Сладкий запах смерти

1

Я вышел на улицу через черный ход и некоторое время стоял на углу, не замечая тяжелых капель дождя, бивших по лицу. День был холодным и ветреным, но тем не менее для меня очень приятным. Воздух был свежим и чистым, а тонкие струйки воды, заползавшие за воротник, казались живыми существами, приятно щекотавшими меня.

Стоявший позади маленький человек помахал мне рукой на прощанье и сказал:

— Всего хорошего.

Я подмигнул ему.

— Спасибо тебе, Мутт.

— Не стоит благодарности. Я с радостью сделал это, — произнес он и закрыл дверь, через которую я недавно вышел.

Водитель такси на другой стороне улицы как раз высаживал пассажиров и, когда я свистнул, он сразу же дал понять, что слышит меня. Лихо развернулся, скрипя тормозами, и подкатил ко мне. В тот же миг он плавным размашистым движением распахнул дверцу.

Из здания суда медленно выползала толпа. Впереди всех фотографы. На пороге они сразу же спрятали свои фотоаппараты под пальто, защищая их от дождя. В то же время с достоинством принялись размахивать руками, подзывая к подъезду машины прессы. За ними по пятам следовали любопытные, жаждущие острых ощущений, а попросту говоря, зрители. Те, что сидели в зале во время судебного разбирательства. Судя по физиономиям, они не были довольны ни самим ходом разбирательства, ни решением суда.

Шофер такси мельком взглянул на выходящую из здания толпу, неопределенно пожал плечами, чуть развернулся ко мне и спросил:

— Вы тоже из судей?

Я откинулся на сидении и уставился в потолок.

— Да, я там был.

— Ну и что? Осудили?

— Нет. На этот раз нет, — я опустил стекло, чтобы в салон проникал свежий воздух. — К Шестой авеню на углу Сорок девятой.

Шофер немного пригнулся, желая увидеть в зеркальце мои глаза, и повторил с удивлением:

— Что?! Вы говорите, что не осудили? Но ведь этого не может быть! Как же так?!

— К Шестой авеню на углу Сорок девятой.

— Значит, не осудили? — повторил он.

— Вы же слышали.

— Да, но как ему это удалось? Это квалифицировали не как убийство, а как несчастный случай, да? Или у него нашлись смягчающие обстоятельства?

— Ни то ни другое, дружище.

Шофер вновь пригнулся, как бы отыскивая в зеркальце мои глаза. Но в салоне стало уже довольно темно, а зеркальце было слишком маленьким и узким.

Тогда он развернулся ко мне и попросил:

— Ну расскажите, как все было? Это очень интересно. Такой скандальный случай… Всю последнюю неделю в городе об этом только и говорили. И газеты, и радио, и телевидение наперебой освещали подготовку к предстоящему процессу. Да и все клиенты, кого ни посадишь, только и говорили об этом деле… Так что же случилось? Ускользнул?

Мгновение я молчал, а потом спокойно ответил:

— Можно сказать и так.

— Бог ты мой!.. — в его голосе послышалось изумление.

— Присяжные признали его невиновным.

Он присвистнул сквозь зубы и протянул:

— Вот это да!

— А вам что, это не нравится?

Небрежно пожав плечами, что, вообще-то, не очень типично для жителя Нью-Йорка, он сунул в рот сигарету, закурил и сказал:

— Мне-то все равно. Я только одного не понимаю, как это ему удалось ускользнуть?

— Не понимаете? А что вам непонятно?

Он вновь пожал плечами.

— Ну как же?! Ведь этот парень был полицейским и должен был поймать крупную щуку. Но когда эта щука уже была у него в руках, то парень сам вдруг поймался на удочку и позволил себя подкупить. Его подловили с наличными денежками в кармане и уволили со службы. А пока шло следствие по делу о взяточничестве, он грозил, что расправится с тем, кто подложил ему эту свинью.

— Ну и что из этого следует?

— Как что? Вот он и расправился, как обещал… Когда оп встретился с тем парнем, он его сразу же и пристрелил. И сделал это основательно.

— Неужели?

— Точно. Ведь Лео Маркус был довольно крупным, видным человеком… Так этот парень влепил ему ни много ни мало — шесть пуль. И все они попали в голову, так что от его физиономии почти ничего не осталось. Сплошное кровавое месиво…

Шофер обогнал идущий впереди нас грузовик и остановился под красным светом светофора. Затем он поправил зеркальце перед собой, чтобы ему было удобней смотреть на меня, и при этом так усердствовал в курении, что вскоре салон стал сизым от дыма.

