Жил-был вождь, и мучили его всю жизнь три вопроса: какая самая главная пора, кто самый главный человек, какое самое главное дело?
Думал вождь: знай я ответ на три эти вопроса — весь мир покорю, все, что ни пожелается, свершу, и станет народ за великого мудреца меня почитать.
Множество несметное людей прошло перед вождем, целый сонм ученых мужей, но никто на вопросы эти так и не ответил. Дошли раз до вождя слухи, что живет в отдалении отшельник некий и славен он мудростью. Велел вождь оседлать ему коня и поскакал сам отшельника разыскивать. Едет он чащобою лесною и видит: стоит лачужка, а подле нее старичок дряхленький землю мотыжит. Едва с ног от усталости не валится, но мотыги не выпускает. Соскочил вождь наземь, подошел, поклонился старцу.
— Приехал я к тебе, чтоб ответ на три своих вопроса получить. Какая самая главная пора? Кто самый главный человек? Какое самое главное дело?
Выслушал его отшельник, ничего не сказал в ответ, знай себе землю копает.
— Ты, должно быть, устал, дай помогу тебе,— предложил вождь. Взял у отшельника мотыгу и принялся работать. Потом опять свои три вопроса повторил. И на этот раз не ответил отшельник, лишь сказал, чтоб мотыгу вернул. Но вождь его и слушать не хочет, мотыги не отдает, сам решил дело до конца довести. Вдруг видит: идет навстречу человек, лицо все изранено, кровью залито. Остановил его вождь, добрым словом утешил, сходил к ручью, принес воды, обмыл раны, перевязал. Попросил раненый пить — вождь его напоил. Потом отвел в лачугу, в постель уложил. Да и сам ко сну собираться стал — уже вечер опустился.
Поутру снова к отшельнику пошел. Смотрит — тот семена сажает в почву, что вчера взрыхлил.
— Мудрый отшельник,— взмолился вождь,— неужто так и не ответишь на мои вопросы?
— Полно тебе,— молвил тот,— ты на них уже сам ответил.
— И слыхом никаких ответов не слыхивал,— изумился вождь.
— Ты, видя мою старость и немощь, сжалился надо мной и вызвался помочь. Не останься ты вчера здесь, убили бы тебя разбойники на дороге, те, что путнику лицо изувечили.
Вождь от изумления слова вымолвить не может, а отшельник дальше речь ведет:
— Самая главная пора та, когда ты копал землю, помогал мне. Самый главный в ту пору человек — я, а твоя помощь — самое главное дело. Пришел раненый — и самым главным стал он, и самым главным делом оказалась твоя помощь ему.
Мало-помалу уразумел вождь смысл слов отшельника.
— Помни же,— сказал отшельник на прощанье,— самая главная пора — сегодня, самый главный человек — тот, кто рядом в эту пору. А самое главное дело — вершить добро для того, кто рядом, потому что именно для этого мы и рождены.
Замолчал отшельник, принялся семена сеять, а вождь вскочил на коня да во дворец поскакал. На всю жизнь напутствие отшельника ему запомнилось, и слава о великодушии и справедливости того вождя разнеслась по всему свету.
Жили два молодых человека — один на востоке, другой на западе, и обоих звали Камо. Когда они были совсем юные, они жили по соседству, но потом разъехались в разные стороны и уже не виделись друг с другом. И все же остались они добрыми и верными друзьями.
Однажды Камо, который жил на западе, отправился к предсказателю и говорит ему:
— Хочу я пойти повидаться с моим другом Камо, который живет на востоке. Уж ты постарайся, используй все свое искусство и предскажи, что меня ожидает в этом путешествии.
Предсказатель раскинул песок и поведал вот что: встретится Камо с запада со своим другом Камо с востока не у того в доме, а на тропе, и путешествие его будет удачным.
— Однако,— добавил он,— когда вы вместе придете в деревню, где живет твой друг Камо, не выходи ночью из его дома, что бы ни случилось. А выйдешь — не миновать тебе беды и ты уже никогда не вернешься до мой.
Молодому человеку не понравилось такое страшное предсказание, и он обратился к другому гадателю, однако тот повторил ему то же самое. Тогда Камо с запада поверил в их предостережения и сказал себе: «Пойду все же навещу моего друга, но буду все время помнить о том, что они мне сказали».
И вот идет он один день, второй, а на третий повстречал на тропе молодого человека, который шел в противоположном направлении. Остановились они поговорить, и Камо с запада сообщил, куда он направляется.
— Меня зовут Камо,— сказал он,— иду я на восток повидаться с моим верным другом, которого тоже зовут Камо.
— Это я — Камо,— отвечает второй,— и иду я повидать тебя. Ты шел три дня, а я только один. Значит, мы куда ближе к моему дому, чем к твоему. Пойдем ко мне.
И вот обрадованные встречей друзья повернули к дому Камо с востока. Они подружились еще больше, чем прежде, и оба даже помыслить не могли о разлуке.
Однажды ночью Камо с востока вышел из дому и его схватила гигантская змея. Камо так кричал и рыдал, что друг его проснулся от шума и уже хотел выбежать из дому, чтобы помочь, как вдруг вспомнил о предостережении предсказателя. В полной растерянности он остановился, а тем временем крики друга становились все отчаяннее и громче. Понимая, в какую беду тот попал, Камо с запада терзался угрызениями совести.
«Пусть мне грозит опасность,— сказал он наконец сам себе,— но все же я выйду — ведь друг мой погибнет, если я не спасу его».
Схватив меч, он выбежал из дому и увидел, что Камо с востока уже чуть ли не всего целиком заглотала змея. Камо с запада ударил мечом, вспорол змее рот и убил ее. Друг был спасен, но капли змеиной крови попали Камо в глаза, и он тут же ослеп.
Теперь Камо с востока был в безопасности, а его преданный друг, который спас его, потерял зрение.
Камо с востока был так благодарен своему другу и так опечален его участью, что решил сделать все, что только возможно, чтобы помочь ему. Пошел он к предсказателю, чтобы тот дал ему совет.
Предсказатель раскинул песок и вот что ему посоветовал:
— У тебя есть сын. Убей его и омой его кровью лицо друга — тогда он снова прозреет.
Ужасно расстроился Камо с востока от такого совета, потому что очень любил своего сына. Но сказал себе: «Если бы Камо не спас мне жизнь, он бы не ослеп. Но он спас меня, хотя знал, что рискует собственной жизнью. Значит, у меня нет иного выбора, если я хочу спасти его от слепоты».
Камо с востока убил своего сына, омыл его кровью лицо друга, и Камо с запада прозрел. Кто же из них двоих показал себя более преданным другом?
У одного пожилого человека была единственная дочь, красавица Сангба, перед чарами которой не мог устоять ни один мужчина — ни стар ни млад. Женихи объявлялись один за другим, и каждому отец Сангбы ставил одно условие: если хочет он получить в жены его дочь, пусть перво-наперво доставит ему живую лань. Иные сразу же отступались, другие, искусные и быстроногие охотники, тотчас отправлялись за ланью, да только ни один так и не изловил ее живьем. Что тут поделаешь, приходилось им всем отступаться от красавицы Сангбы.
Однажды явились из дальней деревни два друга.
— Мы пришли к старому отцу, у которого есть дочь Сангба,— сказали они.
Отец вышел из своего дома и приветствовал гостей.
— Я отец Сангбы,— сказал он,— и готов вас выслушать.
Один из молодых людей, Ньила, сказал:
— Я пришел просить, чтобы ты отдал мне свою дочь. Я хочу на ней жениться.
И второй молодой человек, Сефу, сказал, что он тоже пришел ради Сангбы.
Тогда отец девушки сказал:
— Сангба одна, а вас двое, и вы оба просите ее в жены. Тому, кто принесет мне живую лань, я и отдам свою дочь.
Снарядились друзья к охоте, отправились в лес и, стараясь ступать как можно тише, долго ходили по тропам, покуда в конце концов не наткнулись на лань. И со всех ног пустились за ней вдогонку.
Но Сефу бегал не так быстро, как Ньила, вскоре он стал отставать, а потом, совсем выбившись из сил, сел под деревом.
— Не могу бежать и все тут,— сказал он сам себе.— Да чтоб я когда-нибудь еще погнался за ланью, ни за что на свете! И не нужно мне никаких красавиц. Чего это мне ради Сангбы так надрываться? Ишь набегался — вот-вот сердце из груди выпрыгнет. Мало, что ли, девушек на свете? И не надо ради них ловить лань. Да и что это за сватовство, с живой ланью? Сроду про такое не слыхивал! Посижу тут, подожду Ньилу, чтобы нам вместе вернуться.
Сказал все это и заснул под деревом. А когда проснулся, видит: идет его друг, а на спине у него ноша — живая лань.
— Вот я и выполнил наказ старика,— радостно сообщил Ньила.— Настиг все же лань — уж больно нравится мне Сангба. Я бы от нее ни за что не отступился, пусть пришлось бы заночевать в лесу, а назавтра начать все сначала.
Пришли друзья в деревню, где жила девушка, и отдали лань ее отцу. Он приказал заколоть ее и приготовить угощение для молодых людей.
— Вот вам жаркое,— сказал он,— угощайтесь на здоровье. А потом потолкуем про свадьбу.
Когда друзья насытились, отец Сангбы призвал старейшин и обратился к ним со следующими словами:
— Все вы знаете, что Сангба — единственный мой ребенок, она мне дороже собственной жизни, и потому мне так важно, чтобы зять у меня был хорошим человеком, с добрым сердцем. Эти молодые люди пришли ко мне и посватались к моей дочери, а я им сказал: хотите на ней жениться — добудьте мне живую лань. И вот теперь они добыли живую лань и вместе ее принесли. Но поймал-то лань один из них, а второй лань не поймал. Старейшины моей деревни, вам решать. Выберите мне зятя, как выбирали бы для собственной дочери.
Начали старейшины задавать юношам вопросы.
— Пришли вы вместе, и оба сватаетесь к Сангбе. Один из вас изловил лань. Почему же другой не изловил?— был первый вопрос.
Сначала ответил Ньила.
— Пошли мы в лес и выследили лань,— сказал он.— И оба пустились за ней в погоню. Сефу, мой товарищ, бросил погоню, а мне уж так нравится Сангба, что я гнался за ланью, покуда не настиг ее. Спутал я ей ноги и понес в деревню, а на тропе увидел друга — он устал гоняться за ланью и заснул под деревом. На обратном пути он просто меня сопровождал.
Затем заговорил Сефу:
— Никогда я не слыхивал о таком сватовстве — чтобы отцу девушки приносили живую лань. Но все же я пошел вместе с моим другом в лес за этой ланью, да только потом началась такая гонка, что я совсем выбился из сил. Тут я и подумал: чего это ради я несусь как безумный, будто за мной лев гонится? Мало, что ли, девушек в округе? Да и получить их в жены куда проще, чем Сангбу. Сел я под деревом и стал дожидаться Ньилу, чтобы вернуться вместе с ним. Вижу: идет он с добычей. Я просто с ним вместе пришел. Больше я не буду свататься к Сангбе.
Старейшины посовещались и наконец вынесли свое решение:
— Тебя, Сефу, который не стал гоняться за ланью, мы выбираем в зятья. Ньила поймал лань, он очень отважный и упорный человек. Если уж захочет убить, то ни перед чем не остановится. Станет кто-нибудь бранить его или давать советы, он и внимания не обратит. Если мы отдадим ему нашу Сангбу, а она в чем-то провинится, он ее побьет и никаких заступников не послушает. Не хотим мы его в зятья. Пусть Сефу будет нашим зятем. Чего в жизни не случается: захочет он наказать нашу дочь за какой-то проступок, а все же нас выслушает со вниманием, если мы придем и попросим за нее. И как бы он ни гневался на Сангбу, он тогда смягчится. Сефу нам нравится, хорошим, добрым он будет нам зятем.
Однажды охотник возвращался из лесу. У него кончились пули и порох, поэтому не мог он больше охотиться. Вдруг в тени большого дерева увидел охотник Пантеру, отдыхавшую после удачной охоты и обильной трапезы.
Испугался охотник, пустился наутек, ведь он был совсем безоружен. Пантера же, заметив охотника, крикнула:
— Подойди поближе! Тебе нечего опасаться.
Но охотник не решался приблизиться к страшному зверю; от страха у него душа в пятки ушла. Однако переборол он себя, приблизился.
— Почему ты бросился бежать, едва завидел меня?— вкрадчиво спросила Пантера.
— Я очень испугался,— признался охотник.— Я решил, что ты хочешь напасть на меня.
— С чего ты взял, что я собираюсь напасть на тебя?
— Но ты же хищница. А вам, хищникам, доверять нельзя, больно вы жестоки и кровожадны. Мне пока что моя жизнь дорога.
— Пожалуй, ты прав, я и впрямь могу показаться жестокой, но это только на первый взгляд. На самом деле тебе следует опасаться не меня, а кое-кого другого.
— Кого же именно?— удивился Человек.
— Смелый охотник, запомни, что я тебе скажу. Тебе следует бояться себя самого.
— Себя самого?— переспросил охотник.— Но я же не стану вредить самому себе. Ты, право, говоришь загадками.
— Не такая уж это хитрая загадка. Подумай — и разгадаешь.
— Я тебя не понимаю,— сказал охотник Пантере.
— Да, я страшный и опасный зверь, это так. Но по-настоящему бояться тебе следует не зверей, а своих собратьев — людей.
— Почему?
— Потому что человек и есть самый жестокий зверь на земле. Ты просто не думаешь о жестокости человека, потому что привык к ней. Человек — твой собрат, он всегда рядом с тобой, ты каждый день видишь его, слышишь его смех. Люди кажутся тебе простыми и добрыми, а на самом деле человек подобен океану со спокойной поверхностью и бурливыми глубинами.
— И все-таки я тебе не верю,— отозвался охотник.— Человек — мой брат, он всегда помогал мне, с ним мне всегда было хорошо. Ты ошибаешься, Пантера!
— Хорошо, послушай меня еще немного,— сказала Пантера.— Именно человек, твой брат,— источник всех твоих несчастий. Так ли уж редко бывает, когда тот, с кем ты готов делить пищу и кров, подсыпает отраву тебе в еду, похищает твою жену, встает на твоем пути, из зависти к тебе готов сделать тебя несчастным, оклеветать и даже убить?
— О, любезная Пантера, я не хочу тебя обидеть, но ты видишь в человеке только самое дурное. А ведь в человеке, как во всяком живом существе, есть не только плохое, в нем много хорошего. Конечно, люди не лишены пороков, но нельзя забывать и про их достоинства. Человек, мой брат, добр, отзывчив, он всегда готов выручить из беды, сострадать в горе, прийти на помощь в нужде.
— Все это сплошное притворство!— отвечала Пантера.— О людях надо судить по их поступкам, а не по намерениям. В каждом есть что-то хорошее, но плохого-то все равно больше в десять тысяч раз. Человек, твой собрат, лжив, скрытен, высокомерен, спесив. Он так и норовит все захватить для себя одного. Бойся же человека, а совсем не меня.
На том собеседники разошлись. Охотник остался в убеждении, что Пантера ничего не смыслит в людях. Однако на обратном пути, когда он оказался в самом глухом месте леса, на охотника напал его давний недруг, который всегда и во всем завидовал ему. Он подстрелил его, как зайца, и тем самым решил спор в пользу Пантеры.
Чей ребенок?
Мавангу был такой любвеобильный, что взял в жены сразу двух девиц — Кенги и Гунгу. Он расчистил для них участок в зарослях и поровну поделил его между ними. Посеяли там его жены маис, окру, бобы и кассаву, и скоро еды в семье стало хоть отбавляй. И хоть жили и питались они все вместе, каждая из жен гордилась своей делянкой и плодами, которые с нее собирала, и ревниво следила за успехами другой.
Однажды Гунге понадобилось немного бобов для одного кушанья, а на ее делянке их в то время не оказалось, поэтому она зашла на делянку Кенги и набрала бобов там. Кенги заметила пропажу и очень рассердилась на Гунгу. Та повинилась перед ней, но сказала при этом, что особой беды в том не видит, поскольку муж у них один и питаются они все вместе.
Кенги этих ее объяснений не приняла, и в конце концов они договорились так: все, что уродилось на делянке одной, принадлежит только ей, и другая не должна брать это себе. А в остальном жены вполне друг с дружкой ладили.
Случилось так, что однажды, когда обе женщины работали на своих делянках, Кенги почувствовала, как у нее во чреве круто повернулся ребенок, и поняла, что близятся роды. Курение, как известно, притупляет боль, поэтому Кенги принялась искать табак и, не найдя, пошла на делянку к Гунге, чтобы попросить у нее.
Гунга встретила Кенги приветливо, усадила ее отдохнуть и дала табаку, чтобы она покурила. И пока Кенги отдыхала на делянке Гунги, у нее начались схватки, и она родила сына.
Гунга в ту же минуту взяла младенца на руки, обрезала ему пупок, обмыла и протерла тельце маслом, в общем, сделала с новорожденным все, что полагается. Когда Кенги пришла в себя, она поблагодарила Гунгу.
— Ты мне очень помогла, Гунга,— сказала она,— и я тебе премного благодарна. Ты так хорошо все сделала для моего ребенка, как будто это твой собственный ребенок. Спасибо тебе большое.
— А он и есть мой собственный ребенок,— отвечала ей Гунга.— Вспомни наш уговор, и тебе ясно станет, что этот мальчик принадлежит мне. И я его не отдам.
Как ни умоляла Кенги, как ни плакала, Гунга стояла на своем. Но все же в конце концов она согласилась, чтобы кто-то рассудил их, и женщины договорились сходить вместе в соседнее селение, где жил Маниломби, и изложить ему свою тяжбу. Маниломби славился своей мудростью и справедливостью, и каждая считала, что он решит спор в ее пользу.
Пришли они к Маниломби, почтительно с ним поздоровались и вручили ему подарки. Маниломби велел им изложить причину спора.
— Я дала жизнь ребенку,— сказала Кенги,— а Гунга отобрала его у меня. Я носила этого ребенка в своем чреве и мучилась родами, потому что он мой сын. Что тут еще объяснять? Это по вине Гунги мы пришли сюда. Пусть она докажет, справедливо ли она поступила.
А Гунга вот что ответила:
— Нет, это мой ребенок, потому что когда я сорвала немного бобов с делянки Кенги, она рассердилась на меня, и тогда мы договорились наперед, что все, что уродится на ее делянке, принадлежит ей одной, а что уродится на моей делянке — мне и что мы никогда больше ничего не возьмем с чужой делянки. Я Кенги не звала, она сама пришла на мою делянку и родила на ней мальчика. Значит, по нашему уговору, мальчик этот мой и она не может отобрать его у меня.
Маниломби все внимательно выслушал и решил, что Гунга поступила по справедливости и ребенок принадлежит ей. Много нашлось таких, что не согласились с решением Маниломби и говорили, что важно не то, где родился ребенок, а кто его родил. Так до сих пор и не пришли односельчане к согласию, справедливо рассудил Маниломби или нет.
Крепко и горячо любили друг друга девушка Камале и юноша Доуга, наглядеться-нарадоваться один на другого не могли, жизнь в разлуке и не мыслили. Но вот напасть: случилась засуха, и пошел по деревне голод. Много родных и близких смерть унесла. Но любовь Камале и Доуги только окрепла, и дали они страшную клятву у священного дерева: случись одному умереть, другой не покинет умершего до конца дней своих, не отдаст тело ни земле сырой, ни зверям лютым.
Голод не разбирает, молод или стар, отжил свое или только входишь в силу. Скосила вскорости смерть красавицу Камале. Горько печалились о ней родные, да делать нечего, нужно похороны готовить. Один только Доуга и слышать об этом не хочет, не отдам, говорит, тело любимой. Помешался, должно быть, с горя, решили родители девушки. Но рассказал им Доуга про клятву страшную у священного дерева. Что ж, клятва есть клятва. Вынесли тело девушки за деревню, положили под раскидистым баобабом и ушли, один Доуга остался возлюбленную сторожить. Взял он ее на руки, обнял. И просидел так три дня и три ночи.
Летел мимо старый мудрый ястреб. Сел на ветвь баобаба, посмотрел на поникшего юношу с мертвой невестой на руках и говорит:
— Что толку так сидеть?
— Камале — моя возлюбленная,— отвечает Доуга,— и мы поклялись, что, случись одному из нас умереть, другой не оставит тело ни земле сырой, ни зверю лютому, а станет стеречь его до скончания дней своих. Раз я дал клятву — с места не сойду!
Отвечал на это старый ястреб:
— Друг мой, ты юн и неопытен. Невдомек тебе, что все женщины неверны и легкомысленны, добра не помнят и добром платить не умеют. Иди себе с миром, оставь тело мне.
