйоли обежала, приплясывая, вокруг баобаба, заметила дупло и сунула туда свою маленькую голову.
— Да вот же он, внутри дерева!— крикнула она гиене Буки.
— И корова тоже там?
— Какая корова? Чья корова?
— Это не твое дело! Посмотри и скажи мне: Лёк там один или вместе с коровой?
— Подожди, я просуну голову подальше...
И Ба-Нйоли засунула в дупло баобаба не только маленькую голову, но и почти всю свою длинную шею, голую и красную, как зад обезьяны Голо.
Заяц Лёк быстро отодрал от ствола баобаба прядь крепких волокон и сделал из него петлю. Когда Ба-Нйоли просунула в дупло голову, заяц накинул ей петлю на шею и затянул посильнее.
— Вуйе яйе о! О, моя мама!— застонала Ба-Нйоли.— Ты меня душишь, Лёк! Отпусти меня, умоляю... Я сейчас снесу яйцо... и мое яйцо... разобьется! Отпусти! О, я так и знала... я снесла яйцо... Ты видишь его, Буки? Оно не разбилось?..
— Конечно, разбилось, да еще как разбилось!— ответила гиена, доедая белок и желток и вылизывая скорлупу огромного страусиного яйца.— Но утешься, оно не пропало зазря. Давно я не пробовала ничего вкуснее, честное слово. Почаще бы такое случалось!
Заяц Лёк услышал слова гиены, услышал, как она жадно причмокивает. Отпустил он страусиху и сказал гиене Буки:
— Право же, Буки Н'Джур, ты еще глупее, чем я думал. Твои собственные яйца еще крупнее и еще вкуснее яиц Ба-Нйоли. Но верно сказано: всегда кажется, будто кускус у соседки вкуснее!
— О чем ты говоришь?— всполошилась Буки.— Разве я тоже несу яйца?
— Ну конечно, как и все другие звери и птицы, тетушка, как и все на свете! Как курица Ганар, как жаба М'Ботт, как Джанна-змея и как рыба Джэн. Ты тоже несешь яйца, как и все на свете. Надеюсь, ты не станешь этого отрицать?
— Уверяю тебя, дядюшка Лёк, я об этом сама ничего не знала!
— Ну, это меня вовсе не удивляет. Ты ведь никогда не оглядываешься назад! Ты рыщешь, ищешь, вынюхиваешь, выискиваешь и суешь свой нос всюду, кроме того места, где он тебе больше всего пригодился бы. Впрочем, ты, наверное, давно уже потеряла нюх!
— А ты сам когда-нибудь ел мои яйца?
— Еще бы, и сколько раз!
— И часто я их несу?
— Так же часто, как все остальные, и может быть, даже чаще,— уверил гиену заяц Лёк.
— Куда же деваются мои яйца?— забеспокоилась гиена.— Что с ними бывает потом?
— То же самое, что было с яйцом Ба-Нйоли. За тобой всегда следят любители яиц и подбирают их на дороге. Тем более что яйца гиены считаются отменным лакомством. Уж я-то в этом знаю толк! И никто не может понять, почему ты сама предпочитаешь им падаль! Все думают, что у тебя просто испорченный вкус...
— Неужели яйца у меня такие же вкусные, как яйцо Ба-Нйоли?— еще раз спросила гиена Буки.
— Говорю тебе: в десять раз вкуснее!
Буки-гиена совсем уже поверила зайцу, но на всякий случай спросила Ба-Нйоли, хотя и знала, что страусиха глупа и мало в чем разбирается:
— Скажи, ты тоже видела мои яйца?
Ба-Нйоли-страусихе не хотелось казаться глупее других. Раз Лёк говорит, будто все знают, что Буки несет яйца, значит, так оно и есть. И страусиха подтвердила:
— Конечно, я тоже видела.
— Какая досада, что я одна ни разу их не отведала!— закручинилась гиена Буки.
— И правда, обидно,— согласился заяц Лёк.— Но, если хочешь, можешь их попробовать хоть сейчас. Встань на место Ба-Нйоли и просунь голову в дупло баобаба. Я тебе сдавлю тихонько шею, и... сама увидишь! Таким способом ты снесешь столько яиц, сколько сама захочешь. Но у меня условие: когда кончишь нести яйца, ты выпустишь меня из дупла. Клянешься?
— Клянусь!— ответила гиена.
Буки просунула в дупло свой нос, уши, всю голову и толстую шею.
Но заяц, пока говорил с гиеной, уже сплел из волокон баобаба крепкую веревку и сделал большую петлю, куда больше и куда прочнее той, что он накинул на голую шею безмозглой страусихи Ба-Нйоли.
Гиена сунула в петлю свою вонючую морду, свои острые уши и тяжелую голову. И тогда заяц Лёк затянул петлю вокруг ее толстой шеи, заткнувшей дупло баобаба. И потянул изо всех заячьих сил.
Буки так и не снесла яйца.
Гиенам, понятное дело, никогда не нести яиц.
Умер старый дед гиены Буки, умер старый Н'Джур, последний и единственный ее родственник.
Ко дню его смерти остался от стада Буки последний единственный бык. И пришлось его зарезать, ибо обычай повелевает в таких случаях принести богатую жертву, одарить неимущих и задобрить всех предков гиен, чтобы они благосклонно встретили дух старого Н'Джура, когда он предстанет перед ними и будет рассказывать о деяниях своего племени.
Буки-гиена не стала звать ни мясника, ни помощника мясника, ни ученика помощника мясника, она не стала звать ни мавра, ни раба мавра, чтобы зарезать, ободрать, разделать и разделить быка, предназначенного в жертву.
Задыхаясь и обливаясь потом, Буки сама зарезала и ободрала быка, кое-как разделала тушу, а вот делить мясо она не стала.
Сошлись к ее дому плакальщицы, уже охрипшие от воплей, собрались огорченные соседи и родичи, чтобы выразить свое сочувствие последней гиене в их краю, последней и единственной наследнице старого Н'Джура. Сошлись и увидели, что Буки сидит перед тремя кучами мяса,—это было все, что осталось от жертвенного быка.
Удивились плакальщицы, соседи и дальние родичи гиены, что так мало мяса им осталось.
Начали они спрашивать:
— А кому достанутся эти три кучи мяса? Нищим странникам? Беднякам? Или, может быть, Буки пожертвует их святым людям?
Но Буки-гиена ответила на это:
— Первая часть—для меня. Вторая часть—для покойного Н'Джура. А последняя часть достанется тому, кто первый ее коснется. Но вы видите, я уже положила на нее мою лапу!
Рыдания плакальщиц смолкли, слова утешения и сочувствия замерли на устах родичей гиены Буки. Старейшего из племени гиен в том краю покойного Н'Джура похоронили кое-как, второпях, и все разошлись, возмущенные и оскорбленные. Только муха Вэнь и ее неисчислимое племя остались с гиеной Буки и не покидали ее, пока гиена оплакивала своего деда Н'Джура... и пока жрала все мясо жертвенного быка.
Буки-гиена не чтила обычаев предков, не берегла родовых воспоминаний. Схоронила она своего деда Н'Джура, сожрала его быка, очистила все кости добела и решила, что там ей больше делать нечего, а молиться за усопшего и стеречь его могилу ей даже и в голову не пришло.
Покинула она свой опустевший дом, деревню и ушла. И не осталось в том краю никого из многочисленной когда-то семьи гиен. Никто из потомков не воздавал больше должных почестей мертвым предкам, и никто не охранял могил рода Н'Джура.
И решили старейшины: если кто-нибудь еще осмелится назвать себя Н'Джуром, его следует убить на месте без всякого сострадания.
А Буки-гиена все бегала, бегала и как-то поздно вечером забрела в соседнюю деревню. Уселась она под деревом на площади, где собирается совет, и услышала, как Йенекатт, гриот и глашатай, объявляет о решении старейшин.
Встревожилась Буки, вскочила и говорит:
— Пойду-ка я домой!
А потом повернулась к старому кабану-бородавочнику М'Бам-Алу и добавила:
— Прощай, сосед Н'Джур, доброй тебе ночи! Заволновались все, начали вопрошать с угрозой:
— Кого тут назвали Н'Джуром? Кто это Н'Джур?
