Млада сидела, скрестив ноги и протянув их ближе к костру. Хотелось впитать всё тепло, исходящее от него, наполниться им до краёв, чтобы больше не мёрзнуть. Никогда. Теперь лёгкий мороз, пронизывающий желтоватый от солнечного света воздух, казался даже приятным. А волны мягкого жара от огня ласково омывали лицо. И кто из воинов раньше мог бы сказать, что столь простое удовольствие будет желаннее всего на свете.
Два невероятно тяжелых дня и три ночи минули, словно их и не было. Лишь намело кругом сугробы едва не до пояса, да остались в памяти обрывки кошмара, который чем дальше, тем казался всё менее реальным. Тёмное небо, ветер, рвущий иголки с елей, и снег. Такой прорвы снега Млада никогда не видела. Оказывается, раньше-то ей приходилось путешествовать больше по иссушающей жаре или дождю и сырости, но никогда — в холоде, от которого зуб на зуб не попадал.
Три ночи она провела с Роглом у одного бока и сотником Вагни — у другого. И если привычный к такой погоде верег постоянно отвлекал всех вокруг болтовнёй, позволяющей забыть о холоде, или бранился на своём языке, напоказ обращая проклятия к небу и вконец озверевшим немерским духам, то вельдчонок попросту молчал. И почти не шевелился. Время от времени Млада даже толкала его в бок, чтобы проверить, жив ли он ещё. Тогда в её сторону обращался мрачный взгляд чёрных глаз, мальчишка стряхивал с кожуха снег, твёрдо поджимал обветренные губы и снова замирал, как истукан.
Путь рядом с отроками, вопреки ожиданиям, похоже, не улучшил его с ними отношений. Парни, которые сами-то чуть больше седмицы назад прошли Посвящение, глядели на него теперь и вовсе свысока. Даже старостов внучок Брамир, уже полностью освоившись в окружении старших, задирал нос так, что едва не спотыкался. Но при Младе обращать нападки на пленника они не решались. Только разумения большого не надо, чтобы разгадать многозначительное выражение на их лицах, когда они принимались в который раз между собой обсуждать Рогла. Многие из них теперь считали себя кметями и даже могли ими называться. Да у Млады язык не поворачивался. Те же сопляки, что и раньше, даже усы гуще расти не стали.
И как бы вельдчонок ни прикидывался, что толки отроков вовсе его не беспокоят, а всё равно почти постоянно напоминал звенящую от напряжения тетиву. Вот и сейчас сидел рядом, сложив руки на коленях, и не сводил взгляда с костра. О чём думал — одним Богам известно. Возможно, жалел, что ушёл из лагеря вельдов — там он хотя бы считался своим. И как бы ни был плох его отец, а сына жреца остальные наверняка за пустое место не держали. И не клевали насмешками, точно стервятники дохлятину.
А может, в который раз он желал смерти Зорену. За то, кем родился, и за то, что родился вообще.
Младе не хотелось оставлять его одного. Наверное, в первый раз она и правда почувствовала, что ответственна за него. И в первый раз ей не было это в тягость. Как будто продуваемая всеми на свете ветрами ночь сызнова выстроила между ними зыбкий и ненадёжный мост. Пусть Рогл был виноват во многом, что случилось перед походом. И в то же время как будто не виноват.
— Ну что, ты готова? — гаркнул над головой Варей.
Млада задрала голову и взглянула на него.
— Без меня никак? Чем я могу помочь остальным?
— Ничего не знаю, — с загадочной гримасой покачал головой сотник. — Сказано тебе ехать. Значит, едь. К тому ж старшей тебя назначили — плохо, что ли?
Да уж, старшей. Сплошная показуха — а иначе как? Ведь сам правитель приказал. На деле же заправилой в их отряде будет следопыт, а остальные просто в случае чего должны прикрывать ему спину.
— У меня пленник.
— Пленник твой и сам себе зад подтереть может. К тому же я за ним пригляжу, чтоб не убёг.
Рогл вздохнул.
— Куда мне бежать-то? Волкам на съедение? — он спрятал руки под мышками и склонился ближе к костру.
— Тем более, — согласился Варей.
Млада нехотя поднялась, отряхнула от снега давно уж собранный заплечный мешок. Вслед за сотником она подошла к остальным кметям, собравшимся на поиски дороги до тривичей. Нынче никто на неё не косился, кажется даже, наоборот, парни были рады тому, что Млада едет с ними. Они резво погрузились на коней и отправились на запад — так указал следопыт-охотник Волот. Сам он был из тех же тривичей, из самой северной их деревни Ракитка, и утверждал, что в случае чего сразу узнает знакомые места. Только вот до них ещё добраться надо. Теперь же никто не брался судить, как далеко в сторону войско могло зайти. В том буране землю от неба не всегда можно было отличить.
Но Волот уверенно повёл всех за собой, будто уже знал, куда идти. Может, и правда здешние места сами подсказывали ему путь. А может, и вовсе ближайшая деревня тривичей покажется впереди уже через пару вёрст. Тут ведь не угадаешь. Поэтому покамест все положились на следопыта. А там и Млада разглядела на снегу слабый след прошедшей тут недавно дружины. Его порядком замело, и продлись метель чуть дольше, то и вовсе ничего нельзя было бы найти.
