Следопыт, или На берегах Онтарио

Глава XII

Несколько часов спустя Мэйбл Дунхем в глубокой задумчивости стояла на бастионе, откуда открывался вид на реку и озеро.

Был тихий, мягкий вечер. Экспедиция на Тысячу Островов должна была ночью сняться с якоря, но этому могло помешать полное отсутствие ветра. Припасы, оружие, снаряжение и даже вещи Мэйбл находились уже на борту, но собравшийся в путь небольшой отряд все еще оставался на берегу, так как надежд на отплытие куттера было мало.

Джаспер отвел куттер из бухты вверх по реке на такое расстояние, чтобы течение в любую минуту могло вынести его из устья в озеро, но пока он стоял на месте на одном якоре. Назначенные в экспедицию люди, не зная точно, когда можно будет отчалить, лениво бродили по берегу.

После утренних стрелковых состязаний в гарнизоне наступила тишина, и она, казалось, подчеркивала красоту окружающей природы; эта чудесная гармония вызвала в Мэйбл незнакомые ей чувства, хотя, не имея обыкновения раздумывать о подобных ощущениях, она не отдавала себе в них отчета. Все вокруг было прекрасно и дышало покоем, а торжественное великолепие безмолвного леса и неподвижная гладь озера придавали ландшафту своеобразное величие. Впервые заметив, как ослабели узы, связывающие ее с городом и цивилизацией, как изменились ее привычки, пылкая девушка представила себе, что жизнь и здесь, среди такой красоты, тоже могла быть счастливой. О том, в какой мере переживания последних десяти дней, а не только тишина и прелесть этого вечера, помогли Мэйбл прийти к такой мысли, можно сейчас, в начале нашего повествования, скорее догадываться, чем утверждать.

— Чудесный закат, Мэйбл! — раздался над самым ухом нашей героини зычный голос ее дядюшки, да так неожиданно, что она вздрогнула. — Чудесный закат, милочка, конечно, для пресноводного озера, — на море мы бы на него и не взглянули.

— Разве природа не так же прекрасна на суше, как и на море, на озере вроде этого, как и на океане? Разве солнце не светит везде одинаково, дорогой дядюшка, и разве не должны мы возносить хвалу богу за его благость и в этой глуши, на границе, и на нашем родном Манхеттене?

— Девчонку совсем сбили с толку маменькины книжки, хотя едва ли в следующем походе сержант станет таскать за собой в обозе весь этот хлам. Природа везде одинакова! Ты еще, чего доброго, вообразишь, что солдат по натуре ничем не отличается от моряка! У тебя есть родственники среди тех и других, пора бы тебе в этом разбираться.

— Но я подразумеваю натуру человека вообще, дядюшка.

— И я тоже, милочка, натуру моряка и натуру какого-нибудь парня из Пятьдесят пятого или даже твоего родного отца. Сегодня тут происходили стрелковые состязания, я бы назвал их стрельбой в цель. Это совсем не то, что стрельба по плавучей мишени! С дистанции самое малое в полмили мы дали бы по цели бортовой залп из пушек, заряженных ядрами; а картошка, если бы она нашлась на корабле, что весьма сомнительно, осталась бы в котлах у судового кока. Может быть, ремесло солдата и очень почтенно, Мэйбл, но опытный глаз сразу видит множество упущений и непорядков в устройстве здешнего форта. А мое мнение об этой луже тебе известно, хоть и не в моих привычках смотреть на что-нибудь свысока. Ни один настоящий моряк не станет задирать нос, но будь я проклят, если в этом Онтарио, как его называют, воды больше, чем в бачке на судне. А теперь послушай, если хочешь понять, в чем различие между океаном и озером, я могу тебе это объяснить наглядно. Такое безветрие, как сейчас, можно назвать и штилем, хотя, по правде говоря, я не считаю здешний штиль настоящим.

— В воздухе ни дуновения, дядюшка! Ни один листик в лесу не шелохнется.

— Листик! При чем тут листья, милочка! Листьев нет на океане. Там, если хочешь узнать, наступил ли мертвый штиль, проверь на горящей свече, — по пламени сразу увидишь, есть ветер или нет. Если бы ты очутилась в широтах, где воздух так неподвижен, что даже трудно дышать, ты поняла бы, что значит полный штиль. В штилевых широтах людям часто не хватает воздуха. Ну, а теперь взгляни на это озеро! Вода в нем будто молоко в кастрюле, ни малейшего движения, как в полной бочке, пока из нее не выбили затычку. А океан всегда, даже при полном безветрии, слегка колышется.