— Нет, — снова заговорил шофер, — я все-таки не понимаю, как это ему удалось? Ведь было совершенно ясно, что он виновен.

— Вы так думаете? — холодно осведомился я.

— Абсолютно уверен… Ведь его поймали с поличным. Он был вдребезги пьян, и в его руке был зажат пистолет. К тому же, некоторые свидетели могли дать против него показания. Как же все-таки ему удалось ускользнуть?

— Присяжные признали его невиновным.

— Да, да… Но я совершенно уверен, что судья потом дал им хорошую взбучку за это. Вот, наверное, было интересное зрелище! — он расхохотался, откинув назад голову. — Но, конечно, и присяжных можно понять. И меня такой оборот дела не возмущает. Этот Маркус пользовался ведь и моими деньжатами, когда выжимал из таксистов плату за охрану. Да, я понимаю людей, — усмехнулся он.

— Вы тоже?

Я сел в угол, чтобы исчезнуть из его поля зрения.

— Возможно. Присяжные наверняка подумали, — продолжал шофер, — что он оказал обществу неоценимую услугу. Такую большую, что его можно простить, пусть даже после этого он прикончит и остальных гангстеров.

Я снова поднял стекло, чтобы капли дождя не проникали в салон, и, нагнувшись вперед, протянул ему деньги.

— Я выйду здесь, — сказал я, — остановите.

— Но ведь вы же хотели… — начал было он, но я сразу перебил его, не желая дальнейших объяснений.

— Бывает, — небрежно заметил я. — У меня изменились планы.

Его пальцы ощупью взяли протянутую купюру. Одновременно с этим он подъехал к тротуару, остановил машину и выключил счетчик. После этого, отсчитав сдачу, он повернулся и протянул ее мне. Но уже через мгновение лицо его изменилось, оно как-то застыло, а глаза широко раскрылись. Наконец, он с трудом выдавил из себя, как бы захлебываясь словами:

— Вы… вы Патрик Реган?

— Точно.

— Ну конечно, вы полицейский. Полицейский-убийца.

— Точно.

— Послушайте, ведь я…

— Хватит об этом… Ну а сдачу можете оставить себе.

Я вышел из машины и прошел три квартала в северном направлении под хлесткими порывами дождя. На Сорок девятой улице я свернул направо и шел по ней, пока не добрался до ресторанчика Данингера. Этот ресторанчик был не из шикарных, но два-три фирменных блюда и напитки были так хороши, что привлекали постоянных клиентов. Однако не только поэтому он пользовался успехом. Приманкой служили также и телефоны-автоматы, расположенные во всех четырех углах ресторана, и то, что называется «биржей новостей».

Для основного потока вечерних посетителей время еще не подошло, но репортеры различных газет уже сидели у стойки бара. Они зверски ругали редакторов и политиков и попивали различные крепкие напитки перед тем, как отправиться по домам. Темой разговора были события, сведения о которых должны появиться на страницах завтрашних газет.

Я прошел позади них, смахнул воду с воротника и прищурил £лаза, которые еще не привыкли к полутьме зала.

Джерри Нолан расположился в самом конце бара, склонившись над тарелочкой спагетти и держа в руке вечернюю газету. Я осмотрелся, ища глазами его партнера Эла Ардженино, но того нигде не было видно.

— Хэлло, Джерри, — угрюмо приветствовал я его.

Но он поначалу даже не поднял головы.

— Какой ты все-таки ядовитый, Реган.

— Как это? В личной жизни или на службе?

В уголках его глаз появились маленькие морщинки. Он откинулся назад и взглянул на меня. Его профессию легко можно было определить по лицу. Это был сержант Нолан из криминальной полиции — страж закона и порядка. Рукой, в которой держал газету, он показал на стул напротив и радушно сказал:

— Присаживайся, Реган.

— Спасибо.

— Не буду ходить вокруг да около. Я скажу тебе прямо: нам надо кое-что обязательно выяснить. Договорились?

— Ничего себе, неплохая работенка…

— Угу… — он прищурил глаза, хитро посмотрел на меня и заявил: — Сейчас еще не знаю как, но абсолютно уверен, что мы с ней справимся.

Я ухмыльнулся. Все это дело тянулось уже довольно долго, но теперь я был способен видеть в нем и комические стороны.

— Не смейся, Реган, дело нешуточное.

