След Полония

Глава 1

Видеокамеры были здесь, очевидно, повсюду. — Сэр?

— Ноу проблем! — вежливо поблагодарил проходящего мимо служащего Владимир Александрович.

По счастью, ожил транспортер, и пассажиры очередного рейса, прибывшего в лондонский аэропорт Хитроу, дружно кинулись растаскивать появившийся багаж.

Виноградов сунул паспорт во внутренний карман куртки, подхватил свою сумку и вместе со всеми направился к выходу.

Как оказалось, от аэропорта до гостиницы запросто можно было добраться общественным транспортом: на обычном метро, или на поезде «Хитроу-экспресс», или, скажем, на автобусе. Впоследствии Виноградов проверил — получилось быстрее и намного дешевле, чем на такси. Но это — если знать город или хотя бы ориентироваться по туристической схеме.

А в первый день пришлось-таки взять машину — благо на стоянке перед аэровокзалом их выстроилась целая вереница.

— Отель «Континентал»! — скомандовал Виноградов, отчего-то рассчитывая произнести название без акцента.

Водитель, похожий то ли на пакистанца, то ли на индуса, кивнул, улыбнулся и о чем-то спросил.

Владимир Александрович сделал вид, что не расслышал.

— О, рашен? — поинтересовался водитель, запихивая в багажник его сумку, украшенную на самом видном месте липкой наклейкой «Досмотрено» и указанием аэропорта отправления. — Русский?

«Мать моя, ну и начало! Позор джунглям… — подумал Виноградов. — Джеймс Бонд после такого прокола непременно сделал бы себе харакири».

Пришлось признаваться:

— Русский, русский…

— Вери гуд! — одобрил его неизвестно за что загадочный восточный человек. — Валуев, Маскаев — боксинг, супер! Абрамович… йес, мистер? Челски!

Занятый переживанием профессионального позора, Владимир даже не сразу сообразил, что речь идет о его знаменитых соотечественниках-тяжеловесах и о легендарном английском футбольном клубе, принадлежащем теперь губернатору Чукотки.

— Вери гуд! — повторил он вслед за водителем…

Гостиница «Континентал», в которой Виноградову забронировали номер, располагалась в самом центре города — и первое, что он ощутил, переступив порог, был отчетливый запах тушеного мяса, карри и еще каких-то пряностей…

— Добро пожаловать, мистер Виноградов!

Как и водитель мини-кеба, разговорчивый пакистанец, доставивший Владимира Александровича из аэропорта, девушка за стойкой портье тоже ничем не напоминала чистокровную англичанку: черноволосая, темноглазая, с крупными формами и с улыбкой, которую непонятно почему принято называть голливудской. Перед стойкой, рядом с бесплатными приглашениями на какие-то выставки и концерты, лежало несколько рекламных календарей, а стену, выкрашенную в светло-серый невыразительный цвет, украшала лишь пара картинок с восточной тематикой.

— Добрый вечер.

— Пожалуйста, прошу вас! И это тоже…

— Да, спасибо. — Владимир Александрович взял ключи от номера, однако вместе с ними на пластиковую поверхность стойки лег продолговатый плотный конверт. — Это мне? Вы уверены?

— Да, конечно.

Фамилии адресата не было, только две цифры, соответствующие номеру, который занимал Виноградов. Своих данных отправитель тоже не указал.

— О, извините… — Владимир Александрович, будто случайно, уронил на пол ключи. Нагибаясь, он резко и неожиданно обернулся: холл гостиницы был, как прежде, прохладен и пуст. Во всяком случае, в поле зрения никто не болтался. — Пардон! Простите, а что это?

— Это необходимая информация по городу. Как доехать, экскурсии, клубы, время работы музеев и магазинов…

— Я могу посмотреть?

— Разумеется, сэр!

Стараясь на всякий случай держать конверт подальше от лица, Виноградов надорвал краешек плотной бумаги. Ура! Ни ядовитого дыма, ни взрыва, ни белого порошка со спорами сибирской язвы…

— Благодарю вас, мисс…

Как оказалось, кроме туристической карты Лондона, гостиница снабдила постояльца буклетом со схемами городского метро и движения автобусов, а также кратким путеводителем по основным достопримечательностям.

— Что еще я могу для вас сделать?

Виноградов не был настолько уверен в собственном английском языке, чтобы ответить старой казарменной шуткой… Красавица бы поняла, но начинать проживание в отеле со звонкой пощечины не хотелось — может быть, позже, когда понадобится скандал.

— Благодарю вас, — Владимир Александрович взял буклеты. — Сколько я вам должен?

— Это бесплатно, сэр.

— Я вам очень признателен…

— У нас прекрасный ресторан на втором этаже. Очень знаменитый индийский ресторан, самый старый в Лондоне! Называется «Индиа-клаб»… — Девушка за стойкой одарила Виноградова еще одной ослепительно белозубой улыбкой и протянула ему глянцевый картонный прямоугольник визитной карточки. — Там готовят настоящие традиционные индийские блюда. Очень полезно для здоровья! К нам ходят журналисты из Би-би-си и даже сотрудники индийского посольства.

Понятно! Вот, значит, откуда восточные запахи.

— Для постояльцев отеля — большая скидка…

— Спасибо, мисс, я обязательно воспользуюсь вашей рекомендацией. Всего доброго!

— До свидания.

Холл был по-прежнему пуст, и Владимир поднялся к себе на этаж.

Да, в жизни слишком редко бывает так, чтобы хорошо — и дешево…

Комната оказалась размером с тюремную камеру питерского изолятора временного содержания, зато обстановка в ней больше всего напоминала служебную каюту младшего командного состава на каком-нибудь речном теплоходе.

Довольно чисто, скучновато, благопристойно — как раз то, что надо для командированного или же для туриста, не намеренного проводить в четырех стенах ни одной лишней минуты.

Первым делом Владимир опробовал крохотный совмещенный санузел, в котором требовалось поворачиваться очень медленно и осторожно, чтобы не задеть ничего на стеклянной полочке перед зеркалом. Потом подошел к окну…

Начальство, по старинке, экономило валюту, пребывая в глубокой уверенности, что тридцати пяти фунтов командировочных в сутки вполне достаточно. Надо было, наверное, самому доплатить.

Честно прожив почти всю сознательную жизнь на небольшую, но стабильную зарплату офицера советской, а затем и российской милиции, Владимир Александрович Виноградов довольно долго и не без труда привыкал к своему новому официальному статусу — статусу адвоката.

Когда-то он завидовал тем, кто позволял себе обходиться без пиджака — счастливые люди, никаких забот о том, куда положить служебное удостоверение и как незаметнее пристроить пистолет…

А в его новой профессии не было ни начальников, ни подчиненных: и работать, и зарабатывать приходилось самостоятельно, только время от времени, по необходимости, объединяясь с коллегами по адвокатскому цеху.

Круг новых обязанностей не требовал его постоянного присутствия на рабочем месте и почти идеально маскировал многочисленные контакты с представителями самых различных социальных слоев: от милицейских следователей, продажных сотрудников прокуратуры или представителей всевозможных спецслужб — до криминальных авторитетов, высокопоставленных чиновников новой формации, предпринимателей, балансирующих на грани закона, и журналистов.

Однако помимо широких, почти ничем не ограниченных оперативных возможностей статус члена Санкт-Петербургской городской коллегии адвокатов давал Владимиру Александровичу и вполне ощутимые материальные преимущества, позволяя ему вполне обоснованно причислять себя к людям если и не богатым, то, во всяком случае, состоятельным. И ничего странного не было в том, что Виноградов постепенно, год от года, все больше привыкал к новому, достаточно высокому уровню потребления, который даже не снился ему при увольнении из органов внутренних дел.

Оставив вещи в номере, пролистав полученный от гостиничной администрации путеводитель и сунув в карман фотоаппарат, Владимир Александрович пошел продляться по Стрэнду.

Во-первых, совсем не хотелось коротать первый лондонский вечер в четырех стенах гостиничного номера. А во-вторых, элементарные правила техники безопасности предписывали присмотреться к окрестностям…

К тому же благодаря путеводителю и карте города Виноградов считал себя теоретически более подкованным. Например, теперь ему было известно, что Стрэнд — это довольно длинная, переполненная машинами улица, которая соединяет два исторических центра, Вестминстер и Сити.

Проскочив быстрым шагом мимо фонтанов Со-мерсет-хауса, Владимир Александрович сделал свои первые лондонские фотографии: знаменитая чайная лавка Томаса Твиннингса, больше похожая на средневековую аптеку, чем на магазин, и удивительной красоты паб «Джордж», выглядевший именно так, как представляют себе заведения подобного рода гости английской столицы.

Иностранцев, желающих пешком прогуляться по старому Лондону вечером трудного дня, конечно же, было вокруг достаточно, но на Стрэнде пока что не наблюдалось ни давки, ни суеты.

На углу с Олдвич-стрит Виноградов не удержался и сфотографировал здание Би-би-си, с надписью «За вечную дружбу англоязычных стран» на фасаде, потом обошел его вокруг, свернул к Темзе и отправился прямо на мост Ватерлоо.

Перебираться на другой берег, к вокзалу, Владимир не стал — он дошел примерно до середины моста и остановился, чтобы полюбоваться классическими видами Лондона, разошедшимися по миру в миллионах картин, фильмов, открыток и фотографий.

Отсюда действительно открывалась великолепная панорама.

Впрочем, долго наслаждаться ею Виноградов не смог. Поежившись, он вернулся обратно, к набережной Виктории, — несмотря на то что ветер, как по заказу, немного утих, над водой было все же еще слишком прохладно и сыро.

Прямо под мостом Ватерлоо бездомных и нищих кормили благотворительным горячим бульоном с сухариками. Некоторые из нищих то и дело отрывались от бесплатной еды, чтобы ответить кому-то по мобильному телефону…

Темнело.

На всякий случай, чтобы не заблудиться, Владимир Александрович вернулся на Стрэнд и пошел по нему: мимо каких-то театров, названия которых Виноградову ни о чем не говорили, мимо старинных церквей и домов, выстроившихся по обе стороны улицы. Спустя всего несколько минут он уже был на Трафальгарской площади и вместе со всеми совершал ее круговой обход, непременный и обязательный для любого туриста, хоть раз посетившего Лондон.

Люди здесь — вне зависимости от религиозной принадлежности, цвета кожи, возраста, образования, политических предпочтений — уже не были предоставлены сами себе: по мере приближения к площади они волей-неволей сгустились в толпу, подчиняющуюся уже только своим собственным законам возникновения, перемещения и распада…

Вместе со всеми Владимир Александрович дисциплинированно забирался на львов, окруживших колонну Нельсона, щелкал фотоаппаратом, с уважительным интересом рассматривал статуи каких-то генералов и с некоторым недоумением — монументальное изображение безрукой и обнаженной беременной женщины-инвалида, обосновавшееся на одном из каменных постаментов.

Возле конной статуи короля Карла I, которому еще три с половиной века назад отрубили голову республиканцы, Владимир Александрович едва не наступил на голубя и с трудом сохранил равновесие.

— Вот скотина крылатая!

Голуби, перебравшиеся в Лондон со скалистого южного побережья, очевидно, считают себя местной достопримечательностью и держатся с высокомерием столичных жителей, вынужденных терпеть нескончаемое паломничество провинциалов. Они везде: под ногами, на колонне, на треуголке отважного бронзового адмирала, на куполе церкви Святого Мартина, на подоконниках и под крышами здания Национальной галереи… А с тех пор как мэр города превратил Трафальгарскую площадь в пешеходную зону, эти наглые твари стали ленивыми до неприличия и вообще ничего не боятся.

Наблюдая, как разноцветные дети, японцы и бабушки позднего пенсионного возраста бросают голубям какой-то специальный птичий корм — это тоже, оказывается, считается непременной частью обязательного туристического ритуала, — Владимир Александрович почувствовал, что проголодался.

Ну что же, время позднее, аппетит нагулял — пора и честь знать…

Вернувшись в отель, он с большим удовольствием, очень вкусно и достаточно дешево поужинал в индийском ресторане и выпил кружку пива, после чего улегся спать.

Как и предполагалось, в этот вечер на контакт с Виноградовым никто не вышел…

Очередное совещание оперативного штаба проходило в специально оборудованном помещении, защищенном от прослушивания любыми видами техники.

Обстановка не баловала излишествами: полупрозрачная легкая мебель, бледно-бежевые стены без окон, светильники, упрятанные в потолок, и пластиковая доска для графических схем.

Разумеется — никаких портфелей, сумок или сумочек, включая дамские, мобильных телефонов и персональных компьютеров. Перед каждым из присутствующих лежала лишь пара листков белоснежной бумаги и карандаш, которые следовало оставить по окончании совещания на месте для последующей утилизации.

— Как известно, джентльмены, после начала операции в Ираке американцы пошли на очень жесткие меры по обеспечению своей внутренней защиты от террористических ударов. А вот наш премьер-министр Блэр, кроме заявлений общего плана, не предпринял ничего, чтобы пресечь деятельность экстремистских исламских группировок на территории Великобритании. В том числе структур так называемого чеченского национального сопротивления — и это при той опасности, которая совершенно ясно проистекала из нашего активного участия в действиях коалиции. К тому же негативная кампания в прессе… и вот вполне закономерный итог — террористические акты в лондонском метро совершили не какие-то заезжие исполнители, а подданные Великобритании пакистанского происхождения.

Мистер Ремингтон кивнул.

Он полностью разделял позицию человека, которому предоставили слово: более чем наивно было полагать, будто опубликованные мировыми средствами массовой информации факты оскорблений и издевательств со стороны британских военнослужащих в отношении религиозных чувств мусульман не вызовут соответствующей реакции.

— Чем, на наш взгляд, сильна «Аль-Каида», так это умением не только тщательно разрабатывать свои акции, рассчитанные на мощный международный эффект, но также подбирать и психологически готовить исполнителей! этих террористических актов. Теперь уже установлено, что некоторые члены пакистанской «спящей ячейки» до своего участия в проведении взрывов выезжали для специальной подготовки в военно-религиозные лагеря на историческую родину — так что господин Тони Блэр проявил, мягко говоря, неосмотрительность. — Начальник отдела «G» оперативного управления контрразведки перевел дух и продолжил: — Не случайно господин премьер-министр на своей недавней встрече с лидерами исламского движения Великобритании фактически вынужден был признать пробел в воспитании основной массы выходцев из бывших британских колоний. Они так и не восприняли в полной мере западные моральные ценности. К сожалению, попытки нынешнего правительства взять под свой контроль подготовку имамов и вообще религиозное воспитание мусульман, проживающих в Соединенном Королевстве, сильно запоздали и, скорее всего, вызовут лишь достаточно жесткое сопротивление со стороны исламской обшины и правозащитников…

Контрразведчик внимательно оглядел участников совещания, ожидая каких-либо возражений.

Возражений не последовало. Все были прекрасно осведомлены о том, какими опасностями грозит обществу так называемая политкорректность, выведенная за рамки здравого смысла.

— Собственно, господа, английские спецслужбы не в первый раз оказались втянутыми в тайную войну с вооруженным подпольем исламского толка. Например, немцы еще во время Второй мировой войны успешно пользовались ненавистью к нам мусульманского населения — и даже сумели спровоцировать на этой почве восстание иракцев против нашей администрации. А в тысяча девятьсот сорок третьем году находившемуся на переговорах в Турции премьер-министру сэру Уинстону Черчиллю из Лондона была направлена шифровка с предупреждением о том, что германская военная разведка планирует покушение на него. Поданным нашей агентуры, осуществить это покушение готовилась террористическая группировка, исповедовавшая идеи исламского фундаментализма. Тогда, получив телеграмму, Черчилль срочно вернулся в Лондон…

— Спасибо, сэр. Кто еще хотел бы высказаться?

— Господа, а вы абсолютно уверены, что в информации Интерпола содержатся сведения именно об изотопе полония?

— Да, вы же видели текст… — Мистер Ремингтон кивнул капитану первого ранга, задавшему этот вопрос. Кстати, моряк из военной разведки был единственным, кто пришел на совещание в форме. — Сообщение достаточно конкретное — по крайней мере, в этой части…

— Дело в том, — начал представитель морской разведки, — что, транспортируя радиоактивные вещества, всегда рискуешь, что их обнаружат. В случае же биологических материалов такой риск практически отсутствует. А факты кражи смертельно опасных вирусов зафиксированы почти на пятидесяти заводах системы «Биопрепарат».

— Простите, как вы сказали?

— «Биопрепарат», — медленно и четко повторил моряк.

— Что это такое? — поинтересовался кто-то.

— Это научно-производственная сеть в бывшем СССР… После распада Советского Союза часть ученых, работавших по программам оружия массового поражения, устроилась на такую же работу в Иране. Северной Корее и Пакистане. Часть из них, по нашим данным, до сих пор работает на русские преступные группировки, помогая отбирать материалы для последующих краж или для приобретения. У меня, например, не вызывает сомнения, что Осама бен Ладен и его люди уже располагают опасными биологическими материалами — в частности, биологическим оружием, которое можно прикрепить к взрывному устройству на теле террориста — самоубийцы.

— Или выстрелить им из гранатомета, не так ли?

— Совершенно верно. Можно запустить контейнер с вирусами, как ракету, над городом или взорвать его, скажем, при помощи дистанционного взрывателя в каком-нибудь людном месте… Господи, да как угодно! Помните террористическую атаку на вокзале в Мадриде?

— Вы полагаете, что и у нас может произойти то же самое?

Даже если сидевший напротив представитель правительства и рассчитывал на отрицательный ответ, он его не дождался.

— Вполне возможно! И тем более если принять во внимание недавнее обнаружение полицией в одной из лондонских квартир смертельного яда…

— При чем тут еще какой-то яд?

— Ядовитое вещество рицин… его несколько лет назад уже применили фанатики из одной религиозной секты в Японии, чтобы совершить массовое отравление пассажиров токийского метро. Тогда действительно погибло и пострадало довольно много народу, — пояснил вместо военного контрразведчика мистер Ремингтон. — Господа, прошу внимания!

Ход оперативного совещания ни в коем случае нельзя было выпускать из-под контроля. Каждый из присутствующих по праву считался специалистом в каком-то своем, иногда очень узком и специфическом, направлении обеспечения национальной безопасности — и оттого готов был говорить на любимую тему практически бесконечно.

— Господа, давайте все-таки послушаем эксперта? Нет-нет, сидите, пожалуйста!