Парни ободрились, подогнали коней, рассчитывая уже к вечеру найти дорогу. Дело обещало оказаться гораздо более лёгким, чем виделось поначалу.
След, широкий и извилистый, всё вёл и вёл их через лес, а хоть сколько-нибудь хоженой тропы не показывалось ни по ту, ни по другую его сторону. Солнце то светило в спину, то принималось слепить глаза. И неумолимо клонилось к закату. Удлинялись и густели чернильно-синие тени. Рассеивалось дневное тепло, и мелкие иголки мороза всё ощутимее кололи кожу. Лицо Волота становилось всё мрачнее, а в один миг он и вовсе встал, как будто обомлел. Парни объехали его с двух сторон и тоже остановились, рассматривая снег под копытами коней. Млада поравнялась с ними, проследила за взглядом следопыта и почувствовала, как внутри шевельнулся неприятный холодок.
Впереди лежала свежая и глубокая полоса следов, оставленных их же отрядом.
— Проклятье, — выдохнул русоволосый Скурата и утёр с усов осевшие от дыхания капельки.
Остальные кмети высказались суровее, чем он. Все повернулись к следопыту.
— Как такое могло получиться? Как мы вообще могли заложить такую петлю и выйти к своим же следам? — Млада внимательно оглядела растерянное лицо Волота. Но, похоже, разумного ответа у него не было.
— Пёс его знает.
Однако бранить следопыта никто не торопился: он лучше всех был сведущ в деле поиска дороги к тривичам, и вряд ли кто-то справился бы лучше него. Если он не смог — значит что-то крепко сбило его с пути. Только что? Кмети вздохнули и заозирались. Солнце уже нехотя бросало лучи между деревьев у самой земли. Ещё немного — и стемнеет. Волот, ни слова лишнего не говоря, спешился и обошёл вокруг того места, куда они пришли, потратив на бесполезный путь весь день. Он долго смотрел вдаль на восток, откуда уже наползали сумерки, спустился по склону и на время пропал из виду.
Пока он бродил в округе, парни тоже покинули сёдла и, привязав коней, устроились рядком на одном из поваленных берёзовых стволов. Взгляды их то и дело обращались к стремительно гаснущей над западным окоёмом вечерней заре. Одна за другой на ясном небе проступали звёзды. О том, что случилось, никто говорить не хотел. И Млада не торопилась тормошить спутников, застывших в мрачном ожидании вестей от следопыта. Но вскоре, не сговариваясь, кмети принялись рубить лёгкими топориками, без которых ни один разумный человек в путь не пустится, нижние ветки кустов и собирать по снегу хворост. Вернуться в лагерь до темноты отряд всё равно не успеет. Да и как возвращаться без вестей? Только виновато клонить голову перед старшинами за попусту прожитый день, потерянный не только для них, но и для всего войска.
Споро насобирав веток и коры для огня, кмети свалили их в одну кучу — до утра, может, и хватит. Млада достала из седельной сумки котелок: хоть воды согреть, да выпить горячего отвара из припасённых в дорожном мешке листьев малины и брусники.
Оставшийся без следопыта отряд расселся у ловко разведённого Скуратой костра. А Волот всё не возвращался. Даже факела собой не взял — а в темноте-то уже ничего не разглядишь.
— Куда он провалился? — как будто сам себе проговорил Ерут, невысокий, но крепкий, словно дубовое полено.
— Ау, Волот! — ничуть не раздумывая, зычно гаркнул на всю округу Скурата.
— Нешто он сам не понимает, что уже темень кругом? — шикнул на него третий дружинник Олан, похожий на гибкого и изворотливого хорька. — Чего орёшь, как блажной? Он уж давно далеко ушёл.
— Ты что, боишься, придёт сюда кто, кроме него? Лесовики, может?
— Почём знать? Думаешь, мы тут по собственной дурости кругами ходили? — поддержал товарища Ерут. — Как нечистое что-то началось в том буране, так и сейчас продолжается.
Он вдруг покосился на Младу, показалось, чуть разочарованно. Как будто это она, а не Волот, должна была вывести их к дороге. Получается, совсем не случайно она оказалась среди них — но вот какие надежды на неё возлагались, это пойди разбери.
Кмети помолчали, бестолково глядя в пламя и прислушиваясь. Но шагов запропастившегося следопыта всё не слышалось посреди разрозненных и редких голосов леса.
— Искать его надо. Не оставлять же одного в глуши на ночь, — вздохнула Млада, подцепила ложкой плавающую в растопленном снегу сосновую иголку и стряхнула её в сторону. — Кто со мной?
Остальные переглянулись, но никто не подскочил с места в готовности и нетерпении. Знать, даже крепким дружинникам не хотелось блуждать в зимнем мраке. И Младе-то не хотелось, да только ожидание Волота опасно затягивалось, а вокруг темнело всё сильнее.
— Искать следопыта. Надо ж, — оглядев друзей, Скурата насмешливо крякнул и встал с бревна. — Я пойду.
Кмети согласно закивали, расслабившись оттого, что постылая обязанность их миновала. Даже странно было видеть в могучих воинах, которые без страха пришли в дружину и отправились в поход за князем по собственной воле, а не принуждению, такую робость. Как будто и правда они боялись, что могут повстречать в лесу какую нечисть.
