Славянский мир

I

Из статистической таблицы народностей славянского мира видно, что первое по населению место принадлежит русской народности, наиболее восточной, сложившейся за западными и южными славянами, по соседству с финноугрскою и тюркскою расами. Расширяясь на север и восток и отбиваясь на юге, русское население принимало в себя все то славянство с запада и юга, которое там не находило ни покоя, ни места, выпуская вместе с тем в другую сторону массу своего народа для заселения новых соседних стран. Древнее европейское славянство двигалось, как морской прилив и отлив, имея постоянно своим центром Приднепровскую Русь. Пространство от Волги (Ра, Рса) до Эльбы (Лаба) и Царьграда (Вифиния, Византия, Константинополь) было издревле его достоянием.

Ядро польского поселения

Впоследствии, когда всегда ценный для нас Киев (Кыев, Кыян, Кион) одряхлел, он, удрученный историческими недугами, передал свое наследство Москве (Моска, Мосха), и с тех пор Русь, расширившись значительно на восток, утратила свое центральное положение, свое прямое влияние на запад и юг; славянство будто разошлось. Тем не менее то, что создано было при рождении племени, то, что составляет его единство, не могло погибнуть, сгладиться, и духовная связь, разорванная внешними и внутренними событиями, продолжает существовать по-прежнему между Востоком и Западом. Многое изменилось, многое утратилось, а славянский говор слышен все еще далеко за Одером (Одра) и Лабою. Он продолжает там бить незаметным ключом среди германского и романского племен и не исчезает из памяти онемеченных славян на р. Майне (Могань) и Оре, одновременно с рядом немых памятников и урочищ, мертвых свидетелей погибшего славянства на далеком западе, до крайних пределов Атлантического океана.

За русскими следуют по своей многочисленности поляки, которые занимают весь Привислянский край, за исключением Червленых городов, или нынешней Холмской епархии, и очень узкую полосу в Пруссии (Поруссия) и Мазовии, уширяясь в Познани и в Силезии (Слезака) и обращаясь в сплошное население в Краковской области по реке Сану и Карпатам. В остальной Мазовии, вплоть до Поморья (между Вислою и Одрою), а также в Познани и Слезаке и затем в Галиции и во всем Западнорусском крае поляки рассеяны островками по городам, местечкам и селам, без слияния с народом.

Третье племя, сербо-хорваты, занимают пространство между Адриатическим морем, р. Рсаном, Сербскою Моравою, Дунаем (Дунав) и Дравою.

Болгары поместились между Дунаем, Черным, Эгейским и Адриатическим морями и доходят до рек: Саламврии, Каламы, Рсана и Болгарской Моравы.

Чехо-моравяне живут в Чехии (Богемия) и Моравии, по верховьям Лабы и Чешской Моравы (Марх).

Чехи, моравы и словаки

Словаки целиком сидят в северо-западном углу Венгрии (Угрии), между Дунаем, Карпатами и Тейсом (Тисса), по Ваге и Грану (Хрон). Словенцы, или хорутане, самый передовой и древний род, знавший кельтов, римлян и германцев, продолжают бороться за свою национальность по истокам Муры, Дравы, Савы, Голи (Гайль, или Зила, Быстрица) и Изонцо (Здобба) и у истоков Рокколаны и Резии (Резани).

Лужичане, живущие по продолжению Полесья, к западу, в древних Лужах, Лугах, сохраняют свою первобытность на этнографическом острове между Берлином (Барлин) и Дрезденом (Дрождяны).

Наконец, кашубы, остаток поморян, доживают свой век у устья Вислы, на Поморской возвышенности, на решетообразном острове между морем и Полесьем.

Общая пограничная линия (демаркационная) между славянами и иноплеменниками на западе тянется приблизительно начиная с севера, в следующем порядке: от местечка Выжайны Сувалкской губернии, на Прусской границе, линия идет по прямому направлению и с небольшими изгибами внутрь и наружу, на Остерод у Древеницкого (Древлянское) озера. Наибольший выступ славянского племени образуется у Ангебурга (Угроба), поблизости целого ряда озер, а впадение немецкого племени делалось здесь очень заметным у Маркграбова (Олешки). От Остероде линия отклоняется к юго-западу и у Кульма (Хелмно) касается р. Одры, где тотчас же отходит от реки, не касаясь ее, вплоть до русской границы у селения Осека и у русской крепости Торн (Торунь). Правее Хелмно и крепости Грауденца (Грудзиондз) польское поселение выступает извилистым островом из линии, окружая селения Липов, Домбровку и Лессен (Лашин). У Осека граница переходит на левую сторону Вислы и тянется параллельно течению, не дотрагиваясь берега, до Маргонина, с небольшими польскими выступами у Эксина и Шубина. Севернее, вокруг Бромберга (Будгощь), на левой стороне Виелы, немецкое население в полном преобладании, польское же тянется разрозненными группами около р. Неццы (Нетечь) до селение Устья и Шёпланке (Тржонки). К северу от Будгоща поляки сидят такими же островками, которые идут до Тухелы, Вандсбурга (Ванов) и Флатова (Злотов). Выше первого живут уже кашубы, о которых говорено будет особо. От помянутого Маргонина линия идет к югу на Вонгрович, далее к западу на Стобник на р. Варте и по ней островами до Шверина (Зверин) у слияния Варты с Оброю (Аварская река). В промежутке между Вонгровичем и Оборниками немецкое население вдалось этнографическим заливом далеко внутрь польского, доходя почти до Гнезна и Врешена. От Зверина (Шверин) граница вдается на восток у Нейштадта, Греца (Градишка) и Раквича. Потом она опять выдвигается к западу до Бомета (Бабий мост), где снова поворачивает на юго-восток к Кибелю (Карга), Лашвицам и Лиссе. От последнего места граница направляется на Равич и Кратошин. Отсюда она идет по меридиану вниз на Троппау (Опаву), выступая в трех местах к западу: у Мизича, Брига и Фридланда. Здесь кончается прусско-польская граница и начинается таковая с Австрией.

Внутри описанного пространства с пограничным Привислянским краем находятся значительные острова с немецким населением; так, вокруг Могильны с местечками Рогова, Гонзова, Издебно и Венеции (Венедя) поселилось очень много немцев.

Кашубы

Вокруг Позена (Познань), Мошина, Гионза и Добржиче их также немало. Отсюда к югу немецкие группы становятся меньше и реже.

Кашубский остров имеет вид буквы С и идет от Крокова (Краков) на взморье на Бутов, Нарослав, Нейенбург, Меве (Гниев), оканчиваясь точкою почти у Мариенбурга (Малборка). Внутренняя сторона острова очерчивается Данцигом (Гданском), Беректом и Старгардом (Старгородом[2]).

У Опавы (Троппау) начинается граница между моравами и немцами на рубеже Прусской и Австрийской Слезаки (Силезия), направляясь к северо-западу на Ладницу, Эгерндорф, Ольберсдорф (Альбрехтицы), Росвальд и Павловичи; отсюда, изгибаясь к западу и снова к северу, она доходит через Цукмантель, Яворник и Рейхенштейн до чешской границы. Обнимая графство Глац (Кладско) по истокам Неццы, она направляется к Петровичам, Комарову и Яромиру, далее на Гичин (Ичин) и Рохлицу. Отсюда линия народного раздела идет к юго-западу, со впадениями у Любенова, Вишека, Медышка, Крековича и у Пильзена (Пльзно) и с выступами у Ошицы, Лейтмерица (Литомерицы) и у Брды. Потом от Тавса (Домашлица) граница идет на юго-восток почти по прямой линии до Каплицы. Здесь, чтоб сомкнуть четырехугольник, она поворачивает на восток, проходя мимо Шрема, Лишавы и упираясь в Каменицу. Около Тремлицы (Дремлица) чешская граница переходит на моравскую и тянется чрез Дашицу, Яницу и Цнайм (Знаймо) к Брюну (Бьрно), откуда поворачивает круто к югу по р. Шварце (Шварцава), проходит мимо Никольсбурга (Микулова) и упирается в р. Марш (Мораву) на словакской границе.

Последняя идет к югу по Мораве до ее устья, по Дунаю до Пешта (Печь) с большими извилинами между мадьярским населением; далее граница продолжается на Лозонц (Луженец) и на Кашау (Кошица) на р. Гернаде, где начинается русская или малороссийская речь, и тянется по всему течению реки верхней Тиссы (Тейс) и Вышевой на города Хуст (Густ), Сигот (Сигет), Вышеву и Кирлибабу. У Густа начинается граница малороссийского и румынского говоров. От Карлибабы раздельная линия идет изгибаясь на Молдаву, Ватру, Фразин по р. Серету, на Паику, Каменную, Черногору и Чернавку, упираясь в русскую границу[3].