— А тот, с кем я сейчас попрощалась!—ответила гиена Буки и юркнула в темноту, не задумываясь над тем, что станет с М'Бам-Алом, который остался на площади посреди разгневанных жителей деревни.
Но джунгли, где ветер разносит все новости, когда Тхиойе-попугай и Голо-обезьяна встречаются на тропинках или в ветвях деревьев, внизу или наверху, и начинают судачить и сплетничать,— джунгли все слышат и знают. И скоро все узнали, что Буки-сирота стала изгоем без роду без племени и даже без имени, потому что отреклась от могил своих предков.
И теперь за ней следили тысячи глаз, тысячи ушей прислушивались к ее шагам, ей грозили тысячи клыков и когтей, рогов и бивней. Выли джунгли, грозно рычала саванна, вселяя страх в сердце Буки. Куда бы она ни кинулась, ее встречали возмущенные крики, хохот, свист и насмешки.
Буки бежала все дальше и дальше и наконец добралась до земли, где рогатый скот жил рядом с людьми, под их бдительной охраной.
И были там воды изобильные в реках текучих, в заводях стоячих. И похоже было, скот не подыхал там ни от старости, ни от болезней, потому что Буки нигде не нашла ни одного дохлого ягненка.
Подкралась Буки к полям и увидела мужчин, которые взмахивают мотыгами. И показалось ей, будто мотыги обрушиваются на ее хребет.
Обежала Буки поля стороной и увидела у колодца под деревьями женщин с детьми на спинах. И еще—юных девушек. Они громко пели, хлопая в ладоши, и громче всего в их песне звучало одно имя.
Прислушалась Буки и различила это имя—Келефа Ба!
Когда бросишь в калебас с мутной водой камень алун, муть оседает и вода просветляется. Так и замутненная память гиены Буки прояснилась от этого имени.
Столько раз повторяла его в своих сказках о людях мамэ Буки, бабушка-гиена! Рассказывала она о стране Келефы Ба, единственной стране, где предкам ее, гиенам, не приходилось рыскать в поисках пропитания, где предкам ее, и предкам Танна-стервятника, и предкам Сакхе, могильного червя, и всем его родичам всегда приносят царские жертвы.
Мамэ Буки была стара и не помнила почти ничего из тех песен, которые пели когда-то в честь ее предков в стране Келефы Ба.
Но теперь голоса женщин с детьми за спиной и голоса юных девушек отчетливо доносились до гиены Буки. И она их слушала. Она жадно слушала песнь благодарности!
Лежал Келефа Ба
На термитнике близ Бариа
Без погребения сорок дней
Под открытым небом.
И только его копье,
Прославленное Тамбо,
Лежало возле него
Под открытым небом...
Пожиратели мертвецов
Слетелись со всех концов,
Но никто не тронул его
Мертвое тело.
Стервятники в небе кружили
И так меж собой говорили:
«Мы не тронем Келефу Ба,
Он кормил нас при жизни досыта
Телами своих врагов!»
Пожиратели мертвецов
Сбегались со всех концов,
Но никто не тронул его
Мертвое тело.
Гиены рычали в чаще
И всем угрожали:
«Горе тому, кто коснется
Останков Келефы Ба!
Всякий раз, идя на охоту,
Он кормил нас при жизни досыта
Добычей Тамбо, копья своего!»
Пожиратели мертвецов
Сползались со всех концов,
Но никто не тронул его
Мертвое тело.
Могильные черви сползались,
Из-под земли вылезали
И шептали друг другу:
«Нам Келефа Ба столько раз
Отдавал свои жертвы!
Мы не станем покойного есть,
Не тронем его останки!»
И Келефа Ба пролежал
На термитнике сорок дней,
Но никто не тронул его
Беззащитное тело.
Сакхе, могильный червь, и его потомки, по всей вероятности, нашептали слова этой песни бабушке всех гиен мамэ Буки. И она иной раз напевала эту песню своим внукам и внучкам, хотя Буки-гиена совсем ее забыла.
Но Сакхе, могильный червь, и его потомство все помнили и спустились под землю, чтобы и там охранять останки Келефы Ба.
Только предки гиены Буки не сдержали слова и ничего не сделали для останков Келефы Ба. Слишком долгим показалось им погребальное бдение над телом героя, да и соблазн был слишком велик. И гиены бежали из страны Келефы Ба.
Смолкла песнь благодарности, утихли крик и смех, женщины с детьми за спиной и юные девушки ушли от колодца, где собирались дважды в день—на рассвете и перед закатом солнца.
Задремала гиена Буки в тощей тени колючего молочая. И разбудил ее плач и крики.
Встрепенулась Буки, повела чутким носом, огляделась и увидела: по тропинке от деревни к полям идет женщина с калебасом на голове и ребенком за спиной.
Была это Кумба-Дёркисс, и несла она завтрак мужчинам. В родной деревне, да и во всех окрестных деревнях про нее говорили, будто Кумба-Дёркисс не боится даже черта, потому что сама она злее всех чертей.
Но откуда было знать это гиене Буки?
Буки, пошатываясь, вышла на тропинку и остановилась перед Кумбой-Дёркисс.
Облизнулась жадно гиена Буки и спросила:
— Послушай-ка, Завтрак, отчего твой Обед так ревет? Кумба-Дёркисс сразу смекнула, почему гиена назвала ее Завтраком, а сына ее Обедом. Повернулась она через правое плечо к своему сыну Магатту, который унаследовал скверный нрав своей матушки и орал изо всех сил, и закричала еще громче, чем он:
— Замолчишь ты или нет? Я уже скормила тебе одну гиену. Неужели тебе этого мало, хочешь еще?
Буки испуганно прижала уши и метнулась в заросли. Так она и не съела ни Завтрака, ни Обеда.
Много, много лет тому назад Гиена, Козел и Крыса отправились странствовать. А навстречу им—Куунг, чудовище страшное-престрашное: посмотришь—сердце обрывается.
Спрашивает Куунг:
— Куда путь держите?
— Задумали жениться. Хотим заработать на выкуп,— отвечают Гиена и Козел.
Но Крыса оказалась похитрее.
— Я знаток магических заклинаний,—отозвалась она.— Иду колдовать.
— Напиши мне такое заклинание, которого никто, кроме тебя, не знает,—потребовал Куунга.
— Я бы написала, да не на чем,— сказала Крыса.— А жаль. Это заклинание сделало бы тебя еще более могущественным.
— Напиши на коже Гиены,— предложил Куунга.
— Только возьми у нее кожу сам. Мне-то она не даст. Куунга повернулся к Гиене:
— А ну-ка дай мне кусок своей кожи.
Перепуганная Гиена сразу же повиновалась. Крыса написала заклятие и, зная, что Куунга — большой любитель сладкого, окунула кусок кожи в мед.
— Слижи заклятие, а кожу возврати мне: я напишу тебе другое.
По жадности Куунга проглотил разом и кожу, и заклинание.
— Что ты наделал? — заверещала Крыса.— Где мы возьмем еще кусок кожи?
Глянул Куунга на Гиену, а та тут же кинулась наутек. Куунга—за ней. А Крыса и Козел—в другую сторону. Тем дело и кончилось.
Сметливость—лучшая помощница в опасности.
Созвал вождь всех своих подданных—и людей и зверей. И все его советники тоже собрались. Созвал вождь всех для того, чтобы установить законы, и один из этих законов был такой: целых шесть месяцев никто из его подданных не должен есть ямс.
— И нам тоже положено соблюдать этот закон?— спросили у вождя советники.
— И вам тоже,—ответил вождь.
Одним из советников был Черепаха. Он поднялся и спросил, делается ли исключение для вождя.
— Нет,—сказал вождь,—зачем же мне уклоняться от собственных законов?
— Ваше высочество,—продолжал Черепаха, а если вы нарушите один из этих законов, какое будет вам наказание?
— Если случится так, что я нарушу мною же установленный закон,—отвечал вождь,—я лишусь права быть вашим вождем.