Молвил Доуга:
— Не достанется тебе моя возлюбленная. Может, и не ведаю я про неверность женскую, но и тебе не уразуметь, что такое клятва страшная и каково ее преступить. Так что оставь ты меня с моею возлюбленной, а сам отправляйся восвояси.
Вот каким верным и любящим был Доуга! Полетел ястреб дальше. Да только на другой день снова заявляется, снова на баобаб садится, снова разговор заводит:
— Вижу, ты, Доуга, как сидел, так и сидишь. Что, не дашь мне поживиться? Эх, простофиля ты, простофиля. Нашел кому клясться — женщине! Да ни одна женщина такой клятвы не стоит!
Но Доугу не разубедить, не предаст он Камале ни за что на свете. Снова ни с чем пришлось ястребу убираться.
И на третий день прилетел, думал, надоест парню истуканом подле мертвого тела сидеть, авось отдаст его ястребу. Да напрасно. Прилетел на четвертый день и говорит:
— Видно, друг мой, не удастся мне ничем поживиться. Что ж, не хочешь с этой никчемной женщиной расставаться — не надо. Так и быть, верну я ей жизнь, только крепко помни мои слова: неверны женщины. Сам в один прекрасный день убедишься.
Сказал так, слетел с ветви да прямо девушке на грудь. Приложил клюв к ее устам и дохнул три раза. Потом взмахнул крыльями и исчез в вышине.
Смотрит Доуга — глазам своим не верит: вздохнула Камале и глаза открыла. Приподнялась, обняла Доугу. Подхватил он ее на руки и домой понес. И устроили пиршество на всю деревню, горе-печаль позабыли.
Только недолго счастье их длилось. Заболел Доуга и скоро умер. Повезла семья его хоронить, да вспомнила мать о страшной клятве, которую сын и Камале друг другу давали.
— Надо б сперва с ней посоветоваться,—говорит. Пошли к Камале, а она слезами горькими заливается.
— Не предавайте Доугу земле сырой,— говорит,— несите тело его за деревню, под тем же раскидистым баобабом положите. Буду день и ночь над возлюбленным сидеть, как некогда он надо мною. Навеки нас клятва связала.
Отнесли Доугу, положили под деревом. Села над ним Камале, голову его к себе на колени положила. День сидит, другой, третий, так три дня и три ночи минуло.
Как и в первый раз, прилетел старый ястреб. Сел на ветвь, поглядел на Камале и спрашивает:
— Что ж ты, девушка, сидишь здесь? Шла бы петь да танцевать. Праздник у вас в деревне. Хороший урожай собрали, не ведать вам больше голода. Иди, там столько подруг твоих и красивых сильных юношей. Что тебе проку от мертвеца? Оставь его мне, а сама иди веселись с живыми. С ними тебе место, а не с мертвым.
Гордо повела головой Камале:
— Не видать тебе, ястреб, моего суженого. Клятву мы дали друг другу, и этой клятвы я не преступлю.
Ничего не сказал ястреб, улетел.
Еще один день прошел. Слышит Камале: смех, песни из деревни доносятся, веселятся все. Стали ей черные думы в голову лезть: а не напрасна ли клятва ее и зачем она так себя изводит? Проходила мимо подружка:
— Пошли со мной. У нас в деревне так весело. Или ты и впрямь себя жизни лишить хочешь из-за Доуги? Будто других парней нет. Пойдем. Долго ты по нему горевала, хватит. Пойдем, там красивых и сильных парней хоть отбавляй, всяк к тебе потянется. Мертвого ты уже ничем не порадуешь, так порадуй хоть живых.
Невтерпеж стало Камале, опустила она голову любимого с колен на сырую землю, встала и за подружкой пошла, а напоследок сказала:
— Доуга умер, его не воротишь, а я еще жива, так и любить мне живого.
И остался Доуга под баобабом один-одинешенек. Прилетел вечером ястреб. Посмотрел-посмотрел, подумал-подумал, опустился Доуге на грудь, приложился клювом к его устам, дохнул три раза, и ожил юноша. Сел и озирается — Камале ищет.
— Смотри, смотри, все равно не высмотришь,— молвил ястреб.— Ушла Камале. Разве не предрекал я, что так все и обернется? Разве не говорил, что все женщины неверны и неблагодарны? Предала она вашу клятву, тебя предала. Заслышала веселье в деревне — враз о тебе забыла.
Понурился несчастный Доуга:
— Прости меня, мудрый ястреб. Верно, не послушал я твоих слов, а в них правда сущая. Спасибо тебе и прости, если можешь. Спасибо за то, что не исклевал ты мое тело молодое, а к жизни вернул. Сослужи уж мне и другую службу. Подскажи: как за порушенную клятву расплатиться?
Облетел ястреб Доугу трижды, обмахнул его своим крылом и говорит:
— Сейчас моими чарами стал ты еще краше, чем прежде, ни одна женщина перед тобой не устоит. Смотри же, не позволяй Камале обнять себя, иначе умрешь.— И, сказав это, прочь улетел ястреб.
Вернулся Доуга домой, умылся, нарядился в лучшее платье, взял меч и пошел на праздник. На площади все пляшут, поют. Смотрит Доуга, а женщин всех до единой к нему вроде сила какая тянет. И среди них Камале: узнала, всех растолкала, подбежала, кричит:
— И близко не подходите! Это мой возлюбленный! Никто его у меня не отнимет!— И тянется к Доуге, обнять хочет. Взмахнул он тут своим мечом и пополам неверную разрубил.
— Не стану больше тела ее стеречь! Пусть звери лютые поживятся!
Собрались однажды вчетвером Глаз, Ухо, Рука и Нога и отправились вместе в лес. Ухо первым уловило какой-то шум, потом Глаз заметил бегущего зверя, Нога тут же пустилась в погоню и настигла его, а Рука схватила, убила и связала все четыре лапы, чтоб удобнее было нести.
Ухо сказало:
— Это я услышало шум, значит, добыча моя.
— Нет, моя,— возразил Глаз.— Это я увидел зверя. Нога не согласилась:
— Почему ваша? Никто не спорит, Ухо услышало шум, Глаз увидел зверя, но ведь не вы, а я кинулась вдогонку. Раз так, то и добыча моя.
Тут в спор вмешалась Рука:
— Добыча по праву мне принадлежит. Без меня у вас вовсе ничего не было бы, ведь это я убила зверя.
Но Нога по-прежнему настаивала на своем:
— Хоть ты и убил зверя, но бежала-то за ним я, и догнала его тоже я.
Так охотники препирались, пока дело чуть до драки не дошло. И решили они вернуться в деревню, чтобы старейшины рассудили, кто из них прав.
По дороге Ухо запело такую песню:
Если б Ухо не слыхало,
Что б тогда произошло?
Глаз бы не заметил дичь,
И Нога б не побежала.
Разве справилась Рука,
Если б Ухо не слыхало?
Пришли они вчетвером к дому вождя. Тот собрал старейшин, и начался суд. Каждый из жалобщиков изложил свои требования, а Ухо пропело свою песенку.
Судьи выслушали их. Среди присутствующих находился Москит — первый помощник вождя. Когда Ухо, Глаз, Рука и Нога кончили говорить, Москит вынес приговор:
— Добыча принадлежит Уху! Очень уж ему понравилась песня.
Остальные судьи промолчали. Так приговор и остался без изменения.
Нога, Рука и Глаз печально побрели прочь. Ночью Москит пробрался поближе к Уху и прошептал:
— Тебе принадлежит добыча, тебе одному.
Он рассчитывал получить свою долю за то, что присудил всю добычу Уху.
Но Рука услышала этот шепот и прогнала Москита:
— Пошел прочь, болтун!
Сколько ни пытался Москит напомнить Уху про свою долю, Рука тотчас его прогоняла.
С тех самых пор люди отгоняют рукой москитов, едва те начинают жужжать у них над ухом.
Змей спасался от погони и искал, куда бы спрятаться. Видит Змей — расчищает Человек себе поле. Подполз он к нему и говорит:
— Я пришел к тебе, спрячь меня!
— Ладно,— говорит Человек.— Ползи вон на то дерево. Там есть дупло, заберись в него, и никто тебя не увидит.
— На дерево? — зашипел Змей.— Да разве это надежное укрытие?
— Ну, тогда полезай вон в ту муравьиную кучу,— говорит хозяин поля.
— Там меня тоже найдут,— говорит Змей.
— Так где же тебе спрятаться?— спрашивает его Человек.
— Разинь рот пошире,— говорит Змей,— я влезу в тебя, и там уж меня никто не найдет.
— Э-э, нет,— отвечает хозяин поля.— Ты за добро заплатишь злом.
— Да что ты, я не причиню тебе никакого вреда,— пообещал Змей.
— Ну, тогда пусть будет, как ты хочешь,— говорит Человек.— Полезай ко мне в рот и прячься.
Разинул он рот, и Змей заполз к нему в нутро. Только он скрылся, как явились двое охотников, что гнались за ним, и стали все вокруг обыскивать. Но нигде не нашли они Змея и ни с чем вернулись домой.
— Ну вот, ушли они,— говорит Человек.— Давай вылезай.
— Вылезать?— отвечал ему Змей.— Да ты что, спятил? Я вылезу, а ты будешь ублажать себя — есть кускус и пить пальмовое вино. Я тебе очень благодарен, что ты сделал для меня доброе дело, и не трону ни твое сердце, ни печень, но уж кускус я поем и вина попью. Все же и это удовольствие. Нет, нет,— добавил он,— я из тебя ни за что не вылезу.
Услыхав такие слова, Человек стал сокрушаться и плакать, а живот у него, оттого что там сидел Змей, начал пухнуть. Пошел он домой, а там собрались вокруг него жены и дочери и спрашивают:
— Что с тобой случилось? Отчего ты так плачешь?
— У меня Змей в животе,— отвечает их муж и отец,— я ему добро сделал, а он платит мне злом.
Тут они все вместе запричитали и заплакали. Пролетал мимо Журавль, услышал плач и спустился к ним.
— Что это вы плачете?— спрашивает Журавль.
— Да у нашего мужа Змей сидит в животе,—отвечает одна из жен,— вот мы и плачем.
— И всего делов-то? — говорит Журавль.— Ну, этому горю легко помочь. Вот только одно меня смущает: окажу я вам услугу, а вы мне что-нибудь нехорошее сделаете.
— Что ты, что ты!— вскричал пострадавший.— Я тебе всю жизнь буду благодарен. Да я тебя никогда пальцем не трону!
— Вот это хорошо,— сказал Журавль.— Тогда открывай рот.
Человек разинул рот, и Журавль сунул туда свой длиннющий клюв.
Змей почувствовал — что-то движется, и думает: «Ага, это кускус!» Ждет, пасть раскрыл, да только это был журавлиный клюв. Журавль крепко ухватил Змея, потом взмахнул крыльями, взлетел и вытянул Змея из живота Человека, а когда поднялся повыше в небо, выпустил из клюва Змея, тот грохнулся оземь и разбился насмерть.
Тогда Журавль опять спустился и говорит Человеку:
— Я тебе добро сделал, а ты за это подари мне двух цыплят.
Но Человек вдруг схватил Журавля и говорит:
— Вот один цыпленок уже и есть. Теперь только второго изловить!
— Как я предсказывал, так оно и получилось,— печально сказал Журавль.
— А меня твои предсказания не интересуют! — С этими словами Человек отворил дверцу курятника, затолкал туда Журавля и крепко запер.— Пойду поищу второго цыпленка, чтобы сразу двоим перерезать глотку,— добавил он и ушел.
Тут одна из жен и говорит:
— Какая страшная неблагодарность!
Она поднялась, растворила дверцу и освободила Журавля.
— Улетай скорей отсюда,— сказала она.
Журавль вылетел из курятника, но прежде чем взмыть вверх, с силой ударил женщину своими когтистыми лапами и убил ее.
Кто же из троих самый неблагодарный —Змей, Человек или Журавль? Ведь каждый из них повинен в смерти женщины и все трое заплатили за добро злом.
Жил на свете мальчик, имя которого на языке его народа означало «Мудрей вождя».
В том краю, где он жил, правил могущественный вождь. И вот однажды сообщает ему обезьяна, что в соседнем селении проживает мальчик, которого зовут Мудрей вождя.
Разгневался вождь и говорит:
— Дай-ка я его испытаю, этого мальчика с таким странным именем. Разве можно быть мудрей вождя?
Послал вождь обезьяну и двух своих слуг за мальчиком. Отыскали они мальчика и доставили к властителю.
— Значит, ты мудрей вождя?— спрашивает тот.
— Негоже мне такое про себя говорить,— отвечает мальчик,— однако так меня зовут.
— Тогда вот что,— говорит вождь,— подстриги-ка мне волосы.
— Ладно, подстригу, только прежде чем я подстригу тебе, могущественный вождь, волосы, пусть твои слуги нажнут проса и сварят кашу, чтобы мне было что поесть, когда я кончу работу.
Вождь велел слугам нажать проса и сварить кашу. Затем мальчик подстриг вождю волосы, и едва он кончил, как вождь говорит:
— Приставь мне волосы обратно, чтобы все было как прежде.
— А ты, вождь, сперва посади обратно в землю мою кашу,— отвечает мальчик,— тогда и я приставлю обратно твои волосы.
— Как же я посажу обратно в землю кашу? — спрашивает вождь.
— А как я приставлю обратно волосы?— отвечает мальчик.
Потом вождь приказал слугам принести из его амбара ячменя. Те принесли и положили перед вождем и мальчиком, которые сидели друг против друга.
— Возьми зерна,— говорит вождь мальчику,— и приготовь из него напиток повкуснее, чтобы я его сегодня же и попил.
В ответ на это мальчик показал вождю несколько семечек из калебаса и говорит:
— Могущественный вождь, вели своим слугам посадить вот эти семечки, чтобы я сегодня же выдолбил калебасы и мне было во что разливать вкусный напиток.
— Как же можно посадить семечки и вырастить калебасы, да еще разлить в них напиток, и все это сделать за один день?
— А как мне за один день сделать из зерна напиток?— отвечает мальчик.
Вождь подумал, подумал и говорит мальчику:
— Ты, кого зовут Мудрей вождя, приведи сюда моего коня.
Мальчик отправился на конюшню и привел вождю коня.
— А теперь корми его травой так, чтобы ни на минуту не было перерыва,— приказал вождь,— а не сумеешь — будешь жестоко наказан за неповиновение.
Мальчика такое приказание ничуть не испугало. Он запасся сладкой кукурузной кашей и кликнул клич всем городским крысам. В обмен на вкусную кашу крысы согласились каждую минуту приносить с луга траву.
— Твой конь беспрерывно жует траву,— сказал мальчик вождю.
Вождь и старейшины смотрят и глазам своим не верят: трава сама идет к коню! Крыс-то под пучками не видно, а трава все движется и движется прямо коню под ноги.
Подивился тут вождь и говорит мальчику:
— Я думал, со мной никто не сравнится, а ты и вправду мудрей меня. Ты мудрей вождя!
Вернулся мальчик в родную деревню к своим родителям, и все они жили долго и счастливо.
Жил-был на свете человек слепой на оба глаза и с сухими ногами. Однажды вечером сидел он на крылечке и горевал о своей злой судьбе. За что же она его так обделила? И не видит-то он, и пойти никуда не может. Стал человек молиться богу.
Вдруг к нему подлетел голубь и спрятался в складках одежды. Через минуту на крыльцо сел ястреб и стал просить человека, чтобы он отдал ему голубя. Ястреб уже давно ничего не ел, совсем изголодался и непременно должен чем-нибудь подкрепиться, иначе умрет. Пусть человек отдаст ему голубя, а ястреб за это вернет человеку зрение.
Голубь стал умолять человека не выдавать его, ведь ястреб растерзает его и съест, а ему так хочется жить.
— Спаси меня,— просил голубь,— а я за это вылечу твои ноги, ты снова сможешь ходить.
Человек растерялся — что же ему делать? Послал за своим другом и стал с ним советоваться:
— Что выбрать — зрение или ноги? Как бы ты поступил на моем месте?
Друг был тоже озадачен. Думал он, думал, но так и не мог решить, что делать, и наконец сказал:
— Трудную задачу ты мне задал. Нет, решай-ка ты лучше сам, что тебе нужнее — глаза или ноги.
Человек огорчился — как же так, близкий друг и тот отказывается ему помочь. Раскинул он мозгами сам. Потом спрашивает ястреба:
— А если я тебе вместо голубя дам курицу, ты согласишься?
— Конечно, соглашусь. Я кур гораздо больше люблю, только их нигде нет, вот я и погнался за голубем.
— Ну и отлично,— сказал человек,— я тебя накормлю, но ты должен выполнить свое обещание.— Потом обратился к голубю:— Я спасу твою жизнь, но только смотри сдержи свое слово.
Человек дал ястребу курицу, тот ее съел, потом принес человеку каких-то листьев и велел выжать их сок себе в глаза, от этого он прозреет. Человек отпустил ястреба и, когда он улетел, сказал голубю:
— Ну вот, теперь твой черед отплатить за добро, которое я тебе сделал.
Голубь объяснил человеку, что надо сделать, чтобы его ноги исцелились, и улетел.
Человек исполнил все, что велели ему птицы, и не только прозрел, но и получил способность ходить и бегать.
Эта история убеждает нас в том, что в иных случаях жизни мы должны полагаться на свой собственный ум, а не спрашивать совета у друзей и знакомых. Если бы друг дал слепому совет, то у него были бы только зрячие глаза или здоровые ноги. Но друг заставил его решить самого и тем самым помог и прозреть, и исцелить ноги.
Давным-давно жил-был в племени калабар охотник по имени Эффионг. Он убивал много зверей и брал за них хорошие деньги. Все в округе знали Эффионга. Один из его друзей, Оукун, жил с ним по соседству.
Эффионг был щедр и расточителен, он кормил и поил всех, кто ни придет к нему в дом, так что в конце концов он разорился и вынужден был снова взяться за охоту. Но счастье, судя по всему, изменило Эффионгу, потому что он бродил по лесу днями и ночами, но дичь ему не попадалась.
Ему уже было нечего есть, и тогда он пошел к своему другу Оукуну и попросил двести монет — родов. Договорились, что в назначенный день друг придет к Эффионгу за деньгами, только пусть обязательно захватит с собой заряженное ружье.
Незадолго до того Эффионг свел знакомство с Леопардом и Диким Котом, которых повстречал как-то на охоте; кроме того, он также подружился с Козлом и с Петухом, жившими у приятеля, где он однажды ночевал. День уплаты близился, но у Эффионга по-прежнему не было денег. Думал он, думал, как быть, и наконец придумал. Пошел он к своему приятелю Леопарду, попросил в долг двести родов и обещал вернуть все сполна в тот самый день, когда должен был расплатиться с Оукуном. Еще Эффионг сказал Леопарду, что, если самого его не будет дома, когда он придет получать долг, он может убить того, кого там застанет, и съесть. А потом пусть сидит и ждет охотника с долгом. Леопард согласился.
Потом охотник пошел к своему приятелю Козлу и занял у него еще двести родов. На таких же условиях занял он по двести родов у Дикого Кота и у Петуха и каждому сказал, что, если они придут в его, Эффионга, отсутствие, он позволяет им убить и съесть всех, кто им приглянется в его хозяйстве.
В назначенный день охотник рассыпал по двору зерно, а сам ушел, оставив двор пустым. Проснувшись на рассвете, Петух прокукарекал, вспомнил об уговоре с охотником и направился к нему, но увидел, что его нет дома. Петух стал осматриваться, заметил рассыпанное на земле зерно, а так как он еще не завтракал, то и принялся его клевать.
В это время к дому подошел Дикий Кот, понял, что хозяина дома нет, оглядел двор и увидел Петуха, который жадно клевал зерно. Кот тихонько подкрался к Петуху сзади, прыгнул на него, задрал и стал пожирать.
А тут за своими деньгами пришел и Козел и тоже не застал своего приятеля-охотника дома, зато увидел во дворе Дикого Кота, который с такой жадностью уплетал Петуха, что не обратил внимания на приближающегося Козла. А Козел, рассердившись, что ему не вернули денег, бросился на Кота, повалил на землю и ну бодать. Коту такое обхождение не понравилось, но он был меньше Козла и не мог с ним тягаться, поэтому он схватил остатки Петуха и наутек в лес. Так и случилось, что он не дождался охотника и потому потерял свои деньги. Победа осталась за Козлом, и он радостно заблеял. Его услышал Леопард, который как раз шел к охотнику, чтобы тоже получить долг. Чем ближе он подходил, тем явственнее становился запах Козла, а Леопард уже давно ничего не ел и был очень голоден, поэтому он начал осторожно приближаться к Козлу. Не увидев поблизости своего друга-охотника, Леопард стал подкрадываться к Козлу все ближе, ближе...