— Спасибо, мистер Ремингтон, мне так удобнее…

Со своего места поднялся мужчина, одетый так, как одеваются обычно обеспеченные холостяки или мужья после второго развода, — достаточно дорого и довольно небрежно. Пластиковый прямоугольник специального пропуска, висящий у него на шее, перевернулся, поэтому прочитать имя и фамилию эксперта было невозможно.

— Начнем с того, что иногда, как известно, «грязную» бомбу называют атомной бомбой для бедных.

Однако если цель применения ядерного оружия — мгновенное и масштабное уничтожение противника, то террористическая атака с применением «грязной» бомбы призвана произвести совершенно иной эффект… По поручению мистера Ремингтона мы попытались выстроить математическую модель того, что может произойти при срабатывании такого устройства в центре Лондона. В результате достаточно сложных расчетов, учитывающих множество факторов — от рельефа местности, плотности и характера городской застройки до преимущественного направления и скорости ветра на разных высотах, наши специалисты смоделировали сценарий, при котором в Лондоне взрывается бомба на основе радиоактивных изотопов полония. Считается, что именно это радиоактивное вещество находится сейчас на территории Великобритании, хотя лично я имею по этому поводу свое особое мнение…

— Оно отражено в отчете, господа, — сообщил членам оперативного штаба мистер Ремингтон. — Продолжайте, пожалуйста!

— В качестве места взрыва было выбрано несколько точек, в частности один из магазинов на Оксфорд-стрит, офис частной компании в Сити и Трафальгарская площадь. Условная бомба содержала некоторое количество изотопов полония-210 и около четырех килограммов тротила… Очень жаль, что нет возможности воспользоваться компьютером! — Эксперт даже прихлопнул от досады в ладоши. — Программа нарисовала нам наглядную картинку вероятной зоны поражения…

— Простите, но я не отношу себя к любителям смотреть фильмы ужасов, — усмехнулся начальник оперативного отдела МИ -5.

— Ну что вы! Это — всего лишь динамические схемы, компьютерная графика.

— Для вас, для ученых. А для кого-то из жителей…

— Господа, прошу вас! — призвал к порядку мистер Ремингтон. — Продолжайте, пожалуйста. — обратился он к эксперту.

Тот обиженно поджал губы:

— По нашим расчетам, взрыв сам по себе может убить от десять] до пятидесяти человек, Когда на место происшествия начнут прибывать чрезвычайные службы, их представители, прошедшие курс специальной подготовки и оснащенные аппаратурой экспресс-ана-лиза, достаточно быстро поймут, что прогремевший взрыв не совсем обычен. Однако простая сила нагретого воздуха уже поднимет частицы радиоактивного материала на десятки метров вверх… — Эксперт оперся руками о пластиковую поверхность стола. — Ветер практически немедленно начнет разносить по Лондону миллионы мельчайших крупиц радиоактивного полония. Например, при совершении террористического акта у подножия колонны Нельсона при попутном ветре через несколько секунд зараженное облако может достичь Уайтхолла, минутой позже — Черинг-кросса, потом Сити, а через полчаса радиоактивная пыль могла бы долететь до пригородов, отстоящих на десять километров от места взрыва. Зараженный воздух распространится по Лондону, и никаких указаний на его зараженность не будет…

Стивен Ремингтон, как и все остальные, слушал эксперта со все возрастающим напряжением.

— По мере охлаждения воздуха радиоактивные частицы постепенно станут выпадать на людей, не подозревающих об опасности. Пыль осядет в парках, в садах, на тротуарах и автомобилях — и основной опасностью впоследствии будет риск развития раковых заболеваний. В пяти километрах от взрыва такой риск увеличится незначительно, составив один возможный случай из тысячи, так как естественный фоновый уровень радиации не слишком изменится. Однако уже на расстоянии в километр радиация будет в шесть раз выше естественного уровня, и риск получить раковую опухоль увеличится до одного случая из ста. На удалении в пятьсот метров — до одного случая из пятидесяти, а в двухстах метрах от взрыва уровень радиации в восемьдесят раз превысит естественный фон; и в итоге шансы заработать онкологическое заболевание в результате атаки у тех, кто, на свою беду, оказался слишком близко, составят уже один к семи!

Кажется, только впитанная с молоком матери неизменная британская выдержка не позволяла сейчас участникам оперативного штаба явно выразить свое отношение к подобной перспективе.

— Еще одной проблемой станет очистка зараженных районов центрального Лондона. Любая подобная операция будет невероятно масштабной и дорогой — при этом неубранные частицы некоторых веществ способны сохранять смертельно опасную радиоактивность в течение двухсот лет!

Кажется, только теперь правительственный чиновник действительно испугался:

— И что же придется делать?

— Один из выходов в таком случае — надолго забросить или вообще снести часть города.

— Да вы в своем уме? Вы что, предрекаете нам второй Чернобыль?

— Возможно, это еще не самое страшное… — вздохнул эксперт. — По оценкам наших аналитиков, главным поражающим фактором «грязной» бомбы является страх, который она способна посеять в сердцах тысяч, если не миллионов людей. В городских кварталах разразится паника, обширные жилые и промышленные территории будут перекрыты или эвакуированы, а в долгосрочной перспективе следует ожидать всплеска смертельных заболеваний в результате постепенного воздействия радиации на клетки организма.

— Я нисколько не сомневаюсь в высоком уровне компетенции специалистов Скотленд-Ярда, но… не сгущаете ли вы краски? — задал вопрос капитан первого ранга.

— Девятнадцать лет назад в результате утечки хлорида цезия на заводе в небольшом бразильском городке оказались заражены примерно двести человек. Этот случай позволяет предположить, какой проблема может оказаться на практике… Когда о заражении становится известно, все хотят получить более подробную информацию о его масштабах, но определить их непросто. В бразильском случае началась общая паника среди местных жителей, и медицинские службы моментально оказались перегруженными — одна десятая населения города захотела срочно пройти радиологическое обследование.

— Вполне естественное желание, согласитесь.

— И поэтому мы считаем, что подлинная эффективность «грязной» бомбы — не в убийственной радиации, а в убийственном страхе, господа. Благодарю за внимание, я закончил.

— Есть ли вопросы к эксперту?

Вопросов не было.

— Возможно, они появятся позже… — Стивен Ремингтон отложил карандаш. — Да, прошу вас.

— Откуда у террористов может вообще быть начинка для «грязной» бомбы?

— Мне очень жаль, но, пожалуй, ваш вопрос несколько не по адресу. Наверное, на него лучше ответит представитель Полицейской службы специального назначения?

— Да, конечно, я готов.

— Спасибо! Присаживайтесь, пожалуйста. — Мистер Ремингтон поблагодарил эксперта и тут же обернулся к новому докладчику: — Итак?

Заместитель шефа Полицейской службы специального назначения сразу же перешел к делу:

— Радикальные исламисты вполне могли получить в свое распоряжение значительное количество ядерных и биологических материалов, провезенных контрабандой из бывшего СССР. Есть информация, что не так давно представители «Аль-Каиды» и чеченских группировок тайно встречались недалеко от польско-украинской границы. По нашим данным, контрабанду опасных материалов организовал и контролирует некий Семен Могилевский, которого мы считаем одним из самых опасных из ныне живущих преступников. Могилевский возглавляет крупнейшую мафиозную структуру, именующую себя «Солнцево», по названию небольшого городка под Москвой… — От многократного употребления русские названия и имена из уст англичанина вылетали легко и почти без акцента. — Члены мафии «Солнцево» в последние годы уже много раз предпринимали попытки приобрести оружие массового уничтожения советского производства — и прямо, и через посредников. Если им повезло, что очень возможно, то оно вполне могло быть перепродано исламским террористам…

— Это всего лишь ваше предположение или нечто большее? — посчитал необходимым уточнить правительственный чиновник.

— Раньше люди из «Солнцево» поставляли арабским террористам обычное оружие и взрывчатые средства, что уже неоднократно доказано израильтянами. До атак на небоскребы в США израильская разведка вообще считала Могилевского самой большой угрозой для безопасности своей страны и стран Восточной Европы. Американское ФБР обвиняет его в торговле оружием и наркотиками в огромном масштабе, в заказных убийствах, торговле живым товаром, а также в кражах и контрабанде произведений искусства, отмывании грязных денег — кстати, и через британские банки в том числе!

— Могилевский — это и в самом деле серьезно, — подтвердил слова коллеги мистер Ремингтон.

— Господа, мы убеждены, что в случае террористической атаки на территории Великобритании с использованием так называемой «грязной» бомбы «Аль-Каида» воспользуется именно материалами, приобретенными у русской преступной группировки «Солнцево». Это может быть даже оружие массового уничтожения… — Представитель специальной «атомной полиции» сделал многозначительную паузу. — По американским данным, не более сорока процентов такого оружия на территории России и других постсоветских стран охраняется по соответствующим мировым стандартам. Иногда на хранилищах нет даже основного — заборов или специальных замков… Что же касается выявленных маршрутов контрабанды русских ядерных материалов, то они сходятся преимущественно в Польше и в Чехии, где с террористами, по всей видимости, сотрудничают бывшие офицеры коммунистических спецслужб. Полагаю, не все из присутствующих знают, что некоторое время назад мы направили шефам разведок Евросоюза секретный меморандум, в котором предупреждали об активизации контактов бывших агентов советского блока с боевиками «Аль-Каиды». И мы все более сходимся во мнении с ФБР, что украденные или купленные ядерные материалы могли поступить в распоряжение исламских террористов непосредственно с русских армейских складов, находящихся на Урале.

— Это неподтвержденные данные! — заметил военный разведчик.

— Мы получили их от американцев.

— Вот именно…

— Могилевский… — повторил представитель правительства, старательно запоминая не слишком привычную для английского слуха фамилию.

— Семен Могилевский родился в Киеве, это теперь столица Украины, в сорок шестом году… — со знанием дела пояснил «атомный» полицейский. — Закончил экономический факультет Харьковского университета. Теперь он — человек номер один в русской мафии, его называют Брэйни Сэм — Башковитый Сэм.

Предполагается, что именно он создал мафию «Солнцево», о которой я уже говорил. Повторюсь: это самая влиятельная евро-азиатская преступная организация в мире… При этом официальный статус господина Могилевского как бизнесмена достаточно высок — он считается совладельцем очень крупного транснационального холдинга, акции которого котируются в том числе и на Уолл-стрит. Кроме того, господину Могилевскому, только по данным из официальных источников, принадлежат несколько небольших судоходных компаний, пассажирские самолеты, месторождение в Южной Африке, нефтеперерабатывающий завод и еще многое, многое другое.

— Кстати, этот самый Семен Могилевский — он не хотел бы купить футбольный клуб «Вестхэм Юнайтед»? А то у них в прошлом сезоне игра не заладилась… — поинтересовался, ни к кому персонально не обращаясь, начальник оперативного отдела контрразведки.

Сидящие за столом мужчины сдержанно посмеялись, показывая, что вполне оценили юмор коллеги.

С тех пор как русский миллиардер Роман Абрамович приобрел лондонский «Челси», более-менее смешные шутки по поводу новых русских, скупающих все, что понравится, появлялись одна за другой.

— Согласно мнению экспертов ФБР, на опыт которых так не любит полагаться мой коллега… — продолжил выступающий, — фактическими руководителями группировки «Солнцево» во времена СССР и при его распаде были высокие чины спецслужб. За рубежом, особенно в странах бывшего Восточного блока, люди Могилевского и по сегодняшний день очень плотно сотрудничают с российской военной разведкой и с гражданскими разведчиками, — в американском отчете за двухтысячный год, например, соответствующие данные приведены по пятидесяти странам… Причем каждый раз формы работы на чужой территории зависят от местных условий. В Польше, например, в отличие от Венгрии или Литвы, русская мафия не стала создавать собственных структур, а просто подчинила себе самую мощную местную банду — «Прушкув».

— Господин Могилевский что — тоже служил в КГБ или в ГРУ?

— Нет. Но еще в начале советской Перестройки через сеть совместных предприятий и при поддержке бывших офицеров спецслужб он выводил за границу деньги коммунистической номенклатуры, а также валютно-финансовые резервы КГБ СССР. В последующие годы, по данным ФБР, при посредничестве некоторых американских банковских структур, Могилевский вывез из России капиталы на сумму от четырех до двадцати двух миллиардов долларов…

— Ого! — не удержался кто-то из присутствующих.

— У него уже тогда были свои люди не только в отделениях «Нью-Йоркского банка» по всему миру, но и среди чиновников Международного валютного фонда. Это вскрылось, когда Могилевский организовал хищение почти всего кредита в шестнадцать миллиардов долларов, выделенного МВФ для России.

— Где он сейчас?

— Точно не установлено. В девяносто седьмом Могилевский получил хорватское гражданство и поменял фамилию. Сейчас пользуется по меньшей мере пятью известными нам паспортами, а также дюжиной различных имен. Однако некоторое время назад мы получили от американцев несколько оперативных записей. Это записи международных телефонных переговоров Семена Могилевского из Варшавы с человеком, личность которого, к сожалению, пока не установлена. Собеседник господина Могилевского находился в Лондоне, беседа между ними велась на русском языке, и речь шла о взаимных расчетах по сделке с неким «очень скоропортящимся» и требующим «особо бережного отношения» товаром. Из контекста и некоторых особенностей разговора аналитики сделали вывод о том, что под этим «товаром» вполне могли подразумеваться радиоактивные вещества.

— Или биологические препараты, — опять напомнил о своем моряк из военной разведки.

— Или цветы, например… — пожал плечами начальник оперативного отдела МИ-5.

— При чем тут цветы? — не понял мистер Ремингтон.

— Абсолютно ни при чем, к сожалению, — вздохнул начальник оперативного отдела.

Совещание штаба подошло к концу примерно через сорок минут.

— Господа, министр внутренних дел ждет от вас тщательно мотивированных выводов и предложений. Считаю необходимым еще раз напомнить, что от того, насколько быстро мы их получим, будет зависеть, как скоро правительство примет решение о повышении уровня террористической угрозы в стране с «серьезного» до отметки «критический». Прошу также учесть, что такой высокий уровень угрозы мы объявляли всего один раз, в прошлом году — сразу после взрывов в метрополитене, и тогда соответствующие мероприятия обошлись государственному бюджету в весьма значительную сумму.

— Нельзя экономить на национальной безопасности.

— Но до этого случая у нас не было конкретных сведений о готовящихся терактах!

— Американцы давно уже предупреждали нас, что Осама бен Ладен пытается изготовить или купить у русских «грязную» бомбу, — возразил правительственному чиновнику представитель «атомной полиции». — Они сообщали также о возможной попытке одного из видных радикальных исламистов проникнуть на британскую территорию с ядерными материалами.

— Этого недостаточно.

— Господа! Я благодарю всех за внимание и за плодотворную работу, которую мы сегодня проделали вместе. — Мистер Ремингтон первым поднялся со своего места, и вслед за ним начали вставать из-за стола другие члены временного оперативного штаба. — К сожалению, речь идет уже не о том, состоятся ли террористические атаки вообще, а о том, когда именно они состоятся…

— Боже, храни Англию!

Опоздание больше чем на три минуты считается неприличным.

Со стороны ничего заметно не было, но те, кто хорошо знал мужчину, сидевшего возле иллюминатора в каюте сухогруза, решили бы, что он очень нервничает.

Впрочем, люди, слишком хорошо знавшие его, долго не жили…

Пресловутый «черный кеб» — дорогое такси, больше похожее на сувенир или музейный экспонат, чем на средство передвижения, — осторожно выкатился на причал.

— Это здесь, сэр. Вон стоит!

— Хорошо. Остановите.

Туман… Протяжный, тоскливый гудок покидающего порт теплохода режет душу и выворачивает ее наизнанку.

Где-то впереди скрежещет металлом огромный, раскорячившийся на рельсах башенный кран. Надрываются сытые чайки. То и дело выскакивают на асфальтовый пятачок автопогрузчики: угрожающе обнажив матовые лезвия стальных клыков, они выхватывают что-то из нескончаемых штабелей и исчезают с добычей в распахнутом чреве кирпичного склада.

Закрывая и без того скудную панораму, прямо напротив чернел помятый и обшарпанный борт уже начавшего опорожнять свои трюмы сухогруза. Название этой посудины на английский язык не переводилось, но где-то вверху лениво полоскался на ветерке флаг некоего крохотного островного государства, о котором мало кто, кроме его жителей, слышал хотя бы раз в жизни.

— Подождите меня здесь тридцать минут. Потом подайте звуковой сигнал. Потом подождите еще десять минут и, если я не выйду, можете быть свободны!

Человек, которого окружающие и пресса за глаза называли Олигархом, отжал ручку дверцы, вышел из автомобиля и через опущенное наполовину окно, как было здесь принято, протянул водителю сложенные пополам купюры.

— Непременно, сэр.

Водитель-англичанин с большим достоинством принял деньги и остался за рулем — открывать и закрывать дверцу за пассажиром, даже с расчетом на крупные чаевые, в его обязанности не входило.

Олигарх подошел к борту сухогруза и поднялся по скользким металлическим ступенькам наверх.

— Здравствуйте!

— Здравствуйте… — Крепкий малый, стоявший на вахте у трапа и старательно изображавший матроса, посторонился, потом добавил по-русски: — Заходите, пожалуйста. Сейчас вас проводят.

Собственно, здесь уже заканчивалась территория английской короны и начиналась юрисдикция другого государства. Строго говоря, это была уже не Великобритания…

Собственно, на данной норме международного права и строился расчет Семена Могилевского — человека, которому срочно потребовалось увидеться с Олигархом…

Могилевский был слишком умен и осторожен, чтобы появиться на земле хотя бы одной из стран, которые добивались его ареста. Видная фигура в организованной международной преступности, он и на сво-боде-то оставался до сих пор только потому, что не верил даже собственным детям — а что уж говорить о партнерах по бизнесу или криминалу! Даже если и не подставят случайно, то запросто могут организовать что-нибудь вроде несчастного случая.

Зато здесь, на борту сухогруза, принадлежащего его собственной судоходной компании и зарегистрированного под дешевым иностранным флагом, никаким правоохранительным органам, включая Интерпол, было его не достать. Теоретически! Потому что Семен Могилевский прекрасно отдавал себе отчет в том, что все это — лишь иллюзия относительной безопасности от спецслужб. Такая же призрачная иллюзия, как на улицах тихой Женевы или в тропических джунглях…

Впрочем, сходить на берег он не собирался — так и сидел уже почти целый день в тесноватой каюте второго штурмана, разглядывая через иллюминатор туманное небо, чаек, кружащихся над водой, однообразные трубы и причальную стенку завода.