— Вы двое только никуда не подайтесь, — Млада накинула капюшон совсем уж подсохшего за день на солнце плаща. — Вдруг он выйдет сюда с какой другой стороны. А мы по его следам пойдём. Главное — за костром следите.
— Да уж разберемся, — покривившись, фыркнул Ерут. — Учи бабушку похлёбку варить.
Вместе со Скуратой, прихватив воды и пару факелов, они пошли сквозь густой можжевельник той же тропкой, что и пропавший Волот. Млада, стараясь задавить внутри нехорошее предчувствие, внимательно следила за чёткой вереницей глубоких следов, оставленных кметем. Они хорошо виднелись на снегу в свете горящего неподалёку костра и поначалу шли вдоль уже протоптанной ранее дружинной тропы. Но чем глубже в низину, тем больше отклонялись в сторону. Как будто Волот увидел что-то, что привлекло его внимание и потребовало уйти со старого следа. Вдруг отпечатки стали реже и глубже — значит, с этого места кметь побежал. Млада тоже невольно прибавила шагу. Скурата поспешил за ней, не задавая никаких вопросов. Стало быть, сам обо всём догадался.
Продравшись через молодую поросль ольхи, Млада едва не угодила в небольшой овраг — только и успела схватиться за тонкие ветки. А до того пробежавший здесь Волот ловко перемахнул через препятствие одним прыжком. Убегал, что ли, от кого? Но вокруг не было больше ничьих следов: ни человеческих, ни звериных. Да и напади на него зверь или лихой человек, следопыт наверняка позвал бы на помощь. В лесу звук разносится хорошо — услышали бы.
— Стой! Факел запалим, — выдохнул позади Скурата. — А то ноги переломаем.
И правда, костёр, что ещё мгновение назад освещал путь далеко вперёд, скрылся за деревьями и кустами. Теперь со всех сторон подступила совсем уж непроглядная тьма. За незаметно наползшими облаками не виднелось луны и звёзд, и лишь едва можно было различить тёмные остовы сосен на фоне гладкого и белого, как рассыпанная по столу пекаря мука, снега. Нехорошо оказаться так, в чаще ночью. Особенно зимой. Когда затихают редкие птицы и почти не тревожит веток ветер — только будто сами по себе шумят в вышине древесные кроны. И знаешь, что не отыщется никакого людского жилья, возможно, на много вёрст окрест.
Но вот Скурата чиркнул огнивом один раз и другой. Кремень уронил наземь несколько мелких искр, и факел занялся ровным пламенем. Тут же потеплела ночь, отступило смутное дыхание безвестности, норовящее сковать сердце необъяснимой тревогой.
— Вот теперь и дальше можно идти, — кивнула Млада.
— Далеко он убёг, — медленно ощупывая под ногами снег, проговорил Скурата. — И главное, на кой?
Не ответив, Млада пошла дальше. Ей самой не нравилось странное поведение Волота, которое явственно читалось по его следам. И чем глубже они уходили в лес, тем путаней становились, а порой и вовсе не поддавались никакому разумению. Петляли среди деревьев, а время от времени возвращались назад. Как будто Млада и Скурата преследовали пьяного или слепого. Но уж никак не следопыта, которому едва не каждая ветка должна указывать верный путь.
То и дело приходилось поднимать голову к небу, чтобы различить на нём тусклое пятно луны, которое проступило, когда облака слегка рассеялись. Она ещё не поднялась высоко и путалась в сосновых ветках, но хотя бы направление указывала верно. А то ведь совсем скверно, если ещё и самим заплутать.
Заплечный мешок, не лишка-то нагруженный, всё больше оттягивал плечи, и ноги словно глубже застревали в снегу. Усталость целого дня пути, пусть и проведённого в седле, давала о себе знать. Млада тихо желала провалиться к бесам Волоту да и себе заодно: зря вызвалась его искать, пусть бродил бы здесь в одиночестве, дурная башка. И в то же время понимала, что по-другому поступить было нельзя. То и дело Скурата на всю округу окликал следопыта, но ни разу на это не последовало хотя бы призрачного ответа. Даже не шумела никакая лесная живность.
— Возвращаться надо, — пробормотал кметь, поглядывая на тускнеющий факел. — Ещё немного, и нас самих искать надобно будет. Если уж Волот заплутал, так нам чего в здешние дебри-то соваться?
— Ещё с версту пройдём и назад, — согласилась Млада. — Думается, за потерю следопыта нам здорово в лагере достанется. Стало быть, с утра снова искать надо.
— Не блуждать же без конца… Да и сама видишь, никому не нравится, что тут творится. Бесовщина какая-то.
— Ты бесовщину прибереги детишек своих пугать.
— Детишек… — хмыкнул Скурата. Словно что-то припомнив, он коротко улыбнулся, но, заметив взгляд Млады, кашлянул и отвернулся.
У него, как и у многих в дружине, ещё не было семьи, а уж тем более детей, которых можно пестовать и вразумлять. Не до того. Хоть тайные и не очень зазнобы в городе, а то и выселках, водились у большей части неженатых парней. Теперь, в походе, они, верно, гораздо острее почувствовали желание вернуться к тем, кого оставили дома. Тем более после первых трудностей пути.
— Чудная ты девка, Млада, — помолчав, усмехнулся кметь.
— Чего это?