А Козел щипал себе траву и не думал ни о какой опасности, ведь он был во дворе своего друга — что ему тревожиться. Время от времени он поднимал голову, кричал: «Ме-е-е!»— и снова принимался жевать свежую молодую траву и упавшие с дерева листья, которые он очень любил. Вдруг на него лавиной обрушился Леопард, вцепился зубами в загривок, перегрыз горло и начал пожирать.
Было около восьми часов утра, друг охотника Оукун уже встал, позавтракал, взял ружье и отправился за своими двумястами родами, которые отдал в долг. Подходя к его дому, он услышал хруст разгрызаемых костей. Он замедлил шаг — ведь он и сам был охотник,— тихонько подошел к забору и, заглянув во двор, увидел Леопарда, который трудился над тушей Козла. Охотник тщательно прицелился, выстрелил и уложил Леопарда на месте.
Теперь Эффионг избавился от четырех своих кредиторов: ведь Дикий Кот убил Петуха, Козел прогнал Дикого Кота, и тот убежал со своей добычей; Козла, в свою очередь, задрал Леопард, а Леопарда застрелил Оукун. Все это значило, что восемьсот родов остались у Эффионга, но он был еще недоволен. Услышав выстрел, он тотчас выбежал из кустов, в которых прятался, и увидел, что Леопард лежит мертвый, а Оукун стоит над ним с ружьем. Эффионг в гневе обрушился на Оукуна: как он посмел убить его любимого друга Леопарда? Горю его нет границ, он расскажет обо всем вождю, и уж вождь-то накажет Оукуна по заслугам. Услыхав эту угрозу, Оукун испугался и стал умолять Эффионга не говорить ничего вождю, ибо гнев его будет страшен, но Эффионг был неумолим. Наконец Оукун сказал ему:
— Если ты простишь меня и не станешь рассказывать о моем проступке вождю, я подарю тебе те двести родов, что ты у меня занял.
Именно этого и добивался Эффионг, однако сразу уступить он не мог. Он долго артачился, заставил Оукуна уговаривать себя, но в конце концов согласился и велел Оукуну идти домой, а он будет хоронить своего друга Леопарда.
Оукун ушел, но Эффионг и не подумал хоронить зверя. Он немедленно втащил его в дом и аккуратно снял шкуру. Потом посыпал шкуру древесной золой и отнес на солнце сушить, а мясо стал есть. Выделав шкуру как следует, охотник отнес ее на базар в одно из дальних селений и продал за большие деньги.
С тех пор стоит Дикому Коту увидеть Петуха, как он кидается на него и убивает, чтобы вернуть хоть часть из тех двухсот родов, которые охотник так ему и не отдал.
Вот что должен помнить каждый: никому никогда не одалживайте денег, ведь если люди не смогут вернуть долг, они непременно попытаются отправить вас на тот свет — либо застрелят, либо отравят, либо напустят на вас злые чары с помощью амулетов.
Много лет назад в одной деревне был голод, весь скот перевелся, и мяса нельзя было купить ни за какие деньги. Жители бродили по окрестностям в поисках какой-нибудь живности. И вот два друга обнаружили, что в соседней деревне в одном из дворов водятся свиньи. Они стали просить хозяина продать им хоть двух или трех поросят, но хозяин наотрез отказался и прогнал друзей. А друзья ужасно стосковались по мясу и хотели во что бы то ни стало раздобыть свинью. Думали они, думали и решили украсть — больше им ничего не оставалось.
Ну, хорошо, положим, украдут они свинью, но ведь это только полдела, надо еще отнести ее домой, в деревню, да так, чтобы никто ни о чем не догадался, это тоже не так-то просто. Опять стали друзья думать, и вот что они придумали.
Ночью, в темноте, подкрались они к сараю, где спали свиньи, убили одну из них и положили в гроб, который принесли с собой. Когда взошло солнце, они уже прошли полпути к своей деревне. Несли гроб и пели погребальные песни.
Навстречу им два путника. Увидели друзей с гробом и заспорили:
— По-моему, человек, которого они несут, еще не умер,— говорит один.
— Что за глупости, ну конечно же он давным-давно умер,— возражает другой.
— А ты почем знаешь?— не сдается первый.
— Раз ты не веришь, давай спросим,— горячится второй.
— А что, и спрошу!
Поравнялись путники с друзьями и спросили напрямик, покойника они несут или живого. А так как совесть у наших друзей была нечиста, они до смерти перепугались и не нашли ничего лучшего, как броситься на путников с кулаками.
Но путники оказались сильнее, они скрутили друзьям руки и повели к вождю деревни, чтобы он рассудил их. Вождь допросил и тех и других и велел открыть гроб. Там оказался не покойник и не умирающий, а большая, жирная свинья.
Молодых людей обвинили в воровстве. Они умоляли о снисхождении, твердили, что их толкнул на такой проступок голод, но все равно вождь решил, что за свое преступление они должны отсидеть в тюрьме три года.
Жил в одном городе человек, у которого была очень красивая дочь. Девушка была так прекрасна, что к ней сватались не только самые знатные и богатые жители этого города, но даже соседние вожди. Однако все уходили ни с чем, потому что отец девушки подвергал женихов трем испытаниям, которых никто не мог выдержать. Прослышал об этом один хитрый крестьянин, живший в двух днях пути от города, и решил попытать счастья.
Первое испытание состояло в том, что жениха вводили в комнату полную москитов, и он должен был сидеть там, не шевелясь и не отгоняя этих кровожадных тварей, которые сотнями впивались в его обнаженное тело. Потом ему предлагали съесть горсть жгучего красного перца и при этом не морщиться и не показывать виду, что у него горит все нутро. И в-третьих, он должен был рассказать историю, которая бы длилась целый день,— начать рано утром и кончить лишь вечером.
Когда крестьянина подвергли первому испытанию, он начал рассказывать отцу девушки и его родным, что по дороге сюда видел необыкновенную лошадь — всю в разноцветных пятнах: «Здесь белое пятно», говорил он, хлопая себя по плечу, «здесь черное», хлоп по другому, «здесь желтое, тут зеленое, а все остальное», он провел руками по животу и ногам, «белое». Так он отгонял от себя москитов, а увлеченные рассказом родственники и не догадались об его хитрости. Крестьянина вывели из комнаты и объявили, что он справился с первым испытанием.
Теперь ему предстояло съесть горсть жгучего красного перца, не морщась и не показывая вида, что внутри у него все горит. Прежде чем приступить к этому страшному испытанию, крестьянин рассыпал во дворе на том месте, где он будет сидеть, маисовые зерна. Собрались куры и стали клевать зерна, а он замахал на них руками, закричал: «Кыш, кыш, окаянные, не мешайте мне, кыш!» Вот как ловко крестьянин провел отца и родных невесты во второй раз, никто и не догадался, что он машет от невыносимой боли и что все внутренности у него горят огнем.
Третье испытание состояло в том, чтобы жених рассказывал какую-нибудь историю весь день без передыха. Настало утро, крестьянин едва его дождался, так ему не терпелось пройти последнее испытание и получить в жены самую красивую девушку города.
— После того как я убрал урожай,— начал крестьянин,— я сложил в амбар много мешков с зерном. Прошло немного времени, и я заметил, что в амбаре завелась мышь. Решил выследить ее, притаился в уголке и жду. Прошло с час, и вот появилась мышь. Она прогрызла в мешке дыру, вытащила зерно и побежала с ним к себе в нору. Я стоял не шевелясь. А мышь вернулась, достала второе зерно — и опять к себе в норку. Потом она достала третье — и снова в нору, потом четвертое, пятое...
Все уже давно храпели, ночь спустилась на землю, а крестьянин все говорил, говорил, говорил.
Так и пришлось отцу выдать свою красавицу дочь за крестьянина; ведь только он один и вышел победителем из всех испытаний, остальные женихи потерпели поражение.
В одной деревне жили муж с женой. Несколько лет после свадьбы они любили друг друга и были счастливы, но вот муж наскучил жене, и она стала тайно развлекаться на стороне с молодыми людьми, живущими по соседству. Друг мужа рассказал ему о проказах легкомысленной женщины, но муж пропустил его слова мимо ушей.
Нужно сказать, что он работал по вечерам, и его жене было очень удобно встречаться со своими дружками. Но вот однажды муж заболел и вернулся домой раньше времени. Откуда же приятелям жены было знать, что муж дома? В сумерки, по заведенному обычаю, один из них пробрался задами к дому своей возлюбленной, вошел во двор, но тут неверная жена увидела его и замахала руками, показывая, что вернулся муж. Испуганный любовник залез в огромный кувшин, что стоял во дворе, и притаился.
Немного погодя на свидание явился еще один молодой человек. Было уже темно, он не видел знаков, которые делала ему его возлюбленная, и потому спокойно вошел в дом и нос к носу столкнулся с мужем. Незадачливый любовник затрясся с головы до ног.
— Ты это к кому? — грозно спросил муж. Молодой человек вконец растерялся и заикаясь пролепетал:
— Да вот, мне надо отнести к себе кувшин, что стоит у вас во дворе, а он тяжелый, помогите мне взвалить его на спину, одному мне никак не справиться.
— Это можно, это пожалуйста,— охотно согласился муж и пошел за молодым человеком во двор.
— Видите, какой тяжелый,— сказал приятель жены, когда муж взваливал кувшин ему на спину. Незадачливый любовник прошел несколько шагов, шатаясь под тяжестью своей ноши, и начал проклинать все на свете.
— Тебе лучше, чем мне,— сказал любовник, который сидел в кувшине.— Ты хоть на свободе, а я тут совсем задохнулся.
Услышав голос из кувшина, молодой человек до смерти перепугался, как заорет, бросил кувшин и наутек.
У одного крестьянина было три жены, и все три — бесплодные. Муж очень горевал, что жены не рожают ему детей. И вот решил он пойти к колдуну — может, хоть он знает какое-нибудь средство помочь их беде.
Колдун сварил кашу с волшебным зельем и велел мужу накормить этой кашей своих жен. Тогда они обязательно родят.
Отнес муж горшок домой и сказал женам, что это не простая каша, а волшебная, сварил ее колдун и положил особое зелье, которое поможет им зачать и родить детей; пусть они разделят ее на три равные части и съедят.
Старшая и средняя жена не любили младшую, они сговорились меж собой и услали ее под каким-то предлогом, а сами съели всю кашу. Когда младшая вернулась, она увидела, что горшок пуст, лишь на дне осталось чуть-чуть. Делать нечего, соскребла она остатки, доела.
По счастью, зелье, которое положил в горшок колдун, как раз опустилось на дно и все досталось младшей жене, старшая и средняя ели пустую кашу. И вот младшая жена забеременела, а две другие так и не смогли зачать ребенка — не сбылись их надежды.
Как же они завидовали младшей жене! Злые женщины замыслили новое коварство. Они нашли продолговатый камень величиной с новорожденного ребенка, измазали его кровью и спрятали до поры до времени. И вот у младшей жены начались роды. Старшая и средняя принимали ребенка, и когда он родился, тотчас унесли его, а на место ребенка положили камень.
Когда молодая мать пришла в себя, она захотела посмотреть ребенка. Старшая и средняя тотчас же подали ей вымазанный кровью камень — пожалуйста, вот что она родила, пусть любуется сколько душе угодно.
Младшая жена не поверила своим глазам. Горю ее не было границ. А коварные женщины отнесли младенца в соседнюю деревню и отдали знакомым на воспитание.
Прошло сколько-то времени. Однажды младшая жена пошла в ту деревню на рынок, и люди рассказали ей, как обманули ее старшие жены, а потом отвели в семью, где рос ее сын. Она тотчас же его узнала, потому что он был очень похож на нее. Младшая жена вернулась домой и рассказала мужу, как подло и жестоко поступили с ней старшие жены.
Чтобы установить, чей это сын, решено было устроить испытание. Каждая из жен приготовит какое-нибудь блюдо, приведут мальчика и поставят перед ним еду, он должен потянуться именно к той миске, которую приготовила его родная мать.
Старшая и средняя жены всегда обирали младшую, она бедствовала и ей не на что было купить дорогих продуктов, поэтому она приготовила для своего сына простое скромное блюдо. Зато старшая и средняя не пожалели денег и наварили и нажарили роскошной и вкусной еды, уверенные, что ребенок не устоит при виде таких лакомств и тотчас же протянет к ним руку. Итак, привели ребенка и поставили перед ним три миски.
Все были уверены, что миска, которую выставила младшая жена, нипочем не соблазнит мальчика — уж очень еда в ней была простая и невзрачная на вид. Каково же было изумление двух злых и завистливых женщин, когда мальчик без колебаний протянул ручонку именно к ней и начал уплетать за обе щеки. Судьи объявили, что настоящая мать ребенка — младшая жена, и отдали сына ей.
В давние времена Волк жил вместе с людьми. Но он не любил своих соседей и, кроме того, совсем не любил трудиться. Он всегда надеялся только на счастливый случай. Когда настала пора возделывать землю, Волк, чтобы его не заставили работать, ушел из деревни. А когда созрел урожай, он вернулся, надеясь, что сердобольные люди не оставят его голодным.
Ближайшей соседкой Волка была очень трудолюбивая семидесятипятилетняя старушка. Она готовила акару — что-то вроде пирога из бобов и лука, и продавала ее в деревне. Волк любил акару, но старушка никогда его не угощала.
Как-то раз, рано-рано утром, Волк спрятался за красным деревом и стал ждать. Только он увидел, что идет его соседка и несет акару, он завыл. Старушка испугалась, бросила всю акару и убежала, а Волк подобрал и съел. На другой день повторилось то же самое. Бедная женщина пошла с жалобой к вождю. Вождь отрядил десять человек, чтобы они утром проводили старушку. Но едва эти люди услышали странную, наводящую ужас песню Волка, они убежали. Волку и на этот раз удалось полакомиться акарой. На следующее утро вождь послал со старушкой двадцать человек. Но и они испугались. Тогда вождь не на шутку встревожился. Он сказал, что наградит любого, кто сумеет разгадать эту загадку. Первым вызвался дровосек. Он взял с собой пятерых: хромого, глухонемого, слепого и двух знахарей. И вот так, вшестером, пошли они провожать старушку.
Учуяв запах акары, Волк, как всегда, завел свою песню. Трое убежали, а слепой, глухонемой и хромой остались. Волк вышел из-за дерева, чтобы съесть акару, и его поймал глухонемой.
Волка привели к вождю. Вождь посоветовался со своими приближенными. Все решили изгнать Волка из деревни.
Вот почему Волк живет теперь не с людьми, а в джунглях.
Жил некогда один охотник. Каждый день спозаранку уходил он в буш за дичью для пропитания и на продажу.
И вот однажды подслушал он, как лесной кабан Кокоти зовет брата:
— Кокоти Асамоа!
Тот отвечает:
— Я тут, братец, тут!
Первый снова кричит:
— Пришла пора работать на полях. Надо сходить к кузнецу, пусть выкует нам тесаки и наточит их, чтобы могли мы срубить дерево, если понадобится.
Пока братья-кабаны переговаривались, охотник приник к земле и затаился. Вот один брат спрашивает:
— В какую деревню мы пойдем за тесаками?
— В Заречную,— Кокоти отвечает.
— А когда?
— В понедельник.
Охотник выслушал их разговор и пошел домой. В деревне он поделился новостью с вождем, слово в слово передал услышанное в буше. А потом сказал вождю:
— Пошли ребят за бревнами. Когда в понедельник лесные кабаны превратятся в людей и явятся к нам, мы их похватаем и прикуем к бревнам.
Юноши убежали и вернулись с бревнами. Вождь пошел к деревенскому кузнецу и велел наковать много железных скоб. Кузнец спрашивает:
— Зачем тебе столько? Что будешь с ними делать? И вождь рассказал ему, как охотник ходил в буш и проведал, что в понедельник к кузнецу придут оборотни и попросят сделать им тесаки. Кузнец тут же побежал ковать скобы. Когда работа была сделана, вождь велел глашатаю ударить в железный гонг и объявить:
— В понедельник всем мужчинам и женщинам никуда не уходить из деревни.
Настал понедельник, и утром старуха сказала охотнику:
— Ступай и насыпь перцу, соли и лука на то место, где звери сбросят шкуры. А когда звери уйдут в деревню, натри их шкуры изнутри жгучим перцем. Это надо сделать на тот случай, если некоторым удастся убежать. Они наденут обратно свои шкуры, тут-то перец и начнет их щипать да жечь. Скинут они шкуры обратно и снова станут людьми.
Охотник ушел в буш, спрятался и слышит, как лесные кабаны перекликаются:
— Кокоти Асамоа, уже понедельник, пора идти.
— Пора, пора.
Потом увидел охотник, как лесные кабаны и свиньи сбросили с себя шкуры и обернулись людьми — мужчинами и женщинами. Был среди них знахарь, этот свою шкуру припрятал. Охотник дал свиньям отойти подальше, вышел из укрытия, натер шкуры перцем, отнес к ручью и бросил в воду, чтобы их унесло. Только шкуру знахаря отыскать не мог.
Вернулся охотник в деревню, и тогда вождь пошел к кузнице и велел пришельцам из леса идти к его дому. Те приходят и спрашивают:
— Зачем ты позвал нас? Вождь говорит:
— Вы из моего племени, но сбежали и жили на стороне. Сегодня, когда вы вернулись, я позвал вас сказать, что впредь запрещаю убегать отсюда.
Звери сказали вождю:
— Мы слышали твои слова. Мы знаем, что охотник все рассказал тебе. Но это не имеет значения. Мы согласны жить вместе с вами, хотя мы вовсе не твоего племени. Но это тоже не имеет значения, мы благодарны охотнику. Только чур не поминать нашего происхождения. Сам молчи и своим накажи. А нарушите уговор — мы перебьем все племя и уйдем.
А надо сказать, что, пока вождь беседовал с пришельцами из леса, знахарь и с ним еще несколько зверей сбежали. Знахарь отыскал свою шкуру и пропал, а остальные вернулись — не отыскали они своих шкур. Вождь принял поставленное условие, и люди и звери счастливо зажили вместе.
Прошло время, мужчины женились на звериных женщинах, те нарожали детей. Но вот один человек и бывший кабан сцепились из-за чего-то и подрались. И тот человек в запальчивости крикнул зверю:
— Убирайся, твое место в лесу со свиньями! Только он сказал это, как у зверей гневно зажглись глаза, они кинулись к дому вождя и сказали:
— Случилось то, чего мы боялись. Какое будет твое решение?
Вождь послал за виновниками непорядка. Он разобрал дело и рассудил, что звери не должны обижаться: потому что, сказал он, в деревне они уже старожилы, а главное, это первый раз, когда им помянули их происхождение.
Но звери сказали:
— Мы не согласны. Тогда вождь воскликнул:
— Ах, вот как! Но ведь этот человек сказал правду. Разве вы не лесные свиньи?
— Теперь мы знаем, как поступить! — крикнули разъяренные звери.
И началось побоище. Звери перебили почти всех, в живых осталось человек десять, не больше. Взмолились оставшиеся о пощаде и признали, что справедливость на стороне зверей. Те объявили людям:
— Вы знаете наше условие, его нетрудно запомнить. Если хотите по-прежнему жить вместе, то мы запрещаем вам всякое упоминание о нашем происхождении. А вспомните когда-нибудь о нем и укорите нас, то мы уж поступим по своему разумению.
И люди сказали:
— Никогда больше этого не сделаем. Ведь через это погибло наше племя.
С тех пор люди не смеют говорить о происхождении друг друга, иначе раскрытая тайна принесет гибель.
Жила девушка по имени Квабоасо. Кто бы за нее ни сватался, она привередничала:
— Не хочу идти за такого.
В конце концов родители выдали ее за охотника, хоть она и говорила:
— Фу, на нем водятся клещи. Не хочу такого!
Однажды ей захотелось бананов, и пошла она на плантацию. Достала Квабоасо нож и только приготовилась резать, как видит: на листьях пальм сидят крохотные человечки; Они вмиг попрыгали на землю, окружили Квабоасо и вцепились в нее.
— Так это ты крутишь носом — пусу! пусу! — когда к тебе женихи сватаются? — кричали человечки, повиснув на ней.
Давайте ее пощиплем.
Давайте пощиплем, о!
Пощиплем Квабоасо.
Давайте пощиплем, о!
