Сладкое господство

Глава 25

Таинственная команда

Потребовалось гребаных двадцать минут, чтобы Тин-Тин смогла выровнять дыхание. Цвет вернулся к ее щекам.

Все это время я держала руку на ее плечах, ощущая, как ее хрупкое тело понемногу расслабляется. Она все еще дрожала, но худшее было позади.

Господи Иисусе.

Лэй опустился рядом с нами на колени:

— Прости. Тин-Тин, я не хотел тебя перегрузить.

Тин-Тин покачала головой, все еще пытаясь отдышаться, но с явным намерением говорить:

— Почему так много кинжалов?

Он ответил ей с грустной улыбкой:

— Я не знаю. Может быть, ты сможешь помочь мне это понять. Эти кинжалы теперь принадлежат тебе.

— Н-нет, — дыхание у нее снова сбилось, и она начала задыхаться. — М-м… музей...

— Дыши, Тин-Тин, — я посмотрела на нее строго. — Как мы с тобой тренировались.

Я видела, что она злится на меня и сейчас куда больше хочет получить ответы, чем сосредоточиться на дыхании. Но, к счастью, она кивнула, и после еще пары ровных вдохов и затяжки из ингалятора, она, кажется, достаточно успокоилась, чтобы отпустить тот ужас, что сковал ее.

— Спасибо. — Я почувствовала, как напряжение постепенно отпускает и мое собственное тело.

С ней все в порядке, и на данный момент это было единственным, что имело значение.

Над нами постепенно затихал гул вертолетов, люди Лэя уже увезли тот огромный контейнер.

К тому же Дак и Танди ушли вместе с Джо и Хлои, чтобы протестировать новую машину на парковке за «Цветком лотоса», но я знала Джо лучше. Она точно не собиралась просто проехать пару метров и припарковаться. Она уговорит их сделать небольшой крюк, наверняка захочет прокатиться по Востоку на своей новой игрушке.

А Дак, будучи Даком, конечно же, никогда не упустит шанс ввязаться в любую авантюру.

Я просто надеялась, что Танди сумеет держать всех под контролем.

Бедная Танди. Добро пожаловать в клуб, теперь ты с моими сестрами.

Впрочем, нас осталось всего ничего.

Роуз была неподалеку, с маленьким белым котенком на руках, тот лениво наблюдал за происходящим.

Лэй, Чен и Дима стояли рядом с Тин-Тин и сундуком, полным кинжалов.

Я снова посмотрела в их сторону.

Но... я понимаю, к чему клонит Тин-Тин. Почему их так много?

Каждый деревянный кинжал был уникальным, почти таким, будто его вырезали разные руки или будто он был предназначен для своей, особенной цели.

Теперь, когда Тин-Тин снова дышала ровно и пришла в себя, она отошла от меня и подошла к сундуку.

И вдруг, без всяких предупреждений, просто начала вытаскивать кинжалы один за другим и выкладывать их на землю.

Я встала:

— Тин-Тин, что ты делаешь?

Она даже не ответила. Просто продолжала выкладывать их, один за другим.

Блядь. Ну все. Теперь я точно не затащу ее на шашлыки. Да и о еде она вряд ли вспомнит.

Она была сосредоточена до одержимости, будто перестала видеть, слышать, чувствовать что-либо, кроме этих кинжалов.

Я напряглась, и все же… я понимала, почему ее это так зацепило.

Когда она выкладывала кинжалы на землю, становилось ясно — это были не просто какие-то игрушечные или декоративные штуки.

Дерево местами было отполировано временем до гладкости, а местами шершавое, с занозами, как будто эти кинжалы пережили очень многое. И, возможно, их даже использовали.

Но больше всего меня поразило невероятное разнообразие форм и дизайнов.

Некоторые из кинжалов были длинными и тонкими, сужающимися к острому кончику, который, казалось, мог бы пронзить что угодно.

Другие были короткими и толстыми, с широкими, плоскими лезвиями, больше подходящими для сокрушительных ударов, чем для резки.

У каждого кинжала был свой характер, своя индивидуальность, что делало его особенным среди остальных.

Некоторые лезвия имели странную форму, с изгибами, не поддающимися логике, будто дерево скрутили так, как это вообще не должно быть возможным.

У одного из кинжалов лезвие зигзагом шло от рукояти до самого кончика, каждое изломанное ребро было острым и резким, образуя зубчатый край, который выглядел по-настоящему опасно, даже несмотря на то, что он был сделан из дерева.

Другой был изогнут так, что напоминал полумесяц, с гладкой, отполированной поверхностью, и все же в этой утонченности было что-то зловещее.

Я не понимаю.

Тин-Тин заговорила, не глядя ни на кого:

— Ты кому-нибудь еще рассказывал про них, Лэй?

Он поднялся с колен и подошел ближе:

— Только нескольким моим людям было известно о сундуке с кинжалами.

— Это Бандит велел тебе держать это в секрете?

— Нет. — Он покачал головой. — Я просто не думал о них.

Все его мысли были заняты Шанель.

Удар ревности был резким.

Я отогнала его.

Дима кивнул одному из своих людей в желтом:

— Сфотографируй все это.

А потом Дима посмотрел на Лэя:

— Ты не против?

Лэй кивнул:

— Не против, если вы с Тин-Тин дадите нам знать, что вам удастся выяснить.

Я моргнула.

Дима улыбнулся:

— Ну конечно. Теперь мы — Команда Загадка.

Лэй покачал головой:

— Дима, нет.

— Но это же очевидно дело для Команды Загадка.

— Нет. — Лэй замахал руками. — Каждый раз, когда ты заявлял об этом, мы попадали в неприятности, пока пытались раскрыть твои так называемые дела…

— Сейчас мы взрослые. — Дима опустился на колени рядом с несколькими кинжалами на земле. — Теперь нас уже никто не отдубасит, если мы встрянем в неприятности.

Я посмотрела на Лэя:

— Команда Загадка?

— Это то, что Дима провозглашал каждый раз, когда ему казалось, что перед нами какое-то великое дело. Он начал этим заниматься, когда нам было по тринадцать.

— Одиннадцать, — поправил Дима и поднял один из кинжалов. — Тин-Тин, ты заметила, что на некоторых из них что-то написано? По крайней мере, на некоторых.

— Да, — Тин-Тин продолжала вытаскивать все новые и новые. — На некоторых линии переплетаются, как паутина.

— А на других есть вот такие символы. — Дима поднял кинжал, чтобы она посмотрела. — Похожи на иероглифы, но нет. Это... символы, значение которых знала Бандитка. Я почти уверен, они что-то обозначали, что знала только она.

Глаза Тин-Тин расширились:

— И ее люди тоже. Она рассказывала им все.

Дима склонил голову набок:

— Откуда ты это знаешь?

— Я читала копию Евангелия Бандита минимум десять раз. Сегодня Бэнкс не дал мне взять его с собой, потому что я опять собиралась его перечитывать. Я знала, что барбекю будет скучным.

— Десять раз?

Она снова принялась вытаскивать кинжалы:

— Но мне это было не нужно.

Дима, полностью захваченный происходящим, наблюдал за ней:

— Почему?

Она просто продолжала доставать кинжалы и выкладывать их на землю, будто уже и не слышала его.

Дима посмотрел на меня.

Я ответила за нее:

— Ее учитель и я считаем, что у нее фотографическая память.

Дима застыл:

— Серьезно?

Тин-Тин все так же вытаскивала кинжалы, настолько сосредоточенно, будто находилась в каком-то другом мире. Кинжалы не кончались, каждый был сложнее и загадочнее предыдущего.

Боже… сколько же их?

Дима смотрел на нее с таким восхищением, что это было невозможно не заметить.

Вдруг Тин-Тин на мгновение замерла.

— У меня нет фотографической памяти.

Дима не отрывал от нее взгляда:

— Почему ты так говоришь?

Она замялась, явно ощущая себя некомфортно под этим вниманием:

— Потому что... я забываю. Я не все помню идеально, и иногда... в голове все путается.

Дима поднялся и подошел к ней ближе:

— Это не значит, что у тебя нет фотографической памяти. Это всего лишь значит, что твой мозг работает по-особенному, и... в этом нет ничего плохого.

Тин-Тин не поднимала взгляда, глядя на кинжал у себя в руках:

— Но люди думают, что это странно. Они и так считают, что я странная, так что... мне не нравится, когда учителя говорят Мони такие вещи. И... у меня нет фотографической памяти.

У меня сжалось сердце от ее слов. Тин-Тин всегда была другой, и именно за это я ее любила, но я знала, насколько это усложняло ей жизнь. Дети могут быть жестокими, и мне невыносимо было думать о том, что ей приходится скрывать, кто она есть, только чтобы вписаться.

Лицо Димы стало жестким:

— Что ж, Тин-Тин. Я могу звать тебя Тин-Тин, да?

— Да.

— Давай я проведу небольшой тест, чтобы все прояснить.

Она подняла на него взгляд, ее любопытство вспыхнуло, несмотря на недавнее смущение:

— Тест?

Он кивнул и поднял тот самый маленький блокнот:

— Ага.

Тин-Тин посмотрела на меня, а потом снова перевела взгляд на него:

— Ла-а-адно.

— Посмотрим. — Он раскрыл блокнот на странице, исписанной его мелким, аккуратным почерком, и поднес ее к ней. — Взгляни.

Тин-Тин скользнула глазами по странице, быстро прочитывая текст. Она смотрела на нее не больше двух секунд, прежде чем Дима тут же убрал блокнот.

Эй. Это нечестно. Ей не дали достаточно времени.

Он захлопнул его:

— Ну что, расскажи, что там было написано?

Тин-Тин моргнула, а потом, не колеблясь ни секунды, начала повторять увиденное:

— Ты написал, что Моник можно называть Мони, и тебе это нравится. Лэй влюблен в нее, и ты вроде бы рад за него, но у тебя внутри стоит вопрос, что это вообще может для него значить, быть влюбленным в нее. Потом ты написал, что Марсело может все это использовать против Лэя, но ты уверен, что Бэнкс просто переживает за своего кузена и вообще не думает о политике Синдиката. И дальше идет, что Мони — это ключ к решению проблем с Синдикатом «Алмаз» при взаимодействии с Югом и Востоком, и что ее можно использовать, чтобы сохранить мир. Ты пишешь слово «власть» пять раз. Потом большими буквами: НО КАК? А под этим ты задаешься вопросом, безопасна ли карусель для Барбары Уискерс.

У меня перехватило дыхание.

Я точно не ожидала увидеть такие записи.

Лэй рядом со мной напрягся, но Дима лишь улыбнулся:

— По-моему, это самая настоящая фотографическая память. Хотя официально это называется эйдетическая⁶.

Он постучал блокнотом по ноге:

— Это когда человек может вспомнить изображение, страницу текста или целую сцену с поразительной точностью, даже если видел это всего один раз и совсем недолго. Как будто в голове щелкает фотоаппарат, и снимок можно воспроизвести почти без искажений.

Не показывая никаких эмоций, она снова вернулась к кинжалам.

Но Дима продолжил:

— Только у очень небольшого процента детей есть такая способность.

Тин-Тин нахмурилась:

— Может, я просто иногда кое-что запоминаю. Ничего особенного.

Дима покачал головой:

— Это не просто «кое-что», Тин-Тин. То, что ты только что сделала, большинство людей вообще не смогли бы, как бы ни старались. Это редкий дар.

Она положила на землю еще один кинжал.

— То, что у тебя есть, особенное, и это то, чего тебе не следует бояться. И тебе не стоит этого бояться. Не стоит прятать это в себе.

Я видела сомнение в глазах Тин-Тин, ту неуверенность, что проросла в ней за годы попыток вписаться, за годы, когда она старалась не выделяться.

У меня сжималось сердце, глядя, как ей тяжело, как она ставит под сомнение то, что так явно было частью ее самой. И еще больше болело от того, что я не знала, что стоит ли остановить этот разговор, раз он заставляет ее чувствовать себя неуютно, или же лучше промолчать и позволить Диме говорить с ней.

Мама, как ты это делала? И делала правильно?

Дима дотронулся до своей груди:

— Ты удивишься, но люди тоже считают, что я странный.

Тин-Тин фыркнула так, будто была абсолютно уверена, что люди и правда считают Диму странным.

— Когда я был маленьким, мне тоже говорили, что у меня эйдетическая память. Когда я демонстрировал это на уроках, не... осознавая, что это вообще-то странно, дети начинали надо мной смеяться, — Дима нахмурился. — Но только потому, что они были мелкими тупыми имбецилами с жалкими мозгами...

— Дима... — пробормотала Роуз.

— Правда есть правда. Я был лучше этих детей, а теперь, когда они взрослые, я стал еще лучше...

— Дима, — Роуз нахмурилась.

Дима пожал плечами:

— Тин-Тин, люди всегда найдут за что осудить тебя, что бы ты ни делала. У тебя суперсила. Главное не позволить этому заставить тебя прятаться. Не уменьшая себя... только потому, что кто-то другой не в состоянии вынести твой свет.

Тин-Тин перестала выкладывать кинжалы и уставилась на него:

— Ты убивал людей?

Я с открытым ртом замерла от шока.

Дима подмигнул:

— Многих.

Плечи у меня тут же напряглись.

— Так, все, хватит. Нам нужно убрать кинжалы обратно в сундук и пойти на барбекю. Там же еще будет битва грилей, и...

— Пожалуйста, Мони, — Тин-Тин распахнула глаза в испуге. — Дай мне еще десять минут. Я просто кое-что хочу посмотреть.

Я тяжело выдохнула:

— Ладно... только больше никаких разговоров про убийства.

С тяжелым, демонстративным вздохом, в точности как у Хлои, Тин-Тин ускорилась, выкладывая кинжалы с прежней осторожностью.

Дима ободряюще кивнул ей:

— И если тебе когда-нибудь понадобится помощь, чтобы разобраться со своими суперспособностями — я рядом.

Губы Тин-Тин дрогнули в слабой улыбке, но она ничего не ответила.

Затем Дима что-то быстро записал в блокноте. После этого он поднял ручку над страницей:

— А теперь вернемся к кинжалам. Почему их так много и для чего они использовались?

Я снова перевела взгляд на землю.

Там уже лежало не меньше тридцати кинжалов.

Это безумие.

И только подумать, Лэй ночами ошивался у дома Шанель, разговаривал с призраками и выкапывал все это из-под земли.

Я никак не могла осмыслить, насколько все это безумно.

Я бы никогда не сказала этого Лэю, но я понимала, почему Лео мог бы ее убить. Все это шло вразрез с его желаниями, чтобы Лэй сосредоточился на Востоке.

Выдохнув, я подошла к кинжалам.

Подожди. Что за странность?

У некоторых кинжалов в древесине были вкраплены крошечные точки — маленькие, четкие, аккуратные.

У других — выведены линии.

Дима снова что-то записал:

— Здесь явно зашифрованы смыслы, но какие?

Поглаживая кошку за ухом, Роуз подняла глаза на Диму:

— Как думаешь, Бандитка и ее повстанцы действительно сражались этими кинжалами?

За него ответил Лэй:

— Вряд ли. Я всегда считал, что они… скорее церемониальные.

Роуз приподняла брови:

— Ты имеешь в виду, что кинжалы предназначались для ритуалов или жертвоприношений, а не для боя?

— Возможно, — пожал плечами Лэй. — Я просто знаю, что они не были для сражений.

В этот момент заговорил Чен:

— Я всегда думал, что эти лезвия, может быть, были талисманами на удачу для повстанцев. Или чем-то, что им вручали, когда они присоединялись. Напоминанием об их инициации.

— Хорошие мысли, — отозвался Дима. — Но тогда зачем Бандитка хотела, чтобы эти кинжалы достались Лэю, если это всего лишь реликвии или ритуальные артефакты?

Роуз снова посмотрела на кинжалы:

— А вдруг это подсказки? Что-то, что она хотела, чтобы Лэй разгадал?

Чен поправил очки:

— Я тоже думал, что это подсказки… когда она говорила с Лэем, всегда казалось, будто она хочет, чтобы все что-то поняли.

Дима повернулся к нему:

— Что именно?

Чен пожал плечами:

— Она была слишком жуткая, чтобы расспрашивать ее, да и со мной она вообще не разговаривала. Ее внимание всегда было приковано к Лэю.

Все повернулись к Лэю.

Дима постучал ручкой по блокноту:

— Где ты нашел большинство кинжалов, Лэй?

Лэй взглянул на Тин-Тин, которая наконец закончила выкладывать все кинжалы на землю:

— Мне пришлось выкапывать их в разных местах вокруг Озера Грез.

Дима продолжил расспрашивать:

— Только вокруг поместья Джонсов?

Чен покачал головой, ответив раньше, чем успел Лэй:

— Некоторые были гораздо дальше. Помню одну ночь, когда эта чертова призрачная тварь заставила нас идти пятнадцать минут до какой-то старой могилы, чтобы достать один из них.

— Могила? — Дима начал быстро что-то записывать, его любопытство явно проснулось. — И ты тоже видел призрака, Чен?

— Не так ясно, как Лэй, — признался Чен. — У меня было ощущение, что она его больше… ну, больше любила. Но я иногда видел ее силуэт… как тень или как будто фильм проецировался на экран, появлялся и исчезал… Но больше всего я ее чувствовал.

Чен слегка передернулся:

— И это было паршивое чувство.

Дима не растерялся:

— А что вы должны были делать с этими кинжалами?

Лэй смотрел на Тин-Тин, которая закрыла крышку сундука и просто залезла на него сверху:

— Бандитка все время повторяла, что это — ключ к их освобождению.

Роуз тут же вмешалась:

— Их? Кого? Она говорила про всех тех, кто был жестоко убит во время Кровавой недели?

Лэй нахмурился:

— Она никогда не говорила прямо. Только повторяла, что каждый кинжал — это ключ.

Дима внимательно посмотрел на него:

— Каждый кинжал — ключ?

— Да.

— Вот оно, — проговорила Тин-Тин и начала кивать снова и снова. — Я начинаю понимать… ну… по крайней мере, это должно быть так.

Что должно быть? Что она имеет в виду?

Глава 26

Ключ ко всему

Моник

Я смотрела на Тин-Тин, стоявшую на сундуке, пока она не сводила глаз с всех этих кинжалов.

— Может быть, нам стоит поесть и…

— Мони, просто дай мне минуту, — голос Тин-Тин прозвучал раздраженно. — Я думаю.

Я подняла взгляд на Лэя, не зная, стоит ли настаивать. Но он улыбнулся Тин-Тин, полностью поглощенный ее решимостью.

Ладно. Блять. Все нормально. Я просто слишком сильно за нее переживаю.

Кроме того, я до сих пор не могла понять, нравится ли Тин-Тин Лэй, но было совершенно очевидно, что Лэй ею очарован. В его глазах появилось тепло, которого я раньше за ним не замечала, что-то мягкое и оберегающее.

И, к тому же, мне начинало нравиться, как они реагируют друг на друга.

Ну ладно. Посмотрим, к чему все это приведет. Похоже, нам теперь жить на этой вертолетной площадке.

Дима присел на корточки, чтобы рассмотреть кинжалы, разложенные по всей площадке. Он постучал ручкой по одному, потом по другому.

— Да. Я согласен с Ченом и Лэем. Не думаю, что эти кинжалы — оружие. Это было бы нелогично.

Лэй кивнул:

— Их форма не подходит ни для настоящей защиты, ни для боя. И это тонкое дерево... было бы бессмысленно использовать такое в сражении.

Тин-Тин, все еще сидевшая на верхушке сундука, посмотрела на Диму, потом на кинжалы.

— У Бандита были пушки. Он... ну... я имею в виду...

Тин-Тин просияла.

— Она сама делала пули, потому что ее отец был кузнецом и научил ее еще в детстве.

Я видела, как у Димы в голове завертелись шестеренки, пока он переваривал сказанное.

— Тогда почему они деревянные?

Тин-Тин прикусила губу, задумавшись. Она всегда так делала, когда сталкивалась со сложной задачей по математике, будто, покусывая губу, могла вытащить оттуда ответ.

— Или...

Я наблюдала, как она подалась вперед, ее взгляд бегал по кинжалам, будто она пыталась отыскать в них скрытый смысл.

— Господи, Мони, — прошептала она. Она даже не подумала спуститься с сундука.

— Что?

— Кажется, я поняла, но... не хочу говорить это вслух.

— Может быть... тебе все-таки стоит спуститься?

Она не шелохнулась, все так же глядя на кинжалы.

— Мне нормально наверху, Мони. Отсюда я вижу их все.

Лэй подошел ближе и положил руку мне на руку.

Новый защитник Тин-Тин.

Я выдохнула, долго, глубоко, и, вопреки всякой логике... я улыбнулась.

Тин-Тин прошептала:

— В конце ее дневника, Евангелия Бандита, она пишет...

Тин-Тин на пару секунд закрыла глаза, а потом открыла их.

— Она сказала: «В конце я все спрятала и пошла к своим детям, и отдала каждому по кусочку, чтобы никто не смог найти это в одиночку. Им пришлось бы объединиться, чтобы собрать все, а это и было самым большим сокровищем».

Все посмотрели на Тин-Тин.

Дима что-то записал в блокнот и пробормотал:

— Отдала каждому по кусочку.

Глаза Тин-Тин расширились.

— Вот оно. Думаю, это и есть ответ.

Меня передернуло, все происходящее слишком сильно било по нервам.

— Что именно?

— Она использовала слово «кусочек» в «Евангелии Бандита», — Тин-Тин спрыгнула с сундука и начала собирать кинжалы по два, укладывая их рядом. — И она сказала Лэю — ключ. Или... она говорила ключи?

Лэй выглядел так же озадаченным, как и я.

— Она всегда говорила, что это ключ.

Тин-Тин ухмыльнулась:

— Типа, кинжалы — это и есть ключ?

Лэй кивнул.

Дима оторвался от блокнота и поднял взгляд:

— А. Теперь я понял.

Я развела руками.

— А я — ни хрена не поняла.

Лэй посмотрел на Тин-Тин, потом на кинжалы, потом снова на меня.

— Я тоже.

Пальцы Тин-Тин скользнули по краю одного из кинжалов, затем она обвела взглядом остальные.

— Она сказала: «Я все спрятала и пошла к своим детям, и отдала каждому по кусочку, чтобы никто не смог найти это в одиночку», так что... каждый кинжал — это кусочек. По-другому быть не может.

Но, блять, что это вообще должно значить?

Я видела это в ее глазах — искру озарения, возбуждение от открытия. Она была на пороге чего-то большого, чего-то, чего никто из нас не мог предугадать.

Тин-Тин уставилась на один кинжал в руке, отбросила остальные и провела пальцем по краю того, что остался, еще раз, и еще, и еще, будто пыталась врезать в память каждую его линию и изгиб.

— Так, — она метнулась взглядом к другим, разбросанным по площадке, кинжалам. — У Бандита был один ключ, и она разделила его на части.

Я моргнула.

— Что?

— Вот оно, — Дима кивнул. — Господи. Думаю, ты права.

Роуз бросила на меня взгляд:

— Я в таком же ахуе, как и ты, Мони.

И вдруг Тин-Тин издала пронзительный визг, от которого все вздрогнули.

У меня подпрыгнуло сердце, и я инстинктивно шагнула вперед, почувствовав, как во мне вспыхнул инстинкт защитницы.

— Тин-Тин, что случилось?

Но Тин-Тин не ответила.

— Вот оно, — воскликнула она, бросившись к другому кинжалу, лежавшему в нескольких шагах, и схватила его. — Это не кинжалы. Бандитка просто хотела, чтобы они выглядели как кинжалы, чтобы никто, кроме своих, не понял. Посторонние бы решили, что это какая-то ерунда. Детская игрушка, может быть. Или, как вы сказали, древности. Но уж точно не что-то ценное.

Я развела руками:

— Ну о-кей.

И тут Тин-Тин подняла оба кинжала перед собой и начала двигать руками с такой сосредоточенностью и поспешностью, что у меня участилось сердцебиение.

— Смотри, — выдохнула она, прижимая кинжалы друг к другу. Ее дыхание было сбивчивым, взволнованным, она жадно изучала их, а потом... медленно начала соединять их, словно две части головоломки.

— О, блять, — я напряглась.

Кинжалы легко встали друг в друга, странные линии и пазы на каждом клинке совпали идеально.

Все вокруг нее застыли.

Она и правда разгадала это.

— Ключ — это огромная головоломка, — Тин-Тин аккуратно положила соединенные части, подняла еще один кинжал и начала искать к нему подходящую половинку. — А эта головоломка — это карта к сокровищу Бандитки. К тому, которое она и ее повстанцы собирали, обворовывая окрестные города.

Дима посмотрел на Тин-Тин с такой гордостью, будто она была его собственной дочерью.

— А Бандитка хотела, чтобы у каждого был свой кусочек карты, чтобы им пришлось собраться вместе, чтобы разгадать ее. А не чтобы один человек прибрал все сокровище к своим рукам.

Тин-Тин кивнула и, вот так просто, нашла подходящую часть к новому кинжалу. И, как и предыдущая пара, эти два идеально соединились друг с другом.

Ебаный пиздец.

Чен прижал ладонь ко лбу:

— То есть ты хочешь сказать, что... все это время... мы таскали с собой куски какой-то сокровищной карты? Неудивительно, что Бандитка так дергала Лэя, чтобы он обязательно откопал один из них.

Роуз все это переваривала:

— То есть... она нарисовала карту на огромном деревянном куске, а потом вырезала из него кинжалы разной формы?

Тин-Тин хихикнула:

— Ага. Она была такая умная. Обожала коды и логические игры, так что все сходится.

Лэй пробормотал с недоверием:

— Вот почему они все такие странные и безумные на вид.

Глаза Димы расширились, блокнот в руке будто забылся, он уставился на кинжалы в руках Тин-Тин.

— Нам нужно собрать всю головоломку.

Тин-Тин сложила новую пару соединенных частей и даже не стала смотреть, как мы реагируем. Она была слишком поглощена задачей, ее мысли мчались далеко впереди нас. Она продолжала метаться по площадке, соединяя кинжалы здесь и там.

— Не думаю, что у нас есть все куски, чтобы собрать ее полностью.

Дима посмотрел на Лэя:

— Тогда придется вернуться на Запад и достать недостающие. После завтрашней битвы, конечно.

Тин-Тин продолжала щелкать кинжалами, соединяя их один за другим, а Лэй с Димой все так же молча смотрели друг на друга, будто вели немой разговор.

Блять. Завтрашняя битва. Лэй против Лео.

Сердце сжалось.

Тин-Тин снова что-то шептала себе под нос:

— Я все спрятала... отдала каждому по кусочку... никто не сможет найти это в одиночку...

Еще один кинжал встал на место, и вдруг Тин-Тин наклонилась и соединила две пары, форма стала сложнее, объемнее, ближе к целому.

Роуз повернулась ко мне:

— Но что такое сокровище Бандита? Мы хоть знаем?

Тин-Тин ползала между кинжалами, ища те, что еще можно было бы соединить.

— Никто точно не знает. Говорят только, что это были награбленные вещи у каких-то белых, которые приехали в Краунсвилл убивать, но...

Роуз следила за ней взглядом.

— Ну?

— Некоторые говорят, что среди этих вещей было много такого, что доказывало: те люди были нацистами. Золото и драгоценности, украденные у еврейских семей, которых они убили во время войны, и, может быть, даже документы или отчеты, которые они хотели скрыть.

Роуз кивнула:

— Что логично объясняет, почему они тогда объединились, придумали липовое изнасилование, свалили вину на кого-то из Краунсвилла, собрали остальных и пошли их убивать. Они не знали, что Бандит — женщина. И не знали, как выглядели она и ее повстанцы.

Тин-Тин подняла голову от головоломки из кинжалов:

— Все, что они знали — это то, что Бандит была из Краунсвилла.

По спине пробежал холодок.

Но что все это значило?

В голове мелькали догадки, одна тревожнее другой.

Бандит пошла на все, чтобы спрятать эту карту, раскидав ее части так, чтобы никто не смог найти все в одиночку.

Когда же она это сделала?

До Кровавой недели?

Или после?

Наверное, задолго до.

А потом, после своей смерти, по какой-то странной причине ее призрак решил передать ключ именно Лэю.

Почему?

Какую роль он играл во всей этой многолетней тайне?

Я взглянула на Диму, он буквально вибрировал от возбуждения, лихорадочно строча что-то в блокноте. Я ни на секунду не сомневалась: он с головой влезет в эту тайну, как и Тин-Тин, рвущийся раскрыть все секреты, скрытые в этих деревянных клинках.

Да и Чен тоже был явно воодушевлен. Его обычно спокойное выражение лица сменилось таким напряжением, какое я у него почти никогда не видела. Он опустился на колени и уставился на кинжалы.

— Я помогу тебе собрать эту головоломку, Тин-Тин.

— Спасибо, — улыбнулась она и соединила еще две части.

Чен взял один из кинжалов и начал изучать его край:

— Хм...

Роуз тоже выглядела воодушевленной. Несомненно, в ней уже просыпался журналист, она захочет знать все до последней детали, раскопать всю историю Бандита и сокровища.

Они все собирались помочь Тин-Тин, это было очевидно — Лэй, Дима, Чен и Роуз.

Вместе они будут собирать улики, следовать по карте, и... что?

Что они найдут в самом конце?

Меня пробрало, по телу прошла ледяная волна страха.

Сокровище Бандита было не просто давно утерянным кладом, оно было связано с темной и кровавой историей, оставившей глубокие шрамы на Краунсвилле и Парадайз-Сити, особенно на Юге и Западе. Те, кто совершал эти зверства, давно мертвы, но их потомки — нет.

И многие из них до сих пор оставались расистскими ублюдками, которые были готовы на все, лишь бы их семейные тайны так и остались закопанными.

Стоило ли сокровище того, чтобы вытаскивать эти тайны наружу?

И будет ли вообще безопасно узнать правду?

В животе скрутило от тревоги, стоило мне только подумать о Озере Грез.

Одного упоминания этого места было достаточно, чтобы по коже побежали мурашки.

Оно считалось зловещим — местом, где бесчисленное количество людей находили свой конец при загадочных обстоятельствах. Местные шептались, что там водятся призраки, что мстительные духи прошлого бродят по его глубинам, заманивая неосторожных в гибель.

И Лэй подтвердил, что местные были правы.

А если карта указывала на Озеро Грез, если сокровище было спрятано где-то в этих проклятых водах, то моя младшая сестра направлялась прямиком в самое сердце опасности. И, по сути, она бы нырнула туда без тени сомнения.

Блять. Я не позволю этому случиться.

И почему вообще Бандитка хотела, чтобы части карты попали именно к Лэю?

Этот вопрос не давал мне покоя, с каждой секундой въедаясь глубже.

Призрак мог доверить это кому угодно, даже Шанель, но выбрала именно его.

Почему?

Может быть, из-за его связи с Востоком, с поместьем Джонсов, которое граничило с Озером Грез?

Или дело было в чем-то другом, более личном?

Чем больше я об этом думала, тем сильнее меня передергивало. Мы имели дело с чем-то куда более масштабным, чем просто поиски сокровища. Речь шла об истории, о наследии и о той власти, что приходит вместе с раскопками прошлого.

Речь шла о тайнах, которые были погребены не просто так, и об опасности, которая просыпается, если вытащить их на свет.

Я посмотрела на свою младшую сестру, Тин-Тин, полную жизни, энергии, с горящими глазами, рвущуюся нырнуть в эту мутную, жуткую тайну с головой. Но я не могла игнорировать тучи, сгущавшиеся на горизонте. Она была умной, да, но все еще оставалась одиннадцатилетним ребенком.

А что если все это заведет ее туда, откуда она уже не сможет выбраться?

Лэй, видимо, почувствовал мое напряжение, потому что взял меня за руку и сжал ее:

— Все будет хорошо.

Я встретилась с ним взглядом, ища в нем уверенность, но увидела в ответ то же самое сомнение.

Он тоже, казалось, гордился Тин-Тин, но у него не было ответов.

Ни у кого из нас их не было.

И тут Дима захлопнул блокнот и свистнул:

— Нас ждет интересный месяц.

Это еще мягко сказано.

Глава 27

Трусики и пистолеты

Лэй

Ну все, блять, понеслось.

Я стоял перед двумя людьми Димы, стараясь сохранять спокойствие, пока они начинали стандартную проверку безопасности.

Тот, что был повыше, коротко кивнул.

Это был сигнал, что сейчас начнется.

Затем он аккуратно начал ощупывать мою рубашку, его пальцы ловко проверяли внутренние карманы. Он слегка надавливал, проводя руками по ткани, чтобы убедиться, что я ничего не прячу.

Я посмотрел на Диму, сидевшего во главе стола.

— Ты думаешь, мне нужно оружие, чтобы разобраться с этими придурками в зеленом?

Дима гладил белую спящую кошку у себя на коленях, как какой-нибудь злодей из книжки.

— Это всего лишь формальность. Ты же знаешь правила. Иногда кто-то злится, поддается эмоциям и достает пушку, чтобы выстрелить…

— Тогда, может, убедись, что они не выведут меня из себя.

С другой стороны стола сцена повторялась точь-в-точь.

Марсело, не обращая на меня ни малейшего внимания, спокойно стоял, пока люди Димы проводили обыск. Они методично ощупывали его, проверяя зеленый костюм и подкладку карманов.

На лице Марсело не дрогнул ни один мускул, руки он держал свободно скрещенными перед собой, пока охранники проходились по его одежде.

Бэнкс и Ганнер стояли позади.

Остальные члены банды Роу-стрит держались чуть поодаль.

Я оглядел помещение.

Где, черт возьми, Эйнштейн?

Нахмурившись, я снова повернулся к своему парню.

Убедившись, что под моей рубашкой не спрятано ни ножей, ни лезвий, он провел руками вдоль пояса брюк, проверяя, не заныкано ли там что-то еще.

Его напарник — коренастый мужчина с более осторожной манерой, внимательно наблюдал за всем процессом, следя за тем, чтобы проверка прошла как надо.

Люди Димы поставили стол и стулья на другой стороне сада, позаботившись о том, чтобы у нас было полно уединения вдали от гостей барбекю, которые остались далеко за «Цветком лотоса» и не могли нас видеть.

До нас уже доносился аппетитный запах жарящегося мяса, смешиваясь в воздухе с тонким ароматом свежих цветов.

Музыка гремела, пока диджей безупречно сводил современные хип-хоп треки со старым добрым R&B. Вместе с этим доносились голоса гостей и время от времени взрывы смеха.

Мы вроде как должны веселиться, но вместо этого я вынужден разруливать всю эту херню с законом 480.

Она хотела защитить меня от этого дерьма, поэтому пыталась остаться и участвовать во встрече, но Дима был против.

В итоге Мони повела моих теток, Роуз и ее сестер на экскурсию по дому.

Я невольно улыбнулся, глядя на то, как она за меня держится.

Чувство, что тебя любят, — охуенно приятное.

Не переживай, Мони. Единственные, кому стоит нервничать из-за возможных последствий этой встречи, — это они.

Тем временем, пока мы разделялись, мои тетки буквально ворвались на вертолетную площадку, едва мои люди их пропустили. А вместе с тетей Мин и тетей Сьюзи появились и несколько их слуг, которые тащили кучу, просто гору сумок, набитых новой одеждой.

Джо смотрела на них с подозрением.

Хлоя завизжала и кинулась обнимать их, будто знала моих теток всю жизнь.

А Тин-Тин… Тин-Тин, похоже, вообще ничего не заметила. Она продолжала возиться с головоломкой Бандитки. И когда пришло время идти в дом, Мони пришлось буквально тащить ее за собой.

Я бросил взгляд на вертолетную площадку, а потом в сторону кинжалов.

Четверо моих людей стояли по углам неразгаданной головоломки из кинжалов.

Когда Тин-Тин ее решит, а я ни на секунду не сомневался, что она это сделает, я задумался, что это будет значить для Синдиката «Алмаз». Сокровище находилось на Западе, а большинство предков «Воронов-Убийц» были либо убиты, либо бежали во время Кровавой недели.

Если Тин-Тин понадобятся еще кинжалы, чтобы довести дело до конца, мне придется получить разрешение у Запада, чтобы обойти Озеро Грез и продолжить поиски.

Кашмир до сих пор не знала, что именно мой отец убил Ромео и Шанель, ее старшего брата и сестру. Я вообще не имел понятия, как Запад воспримет эту новость. Я просто надеялся, что принесенная ей его отрубленная голова будет достаточной платой.

А еще был момент с тем, что я забрал тело Шанель. Из-за этого на Западе похоронили пустой гроб.

Да, они обрадуются, когда я верну ее тело, но мне самому радоваться там будет нечему.

Плечи будто налились тяжестью.

После того как я убью отца, придется разгребать кучу дерьма.

Человек Димы проверял мои штаны, и я отвел взгляд от кинжалов.

Но даже если Запад даст Тин-Тин разрешение искать кинжалы и она решит головоломку, наши проблемы все равно не закончатся.

Любое найденное сокровище будет не просто ценным артефактом — это будет символ силы, наследия и, возможно, даже выживания. История «Воронов-Убийц», кровь их предков и их бегство во время Кровавой недели придают этой ситуации слишком много слоев.

Они вообще могут не захотеть, чтобы мы его искали.

Человек Димы закончил проверку и кивнул:

— Чисто.

Я подошел к своему креслу и опустился в него.

Следом вышел Чен, теперь была его очередь. Он выглядел куда спокойнее, держался непринужденно, пока охранники Димы повторяли те же самые движения. Они с такой же тщательностью осматривали его пиджак и брюки, изредка переглядываясь, давая понять, что ничего подозрительного не нашли.

Дима заговорил:

— Ты счастливчик, Лэй.

— Да ну?

— Сегодня ты обзавелся тремя новыми сестрами, и должен признать, каждая из них по-своему восхитительна.

С другого конца стола раздался голос Бэнкса:

— Он еще ничего не получил. Сначала ему придется пройти через меня.

Я никогда ее не отдам.

Марсело занял место напротив меня.

Охранники Димы начали обыск Бэнкса.

Я мрачно уставился на двоюродного брата Мони:

— Ты вообще в курсе, насколько жалко выглядит то, что ты устроил эту мелкую неофициальную встречу?

— Это не тот вопрос, который ты должен задавать, — Бэнкс распахнул переднюю часть своего зеленого пиджака. — Вот какой вопрос тебе стоит задать: ебет ли меня твое мнение?