Описанная граница составляет предел северо-западного славянства. Она на южной стороне очень криволинейна и находится в зависимости не столько от течения рек, направления водоразделов или политических границ, сколько от крепости и устойчивости того или другого народа.

Лужичане

Так, немцы уселись большими островами вокруг Будвейса (Будеевцы), Иглау (Иглавы), Цвиттау (Свитава) и у Мюглица (Могелица). Они же заняли все погорье Богемии от Нового Гичина и Ольмюца (Оломуц) вокруг Чехии и отделили совершенно чехов от поляков и лужичан (живущих в Лужах). Последние, одни из древнейших, классических жителей нынешней Германии, остались в виде славянского острова между Берлином, Кюстрином (Кострин), Дрезденом (Дрождяны) и Цитау (Житава) по течению р. Шпре (Спрева), занимая пространство от Пейчи (Печь) до Бауцена (Будушин) и от Мускау (Мушков) до Гойерсверда (Воэрец). В 1550 году этот остров был значительнее, занимая пространство на 2/3 больше настоящего, от Старнова до Любау (Любовь) и от Прибуса (Прибуш) до Луккау (Луков).

Эти люди совсем исчезли бы из списка славянских народностей, если б не сороковые года, которые призвали и возвратили к жизни много умиравших славянских родов[4].

В Словакии, около Нейзоля (Новый Зволень) и Лаклавы (Лацлава), поместились также два больших немецких острова. У Смольницы и Кесмарка (Качмаров), левее Кошицы, сидят также два подобных острова.

Чехо-моравское население не выходит из своих настоящих границ, зато словаки и обитатели Горба, Карпатских гор спускаются далеко на равнины Венгрии, до Штульвейсенбурга (Белграда-Стольного), до устьев Гернада и еще далее. Неисчислимое количество островков — сел, деревень, хуторов, пасек, бахчей и т. п. человеческих насаждений и построений — окружают венгерскую нацию на севере со всех сторон, со времени появления ее на чужой равнине. Жители Карпат, в особенности Лемки, спускаются к долинам Дуная и Тиссы, по которым ежегодно слышатся неумолкаемая русская песня и русская речь, навстречу которой течет подобная же, единоплеменная с юга, с берегов Тиссы, Савы и Дравы[5].

Помимо этой соединяющей север с югом общеславянской речи тянется по долинам Дуная и Тиссы с их притоками по немецко-мадьярской границе, от Пресбурга (Бретислав или Пожунь) чрез Оденбург (Шопронь), к местечку С.-Готарду на р. Раабе (Раба) и вокруг Нейзид-лерского озера (Пейсо) целый ряд хорутанских поселений, которые как бы связывают непрестанное общение севера с югом. Поселения эти отчасти основаны немцами-швабами для охраны своих границ от мадьяр (угры), — это остатки славян из княжества Коцела Блатнаго; вместе с тем они образуют ряд духовных станций, устои такого же моста, который тянется на 140 верст, соединяя словаков с хорутанами. По всей этой интересной местности, по границе Штирии (Стырко), идет хорошая проезжая и железная дорога от Вены (Видень Виндобона, Виндонисса) на Шопронь и далее, разветвляясь, к Грацу (Градец) с одной стороны и в Фюнфкирхен (Печь) с другой.

Хорутане и кроаты

У местечка С.-Готарда на р. Рабе начинается словенская, или хорутанская (Виндская), граница, которая направляется к югу, к р. Муре, чрез Нейгауз (Добра) и Сердику. Пересекая р. Муру, она поворачивает на запад, извиваясь до Клагенфурта (Целовец). Далее, огибая с юга Циркниц-кое или Клагенфуртское (Чернецкое) озеро, граница идет по долине Пустерталь (Пустая долина) и по течению р. Гайль (Голь, Быстрица) до истоков Рокколаны (Росалан) и здесь переходит в Италию, к резянам (рязане), обхватывая всю долину Резии (Резанскую, Рязанскую долину). Далее граница в Италии идет мимо Лузенёвы на Цергней (Чернёв), Препотто (Препот), Долинью (Долину) и Руттарсу, упираясь в Рекку (Реку, река Здобба или Изонцо) у Градишки, а оттуда к Триестскому (Терстскому) заливу у берегового селения Тибана (Дуйно).

От того же С.-Готарда на р. Рабе идет к востоку граница между мадьярами и румынами с одной стороны и южными славянами с другой. Направляясь по меридиану к югу на Мур, где при пересечении реки кончается хорутанская речь и начинается кроатская, она следует по течениям рр. Муры и Савы до Градицы, между Георгевичем (С. Георген) и Веровичем. Далее идет сербская, или славянская, граница, вплоть до устьев Дравы. Тут по Дунаю и Пшесе, извиваясь и перемешиваясь с другими славянскими наречиями, а также с колонистами-немцами, мадьярами и румынами, сербская речь тянется к северу по древнему пути славян, навстречу прикарпатским словакам и угроруссам. Она доходит до Белграда-Стольного (Штульвейсенбург), Мариятерезиаполя (Сабодка) и Чегедина (Сегедин). По Дунаю, к востоку, сербская речь тянется до Вейскирхен (Белая Церковь) и Новой Молдавы. Отсюда, по левой стороне Дуная идет румынская, а по правой — сербо-болгарская речь. Последняя, т. е. болгарская, начинается у Видина (Будина), продолжаясь до Черновод. Между Белградом и Будином по Дунаю сидит много румын. Они же теперь отделяют в Добрудже Болгарию от России, хотя там имеются великорусские колонии (некрасовцы) в виде незначительных островков.

В восточной части Балканского полуострова болгары доходят до Черного моря и населяют целыми массами побережье Мраморного и Эгейского морей. У Солоник (Терема, Солунь), Сереса (Сер) и вплоть до р. Марицы они сидят у самого Эгейского моря[6]. Греки остались на тех же приморских местах в виде колоний или факторий, которые своими гаванями и удобством торговли намечены были еще их предками в классические времена. Это древнее греческое расселение по берегам Эгейского и Черного морей до того типично, что если на карту настоящего периода нанести все древние греческие колонии, то можно быть уверенным, что на этих местах в обновленном виде найдутся опять торгующие греки. С тех пор как Византия сделалась столицей Восточной Римской империи, а в особенности с принятием христианства, греки, как хозяева Балканского полуострова, расселились и по внутренним городам, где их теперь можно встретить, к северу от Балкан в ограниченном числе, а к югу в довольно заметных группах. Между Бургасом и Ахтеболью уселась группа некрасовцев, покинувших Россию в конце XVIII столетия.

На юге, в Фессалии и Эпире, вокруг оз. Охриды, Драча, Приштины, Нового Базара (Рассы) и Скутари (Скодры), случилось такого рода смешение говоров и народов, которое и по сю пору не дает настоящего понятия о населении этой пересеченной местности. Поэтому разоблачение ее в новом виде будет небезынтересно. Некоторые полагали, что прибрежье Адриатического моря, от Скодры до р. Арты (Аракс), в корне населено древними пелазгами. Нет сомнения, что они там некогда жили, но тысячелетние последующие исторические событие совершенно сгладили их пребывание в Иллирии и Эпире. Затем уже известные народные движения греков с юга, фракийцев и славян с востока, римлян и итальянцев с запада и наконец влахов и авар с севера доставили слишком большой материал для образования совершенно нового населения, которое ныне известно под именем скипетаров, албанцев, арнаутов или эпиротов. Избыток этих названий уже доказывает, что историки, этнографы и филологи блуждают в неизвестности, обзывая жителей географическими названиями. За 500 лет до Р.Х. тут уже были греческие дорические колонии: у устья Дрина, Лиссос (Леш); где теперь Драч — там Епидамнос; где Авлона — там Аполлония; где Дукей (Дукадес) — там Орикон. Внутренность страны в гомерический период была малоизвестна, и в то время встречаются только три пункта: Додоне, Пассарон и Текмон, все вблизи Иоаннины (Янины)[7]. Мы так и полагаем, что греки дальше этих мест не шли, а колонии на берегу Адриатического моря доказывают не обладание прибрежными пунктами, а только существование сношений с теми народами, о которых они нам не дают никакого понятия. В римский период Иллирика, упоминаемая Нестором, Эпир, Фессалия, Македония и Румелия (Южная Болгария, Забалканская) и местность до Коринфского залива также не играли особой роли, за исключением эпохи Пирра, оставаясь как бы в забвении от избытка других, более интересных провинций. Некоторое любопытство возбуждали в римлянах прибрежье Адриатики, где ими основаны несколько городов, построены императорские резиденции. А между тем здесь-то именно, по Вардару (Великой) вверх до Ускюба (Искупа) вокруг Охриды, по р. Дрину и р. Воюце, водворялось давно и росло веками славянское население, гомеровы Энеты (Henetoi). Сюда же текли тысячами славяне с тех пор, как им был показан путь гуннами. В 581 году по Р.Х. авары по предложению императора Тиверия Константина переходят чрез Дунай и усаживаются в Иллирии и Мизии[8]. Особенно славен был их каган, Баян, которого имя сохранилось и в русских народных преданиях, и в рассматриваемой местности, где течет река Баян, соединяя Скодрийское озеро с морем. Этот дикий тюркский народ, водворившись в Далмации, Боснии и Старой Сербии, громил Константинополь целые столетия. Подвластные им здесь славяне терпели не менее, пока наконец не пришли к ним на помощь из Бело-Сербии (Белоруссии) нынешние сербы. Водворившись с 641 года и расправившись с аварами, они поддержали и укоренили уже погибавший славянский элемент в северо-западном углу Балканского полуострова[9].