Закричала от боли Квабоасо, а ее муж-охотник услышал и говорит сам себе: «Надо посмотреть, в чем дело. Не годится злом отвечать на зло». Пришел и видит: волшебные малютки висят на Квабоасо и щиплют ее. Меткий охотник выстрелил, и один человечек упал замертво.
Тогда самый старый говорит остальным:
— Наш приятель пил пальмовое вино, он пьяный. Отнесите его в сторонку и приходите щипать дальше.
Охотник еще раз выстрелил, и еще один человечек упал. Старший опять говорит:
— Этот тоже пил вино и перепился, оттащите его в сторону.
Охотник перестрелял всех гномов, остался только самый старший. Он крикнул охотнику:
— Подойди сюда, я тебе ничего не сделаю. Охотник приблизился. Старший и говорит ему:
— Загляни в мой домик, ты увидишь заговорную траву от ружья, а рядом все пули, которые ты выпустил. Забирай свое добро и Квабоасо забирай. Нарви в дорогу бананов и затем бросай по одному. Когда человечки проснутся и кинутся в погоню, бананы будут их отвлекать и вам удастся убежать.
Охотник послушался его совета, нарвал бананов, подхватил на руки Квабоасо и, добежав до дороги, бросил первый банан. Он бросал их потом до самого дома. И вот, когда оставалось пройти совсем немного, человечки стали их нагонять. Он бросил последний банан, те набросились на него и отстали. Охотник же отвел Квабоасо к ее родне, а сам вернулся домой.
Вскоре явились к нему посланные от Квабоасо. Он спросил их:
— Что случилось? Посланные сказали:
— Квабоасо просит тебя вернуться за ней. Теперь она согласна быть твоей женой.
Охотник им отвечает:
— Спасибо, но я не могу быть ей мужем, потому что на мне еще водятся клещи.
Старики не зря говорят девушкам: «Если тебя отдают замуж — иди за этого человека, потому что может так случиться, что он спасет тебя».
Жил однажды на свете человек, и у него было две жены. У каждой жены было по дочери. Старшая жена была плохая женщина, завистливая и злая, и дочь Абео уродилась в нее — ленивая, жадная. Зато младшая жена была добрая, приветливая, трудолюбивая. И в дочери своей, Алейк, воспитала те же качества. Поистине верно говорят: какова мать, такова и дочь.
Алейк торговала кокосовым маслом. Уходила из дому рано утром, а возвращалась уже в сумерки. И вот как-то раз купил у нее масло один человек, только денег у него не хватило, и он предложил Алейк пойти вместе с ним к нему домой, там он с ней расплатится. Алейк согласилась. Но человек — на самом деле это был не человек, а дух в облике человека — предупредил, что идти придется долго, им встретятся на пути две реки — в одной течет черная краска, в другой кровь. Но Алейк была храбрая девушка, она не боялась опасностей и трудностей, не брезговала никакой работой и без страха пошла с человеком.
Долго они шли, час, другой, третий...
Вдруг человек запел:
— Девушка, у которой
Я купил кокосовое масло,
Вернись домой! (Это должен петь рассказчик.)
— Вернуться домой?
Нет, я пойду дальше! (Это должны петь слушатели.)
— Послушайся меня,
Девушка, вернись,
Скоро твой путь
Преградит Черная река.
— Зачем мне возвращаться?
Я переплыву Черную реку.
— Вернись, девушка, вернись,
Пока не поздно.
— Нет, я не вернусь,
Я пойду до конца.
И вот они вышли к Черной реке, переправились на тот берег и зашагали дальше. Потом человек снова запел:
— Девушка, у которой
Я купил кокосовое масло,
Вернись домой!
— Вернуться домой?
Нет, я пойду дальше.
— Послушайся меня,
Девушка, вернись,
Скоро твой путь
Преградит Кровавая река.
— Зачем мне возвращаться?
Я переплыву Кровавую реку.
— Вернись, девушка, вернись,
Пока не поздно.
— Нет, я не вернусь,
Я пойду до конца.
Раскинулась перед ними Кровавая река. Опять они переправились на тот берег и зашагали дальше. Наконец пришли к дому, где жил человек. Он похвалил Алейк за выносливость и неутомимость и отдал ей деньги за масло. Потом велел идти в огород, где у него росли тыквы-горлянки.
— Там есть очень красивые, яркие и пестрые горлянки, а есть невзрачные на вид, одноцветные, серые,— сказал ей человек.—Ты сорви себе три серых горлянки. Одну разобьешь на перекрестке, где сходятся четыре дороги. Вторую возле своего дома, а третью — в комнате твоей матери, только сначала обязательно закрой дверь.
Так Алейк и поступила. Когда она разбила первую тыкву, появилась большая толпа рабов и слуг, и все они пошли за ней. Возле дома она разбила вторую тыкву и увидела множество сундуков с красивым платьем и дорогими тканями. Слуги и рабы взяли сундуки и понесли за ней в дом. Родители при виде стольких слуг и таких богатств онемели от изумления, потом радостно бросились обнимать девушку. Вечером Алейк ушла с матерью в ее комнату, затворила дверь и разбила третью тыкву. Что же предстало глазам женщин? Золотые и серебряные украшения, драгоценные камни, ожерелья из самоцветов. Теперь Алейк с матерью были сказочно богаты!
Щедрые и великодушные женщины разделили свои богатства на три части. Одну они отдали отцу Алейк, другую старшей жене, а третью оставили себе. Но злобная и строптивая старшая жена отказалась от даров младшей; она заставила Алейк рассказать, как она добыла свое богатство, а узнав все, заявила, что у них с дочерью будет еще больше сокровищ.
На следующее же утро старшая жена погнала свою лентяйку Абео продавать кокосовое масло. Девушка уходила из дому рано утром и возвращалась уже в сумерки. И вот однажды какой-то человек купил у нее масло, но сказал, что у него не хватает денег, может быть, Абео пойдет с ним к нему домой, там он расплатится с ней сполна. Абео тотчас же согласилась. Человек предупредил, что путь им предстоит долгий и трудный, надо одолеть две реки — Черную и Кровавую. Но Абео ответила, что долгий путь и реки ее не пугают — уж очень ей хотелось раздобыть себе богатств, да еще больше, чем досталось Алейк.
Итак, они двинулись в путь. Шли долго, час, другой, третий... Вдруг человек запел:
— Девушка, у которой
Я купил масло,
Вернись домой! (Это должен петь рассказчик.)
— Вернуться домой?
Нет, я пойду дальше! (Это должны петь слушатели.)
— Послушайся меня,
Девушка, вернись,
Скоро твой путь
Преградит Черная река.
— Зачем мне возвращаться?
Я переплыву Черную реку.
— Вернись, девушка, вернись,
Пока не поздно.
— Нет, я не вернусь,
Я пойду до конца.
И вот они вышли к Черной реке, переправились на тот берег и зашагали дальше. Потом человек снова запел:
— Девушка, у которой
Я купил кокосовое масло,
Вернись домой!
— Вернуться домой?
Нет, я пойду дальше.
— Послушайся меня,
Девушка, вернись,
Скоро твой путь
Преградит Кровавая река.
— Зачем мне возвращаться?
Я переплыву Кровавую реку.
— Вернись, девушка, вернись,
Пока не поздно.
— Нет, я не вернусь,
Я пойду до конца.
Раскинулась перед ними Кровавая река. Опять они переправились на тот берег и зашагали дальше. Наконец пришли к дому, где жил человек. Он похвалил Абео за выносливость и неутомимость и отдал ей деньги за масло. Потом велел идти в огород, где у него росли тыквы-горлянки.
— Там есть очень красивые, яркие и пестрые горлянки, а есть невзрачные на вид, одноцветные, серые,—сказал ей человек.—Ты сорви себе три серые горлянки. Одну разобьешь на перекрестке, где сходятся четыре дороги. Вторую возле своего дома, а третью — в комнате твоей матери, только сначала обязательно закрой дверь.
Но Абео не послушалась человека, она сорвала три самые красивые тыквы и ушла.
Когда она разбила на перекрестке первую тыкву, из нее вылетела туча разъяренных ос и ну жалить Абео. Абео припустилась со всех ног бежать. Возле дома она разбила вторую тыкву — из нее выскочили огромные гориллы и злые макаки и накинулись на девушку с побоями. Абео все еще не потеряла надежду разбогатеть, потому она вбежала в комнату матери, захлопнула дверь и разбила третью тыкву. Кто же появился из нее? Гремучие змеи, львы и крокодилы, они набросились на мать с дочерью и сожрали их.
Вот какое зло — зависть, она навлекает гибель на тех, кто ею страдает.
Джинн был женат на злой и сварливой женщине, сущей ведьме — из тех, что называют диджаджо. Не выдержал он, сбежал от нее.
Бродяга был очень беден, ходил рваный и голодный. И у него жена оказалась диджаджо. И вот однажды наполнил он свой калебас водой и ушел. По дороге ему повстречался джинн. Оба они присели отдохнуть и завели разговор.
— Откуда идешь?—полюбопытствовал джинн.
— Из дому,— ответил бродяга.—Жена у меня настоящая диджаджо, вот я и удрал от нее.
— Понятно. Я тоже удрал от жены,— сказал джинн.— Так что мы с тобой товарищи по несчастью.
Они долго странствовали вместе, пока не добрались до города, обнесенного высокими толстыми стенами. У ворот джинн замешкался.
— Послушай, друг,—обратился он к бродяге.—Я знаю, что дочь Ламидо, правителя города, невеста на выданье. Я заберусь к ней в голову, и никто не сможет изгнать меня оттуда. Никакими заклятиями. Только при твоем появлении я выйду из ее головы. Тебе будут предлагать несметные богатства, власть, но ты не соглашайся. Скажи, что хочешь на ней жениться и ни на что другое не согласен. В конце концов она станет твоей женой. А я женюсь на одной из ее подруг. Пока ее родители не дадут своего согласия, не смей показываться мне на глаза — убью!
Перепугался бродяга, душа в пятки ушла, но возражать не посмел.
Как джинн сказал, так и сделал. Едва они вошли в город, он забрался в голову дочери тамошнего правителя. Начала она бесноваться, срывать с себя одежду. Сколько лекарей призывали — ни один не смог ее исцелить. Наконец все отступились. Тогда-то бродяга и пришел к правителю.
— Я берусь ее излечить,—вызвался он.—Но при одном условии — что ты отдашь мне ее в жены.
— Хорошо,—согласился отец больной девушки. Бродяга вошел в хижину, где она лежала, и велел снять с нее цепи, в которые ее заковали. Затем он побрызгал на нее водой из калебаса и прошептал несколько заклятий. Джинн тотчас же выскочил из ее головы и вселился в одну из подруг.
Вот так бродяга женился на дочери Ламидо.
Однажды пришел к правителю отец девушки, которой завладел джинн, и принялся упрашивать его:
— Вели своему зятю, чтобы исцелил мою дочь. Бродяга долго отнекивался, но в конце концов вынужден был согласиться.
— Хорошо,— сказал он.—Я излечу ее. Только я сделаю это за городскими стенами.
Девушку вывели за ворота. Бродяга переоделся в старые лохмотья, взял свой калебас и, подойдя к ней, громко сказал:
— Я тебя не вижу. Где ты?
А потом вдруг, повернувшись в другую сторону, завопил:
— Ой-ой-ой! Сюда бегут наши диджаджо. И моя и твоя! Пропали мы!
Устрашенный джинн, не оглядываясь, выскочил из головы девушки и пустился наутек, только его и видели. Удрал и бродяга. Жаль ему было покидать красивую молодую жену и богатство, но он боялся, как бы джинн не возвратился.
Жили на свете муж и жена. Прошло уже несколько лет, как они поженились, а детей у них все не было и не было. Муж очень страдал, что жена ему досталась бесплодная, и наконец решил попросить о помощи колдуна. Колдун сварил кашу с волшебным зельем и дал ему, но предупредил, что всю кашу должна съесть жена, пусть муж к ней даже не прикасается. А если хоть кусочек случайно попадет ему на руку, пусть он ни в коем случае не слизывает его, а тотчас же бежит к воде и хорошенько вымоет руку. Муж поблагодарил колдуна и сказал, что, конечно же, он ни за что не станет пробовать кашу.
Идя домой, он споткнулся о камень, выронил из рук горшок, тот разбился, и каша вывалилась на землю. Муж глядел на нее как зачарованный — никогда в жизни он не видел такой удивительной каши: жирная, ароматная, вот, наверно, вкусная-то! Попробовать бы... Нет, нельзя, колдун не велел, разве можно его ослушаться. А если все-таки лизнуть языком?.. Так он стоял и сам с собой спорил.
Наконец не выдержал — уж очень был велик соблазн,— взял чуть-чуть пальцем и попробовал. Потом стал собирать кашу в горшок для жены. Но каша ему до того понравилась, что половину он съел сам.
Так и случилось, что оба они забеременели, и жена и муж. Беременный мужчина — вот чудеса-то, вот потеха! О таком никто никогда и не слыхивал.
Живот у мужа начал расти. Он встревожился — неужто там и в самом деле ребенок? Но ведь он мужчина, как же он будет рожать? Опять он пошел к колдуну, который сварил ему кашу с зельем, и стал просить, чтобы тот вызволил его из беды.
Но колдун ему ответил:
— Я же предупреждал тебя, что каша для твоей жены, тебе нельзя есть ни крошки. Ты меня не послушал, а теперь поздно, я уже ничего не могу поделать. Так-то, друг, что посеешь, то и пожнешь.
Давным-давно жило на свете племя, которое считало, что рождение близнецов предвещает несчастье. Поэтому всех близнецов сразу же убивали или относили в лес на съедение зверям. Так приказывал вождь селения, называемого Серки.
И вот однажды в одной семье родилось два брата — оба крупные, красивые, со светлой кожей. Все, кто видел младенцев, восхищались их крепостью и красотой и в то же время горевали, что такие замечательные дети должны погибнуть. Родители решили во что бы то ни стало спасти своих сыновей, пусть даже им самим придется расстаться с жизнью.
В положенное время вождь призвал к себе родителей и повелел им убить детей. Родители отказались. Вождь разгневался и прогнал родителей с глаз долой, пусть убираются из деревни и никогда больше не возвращаются. Муж и жена согласились, собрали свой скарб, взяли близнецов и ушли. Семья поселилась в лесу.
У близнеца, которого назвали Айбой, была на лбу темная родинка, у другого было две родинки на лбу, и ему дали имя Сайба. Братья росли сильные, ловкие, красивые. Они вместе играли, вместе работали, вместе охотились, очень любили друг друга и никогда не расставались.
Однажды, идя по лесу, они увидели, что на земле лежит человек, возле него лужа крови и весь он с ног до головы покрыт ранами. Братья испугались и хотели убежать, но раненый слабым голосом позвал их. Братья пожалели несчастного и решили помочь ему.
Человек сказал им, что его ранили во время битвы между жителями Серки, того самого селения, из которого изгнали родителей близнецов, и другим племенем.
— Враги вот-вот победят нас,— сказал он.—Мне пришлось оставить поле боя, я больше не мог сражаться. Прошу вас, возьмите этот амулет и пойдите к людям моего племени, помогите им, иначе им не выстоять.
И с этими словами раненый испустил дух.
Сайба и Айба знали, что они родом из Серки, и потому решили помочь его жителям. Они пошли к отцу с матерью и объявили им о своем решении. Отец воспротивился.
— Вождь не примет вашей помощи, даже на глаза к себе вас не пустит. Когда вы родились, он приказал вас умертвить, а после того как мы отказались, изгнал из деревни.
Но братья твердо стояли на своем и непременно хотели идти на подмогу своему племени. Мать их поддержала, и в конце концов отец согласился.
Итак, братья пошли воевать за свою родную деревню. Айба встал во главе одного отряда, Сайба во главе другого. Они сражались отважно и храбро и не только освободили всех жителей Серки, которых враги взяли в плен, но и отняли всю награбленную добычу. Среди освобожденных пленников оказалась и дочь вождя. Наконец враги с позором бежали, оставив поле брани за Айбой и Сайбой и их воинами.
В честь победы племя устроило пир. В разгар застолья один из жителей Серки заметил, что среди них сидят два незнакомца. Ему объяснили, что это те самые храбрецы, которые принесли им победу. Дядя близнецов попросил вождя и всех тех, кто был на пиру, приглядеться к молодым людям, ведь они им явно знакомы.
Но никто так и не узнал братьев. Тогда дядя близнецов напомнил, что когда-то в их деревне родилось двое близнецов, один с одной родинкой на лбу, другой с двумя, что родители отказались умертвить детей и за это семью изгнали из деревни.
— Наши храбрые воины и есть те самые близнецы,— заключил он.
Вождю стало стыдно, он горячо просил прощения у близнецов за свою жестокость, и те его простили. После пира вождь велел принести богатые подарки для родителей братьев и послал с близнецами целый отряд воинов передать, что просит их вернуться в деревню. К всеобщей радости родители согласились, переехали с сыновьями в деревню и стали жить там, окруженные любовью и почетом, сам вождь всегда с ними советовался.
С тех пор люди уверовали, что рождение близнецов приносит счастье.
Все пять пальцев на руке — братья. Почему же Большой палец стоит отдельно от всех остальных? Да потому что он сам так захотел.
Однажды родители куда-то ушли, и младший из братьев, Мизинец, сказал, что хочет есть. Безымянный ему ответил:
— Потерпи, вот вернется мать и всех нас накормит.
— Еще чего — ждать! — возразил Средний палец.— Пойдемте лучше к соседям, найдем у них чего-нибудь.
— А вдруг хозяин нас увидит, что тогда? — спросил Указательный.
— Вы идите, если хотите, а я дома останусь,— сказал Большой палец.
С тех пор Мизинец, Безымянный палец, Средний и Указательный всегда рядом, а Большой палец от них врозь.
Жил некогда человек, который больше всего на свете любил куриные яйца.
Однажды купил он риса, цыплят и отправился к своей невесте. Она сварила рис, поджарила цыплят и позвала своих подруг. Это был настоящий пир! Когда все поели, посмеялись, поговорили, девушки разошлись и влюбленные остались одни.
Но тут из угла комнаты, из-за большого кувшина-канари, вышла, кудахча, курица. Жених заметил ее и сразу смекнул: «Там, в углу, за кувшином наверняка ее гнездо. И в гнезде наверняка — куриные яйца!»
Он ни о чем другом не мог больше думать, так ему захотелось яиц. И тогда он сказал невесте:
— Прости, я должен уйти!
Напрасно она его удерживала, напрасно уговаривала. Ему оседлали его коня, но перед тем как уйти, он сказал девушке:
— Пойди подержи моего коня! А я пока попью воды на дорогу.
Девушка вышла из хижины. А он бросился в угол за кувшин-канари, собрал все яйца из гнезда несушки и спрятал их себе под рубашку.
Вышел он из хижины со своей хрупкой добычей, простился с девушкой и стал осторожно влезать на коня. И тут одно яйцо выкатилось у него из-под рубашки. А за ним — второе, а за ним — третье и еще четвертое.
— Ох, что это такое падает, мой возлюбленный? — вскричала девушка.
— А, не обращай внимания,— ответил жених.— В это время года у нас в деревне все мужчины несут яйца.
Была у Иджапы-черепахи прекрасная белая лошадь необыкновенной красоты. Когда он восседал на этой лошади, все смотрели на него восхищенными глазами, и сердце его преисполнялось гордостью. Вместо того чтобы работать в поле, он разъезжал целыми днями на своей лошади. Заедет, бывало, на городскую рыночную площадь и с упоением слушает, как люди говорят: «Важная, видать, особа». А если окажется в деревне, скачет прямо к дому вождя, ожидая торжественной встречи. И всякий раз его ожидания оправдывались. Вожди устраивали в его честь пышные пиры, укладывали спать на богатое ложе, а утром с почестями провожали. Никогда еще Иджапе не жилось так хорошо.
Однажды заехал он в город Васима. Красуется на своей лошади перед жителями, а они ахают: не иначе как важный торговец или доблестный воин, возвращающийся с поля сражения. Дошла весть о появлении незнакомца и до правителя города — оба. Иджапу приняли приветливо, с подобающим почетом. Отвели в дом для гостей, накормили. А когда наступила ночь, сказали:
— Спи спокойно. Мы позаботимся о твоей лошади.
Но Иджапа попросил:
— Пусть она останется здесь, в доме для гостей.
— Но такого еще никогда не бывало.
— Мой конь для меня все равно что родной брат. Мы всегда спим в одной комнате.
Остался конь со своим хозяином. Среди ночи конь вдруг стал громко хрипеть. Иджапа зажег светильник, подошел к коню и увидел, что он уже мертв.
— Мой конь! Мой прекрасный белый конь умер! — закричал он.
Прибежали члены семьи оба.