Непосредственно перед тем, как Олигарх решительно взялся за леера крутого металлического трапа, господин Могилевский проводил время за чтением книги. Внимание на тексте концентрировалось плохо — время назначенной встречи приближалось, и теперь в любой момент следовало быть готовым к любым неожиданностям.

Охрана требовала, чтобы на время стоянки у берегов Великобритании шеф как можно больше времени проводил в одном из трех специально оборудованных на судне тайников, однако, с точки зрения Семена Могилевского, это было бы слишком унизительно. Поэтому он ограничился тем, что перебрался из единственной пассажирской каюты, в которой прожил весь рейс из небольшого черногорского порта до Лондона, в расположенное на другом конце судна обиталище второго помощника капитана.

В принципе, спрятаться он успеет — о малейшей опасности предупредят расставленные повсюду «матросы». А все остальное, как говорится, в руках Всемогущего и Милосердного…

Господин Могилевский покосился на монитор видеокамеры наружного наблюдения и опять раскрыл книгу: «…Вот так, может, за папиросу и кружку пива Максим отдал душу. Впрочем, бывает, что и очень умные люди отдают ее: ради красного словца.

Ну, конечно, дьявола так не устраивает, получается, что и сделки никакой не было. Ведь зло и потеря души — когда дьявол может действовать через человека. Понятно? Сам факт договора ерунда, главное — дела, совершенные человеком вследствие этого договора, понял? Дьявол готов и без договора помогать, лишь бы помогать…»

— Ерунда! — Семен Могилевский перевернул черный глянцевый томик и посмотрел на обложку: в качестве автора значился некто Владимир Шинкарев. Что-то смутно знакомое. — Впрочем…

Перед отходом из Черногории пассажир, внесенный в судовую роль в качестве «представителя судовладельца», накупил в русской книжной лавке с полдюжины современных детективов, томик Чехова и еще пару книг малопонятного жанра, которые ему выдали за юмористические.

Это помогло скоротать время.

Рация напомнила о себе коротким докладом вахтенного: все в порядке, прибыл гость, он один, и ничего подозрительного вокруг судна не наблюдается!

И почти сразу же в поле зрения видеокамеры появился поднимающийся по трапу Олигарх…

Сопровождающий постучал костяшками пальцев о металл двери и, получив разрешение, впустил гостя в каюту.

— Здравствуй!

— Здравствуй, здравствуй, дорогой! Сто лет не виделись…

Ни гость, ни хозяин не любили обниматься с мужчинами. Однако ритуал предписывал им не только объятия, но и троекратные поцелуи при встрече.

— Прошу, присаживайся.

— Благодарю.

— Кофе, чай? Может быть, коньячку? Или водочки?

— А не отравишь? — улыбнулся Олигарх.

— Зачем? — поднял брови хозяин.

Действительно, видимых причин для этого пока не было, и Олигарх согласился:

— Тогда чаю, наверное… Зеленый есть? Самый простой, без всякого этого…

— Найдем, конечно, для дорогого-то гостя! — Семен Могилевский отдал распоряжение, дверь каюты закрылась, и собеседники остались одни. — Ну, как ты здесь? Выглядишь прекрасно. А то читаю, помнится, в одной газете: страдалец за идею, прямо Лев Троцкий в Мексике!

— Скорее уж Меншиков в Березове.

— Ну, ты осторожнее будь с историческими параллелями, — усмехнулся хозяин. — Алексашка-то Меншиков, говорят, вовсе не за политику сослан был, а за воровство беспредельное.

— И ты туда же!

— Ладно, ладно, не обижайся — пошутил я…

Олигарх и Могилевский познакомились в конце восьмидесятых, на совместной афере с перепродажей якобы реэкспортных «жигулей» Волжского автозавода. Потом они еще много раз помогали друг другу делать деньги — большие, очень большие и такие большие, что, узнай о них председатель Всемирного банка реконструкции и развития, его непременно хватил бы удар из-за комплекса собственной неполноценности.

Их личные отношения находились на той степени обоюдной симпатии, уважения и взаимной опаски, которая вообще возможна между дельцами такого масштаба.

При этом Семен Могилевский долгое время критически относился к стремлению Олигарха играть некие официальные роли в политике и во власти. А тот, в свою очередь, до сих пор пребывал в убеждении, что прямые и откровенно криминальные методы его делового партнера давно уже устарели и только мешают развитию бизнеса…

— Знаешь, если серьезно, здесь, в Лондоне, я тоже перечитал кое-что по российской истории: ведь это нормальная ситуация, когда человек, открыто противостоящий власти, не может жить в своей стране…

— А я тебя, если помнишь, предупреждал.

Олигарх сделал вид, что не услышал этой реплики: — Они отобрали почти всю мою русскую собственность, мои газеты, мой телеканал…

— Безвозмездно?

— Ну, что-то заставили продать — по дешевке, а на что-то просто наложили, как теперь говорят, административный ресурс.

— Да? — изобразил удивление Могилевский. — Странно, а мне ребята рассказывали, будто ты перед прошлыми выборами отдал все свои контрольные пакеты акций в средствах массовой информации взамен на какие-то кремлевские гарантии…

— Клевета, — брезгливо поморщился Олигарх.

— Вроде бы они тебе даже пообещали, что оставят в покое и больше не будут упорно добиваться от англичан твоей выдачи — только так, чисто формально, для вида.

— Послушай, Семен, какого черта? Я не нарушал христианских заповедей. Я ничего не украл. Я никого не убил…

— И ты думаешь, они тебя не выдадут? — Могилевский показал рукой туда, где за стеклом иллюминатора прятался в тумане берег Альбиона.

— Не знаю, — почти не задумываясь, ответил его собеседник. — Если Западу для контроля над русскими энергоресурсами вдруг очень понадобится расположение Путина, то во имя интересов британской политики и экономики они сдадут кого угодно, хоть маму родную, а уж меня-то — с большим удовольствием… Так что я все понимаю, тут у меня никаких иллюзий нет и быть не может.

— Боишься?

— Остерегаюсь, — уточнил Олигарх. — Представляешь, получаю тут какие-то глупые угрозы по почте… А месяц назад пришли два офицера из Скотленд-Ярда, показали нам с адвокатом бумажку без подписи и заявили, что есть информация, будто на меня готовится покушение с целью убийства. Заказ, само собой, из России. Предложили охрану.

— А ты что?

— Отказался. У меня своя есть.

Опять раздался негромкий стук хорошо вышколенной судовой прислуги: на столике перед замолчавшими мужчинами возникло все необходимое для чаепития вдвоем.

— Свободен, — распорядился Семен Могилевский. — А вдруг меня наняли, чтобы похитить тебя и передать на Лубянку? — поинтересовался он, разливая по пиалам бледно-зеленый напиток. — Помнишь, как в тридцатые годы НКВД на политических эмигрантов за границей охотились? Заманивали врага народа в укромное местечко, вкалывали ему какую-нибудь снотворную гадость под кожу, грузили тело на советский теплоход — и привет!

— Конечно, я думал об этом, — кивнул Олигарх.

Все-таки самообладание у этого человека было потрясающее — недаром еще со студенческих лет он почти профессионально зарабатывал на жизнь игрой в покер.

— И все равно пришел?

— Как видишь. — Олигарх отпил чай и поставил пиалу на скатерть.

— Спасибо за доверие.

— При чем тут доверие-то, Семен? О чем ты? Не в первый же раз так встречаемся… ну, кроме того, я принял определенные меры. На всякий случай.

— Не сомневаюсь, — подмигнул господин Могилевский. — Кстати, знаешь — старый анекдот есть на эту тему? Насчет того, что на всякий случай… Дескать, католические монахи обед безбрачия дают, но ничего себе не отрезают. На всякий случай.

Посмеявшись над шуткой, Олигарх посчитал протокольную часть разговора исчерпанной.

— Итак? Зачем звал-то?

— Проблемы возникли. Серьезные проблемы. — У тебя лично?

Этот вопрос Могилевский пропустил мимо ушей.

— Очень резко активизировался Интерпол. Трясут всех, кто имеет, имел или может иметь хоть какое-то отношение к ядерным материалам. Везде трясут, и не только по всей Европе — наши деловые партнеры за океаном тоже начали жаловаться, что их стало вдруг ни с того ни с сего доставать ФБР. А это, сам понимаешь, очень мешает бизнесу…

— Понимаю.

— Они интересуются в первую очередь именно русскими.

— Что-нибудь политическое?

— Нет, — разочаровал собеседника господин Могилевский. — Каша, судя по всему, заварилась из-за того, что здесь, в Лондоне, какие-то русские якобы в начале ноября тайно встретились с представителями местной чеченской диаспоры. И через них предложили «АльКаиде» за очень большие деньги приобрести «грязную» бомбу с радиоактивными веществами. Представляешь, что это такое?

— Разумеется. — Все-таки Олигарх еще с советских времен имел ученую степень доктора наук.

— Причем бомба не только полностью готова к применению — она даже якобы уже находится где-то на английской территории.

Несколько мгновений в каюте висела тягучая, напряженная тишина.

— Но это же не твои люди, Семен?

— Нет, не мои… — отрицательно покачал головой Могилевский. — Это были не мои люди — я пока еще в своем уме и представляю, чем заканчиваются такие игры. Мы нормальные бизнесмены и никогда не работаем с террористами — мы просто изредка помогаем некоторым развивающимся государствам не слишком отстать от мирового научно-технического прогресса… и знаешь почему?

— Догадываюсь.

— Нет, вовсе не потому, что мы такие уж гуманисты! А всего лишь из элементарного чувства самосохранения… — Семен Могилевский пригубил остывающий чай. — Если я, в обход международных санкций, продам какой-нибудь там голодной и нищей Северной Корее кусочек урана, чтобы она могла запустить собственную атомную электростанцию, и попадусь, скажем, американцам, они всего лишь посадят меня за решетку. В этом случае можно будет поторговаться, пойти на сделку с правосудием, дать кому-нибудь взятку, в конце концов… Но если кто-то приобретет у меня тот же самый уран, перемешает его с динамитом и взорвет себя напротив Рокфеллер-центра в Нью-Йорке, те же американцы не пожалеют ни сил, ни денег, ни времени и не успокоятся, пока не достанут меня из-под земли и туда же, обратно под землю, не загонят! Лучше уж тогда будет самому забраться на электрический стул и дернуть рубильник, чем проползать остаток жизни по горным пещерам, как Осама бен Ладен…

— Да, конечно. Тут я, безусловно, с тобой согласен. — Олигарх все еще не понимал, к чему ведет собеседник, и поэтому посчитал необходимым поинтересоваться: — Если это были не твои люди… тогда кто же?

— А ты как считаешь?

Олигарх пожал плечами:

— Может быть, московские ребята? Новенькие? Сейчас, говорят, много бывших чекистов решило заняться серьезной коммерцией…

— Нет, — поморщился Могилевский. — Все такие попытки мы контролируем. И пресекаем.

— Тогда даже не знаю.

— Не знаешь… — Могилевский посмотрел прямо в глаза сидящему напротив Олигарху. — Говорят, на той встрече с Ахмедом Закатовым был кто-то из твоих ребят.

Это прозвучало почти как обвинение, и, вопреки своей обычной манере, Олигарх не отвел взгляда:

— Исключено.

— Не твои? Отвечаешь?

— Семен, послушай, я давно уже не веду никаких переговоров с чеченцами. Особенно здесь и тем более по поводу оружия и всего прочего в этом роде! Это твой бизнес, а мне хватает и своих проблем.

Господин Могилевский медленно разлил по пиалам остатки зеленого чая.

— Знаешь, а я тебе верю…

— Спасибо, Семен.

— Догадываешься почему? Потому что ты умный. Очень умный! И не станешь гадить там, где живешь, верно?

— У меня, между прочим, здесь политическое убежище, — напомнил Олигарх.

— Да, конечно… — Могилевскому это было прекрасно известно.

— Может быть, это парни с Лубянки специально запустили дезинформацию в Интерпол?

— С какой целью?

— Ну, например, чтобы поссорить меня с англичанами, — ухватился за собственную удачную мысль Олигарх. — Или вот с тобой…

— Все возможно. — Кажется, Могилевский воспринял идею собеседника без особого энтузиазма. — Ты сам-то, лично, знаешь Ахмеда Закатова?

— Разумеется. Еще по первым переговорам с чеченцами, насчет перемирия. Ну, и потом мы, конечно, поддерживали кое-какие отношения. Чисто деловые…

— А здесь?

— В Лондоне? Нет, — покачал головой Олигарх. — Помнится, поначалу, когда политическая ситуация еще требовала объединения всех оппозиционных сил, оказавшихся в эмиграции, мы с ним несколько раз встречались на пресс-конференциях и приемах, посвященных…

— Кто-то из твоих людей мог встречаться с чеченцами по каким-то вопросам?

— Думаю, я бы об этом узнал.

— Думаешь? Или уверен? — уцепился за слово Могилевский.

— Семен, только не надо брать меня на голос, ладно? — Человек, которого даже самые близкие люди между собой называли не иначе как Олигархом, уже много лет никому не позволял разговаривать с собой в подобном тоне.

— Извини. Извини, пожалуйста.

— Ладно, проехали… Я разберусь. Обязательно разберусь. И все выясню.

— Потом поставишь меня в известность?

— Обязательно, — уверенно пообещал Олигарх. — Есть еще какая-нибудь информация по этому делу, которую мне имеет смысл знать?

— Пожалуй, нет… — Могилевский задумался. — Да! По данным, которые есть у полиции, встреча русских с чеченцами происходила в каком-то лондонском кинотеатре… или в театре… впрочем, это пока ничем не подтверждается.

Сквозь толстое стекло иллюминатора в каюту проник пронзительный, усиленный плотным туманом автомобильный гудок.

— Все. Семен? Мне пора.

— Твоя охрана? — поинтересовался господин Могилевский, разглядывая на мониторе черный автомобиль-такси, припаркованный прямо у борта сухогруза.

— В некотором роде, — ушел Олигарх от ответа. — Если я не выйду на берег в течение пяти минут, вокруг могут начаться большие движения. А нам с тобой это совсем ведь не нужно?

— Не нужно, — подтвердил Могилевский.

Мужчины одновременно поднялись из кресел.

— Будь здоров! Присмотрись к своим людям.

— Обязательно. — Олигарх ответил на рукопожатие, но тут Могилевский вдруг вспомнил о чем-то и засуетился: — Да, если уж мы встретились лично… Я сейчас дам тебе номерок счета в одном из солидных немецких банков — помнишь, мы договаривались? Он вполне анонимный и, на мой взгляд, ничем не xv-же того, который ты использовал в прошлом году. Постарайся больше не задерживать оплату за товар и до нового года перебросить на него, скажем… двадцать миллионов.

— Долларов или евро?

— Последнее время доллар не слишком устойчив.

— Ну Семен! Ну ты и сукин сын…

— Что же поделаешь? Дружба дружбой, а бизнес есть бизнес.

— Вот уж точно — ничто так не связывает мужчин, как взаимные финансовые интересы.

— Тем более когда они несколько выходят за рамки законности.

Глава 2

На второй день пребывания в Лондоне, сразу же после бесхитростного гостиничного завтрака, Владимир Виноградов решил прогуляться по магазинам.

Разумеется, нашим соотечественникам бродить за границей по универмагам и супермаркетам уже не так интересно, как лет пятнадцать-двадцать назад. Да, конечно, мировые столицы по уровню цен мы уже обогнали, зато в России теперь — во всяком случае, в более-менее крупных населенных пунктах — можно купить все что угодно и даже больше.

А витрины наши дизайнеры научились оформлять ничуть не хуже…

Когда-то о существовании многих вкусных и красивых вещей советские люди просто-напросто не догадывались. Плоды авокадо и текила с солью, платиновые часы от Картье и белоснежные джакузи упоминались крайне редко, да и то исключительно в лексиконе дипломатов, подвыпивших моряков загранплавания и кремлевских функционеров… Так что даже теоретически подкованная творческая интеллигенция, прочитав о чем-то подобном на страницах переводного романа, тут же начинала паниковать и метаться по коммунальной квартире в поисках словаря иностранных слов.

А широкие массы советских трудящихся легко обходились и без этого — как, впрочем, вынуждены обходиться и сейчас, на нелегком пути от развитого социализма к недоразвитому капитализму.

Словом, прогулка по магазинам любого города в любой точке мира носила для Виноградова скорее познавательный, чем коммерческий характер.

Вообще же из всех своих заграничных путешествий и командировок Владимир сделал полезный вывод: все, что хочется, и все, что нужно, да еще и по вполне приемлемой цене, следует покупать либо в крохотных лавках со всякой всячиной, либо в крупных сетевых торговых центрах. Магазины средней величины для этого не подходят.

В местных лавочках, которые, впрочем, попадались на пути Виноградова очень редко, торговали в основном азиаты и темнокожие, плохо выбритые личности, отдаленно напоминающие азербайджанцев. Зато ассортимент товаров здесь был ничуть не беднее, чем в супермаркете по соседству: свежие овощи, фрукты, напитки, консервы, игрушки, подгузники, порнографические журналы, футболки с изображением Карла Маркса, очень дешевые лондонские сувениры…

В качестве конечного пункта прогулки Владимир наметил себе, разумеется, универмаг «Селфриджез», неизменно присутствующий на страницах любого путеводителя и большинства современных шпионских романов.

— Простите!

— Ничего. — Виноградов и сам не заметил, что отвечает по-русски.

Высокая вращающаяся дверь очередного магазина мужской одежды на Оксфорд-стрит, в который он решил заглянуть по пути, проектировалась, очевидно, каким-нибудь тайным человеконенавистником… Поэтому разойтись в ней двум посетителям казалось почти невозможно.

— Привет, Виноградов.

— Привет… — Владимир Александрович почему-то не слишком удивился, услышав за спиной знакомый голос.

В злополучную дверь уже устремились очередные покупатели магазина, так что пришлось отойти в сторону.

Отойти уже вдвоем. Вместе.

— Рад тебя видеть, старик.

— Ну, я, в общем, тоже…

Виноградов ожидал продолжения. Он еще не определился, как следует себя вести, и поэтому предоставил собеседнику возможность проявить инициативу.

— Ты еще пить не бросил?

— Нет, пока употребляю.

— Вот и отлично. Иди за мной. Держи дистанцию на всякий случай.