Я вдруг ощутил, что напряжение во мне постепенно стихает. Это напоминало вызревший нарыв, который уже прорвался и перестал причинять боль, хотя гной в нем еще и остался.

— Ты глубоко ошибаешься, Джерри. Все это пустяки и не стоит и усмешки. Наши власти даже не удосужились расследовать дело о взятке, которую мне приписали. Для наших боссов я сразу же был списан со счета, — моя улыбка стала еще шире. — Ну и как следствие этого все выглядело довольно смешным. Теперь они должны предъявить обвинение в пассивной взятке, которая в свою очередь побудила меня к этому убийству. Смешно? Конечно, смешно. И уж газетчики-то распишут это как надо.

— Возможно, ты прав.

— А что ты сам думаешь по этому поводу, Джерри? Не считаешь ли ты, что присяжные дали осечку?

— Да.

Я оперся локтями на стол и посмотрел на него в упор.

— А как ты думаешь, почему присяжные пришли к такому мнению?

— Не знаю.

— Попробуй догадаться.

Он поднял на меня глаза.

— У тебя был великолепнейший адвокат, Реган. Он очень умно сумел нажать на все регистры. Вот поэтому- то, несмотря на неопровержимые улики, суд присяжных и не смог себе представить, чтобы ты мог убить Маркуса. Они предпочли взять под сомнение показания четырех свидетелей, эксперта по баллистике, эксперта по отпечаткам пальцев, а также заключение судебно-медицинского эксперта о наличии алкоголя в твоей крови, не говоря уже о таких мелочах, как проба на парафин и показания шофера такси под присягой, что ты был в стельку пьян, когда он вез тебя от бара к дому Маркуса, и что ты сам заявлял во всеуслышание, дескать, хочешь прикончить этого парня, виновного в том, что тебя выгнали. Не думаешь ли ты, что это слишком много?

— Да, но ты кое-что забыл, Джерри.

— Что именно?

— Да то, что они просто могли поверить моему рассказу.

Он насмешливо улыбнулся.

— Ну, конечно, так они и поверили, что ты ничего не помнишь начиная с того момента, когда ты сделал последний глоток в баре, и кончая твоим пробуждением в тюремной камере, через тридцать шесть часов после свершившегося. Нет, Реган, тут ведь отсутствует самая элементарная логика. Я-то уж скорее поверю, что присяжные просто руководствовались некими моральными факторами. Маркус был крупным гангстером. У него несколько судимостей, два раза он представал перед судом по подозрению в убийстве, но был оправдан за недостаточностью улик. Им отлично известно, что он был одним из заправил синдиката, распространяющего наркотики, а в настоящее время еще и должен был предстать перед судом за неуплату налогов, но вдруг, и может, по чистой случайности так внезапно отправился к праотцам.

Я улыбнулся, но промолчал, а Джерри продолжал:

— Если вспомнить обо всем этом, то для двенадцати добропорядочных людей ты, по сравнению с Маркусом, выглядишь чуть ли не благородным рыцарем, который просто был вынужден убить этого кровожадного дракона, угрожающего обществу. Вот, как мне кажется. Они тебя поэтому и оправдали.

— О’кей, Джерри. Думай как тебе угодно. Но скажи мне только одно: ты действительно считаешь, что я его прикончил?

— Если хочешь откровенно, то я считаю, что ты мог убить его, Реган. Ты определенно был в состоянии сделать это. И меня бы ничуть не удивило, если бы ты это сделал. Ничуть, понимаешь?

— Олл-райт! Еще один вопрос. Ты веришь тому, что я взял у Маркуса деньги и за это уничтожил обвинительный материал?

Лицо его несколько прояснилось.

— Эх, Реган, если бы я верил в это, то не сидел бы сейчас с тобой и не стал бы даже разговаривать, — он ударил ладонью по столу. — Но до конца следствия ты все равно отщепенец, Реган!

— Да-да, до конца следствия! А что там еще можно сделать? Вызвать, что ли, Маркуса с того света в качестве свидетеля? Они, собственно, только и имеют, что показания да пять тысяч долларов, которые твой партнер якобы обнаружил в моей комнате.

— Но ведь он действительно их нашел, Реган, — спокойно произнес Нолан.

— Да это, в сущности, не имеет никакого значения. Мне их все равно подсунули. Но ты знаешь, что я теперь сделаю, Джерри? Я потребую, чтобы мне возвратили деньги. Если они не смогли доказать, что эти деньги были получены мной от Маркуса как взятка, то они обязаны вернуть их мне, да еще и на серебряном подносе. Как бы там ни было, но теперь я подниму грандиозный шум.