Скурата смерил её хитроватым взглядом.
— Тебе будто и дела ни до чего нет, а ведь за Волотом идти вызвалась, хоть могла других отправить. Медведя гоняла взашей, а потом ты ж глянь… — он примирительно поднял руки в ответ на уничтожающий взгляд и добавил ещё более загадочно: — А вельдчонка того, вроде, и шпыняешь, а тронь его — в глотку вцепишься.
— Да ну?..
— Уж ты мне поверь. Я людей-то наскрозь вижу.
Млада только головой покачала. Ох уж ей эти задушевные разговоры…
— Ты лучше под ноги смотри.
Она всего на миг подняла взгляд от следов Волота, которые наконец снова обрели осмысленность, и вдруг увидела впереди тёмную фигуру человека, привалившегося к толстой берёзе. Будь это сосна, на фоне её ствола можно было бы его и не заметить. Скурата тут же пошёл быстрее и, обогнав Младу, первым подбежал к неподвижно сидящему прямо на снегу мужчине. Свет факела выхватил из мрака его лицо.
Волот.
Следопыт походил бы на мёртвого — таким бледным и застывшим казалось его лицо — но грудь тяжело вздымалась при дыхании, да глаза ошалело и невидяще шарили по темноте. Посиневшими от холода пальцами он медленно царапал покрытый настом снег рядом со своей ногой и прорыл уже глубокую ямку до самой земли, но не замечал этого.
— Волот! — Скурата крепко тряхнул того за плечо.
Но следопыт даже головы к нему не повернул. Продолжил бездумно пялиться вдаль. Кметь озадаченно опустил руку, не решаясь больше к нему прикоснуться. Тут не сразу сообразишь, что и делать.
Настороженно озираясь, Млада тоже подошла ближе, присела рядом и заглянула в пустые, точно у безумца, глаза. Она не знала, какого цвета они были раньше, но теперь будто бы подёрнулись тонкой ледяной коркой. Кто знает, не чудилось ли это в стылой ночной тьме, но остальной вид нашедшегося Волота говорил, что с ним далеко не всё в порядке. А глаз такого цвета у обычного человека и вовсе быть не должно.
— Волот! Слышишь меня? — Млада сняла перчатку и дотронулась до его холодной щеки.
Следопыт дёрнулся, будто к нему приложили раскалённую головню, и шарахнулся от неё в сторону. Обогнув берёзу, он, как и был, сидя, попятился, перебирая ногами и отталкиваясь руками от земли, пока не упёрся спиной в другой ствол.
— Шальной, чтоль? — пытаясь его догнать, ругался Скурата. — Да постой ты, а то ноги выдеру!
Млада посмотрела на свою ладонь, прикосновение которой так странно подействовало на следопыта, и снова подошла к нему. Неожиданно Волот заскулил, как побитый пёс, и совершенно дико уставился на неё, задрав голову. Не обращая внимания на сопротивление, она крепко взяла его лицо в руки и вгляделась в него, силясь отыскать в искажённых чертах ниточку разума, за которую можно было бы зацепиться.
— Что с тобой случилось?
Зрачки Волота расширились резко, заполнив почти всю радужку, и Млада ухнула в темноту. Точно на самом деле ушла из-под ног земля. Перехватило дыхание от ложного чувства падения, и по вискам мазнул ветер. Она упала на лёд — голые ладони тут же едва не примёрзли к его гладкой поверхности — и почти стукнулась об него лбом. Ещё и коленями ударилась. Так и стоя на четвереньках, Млада вгляделась в прозрачную глубину замёрзшего озера, которое оказалось тут невесть как. Там не было ничего — лишь вяло текла зеленовато-синяя вода. Но вдруг светлым пятном проступило одно лицо, и другое. Сначала их не удавалось рассмотреть, но они всё поднимались, пока не стали различимы черты. Хальвдан, Медведь, Рогл — и много других знакомых людей Млада узнала в утопленниках, что проплывали мимо подо льдом. Казалось, там вся княжеская дружина. Из их ран ещё сочилась кровь и растворялась в холодной воде. Млада вздрогнула и отпрянула. Скурата успел поймать её, иначе завалилась бы набок неуклюжим кулём.
— Надо везти в лагерь, — высвобождаясь из рук кметя, буркнула она, силясь отдышаться после страшного наваждения. — Ну его. Там расспросим.
Млада встала, отряхивая перчатки, которые уронила в снег. Главное сейчас — не показать кметю, что она что-то видела, а то ещё чего доброго решит, будто вслед за Волотом тронулась умом.
— Смотри-ка, затих, — кивнул Скурата на следопыта.
Тот и правда трястись перестал, уже не жался к берёзе, как затравленный зверь, и гораздо более разумно озирался по сторонам, словно не мог понять, как тут очутился.
— Вставай, горе, — вздохнул кметь, подхватил Волота под мышку и поставил на ноги.
При этом он не забывал с любопытством поглядывать на Младу, только в лоб ничего спрашивать не торопился. Хоть наверняка и заметил, что с самого начала со следопытом не всё было ладно. Да и с ней, надо сказать, тоже. А вот, коли до лагеря доберутся, как пить дать всё сотникам расскажет. Или вовсе воеводам самим.