Почти одновременно с этими обстоятельствами водворился в 678 году среди славян, живших в Мизии, между Дунаем и Балканами, другой тюркский народ — болгары. Двигаясь и распространяясь постепенно на юго-запад, болгары в первой четверти X столетия, при царе Симеоне, дошли до Бургаса с одной стороны, а с другой — до рр. Дрина и Каламы. Он владел Македониею почти до Солуня, прибрежьем Адриатики, а на севере его царство шло по Сербской Мораве и терялось в вассальных владениях по Дунаю. Сначала Пресба, а потом Охрида сделалась главным городом Болгарии[10]. Но в 1018 году византийский император Василий II Македонянин обратил Болгарское царство в вассальное владение, что продолжалось до 1186 года, когда болгары с помощью дако-романов и влахов снова восстановили свое царство, с главным городом в Трнове. Эта помощь влахов послужила поводом к образованию на Нижнем Дунае в XIII столетии княжества Влахии, герцогства Блахии в Фессалии от Эгейского моря до Пинда, множества островков с населением теперешних куцо-влахов и к распространению болгар в большом числе по пути в Византию с одной стороны и до Драча и залива Арта с другой.

Следовательно, выходит, что уже очень давно болгары сидят вокруг Охриды, по рр. Рсану, Воюце и Каламе, около Солуни и Одрина (Адрианополя). Нельзя предполагать, чтобы Охрида и Пресба, будучи главными городами царства, стояли бы на окраине. Множество болгарских островов, нескончаемые славянские урочища покрывают все пространство между означенными реками. А там между ними встречаются греческие, на тех же местах, где они жили давно и где живут теперь. Древняя Блахия, вокруг Лариссы, еще не расследована, и, по предположению Лежана[11], там теперь живут турки, в чем мы, однако, сомневаемся, как и в том, чтоб помаки были турки. К этой Блахии, до р. Саламврии, также идет правильный ряд болгарских поселений и урочищ, а между ними встречаются очень большие влашские и греческие поселки и местечки. Правее Янины лежит громадный остров куцо-влахов, окруженный славянскими (радовицкий род) и греческими урочищами, первые по р. Каламе, Луро, Араксу (Арте) и Астропотамо вплоть до залива Арты. Население этой части Албании, от моря до Пинда и от залива Арты до р. Шкрумбы (Скурмба), известно под названием тосков. Исповедания оно православного, либо они шииты. На основании изложенного мы вправе продолжать болгарское население к западу и югу, пока хватит болгарских урочищ. Греки живут между ними только до р. Каламы и Янины, а жители шииты едва ли турки, скорее это неразобранная еще смесь влахов, греков и славян.

Население к северу от тосков зовется гегами или гогами[12] и сидит от Черногории, Адриатического моря и Шкрумбы до р. Дрины и г. Дьякова, и далее идет островками вокруг Рассы (Новый Базар) и Призрента.

Эпир (скипетары)

Составилось это население следующим образом: когда сербы покорили авар и слились с первобытными словенцами старой Иллирии, то основанием государства послужили Черная Гора, Старая Сербия, Далмация и Босния. Это население при византийском императоре Василии II Македонянине в 1019 г. сделалось подвластным Византийской империи. В 1160 г. все отдельные сербские княжества были соединены воедино родоначальником сербского дома Стефаном Неманичем, причем главным городом была Расса. Это королевство росло из столетия в столетие, дошло до Драча и Македонии после ослабления Болгарского царства, а при царе Душане в 1331 году королевство Сербское обладало всем Вардаром до г. Сера, Фессалиею, Македониею, Эпиром, так что наконец, пользуясь беспорядками в Константинополе, царь Душан нашел возможным короноваться в 1346 году императором сербов и греков[13]. После этого нам совершенно понятно, почему Лежан не побоялся разместить среди гегов несколько сербских селений: Новосело, Дреновица, Рашковицы, Наятова, Шаг. Мы нашли их гораздо больше, и очень понятно: при напоре с двух сторон болгар и сербов они должны были очутиться на своем месте, они существовали и существуют со времени появления славян на Балканском полуострове. Эти так называемые геги исповедания католического, а кто придерживается ислама, тот суннит. Напор из Италии римлян, венецианцев, неаполитанцев и овладение турками городом Рассы, вместе с обращением сербско-боснийского дворянства в ислам, должны были наплодить именно то, чем отличаются славяне коренные от гегов, помаков и им подобных. Со временем все это разберется и найдет свое законное место в племенном смысле, а пока среди гегов достойно внимания небольшое племя миридитов и дибров 21 800 душ обоего пола[14] (живущих в дебрях) по левой стороне р. Дрины, которая их огибает с запада, севера и востока. По многим признакам нам кажется, что это не что иное, как некоторое измененное продолжение черногорского племени. Века, религия и власть разделили и тех и других; но остались сношения, сродство языка, живые урочища, беззаветная храбрость и самозащита как по той, так и по другой стороне Дрина. Итак, основное население Эпира и Иллирии, теперешней Албании, — славяне. К ним примешались греки с юга, римляне по берегу и болгаро-авары внутри страны. Далее подошли к берегу же всякие итальянцы. С юга и востока двигались византийцы, потом с севера влахи и наконец турки-сельджуки. И, несмотря на всю эту смесь, в албанце проглядывает славянин, который далеко вдался на юг, сохранив свой тип в роде Радовичей, около Янины. Род этот мог взяться с Раны, где полуостров зовется Радовичи (Monchgut), и с Буковины, где имеется город Радовцы (Radautz). Наконец из Болгарии, где на реке Струмице лежит г. Радовичи, в одноименной казе. Помянутые места определяют путь этого рода до Янины.

В довершение описания Эпира, или Албании, нельзя не остановиться на топографических особенностях этой чрезвычайно интересной местности, на ее урочищах, будто повествующих о том, что там уже свершилось, что там имеется в настоящую минуту. Эта узкая полоса прибрежья Адриатического моря, род параллелограмма, тянется от Черногории до Артского залива и от Дьякова до Янины. Вся она изрезана параллельными от востока к западу хребтами, между которыми течет ряд рек и речек в глубоких оврагах и недоступных оврагах. Расселины от этих углублений идут на север и юг, и все это покрыто возвышающимися из глубины лесами, где вечный мрак, прохлада, дикость, где будто нет живых, все мертво (река Мертвица), где найдется место только лешему (город Леш), где столько простора в дебрях (г. Дибр) одному лишь дьяволу (г. и р. Деболь, Дьявол), откуда р. Деболь получила свое имя. Тут вечно разбойничали и тиранили (г. Тиран), здесь и по сю пору мирно воюют (р. Воюца и м. Войница), здесь слышны были только вздохи, стоны умирающих (Охрида и В. Стоп) и небывалые сказки про людей. Но и наяву не случалось нигде то, что тут бывало: так, князь Борис Болгарский, приняв христианство и усумнившись в счастии носить венец, передал в 885 г. свое царство старшему своему сыну Владимиру. Но тот не оправдал ожиданий отца, вел жизнь распутную и слыл более за разбойника, чем за князя. Тогда Борис, удалившийся в монастырь, вернулся обратно, в сопровождении своей дружины и, низложив по ослеплении недостойного сына в 888 г., возвел на престол младшего Симеона, который в славных деяниях был соперником своего отца. А князь Борис, сделав для страны что нужно, опять удалился в монастырь, где скончался в 907 г.[15] И это знаменательное историческое дело совершилось в дебрях, вблизи Охриды, Пре-сбы и Ресни. Из этих же мест вышли величайшие люди Византии, все славяне: Управда (Юстиниан), Василий Македонянин, Велисарий и много, много других. Суровость природы, постоянные встречи с врагами, нескончаемая оборона, а для удалых и храбрых — победа, вот те причины, которые породили столько знаменитостей, от которых в наследство достались нашему времени черногорцы и им подобные славяне, этой дебри, стодьявольской местности.