— Ты сюда только для того и пришел, чтобы сказать мне все это? — спросил Нолан.

— Нет, не только… Кто-то обманным путем подложил мне свинью, большую свинью.

— Тебе ведь прекрасно известно, что все заключенные в Синг-Синге утверждают то же самое.

— Но только с той разницей, что они не гуляют на свободе, чтобы доказать свою правоту.

— Ну и что же дальше?

— А дальше — я хочу заняться этим делом, дружище, и посмотреть, что из этого получится. И я добьюсь того, что это будет стоить кому-то головы.

— Но ведь ты больше не служишь в полиции, Реган.

— Зато ты служишь…

— Но я не собираюсь кого бы то ни было лишать головы… Послушай, Патрик Реган. Ты, наверное, все же немножечко свихнулся. Для тебя оказалось достаточно просидеть четыре месяца под следствием, и ты… Неужели ты думаешь, что тебе удастся так легко выяснить все обстоятельства, а напоследок еще и кого-то пристрелить. Ведь, в конце концов, все это чушь!

Я с улыбкой посмотрел на него.

— Послушай, Джерри… один человек уже погиб. Я имею в виду Маркуса, а убийца до сих пор разгуливает на свободе.

— Ну и что? Пусть этим делом займется полиция.

— Сказал тоже? Так она и станет заниматься подобными делами. К тому же, полиция считает, что этого ублюдка Маркуса убил я и что мне просто повезло. Неужели ты думаешь, что при таких обстоятельствах полиция будет разыскивать настоящего убийцу?

— Ну хорошо, я согласен с тобой. Но что же ты хочешь от меня, Реган?

— Мне необходима кое-какая информация, больше ничего. Ведь я не знаю всех обстоятельств дела до конца. Они не доходили до меня, когда я сидел в тюрьме.

— Например…

— Мне необходимо все систематизировать в самое кратчайшее время. Например, меня интересует, работает ли еще тот таксист, который, как говорят, отвез меня к Маркусу?

Джерри на мгновение задумался, потом сообщил:

— Джой Ривера? Работает… Я довольно часто вижу его на стоянке такси перед «Клаймаксом», где ты так здорово напился.

Я посмотрел на него, улыбнулся и поднялся. Нолан был немного удивлен.

— И это все?

— Пока да. Передай мой привет Ардженино.

Джерри взглянул куда-то мне за спину, и в тот же момент сзади раздался чей-то голос, насмешливый и презрительный:

— Спасибо, Реган. А теперь исчезни.

Продолжая улыбаться, только добавив в свою улыбку изрядную толику желчи, я повернулся и сказал Элу, так как это был он:

— Привет, придурок!

Я заметил, как сразу же напряглись мышцы на его шее и подбородке, но, кроме этого, ничего не последовало.

— Тебя что, вывести отсюда, Реган?

Но эта реплика отнюдь не испортила моего настроения, а даже несколько улучшила.

— Разве ты забыл, Эл, что получилось, когда ты пытался сделать это в последний раз?

На его шее снова вздулись вены, но он не произнес ни слова. Я знал, что Эл отлично помнит о том случае. Так и не дождавшись от него ответа, я спокойно попрощался с Джерри-умником и ушел.

На Шеридан-сквере я вышел из подземки и продолжил путь пешком. Дождь все еще не унялся, но воздух уже не был таким свежим и чистым. Казалось, дождь впитал в себя все гадкие запахи большого города, накопившиеся в нем за день. Улицы выглядели грязными, а тусклый свет уличного освещения придавал им какой-то призрачный вид. Я поднял воротник, перешел на другую сторону улицы и направился к «Клаймаксу».

В свои лучшие дни это заведение было популярным рестораном с хорошим джазовым оркестром. Здесь началась карьера двух великолепных трубачей и одного из знаменитейших саксофонистов мира. Но это уже ушло в историю, и о том, что здесь было раньше, туристы узнавали разве что из рассказов. Теперь это заведение превратилось в посредственный ночной ресторанчик.

Я прошел мимо ресторана и направился к стоянке такси, которая располагалась на углу улицы. У тротуара стояли три колымаги, и я, подойдя к одной из них, разбудил шофера, дремавшего за рулем. Еще не совсем придя в себя, он хотел сразу же распахнуть дверцу машины, но я протянул руку и остановил его.

— Не надо, благодарю. Я просто ищу Джоя Риверу. Он здесь?

Шофер уселся поудобнее и протер глаза.