— Ну, как скажешь… — Жизненный опыт подсказывал Виноградову, что если кто-то с кем-то действительно захотел пообщаться, то рано или поздно он свое намерение осуществит. Только в следующий раз это может произойти в более грубой и неинтересной форме. А тут представлялась возможность сочетать безусловно приятное с относительно полезным. — Ведите меня, таинственный незнакомец!

И старые приятели на некотором расстоянии друг от друга направились в сторону Сохо…

— Какой же ты подозрительный…

— Потому и живой до сих пор.

Идти пришлось не далеко и не близко — ровно столько, сколько нужно, чтобы провериться пару раз, но и не слишком устагь от игры в шпионов.

— Нравится?

— Дорого здесь, наверное.

— Зато спокойно.

Пивная, спрятавшаяся от туристов на тихой и немноголюдной улочке, называлась «Мальборо хэд». Особый колорит ей придавало потемневшее от времени резное дерево, а также многочисленные драконы и химеры, подглядывающие за посетителями из всех углов.

— Присаживайся. Здесь у них зал для курящих, хотя вообще-то… Куришь?

— Бросил в очередной раз. Примерно год назад.

— Молодчина! Завидую. Я тоже стараюсь поменьше, но пока не очень-то получается… — вздохнул Литвинчук, выкладывая на столик перед собой сигареты и зажигалку. — Что тебе заказать? Из выпивки? — Литвинчук поднял палец, подзывая официанта. — Водочка, джин, виски, пиво?

— Ну, виски, наверное. Скотч…

— Имеешь какие-то особые предпочтения?

Виноградов пожал плечами:

— Да, пожалуй, «Гленливет».

— Ого, — удивился Литвинчук.

— Прочитал у Михаила Любимова, — пояснил Виноградов свою, неожиданную для собеседника, осведомленность о дорогих сортах традиционного шотландского напитка. — Он же здесь, в Лондоне, довольно долго проработал.

— Да, знаю, тоже тот еще… англофил, — поморщился Литвинчук. — Вот все они такие, чекисты старой школы, — сначала нашпионят и нагадят повсюду, а потом в детективных романах слезу проливают: ах, какие мы были наивные, как мы любили несчастное прогрессивное человечество и еще больше — командировочные в иностранной валюте!

— Тем не менее пишет Любимов достаточно честно и хорошо, — заступился Владимир Виноградов за отставного полковника, много лет назад перешедшего из КГБ в литературу.

— И черт с ним! Я, может, тоже пишу… Не читал?

— Нет, не читал, только слышал, — вынужден был признать Виноградов. — У нас ведь твоя книга не переводилась.

— Понятное дело! — скривил губы в улыбке Литвинчук. — Чего жрать-то будем? Выбрал? Тогда я к стойке подойду, закажу… здесь так принято.

Кухне в заведениях подобного рода англичане не придают слишком уж большого значения, однако меню выглядело вполне достойно. Виноградов остановился на тушеной свинине по-испански. Сам Литвинчук, по рекомендации бармена, заказал себе рыбный пирог и какую-то зелень вместо гарнира.

Спиртное принесли почти мгновенно:

— Ну-ка, Володя, давай — за встречу!

— Будь здоров, Алексей!

Виноградов пригубил «Гленливет» и в очередной раз пришел к выводу: даже очень хорошее виски все-таки чем-то напоминает не очень хороший коньяк…

— Рад тебя видеть. — Литвинчук одним махом опрокинул в себя половину заказанной водки. — Именно тебя!

— Спасибо, — поблагодарил Владимир Александрович, ожидая продолжения.

И оно, конечно же, последовало:

— Значит, я не ошибся — и ты по-прежнему служишь в Конторе?

— Ошибся. Я уже давно член коллегии адвокатов, гражданский человек…

— Опять под прикрытием? Действующий резерв — или как это теперь у вас называется? — В голосе Литвинчука слышалась только легкая жалость импотента к приятелю, подхватившему триппер. — Не надоело?

— С чего ты взял? Нет, просто уволился — работаю, зарабатываю себе на хлеб с маслом.

— А чего же тогда приехал?

Виноградов подержал на языке остаток виски, почувствовал вкус и проглотил.

— Когда-то человека искушала плоть — теперь его искушает разум.

— Хорошо сказано. Но это не ответ.

— Сначала ты попросил… потом — они…

— Генерала видел?

— Да, имел такое удовольствие.

— Сам, лично? — уточнил еще раз Литвинчук. — А где, если не секрет?

— В Москве, у него в кабинете.

— Что стоит на столе в кабинете? Справа.

Владимир Александрович задумался:

— Железный Феликс, кажется — да, такой бюст…

— Верно.

— Слушай, Леха, а не пошел бы ты в задницу со своими вопросами? — Кажется, коллекционное шотландское виски давало о себе знать уже после пары глотков.

Но Литвинчук уже радостно хлопнул Виноградова по плечу:

— Засуетились, значит. Значит, все — точно в цвет… в «десяточку»! — Обернувшись к стойке бара, он сделал приглашающий жест. — Опять повторим то же самое? Или ты что-нибудь другое будешь пить?

Владимир с сомнением посмотрел на дно стакана:

— Знаешь, я тоже, наверное, водочки.

— Правильно! И не надо мне тут делать вид, будто тебе очень нравится это ячменное пойло.

— А я и не делаю.

Водку здесь можно было заказывать «дринками» — специальными порциями то ли по сорок, то ли по пятьдесят граммов. Так что, пока на кухне готовилась заказанная еда, мужчины успели опустошить свои рюмки и взять еще по одной, под горячее.

— Так, а теперь за что?

— Третий тост, — напомнил Виноградов.

— Да, верно, совсем забыл… не чокаясь!

Моряки в России, по старой традиции, третьим тостом желают удачи всем, кто находится в рейсе, вдали от родных берегов. Ветераны бесчисленных войн и вооруженных конфликтов, наоборот, поминают всех тех, кто уже никогда не вернется с боевого задания…

— Слушай, а где сейчас Димка? Забыл фамилию — здоровый такой, со шрамом…

— Убили. Под свои вертолеты попал, по дороге к Шатою.

— Жаль… — В подобной ситуации любая реплика прозвучала бы не намного умнее.

— Игоря не забыл? Подрывника? Инвалид! На одной ноге теперь прыгает.

— Тоже Чечня?

— Нет, уже дома, в Питере… — Виноградов чуть подался назад, чтобы не мешать официанту расставлять принесенные блюда. — Он уволился еще в позапрошлом году и работал с какими-то бандитами, в речном порту: цепь на шее в полкило чистого золота, квартира на Мойке, в доме, где Собчак жил, «БхМВ» со спецномерами, седьмой модели… Вот под эту «семерку» бомбу ему и подложили: двух прохожих — насмерть, а Игоря — в Военно-медицинскую академию.

— Где найдешь, где потеряешь…

— Точно, — кивнул Виноградов.

Один погиб прошлой осенью, заступившись в пригородной электричке за какую-то тетку, другого зарезали в Душанбе, на базаре, третьего просто-напросто не откачали после инфаркта…

Продолжать список общих знакомых, ушедших из жизни, можно было бы еще долго, но Виноградову вдруг расхотелось это делать, и он переключил внимание на еду:

— Смотри-ка ты — не хуже, чем в Мадриде!

Тушеная свинина по-испански была и в самом деле приготовлена великолепно.

— А ты что, и там побывал?

— Пришлось. Дело прошлое…

— Помянем, может, ребят? Еще по одной?

— Нет, спасибо. Мне хватит.

— Ну, не настаиваю. — Алексей поднял пустую рюмку, поморщился и поставил ее обратно. — Странное дело. Повернись все немного иначе… Помнишь, как мы с тобой познакомились?

— Да, конечно. — Владимир Александрович посмотрел, как сидящий напротив усталый и нервный мужчина затягивается сигаретой. — Рейд со спецназом, засада на перевале, чертов атомный заряд для армейской гаубицы…

— Хорошее было время.

— Мы были моложе лет на пятнадцать.

— А сейчас — видишь, как встретились… — Литвинчук оглядел полутемный зал ресторана.

— Каждый сам выбирает свой путь.

— Да? А за некоторых это делают другие люди!

— Или обстоятельства, — согласился Виноградов.

— Осуждаешь?

— По какому праву? Нет, не осуждаю… Но и в ладоши хлопать тоже не стану.

— Почему?

— Я и в детстве не очень-то верил в добрых разбойников. Так не бывает! Или-или…

Владимир вытер губы салфеткой:

— Очень вкусно, спасибо.

Кажется, опьянение так и не наступило, вместо него томило душу ни разу еще не обманувшее предчувствие надвигающейся опасности. Причем страха не было… За последние годы вокруг Виноградова погибло столько друзей и недругов, что собственная смерть уже воспринималась им не как пугаюшая абстракция, а как вполне естественное и неизбежное завершение земного пути.

В конце концов, для того чтобы считать себя мужчиной, вовсе не достаточно только ходить в туалет с соответствующей буквой на двери. Есть другие критерии…

— Помнишь историю с выкупом телевизионных журналистов?

— Конечно, — кивнул Виноградов.

Громкая была история. И достаточно грязная, как, впрочем, и многое из того, что происходило тогда, в 90-е, на Северном Кавказе[4]…

— Официально, между прочим, до сих пор считается, — на всякий случай напомнил Виноградов собеседнику, — что никто тогда никому ничего не платил.

— Ну конечно! Миротворческие усилия, конструктивный переговорный процесс федеральных властей с незаконными вооруженными формированиями… — Литвинчук отложил нож и вилку. — Но мы-то с тобой знаем, как все происходило на самом деле.

— Я, кстати, уже потом догадался, чьи это были деньги.

— Да, Олигарх позже часто использовал эту историю в прессе… — усмехнулся Литвинчук. — Понимаешь, я ведь такой был правильный офицер, когда пришел к нему в команду! А тогда, помогая тебе, стал едва ли не тайным пособником договоренностей с террористами…

— Что ты хочешь от меня услышать? Что цель оправдывает средства? Так ведь не всякая цель — и не всякие средства. — Даже на сытый желудок Виноградов не слишком любил разговоры подобного рода.

— Не очень оригинально, да? Проблема выбора — или закон, или справедливость… — Литвинчук в очередной раз обернулся к бару. — Я тебе все-таки тоже возьму. Не хочешь — не пей, но пусть стоит!

Вернувшись за столик, он продолжил:

— Тут ведь вот еще какое дело — понравилось мне, если честно…

— Что понравилось? — не сразу понял Виноградов.

— Понравилось, что козлы из больших московских кабинетов, вроде нашего генерала, остались дерьмо хлебать… Значит, подумал я, все эти крысы канцелярские, все эти бездельники и хапуги только считают себя хозяевами жизни?

— И тогда ты решил сделать ставку на Олигарха?

В голосе Виноградова не было ни иронии, ни издевки. И старый знакомый, сидящий напротив, это сразу почувствовал:

— Ну, да, в общем… можно и так сказать. Будешь?

— Ладно, давай. — Владимир Александрович поднял рюмку. — Как теперь говорится, четвертый тост: чтобы за нас никогда не пили третий!

— Здорово сказано! Я не слышал…

На этот раз чокнулись. Виноградов опрокинул в рот теплую водку и секунду посидел с закрытыми глазами. Потом спросил:

— Чем ты здесь теперь занимаешься?

— С тобой пьянствую.

Это граничило с хамством, но Виноградов даже не успел подготовить достойный ответ — Алексей Литвинчук отставил рюмку и, придвинувшись близкоблизко, спросил:

— Ты счастлив, Володя? Только честно?

— В каком смысле?

— У тебя завидное положение? Друзья? Жена, дети?

— Ты еще про зарплату спроси… и про машину с дачей! — Виноградов даже не сообразил, как следует реагировать.

— Хорошо. Считай, что спросил.

Владимир Александрович почему-то не обиделся:

— Ну, мне вообще-то уже сорок пять… Было время понять, что счастье не в том, чтобы иметь все. А в том, чтобы хватало того, что имеешь.

— Это не ново, — отодвинулся Литвинчук. — Нечто подобное я уже много раз слышал или читал…

— Пожалуй! В русском языке всего несколько букв и довольно ограниченный запас слов… Многие до меня переставляли их как хотели, и запас неиспользованных комбинаций со временем истощился.

— Не злись, Володя. Я понял. Знаешь, поколение наше — это поколение системы. Мы все жили в ней: офицеры, пионеры, члены Союза писателей… Кто бы ты ни был, ты в первую очередь всего лишь составная часть чего-то целого и огромного.

— Сейчас другое время. Нет?

— Ерунда! — Литвинчук махнул рукой и едва не задел что-то на столе. — Все на самом деле осталось по-прежнему. Государство, организованная преступность, церковь… Все это, в сущности, однородные системы — отличия только в деталях.

— Это ты, пожалуй, загнул! — Беседа уходила куда-то в область высоких материй.

— Система слаба, — неожиданно твердо и трезво отчеканил Литвинчук. — Любая система слаба и уязвима. Ее очень легко вывести из равновесия.

— И ты именно этим теперь занимаешься…

— Нет. Я просто-напросто обеспечиваю себе достойную старость.

Один сибиряк написал про волков, что — да, они опасны. Храбрые, сильные, злые… Но в генах каждого серого хищника таится древний, родовой страх перед человеком — странно пахнущим существом с непонятными обитателю леса повадками и множеством грохочущих смертоносных приспособлений.

А вот собаки — собаки намного опаснее! Не те цепные псы, конечно, что верно служат за миску похлебки и теплую конуру, а другие, сорвавшиеся с цепи — то ли от голода, то ли от сытости, то ли от вечной тоски по свободе…

Волки их ненавидят и рвут, раздирают в кровавые клочья.

Однако случается, что собака-отступник выживает в волчьей стае — если только клыки ее остры, а когти не знают пощады. И тогда, рано или поздно, такой пес становится вожаком… Гончие, натасканные на природную дичь, дипломированные сторожевые псы — эти «друзья человека» великолепно знают повадки своих бывших повелителей, все их слабости и недостатки.

Собаки понимают, чего следует опасаться, и привычной оградой из красных флажков их не испугаешь… Знания, полученные от недавнего хозяина, обращаются теперь против него.

— Заказать еще чего-нибудь? Кофе, чай?

— Нет, спасибо, Алексей. Я сколько-то должен? — Виноградов показал на стол и на внутренний карман куртки, где обычно хранится бумажник.

— Обижаешь… А ведь ты, Володя, такой же, как я.

— А кто говорит, что лучше?

— Не в том дело! Лучше, хуже… Просто — такой же.

Очевидно, это стоило расценивать как переход к деловой части беседы. Взаимное обнюхивание закончилось.

— Так что давай о деле. Если хочешь, конечно.

— Не хочу… но — надо! — густо выдохнул собеседник Владимира Александровича.

Все-таки пили не минеральную воду…

— Скажи, Володя, как по-твоему: тридцать миллионов американских долларов — это много?

— Много, — честно признал Виноградов.

Есть величины относительные, а есть абсолютные… В его представлении подобная сумма при любом раскладе относилась ко второй категории.

— Верно! — Литвинчук мечтательно прикрыл глаза. — К примеру, миллион долларов США без труда помещается в дипломат обычных размеров.

— Смотря какими купюрами, — со знанием дела уточнил Виноградов.

— Правильно. Какими купюрами? Разумеется, только сотенными — и самого что ни на есть нового образца. Аккуратные такие банковские упаковки…

— Прямо как в кино! — Виноградов всегда довольно спокойно относился к чужому богатству, зная по опыту, что большие деньги — это всегда большие проблемы.

— Тяжело, правда, будет, — пожаловался Литвинчук. — Бумага — она всегда очень тяжелая…

— Алексей, это все очень интересно звучит… — Владимир Александрович не демонстративно, но так, чтобы видел его собеседник, покосился на циферблат своих часов. — Только сразу хочу предупредить: я с детства не любил физический труд.

— Даже хорошо — очень хорошо! — оплачиваемый?

— В наше время физическим трудом неплохо зарабатывают только валютные проститутки. Да и то не все… Улавливаешь намек?

Литвинчук отставил кофейную чашку:

— Ладно! Выслушать можешь?

— Могу. Для этого, собственно, и приехал. Но ты уверен, что надо? Я — человек слабый, семейный, немолодой. И свои-то секреты хранить не умею, что уж тут говорить про чужие! Особенно если меня начнут по-серьезному спрашивать. Уверен?

— На то и рассчитано… — Ответ Литвинчука прозвучал несколько двусмысленно и слишком уж многообещающе.

— Излагай, — пожал плечами Виноградов.

Больше ему ничего не оставалось. Можно было, конечно, встать и уйти, но этим уже ничего не изменишь. Как-то, перечитывая детективную повесть, написанную офицером питерского ОМОНа, Владимир Александрович заметил: многоточие в конце фразы таит в себе куда больше неприятных неожиданностей, чем все другие знаки препинания.

— У вас в России вроде опять скоро какие-то выборы?

— Не знаю. Я не читаю газет.

— Ну и правильно… Генерал не рассказал, о чем у нас пойдет речь?

— Нет.

— Совсем ничего не рассказывал? Даже в общих чертах?

— Нет, — еще раз покачал головой Виноградов. — Моя задача на этот раз проста как мычание — встретиться с тобой и внимательно выслушать любое предложение, которое поступит.

— И только?

— По возвращении домой я должен буду слово в слово передать Генералу содержание нашего разговора. Ну, а потом, очевидно, забыть все услышанное навсегда.

— Ну, допустим… — Литвинчук машинально покрутил между пальцами столовый нож. — Допустим! Ты слышал когда-нибудь о проекте «Полоний»?

— Нет, — совершенно искренне ответил Виноградов.