Но где же остались турки? Их было действительно немало, пока им удавалось громить Южную Европу, пока они силою фанатизма и с оружием в руках нападали на беспомощную греческую империю и таких же ослабленных войнами с нею же славян. Это была военная сила без политической и народной подкладки или, как выражается Фальмерайер, «владычество Османлисов над Раиею можно сравнить с наносом пепла из Везувия, по устранении которого легко убедиться, что недра полуострова остались такими же, какими были прежде»[16]. Пристрастие также немало способствовало тому, что турок всегда считали больше по следующим двум причинам: к ним причисляли всех магометан, следовательно до 300 000 омусульманившихся болгар, помаков, мамин (евреев-мусульман), все боснийское дворянство, принявшее ислам из материальных выгод, и всех им подобных. Сюда же включалось, по неведению, почти все население Албании до 1 309 302 д. об. п. (гегов 539 302 и тосков 750 000)[17]; переселившиеся от Екатерины II до Александра II крымско-ногайские татары и черкесы по покорении Кавказа. С другой стороны, следует принять во внимание, что сведения, которые почерпались о Турции, собираемы были лицами без всякой подготовки и ничего не смыслившими в языкознании, которые почти не знали славян и рады были только всяким попавшимся по пути новостям. При этом все эти господа, имея дело с Турциею с одной стороны и встречаясь по торговым и политическим делам с греками и фанариотами, не только вводились легко в заблуждение, но иногда и с умыслом увеличивали число турок, мусульман и греков на счет славян. Так как счисление населения в Турции и по сю пору невозможное дело — даже границы санджаков считаются тайною, а границы каз на картах не существуют, — то и решение задачи огульно было обычно.

Таким-то образом число греков у Семвета доходит до 2 705 000 д., но далее он прибавляет, что в Македонии эта цифра должна быть уменьшена на несколько десятков тысяч, так как у этих греков обычный язык болгарский[18]. Да, среди этих греков и турок, говорящих в Македонии и Родопских горах по-болгарски, открыто теперь Верковичем 18 т. славянских стихов, которые в виде «Веды славян» лучше всего доказывают, какие это греки или турки. Лежан и Убичини считают первых гораздо умереннее, около 910 т. д. об. п.[19]. Если с этого сбавить около 10 %, то тогда может быть оно сойдется с некоторою действительностью.

После этого примера обратимся опять к предмету наших исследований по турецкому населению. Употребив одинаковый с г. Тепловым прием для определения турецкого населения, мы получили вместо 975 584 д. об. п. только 935 000. Можно полагать, что после войны 1877/78 г., когда столько турок бежало в Малую Азию, когда татары почти целиком покинули Добруджу, а черкесы ушли из под соседства болгар, даже и указанное нами число будет слишком велико, тем более, что, по Лежану, турок в Константинополе и по обоим берегам Босфора, следовательно в наиболее населенной турками местности, всего около 370 т. д. об. п. Чтобы пояснить, откуда могли получиться остальные 600 т. д., необходимо принять в соображение следующее: по вторжении турок часть орды поселилась в Фессалии, около Фарсалы, между греческим населением. В Албании они могли занять только укрепленные места по городам. В Болгарии они так расселились, как это делается войском, правителями и чиновниками, по всем городам и большим селам, занимая всюду особые кварталы. По пути в Боснию, около Рассы и Призрента их можно найти в долинах рек в смеси со славянами, по селениям и в блокгаузах. По Марице, Арде, Струме и Карасу (Мете, Мсте) они также сидят перемешанно со славянами; пространство между крепостями Варною, Силистриею (Доростол) и Рущуком (Переяславец) было до 1877 г. почти сплошь населено турками, но теперь сильно поредело, занято румынами и болгарами. Среди турок сидят разбросанно до 30 т. гебров (персы) — гнепоклонников, которые бежали на Балканский полуостров от гонения магометан еще в X ст. У Охриды и в Македонии поселились, по Комнину, узы. В период от XI по XIV ст. расселились к северо-востоку от Солуни так называемые копьи, или копориды, народ с республиканскими обычаями, совершенно отличными от турок[20]. Так как карта Балканского полуострова является после изложенного в новом виде, то мы считали нужным представить наши объяснения более подробно, присовокупив к ним следующее: греки нанесены на карту целиком, так, как они показаны у Теплова. Кроме того, они размещены по всем городам Болгарии, Фракии и Македонии, с преобладанием к морю и с уменьшением греческого населения внутрь континента. Для нанесения болгарского населения не по процентам, а по действительной его численности в пределах каз (уезды) по указаниям Теплова, каждая каза была нами разделена на 20 равномерных частей, с 5 % соответственного населения в каждой такой части. В эти частицы вносились целиком то турецкое (магометанское), то христианское население, смотря по преобладанию того или другого. Так как наша карта по крайней мере в 6 раз меньше источника, то неизбежные ошибки скрадываются под более мелким масштабом. Кроме того, делались исправления по урочищам на основании австрийских и русских карт, принятые также в соображение указания Лежана и Ионина и некоторых деятелей минувшего театра войны.

В совокупности изложенное мною дало вид Балканскому полуострову; навеянный неправдою пепел снят, и мы имеем перед собою прежнюю, стародавнюю картину Славянства, хотя и сильно попорченную историческими событиями Византийской Греции, крестовыми походами и мусульманским вторжением.

Этим можно было бы покончить описание славянских границ и их географическое соприкосновение с чуждыми народностями, но для полноты необходимо сомкнуть цепь, проведя ее чрез румынское население, которое долго шло рука об руку с южным славянством, разделяя его участь и жизнь, как то некогда было на севере с литовцами.

Румыны

Румынское население отделяет русское от мадьяр и болгар. У устья Дуная, на русской стороне расположен довольно большой продолговатый болгарский остров, здесь основавшийся с половины прошлого столетия до 1810 г. Справа примыкают к нему немецкие колонисты, окруженные с севера и востока русским населением, вплоть до Дуная. Вообще устье Дуная, от г. Одессы, чрез г. Аккерман (Белгород), с. Благодать и Каракуй до р. Прута, населено в преобладающем виде славянским населением. По Пруту тянутся румыны до Тарасауцев и Грозенцев где на австрийской границе малорусское население двух смежных государств сливается, имея к югу границу румынского населения, от Грозенцев до Могилева на Днестре, откуда она идет на юг на г. Сороки, с. Ольшанку, Марковцы, Окны, Армашеву, Ясски и кончаясь у Одессы. Тем не менее, румыны преобладают в этом уголке только вокруг Бендер и Кишинева, тогда как у Белец, Сорок, Оргеева и Тирасполя они образуют только крупные острова, окруженные и проточенные такими же русскими островами и жилами. Прежнее мнение, что Бессарабия исключительно румынская страна, ныне оказывается неправдоподобным; ее верх и низ славянский; преобладают же румыны только в 5 уездах: Ясском, Сорокском, Оргеевском, Бендерском и Кишиневском[21].

На севере в России славянская граница идет около финно-чудского племени, от Петербурга на Царское село, Ямбург, Нарву (Ругодив) по Нареву, Чудскому и Псковскому озерам, Каскова до Альтъ-Лейцена (Лясин). Тут начинается литовская граница, которая тянется на Мариенгаузен, Рабены, Пунцал, Швел, Полишино, Краславку, Деммен (Демин), Пеликан, Девгелишки, Козяны, Мунтуны, Коркожишки, Берново, г. Троки, Яшуны, Дзевянишки, Дубичи, Рошницу, г. Сейны, Буда, Кальвария и Виштенец (Выжайны), соединяясь здесь с прусско-польскою границею.

Таким образом литовское племя прерывает в этом месте прямое сообщение русских с немцами, причем последние тянутся по Неману (Хрону) до его устьев Росса. Узкая полоса земли между русскою границею и Хроном населена остатками поруссов, изрешеченных немцами во всех направлениях. Много через столетие речь по-руссов испустит свой последний вздох и перейдет в область воспоминаний.

Как литовцы на севере, около Вендского залива у Фриш и Куриш-Гафа[22], так и румыны на юге — чрезвычайно важные для славянства народности. Они не только мешают славянству в географически-объединительном смысле, но обе отделяют его от моря и Дуная, в особенности с тех пор, как Добруджу передали румынам, заменив приобретенное оружием узкою полосою земли по Килие, которая в стратегическом смысле всегда была бы достоянием русских. Кроме того как Литва, так и Румыния, последняя в обширном смысле этого слова, представляют весьма правильные кругло-эллиптические фигуры, которые, как ядра, не дают осколков, зато проникают в чужие тела.

Между тем та и другая страна находились когда-то под сильным влиянием и нравственным давлением славян. В население как той, так и другой вошла масса славянской крови. Славяне, смешавшись с голядью, образовали некогда венедов, или вендов, ванов, которые сидели по Вендскому заливу. Впоследствии, двигаясь к северу, литва смешалась с ливью и эстами, из чего вышла новая литва (летты, латыши), не утратившая свой санскритский корень, близкий всему славянству, и исповедовавшая когда-то православие. С XIV ст. начинается разрыхление этого ядра чисто внешними польскими соображениями, которые кончились бы таким же порусским уничтожением, если б не Екатерина II, спасшая литву от обращения в немцев. При всем том то, что сделано поляками, теперь нелегко исправить, и католичество, пустив глубокие корни, делит как бы надвое древнюю вендскую землю (Вакланд, Холмгард).