Более не мешкая, Млада развернулась и пошла обратно по их же следам. Хотелось поскорее убраться из этого места — так, чего доброго, поверишь в любых чудовищ, что натыканы за каждым кустом. И в любое колдовство. Позади послышалось дыхание Скураты, который тащил за собой вяло переставляющего ноги Волота, пыхтел от усилий и тихо поругивался сквозь зубы. На этот раз неожиданностей не случилось. Обратный путь показался гораздо короче, вереница следов — прямее, а ночь не такой уж и тёмной. К тому же впереди скоро засиял между деревьев костёр, разливающий по снегу приветливые оранжевые отсветы. Запахло теплом и травами. Низким бубнением послышался тихий разговор.
Ерут и Олан всё ещё не спали, попивали себе горячий отвар, который Млада успела приготовить перед уходом. Долгие поиски пропавшего товарища будто бы вовсе их не обеспокоили. Заслышав скрип шагов, кмети замолкли и подняли на пришедших удивлённые взгляды:
— Споро вы обернулись. За соседним кустом он сидел, что ли? — Олан кивнул на всё ещё не пришедшего в себя следопыта.
— Что значит, споро? — Млада сердито бросила мешок у бревна и тяжело уселась на него. — Все ноги себе истоптали.
— Дык… — непонимающе пожал плечами Ерут. — Мы только вон по кружкам отвар разлили. Ещё остыть толком не успел, как вы ушли. А вон, уж тут как тут.
Усадив Волота поближе к огню, Скурата обернулся и недоуменно обменялся с Младой взглядами.
— Акромя отвара, вы тут больше ничего не пили? — напал он на соратников. — Мы же полночи… Тут кметь замолк, встретив обескураженность на их лицах, и медленно опустился едва не мимо бревна.
— Ох, как… хорошо-то, — проговорил Олан, который смекнул всё раньше Ерута. — Что-то мнится мне: крепко мы вляпались. А с ним что? — кметь указал взглядом на Волота. — Он чего, как дурачок, по сторонам зыркает?
— А ты у него сам спроси, коль он тебя не покусает, — огрызнулась Млада.
— Это он ещё очухался слегонца. А то совсем ни петь, ни плясать был… — поддакнул Скурата и добавил, чуть погодя: — Знаете, что… Грести отсюда надо, пока мы тут все не сгинули. Коль воеводам так охота, пусть сами дорогу ищут.
— Не в темень же тащиться, — Ерут зло выплеснул остатки отвара в снег. — Заночевать придётся.
— Вот и будем на ночлег устраиваться, — кивнула Млада. — Дозор несём по очереди. За Волотом пригляд нужен. Мало ли, куда снова ринется. На рассвете возвращаемся в лагерь.
Парни согласно забурчали, поснимали с сёдел войлоки и одеяла, расстелили у костра. Даже одуревшего Волота кое-как уложили, а между делом всерьёз обсудили, не связать ли его на всякий случай. Думается, и без того не очень-то сладко им всем сегодня будет спаться. О себе это Млада могла сказать со всей уверенностью. Потому нести дозор она осталась первой.
Поначалу было тихо и безмятежно. Кмети всё же заснули, и по лесу разнёсся раскатистый храп Ерута, от которого будто бы даже покачивалось пламя костра. Млада сначала сидела, укутавшись в одеяло, и просто всматривалась в темноту между деревьями, затем принялась разглядывать вновь прояснившее тёмное небо. А там и вовсе встала и неспешно прошлась вокруг небольшого лагеря, краем глаза наблюдая за совсем притихшим Волотом. Тот, впрочем, не спал, но лежал смирно и бездумно смотрел на огонь.
Кто бы сейчас узнал в нём бойкого и внимательного следопыта, который уверенно вёл их, как все думали, прямиком к дороге или жилью тривичей. Что случилось с ним в лесной глуши такого, что заставило сначала бежать, не разбирая дороги, ломая кусты и сигая через овраги, а затем ввергло в полубезумное состояние, из которого он до сих пор не мог выбраться? И выберется ли — неизвестно. Млада найти ответ даже не пыталась, а особенно объяснить своё очередное видение. Хоть и понимала теперь, что разрозненные разговоры воев после трёх дней бурана о том, что они видели среди метели саму Морану-смерть, богиню зимы и холода, могли быть правдой. А опасения спутников насчёт встречи с нечистью не казались такими уж глупыми и неподобающими храбрым воинам.
В конце концов, те, кто прожил на этих землях всю жизнь, знали о них гораздо больше, чем девица, потерявшая дом давным-давно вместе с Речной деревней. А нового так и не нашедшая. За время скитаний она обросла панцирем неверия во многое, на что не могла повлиять собственными силами. Но стоило только прийти сюда — и на неё посыпались загадки, сокрытые вокруг и в ней самой. А где-то вдалеке трепетала тонкой ниткой связь между ними. Так подсказывало чутьё.
Находившись, Млада снова села к огню и нахохлилась, стараясь сохранить тепло под одеждой. Время тянулось невыносимо долго, а будить Ерута ещё нескоро. Луна лениво ползла по небосклону, словно верхушка каждого дерева мешалась и задерживала её.
Заслышав вдалеке странный звенящий шелест, Млада вздрогнула и обернулась. Прислушалась. Но вокруг снова всё стихло. Только беспокойно зафыркали лошади, затопотали, косясь в темноту. И стоило снова сесть поудобнее, решив, что чудной звук всего лишь померещился, как он повторился — и теперь гораздо ближе. Как будто пробренчало монисто, сделанное из очень мелких монет или стекляшек.