— Джоя? — переспросил таксист. — О да, он здесь, — при этом он показал пальцем через плечо. — Он в последней машине. Такой маленький парень.

Я сунул ему доллар и сказал:

— Вот, возьмите. Благодарю за помощь. Можете спать дальше.

Он взглянул на меня, улыбнулся и сунул доллар в карман.

Джой Ривера сидел в машине, наклонив голову вперед и читая газету при слабом свете, исходящем от приборного щитка.

Я склонился к окну и произнес:

— Ривера?

Он сразу же поднял голову и, прищурившись, пытался разглядеть, кто его окликнул.

— Да?

Я вступил в полосу света, и, когда он узнал меня, в уголках его рта появились морщинки.

— Послушайте… мистер Реган…

— Не бойтесь, Джой, я не собираюсь угрожать вам. Могу я на минуту сесть в машину?

Он едва заметно кивнул, но губы его оставались плотно сжатыми.

Я сел в машину и откинулся на спинку сиденья.

— Вы догадываетесь, зачем я к вам пришел? — спросил я, пристально уставившись на него.

Он провел языком по иссохшим губам и кашлянул.

— Вы же знаете, что я сказал все во время слушания дела. Так оно все и было. А что еще я должен был говорить?

— Вы находились на свидетельском месте не более десяти минут, Ривера. И вы показали лишь то, что взяли меня к себе в машину здесь, у «Клаймакса», и отвезли к дому Маркуса. Вы утверждали, что я всю дорогу болтал, что собираюсь кого-то убить. Вас даже не подвергли перекрестному допросу.

Ривера нервно кашлянул и кивнул.

— Но ведь все это правда… И что я должен был еще сказать? Черт возьми, мистер Реган, зачем вы, собственно, ко мне пришли? Ведь вас отпустили, и вы…

— Я уже сказал, что не сержусь на вас. Что вы так волнуетесь?

— Но чего вы хотите от меня?

— Мне необходимо уточнить кое-какие детали, которые не всплыли во время судебного разбирательства.

— О’кей.

— Вы хорошо все помните?

— Как же я могу забыть об этом! Я посадил вас здесь, вы назвали мне адрес, а потом…

— Подождите, давайте начнем с самого начала. Где вы находились, когда я сел в машину?

— Моя машина была первой. Чик и Дули стояли позади меня.

— И я вышел из ресторана и сел в такси?

— Да.

— Так я что, был изрядно пьян?

Он беспокойно заерзал на сидении и затеребил рычажки переключения скоростей.

— Да. Вы подошли к машине, а ресторан как раз закрывался. И вы, конечно, были не единственным, кто был здорово пьян.

— А теперь подумайте, Джой, и скажите, кто же все- таки посадил меня в такси?

— Чего же тут думать? Вы сами знаете, как это бывает. Выходит толпа пьяных людей из ресторана, и кто-то помогает кому-то сесть.

— Не увиливайте, Джой. Кто меня посадил в такси?

Он оставил в покое на этот раз уже рукоятку приемника и повернулся ко мне. По выражению его лица я понял, что он чего-то боится, и сильно. На его лбу неожиданно появились капельки пота.

— Ноя никому не хочу доставлять неприятности, мистер Реган…

— Вы их и не доставите… Я прошу вас лишь немного прояснить обстановку.

— Ну хорошо… Они… они ведь на суде не дали мне многого сказать, а задали только несколько вопросов. Но когда… когда все это осталось позади, я и сам основательно задумался о случившемся. Ведь как-никак, а я был связан с этим делом… Эх, если бы я только мог подумать, что все так произойдет, я бы без труда помешал этому. Вы вышли из ресторана с группой людей, но в машину вас посадила какая-то красотка.

— Женщина?!

— Да… Но я, правда, не смог хорошенько разглядеть ее лицо, потому что мне это было как-то ни к чему, вы и сами понимаете. Но я отлично запомнил, что у нее были рыжие волосы, и причем, это сразу видно, собственные, а не крашеные. Ее сумочку я тоже хорошо запомнил, потому что сперва подумал, что это не сумочка, а футляр для бинокля. Но потом она открыла ее и вытащила сигареты. Вот тогда-то я и понял, что это дамская сумочка, а не футляр. На ней красовалась большая буква «В». А когда вы уже сели в машину, я помню, как она сказала, не надумали ли вы нанести визит этому подонку. И еще она вас спросила, помните ли вы, где он живет, и вы ответили, что в самом конце Хай-стрит в большом каменном доме. Затем вы начали поносить разными бранными словами этого Маркуса и стали угрожать, что прикончите его. Я хорошо помню, что женщина сразу оплатила мне ваш проезд, а потом вы всю дорогу болтали об этом Маркусе.