Сход подошел к концу, и советники вождя разъехались кто куда, а за ними разошлись и все подданные—люди и звери. Вождь вскочил на коня и поехал к себе домой.
Спустя какое-то время несколько советников тайно собрались обсудить, как бы им устроить так, чтобы сам вождь нарушил один из установленных им законов.
— Тогда он потеряет право быть вождем и кто-нибудь из нас заменит его.
— Я знаю, как это устроить,—сказал Черепаха.
Все начали его спрашивать, что он придумал, но Черепаха сказал, что в таком деле важно сохранить тайну— иначе, мол, ничего не получится.
В намеченный день Черепаха взял очень свежий и сочный ямс, вкусно его сготовил, а потом, захватив ямс с собой, отправился к тропе, по которой вождь имел обыкновение ездить на сход. Черепаха поставил миску с ямсом возле тропы, а сам притаился под листьями.
Вскоре на тропе показался вождь. Он ехал медленно, потому что был очень голоден. Увидев миску, вождь придержал коня, спешился и только тогда разглядел в миске аппетитно сготовленный ароматный ямс. Вождь огляделся по сторонам—никого нет. Тогда он подошел к миске и откусил от ямса кусок.
— Ты ешь ямс, вождь!—крикнул из своего укрытия Черепаха.
Вождь замер от неожиданности. Он опять поглядел по сторонам и опять никого не увидел. Тогда он взял ямс и откусил от него еще раз.
— Ты ешь ямс, вождь!—снова крикнул Черепаха. Вождь еще раз поглядел вокруг и только тут заметил
под листьями хитреца Черепаху. Вождь повинился и попросил Черепаху никому про его проступок не рассказывать. Но Черепаха отказал ему в этой просьбе и даже внимания не обратил на слова вождя.
— Ну как знаешь,—сказал вождь,—однако пора нам ехать на сход.
С этими словами он вскочил на коня, а Черепаха последовал за ним.
Все советники уже были в сборе, когда прибыли вождь с Черепахой. По обычаю, вождь занял почетное место, но не успел он сесть, как Черепаха крикнул:
— Кто ел ямс, вождь?
Вождь сразу же поднялся с почетного места, и Черепаха замолчал. А вождь сел рядом с советниками на деревянную скамью.
Принесли еду и питье. Едва вождь прикоснулся к своей доле, как Черепаха опять крикнул:
— Кто ел ямс, вождь?
Ни слова не сказав, вождь отдал свою долю Черепахе, и тот замолчал. Но сильно вождь осерчал и, как только сход закончился, сел верхом на коня и сказал:
— Не забывайте, советники, что я все равно могущественнее и сильнее, чем все вы!
И тут он вдруг сцапал Черепаху и ускакал вместе с ним.
— Помогите! Помогите! — вопил Черепаха, но ни Лев, ни кто другой из советников не бросились ему на выручку.
Черепаха просит, умоляет, на помощь зовет, а вождь будто и не слышит, едет все дальше и дальше. Доехал он до горного кряжа, одна на другую громоздились тут острые скалы.
— Вот теперь расплачивайся за свое коварство,—сказал вождь и швырнул Черепаху об уступ скалы.
Вот почему черепахи так неуклюже двигаются—будто у них по сей день все тело болит.
Давным-давно, еще в незапамятные времена, на земле свирепствовал голод. Батат не родился, деревья не давали плодов, маис не шел в рост, не вызревали орехи на кокосовых пальмах, даже перец не завязывался, и не зацветала бамия.
Леопарда эти беды ничуть не печалили, ведь он-то питался одним лишь мясом, и хотя травоядные животные сильно отощали, он по-прежнему жил припеваючи, не знал ни в чем нужды.
Но поскольку все жаловались на голод, Леопард решил заранее обеспечить себя едой на будущее и созвал к себе всех зверей и животных. Когда они собрались, он обратился к ним с такой речью. Все знают, как он силен и могуч и как много ему нужно еды, питается он мясом, а животных в их краях полным-полно, так что ему лично голод не грозит, хоть бы все вокруг него умирали голодной смертью. И потому пусть все, кто здесь собрался, приведут к нему на обед своих бабушек, если не желают быть съеденными, а когда он, Леопард, покончит с бабками, то начнет есть их матерей. Пусть животные приводят к нему бабок по очереди — сегодня один, завтра другой, послезавтра третий, животных-то много, так что до матерей их дело дойдет не так уж скоро. Может, к тому времени голод и вообще кончится. Но как бы там ни было, он, Леопард, не желает испытывать недостатка в еде, и если звери откажутся приводить к нему на обед своих родственников, он станет есть их самих.
Молодняк, который собрался на совет к Леопарду, испугался этой угрозы и, чтобы спасти свою собственную шкуру, согласился каждый день приводить Леопарду на обед своих бабок и матерей.
Первой привела свою престарелую бабушку Белка.
Бабушка была тощая и больная, с облезлым хвостом. Леопард в мгновенье ока ее проглотил, но даже червячка не заморил.
— Что это за обед? — сердито проворчал он.— А ну, кто следующий?
Тогда Дикий Кот подвел к Леопарду свою старую бабку, но при виде ее Леопард рявкнул:
— Убрать эту падаль и подать мне мягкого сочного мяса.
Следующей на очереди была Антилопа. Бедняжка никак не могла решиться. Наконец она двинулась к Леопарду на своих больных дрожащих ногах, и он в одну минуту расправился с нею. Антилопа была старая и жилистая, но Леопард объявил, что на сегодня с него, так уж и быть, хватит, он сыт.
Завтра еще несколько зверей привели к Леопарду своих престарелых бабушек. И вот настал черед Черепахи. Но Черепаха была очень умная, она подговорила несколько зверей сказать Леопарду, что ее бабка умерла, и Леопард отпустил Черепаху с миром.
Через несколько дней в округе не осталось ни одной бабки, и теперь зверям надо было вести на съедение прожорливому Леопарду своих матерей.
Бабок звери почти не знали и потому расстались с ними без особой жалости, но отдавать ненасытному Леопарду любимых матерей им было очень жалко. Особенно горевали о своих матерях Белка и Черепаха. Как их спасти? Черепаха думала, думала и наконец придумала. Все звери знали, что ее мать жива-живехонька, потому что она со всеми дружила и всех привечала, стало быть, обмануть Леопарда во второй раз ей не удастся, она это понимала. И вот Черепаха велела своей матери забраться на высокую пальму и жить там, пока не кончится голод, а она будет приносить ей еду. Каждый день Черепаха-мать будет спускать вниз корзину, а дочь будет класть ей туда провизию. Корзину Черепаха сплела сама и привязала к ней длинную веревку. Веревка была такая прочная, что вполне могла выдержать Черепаху, когда та, соскучившись по матери, поднималась ее проведать.
Несколько дней все шло как по маслу, на рассвете Черепаха подползала к пальме, на которой жила ее мать, и клала ей в корзинку еду. Старушка поднимала корзину и принималась завтракать, а Черепаха не спеша отправлялась по своим делам.
Леопард между тем каждый день пожирал кого-нибудь из зверей. Настал черед Белки вести ему на обед свою мать, а так как Белка умом не блистала, то и не сумела придумать никакой хитрости, хоть очень любила свою мать. Так Леопард ее и съел. Тут Белка вспомнила, что Черепаха-то не отвела к Леопарду не только свою мать, но и бабушку, и решила ее выследить.
На следующее утро, когда Белка собирала орехи, она увидела ползущую Черепаху и стала следить за ней, а так как Белка находилась на самой макушке и умела быстро перепрыгивать с дерева на дерево, то она ни на минуту не теряла Черепаху из виду, а Черепаха даже не заметила, что по ее следу идут. Вот Черепаха приблизилась к пальме, на которой жила ее мать, положила еду в корзину, которая уже стояла на земле, влезла туда сама и дернула за веревку в знак того, что все готово, можно поднимать. Корзина стала подниматься, а немного погодя спустилась вместе с Черепахой. Белка следила за ними, не спуская глаз, и как только Черепаха уползла, она кинулась к Леопарду.
Леопард спал. Когда он проснулся, Белка ему сказала:
— Вот ты съел мою бабку и мою мать, а Черепаха-то тебе еще никого не привела. Сегодня ее очередь тебя кормить, а она спрятала свою мать на дереве.