Млада снова вскинулась, сбросила с плеч покрывало и взялась за рукоять ножа. Где-то далеко промелькнула мысль, что, может быть, она попросту спит — незаметно задремать у костра проще простого. Но, с другой стороны, назойливый голос твердил, что им всем просто в очередной раз не повезло. И, возможно, даже больше, чем Волоту.
В подтверждение скверного предчувствия следопыт, как и давеча, тихо завыл и сжался в комок. Но как только тихий шелест вдругорядь пронёсся между деревьями, он взвился с места и стремглав бросился прочь, спотыкаясь и едва не расшибаясь о толстые сосновые стволы. Млада не стала его догонять — бесполезно теперь преследовать совершенно безумного кметя, и вряд ли что-то сможет вернуть ему рассудок полностью. Она вынула из ножен меч и медленно повернулась вокруг себя, стараясь вовремя углядеть опасность.
Лошади тревожились всё сильнее, пятились, жались друг к другу, но привязь не давала им сбежать тот час же. От шума все дружинники одновременно проснулись.
— Какого этот дубина блажит? — хрипло ругнулся Олан, но тут же насторожился. А вместе с ним и остальные.
Назойливый и неуловимый звон теперь заполнял, казалось, всё вокруг. Он метался над сугробами, путался в оголённых кустах и сыпался, сыпался будто бы с самого неба.
Парни, нашаривая на поясах оружие, поднялись с войлоков и встали полукругом, обратив тревожные взгляды в темноту. Справа от Млады промелькнуло что-то белёсое, потом с другого бока. Она повернулась и успела увидеть как будто бы полупрозрачный змеиный хвост. Но тварь эта ползла не по земле, а словно плыла в воздухе и передвигалась очень быстро.
— Твою ж… — ошарашенно проговорил рядом Скурата. — Что за дрянь?!
Теперь со всех сторон к ним мчались эти сотканные из сотен ледяных осколков существа. Именно они издавали тот шелестящий звук. Их зубастые, на манер ящериц, пасти разевались, и из них вырывался то ли хрип, то ли шипение. Первым делом они напали на несчастных лошадей. Но не растерзали, как сделали бы живые звери. Животины от укусов их морозных зубов просто попадали наземь мёртвыми заиндивелыми тушами. Змеи тут же потеряли к ним интерес и ринулись к дружинникам.
Млада взмахнула мечом, метя ближайшему в голову. Тот метнулся вбок, но, извернувшись, ей удалось достать его следующим ударом. Тварь зазвенела, как разбитое стекло, и осыпалась на снег. На клинке остался узорный след изморози, который тут же пропал. Кмети бросились отбиваться от остальных существ.
Их оказалась несметная стая — размытыми линиями они скользили повсюду, множились, будто рождали сами себя. Поднимались с земли снежные вихри, закручивались, становились плотнее — и тоже обращались ледяными змеями. Млада только и успевала крутиться, как волчок, разбивая в пыль очередного прозрачного супротивника. И старалась не думать, что станет с ней, если хоть одному из них удастся её коснуться.
Кто-то из кметей вскрикнул так громко, что сотрясся воздух. Ерут завалился на спину, держась за руку и прижимая её к груди. Млада в несколько широких шагов настигла ящера, который уже собирался атаковать его сверху. Брызнули в стороны морозные искры. Кметь заслонился от них пострадавшей ладонью: та посинела, будто он всю ночь держал её в снегу.
— Иди к огню! — приказала Млада. — Живей.
Едва не на карачках Ерут отполз прочь, не забыв, однако, нашарить меч, который до того уронил. Становилось совершенно ясно, что выстоять против дюжин змеев не удастся. Скурата и Олан всё больше уставали, всё чаще падали в снег и вставали всё с большим трудом. Порождения ночи и мороза, а может, и самой Морены, не давали им передыху. Меч Млады становится тяжелее, немели запястья и наливались свинцом ноги. Кожу кололо от ледяной пыли, которая постоянно летела в лицо. Глаза слезились, и всё вокруг размывалось в неразборчивое месиво.
— Сюда! Все! Скорее, — донёсся со спины оклик добравшегося до костра Ерута. — Они боятся огня!
И правда, можно было догадаться, что ледяные твари живого горячего пламени будут стеречься. Но то ли спросонья, то ли с испугу, никто об этом и не подумал. Все бросились в бестолковую схватку, крушить существ, которых никто раньше и в глаза не видел, и которым сталь их мечей была безразлична. Рассыпавшись, они снова возрождались — снега для этого кругом предостаточно.
Более не раздумывая, кмети развернулись и бодрой — откуда только силы взялись — рысцой побежали к костру. А смекалистый Ерут уже раскладывал вокруг него другие, поменьше, благо веток вечером всем скопом они набрали много. Ширилось пятно света и тепла. Злобно и разочарованно шипя, змеи кружили рядом, но ближе к огню не подбирались.