— Разве океан никогда не бывает неподвижен, дядя Кэп? Даже во время штиля?

— Видит бог — нет, племянница! Океан дышит, словно живое существо, и, как говорят поэты, грудь его вечно вздымается, хотя воздуха в ней не больше, чем в обыкновенном сифоне. На океане не увидишь такой глади, как на этом озере, его поверхность подымается и опускается, словно у него есть легкие.

— Озеро тоже не совсем спокойно, у берега вода покрыта легкой рябью, а иногда слышно, как бьет прибой о скалы.

— Все это одна поэзия, будь она неладна! Ты еще назовешь рябью пузырьки воздуха в полном стакане, а прибоем — плеск воды, которой окатывают палубу. Озеро Онтарио так же похоже на Атлантический океан, как индейская пирога — на военный корабль. Ну, а что касается Джаспера, конечно, он парень не промах, но ему еще надо кое-чему поучиться, чтобы стать настоящим человеком.

— Вы считаете его невеждой, дядюшка? — смутившись, спросила Мэйбл и отвернулась, делая вид, что поправляет волосы. — На мой взгляд, Джаспер — Пресная Вода знает больше, чем многие молодые люди его звания. Правда, он мало читал — где тут достанешь книги, — но он для своих лет много размышлял, — по крайней мере так мне кажется.

— Он невежда, невежда, как всякий, кто плавает по внутренним водам вроде этого озера. Пусть он сумеет сделать прямой узел, даже удавку, но он ни за что не срастит концы и не сделает рифовый узел, так же как и ты не выберешь якорь на кат! Да, да, Мэйбл! Мы с тобой немалым обязаны Джасперу и Следопыту, и я как раз думал о том, чем их отблагодарить, ибо я считаю, что неблагодарными могут быть только свиньи, хотя некоторые люди приписывают этот порок королям. Посади свинью за стол, а она — ноги на стол.

— Правда, правда, дорогой дядюшка! Мы должны постараться доказать этим смелым людям, как мы им благодарны.

— Ты говоришь совсем как твоя мать, девочка, и чувства твои делают честь семье Кэп. Послушай, я напал на правильный курс; моя мысль должна всем понравиться. Я намерен сделать им одно предложение, как только мы вернемся после этой прогулки по озеру на Тысячу Островов и я соберусь в обратный путь.

— Дядюшка, дорогой! Какой вы чуткий и какой справедливый! Скажите, что же вы хотите предложить?

— Не вижу причины скрывать это от тебя, Мэйбл, но твоему отцу лучше ничего не говорить; у сержанта — свои причуды, и он может стать нам поперек дороги. Ни Джаспер, ни его друг Следопыт не добьются здесь ничего путного; пусть они отправляются вместе со мной на побережье и поступают во флот. Джаспер уже через две недели сможет устоять на ногах при любом шторме, а после того, как год проплавает, станет заправским моряком. Со Следопытом придется повозиться дольше; пожалуй, он никогда не станет настоящим моряком, но из него тоже может выйти толк: у него на редкость зоркий глаз, и он будет хорошим впередсмотрящим.

— И вы думаете, дядюшка, что кто-нибудь из них согласится на это? — улыбаясь, спросила Мэйбл.

— Да неужели они такое дурачье, чтобы отказаться? Какой же разумный человек упустит свое счастье? Дай только Джасперу выбраться на дорогу, и он станет со временем капитаном большого судна с прямыми парусами.

— Будет ли он от этого счастливее, дорогой дядюшка? Так ли уж важно быть капитаном судна с прямыми, а не с косыми парусами?

— Тьфу! Твои рассуждения о судах, Магни, годятся только для изнеженных барышень! Ты сама не знаешь, что говоришь. Предоставь это мне, и все уладится. А вот и сам Следопыт. Я намекну ему о том, что собираюсь для него сделать. Надежда — великий утешитель.

Кэп решительно тряхнул головой и умолк. Охотник приближался к ним, но не с обычным для него приветливым, непринужденным видом, а с легким смущением, словно не был уверен в приеме, который его ожидает.

— Дядя и племянница толкуют о семейных делах, — сказал Следопыт, подойдя к ним, — и посторонний человек может оказаться лишним.