— Не убивайся так,— сказали ему,— все лошади рано или поздно умирают.
Однако Иджапа не унимался. Он вопил так громко, что в конце концов разбудил самого оба, и тот пришел узнать, в чем дело.
— Да не голоси ты так! — сказал он Иджапе.— Я отдам тебе одну из моих лошадей.
Немного погодя привели прекрасного коня. Успокоился Иджапа, поблагодарил оба, и тот вместе со всей своей семьей отправился к себе. При свете плошки Иджапа пристально разглядывал своего нового коня. И вдруг громко запричитал:
— Боже, как я страдаю! Боже, как велика моя потеря! Снова прибежали слуги. За ними и вся семья оба.
Но сколько ни утешали Иджапу, он продолжал заливаться слезами. Наконец оба спросил: '
— Почему ты рыдаешь? Ведь тебе подарили нового коня, не хуже старого.
Но Иджапа возразил:
— Как мне не рыдать? Твой дар и впрямь прекрасен. Так же прекрасен был и мой старый конь. Если б он не умер, у меня стало б целых два коня. А теперь только один.— И он зарыдал пуще прежнего.— Боже, какое горе! Какое несчастье! Горькая моя судьба!
Никак не могли его утешить. Наконец оба сказал:
— Ну, если уж ты так сильно терзаешься, я удовлетворю твое желание — подарю еще коня. Только ради бога замолчи, весь город из-за тебя не спит.
Слуги привели еще одного коня, такого же прекрасного, как и первый. Иджапа перестал кричать, поблагодарил оба за его доброту. Все разошлись и опять легли спать. Не спал только Иджапа. Все думал, какое счастье ему привалило. Был один конь, а теперь целых два.
Тут взгляд его упал на дохлого коня, и он снова заголосил:
— Какое горе! Какое несчастье!
Снова собрались обитатели дворца. И снова оба утешал его:
— Хоть и велика твоя потеря, ты должен взять себя в руки. На то ты и мужчина. Нельзя же вечно горевать по мертвой лошади.
— Никак не могу унять свою печаль,— сказал ему Иджапа.— Как взгляну на мертвого коня, так вспомню, что всего несколько часов назад он был жив. Как тут удержать слезы? Будь он жив, у меня сейчас было бы три коня.
Оба устал, был рассержен, но приказал привести еще одного коня.
— Ну, теперь ты счастлив? — спросил он.— У тебя целых три коня. Так что замолчи наконец, а мы пойдем спать.
Только все заснули, Иджапа снова завопил:
— Какое горе! Какое несчастье!
Тогда оба приказал слугам отнять у Иджапы трех коней и вытолкать его взашей. И не стало у него ни одного коня. Пошел он пешком, как простой человек, и с позором вернулся в родную деревню. А ведь выезжал как важная особа!
Близко ли, далеко ли жили в одной деревне два лентяя, ленивее на всем белом свете не сыскать. И заспорили они в один прекрасный день, кто же из них ленивее. До драки б дошло, кабы не так ленивы были. И решили они состязаться: кто дольше проспит.
Созвали деревенских старейшин, чтобы спор их рассудить. Пришел домой первый лентяй, стал к долгой спячке готовиться: развел в очаге большущий огонь, улегся и крепко заснул. И не почуял, что долетели искры до соломенной крыши, занялась она, и запылал дом. Спит лентяй, беды не ведает. Уже к ногам пламя жадное подбирается. Всполошилась деревня — заживо сгорит лентяй! Давай спасать! Кое-как вытащили из горящего дома, у самого ноги уже тлеют, а он знай себе посапывает. Закричали люди:
— Проснись! Очнись, лежебока! Проснулся лентяй да еще ворчит:
— Чего раньше времени подняли? Только разоспался, весь сон разогнали!
На следующий день и второй лентяй в спячку. В дом не пошел, испугался, во дворе лег. Спит он, спит, а ветер тучи черные нагнал, и зарядил дождь. Да такой сильный, что скоро все дороги в реки превратились, ни пройти, ни проехать. Подхватил поток спящего и к морю понес, а тот даже не пробудился. Навстречу ему рыбина великая. Посмотрела, подивилась и — ам! — проглотила соню. Вильнула хвостом и дальше поплыла. На беду, мимо той деревни путь ее лежал. Ну и поймали ее рыбаки. Тяжеленная рыбина — не поднять. Вспороли ей брюхо, глядь, а там их сосед-лентяй, спит себе, похрапывает. Закричали тут люди:
— Вставай! Все на свете проспал! Потянулся тот и говорит:
— Чего спать не даете? Не успел глаз смежить — будите!
Призадумались старейшины: кого же из двух ленивцев победителем признать?
Жили когда-то Самба-с-Гор, Самба-с-Равнины и Садингале — Самба-Отовсюду. Все они были охотниками, и у каждого была своя собака. Охотились они порознь, каждый в своих угодьях.
Самба-с-Равнины отправился в саванну и охотился весь день. Дичи было много, охота оказалась удачной. Набил он газелей, антилоп и к вечеру сделал привал под огромным баобабом. Тот баобаб был так стар и толст, что вокруг его ствола нужно было идти целую неделю.
Самба-с-Равнины развел костер и начал жарить себе на ужин целую антилопу. Но не знал он, что внутри этого баобаба живет злой дух со своею собакой.
Выскочила собака из баобаба, хотела отхватить кусок антилопы. Но Самба-с-Равнины ударил ее палкой и прогнал.
— Кто ударил мою собаку? — завопил злой дух.
— Я ударил твою собаку, — ответил охотник. Выскочил злой дух из баобаба, и началась у них борьба. Одолел злой дух охотника, оглушил, ударил о землю, а потом подвесил к ветви баобаба за волосы. И вместе с ним — его собаку.
Самба-с-Гор охотился не один, а два дня. Он добыл много дичи, много коз, трех буйволов и леопарда. К вечеру пришел он со своей добычей к баобабу и воскликнул:
— Вот так баобаб! И листва-то какая густая! Здесь я и заночую.
Он развел костер и начал жарить себе на ужин целого буйвола. Но тут выскочила собака злого духа и попыталась отхватить кусок буйволятины. Самба-с-Гор прогнал ее палкой.
Тут же выскочил злой дух, закричал:
— Это ты ударил мою собаку?
— Я ударил, — ответил охотник.
И началась у них борьба. Боролись они долго, но злой дух все-таки одолел. Оглушил он охотника и подвесил к ветви баобаба за волосы. А вместе с ним — его собаку.
Остался только один Садингале — Самба-Отовсюду. Он сказал:
— Раз мои друзья не вернулись, я пойду на охоту завтра.
На другой день он отправился охотиться. Он убил тридцать слонов. Пятнадцать привязал к своему поясу, а пятнадцать связал и взвалил на голову и пошел обратно. Так дошел он до баобаба. Но хоть и быстро он шел, его вши съели дочиста пятнадцать слонов, привязанных к поясу.
Свалил Садингале оставшиеся пятнадцать слонов в свой походный котелок, поставил его на огонь, начал варить себе похлебку на ужин. Когда похлебка была готова, выскочила собака злого духа и хотела утащить одного слона. Охотник так наподдал ей, что она взвилась и застряла на вершине баобаба.
Вылез злой дух, взревел:
— Кто тронул мою собаку?
— Я тронул, — ответил охотник.
Бросился на него злой дух и началась у них схватка не на жизнь, а на смерть. До самой ночи сражались они. Но все же Садингале одолел злого духа и подвесил его к самой высокой ветви баобаба за волосы.
Переночевал Садингале, отдохнул. А наутро вырвал с корнем баобаб, взвалил на плечо и домой зашагал.
Возле своей деревни увидел он старуху, которая собирала арахис,— груди землю бороздят, зад кверху торчит. Не удержался Садингале и со всего размаху ударил старуху по заду баобабом, на ветвях которого висели Самба-с-Равнины, Самба-с-Гор и злой дух со своей собакой.
Обернулась старуха, удивилась:
— Что за муравей укусил меня в зад? Ай-яй-яй!
Чья находка?
Повстречались однажды на дороге трое и решили дальше идти вместе. Один нес в руке котомку, в которой лежали кушанья, завернутые в пальмовый лист. У другого тоже была котомка, и в ней — хлеб из кассавы[4], тоже завернутый в пальмовый лист. А у третьего была только собака, которая бежала рядом с ним по тропе. Шли они, шли, а потом захотелось им есть. Сели они на тропе, и те двое, что несли котомки, развернули пальмовые листья. Тот, у которого была сваренная еда, сказал:
— С чем же мне все это есть? У меня ведь нет хлеба.
Путник, у которого был с собой хлеб из кассавы, сказал:
— Хлеб-то у меня есть, а вот кушаний никаких. А третий сказал:
— У меня ни кушаний, ни хлеба нет, одна только собака. Но ведь мы так долго шли вместе, а по обычаю, путники делятся своими припасами. И отцы нас тому учили.
Сели они рядом и съели всю снедь приготовленную и весь хлеб из кассавы, остались одни пустые пальмовые листья, в которые была прежде завернута еда. Листья они забросили в кусты, и пес, что сидел в сторонке, покуда путники ели, кинулся за листьями и стал их вылизывать.
А мужчины снова пустились в дорогу. Немного погодя хозяин пса сказал:
— Пес-то мой поотстал, еще и не найдет нас. Пойду позову его, а вы нас подождите.
— Пойди сходи за своим псом, а мы вас дождемся, — согласились его спутники и сели у тропы.
Вернулся хозяин пса к тому месту, где они полдничали, а пса нет. Стал он искать в кустах, куда они забросили листья, — видит, его пес обгладывает останки слона. Он отогнал пса, взял себе слоновий бивень, и вернулись они с псом к своим попутчикам.
— Пес мой в кустах нашел кости слона, — сказал он им. — Вот дойдем до придорожной деревни, я продам там бивень и отблагодарю вас за еду, которую у вас съел.
Спутники его насупились.
— Не можешь ты продать бивень, — сказал один из них, — это ведь часть слона, который по праву принадлежит мне. Мои кушанья были завернуты в пальмовый лист, а его я бросил в кусты. Не брось я его в кусты, не найти бы тебе слона. Вот и выходит, что слон принадлежит мне!
— А как ты узнал, за чьим листом побежал пес — за твоим или за моим? — спросил второй спутник. — Всякому ясно, что побежал он за хлебом из кассавы, а хлеб был мой. Значит, и слон этот не твой, а мой!
— Неправильно вы оба говорите, — вступил в спор обладатель бивня. — Пес-то ведь шел со мной, и слона нашел он, а за чьим листом он побежал — какое это имеет значение? Нет, этот слон — мой!
Но те двое не согласились с ним.
— Мы ведь поделились едой и с тобой, и с твоим псом и ничего у тебя взамен не просили. Не накорми мы тебя, ты и идти бы не смог. Тогда мы и без тебя нашли бы слона. За еду, что ты съел, мы у тебя ничего не просим, но присваивать слона ты не имеешь права.
Так они спорили и спорили и все никак не могли прийти ни к какому решению. Может, и сейчас еще спорят, кто знает. А как вы считаете, чей слон?
Однажды три друга шли по дороге и нашли мешок денег. Они очень обрадовались и взяли деньги себе.
На окраине города друзья остановились отдохнуть. Они были очень голодны и решили подкрепиться. Достали из мешка несколько монет и послали самого младшего в город за провизией.
Когда он ушел, один из оставшихся предложил другу убить третьего и поделить деньги пополам — ведь так им больше достанется. Друг подумал и отказался. Но тот настаивал, убеждал, твердил, что никто об их злодействе не узнает, соблазнял богатством. В друге разгорелась жадность, и он в конце концов согласился.
Тем временем младший из друзей купил в городе еды и двинулся в обратный путь. Шел, шел, и вдруг точно какой-то голос стал нашептывать ему в ухо: «А ведь можно их обоих убить, тогда все деньги достанутся мне». Но другой голос тотчас произнес: «Да как ты мог такое подумать! Совершить преступление, пролить кровь!» Два голоса стали спорить, но в конце концов голос алчности победил голос совести, и юноша вернулся в город, купил яду и отравил еду. «Скажу им, что я поел по дороге и больше не хочу, — решил он. — Они отравятся, умрут, а денежки все мне достанутся».
Два друга приготовили тяжелые дубинки и ждали третьего. Когда он пришел и стал вынимать из мешка еду, они ударили его по голове, он и слова не успел промолвить, упал и умер. Совершив свое черное дело, они начали есть, но едва проглотили несколько кусков, как упали мертвые. Так три приятеля убили друг друга собственными руками, и деньги не достались никому.
Жили когда-то три умельца.
Один так лягался, что все его боялись, и его изгнали из деревни.
Второй был таким ловкачом, что его тоже изгнали.
А третий был таким силачом, что и его изгнали.
Встретились они, рассказали друг другу о своих несчастьях и подружились. Пошли они вместе искать себе место, где бы поселиться. Долго шли через лес, потом по саванне. И одолела их жажда. Нигде не могли они отыскать ни ручья, ни речки. Остановились, начали совещаться. И решили:
— Пусть каждый проявит свое умение. Иначе мы умрем от жажды.
Первый подпрыгнул, ударил пяткой в землю, и на том месте, куда он ударил, образовалась яма, со дна которой забил родник, — целый водоем с прозрачной водой!
Второй наклонил этот водоем, чтобы все трое могли напиться в свое удовольствие.
А когда все напились, третий взвалил водоем себе на плечо и сказал:
— Возьмем-ка его с собой, чтобы воды у нас всегда было вдоволь.
Скажите, кому из троих умельцев отдать предпочтение?
Жили в одной деревне трое юношей, звали их в народе Ловкий, Меткий и Набожный. И впрямь, один в ловкости равных себе не имел, другой стрелял без промаха, третий в молитве преуспел. А избранницы их жили в другой деревне — край неблизкий. И порешили раз юноши суженых к себе в деревню привести. Тронулись в путь. Идут они и видят — течет на пути речка. Перешли ее вброд, благо она пересохла почти. Добрались до деревни, где их невесты поджидали. Устроили пир горой, четыре дня и четыре ночи веселье не смолкало, а на пятое утро собрались друзья в обратную дорогу.
Дошли до речушки. Смотрят: она вспучилась, из берегов вышла, бурлит, клокочет. Стали путники гадать, как на ту сторону переправиться. Один предложил даже вспять повернуть, да не согласились товарищи.
И надумал каждый свою удаль испытать. Первым вышел к реке Набожный со своею невестой. Преклонил колени и начал молиться истово. Разверзлись воды бурные и пропустили Набожного с его суженой. И вновь заклокотала, забурлила река.
Настал черед Меткого. Выпустил он стрелы из лука, и легли они точно одна в другую, словно мост через пучину перекинулся. Перебежал на другой берег Меткий, невесту на руках перенес. И обрушился мост из стрел в воды быстрые, снова закипела река.
Подошел и Ловкий. И так и сяк пробует — не получается. Раззадорился, изловчился, обвил ногами-руками невесту, оттолкнулся, что было мочи, и прыгнул. Подняло их высоко над потоком, пронесло далеко — до самого берега. И так все перебрались через реку целыми-невредимыми. Только вот вопрос: кто же из друзей больше отличился?
Эта история про состязание на ловкость и силу. Слушайте!
У одного вождя было три сына, очень хороших сына, и все они славились как замечательные наездники. Надумал отец поделить между ними свое имущество, но все никак не мог решить, кому из сыновей отдать большую долю. Позвал он старейшин и говорит:
— Я позвал вас рассудить по справедливости. Три моих сына покажут свою ловкость и силу, а вы решите, кто из них самый искусный, и ему я отдам большую долю того, чем владею.
Юноши оседлали коней и отъехали на некоторое расстояние от большого баобаба, который рос возле загона,— на этом баобабе они должны были показать свою сноровку и силу. Начал состязание старший сын. Он пустил своего коня в галоп, на всем скаку пронзил дерево своим копьем и проскочил на коне сквозь дыру, проделанную копьем. Старейшины и отец захлопали в ладоши—так им это понравилось. Юноша почтительно поклонился и отъехал в сторонку.
Настала очередь второго сына. Он подскакал к баобабу, чуть натянул поводья, и они с лошадью перемахнули через баобаб, не задев ни одной его ветви. И снова все захлопали—такое мастерство явил средний сын.
Как же младшему превзойти братьев? Сел он покрепче в седле, поскакал галопом к баобабу, ухватился за него да как рванет вместе с корнями из земли. Помахал он сначала баобабом перед отцом, а затем подъехал к старейшинам.. Все громко захлопали. Юноша поставил вырванное из земли дерево перед старейшинами, поклонился и отъехал.
Долго совещались старейшины и все никак не могли решить, кто же из братьев превзошел других в силе и ловкости. А вы как считаете?
Шел однажды человек по имени Байе через лесные заросли. Был он один и шел долго-долго, шел издалека. И очень оголодал. Зашел он в деревню. Там его так хорошо встретили, так сытно накормили, что Байе решил остаться. Взял он в жены девушку из местных и мирно прожил с ней много лет.
Но вот однажды, после обильной трапезы, вздумалось Байе пойти в лес нарубить толстых веток на ручки для мотыг. И не знал он, что в чаще развелось много хищных зверей, забредали сюда даже львы.
Едва углубился Байе в лес, ему вдруг дорогу заступил повелитель джунглей и грозно зарычал. От страха Байе наложил в штаны, затрясся и посерел. Лев шагнул к нему. Байе взвизгнул, подпрыгнул и исчез в густых зарослях колючего кустарника. Лев ходил, ходил вокруг, но никак не мог добраться до человека. Он сторожил его целую неделю, а потом ему надоело, и он ушел восвояси.
Байе сидел среди колючек и не знал, благодарить ему судьбу или проклинать, потому что выбраться он не мог и уже ослабел от голода.
Проходил как-то поблизости охотник. Байе услышал шаги человека, окликнул его:
— Эй, кто там идет?
— Я.
— Кто—я?Что здесь делаешь?
— Я охотник. Ищу в лесу дичь.
— Друг мой охотник, помоги мне, вызволи меня отсюда!
— А как ты туда попал, в эти колючие заросли?
— Рыжий страх загнал меня сюда.
— Ах так? Значит, рыжий страх и вызволит тебя оттуда.
— Как это так?
— Сейчас увидишь.
Охотник набрал сухой травы и обложил ею заросли колючего кустарника. А потом внезапно запалил сухую траву со всех сторон. Взметнулось рыжее пламя! От страха Байе бросился вперед головой, сам не понял, как продрался сквозь колючки и выскочил из зарослей.
Охотник встретил его веселым смехом. Они обнялись и с тех пор стали большими друзьями.
Сказ мой про вождя, про его колдовской браслет, про молодого красавца, про его жен да про их неразумных детей. Так слушайте!
Жил-был вождь, знатный да богатый, и любил он больше всего на свете играть в игру бо. Всякого гостя с собой играть усаживал, а надо сказать, играл он прескверно, потому и проигрывал. Победителю в награду давал поносить на два дня свой золотой браслет, но с условием: потеряет гость браслет—голову долой.
Но браслет тот был не простой, а колдовской. Признавал он только запястье вождя, а с чужого, как ночь придет, так и соскочит незаметно и катышком, катышком прямо в озерцо, там его поутру вождь и вылавливал. А гостя жизни лишал, дескать, не выполнил уговор. И вскоре совсем с вождем в бо играть перестали — кому охота с жизнью расставаться!
Раз пришел в деревню юноша, ликом красив и сердцем добр. Зазвал его вождь к себе. Была у него дочь, молодая да пригожая. Увидела юношу—влюбилась без памяти. И, зная об отцовском коварстве, наказала юноше не играть с ним в бо.
— Сядешь играть да выиграешь—не сносить тебе головы. А проиграть не удастся—хуже отца еще никто не играл.
Не внял наказу юноша, сел играть с вождем. И конечно, выиграл. По обычаю, дает ему вождь браслет, по обычаю же, и об условии говорит.
Ночью, как и водится, сполз колдовской браслет с руки—только его и видели. Понял юноша поутру, что стряслось, да поздно. Дай хоть попрощаюсь с невестой своею, думает. Рассказал ей все, лишь головой покачала девушка.
— Не послушал ты совета моего, не поверил мне! Да что теперь об этом толковать, бежать надо! Схоронимся на твоей сторонке, там нас отец не достанет!
Прихватила девушка пожитки кое-какие и в дорогу со своим суженым отправилась.
Бегут они, бегут, силы на исходе, подкрепиться бы надо, не то догонит стража. Видят: поле, в том поле люди, и несет им девушка снедь в корзине. Стала дочь вождя ту девушку упрашивать, продай да продай. Та и говорит:
— Продать не продам, для пахарей обед несу. Но ты по душе мне пришлась, а еще больше—спутник твой. Коли с собой меня возьмете и муж твой меня женою назовет, накормлю!