Услышав это, Леопард рассвирепел и приказал Белке тотчас же вести его к пальме, где жила мать Черепахи. Но Белка возразила:
— Нет, старуха спускает корзину только на рассвете, когда приходит Черепаха. Иди-ка ты утром пораньше, она поднимет тебя наверх, ты ее и съешь.
Леопард согласился. На следующее утро, едва пропел петух, Белка повела Леопарда к пальме, на которой пряталась мать Черепахи. Старушка уже спустила на землю корзину в ожидании еды. Леопард залез в корзину и дернул за веревку. Старая Черепаха стала тянуть корзину вверх, но даже не смогла оторвать ее от земли, ведь Леопард был очень тяжелый. Сообразив, что так дело не пойдет, Леопард стал сам карабкаться по стволу вверх — он же отлично лазил по деревьям. Забравшись на макушку, он нашел там старую Черепаху, но у нее был такой твердый панцирь, что разгрызть его Леопард не смог. Тогда он в бешенстве швырнул Черепаху на землю, а сам слез с пальмы и пошел восвояси.
Вскоре к пальме подползла Черепаха, увидела на земле корзину и, по заведенному обычаю, дернула за веревку, однако ответа не получила. Тогда она стала внимательно осматривать землю под деревом и скоро нашла свою мать. Старая Черепаха была мертва, панцирь ее был разбит. Черепаха сразу же поняла, кто убил ее мать, и решила, что больше она ни с кем из зверей знаться не будет и всегда будет жить одна.
Бывает, придет голодная пора, сколько ни ищи, нигде еды не добудешь. Вот и маялись жители одного селения, и только один-единственный Пес не голодал — посчастливилось ему отыскать в ближнем лесу дерево, плоды которого были съедобны. Однако никто в селении не знал, где Пес добывает себе еду.
Проживала в том же селении семья черепах — муж да жена,— и так они изголодались, что с утра до вечера следили за Псом: все ждали, когда тот выбросит объедки, чтобы подобрать эти объедки и хоть немного утолить голод. Наконец не выдержали они и решили поговорить с Псом начистоту.
— Сосед, а сосед,— сказал Черепаха-муж Псу,— нет у нас больше сил — так мы оголодали. Будь так добр, скажи, где ты добываешь себе пропитание?
Раз, второй, третий они его попросили, в конце концов Пес пожалел их и раскрыл свою тайну, взяв с них клятвенное обещание, что они никому ничего не расскажут. Черепахи пообещали. Пес показал черепахам дерево в лесу, на котором росли съедобные плоды, и позволил их есть.
Радоваться бы черепахам такой удаче и благодарить соседа, да жадность их одолела, задумали они нехорошее дело. Отправились черепахи к заветному дереву тайком, когда Пса там не было, наелись до отвала, так что уже и лапами еле двигали, да еще прихватили с собой большущую корзину, доверху полную плодов.
Вскоре пес заметил, что плодов на дереве сильно поубавилось. Решил он выследить вора, спрятался в кустах и стал ждать, кто же явится. Видит, ползут его соседи черепахи да тащат за собой большущую корзину. Пес выждал, покуда они не начали набивать корзину плодами, а потом как выскочит из-за дерева да как залает на неблагодарных.
— Ну, теперь не ждите пощады! — в ярости тявкал он. А у черепах даже панцири ходуном ходили от страха.
Черепаха-муж стал умолять Пса простить их, только видит, ничего не выходит, и пополз прочь. Добрался до болота и нырнул в него. Но Пес уже был на берегу, он схватил большую палку и стал колотить по Черепахе. Ударит Черепаху что есть силы, а тот почему-то поет, делает вид, что ему очень весело и хорошо, а промахнется Пес, Черепаха стонет, будто ему очень больно. Но тут проходил мимо умный человек, поглядел он, что происходит, и объяснил Псу, в чем черепашья хитрость. Тогда Пес изловчился и, ухватив Черепаху, вытянул его из болота и с такой силой швырнул о ствол большого дерева, что панцирь у того треснул и раскололся на кусочки.
Решив, что он убил Черепаху, Пес ушел. Но черепахи, хоть и небольшие по размеру, но очень сильные и выносливые животные, и мало-помалу Черепаха начал приходить в себя. Шел по тропе путник, думал, камень лежит, и пнул ногой. Тут хитрый Черепаха как начнет вопить:
— Посмотри, что ты наделал! Ты же мне панцирь расколол!
— Да не кричи ты,— говорит путник.— Я ведь мастер на все руки, могу, что хочешь, починить.
— Ну, если так, значит, и мой панцирь починишь,— говорит ему Черепаха.
Путник достал из мешка инструменты и приладил один к другому куски разбитого панциря. Поглядите-ка на черепаху — сразу видно, что панцирь-то у нее из кусков сложен.
Давным-давно, в незапамятные времена, Черепаха и Змея были закадычными друзьями. Они жили в одном доме и ели из одного котла. Звери глядели на них и радовались такой дружбе.
Однажды Змея приползла домой страшно голодная. «Зачем мне делить этот вкусный обед с Черепахой? — подумала она.— Съем-ка я его весь сама, мне тут и одной еле-еле хватит».
И Змея обвилась вокруг котла, так что Черепахе было не подойти.
Черепаха тоже очень хотела есть, к тому же на обед была ее любимая мясная похлебка с бататами, кокосовым маслом и душистыми приправами. Но она не могла подступиться к котлу и молча глядела, как Змея поедает их обед.
— Почему ты не подпускаешь меня к котлу? — спросила она наконец.— Я тоже хочу есть, мы ведь всегда обедали вместе.
— Я больше тебя,— сказала Змея.— Видишь, я несколько раз обвилась вокруг котла. Стало быть, я сильнее, и потому весь обед — мой.
Так Змея и съела всю похлебку одна. Черепаха задумалась.
Назавтра она сплела из тростника длинную веревку, привязала к своему хвосту, другой конец обмотала вокруг котла и начала есть, а Змея, как ни старалась, не могла подступиться к котлу.
Нужно сказать, что Змее тоже очень хотелось есть, к тому же на обед была ее любимая мясная похлебка с бататами, кокосовым маслом и душистыми приправами. Она стояла в сторонке и смотрела, как Черепаха ее поедает.
— Почему ты не подпускаешь меня к котлу? — спросила Змея Черепаху.— Я тоже очень проголодалась. Вспомни, мы же всегда обедали вместе.
— Вчера сила была на твоей стороне,— ответила ей Черепаха,— а сегодня на моей.
Так Змее и не досталось ни кусочка.
Когда надо, то и слабый становится сильным.
Однажды три самых умных зверя — Лев, Черепаха и Кабан —собрались вместе и решили, что отныне все звери должны жить в мире и согласии. Договорились, что для начала нужно подружиться им самим, они покажут всем остальным пример. Льву эта мысль понравилась, но он подумал еще немного и сказал:
— А чтобы не обидеть друг друга ненароком, пусть каждый из нас признается, что ему больше всего не по душе.
Кабан с Черепахой согласились, что Лев хорошо придумал.
Первой предложили высказаться Черепахе.
— Больше всего на свете я не люблю, когда обо мне судачат за глаза,— призналась Черепаха.
— Мне это нипочем, судачьте сколько хотите, хоть в глаза, хоть за глаза,— возразил Кабан.— А вот если мне кто наступит на хвост, такого я никому не спущу.
— Мне тоже наплевать, когда обо мне судачат, и на хвост если кто наступит — не беда,— сказал Лев.— Зато я не выношу, чтобы мне смотрели в глаза.
Звери поклялись соблюдать уговор и не обижать друг друга. Потом Черепаха сказала, что у нее дела, и уползла. Только она скрылась из глаз, как Лев спрашивает Кабана:
— Интересно, а что говорят про Черепаху, когда ее нет?
— Да панцирь у нее уж очень безобразный,— объяснил Кабан.
Через несколько минут Черепаха вернулась. Она никуда не уползала, а все время сидела в траве поблизости и слышала, что о ней говорили Лев и Кабан. Она страшно рассердилась и в гневе уставилась Льву прямо в глаза.