— Почему же вы не отказались везти меня в таком виде в своей машине, Джой?

— Я не решился на это, потому что не придал никакого значения вашей болтовне, мистер Реган. Вам и самому отлично известно, как ведут себя пьяные люди. В основном они разговаривают сами с собой. А потом, если откажешься везти такого человека, то можешь нарваться на скандал, а то и на кулак… Как бы то ни было, но я отвез вас туда.

— Вы довезли меня до самого дома?

— Нет, только до стоянки неподалеку. Вы вышли из машины и остановились, а я уехал.

— И вы утверждаете, что я был сильно пьян?

— Да. Я, конечно, видел и похуже, но редко.

— Ривера, но там от улицы к входной двери ведет очень крутая каменная лестница. Как вы думаете, я смог бы ее преодолеть?

Он снова поморщился и смущенно ответил:

— Может быть, вы были тогда уже не так пьяны, как в то время, когда сели в машину. Иногда…

— Я спрашиваю вас не об этом, Ривера.

Несколько секунд он молчал, а потом коротко проронил:

— Нет, — он повернулся ко мне, испытующе посмотрев на меня, и спросил: — Знаете, чего я так и не понял, мистер Реган?

— Чего?

— Я бы сказал, вы были в таком состоянии, что не увидели бы и своей ладони, если бы даже поднесли ее к глазам. Так вот, я потом задумался и не мог себе представить, чтобы в таком состоянии вы смогли влепить этому парню шесть пуль, и все в голову… Вот этого я никак не могу понять.

— И я тоже.

— Что же вы теперь собираетесь делать, мистер Реган? *

— Разыскать эту женщину.

— Тогда я хочу вам кое-что сказать.

— Что именно?

— А то, что я больше ни разу ее не видел.

— Но ведь вы же только что сказали, что не обратили внимания на ее лицо?

— Это, конечно, так, но я знаю всех рыжеволосых, посещающих этот ресторан. И лишь эту женщину я не знал и в тот вечер видел ее впервые. Вы понимаете, что я хочу этим сказать, мистер Реган?

— Да, но вы, Джой, надеюсь, будете посматривать по сторонам? Может, вам повезет, и вы увидите ее еще раз?

— Если у меня из-за этого не будет неприятностей… Каких неприятностей? Все будет о’кей!

Я хотел было вытащить из кармана деньги, но он, заметив мое движение и догадавшись, что я собираюсь сделать, махнул рукой.

— Не надо, ведь как-никак, а мы с вами старые знакомые…

— Хорошо, Джой. Если у вас вдруг появится для меня какая-нибудь важная новость, звоните мне в ресторан Да- нингера. Вы знаете, где он находится?

— Да.

— Большое спасибо, Ривера.

— Да что уж тут говорить, мистер Реган, лучше не будем.

Бармен «Клаймакса», маленький, но шустрый и расторопный человек, носил на белом пиджаке табличку, на которой было написано его имя: РАЛЬФ. Он не видел, как я вошел в зал, но, вероятно, почувствовал, что за его спиной кто-то стоит, и повернулся с улыбкой, означавшей: «Чем могу служить?!» — или что-то в этом духе. Но улыбка продержалась на его физиономии лишь мгновение. В следующую секунду ее словно бы смыло, и его лицо вытянулось.

— Добрый вечер, мистер Реган, — сухо сказал он.

— Добрый вечер, Ральф, — ответил я и, видя, что он ждет от меня заказа, добавил: — Большой джиндер.

Он поставил заказанное на стойку, взял деньги и хотел было удалиться, но я вопросительно глянул на него и сказал:

— Подойдите-ка ко мне, Ральф.

Он хмуро повернулся в мою сторону и глуховато пробурчал:

— Вы напрасно зовете меня, мне нечего вам сказать! Совершенно нечего… Прошу оставить меня в покое, в противном случае я вызову полицию!

Я долго, очень долго смотрел на него. Видимо, и ему это показалось слишком долгим, так что у него даже стакан чуть не вывалился из рук.

— Это было бы самой большой вашей ошибкой, дружище, — проронил я, не спуская с него взгляда.

Губы его зашевелились, и он с трудом выдавил из себя:

— О’кей, что вы хотите?

— Мне нужно потолковать с вами.