— Не-а. Я и так знаю ответ.

Тебе просто повезло, что в тебе течет кровь Мони. Иначе твой счетчик уже бы тикал, как у Марсело.

Бэнкс уставился на меня так, будто услышал мои мысли.

Тем временем проверка Бэнкса была далека от стандартной. Долго ждать не пришлось, они начали один за другим вытаскивать спрятанные стволы и прочую хрень.

Сначала они вытащили из одного из карманов Бэнкса кастет с золотыми шипами. Металл сверкнул на свету, и я заметил, как глаза Димы чуть сузились, хотя внешне он оставался спокойным.

Потом изъяли небольшой топор, рукоять которого была обмотана потертой кожей. Острый и зловещий, он точно был не для декора.

Я усмехнулся:

— Топор? Серьезно?

— Только чтобы разрубать ребра, — лицо Бэнкса оставалось каменным, пока охранники продолжали обыск.

Затем они нашли пистолет, искусно спрятанный в потайном отсеке его пиджака.

— Вау, — я покачал головой. — Не перебор ли с паранойей?

— Никогда.

Дима перестал гладить кошку.

— Это ты созвал эту встречу, Бэнкс. Встречу, на которую ты прекрасно знал, что нельзя приходить с оружием.

Бэнкс пожал плечами:

— Понятия не имел, что оно там.

Брехня.

Пистолет внимательно осмотрели, разрядили и отложили в сторону.

Наконец, у него нашли нож, прикрепленный к лодыжке. Клинок был небольшой, но острый и спрятан по-настоящему мастерски.

Когда Бэнкс сел, я посмотрел на него:

— Ты реально думал, что убьешь меня на Востоке?

— С чего бы мне хотеть убить тебя, Лэй? — Бэнкс вытащил из кармана зубочистку и сунул ее в рот. — Такому брату, как я, просто хочется чувствовать себя в безопасности, куда бы он ни пошел. Ты вообще новости смотрел? Сейчас нигде нельзя показаться, чтобы какие-нибудь ублюдки не накинулись.

— Принесешь оружие на Восток еще раз, и у нас будут проблемы.

— Ты из-за этого струхнул? Да ладно. Это же был просто детский пистолетик, — он кивнул в сторону оружия, пока люди Димы уносили его. — Пуля бы всего лишь царапнула. Ничего серьезного.

— Я не из тех, кого стоит даже царапать.

— Нет? — Бэнкс достал зубочистку изо рта и подался вперед. — У тебя, часом, нет зуда, который нужно почесать?

Я ухмыльнулся:

— Если бы у меня и правда, что-то чесалось, Мони была бы той, кто меня почесал бы.

А потом я подался вперед и облизнул губы:

— И… у нее действительно отлично получается заботиться обо мне.

Реакция была ровно такой, какой я добивался.

Марсело как рукой сняло, спокойствие исчезло, сменившись жесткой, напряженной позой. Он сжал кулаки так сильно, что костяшки побелели.

Люди Димы обыскивали Ганнера, и тот даже не смотрел на них. Вместо этого он сузил глаза на меня и повел плечами, будто собирался сорваться и вломиться в меня прямо сейчас.

Но лучше всех отреагировал Бэнкс. Он изо всех сил пытался сохранить лицо, но по тому, как его взгляд метнулся сначала к охране, а потом снова ко мне, было ясно: он ждал момента, чтобы перелезть через стол и выжать из меня все дерьмо.

Дима снова занялся поглаживанием своей кошки, как какой-нибудь злодей из комикса.

— Напоминаю всем, что на встречах Синдиката насилие запрещено. Тот, кто первым ударит, окажется в моей особой темнице на Севере ровно на тот срок, который я сочту справедливым. А его банда получит штрафные санкции.

Дима демонстративно вдохнул поглубже:

— И при всем этом запахе еды и звуках музыки… какая жалость было бы упустить такое событие, правда?

Никто из них не ответил и даже не посмотрел в его сторону, вся троица уставилась исключительно на меня.

Ну давайте, ублюдки. Ну же, блять. Сделайте первый шаг, а я закончу.

Бэнкс пошевелился, но совсем не так, как я рассчитывал.

Он тихо усмехнулся, откинулся на спинку стула и снова сунул зубочистку между губ.

На лице у него было спокойствие, но напряженные плечи выдавали, насколько он был взбешен.

Жаль, конечно.

Я подмигнул ему и тоже откинулся назад:

— Может, в следующий раз.

— Ни хрена, Лэй, — Бэнкс переложил зубочистку в другой уголок рта. — Тут никаких «может» быть не может.

Чен сел слева от меня, давая понять, что проверка у людей Димы завершена. Он наклонился ко мне и тихо прошептал на ухо:

— Эйнштейн с Мони и остальными. Они все на экскурсии.

Я резко сжал челюсть.

— Говорят, это Мони сама попросила, чтобы он пошел.

Я был уверен, что Бэнкс и Марсело все это услышали, потому что оба тут же ухмыльнулись.

Какого хрена она взяла с собой Эйнштейна? Она до сих пор не понимает, что я не хочу видеть рядом с ней никаких мужиков?

Я изо всех сил старался не выдать раздражение на лице, но был уверен — они все равно это заметили.

А тем временем Марсело все еще не разжал свои огромные кулаки.

Преданность и стремление «Роу-стрит» защищать Мони были очевидны. Они были готовы на все, чтобы обезопасить ее, даже если для этого пришлось лезть в опасную зону и устраивать вот такие сраные собрания Синдиката.

И надо признать: их забота о ней была даже немного трогательной. Было видно, что они ее по-настоящему любят.

В груди неприятно кольнуло от ревности, хотя это чувство сглаживалось гордостью.

Мони любили многие, и это было чем-то, чем действительно можно гордиться. Сила их чувств к ней отражала глубину моих собственных. Более того, Мони была центром наших жизней, и сам факт, что так много людей испытывали к ней такое, только подчеркивал, насколько она особенная.

Но… им всем пора, блять, отступить, потому что теперь за нее отвечаю я. И только я буду ее защищать.

Теперь настала очередь Дака пройти проверку.

Не раздумывая, Дак подошел к людям Димы и просто протянул им свой меч:

— Это единственное оружие, что у меня есть, но вы, конечно, можете провести по моему телу своими нежными, большими ручищами. Медленно. Очень медленно. Не пропуская ни одного сантиметра моих рельефных кубиков.

Я сдержал смех.

Один из охранников дернулся.

— Ну же, — Дак поднял руки и подошел ближе. — Не стесняйтесь, и сразу предупреждаю: очень большое и очень твердое трубчатое нечто в области паха — это не оружие для убийства. Это оружие исключительно для любви.

Низкорослый охранник сразу отступил в сторону.

Высокий бросил взгляд на Диму:

— Думаю, он чист, сэр.

Дима нахмурился:

— Проверь его в любом случае.

Я усмехнулся.

Высокий охранник начал обыскивать Дака.

Тот тут же простонал от удовольствия.

Охранник замер и поморщился.

Дима бросил на меня раздраженный взгляд:

— Ты не мог бы привести своего кузена в чувство?

— Ну а что я могу сделать, если ему нравится проверка безопасности? Я же не могу контролировать чужие чувства.

Нахмурившись, Дима снова занялся кошкой. Я был уверен, что эта мелкая тварь давно спит, но она перевернулась на спину и замурлыкала, подставляя ему живот, словно намекая, что пора бы уже почесать.

Ничего себе. Вот это, блядь, новый Дима. Неужели это все дело рук той журналистки?

Я обернулся, чтобы посмотреть, как проходит обыск Дака.

На лице высокого охранника промелькнуло чистое, неподдельное изумление, когда он вытащил из внутреннего кармана куртки горсть китайских метательных звездочек.

Маленькие, серебристые, с острыми, зубчатыми краями, они блестели на солнце. Идеальный размер, чтобы вонзить в горло врагу и убить его на месте.

Дак изобразил на лице наигранное потрясение:

— О боже. И как они туда попали?

Высокий охранник передал звездочки коротышке.

— Это не оружие, — Дак покачал головой. — Я просто поклонник древних артефактов.

Но охранник не остановился на этом. Он нырнул в другой карман Дака и вытащил… голубые трусики.

Что, блядь, у тебя за фетиш на трусики в этом году?

Я едва сдержал смех, пока охранник кашлянул, покосился на Диму и неуверенно спросил:

— Эм, сэр? Что мне с этим делать?

Дима не нашел в этом ничего смешного:

— Пусть оставит. Сомневаюсь, что он сможет использовать их как оружие.

— Я бы мог задушить ими Бэнкса, но все равно спасибо, — Дак выхватил трусики из рук охранника и сунул обратно в карман.

Я наклонился к Чену:

— Ты знаешь, чьи это трусики?

Чен тоже подался ко мне и прошептал:

— Это Танди. Сегодня они поспорили на пляже, и она проиграла.

— Из-за чего был спор?

— Кто дольше продержится под водой. Она просто не знала, что ради ее трусиков Дак был готов утопиться.

Я хмыкнул:

— А что она получала, если бы выиграла?

— Ужин в «Золотом Единороге».

— Неплохой приз.

«Золотой Единорог» был единственным рестораном Востока с мишленовской звездой, спрятанным в самом сердце гастрономического квартала. Роскошное заведение сочетало в себе мотивы традиционной китайской мифологии с авангардной кухней.

У них было потрясающее фирменное блюдо под названием «Дракон и Лисица». В нем использовалось нежнейшее мясо лисицы, маринованное в редких специях и доведенное до совершенства на гриле. Подача включала в себя бархатное пюре из золотого драгонфрута на жасминовом рисе.

Но настоящей жемчужиной меню был десерт, названный в честь самого ресторана.

Десерт «Золотой Единорог» был роскошным, эффектным блюдом, украшенным настоящим золотом. Мусс готовили из редкого белого шоколада, который добывали где-то в горах. Шеф как-то рассказывал мне, что миниатюрные пирожные в форме единорогов, украшавшие верхушку десерта, они делали по нескольку часов.

При этом стоило учитывать, что китайские единороги, известные как цилинь, совсем не походили на западных. Это были не лошадиные существа с витым рогом на лбу.

Цилинь был куда более сложным и величественным существом. У него было тело оленя, копыта быка, голова, напоминающая драконью, и пара рогов на голове. Грива и хвост пылали огнем.

В любом случае, благодаря тщательному труду шефа и персонала, ресторан «Золотой Единорог» держал очередь на шесть месяцев вперед.

Значит, Танди мечтает попасть в «Золотой Единорог», а Дак тем временем таскает у себя ее трусики. Интересно.

Закончив с проверкой, Дак сел справа от меня.

Слишком уж заинтригованный новыми деталями, я наклонился к нему:

— Танди?

— Она слишком сексуальна, чтобы ей сопротивляться.

— Но ты хотя бы пытался?

— Конечно, нет.

Я усмехнулся:

— А как насчет «Золотого Единорога»?

— Я в листе ожидания. Я заставил их включить меня в первую двадцатку.

— Скажи, что бронь для Хозяина Горы. Это должно сразу выкинуть тебя в самый верх. Веди ее на следующей неделе.

Лицо Дака засияло:

— Ты что, пытаешься добиться поцелуя от меня, кузен?

— Прибереги свои поцелуи для Танди.

Дима шумно откашлялся, давая понять, что пора заканчивать разговор:

— Думаю, нам стоит начинать.

Я кивнул, надеясь, что вся эта херня побыстрее закончится.

Глава 28

Сделай что-нибудь с этим

Лэй

Звук музыки с барбекю, которую крутил диджей, доносился до сада. Он резко контрастировал с напряжением и скрытым насилием, кипевшим за этим столом.

На самом деле, бодрые биты и смех казались чем-то из другого мира.

— Давайте просто покончим с этим, — я обвел взглядом сидящих. — Может, начнем с Бэнкса, раз уж он побежал плакаться мамочке?

— Спасибо, Лэй, но начну я, — Дима кивнул своему человеку, тот поднял в руке записывающее устройство.

Мужчина подошел, включил устройство и поставил его в центр стола.

— Заседание начинается. Это официальная встреча Синдиката «Алмаз» по делу Закона 480. Истец — Бэнкс из банды «Роу-стрит». Ответчик — Лэй из «Четырех Тузов», — Дима достал блокнот и положил его перед собой на стол. — Прошу воздержаться от угроз и насилия, чтобы мы с Барбарой Уискерс успели на карусель.

— Меня все устраивает, — я кивнул. — Но давайте сразу занесем в протокол, что Бэнкс явился на Восток с оружием, собираясь напасть на меня.

Марсело вмешался:

— И добавьте, что Дак пытался пронести китайские звездочки на встречу.

Дима мрачно уставился на нас обоих:

— Тишина.

Я поджал губы.

Дима перевел взгляд с меня на него:

— Это теперь наша реальность? Вы двое будете вечно препираться, как дети из-за новой игрушки?

— Нет, Дима, это не будет нашей реальностью, — я покачал головой. — Я, конечно, не гадалка, но что-то мне подсказывает, что многие из тех, кто сейчас сидит напротив меня, в ближайшие дни здесь уже не появятся.

Марсело нахмурился:

— Прошу внести в протокол, что Лэй выдвинул в нашу сторону угрозу. А значит, если вдруг в будущем мне случится размозжить ему лицо до состояния фарша, это будет вызвано исключительно сильным чувством самозащиты.

— Это была не угроза, — я покачал пальцем. — Это было… предчувствие.

— Хватит, — Дима посмотрел вниз, на свою кошку, которая приоткрыла глаза. — Даже Барбара уже устала от этого детского сада.

С этими словами он погладил кошку, и та замурлыкала, свернувшись обратно в клубок.

— Давайте к делу. Бэнкс, начинай.

— Ага, — я скрестил руки на груди. — Послушаем, что ты там придумал.

Бэнкс откашлялся:

— Лэй заметил моего кузена в Глори после того, как выследил своего отца. По всей видимости, его отец поставил трекер на него, чтобы это и произошло.

Дима повернулся ко мне:

— И когда ты встретил Мони, в какой момент ты понял, что она кузина Бэнкса?

— Я знал, что у нее есть родственники на Юге. Но только гораздо позже в тот день я понял, что она связана с Бэнксом.

— И когда ты выяснил эту связь, что ты сделал?

— Продолжил делать то, что хотел, и то, в чем нуждался.

Бэнкс заерзал на месте:

— Что, черт возьми, это за ответ?

Дима тяжело вздохнул:

— Не мог бы ты пояснить, Лэй?

— Пояснить?

— Расширить. Объяснить. Дать, блять, нормальный ответ.

— О, да. Я могу пояснить, — я разжал руки, положил ладони на стол и переплел пальцы. — Начать стоит с момента, когда я впервые увидел Мони. Я был не в себе из-за смерти Шанель и своей жажды мести. Занесите это в протокол.

Дима кивнул:

— Твое горе будет учтено.

— Так вот, когда я увидел Мони… на меня нахлынуло огромное чувство… покоя… и… мне просто захотелось, чтобы она была рядом.

Марсело злобно уставился на меня:

— Это ни хрена не оправдание, что ты не позвонил ни мне, ни Бэнксу!

— Позже той ночью я увидел ее в этом платье и… и тогда понял, что хочу ее.

Бэнкс скривился.

— Так что я достал наручники, которые уже лежали у меня в кармане специально для нее…

— Наручники!? — Бэнкс ударил по столу.

Чен поднял руку:

— Я бы хотел кое-что добавить, чтобы прояснить ситуацию с наручниками.

Дима кивнул:

— Говори, Чен.

Чен поправил очки:

— В тот день Моник увидела тело своего отца. Ее накрыло горе, стресс, сердечная боль… и она попыталась спрыгнуть с крыши, чтобы покончить с собой.

Бэнкс приоткрыл губы:

— Что?

Чен указал на Дака:

— Мой брат спас ее. Он прыгнул с балкона вслед за ней… ну… в общем, он ее спас. Прошу внести это в протокол.

Бэнкс моргнул и перевел взгляд на Дака:

— Она что-то говорила, что Дак ее поддержал, но… особо не вдавалась в подробности.

— Разумеется, понятно, почему она не захотела все это рассказывать, — продолжил Чен. — Когда мы с Лэем увидели… эту ситуацию, мы выбежали на балкон. И Лэй… который, как видно, сам был в нестабильном состоянии… надел наручники — ей на одну руку, себе на другую. Чтобы она больше не могла причинить себе вред.

Дима открыл блокнот и записал что-то на его страницы.

Ганнер уставился в стол.

— И все же… — Марсело смотрел с каким-то грустным выражением. — Тем более стоило нам позвонить, как только ты понял, что… Я мог бы…

— К тому моменту, как я понял, — я покачал головой, — я уже не хотел, чтобы она уходила от меня. И я бы не отпустил ее, даже если бы она сама захотела уйти.

Марсело приподнял брови:

— Прости, что?

— Ты, блядь, все прекрасно слышал.

Бэнкс повернулся к Диме:

— Ты это слышал? Он сам только что признал, что это было похищение.

Дима перевел взгляд на меня:

— Возможно… тебе стоит… развернуть мысль…

— Ау, — я театрально приложил руку к груди. — Хочешь, чтобы я все тебе подробно объяснил?

— Да, — Дима нахмурился. — И побыстрее.

— Я увидел ее. Я захотел ее. Очень сильно, — я уставился на Марсело и подался вперед. — И я взял ее. И не отдам никому. Никогда.

Ну и что теперь? Попробуешь что-то сделать?

Бэнкс вынул зубочистку изо рта, и я почувствовал нутром: он был готов поставить на кон все и врезаться в меня.

От него исходила чистая агрессия, он вертел зубочистку в пальцах туда-сюда, снова и снова.

Марсело, зная своего правую руку как облупленного, положил ему ладонь на плечо.

Но это не остановило Бэнкса, он продолжал крутить зубочистку в пальцах.

— Ладно. Спасибо за твое… объяснение, Лэй, — Дима постучал ручкой по блокноту. — Но мне кажется, мы упускаем самый главный момент.

— Да ну, Дима, — Бэнкс покачал головой. — По-моему, этот ублюдок все сказал предельно ясно.

— Согласен, — Дима кивнул. — Но вопрос в том, хотела ли Мони уйти. Думаю, это куда важнее.

— Да насрать, хотела ли моя кузина уйти, — голос Бэнкса стал громче. — Этот ублюдок все равно бы ее не отпустил. Он сам только что это сказал. Более того, я отправил людей на эту сраную гору, чтобы защитить ее, и до сих пор не получил от них ни слова. Где они, блядь?

Я откинулся на спинку кресла и скрестил руки на груди:

— Ты хочешь сказать, что отправил людей на мою территорию, даже не спросив у меня разрешения?

— Чен дал добро.

— Чен не Хозяин Горы. Я — Хозяин. И это была моя, блядь, гора.

Марсело скривился:

— Где мои люди?

— Отлеживаются на той самой горе. Большинство их ран должны зажить к концу месяца. И, если Бог даст… — я ухмыльнулся, — большая часть даже сможет снова ходить.

Все трое дернулись — Марсело, Ганнер и Бэнкс.

Я сосредоточил все свое внимание на Бэнксе:

— Давай по-честному. Ты знал, что Мони не хочет уходить. И ты отправил тех людей просто как проверку, чтобы доказать ей, что я — монстр.

— И ты сдал эту проверку, ебаный ты психопат.

— Вот тебе маленькое прозрение, Бэнкс. Я никогда и не притворялся кем-то другим. Я с самого начала был монстром. И когда твоя кузина это увидела — она приняла это.

— Хуйня, — Бэнкс посмотрел на Диму. — Ты в это веришь?

Дима заговорил:

— Тут я согласен с Бэнксом. Чем больше я узнаю о Мони, тем сильнее убеждаюсь, что она не из тех женщин, которые с восторгом воспринимают жестокость.

Я сжал зубы.

Дима сделал пометку:

— Хотела ли она уйти в тот момент?

— Мони не какая-нибудь беспомощная девчонка в беде. Она взяла все в свои руки на горе и в итоге сама заняла позицию Друга «Четырех Тузов».

Дима поднял глаза от блокнота:

— Ты не ответил на вопрос.

Чен вмешался:

— С ее стороны не прозвучало четкого заявления о том, что она хочет уйти именно в тот момент.

Дима посмотрел на меня:

— Но это можно было… предположить?

Я разжал пальцы и провел рукой по волосам.

Дима взглянул на устройство:

— В протоколе зафиксировать: Лэй из «Четырех Тузов» уходит от прямого ответа.

Я тяжело выдохнул:

— Возможно, в тот час она и хотела уйти, но к концу ночи была не против остаться.

Дима поднял ручку в воздух:

— Или она осталась, потому что чувствовала, что ее заставили?

Бэнкс фыркнул.

— Послушай, — я разжал руки и снова положил ладони на стол. — Мы вместе, и независимо от того, что произошло на той горе, она заняла место моей Хозяйки Горы. У нее есть свои люди…

— У нее твои люди, — перебил Бэнкс, указывая на меня. — Это не считается.

— Мой отец отдал ей целую армию.

Шок отразился на лицах всех, даже Дак был ошарашен. Видимо, Чен не рассказал ему о ее новых владениях.

Я продолжил:

— Он также передал ей несколько объектов собственности внутри «Четырех Тузов», что поставило ее со мной на равных. Настолько, что… в будущем она, возможно, будет принимать важные решения, которые повлияют не только на «Четырех Тузов», но и на наше положение в Синдикате «Алмаз». И если вы мне не верите, то спросите у нее сами.

Марсело и Бэнкс переглянулись.

Дима что-то записал.

Марсело посмотрел на меня:

— Я хочу, чтобы юристы банды «Роу-стрит» проверили все документы, которые она уже подписала и которые будет подписывать в будущем.

— Этого ты хочешь?

— Да.

— Да пошел ты. Этого никогда не будет.

— Пошел ты? — Марсело ткнул себя в грудь, а потом указал на меня. — Нет, пошел ты!

— Все, все. Пошли вы все на хуй, — Дима захлопнул блокнот. — Я все услышал.

Мы разом перевели на него взгляд.

Кошка Димы замурлыкала, будто поддерживая его надвигающийся приговор.

Дима окинул нас взглядом, прочистил горло:

— Ознакомившись с деталями и выслушав все стороны, я выношу решение.

Я откинулся на спинку кресла, стараясь сохранить нейтральное выражение лица, хотя под кожей закипала злость. Я был готов к любому раскладу, но мне не нравилось, как сузились глаза Димы, когда он собрался говорить.

У него было много способов вынести приговор. Если бы захотел, то мог бы и казнить. Но этого точно не случится. Некоторые уже оказывались в его темнице за нарушение Закона 480, но он нуждался во мне, чтобы я разобрался со своим отцом, так что я почти был уверен, что темницу он тоже исключит.

Он мог бы вынести решение в пользу банды «Роу-стрит», дав им больше власти и подняв их статус в Синдикате «Алмаз».

И были еще десятки видов наказаний.

— Что касается Закона 480, — продолжил Дима, — было установлено, что в данном случае он не был нарушен.

О.

Я моргнул.

Спасибо, Дима.

Чен, сидевший рядом, с шумом выдохнул, будто все это время задерживал дыхание.

Дима продолжил:

— Согласно записям и свидетельствам, хотя действия Лэя были крайними и нетрадиционными, они не подпадают под действие Закона 480.

Лицо Марсело налилось раздражением.

Дима пожал плечами:

— Этот закон создан для того, чтобы регулировать конкретные бесчеловечные нарушения в отношении членов семей Синдиката. Такие, как изнасилование, избиение, похищение и / или убийство члена другой семьи Синдиката, без уважительной причины, только из-за жадности или прочей мерзости.

Бэнкс ударил по столу:

— Да вы издеваетесь?! Он сам признался, что похитил мою кузину! Он же явно нарушил закон!

— Он признался, что хотел похитить ее, но, судя по всему, как минимум 90 % времени она была вполне согласной стороной…

— А как же синдром Стоктона?

— Ты хотел сказать — Стокгольмский синдром. И вот я готов поспорить: если я позову Мони к этому столу, она подтвердит, что все было по обоюдному желанию, — Дима жестом указал в сторону «Цветка лотоса». — Бэнкс, ты хочешь, чтобы твоя кузина дала показания? Она сама говорила, что готова выступить.

За него ответил Марсело:

— Нет.

— Я так и думал, — Дима захлопнул блокнот. — В данной ситуации действия Лэя, какими бы сомнительными они ни были, не представляют собой явного нарушения Закона 480.

Кошка замурлыкала громче.

— Барбара со мной согласна, — он провел рукой по ее шерсти, словно подчеркивая сказанное.

Бэнкс уже открыл рот, чтобы возразить, но Дима поднял ладонь:

— Дай мне закончить. То, что Закон 480 не был нарушен, не значит, что действия Лэя останутся без последствий.

Что?

Я напрягся.

Он продолжил:

— «Четыре Туза» не справились с ситуацией должным образом.

Чен вытер пот, выступивший на лбу. После завтрашнего дня мне придется дать кузену небольшой отпуск. Уровень его стресса поднимался с каждым днем все выше.

Дима указал на меня:

— По этой причине «Четыре Туза» получат наказание.

Я выдавил сквозь сжатые зубы:

— Какое именно наказание?

Взгляд Димы стал ледяным, он дал понять, что терпение у него кончилось, и если я продолжу давить… он легко забудет про любые правила и перестреляет нас всех к хуям.

Его положение как Лидера Синдиката означало, что только у него и его людей было оружие на этой встрече. И я точно знал, что под его расстегнутым пиджаком лежат два ствола.

Ладно.

Я плотно сжал губы.

Дима мрачно посмотрел на меня:

— Следующая поставка оружия с Востока на Юг будет бесплатной.

Черт побери.

В этом месяце Марсело заказал крупную партию огнестрельного оружия, включая винтовки, автоматы и прочее. Он должен был заплатить за все около пяти миллионов.

Марсело скривил губы в улыбке.

Дима поднял палец:

— Юг не заплатит ни копейки. Это жест доброй воли, призванный сгладить последствия действий «Четырех Тузов».

Злость вскипела во мне:

— То есть платить буду я?

Дима остался невозмутим:

— Это мое решение.

Бэнкс ухмыльнулся:

— А как насчет моих людей? Тех, кого Лэй избил?

Дима медленно покачал головой:

— Я согласен с Лэем в том, что ты отправил этих людей с расчетом, что им нанесут вред, как часть испытания. Поэтому Лэй будет отвечать за то, чтобы к концу месяца они восстановились. Однако банда «Роу-стрит» обязана будет компенсировать им любые финансовые убытки, связанные с лечением.

Дима снова посмотрел на Марсело:

— Более того, твои действия тоже не были безупречными. «Роу-стрит» должны были прийти ко мне сразу же, как только узнали, что замешана Мони. Самостоятельные действия на территории Синдиката «Алмаз» тоже требуют небольшого наказания.

— Большая часть произошла в Глори, — вставил Марсело.

— Глори все равно находится на территории Синдиката «Алмаз». Мне тебе карту нарисовать?

— Не надо, — проворчал он. — Какое наказание?

Голос Димы стал стальным:

— Мои люди в Глори сообщили, что один из отелей был разрушен из-за детской драки между «Роу-стрит» и «Четырьмя Тузами». Вы оплатите этот ущерб, а также любые другие повреждения, которые стали результатом ваших самовольных действий.

Марсело выглядел так, будто сейчас взорвется.

Дима убрал блокнот во внутренний карман пиджака:

— Заседание окончено.

С этими словами он поднял Барбару Уискерс, встал и направился в сторону карусели.

Люди Димы остались стоять на месте, чтобы убедиться, что мы не сцепимся прямо тут.

Члены «Роу-стрит» сразу поднялись и ушли всей группой, на лицах у всех, откровенно злые выражения.

Я посмотрел на Чена:

— Неплохо.

Чен пожал плечами:

— Твоя выходка с Моник обошлась нам в пять миллионов долларов.

— Насколько я вижу, это отличная сделка, — я встал и тоже пожал плечами. — Мони стоит гораздо больше.

Чен раздраженно застонал:

— Просто постарайся, чтобы дальше мы действовали по законам Синдиката.

— Конечно, — я пошел вперед, понизив голос. — Разве что за исключением убийства Марсело.

— Вот насчет этого, — вздохнул Чен. — Я думаю, нам не стоит…

— Ты вообще видел, как он с ней поздоровался?

— Да, я видел, но если Марсело умрет, даже Диме не придется напрягать мозги, чтобы понять, кто это сделал. Все сразу подумают на тебя.

— Просто надо найти способ…

— Я абсолютно уверен, что нам нельзя этого делать, и помогать я тебе не стану.

Я нахмурился:

— Ладно… давай обсудим это через пару недель.

Чен закатил глаза.

Я направился в сторону «Цветка лотоса».

Теперь, когда вся эта херня с Синдикатом была закончена, пора было возвращаться к празднику с Мони и ее сестрами.

И какого хрена она вообще потащила с собой Эйнштейна?

Глава 29

Экскурсия по дому

Моник

— Ладно. — Я открыла дверь. — Добро пожаловать в наш новый дом.

Мы вошли в главное фойе «Цветка Лотоса», и я не смогла удержаться, чтобы не взглянуть на своих сестер и не увидеть, как они отреагируют.

Их восхищение невозможно было не заметить.

Через пару секунд рот у Джо приоткрылся, а глаза округлились.

— Мони, ты что, серьезно?

— Это все наше.

— Ни за что.

— Совсем серьезно. — Я ухмыльнулась.

Джо с изумлением разглядывала позолоченные хрустальные люстры, свисающие с высокого потолка, и огромную фреску над нами, где два синих дракона изящно переплетались друг с другом.

В просторном вестибюле Хлоя медленно закружилась на месте, а ее лицо светилось так, будто она попала в сон.

— Если это и правда наш дом, тогда я отсюда никуда не съеду, Мони.

Я усмехнулась.

— Поступлю в какой-нибудь колледж здесь, в Парадайз-Сити.

— Мне подходит.

Всего месяц назад мы спорили о том, чем она займется после школы. Она даже не была уверена, стоит ли вообще идти в колледж. Возможно, дело было в том, что ей казалось, будто она просто не сможет себе этого позволить. Может быть, именно это ее и гнобило.

Но теперь… теперь она говорила о колледже.

Словно камень свалился с моих плеч.

Мам, мне кажется, теперь все правда будет хорошо.

Я опустила взгляд, чтобы проверить, как отреагировала Тин-Тин.

Ее глаза метались с мраморных полов на бесценные картины, развешанные по стенам.

— Мы и правда будем здесь жить?

— Начиная с сегодняшнего вечера.

Тетя Мин и тетя Сьюзи вошли следом, сопровождаемые своим отрядом носильщиков с пакетами из магазинов. Один только Бог знал, сколько новых нарядов теперь было у моих сестер. Я была уверена, что к вечеру их шкафы уже будут ломиться от вещей.

Тетя Сьюзи взвизгнула:

— Ах! Мин, только посмотри на их лица. Я просто обожаю смотреть на счастливых детей. Это такой подарок для Востока.

Джо бросила на меня взгляд. Она все еще не прониклась симпатией к тетям Лэя, но это было в ее духе. Все, кто появлялся в ее жизни, по умолчанию были виновны, пока не докажут обратное.

Тетя Мин направилась к лестнице с драконами и махнула своим помощникам:

— Поднимите одежду на второй этаж и подождите в коридоре, пока наши племянницы выберут себе комнаты. Потом все аккуратно разложите в шкафах, складывайте, вешайте, что угодно.

Джо прошептала мне:

— Наши племянницы?

— Теперь мы все одна семья.

Джо оглядела теток:

— Ну, по крайней мере, они вроде норм, но я не хочу…

— Чего?

— Просто не могу пока все это принять на веру. Обычно, когда все начинает идти как по маслу, именно в этот момент все и рушится.

— Сейчас все иначе. Поверь, все действительно хорошо. Даже они.

— Я постараюсь. Просто мы столько жили без гроша, от одной трагедии к другой. Быть счастливыми — это, наверное, сложнее всего, к этому еще привыкнуть надо.

Джо подняла голову, уставилась на люстру и присвистнула:

— Мони, это безумие. Тут как во дворце.

Хлоя услышала ее слова и хихикнула:

— Да, Джо. У меня такое чувство, будто мне надо надеть бальное платье. Это место просто невероятное!

Тетя Сьюзи захлопала в ладоши где-то в стороне:

— О, отлично, Хлоя! Мы купили несколько бальных платьев, так что можешь надеть одно на барбекю.

Хлоя скривилась в глупенькой улыбке:

— Ну, ты и шутница.

Тетя Сьюзи моргнула:

— А что я такого смешного сказала?

Хлоя широко распахнула глаза и посмотрела на меня:

— О... э-э...

Я кивнула:

— Она действительно всерьез про бальные платья.

Тетя Сьюзи энергично закивала:

— Я никогда не шучу, когда речь идет о хороших бальных платьях. Сегодня, Хлоя, будет один из твоих многих моментов Золушки.

Джо прыснула.

— Оу. — Хлоя усмехнулась. — Эээ… ну, ладно. Наверное.

— Прекрасно. — Тетя Сьюзи поднялась по лестнице вместе с тетей Мин. — Надо найти сумки с платьями и все подготовить!

Хлоя оглянулась на меня:

— Это место… оно какое-то... другое.

— Это мягко сказано, но... мы привыкнем. Надеюсь.

Роуз уже собиралась войти в дом, но зазвонил ее телефон. Она посмотрела на экран и отступила назад.

— Прости, мне нужно ответить.

— Без проблем.

Она осталась на крыльце.

А вот Эйнштейн зашел внутрь, внимательно рассматривая каждую деталь вокруг.

Пока мы шли к дому, он вежливо попросил меня больше не называть его Умником. Похоже, как и Ганнер, он тоже решил начать с чистого листа.

По крайней мере, мне нравилось его новое прозвище. Оно идеально ему подходило. Когда мы были детьми, Эйнштейн вечно сидел с книжкой и почти никогда с нами не играл. Неважно, во что мы звали его, в прятки, в салки или, блин, даже в классики, Эйнштейн либо торчал на ступеньках своего дома, либо сидел на веранде у Марсело и читал весь гребаный день, пока солнце не садилось.

Джо выдернула меня из мыслей и подтолкнула локтем.

— Девочка, тебе срочно надо научить меня, как надо давать, чтобы получить дом.

Я нахмурилась.

— Да ну, ну давай. — Джо подмигнула. — Ну, хоть один советик.

— Я сейчас наваляю тебе, Джо. Я не трахалась за этот дом.

Джо с деланным видом изобразила Диму: достала невидимый блокнот, взяла воображаемую ручку, посмотрела на меня и произнесла:

— Но если бы ты все-таки знала, как трахаться за дом… как бы ты это сделала?

— Девочка, я тебя сейчас просто проигнорирую.

— А что там? — Хлоя взяла Тин-Тин за руку, и они вместе направились в гостиную. Обе задрали головы и уставились на еще одну огромную люстру, свисающую над бархатными диванами и мраморным кофейным столом.

Мы с Эйнштейном и Джо пошли следом.

Хлоя покачала головой:

— Это не может быть правдой.

Я почувствовала, как в груди расправилась гордость.

«Цветок Лотоса» был настолько далек от всего, что мы знали раньше, что их изумление перед этой красотой дало мне ощущение, будто я действительно поступила правильно, приведя их сюда.

Пока мы продвигались дальше по дому, Джо все продолжала качать головой, не веря в происходящее, а Хлоя, казалось, уже в уме составляла каталог каждой детали, планируя, где будет проводить больше всего времени.

Когда мы дошли до лестницы с перилами в виде драконов, глаза Тин-Тин распахнулись от восторга.

Джо подняла руки, будто сдавалась:

— Я даже не знаю, что на это сказать. Это что, дракон? Такое ощущение, что Восток реально пытается заставить меня его полюбить.

Я кивнула:

— Это дракон.

Тин-Тин расплылась в широкой улыбке:

— У нас теперь есть дракон дома.

Мне так понравилось, как она сказала у нас дома.

— Он немного криповый, если честно. — Хлоя дотронулась до головы дракона. — Такое чувство, будто надо говорить тише, чтобы он не проснулся.

— Ага. — Я кивнула. — У меня было такое же ощущение. Еще одна вещь, к которой придется привыкнуть.

Хлоя нервно усмехнулась.

Тин-Тин ухмыльнулась:

— Нам надо дать дракону имя. Он будет нашим питомцем.

Я кивнула:

— Почему бы и нет.

Эйнштейн подошел ближе:

— Он одновременно красивый и пугающий.

— Да, ну. — Джо сделала шаг вперед. — Это вообще какой-то другой уровень. Тот, кто придумал этот интерьер, явно был с очень буйным воображением.

Я улыбнулась:

— Всего так много, чтобы переварить, но я рада, что вам всем нравится.

— Нравится? — Хлоя аж задохнулась от восторга. — Да я в восторге! Такое ощущение, будто я попала в фильм или что-то вроде того.

— Ну так… — Я развела руками. — Вы трое не против, если мы переедем сюда уже сегодня? Правда ведь?

Хлоя закивала:

— Девочка, я сейчас влезу в бальное платье, возьму ребрышек и завалюсь в нашем новом гнездышке. Я отсюда ни ногой.

Тин-Тин бросила взгляд на дверь:

— А я смогу принести внутрь свои пазлы?

— Конечно. Мы даже можем поставить столик в твоей комнате, чтобы ты могла собирать их там.

Тин-Тин с шумом выдохнула, будто до этого всерьез переживала, что я могу отказать.

Только Джо до сих пор молчала.

Я старалась не показать, как расстроилась, когда обернулась к ней:

— Ну… а ты что скажешь?

— Тебе не кажется, что ты слишком торопишься с этим парнем?

— Да, я двигаюсь безумно быстро, но это вообще не связано с этим домом. Он официально принадлежит мне. Буду я с ним или нет — это наш дом.

Эйнштейн наблюдал за нашим разговором.

— Бэнкс не доверяет всей этой истории с Лэйем. — Джо сунула руки в карманы.

— Джо, Бэнкс вообще никому не доверяет, — вздохнула я. — И он здесь не живет. Все это — только для нас.

— Но…

— А что, если так? — Я сглотнула. — Попробуй пожить тут месяц, а если в итоге тебе здесь не понравится, тогда мы поговорим. Ты уже достаточно взрослая, чтобы жить отдельно.