Точно в таком же почти соотношении находилось славянство к румынам, которые по Дунаю и Карпатам были всегдашними его соседями. Только с XIV ст. румыны перешагнули из Венгрии за Карпаты, утвердились в Буковине, по Быстрице в Трансильвании (Седмиградии), и по Днестру в России. Постоянные со стороны Польши нападения, в особенности при Стефане Батории, заставляли румын вместе со славянами воевать с нею. Эти войны невольно привели к сближению нравов, законов, обычаев, религии и принятию румынами славянских терминов, что породило большие последствия, в особенности в Турции, начиная с восстановления Болгарского княжества в 1186 г. Впрочем, сидение славянских родов в Валахии засвидетельствовано уже в VI ст., когда их князь Лавр с гордостью отказался подчиниться аварам и даже избил их послов впоследствии[23]. С начала XVII ст. Влахия сделалась турецкою провинциею, и только ныне, с помощью России, она независима и имеет своего короля. Мы уже видели, что восточная граница румынского наречия заходит за пределы румынского королевства, утвердившись в Трансильвании, Венгрии, Бессарабии и далее к востоку колониями по Бугу (Богу), и даже его можно слышать под Елисаветградом. На западе румынская граница начинается в Буковине, на русской границе, как уже было сказано, у Чернавки, и идет на Панку, Красну, Фразин, Русскую Молдавицу, Молдаву, Кирлибабу, Баршу, Вишеево, Петрово, Апшу и Вишку, где кончается русская граница и начинается мадьярская в следующем порядке: Сапунка, Турч, Банья, Чадана, Великий Король (Грос Кароли), Акос, Марчитла, Великий Варадин, Угра, Иллье, Варсанд, Симанд, Старый Арат, Лак, Песок, Темешвар, Партош, Средишье, Алибунор, Ям, Белая Церковь (Вейскирхен), Сашка (Саско) и Молдава на Дунае. Здесь она переходит на правую сторону Дуная и тянется островами между большими сербскими группами по течению р. Сербской Моравы до Рояна. Отсюда поворачивает на северо-восток и продолжается по Тимоку до Дуная у Раконицы и Галотанцы, здесь переходит на левый берег Дуная и направляется мимо Журжи и Журжево; под Силистриею (Доростол) она снова появляется на правой стороне, образуя небольшую полосу до Рассовы и Черновод, а отсюда по Троянову валу достигает Черного моря у Кюстенджи. Всех румын 7 329 700, а с куцо-влахами до 7 629 700[24].

Затем степное пространство около 3800 кв. м. в описанных уже границах, между словаками, угроруссами, румынами, словенцами (сербы), хорватами, хорутанами (словенцы) и немцами, занято мадьярским племенем в смеси с островами и далеко выдвинутыми вперед языками помянутых окружающих народностей.

Мадьярское племя

Тут, на этой — Венгерской равнине столпились, как некогда в наших южных приднепровских степях, сарматские, финноугрские и тюркские племена: языги около Пешта, куманы (половцы) вокруг средней Тиссы, угры (мадьяры) кругом их, образуя что-то страшное, желающее выделиться на началах запада, ища, однако, подпоры и укрепления своего в тюркской расе и гордо отвергая свое настоящее происхождение от финноугров. Напрасны были все ученые поиски венгров в Монголии. У монголов не нашлось ничего общего с мадьярами, зато мадьяры приходятся весьма сродны остякам, вогулам и Геродотовым аорсам (эрза нижегородская) у подножия Северного Кавказа, в древней Мадьярии. На этих мадьяр напирают с запада немцы со своею государственностью; с востока румыны — языком; с севера и юга — славяне всех наречий своею численностью, устойчивостью и древностью местожительства. От центра мечутся мадьяры во все стороны, грозя немцам — разрывом, сепаратизмом; словаков они бьют своими школами и религиею; с румынами интригуют, братаются, снисходят; а на юге им страшна древняя Рассия (между Савою и Дунаем) и то Триединое королевство Кроации, Славонии и Далмации, которое еще не исчезло из памяти юго-западных славян. И, несмотря на кажущуюся бодрость духа мадьяр, окружающее, как призрак, лезет в средину котловины, где уже соединились славянские голоса севера и юга, где с востока Румынии давно уже подумывают о своем объединении, тогда как с запада кельто-швабы, нынешние южные немцы (австрияки, баварцы, вюртембергцы, баденцы, гессенцы), желая ускользнуть из-под лап азо-аланов или северных немцев (пруссаки и весь Северный союз), подумывают об образовании противовеса, южнославянского государства, от Буды (Офен) до Солуни, а там и недалеко до Царьграда, причем нынешняя Венгрия должна затеряться среди такого воображаемого возрождения южных славян. Ну а что скажут на это соседи? Думается, что ни одна из славянских держав не поскупится на свои силы для отвержения неудобоваримых помыслов. Всех мадьяр считается 5 750 000 д. об. п.[25]

Остается еще сказать о жителях Седмиградии (Трансильвании), Горба (Карпат) и Пинда. В котловине, отделенной от Румынии Карпатскими горами, живут издавна в самом углу секлеры, говорящие на мадьярском языке. Их производят от гунн, хотя с сомнением. Принимая во внимание, что языги и половцы нашли себе место в Венгрии и существуют там по настоящее время, нам кажется вполне вероятным, что и подобные им хозары и печенеги, теснимые с севера русскими князьями, также могли найти себе приют западнее, за Днестром, вблизи которого они жили. И в действительности, Абульфед помещает секлеров между мадьярами и печенегами[26]. Император Константин Багрянородный насчитывал в этих местах 40 печенежских округов, куда могли одинаково войти хозары и мадьяры. А когда последние окончательно утвердились в Седмиградии в X ст., то они образовали с примесью хозар, кабар (авар) и с бежавшими от татар из России половцами особый пограничный округ под названием Эрдели. Названы же они секлерами от слова «чек» или «чекели», что значит стул, т. е. выборный округа, который на общее заседание всех выборных округов приносил с собою свой стул. Эти мадьяры в числе 641 700 д. об. п. по нравам, законам и наружности походят на тюрок с малой примесью угров, что объясняется преобладанием сарматотюркских народов: хивар, печенегов, хозар, половцев и, вероятно, болгар, оседавших здесь с V ст. Все эти народности пришли с юга России. С северо-востока же, от угров, из-за Камы, пришли настоящие мадьяры, причем путь их лежал на Киев в 884 г., Владимир-Волынск, чрез Карпаты у Дуклы, к Пешту в 891 году[27].

В 1143 г., при короле Гейзе II, поселились по соседству с секлерами и южнее их саксонцы (саксы), которые, основав 24 города, заключили между собою Союз ципских городов, привилегиями которого пользуются до настоящего времени. Этих немцев-саксонцев считается 224 т. д. об. п.

Кроме этих отдельных племен достойны еще особого внимания жители Карпатских гор, древние карнии и лемки, под общим названием горалов. Существующие в этих горах села Хревт, Хревет Санокского уезда, Деревляне Золочевского уезда, 3 селения Дулебы (Дулибы) Стрыйского, Бережанского и Чортковского уездов, а также гор. Бужск и с. Побужане Золочевского уезда, прямо указывают на местожительство тут, около хребта, древлян, дулебов и бужан. К ним с юга, при появлении влахов на Дунае, примкнули быстряне с Быстрицы, т. е. бастарны (бстри), которых совершенно неправильно причисляют к кельтам[28]. Певки одинаково пришли с юга. Это тот певучий карпатский народ, столь известные ныне лемки, голосом которого оглашается и теперь вся Венгерская равнина. Они живут в Карпатах за словаками в числе 122 974 д. об. п. Правее их, по истокам Стрыя, сидят бойки; название указывает, кто они такие. Это некогда были передовые славяне, которых кельты изгнали из дальних стран и наконец из Богемии, откуда они спаслись в Карпаты. О них повествует Константин Багрянородный. Всех их считается 75 937 д. об. п. Гуцулы, которых 107 610 д. об. п., живут в Карпатах около Буковины. Их теперешняя изба вполне сходна с тем укрепленным дакийским двором, который так рельефно изображен на колонне Трояна в Риме. Это народ сильный, извозно-пастушеский, и, как все вообще горалы, они говорят по-русски, понимая плохо польское наречие, зато гораздо легче справляются со словацким, усваивая себе даже словацкие песни, которых много, с мелодичным увлекательным напевом. Эти три народца входили некогда в состав Владимировой монархии, и потому понятно, отчего у них сохранился русский язык, почему они зовут себя русскими[29].