— А ты и не мог о нем слышать. Так называлась операция советской разведки, о которой и в Политбюро, и в правительстве тогда знали от силы два-три человека. Да и то без подробностей… — Литвинчук положил нож на скатерть. — Ладно. Дело такое… В начале пятидесятых годов у СССР уже была атомная бомба, а надежные средства доставки ее до цели, вроде межконтинентальных ракет, еще только разрабатывались. Тогда все — и у нас, и у них — со дня на день ждали начала третьей мировой войны, а на бомбардировочную авиацию особо рассчитывать не приходилось: вероятность того, что хотя бы один самолет с атомной начинкой преодолеет все западноевропейские системы ПВО и достигнет, к примеру, британской столицы, была непозволительно мала. Так вот, в соответствии со специальной директивой, через третьи страны путем очень сложной и дорогостоящей многоходовой операции на территорию Соединенного Королевства доставили сначала компоненты обычного взрывного устройства средней мощности, а затем и контейнеры с радиоактивными элементами. Элементы этой нехитрой конструкции, представлявшей собой, в нынешней терминологии, классическую «грязную» атомную бомбу, были успешно собраны на конспиративной квартире в тихом и респектабельном квартале Лондона, а затем помещены в заранее оборудованный тайник… Насколько я понимаю, о том, что именно находилось за дверцей «сейфа», спрятанного в кабинете, не знал даже сам хозяин конспиративной квартиры. В его обязанности входило только одно: в случае начала империалистами новой мировой войны или же после поступления особого условного сигнала из Центра советский агент должен был набрать на цифровом замке известную только ему комбинацию цифр — и немедленно покинуть город…

За то время, которое Виноградов с Литвинчуком провели в ресторане, уже сменилось несколько посетителей. Расстояние между столиками здесь было довольно приличное, но беглый офицер ФСБ тем не менее понизил голос:

— Представляешь? В течение нескольких десятилетий этот человек каждое утро прослушивал по радио или просматривал по телевизору выпуск новостей, читал газету — и, убедившись, что война еще не объявлена, отправлялся по своим делам… А потом, каждый вечер субботы, понедельника или, скажем, среды, в условленное время он в течение четверти часа ожидал у телефона, — вот, собственно, и вся работа.

— Продолжай. — Виноградов с тревогой разглядел в серых, запавших глазах собеседника отблески медных фанфар и автоматных очередей. Такие глаза бывают иногда у очень взрослых мальчиков, не наигравшихся в свое время в войну и в солдатики.

— Со времени закладки лондонской мины прошло пятьдесят с лишним лет — никто из тех, кто готовил «грязную» бомбу, даже не надеялся, что ждать взрыва придется так долго! Не стало великой и могучей страны, которая готовилась к атомной войне, изменилась политическая картина мира, появились новые угрозы и новые вызовы, как теперь принято выражаться… Сам ядерный заряд не просто морально устарел — некоторые его узлы за эти годы вполне могли выйти из строя, и, чисто теоретически, возникла реальная опасность незапланированной детонации или радиоактивной утечки. Но ведь и это не самое главное, верно?

— Что ты имеешь в виду?

— Ничего особенного, кроме того, что эта чертова бомба из прошлого угрожает теперь не только Великобритании, но и вашей так называемой новой России.

— Чем это, интересно?

— Представляешь, какой поднимется шум и скандал, если ее обнаружит лондонская полиция? Да еще перед выборами?

— Даже не представляю, — почти не покривив душой, ответил Виноградов.

— А вот товарищ Генерал — представляет… — Литвинчук понизил голос почти до шепота. — Перестройка, разоружение, мирное сосуществование, партнерство с НАТО во имя мира, всякие там саммиты «большой восьмерки», единое европейское экономическое пространство — это, значит, все лишь на словах? А на деле получается, что вероломные и коварные русские все это время держали атомный камень за пазухой? Причем даже не у себя за пазухой, а у доверчивых англичан! Ведь никто же на Западе никогда не поверит, что наши геройские Штирлицы просто-напросто потеряли следы своей собственной бомбы…

— Как это — потеряли?

— Не важно, — отмахнулся Литвинчук. — Может, еще по одной? По последней?

Зачастую по тому, о чем врет или просто умалчивает собеседник, намного проще докопаться до реального положения вещей. Поэтому Виноградов только пожал плечами:

— Закусывать нечем.

— Мы чаю закажем, чтобы запивать. — Литвинчук в очередной раз обернулся к официанту: — Иди сюда, мистер!

Водку пода пи в рюмках, а чай официант разлил по чашкам: сначала немного холодного молока, а потом уже — душистую и крепкую индийскую заварку. Лимон и сахар были принесены отдельно, и добавлять ил следовало по вкусу.

— Ерунда какая-то, — нахмурился Владимир Александрович. — Чтобы при нашей бюрократии в архивах советской разведки потерялись документы подобного рода…

— Во-первых, материалы по проекту «Полоний» никогда не сдавались в архив КГБ. Дела подобной категории хранили в особом порядке, непосредственно в Политбюро. А во-вторых… — Литвинчук привычно поднял рюмку. — Во-вторых, давай пока лучше не будем об этом.

— Ладно. Если все, что рассказано, правда — от кого ты-то мог об этом узнать?

— Не важно. Пусть это будет моей маленькой тайной. Теперь за что? За прекрасных дам?

— Давай, за наших женщин…

Выпили. После спиртного даже чай с молоком, по-английски, показался Виноградову на вкус не таким уж и противным.

— У тебя есть какие-то доказательства?

— Ну, хотя бы то, что мы с тобой сейчас здесь сидим — и водку трескаем.

Это был серьезный аргумент. Сам Виноградов к рассказу беглого контрразведчика мог относиться как угодно, но то, что сам Генерал без промедления воспринял озвученное Литвинчуком в телефонном разговоре сочетание слов «Полоний» и «Лондон» как прямую и непосредственную угрозу государственной безопасности, уже само по себе говорило о многом.

— Что ты предлагаешь?

— Я могу назвать точный адрес в Лондоне, где спрятана бомба. А также нынешнюю фамилию и имя советского агента, который за ней присматривает…

— И чего ты хочешь?

Вполне можно было предположить, что Алексей Литвинчук попросит взамен своей информации, к примеру, прекращение всех возбужденных в отношении него российской прокуратурой уголовных дел, помилование, разрешение вернуться на Родину и еще что-нибудь подобное, в романтическом духе.

Однако все оказалось вполне современно и просто: — Денег, разумеется.

— Сколько?

— Я же сказал: тридцать миллионов долларов. — Очевидно, Литвинчук давно уже подготовился к произнести именно эту сумму. — Миллион — тебе.

— Миллион долларов? — поднял брови Владимир.

— Можно будет перевести их в евро или в рубли, если хочешь…

— Интересное предложение.

— Только не надо изображать оскорбленную девственность, ладно? Помнишь, как нас учили на лекциях по политэкономии: любой труд должен быть оплачен! А Контора вряд ли выплатит тебе за спасение человечества что-нибудь еще, кроме командировочных и премии в размере месячного должностного оклада.

— Это вряд ли, — вынужден был признать Виноградов.

— Ты еще вот что учти: мне самому эта информация досталась вовсе не бесплатно. Так что пусть твои московские начальники не жадничают — на карту, можно сказать, честь России поставлена, репутация, международный престиж… а такие вещи во все времена очень дорого стоили.

Владимир Александрович почесал подбородок:

— Хорошо. Я, конечно же, все передам. Мое дело маленькое… — Он сделал паузу и взглянул прямо в глаза собеседнику. — А если они не согласятся иметь с тобой дело?

— Найдутся и другие покупатели. — Ответ на этот вопрос явно был заготовлен Алексеем заранее.

— Кто, например?

— Подумай сам, кому может понадобиться маленькая, но недорогая подержанная радиоактивная бомба в хорошем состоянии… — Литвинчук опустил взгляд на деревянную поверхность стола, усыпанную желтоватыми хлебными крошками. — Или, скажем, придется отдать информацию англичанам.

Виноградов задумался на мгновение, а потом покачал головой:

— Но ведь они тебе вряд ли заплатят.

— Да, — вздохнул с нескрываемым сожалением Алексей. — Это был бы не самый выгодный вариант с коммерческой точки зрения. Британский паспорт я уже получил, совсем недавно, так что придурки из Министерства внутренних дел посчитают этот шаг просто актом патриотизма — вполне естественным, с их точки зрения.

— И выпишут тебе в лучшем случае премию — в размере месячного оклада, — не удержался-таки от язвительного замечания Виноградов.

— Ну, на лаврах спасителя Англии тоже можно будет неплохие деньги делать.

Предположение было достаточно здравое, так что спорить с ним не имело особого смысла.

Поэтому первым нарушил затянувшееся молчание сам Литвинчук:

— Когда возвращаешься?

— Послезавтра, утренним рейсом через Москву.

— Понятно, — кивнул Алексей. — Значит, сразу же на доклад к Генералу?

— Да, мы так и договорились.

— Привет ему передай.

— Обязательно.

Литвинчук обернулся к стойке бара, потом опять взглянул в глаза Виноградову:

— Я позвоню тебе во вторник вечером. Домой. И мне нужен будет окончательный ответ!

— Сумма обсуждается?

— Нет, Володя. Мы не на рынке. Насчет того, куда и как платить, я сообщу им позже, через тебя.

— Хорошо, договорились.

— Ладно, ты иди тогда. А я останусь, чтобы нам вместе не отсвечивать…

— Поучаствовать надо? — Виноградов показал глазами на свой карман, в котором прятался бумажник.

— Прекрати… — Литвинчук протянул на прощанье руку. — Пока, до встречи!

Виноградов пожал его сухую горячую ладонь:

— Надеюсь, увидимся.

— Я тоже очень на это надеюсь…

Драка в грязном, дешевом, прокуренном пабе на окраине Лондона началась неожиданно, как-то сама собой. Что называется, на ровном месте.

Первым получил по уху здоровяк с сигаретой. Его сосед, кинувшийся было разнимать дерущихся, напоролся на удар пивной кружкой, обиженно всхлипнул и стек по стене, исчезая из поля зрения.

Народ возмутился!

Парень с татуировкой па выбритом черепе, поднимаясь, задел ногой шнур электропитания, и на пол с нарастающим звоном посыпалась посуда с крайнего столика. Через секунду в прокуренном пабе не было ни одной статичной фигуры: мелькание стульев, ног, каких-то иных, невесть откуда появившихся и вовсе не предназначенных для боевого применения предметов заполнило помещение…

Несколько случайных посетителей, попытавшихся от греха подальше выбраться к выходу, безнадежно увязли на половине пути. Бармен, так и не добежавший до спрятанного в подсобке телефона, вернулся — и теперь самоотверженно пресекал то и дело возникавшие попытки использовать буфетную стойку в качестве арсенала… Даже единственная девица, заглянувшая в заведение прямо с панели, вместо того чтобы естественным своим визгом создавать звуковой фон, деловито швыряла пепельницы и тарелки куда ни попадя.

Словом, равнодушных не было.

Щуплое тельце какого-то местного жителя, выходца из Бангладеш, прямо по воздуху миновало пространство над грилем, врезалось в гобелен, и в то же мгновение хлопнул негромкий, но очень отчетливый выстрел. Запах пороха и металлической стружки бесцветной волной раскатился вокруг…

Оружие в руке темноволосого, плохо выбритого парня у стойки очутилось в центре внимания на несколько напряженных мгновений, по истечении которых неукротимый, сплоченный поток разгоряченных потасовкой тел устремился на улицу, вон из замкнутого пространства.

Что такое пистолет, даже бритоголовые представляли себе неплохо…

Ахмед Закатов добрался до места происшествия минут через сорок после полиции.

Приехал он прямо с благотворительного приема, который давала актриса Нэнси Хардгрэйв — не то в пользу голодающих детей Косово, не то в защиту жертв полицейского насилия стран Юго-Восточной Азии.

Закатов даже не пробовал забивать себе голову глупостями подобного рода. Однако присутствовать ему приходилось на всех без исключения светских мероприятиях, проводимых стареющей кинозвездой семидесятых: во-первых, это был лишний повод засветиться в английской прессе, а во-вторых, фонд госпожи Хардгрэйв официально являлся одним из основных спонсоров чеченского «правительства в изгнании», которое обосновалось в Лондоне.

— Здравствуйте, мистер Закатов. Спасибо, что согласились приехать.

— Добрый вечер…

— Еще раз простите за беспокойство.

Следовало признать, что Ахмед Закатов, который по случаю официального приема был в смокинге, при бабочке и лакированных штиблетах, смотрелся на темной и грязноватой улочке рабочего Ист-Энда несколько странно.

— Что все-таки произошло, инспектор?

Сотрудник Скотленд-Ярда, который вышел его встречать, обернулся к приоткрытой двери паба:

— В этом заведении, сэр, обычно, собираются выходцы из Бангладеш и сомалийцы — здесь неподалеку большая мечеть и рынок, на котором они торгуют. Время от времени у них случаются стычки с местными хулиганами, и сегодня вечером сюда опять явились здешние бритоголовые. Они попытались затеять драку с постоянными посетителями: несколько человек получили небольшие увечья, также была повреждена посуда и мебель…

Сотрудник Скотленд-Ярда сделал несколько шагов, уводя Ахмеда Закатова немного в сторону от освещенного входа: вокруг паба, вдоль улицы, перегораживая не только тротуар, но и проезжую часть, собралась довольно внушительная толпа зевак, и привлекать к себе лишнее внимание не следовало.

— Это был бы, к сожалению, достаточно заурядный случай, если бы одним из посетителей — вполне возможно, исключительно в целях самозащиты — не было применено огнестрельное оружие.

— Вот как?

— По счастью, выстрел был сделан в воздух. Мы уже обнаружили пулю, и она будет отправлена на экспертизу. — Полицейский поправил воротник плаща. — Видите ли, сэр, вполне возможно, что стрельба из пистолета в общественном месте — вполне рядовое событие у вас на родине. Однако для Лондона это все-таки еще не совсем обычно…

— Я вас не понимаю, — нахмурился Закатов.

— Дело в том, что и бармен, и остальные свидетели утверждают: стрелял чеченский парень. Его хорошо запомнили, потому что он был в этом пабе не в первый раз, — говорят, ваши земляки открыли где-то здесь, неподалеку, мастерскую по ремонту подержанных автомашин.

— Не знаю. Разберусь… — Ахмед Закатов в задумчивости потеребил густую бороду.

— Именно об этом я и хотел вас попросить, — кивнул сотрудник Скотленд-Ярда.

Связываться с автомобильными ворами-чеченцами, совсем недавно обосновавшимися в Англии. Закатову не хотелось. Впрочем, можно было для начала позвонить одному из близких родственников, который занимал в этом бизнесе не последнее место…

— Это дело можно каким-то образом… не предавать особой огласке?

— Посмотрим, — пожал плечами полицейский. — Подумаем… Перезвоните мне, как обычно.

— Обязательно.

— Телефон помните?

— Да, конечно, он у меня записан.

Пожалуй, по-настоящему серьезные неприятности у профессора Лукарелли начались после того, как правительство отправило в отставку главу итальянской военной разведки Никколо Поллари. Его сочли прича стным к похищению агентами ЦРУ в 2003 году египетского священнослужителя Осамы Мустафы Хассана, известного также как Абу Амар, которого спецслужбы подозревали в террористической деятельности. Муллу Хассана схватили в Милане, среди бела дня, и переправили сначала на американскую базу Авиано, а затем — в секретную тюрьму на территории Египта, где подвергли допросам и пыткам…

Сам Поллари категорически отвергал все обвинения.

Однако после того, как арестованный полицией руководитель первого отдела военной разведки полковник Манчини согласился сопрудничать со следствием, стало ясно, что случаи с Абу Амаром был далеко не единственным. Американцы, используя свою агентуру в итальянских спецслужбах, поставили похищение «подозрительных» граждан Евросоюза и вывоз их в тайные тюрьмы ЦРУ едва ли не на поток.

— Да-да, конечно, я слушаю…

— Незадолго до окончания Второй мировой войны нацистская Германия была близка к созданию атомной бомбы. Нам, совместно с русскими товарищами, удалось собрать достаточно большое досье о так называемом «Wunderwaffe»[5]: часть секретных архивов и чертежи, которые американцы не успели вывезти в свою оккупационную зон); донесения советской разведки, материалы допросов военнопленных, дневники ученых, данные аэрофотосъемок…

В дорогом альтерсхайме[6] на окраине города Гамбурга топили прекрасно, поэтому собеседник профессора Лукарелли, совершенно седой худощавый мужчина с трясущейся головой и пожелтевшей от старости кожей, был в тонком джемпере нарядного ярко-вишневого цвета. Только ноги его были аккуратно прикрыты теплым клетчатым пледом.

— Надо сказать, что в первые годы войны Адольф Гитлер прохладно относился к докладам ученых о разработке атомного оружия. Фюрер тогда не слишком одобрял фундаментальные исследования в этом направлении — теоретическая физика для него была «еврейской» наукой, не пригодной к практическому применению К тому же в сорок первом году у него не было особой нужды в чудесах — нацисты добивались успехов на фронте с помощью обычных вооружений. Однако после Сталинграда положение изменилось…

— Вот как? — Профессор также давно попросил разрешения снять пиджак. Теперь он сидел напротив старика в одной рубашке, расстегнув по-домашнему ворот и ослабив узел галстука. — В нацистской Германии существовало несколько групп ученых, работавших над «урановым проектом». Например, Вернер Хайзенберг или Карл Фридрих фон Вайцзеккер, которые были настоящими антифашистами и состояли в подпольной организации. После войны они утверждали, что систематически устраивали различные акты саботажа — например, когда речь заходила о возможной передаче разработок физиков-ядершиков в промышленное производство, Вернер Хайзенберг прибегал к отсрочкам.

— Но ведь не все же ученые были антифашистами?

— Конечно нет! Разработкой атомного оружия занимались сразу несколько групп, отношение которых к нацистскому режиму было гораздо более лояльным. В частности, группа Вильгельма Онезорге, рейхсминистра почты, а также Управление по вооружению сухопутных сил и СС. У господина Онезорге было много денег, и его разработки отличались новаторскими подходами — именно почтовое министерство открыло крупный исследовательский центр в Мирсдорфе под Берлином, который назывался Ведомство по особым физическим вопросам. Кстати, при нас во времена ГДР на его территории также располагался закрытый институт, занимавшийся ядерными исследованиями… — Старик убедился, что Лукарелли делает необходимые пометки в блокноте, и продолжил: — Ученые из Мирс-дорфа, а также научный центр Манфреда фон Арденне в берлинском районе Лихтерфельде занимались проблемами расщепления изотопов урана для атомной бомбы совместно. В распоряжении нацистов была урановая руда, которую вывозили из Франции и Бельгии, где находились крупнейшие месторождения того времени, из этой руды производили металл уран. Имелась у них и «тяжелая вода» из Норвегии в достаточном количестве, а главное — огромный научный потенциал, самые передовые технологии, прекрасно организованное промышленное производство. Недоставало только собственного ядерного реактора для получения оружейного урана — на атомную бомбу его потребовалось бы в обшей сложности около пятидесяти килограммов; вот в городке Бад-Сааров уже под самый конец войны и заработали три небольшие экспериментальные установки.

— Какова была их производительность? — поинтересовался итальянец.