Джо нахмурилась.

Я старалась говорить спокойно, хотя сердце у меня в тот момент просто разрывалось:

— Но… я бы очень хотела, чтобы ты осталась с нами.

— Правда?

— Правда.

Хлоя нахмурилась:

— Господи, Джо, хватит уже разыгрывать из себя, вечно устраиваешь драму. Ты же знаешь, что останешься с нами. После похорон мы все поклялись, что не разойдемся, пока Тин-Тин не подрастет.

Джо огляделась, будто только сейчас по-настоящему заметила роскошь, в которой мы оказались.

— Я не собираюсь нарушать обещание. Я просто стараюсь быть той, кто смотрит на все трезво. Все вокруг такие милые, осыпают нас подарками. А вдруг это как в том фильме, где богатые белые тащат черных в свой особняк, чтобы потом завладеть их телами? Откуда ты знаешь, что этим теткам не нужны наши тела или что-то в этом роде?

— Обалдеть. — Хлоя усмехнулась. — Вот почему я никогда не буду курить траву. Ни-ког-да.

— В общем… — Я пожала плечами, даже не собираясь вступать в дискуссию по поводу теории Джо о краже тел. — Джо остается, вы все согласны переехать уже сегодня, так что настало время для самой крутой части.

Они все уставились на меня.

— Пора выбирать комнаты.

— Подожди, что? — Джо прищурилась с улыбкой. — А сколько вообще спален?

— На втором этаже четыре спальни. Моя мастер-спальня на третьем, так что у вас отличный выбор из оставшихся четырех. И еще кое-что вам скажу.

Хлоя аж запрыгала от восторга.

А Тин-Тин просто смотрела на входную дверь, ей, похоже, уже было совершенно все равно и на дом, и на спальни.

Я указала наверх:

— Все комнаты шикарные, у каждой свой собственный санузел. А это значит, что Джо и Хлоя больше не будут будить меня каждое гребаное утро, выясняя, кто первая в ванную.

Джо потерла руки:

— Оу, блять. А я могу сюда подружек водить? Правда?

Хлоя скривилась:

— Только не каждую шлюшку, а тех, которые мне реально нравятся.

Джо презрительно цокнула языком.

Я пожала плечами:

— Давайте сначала просто переедем, а там, конечно, можете звать кого хотите.

Я понимала, что мне еще предстоит разобраться с тем, как будут работать визиты на Восток, но все как-нибудь уладится. Единственное, что действительно имело значение прямо сейчас — это то, что мои сестры начинали тянуться к этому месту.

— Ладно. — Я захлопала в ладоши. — Выбирайте комнаты.

— Я первая выбираю! — Хлоя отпустила руку Тин-Тин и рванула вверх по лестнице.

— Хрен тебе! — Джо бросилась следом. — Я старше тебя!

— Мы не по возрасту считаем! — крикнула Хлоя в ответ. — Мы считаем по красоте и целеустремленности!

А тем временем Тин-Тин направилась к входной двери:

— Мони, ты можешь выбрать мне комнату. А я пойду займусь пазлом…

— Нет. — Я остановила ее. — Тин-Тин, выбери себе комнату.

— Но...

— Как только ты выберешь комнату, я попрошу людей Лэя принести тебе пазл.

— А если они все испортят?

— Обещаю, с ним ничего не случится. Лэй сейчас поставил четырех человек охранять его. И мы обязательно поставим тебе красивый стол, чтобы ты могла все удобно разложить.

— Ладно. — Вздохнув, Тин-Тин поднялась по лестнице.

Мои сестры переезжают.

Меня накрыла всепоглощающая радость. Я знала, что у Лэя были свои скрытые мотивы, когда он предложил им приехать именно сегодня, но все это больше не имело значения. В конце концов, я нуждалась в них куда сильнее, чем когда-либо осознавала.

Хорошо. Теперь все точно будет в порядке.

Я перевела взгляд на Эйнштейна, который все еще разглядывал дом, впитывая в себя каждую деталь.

Теперь я могу разобраться с этой проблемой, до того, как мы закончим с барбекю.

Глава 30

Семья и одолжения

Мони

Эйнштейн смотрел на парадный вход, но я ясно видела, что мыслями он был где-то далеко.

В том, как его плечи чуть опустились, как он всматривался в детали не с восторгом человека, которого поражает богатство, а с безразличием того, кто уже давно перестал ждать от мира хоть чего-то, было что-то особенно болезненное.

Когда я наблюдала за ним, мне вдруг вспомнились прежние времена.

Настоящее имя Эйнштейна было Джеремайя, но никто никогда его так не называл.

За его книжным обликом скрывалось детство, полное утрат и равнодушия — именно оно, вероятно, и превратило его в того замкнутого человека, которым он стал.

Его старший брат, Даниэл, был для их родителей всем.

Даниэл был золотым ребенком, прирожденным спортсменом с блестящим будущим. Он был звездой района, школьным вундеркиндом бейсбола, который вполне мог бы выйти на профессиональный уровень.

А Эйнштейн появился на свет неожиданно, словно сюрприз, которого никто не ждал и не планировал.

Так или иначе, на Юге все знали его брата Даниэла. Он был тем самым парнем, у которого было все: талант, обаяние и улыбка, способная осветить любую комнату.

А вот Эйнштейн, напротив, всегда был тихим. тем, кто жил в тени Даниэла.

Но все изменилось, когда Даниэлу было всего четырнадцать лет.

Произошел несчастный случай. на самом деле нелепый несчастный случай.

Даниэл возвращался домой с бейсбольной тренировки на велосипеде, когда машина внезапно вылетела с дороги и врезалась в него прямо на тротуаре. Судя по всему, за рулем была женщина, которая во время разговора по телефону с кем-то яростно спорила и совершенно не смотрела на дорогу.

Удар оказался смертельным.

Даниэл, их золотой мальчик, погиб мгновенно.

Тогда Эйнштейну было всего десять лет. слишком мало, чтобы по-настоящему осознать масштаб утраты, но достаточно, чтобы почувствовать, как эта боль врезалась в его жизнь.

Его родители были сломлены, но вместо того чтобы обратиться к Эйнштейну за утешением или хотя бы признать его собственную боль, они замкнулись в себе, полностью поглощенные утратой первенца.

Тетя Бетти раньше говорила, что, может быть, его мать боялась снова полюбить после того, как потеряла ребенка. Возможно, она просто пыталась защитить себя от новой боли.

Какова бы ни была причина, родители Эйнштейна превратились в бледные тени самих себя.

Бэнкс как-то сказал мне, что каждый раз, когда он оставался с ночевкой, он заставал мать Эйнштейна, часами сидящую в комнате Даниэла, в то время как отец почти все время проводил на работе, а потом возвращался домой, чтобы напиться и снова уйти в свой личный мир отчаяния.

По сути, Эйнштейн становился для родителей еще более незаметным.

Никто не замечал, если он не ел ни завтрак, ни ужин.

Никому не было дела до того, что он перестал стараться приносить хорошие оценки домой или что он проводил все свое время в школьной библиотеке, совершенно не появляясь на занятиях. Учителям было практически невозможно дозвониться до его родителей.

Слишком рано Эйнштейн научился справляться в одиночку и не полагаться ни на кого. Он был самостоятельным, независимым, но часто оставался абсолютно один.

Книги стали для него спасением, убежищем от мира, который о нем забыл. Он читал все, что только попадалось под руку: художественные романы, научные журналы и энциклопедии.

Летом мы часто делились книгами и потом болтали о них.

Когда умерла моя мама, он был рядом. Не в моей квартире, а в своей машине, припаркованной у дома, с книгой в руках. Он, наверное, делал это месяцами, просто оставался поблизости, был рядом для меня и моих сестер, ни разу громко не сказав об этом вслух.

Я вернула себе настоящее и снова уставилась на него.

Эйнштейн по-прежнему сохранял серьезное выражение лица и повернулся ко мне.

— Ты долго еще собираешься пялиться на меня, ничего не говоря?

— Наверное, ровно столько же, сколько ты собирался смотреть на ту дверь, молча.

Он усмехнулся.

— Знаешь, я обычно умею растворяться в тени рядом с другими, но не с тобой.

— Мне трудно тебя игнорировать.

— Ах, вот как, — он прижал книгу к боку. — И почему же?

— Потому что ты, мой друг, безумно интригующий. — Я направилась вверх по лестнице. — Пойдем. Я хочу тебе кое-что показать.

— Показать мне кое-что? — Он пошел за мной.

— Именно так я и сказала.

К тому времени, как Эйнштейн стал подростком, он уже выстроил вокруг себя стены такой высоты, что почти никто не мог пробиться сквозь них.

К счастью для меня, я знала, как легко перелезать через его эмоциональные барьеры.

Я бросила взгляд через плечо.

— Что думаешь о «Цветке лотоса»?

— Вычурно.

— Это хорошо или плохо?

— Ни то ни другое. Просто единственное слово, которое пришло в голову.

— Врешь.

— Я?

— У тебя в голове куда больше слов, когда речь заходит об этом месте.

— Значит, ты хочешь поговорить по-серьезному?

— Только такие разговоры мне с тобой и нравятся.

Он кивнул.

— Ну тогда я бы сказал, что есть еще одно слово, которое приходит мне в голову, когда я осознаю, что это место теперь принадлежит тебе.

— И что же это за слово?

— Демонстрация силы.

— Почему демонстрация силы?

— Лео дает понять Востоку, что ты — сила, с которой придется считаться. И он на все сто процентов одобряет твой союз с его сыном.

— Хммм, — я улыбнулась. — Возможно.

Эйнштейн фыркнул.

Мы поднялись на второй этаж.

Вместо того чтобы повести его к спальням, я направила нас в другую сторону.

— Думаю, тебе очень понравится этот сюрприз.

— Посмотрим, окажешься ли ты права.

Чуть дальше по коридору я услышала голоса своих сестер, в них звучало радостное возбуждение, пока они осматривали новые комнаты.

Тетя Мин и тетя Сьюзи суетились вокруг них, стараясь, чтобы все было идеально.

Эйнштейн подошел ко мне.

— Ты хорошо справилась, Мони.

— Что ты имеешь в виду?

— Твои сестры будут счастливы здесь.

Тепло разлилось в груди.

— Ты правда так думаешь?

— Без сомнений.

— Бэнкс переживает из-за того, что мы на Востоке.

— Нет. Он просто хочет вас защитить. Думаю, в глубине души он понимает, что Лэй никогда не причинит тебе вреда. По крайней мере, физически. — Он не сводил с меня взгляда. — Но у меня к тебе сложный вопрос.

— Спрашивай.

— Как ты думаешь, Лэй полностью пережил смерть Шанель?

— Я надеюсь, что да, потому что… я не собираюсь возвращаться.

— Интересно.

Мы дошли до библиотеки, и я провела его внутрь.

Он усмехнулся с темной ноткой в голосе.

— Отличный выбор, Мони.

— Я подумала, что эта комната тебе понравится.

— Она мне не просто нравится. Теперь я здесь поселяюсь. — Его лицо озарила лукавая улыбка. — Кто сообщит Лэю неприятные новости?

Я рассмеялась.

— Вот это да. — Эйнштейн оглядел стены, уставленные книжными полками от пола до потолка, на которых стояли тома в синих кожаных переплетах, один роскошнее другого. Их корешки сияли золотым тиснением.

В центре комнаты возвышался массивный письменный стол из темного дерева, а рядом стояли два кресла из бледно-голубой кожи, такие удобные, что казалось, их создали специально для долгого, неспешного чтения.

Эйнштейн слегка кивнул и провел пальцами по корешкам нескольких книг.

— Это… нечто невероятное.

Я наблюдала, как он проходил дальше вглубь комнаты, едва касаясь рукой края стола на ходу. Его обычно сдержанное выражение лица сменилось тем, что я видела на нем крайне редко, настоящим изумлением.

— Это место словно из сна, — в его голосе звучало неподдельное восхищение. — Я видел роскошные библиотеки и раньше, но здесь… такое внимание к деталям, такая забота в каждом элементе… дух захватывает.

На потолке с книжкой в лапах сидел синий дракон в очках.

Эйнштейн усмехнулся, глядя на дракона, а потом взял с полки роман.

— «Маленькие женщины» — только в синем кожаном переплете с золотым тиснением, на котором написано, что эта книга принадлежит «Цветку лотоса». Совершенство.

— Правда?

— Каждое издание, без сомнения, создано специально для этой библиотеки. — Он провел пальцами по позолоченному обрезу страниц. — Великолепно. Теперь мне срочно нужно переделать свою домашнюю библиотеку.

Он поставил книгу на место, подошел к краю стеллажа и бережно вытащил том в бирюзовой кожаной обложке, внимательно изучая обложку.

— «Бойня номер пять». Снос башни.

— Можешь взять пару книг, если захочешь.

— Вполне возможно, что так и сделаю.

— Отлично. Только верни их, когда прочтешь.

— Разумеется. — Эйнштейн поставил книгу обратно на полку и посмотрел на меня. — Хотя... я ведь знаю, что ты пригласила меня на эту экскурсию не только ради книг.

Я улыбнулась.

— Ты никогда не подводишь, когда дело касается того, чтобы просчитать чужие ходы.

— О чем ты хочешь поговорить, Мони?

Я подошла ближе.

— Марсело терпеть не может читать и помнит только старую спортивную статистику. У него есть чутье на расширение влияния и умение доводить до конца силовые комбинации, но придумывать их он не станет. Эту часть он всегда оставляет тебе.

— Марсело изменился с тех пор.

— Но я ведь не ошибаюсь?

— Пока нет.

— Бэнксу плевать на законы и правила. Уверена, он даже не знал, что такое Закон 480, пока ты не рассказала ему на этой неделе.

Эйнштейн, улыбаясь, взял еще одну книгу, раскрыл ее и внимательно посмотрел на страницы.

— Бэнкс и Марсело считают, что ты не на своем месте на Востоке. Но, по-моему, они ошибаются, и ты только что это доказала.

Я уперла руки в бока.

— Почему ты сказал Марсело и Бэнксу подключить Диму и сегодня же поднять тему Закона 480? Потому что я уверена, никто другой бы на такое не додумался, кроме тебя.

Эйнштейн не отрывал взгляда от книги.

— Мне было интересно, что из этого выйдет.

— Мне нужен более внятный ответ.

— Я бы хотел взять эту книгу. — Он поднял ее. — «451 градус по Фаренгейту». Я читал ее в детстве, но уверен, сейчас она заиграет совсем иначе.

— Забирай. — Я склонила голову набок. — А ты вообще чего-то ждешь от всей этой истории с Законом 480?

— И вот это была еще одна причина, по которой ты хотел, чтобы я пошла на эту встречу. Ты знал, что без меня рядом с Марсело у банды Роу-стрит не останется ни единого шанса всерьез заявить, что Лэй нарушил закон.

— Я был удивлен, что ты вообще пришла.

— Мы подняли тему закона не для того, чтобы уничтожить Восток. Это была шахматная партия, ход ради информации. Поэтому мне было все равно, к чему она приведет. Я просто хотел, чтобы Лэй понял: Юг не останется в стороне, если ты когда-нибудь попросишь о нашей поддержке.

Я вспомнила, как Лэй забрал тело Шанель и надел зеленое, когда делал это.

— И ты хотел, чтобы Лэй перестал ебать мозги Югу.

— И это тоже. Он считает нас младенцами среди Синдикатов.

— Что может грозить Лэю, если Дима признает, что он нарушил правила?

— Максимальное наказание — смерть, но Лэй ничего не сделал такого, чтобы заслужить казнь.

Меня пробрало.

— Остальные наказания связаны с потерей территории, денег и так далее. — Эйнштейн продолжал держать в руках книгу и снова рассматривал полки, будто оказался в настоящей библиотеке. — Но настоящий вопрос был в том, станет ли Дима всерьез разбираться с Лэем.

— Почему?

— Как я уже говорил, позиция банды Роу-стрит в Синдикате «Алмаз» совсем свежая и временами довольно шаткая.

Я задумалась.

— Ты не доверяешь Синдикату?

— Я просто взвешиваю наши варианты.

— Мне нужно, чтобы ты не устраивал никаких силовых игр, когда дело касается Лэя и меня.

Он снял с полки книгу и посмотрел на название.

— А кто именно меня об этом просит?

— Что ты имеешь в виду?

— Это Хозяйка Горы просит меня об одолжении? Или это Мони обращается, потому что мы семья?

— Это не одолжение, Эйнштейн. Это уважительная просьба.

Он поднял взгляд на меня.

— Просьба?

— От семьи.

Вздохнув, он захлопнул книгу и поставил ее обратно на полку.

— У семьи есть границы в этом мире.

— Не у нашей.

Эйнштейн облокотился на стеллаж и внимательно посмотрел на меня.

— Теперь, когда ты с Лэем, Марсело вдруг решил, что все еще влюблен в тебя. Что ты, та самая женщина, которую он упустил.

Я моргнула.

— Я не женщина, которую кто-то упустил. У нас просто не сложилось.

— Он любит тебя потому, что, глядя на тебя, он видит свою невинность… и свою мать.

Я сглотнула.

— Но ты права. Марсело не влюблен в тебя по-настоящему. И скоро он это поймет.

— Откуда ты это знаешь?

— Есть другая, та, что держит его сердце. Он просто продолжает избегать этого и убегать, но с каждым днем, проведенным рядом с ней, ему все меньше будет куда бежать.

Я улыбнулась.

— Придется мне с ней познакомиться.

— Я тебя с ней познакомлю, но сам Марсело этого не замечает. Он делает вид, будто ее не существует, и при этом тайком за ней следит.

— Что за хрень?

— Действительно странная ситуация.

Я решила вернуться к главной причине, по которой начала с ним этот разговор наедине.

— Эйнштейн, никаких игр во власть и никаких заговоров, когда речь идет о Лэе и обо мне.

— Ты словно материнская фигура.

— Нет.

— Да. Я понял это еще давно, когда читал книги по психологии. Ты не стараешься опекать людей — это просто у тебя в крови. Наверное, из-за всего того, через что ты прошла в детстве.

— О чем ты вообще говоришь?

— Ты старшая в семье. — Он достал книгу из-под руки, положил ее рядом с той, которую собирался взять у меня, и сжал обе перед собой. — Ты была той, кому пришлось слишком рано повзрослеть. Ты чувствовала, что именно на тебе лежит ответственность защищать мать, когда отец снова и снова ее унижал.

Я напряглась.

— Ты взвалила этот груз на себя, потому что была уверена, что иначе нельзя. И эта твоя защитная, заботливая сторона, она никогда по-настоящему не исчезала. Она просто перелилась во все остальное, распространилась на всех вокруг.

Внутри все сжалось от эмоций.

— Не уверена, что ты прав.

Он поднял руку, мягко остановив меня.

— В этом нет ничего плохого, Мони. Это просто часть тебя. Именно поэтому меня всегда к тебе тянуло.

Я сжала губы.

Хотя он и был частью их банды, мне казалось, что Эйнштейн редко вообще прикасался к оружию. Уверена, Бэнкс, Марсело и Ганнер стреляли за него втроем.

К тому же самым опасным оружием Эйнштейна всегда был его ум, умение залезть человеку в голову и раскусить его до такой степени, что тот начинал бояться его сильнее, чем кого бы то ни было. Это умение не раз выручало его, когда вокруг появлялись хулиганы и начинали дразнить или лезть с претензиями.

Эйнштейн продолжал смотреть на меня, наверняка уже догадываясь, что творится у меня в голове.

— Ты вообще знаешь, сколько это для меня значило в детстве, когда ты приезжала? Когда ты бывала у нас летом или даже на Рождество и весенние каникулы?

Я понимала, что он делает. Он касался той связи, что была между нами, напоминая мне, что появился в моей жизни задолго до Лэя.

Не позволяй ему все перевернуть. Они должны перестать ебать Лэю мозги.

Я попыталась сглотнуть ком в горле, но он никуда не исчез.

— Я ведь ничего особенного тогда не делала, так что давай вернемся к…

— Ты делала все особенное, — перебил он, и в голосе прозвучала тихая, но непоколебимая убежденность. — Ты была первой, кто вообще спросил, ел ли я за день, спал ли. Благодаря тебе, когда ты уезжала в конце лета, Бэнкс начинал делать то же самое, спрашивал и приносил еду.

Вопреки себе, я улыбнулась.

— Тетя Бетти как-то узнала, что он таскает еду из дома, и всыпала ему по полной. А он ни за что не хотел говорить почему. Пришлось мне самой рассказать ей все, только через несколько месяцев. Этот чокнутый просто молча терпел.

— И хорошо, что ты рассказала. — бутерброды Бэнкса с арахисовым маслом вскоре сменились неожиданными гостинцами от тети Бетти в ее контейнерах. Она приезжала по утрам, до работы, и просто оставляла их мне, и ни слова не говоря. И никогда не заставляла меня чувствовать себя униженным.

— У Бэнкса и тети Бетти добрые сердца.

— У тебя тоже.

— Перестань меня нахваливать, Эйнштейн. Я все еще злюсь на тебя за то, как ты выстроил из Бэнкса мудака на том барбекю…

— Когда мы были детьми, именно ты принесла с собой тряпку, чтобы стереть с моего лица полоску грязи. Ты не насмехалась надо мной, не дразнила. Ты просто дождалась, пока Бэнкс и остальные уйдут, подошла ко мне на крыльцо, достала тряпку из пакета и вытерла мне лицо, как будто я был маленьким ребенком.

— Та грязь просто раздражала меня.

— Кажется, ты тогда еще и уши мне почистила.

Я переступила с ноги на ногу.

— Это неважно.

— Знаешь что?

— Что, Эйнштейн?

— Иногда я специально пачкал лицо, чтобы ты снова это сделала. Чтобы ты снова подарила мне тот момент заботы, как мама. Я просто тогда не осознавал, зачем все это.

Глаза заслезились.

Я нахмурилась и посмотрела на него.

— Прекрати.

— Вот почему ты мне так дорога. — Он опустил взгляд на книги. — Вот почему я буду доставать Лэя, испытывать его, провоцировать, потому что мне нужно знать, что он никогда не причинит тебе боль, не унизит тебя. Что он никогда не будет обращаться с тобой так, чтобы ты потеряла свою заботливость.

Я не знала, что ответить.

— Мне нужно быть уверенным, что он тебя достоин. И я не остановлюсь, пока он это не докажет. Пока не наденет тебе кольцо на палец и не женится на тебе.

К своему удивлению, я почувствовала, как задрожал мой голос.

— Тебе не нужно этого делать.

— Ты всегда была для всех защитницей, для всех — опорой. Но кто заботился о тебе?

— Лэй. И вы все. — Я прочистила горло. — Но... давай вернемся к тому, что ты все равно должен уважать Лэя.

— Да ну?

— Да. Каждый раз, когда вы приводили девушек, я, может, и не была самой дружелюбной…

— Ты смотрела на них, как будто готова сожрать.

— Я вела себя уважительно.

Он ухмыльнулся.

— Все знают, что к Джо и к тебе не стоит приводить женщину, если мы не настроены на нее по-серьезке.

— Мы вообще нормально относимся к девчонкам…

— Вы с Джо оцениваете их с ног до головы и, честно говоря, пугаете.

Я вытаращила глаза.

— Серьезно?

— Да, Мони.

— Ну… тогда будь добр с Лэем.

Он хмыкнул.

Я улыбнулась, тяжело выдохнула и вернулась мыслями к тому, что он сказал раньше.

— Так… почему ты вообще начал разделять, кто именно задает тебе вопрос, Хозяйка Горы или Мони?

— Потому что если ты теперь Хозяйка Горы, то у банды Роу-стрит может появиться сильная шахматная фигура на Востоке.

— Я не чья-то шахматная фигура, Эйнштейн.

— Но ты заняла позицию, которую я не могу игнорировать.

— Придется игнорировать, потому что мы семья.

— А если мы действительно семья, то твое положение должно приносить пользу и семье. — Он наклонил голову набок. — Ты понимаешь, о чем я?

— Ты хочешь, чтобы «Четыре Туза» делали что-то в интересах банды Роу-стрит? Это ты мне сейчас предлагаешь?

— А разве не так поступила бы семья?

— Я Хозяйка Горы Востока, а не Юга.

— Ты ведь даже не знаешь Восток, но ты знаешь Юг. Ты там выросла, наверняка ты считала его своим домом.

— Но Юг не дал мне власти. Более того, я вообще не знала, что вы управляете Югом, а вот Восток даже не колебался.

Он нахмурился.

— Значит, твоя преданность теперь Востоку?

— Когда речь идет о делах Синдиката «Алмаз», да. Но когда дело касается семьи, то я всегда буду за своих.

— Всех?

— Лэя, Бэнкса, моих сестер, тебя и всех остальных.

Он оторвался от книжной полки и подошел ко мне.

— Возможно, мне стоит выразиться яснее.

— Очень даже стоит.

Он остановился прямо передо мной.

— Я хочу получить от тебя пару одолжений. Одолжений от Хозяйки Горы.

— Эйнштейн, этого не будет.

— Всего два или три одолжения за твой первый год в роли Хозяйки Горы. Просто чтобы поднять банду Роу-стрит в иерархии Синдиката «Алмаз».

Я скрестила руки на груди.

— Ты просишь меня заставить Лэя делать поблажки, Эйнштейн.

— А ты просишь меня делать поблажки, не трогая Лэя.

Я покачала головой.

— Хуйня.

Он пристально посмотрел на меня.

— Ладно, давай так. Забудь про одолжения и послушай внимательно.

Он перестал улыбаться.

— Если ты снова подговоришь Марсело или Бэнкса устроить силовую выходку против Лэя без веской причины, то я приду за тобой, а не за ними.

На лице Эйнштейна не отразилось ни малейшей эмоции.

— Бэнкс сказал мне, что это Лео выбрал тебя для Лэя. Видимо, все было частью какой-то продуманной до мелочей схемы.

— Он действительно выбрал меня.

— Я всегда уважал то, как мыслит Лео. Он всегда на много шагов впереди. — С этими словами Эйнштейн оставил меня и подошел к другой полке, бегло просматривая корешки книг. — Даже сейчас… его решение поставить тебя на эту позицию оказалось очень умным. Благодаря ему… некоторые изначальные планы насчет Востока пришлось пересмотреть.

— Какие планы?

Он взял с полки книгу.

— Нет смысла обсуждать это теперь, когда ты на Востоке.

— Почему?

— Потому что с твоим приходом Восток нам придется защищать.

Я моргнула.

— Вы что, собирались начать войну с Востоком?

— «Атлант расправил плечи».

— Что?

Он обернулся, держа в руках новую книгу.

— Я бы хотел взять и «Атлант расправил плечи». — Он кивнул на том, который держал.

— Книгу можешь взять, но вместе с ней возьми и мой совет.

Он приподнял брови.

— Самый разумный шаг, который вы все могли бы сделать, — это сосредоточиться на единстве внутри Синдиката «Алмаз», а не смотреть за его пределы.

— Но единство не всегда хорошо сказывается на деньгах. — Эйнштейн крепко удерживал свои новые книги. — Ну что ж… пожалуй, я пойду и оставлю вас наедине.

Я нахмурилась.

— Нас?

Он ушел, а когда я обернулась, то увидела Лэя, стоящего в дверях с яростью на лице.

Ох. Сколько он успел услышать? И в какой момент Эйнштейн понял, что он там?

Глава 31

В третий раз, черт возьми

Моник

Лэй так и остался стоять в дверях. Его присутствие было таким мощным, что воздух будто сгустился, а взгляд, впившийся в удаляющуюся фигуру Эйнштейна, мог бы обратить в камень кого угодно. Я видела это в его позе, напряженные до предела мышцы, сжатая челюсть, и тот мимолетный отблеск опасности в глазах.

Лэй выглядел так, будто готов был разорвать Эйнштейна на куски. Медленно. По частям.

Не попрощавшись, Эйнштейн вышел из библиотеки, и тогда Лэй перевел взгляд на меня.

Напряжение стало почти осязаемым, но, по крайней мере, его выражение немного смягчилось, и тот опасный блеск исчез из глаз.

Лэй вошел внутрь.

— По голосу твоих сестер кажется, что им действительно понравился дом.

— Думаю, так и есть.

— Мои тети помогают им разложить новые вещи.

— Могу себе представить.

Лэй закрыл за собой дверь, и замок щелкнул.

— Нам стоит поговорить.

— Нам действительно стоит.

Его взгляд потемнел, стал закрытым, невыразительным.

— Я знаю, ты выросла рядом со многими из банды Роу-стрит, но мне бы не хотелось, чтобы ты оставалась с ними наедине.

— Ты про то, что я разговаривала с Эйнштейном здесь, одна?

— Именно.

— Это же семья.

У него дернулась челюсть.

— Все равно. Не оставайся с ним или с другими наедине.

— Я не могу этого обещать. Если ситуация потребует, Лэй, я останусь с ними одна.

Он сделал шаг вперед.

— Тогда сделай так, чтобы ситуация этого не потребовала.

Я приподняла брови.

— И давно ты там стоял?

— Достаточно, чтобы услышать, с какой преданностью ты держишь сторону Востока.

Лэй остановился передо мной, оставив между нами около полутора метров.

Я не отвела взгляда.

— Раз уж ты здесь, а я сегодня чертовски смелая, нам стоит поговорить о твоих планах насчет Юга.

Глаза Лэя сузились, а по челюсти снова прошла судорога.

— Каких планах?

— О тех, что у тебя есть.

— У меня нет никаких планов.

Я внимательно на него посмотрела.

— Ты сейчас врешь мне?

Он отвел взгляд.

— Скоро начнется гриль-батл. Все уже спускаются, так что нам стоит...

— Ты запер дверь так, будто у нас впереди целая вечность. А теперь времени нет?

— Я передумал. Лучше закончить эту встречу побыстрее...

— Или ты просто избегаешь этого разговора.

— Мы договаривались, что обсудим Марсело и его дерьмо позже.

— Сейчас и есть позже.

— Нет. Позже — это через несколько дней.

— У тебя есть планы по поводу Юга, в которых фигурируют смерть и/или насилие?

У него снова дернулась челюсть.

— Мы поговорим об этом позже.

Его отказ обсуждать это только подтвердил мои подозрения.

Что бы он там ни задумал насчет Юга, ничего хорошего в этом точно не было. От этой мысли по спине побежали мурашки, но я не дала ему этого заметить.

Как и его отец, Лэй был расчетливым, всегда просчитывал ходы на пять шагов вперед.

Я тяжело вздохнула:

— Что бы ты ни задумал, я должна знать.

Он не шелохнулся, даже не моргнул. На мгновение показалось, что он и вправду окаменел.

Затем он резко выдохнул, и в глазах у него стало еще темнее.

— Они пришли на Восток с дерьмом.

— Но с этим уже разобрались. Верно? — Я моргнула. — Что произошло на встрече?

— «Четыре Туза» получили финансовое взыскание, в итоге все свелось к штрафу...

— Тогда вопрос закрыт.

— Нет.

— Почему нет?

— Марсело обнимал тебя, потом поднял в воздух, а это значит, что он, скорее всего, прижимался своим ебаным ртом к твоей груди или шее...

— Он не делал этого.

— Он испытывал меня.

— И ты справился.

— Нет. — Он покачал головой. — Мне не нравится, когда со мной играют, и банда Роу-стрит должна это понять.

Я с трудом сглотнула.

— И что ты собираешься делать? Только не вздумай врать.

— Мы не будем обсуждать это сейчас.

— Почему?

— Потому что тебе не понравится ответ, а я не знаю, как сказать его так, чтобы не ранить тебя.

— И что? У всех пар бывают тяжелые разговоры. Пока мы честны и уважаем друг друга во время таких разговоров, все должно быть в порядке.

Он плотно сжал губы.

— Ну?.. — Я развела руками. — Какие у тебя планы на Юг?

Он провел рукой по волосам и упрямо смотрел куда угодно, только не на меня.

— Хорошо. Тогда скажи, почему ты не хочешь, чтобы Джо ехала на Юг.

— Было бы лучше, если бы вы все обосновались на Востоке, а это значит, что в ближайшие несколько месяцев Юг стоит обходить стороной...

— Ты с ума сошел?

Лэй нахмурился.

— Мы будем приходить и уходить с Востока, когда захотим. Нам не нужно сидеть там, чтобы к нему привыкнуть.

— Я не хочу, чтобы ты была на Юге.

— Почему? Что ты собираешься там делать?

Он сжал челюсть и наконец снова встретился со мной взглядом. В его глазах бушевала буря. А потом, тихим, выверенным голосом, он сказал:

— Ты помнишь, что я сделал с людьми Бэнкса?

У меня перехватило дыхание.

— Ты хочешь избить Марсело?

— Или... больше.

— Больше? Какого хрена это значит — больше?

— Я не позволю ему дальше так неуважительно...

— Что значит «больше»? — Я подошла к нему. — Потому что, ну... мы уже говорили об этом на Горе Утопии, и мы обсуждали это вчера вечером в саду. И я тогда предельно ясно дала понять, что ты не тронешь их, потому что они — моя семья. Так что... честно? Я не понимаю.

— Твоя кровь течет в жилах Бэнкса, но не в Марсело, не в Эйнштейне, и не в...

— То есть теперь ты будешь решать, кто моя семья?

— Вот почему нам стоит отложить этот разговор на потом.

— Нет. Я хочу обсудить это сейчас, потому что звучит так, будто ты несешь какую-то херню.

— Я? Нет. Это они.

— Забудь. Забей уже на эти гребаные объятья. Я сама разобралась.

— Я не собираюсь забывать об этом.

— Я все уладила.

— Ты сделала достаточно в тот момент, но у меня не было шанса.

— Лэй, это тебе не старшая школа. Ты не будешь драться с Марсело из-за меня.

Он скрестил руки на груди.

— Я не хочу сейчас все это разбирать. Я хочу поцеловать тебя и немного прикоснуться, прежде чем мы выйдем на улицу.

— Пообещай мне, что ты не будешь драться с Марсело и не станешь устраивать никакого насилия на Юге.

Он сжал губы.

— Лэй... пообещай мне.

— Ты хочешь услышать правду?

— Да.

— А я хочу, чтобы его кровь и мозги были размазаны по этому ебаному асфальту.

Я расширила глаза от ужаса.

Тишина в библиотеке была оглушающей. Мысли метались в голове, сталкиваясь друг с другом так быстро, что превращались в кашу.

— Ты не можешь... ты не можешь этого сделать, — едва слышно прошептала я. — Это уничтожит меня... это уничтожит нас.

— Я никогда не трону Бэнкса. Но Марсело...

— Нет.

Он приоткрыл губы.

— Нет, блять, даже не думай. Если с Марсело что-то случится, тогда...

Он приподнял бровь.

— Лэй... я никогда не смогу остаться с тобой. — Я покачала головой. — Отпусти это все.

— Другой мужик лапал твое тело. Ты вообще понимаешь, кто я? Как я вырос?

— Лэй, мы с тобой что-то строим. Это все лечит. Это новая любовь. Это делает Восток лучше. Не похерь все этим... не разбивай мне сердце. — Я коснулась груди. — Потому что... я не выживу, если Марсело больше не будет на этом свете. Или если с кем-то из них случится что-то серьезное. Мы уже обсуждали это. Скажи, что теперь ты понял.

Он молчал.

Сердце колотилось в груди.

Я смотрела на Лэя.

Та дикая ярость в его глазах и холодная решимость в голосе, с которой он говорил раньше... все это пугало меня сильнее, чем я могла себе представить. Речь шла не просто о затаенной обиде или уязвленной гордости. Это было нечто гораздо глубже — то, что могло разрушить все, что мы успели выстроить вместе.

— Отпусти это. — Я вздрогнула.

Он не ответил сразу, просто продолжал смотреть на меня, и в глубине его глаз бушевала буря.

Я видела, как он разрывается между верностью своим эгоистичным, собственническим привычкам и чувствами ко мне. Но я знала, что должна достучаться до него, заставить его образумиться, пока еще не стало слишком поздно.

— Ты злишься, Лэй, и у тебя есть на это полное право. Марсело перешел границу, но насилие — не выход. Не в этот раз. Не сейчас, когда на кону все, что мы строим.

Он сжал челюсть и отвернулся, будто не мог выносить мои слова.

— Дело не только в злости, Мони. Это вопрос уважения. Если я просто отпущу это, если не отреагирую... они решат, что могут делать с тобой все, что захотят.

— Никогда. Ты уже не раз доказал, на что способен. Юг знает, что с тобой лучше не связываться. Но сейчас... сейчас дело не в том, чтобы что-то кому-то доказывать. Речь о нас. О нашем будущем. И если ты пойдешь по этому пути, если позволишь злости управлять тобой, то...

— То что?

Я напряглась.

— То ты потеряешь меня.

Он резко посмотрел мне в глаза.

Я с трудом сглотнула, заставляя себя держаться.

— Я люблю тебя, Лэй. Но я не смогу быть с человеком, который готов убить мою семью. Ты просил у меня преданности, и я отдала ее тебе. Но ты должен понять, что моя преданность семье такая же сильная. Марсело может быть не идеальным, но он моя кровь. Если ты пойдешь против него, ты пойдешь и против меня.

— Мони...

— Это правда.

Он приоткрыл губы, но тут же снова их сомкнул.

— И я больше не хочу об этом говорить. Это уже третий разговор, а я все еще стою на своем: никакого насилия. Никакой смерти. Какого хрена, Лэй?

Я видела, как он борется с собой. Я знала, как ему непросто. Он вырос в мире, где сила — это все, где уважение добиваются через страх и насилие.

Лео был его отцом, черт возьми. Но мы пытались построить что-то другое, что-то сильнее. Основанное на доверии, взаимном уважении и любви.

Он усмехнулся:

— То есть просто стоять в стороне и смотреть, как Марсело делает, что хочет?

Я глубоко вдохнула, стараясь успокоиться.

— Нет. Я сказала: ни смерти, ни насилия. Если хочешь ударить его как-то иначе... тогда, как говорится, на войне и в любви все средства хороши.

— Иначе?

— Будь мелочным. Ударь по деньгам или как-нибудь еще, по законам синдиката «Алмаз» и всей этой системе, но не убивай его, Лэй. Господи.

Его губы сжались в тонкую жесткую линию.