Далее переходим к куцо-влахам, к этому пастушескому народу, тесно связанному с судьбою греческих славян. «Куцо-влах» по-гречески значит «глупый галл», тогда как по всем данным они гораздо умнее и производительнее своих соседей. Другие переводят это название тем, что они не настоящие румыны или влахи, а хромые, т. е. незаконнорожденные, причем придают им еще другие названия: ципцаров, мавро-влахов, или черных влахов. Распутать подобное противоречие в состоянии только история, которая нам говорит, что еще до Р. X. кельты, двинувшись к востоку, густо заселили нынешнюю Валахию, распространившись на север, до истоков Тиссы, в Трояновой Дакии. С тех пор они жили по соседству славян, которые имели на них сильное влияние, как на слабейших. С приходом римлян в Дакию и на Дунай древние кельты преобразились наподобие галлов, но от примеси славянского элемента, по Быстрице, Тиссе, Серету и Днестру, не могли сделаться галлами, а обратились во влахов (теперь румыны). Вот когда уж очень жутко пришлось болгаро-славянам, их давнишним соседям, и когда опасность от напора Византийской империи угрожала княжеству Влахии или Блахии, то они вместе с восставшими болгарами произвели в 1186 г. памятное втор жение в греческую империю. Пройдя полуостров насквозь до Коринфского пролива, куцо-влахи уселись накрепко в Фессалии до Пинда, Олимпа, до Монастыря (Битолия) и за Охридой до Примеди. При всем том прежнее величие Болгарского царства не восстановлялось, а по соседству росло Сербское княжество под управлением Неманичей. Один из них, Душан, достигнув императорской короны Византии и Сербии и приобрев Эпир, Фессалию и Македонию, установил у себя образ западноевропейского правления и ввел рыцарство. По смерти его в 1355 г. Византия подверглась всяким случайностям и перехватам; там хозяйничали крестоносцы-французы, которые потом утвердились в Пелопонесе. За ними следовали венецианцы, захватившие острова и оконечности полуострова. Неаполитанцы утвердились по берегам Эпира, а мнимые освободители от турецкого натиска, испанцы и разные гидальго, сначала защищали Византийскую империю, а потом с оружием в руках прошли ее насквозь и вытеснили из Мореи французов. Вот среди таких-то политических беспорядков и распрей западных народов феодальная Сербия разделилась на множество княжеств и герцогств, причем в одном из последних, в Блахии, или Великой Влахии, правил в 1393 г. Неманич Иоанн Урош, который по вторжении турок и захвате его престола отказался от него, поселившись в монастыре (Битоль). Тогда-то тут сидевшие влахи, нынешние куцо-влахи, удалились в неприступные горы Пинда, где их настойчивостью, усердием и уменьем воздвигнуто на высоком плато множество городов и сел. Тем не менее они живут в них только с начала весны до первого снега, спускаясь позднею осенью в долины Фессалии, к своей старой Блахии, где зимою кормят как себя, так и свои многочисленные стада овец, мулов и волов. Население куцо-влахов не превышает 300 000 д. об. п., которые распределяются по 52 населенным пунктам, расположенным главным образом у истоков рек: Ахелая, Аракса, Каламы, Пины и Аоса. Но и кроме этого они сидят, как всегда оседлые и торгующие зажиточные купцы, севернее Охриды, в Пресбе, Монастыре, и доходят до Призрента. Их главнейшие города следующие: Томор на р. Деволе (Дявол). Массаракия под оз. Охрида и Пресба, Любушка, Самарино, Метцово и др. Их окружают со всех сторон албанцы и славяне, род радовичей. Также куцо-влахов можно встретить около Олимпа и вокруг Лариссы, но как тут, так и там славянские поселения переплетаются с ними, заходят одно за другое, представляя какую-то смесь того и другого. Оно и понятно, если куцо-влахи шли долго рука об руку с болгарами, разделяя их участь, славу и погром. В физическом отношении куцо-влахи сильны, массивны, высокорослы и красивы, напоминая во многом тех басков, которые поныне живут в Юго-Западной Франции около Байонны и которые еще за 600 лет до Р. X. были соседями кельтов, наводнивших за 300 лет до Р. X. нынешнюю Валахию, откуда спустились куцо-влахи. Путь, по которому они шли, заметен до сих пор. С одной стороны он шел по Тимоку к Мораве на Лесковац, Приштину, Призрент, Монастырь, по Сухой горе к Быстрице и оттуда к Пинду. Тут повсюду встречаются большие поселения румын и куцо-влахов. С другой стороны, они спустились по Искеру, положив основание большому острову между Плевною, Слатином и Берковацем. Приобретенная на Дунае красота может произойти от примеси славяно-римской крови, так как этим качеством вовсе не отличаются примитивные народы, какими были бритты, баски, ливы, вообще финны, угры и им подобные. Кроме занятия извозом, скотоводством и торговлею, куцо-влахи выделывают отличные ковры и очень известны на юге по резьбе на дереве. Громадные сосновые леса Пинда и Олимпа дают им хороший материал; также все их православные храмы одинаково, как и многие греческие в Янине и Лариссе, украшены единственными в своем роде резными работами куцо-влахов. Там православные алтари отличаются необыкновенным искусством и богатством отделки, а разные мелочные изделия резьбы продаются дорого и составляют хороший доход этого полукочевого населения[30].

В этом отделе нам остается сказать еще о России и повторить, что в смысле славянства она представляет сплошное тело, заключающее в Европейской России, без Кавказа и Финляндии, 82 % славян, из которых на долю одних русских приходится 75 %. Последние делятся на три наречия: великорусское, 49 %, белорусское, 5 %, и малорусское 20 %[31]. Границы этих наречий следующие: (начнем с Белорусского острова, как более округленного и определенного).

Литва и Белоруссия

У латышей в Витебской губернии она начинается возле селения Свикле и идет по северной границе Витебской губернии.

Потом заворачивает к югу по границам уездов: Бельского, Вяземского, Юхновского, Масальского, Жиздринского и Брянского. Далее направляется на Хотинск, Красноселье, Новозыбков, Юрковицы, Добрянку, Лоев и по Днепру до устья р. Припети. Здесь подымается граница по Припети до Шепеличи, Думовичи, Юревичи, опять р. Припеть, потом Ляхва, Хотеничи, Кривошин, Плянта, Сигневичи, Пружаны, Яловка, с. Сураж, Сухони, Корыцин, Сухаволя, Малышева, Липск, Оссавец, Райгород, Августов, Глубокий Ров, Переволок, Дубичи, Сурвелишки, Троки, Берново, Оркожишки, Козяны, Видзы, Веселово, Дрисса, Полишино, Удруя, Столярова, Пунцал, Шалли и Свикле.

От Свикле до Хотинска белорусское наречие граничит с северо-запада с великорусским наречием. От Хотинска до с. Суража на Нареве по своей южной границе оно соприкасается с малорусским наречием. От с. Суража до Глубокого рва, с запада, граница идет по польскому наречию; а от Глубокого рва до Свяме белорусское наречие граничит с литовским[32].

За этим пространством хотя также встречаются белорусские острова, доходящие до Харьковской, Екатеринославской и даже до Казанской губерний, но все они сохранились более как воспоминание прошлого. Излишний избыток водоемов, удивительно спорая растительность, угрюмо-суровый вид природы, малая производительность почвы — все это вместе служило непроницаемою пеленою для укрывающихся от разных угнетений, начиная с сарматского периода до появления католиков в древнеправославной стране. В Киеве население сгущалось и преследовалось то кельтами, то готами, татарами. Были и другие причины, заставлявшие жителей Приднепровья прятаться и искать спасенья в этих непроходимых дебрях и болотах. Но как только поля очищались кругом от врага, население нынешней Белоруссии (Сарматии, или Великой Сербии, Бело-Сербии) вылезало из своих нор, двигаясь во все стороны. Эта славянская ветвь двинула свое население в доисторические времена далеко на запад, а в VII ст. она перевалила через Карпаты, переплыла Дунав и ей обязана своим существованием сербская нация. Когда же образовалось Московское великое княжество, то белорусский элемент пошел на восток по сев. Двине и Волге, а при заселении степной полосы содействовал немало к ее упрочению. То население, которое сохранилось теперь в Белоруссии, невелико, зато оно прошло чрез все невзгоды человеческой жизни, крепко, как железо, и с этою волею и сознанием проложило себе далеко путь, смешиваясь с другими славянскими наречиями и относя свою национальность не к тому месту, которое заселено вынужденно, а к общей идее славянства, к идее возрождения и перерождения, чему оно и содействовало, выделяя из себя во все концы лучшие силы[33].