Млада единым махом перепрыгнула через бревно у костра и без сил упала на колени. Улепётывала она так же проворно, как и остальные. К чему пустая смелость и упорство — своя жизнь, какой бы она ни была — дороже. Тварь, что преследовала её, надтреснуто рыкнула и остановилась, всё же достав по шее стылым дыханием. Мороз продрал до самого нутра, прокатился осыпью с головы до ног. Млада хватанула ртом воздух, согретый огнём, и смахнула с волос иней.
— Цела? — тронул её за плечо запыхавшийся и взмокший Скурата.
Она только покивала. Подоспел следом и Олан. Весь отряд, к счастью, почти невредимый, тяжело дыша, развалился на снегу в круге света. А во мраке ночи кишели змеи, шелестели, будто переговаривались, решая, что делать дальше.
— Слава Огнеде, не пропадём, — вздохнул Ерут, всё ещё баюкая обмороженную руку. Та лучше выглядеть не стала, кметь и пальцами не мог лишний раз пошевелить.
Млада пошарила в мешке, достала оттуда чистые тряпицы и обмотала ими его кисть.
— За пазуху засунь — так теплее будет. А я ещё отвара приготовлю, согреешься изнутри — полегчает.
Кметь благодарно кивнул и, распахнув на груди кожух, осторожно просунул руку под него.
— Мне вот страсть, как интересно, что мы делать будем, когда у нас растопка закончится, — усаживаясь на бревно, высказался Олан. — До утра, положим, дотянем. А дальше? Если они и потом не уйдут?
— Вот доживем до утра, а там посмотрим, — пожал плечами Скурата, но будто на всякий случай начал собирать по снегу рассыпанный тут и там хворост.
— Подумать надо загодя, — возразила Млада. — Возьмем факелы да и пойдём в сторону лагеря. Может, такого огня хватит, чтобы от них отмахиваться.
— Идти-то далече. Особенно без лошадей, — глянул вдаль Ерут.
— Можешь остаться здесь, если эти твари тебе милей. Мало они тебя приласкали?
Кметь скривился, покосившись на свою руку.
Больше разговаривать ни у кого охоты не появилось. Так они и просидели до самого утра, озираясь и прислушиваясь. Время от времени кто-нибудь подкидывал в огонь новые ветки, а если их не хватило бы, на дрова пустили бы и то бревно, на котором все устроились. Волот так и не вернулся, но о том, чтобы его искать, больше никто и не заикался. Кумекать долго не надо, чтобы понять, что на этот раз он сгинул насовсем.
Морозные змеи близко не совались, но и не пропадали, изводили шуршанием и тихим полязгиванием ледяных туловищ. И, чудное дело, как только солнце начало подниматься над окоёмом, они будто бы сами по себе истаяли, растворились в потеплевшем воздухе.
Кмети облегченно вздохнули и начали собираться: сняли с сёдел погибших лошадей самые необходимые вещи, которые можно было бы унести на себе, нагрузили заплечные мешки и двинулись в путь. Все помнили, с какой стороны пришли: коль не отклоняться и не забывать посматривать на солнце, то до лагеря войска можно было и к вечеру добраться. Метели ночью не случилось, а поэтому старые следы конских копыт хорошо виднелись в глубоком снегу.
Млада шла впереди, уже привычно вперив взгляд в тропу под ногами. Так и забудешь, как голову поднимать. Но почему-то казалось, что если она упустит из виду вереницу следов хоть на миг, то снова всё запутается. Может, ещё больше, чем раньше.
Так они шли до полудня и после, то забирая в гору, то спускаясь в низины. Млада сразу заметила, что широкая проторенная тропа, которую якобы оставила дружина, и которой держался отряд, когда вышел из лагеря, пропала — не осталось даже малого напоминания. Верно, то был морок, напущенный неведомо кем. Высказывать свои догадки вслух она не стала, чай кмети не дураки — сами всё уразумеют.
Когда день начал клониться к вечеру, на лицах парней проступила усталость — за всё время пути они толком не останавливались на отдых. Наконец Ерута оскользнулся на склоне и, не сумев удержаться, рухнул в снег прямо на больную руку, которую так и пытался отогреть за пазухой. Покрыв самыми низкими ругательствами лес, Лешего и всех его приспешников, он поднялся, опираясь на подставленный Скуратой локоть.
Пока кмети возились, Млада встала на вершине невысокого холма, куда они взбирались, кажется, все последние часы, и глянула вниз. Чёткая тропка от копыт, будто издеваясь, продолжала бежать дальше, насколько хватало взгляда, и обрывалась ровно у трупов лошадей, оставленных отрядом в ночном лагере. Даже отсюда можно было разглядеть проталины вокруг кострищ и почувствовать едва уловимый запах дымка.
Млада тихо застонала и закрыла глаза, надеясь, что дурной сон, где она будто бы блуждала уже слишком долго, наконец развеется. Но нет. Всё повторялось точь-в-точь, как накануне.
— Что там? — тяжело дыша, спросил Олан, а, проследив за её взглядом, глупо хохотнул и уселся в снег прямо на том месте, где стоял. — Этого не может быть…
Следом поднялись и Скурата с Ерутом. Они просто промолчали — да и что тут скажешь? Впору вешаться.
Быстро смеркалось, и надежда всё же найти дорогу уж не до тривичей, а хотя бы к становищу княжеского войска, стремительно таяла. Отряд спустился к своему остывшему лагерю. Даже не разбирая вещей, парни уселись на знакомом бревне и понурили головы. Млада же никогда ещё не ощущала себя настолько бессильной и бесполезной. Все усилия оказались тщетны — и грядущая участь сгинуть здесь в безвестности нагоняла невыносимую тоску. Неужели всё обернётся так глупо?