Я подошла ближе, взяла его за руку и притянула к себе. Его тело было напряженным, налитым злостью, которую он с трудом сдерживал.

Я знала, что он собирается сделать, на что он способен, и это пугало меня до чертиков.

Но я не могла позволить ему пойти по этому пути.

Почему он, блять, бывает таким упрямым?

— Лэй, — я приподнялась на носочках и поцеловала его в щеку, надеясь унять ту ярость, что кипела под кожей. — Тебе не нужно этого делать.

Он посмотрел на меня сверху вниз:

— Мони...

— Ты хочешь убить Марсело не из-за любви ко мне. Все дело во власти. В контроле. В том, чтобы показать всем, что никто не посмеет прикоснуться к тому, что принадлежит тебе, и не понесет за это последствий.

Медленно я обвила его шею руками и притянула еще ближе, прижалась к его губам мягким, затяжным поцелуем. Я вложила в него все, что у меня было, — всю свою любовь, всю надежду на наше будущее. Мне нужно было, чтобы он почувствовал это, понял, что все это стоит гораздо больше, чем любая месть, на которую он может пойти.

И пока я целовала его, я почувствовала, как его тело начинает расслабляться, как напряжение уходит, смягчаясь под моими прикосновениями.

Он тихо застонал, его руки легли на мои бедра, и он притянул меня ближе, углубляя поцелуй.

Когда я, наконец, отстранилась, наши губы остались в каких-то сантиметрах друг от друга.

Я прошептала:

— Если ты на каждое оскорбление отвечаешь насилием, это не любовь, Лэй. Это страх, а страх не склеит нас вместе.

— Я едва понимаю, о чем ты говоришь. Все это... чуждо тому, как меня воспитывали.

— Вот почему ты не такой, как Лео. У тебя внутри есть и твоя мама, и ты всегда готов меня выслушать и меняться.

Впервые с тех пор, как он вошел в библиотеку, на его лице появилась усмешка.

— Да ну?

— Да. Ты собираешься всегда меня слушать, потому что я самый умный человек, которого ты знаешь.

Его усмешка расплылась в настоящую улыбку.

— Самый умный человек, которого я знаю, да?

— Абсолютно.

Он наклонился ближе, прошептав у моих губ:

— А если я скажу, что именно это я люблю в тебе больше всего?

Сердце затрепетало от его слов.

— Тогда я скажу, что у тебя безупречный вкус.

На этот раз его губы встретились с моими в поцелуе, таком глубоком и нежном, в поцелуе, в котором было все: через что мы прошли, вся боль и вся страсть, все страхи и вся надежда.

Пока наши губы двигались в унисон, я чувствовала, как внутри разливается тепло, вытесняя тот холодный ужас, что поселился в груди после его слов о смерти.

Он отпустил мою талию и взял лицо в ладони так, будто боялся, что я исчезну, если он не будет держать меня крепко.

Господи, я до безумия влюблена в него.

Его поцелуй стал глубже, настойчивее, словно он пытался через одно простое движение передать все, что чувствовал ко мне.

И я ответила ему, вложив в этот поцелуй все свои эмоции, давая понять без слов, что я понимаю, что я с ним, что мы справимся с чем угодно — вместе.

Я просто хотела, чтобы он утонул в моей любви и отпустил всю эту ебаную ненависть.

Когда мы наконец немного отстранились, он прижал лоб к моему.

А я пыталась перевести дыхание.

Губы горели от силы поцелуя, но я видела только одно — его взгляд. Такой, в котором читалось: он тоже все это почувствовал. Он был так же потерян во мне, как и я в нем.

— Лэй, — прошептала я.

— Да?

— Ты правда хочешь отомстить и лишиться всего этого?

Он напрягся в моих объятиях.

— Этого?

Я чуть отстранилась.

— Всех моих сладких поцелуев. Я вообще-то думаю, что целуюсь очень хорошо.

— Ты правда хорошо целуешься.

— Если ты не отпустишь эту тему, ты лишишься моих поцелуев... и не только.

— Ты играешь нечестно.

— Я должна.

— А мне совсем не нравится сама мысль о том, чтобы все отпустить.

— Зато тебе нравится мысль трахнуть меня?

— Даже не сомневайся в этом.

— А как мне не сомневаться, если ты весь в мыслях о Марсело, вместо того чтобы вести себя хорошо на этом барбекю и заработать себе шоу?

Я знала, что он пытается сохранить серьезное лицо, но улыбка все равно вырвалась наружу.

Он покачал головой.

— Я реально под каблуком из-за твоей киски.

Я моргнула.

— Лэй, можешь перестать так говорить?

— Но это правда. — Он опустил руки и снова обхватил меня за талию. — Ты говоришь мне, что делать, а я стою тут и думаю об этом, будто ты только что озвучила ебаный закон.

— Это не «под каблуком». Это просто нормальные, здоровые отношения, в которых есть любовь.

— Говорит та, кто тут всем заправляет.

Я рассмеялась:

— Я говорю чистую правду.

— Ты используешь свою киску, чтобы контролировать мой мозг.

Я цокнула языком.

— И это работает.

Я напряглась.

— Правда?

— Да.

— Ты отпустишь это?

— Я не хочу. Но... я и тебя терять не хочу.

— После третьего разговора ты, наконец, собираешься отказаться от любых планов насчет Юга?

— Я не хочу.

Я поджала губы.

— Но... я... да... я позволю им жить.

— Господи, боже.

— Чен и мой отец вообще-то считали, что не стоит этого делать.

— Что за херня? Ты уже обсуждал Юг с ними?

— Это всплывало.

Я хотела задать еще пару вопросов, но вдруг с улицы раздался голос тети Мин, эхом прокатившийся по библиотеке, как незваный гость.

— Моник! Лэй! Где вы там?! — голос тети Мин гремел, с хриплым фоном от колонок, делая его еще более раздражающим на слух.

Звук был таким резким, таким неожиданным, что разрушил то хрупкое волшебство, под которым мы с Лэем только что находились.

Я улыбнулась.

— Наверняка она захватила микрофон у диджея.

Лэй раздраженно застонал.

Голос тети Мин стал еще громче:

— Надеюсь, вы там не занимаетесь ничем непристойным! Мы все голодные, и пора начинать гриль-батл!

Я выскользнула из его объятий.

— Ты слышал ее. Пора выходить и смотреть, как мой новый шеф-повар надерет Бэнксу задницу у гриля.

Лэй пробурчал себе под нос:

— Ебаное барбекю.

Глава 32

Барбекю

Лэй

Из колонок гремела Summertime Уилла Смита, довольно странный выбор, учитывая, что на дворе была самая настоящая осень. И все же, каким-то образом, этот трек идеально подходил к настроению дня.

Мы с Моник сидели за столом судей. Слева от нее расположилась Джо, тоже в составе жюри, и с энтузиазмом рассказывала о своей новой работе в магазине комиксов на Юге. А справа от меня развалился Чен, настолько расслабленным я его давно не видел.

Дак сказал мне, что во время своей веселенькой поездки на Восток он получил от Джо какие-то зеленые мармеладки.

После собрания Синдиката «Алмаз» Дак угостил Чена одной из них.

Я просто не думаю, что он удосужился объяснить Чену, что в этих мармеладках была трава.

Это, блять, будет весело.

Я оглядел остальных за судейским столом.

Справа от Чена сидела Хлоя и болтала без остановки с тетей Сьюзи. Я понятия не имел, о чем именно они говорили, но с того момента, как мы уселись, они не заткнулись ни на секунду. И каждые пару минут раздавался их громкий, раскатистый смех, от которого мне начинало хотеться влезть в разговор и выяснить, что за тема их так развеселила.

Но, что куда важнее, и что меня действительно удивило, так это то, что на Хлое теперь было сверкающее голубое платье и диадема, почти в точности такие же, как на тете Сьюзи.

Ну… теперь они, похоже, лучшие подружки. И одна из сестер Моник уже в голубом задолго до конца вечера. Я считаю, это победа.

Тетя Сьюзи щелкнула пальцами и закричала:

— Вот это да, королева!

Что? Почему она вообще это сказала?

Хлоя засмеялась, ее лицо засияло от радости, и она стала жестикулировать еще энергичнее, рассказывая какую-то историю, от которой тетя Сьюзи просто не могла оторваться. Глаза у нее были распахнуты, а на лице сияла широкая, восторженная улыбка.

Вот теперь все идеально.

А в самом конце стола тусовались Дима, Роуз и Барбара Уискерс.

Мы добавили Диму и Роуз в жюри последними, в основном потому, что Бэнкс настаивал: мол, они, возможно, единственные за этим столом, кто способен судить по-настоящему беспристрастно.

А Тин-Тин напрочь отказалась участвовать в оценке. Она хотела сидеть в своей комнате и собирать головоломку.

Я сразу понял, что Моник хотелось, чтобы сестра провела время на готовке, но она уступила.

Следом тетя Мин оставила с Тин-Тин пятерых своих самых проверенных телохранительниц.

Как бы там ни было, я не мог отвести глаз от наших новых судей — Димы и Роуз. И, признаться, вместе они выглядели поразительно: счастливые, светящиеся, будто полностью растворились в своем собственном мире.

Хммм.

Дима наклонился к ней и что-то прошептал, и Роуз засмеялась.

А потом, совершенно не заботясь о том, кто на них смотрит, он приподнял ее подбородок и нежно поцеловал.

Я моргнул.

Это был нежный, неторопливый поцелуй, из тех, после которых сразу становится понятно, насколько он ее любит.

Ого. Дима влюбился? Дима?

У меня сжалось сердце, когда я осознал, что Ромео и Шанель никогда этого не увидят.

А Роуз, в ответ на поцелуй, мягко прижалась к нему и положила ладонь ему на грудь.

Похоже, эта журналистка и правда начинает к нему тянуться. Пожалуй... все может оказаться куда серьезнее, чем я думал. Интересно, он женится на ней?

Я опустил взгляд на Барбару Уискерс и улыбнулся.

Она развалилась на столе так, будто именно она здесь была главным судьей. У нее даже была собственная маленькая тарелочка прямо перед носом. Было очевидно, что Дима заранее все продумал и собирался угощать ее блюдами наравне с остальными, как будто вся эта дегустация устраивалась в том числе и ради ее удовольствия.

Дима… с девушкой и с кошкой. Кажется, теперь вообще все возможно.

До сих пор пребывая в легком шоке, я уставился на Барбару Уискерс. Кошка выглядела абсолютно спокойной. Глаза у нее были полуопущены, хотя по ней сразу было видно, что она остается начеку. Хвост медленно поднимался вверх, а потом так же лениво опускался обратно на стол.

Чен глубоко, спокойно выдохнул.

Я перевел на него взгляд.

Он откинулся на спинку стула и с глуповатой улыбкой на лице протянул:

— Такой прекрасный день. Правда ведь, кузен?

Я прищурился:

— Ага, правда.

— Посмотри на небо.

— Что?

— Посмотри на это потрясающее небо над нами.

— Эм... — Я поднял взгляд. — Ладно.

— Это небо создал Бог.

Я сдержал смех.

Точно. Он под кайфом.

Чен поднял палец к небу, будто я, блять, его не вижу:

— Красивое небо. Оно и правда красивое.

Я сдержал смешок и кивнул:

— Согласен, Чен.

— Мы слишком редко смотрим на небо.

— Это правда. — Я подал сигнал официантке.

Когда она поспешила к судейскому столу, я указал на Чена и, понизив голос, сказал:

— Принеси ему большой стакан воды и тарелку еды.

— Да, Хозяин Горы. — Она ушла.

Чен продолжал смотреть на облака. Я даже сомневался, понял ли он, что официантка вообще подходила. Он снова глубоко вздохнул:

— Сегодня я напишу стихотворение о небе. Думаю, я назову его…

Я наблюдал за ним:

— Да?

— Думаю, я назову его…

Я приподнял брови.

— «Небо». Вот так и назову.

Я усмехнулся:

— Очень оригинально.

— Я тоже так подумал. — Чен провел руками по лицу. — У меня какое-то странное чувство… но, наверное, это день такой… или небо… или этот чертов пикник. Они будто успокаивают меня.

Ага. Его накрыло.

Я похлопал его по спине:

— Не парься. Просто сиди, отдыхай и смотри на небо.

— Ты уверен? — Чен повернулся ко мне, странно склонив голову набок, так что очки почти соскользнули с носа. — Я тебе не нужен?

— Нет, не нужен. Отдыхай.

— Отдохнуть… — Чен задумался, а потом издал дурашливый смешок, такой же, каким он смеялся в детстве. — Пожалуй, я и правда могу отдохнуть. Это же просто пикник. Тебе не нужен сейчас зам Хозяина.

— Именно.

— Или, может, правильнее будет сказать… выполнять обязанности зама?

— Я… эм… понял, к чему ты клонишь.

— Выполняние замских функций… Это вообще глагол? Ты же не просишь меня сегодня выполнять обязанности зама. Нет, звучит как полная хрень.

— Забей на глагол. Лучше вернись к стихотворению про небо.

— Точно. — Чен снова дурашливо хихикнул. — Я очень даже хочу сегодня его написать.

— Так пиши.

— Ты уверен? — снова переспросил он и уставился в небо.

— Абсолютно.

— Привет, Небо.

Я моргнул.

— Привет, Небо. — Чен снова засмеялся. — Это же рифма… может, так и начать стихотворение… «Привет, Небо».

Он замолк, и по нему было видно, как он становится еще спокойнее. Голова откинулась назад, очки соскользнули полностью, а взгляд уставился в безоблачную голубую высь над нами.

Официантка принесла воду и еду, но Чен даже не обратил внимания, он был полностью загипнотизирован небом.

Моник наклонилась ко мне:

— С Ченом все в порядке?

— Похоже, Дак раздобыл у твоей сестры какие-то мармеладки…

— Только не Джо. Скажи, что не Джо.

— Джо.

Моник прикрыла рот рукой:

— Он вообще в курсе, что это не просто мармеладки?

— Нет. — Я покачал головой и прошептал: — И не говори ему. Он терпеть не может быть под кайфом, и как только Чен осознает, что его накрыло, он превращается в психа из дурки, начинает метаться, орать, устраивать панику. Зрелище так себе.

— Ну да, нам это точно ни к чему. — Моник засмеялась, а Чен тем временем ткнул в небо и начал что-то бормотать себе под нос. — Но пока он там в астрале, я, блять, тоже хочу мармеладку от Джо. Я не знала, что у нее они есть.

Я кивнул:

— Мне тоже возьми. Нам всем сегодня не помешает расслабиться.

Моник повернулась к сестре и начала что-то ей шептать.

Джо громко расхохоталась, глянула на Чена, потом снова заржала:

— Эй, не гони на меня. Я сказала Гусю, чтобы он взял только половинку, блин.

Моник шлепнула ее по руке:

— Его зовут Дак, а не Гусь.

— Но и утка, и гусь — это же птицы.

— Девочка, давай мне две мармеладки. Одну для меня, одну для Лэя.

— Не-а, сестренка. Я тебе говорю, тебе хватит и половинки. Они адски сильные. Раздели одну с Лэем.

— Отлично.

Наверное, Джо уже передала ей мармеладку, потому что минуту спустя Моник положила мне в ладонь половинку ярко-зеленой мармеладки. И в этот момент я перестал чувствовать себя Хозяином Горы. Я больше ощущал себя школьником, который вытворяет какую-то мелкую пакость и при этом кайфует по полной.

Боже… это барбекю было охуенной идеей.

Я закинул мармеладку в рот, и вкус мгновенно взорвал рецепторы сладким, фруктовым кайфом.

К своему удивлению, я увидел, как Джо наклонилась ко мне и ткнула в меня пальцем:

— А теперь просто будь спокоен, пей воду и съешь что-нибудь.

— Ладно.

— А потом просто дай всему случиться как надо.

Я улыбнулся:

— Спасибо.

— Если что-то пойдет не так, иди ко мне. — Джо положила руку себе на грудь. — Я умею вытаскивать людей из жестких трипов.

Я моргнул:

— Еще раз спасибо. Если что, я к тебе приду.

Джо подмигнула, откинулась на спинку стула и вернулась к разговору с Моник.

Она теперь меня любит?

Я постарался не обрадоваться слишком сильно.

— Ну что, ну что! — голос диджея Хендрикса прогремел из колонок. — Как вы сегодня себя чувствуете?! У нас вот-вот начнется Гриль-баттл, но сначала давайте поддержим это настроение!

Я повернулся в его сторону.

Диджей Хендрикс стоял во весь рост за своим пультом, его руки двигались плавно и точно, когда он сводил и крутил треки.

— Следующий трек для всех, кто родился в восьмидесятых! Где мои дети восьмидесятых?!

Пара человек захлопала, но я так и не понял, кто именно.

Затем он мягко подмешал R&B-композицию, которую я не узнал.

Но Моник сразу закачалась в такт и начала подпевать.

Я наклонился к ней:

— Что за песня?

— Sweet Love — Анита Бейкер. — И тут же схватила меня за плечо, заставляя нас обоих раскачиваться вместе, продолжая напевать строчки.

Я засмеялся, глядя на ее восторг, и позволил себе раствориться в ритме.

Джо тоже раскачивалась под музыку и подняла стакан высоко над головой:

— За пикники и кайфовую атмосферу!

Отлично. Она веселится.

Чен наклонился ко мне и прошептал на ухо:

— Послушай этот момент. Небо, ты плачешь слезами сквозь года, но для нас это всего лишь дождь. Твоя печаль помогает расти нашим урожаям.

О, Боже.

Я кивнул:

— Продолжай работать над этим.

— Но тебе нравится начало, кузен?

— Да, нравится.

На лице Чена появилась ослепительно-счастливая улыбка:

— Да. Совсем неплохо. Это и будет стихотворение.

Я распахнул глаза.

— Сегодня ночью я выведу Фен под лунный свет и прочту ей это стихотворение. Но только когда оно будет полностью готово.

Я чуть не сказал ему, что делать этого точно не стоит, но знал: к полуночи он будет валяться без чувств у себя в постели.

— Уверен, Фен оно понравится.

Кстати, о фрейлинах Мони...

Я огляделся в поисках их.

Диджей Хендрикс плавно перешел на Every Breath You Take группы The Police, и тетя Сьюзи захлопала в такт, пока Хлоя продолжала болтать с ней.

Где они?

Мое внимание переключилось со стола жюри на площадку, где должен был начаться Гриль-баттл.

Большая сцена стояла в центре.

Слева шеф Фу был в своей стихии, с двумя помощниками по бокам. Он явно кайфовал: танцевал за грилем под музыку, покачивал бедрами, а лопатка в его руке с легкостью переворачивала котлеты.

О-кей.

За все годы, что шеф Фу работал в «Цветке лотоса», я ни разу не видел, чтобы он танцевал.

Это просто какое-то ебанутое мероприятие.

Справа от сцены за своим грилем стоял Бэнкс. Лицо у него было сосредоточенным до предела, он вытирал пот со лба и покачивал головой в такт музыке.

А прямо перед грилем три его специальных гостя — Свит, Солти и Сейвори, устроили настоящее шоу. Они двигались абсолютно синхронно: бедра покачивались, руки взмывали в воздух, все в идеальном ритме.

Банда Роу-стрит почти не обращала на девушек внимания, пока те веселились в свое удовольствие.

А вот Свит, Солти и Сейвори напрочь отвлекли половину моих бойцов. Несколько парней из «Четырех Тузов» столпились рядом, не подходя слишком близко, но все же достаточно, чтобы получить отличный обзор на их бедра и ноги.

Мне реально нужно дать всем пару выходных. Они, блять, на взводе и в диком загуле.

Я перевел взгляд на остальную часть территории.

Тетя Мин сидела за большим столом, полностью сосредоточенная на партии в маджонг против Эйнштейна, Ху и Лан.

Отлично. Вот и одна из придворных дам Моник.

Оставалось только надеяться, что Ху не попытается подкатить к Лан этим вечером. У нас и так уже Дак вовсю клеит Танди.

Я окинул взглядом стол с маджонгом. По тому, как тетя Мин барабанила пальцами по поверхности каждый раз, когда брала новую фишку, и по тому, как едва заметно дергалась ее левая бровь, я понял, у нее на руках выигрышная комбинация.

Это были ее сигналы, слишком тонкие, чтобы большинство заметило, но я видел их столько раз за свою жизнь, что знал их наизусть. Я заметил стопку денег на краю стола и сразу понял: к концу вечера она загребет почти все.

За соседним столом мать Бэнкса была с головой увлечена партией в пику. Напротив нее сидела одна из женщин, которых она привела с собой, и раздавала карты.

Играли они против Ганнера и Марсело.

Как только Марсело взял карты в руки, он скользнул взглядом в сторону Моник.

Осторожно, ублюдок.

Марсело смотрел на Моник с такой жаждой, будто меня рядом не существовало.

Мне пришлось приложить немалые усилия, чтобы остаться спокойным, чтобы напомнить себе о том решении, которое я принял в библиотеке, решении в этот раз действительно ее услышать, прислушаться к ее словам, даже если все внутри меня вопило сделать наоборот.

Марсело снова сосредоточился на картах, а я разжал кулак, даже не сразу осознав, что сжал его.

Забей. Я отплачу ему по-другому. Где еще две придворные дамы Моник?

Я оглядел остальную часть площадки.

Столы были забиты людьми, кто-то смеялся, кто-то разговаривал, кто-то играл.

Одни потягивали напитки или что-то перекусывали, другие с головой ушли в свои игры.

Там даже была импровизированная танцплощадка, раньше на этом месте играл оркестр, еще до начала готовки. А теперь она была забита под завязку: куча людей танцевали вместе, и, к моему полному охуеванию, это было настоящее смешение зеленых и синих.

Никаких драк, никаких злобных взглядов.

Наоборот, несколько парней из «Четырех Тузов», похоже… устроили танцевальный баттл с членами банды Роу-стрит.

Сколько, блять, мармеладок Джо успела всем раздать?

Из колонок полились мягкие, плавные ноты Sexual Healing Марвина Гэя, через несколько минут без единого сбоя музыка перетекла в Rock With You Майкла Джексона, а потом сразу в This Is How We Do It Монтеля Джордана.

Вскоре диджей перешел на хип-хоп, включая уже совсем свежие треки.

Биты были сведены настолько плавно, что толпа не сбавила темп ни на секунду, все продолжали танцевать так, будто эти песни с самого начала были одной цельной композицией. Бас гудел под ногами, пробирая до костей, и даже я не смог устоять, начал постукивать ногой и кивать в такт.

Или, может, это мармеладка начала действовать.

— ДиДжей Хендрикс в здании!

Я моргнул и снова посмотрел в сторону диджея.

— Вы же знаете, как мы делаем! — Диджей Хендрикс поднял руки вверх, двигаясь в ритме. — Сейчас мы нырнем в прошлое, далеко назад, но с изюминкой. И не думайте, что я забыл про тех, кто любит что-то нестандартное! Мы добавим немного восточного вкуса!

Он резко крутнул пластинку, и из колонок зазвучала The Moon Represents My Heart (Луна представляет мое сердце) Терезы Тэнг.

Моник уставилась на меня с полным недоумением, но продолжала раскачиваться в такт, пока певица выводила строчки на китайском.

А я не смог сдержаться и просто расхохотался.

Все на танцполе продолжали двигаться под эту завораживающую мелодию.

Ага. Похоже, меня уже накрыло.

Но я и вправду мог признать, что переход был охуенно плавным, почти незаметным, и толпа отреагировала удивленными возгласами и аплодисментами, особенно ребята со стороны «Четырех Тузов».

Я скользнул взглядом по тете Сьюзи, которая теперь плавно покачивалась под музыку.

Когда диджей Хендрикс переключился с Терезы Тэнг на «Monica» Лесли Чена, она распахнула глаза и задвигалась еще активнее, с широкой улыбкой на лице.

— Да! Обожаю эту песню! — выкрикнула тетя Сьюзи и вскинула кулак в воздух.

Хлоя рядом с ней прыснула со смеху — ей явно было весело.

И все, что я мог делать — это смотреть на свою тетю в полном охуевании.

Она, наверное, конкретно продавила диджея. Или… он и правда подготовился заранее и собрал охуенный плейлист?

Но диджей Хендрикс на этом не остановился:

— Мы не тормозим! Сейчас старую школу и новую школу сведем вместе. Кто готов к Гриль-баттлу?!

Толпа отозвалась оглушительными криками, аплодисментами и радостными возгласами.

— И запомните, друзья, — продолжил диджей Хендрикс. — На этих выходных я буду на Юге, в Изумрудном Молоте, и привезу туда все это же настроение! Так что если вам тут понравилось, приходите посмотреть, что будет там. ДиДжей Хендрикс будет крутить всю ночь, пока не прочувствуете это в самой душе!

Тетя Сьюзи закричала еще громче:

— Я приду, ДиДжей Хендрикс!

Это ведь Юг. Нет, ты не придешь.

Диджей Хендрикс рассмеялся:

— Вы слышали, народ! Тетя Сьюзи будет там, и вы тоже должны быть! Уже на этих выходных, в Изумрудном Молоте! Не пропустите!

Ну все. Теперь тетя Сьюзи и с ним подружилась. Охуенно.

Каждая вечеринка на Востоке теперь будет проходить с этим диджеем. Моя тетя просто не может удержаться, ей обязательно нужно кого-то усыновить.

А диджей продолжал крутить миксы из знакомых R&B-хитов и классических китайских баллад, создавая такую атмосферу, от которой все буквально светились от восторга.

Моник смеялась рядом со мной, ее глаза сияли, пока она наблюдала за толпой, которая кайфовала по полной.

Даже я не мог удержаться от этой заразительной энергии. При всем, что вертелось у меня в голове, при всем, как сильно я пытался держать себя в руках, зная, что должно произойти завтра, было почти невозможно не поддаться этому моменту.

Черт возьми. Мне это было нужно.

Голос диджея Хендрикса снова прорезал музыку:

— Ну что, ну что! Пора начинать! Приготовьтесь к лучшему Гриль-баттлу, что вы когда-либо видели! С одной стороны — шеф Фу, с другой — Бэд Бой Бэнкс! Кто же заберет корону? Не переключайтесь, народ, сейчас начнется жаркое!

Толпа взревела.

Я посмотрел в сторону грилей и увидел, как шеф Фу и Бэнкс готовятся к поединку. Они выглядели как два бойца перед выходом на чемпионский ринг.

Тетя Сьюзи все еще раскачивалась на своем месте, явно наслаждаясь тем зарядом энергии, который диджей Хендрикс принес с собой в этот день.

Я оглядел толпу, и тут кое-что бросилось мне в глаза.

Возле бара я заметил Дака и Танди. Они тоже танцевали вместе. Одна рука Танди покоилась на плече Дака, а другая переплеталась с его пальцами, пока они двигались в идеальном ритме с музыкой.

Дак никогда особо не танцевал, но Танди явно умела его раскрутить, и видеть, как он хоть немного расслабился, вызвало у меня улыбку.

Господи. Он реально запал на нее.

Недалеко от них у бара стояла Фен, но она не танцевала. В одной руке у нее был напиток, а взгляд был прикован к судейскому столу, точнее, к Чену.

Оу.

На самом деле она ни на что другое даже не смотрела, просто тихо и сосредоточенно наблюдала за ним.

И то, как она смотрела на Чена… будто он был единственным человеком на всей планете.

Хммм. У моего кузена, похоже, есть шанс.

И от этой мысли мне стало тепло.

Я посмотрел на Чена.

Он все еще пялился в небо. И все, о чем я мог думать, этот придурок должен сегодня повеселиться. Только Богу известно, с чем нам придется столкнуться завтра.

Я снова взглянул в сторону Фен и помахал ей, пока она, наконец, не заметила меня.

Она чуть удивленно приподняла брови, а потом указала себе на грудь.

Я кивнул.

Да. Тебя.

Потом поманил ее жестом.

Когда Фен направилась в нашу сторону, я подозвал официанта.

Он тут же подошел:

— Да, Хозяин Горы?

— Принеси еще один стул. Я добавляю судью.

Официант кивнул и поспешил за стулом.

Моник взглянула на меня:

— Лэй, что ты там опять задумал?

Я прошептал:

— Купидоню.

— С кем именно?

— Фен и Чен.

— Забавная парочка.

— Посмотрим.

— Ладно, Лэй, только давай без того, чтобы все мои фрейлины залетели.

Я засмеялся… а потом замер, осознав, что… это же, блять, вполне реально.

Ху и Лан. Фен и Чен. Дак и Танди. О нет.

Меня передернуло от мысли, что все эти дети могут родиться примерно в одно и то же время, и нам придется как-то с этим справляться.

У меня в ушах грохотало сердце.

Мы не готовы…

Я начал сжимать и разжимать пальцы.

Нет. Этого не должно случиться. Это будет полный хаос.

Дак не должен быть ничьим отцом.

Чен… ну… он, возможно, словит инфаркт еще до того, как ребенок появится на свет, и тогда мне придется растить его сына.

А Ху…

— Милый, — Моник внимательно посмотрела на меня и положила руку мне на руку. — Ты выглядишь так, будто увидел призрака. Все в порядке?

— Может, мне не стоило звать Фен сюда. Может, Дак тоже не должен вести Танди в ресторан.

— Какой еще ресторан?

— Слишком много детей. Я пока не готов быть отцом. И уж точно не готов растить ребенка Чена, если он сдохнет. Что я скажу его сыну…

— Лэй. — Она сжала мне руку.

— Да?

Она грустно улыбнулась:

— Ты под кайфом, милый. Причем конкретно.

Я задумался на секунду и протер глаза:

— Нет…

— Да.

Я постарался очистить голову и сосредоточиться на теле. И вот тогда я почувствовал легкое гудение, то самое теплое, мягкое ощущение, которое растекалось по груди и голове.

Блять. Подкралось быстро.

И тут Джо подалась вперед и рассмеялась:

— О да. Хозяин Горы уже под кайфом. Посмотрите на его лицо, будто он на Марсе и только что открыл воду.

Моник хихикнула:

— Оставь моего мальчика в покое.

Смех, музыка, голоса толпы, все стало как будто острее, ярче. Цвета вокруг заиграли сильнее, а басы пробивали грудную клетку, словно у меня завелось второе сердце.

Я повернулся к Моник:

— Может, я и правда под кайфом.

— Да. У тебя глаза широко распахнуты.

— Серьезно?

— Очень.

Я посмотрел на Моник и Джо и вытянул руки перед собой:

— Все ощущается охуенно… даже слишком охуенно. Будто мир подкрутили, сделали громче, и теперь я просто плыву по волне… навстречу судьбе.

— Лаадно. — Она тихо рассмеялась.

— Эй, йо! — Джо ударила по столу и расхохоталась. — Братан у нас превращается в философа, как только его накрывает.

Моник улыбнулась:

— Мы сейчас принесем тебе воды, малыш.

Я посмотрел в небо, и, черт возьми, оно было просто охуенно красивым, настоящее полотно, раскрашенное закатом.

— Ага… возможно, вода мне и правда не помешает.

Я откинулся на спинку стула, и в этот момент наконец понял, почему Чен так уставился в небо раньше. В нем было что-то… настолько спокойное, настолько огромное, что все остальное становилось крошечным и далеким.

Я повернул голову к Моник, и почувствовал, будто вижу ее впервые.

— Ты… ты красивая. Ты знала?

— Спасибо, Лэй. А ты — весьма симпатичный.

— Я когда-нибудь на тебе женюсь.

— Эм… ладно.

— С большим бриллиантовым кольцом.

Моник рассмеялась.

— И у нас будет куча детей.

Она распахнула глаза:

— Так, нам точно срочно нужна вода.

Фен подошла как раз в тот момент, когда вернулся официант и поставил рядом со мной стул, заставив ошарашенного Чена подвинуться.

— Что происходит? — Чен заметил Фен и одновременно выглядел напуганным и довольным. — Оу.

Я указал на теперь уже пустой стул рядом со мной:

— Садись, Фен. Нам не помешает свежий взгляд. Уверен, ты лучше нас разберешься в еде.

Фен улыбнулась:

— Благодарю, Хозяин Горы.

Когда она села, я наклонился поближе и прошептал:

— Кстати, Дак случайно накачал Чена.

— О нет. Так вот почему он все время смотрит в небо?

— Да, но Чену не говори. В общем… я надеялся, что ты присмотришь за ним, если что, поможешь, если станет плохо.

Глаза Фен удивленно распахнулись, но она быстро собралась:

— Конечно. Я с радостью помогу.

Я наклонился вперед, а Чен наблюдал за нами.

Фен повернулась к нему.

Чен одарил ее своей фирменной глуповатой улыбкой, а потом вдруг заорал:

— Феееен!

О, боже.

Фен рассмеялась:

— Привет, Чен.

И в этот момент диджей Хендрикс убавил музыку:

— Леди и джентльмены!

Толпа затихла.

— И вот он, тот самый момент, которого мы все ждали! — диджей Хендрикс включил Hot in Herre — Нелли.

Толпа взорвалась радостными криками.

— Приготовьтесь к поединку шефа Фу против Бэнкса, самой жаркой битве века! — раздался сигнал из какой-то дудки. — Кто победит?! Не переключайтесь и занимайте места, детка. Потому что все начинается прямо сейчас!

Глава 33

Битва на гриле

Лэй

Когда начался Гриль-баттл, солнце стало садиться, окрашивая небо в розовые и оранжевые оттенки. В тот самый момент, когда последний отблеск света исчез за горизонтом, в ветвях деревьев вспыхнули синие фонари и гирлянды с огоньками.

Стоило налететь легкому ветерку, как фонари начинали покачиваться, разбрасывая мягкий свет по гостям, которые гуляли по площадке и болтали друг с другом.

Умирая с голоду, я уселся за судейский стол, все еще ощущая легкое, приятное гудение от мармеладки, которую Моник подсунула мне чуть раньше.

— Как ты себя чувствуешь, малыш? — Она прижалась ко мне.

— Отлично. — Я посмотрел на нее и облизнул губы. — Просто охуенно.

Она хихикнула:

— А чего ты так губы облизываешь?

Я наклонился ближе и прошептал ей на ухо:

— Потому что я прямо сейчас хочу тебя выебать.

— Я бы отвела тебя в свою комнату и устроила это, но у нас серьезная миссия…

— Нет, у нас ее нет.

— Мы в жюри.

Голос диджея Хендрикса загремел в микрофон:

— Эй, тусовщики! Все, кто отрывается на танцполе, возвращайтесь на свои места, потому что мы запускаем Гриль-баттл! Шефы, пожалуйста, поднимайтесь на сцену!

Я снова посмотрел на Моник, а потом незаметно скользнул взглядом вниз, к ее груди.

— Давай просто найдем кого-нибудь на замену…

— Ни за что. Это уважаемая судейская должность. Потерпи, малыш. — Она снова тихо засмеялась и мягко поцеловала меня в щеку.

Это было сладко, но мне было мало.

Я даже не оглянулся, чтобы понять, что происходит вокруг. Тепло ее губ все еще жило на моих.

Не раздумывая, я аккуратно взял ее за запястье.

Она распахнула глаза:

— Что?

— А теперь, друзья, — диджей Хендрикс убавил музыку, — давайте познакомимся с нашими судьями!

Я притянул ее ближе, отпустил запястье, взял ладонью ее лицо и поцеловал глубоко.

Она застонала мне в губы.

Диджей Хендрикс откашлялся в микрофон:

— Простите, уважаемые судьи! Нам не хочется прерывать страстные моменты, но…

Моник отстранилась от моих губ.

Я усмехнулся:

— Вернись обратно.

— Нет. — Моник отодвинула стул. — Лэй, на нас все смотрят.

Некоторые из зрителей заорали.

Кто-то свистнул.

Диджей Хендрикс что-то начал говорить, но я полностью его проигнорировал и тихо прошептал:

— После Гриль-баттла я заберу тебя и выебу.

— Успокойся. — Она ударила меня по руке. — Гляди-ка, мармеладки делают тебя озабоченным.

— Я был озабоченным еще до мармеладок.

Она снова стукнула меня:

— Ну ты будешь слушать? Он нас представляет.

Я перевел взгляд на толпу, все явно пялились на нас.

Диджей Хендрикс засмеялся в микрофон:

— Ну что ж, вот и наши судьи, как вы видите, горячие и готовы запускать Гриль-баттл!

Джо покачала головой, глядя на нас:

— Моник, я думала, ты не любишь всю эту показушную романтику и прочую хрень?

— Мне не нравилось, когда ты чуть ли не сожрала свою девушку языком прямо за столом на День благодарения, пока мы все пытались нормально поесть.

— Значит, ты понтовалась?

Моник отмахнулась:

— Я тебя не слушаю.

Из «Цветка лотоса» вышли сотрудники и плавно заскользили по толпе, ловко неся подносы с приборами и аккуратно сложенными тканевыми салфетками.

Вскоре официанты добрались до нашего стола и начали раздавать приборы и салфетки.

Я бросил взгляд на Чена, он был погружен в разговор с Фен. Понятия не имел, о чем он ей говорил, но она все время хихикала, так что, наверное, было что-то смешное.

Хотя, если честно, я был слишком обдолбан, чтобы вообще что-то нормально оценивать.

Все вокруг ощущалось сюрреалистичным, будто я парю над собственным телом, наблюдая за собой со стороны. Чувства были перегружены, но не в плохом смысле, скорее как поток ярких красок и звуков, смешанных в идеальной гармонии.

Мир пульсировал энергией.

Музыка будто вибрировала прямо в моих венах, сливаясь с ритмом моего сердца.

Кожа приятно покалывала, словно сам воздух обнимал меня.

И я не мог перестать улыбаться.

Каждый вдох наполнял грудь каким-то опьяняющим ощущением радости.

Блять. Хорошо, что Джо сказала съесть только половинку мармеладки. Даже не хочу представлять, что было бы если съесть больше.

Мысленно я отметил себе, нужно будет спросить у Дака, сколько он дал Чену.

Если больше половины, то везем его сегодня в больницу.

Я посмотрел дальше по столу.

Барбара Уискерс оглядывалась по сторонам и лениво махала хвостом.

Сотрудники начали расставлять маленькие тарелки перед каждым из нас, даже перед Барбарой Уискерс. Вот тогда она встрепенулась и встала на лапы. Честно говоря, выглядела она так, будто собиралась судить весь конкурс в одиночку.

Под столом Моник провела рукой по моему бедру.

Я повернулся к ней:

— Что ты творишь, секси?