Малороссийская граница, соприкасаясь с севера с белорусскою, начинается, как сказано, у с. Суража на Нареве и кончается у Хотина на р. Бесяде. Отсюда она идет на юго-восток на Ишево, Малеч, Погор, Зноб, Марчихину Буду, Елизаветино, Путивль, Конотоп, Городище, Бырдин, Паравую, Льгов, Суджу, Обоянь, Коровино, Белгород, Корочу, Н. Оскол, С. Оскол, Н. Федоровку, Валуйки, Белый Колодезь, Бирюч, Татарино, Острогожск, Масловку, Ливенку, Козловку, Новохоперск, Никольское, Сродо-совский, Обрывский, Сухой Донец, Желобок, Терновое, Майорский, Гусинский, Таловский, Петровский, Чиков, Маркин, Марьинский, Красный Яр, Мышлыкино, Богдановку, Дубовские, Толовой, Ростов, Курнаков, Мечетенскую, Ильинскую, Темижбекскую, р. Кубань, Некрасовское, Черниговское, Тамохинское, Новороссийск, Анапу, Азовское море, Мариуполь, Александровск, Днепр.

На восток тянутся острова до Черного Яра, а севернее, — от Борисоглебска, — на Саратов, Николаев, Самару до Бугуруслана и Оренбурга.

На западе, под Елисаветградом, малороссийское население встречается с румынским, которое, все густея, отодвигает его к Хотину с севера и к Одессе с юга. Под Хотином оно сливается с галичанами, или червленорусами, а у Килии встречается с великорусским казачьим населением и с болгарами. Эта граница из Гродненской губернии, от с. Суража на Немане, через г. Бельск и с. Бойки доходит до з. Буга у Дрогичина. Здесь западная граница переходит в Привислянский край и идет по Висле до с. Стердыни. Отсюда, извиваясь к югу чрез города Седлец, Луков, Радин, Люблин, Красностав, Замостье, Янов, Белгорай, Кржешов на Сане, граница переходит в австрийские владения, в Галицию, к г. Ярославу и на Радимно, Кривче, Дубецко на Сане,

Червленые города и граница малорусской речи на западе

Березов, Риманов, Дешну, Скольник, старый Сандеч, Пивничну, Кростенку на Дуплеце, Любовну, Плавец на Карпатах, г. Подолинец, г. Кечмаров в Угрии, Блажев, Дачев, Сабинов, Рускуволю, Стебник, Зборов, Беловежу, г. Бардиев, Гапушавцы, Крестовей, Грушев, г. Михайловцы, г. Собранец, г. Ужгород, Холмы, Ракош, Гать, г. Мукачево, Бартово, г. Береги, Берегсасы, Вуйлок, Севиношу, Угочу, г. Густ в Марамароше, Виликово, Долгополье, Поляну, Росучку, Петрово, Рускову, г. Вишево, Коршу, Кирлибабу в Буковине, Русский Боул, Молдавицу, Балтин, Красную Путну, Давыдовцы, Староженец, Черновцы, Садогуру, Дыновцы и Новоселицу на русской границе, в Бессарабии.

К характеристике этой границы следует прибавить, что в Галиции, по поговорке князя Константина Острожского — «Знай, ляше, что по Сан наше», — река эта от истоков до устья составляет грань между русским и польским населением. В Угрии же русские поселки доходят, извиваясь, впадая и выступая, до реки Тиссы и по всей реке Вышевой[34].

Множество извилин в Курской, Харьковской губ., в земле войска Донского, по Кубани и около Мариуполя и Александровска указывают на полнейшее смешение великорусского и малорусского говоров, нравов, обычаев, одежды и т. п. Все глубже и глубже проникает великорусский элемент, засевший крепко по своей государственности и обработке по правой стороне Днепра у Олешек и в Крыму. Все города Новороссийского края чисто русские, а народ позабыл свои типичные малороссийские выражения, приняв ³/₄ великорусских. То же следует сказать о Черномории, о казачестве на Кубани, на которое донцы и войны с черкесами имели громадное цивилизующее влияние. Да и под Киевом с Волынью и Подолиею речь не малорусская, а украинская, т. е. другая, похожая на черво-норусскую, которая в Карпатах и Угрии вполне переходит в русскую, т. е. в речь более очищенную и обработанную.

Чисто малороссийский говор сохранился еще по сегобочному Днепру, вокруг Полтавы, по Пселу и Ворскле, ниже Чернигова, по Припети и около Холма. Эту узкую и длинную полосу суживает русская речь из года в год, выходя из городов и поселяясь в деревенских школах. Жалеть и тужить тут нечего: от этого крепнет ядро и исчезают ноздреватости. Во всяком случае, древняя Малороссия со своими будами (ходобуда) по всем направлениям свое дело сделала и, как увидим ниже, ничего не потеряла очисткою от исторических плевел. С этим вместе исчезло то иноземное владычество и рабство, которое тяготеет поныне над жителями Карпат и Угрии. Следует наконец понять славянству, что, чем больше розни, тем будет хуже, тем сильнее противник. Эта аксиома доказана жизнью однородных народов, и только безмолвие некоторых славян, как исключение, может говорить другое, вредное, ненациональное, непонятное для народной политики.

Остается еще затронуть самый трудный предмет, вопрос, который мало известен, мало понятен и извращен за границею. В наших пределах его обходят по боязни, неприязни, по непониманию во многих случаях его величия и славы и из желания если не уязвить, то, по крайней мере, промолчать, будто это недотрога, притом такая, которая всегда дерется. Не разделяя ни одного из этих мнений и обращаясь к нему только со стороны строго научной, мы не можем не признать ряда последовательных фактов, доказывающих, что великорусский элемент, в силу своего физического строения и выработанного веками быта, представляет собою последнее слово всего славянства. Это юноша, каков был Геркулес, это ум и соображение, это пока еще бродячая идея, не установившаяся, но имеющая впереди целую будущность, с началами просвещения, объединения, добра и такого света, который может сокрушить западное направление, дав ему другое течение, обновленное, свежее и вполне здоровое.

Так как великорусский образ вырос на почве Европейской России, то, предварительно всяких других аргументов, мы заметим, что из всего состава ее населения на его долю приходится 49 %. Из всего же славянства считается этой отрасли 41 %. Такие почтенные цифры без особенно уважительной силы притяжения составиться не могут. Ведь ни одно из наречий Европы не смотрит такою плотностью, таким однообразием, как великорусское. Зато так же сколько зависти, наветов, лжи! Так трубят во всеуслышание, что он не более как неповоротливый колосс на глиняных ногах, приравнивая его, должно быть, к тем массивным, рослым готам Южной России, которых пигмей, ныне колосс, прогнал на запад и шел им вслед до Шалона и Равенны. Далее говорят, что эта масса поддерживается иноплеменниками: тюрками, которых на всю Ев. Россию 4,4 %; угрофиннами — 3,5 % и, наконец, семитами — 3,7 %, а всех их вместе в Ев. России около 12 %[35]. Если б еще Россия исповедовала, как Хозария, иудейство или говорила бы по-турецки, как многие малоазийские греки, болгары-помаки или мамины — иудеи, то, может быть, подобные обстоятельства могли бы вконец сбить с толку как верхоглядов, так и вообще наших приятелей. Наяву же великорусская речь вторгается, по своей разработанности, и законченности в укромнейшие уголки иноплеменников и идет параллельно с движением православия среди язычников и иноверцев так сильно, что, с одной стороны, в Чехии, Болгарии и в других славянских землях русская речь уже признана, как наиболее соответствующая объединению, тогда как с другой — само население России нарастает видимо на счет чуждых народностей, которые, в силу основных законов господствующей религии, не могут быть отторгнутыми.

Русская речь и русский человек торговлею, промыслами, предприимчивостью, неустрашимостью и умом двигаются из центра своего постоянно во все стороны. Далекий путь проложен по Сибири; леса Севера и Северное море испещрены искателями полезных приключений. Средняя Азия до Тибета и Гиндукуша как на ладони, а Малая Азия с берегов Черного моря и от древнего Хорса (Карс) изведана давно. Все это есть результат жизни великого народа, со времени утверждения его центра между Волгою и Окою, где тихо, спокойно, не спеша, могло зреть государственное зерно, вдали от Запада, за лесами и горами, которые нелегко допускали туранскую расу до пределов новейшего и последнего вида, того государственного строя, откуда вышла нынешняя Россия.

Славянские роды, собираясь в общины и имея потом своего князя, были первоначально на западе по разрозненности и географическим причинам так слабы, что всякое проявление самостоятельности трудно удерживалось при первом появлении противника, более сплоченного. Тем не менее самостоятельные славянские государства появлялись одно за другим, и только недостаток погибших летописей скрывает одновременность их основания со всеми другими западноевропейскими государствами.