Делать нечего, пришлось беглецам соглашаться. Утолили они голод и снова в путь. И девушка с ними.
Бегут они, бегут, снова силы на исходе, напиться бы, да. вблизи ни ручейка, ни колодца. Все сильнее жажда, все жарче солнце палит. Тут навстречу девушка с кувшином — работникам в поле воду несет. Бросились к ней обе жены, умоляют за любые деньги хоть глоток продать. А она в ответ:
— Денег мне не надо, только люб мне муж ваш. Коли возьмете меня третьей женой—напою.
Делать нечего, согласились беглецы. Напились и вчетвером дальше побежали. Долог ли путь их был, короток ли, только пришли они на берег широкой реки. А переправы нет. Как быть? Идти брод искать? А по пятам за ними воины вождя, вот-вот настигнут, пропали, видать, беглецы. Смотрят, а по реке лодка быстрая бежит, гонит ее проворным веслом девушка. Кликнули—мол, все, что хочешь, проси, только на другой берег переправь—а она и говорит:
— Не нужно мне ваше злато, не нужно добро всякое. Переправлю вас на другой берег, только пусть муж ваш и меня в жены берет.
Чего тут думать-гадать, согласились они, сели в лодку, в один миг на другом берегу очутились, не догнать их теперь. Спасся юноша от коварного вождя.
Много воды утекло в той реке с тех пор. В мире и согласии жил спасенный со своими четырьмя женами. А у них разум быстрый, руки умелые, вскорости богатство и благоденствие в доме их воцарилось. И родила каждая по сыну.
Раз ушел их муж возлюбленный на охоту, и приключилась с ним беда. Укусила его змея, и умер он в одночасье. И завета никакого не оставил. Как же меж детьми наследство разделить? Говорит сын первый:
— Кабы не моя мать, не уберегся бы отец от коварного вождя. Она его бежать подговорила.
Говорит второй:
— Кабы не моя мать, умерли б они с голоду по дороге. Она отца накормила.
Говорит третий:
— Кабы не моя мать, умерли б все от жажды. Она отца напоила.
И четвертый не отстает:
— Кабы не моя мать, догнали б их воины вождя. Она отца на лодке перевезла.
Итак, каждая из четырех жен спасла жизнь мужу. Так чьему же сыну наследство по праву принадлежит?
С детства дружили Бала и Диуме, вместе играли, никогда не разлучались. Выросли—предложил Бала Диуме замуж за него пойти, да заупрямился отец девушки — согласия не дает. Но разве это помеха, только окрепла любовь их. Диуме на других юношей и смотреть не желает. А удалась она пригожей, от женихов отбою нет, только всякому отказ выходит. Так и оставалась Диуме без мужа, все верность своему Бала хранила. А чтобы почаще его вспоминать, взяла к себе его сестру младшенькую.
Возгордился Бала от такой верности. Сидит, бывало, с дружками-приятелями, хлещет пиво да похваляется:
— Моя Диуме и не взглянет ни на одного мужчину. Никто ей не мил, кроме меня. Так что без толку женихи ее порог обивают, сохранит мне Диуме верность.
И дошли его хвастливые речи до самых глухих деревень, везде прознали про верность Диуме. И вознамерились некоторые проучить Бала.
Один юноша решил увести красавицу Диуме. Пришел он в ее деревню, смотрит, сидит при дороге старуха.
— Скажи-ка, бабушка, где тут живет верная Диуме?— спросил юноша и протянул старухе золотой.
Указала она ему дом Диуме, поблагодарила и вздохнула.
— Напрасна щедрость твоя, напрасно и путь такой прошел. Диуме и смотреть ни на одного мужчину не хочет—один Бала ей люб.
Лишь усмехнулся юноша, не внял словам старухи, пошел к дому Диуме. Заслышала она шаги, не успела служанку послать разузнать, кто и зачем явился, глядь, а гость незваный уже на пороге стоит.
— Премного наслышан о тебе, Диуме. Говорят, ты на мужчин и смотреть не желаешь, верность хранишь своему Бала. Но не зря же я издалека шел, не зря отыскать тебя хотел и теперь, раз нашел, уведу с собой. Вот тебе двадцать золотых — со мной ты заживешь безбедно.
Испугалась сперва Диуме—уж больно напорист гость, но быстро в руки себя взяла.
— Уходи, незнакомец, подобру-поздорову, пока мой возлюбленный тебя не видел! А увидит—живым тебе отсюда не выйти.
Услышала разговор этот младшенькая сестренка Бала, та, что у Диуме в доме жила. Побежала она что было мочи за Бала. А тот, беспечный, сидит пиво пьет.
— Брат, поспешай! Явился издалече странник, хочет Диуме с собой увести.
Молвил самоуверенный Бала:
— Не видишь, что ли, мужчины делом заняты, а ты с какой-то чепухой лезешь? Вы уж, друзья мои, не взыщите, мала она еще, сама, поди, не понимает, о чем толкует.
Не отступает малышка, брата теребит. Не вытерпел он наконец, пошел за ней к дому Диуме.
— Чей это шакалий вой слышу я в доме?
— А чей это шакалий вой слышу я на подворье?—отвечал самозванец.
Распахнул Бала дверь, набросился на соперника. Бились они, бились, ни один верх взять не может. Всю силушку свою положили, уж дышат едва, а ни один не сдается. Шепчет тут сестренка Бала:
— Отойди, братец, в сторонку, дай мне с врагом расправиться.
Отошел Бала, ударила раз кулачком своим маленьким сестра, и наземь свалился гость незваный. Выволок его Бала со двора, пришел тот в себя да убрался восвояси.
Вскорости еще один странник в деревне объявился. И тоже — к Диуме свататься. И ему старуха при дороге повстречалась, дал он ей пять золотых.
— Спасибо, добрый человек. Богат ты, видать, и щедр. Коль и Диуме, не скупясь, одаришь—получишь ее в жены. У Бала ни злата, ни серебра столько нет.
Смело вошел юноша в деревню. Повстречал у входа служанку Диуме, а та ему и говорит:
— Коли жизнь тебе, странник, дорога, поворачивай. Чужакам сюда вход заказан.
Дал ей странник десять золотых и попросил кланяться госпоже. Подивилась служанка его щедрости и храбрости, передала поклон Диуме. Крепко призадумалась верная Диуме: «Если уж служанке моей он десять золотых не пожалел, значит, безмерно богат. Значит, и меня ждет богатство и довольство».
И приказала впустить гостя.
Приветствовал он Диуме так:
— Хоть живу я далеко отсюда, но и до наших краев дошла весть о твоей красоте и верности. И решил я отыскать тебя во что бы то ни стало. Захочешь—озолочу, захочешь—любого ради тебя одолею. Никого не страшусь. Дам тебе все, что ни пожелаешь. Садись со мной на коня, поедем в мои края.
И не выдержала верная Диуме.
— Что ж, будь по-твоему. Не люб мне больше Бала! Много ль доброго он мне сделал? — Вскочила в седло к страннику, и были они таковы.
Да только разговор их подслушала маленькая сестренка Бала. Бросилась к брату—он, как бывало, все с друзьями за пивом дни коротает.
— Поспешай, братец, беда! Увез странник твою Диуме! Не поверил Бала.
— До чего ж надоела ты мне! Оставишь ли когда-нибудь меня в покое? Сама не понимаешь, о чем толкуешь! Неужто найдется на белом свете мужчина, с кем Диуме убежать бы согласилась?!
— Поспешай, братец, пока не поздно!—твердит ему сестра.—Сбежала твоя Диуме, неверной на деле оказалась.
Бала—домой, видит, правду сестренка сказала. Разъярился Бала, поклялся, что либо беглянку отыщет, либо вовсе домой не вернется. Схватил меч, оседлал коня и поскакал в погоню.
Ветром мчит, коня не щадит, и стал он Диуме и ее нового избранника догонять. Увидела Диуме, говорит своему спутнику:
— Гонится за нами презренный Бала. Ни за что к нему не вернусь. Если случится вам драться, во что бы то ни стало одолей его.
Поравнялся Бала с беглецами, кричит Диуме:
— По своей ли воле ты так поступила?
— По своей!—Диуме отвечает.
— Неужто такова твоя воля, чтоб меня предать и с чужеземцем убежать?—не верит ушам своим Бала.
— Сказала же: на все моя добрая воля! А теперь отправляйся-ка восвояси, а не то не сносить тебе головы, во прах обратит тебя мой возлюбленный.
Не отступил Бала. Стали лошади как вкопанные, спешились всадники, повесил новый избранник Диуме бурдюк с водой на сук и меч обнажил... И Бала к бою изготовился, да только его меч возьми и переломись надвое! Чужестранец рад-радешенек, надвинулся на Бала, мечом замахнулся, а тот тоже—пополам! Сошлись врукопашную. Никак один другого не одолеет. Видит Диуме: без ее помощи не обойтись. Соскочила наземь, схватила Бала за ноги и повалила. Вмиг скрутил его новый жених, крепко-накрепко руки-ноги связал.
— Бросим его здесь да дальше поедем,—предложил он Диуме.
— Ну уж нет!—за все решила отомстить Диуме.—Разведем костер и сожжем его!
И заплясали-заиграли вкруг несчастного Бала огненные языки.
Решил жених Диуме жажду утолить. Снял бурдюк с дерева, глядь—а оттуда змея ядовитая! Ужалила его, и упал он наземь бездыханный. А змея оборотилась вдруг сестрой Бала! Весь путь с беглецами была, своего часа дожидалась. Бросилась она к брату, с костра сняла, руки-ноги развязала.
А Диуме лежит на земле, своего возлюбленного оплакивает. Подошел к ней Бала.
— Ах, Диуме, Диуме! Изменила ты мне. Так я на твою верность полагался, а ты меня предала! Не стану я тебя бить, не буду жизни лишать, а отвезу в нашу деревню, пусть все люди на неверную полюбуются. И наказанье тебе такое определю: жить тебе до скончания дней незамужней.
Взмолилась несчастная Диуме:
— Лучше убей меня, чем позорить! Как мне теперь в деревню возвращаться? Люди ж пальцами начнут показывать, насмехаться. Дай мне лучше умереть здесь!
Но непреклонен Бала. Должно наказать такое вероломство—другим неповадно будет. Отошла безутешная Диуме в сторону, села и говорит:
— Ни за что с места не сдвинусь!
И не успела это промолвить, как в большой гриб превратилась.
И по сей день, встретится вам гриб в лесу, щелкните по шляпке пальцем, мол, привет, Диуме! Он непременно вам в ответ кивнет.
Жил некогда человек по имени Али, и хотелось ему больше всего белый свет повидать, в дальних краях удачи поискать. И говорит он жене однажды:
— Завтра в дальний путь отправляюсь. Поброжу по белу свету, авось и повезет в чем.
Не хотела жена его отпускать, но слова не сказала поперек — вольному воля.
Поутру ушел Али из дому куда глаза глядят. По пути нанимался всякую работу справлять, чтоб с голоду не умереть. У одного хозяина поработает чуток — дальше идет, у другого задержится — и снова в путь. Так едва ли не полсвета обошел, всякого насмотрелся, да и деньжонок подкопил. Как раз хватило, чтобы верблюдов купить.
Идет он со своими верблюдами, а навстречу путник.
— Приветствую тебя! — говорит.
— И тебе привет! — Али отвечает.
Потолковали о том о сем, а на прощанье путник и говорит:
— Подари мне что-нибудь, я тебе совет дам, не прогадаешь.
Отдал ему Али одного верблюда. И сказал ему путник:
— Попадется тебе река, первым вброд не ходи, пусть другой кто сперва попытает.
Поблагодарил его Али и пошел своим путем. Долго ли, коротко ли был он в пути, только повстречался ему еще один путник. И тоже говорит:
— Подари мне что-нибудь, я тебе совет дам, не прогадаешь.
Расстался Али и со вторым своим верблюдом. Предупредил его путник:
— Случится тебе отдыхать, не ложись под дуплистым деревом.
И его поблагодарил Али. Идет дальше. Идет себе, идет, а навстречу — мальчик.
— Подари мне что-нибудь, Али,— говорит,— я тебе совет дам, не прогадаешь.
Отдал ему Али последнего верблюда.
— Наберись терпения,— сказал мальчик,— разгневаешься — гнев не выказывай.
— Спасибо тебе! — поблагодарил Али и дальше путь держит. Вскорости попались ему двое погонщиков, гнали они тридцать верблюдов.
— Пойдем с нами,— говорят,— втроем легче управиться.
Согласился Али, и погнали они верблюдов втроем — на каждого по десять. Вот подошли к реке. Широко разлилась, поля прибрежные затопила. Разделся один из погонщиков, в воду полез. Да в омут угодил — только его и видели. Поостереглись Али и другой погонщик, стали брод в безопасном месте искать.
Перебрались через реку, смотрят, перед ними лес дремучий. А день уж к вечеру клонится, да и устали они изрядно, вот и решили в лесу на ночлег стать. Расстелил погонщик циновку под большим дуплистым деревом, а Али, памятуя о совете, на опушке место выбрал. В полночь выползла из дупла змея гремучая и погонщика ужалила, жизни лишила. Поутру увидел Али, что стряслось, погоревал-погоревал, да делать нечего— пошел спрашивать, не знает ли кто, откуда погонщики родом и куда верблюдов гнали. Надо же чужое добро вернуть. Одного спрашивает, другого, третьего — никто ничего не знает. Стал Али терпение терять. Да спохватился вовремя.
И погнал всех верблюдов в родные края, истосковался он по дому, по жене. И она ему обрадовалась несказанно.
— Что белый свет повидал — хорошо, но куда лучше, что целым-невредимым домой воротился,— говорит.
— И не просто целым и невредимым,— Али отвечает,— но и удачу свою сыскал. Мне ее верблюды принесли.
И зажил Али с женой безбедно и согласно.
Жил в маленьком городке один человек, и была у него дочь красоты несказанной. Подошло время ее замуж выдавать, стали женихи свататься, удалые, пригожие, да только отец красавицы ни одному не рад, получше, мол, дочка сыщет. Съезжались отовсюду знатнейшие из знатных, достойнейшие из достойных, и всяк себя лучше другого выставляет — лишь бы руки красавицы добиться. Только напрасно — отец одно твердит: «Получше жениха себе дочь сыщет». Отступились женихи, отчаялись — легче звезду с неба достать, чем красавицу сосватать.
А она и сама не рада, что все так оборачивается, и у матери сердце за дочь болит. И давай они отцу выговаривать, дескать, негоже так привередничать. Устыдился в конце концов отец и решил поехать на ярмарку высокородных женихов и выбрать своей дочери мужа. Втайне поклялся он богу Опа, что не станет привередничать, первый встречный на ярмарке и наречется избранником дочери. Опрометчиво поклялся, не подумал, что самый первый может оказаться не самым достойным.
Лишь ближайшему другу поведал о своей клятве. А тот по секрету своему племяннику, красавцу принцу, тоже безуспешно сватавшемуся за красавицу. Прознав о клятве, юноша пустился на хитрость. Переоделся в волчью шкуру и ранехонько заявился на ярмарку. Отец красавицы тоже приехал пораньше, глядь, а навстречу волк! Вот те на! Вот тебе и первый встречный!
— Горе мне, горе! — только и простонал несчастный отец.
Не нарушать же клятву. Бог Опа все видит, и суд его суров — страшная и позорная смерть ждет отступника. Делать нечего, повел отец своей дочери «самого достойного» жениха — волка.
А красавица с матерью сидят, разоделись, ждут не дождутся обещанного жениха. Только смотрят, едет отец не с принцем, не с вельможей знатным, а с волком! Ну кричать, ну стенать, да слезами горю не поможешь. Думает девушка: возьму волка в мужья — помогу отцу клятвы не преступить, откажусь — позор падет на мою голову. Видит она, как отец с матерью убиваются, пожалела их и согласилась за волка замуж пойти.
Повел ее волк в джунгли, да только до лесу дошли, скинул он шкуру волчью и предстал пред девушкой прекрасный принц. Отправились они не в чащу лесную, а в роскошные хоромы.
И ладно зажили молодые, отец с матерью на них не нарадуются. Вот ведь как бывает: и волк в дом счастье принести может.
Пришли в деревню под вечер двое странников. Сперва, как положено, к вождю — с приветом и просьбой приютить на ночь. Сказал вождь:
— Вы — мои гости, а гостям у нас всегда рады! Особый дом для них стоит, там и переночуете, там вас и покормят. Помните лишь, что есть у нас старый-престарый обычай: каждого, кто захрапит, предают смерти. Крепко помните об этом, случись вам во сне захрапеть — больше не проснетесь!
Напутствовал их так вождь и проводил к дому для гостей. Стали путники спать укладываться. Среди ночи как засопит, как захрапит один: «Уфф-хха, уфф-хха!»
Слышит его товарищ: со двора уж другие звуки доносятся: «Дзынь-дж, дзынь-дж!» То селяне ножи вострят. Вспомнил странник о древнем обычае, стал друга будить, а тот знай себе сопит да храпит пуще прежнего: «Уфф-хха, уфф-хха». Начал ему товарищ подпевать, и сложилась такая песня:
Уфф-хха, уфф-хха,
Мы пришли издалека.
Здесь нас на ночь приютили,
Напоили, накормили,
Отдышаться нам пора,
Уфф-хха, уфф-хха.
Громче и громче пел он, так что храпа и не слышно. Слушали-слушали селяне песню, и так она им понравилась, что принесли барабаны, стали подпевать и в пляс пустились. Вся деревня танцевала и веселилась до зари.
Утром странники пришли к вождю попрощаться, за ночлег благодарить. Пожелал им вождь счастливого пути, да еще и денег дал.
— Это награда за песню. Вы принесли в нашу деревню праздник. Спасибо.
Тронулись приятели в путь. И разгорелся у них спор: как деньги разделить. Тот, что храпел, говорит:
— Большая часть по праву моя. Спи я тихо и спокойно, не сочинить бы тебе песню, посему и награды бы не было.
Отвечал его спутник:
— Верно. Не храпи ты ночью, не сочинить бы мне песню. Но не забывай, кабы не песня моя, тебе бы головы не сносить. Селяне уже ножи точили, тебя порешить собирались. Так что отдай ты большую часть мне.
Спорили они, спорили, так к согласию и не пришли. Как же их рассудить?
Жили в деревне Бонтуку трое юношей. И каждому досталось в наследство по одной волшебной вещице: одному — зеркальце, что ни пожелаешь, все в нем увидишь, другому — веер из чудесных перьев, взмахнешь — и враз в любом месте очутишься, третьему — хлыст-чудобой, хлопнешь над умершим — тот вмиг оживет.
Все трое были без памяти влюблены в красавицу Нсию, дочь вождя, но всем отказал ее отец.
— Рано вам о женитьбе думать. Какие вы мужчины? Только одежду мужскую носите, а делами достойными пока не отличились. Проявите себя, докажите истинное свое мужество, посмотрю, кто преданнее всех мне служит, того и выберу в мужья дочери.
И отправились все трое к морю, там скорее испытать себя на деле можно. Ни в пути, ни в работе не разлучались. Достанет, бывало, первый зеркальце, на родную деревню Бонтуку любуется, на красавицу Нсию да друзьям обо всем докладывает.
Вот раз смотрит он в зеркальце и видит — Нсия бездыханная лежит, вся деревня ее оплакивает. Вскричал юноша:
— Братья, умерла наша Нсия! Лежит в доме, и вся деревня слезы горючие льет. Нам поспешать домой надо — кому ж хоронить нашу возлюбленную! — И зарыдали все трое безутешно.
Собрались было домой, да вспомнил тут второй юноша о веере своем волшебном и говорит:
— Пешком нам вовремя не поспеть, держитесь крепче, братья, за меня, авось донесет нас всех веер.— И взмахнул им над головой.
Глазом моргнуть не успели юноши, как в родной деревне Бонтуку оказались, прямо у дома вождя, увидели мертвую красавицу — пуще прежнего зарыдали.
И тут третий юноша достает свой хлыст-чудобой. Повел им три раза над головой Нсии и воскликнул:
— Очнись! Нсия!
И ожила девушка, как ни в чем не бывало поднялась.
Подступили к красавице юноши.
— Вот и проявили мы себя, любовь свою доказали. Решай, Нсия, кто из нас самый достойный, самый любящий. Того и бери в мужья.
Думала, Нсия, думала, ничего не надумала, судили-рядили все в Бонтуку, так и не рассудили. Кто ж все-таки достойнейший избранник?