— Но ведь вы уже слышали то, что я мог сказать и сказал.

— Все эти вопросы были заданы совсем не так, как следовало бы это сделать.

— Все равно. Мне нечего вам…

Я перебил его:

— Тогда я просто хочу выслушать ваше мнение, Ральф.

Он сделал нервное движение и с опаской осмотрелся, но в это время в баре никого не было.

— О чем вы, например?

— Вы помните тот вечер?

Он пожал плечами и хмуро произнес:

— Конечно, помню, как вы накачались…

— Это не совсем так.

— Что значит не совсем так? Я же видел вас…

— Вы видели, что я накачался, а не как накачивался. Вот в чем разница! Вы сами-то помните, что мне подавали?

— Конечно! Две порции виски с джином. И я знал, кто вы такой, так как ваши портреты до этого частенько появлялись в газетах.

— Но ведь две порции виски не могут сделать меня пьяным, дружище. А сюда я пришел трезвым. Что вы еще знаете?

Было заметно, что мои слова ему не понравились, и я уточнил:

— На суде вы показали, что я пил в течение трех часов, пока не закрылся ресторан. Но на самом деле вы видели только то, что я выпил всего две порции виски.

— Послушайте, мистер Реган, пьяные люди — моя специальность. Если я вижу пьяного, то вижу и то, как…

— Но как же могло получиться, что я опьянел с двух рюмок, приятель? Как вы это объясните?

Его физиономия внезапно покраснела, жилы на шее вздулись, и он тяжело задышал.

— Вы это… с ума сошли, что ли?! Вы действительно думаете, что я вам что-то подмешал в виски?

— Но я ведь прекрасно помню, как подходил к одному из столиков. Там я посидел со Стэном-Карандашом, мы говорили о всякой всячине, и он даже дал мне несколько толковых советов, а потом провел к другому столику и представил некоторым постоянным посетителям ресторана.

— Нет, это было не так. Вы сидели с Попеем Левисом и Эдной Релле. Это люди искусства. Я даже мог…

— Я и сам прекрасно знаю, кто они, приятель, — сделав короткую паузу, я спросил: — Кто обслуживал тот столик?

— Шпуд… это его столик. Но я уверен, что и он вам ничего не подмешивал, мистер Реган. Старина Шпуд работает в нашем заведении уже десять лет, да и вообще всю жизнь прожил в пашем квартале. Шпуд на такое никак не способен.

— Я никого из вас не подозреваю, Ральф. Я лишь навожу необходимые для меня справки. А вы случайно не помните ту рыжеволосую женщину, которая подсела к нашему столику?

Ральф недоуменно пожал плечами и заметил:

— Кто же обращает внимание на рыжих? Они тут десятками толкутся. Нет, я не в курсе.

— Но эта женщина, оказывается, помогала мне сесть в такси и даже расплатилась за меня с шофером вперед. И к тому же, она не завсегдатай вашего ресторана.

— Если она не подсаживалась к стойке, то я вообще мог ее не заметить.

— Позовите мне Шпуда.

— Прямо сейчас? — Ральф укоризненно покачал головой. Было видно, что все это для него неприятно. Но тем не менее он прошел в конец стойки, заглянул в комнатенку и поманил кого-то рукой.

Через минуту, оттуда появился седой официант в засаленном фраке. Озираясь, Шпуд улыбнулся и выжидательно остановился. Однако он узнал меня, лишь бросив повторный взгляд, а потом сразу же вопросительно уставился на Ральфа. Бармен передернул плечами и кивнул в мою сторону.

— Вы помните меня, Шпуд?

— Да, сэр.

— И помните компанию, в которой я сидел в тот вечер?

Шпуд слегка повел плечом.

— Плохо… очень плохо. В тот вечер было слишком много народу, просто ужас.

— Но ведь у вас были все основания хорошо запомнить именно нашу компанию, несмотря на то, что за другими столиками, возможно, сидели и более значительные посетители. Ввиду того скандального дела.

Я умолк и внимательно посмотрел на него. Шпуд смущенно переступал-с ноги на ногу.

— Вообще-то, я уже подумывал об этом и сам, — наконец сказал он, еще больше смущаясь.

— Так кто же там был?

Некоторое время он смотрел на меня неподвижным взглядом, после чего сообщил:

— Попей, Эдна, потом еще заявился Майлс Генри с двумя картинами, на которых был изображен Попей. И тот купил эти картины. А затем к вашему столику подошли и другие, чтобы посмотреть на эти картины.