— Секси? — Она усмехнулась. — Это у меня теперь новое прозвище?

— Одно из многих.

Она кивнула в сторону Барбары Уискерс:

— Она такая милая. Думаю, я заведу кошку для «Цветка лотоса».

Я покачал головой:

— Нет. Тебе нужны щенки. По одному тебе и каждой из твоих сестер.

Джо подалась вперед и сразу влезла в разговор:

— Ебать да. Питбули.

— Нет. — Моник покачала головой. — Я вообще-то думала про миленьких маленьких пуделей.

Я поморщился:

— Пудели — дерьмовые охранники.

— У меня куча охраны. Мне не нужна собака, чтобы помогала.

— Тогда я заведу тебе хаски.

Джо закивала:

— Хаски — это кайф.

Моник закатила глаза:

— У вас обоих совсем нет вкуса на собак. В «Цветке лотоса» должны бегать милые пудельки с голубыми бантиками на ушках.

— Ладно! Ладно! — диджей Хендрикс включил музыку. — Слушаем Outstanding от The Gap Band, пока мы начинаем!

Заиграла песня, и несколько человек задвигались прямо на местах. Даже тетя Сьюзи с Хлоей захлопали в ладоши.

Через пару минут один из сотрудников поспешно вышел на сцену и начал настраивать микрофон.

Наконец диджей Хендрикс начал убавлять музыку, и толпа постепенно стихла, пока шеф Фу не вышел вперед, из него исходила та самая спокойная уверенность, которая бывает только у настоящих профессионалов.

— Ну все! — Моник захлопала в ладоши. — Давай, шеф! Вперед, шеф!

— Эй, кузина! Ты, блять, серьезно?! — закричал Бэнкс со своего гриля, но в голосе не было ни капли злости. Наоборот, в глазах у него вспыхнуло веселое пламя. — Ты, значит, за моего соперника? Вот так, да?

— Это мой шеф! — улыбаясь, она пожала плечами. — Надо же проявить уважение.

Бэнкс ткнул в нее пальцем:

— Не забывай, чья кровь у тебя здесь, на Востоке!

— Парень, пока! — Моник рассмеялась и снова захлопала в ладоши. — Давай, шеф Фу, к победе!

Бэнкс фыркнул, но улыбка не сходила с его лица.

Шеф Фу тепло улыбнулся публике и взял микрофон:

— Спасибо, Хозяйка Горы.

— Не называйте маленькую Моник так! — тетя Бетти махнула рукой. — У нее и так всегда голова была слишком большая! Нам совсем не нужно, чтобы она стала еще больше!

Некоторые из банды Роу-стрит и друзья тети Бетти рассмеялись.

Джо хихикнула:

— Вот теперь я понимаю, на чем сидит тетя Бетти.

Я приподнял брови:

— На чем?

Моник прошептала:

— На коньяке.

— А, ясно. — Я взглянул на тетю Бетти, и она подняла бокал с коричневым алкоголем.

— Дамы и господа, — гладкий голос шефа Фу раздался в воздухе, — спасибо, что включили меня в это соревнование…

— А ты одинока? — выкрикнула тетя Бетти. — Спрашиваю для друга.

В этот момент одна из ее подруг покраснела и попыталась спрятаться за другую.

— О боже, — Моник покачала головой. — Это сейчас будет полный пиздец.

— Блять, мне нужен микрофон! — тетя Бетти дала пять Ганнеру, который тоже держал большой стакан с коричневым алкоголем. — Эти ублюдки должны выписывать мне чек за мое выступление.

Диджей Хендрикс взял микрофон:

— Ладно, народ. Мы все голодные, так что давайте проявим уважение и поубавим шум.

Тетя Бетти рассмеялась, но больше ничего не сказала.

Мони прошептала мне:

— Больше никаких этих шашлыков.

На сцене заговорил шеф Фу.

— Сегодня у меня честь представить вам три блюда, которые отражают богатую историю и вкус китайского барбекю.

Мой желудок заурчал.

Шеф Фу посмотрел на толпу.

— Многие даже не представляют, насколько барбекю важно для китайской кухни. Это не те грудинки и свиная вырезка, к которым привыкли в Штатах, а нечто глубоко укоренившееся в культуре, скорее опыт, чем просто еда.

Мони наклонилась к Джо.

— Сейчас он будет готовить для нас. Ты можешь в это поверить? У нас есть шеф.

— Слушай, — Джо подняла руки, чтобы дать Мони пять, — твоя распущенность не знает границ.

Мони не дала ей пять.

— Продолжай в том же духе, мы с тобой сегодня вечером подеремся.

Джо рассмеялась.

Шеф Фу заговорил:

— Мое первое блюдо сегодня Сиу Юк.

Персонал начал разносить нам три блюда от шефа Фу.

Запах ударил меня еще до того, как я увидел еду. Он был опьяняющим, таким дымным, пряным и многогранным.

Мммм.

Когда я наконец посмотрел на свои тарелки, меня сразило оформление. Цвета были яркими, золотистая запеченная свинина, ярко-оранжевый каракатица и насыщенные глубокие оттенки утки. Все это сопровождалось захватывающим сочетанием обжаренных овощей. Каждое блюдо выглядело как произведение искусства.

Шеф Фу продолжил:

— Сиу Юк — это запеченная свинина с классической хрустящей корочкой.

Многие в зале ели и стонали от удовольствия.

— Это одно из любимых кантонских блюд, известное своей хрустящей коркой снаружи и нежным, сочным мясом внутри.

— Черт, — уже начала есть Джо. — Скоро я попрошу его готовить это каждый вечер.

Я посмотрел на Чена.

Он показал пальцем вверх, на небо.

— Видишь эти звезды, Фен? Они не просто светятся, они искрятся. Они всегда так искрились или это потому, что ты здесь?

Фен усмехнулась:

— Чен, тебе обязательно нужно попробовать еду.

— Что это? — Чен перевел взгляд на нее и моргнул.

— Еда, Чен. Ты ее оцениваешь.

Чен коснулся ее плеча, наклонился так, будто собирался поцеловать, и прошептал:

— Поможешь мне оценить, Фен?

— Да.

— Я не хочу никого разочаровать.

— Ты не разочаруешь, Чен.

Фен взяла вилку.

— Мы сделаем это вместе.

Ладно. Фен контролирует ситуацию. Теперь с ним все будет хорошо. Я больше не буду за него волноваться.

Я взял вилку и нож и начал резать свинину.

Кожица треснула под лезвием.

Будет вкусно.

Когда я сделал первый кусок, на языке взорвалась палитра текстур и вкусов. Кожица была идеальной — хрустящей, а под ней мягкая, таящая во рту свинина. Приправы были тонкими, но уверенными, позволяя мясу говорить за себя.

Черт побери. Шеф Фу уже выиграл.

Рядом со мной Чен громко застонал от восхищения, кусая свой кусок.

— О, боже мой!!!

Все в зале смеялись над Ченом.

Фен попробовала свою еду, но я видел, как ей трудно сдерживаться и не смеяться вместе со всеми.

Боже, как же это весело.

Я наблюдал за Ченом.

Вместо того чтобы отрезать еще кусок, он взял все руками и начал жадно жевать.

О, боже.

И тут я заметил Дака у стола с камерой, который снимал Чена.

Я помахал ему рукой:

— Выключай это.

— Блин, Лэй. Только начинало становиться интересно. — Дак нахмурился и убрал камеру.

Чен бормотал с полным ртом, а глаза его были широко раскрыты от недоверия.

— Это... невероятно! Никогда в жизни я не ел ничего лучше!!! За всю свою жизнь!!!

Полностью поглощенный свининой, Чен продолжал ее жадно поедать, а публика и судьи посмеивались над его энтузиазмом.

ДиДжей Хендрикс дал гудок.

— Похоже, у нас уже есть явный победитель — шеф Фу.

Я усмехнулся, но пришлось согласиться. Запеченная свинина была настоящим совершенством.

Я посмотрел на Мони, которая задумчиво жевала. Ее глаза были наполовину закрыты от блаженства. Она выглядела такой спокойной, полностью погруженной в момент.

На самом деле... видеть, как она наслаждается едой, пробуждало во мне что-то особенное, чувство близости, которое не связано со словами.

Черт, не могу дождаться, когда окажусь внутри нее сегодня вечером.

Шеф Фу продолжил:

— Далее у нас каракатица в ярко-оранжевом соусе, замаринованная в насыщенном и пряном соусе.

Я подумал, что после начала с мясом судьи и вовсе могли забыть о других блюдах.

— Это блюдо вдохновлено вкусами китайского побережья, где морепродукты играют огромную роль в повседневной кухне, — с гордой улыбкой сказал шеф Фу. — Каракатица нежная, с идеальной степенью упругости.

Я отрезал кусочек каракатицы и поднес его ко рту. Вкус мгновенно взорвался сладостью, кислинкой и солью, все было идеально сбалансировано. Текстура была именно такой, какой описал шеф Фу, мягкая, но с легкой плотностью, благодаря чему каждый кусок доставлял удовольствие.

Она напоминала океан, но без того навязчивого рыбного запаха, который иногда бывает у морепродуктов.

Чен был на седьмом небе.

— Я мог бы написать стихотворение об этом. Одну оду каракатице.

Я украдкой посмотрел на Мони снова.

Ее тарелка со свининой была полностью пустой.

Взяв последний кусок запеченной свинины, я наклонился и предложил ей:

— Хочешь еще?

Ее глаза загорелись.

— Черт, да.

Она наклонилась вперед и взяла свинину с моих пальцев ртом.

Вот это да.

Ее губы коснулись моих пальцев, а язык легким движением слегка задел кожу.

По спине пробежала дрожь.

Сердце пропустило удар.

Не успел я опомниться, как наклонился и поцеловал ее, ощущая сладость свинины и тепло ее рта.

— Уйдите в комнату, ребята! — крикнула Джо, вызвав смех за столом.

Я отступил, улыбаясь, как идиот.

По-моему, всем стоит считать себя счастливыми, что я не под столом и не лижу Мони киску.

Шеф Фу, не обращая внимания на короткое вмешательство, перешел к последнему блюду.

— И наконец, утка, основной элемент пекинского барбекю.

Некоторые из «Четырех Тузов» зааплодировали.

— Большое спасибо. Хочу сказать, что эта утка медленно запекалась и мариновалась, впитывая все ароматы соуса, — шеф Фу поднял руку в воздух, подчеркивая каждое слово. — Мясо нежное, а кожа, конечно, хрустящая.

Барбара Уискерс уже доела свою тарелку и явно была не впечатлена кулинарной историей, которую рассказывал шеф Фу.

Сейчас она вылизывала свои лапы.

Я взял кусочек и попробовал.

Насыщенность утки была не похожа ни на что, что я пробовал раньше. Маринад был смелым, глубоко пряным, с легкой сладостью, которая делала каждый кусок настоящей роскошью.

Я жевал медленно, позволяя вкусам задерживаться на языке и наслаждаясь каждой секундой.

Голос Димы повысился.

— Потрясающе. Абсолютно потрясающе.

Чен уже почти стонал от удовольствия, жадно поедая свою тарелку без разбора.

— Это нереально, кузен! Просто нереально!

Джо подтолкнула Мони.

— Когда ты под кайфом, все кажется последней вечерью. Ты понимаешь, как будто Иисус готовил.

— Как это что? Джо, тебе надо попить воды, — усмехнулась Мони.

— Сексуально? — на этот раз я взял кусок утки и наклонился, чтобы покормить ее.

Она приподняла бровь.

— Хозяин горы, ты еще заставишь нас выкинуть со стола судей.

— Хотел бы я это увидеть.

— Да ну его, — Мони взяла мясо с моих пальцев, и ее язык снова легко коснулся моей кожи.

То маленькое касание пробежало волной жара по всему телу.

Мой член тут же встал.

Слава богу, скатерть скрывала мою эрекцию от всех вокруг.

Прежде чем я осознал это, я наклонился для следующего поцелуя, вкус утки остался на наших губах.

Мони тихо засмеялась у меня во рту.

— Ты ненасытен.

— Только с тобой, — пробормотал я, отстраняясь, но не отрывая взгляда от ее глаз.

Шеф Фу заговорил:

— Китайское барбекю — это не просто еда, это совместный опыт.

— Независимо от того, делишься ли ты шашлыками с друзьями или наслаждаешься тарелкой жареной свинины, главное — это объединять людей, так же, как мы сегодня здесь. Спасибо, что позволили мне стать частью этого праздника.

Шеф Фу эффектно поклонился и помахал на прощание.

Толпа зааплодировала, явно впечатленная его словами и едой.

Сделав еще один прощальный жест рукой, Шеф Фу покинул сцену.

Неплохое начало. Что же будет дальше?

Глава 34

Движения как у Майкла

Лэй

ДиДжей Хендрикс включил Finesse — Бруно Марса. Веселая мелодия наполнила пространство, вызывая волну одобрительных выкриков у всех вокруг.

Тарелки с едой от Шефа Фу продолжали раздавать остальным гостям, а гул разговоров и смеха становился все громче.

Рядом со мной Чен наконец-то притормозил с едой.

— Кузен!

Я приподнял брови.

— Что?

Его глаза были чертовски широко открыты, а на лбу блестели капли пота.

— Это... и есть смысл жизни

Я кивнул.

— Так и есть.

Фэн бросила на меня взгляд и усмехнулась.

Я наклонился к ней.

— Еще раз спасибо.

— Не за что, Хозяин Горы.

— Ты заслужила от меня особую услугу. Приходи ко мне в любое время и в любой день, и я исполню твое желание.

Глаза Фэн расширились.

— Я возьму. Спасибо.

ДиДжей Хендрикс, полностью погруженный в свое дело, мгновенно переключил атмосферу, включив другой хит Бруно Марса — Uptown Funk.

Пульсирующий бас разносился по всему двору.

Я поклялся, что фонари качались в такт музыке.

Похоже, тетя Мин хорошо знала эту песню, потому что начала напевать ее Эйнштейну, пока они ели и играли в маджонг.

И Эйнштейн, казалось, получал настоящее удовольствие, громко смеясь.

Внезапно ДиДжей Хендрикс сделал неожиданный поворот и безупречно вплел в сет Billie Jean — Майкла Джексона.

Несколько ребят из банды Роу-стрит и даже «Четыре Туза» завизжали в знак одобрения.

Я глянул на стол судей и был шокирован, увидев, что Дима и Роуз больше там не сидят.

Ладно.

Они встали, отошли в сторону и начали танцевать вместе.

Все объяснялось тем, что Дима был безумным фанатом Майкла Джексона. Когда мы были детьми, я так и не мог понять, как ему это удается, но каким-то образом у Димы всегда был готов новый образ MJ⁷.

Когда нам было десять, он был Майклом из «Триллера», в красной кожаной куртке, с одной перчаткой и в тех самых черных лоферах. Парик на его голове выглядел просто смешно. Дима даже пытался танцевать зомби по улице, но из-за коротких ног и пухлых щек это больше походило на то, как будто он ковылял.

В другой раз он был Майклом из Bad, в черном костюме с пряжками и с серьезным лицом. Дима обожал делать серьезное выражение, но всегда улыбался, когда кто-то давал ему палец вверх. Конечно, он записывал все это в свою блестящую специальную записную книжку для хэллоуина с MJ.

Но, наверное, больше всего мне запомнилось, когда мы были подростками, и он приезжал из новой пансионной школы. Это было настоящим сюрпризом. Он внезапно появился на хэллоуинской вечеринке банды «Убийцы» в образе Майкла из Smooth Criminal, с волнистыми черными волосами, идеально белым костюмом и федорой.

Может, в этом году нам стоит устроить хэллоуинскую вечеринку. Я бы с удовольствием посмотрел, какого Майкла Джексона придумает Дима в этот раз.

Странно, что я планировал будущее, хотя завтра ночью у моего отца серьезный бой.

Больше того, до того как появилась Мони, я был готов умереть.

А теперь, когда она есть в моей жизни, все, чего я хочу, — это жить.

А где сейчас мой отец?

Меня пробрала дрожь.

Я проглотил комок в горле и изо всех сил пытался отогнать эти мысли. Никакой пользы не было от того, чтобы пытаться представить, что он сделает дальше. В общении с ним умнее всего просто наслаждаться моментом.

Я не позволю своему отцу испортить этот барбекю, думая о нем.

Поэтому я просто наблюдал, как танцуют Дима и Роуз, лучшее отвлечение, которое я только мог пожелать.

Она знает, что он не сядет, пока не закончится Майкл Джексон?

И вот так, Дима резко развернулся на носках, изображая свое ужасное подражание фирменному вращению Майкла Джексона.

На лице Роуз застыло удивление.

Я тихо хмыкнул.

Дима схватил Роуз за руку и закружил ее очень быстро.

Она вскрикнула.

Хотя Дима и не был профессиональным танцором, его энтузиазм с лихвой компенсировал отсутствие навыков. Он отпустил руку Роуз, несколько раз покачал бедрами, щелкнул пальцами три раза и попытался исполнить самую худшую лунную походку, какую я когда-либо видел в своей жизни.

Я широко улыбнулся.

Все еще не можешь этого сделать?

Роуз чуть не согнулась от смеха.

Я не понимал, почему, но Барбара Уискерс смотрела на него так же, как обычная кошка наблюдает за висящей ниткой. Глаза у нее были широко раскрыты, голова насторожена, а хвост энергично махал туда-сюда. Я не мог понять, была ли кошка в замешательстве или просто очарована.

ДиДжей Хендрикс переключился на Shape of You — Эда Ширана, и Дима тут же повернулся к ДиДжей, бросив ему взгляд полного отвращения.

Ох, мать его.

Я приподнял брови.

Дима подал знак своим людям.

— Нет! — усмехнулась Роуз. — Оставьте диджея в покое!

Я улыбнулся так широко, что у меня заболели щеки.

Боже, я совсем забыл, какой Дима веселый. Нам нужно чаще тусоваться.

Мони подтолкнула меня локтем.

— Ты хорошо проводишь время, малыш?

Улыбаясь так, будто больше невозможно, я повернулся к ней, и сердце мое развернулось.

— Я провожу лучший вечер в своей жизни.

— Отлично.

— Может, устроим еще одно барбекю.

Она вскрикнула:

— Не знаю, Лэй.

— Это весело. Типа... реально охуенно весело.

Я снова глянул на Диму, и, похоже, Роуз все-таки уговорила его сесть.

Правда, он все еще выглядел чертовски злым, а его люди продолжали подходить к ДиДжей Хендриксу и вести очень серьезные разговоры.

— Да, — я повернулся к Мони. — Это весело. Я никогда...

Мони приподняла брови.

— Что?

— Никогда так не развлекался.

— Без барбекю?

— Нет. Мы устраиваем пиры, но все это формальные штуки.

— Типа того, что в отеле в Глори?

Я вспомнил ту первую ночь, когда увидел Мони в том прекрасном синем платье.

Во мне зазвучало желание.

— Да. Как пир в отеле или даже на Горе Утопии, — я указал на всех, кто вокруг веселился. — Но это другое.

— Да, другое.

— Я хочу делать больше таких вещей.

— Ну... — она схватила меня за руку и сжала. — Тебе повезло, я обожаю праздновать, когда все хорошо. Главное только, чтобы Джо снова никого не накачала.

— Наверное, это была лучшая часть, — я глянул на Джо.

Она все еще облизывала пальцы, покрытые фирменным барбекю Шефа Фу.

Глубоко вздохнув, она откинулась на спинку стула и вытерла рот салфеткой. Увидев, что я смотрю на нее, сказала:

— Бэнкс сейчас жестко проиграет. Он ни за что не переплюнет эти блюда.

Мони пожала плечами.

— Никогда не знаешь. Бэнкс умеет жарить по-настоящему.

Джо положила в рот еще кусок каракатицы.

— Слушайте, я собираюсь найти себе сексуальную китаянку, которая так умеет готовить.

Мони нахмурилась и посмотрела на сестру.

— Ты так не можешь говорить.

— Почему нет?

— Потому что это фетишизация расы, — начала Мони.

Джо перебила ее смехом.

— А я собираюсь по полной зафетишить ее, если она сможет приготовить хоть одно из этих блюд. Фетишить всю ночь напролет.

Мони покачала головой.

— Ой, с меня хватит.

Джо перевела взгляд на меня.

— Ты знаешь тут на Востоке каких-нибудь одиноких девчонок, которые умеют готовить и при этом любят девчонок?

— Знаю, — я подумал о своем гареме. — На самом деле, большая их часть сейчас без работы и, возможно, готовы...

— Эй, — Мони ткнула меня в бок. — Даже не думай об этом.

Может, я уже слишком накурен.

ДиДжей Хендрикс включил «Pretty Young Thing» Майкла Джексона — знак, что люди Димы закончили с ним разговор.

Я посмотрел на Диму.

На его лице играла довольная усмешка, а Роуз хмурилась на него.

ДиДжей Хендрикс накричал поверх музыки:

— Кто готов к нашему следующему участнику?

Толпа взревела в ответ.

— Я только что попробовал того утенка от Шефа Фу, Бэнкс, — ДиДжей Хендрикс указал на него. — Не знаю, чувак, ты знаешь, что я с тобой, но утка — это утка, что с нее взять.

Бэнкс жевал хрустящую свинину Шефа Фу.

— Его еда была неплохой! Просто надо чуть больше души!

— Души, блять! — громко фыркнула Джо.

— Ладно! Ладно! — ДиДжей Хендрикс чуть приглушил Майкла Джексона. — Все возвращайтесь на места, потому что сейчас Бэнкс выйдет на сцену. Я лично ел много его шедевров, так что знаю, что конкурс еще не закончен.

— Вот именно! — Бэнкс положил тарелку, вытер руки о фартук и надел темные очки. — Шеф Фу хорош, но сейчас я покажу вам, как на настоящем барбекю должна звучать душа!

Бэнкс уверенной походкой шагал к сцене, а ДиДжей Хендрикс включил «I Feel Good» Джеймса Брауна.

И я понял, что настоящая жесть вот-вот начнется.

Глава 35

Кухня большой мамочки

Лэй

Когда официанты убрали с наших столов тарелки, они начали приносить новые тканевые салфетки, вилки, ножи, ложки и воду, чтобы мы могли освежить вкус перед следующим блюдом.

Все начали рассаживаться по своим местам.

Через несколько секунд Бэнкс поднялся на сцену со своей фирменной развязностью, сопровождаемый тремя своими помощниками — Сладкой, Пряной и Соленой.

Мони скрестила руки на груди.

— Боже мой. Что там задумал мой кузен?

Как только Бэнкс оказался на сцене, он подал знак ДиДжею Хендриксу, и тот тут же запустил бодрый джазовый трек, от которого вся толпа невольно выпрямилась в креслах.

Что за хрень это вообще такое?

Барабаны забили так, что вибрации пробирали до костей. Саксофон протяжно завыл, труба взревела, а потом по залу разнесся громкий, мощный голос:

– “Горячее барбекю!

Ритм был заразительный. В воздухе смешались саксофоны, глубокий бас и джазовые переборы пианино, пока Бэнкс и девушки начали двигаться абсолютно синхронно.

— Ла-адно, — протянула Мони, подпрыгивая на стуле в такт музыке. — Он собирается устроить нам настоящее шоу.

Толпа захлопала вместе с ними.

Бэнкс и его помощницы двигались в ритме, раскачивая бедрами в унисон, а голос из динамиков раз за разом выкрикивал:

— Горячее барбекю!

Ритм был такой заразительный, что даже у меня нога сама собой начала отбивать такт. Саксофон перехватил соло, и Бэнкс встал в центр, медленно закружился, двигаясь с той самой легкостью, с какой двигается человек, который точно знает, как устроить зрелище.

Его белый фартук разлетался вокруг, как плащ.

А девушки рядом с ним продолжали раскачивать бедрами.

Джо заорала:

— Парень, да это тебе не танцевальный конкурс!

Мони толкнула ее в плечо:

— Оставь его в покое.

Джо вытащила из куртки косяк и зажигалку:

— Ты же понимаешь, что Бэнкс с девчонками весь прошлый вечер репетировали эту хрень.

Мони уставилась на нее:

— Но Бэнкс даже не знал, что будет этот Гриль-Офф...

— Так я тебе про это и говорю, — хмыкнула Джо. — Он бы все равно вывалил этот танец.

— О боже!

Джо закурила косяк, и когда мужик в песне снова заорал:

— Горячее барбекю! — она закричала вместе с ним.

Помощницы Бэнкса закружились, выстраивая вокруг него полный круг, а он сделал это плавное, скользящее движение из стороны в сторону.

Его мать, тетя Бетти, встала с места, хлопая в ладоши в такт музыке:

— Давай, детка! Танцуй! Это мой старший сын, смотрите на него!

Ее подруги тоже начали двигаться под музыку.

За столом для маджонга тетя Мин выглядела так, будто только что сорвала победу, и начала пританцовывать прямо на своем месте.

Справа от меня тетя Сьюзи и Хлоя чокнулись бокалами вина и отпили.

Твою мать. Надеюсь, тетя Сьюзи не сама себе налила.

Когда мне было двенадцать, именно она впервые дала мне попробовать вино, объясняя, что в Китае возраст для распития всегда был смешно низким. Мама тогда взбесилась.

Тетя Бетти закричала, привлекая мое внимание:

— Давай, Бэнкс, покажи им, как это делается!

По всему двору прокатился легкий смех.

Те, кто не хлопал и не танцевал, орали от восторга.

Лоб у Бэнкса уже блестел от пота, но он не прекращал двигаться вместе со своими помощницами.

И в который раз я заметил, как некоторые из моих парней из «Четырех Тузов» подбираются ближе к сцене, чтобы получше разглядеть Сладкую, Пряную и Соленую.

Черт. Мне действительно стоит устроить им всем передышку. Им явно нужен секс.

Вскоре музыка сбавила обороты до плавного, тягучего ритма, и Бэнкс завершил все финальным разворотом.

Джо выдохнула дым:

— Он вообще собирается нас кормить или только танцевать?

Мони усмехнулась:

— Он уже почти закончил.

— Все равно, — покачала головой Джо. — Я ему сниму баллы за такие хреновые танцы.

— Лучше не вздумай.

ДиДжей Хендрикс включил более медленную мелодию и убавил громкость почти до минимума, чтобы музыка просто фоном создавала расслабленную атмосферу.

Бэнкс взял микрофон, провел тыльной стороной ладони по лбу и улыбнулся в зал:

— Это было Горячее барбекю в исполнении Джека Макдаффа.

Несколько человек вяло захлопали.

Бэнкс жестом указал на трех женщин на сцене:

— И давайте поаплодируем моим прекрасным помощницам — Сладкой, Пряной и Соленой.

Когда девушки с грацией сошли со сцены, многие мужики в зале начали орать и свистеть им вслед.

Бэнкс проводил их взглядом:

— Угу…

Пара парней снова засвистела.

— Не знаю, как у тебя, шеф, — Бэнкс повернулся к шефу Фу, — но я вообще не могу готовить, если рядом нет красивой черной женщины. У тебя в жизни вообще была хорошая черная женщина?

Шеф Фу смутился и покачал головой, мол, нет.

Тетя Бетти закричала:

— У меня для тебя есть две черных женщин, Папочка-Кулинар! Приезжай к нам на Юг! Уедешь только через мой труп!

Мони сморщилась:

— О боже. Пусть это уже закончится.

— Мамка всегда права, — усмехнулся Бэнкс. — Но если у тебя в кухне стоит по-настоящему красивая черная женщина... блять... что-то в этих бедрах есть такое, что заставляет такого парня, как я, схватить сковородку и приготовить для нее что-нибудь особенное, как надо.

Толпа разразилась смехом, и даже шеф Фу не удержался, ухмыльнулся, подняв бутылку пива в знак одобрения.

— Еда, Бэнкс! — заорала Джо. — Это же Гриль-Офф, а не «Танцы со звездами» и не конкурс стендаперов. Еда, блять. Давай уже, возвращайся к делу.

Бэнкс показал Джо средний палец:

— В жизни всегда найдутся те, кто будет хейтить, народ. Главное — держаться крепко, и Бог все расставит по местам.

Потом он резко стал серьезным, когда персонал начал разносить его три блюда.

Посмотрим, получится ли у него обойти шефа Фу.

Я усмехнулся.

Сомневаюсь.

Но... в этот момент до меня дошел такой яркий, дико вкусный аромат, что я застыл, пока персонал начинал раскладывать наши блюда рядом с грилем, и запахи стояли насыщенные и тягучие, от которых сразу становилось тепло на душе. Честно говоря, от этих запахов у меня аж живот заурчал, хотя я уже был наполовину сыт после еды шефа Фу.

Ладно. Сейчас он реально заставил меня пустить слюну.

А это, между прочим, многое значило, потому что я злился на него за то, что он начал эту вечеринку с какой-то до нелепого тупой затеи. Я реально надеялся, что сегодня на этом Гриль-Оффе он опозорится и наконец-то поймет, что не всегда можно быть первым.

— Так что послушайте, народ! Я ведь не учился классической кулинарии, как шеф Фу вот тут, — начал Бэнкс. — Я не могу вам рассказать историю барбекю в Штатах, ну, по крайней мере, без всякой выдуманной херни, но я могу рассказать, что мне говорила Большая мамочка. У кого-нибудь вообще была Большая мамочка?

Некоторые в зале переглянулись с непониманием.

Бэнкс положил руку себе на грудь:

— Так я называл свою бабушку.

Многие из тех, кто сначала смотрел в замешательстве, теперь закивали.

Голос тети Бетти раздался на весь двор:

— Расскажи им, что она говорила, детка! Давай!

Мони повернулась к Джо, приподняв брови:

— Ты что, дала тете Бетти жевательные конфеты с травой? Она же сияет, как гребаная рождественская елка.

— Девочка... — Джо стряхнула пепел с косяка прямо на землю. — А ты как думаешь, откуда у меня вообще были эти конфеты?

— Неудивительно, — пробормотала Мони.

Бэнкс снова вытер пот со лба:

— Большая мамочка рассказывала мне, что когда-то испанские исследователи приплыли в Вест-Индию, на Ямайку и Кубу, и увидели, как тайно жарили мясо на открытом огне. Они в жизни своей раньше ничего подобного не видели.

Я приподнял брови.

— Ну и, сами понимаете, как эти колонизаторы себя ведут... — Бэнкс усмехнулся. — Ублюдки назвали это барбакоа, как будто сами изобрели или что-то в этом духе. — Он пожал плечами. — Большая мамочка знала до хрена всего, так что... пусть покоится с миром.

— Покойся с миром, — тихо сказала Мони, выдохнув с легкой грустью, и я осторожно сжал ее руку под столом.

— В общем, — Бэнкс оживился, уходя с головой в рассказ, — когда мне было шесть, Большая мамочка застукала меня, когда я пытался улизнуть на улицу. Она говорит: «Парень, у тебя внутри сам дьявол сидит. Иди сюда, помоги мне чистить горох». А я ей выдал самую милую улыбку и говорю: «Большая мамочка, я просто вышел посмотреть на солнце и поблагодарить Иисуса». Она цокнула языком и сказала: «Ты, блять, пиздишь. Иди сюда».

Толпа разразилась смехом.

— Я терпеть не мог чистить горох, особенно в тот день, потому что Большая мамочка была права. В тот день я реально шел рука об руку с дьяволом. Я стащил у нее из кошелька спички и пять долларов, чтобы купить петарды и подорвать какую-нибудь хрень в чужих машинах, просто чтобы посмотреть, что будет. — Бэнкс сделал паузу, на секунду глянул на звезды, потом снова повернулся к нам. — Но Большая мамочка всегда знала, когда я собирался натворить какую-нибудь хрень.

Я посмотрел на Джо и даже на Мони.

У обеих на лице было то самое грустное, теплое выражение.

Я скользнул взглядом по Хлое, и хотя она явно потягивала вино, у нее тоже была та же самая грустная улыбка.

И я сам не знал почему, но у меня внутри стало как-то по-особенному тепло. Я чувствовал, что, несмотря на то что все они уже пережили потерю своей бабушки, те воспоминания, о которых говорил Бэнкс, приносили им сейчас какую-то настоящую душевную опору.

И... просто было приятно понимать, что я тоже стану частью их семьи.

На сцене Бэнкс тяжело выдохнул:

— Я знаю, вы все хотите есть, но дайте мне еще кое-что сказать.

Тетя Бетти закричала:

— Не спеши, детка!

Джо пробурчала себе под нос:

— Ну, только не слишком долго. Серьезно. Ты уже потанцевал. Уже успел поговорить про колонизацию. Типа...

Мони шикнула на нее.

Бэнкс почесал голову, потом перевел взгляд на стол со спэйдсом⁸, где сидели его мать, Марсело, Ганнер и еще несколько человек:

— Однажды мы с Марсело сидели дома и уже собирались выйти помочь нашему парню Тайни. Хотя на самом деле он ни хрена не был таким уж маленьким, но не суть... В общем, Тайни хотел отомстить какому-то чуваку, который поцеловал его девушку. Мамы дома не было, так что мы такие: ну, погнали.

Я смотрел на Марсело.

Он закурил сигару и медленно выдохнул дым.

Бэнкс продолжил:

— У меня в руках уже был молоток и нож, готов был выходить. У Марсело в руках — здоровенный нож для разделки мяса. И тут звонит телефон, и это Большая мамочка. Она говорит: «Господь мне сегодня велел забрать тебя к себе. Иди сюда, чисти орехи пекан и приводи с собой этого хулигана Марсело. Мы будем печь пироги с пеканом для церкви». Я пытался отмазаться, но она сказала, что всыплет нам обоим, если не придем. А кто знал мою Большую мамочку, тот понимал, ей было вообще похуй, сколько тебе лет и какого ты размера... эта рука умела вставить как надо. Марсело тогда боялся даже сильнее меня.

Толпа рассмеялась, но я уловил, как в голосе Бэнкса что-то изменилось, почувствовал тот самый вес, который висел в воздухе перед тем, как он скажет следующее.

Бэнкс на секунду опустил глаза, уставившись в пол сцены:

— Тайни... ну, Тайни в тот день погиб.

Пара человек ахнула.

Мони никак не отреагировала, и по тому, как она сидела, я понял, что она не просто знала эту историю, а, скорее всего, сама росла рядом с Тайни.

— Тайни пошел разбираться, но у тех парней в руках были не молотки. У них были стволы, — Бэнкс покачал головой. — И я до сих пор иногда думаю... а что, если бы я тогда сказал Тайни пойти с нами с Марсело к Большой мамочке? Был бы он до сих пор жив?

Я перевел взгляд на Марсело, у которого лицо стало каменным. Даже сквозь клубы дыма перед ним было видно, что глаза у него поблескивали так, будто он сдерживал слезы.

Бэнкс глубоко вдохнул:

— В общем, я посвящаю эти блюда своей Большой мамочке. Она научила меня всему, что я знаю, от стручкового гороха до черноглазого гороха.

Тетя Бетти закричала:

— Говори как есть!

— Она научила меня готовить мак-н-чиз такой, что он тает прямо в душе, научила, как сделать самое жесткое мясо таким мягким, чтобы от костей само отваливалось, и как собрать тарелку с едой так, что ты забудешь, что вообще-то сидишь на поминках и горюешь по тому, кого потерял.

— Именно так, детка! — снова заорала тетя Бетти.

Один за другим официанты начали ставить перед нами тарелки с блюдами Бэнкса.

Сразу было видно, что у Бэнкса подход совсем не такой, как у шефа Фу. Если у Фу каждое блюдо было выложено аккуратно, почти как произведение искусства, то еда Бэнкса выглядела так, будто ее только что подали в какой-нибудь семейной забегаловке — сытно, небрежно и настолько аппетитно, что невозможно было устоять.

Вот это да.

Аромат накрыл меня так резко, что у меня в животе заурчало с такой силой, что даже стало больно.

Я провел рукой по животу.

Бэнкс указал на первое блюдо:

— А вот это называется «Мой цыпленок с бурбоном, "который взбодрит вас и заставит отказаться от работы"», подается с гарниром из капусты кейл и мак-н-чиза, потому что какая вообще может быть барбекю-вечеринка без этих гарниров?

Хммм.

Я отрезал кусок курицы, попробовал, и вкус буквально взорвался у меня во рту. Глазурь из бурбона была сладкой и дымной, с идеально выверенной остротой.

Капуста кейл была приправлена идеально, а мак-н-чиз оказался таким насыщенным и кремовым, что казалось, он просто таял прямо до костей.

Вот дерьмо. Бэнкс реально умеет готовить.

Я глянул на Диму, который смотрел на меня с тем же офигевшим выражением.

Кто бы, блять, мог подумать?

Я пожал плечами.

Дима отложил вилку, достал из кармана блокнот и что-то в нем быстро записал.

— Господи всемогущий! — Чен уплетал за обе щеки. — Я вообще не понимаю, кто победит! У меня уже началась тревожность!

Фен пододвинул к нему стакан воды:

— Выпей еще вот этого, Чен.

— Господи! Он даже воду приготовил! Гений! — Чен схватил стакан и начал залпом пить воду. — Офигенно!!

Блять. Может, нам и правда стоит отвезти его в больницу.

Я перевел взгляд дальше по столу судей.

Хлоя кивнула в такт:

— Пожалуй, я отдам этот раунд своему кузену, хотя блюда шефа Фу мне тоже понравились.

Улыбаясь, Бэнкс указал на ребра:

— А вот это мои Ребрышки“ Дай пощечину моей маме”». Готовятся медленно, по несколько часов, пока мясо не начнет само отваливаться от костей. Подаются с печеной фасолью и кукурузным хлебом. Если возьмете их в руки, а мясо не свалится прямо в тарелку, значит, можете лично подойти туда и влепить моей маме пощечину.

— Что ты сейчас сказал, детка? — Тетя Бетти округлила глаза.

Пару человек тихо прыснули.

Но все было точно так, как говорил Бэнкс: стоило мне взять ребрышки в руки, как мясо тут же соскользнуло с косточки.

Мммм.

Пришлось подцепить его вилкой, но когда я положил его в рот, у меня внутри будто песня заиграла.

Вот это да.

Ребрышки были такими мягкими, сочными и насыщенными вкусом, что с каждым кусом казалось, будто во рту взрыв. Копченый барбекю-соус обволакивал мясо так, что оно буквально таяло. Печеная фасоль с легкой сладостью, а кукурузный хлеб был таким воздушным, что рассыпался у меня в руках.