— Ну, счет полученных изотопов урана, разумеется, шел на граммы! Однако это в любом случае означает, что в распоряжении Гитлера вполне могло быть некоторое количество высокообогащенного урана. Его не хватило бы для создания полноценной атомной бомбы, однако ученые-атомщики нацистской Германии пошли по пути сочетания расщепления ядра с ядер-ным синтезом, а также использования так называемых рефлекторов, заметно снижающих порог критической массы. По нашим данным, в мае сорок пятого им оставалось всего несколько месяцев до создания «гибридной» бомбы небольшой мощности, то есть тактического ядерного оружия…

Для того чтобы найти старика, много времени не понадобилось — списки офицеров спецслужб ГДР, а также негласных сотрудников органов госбезопасности после объединения Германии были опубликованы в немецких средствах массовой информации и до сих пор имелись в свободном доступе.

Значительно сложнее оказалось уговорить его встретиться.

И почти невозможно — вызвать на откровенность.

— Вряд ли это могло бы переломить ход войны — даже сами нацисты считали бессмысленным использование подобного оружия на Восточном фронте, против наступления советской армии. Скорее, «гибридную» бомбу, радиус действия которой не превышал тогда пятисот метров, планировалось применить для террористических актов в столицах стран антигитлеровской коалиции и на крупных промышленных предприятиях вроде британских военно-морских верфей или танковых заводов на Урале.

— Но ведь это могло бы стать достаточно эффективным средством давления на переговорах с союзниками, не так ли?

— Да, пожалуй…

Вот уже второй час отставной генерал-майор восточногерманской разведки Эгон Шмидт говорил с посетителем либо о том, что интересовало его самого, либо о том, что легко можно было прочитать на страницах газет и журналов, очень ловко и профессионально уходя от ответов на те вопросы, которые почему-то расценивались им как потенциально опасные.

— Что же, по-вашему, остановило Гитлера?

Старик помолчал чуть дольше обычного.

— Может быть, прошлый трагический опыт? В годы Первой мировой войны использование немцами Wunderwaffe того времени — боевых отравляющих газов — не принесло желаемого перелома. Оно привело лишь к тому, что противник применил его против нас самих с еще большим ожесточением и в еще больших масштабах. — Профессор Лукарелли сделал очередную пометку в блокноте. — Русские располагали сведениями о результатах немецких исследований?

— Советской разведке было известно по меньшей мере о двух испытаниях атомных бомб, проведенных в Германии — в горах Тюрингии, под городком Ордруф и на острове Рюген, в результате которых погибли несколько сотен военнопленных и узников концлагерей. Вообще же в Москве были достаточно хорошо осведомлены об основных этапах работы в этом направлении. На основании полученной информации русские сделали вывод о малой эффективности немецкой атомной бомбы. Впоследствии, после окончательного разгрома нацистов, такой вывод получил подтверждение, однако советские ученые также сделали все возможное, чтобы собрать исчерпывающую информацию о том, насколько нацисты продвинулись в создании и испытании нового оружия — и насколько эти наработки могут оказаться полезными для советской атомной программы.

— Значит, русские использовали их после войны?

— Я не специалист, к сожалению. И мне об этом ничего не известно.

За время общения со стариком Лукарелли успел убедиться, что заставить его отвечать против воли практически невозможно. Тем не менее он попробовал уточнить еще раз:

— Может быть, вы все-таки что-то когда-нибудь слышали о планах использования русскими идеи «грязной» бомбы, которую разработали немцы?

— Нет, — покачал головой Эгон Шмидт и попросил итальянца: — Передайте, пожалуйста, — это мои таблетки, их нужно принимать по расписанию.

— Да, прошу вас! — Профессор взял со стола круглую металлическую коробочку и положил ее на ладонь старику. — Но ведь после войны отношения между бывшими союзниками по антигитлеровской коалиции складывались таким образом, что…

— Извините, но я себя не очень хорошо чувствую. Кажется, придется вызывать сиделку…

Спускаясь по лестнице, отделанной искусственным мрамором и покрытой ковровой дорожкой, господин Луиджи Лукарелли достал из внутреннего кармана пиджака мобильный телефон и перевел его в обычный режим — перед началом серьезного разговора, чтобы не отвлекаться и не отвлекать собеседника, он, как правило, отключал звук.

Три непринятых звонка — и, судя по коду, все три раза звонили из Лондона.

Профессор поморщился: опять этот назойливый русский…

Ведь две недели назад, когда они встречались неподалеку от площади Пиккадилли, в суши-баре, где подают приготовленную по-японски сырую рыбу, Лукарелли его достаточно четко предупредил: сначала — деньги, потом — остальная информация.

И так уже сказано слишком много… Нельзя же быть таким недоверчивым!

Прямо напротив ворот, отделявших альтерсхайм от остального мира, торговал с лотка вареными нр-мецкими сосисками меланхоличный толстый азиат. Оказавшись на тротуаре, Луиджи Лукарелли помедлил — скорее по привычке, чем руководствуясь чувством опасности.

Сделал вид, что пытается прикурить…

Нет, все в порядке.

Разве что за то время, которое он провел в доме престарелых, заметно испортилась погода — дождя еще не было, но над вольным ганзейским городом Гамбургом угрожающе нависали косматые полотнища облаков. И ветер… казалось, он дует со всех сторон одновременно — порывистый, злой и по-северному холодный.

— Извините! — Итальянскому профессору пришлось посторониться, пропуская семейную пару с коляской: привычная толчея мегаполиса, незадолго до часа пик…

Лукарелли аккуратно выбросил в урну сигарету, докуренную едва ли до половины, и вслед за людским потоком зашагал по направлению к переходу.

Спустился под землю…

Здесь пахло сыростью и постоянным ремонтом, впрочем, было достаточно чисто. Даже после хмурого света пасмурного дня глазам требовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к тусклому освещению.

— Простите, это не вы уронили? — Голос прозвучал откуда-то сбоку.

Женский голос, с отчетливыми материнскими интонациями.

— Что? — Профессор на мгновение сбился с шага и непроизвольно посмотрел под ноги.

— Стоять на месте!

Даже если бы Лукарелли не понимал по-немецки ни слова, ствол автоматического пистолета, больно воткнувшийся ему в печень, вполне успешно заменил бы переводчика.

— Не дергайся и не делай резких движений.

Неприметно одетый мужчина с пистолетом придвинулся почти вплотную. Еще один, очень похожий на первого одеждой и повадками, подошел откуда-то справа.

— Простите, но…

— Заткнись и спокойно иди за нами.

Это явно было не уличное ограбление. Немецкая полиция тоже сработала бы по-другому…

— Могу ли я поинтересоваться…

— Заткнись!

Поток пешеходов был однообразным и не очень интенсивным, поэтому господин Лукарелли сразу выделил в нем несколько статичных фигур: крепыша на лестнице, даму в блестящем плаще и еще один силуэт, поодаль. Возможно, далеко не все они имели отношение к происходящему, однако судьбу искушать не хотелось.

— Хорошо, я подчиняюсь силе.

— Отдай мне портфель, — распорядился тот, что подошел вторым и протянул руку.

— Да, конечно…

Человеку, поторопившемуся убрать пистолет, достался удар локтем в челюсть. И тут же коротким тычком ладони профессор достал неприкрытое горло его напарника.

Оказавшийся на пути крепыш попытался загородить собой ведущую назерх лестницу.

— Помогите! Полиция! — выкрикнул Лукарелли.

Случайные прохожие вели себя по-разному: кто-то дисциплинированно вжался в стены, кто-то, наоборот, замер посреди прохода.

И то и другое было на руку профессору:

— Полиция!

Суматоха в подземном переходе никак не отразилась на жизни улицы — в несколько рядов катили навстречу друг другу машины, подмигивала реклама, и продавец сосисок по-прежнему скучал в ожидании покупателей.

За спиной Лукарелли еще кто-то что-то кричал по-немецки, но он уже перемахнул через металлическое ограждение и оказался на проезжей части:

— Помогите!

Скрип тормозов, яростные гудки… Кто-то, кажется, не успел среагировать, и на асфальт посыпались цветные осколки разбитых автомобильных фар. Чудом выскакивая из-под колес, господин Лукарелли все-таки выбрался на противоположную сторону. Обернулся — сзади, почти не отставая, бежали по меньшей мере двое.

— Ох ты mamma mia… — И здесь, на этой стороне, навстречу итальянцу из подземного перехода выбегали еще два типа спортивного телосложения.

Участок улицы впереди представлял собой оклеенную афишами череду бетонных секций строительного ограждения — подобного рода заборы давно уже стали неотъемлемой частью гамбургского пейзажа. Лукарелли не раздумывая дернул на себя некое подобие калитки…

Запор не поддался.

«Очень глупо».

Это было последнее, что успел подумать итальянец, прежде чем потерял сознание от удара по затылку…

Глава 3

— Открывай глаза, скотина!

Надо признать, что вырубили господина Лукарелли вполне профессионально — ощущения возвращались к профессору не все сразу, не вместе, а по очереди: сначала слух, потом зрение…

С некоторой задержкой вернулась память.

— Без глупостей. Это видишь? — Огромный, пахнущий металлом глушитель пистолета-пулемета бесцеремонно уткнулся профессору Лукарелли в глаз.

Больше всего беспокоила кровь, вытекающая из разбитого носа.

Обе руки чем-то туго перехвачены за спинкой кресла… Дышать тоже больно! Лукарелли попробовал на всякий случай застонать, но моментально получил удар рукояткой в висок:

— Заткнись!

— Если вы будете создавать лишний шум, он вас пристрелит. Тем более что телевизор все равно кричит громче.

Человек, которому принадлежал второй голос, говорил по-английски почти без акцента — в отличие от неприятного типа с оружием, которому было поручено привести несчастного Луиджи Лукарелли в чувство. Очевидно, он расположился за спиной у итальянца, скрывая свое лицо, и это внушало профессору определенные надежды: с потенциальными покойниками так не церемонятся…

Выкрашенная спокойной бежевой краской стена, дверь с ключом, торчащим из замочной скважины, слишком яркие лампы, почти не дающие тени… Стеллажи, пол, покрытый керамической плиткой, и толстый резиновый шланг в углу, возле водопроводного крана, наводили на мысль о подвале небогатого загородного коттеджа или о подсобном помещении какой-нибудь мастерской.

Лукарелли покосился на экран — да, эти ребята позаботились даже о выборе программы.

По телевизору, стоящему на пустой полке, демонстрировали какое-то популярное шоу: идиотские шутки ведущего, смех, вопли, сопли и аплодисменты следовали друг за другом почти без перерыва… Звук был включен на полную мощность, чтобы крики и просьбы о помощи могли сойти за очередное выражение радости темпераментной публики, находящейся в студии.

А выстрела из пистолета с глушителем здесь бы и вообше никто не услышал…

— Не оборачиваться!

— Чего вы хотите, господа?

— Откровенности.

Оставалось только сглотнуть слюну — она была с привкусом крови.

— Кто вы такие?

Определить национальную принадлежность неприятного типа с оружием по его внешнему виду было почти невозможно — подобную мерзкую физиономию сейчас вполне можно встретить в любом уголке планеты, от Москвы до Мадрида и от Бейрута до города Вашингтона, округ Колумбия.

Да и ребята, которые среди бела дня выкрали Луиджи Лукарелли, совсем не походили на уличных хулиганов. Такие как они скорее нападают на инкассаторские машины, а не на одиноких и небогато одетых путников. С другой стороны, даже бесцеремонные парни из Лэнгли и лихие оперативники израильского Моссада обычно стараются сначала купить то, что им нужно, и лишь потом принимаются отнимать силой.

— Давай ты больше не будешь задавать вопросы? — Человек за спиной, очевидно, сделал какой-то жест, и по телу итальянца ударила короткая, но злая волна такой боли, что профессор Лукарелли едва не захлебнулся собственным криком. — Договорились?

— Договорились… — Спорить в подобной ситуации не имело смысла. — Но вы уверены, что вам нужен именно я?

— Это опять был вопрос, — вздохнул невидимый мучитель. — Повторить?

— Не надо! — непроизвольно выгнулся профессор. — Пожалуйста, я больше не буду…

— Хорошо. Тогда отвечай, только очень быстро и внятно. Где ты был двадцать шестого октября?

Лукарелли задумался ровно настолько, сколько потребовалось, чтобы вспомнить:

— Кажется, я летал в Лондон. Да, точно!

— Зачем?

— На деловую встречу.

— С кем у тебя там была деловая встреча? Отвечай, быстро!

— С русскими партнерами по бизнесу…

— Я спрашиваю: с кем именно?

Лукарелли, старательно выговаривая не слишком привычное как для итальянского, так и для английского слуха сочетание звуков, произнес фамилию Олигарха.

Судя по всему, эта фамилия была неплохо знакома человеку, стоящему за спиной, и непродолжительная пауза, последовавшая за ответом, объяснялась тем, что он просто не сразу решил, как следует отреагировать на услышанное.

— И о чем же вы разговаривали?

— К сожалению, наша личная встреча не состоялась.

— Почему?

— Не знаю. Он прислал вместо себя представителя.

— Представителя? — Очевидно, и это не удивило того, кто задавал вопросы.

— Да, тоже русского. Он назвал себя Алекс, но это не полное имя…

Откуда-то из-за плеча появилась мужская рука — и первым делом Лукарелли обратил внимание на грязноватый манжет светло-серой рубашки.

— Кого-нибудь узнаешь?

На фотографиях, сделанных с небольшим интервалом при помощи специального телескопического объектива, два человека разговаривали о чем-то на фоне стеклянной витрины торгового центра.

— Ну что? Не слышу.

Не разумом и логикой, а звериным чутьем профессионального авантюриста Лукарелли понял, что именно этот момент в разговоре является ключевым.

— Что мне будет за правильный ответ?

— А чего ты хочешь? — удивился голос за спиной.

Догадаться было несложно:

— Я не хочу умирать.

— Ну, кто же хочет! — Судя по голосу, человек за спиной снисходительно улыбнулся. — Хотя в принципе и умереть можно очень по-разному… понимаешь?

— Понимаю, — кивнул итальянец.

. — Тогда не надо торговаться. Итак?

Лукарелли провел языком по разбитой губе:

— Тот, который справа. Со светлыми волосами… это и есть Алекс — Алексей Литвинчук, бывший сотрудник русской разведки. Он сейчас получил статус беженца в Великобритании.

— Откуда тебе все это известно?

— В газетах печатались его фотографии…

— Ну? Можешь ведь, когда захочешь! А что по поводу второго?

— Нет. Его я, по-моему, раньше не видел.

Кажется, ответы вполне удовлетворили человека, стоящего за спиной Лукарелли, и он убрал руку с фотографиями.

— Кто тебя послал в Лондон?

— Никто не посылал. Видите ли…

Некоторое время господин Лукарелли потратил на очень подробный и довольно убедительный рассказ о том, какое значительное положение он занимает в итальянской политической элите и каким международным авторитетом пользуется среди экспертов по ядерным вооружениям. Разумеется, вопрос о своем собственном многолетнем негласном сотрудничестве со спецслужбами некоторых государств он при этом деликатно обошел стороной…

Для пущей убедительности ему пришлось то и дело путать итальянские слова с английскими и даже несколько раз запинаться, чтобы сломать безупречную стройность повествования — тогда невидимый собеседник, немедленно и охотно, подавал своему подручному команду: применить физическое воздействие…

После чего допрос опять возвращался в деловое русло.

Наконец человеку за спиной это все, видимо, надоело:

— Хорошо. Л теперь расскажи, что тебе известно про полоний…

— Про что?

Огромная ладонь вооруженного громилы перекрыла господину Лукарелли воздух, и очередной болевой удар, казалось, вывернул наизнанку каждую клеточку его организма. В этот раз профессору удалось на несколько спасительных секунд потерять ощущение реальности, и первое, что он увидел, придя в себя, был обыкновенный пластиковый шприц, наполненный прозрачной жидкостью.

— Не хотелось, конечно. Но ты сам виноват!

— Что это?

Итальянца даже не стали наказывать за вопрос.

— Это специальное лекарство — от вранья, оно развязывает языки даже самым упрямым.

— Не надо!

— Нет-нет, ничего страшного! Даже больно не будет… Ты просто начнешь смеяться, радоваться, пускать слюни — и скорее всего до конца жизни так и останешься счастливым дурачком, если я немного ошибусь с дозировкой.

— Не делайте этого, прошу вас!

— Почему? — удивился человек со шприцем. — Назови хоть одну причину.

— Русский знает меня в лицо.

— Допустим. Ну и что?

— Без моего участия сделка не состоится!

— Какая сделка?

— Полоний…

Кажется, это и в самом деле было ключевое слово.

— Рассказывай.

— Господа, развяжите мне руки. Пожалуйста…

— Потерпишь. Не так уж и долго осталось.

— Простите… — Лукарелли поежился, как от удара. — На упоминание о проекте «Полоний» я наткнулся еще в начале этого лета, разбирая для парламентской комиссии стенограммы допросов Митрохина, которые мы получили от англичан. Кстати, вы вообще представляете, кто такой был этот Василий Митрохин?

— Русский шпион?

— О, все не так просто! Майор КГБ Советского Союза Василий Митрохин, бывший сотрудник архивного отдела советской разведки, почти двадцать лет копировал совершенно секретные документы и создавал из них свою собственную картотеку. Он от руки переписывал информацию на маленькие кусочки бумаги, а потом выносил из архива домой, спрятав в ботинки, носки или брюки. Представляете? Копии он все это время хранил у себя на даче под полом — в контейнерах для грязного белья и в огромных пакетах из-под молока, которые русские называют бидонами. В девяносто втором, через семь лет после ухода в отставку, он отправился в Ригу и попросил в посольстве США политического убежища. Однако американцы не заинтересовались архивом Митрохина, так как его копии не были оригинальными документами и свободно могли оказаться подделкой.

— Ну и что?

— Сейчас в ЦРУ считают, что это был один из их самых больших промахов…

— Плевать! Дальше.

— Митрохин тут же обратился в находящееся рядом посольство Великобритании, где его сразу приняли как родного и даже присвоили агентурный псевдоним — Грустный. А потом и вообще вывезли в Англию вместе с семьей, в обмен на две тысячи страниц совершенно секретной информации… Дело в том, что при растянувшемся на много лет переезде советской разведки на новое место, в поселок Ясенево, майор Митрохин отвечал за сохранность архива. В первую очередь документов, касающихся нелегальной агентуры в странах Запада и так называемых специальных операций КГБ за границей. В его обязанности входило описание почти трехсот тысяч папок и составление на каждую из них индексной карты, после чего запломбированные ящики перевозились, вскрывались и расставлялись на полках под его же наблюдением. С какого-то момента, убедившись в отсутствии слежки и личных досмотров, Митрохин стал делать выписки на мелких клочках бумаги, которые затем сминал и выбрасывал в корзинку для мусора. Перед уходом он эти клочки забирал с собой…

— Все это слишком похоже на сказку, синьор Лукарелли.