Лев пришел в бешенство и кинулся на Черепаху, но нечаянно наступил Кабану на хвост. Кабан не стерпел такого оскорбления и кинулся на Льва.
Дрались они долго и яростно, все звери собрались глядеть на них. Сначала они просто стояли и смотрели, потом стали один за другим ввязываться в драку. С тех пор они все стали заклятыми врагами.
«Не хочешь, чтобы тебя злили,— не говори о том, что тебе не по душе»,— этим мудрым правилом должны руководствоваться в своих отношениях не только звери, но и люди.
Свалился молодой Лев в глубокую яму и, как ни старался, как ни прыгал, не смог из нее выбраться. Сидит он в яме день, сидит второй, сидит третий, а есть ему нечего.
— Вот и смерть моя пришла,—говорит сам себе Лев. А на четвертый день увидел Лев высоко над ямой Обезьяну. Скачет себе с ветки на ветку.
— Обезьяна, а Обезьяна!—взвыл молодой Лев.—Помоги мне, сделай милость!
Обезьяна остановилась, глянула в яму, а там Лев.
— Ну, конечно, помогу,—отвечает Обезьяна.—Только как помочь-то?
— А ты спусти в яму хвост,—говорит Лев,—я за него ухвачусь и вылезу из ямы. Спаси меня!
Обезьяна этот план одобрила, спрыгнула на ветку, что свисала над самой ямой, спустила хвост и говорит Льву:
— Ну, хватайся!
Лев ухватился, выбрался из ямы и с ходу сцапал Обезьяну передними лапами.
— А теперь я тебя съем,—сказал Лев.
— Да как же это так? — запричитала Обезьяна.— Почему ты хочешь меня съесть?
— Да потому, что вот уже четвертые сутки пошли, как у меня во рту ни кусочка не было,—отвечает Лев.
— Но меня ты не должен есть,—возразила Обезьяна,— я тебе жизнь спасла. Ты меня благодарить должен.
Как раз в эту минуту села на ветку большая черная Птица.
— О чем это вы так спорите?—спросила большая черная Птица.
Обезьяна ей про все рассказала: и как она хвост в яму спускала, чтобы вызволить Льва из беды, и как Лев, вместо того чтобы ей спасибо сказать, заявил, что он ее съест.
— Ты, Лев, неправильно поступаешь,—сказала Льву Птица,—она ведь тебе жизнь спасла.
— Да я есть хочу,—отвечает Лев.—Если я ее сейчас же не съем, я помру от голода. Вот уже четвертый день, как у меня во рту и кусочка не было.
Умная черная Птица решила попытаться спасти Обезьяну, и вот что она придумала.
— Покуда ты ее не начал есть,—сказала Птица,— позволь мне задать тебе три вопроса. А ты мне на них ответь.
— Ладно,—согласился Лев.—Спрашивай, я отвечу.
— Первый вопрос такой,—начала Птица.— Правда ли, что Обезьяна спасла тебе жизнь?
— Да, это правда, — ответил Лев.
— Вопрос второй,—продолжала Птица,—вот о чем: правда ли, что вот уже четвертый день, как у тебя нет совсем никакой еды?
— Да, правда, — отвечал Лев.
— Мой третий вопрос вот какой,—продолжала Птица,— а поблагодарил ли ты Обезьяну за то, что она тебя спасла? Сказал ли ты ей спасибо?
— Нет,—отвечает Лев,—не сказал.
— Нехорошо ты сделал, что не поблагодарил Обезьяну,—сказала Птица.—Ты поблагодари ее, пока еще не съел.
— Ладно,—сказал Лев,—уж так и быть. Только вот как это сделать?
А у черной умной Птицы уже и ответ наготове:
— Поклонись ей до земли, она это заслужила.
Тут Лев выпустил из лап Обезьяну, обхватил голову и склонил ее до земли в знак благодарности.
— Удирай, Обезьяна! Ты спасена,—крикнула большая черная Птица и сама поскорее тоже улетела прочь.
— Я спасена,—радостно взвизгнула Обезьяна и в мгновение ока, перескакивая с ветки на ветку, взмыла к самой верхушке дерева, что росло вблизи.
Видит неблагодарный Лев—убежала Обезьяна. Однако и Обезьяна тоже извлекла из этого происшествия хороший урок. С тех пор она уже никогда не бросается на помощь львам.
Голодная Лиса выползла из норы и увидела на дереве Ворона. В клюве у него был большой кусок мяса.
— Здравствуй, Ворон!—крикнула Лиса.—До чего же день сегодня хорош!
— Привет,—проговорил Ворон, не выпуская из клюва мяса.
— А я сижу и любуюсь тобой,—продолжала Лиса.— До чего ты красив! А уж голос у тебя—заслушаешься. Очень я люблю, когда ты поешь.
— Правда? — спросил Ворон и горделиво поднял голову.
— Еще бы! Я нарочно вылезла из норы, чтобы тебя послушать. Спой, пожалуйста, порадуй меня,—льстиво говорила Лиса.
Раскрыл Ворон клюв, каркнул, мясо и упало на землю. Лиса тотчас же схватила его и скрылась в норе, Ворон и опомниться не успел.
— Эх, верно говорят: что упало—то пропало,—вздохнул Ворон.—Но я-то, дурак, петь вздумал, поделом мне наказание.
А эта история про Черепаху и Борова, двух странствующих торговцев. Товар они покупали в одном месте, а затем отправлялись на дальние рынки и продавали там, что купили. Делом вроде бы занимались одним и тем же, а доходы имели разные. Боров на торговле разбогател, а черепашье семейство все беднело и беднело.
Кончилось тем, что решил глава черепашьей семьи бежать в дальние края, чтобы скрыться от одного своего заимодавца. Только супруга его рассудила иначе и отправилась повидать Борова. Поведала она ему все о мужнином злосчастье.
— Ты уж помоги нам, сделай такую милость!—попросила Черепаха.
Боров навел справки и уверился, что Черепаха рассказала ему все по правде. И тогда одолжил своему другу много денег. В тот вечер пировала черепашья семейка, а наутро глава семьи отправился к Борову поблагодарить его и условиться о том, что деньги он вернет по истечении двенадцати месяцев.
Накупили себе черепахи всякой еды и одежды. И решили не рисковать больше деньгами в торговле, а заняться земледелием.
— Вот продадим урожай,—сказала Черепаха-жена,— и возвратим Борову весь долг.
Только уж больно ленив был ее муженек. Время шло, а он и лапой не шевелил. Каждый день жена его спрашивала, когда же он примется за работу, и каждый день он отвечал: «Скоро, скоро». А сам только и знал, что болтал с дружками-приятелями да покупал себе пестрые рубахи да всякие сладости и напитки.
Миновало двенадцать месяцев, а делянки и в помине не было. Одолженные деньги тем временем подошли к концу. Послал Боров слугу напомнить черепахам, что пора возвращать долг, а те велели слуге сказать, что, мол, болен хозяин и прийти не может. Только вскоре после того рубил Черепаха ветки для очага и видит, идет к ним сам Боров. Удивился Боров: быстро же Черепаха оправился от болезни! А тот ему отвечает: слуга, мол, что-то напутал, вовсе он не болен, а просто очень занят делами, вот и не мог прийти.
— Ну ладно, — отвечает Боров,—но все же пора тебе выплачивать долг.
— Да я уже почти все собрал, самая малость осталась,—соврал Черепаха.—Погоди еще денька два, и я выплачу тебе все сразу.
— Я бы предпочел получить сейчас, что есть,—сказал Боров.
— Погоди до завтра,—гнул свое Черепаха.—Завтра я продам кукурузу и отдам тебе долг полностью.
Боров согласился и пошел домой, а черепахи стали ломать головы, как им выйти из положения.
Назавтра Боров пожаловал снова. Злой-презлой, потому что так и не дождался своих денег. Черепаха, едва его завидев, поскорее лег навзничь и на грудь себе положил плоский камень. Будто жернов лежит на полу.
Боров входит в хижину, а там одна Черепаха-жена.