— О картинах я и сам помню. Но это, кажется, последнее, что осталось у меня в памяти.

Было очевидно, что седой официант не верит ни единому моему слову. Прищурив глаза, он скептически и даже с откровенным цинизмом смотрел на меня.

— Как вам показалось в ту минуту, трезв я был или пьян?

— В тот вечер я совсем не имел возможности обращать внимание на каждого посетителя, а люди, попивая спиртное в течение вечера, конечно, не становятся трезвее. Кинешь на них взгляд-другой и ладно, иначе сам станешь пить. Я не раз читал в газетах, как пьяные водители давят пешеходов или иные в хмельном бреду убивают своих жен и даже детей. Но что касается вас, то я, к сожалению, ничего не могу припомнить. Позднее, правда, мне пришло в голову, что вы были пьяны, но вели себя спокойно, а это как раз тот случай, когда пьяного надо опасаться больше всего. Если бы вы еще немного выпили, то наверняка бы взорвались. Я уже и раньше имел дело с людьми такого сорта, поэтому теперь я всегда начеку. А потом вы действительно напились, и напились основательно, так что даже на ногах не держались. И над вами посмеивались.

Речь Шпуда казалась довольно длинной, хотя и не очень связной, поэтому мне некоторое время пришлось поразмыслить над тем, какой следующий вопрос задать ему.

— Кто же были все эти люди?

Он вновь неопределенно пожал плечами.

— Как тут можно сказать что-нибудь, когда у столика толпилось так много людей?

— Но вы их знаете?

— Нет… Стэн-Карандаш ушел в другой ресторан, что- то там было связано со ставками. Попей и Эдна в конце ночи находились у нашего шефа. После этого вокруг вас оказались какие-то люди, которых я даже не знаю. Так ведь частенько бывает во всех ресторанах: приходят с одними, а потом рассиживают всю ночь с совершенно другими.

— А кто за все расплачивался?

— Каждый за себя. У всех лежали перед собой деньги, в том числе и у вас.

— А вы не припомните рыжеволосую женщину, у которой сумочка была похожа на футляр из-под бинокля.

— Конечно же помню, — ответил Шпуд не задумываясь

Я не стал его перебивать, а предоставил Шпуду возможность все обстоятельно вспомнить.

— Эта женщина выглядела роскошно и буквально висела на вас. А потом, когда мы стали закрываться, она повела вас к такси.

— А кто она такая, вам известно?

Я тут же ощутил стеснение в груди, и во рту сразу пересохло. По возможности спокойно я осведомился еще раз, но более настойчиво:

— Кто она такая?

Стеснение в груди уже исчезло, а вместо этого с моих губ чуть было не сорвалось грязное ругательство, когда он, пожав плечами, ответил:

— Ни малейшего понятия не имею, так как видел ее впервые.

Я вытащил из кармана четыре доллара и дал им обоим по два.

— Ну что ж, спасибо и за это. Но если вы увидите эту женщину, звоните сразу же мне. Мой телефон имеется в справочнике.

Ральф небрежно кивнул, а Шпуд на какое-то мгновение задумался, поигрывая деньгами, полученными от меня, а потом решительно заявил:

— Мистер Реган!

— Да?

— Я думаю, что вы не могли убить этого человека…

— Почему?

— Я ведь всю жизнь имел дело с пьяными и великолепно знаю, в какое время и на что они способны. В том состоянии, в котором вы находились, вы бы даже и прицелиться не смогли как следует.

— Вот именно это и я пытался растолковать присяжным на суде, Шпуд.

Но у него, вероятно, было и еще что-то на душе, только он, по-видимому, не знал, как это ему лучше высказать. Наконец он выдавил из себя приглушенным голосом:

— Мне весьма часто доводилось встречаться с коррупцией в полиции, мистер Реган, и я ненавижу таких полицейских…

— Ну и дальше?

— Вы брали у Маркуса какие-нибудь деньги?

— Конечно же нет! Мне их кто-то подсунул.

На физиономии Шпуда мгновенно появилась улыбка.

— Какого же ответа вы ждали от меня? — поинтересовался я, глядя ему в глаза.

— О, я бы сразу же заметил, если бы вы солгали. И теперь я обязательно позвоню вам, если увижу эту женщину.

Я поблагодарил его, подумав, что ведь друзей можно найти в самое неожиданное время и в самом неожиданном месте.

После этого я проводил Шпуда взглядом, когда он медленно побрел обратно в заднюю комнатку, и направился к подземке.