— Нет, господа, это очень важно, и вы сейчас поймете почему! — испуганно дернул плечом итальянец. — Василий Митрохин учел ошибки других перебежчиков и подстраховался. Во-первых, прекрасно понимая, что сведения, которыми он располагает, стечением времени утратили оперативный интерес, он сделал упор на объеме и тщательном документировании информации. Казалось бы, чего стоят рукописные бумажки — не оригиналы, не факсимильные копии? Но хорошо систематизированный архив способен подтвердить или опровергнуть уже имеющиеся данные, полученные из других источников, особенно если он снабжен шифрами и прочими реквизитами… — Профессор сглотнул слюну и, убедившись, что никто его не перебивает, продолжил: — Во-вторых, Василий Митрохин после увольнения из разведки успел перепечатать только очень маленькую часть своих записей. Остальная информация сохранилась только в рукописном виде, а все дело в том, что почерк у него был на редкость неразборчив. Я, например, почти уверен, что Митрохин специально не трогал эти материалы, чтобы оставаться чем-то вроде ключа к своему собственному архиву.

— Фальсифицировать досье такого объема чрезвычайно трудно. Но все-таки возможно…

— Во всяком случае, это инструмент, который работает! — позволил себе возразить Лукарелли. — С помощью материалов Митрохина, например, удалось разоблачить легендарную бабушку-шпионку Мелиту Норвуд, почти сорок лет работавшую на Советский Союз по идейным соображениям. Или уговорить на сделку с правосудием лондонского полицейского, который подался в шпионы, чтобы не сесть в тюрьму по обвинению в коррупции. Или поймать бывшего шифровальщика Агентства национальной безопасности США Роберта Липку, которого фэбээровцы в девяносто шестом успешно <расконсервировали», воспользовавшись паролем, который указал им Митрохин. Кстати, вот — там у него, в архивных материалах, еще была фантастическая на первый взгляд информация, согласно которой на территории США, Западной Европы, Израиля и Японии русскими заложены многочисленные тайники с оружием, взрывчаткой и шпионским реквизитом, часть которых, вероятнее всего, заминирована. Так вот, швейцарская полиция несколько лет назад провела проверку по одному из упоминавшихся Митрохиным адресов — и благополучно извлекла содержимое такого тайника.

— Хватит! Давай ближе к делу. Меня интересует полоний.

— Да, конечно же… — спохватился профессор. — Так вот, это название встретилось мне всего один раз — в показаниях Василия Митрохина, которое записывали с его слов, еше в девяносто четвертом году, офицеры британской контрразведки… Митрохин сообщил, что собственными глазами видел, описывал и регистрировал архивную папку с материалами по специальной операции внешней разведки на территории Великобритании. Этому проекту было присвоено кодовое наименование «Полоний», и суть его заключалась в том, чтобы через третьи страны доставить на английскую территорию взрывное устройство обычного типа, а также контейнеры с радиоактивными веществами. В дальнейшем это устройство планировалось собрать где-нибудь в центре Лондона, в специально оборудованном помещении, неподалеку от парламента или правительственных учреждений. В случае начала третьей мировой войны советский агент должен был привести эту радиационную бомбу в действие, чтобы заразить максимальное количество народа, посеять среди мирного населения панику и на какое-то время парализовать управление страной…

Или все, что сообщил сейчас профессор Лукарелли, уже было известно похитителям, или его рассказ просто-напросто приняли за очередную, не слишком правдоподобную версию. Во всяком случае, следующий вопрос прозвучал вполне по-деловому:

— Почему англичане не стали дальше отрабатывать эту информацию?

— У них не было оснований не доверять Василию Митрохину, который утверждал, что проект «Полоний» так и не был осуществлен советской разведкой — от него отказались в первую очередь из-за технических и организационных сложностей. Во-вторых, высшее советское партийное руководство вынуждено было учитывать вероятность утечки информации, которая сама по себе вполне могла спровоцировать глобальный вооруженный конфликт. Ну, а потом, через некоторое время, у русских появились атомные подводные лодки и межконтинентальные баллистические ракеты, так что проблема с доставкой до цели ядерного заряда решилась сама собой… — Губа Лукарелли опять стала кровоточить, и ему пришлось провести по ней кончиком языка. — По словам Василия Митрохина, все материалы, связанные с неудавшейся подготовкой проекта «Полоний», списали в архив и отправили на вечное хранение. Поэтому в дальнейшем этот вопрос при допросах Митрохина и при анализе его архива не поднимался — англичанам и без того хватало информации, которую следовало отработать как можно быстрее.

— Однако у тебя по этому поводу оказалось свое собственное мнение, верно?

— Да, верно, — кивнул профессор. — Перечитывая как-то раз стенограмму допроса Митрохина, я подумал: а вдруг они все ошибаются? А что, если допустить, будто проект «Полоний» все-таки был реализован русскими — и сейчас где-то там, в двух шагах от Букингемского дворца или от Даунинг-стрит, до сих пор дожидается своего часа смертоносная радиационная бомба? Знаете, Василий Митрохин был очень неглупым и предусмотрительным человеком, он вполне мог не то чтобы утаить, но, во всяком случае, придержать до поры до времени некоторую частичку информации…

— Был? — уточнил голос из-за спины.

— Да. Василий Митрохин умер в Лондоне, больше двух лет назад…

— Отчего?

— От старости, я полагаю. Ему ведь шел уже девятый десяток…

— Продолжай.

— Тогда я задумался, кому бы все это могло быть по-настоящему интересно…

— Журналисты?

— Нет. Случается, ребята из газет или с телевидения готовы платить за сенсации, но в последнее время их значительно больше интересуют половые извращения членов правительства и фотографии с голыми кинозвездами, чем политические скандалы. Мне нужны были серьезные, большие деньги, и в конце концов я нашел того, кто готов был заплатить за возможность при случае вытащить старый скелет из чужого шкафа. — Итальянец опять произнес фамилию Олигарха. — Да, это был бы идеальный покупатель. Тем более что, на мой взгляд, ему не так важно, существует ли «русская бомба» на самом деле, — он ведь не столько бизнесмен, сколько политик, а политику важен в первую очередь общественный резонанс. А как известно, ценность любого политического скандала заключается лишь в его своевременности. Все остальное — вторично…

— Сколько ты запросил?

— Немного. Всего десять миллионов американских долларов. Это, знаете ли, вполне разумная цена для богатого человека, который и так за свой счет содержит практически всю оппозицию нынешнему режиму в России.

— А о самих англичанах тебе не пришло в голову подумать? Возможно, они заплатили бы еще больше?

— Подумал, конечно. И пришел к выводу, что это — вряд ли: у британской контрразведки была возможность достаточно оперативно проверить мои источники информации, а также подлинные записи Митрохина, которые до сих пор находятся у них в распоряжении.

— А Москва? Как насчет ФСБ?

— Ну, уж они-то тем более сразу бы догадались, что мое предложение — блеф…

Некоторое время перерыв в допросе заполнялся только телевизором, исторгающим из себя идиотские шутки, смех, аплодисменты и громкую музыку.

— Значит, на самом деле проект «Полоний» так и не был реализован?

— К сожалению…

— И не существует никакого устройства со взрывчаткой и ядерными изотопами?

— Я попытался проверить слова Митрохина, однако точно выяснить ничего не удалось: свидетели тех событий либо давным-давно умерли, либо действительно ничего не помнят, либо просто не хотят вспоминать…

— Тогда что же ты, в конце концов, скажешь своему русскому другу Алексу?

— Посмотрим… — На этот раз голос профессора Лукарелли прозвучал не слишком уверенно. Чувствовалось по всему, что с ответом на этот вопрос он и сам еще не определился. — Вообще-то я пообещал, что остальные сведения о советском агенте под кодовым именем Полоний и о точном месте нахождения тайника будут переданы ему только после оплаты.

— И как бы ты потом выкручивался, ловкач?

— Не знаю, — поморщился итальянец. — Сначала надо было получить свои десять миллионов. А потом я бы, наверное, что-нибудь придумал.

— Значит, ты хотел просто-напросто обмануть этих русских?

— Мне не очень нравится это слово, но если вы настаиваете…

Человек за спиной помолчал — очевидно, обдумывая ситуацию.

— Японцы говорят — и обезьяна срывается с дерева, — сказал он вдруг и поинтересовался: — Умирать не хочешь?

— Не хочу, — помотал головой Лукарелли.

— А придется…

— Поверьте, синьор, я могу быть вам очень полезен.

— Кому это — нам? — насторожился невидимый собеседник.

— Да какая мне разница!

Еще какое-то время прошло в молчании.

— Когда и как ты должен связаться с этим русским?

Телевизионное шоу закончилось, и теперь под тихую грустную музыку на экране сменяли друг друга заставки, показывающие погоду в разных уголках планеты. В немецком городе Гамбурге, например, на завтра обещали переменную облачность без осадков и температуру двенадцать-четырнадцать градусов. По Цельсию, разумеется…

— Он всегда сам мне звонит.

— На мобильный телефон?

— Да, я ему оставил свой номер…

— Этот? — Сзади, из-за плеча Лукарелли, опять появилась все та же мужская рука.

— Да, — узнал итальянец собственную «Моторолу».

— Когда вы разговаривали с ним в последний раз?

— В прошлую пятницу, вечером.

— О чем?

— Алекс сообщил, что человек, интересы которого он представляет, готов заплатить. Однако, по словам Алекса, десять миллионов — это все-таки немаленькие деньги, и ему необходимы какие-то доказательства того, что выставленный на продажу товар действительно есть в наличии…

— Товар?

— Да, именно так он и выразился, этот русский… — подтвердил господин Лукарелли. — Я сказал, что готов выслушать и обсудить любые предложения. Я попросил дать мне время, чтобы подумать.

— Резонно, — согласился голос за спиной.

— Но теперь он звонит мне из Лондона каждый день, иногда по несколько раз.

— И что же ты ему отвечаешь?

— А что я, по-вашему, могу ответить? — пожал плечами Лукарелли. — Я просто не беру трубку…

Телевизор неожиданно замолчал — видимо, и здесь не по всем каналам вещают круглые сутки.

«Вот и все, — подумал Лукарелли. — Если этот гад сейчас засунет мне в пасть какую-нибудь тряпку и переключит телевизор на работающую программу — значит, не договорились. Разговор окончен, и можно вспоминать отходные молитвы…» Профессор отчетливо представил себе, как пуля, почти без звука, ввинчивается в оцепеневший от ужаса мозг.

Может, стоило бы заорать прямо сейчас, не дожидаясь развязки?

Однако обошлось.

— Наверное, я потом буду жалеть об этом, но…

Одним болезненным рывком человек, задававший вопросы, сорвал с запястий профессора, туго скрученных у него за спиной, хромированную цепочку: такие цепочки когда-то использовались в Народной полиции ГДР вместо наручников. Надежно, компактно и очень практично…

— Спасибо!

Громила с пистолетом-пулеметом предусмотрительно сделал полшага назад — теперь он находился на расстоянии, которое позволяло перечеркнуть короткой очередью любое резкое движение сидящего на стуле пленника.

— Спасибо, господа… — Первым делом итальянец принялся растирать кисти рук, восстанавливая кровообращение. Потом дотронулся до подсыхающей корки под носом: — О, мадонна!

По-прежнему не оборачиваясь и стараясь не причинять себе лишней боли, Лукарелли занялся ревизией собственного организма — видимых повреждений не обнаружилось, но общее состояние было омерзительным. Ныли и подрагивали мышцы, мутило, до носа не дотронуться…

— Следов никаких уже завтра не будет, — успокоил его голос из-за спины. — А пока ты все равно останешься здесь, у нас, под присмотром. На какое-то время.

— Я понимаю.

— Вот и прекрасно.

— Я рассказывал чистую правду!

— Надеюсь, милейший господин Лукарелли. Вы, кстати, ничего не хотите добавить к своей печальной истории? Потому что, если вы не были со мной искренним до конца или что-то по неосторожности упустили… ну, тогда вам не позавидуешь, честное слово.

— Я рассказал все. Ничего не утаил и могу в дальнейшем…

— Hv вот и хорошо. Тогда будем прощаться?

На этот раз никаких указаний вооруженному громиле не последовало — тот, кто задавал вопросы, прекрасно справился сам. От удара под основание черепа голова итальянца мотнулась из стороны в сторону, тело обмякло и неторопливо сползло через подлокотник. Подождав, пока седоватый затылок профессора коснется кафельного покрытия на полу, человек за креслом встал и деловито, будто выполняя привычную, давно уже неинтересную процедуру, ударил лежащего ногой в пах.

И еще пару раз, но теперь уже целясь по печени и по почкам.

Наверное, после такой обработки господин Лукарелли запросто сможет претендовать на оформление инвалидности в профессиональном союзе международных аферистов…

Впрочем, в данный момент он все еще был без сознания и на грубость не отреагировал.

Единственный по-настоящему надежный способ защитить свои телефонные переговоры от прослушивания — это вообще никогда не пользоваться телефоном. Поэтому Владимир Александрович, когда настало время, назначенное для выхода на связь, просто достал из кармана мобильник, набрал код России, потом еще три цифры, обозначающие оператора сотовой связи, и семизначный номер абонента:

— Але?

— Слушаю вас… — отозвался приятный девичий голос. Такой голос вполне может быть и у дрессированной секретарши в современном офисе, и у школьницы-переростка, только что вышедшей из ванной коммунальной квартиры.

— Будьте добры Максима Ивановича Исаева.

— Кто его спрашивает?

— Это адвокат Виноградов… Максим Иванович просил сообщить, где и когда будет слушаться дело о взыскании алиментов.

— Да, спасибо, я записываю.

— Шестнадцатое декабря, четырнадцать часов тридцать минут. Восемнадцатый зал, третий этаж. На всякий случай пометьте себе номер дела: два дробь четыреста тридцать четыре тире ноль шесть…

Очень правдоподобная фраза, лишенная какого-либо скрытого смысла — если не знать, что содержит она «контрольное» слово и личный шифр Владимира Александровича.

Далекая собеседница сверилась с чем-то. И после небольшой заминки сообщила:

— Максима Ивановича, к сожалению, нет в городе. Что-то еще передать?

— Нет, девушка. Нет, все остальное — при встрече. Так что передайте, пожалуйста, Максиму Ивановичу, чтобы он не волновался по поводу мирового соглашения.

— Обязательно передам. Всего доброго!

— До свидания.

Владимир Виноградов нажал на кнопку отбоя и спрятал мобильный телефонный аппарат в карман.

Все. Как говорится: сделал дело — гуляй смело!

Тем более что, кажется, они с Лондоном уже начали понемногу привыкать друг к другу…

В первой половине дня, до обеда, он катался по историческому центру города на двухэтажном экскурсионном автобусе. Очень удобно, называется Сити-тур: заплатил двадцать фунтов и хоть круглые сутки можешь любоваться на проплывающие за окном достопримечательности английской столицы. Да еще и в сопровождении русского аудиогида…

Выходить и садиться обратно разрешается на любой остановке, сколько угодно раз — движение организовано по замкнутому маршруту, так что теоретически вполне возможно, выпив кружечку пива и перекусив, занять свое же собственное место в автобусе, покинутом какое-то время назад.

Ага, вот она, знаменитая Бейкер-стрит…

Виноградов был искренне убежден в том, что побывать в Лондоне и не посетить музей Шерлока Холмса — кощунство. Это все равно что в Одессе не прогуляться по Дерибасовской улице — или, скажем, начисто проигнорировать Московский Кремль.

Хотя, честно говоря, все здесь выглядело как недорогая и не слишком искусная декорация к любительский театральной постановке про доктора Ватсона и его гениального компаньона — начиная от станции лондонской подземки «Бейкер-стрит», с памятником Шерлоку Холмсу у входа в вестибюль, а заканчивая самим домом-музеем.

Прежде всего, как известно, дома номер 221-бис, прославленного на весь мир сэром Артуром Конан Дойлом, в действительности не существует. За пристанище самого знаменитого в литературной истории сыщика выдает себя дом номер 239, и в самом этом факте уже есть вполне недвусмысленное указание на литературную мистификацию. До 1934 года здание принадлежало частному пансиону, и только затем было выкуплено Международным обществом имени Шерлока Холмса.

И лишь совсем недавно, 27 марта 1990 года, в доме по Бейкер-стрит был открыт музей…

Молодой человек у входа, одетый в форму лондонского полисмена начала прошлого века, смотрелся здесь вполне уместно. Был он приветлив, любезен, охотно фотографировался с посетителями и отвечал на вопросы — и к вечеру, очевидно, до чертиков от всего этого уставал.

Однако следовало признать, что внутри здания все оборудовали на славу — всего за несколько фунтов любой посетитель получал здесь возможность окунуться в атмосферу сытой и самодовольной викторианской Англии. Дом, в котором разместился музей, построили без малого двести лет назад, и обстановка в нем была воссоздана нынешними хозяевами таким образом, что даже у Виноградова время от времени возникало отчетливое ощущение присутствия за дверями кого-нибудь из литературных персонажей.

Подразумевается, что знаменитый частный детектив и его помощник проживали в этом доме с 1881-го и здесь же приветствовали наступление нового века. Они занимали квартиру на втором этаже пансиона, которым распоряжалась тогда миссис Хадсон, оставшаяся в истории лишь благодаря своим прославленным постояльцам. Кабинет мистера Шерлока Холмса и доктора Ватсона находится на первом этаже здания — именно в нем эта славная парочка проработала почти четверть столетия. За кабинетом, в задней комнате, расположена спальня великого сыщика, а вот комната отдыха Ватсона находится на третьем этаже, и ее окна выходят на проходной двор за домом.

Влажный зонтик в прихожей, раскрытая книга, фотографии на стене и газеты, забытые возле камина… Можно даже почитать письма, которые больше века подряд приходят на имя знаменитого литературного персонажа.