— Муж куда-то пошел,—говорит она Борову,—когда вернется, не сказал.
Тут уж боров не стерпел, схватил он, как ему показалось, жернов и в ярости зашвырнул его далеко в заросли. И даже не взглянул, куда жернов упал. Ему и невдомек было, что зашвырнул-то он своего должника!
А Черепаха-жена как завопит:
— Боров выкинул мой жернов! Боров выкинул мой жернов!
Так громко она жаловалась, что собрались односельчане. А немного погодя и злосчастный ее муженек смешался с толпой, делая вид, что только что вернулся откуда-то.
— Знаешь ли ты, что жернов этот у меня особый,— сказал Черепаха Борову,—и стоил мне немало денег. Как раз столько, сколько ты мне одолжил. Покуда ты его не разыщешь, я тебе мой долг отдавать не стану.
Боров кинулся в лес, да где ему было отыскать жернов! Он все кусты обшарил, всю землю вокруг своим пятачком взрыл. Так и роет и ищет с тех пор!
Жили-поживали два друга—Сверчок и Жаба. Не только пировали и веселились, но и трудились вместе. Начался сезон дождей, и стали Сверчок и Жаба каждый день ходить вместе на делянку, которую они сперва расчистили в зарослях, а теперь готовили под посадку. Работали друзья споро, перекапывали и боронили землю, а чтобы было чем подкрепиться, когда устанут и проголодаются, приносили с собой бобы и масло.
Как-то раз, когда пришло время обеда, видят Сверчок и Жаба, что кончились у них запасы масла, остались одни только бобы. В тот день поработали они на славу и порядком устали и проголодались.
— Надо нам отдохнуть и поесть бобов,—говорит Жаба.— Жаль вот только, кончилось масло.
— Разведи огонь и поставь на него горшок с бобами,— говорит ей Сверчок,—а масло я сделаю.
Жаба развела огонь, поставила горшок с бобами, а Сверчок, дав ей нужные наставления, скакнул на бобы. Жаба исполнила все в точности, как ей было велено, и тогда Сверчок запел такую песенку:
Масло, масло я кручу,
Я бобы с ним есть хочу!
Вслед за другом запела и Жаба, пропела она эту песенку несколько раз, и из Сверчка потекло на бобы масло. Сверчок выпрыгнул из горшка, и друзья вкусно пообедали. Отныне Сверчок, как только наступало время обеда, прыгал в горшок. Жаба пела песенку—и текло на бобы масло. А однажды сказала Сверчку Жаба:
— Дай-ка завтра я сделаю масло.
Отправились на следующий день друзья на свою делянку и, как всегда, хорошо потрудились, а когда проголодались, Сверчок развел жаркий огонь и поставил полный бобов горшок в самое пламя. Жаба прыгнула в горшок, а Сверчок запел песенку:
Масло, масло я кручу,
Я бобы с ним есть хочу!
Спел он песенку раз, спел второй—нет масла, ничего у Жабы не получается. А огонь все жарче разгорается, и тут вдруг запела Жаба:
Ах, Сверчок, спаси меня,
Вызволь друга из огня,
А не то погибну я!
Сверчок кинулся поскорей гасить огонь, но пока он его притушил и Жаба смогла выскочить из горшка, она так сильно раздулась, что казалось, вот-вот лопнет. Бобы тем временем подгорели и стали совсем несъедобными. Остались в тот день друзья без обеда. Жаба не только раздулась, а еще и ободрала себе спину, и стала она у нее корявая и жесткая.
С тех самых пор все жабы на земле такие толстые, будто раздутые, а уж ежели злятся, то кажется, вот-вот и лопнут. А Сверчок как вспомнит иной раз ночью про это происшествие, так вдруг и зальется смехом в своем закутке. Люди слушают и дивятся: чего это он?
Рассказывают, что давным-давно, еще в незапамятные времена, в стране настал голод, и вот в один прекрасный день паук Кваку Анансе отправился на поиски пропитания для себя и своей жены Асо. Шел он, шел и увидел вдалеке речку, а возле нее каких-то людей. На самом деле это были не люди, а духи. Духи эти стояли посреди реки и вычерпывали из нее воду, чтобы наловить рыбы.
— Братья, а можно я с вами тоже буду вычерпывать воду?—спросил Кваку Анансе.
— Можно,—ответили духи.
Анансе вошел в воду и тут увидел, что духи, оказывается, выливают ее своими черепами.
— Видишь, чем мы работаем? Можем снять тебе голову, возьмешь ее в лапы и будешь нам помогать,—предложили духи Анансе.
— Снимите, буду вам очень благодарен,—ответил Кваку Анансе.
Итак, духи сняли голову у Кваку Анансе, он взял ее в лапы и принялся вместе с духами выливать из реки воду. Духи трудились и пели песню:
Мы духи, мы духи,
Осушим мы реку,
Наловим мы рыбы.
А черпаем воду
Мы своей головой,
Своей головой,
Своей головой.
— Какая хорошая песня,— сказал паук.—Можно, я тоже буду с вами петь?
— Пой,—ответили духи. И паук громко запел:
Мы духи, мы духи,
Осушим мы реку,
Осушим своей головой.
Мы черпаем воду
С тех пор, как
Господь создал мир.
Мы духи, мы духи,
Мы черпаем воду
Своей головой,
Своей головой.
Песня кончилась, умолк и Анансе, и тогда духи ему сказали:
— Ну вот, воду мы всю вычерпали, рыбы наловили, даем тебе полную корзину. Неси ее домой и ешь на здоровье. Поставь голову на плечи и ступай себе. Но запомни хорошенько—если ты когда-нибудь запоешь нашу песню, голова у тебя тут же отвалится и упадет.
— Большое спасибо, вы дали мне столько рыбы, что нам с женой теперь надолго хватит,— отвечал паук.— А песню вашу я петь не буду — зачем она мне?
— Ну и прекрасно, прощай,—сказали духи.
Паук отправился домой. Духи тоже забрали свою рыбу и тоже двинулись в путь. Отошли немного и снова запели свою песню:
Мы духи, мы духи,
Мы черпаем воду,
В реке ловим рыбу.
А черпаем воду
Своей головой,
Своей головой.
Паук услыхал и, сам того не замечая, подхватил:
Мы черпаем воду
С тех пор, как господь
Создал мир.
Мы духи, мы духи...
И в ту же минуту голова его слетела с плеч и упала на землю. Анансе поднял ее, прижал к груди и закричал:
— Духи, духи, у меня голова оторвалась, помогите! Духи услышали паука и сказали:
— Видно, паук не послушался нас, запел и потерял голову, а теперь вот зовет нас. Давайте вернемся и поглядим, в чем дело.
Только они повернули обратно, как к ним подбежал запыхавшийся паук.
— Братья, мои дорогие братья! Голова у меня оторвалась и упала, я виноват перед вами, вы меня предупреждали, что нельзя петь, но умоляю, простите меня. Приладьте мою голову на место.
Духи взяли голову Кваку Анансе, поставили на место и сказали:
— Ну смотри, если ты снова запоешь нашу песню и у тебя отвалится голова, не зови нас — больше мы к тебе на выручку не придем. Прощай же!
И духи пошли своей дорогой дальше. Немного погодя они снова запали. Анансе тут же подхватил песню, и вдруг — хлоп! — голова его упала на землю и покатилась по тропинке. Он нашел ее, поднял и приставил, но только не к шее, а — вы уж меня извините — к заду. Анансе кинулся прочь с дороги в траву, и она зашелестела, раздвигаясь в стороны.
— Спаси меня, тропинка! — стал просить Анансе.— Когда я разбогатею, я тебя щедро отблагодарю.
Вот почему у паука Анансе голова крошечная, а туловище огромное. Надо было слушать духов и не быть таким рассеянным.
Давным давно, в незапамятные времена, птицы и звери вели между собой войну. Летучая Мышь не воевала, потому что никак не могла решить, к какой же стороне ей примкнуть.
Наконец она увидела, что перевес берут птицы, и полетела к ним. Птицы удивились и стали спрашивать, что она тут делает.
— Я ведь тоже птица, вы разве не знаете?—сказала Летучая Мышь.—Вот у меня крылья, смотрите.