Вот это жесть. Я реально думал, что у Бэнкса вообще нет шансов.

Бэнкс огляделся:

— Ну что, кому-нибудь надо дать пощечину моей маме?

— Парень, лучше перестань нести ерунду, — пробормотала тетя Бетти с набитым ртом, жуя курицу.

Но при этом никто не встал и даже не рассмеялся.

Все были слишком заняты ребрышками.

Чен даже вилку не стал брать, просто хватал куски руками, как будто не ел несколько дней.

И точно, стоило мне оглядеться по толпе, я сразу заметил, как Дак снимает его на телефон.

Я бы его остановил, если бы сам не был так увлечен, запихивая в себя очередные ребрышки.

На самом деле, я даже не предложил ни кусочка Мони. Настолько они были охуенно вкусными.

Бэнкс с гордостью улыбнулся, когда персонал принес последнее блюдо:

— Не знаю, как у вас там на Востоке, но на Юге, детка, с бычьими хвостами у нас шуток нет.

Несколько парней из банды Роу-стрит громко заорали в ответ.

— Большая мамочка всегда говорила: «Знаешь, почему черные так любят бычьи хвосты? Потому что во времена рабства хозяева жрали целого быка, а хвост оставляли нам. А дальше ты сам понимаешь». — Он развел руками и оскалился. — Нельзя пускать черных хоть куда-нибудь. Мы все под себя подомнем и сделаем лучше! Так, что потом сам пожалеешь, что не спрятал эту штуку от нас с самого начала!

Пара человек в толпе захлопала.

— Я оставил бычьи хвосты напоследок, потому что... эм... — Бэнкс повернулся к Мони. — Потому что, знаешь... это блюдо вообще-то появилось из-за того, что люди творили дерьмо, но все равно в итоге все получилось как надо. И вот так же я смотрю на эту вечеринку. Потому что...

Бэнкс перевел взгляд на меня:

— Похоже, нравится нам это или нет, но Югу и Востоку придется проводить вместе больше времени, чем мы изначально думали.

Я сглотнул.

— Так что... будем надеяться, что все это окажется таким же вкусным и удачным, как эти бычьи хвосты и эта охуенно крутая барбекю-вечеринка, — сказал Бэнкс, подмигнул мне, уронил микрофон, как какой-нибудь рок-звезда, и не спеша сошел со сцены.

Мони наклонилась ко мне:

— Это у него такая извиняющаяся форма.

ДиДжей Хендрикс снова включил «Горячее барбекю». Музыка заорала на полную, а толпа закричала еще громче, пока Бэнкс уверенно направлялся к шефу Фу.

И, к своему удивлению, я увидел, как шеф Фу протянул Бэнксу пиво, и они оба рассмеялись, болтая уже как два лучших друга.

ДиДжей Хендрикс заговорил поверх трека:

— Итак, судьи, всем сейчас раздадут бумагу и ручки. Помните, на листе должно быть только одно имя. Фу или Бэнкс. Больше ничего.

Тетя Сьюзи надула губы:

— Это так нечестно!

Хлоя кивнула:

— Мне кажется, они оба победили.

Я врезался в бычьи хвосты, и у меня реально сорвало крышу. Мясо снова оказалось мягким, насыщенным и таким богатым на вкус, что просто не верилось.

Увлеченно уплетая еду, я все-таки глянул на Барбару Уискерс, и, как и следовало ожидать, она набрасывалась на свою тарелку с такой яростью, какой я раньше у кошек вообще не видел.

Она практически подчистую разделалась со своими бычьими хвостами.

Кто же победит?

Я посмотрел через стол и увидел, как Дима и Роуз смеются, о чем-то тихо переговариваясь, одновременно наслаждаясь едой.

Мони мягко подтолкнула меня локтем:

— Ну что, как думаешь, детка?

Я откинулся на спинку стула, посмотрел на остатки блюд Бэнкса, потом на довольное лицо Мони:

— Если честно, это вообще нечестно. Они оба охуенные, просто по-разному. Согласен с тетей и Хлоей, я бы дал победу обоим.

Мони тихо рассмеялась, кивнув в знак согласия:

— Вот именно об этом я сейчас думала.

Джо покачала головой:

— Нет уж. Победитель должен быть только один.

Я ухмыльнулся:

— А ничью никак?

— Нет уж. Это фигня для слабаков, брат, — сказала Джо, стряхивая пепел с косяка. — Надо собраться и выбрать победителя, даже если это сложно.

ДиДжей Хендрикс ушел в полноценную подборку Майкла Джексона, включая разные треки легенды.

Дима реально как следует напугал его.

ДиДжей переключился с жуткого Thriller прямо на бодрый, заразительный ритм Bad, как будто так и было задумано.

Запах бычьих хвостов все еще висел в воздухе, такой густой, что ощущался прямо кожей.

Персонал начал убирать наши тарелки, а другие официанты разносили по столу листки бумаги и ручки.

— Блять, — сказала Мони, глядя на меня. — Они оба выложились по полной. Мы должны написать, что ничья.

— Признаю, что так и есть.

Джо тут же встряла:

— В соревновании не бывает двух победителей. Это не так работает.

— Ладно, Джо, — Мони нахмурилась и взяла в руку ручку. — Черт.

Пока играла музыка, я слышал, как в толпе начинались жаркие споры о том, кто должен победить.

Кто-то говорил, что блюда шефа Фу были более креативными и изысканными, а кто-то настаивал, что у Бэнкса в еде была душа и настоящая аутентичность, которую не перебить.

Блять.

Я посмотрел на свой листок и задумался, чье имя мне написать.

Голос ДиДжея Хендрикса зазвучал из динамиков:

— Итак, судьи, время почти вышло!

Блять.

Я просто взял и быстро нацарапал имя того, кого считал достойным победы, потом сложил листок.

Мони тоже написала свое и сложила бумажку:

— За кого ты проголосовал?

Я подмигнул ей:

— А вот не скажу.

— Ну это вообще нечестно.

Мимо прошла официантка с шляпой, и мы все бросили туда свои голосования.

Мони посмотрела наверх, на второй этаж «Цветка лотоса»:

— Надеюсь, Тин-Тин все еще хорошо проводит время.

Джо усмехнулась:

— Тин-Тин там сейчас свою мечту воплощает. Она уже почти разгадала эту чертову карту или что там у нее. Вот увидишь.

— Им вообще принесли туда еду?

— Я видела, как тетя Мин набирала тарелки и кому-то отдавала, потом показывала в сторону ее комнаты.

— Ладно. Отлично, — вздохнула Мони.

ДиДжей Хендрикс выключил музыку:

— Ну что, народ. Пора объявлять победителя. Кто же сегодня заберет с собой этот большой трофей?

Глава 36

Под кайфом от любви

Лэй

В воздухе стояли ароматы поджаренного мяса и дымных специй.

В итоге я взял себе вторую тарелку с ребрышками Бэнкса и с хрустящей свининой от шефа Фу.

Блять. Они оба реально умеют готовить.

Еда была настолько охуенной, что вокруг тут же начались горячие споры. Каждый вдруг превращался в кулинарного критика, обсуждая, у кого тоньше дымок у курицы с бурбоном или насколько идеально обжарены овощи у шефа Фу.

Споры разгорались все сильнее, люди всерьез начали отстаивать свои любимые блюда, будто речь шла о жизни и смерти. В какой-то момент я даже подумал, что сейчас кто-нибудь из банды Роу-стрит реально сцепится с кем-нибудь из «Четырех Тузов» прямо из-за этих обсуждений.

К счастью, до такого дело не дошло.

Один из моих парней заорал другому:

— Ты пробовал эти ребрышки?! Это же шедевр, Бэнкс точно должен победить!

— Эй, это же Восток, — покачал головой другой из моих парней. — Шеф Фу должен победить. Мы не можем отдать трофей кому-то с Юга.

— Но ведь должно быть по-честному.

— Не тогда, когда у нас синие жилы.

Третий встрял, размахивая вилкой с хрустящей свининой от шефа Фу:

— Нет, нет, свинина явно лучше. Тут вообще речь не про Восток или Юг. Смотрите на еду!

Я осмотрел остальные зоны.

Все уже вернулись к своим играм. Тетя Мин, похоже, начала испытывать какие-то трудности с Эйнштейном, но все равно явно продолжала выигрывать.

Через несколько минут я проверил наш стол и убедился, что все остальные судьи уже определились со своим фаворитом и написали имя на своих листках.

Хотя, конечно, Фен пришлось написать выбор за Чена, потому что тот, как оказалось, начал сочинять на своем листке стихотворение.

Чен раскачивался в такт песне September группы Earth, Wind & Fire, но явно не попадал в ритм, и повернулся к Фен:

— Ты уверена, что в стихотворении нет необходимости?

Фен с улыбкой кивнул:

— Думаю, не все готовы к такому.

— А мне вот кажется, стих добавил бы мероприятию культурного шарма.

Фен похлопала его по руке:

— Лучше прибереги этот стих для следующего раза.

Чен больше ничего не сказал. Он просто посмотрел на руку Фен, лежащую у него на плече, и на лице у него расползлась эта глупая улыбка:

— У тебя... очень мягкая рука.

— Спасибо, Чен.

Я перевел взгляд дальше по столу.

Диме поручили важную задачу, собрать и подсчитать наши голоса. Сейчас он как раз забрал последние листки у Хлои и тети Сьюзи, потом начал перебирать их в руках, как какой-нибудь опытный крупье.

Со стороны сцены раздался громкий смех.

Я повернулся в ту сторону.

Шеф Фу и Бэнкс уже пили по второму пиву и все еще продолжали болтать. Они стояли рядом со сценой, обсуждая что-то такое, от чего у обоих глаза буквально светились от удовольствия.

Хммм.

Я вспомнил, как Бэнкс извинялся на сцене раньше.

Честно говоря, мне все еще хотелось набить ему морду за тот бардак, что он устроил в начале, но я понимал, что Бэнкс сделал все это ради Мони.

И как раз в этот момент шеф Фу и Бэнкс чокнулись бутылками пива в знак уважения и о чем-то усмехнулись.

Ладно, Бэнкс. Я принимаю твои извинения. Просто веди себя с уважением дальше.

Я глянул на стол его матери и заметил, как Марсело несколько секунд смотрел на Мони, а потом снова опустил взгляд на свои карты.

Но вот с тобой-то мне что делать?

Мони не хотела, чтобы я убивал Марсело, а мне тяжело было врать ей в глаза. Все это ставило меня в дерьмовое положение, если бы я реально решил сделать ход против него и против Юга. Если бы мне все-таки удалось убрать Марсело, она пришла бы ко мне и прямо спросила, имел ли я к этому отношение, и... я вообще не уверен, смог бы тогда скрыть ложь на своем лице.

В груди нарастало давление.

А я не могу ее потерять. Как бы сильно мне ни хотелось прикончить этого ублюдка.

Так что я дал себе слово держать свои порывы под контролем.

Пока что...

Отбросив мысли о насилии, я снова сосредоточился на происходящем и вернул внимание к Диме.

Он открыл первый листок и посмотрел, какое имя там было написано.

На его лице появилась та самая любопытная ухмылка.

Потом он сделал пометку в своем блокноте.

Чье же там было имя?

Дима развернул второй листок с той самой понимающей улыбкой и кивнул.

И в этот момент из ниоткуда мелькнула белая лапа, пытаясь сбить у Димы из рук ручку.

Дима улыбнулся Барбаре Уискерс, которая уставилась прямо на его ручку.

Роуз рассмеялась.

Проявляя терпение, о котором я даже не подозревал, Дима аккуратно отодвинул лапу Барбары свободной рукой и вернулся к тому, чтобы записывать результат.

Но Барбара не отставала.

Когда он сделал следующий взмах ручкой, Барбара снова прыгнула, и в этот раз ее лапа задела его руку как раз так, что по бумаге пошла кривоватая линия.

Дима нахмурился, глядя на нее:

— Ты что, тоже хочешь проголосовать?

Ее хвост дернулся с такой энергией, как будто она уже готовилась к следующему раунду схватки с ручкой.

Дима попытался в третий раз.

Барбара снова прыгнула, неуклюже ударив лапой по его ручке.

Он усмехнулся, отложил ручку рядом с листом для подсчетов и провел пальцами по усам Барбары, легко ее дразня:

— Ты проверяешь мои подсчеты или просто охотишься за ручкой?

Кошка мяукнула, ее хвост дернулся от возбуждения.

Через секунду она уже металась взглядом то на пальцы Димы, то на упавшую рядом ручку.

Дима продолжил подыгрывать ей и посмотрел на Роуз:

— Все, я сдаюсь.

Улыбаясь, Роуз забрала у него ручку и блокнот:

— Давай, я сама допишу, а ты пока поиграй с ней.

Как раз в тот момент, когда я собирался посмотреть, над чем там хихикали Мони и Джо, Чен вдруг заговорил слишком уж громко:

— Знаешь, Фен, в этом ярком, всепоглощающем гобелене сегодняшнего прекрасного вечера, сотканном Богом и черт знает кем еще, твое присутствие, твое прекрасное присутствие — это как сверкающая нить. Золотая. Неповторимая. Яркая. Это моя... любимая нить в этом... гобелене.

Что он вообще сейчас только что сказал?

Я прищурился, глядя на них.

— Ну... — Фен покраснела. — Спасибо... тебе...

Чен моргнул с ужасом в глазах:

— Это вообще имело смысл?

Фен кивнула:

— Да. Это было... круто.

— Ты уверена?

— Ты правда видишь вещи по-своему, совсем иначе, чем все.

Чен улыбнулся:

— Значит, поэзия все-таки уместна сегодня вечером?

Фен снова кивнула:

— Уместна. Особенно, когда она такая искренняя, как у тебя.

— Хорошо, — Чен снова посмотрел на ее руку у себя на руке.

Она смутилась и убрала ее:

— Прости.

— Мне понравилось, что твоя рука была там. Тебе не обязательно было ее убирать. Ну, если только ты сама не хотела... Но вообще мне бы понравилось, если бы твоя рука была где угодно... нет... так говорить нельзя, но... ну... — Чен сглотнул. — Ты бы... может быть... позволила мне пригласить тебя на свидание? Без всякого давления, просто я бы хотел провести с тобой время, где мог бы тебя баловать... под звездами, конечно... с изысканным ужином... ты бы надела что-нибудь шикарное, а я бы сказал тебе, что ты потрясающе красива...

О-кей. Может, стоит его остановить или пусть уже договорит?

Я посмотрел на лицо Фен.

У нее были приподняты брови от удивления, и улыбка чуть-чуть дрогнула.

Я-то думал, что она ему нравится. Может, все-таки нет? Или она просто в шоке?

Фен чуть приоткрыла губы, потом медленно выдохнула:

— Чен, ты такой милый...

Я уже видел, как на лице Чена появляется разочарование.

Блять. Она сейчас откажет.

У меня на плечах повисло напряжение.

Больше всего бесило то, что Чен вообще-то почти ни к кому не проявлял интереса. Он слишком уж серьезно относился к своей работе и на женщин вообще не смотрел.

И именно поэтому его реакция на Фен меня тогда так порадовала.

Жаль, похоже, у нее к нему таких же чувств не было.

Чен нахмурился:

— То есть... ты сейчас хочешь сказать "нет"?

Фен медленно выдохнула:

— Ну...

Я не мог на это смотреть, но и отвести глаза тоже не мог.

Фен пожала плечами:

— Вообще-то, я бы с удовольствием пошла с тобой на свидание.

Я шумно выдохнул, и оба тут же обернулись на меня. Они резко перевели взгляды в мою сторону. Я прочистил горло и отвернулся, как будто вообще не подслушивал и не лез в чужие дела.

Песня September закончилась, и на танцполе уже вовсю звучала Boogie Wonderland. Толпа радостно заорала, когда ударил бит.

Но мне было уже вообще плевать на музыку. Мне нужно было знать, чем у них там все закончится, так что я изо всех сил прислушался к их разговору.

— О, — сказал Чен. — То есть... я тебе тоже нравлюсь?

— Да.

Медленно, будто бы невзначай, я снова повернул голову, чтобы еще чуть-чуть послушать их разговор. Не смог удержаться, даже притворяясь, что мне вообще-то все равно. Усмехнулся сам себе, слушая, что они там говорили.

Фен улыбнулась:

— Я все еще узнаю тебя, Чен, но то, что знаю на данный момент, мне нравится.

— Я хороший человек.

— Думаю, да.

Чен указал на нее пальцем:

— А ты тоже... очень хороший человек. Очень красивая и хорошая. Обе эти вещи одинаково важны, но я обязан был сказать тебе, какая ты красивая.

— Мне нравится слышать от тебя, что я красивая.

— О, отлично, — Чен вытер лоб. — Значит... насчет свидания…

— Ну... — Фен вздохнула. — Я бы не хотела давать тебе окончательный ответ прямо сейчас. Думаю, тебе стоит спросить меня еще раз завтра.

На лице Чена надежда сменилась на замешательство, в глазах на секунду промелькнула легкая обида:

— Почему завтра? Я что-то не так сказал сегодня?

Я приподнял брови.

Фен провела пальцами по волосам:

— Нет, совсем нет. Просто...

Ты, блять, сейчас обдолбанный в хлам и даже не понимаешь этого, так что... она просто не хочет, чтобы ты спрашивал в таком состоянии.

Фен замялась, оглядываясь по сторонам, будто пыталась подобрать правильные слова:

— Давай я объясню все завтра. Ладно? Просто доверься мне сейчас.

Чен заметно сник, его улыбка померкла, он медленно кивнул, явно стараясь скрыть разочарование.

Блять.

Мне вообще-то не следовало вмешиваться в их разговор, но внутри все свербело… стоило ли сейчас встрять? Я был абсолютно уверен, что Чен действительно к ней неравнодушен. Любой, кто его знал, это сразу бы понял.

Но Фен знала его не так давно. Она даже не догадывалась, что, несмотря на то что Чен сейчас конкретно обдолбан, он все равно по-настоящему хочет с ней встречаться.

Интересно, стоит ли мне вмешаться?

Но момент был слишком тонким, слишком личным, чтобы вот так влезать.

К счастью, напряженную паузу прервал ДиДжей Хендрикс:

— Ну что, судьи. Все готовы?

Я глянул на Диму и Роуз.

Роуз ответила ДиДжею легкой улыбкой и кивком, по которым вообще нельзя было понять, кто победил.

Ну вот. Наконец-то узнаем, кто выиграл. А потом я уже смогу увезти Мони куда-нибудь в тихое место и нормально потрахаться с ней наедине.

Глава 37

Победитель

Лэй

ДиДжей Хендрикс неторопливо подошел к нашему столу с микрофоном в руке. Когда он оказался рядом, он поставил микрофон прямо перед Димой, и в тот же миг толпа замолчала. Многие даже шикнули друг на друга, призывая к тишине.

Вот и началось.

Все взгляды продолжали быть прикованными к Диме, когда он взял микрофон и встал. И именно в этот момент до меня наконец дошло, что мне действительно следовало пригласить его на эту вечеринку самому. Было чертовски приятно, что он оказался здесь.

Бэнкса и Шефа Фу снова вывели на сцену Салти, Свит и Сейвори. Оба талантливых повара выглядели спокойно, даже немного навеселе, стоя рядом друг с другом. Бэнкс вообще запросто закинул руку Шефу Фу на плечо, и они с улыбкой хлопнули друг друга по ладоням.

Толпа заорала еще громче, и я буквально ощущал эту атмосферу товарищества между ними. Это, без сомнений, было соревнование, но при этом между ними не осталось ни капли обиды.

Ну… теперь они точно стали друзьями. Придется привыкать к тому, что Бэнкс будет появляться в «Цветке лотоса» куда чаще, чем я думал.

Моник рассмеялась над чем-то, что сказала Джо, а потом посмотрела на меня.

— Как там мой очень обкуренный малыш?

— Я не настолько обкурился.

— Лэй, ты обдолбанный в хлам.

— Нет. Это неправда.

— Ты уже несколько минут сидишь и пялишься на людей странно вытаращенными глазами, с такой дурацкой рожей.

— Нет. Я выглядел абсолютно спокойно и расслабленно, как полагается настоящему Хозяину Горы.

Она рассмеялась чуть громче, чем, по моему мнению, стоило.

Может, я и правда выгляжу как отбитый.

Я указал на нее пальцем.

— Позже я тебя накажу.

— Что ты сказал?

— Ты прекрасно слышала.

— Мммм. — Она наклонилась ко мне и поцеловала. — Обожаю, когда ты говоришь всякую грязь.

Тепло ее губ держалось куда дольше, чем сам поцелуй. Именно такие моменты, мимолетные, но при этом наполненные жизнью до краев, заставляли меня осознавать, насколько сильно я был влюблен в нее.

Я приподнял брови.

— Как думаешь, это вообще когда-нибудь проходит, когда тебя так конкретно подсаживают на киску?

— Лэй, я не собираюсь это с тобой обсуждать...

— Это очень серьезный вопрос.

— Ты не подсаженный на киску.

— Но все-таки, оно отпускает спустя пару лет или нет?

— Понятия не имею.

— Да, все ты знаешь.

— Не знаю.

— Ты раньше никогда так не сводила с ума другого мужика?

Она рассмеялась.

— Сейчас я начну тебя игнорировать.

Я нахмурился, глядя на нее.

Несмотря на весь этот стеб и на мои шутливые угрозы, что я ее накажу, между нами действительно росло что-то большее, что-то по-настоящему серьезное. И пусть на Востоке я мог управлять многим, но над собой у меня не было никакой власти, Моник полностью держала меня в своих руках.

Она правда не понимает, насколько она сильная?

— О, малыш. — Она взяла меня за руку и сжала ее. — Дима сейчас объявит победителя. Я так рада, что сегодня встретила его.

Я нахмурился.

— Он не станет твоим советником.

Она закатила глаза.

— Это не тебе решать. Это мое решение.

Я сжал зубы.

Дима, с его острым умом, в роли советника Моник?

Нет.

Одна эта мысль пробирала меня холодом, медленно ползущим по позвоночнику.

Если бы у Димы появился доступ к ушам моей Хозяйки Горы, он мог бы незаметно влиять на решения, принимаемые на Востоке, осторожно подталкивая Моник к своим взглядам, а ее взгляды, в конце концов, неизбежно переплетались бы с моими желаниями.

Дима был более стратегичен и, порой, мудрее, чем мой отец. У него было это умение видеть суть вещей, понимать скрытые течения власти и постоянно меняющиеся потоки верности, качество бесценное, но в то же время, в каком-то смысле, опасное.

Я легко мог представить, как Дима, с его спокойной манерой, дает Моник советы по поводу всех тонкостей политики синдиката. Он мог бы склоняться к более осторожным стратегиям или настаивать на союзах, которые мне самому казались бы невыгодными, пользуясь своей близостью к Моник, чтобы влиять на нее, а через нее, и на меня.

Я напрягся.

— Ну же, Лэй. — Моник кивнула в другую сторону. — Пойдем посмотрим, кто победит.

Неохотно я последовал за ее взглядом обратно к столу.

Дима держал микрофон в нескольких сантиметрах от губ.

Его глаза оставались абсолютно непроницаемыми.

— Во-первых, — Дима говорил спокойно и непринужденно, — я просто хочу сказать, что мне очень понравилось быть судьей сегодня. И, честно говоря, я собираюсь официально подать запрос, чтобы нанять того, кто сегодня победит... или проиграет, в качестве личного шеф-повара Барбары Уискерс.

Толпа разразилась смехом, а я скользнул взглядом к Барбаре Уискерс.

Кошка, которая все это время воевала с Диминым блокнотом, теперь уже отрубилась прямо на столе, свернувшись клубком и абсолютно не проявляя ни малейшего интереса к тому, чем закончится это соревнование.

Дима покачал головой и усмехнулся.

— Если без шуток, то сегодня я попробовал одни из лучших блюд в своей жизни. Шеф Фу, Бэнкс — вы оба сделали что-то невероятное.

Несколько человек зааплодировали.

— Каждое блюдо было потрясающим, и, думаю, я скажу за всех здесь, если скажу, что вы оба задали новую планку тому, каким должен быть настоящий гриль-баттл.

Толпа снова разразилась аплодисментами, а я поймал себя на том, что улыбаюсь, глядя на двух поваров на сцене.

Они оба сейчас выглядели немного напряженными, ожидание нарастало, как пузырь, готовый лопнуть.

Шеф Фу поправил на себе поварской пиджак.

Бэнкс убрал руку с плеча Шефа Фу и начал переминаться с ноги на ногу. Впервые за все время в нем почти не чувствовалось этого фирменного развязного самоуверенного настроя, хотя на лице у него все еще играла озорная ухмылка.

Я откинулся на спинку стула, ощущая внутри такое спокойное, глубокое удовлетворение.

Вся эта вечеринка, все это соревнование по грилю изначально казались мне какой-то полной чушью, но, как ни странно, именно сегодня стал одним из лучших дней за очень долгое время.

Дело было не только в еде или в самом соревновании, главное было в этом чувстве, когда все собираются вместе, отдыхают, просто радуются жизни, отпускают все лишнее.

Я отметил про себя, что даже в том хаосе, который окружал меня как Хозяина Горы, такие моменты тоже имели значение.

Дима сделал паузу, а потом, с лукавым блеском в глазах, прямо посмотрел на меня.

— Прежде чем я объявлю победителя, я хотел бы сделать официальное заявление нашему Хозяину Горы.

Что еще за херня?

Я приподнял брови.

Дима кивнул в мою сторону.

— Думаю, нам стоит сделать из этого ежегодное событие, вечеринку и соревнование по грилю. Как вам такая идея?

А, вот оно что.

Толпа взорвалась радостными криками, люди забарабанили по столам, начали хлопать, скандировать. Зеленые, синие — сейчас было плевать, кто какого цвета.

Со всех сторон неслось:

— Гриль-баттл! Гриль-баттл!

Я моргнул, немного ошарашенный.

Ежегодное?

Я покачал головой, нервно смеясь.

Моник наклонилась ко мне поближе и прошептала прямо в ухо:

— Господи, что же мы натворили?

На лице у нее читалось сразу и веселье, и легкий ужас.

Джо, разумеется, не могла упустить такой момент:

— Не раз в год! Каждый сезон! Можно делать с разными темами. Зимняя вечеринка, весенняя, осенний барбекю на Хэллоуин!

Какого хуя вообще?

Дима подмигнул ей:

— Мне нравится! Сезонные вечеринки — звучит как отличная идея. Сделай так, Хозяин Горы. У меня уже есть костюм на Хэллоуин.

Я не удержался и тихо усмехнулся.

Только что я как раз ломал голову, каким Майклом он будет в этом году.

Как бы там ни было, эта вечеринка с гриль-баттлом разрослась во что-то куда большее, чем я мог вообще представить, и, честно говоря, меня это даже не бесило. Эта энергия толпы, смех, весь этот абсурд, все это ощущалось правильно.

По-настоящему правильно.

Наконец, Дима поднял руку, призывая к тишине.

Толпа затихла.

Потом Дима снова перевел взгляд на сцену, где бок о бок стояли Бэнкс и Шеф Фу.

— Ладно, народ, пришло время объявить победителя.

Я тоже посмотрел на Бэнкса и Шефа Фу, внимательно наблюдая за каждым из них.

Оба выглядели так, будто за праздник успели влить в себя куда больше пары бутылок пива, щеки у обоих слегка порозовели, а в глазах стояла смесь надежды и неуверенности.

Шеф Фу стоял прямо, с руками за спиной, но я видел, как у него дергались пальцы от нервов.

Бэнкс теперь слегка подпрыгивал на носках.

Дима мельком взглянул на листок в руке.

— Победителем сегодняшнего соревнования по грилю, по единогласному решению...

О. Значит, все выбрали одного и того же. Очень любопытно.

Сердце глухо ударилось в груди, и я невольно усмехнулся про себя, осознавая, насколько сильно втянулся во все это.

— Бэнкс!

Толпа взорвалась ликующими криками и аплодисментами.

Джо вскочила и начала хлопать:

— Это мой двоюродный брат!!!

На сцене Бэнкс вскинул руки вверх, празднуя победу, а лицо у него буквально сияло от настоящей, чистой радости.

Он повернулся к Шефу Фу, который, надо отдать должное, улыбнулся с достоинством и слегка наклонил голову в знак уважения.

Бэнкс улыбнулся во весь рот и обнял Шефа Фу, и оба засмеялись вместе.

Я, хлопая в ладони, встал вместе с Джо, и остальные судьи тоже поднялись со своих мест.

Дима махнул нам рукой, давая знак утихомириться.

Многие действительно сбавили шум, но остались стоять.

Дима заговорил громче, перекрывая остатки гомона:

— Несмотря на то, что нам безумно понравились блюда Шефа Фу, давайте сразу скажем честно, они были просто фантастическими!

Кто-то выкрикнул из толпы:

— Шеф Фу!

Дима кивнул:

— Да. Все верно. Но я хотел добавить, что блюда Бэнкса стали настоящим, без всяких оговорок, теплым праздником афроамериканской культуры. Большая Мамочка сегодня была бы горда.

Один из моих людей вручил Бэнксу огромный трофей.

Другой передал Шефу Фу трофей поменьше.

Марсело, который тоже стоял и хлопал вместе с остальными, крикнул:

— Речь! Речь!

Джо покачала головой:

— Ну, не знаю, стоит ли. Бэнкс еще начнет танцевать опять.

Моник толкнула ее локтем:

— Оставь его. Пусть радуется.

Я поднял взгляд на сцену.

К нему подошел один из его помощников, может быть, это был Салти или Сейвори, и передал микрофон.

Бэнкс, весь такой на седьмом небе, схватил микрофон и наклонился к нему. И вся его уверенность, весь этот фирменный самоуверенный настрой тут же вернулись.

— Хочу сказать одно, спасибо всем, особенно «Четырем Тузам».

Мои ребята заорали, и несколько из них, уже конкретно поддатых, вскинули кулаки в воздух.

Меня вдруг странно кольнуло чувство, будто за мной наблюдают, и я посмотрел в ту сторону.

Точно. Дима смотрел прямо на меня.

Я приподнял брови.

Он жестом указал на всех смеющихся вокруг, люди в зеленом, синем, желтом, и я уже знал, к чему он ведет.

Да. Да, Дима. Весело, когда все нормально ладят друг с другом.

Я снова перевел взгляд на Бэнкса.

Он вытер пот со лба:

— Чувствую себя так, будто только что взял «Грэмми» или что-то вроде того.

Толпа рассмеялась.

— Впрочем, в каком-то смысле так и есть. Думаю, мои танцы точно помогли с судьями.

С этими словами Бэнкс сделал легкое вращение на месте.

Джо покачала головой и села обратно:

— Господи.

Бэнкс снова вытер лоб:

— Если серьезно, я хочу поблагодарить Большую Мамочку. Она там, наверху, смотрит на меня и, наверное, сейчас смеется над всей этой движухой.

Хлоя подняла руки и, уже с заплетающимся языком, крикнула:

— За Бооольшуууую Мамочку!

Это сразу привлекло внимание Моник.

— Она что, уже в хлам?

Я прочистил горло:

— Возможно, она немного подвыпила.

— Какого хрена?

— Тетя Сьюзи, может быть, налила ей бокал вина, но не переживай, я за ними присматриваю.

— Но...

— Все будет нормально. Мы же все сегодня празднуем.

Моник выдохнула медленно и долго:

— Ладно.

Бэнкс продолжил:

— Хочу поблагодарить свою маму, которая с детства учила меня, как правильно приправлять еду, и хочу поблагодарить Шефа Фу за то, что он стал достойным соперником.

Он поднял руку в сторону Шефа Фу:

— Теперь я считаю тебя своим братом в синем.

— Спасибо, Бэнкс. — Шеф Фу приложил руку к сердцу и чуть поклонился.

Бэнкс повернулся к нам:

— И, конечно, нельзя забывать про Хозяйку Горы и Хозяина Горы, которые все это устроили.

Многие в толпе посмотрели в нашу сторону и зааплодировали.

— Но больше всего я хочу передать огромный респект Югу и банде Роу-стрит.

Абсолютно все, кто был в зеленом, засвистели или закричали в ответ.

Тетя Бетти уже стояла у сцены, щелкая фотоаппаратом, вместе с тетей Мин, которая наконец-то закончила свою победную серию в маджонге.

ДиДжей Хендрикс не тормозил ни на секунду. Он снова врубил «Hot Barbecue», медные трубы завыли так, что аж до костей пробрало, и толпа вскочила с мест — все смеялись, хлопали и пускались в пляс.

Танцпол, который устроили наспех еще в начале, быстро расширили, потому что все больше людей вставало, чтобы пуститься в пляс.

Скоро персонал начал убирать столы и стулья, освобождая место для растущей толпы танцующих.

Моник схватила меня за руку:

— Пошли, давай потанцуем!

— Кто? Я?

— Да, Лэй.

— Даже не знаю...

— Не начинай мне тут рассказывать, что ты не умеешь танцевать, когда я уже видела, как ты это делаешь.

— Когда?

— На моем приватном шоу.

Я нервно усмехнулся:

— Это было другое.

Я рассмеялся и позволил ей поднять меня на ноги.

Вот дерьмо. Только бы сейчас не опозориться.

Глава 38

Это электризует!

Моник

Тепло этого вечера окутывало меня, словно невидимая мантия. Несколько легких порывов ветра доносили через двор звуки смеха и музыки.

Диджей Хендрикс переключился на Before I Let Go группы Frankie Beverly and Maze, и именно в этот момент тетя Бетти закричала и резко дернула Марсело за руку, вытаскивая его из кресла.

Больше никто не сидел. И карточные игры, и всякие мелкие соревнования уже давно забросили. Пока персонал убирал грязные тарелки и столовые приборы, вся вечеринка у гриля превратилась в одну огромную танцевальную тусовку.

Я смеялась, таща Лэя прямо в центр двора, забитого людьми, которые танцевали, не останавливаясь ни на секунду.

Вот это ночь. Неужели это и правда моя жизнь? Господи, как же мне хотелось, чтобы мама была здесь.

Когда я нашла для нас подходящее место, чтобы танцевать, я обернулась к Лэю и, к своему удивлению, увидела, что он уже двигает плечами в такт, покачиваясь из стороны в сторону.

Во мне вспыхнула волна восторга, пронеслась сквозь все тело.

— Ну вот так, детка! — Я подхватила его ритм.

Его сильные руки без всякого труда легли мне на бедра, уверенно направляя в движении, с такой легкостью и уверенностью, что у меня сердце дрогнуло.

И это он еще говорил, будто не умеет танцевать.

Я тихо усмехнулась.

А вот он, весь такой уверенный, ведущий, задающий ритм.

Грудь наполнилась теплом.

Мой Хозяин Горы.

Мощное тело Лэя двигалось легко и плавно в такт быстрой мелодии. Его длинные волосы чуть заметно взлетали при каждом движении, мягко колыхаясь в воздухе.

То, как он двигался, было завораживающим.

Сильный, но в то же время нежный.

Властный, но такой бережный.

Пока мы танцевали, его присутствие полностью захватывало меня, будто все вокруг переставало существовать. Его взгляд встретился с моим, сверкая этой игривой, дерзкой искрой, от которой я не могла сдержать улыбку.

Блять, Лэй...

Он притянул меня ближе, и теперь его лицо было всего в нескольких сантиметрах от моего. Мы стояли так близко, что я видела, как его грудь поднимается и опускается в такт биению сердца.

Мышцы на его руках напряглись, когда он обвил ими мою талию.

А его хватка была мягкой и успокаивающей, напоминая мне о той самой безопасности, которую он мне давал.

К тому же между нами будто пробегал настоящий электрический разряд.

Я никогда раньше не испытывала ничего подобного ни с кем другим.

Лэй медленно изогнул губы в улыбке, и его взгляд скользнул по моему лицу, как будто он видел меня впервые и пытался запомнить каждую деталь.

Пока Before I Let Go продолжала играть, в голове одна за другой всплывали воспоминания о свадьбах и днях рождения. Для меня эта песня всегда была связана с радостными праздниками, с моментами, когда люди собираются вместе, чтобы отметить любовь и важные события в жизни.

Но... сегодня, в объятиях Лэя, слова этой песни обрели для меня куда более глубокий смысл. До этого момента я всегда думала, что в ней поется просто о том, как классно проводить время с тем, кого ты любишь, наслаждаться мгновением, ни о чем не думая.

Но стоя здесь, в объятиях Лэя, покачиваясь в такт музыке, я вдруг поняла, что в этих словах скрывается нечто большее. Теперь они звучали для меня совсем иначе. Это было похоже на оду человеку, который изо всех сил пытается отпустить любовь, слишком дорогую для него, может быть, даже намек на то, что впереди его ждет потеря этой любви.

На самом деле, горьковатые нотки в этой песне отражали всю сложность настоящей любви и тот страх, что однажды можешь потерять кого-то, кого нельзя заменить.

Я с трудом сглотнула, пытаясь подавить легкую грусть, но волна эмоций все равно накрыла меня с головой.

Я даже не была уверена, в какой именно момент это произошло, когда я влюбилась в Лэя, но вот она я, полностью, без остатка, до кончиков пальцев. Лэй ворвался в мою жизнь, как настоящая буря, перевернул все с ног на голову, и теперь я уже не могла представить себе свой мир без него.

И я не хотела этого.

Не раздумывая, я подняла руки и обвила ими Лэя за шею, притягивая его еще ближе. Я надеялась, что мне никогда не придется испытать ту самую боль, о которой пелось в этой песне.

Мне нужно было, чтобы наша любовь осталась навсегда.

Будто услышав мои мысли, Лэй ответил на них страстным поцелуем, таким глубоким и напористым, что у меня перехватило дыхание, а по всему телу побежали сладкие мурашки.

Вечеринка будто растворилась где-то вдали.

Смех и разговоры наших друзей и родных превратились в глухой, едва различимый шум.

Единственное, что имело значение, был Лэй.

Блять. Если он будет продолжать в том же духе, я, кажется, залечу до конца года.

Когда мы наконец оторвались друг от друга, песня достигла кульминации, и я словно потерялась в этом мгновении.

Лэй едва коснулся моих губ своими.

— Я люблю тебя, Мони.

Вздрагивая, я прошептала:

— Я тоже тебя люблю.