Уже покидая музей, Виноградов успел заглянуть в расположенный прямо здесь небольшой ресторанчик, который, конечно же, и не мог называться иначе как «Миссис Хадсон». Есть не хотелось, однако официантка, одетая в старинное платье с крахмальным передником, пронесла мимо так ароматно пахнувшее блюдо с поджаренной камбалой, что Владимир Александрович сразу же стал сокрушаться о том, что успел пообедать…

В специализированном магазинчике он неторопливо и с удовольствием порылся в сувенирах.

Купил себе пластиковые игральные карты и, в качестве универсального подарка друзьям и знакомым, набор шариковых ручек с каноническим профилем Шерлока Холмса и с не менее канонической надписью по-английски: «Элементарно, Ватсон…»

Дома, в Питере, у Владимира Александровича имелся один знакомый писатель — автор популярных детективов.

На жизнь себе он зарабатывал совсем другими вещами, очень даже неплохо, и оттого был искренне убежден, что профессиональное занятие литературой ничем не отличается от профессиональной проституции.

— Писательским трудом, как и сексом, следует заниматься только тогда, когда есть настроение и желание. А заставлять себя сочинять за деньги, ради куска хлеба с маслом, да еще делать это основным источником дохода…

— Но у писателя, настолько я понимаю, всегда есть право выбора, — пробовал возражать приятелю Виноградов. — Можно, например, отказаться от какой-нибудь темы, верно?

— Ерунда. У проститутки в наше время тоже есть полное право отказаться обслуживать какого-нибудь морального урода, извращенца или садиста, от которого ее с души воротит. Хотя, сам понимаешь, в конечном итоге все это — лишь вопрос цены. То, что профессиональный литератор или профессиональная проститутка поначалу откажутся делать за деньги, они обязательно, рано или поздно, согласятся делать за большие деньги.

— Или — за очень большие деньги?

— Нет. Очень уж больших денег им все равно никто и никогда не предложит — слишком велика конкуренция. А из-за того, что и клиентам дешевых борделей, и читателям-интеллектуалам постоянно хочется чего-то новенького, сутенеры подыскивают себе свеженьких проституток, а издатели — авторов. В общем, на литературном рынке все точно так же, как на панели…

— Oh, sorry… — зазевавшийся Виноградов вступил на проезжую часть прямо перед носом сразу притормозившего автомобиля. — Блин!

Силуэт пешехода на светофоре вполне однозначно краснел с противоположной стороны Парк-роуд. А прямо на Владимира Александровича из-за лобового стекла машины смотрели двое: мужчина и женщина.

Полиция.

Для особо тупых гостей города Лондона на серебристом, с оранжевой полосой, автомобиле имелась соответствующая надпись — крупными буквами.

Странно. До этого Виноградов видел на лондонских улицах и площадях только пешие парные патрули — как правило, рослого «бобби» и следующую за ним неотрывно, бок о бок, напарницу в кокетливой форменной шапочке.

Вот так и влипают, на мелочи! Владимир Виноградов надел на лицо виноватую улыбку, шагнул назад и поднес руку с фотоаппаратом к сердцу.

Пронесло…

Укоризненно покачав головой, представитель власти дал газ и поехал дальше: что возьмешь с иностранца, ошалевшего от неповторимых красот английской столицы?

Парк-роуд Владимиру Александровичу сразу понравилась — несмотря даже на минарет Центральной мечети Лондона, очень похожий на водонапорную башню и нарушающий классическую панораму Рид-жентс-парка. Да уж, вряд ли принц-регент, девять лет управлявший страной вместо своего повредившегося умом отца и взошедший впоследствии на престол под именем Георга IV. мог предположить, что через полтора века в его заповедных охотничьих угодьях станет призывать правоверных к утренней молитве мулла…

Виноградов, уже успевший немного устать от ходьбы, в поисках тихого уголка свернул направо.

Это было очень правильное решение: буквально через пару минут он вышел к берегу самого настоящего озера — с многочисленными утками, чайками, цаплями и лебедями.

Главное, здесь оказалось достаточное количество свободных скамеек…

С точки зрения Владимира Александровича, толстые белые лебеди выглядели слишком высокомерно и неприступно — словно парусные купеческие корабли той эпохи, когда Британия еще безраздельно властвовала над морями. А вот утки вели себя намного скромнее и демократичнее, как, в сущности, и подобает любой водоплавающей пернатой дичи…

Что же касается чаек и голубей, то их Виноградов вообще терпеть не мог — из-за их склонности орать по поводу и без повода, а также из-за привычки отчаянно гадить на все что попало.

— Ну, чего тебе? Нет у меня ничего…

Разочарованный селезень еще немного потоптался перед скамейкой, которую облюбовал Виноградов, пару раз тряхнул клювом и крыльями, развернулся и соскользнул обратно в воду.

— В другой раз, наверное!

Владимир Александрович сперва пожалел, что не прихватил с собой какую-нибудь булочку, но потом вспомнил собственный не слишком радостный опыт кормления птиц на шведском острове Готланд всего несколько лет назад.

Дело в том, что, прогуливаясь как-то после завтрака вдоль каменистого побережья этого острова, он решил побаловать хлебными крошками обитающих здесь, в заповедном и тихом краю, лебедей.

Лебедям это очень понравилось. Виноградову тоже было чертовски приятно ощущать себя распределителем манны небесной…

Но, увы, гармония человека с природой продолжалась лишь до тех пор, пока Владимир Александрович не опустошил содержимое своих карманов. Обступившие его со всех сторон лебеди совершенно не хотели ничего понимать, тем более по-русски! Поначалу они только требовательно скрипели противными голосами. Затем от увещеваний и протестов перешли к активным действиям: сначала один из них весьма чувствительно ущипнул Виноградова за икру, потом его примеру последовали второй, третий, четвертый…

В общем, когда Владимиру все-таки удалось в буквальном смысле протолкнуться через сплошной заслон этих наглых, жадных и неблагодарных пернатых тварей, он был вынужден прямиком бежать за медицинской помощью — и в дальнейшем старался по возможности не иметь дело с теми, у кого желудок несопоставимо больше или активнее мозга.

Да уж, Готланд — загадочный каменный остров посередине Балтийского моря…

По правде говоря, Виноградов оказался там не просто так, а по делу: надо было забрать у одного шведа, тайно и бескорыстно сочувствующего международному экологическому движению, кое-какие видеоматериалы, так и не вошедшие в официальные отчеты многочисленных комиссий, изучавших обстоятельства вывоза с территории прибалтийских республик советской и российской военной техники.

Прежде чем встать со скамейки у озера и направиться в свой отель, Владимир Александрович сделал несколько фотографий — и для души, и для конспирации.

— До свидания, пернатые… не скучайте!

Кажется, сейчас он понял, что объединяет две такие непохожие нации — русских и англичан.

Ностальгия. Точнее — некий особый ее вид: ностальгия по утраченным национальным окраинам.

И у тех и у других когда-то было ощущение принадлежности к Великой Империи.

Это нашим детям и детям наших детей, подрастающему поколению, будет потом все равно: что Финляндия — что Армения, что Эстония — что Гондурас…

Одно слово: заграница. Но для нас, сорокапятилетних, основную часть жизни гордившихся европейским уютом Риги не меньше, чем золотыми куполами Суздаля или рыбным богатством Камчатки…

Очевидно, почти то же самое пережили полвека назад англичане.

Только в советских учебниках это называлось «кризис и распад колониальной системы».

Добираться от дома Литвинчуку было не далеко и не близко — в самый раз…

В принципе, когда есть даже самая примитивная карта города, найти нужный адрес — не проблема.

Тем более если знаешь, до какой станции метрополитена надо ехать.

Причем за несколько лет проживания в английской столице Алексей так и не понял, кто и зачем здесь вообще пользуется такси: дорого, медленно, неудобно…

Значительно проще ездить по Лондону на метро, которое принято называть трубой. Город буквально изрыт подземными ходами, и расстояние между станциями зачастую измеряется сотнями метров.

Лондонское метро, пожалуй, устроено даже более демократично, чем традиционные английские пабы. Все-таки в пивной значительно реже встретишь бродяг, бизнесменов или правительственных чиновников, сидящих плечом к плечу…

Главное — не оказаться на какой-нибудь из пересадочных станций метро в часы пик: намнут бока не хуже, чем в Москве или, скажем, в Питере. Также не следует уступать места представительницам слабого пола, включая старух и беременных женщин, — запросто могут причислить к половым шовинистам.

— Дорогая, я пошел!

— Да, всего хорошего… Скоро будешь?

— Не знаю. Пока! — Алексей поцеловал жену в щеку и спустился по ступеням крыльца.

Благодаря Олигарху, семья Литвинчука уже несколько лет арендовала двухэтажную квартиру в недорогом, но приличном районе Лондона — со своим собственным отдельным входом и с крохотным палисадником по обе стороны от крыльца.

— Бывай! — попрощался Алексей и с садовым гномом, доставшимся ему от прежних хозяев.

Гном был толстый, самодовольный и держал в руках маленькую кирку так, будто намеревался тяпнуть ею по ноге первого же попавшегося прохожего, — но, кажется, он и в самом деле приносил удачу…

По тихой безлюдной улочке, застроенной с обеих сторон плотно стоящими друг к другу почти одинаковыми домиками, Литвинчук вышел к автобусной остановке — и уже через десять минут дотронулся проездной магнитной карточкой до желтого круга на входном турникете метро.

Еще через двадцать шесть минут сорок восемь секунд он приехал на нужную станцию.

Профессор Лукарелли, оказывается, неплохо знал Лондон — или, по меньшей мере, основательно подготовился: частный хостел «Паддингтон Инн» находился вроде бы не так далеко от центра города, но и несколько в стороне от тех улиц и улочек, на которых Литвинчук мог случайно встретить людей своего круга…

Молодежное заведение «Паддингтон Инн», как понял Литвинчук, покопавшись с утра в Интернете, не входило в официальную сеть «Hostelling International». Это значило, что никто не потребует от проживающего членскую карточку Международной студенческой ассоциации и не станет при поселении задавать дурацкие вопросы по поводу возраста. Обычно стандарты подобного заведения примерно соответствуют уровню очень дешевого общежития, но Алексей вовсе не собирался задерживаться в его стенах дольше, чем это необходимо.

Из дома Литвинчук вышел заблаговременно — техника шпионской безопасности предписывает обязательно изучить обстановку, принюхаться и при малейших сомнениях, плюнув на все, уносить ноги.

Впрочем, конспиративные соображения в данном случае сыграли далеко не главную роль. Просто оставаться дома и ждать было уже невмоготу.

Часы на башне какого-то здания показывали, что еще слишком рано.

Алексей Литвинчук в очередной раз на всякий случай сверился с адресом, полученным по электронной почте, свернул листок и сунул в его карман — даже жалко, что маршрут оказался так прост и недолог! С уверенным видом местного жителя он зашагал по направлению к ближайшему ориентиру, Башне Треллик — многоэтажному зданию, которое лондонцы почему-то относят к достопримечательностям района Ноттинг-Хилл…

Немного не дойдя до Кенсингтоне ких садов, Алексей не заметил нужного поворота, сделал лишний крюк по кварталу, занервничал, однако в конце концов добрался до указанного адреса.

Странно! В поле зрения не было ничего даже отдаленно напоминающего гостиницу… Может, следовало спросить у кого-нибудь из местных жителей? Как назло, неприметная, грязноватая улочка без особых достопримечательностей у прохожих популярностью не пользовалась.

Нет, вроде все соответствует подушенному по почте описанию… Слава богу! Среди множества латунных и пластиковых табличек на входной двери Литвинчук наконец разглядел нужную: «Хостел «Паддингтон Инн», 3 этаж».

Алексей нажал на кнопку звонка.

Некоторое время его, очевидно, разглядывали через укрытый среди каменных завитушек объектив видеофона, потом кто-то что-то прохрипел в переговорное устройство. Литвинчук, не очень представляя, что следует отвечать в подобных случаях, просто произнес вслух название, выгравированное на металлической табличке.

Дверь зажужжала и тихо щелкнула дистанционным замком…

Лифт, естественно, не работал. Но хотя бы имелся в наличии, а ведь для большинства разбросанных по миру заведений того же класса его посчитали бы неприличным излишеством.

Как известно, хостелы здорово отличаются от своих более респектабельных собратьев — отелей… Комфорт в них обычно сведен к минимуму и рассчитан на относительно неприхотливого западного студента — что, впрочем, вполне соответствует санитарно-гигиеническим потребностям россиянина среднего достатка.

Зато, как говорится, цены! Дешевле был только ночлег под открытым небом, да и то не всегда…

— Добрый день!

— Хэлло… — Мордатый привратник с дымящейся сигаретой в углу рта равнодушно проследил за поднимающимся по лестнице посетителем и снова углубился в изучение затрепанного журнальчика для мужчин.

Больше всего здание походило на сданный в аренду коммерческим фирмам дом из нежилого фонда где-нибудь в центре Санкт-Петербурга: несколько разномастных дверей на каждой лестничной площадке, повсюду таблички и указатели, повторяющие те, что красовались внизу, у входа. Какие-то агентства, бюро, представительства каких-то никому не известных корпораций и фирм… Пару раз в названиях встретилось слово «хостел».

Ага! Нужный этаж. Вот и то, что надо.

Процедура повторилась: кнопка звонка, объектив, голос из динамика…

— Лит-вин-чук! — как было условлено, назвал себя Алексей.

Массивная, под старину, дверь открылась.

Пропускной режим у них тут — как в Центральном банке… Хорошо хоть, не обыскивают, впрочем, нет никакой гарантии, что рентген уже давно не просветил потенциального жильца насквозь.

— Сэр? — Человек за стойкой, разумеется, улыбался, но все равно больше напоминал отставного тюремного надзирателя, чем работника сферы обслуживания.

— Литвинчук, — повторил Алексей, почему-то понизив голос.

Дверь за спиной с нехорошим скрежетом вернулась на место. Щелкнул замок.

— Спасибо, сэр! — поблагодарил за что-то портье и сверился с записями в листке заказов. — Все в порядке, сэр.

Теперь появилась возможность осмотреться. Довольно уютно: холл с маленьким телевизором, узкая лестница, уходящая куда-то вверх, ковровое покрытие, акварели на стенах.

— Сэр? — Портье, похожий на тюремного надзирателя, уже успел прихватить с доски за спиной один из дюжины ключей и протянул его Литвинчуку.

— Благодарю вас.

— Прямо и направо. Последняя дверь.

Сначала на пути у Литвинчука оказалась небольшая общественная кухонька с полным набором посуды и всевозможной электроники. Потом — нечто вроде бытовки со стиральной машиной и всем необходимым для приведения в порядок гардероба…

Конечным пунктом маршрута была неприметная дверца в полутемном углу извилистого коридора.

Литвинчук толкнул ее — не заперто. Вероятно, пожарный выход на целую систему лесенок и разделяющихся переходов… Идеальный способ уйти незамеченным — и не только на случаи внезапного возгорания дома! Сверившись с цифрой на массивном брелоке, Литвинчук вернулся по коридору немного назад и нашел нужный номер.

Номер оказался даже лучше, чем мог полагать Алексей. Тесный, конечно, но со всеми удобствами: умывальник, душевая кабинка, унитаз. Чистые полотенца и прочее, без чего не обойтись утомленному путнику, вплоть до куска мыла в одноразовой упаковке.

Из обстановки в крохотной комнатушке имелись: кровать, столик универсального назначения, встроенный в стену шкаф и одинокий стул. Для телевизора места внизу уже не оставалось, однако хозяева умудрились установить его на кронштейне под самым потолком. Так что наслаждаться изображением можно было только в положении лежа… Впоочем, это почти не огорчало: все равно Литвинчук не собирался здесь задерживаться.

Открыв окно, бывший русский контрразведчик высунулся наружу. Да, это, конечно, не «Хилтон», не «Ритц» и не «Метрополитен»… Вид не радовал — глухой и не слишком опрятный дворик-колодец с какими-то вытяжками, трубами и мусорными бачками внизу. Однако имелось и неоспоримое достоинство: на расстоянии вытянутой руки по стене опускался к асфальту с крыши бесконечный ржавый металлический трап.

Литвинчук еще раз, по привычке, проверил замок на входной двери и принял еще кое-какие не слишком мудреные меры предосторожности.

Потом прямо с ногами залез на кровать.

Без суеты потянулся к столику, взял ключи…

Собственно, сами они никакого интереса не представляли: один от номера, второй, очевидно, годился одновременно и для кухни, и для бытовки. Но толстая металлическая цепочка, сплетенная из нескольких звеньев, соединяла ключи с очень увесистым брелоком грушевидной формы.

Со стороны это, наверное, выглядело уморительно…

Литвинчук сначала внимательно осмотрел «грушу» со всех сторон, колупнул пальцем рельефно выделяющиеся цифры, потряс ключами над ухом, потом наоборот — посидел неподвижно, прислушиваясь к происходящему внутри брелока. Казалось, он изо всех сил борется с соблазном попробовать брелок на зуб или по меньшей мере лизнуть.

Наконец, решившись, Алексей надавил двумя большими пальцами на дно «груши» и одновременно повернул сужающуюся часть брелока по часовой стрелке. Конструкция тут же разделилась на две неравные доли, и из нее на одеяло вывалился миниатюрный свинцовый контейнер.

Очевидно, тайником пользовались нечасто, потому что Литвинчук еще несколько томительных минул провозился над тем, чтобы соединить в первоначальном виде плохо притертые друг к другу детали брелока. Сказывалась и вполне естественная при данных обстоятельствах нервная торопливость — лежащий рядом матовый цилиндрик постоянно притягивал взгляд, отвлекая от процесса сборки.

Наконец и брелок, и ключи со звоном откатились на свое место в дальнем углу столика.

— Отлично! — похвалил себя Алексей.

Теперь можно было заняться делом.

Литвинчук очень бережно взял с одеяла контейнер — на ощупь матово-серебристый металл показался ему очень теплым и будто живым.

— Ну-ка, посмотрим…

От небольшого усилия контейнер легко разломился почти пополам.

— Есть контакт!

Кажется, этот чертов авантюрист, итальянский профессор, на сей раз не обманул — на ладони у Алексея Литвинчука лежал туго свернутый в трубочку кусок желтоватого пластика с адресом.

— «Мг. Gordon Ramsay, 68 Royal Hospital Rd.», — прочитал Алексей по-английски.

Запомнил.

Так.

Теперь, наверное, следовало выпить шампанского…

Впрочем, через несколько минут Литвинчук уже спускался по лестнице, воспользовавшись на прощанье гостиничными удобствами, и не столько по их прямому назначению, сколько для того, чтобы отправить в старинную канализацию города Лондона все следы своего пребывания в номере с тайником.