И птицы приняли ее к себе.
Но тут счастье переменилось, и победу стали одерживать звери. Летучая Мышь переметнулась к ним. Кто-то из зверей, видевших ее в лагере птиц, сказал:
— Ты что тут делаешь? Шпионишь?
— Почему шпионю? Я тоже зверь,—сказала Летучая Мышь.—Видишь, какие у меня зубы?
И она открыла пасть и показала всем свои маленькие острые зубы.
Но звери прогнали ее. Тогда она вернулась к птицам, но те тоже не захотели ее принять. С тех пор ни птицы, ни звери не хотят знаться с Летучей Мышью и она вылетает из своей пещеры только ночью.
Старый Леопард изнывал от жажды. В поисках хоть какого-нибудь источника он обошел все холмы, все низины в округе, но напрасно. В тот год найти воду было очень трудно, потому что сухой сезон длился дольше обычного. Наконец Леопард увидел поляну со свежей сочной травой. «Наверное, поблизости есть вода»,— решил Леопард. Вскоре он действительно вышел к небольшой речке. Возблагодарив предков, Леопард жадно приник к воде.
Утолив жажду, Леопард огляделся. Вода в реке была чистая, прозрачная. Лишь у самых берегов росли какие-то водяные растения. Вдруг Леопард увидел Зебру, которая пила воду ниже по течению.
— Слушай, Зебра,— сказал, приблизившись к ней, Леопард,— зачем ты бросаешь в воду комья грязи? Разве ты не видишь, что мутишь воду, которую я пью?
— Простите меня, господин,— пролепетала испуганная Зебра,— но ведь вода течет от вас ко мне.
— Ах да, верно... Но я вот что вспомнил,— продолжал Леопард,— твой отец избил меня на прошлой неделе!
— Простите, господин, но мой отец умер, когда я была совсем еще маленькой! — удивилась Зебра.
— Верно, верно, прошу прощения,— буркнул Леопард.— Значит, это была твоя мать!
Зебра еще больше удивилась.
— Вы ошибаетесь, господин! — воскликнула она.— Моя мать умерла десять лет назад!
— Ну что ты мне все перечишь! — взревел Леопард.— Не все ли равно, кто меня побил?
И, бросившись на Зебру, он разорвал ее на куски.
Послушайте, какая незадача вышла с вельможным Кумбото из лягушачьего царства.
До старости Кумбото дожил, но мудрости не нажил, только чванливей и тщеславней стал. Была у него жена — особа в лягушачьих краях уважаемая и стряпуха отменная, да только надоела она Кумбото. Надумал он новую жену, краше и моложе старой, в дом привести. Коли надумал — быть посему! Поселил он молодую на западном краю своих владений, а старую — на восточном. Сам же посередине обосновался. Сидит с дружками-приятелями, точит с ними лясы день-деньской.
Раз затеяли обе жены в одно и то же время похлебку варить. Вот подзывает старшая жена сына.
— Зови отца, я ему похлебку вкусную сготовила. И молодая тоже свое чадо кличет:
— Зови отца, я ему похлебку вкусную сварила. Подбежали сыновья к отцу, один с запада, другой с востока, и в один голос ему:
— Иди, отец, отведай маминой похлебки.
Кумбото лишь головой поводит, то на одного, то на другого сына смотрит. Куда же идти, думает: на восток, к старой жене? Тогда молодая решит, что не пленяет больше мужа ее красота. А пойти на запад, к молодой, старая обидится: ни во что, мол, не ставит меня — как-никак главная жена в доме. Скажет, совсем на старости лет сдурел Кумбото: разве может девчонка несмышленая вкусную еду сготовить?! Так к какой же все-таки жене идти? Как ни крути, одной из жен позор и обида выходит.
Сидит, качает головой Кумбото. С отчаянья затянул на своем лягушачьем языке:
Ува-ква-ква!
Беда! Беда!
Слушают люди, говорят: «Вон лягушка заквакала»,— и невдомек им, что это Кумбото на свою участь сетует: «Беда! Беда!» И по сей день все гадает, куда ж идти. Кто добрый совет даст?
Кабан и Черепаха очень дружили и всегда обедали вместе — то Кабан ходил к Черепахе, то Черепаха к Кабану. Но вот Кабану надоело кормить Черепаху, и однажды он сварил обед, кликнул Черепаху, а сам обхватил котел лапами.
Черепаха и так пыталась подступиться к котлу, и эдак — никак ей не дотянуться, и вдруг нечаянно наступила Кабану на лапу.
— Ах вот ты как, я тебя обедать пригласил, а ты мне лапу отдавила! — закричал Кабан.
Черепаха обиделась и ушла, но по дороге придумала, как отомстить.
Назавтра она приготовила обед, взяла веревку, один конец привязала себе к хвосту, другой обмотала вокруг котла и позвала Кабана обедать. Кабан потянулся к котлу, а Черепаха как закричит:
— Ах так, я тебя обедать позвала, а ты мне хвост отдавил!
— Какой же это хвост? — удивился Кабан.— Это веревка.
Так и люди придумывают всякие хитрости, когда хотят кого-нибудь отвадить.
Много, много веков назад, еще до сотворенья людей, между птицами и зверями шла ожесточенная война. Не участвовал в ней лишь Усу. Но когда ему показалось, что птицы одолевают, он присоединился к их стану. Но тут звери пустились на хитрость: выдернули все деревья на земле, так что птицам стало негде передохнуть, пришлось им летать все время. Тогда Усу перебежал к зверям.
В конце концов два враждующих стана заключили между собой мир. И тут встал вопрос: «Кто же такой Усу? Зверь или птица? Кем его считать?»
Никто не мог решить этот вопрос. Сошлись на том, что он — ни птица, ни зверь.
Усу оказался в одиночестве.
— Раз я не птица, парящая в небе, не зверь, обитающий на земле,— в гневе воскликнул он,— пусть день превратится для меня в ночь, а ночь — в день. Так я и буду жить отныне!
Матушка Атулу, овца, и ее маленькие ягнята паслись на лугу. И вот налетел коршун Нкво и унес одного из них. Атулу даже не заблеяла.
«Здесь что-то не так,— подумал Нкво.— Не нравится мне ее молчание».
Он опустился и вернул матери ягненка.
На другой день Нкво увидел матушку Окуку, наседку, и ее цыплят. Он медленно заскользил над ними. Окуку заметила его тень и что есть мочи захлопала крыльями. Нкво тут же схватил одного из цыплят и понес его ввысь. Окуку закудахтала и неистово забила крыльями.
«Она истощила все свои силы и уже не опасна для меня»,— подумал коршун.
С того времени он охотился только на цыплят.
Заспорили однажды животные и птицы, кто из них старейший и заслуживает наибольшего уважения. Каждый твердил:
— Я — старейший.
Спорили они, спорили и наконец решили — обратимся к судье. Добрели они до дома паука Анансе и сказали ему:
— Никак не можем рассудить — кто из нас старейший.
Тогда призвал Анансе своих детей, принесли они скорлупу ореха кешью. Уселся в нее Анансе, да с таким важным видом, точь-в-точь вождь, восседающий на изукрашенной резьбой скамеечке.
Первой заговорила цесарка:
— Я самая древняя из тварей земли и воздуха. Когда появилась я на свет, в саванне случился огромный пожар. Во всем мире не было ни одного живого существа, некому было тушить пожар, вот и вбежала я в огонь и начала затаптывать его ногами. Ноги у меня обгорели, с тех пор они — багровые.
Посмотрели все на ноги цесарки, и впрямь багровые. Затем заговорил попугай:
— Старейший — я. Когда явился я в мир, не существовало ни оружия, ни инструментов. Именно я изобрел молоток, орудия кузнеца. Долбил железо клювом, сгибал его, вот и погнул клюв.
Посмотрели на клюв попугая: и впрямь искривлен он, и воскликнули:
— Э-э! Попугай — очень древняя птица! Заговорил слон:
— Я старше попугая и цесарки. При сотворении бог неба наделил меня длинным носом, на зависть другим.