Жил в стародавние времена торговец Океке. Каждый день спозаранку отправлялся он на базар, накупал товару и потом разносил по округе. Жил с ним по соседству еще один торговец, шутник и проказник, каких поискать.
Однажды вернулся он с базара раньше Океке и прямехонько к нему домой. Жена того, Укбала, подумала, что муж вернулся, обед собрала, а сама по хозяйству хлопочет, кто пришел — не видит. Сел хитрый сосед за стол да весь обед и съел.
Воротился домой Океке.
— Подай-ка поесть, жена! — кричит.
— Да я ж тебя уже потчевала! — жена ему в ответ. Стали они тут ссориться, правду искать. Да всяк при своем остался.
На следующий день снова проказник сосед Океке опередил, снова жена его за мужа приняла, снова, подвоха не чуя, обедом накормила. Поел сосед и был таков.
— Почему обед еще не готов? — осерчал Океке, вернувшись.
Изумилась Укбала и огорчилась несправедливости такой. Снова они повздорили.
И на третий день соседу неймется: опять к обеду подоспел, выждал, когда Укбала отлучится, и съел все, что она мужу приготовила. Опять Океке без обеда остался, опять давай жене выговаривать. Пуще прежнего разъярился.
— Не нужна мне такая жена нерадивая. Иди-ка ты прочь!
Схватил ее наряд свадебный да башмачки, бросил все в маленькую лодку, жену туда посадил и от берега лодку оттолкнул. А река широкая, полноводная, течение быстрое. Вмиг утлый челн подхватило и унесло, только и видел его Океке.
Несет река Укбалу день, несет два, и видит она: рыбаки на берегу сеть починяют. Кликнула она на помощь, бросились рыбаки в воды быстрые, спасли Укбалу-изгнанницу, ее платье и башмачки свадебные.
Говорит ей один рыбак:
— До чего ж ты статна и пригожа. Будь моей женой!
— Нельзя мне никак,— наотрез отказалась Укбала.— Домой я путь держу, в края родимые.
Не стали неволить ее рыбаки, и пошла Укбала дальше. День идет, два идет, наконец добралась до отчего дома.
— Отец,— говорит,— дозволь и мне торговым делом заняться.
Тот согласился, дал ей денег. Накупила Укбала товаров, стала по деревням разносить. И вскоре она и сама стала в довольстве жить.
А у Океке тем временем дела все хуже и хуже. В долги залез. И дом отдал, да только все без толку.
Отправился он куда глаза глядят, то в одном месте побирается, то в другом. Добрался он и до городка, где Укбала жила. И случилось им на базаре повстречаться. Признала Укбала в оборванце мужа своего, и дрогнуло ее сердце. Повелела слуге к себе в дом оборванца привести. Да только и там Океке не признал ее. Наказала Укбала слуге помыть и постричь гостя, накормить-напоить его досыта и спать уложить.
Исполнил слуга все, что госпожа приказала. А Укбала нарядилась в платье свадебное и башмачки и мимо Океке прошлась — авось узнает. И только она с ним поравнялась, заскрипели, зашептали волшебные башмачки: «Укбала и Океке. Укбала и Океке».
И горько зарыдал Океке.
— Откуда эти башмачки у тебя? — спрашивает.
— Мои они, со дня свадьбы мои. Неужто не признал ты меня, Океке? Я жена твоя, помнишь, посадил ты меня в челн и пустил по реке полноводной?
Воззрился на нее Океке в страхе. Как казнил он себя за содеянное! Да только поздно горевать.
— Не бойся меня! — Укбала его успокаивает.— Денег у меня сейчас предостаточно. Хочешь — оставайся, будь, как и встарь, мужем моим.
И остался Океке. Зажили они с Укбалой славно и ладно, и вновь к Океке удача в делах торговых вернулась.
Давным-давно жила в одной деревне девушка по имени Бинта. Была она горда и строптива. Ни с кем Бинта не дружила, подруг у нее не было, и всех юношей она прогоняла с презрением.
Когда девушки, ее одногодки, собирались плясать при луне, Бинта уходила к себе и никто не мог ее выманить из дому. Зато после полуночи, когда игры и пляски кончались и усталые девушки расходились по домам, Бинта одна выбегала на деревенскую площадь, плясала, хлопала в ладоши и пела:
Нет никого — я не грущу,
Я одна пляшу!
Нет никого — ночь да луна,
Я пляшу одна.
И так в одиночку плясала она каждый раз.
Многие юноши влюблялись в стройную Бинту. Но она всем отказывала. И вот один смелый юноша фула сказал себе: «Я женюсь на Бинте! Что бы она ни делала, что бы ни говорила, а быть ей моей женой!»
Поговорил юноша со своими друзьями, и они согласились ему помочь: очень им хотелось проучить строптивую Бинту!
Поговорил юноша с родителями Бинты, и они тоже согласились ему помочь. Бинте давно уже пора было выйти замуж, а она все привередничала!
Дождался юноша ночи, и, когда девушки вышли плясать при луне на деревенской площади, нарядил он своего лучшего друга в лохмотья и шкуры, нацепил на него погремушки и колокольчики, надел ему на голову страшную маску с рогами. Стал его друг похож на чудище лесное, страшилище ночное. Объяснил ему юноша фула подробно, что надо делать, а сам ушел к себе в хижину и стал ждать.
Наплясались девушки при луне и разошлись по домам. После полуночи выбежала на площадь Бинта и снова, как всегда, начала кружиться, хлопать в ладоши и петь:
Нет никого — я не грущу,
Я одна пляшу!
Нет никого — ночь да луна,
Я пляшу одна.
И тут, в самый разгар ее пляски, выскочило из темноты чудище лесное, страшилище ночное, загремело погремушками и колокольчиками и завыло глухим диким голосом:
Конг-конг, бинто-чинто!
Донон ищет Бинту!
Конг-конг, чинто-бинто!
Я ищу гордячку Бинту!
Услышала это Бинта, увидела чудище-страшилище и в ужасе бросилась бежать. А страшилище — за ней!
Прибежала девушка к хижине своей матери и начала просить:
Мама, мама, открой мне дверь!
Мама, сжалься, впусти меня скорей!
Чудище гонится за Бинтой твоей,
Страшное чудище, не человек и не зверь!
А из темноты уже слышался звон колокольчиков и глухой дикий голос:
Конг-конг, бинто-чинто!
Донон ищет Бинту!
Конг-конг, чинто-бинто!
Я ищу гордячку Бинту!
— Я сама боюсь Донона!— ответила Бинте мать.— Беги к своему дружку!
Но Бинта побежала к отцу.
Отец, отец, открой мне дверь!
Отец мой милый, впусти меня скорей!
Чудище гонится за Бинтой твоей,
Страшное чудище, не человек и не зверь!
Но и отец не впустил Бинту.
— Беги к своему дружку! — сказал отец.— Только он тебя спасет!
Побежала Бинта к своему брату, от брата к замужней сестре, от сестры к другим родичам, но никто не впустил ее, никто не открыл ей дверь. А чудище-страшилище все преследовало Бинту по пятам.
И тогда гордячка Бинта в отчаянии бросилась к юноше фула. Сразу открыл он ей дверь, схватил ружье и выстрелил в чудище. Завопило оно диким голосом и умчалось в темноту, гремя колокольчиками и погремушками.
Провела Бинта ночь с влюбленным в нее юношей. А наутро сказала:
— Я не вернусь ни к матери, ни к отцу. Я нашла себе мужа по сердцу. Мужа, который любит меня и ничего не боится!
Жил в одной деревне очень богатый и очень скупой человек, и не было для него большей радости, чем считать и пересчитывать свое золото. Хранил он его в мешочках, которые прятал в потайном месте, и каждый вечер доставал все мешочки, чтобы полюбоваться на свое богатство и еще раз все пересчитать.
Прослышал про богатея один предприимчивый воришка и решил, что надо ему урвать хоть толику этого золота. С этой целью он познакомился с богатеем, вошел с ним в дружбу и вызнал все его привычки, а затем как-то вечером, когда богатей имел обыкновение пересчитывать золото, спрятался в темном углу у него в доме. Богатей вышел на минутку за чем-то, вор сцапал два мешочка с золотом и давай деру.
Обнаружив кражу, богатей чуть не помер с тоски. Он сразу же смекнул, кто украл, однако никаких доказательств у него не было, и тогда он обратился к судье, который славился у них в округе своим умением распутывать самые сложные дела. Услышав об этом, вор испугался и немедля обратился за помощью к человеку, который славился своим хитроумием.
Хитроумный внимательно выслушал рассказ вора о том, как все произошло, а потом сказал ему:
— Я тебе в этом деле помогу, но прежде чем дать тебе совет,— а он наверняка вызволит тебя из беды,—ты должен пообещать отдать мне после суда половину золота, которое ты похитил у богача.
Вор охотно согласился на это условие и молил лишь об одном: чтобы хитроумный поскорее преподал ему спасительный совет.
— Ну хорошо, слушай, как надо сделать. Перед тем как отправиться в суд, взлохмать себе волосы, в тот день не умывайся и оденься в какое-нибудь тряпье. А веди себя так, будто начисто лишился рассудка. Тебя спрашивают, а у тебя на все один ответ: «Бе-е, бе-е». Блеешь, как козел, и все тут. Ни словечка не произносишь. Если ты не скажешь ни слова и будешь изображать сумасшедшего, судья не сможет ни в чем признать тебя виновным.
Вор исполнил совет в точности: на суд он явился в ужасном виде и вел себя как безумный. И на каждый вопрос, который ему задавали, ответ был один: «Бе-е, бе-е!» Судья не мог ничего выяснить и наконец, разгневавшись, прекратил разбирательство, так ничего и не добившись. А вор, ликуя, отправился домой вкушать удовольствия от неправедно добытого богатства.
Назавтра пришел хитроумный к вору, чтобы получить с него половину похищенного золота. Вор встретил его у входа в хижину, а когда советчик потребовал обещанное вознаграждение, в ответ только заблеял: «Бе-е, бе-е». Понял хитроумный, что его провели, и отправился восвояси, не получив за свой совет ни единой монеты. Шел он от хижины вора, а вслед ему неслось: «Бе-е, бе-е...»
Самой мудрой среди всех зверей и животных считается Черепаха. И вот однажды Черепаха решила собрать всю мудрость, какая есть в мире, сложить ее в тыкву-горлянку и повесить на дерево.
Долго она трудилась, но наконец исполнила свое намерение, собрала всю мудрость, какую только нашла, и сложила ее в тыкву-горлянку. Горлянку она привязала себе на шею и полезла на дерево, чтобы повесить. Тыква висела у нее на груди и мешала, Черепаха свалилась, но снова начала взбираться на дерево и снова свалилась. Так повторялось много раз.
Неподалеку сидел Человек и наблюдал за Черепахой. Наконец он подошел к ней и сказал:
— Эх ты, а еще считаешься самой мудрой среди всех зверей! Перекинь тыкву на спину, она и не будет тебе мешать, а так ты нипочем не влезешь.
Черепаха перекинула горлянку на спину и без труда влезла на дерево — ведь теперь ей ничто не мешало. И тут Черепаха расстроилась: оказывается, она не всю мудрость собрала в свою горлянку, много ее еще осталось в мире. Видно, всю и не собрать, да и не вместит ее сосуд из тыквы. И что самое обидное, Человек-то, судя по всему, мудрее Черепахи.
Да, даже умнейшие из нас порой совершают глупости.
Однажды на пышном зеленом лугу паслась Коза. Вдруг до ее слуха донеслось рычание. Коза оглянулась и увидела клетку, а в клетке — Льва. Она хотела убежать, но Лев жалобным голосом просил ее подойти. Коза приблизилась к клетке.
Изголодавшийся Лев стал умолять Козу отпереть дверцу и выпустить его. Коза сказала, что не доверяет Льву — вдруг он задерет ее и съест. Но Лев клялся, что не причинит ей никакого зла, что он будет ей всю жизнь благодарен, и Коза в конце концов отомкнула клетку и выпустила Льва.
Оказавшись на свободе, Лев горячо поблагодарил Козу за услугу. Но едва Коза успела сделать несколько шагов прочь, как он уже решил ее съесть — ведь неизвестно, попадется ли ему сегодня какая-нибудь добыча, а он уже так давно голодает, можно и с голоду умереть. Лев набросился на Козу и схватил ее.
Коза была потрясена вероломством Льва.
— Я же спасла тебя, выпустила из клетки, так-то ты меня отблагодарил!— закричала она.
В это время мимо них проходил Человек.
— Что у вас за спор?— спросил он. Коза ему все рассказала.
— Где клетка?— спросил Человек.
— Вон стоит,— показала Коза.
— Давайте вот что сделаем: подойдем к ней и вы мне покажете, как все было, тогда я смогу рассудить, кто из вас прав, а кто виноват,— сказал Человек.
Итак, все трое подошли к клетке.
— Стало быть, это та самая клетка и есть?— еще раз спросил Человек.
— Да, та самая,— подтвердил Лев.
— И ты в ней сидел? В какой позе? Лев показал.
Человек вошел в клетку и сел.
— Так?
— Нет, совсем не так,— возразил Лев.
— Тогда войди сам и покажи,— приказал Человек. Лев вошел в клетку, но не успел он сесть, как Человек захлопнул дверцу и запер ее.
— Вот тебе достойное наказание за неблагодарность,— сказал он Льву.— А ты, Коза, запомни,— продолжал он,— нельзя помогать всем без разбору. Хищник он хищник и есть, от него добра не жди.
— Скажи-ка мне, друг, когда идет на ущерб луна? — накатываясь на берег, спросил у Гольяна Прилив.
— Не приставай ко мне,—ответил Гольян, — а то я сейчас умру от жажды. Я ищу, где мне напиться.
Прилив очень удивился.
— Что за чушь ты несешь, Гольян? — сказал он. — Ты ведь живешь в воде, а ищешь, где напиться?
— Но ты накатился и спросил меня, когда идет на ущерб луна, — отвечал Гольян. — Луна поднялась, и ты поднялся; ты ведь с ней связан, с Луной, а я тут плаваю, в глубине, и вижу лишь ее бледное отражение. Ты говоришь, что я несу чушь, а сам-то что спрашиваешь?
Начнем рассказ о том, как Калао стала черной.
Жил давным-давно человек, у которого было четыре жены — Цесарка, Курица, Куропатка и Калао. Когда жены готовили мужу еду и приносили, он приказывал все унести и выбросить собакам. Ел он только то, что готовила ему Калао, и даже знать не хотел, что еда, приготовленная другими женами, была вкусней и лучше.
И вот пришло время, и у каждой из жен родился ребенок.
Однажды, когда женам надо было работать на полях, они оставили своих детей каждая в своей хижине и перед уходом наказали мужу:
— Если дети расплачутся, накорми их. Еду мы оставляем в хижинах. Поедят малыши и успокоятся.
С этими словами они ушли. Ребенок Курицы вдруг заплакал.
Муж вошел в хижину Курицы, попробовал соуса, который та приготовила, и удивился:
— Ох-ох-ох! До чего же вкусный! Вот уж не ожидал! Потом покормил ребенка и вышел.
Вскоре заплакал ребенок Цесарки. И в ее хижине муж отведал соуса, и он тоже ему очень понравился. Опять он покормил ребенка Цесарки и вышел.
А потом расплакался ребенок Куропатки. И снова муж зашел в ее хижину, отведал соуса, приготовленного Куропаткой, и нашел его превосходным. Дал поесть ребенку и вернулся к себе.
Тут разревелся ребенок Калао. Муж побежал в ее хижину, попробовал ее соуса и чуть не выплюнул. Этот пресный, грубый соус и сравнить нельзя было с теми, которые готовили остальные жены. А ему приходилось есть эту дрянь каждый день! Но что мог он сделать теперь?
Когда все жены вернулись домой, он не сказал им ни слова.
Вечером Калао, как обычно, приготовила ужин и принесла его супругу. Но тот велел выбросить все собакам.
За ней вошла Куропатка со своим любимым вечерним блюдом, за ней — Курица, за ней — Цесарка. Муж приказал запереть дверь и никого больше не пускать. И в тот вечер, и во все другие вечера он ел только еду, которую готовили ему эти три жены. А от Калао не принимал ничего.
Вскоре он сказал своим женам:
— Я отправляюсь в далекий путь. Когда увидите, что куриный насест совсем побелеет, знайте: мое возвращение близко!
И он ушел. Долго длились его далекие странствия. Но вот куриный насест совсем побелел, и муж вскоре вернулся. Он принес своим трем женам в подарок по жемчужному ожерелью, и только одной Калао он дал ожерелье из ракушек улиток.
Но Калао не знала, что подарил ее муж другим своим женам. Она бегала по двору, она злилась и металась. Вот забежала в хижину Цесарки и спросила:
— Что подарил тебе муж, когда вернулся? Промолчала Цесарка. Калао забежала к Курице. Но и та ничего не сказала.
На другой день все жены должны были идти за водой. Едва рассвело, Калао заглянула во все хижины и спросила Куропатку, Цесарку и Курицу:
— Вы пойдете сейчас с кувшинами к водоему?
— Да, пойдем, — ответили ей все три жены.
Они вышли со двора и пошли друг за дружкой к водоему.
Калао шла, пританцовывала, топала ногами и подпрыгивала, и ее ожерелье из ракушек улиток постукивало и звенело.
Вот пришли они к водоему, к деревенскому пруду. Калао быстро сбросила свою одежду, пань[5], и принялась еще веселее приплясывать, и ожерелье из ракушек улиток зазвенело еще громче. Куропатка, Цесарка и Курица, не торопясь, тоже разделись, и тут Калао увидела, что чресла их опоясывают ожерелья из красных жемчужин. Сердце ее раздулось от злости. Калао накинула одежду и побежала домой. Там она привязала своего ребенка за спину, поставила на голову свой черный от сажи котел и бросилась бегом к деревне своих родителей. Надо бы ей взглянуть на небо, тогда б она увидела грозовую тучу. Да котел мешал!
И вот, едва отбежала она от деревни, хлынул дождь! Колючки цеплялись за ее пань, и Калао кричала:
— Отцепись от меня! Нет у меня больше мужа, нет у меня свояков!
А дождь все лил и лил и смывал жирную сажу с котла. И текла сажа на Калао, и скоро вся она сделалась черной, как сажа.
Вот почему до сих пор Калао такая черная.
Голодная выдалась пора. Никакой еды во всей округе. Даже такой искусный охотник, как Ньянге, и тот ничего не мог раздобыть. Три дня он ходил по лесам в поисках какого-нибудь зверя, да так и пришлось ему возвращаться домой с пустыми руками.
Подходит он к своему жилищу и слышит: с высокого дерева, что растет возле самого его дома, несутся чьи-то громкие крики. Взглянул он наверх и видит: огромный Леопард застрял в развилке между двух сучьев.
— Помоги мне, добрый отец Ньянге! — кричит Леопард.
— Да как ты туда попал? Какая сила тебя забросила?
— Ты сперва вызволи меня из этой ловушки, а потом уж я расскажу тебе, как все случилось, — отвечает Леопард.
Ньянге был сильный и добрый человек, он помог Леопарду высвободиться, тот спустился с дерева и вот что рассказал:
— Это слон разбушевался от голода. Я хотел его успокоить, а он обхватил меня хоботом и забросил на дерево. Спасибо тебе, отец Ньянге, за то, что помог спуститься. Ты спас мне жизнь, но уж коли кто спас кому жизнь, то должен помочь и дальше. Я два дня просидел на дереве, и за все это время у меня во рту и крошки не было. Умоляю тебя, дай что-нибудь перекусить.
— Да где же мне найти еду для тебя? — спросил охотник.
— Ну хоть что-нибудь, хоть самую малость? — ныл Леопард.
Ничего не оставалось Ньянге, как отдать одну из своих собак. Леопард сожрал ее в одну минуту, а потом говорит:
— Ты мне только аппетит раздразнил. Теперь давай что-нибудь еще.
Ньянге отдал Леопарду и свою вторую собаку, а тому все мало.
— Я тебе все отдал, что имел, — сказал Ньянге. — Ничего у меня больше нет.
— Ну, если ничего больше нет, тогда я съем тебя самого, — говорит ему Леопард.
— Ах ты, злодей! — вскричал Ньянге. — Как же ты можешь такое сотворить? Ведь я спас тебе жизнь да еще отдал на съедение моих охотничьих собак, которые помогали мне добывать пропитание. Ах ты, неблагодарный!
И начали они спорить. Мимо ковыляла Черепаха, услышала их спор и говорит:
— Помолчите-ка минутку, сейчас я решу, должен Леопард съесть Ньянге или не должен. Только это чепуха какая-то: как же Ньянге умудрился снять тебя с дерева, Леопард? Не мог ты сидеть на этом дереве. Это невозможно.