Все тревоги и страхи растворились под теплом его взгляда.

Я не хотела, чтобы эта ночь заканчивалась, не хотела, чтобы волшебство исчезло.

Последние ноты песни еще висели в воздухе, а мы продолжали держать друг друга, двигаясь в такт музыке.

Все было настолько идеально.

Диджей Хендрикс включил Let's Stay Together Эла Грина, но с таким реггетон-битом, что толпа взревела от восторга.

Я чуть отстранилась, все еще держась за Лэя, не желая разрушать это чувство, не желая прерывать заклинание момента.

Господи, я не хочу, чтобы эта ночь заканчивалась.

Лэй поймал мой взгляд и, к моему полному изумлению, вдруг резко опустил меня в легком поддержанном наклоне.

Я рассмеялась, чувствуя это восхитительное головокружение, будто мир слегка качнулся.

Он поднял меня обратно, убрал руки с моей талии и крепко взял за руку.

Я приподняла брови.

— Умеешь, оказывается, двигаться.

— Немного. — Без всякого предупреждения Лэй закружил меня.

Ох, блять.

Все вокруг размылось, слилось в одно сплошное пятно.

А потом я снова оказалась в его руках.

Я вскрикнула от радости, не сдержав этот счастливый крик.

— Ладно, ладно! — Голос диджея Хендрикса гремел через колонки. — Ну вы же знаете, никакая вечеринка не считается настоящей без электрического слайда!

Я рассмеялась, выходя из этого блаженного облака, в котором существовали только Лэй и наша любовь. Я почти забыла, что вокруг вообще есть люди.

Оглядевшись, я поняла, что, черт возьми, почти все там уже танцевали. Даже некоторые из главных охранников Лэя сняли рубашки и отплясывали вместе с подругами моей тети Бетти.

Ну, ни хрена себе. Ладно, теперь ясно. Восток умеет веселиться.

ДиДжей Хендрикс сделал парочку скретчей, а потом усмехнулся:

— Все, кто еще сидит, поднимайте свои задницы и идите на танцпол, потому что пришло время скользить!

Толпа взревела от восторга, и я не смогла удержаться от широкой улыбки.

Я оглянулась на Лэя, у которого глаза были распахнуты от удивления.

Да, детка. Добро пожаловать в черную семью.

Пара других ребят из «Четырех Тузов» тоже явно не понимали, что происходит.

Это был тот самый момент, когда наши культуры по-настоящему соединялись. Ни одна черная вечеринка, ни одна свадьба или семейное собрание не обходились без того, чтобы кто-нибудь не объявил, что пора танцевать электрический слайд⁹.

Я выскользнула из объятий Лэя.

— Ты вообще умеешь танцевать электрический слайд?

— Ромео меня учил, но я давно не пробовал. Лет сто уже прошло, с тех пор как я был подростком.

— Ну, теперь тебе придется танцевать его часто.

Он рассмеялся:

— Да ну, правда?

— Да, Хозяин Горы.

Бэнкс подошел к нам, весь без рубашки, в зеленой кепке, в темных очках, с выпирающими мышцами, как будто специально показывал, что он здесь главный.

— Лэй, иди-ка присядь где-нибудь сбоку, — сказал он. — Ты в этом ни хрена не шаришь.

Лэй только закатил глаза.

Я показала Бэнксу средний палец.

— Мой парень знает, что делать.

— А если не знает, я над ним буду ржать, — Бэнкс перешел на мою сторону. — И вообще, Лэй, ты бы своего кузена забрал. Чен, похоже, решил, что попал на концерт Элвиса Пресли.

Лэй нахмурился:

— Что?

— Посмотри сам, — Бэнкс кивнул в сторону.

Мы повернулись налево и увидели Чена, который, кажется, вообще слушал какую-то свою музыку. Он быстро тряс бедрами и дергал ногами в каком-то совершенно диком, рваном ритме.

Фен кружилась рядом с ним, явно тоже слыша в голове эту особенную музыку, потому что двигалась в том же ритме. Она добавляла свои повороты и прокруты, а они оба смеялись, совершенно не замечая, что вокруг вообще-то идет другая вечеринка.

Ну... эээ... по крайней мере им весело.

Дак стоял всего в нескольких шагах, уткнувшись в телефон и снимая все на видео, едва сдерживая собственный смех.

— Чен! — заорал Бэнкс. — Ты там что творишь вообще?!

Я легонько стукнула его по руке.

— Оставь его, пусть веселится.

— Он там, блять, в припадке каком-то, — Бэнкс сунул зубочистку в рот.

— Парень, вытащи зубочистку изо рта, — я выставила руки вперед. — Ты что делаешь, зубы решил почистить прямо на танцполе?

— Это часть моего стиля.

— Убери это дерьмо.

— Да ну тебя, Мони, — поморщившись, Бэнкс все-таки вытащил зубочистку и убрал ее в карман. — Не даешь мужику развернуться.

Лэй рассмеялся.

Бэнкс посмотрел на него исподлобья:

— И чего ты ржешь?

Лэй подмигнул ему:

— Я все время забываю, что Мони была Хозяйкой Горы задолго до того, как встретила меня.

Бэнкс вскинул брови:

— Ты вообще о чем сейчас?

— Ни о чем, — я специально встала между ними. — Давайте танцевать. И вообще, что ты тут кислую мину строишь? Где твои помощники?

— Да все, Сладкая, Пряная и Соленая уже ушли с какими-то из «Четырех Тузов». Я сразу говорил, что так и будет, — Бэнкс пожал плечами. — Я вообще не парюсь, это все по правилам. У меня еще полно идей, чем можно удивить.

Музыка зазвучала, и первые ноты электрического слайда наполнили воздух. Все во дворе начали двигаться синхронно, скользя из стороны в сторону, ну, почти все. Чен и Фен продолжали танцевать в своем собственном ритме.

Это будет просто огонь.

Танцуя, я оглянулась через плечо.

Лан и Танди уже встали в пару, танцевали вместе с Ху, который выглядел до смешного не в своей тарелке. Его пиджак был снят, рубашка расстегнута наполовину, а на лице у него светилась настоящая, живая улыбка.

Расслабленный — не то слово, которое обычно ассоциировалось у меня с Ху, но прямо сейчас он выглядел одним из самых счастливых людей здесь.

Окей.

Я моргнула, удивленно наблюдая за ним.

Это был самый непринужденный Ху из всех, кого мне доводилось видеть. Лан показывала ему движения, и, впервые за все время, он не выглядел скованным и неуклюжим.

Я продолжала повторять шаги, одновременно оглядывая всех вокруг.

Через весь двор я заметила Хлою и Джо, которые танцевали вместе с тетушкой Мин и тетушкой Сьюзи.

Оу.

Они действительно отрывались на полную, и, к своему удивлению, я поняла, что Джо, похоже, совсем не против проводить время с ними. Когда она появилась раньше, Джо была такой закрытой, категорически отталкивала все, что хоть как-то касалось Востока, но сейчас, глядя, как она смеется вместе с тетушками, меня вдруг осенило: Джо стала мягче.

Слава богу. Она все-таки останется с нами. Я уверена в этом.

— Ну что, все готовы? — раздался голос диджея Хендрикса. — Смотрю на вас и вижу, что вы уже запомнили движения!

Я посмотрела на Лэя. Он точно не отставал от нас, но при этом все время украдкой посматривал на мои бедра.

Мой малыш вечно хочет меня.

ДиДжей Хендрикс заорал в микрофон:

— Все вместе, скажите: «А ну, блять!»

Толпа закричала в ответ:

— А ну, блять!

— Ну-ка, скажите, откуда вы!

Люди снова и снова выкрикивали Восток. Многие орали Юг.

А где-то вдалеке я услышала, как Хлоя и Джо засмеялись и закричали:

— Давай, Глори! Давай, Глори!

И вот уже вся наша танцующая толпа стала единым целым, пульсируя и покачиваясь в такт, под звездами, танцуя так, словно завтра больше не будет.

Бэнкс начал хлопать в ладоши, когда мы отошли в сторону:

— Вот так, кузен. Тебе придется привнести душу на Восток!

Смеясь, я огляделась по сторонам, и где-то внутри у меня кольнуло легкое разочарование.

Я не увидела ни Димы, ни Роуз, ни кота, ни среди танцующих, ни вообще во дворе.

Они что, ушли, даже не попрощавшись? Или, может быть, катаются на карусели?

Дима и Роуз были такой необычной парой, а Барбара Уискерс успела покорить сердца всех вокруг, включая мое. Мне так хотелось, чтобы они еще были здесь. Я хотела увидеть их хотя бы разок перед уходом и попрощаться.

— Ну что, все готовы! — закричал ДиДжей Хендрикс. — Давайте закончим как следует! Скользим до конца!

Весь двор двинулся в едином ритме, покачиваясь под музыку, смеясь и скользя синхронно, ну, почти синхронно.

Чен все еще оставался там, продолжая выкидывать свое фирменное пародийное движение под Элвиса, но почему-то именно это делало все происходящее еще более идеальным.

Я подняла руки высоко вверх, полностью отдаваясь энергии этой ночи, позволяя себе раствориться в музыке, в смехе и в людях, которых я любила.

Мои сестры были счастливы.

Пикник удался на славу.

Бэнкс все еще наслаждался своей победой, а я стояла здесь, рядом с Лэем.

Жизнь вряд ли могла быть лучше.

Как раз в тот момент, когда последние ноты электрического слайда стихли, сквозь смех и болтовню вдруг прорвался резкий порыв, заставив меня остановиться прямо на полуслове.

Что это было?

Я удивленно подняла взгляд как раз в ту секунду, когда небо над нами вспыхнуло ослепительным синим светом, мерцающим в ночном воздухе, будто настоящее волшебство.

— Охренеть! — крикнул кто-то.

Все головы разом поднялись вверх, глаза полные изумления.

Еще больше синих фейерверков осветили небо. Они взмывали вверх и кружились среди звезд, оставляя за собой шлейфы мерцающего света, которые вертелись и крутились прямо в воздухе.

Черт возьми. Пожалуй, это был лучший пикник в моей жизни.

И следом за синими фейерверками в небе начали взрываться другие, вспыхивая яркими зелеными всполохами.

Бэнкс кивнул, вытащил обратно зубочистку и снова сунул ее в рот:

— Вот так-то. Брат никогда не может долго злиться на Восток. Настоящий класс.

Синие и зеленые фейерверки ослепительно сверкали и разрывались в небе.

Мы все стояли, завороженные этим зрелищем.

Голос ДиДжея Хендрикса грохнул из колонок:

— Огромное спасибо тетушке Мин и тетушке Сьюзи за этот фейерверк! Мы заканчиваем эту ночь на громкой ноте, детка, и все это благодаря им!

Толпа перестала танцевать и взорвалась аплодисментами и радостными криками.

Я взглянула на тетушку Мин и тетушку Сьюзи, которые сияли от гордости. Они выглядели такими счастливыми, окруженные моими сестрами.

Я перевела взгляд на Лэя, и мягкое свечение от фейерверков играло на его лице. Его длинные волосы ловили свет, и в этот момент он казался мне еще больше тем самым защитником, которого я полюбила.

Он поймал мой взгляд, заметил, как я на него смотрю, и тут же подарил мне ту самую улыбку, от которой у меня подкашивались ноги. А потом притянул меня ближе к себе, обвив крепкой рукой за талию.

Фейерверки продолжали взрываться над нами, заливая небо светом.

Блять. Хотелось бы, чтобы Тин-Тин могла это увидеть.

В этот самый момент я обернулась через плечо, посмотрела в сторону «Цветка лотоса», надеясь, что она тоже выбежала к окну, чтобы увидеть фейерверки. Она их обожала. В прошлый День Независимости я специально отвезла ее в центр Глори, чтобы показать бесплатное шоу фейерверков.

Мне нужно подняться и проверить, как там Тин-Тин.

Продолжая смотреть через плечо, я перевела взгляд на окна второго этажа, и в ту же секунду воздух вокруг будто изменился. Почему-то он стал плотнее, дыхание стало тяжелым, внутри закралась странная тревога. Это было нелепо, но я почувствовала, что что-то не так, еще до того, как увидела хоть что-то. Просто вот это ощущение, что все неправильно.

А потом… когда мой взгляд наконец остановился…

Что?

Я напряглась всем телом.

Тин-Тин точно стояла у окна, наслаждаясь фейерверками. Казалось, это было окно библиотеки. Ее лицо сияло огромной улыбкой, и она даже показывала пальцем на один из фейерверков, что-то говоря своим двум новым друзьям.

И именно это до дрожи ужаснуло меня.

Нет. Нет. Нет.

Я выскользнула из рук Лэя и пошла вперед, все еще не сводя взгляда с окна.

Тин-Тин сейчас стояла прямо между дядей Сонгом и Лео, а они оба держали в руках тарелки и с довольными лицами запихивали еду себе в рот.

Когда, блять, они успели прийти? И сколько времени они уже проводят рядом с Тин-Тин?

Глава 39

Незваный гость

Моник

В ту же секунду, как я увидела Тин-Тин в окне вместе с Лео и дядей Сонгом, что-то внутри меня оборвалось.

Паника ударила по венам, захлестнула с головой, и я уже не думала, я просто двигалась сквозь толпу танцующих людей, задевая кого-то, кто покачивался, и кого-то еще, кто кружился в танце.

— Простите. — Я пробиралась сквозь группу парней, которые прыгали в такт музыке. — Извините.

Ноги сами несли меня к дому, а мысли не успевали за телом.

Пульс громко стучал в ушах.

Я почти не слышала, как Лэй окликнул меня по имени. Все, на чем я могла сосредоточиться в этот момент, было одно — добраться до Тин-Тин.

Блять. Блять. Она же маленькая. Не вздумай вытворить что-нибудь ебанутое рядом с ней, Лео. Она хорошая.

Но я знала Лео. Он был таким же непредсказуемым, как заряженный пистолет, который может выстрелить в любую секунду. Иногда мне казалось, что он был гениален — в каком-то извращенном смысле, с собственным безумным кодексом. А иногда он пугал меня до самого нутра. Это был тот самый человек, который мог убить родную дочь, отрубить ей голову и преподнести ее кому-то в подарок.

И если он был способен на такое со своей собственной кровью, то я ни за что на свете не оставлю Тин-Тин одну рядом с ним.

Мы все уже слишком многое пережили. Слишком многое потеряли.

Зачем тебе вообще понадобилось появляться, Лео? У нас наконец-то была хорошая ночь!

Не раздумывая больше ни секунды, я прибавила ходу.

Ветер хлестал по лицу.

Я подняла взгляд к окну.

Дерьмо.

Они исчезли.

Ни следа от Тин-Тин.

Ни Лео.

Ни дяди Сонга.

Блять. Блять. Только попробуй, сука, увезти ее отсюда.

Я ворвалась к заднему входу в дом и вошла внутрь.

Спустя секунду Лэй оказался рядом со мной.

— Что случилось?

— Ох… — Я покачала головой.

Конечно, он бы пошел за мной. Конечно, он бы с ума сошел от волнения, увидев, как я вдруг перестала танцевать и ушла куда-то одна.

— Я просто… — Я не сбавляя шага, быстро прошла через огромную гостиную. — Мне просто нужно в ванную. Я сейчас вернусь, Лэй. Просто…

— Ванные в другой стороне…

— Я просто хочу проверить, как там Тин-Тин. Давно ее не было видно. — Я подошла к лестнице с драконом и остановилась у подножия этой роскошной лестницы, где резные перила с изображением дракона мягко светились в полумраке. Голова дракона обвивала перила, глядя на нас сверкающими глазами. — Я сейчас вернусь, Лэй.

— Нет. Я тоже пойду с тобой.

— Н-нет. Останься. Я вернусь. — Я уже собиралась сделать шаг вверх.

Он обхватил меня за талию и остановил.

— Мони, что случилось?

Я опустилась обратно на ступеньку и с трудом сглотнула.

Дерьмо.

Мне нужно было думать быстро, нужно было сыграть все правильно. Если бы я сказала ему сейчас правду, если бы Лэй узнал, что Лео наверху с Тин-Тин… Господи, он бы сорвался.

Только сегодня утром он был готов наплевать на весь завтрашний праздник и убить собственного отца без малейшего колебания.

И это он был трезвый.

А сейчас Лэй был под кайфом.

Весь вечер алкоголь лился рекой. У него уже не было ясности в голове, и если бы он сейчас столкнулся с Лео в таком состоянии, ничем хорошим это бы не закончилось.

Ни для кого.

Сейчас не время проливать кровь. Не этой ночью. И уж точно не здесь.

Я заставила себя говорить ровно:

— Со мной все в порядке. Ничего не случилось. Подожди меня снаружи. Я сейчас вернусь.

— Ты уверена?

— Да.

Но Лэй даже не думал уходить. Он остался стоять прямо передо мной, скрестив эти свои мощные руки на груди, ясно давая понять, что не собирается отступать. Его пронзительный взгляд был прикован к моему лицу, будто он читал меня как открытую книгу, видя каждую ложь, которую я даже еще не успела сказать.

— Знаешь, что я думаю, Мони?

Я нахмурилась.

— Ты все время косишься на лестницу, как будто там угроза. Ты дышишь рывками. Грудь у тебя вздымается и опускается так быстро, будто сердце вот-вот выскочит. И левая рука у тебя дергается. А ты так делаешь только тогда, когда нервничаешь.

Я моргнула.

Что за херня?..

Он жестом подозвал к себе нескольких своих людей.

И тут до меня наконец дошло: за мной в дом зашел не только Лэй, но и больше двадцати вспотевших, полуголых парней из «Четырех Тузов».

Он сказал одному из них:

— Поднимись наверх и проверь, в порядке ли ее младшая сестра Тин-Тин. Только не пугай ее, просто загляни и подожди нас в коридоре.

Блять.

Лэй снова посмотрел прямо на меня:

— Ты и правда думаешь, что сможешь скрыть от меня, когда нервничаешь? Я слишком сильно тебя люблю. Это невозможно.

Эти слова врезались в меня, накрыв волной тепла и спокойствия, смывая страх.

Он действительно знал меня.

И за эти последние дни он явно наблюдал за мной очень внимательно.

Он видел меня так, как никто другой никогда не видел. И в тот самый момент я осознала, насколько сильно я любила этого мужчину. Насколько глубокой была наша связь.

— Ладно. — Я посмотрела, как его люди мчались вверх по лестнице. — Значит...

Но прежде чем я успела сказать хоть слово, взгляд Лэя скользнул мне за плечо, и то тепло, что было в его глазах, мгновенно исчезло, сменившись чем-то холодным.

Опасным.

Я проследила за его взглядом и увидела их — мужчин, стоящих у входной двери.

Одетые в синие монашеские одежды, они стояли с чуть опущенными головами, будто не хотели, чтобы Лэй их узнал.

Люди дяди Сонга.

А потом Лэй медленно поднял взгляд наверх, на лестницу, и в его голове все сложилось воедино.

— Вот же ж блять.

— Я... я сама с ним разберусь, Лэй.

Он резко обошел меня сбоку, но как-то, сама не понимаю как, я успела встать перед ним, преграждая дорогу к лестнице.

— Подожди.

Он посмотрел на меня сверху вниз:

— Мой отец сейчас там, наверху, с твоей сестрой?

— Д-да.

Его челюсть сжалась так сильно, что я услышала, как скрипнули его зубы.

— Откуда ты это знаешь?

— Когда начались фейерверки, я обернулась через плечо и увидела его в окне. Он сидел там, ел вместе с твоим дядей и моей сестрой.

— Ел?

— Да. У обоих были тарелки.

— Значит, они уже давно там с Тин-Тин?

— Может быть.

— Это нихуя не нормально.

— Я знаю, но… — Я прижала ладони к его груди, пытаясь донести до него, что сейчас правда важно. — Я сейчас сама поднимусь и заберу ее, но мне нужно, чтобы ты остался здесь. Если ты сейчас пойдешь наверх в таком состоянии…

— Я иду наверх.

— Ты не можешь. Ты сейчас не в себе. Ты пил…

— Со мной все нормально.

— Нет, Лэй. Ты сейчас не в порядке. Если ты его увидишь, все только накалится. Ты под кайфом, ты пьян, а Лео...

— А мой отец что?

— Он трезвый...

— Сомневаюсь.

— Все равно, я смогу с ним поговорить. Я смогу забрать Тин-Тин, не доводя дело до драки.

Лэй сжал кулаки у себя по бокам:

— Это опасные мысли, Мони. Никто не может заставить моего отца передумать. Он делает то, что хочет, когда хочет. Он не даст тебе просто так подняться наверх и увести Тин-Тин без какого-то плана. Ты не знаешь его так, как знаю я.

— Но я...

— Нет, — голос Лэя прозвучал окончательно, глухо и с явным предупреждением. — Ты его не знаешь. Ты думаешь, что сможешь вразумить моего отца, но ты не сможешь. Никто не может. И если ты пойдешь туда одна, меня не будет рядом, чтобы помешать ему забрать тебя.

— С какой стати он вообще должен забирать меня сегодня ночью?

— Более важный вопрос — зачем он вообще здесь сейчас?

— Может быть, он просто хотел отпраздновать вместе со всеми...

— Это часть плана. Ты понимаешь меня?

Моя нижняя губа дрогнула:

— Д-да.

— Ты не пойдешь туда одна. Что бы ты ни говорила, я не позволю этому случиться.

— Но...

— Мы в этом вместе.

В груди все сжалось, давление стало почти невыносимым.

— Я не могу тебя потерять, Мони. Я не могу, блять, смотреть, как тебя ранят или... трогают, или лезут к тебе хоть как-то. А мой отец именно это и собирается сегодня устроить. Ты это понимаешь?

Сердце сжалось от боли.

Я с трудом сглотнула:

— Понимаю.

— Он пришел сюда не из-за гребаных ребрышек или из-за готовки Шефа Фу. У него есть план, и он вот-вот его приведет в действие.

— Блять.

— Вот именно, блять. — Лэй посмотрел наверх, на лестницу.

Казалось бы, его люди хотя бы крикнули бы, что все в порядке, но раз тишина, этого было достаточно, чтобы я все поняла.

Лео, скорее всего, уже перехватил их. Или там наверху были еще его люди, которые их остановили.

Но главное, что сейчас происходит с Тин-Тин?

В окне она выглядела так, будто ей было весело с Лео и дядей Сонгом. Я только надеялась, что так все и оставалось, и она вообще не понимала, что, блять, творится вокруг.

Лэй медленно выдохнул:

— Поднимаемся вместе и разбираемся с этим дерьмом.

— Может, позовем Чена или Дака?

— Дак видел, как мы забежали в дом. Я сказал ему собрать людей. Он уже перекрыл дом, чтобы никто не ушел. — Лэй усмехнулся уголком губ. — Я даже не знал, что происходит. Просто увидел страх в твоих глазах и понял, что есть угроза.

— Н-надеюсь, он не причинит ей вреда или...

— Он не тронет ее.

Только вот от этих слов напряжение в моих плечах совсем не ушло.

— Но тебе нужно быть готовой к тому, что сейчас мы войдем в полный пиздец. — Он посмотрел направо.

Еще больше людей Лэя зашло в дом, и я поняла, что, скорее всего, это Дак отправил их сюда.

— Ладно. — Я выровняла дыхание. — Пойдем.

Поворачиваясь, я увидела перед собой лестницу.

Сегодня ночью она казалась темной и пугающей, будто сама по себе таила в себе опасность, ожидая нас наверху.

Решительное выражение лица Лэя и напряженная линия его челюсти отражали мои собственные страхи и сомнения.

Вот же ж, блять, Лео. Мне нужно было всего лишь, чтобы этой ночью ты не устроил свою ебанутую драму.

В голове все смешалось в вихрь из страха и тревоги.

Лэй взял меня за руку и крепко сжал:

— Все будет нормально. Нам просто нужно забрать Тин-Тин у него, чтобы он не использовал ее в том, что собирается провернуть.

— Х-хорошо.

Глава 40

Что не так с Лео?

Моник

Мы начали подниматься по лестнице.

В воздухе раздался радостный смех, и я сразу поняла, кто это.

На душе стало чуть спокойнее, пока я поднималась все выше:

— Это Тин-Тин.

Лэй посмотрел на меня:

— Точно?

Я кивнула.

— Хорошо. Раз он заставляет ее смеяться, значит, с ней все в порядке.

Ладно. Все будет нормально. Просто в одной комнате с моей младшей сестрой сейчас сидит ебанутый маньяк, но все будет нормально. Они же смеются.

Когда мы поднялись на самый верх лестницы, воздух сразу стал тяжелым, пропитанным запахом насилия.

Я резко остановилась рядом с Лэем, и мы оба замерли.

Картина перед нами была как застывшее после битвы поле, следы хаоса, который уже закончился, а мы внизу не услышали ни единого звука.

Там определенно была драка.

Жестокая, быстрая.

Та самая, что начинается и заканчивается раньше, чем большинство людей успевает понять, что вообще происходит.

Несколько парней Лэя стояли на коленях, опустив головы, а к их затылкам были прижаты холодные стволы пистолетов.

Пистолеты держали монахи.

И в коридоре стояла эта жуткая, тягучая тишина, которую прерывали только приглушенные, далекие звуки праздника снаружи, глухая музыка и смех, доносящийся издалека, и все это совершенно не вязалось с той новой реальностью, в которую мы только что попали.

Остальные люди Лэя лежали на полу, сгорбленные и разбросанные, а из рассеченных лиц медленно сочилась кровь.

Они были точно без сознания.

А может, и хуже.

Их оружие валялось по сторонам, выбитое из рук, а сами тела были изогнуты в таких неестественных позах, что сразу становилось ясно: драка была жестокой, но быстрой.

Хладнокровной.

Настоящая школа насилия.

Лэй встал передо мной, заслоняя меня собой от людей Лео, пока те держали оружие у висков его парней.

В его голосе звучала ярость:

— Вы достали оружие в «Цветке лотоса»?

Один из монахов заговорил, но даже не поднял головы:

— Прошу прощения, Хозяин Горы, но Великий Наставник приказал нам...

— И сегодня вечером вы умрете вместе с ним.

Я с трудом сглотнула, пытаясь осмыслить все, что происходило перед глазами.

— Хозяин Горы, ваш отец желает, чтобы вы зашли в спальню маленькой девочки для беседы. А потом вы сможете убить нас.

— Уберите, блять, стволы от моих людей.

Они переглянулись, а потом подчинились, один за другим убирая оружие.

Лэй продолжал держать меня за руку, ведя нас вперед.

Мои глаза метались по телам, разбросанным по полу.

Некоторые монахи Лео тоже лежали, их синие одежды теперь были потемневшими от крови. В воздухе висел сладковатый, металлический запах.

Господи...

Я посмотрела на Лэя.

Все его тело было натянуто, как пружина, готовая разжаться. Каждая мышца в нем дрожала от ярости, но под этим я видела, как работает его голова, как он просчитывает, что делать дальше.

Он был в ярости, да, но тупым Лэй точно не был.

Возможно, на всей территории нас было больше, внизу «Четыре Туза» и банда Роу-стрит.

Но здесь, наверху, люди Лео явно держали преимущество.

Монахи в синих одеждах, их было, может, с дюжину, стояли молча и следили за нами.

И пусть их оружие теперь снова висело в кобурах, я прекрасно понимала, что они и без стволов могли бы размазать меня по стенке.

Хватит. После этой ночи я обязательно возьму себе ствол. И буду тренироваться каждый ебаный день.

Никогда больше я не хочу оказаться в такой ситуации, особенно теперь, когда мои сестры здесь, на Востоке.

Мы шли в сторону новой спальни Тин-Тин, проходя мимо монахов, и в их глазах не было ни капли страха.

Ни секунды колебаний.

Они просто ждали следующего приказа, и этот приказ мог отдать только один человек.

Лео.

Я чувствовала, как рядом со мной бурлит ярость Лэя, готовая вырваться наружу в любой момент.

Пожалуйста, пусть этой ночью никто не погибнет.

Лэй держал себя в руках из последних сил, и для того чтобы все вышло из-под контроля, хватило бы одного неверного движения, одного не того слова.

Сначала мы заберем Тин-Тин отсюда, а дальше… дальше я даже не знала, что будет.

Мы приближались все ближе и ближе.

Джо выбрала комнату прямо рядом с библиотекой из-за того, что из окна было видно уголок сада, где мама сделала то самое фото.

Хлоя выбрала комнату дальше по коридору, на противоположной стороне, потому что там была самая большая ванная, с огромной джакузи, большим туалетным столиком и крутым душем рядом.

Но Тин-Тин выбрала спальню в самом конце коридора, потому что только там помещался ее огромный стол для пазлов. В этой комнате была самая маленькая ванная, только душ, раковина и унитаз, зато на потолке были нарисованы потрясающие золотые и синие драконы.

Снова раздался невинный, звонкий смех Тин-Тин.

И именно этот звук, как маяк в полной неизвестности, не давал мне сорваться, заставляя двигаться вперед спокойно и уверенно.

Лэй наклонился ко мне и заговорил вполголоса:

— Сделаешь для меня одолжение?

— Ладно.

— Только не смотри на потолок.

Я плотно сжала губы.

Почему он вообще так сказал?

Я вообще не собиралась смотреть вверх, честное слово, но теперь… теперь все, чего мне хотелось, это поднять взгляд.

Что там, блять, наверху? Дерьмо. Дерьмо. Дерьмо.

Я изо всех сил старалась не смотреть.

Честно старалась.

Каждой клеткой тела я чувствовала, что мне нужно держать глаза прямо перед собой, цепляться за смех Тин-Тин, за единственную вещь, которая сейчас казалась настоящей.

Но любопытство, или, может быть, страх, начали точить меня изнутри, и я все-таки подняла голову, раньше чем успела остановить себя.

И тогда я это увидела.

О БОЖЕ МОЙ!

Дыхание перехватило, и я споткнулась, едва не потеряв равновесие.

Тела.

Мертвые люди.

Прибитые.

Подвешенные, как жуткие марионетки, болтающиеся под самым потолком.

Я прижала ладонь ко рту, пытаясь сдержать рвоту, которая подступила к горлу.

Что, блять, не так с Лео?..

Эта картина была настоящим шедевром жестокости и безумия.

Там наверху висело семь мертвых тел, распятых, растянутых и прибитых к деревянным балкам.

У некоторых веревки были туго обмотаны вокруг торсов, фиксируя их в одном положении.

Кровь медленно стекала из ран, оставляя темные потеки на потолке, капая мелкими каплями прямо на пол под ними.

Какого хрена?! Почему… почему он вообще сделал такое?

Веревки впивались им в кожу, на некоторых местах так туго, что руки и ноги казались вывернутыми, перекрученными, будто последние минуты жизни они провели в жуткой агонии.

Меня замутило.

И это были не просто случайные люди. Это были те, кого тетушка Сьюзи поставила следить за Тин-Тин.

Я узнала некоторые лица, хоть сейчас они уже были бледными, измазанными кровью, с широко раскрытыми пустыми глазами.

И это не было метафорой.

Лео вырвал у них глаза из орбит.

О боже, о боже...

Меня охватил озноб.

— З-зачем?..

— Он повесил их там, чтобы Тин-Тин их не увидела.

— Он мог... мог просто положить их в... в комнате.

— Твои сестры могли бы подняться и зайти в эту комнату.

Это все равно было безумием, но у меня просто не осталось слов. Лэй знал своего отца, и он говорил все это так спокойно, потому что был привычен к тому ужасу, который мог устроить Лео.

Господи...

Я сжала его руку крепче, вцепилась в него так, будто от этого зависела моя жизнь.

И, может быть, так оно и было.

Потому что прямо сейчас, в этом доме, окруженные монстрами в монашеских одеждах, все ощущалось так, будто мы стояли на краю пропасти, и одного неверного шага было бы достаточно, чтобы оказаться там же, где висят эти мертвые люди над нашими головами.

Голос Лэя вырвал меня из этого оцепенения:

— Все будет нормально, Мони.

Но я слышала ложь в его голосе. Он сам в это не верил. Он просто говорил так, чтобы удержать меня от паники.

Лучше бы я вообще не смотрела наверх.

Никогда больше я не допущу такой ошибки.

Потому что теперь этот образ врезался мне в память. С каждым морганием он возвращался перед глазами до мельчайших деталей… гвозди, кровь, пустые глазницы.

Я почти не могла дышать, потому что грудь сжало от страха и отвращения.

Но мне нужно было держаться.

Ради Тин-Тин.

Ради Лэя.

Ради всех нас.

Джо и Хлоя не должны сюда заходить, пока эти тела не уберут.

Мы прошли дальше, свернули за угол, и смех Тин-Тин снова эхом прокатился по коридору, теперь уже ближе, совсем рядом, такой же звонкий, такой же невинный, совершенно не осознающий того, сколько смерти и ужаса висит прямо у нее над головой, всего в паре шагов.

Ладно. Все получится. Все у нас получится.

Мы подошли к комнате Тин-Тин и остановились прямо у дверного проема.

И вот они были там.

Тин-Тин сидела на полу, скрестив ноги, ее маленькие пальцы водили по почти завершенной деревянной головоломке перед ней.

Уже все? Она уже закончила?..

Фигурки складывались в очертания странно сделанной карты.

Оставалось совсем немного недостающих фрагментов, тут и там небольшие пробелы, но в целом картинка была почти полной.

Изображение большого города, спрятанного где-то в забытой долине.

Я вгляделась внимательнее.

Деревянные элементы, которые Тин-Тин методично подгоняла друг к другу, поблескивали под мягким светом в комнате.

Вокруг нее не валялось ни одного оставшегося кусочка, как я бы ожидала увидеть.

Нет, она нашла место для каждой детали, что Лэй когда-то ей дал, идеально вставляя их одну за другой.

Тин-Тин разгадала старую головоломку, которую ни один ребенок в ее возрасте не должен был бы суметь решить.

И теперь, когда все эти деревянные кинжалы соединились воедино, я увидела, что те странные знаки и символы на самом деле были куда большим. Это были квадраты, обозначавшие дома, школу, банк, рынок, церковь, почтовое отделение и многое другое.

Кроме того, по всей поверхности шли крошечные, почти невидимые надписи.

Маленькие, бледные слова и цифры тянулись вдоль изгибов и краев лезвий, настолько легкие, что их едва можно было разглядеть, если не наклониться прямо над ними.

У меня сердце на мгновение замерло.

Слишком много вопросов накрыло разом.

Это было послание от Бандитки?

Или четкие инструкции для того, у кого окажется эта карта?

Но сейчас все это уже не имело значения, потому что прямо рядом с Тин-Тин сидел Лео, перебирая страницы большой раскрытой Библии в синей кожаной обложке.

Возле него лежала куча синих маркеров, и в этот момент он как раз подчеркивал какую-то фразу на странице.

Я повернулась вправо.

Дядя Сонг сидел в углу и жевал персиковый пирог.

На пироге сразу бросалась в глаза ложка зеленых взбитых сливок.

Это пирог Бэнкса. Когда он успел пробраться на кухню и вытащить его?

Семь лет назад, на День благодарения, Бэнкс заявлял, что белые сливки — это слишком банально и совсем не в его стиле.

На следующий День благодарения он придумал свои мятные сливки.

Я тогда была уверена, что это будет полное безумие.

Персик и мята?

Нет уж.

Но как-то, по-своему, по-бэнксовски, это сработало.

Люди начали говорить про зеленые сливки на семейных вечеринках, и это стало фирменной фишкой Бэнкса.

Дядя Сонг подцепил вилкой большой кусок кобблера с этими сливками и запихнул его себе в рот. Из него тут же вырвался довольный стон:

— Мммм.

Осознав, что мы стоим в дверях, Тин-Тин подняла на нас глаза:

— Мони, я закончила!

Лео оторвал взгляд от Библии и посмотрел прямо на Лэя:

— Как раз вовремя.

Что, блять, сейчас начнется?!

Глава 41

Иоанн 3:16

Моник

У меня в ушах стоял оглушительный гул пульса.

Лео смотрел прямо на меня и улыбался.

Но это не была улыбка, от которой становилось теплее или спокойнее.

Она расползалась медленно, ползуче, будто что-то мерзкое выползало из-под камня.

Его губы изогнулись в улыбке, но глаза так и остались холодными, просчитывающими, совершенно пустыми, без единого проблеска человеческих чувств.

Эта улыбка состояла из одних острых граней.

Будто осколки битого стекла поблескивали в темноте, разрезая мое хрупкое мгновение покоя.

— Ах, Лэй, — Лео все так же держал на лице эту жуткую, ебаную улыбку. — Ты пришел как раз вовремя... Я ждал тебя.

По спине у меня пробежал холодок, пальцы дернулись у боков.

Эта улыбка... Господи, эта улыбка.

Это не было похоже на что-то человеческое.

Это была та самая улыбка, которую хищник дарит жертве прямо перед тем, как вонзить зубы в ее мягкое, беззащитное тело.

И с ужасом я поняла, что Лео получал от этого удовольствие. Он буквально кайфовал от того страха, который исходил от нас.

Лэй заговорила:

— Как ты вернулся на Восток после того, как ушел? Ворота ведь закрыты.

— О да. Ворота действительно закрыты, — Лео кивнул, слегка покачивая головой. — Проблема в том, что... моя машина уехала... а я нет.

Меня пробрало до дрожи, но я постаралась, чтобы в голосе не было слышно страха.

— Тин-Тин, Бэнкс хотел попрощаться с тобой перед тем, как уехать. Можешь спуститься туда и хорошенько его обнять?

— Пока нет, — Лео мягко положил руку ей на плечо, не давая уйти. — Мы должны показать тебе карту.

— Мы столько всего узнали, — Тин-Тин дотронулась до нее, и в голосе у нее едва сдерживалось возбуждение. — Видишь вот эти штуки прямо тут?

Маленькие пальцы Тин-Тин легко скользили по головоломке, обводя тонкую деревянную резьбу, и она повернулась ко мне с той самой гордой, наивной улыбкой:

— Смотри, Мони.

— Ага...

— Сначала, когда я разгадала это час назад, я вообще ничего не поняла. Думала, это просто какие-то странные слова и цифры. Но дядя Лео мне помог. Он показал, что это были строки из Библии.

У меня сжалось сердце, когда я опустила взгляд на бледные надписи, тянущиеся вдоль деревянных частей.

Тин-Тин указала на центр головоломки:

— Вот тут написано: Иоанна 3:16. Это из Библии.