Так, в VII ст. формируются впервые Богемия с Хорутанией, потом следует Болгария, Моравское царство, Польша, Сербия и наконец Киевское княжество. Чем больше к востоку, чем дальше от запада, тем это дело шло лучше. Но вместе с тем имеется меньше данных, чтобы утверждать, что на Днепре до 862 г. уже существовало государство. Однако ж Иорнанд, готский летописец, повествует совершенно ясно, что у скифов были князья, а где князь, там и власть, разумеется, не над пустым пространством. Да и до призвания варягов в Новгород были изгнаны такие же властители, как то повествует летопись, значит, и на севере было то же самое, что на юге. Да неужели же вправду это огромное пространство, на котором жили скифы, не представляло подобие хоть того, что мы нашли теперь в Хиве, Бухаре и в подобных первобытных по своему устройству странах? Этому верить невозможно уже из одного ответа, который был дан этими скифами Дарию Гистаспу. Далее, нам известно, что эти скифы, и именно землепашцы, привозили свой хлеб в Ольбию, продавали его правильно, поставляли его в определенный срок, как бы законтрактованный. Неужели для всего этого не существовало законов, хотя бы по преданию? Жизнь человека, даже примитивного, вырабатывает во всех случаях практические правила, которые со временем обращаются в целый свод народных законов, привычек и порядков. Семейные дела, добыча, объявление войны, защита, охрана собственности — все это такие принадлежности жизни, без которых не только государство, но и общество, род и семейство обходиться не могут. Блюсти же за всем этим приходится старикам, сходке, старшим, а при совокупности частей высшей власти, в каком бы она роде ни проявлялась. Арабы повествуют, что русские в Белой Веже (Белгород) и в Итиле (Астрахань) имели своего особого судью. Князья, предводители, нам известны уже со времен переселения народов, и если б всего этого не было, то невозможно, чтобы в тысячу лет сотворилось что-нибудь подобное тому, что пред нами теперь. Народ, который при всех невзгодах мог сохраниться так, как это нам известно… для подобного дела мало тысячи лет! Мы крепко верим, что и среди славян были свои героические времена, одновременно с греческими, и что все это нам знакомо, но только под другими именами, которые, однако ж, всплывут наверх с новыми открытиями и при дальнейшем движении вперед славянской науки, едва появившейся над горизонтом. Римляне с основания имеют своих царей, государство, законы и т. п. Неужели они были сделаны из другого материяла, нежели как все остальные народы? Нет, только одно географическое положение Рима и такое же Греции, с которою он сблизился, породило тот временный порыв, который их отличал от остальных народов древнего мира и в особенности от бездорожного Востока. Но очень скоро началось также их постепенное падение, причем первый удар был нанесен именно этим Востоком, парфянами, а потом уже погибли легионы Вара и появился на границе страшный Марбод (Марибор) с его маркоманнами, т. е. граничарами в Чехии и южнее, на Драве у Марбурга (Марибор), а там Децибал Дакийский, Радогощ Аланский и наконец Аттила.

Оставляя это расследование для будущих глав, мы имели намерение только показать, что и Суздальское княжество и Московское потом суть не что иное, как последствие не только Киевской истории и всего предшествовавшего Киеву славянства, мало нам известного, но вполне знакомой жизни, по сродству чувств. Этому славянству не давали покоя, а оно хотело устроиться и под смутным сознанием, двигаясь постепенно на восток, улучило наконец время и сделало то, что ему было нужно. А до того весь этот восток обладал редким населением, он был покрыт сплошными лесами в виде западных герцинских, тюрингских или еще наших недавних брянских. Реки были полноводны, а многие теперешние суходолы — судоходны. Большие болота, в виде пинских, новгородских, рязанских, покрывали огромные пространства. Между ними было немало озер, остатки которых по сю пору так многочисленны в Северо-Восточной России и к северу от Москвы. Везде в то время, от Волхова до Царицына и южнее, жили отдельными хуторами, поселками, на лужайках, по берегам рек и озер финны, а восточнее угры. Такая-то местность, при северном климате, продолжительности зимы, недостатке средств к существованию, заставляла этих финн жить разбросанно, до того далеко и разрозненно друг от друга, что их можно уподобить жителям Кавказа, где люди прошли бок о бок века, не ведая этого. Оттого там народилась целая гора языков, наречий, которая встречается и у финн, где один род не узнает другого, где совершенно утеряно воспоминание о прошедшем. Жить иначе в то время было невозможно, жизнь висела на волоске от недостатка пропитания, зверя, непогоды. Всякое искусство лежало под спудом. Только веками, благодаря русским, финны уподобились людям и, когда просветлело, стали жить лучше, слились, образовали нацию, которая, благодаря России, пользуется теперь всеми богатствами государственного благоустройства. Единственное занятие этих людей в то отдаленное время было рыболовство и лесной промысел, охота. Скотоводства почти не существовало. Земледелием занимались кругом полян на очень небольшом пространстве. Настолько же им было известно и понятно рудокопство. В довершение всего леса были переполнены зверями, которые не давали покоя людям не менее стихий, которые в полые воды, во время бурь, нередко уничтожали и уносили эти щепки человеческого искусства. Спасаясь от зверя, большинство поселений жило около озер или на озерах, вроде наших теперешних тоней на взморье. Пища была самая неприхотливая: рыба, дичь, улитки, белки, сороки. Убить лося, кабана, оленя удавалось редко; ловили более капканами, терпением, выжидая случайной добычи.

В таком-то виде была Восточная Россия за Волховом и Десною, куда вследствие разных причин пришлось плыть, идти, бежать, лишь бы избавиться от страшнейшего врага — западного соседа. Таким впервые показал себя с запада кельт, потом пришли с юга азы, далее с севера готы, за ними явились с востока всякие тюркские народы, из которых последние и самые страшные — татары.

При каждом подобном натиске как западное, так и южное славянство двигалось во множестве семейств к северо-востоку по единственным путям — рекам. И в этом движении на восток принимали участие все славянские роды, смешиваясь один с другим. Здесь, среди финнов и зверя, в лесах, болотах, на озерах, под влиянием ужасных стихий и сурового климата, пришлось жить предкам великороссов, которые все должны были добывать себе трудом, борьбою, в постоянной опасности и при страшных лишениях. Финские песни, да и наши летописи говорят нам ясно, что с финнами борьба была нелегка. Даже в XVII ст., при воцарении Михаила Федоровича, они производили опустошения и набеги до Москвы[36]. Волга, Ока, Кама тому живые свидетельницы. Затем все, что не погибло в этих доисторических краях, в этом центре теперешней русской жизни, все это окрепло вдвойне, до железного человека и железной воли. Южная сонливость или апатичность, западное бессилие улеглись тут навеки, и последующие поколения вырабатывались в сильных, изворотливых и сметливых людей, которые постоянно должны были предугадывать несчастья, выдумывать способы их устранения и соображать, как прожить завтра, что предпринять, как добыть искомое, как устранить нечаянность. Такая физическая работа при напряженном умственном внимании должна была изменить славянина и создать из него лучший отросток от древа человечества, своеобразный, находчивый, богатый воображением, бывалый и настойчиво — серьезный ум. Эти-то обстоятельства развили удальство, это восточное, если хотите, мужицкое рыцарство, которому не страшно было идти Бог весть куда с топором и рогатиною либо плыть на дубовых ладьях в бурю по неизведанным морям.

Необходимость отыскать лучшее, прожить остаток лет покойнее, без этой вечной суеты, гнали славянина все дальше и дальше, пока он не изведал все реки и пути востока, пока он не столкнулся лицом к лицу с совершенно чуждою ему и финну расою — монголо-татарскою. На этом рубеже он должен был остановиться на время, собраться, сложиться, окрепнуть, а там снова пошла та же работа, пока не скинул он долго тяготевшего над ним ярма, а вместе с тем обрисовалось и выделилось окончательно богатое великорусское наречие.

Эта выделка самого крепкого славянского тела шла долго и вытекает как бы из всей совокупности жизни славянства, почему и представлена тут в виде выдержки из всего того, что еще придется сказать.

Конец добытого пред нами довольно ясен, и потому перейдем теперь к тому, что менее известно, и посмотрим, как это совершилось, что помимо устойчивости славянского характера могли образоваться такие глубокие чужеземные впадины: до Дуная, по всей Слезаке и выше по морю — до Немана?

Для видимости изложенного прилагаются к этому отделу статистическая таблица славянских народностей и этнографическая карта славянского мира от Терета, Марибора и Праги до Сахалина, Герата и Ватума. Из этой таблицы усматривается, что если кто может говорить за славян, в их пользу, то право такое принадлежит одной России. За нею наиболее заинтересована Австро-Венгрия, которая по составу своего население находится в исключительном положении к славянам. В Австрии их насчитывается 56 %, а в Венгрии 45 % всего населения. Австро-венгерские славяне своею числительностью превышают немцев и мадьяр в совокупности[37]. После русских главные массы выпадают на поляков, сербохорватов, болгар и чехо-моравян — все народы, имеющие свою историю и право на существование.