Пришлось Леопарду показывать Черепахе, как это было: прыгнул он на дерево и снова застрял между сучьев. И тогда Черепаха сказала:
— Застрели его, Ньянге, потому что он неблагодарный дикий зверь. Хотел сожрать тебя — человека, который спас ему жизнь, да и сожрет, чего бы мы тут ни решили. Застрели его, Ньянге, и дело с концом.
Ньянге хорошенько прицелился и застрелил Леопарда.
Долгие годы прожил Оби со своей женой Нгози, а детей у них не было. Ничто не радовало Оби и Нгози. Наконец решил Оби попросить совета у колдуна.
— Если хочешь, чтобы я тебе помог, — сказал колдун, — принеси мне молоко буйволицы, слезы слона, львиный клык, хвост обезьяны и мозг льва.
Оби простился с женой и отправился в путь-дорогу. Навстречу — кролик. Рассказал ему Оби, что не знает, где раздобыть молоко буйволицы.
— Я тебя выручу, — сказал кролик и поскакал к знакомой буйволице.
— Здравствуйте, уважаемая, — сказал он ей. — Не хотите ли побегать со мной наперегонки? Или вам это не под силу?..
Обиделась буйволица и согласилась. Кролик, поднимая тучи пыли, запрыгал по густым зарослям. Буйволица вслепую побежала за ним и застряла в колючем кустарнике. Дергалась, дергалась, так и не выпуталась. Кролик позвал Оби, и он спокойно надоил молока.
Пошел Оби дальше. Смотрит, слон рыдает над телом умершего сына. Пришлось снова обратиться за помощью к кролику. Подбежал кролик к слону и говорит:
— О великий владыка, вашим слезам не пристало падать на землю.
Подставил кролик плошку, собрал слезы и отнес их Оби.
— Это еще не все, — признался ему Оби. — Мне надо бы добыть клык льва и хвост обезьяны.
Кролик вернулся назад к слону и сказал с сочувствием:
— Великий владыка оплакивает своего любимого сына, а тем временем львы и эти мерзкие обезьяны насмехаются над ним.
Разъярился слон. Двинулся он к ближайшему львиному логову и вызвал льва на поединок. В ожесточенной схватке лев потерял клык и бежал. Затем слон решил наказать обезьян. Как только те увидели слона, они бросились врассыпную, но слон мощным хоботом ухватил одну из них за хвост и оторвал его. Кролик упросил слона подарить ему львиный клык и оторванный обезьяний хвост и отнес их Оби.
— Ну, а теперь мне пора по своим делам, — сказал кролик.
Оби от всего сердца поблагодарил кролика, и они расстались. Сидит Оби, ломает голову, как достать ему львиные мозги. А мимо проходит осел.
«Попрошу-ка у него совета», — подумал Оби и отправился следом. Только собрался окликнуть осла, выпрыгнул на тропу лев, тот самый, что обломал клык в битве со слоном. С яростью ринулся он на осла, а тот лягнул льва изо всех сил копытами и раскроил ему череп. Так Оби добыл львиные мозги.
Возвратился Оби к колдуну и говорит:
— Выполнил я твое условие: принес и молоко буйволицы, и слезы слона, и клык льва, и хвост обезьяны. А вот и самое ценное — мозги льва.
— Молодец, — похвалил его колдун. — У тебя обязательно будет сын.
Смешал колдун все принесенное и приготовил снадобье для Нгози. Так родила женщина, у которой долгие годы не было детей.
Когда сын вырос, он привел к себе домой осла и кролика.
— Вы помогли отцу в трудную минуту, — сказал он, — теперь я буду помогать вам.
И он поил и кормил этих животных до самой их смерти.
Заяц с Вождем поспорили. Заяц сказал:
— Я со своей единственной женой приготовлю доло быстрее, чем ты со всеми своими женами.
Вождь ответил:
— Хвастун ты отчаянный! Как может твоя единственная жена сделать доло быстрее всех моих жен, и чтобы оно было готово раньше?
Ответил Заяц:
— А давай-ка попробуем!
И он поднялся и побежал к своей жене, которую звали Поко.
Он помог своей жене растолочь красное просо, которое уже проклюнулось и высохло, и помог ей натаскать сколько нужно воды.
Вождь тоже приказал своим женам растолочь просо и послал их за водой. И вот они с кувшинами-канари на головах отправились гуськом за водой.
Но хитрый заяц обогнал их всех и спустился в колодец со своей мандолиной.
Когда жены Вождя подошли к колодцу, он начал наигрывать на мандолине и запел:
Что за женщины пришли сюда?
Что за женщины пришли сюда?
Я возьму сейчас мандолину,
Заиграю, как никогда!
И буду играть и петь, тра-ля-ля!
И буду играть и петь, тра-ля-ля!
И буду играть и петь, тра-ля-ля!
Пока все они не запляшут!
Когда жены Вождя услышали треньканье мандолины, когда заслышали песенку Зайца, они начали спрашивать друг друга:
— Слышите? Слышите? Слышите эту песенку?
А Заяц все наигрывал на мандолине и пел:
И буду играть и петь, тра-ля-ля!
Пока все они не запляшут!
Тут жены Вождя бросили свои кувшины-канари и пустились в пляс вокруг колодца.
А Вождь все ждал и ждал их, и ждал понапрасну. Наконец он призвал слугу и послал узнать, почему его жены не возвращаются.
Слуга поднялся и побежал.
А в это время, пока жены Вождя плясали вокруг колодца, жена Зайца дома готовила доло.
Когда слуга добежал до колодца и приблизился, Заяц запел другую песенку:
Что за слуга прибежал сюда?
Что за слуга прибежал сюда?
Возьму я свою мандолину,
Заиграю, как никогда!
И буду играть и петь, тра-ля-ля!
И буду играть и петь, тра-ля-ля!
И буду играть и петь, тра-ля-ля!
Пока тот слуга не запляшет!
Слуга остановился, прислушался, а Заяц опять заиграл и запел свою песенку, и пел так лихо, что слуга ничего не спросил у женщин и сам вместе с ними пустился в пляс, кружась вокруг колодца.
Удивился Вождь:
— Что там делают мои жены? Почему не возвращаются? И где мой слуга?
Он отправил свою первую жену узнать, что случилось.
Но когда она пришла к колодцу и услышала песенку Зайца под мандолину, она тоже вошла в хоровод и пустилась плясать.
Тогда Вождь решил сам посмотреть, почему никто не возвращается..
Он вскочил на своего скакуна и помчался к колодцу.
Заяц услышал цокот копыт и запел по-другому:
Что за Вождь лихо скачет сюда?
Что за Вождь лихо скачет сюда?
Я возьму свою мандолину,
Заиграю, как никогда!
И буду играть и петь, тра-ля-ля!
И буду играть и петь, тра-ля-ля,
Пока Вождь не услышит меня,
Пока Вождь не соскочит с коня
И со всеми здесь не запляшет!
И он пел так весело и задорно, что Вождь соскочил с коня и пустился в пляс вместе со всеми.
И все они плясали, плясали, кружились и кружились.
А Заяц все пел и играл на мандолине, играл и пел...
Но вот он решил, что жена его уже успела приготовить доло, что она все уже сделала. И он замолчал. Не слыша больше песенки, не слыша звуков мандолины, танцоры остановились и с удивлением уставились друг на друга.
Вождь вспомнил, что послал женщин за водой, чтобы приготовить доло. Он приказал женщинам набрать воду, скорее идти домой, скорее готовить доло. И они заспешили, заторопились. А когда все ушли, Заяц вылез из колодца и по кустам, чтобы никто не заметил, добежал до дома. И страшно обрадовался, когда увидел, что его жена успела за это время приготовить доло!
Он поставил кувшин-канари с доло себе на голову, велел жене взять такой же кувшин с доло, и они отправились к Вождю.
Представ перед Вождем, Заяц сказал:
— Вот мое доло, Вождь! Я не только обещал, но и сделал: мое доло готово, оно в этих кувшинах. А твое готово? Где оно?
Удивился Вождь. Начал спрашивать Зайца, как это он успел так быстро. И Заяц рассказал Вождю, как его женщины отправились за водой к колодцу, как они услышали песенку под мандолину и, вместо того чтобы набрать воды для доло, принялись плясать и прыгать, прыгать и плясать. Потому они и не успели приготовить доло.
А под конец Заяц сказал:
— Вот почему я и поспорил с тобой, Вождь, что моя единственная жена приготовит доло скорее, чем все твои женщины!
Вождь не знал что ответить и сидел молча, словно ему рот зашили.
Так и кончается эта сказка.
Дождь шел днем, и дождь шел ночью. Дождь шел в начале недели, в середине недели и в конце недели. Дождь шел все время.
Обильные, частые ливни переполнили старицу. Дождевая вода размыла старое русло, на дне которого под слоем старого ила крепко спал в черной норе сом Конко, голая рыба с усами.
Вздулась старица, вышла из берегов, и большая волна унесла сома Конко далеко-далеко на бесплодную землю саванны.
Пришел вечер, воды старицы отступили тихонько в свое прежнее русло, оставив сома на песке. К счастью, множество дождевых ручейков и короткий разлив водоема увлажнили землю, и Конко-сом провел ночь хоть и не очень спокойно, но без особых тревог, под любопытными взглядами мигающих звезд.
Но вот звезды исчезли,— Конко-сом так и не успел понять их немой язык,— пропели вторые петухи, и подул свежий утренний ветерок. Начал Конко уже засыпать — и вдруг почувствовал острую боль в левом усе.
Открыл Конко-сом глаза и увидел рядом со своим песчаным ложем куропатку Воло. Это она ухватила его за ус своим крепким коротким клювом.
А Воло-куропатке просто нечего было делать. С тех пор как пошли дожди, воды было вдоволь повсюду, и Воло уже не приходилось бегать до самой старицы для утренних омовений. Вот она и не знала, чем заняться в утренний час.
Еще до восхода солнца просыпалась куропатка Воло и расхаживала повсюду, бегала везде, носилась где попало, пробуждая всех своим надоедливым резким криком и треском крыльев, громким треском, похожим на треск маиса на огне. Всех будила она до рассвета, и своих соседей, и случайных путников, остановившихся отдохнуть в саванне на ночь.
Увидела Воло-куропатка слезу в глазах Конко и решила, что сом наконец проснулся. Выпустила она его ус из клюва и сказала:
— Братец мой Конко, мы давно не виделись! Я надеюсь, ты провел ночь спокойно?
Было это приветствие слегка ехидным, но Конко-сом еще не совсем очнулся от дремоты и ехидства не заметил. А потому он ответил вежливо и любезно, как полагается всякому воспитанному сому:
— Да, спасибо, я провел ночь в мире с тобой.
— Извини уж меня, что я тебя разбудила так рано и так невежливо,— сказала тогда куропатка Воло.— Приглашаю тебя позавтракать. Пойдем с этой песчаной земли на поля, где зреет или уже созрел урожай. Пойдем поедим всяких вкусных вещей вволю! Пойдем поворуем на крестьянских полях!
— Поесть? Что мы можем там поесть? Воровать? Что мы можем там своровать?
— Просо, мой милый родич! Маис, фасоль, арахис, мой милый родич!
— Я не могу пойти на поля. Мне туда не добраться. И я ничего не могу там сделать, даже поесть не смогу.
— Я одолжу тебе все, что понадобится. Все, что ты только захочешь.
— У меня нет лап.
— Я тебе одолжу!
— У меня нет когтей.
— Я тебе одолжу!
— У меня нет клюва.
— Я тебе одолжу!
— У меня нет крыльев.
— Я тебе одолжу!
— У меня нет перьев.
— Я тебе одолжу!
Куропатка Воло одолжила сому Конко все, чего ему не хватало, чтобы отправиться завтракать на поля крестьян.
И вот оба они на ухоженном поле, где уже созрел урожай.
Принялись они носиться от куч маниоки с медово-сладкими корнями к метелкам маиса, от маиса к стеблям со сладкой фасолью.
Время от времени куропатка Воло поднимала голову, настораживалась и оглядывалась.
Уже много раз воровала она урожай у людей и зверей и всегда была настороже. Она хорошо слышала и далекий неясный шум, и каждый легкий подозрительный шорох, и глубочайшее безмолвие.
Куропатка Воло, едва-едва вылупившись из яйца, уже знала, как и куда ей бежать от малейшей опасности. Лучше всего она различала мерную, тяжелую поступь крестьян и почти неслышный шаг осторожных охотников.
И на этот раз, услышав хорошо знакомую ей мерную поступь хозяина поля, крестьянина Кеба, куропатка Воло вытянула шею, еще раз прислушалась и закатила глаза.
— Верни мне все, что я тебе одолжила! — закричала она Конко-сому.— Верни мне тотчас и лапы, и когти, и крылья, и перья.
Конко-сом вернул куропатке лапы и когти, крылья и перья и остался посредине поля совсем голый.
А Воло-куропатка подхватила свое добро, оперилась и взлетела перед самым носом крестьянина Кеба.
— Пррри-веттт!
Хозяин поля, крестьянин Кеба, вытаращил глаза, когда увидел усатую рыбу Конко на грядке с фасолью.
— Что это? Рыба кормится на моем поле?
И тогда Конко-сом пожаловался ему тихим голосом:
На твоем я поле,
Да не по своей воле!
Куропатка пришла ко мне,—
Теперь она улетела,—
Сказала: «Пойдем кормиться на поле!»
Я ответил ей: «У меня нет лап».
«Я тебе одолжу»,—сказала она.
Я ответил ей: «У меня нет крыльев».
«Я тебе одолжу»,— сказала она.
Я ответил ей: «У меня нет когтей».
«Я тебе одолжу»,— сказала она.
Я ответил ей: «У меня нет перьев».
«Я тебе одолжу»,— сказала она.
Привела меня куропатка Воло,
На твоем я поле,
Да не по своей воле.
А Воло улетела,— пррри-веттт!
Пел Конко-сом очень тихо, и очень нежно, и очень грустно, но крестьянин Кеба уже взвешивал на руках его голое тело без чешуи и мечтал об отменной ухе, или сочном кускусе, или каком-нибудь вкусном блюде с жирной подливкой. Все это могла приготовить Тара, самая младшая из четырех его жен.
И вот бросил Кеба-крестьянин поющего сома Конко, рыбу голую и усатую, в мешок и отнес своей самой молодой и красивой жене.
— Посмотри-ка, Тара! — сказал он.— Вот тебе рыба; она кормилась на нашем поле.
— Рыба кормилась на поле? Как заяц? Слыхано ли такое? — воскликнула юная Тара, хлопая в ладоши.
— Ну, не совсем, как заяц, эта рыба воровала на грядках.
— Рыба воровала на поле? Видано ли такое? — поразилась молодая жена крестьянина Кебы.
И в ответ ей Конко-сом снова запел тихо и жалобно:
Я на вашем был поле,
Но не по своей воле!
Куропатка пришла ко мне,—
Теперь она улетела,—
Сказала: «Пойдем кормиться на поле!»
Я ответил ей: «У меня нет лап».
«Я тебе одолжу»,— сказала она.
Я ответил ей: «У меня нет когтей».
«Я тебе одолжу»,— сказала она.
Я ответил ей: «У меня нет крыльев».
«Я тебе одолжу»,— сказала она.
Я ответил ей: «У меня нет перьев».
«Я тебе одолжу»,— сказала она.
Привела меня куропатка Воло.
Я на вашем был поле,
Да не по своей воле,
А Воло улетела,— пррри-веттт!
Была Тара самой юной из жен крестьянина Кебы, но вовсе не самой глупой. В родной хижине ее многому научили. И узнала она от старых людей немало, прежде чем попала в хижину мужа. Но ни разу в жизни Тара не видела поющих рыб, не слышала, чтобы рыбы кормились на крестьянских полях!
И сказала Тара:
— Эту рыбу нельзя класть в котел даже с самыми лучшими пряностями, она не годится даже для самого сочного кускуса или риса с подливкой! Этот сом — не для еды. Если мы его съедим, нам не будет покоя.
— Что же нам с ним делать? —спросил Кеба-крестьянин.
— Отнесем его вождю Фаме.
Крестьянин Кеба был человеком добрым и кротким и всегда старался угодить молодой жене. Отказавшись от сочного кускуса и жирной подливки, он отнес вождю Фаме сома Конко, рыбу голую, усатую.
С немалым трудом и не скоро добрался крестьянин Кеба до Фамы. А когда добрался, сказал Кеба:
— Фама, я принес тебе рыбу, которую я поймал на своем поле!
Приближенные Фамы уставились на Конко-сома, рыбу голую, усатую, похожую на обожравшуюся змею, и стали спрашивать друг друга:
— Может, этот человек не в своем уме?
— Может, он рехнулся?
— Рыба в поле?..
— Рыба?..
— Посреди полей?..
Вождь Фама был стар и многоопытен. Он знал, что крестьяне немногословны, ибо им чаще приходится иметь дело с молчаливой землей-кормилицей, чем с людьми. И поэтому вождь просто спросил:
— А что она делала на твоем, поле, эта рыба, голая и усатая? Ответь мне, человек!
— Она там кормилась, о Фама!
— Рыба кормилась на поле? Даже вождь Фама был поражен.
И тогда Конко-сом в ответ на его вопрос запел тихо и жалобно:
Я был на том поле,
Да не по своей воле!
Куропатка пришла ко мне,—
Теперь она улетела,—
Сказала: «Пойдем кормиться на поле!»
Я ответил ей: «У меня нет лап».
«Я тебе одолжу»,— сказала она.
Я ответил ей: «У меня нет когтей».
«Я тебе одолжу»,— сказала она.
Я ответил ей: «У меня нет крыльев».
«Я тебе одолжу»,— сказала она.
Я ответил ей: «У меня нет перьев».
«Я тебе одолжу»,— сказала она.
Я был на том поле,
Да не по своей воле.
Привела меня куропатка Воло,
А сама улетела,— пррри-веттт!
Фама-вождь был мудр и преисполнен знаний, однако и он никогда не слышал о поющей рыбе, да еще такой, которая ходила бы на поля кормиться вместе с куропатками.
И решил Фама-вождь оповестить об этом неслыханном чуде весь свой народ и всех своих соседей. Повелел он бить в тамтамы, призывая всех людей явиться к нему в пятницу, дабы все увидели и услышали рыбу голую и усатую, которая кормится на полях и жалуется на свою судьбу в тихой и грустной песне.
И когда пришла пятница, Фама-вождь приказал своему гриоту Мабо показать всем собравшимся удивительного Конко-сома, поющую рыбу, что кормится на полях.
— Поющая рыба?
— Которая кормится на полях?..
Все переспрашивали друг друга и не верили своим ушам.
— Как это рыба может кормиться на наших полях? — изумлялись подданные вождя Фамы.
— Как это рыба может петь? — еще громче вопрошали люди из соседних деревень.
— Да, эта рыба кормится на полях и поет! — уверил всех Мабо, гриот вождя Фамы.
Воцарилась мертвая тишина, и в этой тишине гриот Мабо поднес к своему правому уху усатую, голую морду Конко-сома.
Но ни одного звука не издали толстые губы рыбы без чешуи. Конко-сом, голый Конко молчал. Не пел и не говорил.
Трижды вопрошал его Мабо, придворный гриот, но Конко-сом продолжал молчать.
Сам вождь Фама обратился к поющей рыбе.
Конко-сом не ответил и вождю.
Не знал вождь, что рыба голая и усатая может только трижды пропеть свою песню на суше. Он подумал, что Конко-сом не хочет открывать свою тайну перед всей этой толпой, что собралась на него поглазеть. Никакая тайна не может быть достоянием всех и каждого.
Повелел Фама своему гриоту Мабо вынести Конко-сома за пределы владений и распорядиться с ним, как гриот захочет.
Мабо-гриот твердо знал, что нельзя убивать певца, что бы он ни пел, о чем бы он ни рассказывал. Даже если он говорит слова, неугодные сильным мира сего! Таким слова — всегда чистая правда, а если бы всех певцов убивали за правду, ни сам Мабо-гриот, ни предки его, гриоты, не прожили бы на земле и дня.
И вот Мабо-гриот унес Конко-сома далеко-далеко, к Большой реке.
Там он выпустил в воду рыбу голую и усатую и сказал ей на прощание:
— Брат мой певец, никогда не кормись воровством на крестьянских полях!
Но едва повернулся гриот спиной к реке, как услышал из глубины песню Конко-сома:
Брат мой гриот,
Всего страшней тот,
Кто в долг обещает,
Кто нас обольщает.
Мабо-гриот,
Когда час придет,
Они все отбирают,
Нас в беде оставляют.
Бойся этих обманщиков,
Брат мой, Мабо-гриот!