Я мельком глянула на надпись — и вот она, выгравированная прямо на лезвии. Знакомая строка, спрятанная у всех на виду.

— Да... так и есть.

Я снова перевела взгляд на Лео и на его руку, лежащую у нее на плече.

Лео улыбнулся той самой холодной, просчитывающей улыбкой:

— И что же говорит Иоанна 3:16, Тин-Тин?

Без малейшего колебания она процитировала:

— Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную.

— Поразительно, — Лео покачал головой. — Она услышала эту строку всего один раз. Ее способность так легко запоминать подобные вещи — это пугает.

Дядя Сонг кивнул и съел еще кусочек кобблера.

— Это уже не просто ум, — Лео убрал руку, и именно в этот момент я заметила крошечное лезвие, выглядывающее из-под его ладони, что лежала у Тин-Тин на плече.

Ооо, Боже мой. . почему ты держишь этот клинок так близко к ней?

Лэй тоже явно это увидел, потому что тут же напрягся рядом со мной.

Лео еще шире растянул эту жуткую улыбку:

— Она прочитала этот стих всего один раз и теперь повторяет его с идеальной точностью. Это дар Божий. Хорошо, что у меня сегодня была возможность провести с ней вечер.

У меня мурашки побежали по коже.

Тин-Тин моргнула, ее улыбка чуть дрогнула, как будто она не до конца понимала, как правильно отреагировать на такую похвалу.

Пытаясь хоть как-то разрядить обстановку, Тин-Тин продолжила, указывая на другую часть головоломки:

— Этот стих — это подсказка.

Я с трудом сглотнула:

— Какая именно подсказка?

— Этот стих может означать, что чтобы найти сокровище, нужно принести какую-то жертву или... обладать глубокой верой, — Тин-Тин почесала голову. — Но... мне кажется, это какой-то такой вид жертвы, когда... может быть, нужно порезать себя, чтобы капала кровь, и тогда что-то откроется, или... может быть, кто-то должен умереть.

Лео тихо усмехнулся, низко и мрачно:

— Вот это действительно было бы интересно. Мне даже хочется задержаться здесь подольше, чтобы помочь, но придется уже смотреть, как все это закончится, с небес.

Затем он посмотрел прямо на Лэя:

— Или из ада... как сказал мой сын.

И вот теперь я поняла, почему его улыбка так и не коснулась глаз.

Лео на самом деле не оценил того, что Лэй сказал ему по телефону, про то, что его мать его ненавидит и что Лео сдохнет в аду.

Неужели все это, то, как он испортил нам праздник барбекю, было его способом отомстить?

Так увлеченная тайной сокровища, Тин-Тин продолжала:

— В любом случае, это карта Краунсвилла, который находится на дне Озера Грез. А сокровище спрятано на одном из пропавших кинжалов. Нам нужно еще шесть, чтобы закончить его.

— Но с этими стихами, возможно, вы найдете сокровище и без пропавших кинжалов, — добавил Лео. — Никогда не недооценивайте собственный ум.

Я заставила себя улыбнуться ради нее и согласно кивнула.

Но внутри меня накрывало.

— Ну... это просто охуенно, Тин-Тин. Ты справилась, и я так горжусь тобой. Иди позови Хлою и Джо, чтобы мы тоже им показали.

Тин-Тин посмотрела на меня с грустной улыбкой:

— Я не могу.

— Почему?

— Потому что у Лео есть план.

У меня глаза расширились от страха, холодный пот выступил на лбу.

Прежде чем я успела что-то сказать, Лэй шагнул вперед. В каждом его движении чувствовалась злость, сдерживаемая из последних сил. Его глаза прожигали Лео насквозь, будто он был готов разорвать его прямо здесь и сейчас.

Лео поднял другую руку:

— Останься там, сынок.

Лэй зарычал:

— Что ты собираешься сделать?

Лео наклонил голову набок, все еще улыбаясь этой вывернутой, пугающей улыбкой:

— О, сынок. План... ну, он уже начался.

— Звучит так, будто это говорит злодей. Будь лучше, отец.

— В каждой истории нужен злодей. У него есть свое предназначение, — Лео пожал плечами. — Без кого-то, кто бросает вызов герою... без того, кто доводит его до предела... где тогда рост? Где борьба?

Лэй со злостью скривился:

— Отпусти Тин-Тин вниз.

— Герой не становится героем, если нет злодея, который заставляет его подняться, измениться, сражаться за то, во что он верит, — Лео подмигнул. — Нельзя же просто вечно прокатываться сквозь жизнь, как на веселой дискотеке, и думать, что все закончится хорошо.

Эти слова разбили меня.

Лео продолжил:

— Злодеи заставляют героев столкнуться со своими страхами, со своими слабостями и, в конечном итоге, с самими собой.

Тин-Тин даже не посмотрела на меня.

Вместо этого она смотрела на Лэя.

О чем ты сейчас думаешь, сестренка?..

— Это не выдуманная история, отец, — Лэй тяжело вздохнул. — Это настоящая жизнь. Не будь монстром.

— У меня есть свое предназначение, и у моего плана на сегодняшний вечер оно тоже есть, — Лео перевел взгляд на меня, и та жуткая улыбка наконец исчезла с его лица. Вместо нее появилась теплая, но печальная.

— Мони... ты хочешь увидеть, как Лэй станет тем, кем он должен быть?

— Он уже стал.

— Пока нет, Мони, — Лео покачал головой. — Ты хочешь увидеть, как он займет свое законное место Хозяина Горы, как он по-настоящему заберет свой трон? Это значит, что ему нужен кто-то, кто встанет у него на пути. Кто-то, кто покажет ему, что поставлено на кон.

— Лео... — я подбирала слова очень осторожно. — Он уже знает, что поставлено на кон.

— Он танцует вместо того, чтобы тренироваться.

— Это помогает ему почувствовать, насколько жизнь может быть красивой, и завтра он будет сражаться за нее именно поэтому.

Лео задумался:

— Хм-м. Это разумно сказано.

Я посмотрела на него с печальной улыбкой:

— Я говорю, оставь Восток в покое и позволь нам...

— Это было бы неплохо, но теперь Лэй меня не отпустит, если только...

Я напряглась.

Лэй встал прямо передо мной:

— Если только что? У тебя есть заложник?

Лео указал на него пальцем:

— Я сказал тебе оставаться там, где ты стоишь. Пожалуйста, вернись обратно.

— Почему, отец? Боишься, что я подойду слишком близко?

— Нет, но мое лезвие... — с этими словами Лео показал чуть больше того самого лезвия, что лежало на маленьком плече моей сестры.

Я подняла руку:

— Л-Лео, пожалуйста, не трогай ее.

Тин-Тин посмотрела на меня:

— Мне не кажется, что он собирается меня ранить, Мони. Думаю, он просто использует меня, чтобы управлять вами обоими.

— Очень умно, — Лео кивнул. — Она права. И скажите мне, я действительно контролирую вас двоих?

Мой голос стал глухим, еле слышным:

— Д-да.

Дядя Сонг доел последний кусок кобблера, а потом вообще начал вылизывать, блядь, тарелку.

Эй, чувак. Забери своего ебаного брата!

Мне так хотелось влепить ему по заднице.

Лео заговорил:

— Сынок, подойди к книжной полке и возьми айпад.

— Зачем?

— Я хочу, чтобы ты кое-что увидел.

— Что именно?

— Информация имеет значение, — Лео поднял перед нами раскрытую Библию и указал на выделенный стих. — Есть один стих, который тебе стоит знать: Галатам 6:7¹⁰.

Лэй не подошел к айпаду. Вместо этого он злобно взглянул на него:

— Отец, отпусти Тин-Тин и Мони, и...

— Тин-Тин, что говорит Галатам 6:7?

Она моргнула:

— «Не обманывайтесь, над Богом не смеются, ибо что посеет человек, то и пожнет».

В глазах Лео сверкнуло мрачное, почти веселое выражение:

— Это тоже указано на карте. Какой интересной подсказкой решила поделиться Бандитка из Краунсвилла. Уверен, речь идет о тайнах. О вещах, которые когда-то сделали плохие люди, а теперь все это снова всплывет.

Тин-Тин посмотрела вниз, на карту, будто уже начинала собирать в голове новую картину из того, что сказал Лео.

Тем временем Лео продолжал:

— Сынок, иди посмотри на айпад. Я бы не хотел, чтобы ты допустил здесь какую-нибудь ошибку. Ошибка в этой комнате может обернуться очень плохими последствиями за ее пределами.

Я задрожала:

— Что?..

Мне совсем не нравилось, куда все это катится. В голосе Лео было что-то такое... что-то, что звучало как угроза, завуалированная под библейский стих.

С явным нежеланием Лэй двинулся к книжной полке, но при этом не сводил с Лео глаз.

Через несколько секунд он потянулся за айпадом, и в тот же самый момент, когда экран загорелся, я увидела, как все его тело напряглось.

Лэй прошептал:

— Нет, отец. Нет.

Что?..

Медленно я сделала шаг вперед, заглядывая через плечо Лэя, чтобы увидеть, что там на экране.

О, Господи.

У меня в жилах застыла кровь.

На экране было видно Диму, сидящего на карусели в саду, привязанного веревками к скамейке. Его обычно спокойное лицо было искажено эмоциями.

Рядом с ним сидела Роуз, так же привязанная к той же скамейке веревками. Ее выражение было напряженным и печальным, но она изо всех сил старалась держаться.

И эта карусель медленно вращалась, яркие, радостные лошадки поднимались и опускались, а вокруг стояли десятки монахов в синих одеяниях с оружием в руках, и многие стволы были направлены прямо в голову Роуз.

Но это было еще не самое страшное.

То, что пронзило меня до самого дна, что окончательно меня добило...

Это был вид мертвой белой кошки, безжизненно лежавшей у Димы на коленях.

Я, дрожа от ярости, покачала головой:

— Лео, з-зачем ты сделал это с кошкой?..

— Это была самооборона. Дима не оценил того, что на Роуз наставили оружие, и уложил четверых моих людей так быстро, что все, что я успел сделать, это застрелить эту маленькую кошку прямо в голову.

Я развернулась к нему.

Лео пожал плечами:

— Нужно было как-то привлечь его внимание. Либо кошка, либо та самая девушка-журналистка. Что бы ты предпочла?

Я снова посмотрела на айпад.

Теперь по щекам Димы текли слезы, а он медленно гладил шерсть мертвой кошки.

Лэй сжал айпад так сильно, что костяшки побелели:

— Что тебе, блять, нужно, отец?

— Не ругайся при ребенке.

Мы оба разом повернулись обратно к Лео и уставились на него с ненавистью.

Он вообще, блять, серьезно сейчас?

Лэй повысил голос:

— Чего?! Ты?! Хочешь?!

Глава 42

Это больше, чем просто сокровище

Моник

Я стояла там, как вкопанная, замерев от шока, а изображение на айпаде врезалось мне в память. Мертвая белая кошка, безжизненно лежащая у Димы на коленях, ее шерсть была пропитана кровью. Слезы катились по лицу Димы, а он продолжал гладить кошку, пытаясь успокоить существо, которого уже не было в живых. Роуз сидела рядом с ним, потерянная и изможденная.

У меня больно сжалось сердце.

Лео действительно это сделал, он перешел ту грань, которая уже не имела отношения ни к власти, ни к контролю. Он ранил Диму самым личным, самым неожиданным способом.

И теперь он сидел здесь, смотрел на нас с этой жуткой, безэмоциональной улыбкой, будто смерть кошки для него вообще ничего не значила.

Потому что для него, наверное, так и было.

Это был просто очередной ход в его извращенной игре, способ привлечь внимание Димы и напомнить ему, кто здесь держит власть в своих руках.

Но для Димы?

Для Роуз?..

Господи, они будут сломлены. Это совсем не выглядело так, будто это была просто домашняя кошка.

Дима будет разбит.

А Роуз... как она себя почувствует, осознавая, что, возможно, именно из-за нее кошка Димы теперь мертва?

На меня накатила волна тяжелого, липкого страха.

А что, если это действительно их добьет?

У меня сжалось горло, и мне пришлось заставлять себя дышать.

Я изо всех сил старалась выглядеть спокойной, но внутри меня все рушилось.

Потому что я уже знала — это было только начало.

Лео еще не закончил с нами.

Это был всего лишь первый шаг в каком-то извращенном плане, который он задумал, и меня до смерти пугало то, что могло быть дальше.

Мы уставились на Лео, ожидая, когда этот ебаный ублюдок наконец ответит нам.

Когда он заговорил, то просто пожал плечами:

— Я понимаю, что вам не нравится то, что вы увидели на айпаде, но я просто хотел показать, почему вам стоит быть осторожнее, пока я здесь. Мне бы не хотелось навредить Диме сегодня вечером. Особенно сейчас, когда с синдикатом «Алмаз» все идет как надо.

Теперь, когда Барбары Уискерс больше нет, возможно, все уже не так хорошо.

Он перевел взгляд на меня:

— Я верю, что после этого барбекю банда Роу-стрит и «Четыре Туза» встанут на путь согласия.

Я нахмурилась:

— Дима взбесится из-за Барбары Уискерс...

— Это сделал я, а не Лэй. Он будет мстить мне. Если Лэй окажется победителем, он покажет Диме мою голову уже завтра вечером. Все будет в порядке.

Дядя Сонг, который наконец-то закончил вылизывать тарелку, вздохнул и поставил ее на стол рядом с собой:

— Думаю, пора идти, брат. Мони здесь. Если банда Роу-стрит узнает, что происходит, все может пойти не так.

Я моргнула:

— Что ты имеешь в виду? Мони здесь. И ч-что это вообще меняет?..

Тин-Тин нахмурилась, наблюдая за мной.

Что бы он ни задумал, он все равно этого добьется.

Я знала, что этот ублюдок опять собирается меня похитить.

Лэй, похоже, тоже понял, о чем я сейчас думаю:

— Нихуя. Ты не заберешь Мони никуда.

— Придется, — Лео поднял свободную руку. — А теперь почему бы нам всем не сделать глубокий вдох и не насладиться этим моментом вместе? Нет смысла в поспешных решениях. Вы же знаете, что бывает, когда люди действуют необдуманно.

Я вцепилась в руку Лэя, еле сдерживая собственный страх.

Он уже стоял на грани, и я прекрасно знала, на что он способен, когда его доводят слишком далеко. Но сейчас дело было не только в нас.

Это касалось и Тин-Тин, и Димы, и Роуз.

— Лэй, — прошептала я. — Пожалуйста... подумай о Тин-Тин. Подумай о Диме и Роуз. Мы не можем позволить ему навредить им.

Кулаки Лэя сжались у него по бокам. От него волнами шла ярость, но он не сделал ни шага. Его взгляд продолжал упираться в Лео.

— Пожалуйста... отец... не делай этого.

Лео откинулся назад, явно наслаждаясь тем, как он нас всех держал в руках.

— И на чем мы остановились? Ах да. Карта. Тин-Тин, покажи Мони и моему сыну остальные стихи.

Тин-Тин почесала бок головы, потом прочистила горло:

— Ладно.

Она продолжила показывать стихи на головоломке, но все, что я слышала, — это тиканье часов, будто отсчет пошел, и угроза Лео нависла над нами, затягивая на шее петлю все туже и туже.

А Лео... он просто снова вернулся к своей жестокой, пустой улыбке.

У меня скрутило живот, и я никак не могла остановить дрожь, захватившую мои руки.

Перед глазами снова вспыхнула картина с мертвыми людьми на потолке, и я уже точно знала, во что бы Лео ни играл этой ночью, все это будет темным и, возможно, очень грязным.

Когда Тин-Тин закончила называть все стихи, которые нашла на карте, она подняла на меня глаза:

— Думаю, все они приведут нас к сокровищу.

Взгляд Лео блеснул той самой выверенной, расчетливой яростью, когда он положил вторую руку Тин-Тин на плечо, будто змея, обвивающая свою жертву:

— Эта маленькая девочка не просто объединит весь синдикат «Алмаз». Она сделает нас самой могущественной и самой богатой организацией в мире. Ты понимаешь это?

Лэй со злостью скривился:

— Ты реально думаешь, что какое-то сокровище на дне озера может дать весь этот эффект?

— Важно не само сокровище, а то, что вы все будете готовы сделать, чтобы до него добраться. Именно это и объединит, и укрепит синдикат, — Лео убрал руки с плеч Тин-Тин и положил их на карту. Потом он провел пальцами по зубчатой, покрытой рисунками поверхности и обвел огромным кругом весь город:

— Все это теперь Озеро Грез.

В голосе Лэя уже слышалось, что ему абсолютно похуй на все это:

— Мы и так знаем.

— Да, сынок. Но... чтобы добраться до сокровища, — Лео поднял на нас глаза, — вам придется осушить Озеро Грез.

Что?..

В комнате повисла тишина.

Слова Лео повисли в воздухе тяжелым, почти осязаемым туманом.

Лэй сделал шаг вперед:

— Это невозможно.

Его отец тихо усмехнулся:

— Правда?

— Это огромное озеро, отец, — парировал Лэй. — Ты вообще понимаешь, сколько людей будет против этого? Одни только защитники природы поднимут такую волну, что мало не покажется.

Лео даже не моргнул:

— Дима ведь баллотируется в мэры, да? Он говорил тебе?

— Упоминал, но я был занят, гоняясь за ебанутым психом. Дима официально объявит об этом всему синдикату, когда ты сдохнешь, и мы наконец сможем вернуться к нормальной жизни.

Лео перевел взгляд на айпад, где все еще показывали Диму и Роуз на карусели, окруженных монахами с оружием:

— Чтобы победить, Диме понадобятся голоса. На Севере он и так в выигрыше, но в остальных районах Парадайз-Сити все будет не так просто. У нас 1,4 миллиона зарегистрированных избирателей на Востоке.

Лэй сузил глаза, явно уже не нравилось ему, куда это все ведет:

— И что с того? Что это вообще меняет?

Лео ухмыльнулся, все с той же жуткой, искривленной улыбкой на лице:

— Именно поэтому политики всегда так хотят попасть на наши приемы, не так ли? Потусоваться, пожать руки, набрать популярности среди наших людей. Восток держит в руках серьезную избирательную силу. Если Дима хочет получить голоса Востока, ему придется поддержать идею осушить озеро.

Я резко вдохнула, пытаясь хоть как-то удержать в голове все мысли, что неслись одна за другой.

Лео играл в игру куда большую, чем просто сокровище. Он вплетал сюда политику и власть, выстраивал все так, чтобы использовать ситуацию в свою пользу, превращая все это в шахматную партию, где любая фигура была лишь средством для достижения цели.

Лео перевел на меня взгляд, и эта зловещая ухмылка не исчезла ни на секунду:

— Моник, держу пари, ты сможешь подтянуть Марсело, Бэнкса и Эйнштейна на эту тему. На Юге тоже серьезное политическое влияние, еще миллион избирателей.

Я плотно сжала губы.

— Если и Восток, и Юг будут настаивать, осушить Озеро Грез уже не покажется чем-то невозможным, — Лео снова повернулся к Лэю. — А ты можешь поговорить с Кашмиром. Запад тоже захочет, чтобы озеро осушили.

Лэй наклонил голову набок:

— Да? Обычно они не любят, когда кто-то на Западе лезет в их дела, особенно с их землей, учитывая всю эту историю.

— Да. Да, это так, — Лео постучал пальцами по карте. — Но это их земля, их предки покоятся на дне Озера Грез. Их история, которую спрятали, когда затопили их город.

У меня широко раскрылись глаза.

Он продолжил:

— Вся собственность, которая должна была передаваться из поколения в поколение, чтобы укреплять их богатство, тоже теперь похоронена там, под водой. Осушить озеро — значит вернуть им то, что по праву принадлежит им. Это поставит Запад в безусловно сильную позицию. Кашмир был бы полным идиотом, если бы не захотел осушить это озеро.

Черт возьми. В этом есть смысл.

Воздух в комнате стал еще тяжелее, когда слова Лео осели у нас в голове.

Он был прав, как бы мне ни хотелось этого признавать. Озеро Грез было больше, чем просто вода — это была история, тайны, богатство, зарытое под слоями забытых наследий.

Если Кашмир и Запад получат эту землю, это может изменить весь расклад сил на Западе... и Лео именно на это и рассчитывал.

Я заговорила:

— Но многие в Парадайз-Сити не захотят, чтобы озеро осушили. Особенно те, чьи семьи, скорее всего, поднялись благодаря тому, что сделали с Краунсвиллом.

— Все верно, Моник. Но именно для этого и нужно поставить Диму на эту политическую позицию. В преступном мире город уже наш, а теперь пусть он будет нашим и по всем законам тоже.

Лэй вздохнул:

— Значит... дело не только в сокровище.

— Именно так, — Лео еще шире растянул улыбку. — Но сокровище — это ключ, сынок. Ключ, чтобы открыть дверь ко всему остальному. И как только оно будет найдено, оно станет толчком для всего остального. Власть, земля, богатство... все это уже там, и все это ждет, когда синдикат «Алмаз» придет и заберет свое.

Я подумала и о другой стороне этого.

— И... любые тайны, связанные с Кровавой неделей в Краунсвилле, скорее всего, тоже всплывут наружу.

И тут Тин-Тин улыбнулась:

— И тогда, может быть, призраки уйдут и наконец-то обретут покой из-за этого.

— Возможно, — усмехнулся Лео. — Самое что ни на есть возможно. Я бывал у Озера Грез ночью. Когда я впервые приехал сюда, мне было негде спать, и я ночевал прямо на скамейке у озера.

У Тин-Тин глаза стали круглыми:

— И ты видел призраков?

— Нет. Я их только чувствовал. Они шептали мне, но я почти ничего не понимал. Тогда мой английский был не таким хорошим, а они говорили слишком быстро.

Я приоткрыла губы.

— Но эти призраки никогда меня не трогали. Позже меня на той скамейке нашел Кеннет Джонс, и он был в шоке, что я до сих пор жив.

Тин-Тин повернулась к нему:

— Почему?

— Ночью призраки преследуют всех, кто не из «Воронов Убийц» и не из рода Джонсов. И это совсем не дружелюбные призраки. Они издеваются над людьми и доводят их до смерти.

Я уставилась на карту.

Лео вздохнул:

— Кеннет тогда сказал мне прийти в его особняк и спать внутри, но он еще сказал, что...

Я снова посмотрела на Лео.

— Он сказал, что у призраков, скорее всего, есть какой-то план для меня или для моей семьи. Именно поэтому они меня не тронули, — Лео покачал головой. — Я тогда не придал этому значения, потому что после того случая больше никогда не был у озера ночью. Даже не подумал об этом, когда Шанель принесла Лэю кинжал на его церемонии посвящения, сказав, что призраки хотят, чтобы он его получил.

Что?..

Я напряглась.

— Только много, много позже, когда Лэй начал бывать на территории Джонсов по ночам, когда он стал получать все больше кинжалов и... призраки так и не стали его трогать, я понял... может быть, просто может быть, призраки давно оставили меня в покое из-за Лэя, — потом Лео поднял руку и постучал пальцем по виску. — Но зачем им защищать Лэя? Зачем было давать ему кусочки головоломки, которая в итоге окажется картой сокровищ? Моему сыну ведь вообще было плевать и на кинжалы, и на какие-то сокровища, так почему именно Лэй их получал? Может быть, потому что они знали, что с ним кинжалы будут в безопасности? Или...

Я неловко поежилась:

— Или?..

Лео указал пальцем на Тин-Тин:

— Или они знали, что однажды эти кинжалы окажутся у этой умной маленькой девочки, у которой в сердце живет искреннее желание найти сокровище Бандитки и раскрыть все, что с ними тогда сделали? У девочки, в чьих жилах течет кровь Джонсов.

У меня скрутило живот.

— Конечно, это все лишь догадки, но... когда озеро осушат, все станет только интереснее, — Лео медленно выдохнул. — Думаю, вам стоит отправить Тин-Тин к Озеру Грез ночью и посмотреть, не выйдет ли Бандитка, чтобы поговорить с ней.

У Тин-Тин от удивления открылись губы, она выглядела так, будто вот-вот упадет в обморок:

— О боже! А можно, Мони?

Я сглотнула:

— Давайте для начала просто... переживем эту неделю, прежде чем отправляться к какому-то проклятому озеру.

— Ах, — Лео медленно поднялся на ноги. — Ты абсолютно права. Я действительно ушел в сторону. Пора нам уходить.

Лэй попытался сделать шаг вперед.

Я встала у него на пути:

— Дима. Роуз. Тин-Тин.

Лэй тяжело выдохнул.

Сонг подошел ко мне:

— Не волнуйся, Лэй. Это будет всего одна ночь без нее, племянник.

— Да мне плевать, хоть один час без нее, — резко бросил Лэй и сжал меня за руку. — Мне все это не нравится. Ни капли. Не после всего, что произошло.

И честно говоря, я чувствовала то же самое, но прекрасно понимала, что Лео без колебаний убьет Диму и Роуз, если ему вздумается.

— Лео, дай мне попрощаться с Лэем и потом с Тин-Тин, пожалуйста.

— Разумеется, — Лео скрестил руки на груди. — У меня есть пара слов для Тин-Тин, так что вы с Лэем можете выйти в коридор и попрощаться там.

У меня внутри все сжалось:

— Что ты собираешься сказать моей сестре?

Тин-Тин встала:

— Все будет нормально, Мони.

Это сразу дало мне понять, что Лео, скорее всего, провел с Тин-Тин почти все это барбекю. Ей обычно нужно время, чтобы привыкнуть к чужим, но, похоже, он успел на нее повлиять, возможно, даже помогая с разгадкой карты с кинжалами.

Сонг жестом показал мне:

— Нужно поторопиться, Моник. Если собираешься попрощаться с Лэем, делай это сейчас.

Черт. Этот ублюдок реально опять собирается меня похитить...

Лэй взял меня за руку и вывел из комнаты.

И я видела по его лицу, что у него уже был план, как меня не отпустить. Все это читалось у него в глазах. Не было ни единого шанса, что он просто смирится с этим.

Но я никак не могла выбросить из головы мертвое тело Барбары Уискерс и то, как Дима продолжал гладить ее шерсть.

Нет. Сегодня ночью с Лео лучше не играть в такие игры.

Что бы Лэй ни сказал сейчас в этом коридоре, я должна была донести до него, что поставлено на кон.

Единственный вопрос был в другом...

Послушает ли он?

Глава 43

Слезы

Моник

Как только за нами закрылась дверь, Лэй сразу прижал меня к себе.

О, детка.

Его объятия были крепкими, и я буквально чувствовала, как от него исходит напряжение.

— Моник, я не могу тебя отпустить.

— Ты должен, Лэй.

— Ни хуя. Мы должны все продумать…

— Это всего одна ночь. Со мной все будет в порядке.

— Ты этого не знаешь, — прошептал Лэй, весь сжавшись. — Ты вообще, блять, не знаешь этого.

Он отстранился, и я увидела в его глазах такое отчаяние, такое болезненное, разрывающее сердце отчаяние, что у меня перехватило дыхание.

В горле встал ком. В его глазах блестели слезы, готовые вот-вот пролиться, и у меня сжалось сердце, скрутило его чем-то, чему я даже не могла дать названия.

Мой голос прозвучал тише, чем я хотела, почти шепотом:

— Лэй… Со мной все будет хорошо.

Он опустил голову, но руки все равно продолжали крепко сжимать мои плечи, словно он просто не мог на меня посмотреть. Его тело тоже дрожало. Я чувствовала это всем телом, каждое его напряженное движение, каждый миллиметр кожи, излучавший тревогу.

Я ощущала все — страх, отчаяние, тяжесть всего того, через что мы прошли, того, что висело на нем, на нас обоих.

Чертов Лео.

Лэй боялся не просто так.

Он был напуган до чертиков.

Его голос сорвался, прозвучал с хрипотцой:

— Я не могу… отпустить тебя… с ним сегодня.

— Ты должен.

— Он может убить тебя.

— Не убьет. Он хочет внука, названного в его честь, и я пообещала, что сделаю это. Я для него будущее, Лэй. Я вписываюсь в его план.

— Правильно.

— Значит… ты понимаешь?

— Понимаю, но есть еще одна вещь, о которой мы должны подумать.

— Какая?

Он поднял на меня взгляд, и слезы уже висели у него на ресницах, вот-вот готовы были пролиться.

— Я не могу быть без тебя… даже одной ночью.

— Лэй…

— Ты для меня все, Моник. Я не смогу… я не выдержу.

Эти слова ударили меня прямо в живот, словно кулаком. Лэй — тот самый Лэй, который мог смотреть в глаза толпе вооруженных людей, не дрогнув, сейчас дрожал.

У меня бешено забилось сердце.

Я знала, что он меня любит, но видеть его таким… это разрывало мне сердце.

Лэй снова опустил взгляд. Его руки сжали мою талию еще крепче, как будто он боялся, что я исчезну, стоит ему отпустить.

— Мы должны придумать что-то другое. Ты не уедешь сегодня из Восточного района с моим отцом. Мне плевать вообще на все остальное.

— Детка, хватит, — я положила ладони ему на лицо, заставляя посмотреть на меня.

Его челюсть напряглась.

— Лэй, ничего не случится. Со мной все будет в порядке. Ты должен мне доверять.

— Я не могу доверять всему этому, — голос у него сорвался, тело дрогнуло. — Ты не знаешь, на что он способен.

— Знаешь… я все это время внимательно смотрела и думаю, что представляю, на что Лео способен.

— Он непредсказуем…

— Я знаю.

— Все время рядом с ним ты будешь на взводе.

— Это я тоже знаю, — я тяжело выдохнула. — Если честно… я уже как-то привыкла лавировать вокруг его ебанутого нрава. Со мной все будет в порядке.

— Моник… ты не можешь идти…

— Я должна.

— Нет… — в его глазах блестели слезы, подсвеченные тусклым светом в коридоре, и впервые я увидела в нем мальчишку за образом Хозяина Горы. Того самого мальчишку, которого воспитала боль и жестокость, но у которого все равно было сердце, бьющееся так яростно ради тех, кого он любил.

Лэй сражался внутри самого себя, и это буквально убивало его.

— Лэй… — я прижалась лбом к его лбу, вдыхая его запах, чувствуя его тепло, его страх. — Я должна идти. Мы не можем позволить кому-то умереть этой ночью только потому, что ты не хочешь, чтобы я уходила. Это было бы так эгоистично, а ты не такой человек, и я тоже не такая.

Он закрыл глаза.

— А что, если…

— Что? — я отступила назад. — Что, Лэй?

— Может быть, мне стоит просто позволить Диме и Роуз умереть.

Нет. Нет. Нет.

Эти слова пронзили меня ледяным ужасом, застывшим между нами в воздухе.

Становилось трудно, блять, дышать, но как-то я все-таки продолжала это делать.

И все равно мои глаза распахнулись от шока, и я увидела, как на его лице промелькнуло стыдливое выражение, как вина начала наваливаться на его плечи тяжелым грузом.

— Лэй… — я даже не знала, что еще сказать.

Одна только мысль о том, что он вообще допустил для себя возможность позволить Диме и Роуз умереть ради того, чтобы сохранить мне жизнь, потрясала меня до глубины души.

Это было не в его духе, но в этом проявлялось, насколько далеко он был готов зайти ради меня.

Его любовь была не просто яростной.

Ее глубина была по-настоящему пугающей.

— Нет, — я покачала головой. — Ни за что. Это даже не обсуждается… просто нет.

Лэй отвернулся, не в силах выдержать собственный стыд.

— Я знаю. Мне не стоило этого говорить.

— Больше никто не умрет из-за меня.

— Я знаю, что это неправильно… но… я готов… убить кого угодно, Моник, — срывающимся голосом выдавил Лэй, — лишь бы ты была в безопасности.

Я видела, как это разъедало его изнутри, как внутри него бушевала битва с самим собой. Он любил меня настолько сильно, что был готов переступить черту, предать все, во что верил, лишь бы оставить меня рядом с собой.

Блять.

И я не могла позволить ему тащить на себе такой груз.

Я покачала головой:

— Ладно. Мы оба просто забудем, что ты вообще это сказал.

У него дрогнула нижняя губа.

— Это была всего лишь одна-единственная мысль, Лэй. Так что… ты не должен чувствовать никакой вины. Ты ведь не позволил Диме умереть. Именно это имеет значение. Так что забудь об этом.

Лэй моргнул, и из уголка его глаза скатилась слеза, оставляя за собой влажную дорожку по щеке.

— Я люблю Диму.

— Любишь.

— Я… не хочу, чтобы он умер.

— Я знаю, что не хочешь.

— Но я просто не хочу потом жалеть о том, что позволил тебе уйти с моим отцом.

— Ты не будешь об этом жалеть.

— Надеюсь, что нет.

У меня болезненно сжалось сердце при этом зрелище.

Лэй — человек, который никогда не ломался, сейчас трещал по швам прямо у меня на глазах.

— Я не могу тебя потерять, Моник, — прошептал он. — Ты стала для меня всем. Без тебя я… ничто.

Я сглотнула, пытаясь подавить ком в горле.

— Ты меня не потеряешь. Мы в этом вместе, всегда.

— Когда ты будешь не рядом со мной… и с ним… слушай все то дерьмо, что он будет нести.

— Я буду.

— Он хочет, чтобы ты закончила все эти его ебучие наставления. Его извращенные тренировки.

— Ладно.

— Я уверен… у него есть какой-то план на тебя, и он хочет убедиться, что ты знаешь каждый шаг. Так что слушай этого ебанутого ублюдка и просто не спорь с ним.

— Хорошо.

— Я уверен… у него есть план на тебя, и он хочет быть уверен, что ты знаешь каждый шаг. Так что слушай этого ебучего безумца и просто не спорь с ним.

— Хорошо.

— Смерть уже близко, и он не станет тянуть с этими своими уроками. Делай все, что он скажет, и…

— Ты думаешь, он действительно захочет, чтобы я что-то сделала?

— Да. Что-то такое, чего я бы никогда не позволил, будь я рядом.

Дерьмо. Что это вообще может быть?

Он выдохнул дрожащим голосом:

— Просто сделай это. Что бы он, блять, ни захотел. Если ты дашь слабину, он может решить, что ты не вписываешься в его план, и…

— Он может убить меня.

— Возможно.

Я вспомнила о телах, подвешенных под потолком над нами, и даже о голове Янь в той коробке с подарком. Лэй был прав. С Лео вообще нельзя играть.

Лэй заговорил:

— Я присмотрю за твоими сестрами этой ночью.

— О, блять. Это же их первая ночь здесь. Нет, — я подняла взгляд на эти окровавленные тела наверху, потом покачала головой. — Они не могут оставаться здесь, когда все это над ними висит.

— Не будут. Я отвезу их во Дворец.

Я моргнула:

— Ладно, но с ними в первую ночь должна быть семья. Пусть Бэнкс тоже останется, пожалуйста.

У Лэя дернулась челюсть, но он кивнул:

— Хорошо. Я сделаю так, чтобы Бэнкс и еще кто-нибудь из тех, кого он выберет… остались во Дворце с твоими сестрами.

— Слава богу, — у меня дрогнула нижняя губа. — Если рядом с моими сестрами будут знакомые лица, с ними все будет в порядке. Плюс Джо и Хлоя теперь нормально общаются с твоими тетями. Так что, может быть, пусть тетя Сьюзи и тетя Мин тоже будут рядом.

— Как только мои тети обо всем этом узнают, они не отойдут от твоих сестер ни на шаг.

— Отлично.

— С ними все будет в порядке. Я не хочу, чтобы ты переживала за своих сестер. Когда ты будешь с моим отцом, тебе нужно сосредоточиться только на нем и на том, что он говорит.

— Я буду, — я задрожала. — Лэй…

— Да?

— Скажи моим сестрам, почему я ушла. Они и так уже злились из-за того, что меня так долго не было, и из-за того, что им ничего толком не рассказывали. Просто скажи им все на этот раз.

— Скажу.

— Но пусть они из-за этого тоже не переживают слишком сильно.

— Ладно, — еще одна слеза скатилась из глаз Лэя.

— И… тебе нужно будет этой ночью выспаться, а утром сразу пойти на тренировку.

— Я не смогу уснуть без тебя.

— Тогда пусть врач даст тебе что-нибудь, потому что тебе обязательно нужно отдохнуть. Завтра будет не время для игр. Ты должен быть готов, — я притянула его ближе, обвила руками за шею, и какое-то время мы просто стояли так, прижавшись друг к другу, как будто вокруг могло разрушиться все, а мы все равно не отпустили бы друг друга.

Его дыхание обжигало мою кожу, а сердце глухо стучало у меня в груди.

Я прошептала, проводя пальцами по его длинным волосам, стараясь хоть как-то успокоить бурю внутри него:

— Мы справимся. Я и ты.

Он отстранился ровно настолько, чтобы посмотреть мне в глаза:

— Я люблю тебя, Мони. Ты это понимаешь?

— Да.

— Я присмотрю за твоими сестрами. Если понадобится, я загоню всю банду Роу-стрит во Дворец. Я приму что-нибудь, чтобы уснуть этой ночью и нормально отдохнуть. Завтра весь день буду тренироваться. Я буду готов убить этого ублюдка на пиру.

— Вот и хорошо.

— И ты будешь слушать моего отца?

— Буду.

— Не давай ему ни единой причины… — еще больше слез скатилось из его глаз, — ты главный ключ в его плане. Оставайся в этой позиции. Никаких споров. Не задавай слишком много вопросов. Просто, блять, делай, что нужно.

— Я буду примерной невесткой, самой настоящей, блять, воплощенной частью любого заговора, который ему нужно провернуть.

— А потом, завтра ночью, я убью его нахуй, — на лице Лэя появилась злая усмешка. — И на этом все закончится.

— Верно.

— И ты больше никогда не уйдешь от меня.

— Никогда, — я стерла слезы с его лица.

Дверь открылась.

Дядя Сонг вышел в коридор:

— Если ты хочешь попрощаться с Тин-Тин, то тебе придется зайти в комнату, пока Лэй останется снаружи. Мы не хотим, чтобы Тин-Тин увидела…

Сонг указал вверх, на потолок.

— Ладно, — выдохнув, я быстро поцеловала Лэя и отошла от него. Даже не оглянулась, потому что знала: если посмотрю назад и увижу, как ему больно, меня разорвет пополам.

Господи.