Взглянули все на слона и воскликнули:
— Э-э! Слон действительно очень древен!
Затем перед судьей предстал кролик. И начал так:
— Старейший — я! Когда появился я на свет, не существовало ни дня, ни ночи.
Животные одобрительно произнесли:
— Э-э-э! Разве не он самый старый? Последним говорил дикобраз:
— Старейший — я. Когда я родился, земля была еще как масло, по ней ходить было нельзя.
Что и говорить, веское доказательство! Животные одобрительно сказали:
— Э-э-э! Кто может быть старше дикобраза?
И вот все стали ждать решения Анансе. Он гордо восседал в скорлупе и, покачивая головой, произнес:
— Если бы сразу ко мне явились, я избавил бы вас от споров. Ведь это я — старейшина всех тварей в мире. Когда я родился, земля еще не была сотворена, так что негде было даже ступить. Когда умер мой отец, его и похоронить негде было — ведь земли еще не существовало.
Вот я и вынужден был похоронить его в собственной голове.
Выслушали животные Анансе и тут же объявили:
— Э-э-э! Кваку Анансе — старейшина всех живущих на земле! Как могли мы в этом сомневаться?
Понадобились однажды пауку Анансе деньги. Попросил он у соседей, да никто не хочет давать, больно слава о нем худая. Кого только ни умолял: леопарда, антилопу, цесарку, ястреба, черепаху — кругом отказ. Пришлось пойти в дальний лес к змею Овоху. Тот одолжил денег. Но всего на три недели.
Одна неделя прошла, другая, третья. Надо долг отдавать, а денег нет. Думал, думал Анансе, как ему быть, и наконец надумал. Накопал полную корзину ямса, поставил корзину на голову и отправился к змею.
— Ты уж извини меня,— сказал он Овоху.— Нет у меня денег. Придется тебе подождать дня два-три. А чтобы ты не сердился на меня, я принес тебе в подарок половину этой корзины.
Долго улещал Анансе змея, наконец тот согласился обождать несколько дней. Подаренным ему ямсом он поделился с друзьями. Свою же долю Анансе оставил в корзине.
Среди ночи паук поднялся и вышел. Отнес свой ямс в кусты и там его закопал. Вернувшись, поставил пустую корзину перед хижиной, а сам лег спать. Поутру он спросил Овоха:
— Где мой ямс?
Овох ничего не мог сказать. Тогда Анансе пригрозил, что подаст жалобу на жителей этой деревни: они-де украли весь его рис.
Так он и сделал.
Жители деревни встревожились.
— Какой же это вор похитил у щедрого Анансе его ямс? — недоуменно переговаривались они.
Вождь созвал всех окрестных крестьян.
— Есть только один способ найти виновного,— сказал им Анансе.— У меня есть волшебный нож. Я проведу им по коже каждого из вас. Невиновного он даже не оцарапает, того же, кто украл, он лишит жизни.
Все согласились подвергнуться испытанию. Первой вышла цесарка. Анансе быстро провел тупой стороной ножа по ее оперенью. То же он проделал с черепахой, кроликом и другими. К Овоху, однако, он так и не подошел. Тот сам попросил:
— Проверь и меня.
— Что ты! — возразил Анансе.— Ты мой хозяин. Нет, нет.
Но змей настаивал:
— Проверь и меня. Ведь это около моего дома у тебя украли ямс. Пусть все видят, что я невиновен.
В конце концов Анансе согласился:
— Хорошо. Если ты так хочешь, испытаю и тебя.
И, повернув нож, он провел острой стороной по коже Овоха.
— Вот он вор,— сказали все.
Змей тут же умер. Он перекатился на спину, кверху брюхом, как будто желая сказать: «О боги! Посмотрите, какой тощий у меня живот. Не ел я ямса».
Вот почему всякий раз, когда приканчивают змею, она поворачивается брюхом к небу, как бы стараясь доказать свою невиновность.
Было время, все сказки принадлежали богу неба — Ньяме. Пауку Кваку Анансе очень хотелось завладеть ими. Отправился он однажды к Ньяме и попросил:
— Продай мне сказки.
— Я бы не прочь,— ответил бог неба,— да только я дорого запрашиваю. Многие уже просили меня об этом, а как услышат цену, сразу отступаются. Даже самые богатые.
— Чего же ты хочешь?
— Выполни три моих условия. Первое — принеси мне Мбооро, шершней. Второе — принеси удава Онини. И третье — принеси леопарда Осебо.
— Выполню я твои условия,— сказал паук. Вернувшись домой, он взял два калебаса. Один — большой, другой — поменьше. Большой наполнил водой, тот, что поменьше, оставил пустым, только проделал маленькое отверстие. Подойдя к дереву, где жили шершни, он облил себя водой. И шершней обрызгал. А потом и говорит:
— Что это вы мокнете под дождем, шершни? А те отвечают:
— Куда же нам деваться?
— Да вот, полезайте в мой калебас. Там сухо.
И он поднял небольшой калебас. Шершни поблагодарили его и один за другим влетели в отверстие. Анансе заткнул отверстие пучком сухой травы и пробормотал:
— Ну и дурачье же вы, шершни.
Он вырезал в лесу бамбуковый шест и несколько крепких лиан и направился к дому удава, приговаривая на ходу:
— Ну и глупая у меня жена! Выдумала, будто удав не такой крепкий и длинный, как этот шест. Да ничего подобного. На самом деле он еще крепче и длиннее.
— Что ты там мелешь? — удивился удав Онини, когда он подошел поближе.
— Видишь ли, я поспорил со своей женой,— объяснил Анансе.— Она твердит, будто ты не такой крепкий и длинный, как этот шест. А я доказываю, что она не права.
— Что за дурацкий спор! — прошипел Онини.— Давай сюда шест. Я лягу рядом, и все сразу станет ясно.
Анансе положил шест на землю. Удав вытянулся.
— Как будто ты немного короче,— сказал паук. Онини попробовал растянуться еще сильнее.
— Никак не пойму, длиннее ты или короче,— глядя на него, сказал Анансе.— То голова высовывается, то хвост не достает. Дай-ка я привяжу тебя к шесту.
Паук прочно прикрутил удава лианами — тот даже не мог пошевелиться.
— Оказывается, моя жена права,— сказал паук.— Ты короче шеста и не такой крепкий. И гораздо глупее, чем я думал. Теперь ты мой пленник.
Анансе отнес калебас с шершнями и удава к Ньяме и сказал:
— Вот я выполнил два твоих условия.
Затем настал черед леопарда Осебо. Паук отправился в лес и выкопал глубокую яму там, где обычно прохаживался леопард. Прикрыл ее ветками, закидал землей и спрятался. Ночью, выйдя на охоту, леопард свалился в эту яму.
«И он тоже глупее, чем я ожидал»,— подумал паук. Утром он подошел к яме и с издевкой спросил леопарда:
— Что ты там делаешь?
— Да вот, угодил в ловушку,— пожаловался Осебо.— Помоги мне.
— С удовольствием бы помог. Но ведь ты неблагодарный зверь. Если я вызволю тебя из беды, рано или поздно ты проголодаешься и сожрешь меня и моих детей.
— Клянусь, что нет! — взмолился Осебо.
— Ну хорошо. Я вытащу тебя.
Анансе нагнул высокое дерево, привязал к макушке веревку, а другой конец бросил в яму.
— Прикрепи веревку к хвосту. Да так, чтобы не оторвалась. Прикрепил?
— Да.
— Стало быть, ты куда глупее, чем я думал.
Анансе отпустил верхушку, дерево с шумом распрямилось, и леопард повис головой вниз, извиваясь и крутясь в воздухе. Анансе убил его, а тело отнес богу неба.
— Вот я выполнил и третье твое условие. Рассчитался с тобой сполна.
— Многие храбрые воины и могущественные вожди пытались выполнить мои условия, но у них ничего не получалось. Ты превзошел их всех находчивостью и смелостью. С этого дня все сказки — твои. Отныне каждый человек, перед тем как рассказать сказку, должен оповестить всех, что она принадлежит тебе, Анансе.
Вот как паук Анансе завладел всеми сказками. Отныне они, все до одной, принадлежат ему.