Сколько они просидели так, в молчании, она не заметила. А костра развести никто не взялся. Знать, кметей уже не пугала новая встреча с морозными змеями. И все как будто ждали, что вот-вот среди деревьев послышится знакомый шелест — там и конец.
Но вместо него неподвижный воздух наполнился слабым ветряным дыханием. Качнулись ветки ольховника и плакучих берёз. Вдалеке пронёсся скрип снега то ли под шагами, то ли под полозьями саней — так и не разберёшь. Да и откуда здесь взяться хоть кому-то?
Но звук этот, наполненный необъяснимой жизнью, услышали все. Кмети вскинули головы, вглядываясь перед собой, Млада даже привстала. И она готова была поклясться, что и правда видит впереди припорошенную повозку, запряжённую серым тяжеловозом. А управлял ей мужик, лица которого не видно было за поднятым до самых ушей воротником тулупа.
— Эй! — что было мочи крикнула Млада, взмахнув руками. К её голосу присоединились и раскатистые окрики кметей.
Они подобрались и друг за другом и бегом кинулись к селянину, который, если замешкаться, скоро уедет — не догонишь. Мужик на громкие возгласы, что наперебой разносились по лесу, никакого внимания не обращал. Его мерин продолжал размеренно и безмятежно трусить по дороге, которой ещё не было видно, и сани неумолимо отдалялись, пока Млада и дружинники, борясь с сугробами и усталостью, изо всех сил бежали им наперерез.
Они едва не кубарем выкатились на широкую, явно хорошо наезженную тропу, а мужик так и пропал за её поворотом. Но тут же, будто в одночасье прорвало незримую плотину безмолвия, с севера прозвучал стук копыт, и к измотанному отряду выехали два всадника. Они натянули поводья, остановились, пристально разглядывая всех поочерёдно. Млада сделала шаг вперёд, узнав их. Никогда она не думала, что так рада будет видеть знакомые лица.
— Медведь! — заплетаясь в собственных ногах, она бросилась к спешившемуся всаднику. — Разорви меня лесовики, это ты.
Это и правда был он. Кметь, сбиваясь на бег, поспешил навстречу и немало удивился, когда она обняла его, словно самого родного человека на земле. Взяв Младу за плечи, Медведь на миг отстранился, недоверчиво вглядываясь ей в глаза, будто засомневался, что она в своём уме.
— Вы как тут оказались? — обратился к остальным подошедший за ним Дьярви.
— Долго рассказывать, — вздохнул Скурата и осторожно похлопал его по спине. — А вы, гляжу, быстро излечились.
— Да почти седмицу проваляться пришлось, — слегка поморщившись, развёл тот руками. — Но мы понадеялись, что войско всё же нагоним.
— Нагоните, если найдёте, — хмыкнул Олан. — Мы сами его искали, посчитай, весь день.
— Так что его искать? По следу и идём. Покамест с дороги он никуда не сходил, — продолжая одной рукой прижимать к себе Младу, уверенно заявил Медведь. — А вы-то как заблудились?
— Кто б знал.
Коротко Олан рассказал, как они оказались здесь, на дороге, которую силились найти, но так и не нашли. Поведал, как потерялся в лесу обезумевший следопыт и как все они тоже окончательно заплутали, словно по чьей-то злой воле, пока незнакомый мужик на санях не развеял этот чудовищный морок.
Медведь и Дьярви только качали головами и с сомнением хмыкали. В такое точно не сразу поверить можно.
— Как бы то ни было, а нам нужно до темноты проехать ещё несколько вёрст, — задумчиво проговорил верег после того, как Олан замолчал. — Наш путь верный. Если войско ещё дожидается вас, то мы должны скоро к нему выйти.
— Я бы так уверенно не говорил, — усмехнулся в покрытые инеем усы Ерут.
— А разве нам есть, куда деваться?
Кметь неопределённо повёл плечами.
Раненого Ерута и Младу, как бы она ни сопротивлялась, усадили верхом, остальные продолжили путь пешими. Так они шли по дороге до самой темноты — и непонятно было теперь, как можно было, столько кружа по лесу во все стороны, её не увидеть.
Заночевали у обочины, и то лишь потому, что измученные кмети из отряда уже едва передвигали ноги.
Утром Млада проснулась от невнятного гомона неподалёку. Уже светало, и парни, верно, все проснулись — жалостливо ждали только её. Но к своему немалому удивлению среди мужских голосов она различила один тоненький девичий. Как ужаленная, Млада подскочила на месте, опасаясь, что совсем уж рехнулась. Кмети, сидящие у потухшего костра, как один, примолкли. А на неё уставилась большущими ореховыми глазами молодая девица лет семнадцати, что вполне себе уютно устроилась между ними, закутавшись в чьё-то одеяло.
— Ты кто такая? — приветствие вышло не слишком вежливым, но Млада сейчас не способна была переживать об этом.
Незнакомка тепло улыбнулась, не заметив грубости, и наклонила голову, будто здоровалась с великомудрой большухой.
— Мира тебе в дороге. Меня зовут Искра. Я из Ракитки.