— Вы нам не посторонний, мастер Следопыт, — возразил Кэп, — и вы пришли как нельзя более кстати. Мы только что вспоминали вас. А когда об отсутствующем говорят друзья, нетрудно догадаться, как они о нем отзываются.

— Я не любопытен, нет, не любопытен. У каждого человека есть недруги, и у меня тоже, но я не причисляю к ним ни вас, мастер Кэп, ни прелестную Мэйбл. Не скажу того о мингах, хотя, по справедливости, и у них нет причин меня ненавидеть.

— В этом я готов поручиться. Следопыт! Мне сразу показалось, что вы человек прямой и добрый. Однако у вас есть средство избавиться от вражды этих самых мингов, и, если вы захотите воспользоваться им, никто вам не укажет его с большей готовностью, чем я, и вдобавок ничего не возьму за совет.

— Не хочу я иметь врагов, Соленая Вода, — ответил Следопыт, невольно назвав Кэпа прозвищем, которое ему дали индейцы, жившие в крепости и ее окрестностях. — Не хочу я иметь врагов и готов захоронить томагавк с мингами и французами[24], но вы знаете, что только всемогущий, а не мы с вами, внушает человеку добрые чувства и избавляет его от врагов.

— Снимайтесь-ка с якоря, дружище Следопыт! Как только мы вернемся из нашего короткого плавания, отправляйтесь вместе со мной на побережье, и вы больше не услышите боевого клича индейцев и вас не настигнет индейская пуля.

— А что мне там делать, на соленой воде? Охотиться в ваших городах? Выслеживать людей, идущих на рынок и с рынка, устраивать засады на собак и домашнюю птицу? Нет, вы не друг мне, мастер Кэп, если хотите увести меня из тенистых лесов на солнцепек городских площадей.

— Я вовсе не собираюсь оставлять вас в городе, Следопыт, я хочу забрать вас с собой в море, только там можно свободно дышать, Мэйбл подтвердит, что таково было мое намерение еще прежде, чем я с вами заговорил.

— А что думает Мэйбл о такой перемене? Она знает, что у каждого человека свое призвание и желать другого — значит идти наперекор воле всевышнего. Я охотник, разведчик, проводник, Соленая Вода, и не такой я человек, чтобы противиться божьей воле. Разве я неправ, Мэйбл? Или вы судите так же легко, как другие женщины, и хотите, чтобы человек изменил своей натуре?

— Я не хочу, чтобы вы изменились, Следопыт, — ответила Мэйбл с сердечностью и простотой, растрогавшими охотника. — И, как бы мой дядя ни восхищался морем, как ни велики блага, которых он ждет от моря, я не желала бы, чтобы лучший и благороднейший лесной охотник превратился в адмирала. Оставайтесь тем, кем вы были до сих пор, и не бойтесь ничего, кроме божьего гнева, мой добрый друг.

— Слышите, Соленая Вода? Слышите, что говорит дочь сержанта? Она, такая прямая, такая справедливая и пригожая, всегда говорит только то, что думает. Пока она довольна мною таким, каков я есть, я не стану отрекаться от талантов, данных мне богом, и пробовать изменить свою судьбу. Здесь, в гарнизоне, я не такой уж нужный человек, но там, на Тысяче Островов, у меня, наверное, будет случай доказать, как может пригодиться доброе ружье.

— Значит, вы тоже едете с нами? — сказала Мэйбл с такой открытой улыбкой, что охотник готов был хоть сейчас пойти за ней на край света. — Кроме жены одного солдата, я буду там единственной женщиной, но среди наших защитников будете вы, Следопыт, и мне ничего не страшно.

— Вас защитил бы сержант, если бы вы даже не приходились ему дочерью. Да и все будут о вас заботиться. А вашему дяде, я думаю, должно прийтись по вкусу такое плавание под парусами — ведь он увидит внутреннее море.

— Эка важность — ваше внутреннее море, мастер Следопыт, я от него ровно ничего не жду. Но, признаюсь, мне хотелось бы знать цель этого рейса; быть праздным пассажиром я не привык, а сержант, мой шурин, молчит, как франкмасон.[25] Не знаешь ли ты, Мэйбл, что все это означает?

— Нет, дядюшка! Я не смею расспрашивать отца о его служебных делах — это, по его мнению, не пристало женщине, знаю лишь, что мы отплываем, как только задует попутный ветер, и будем в отсутствии месяц.

— Намекните хоть вы, Следопыт, куда мы направляемся! Не велика радость для старого моряка плыть, не зная цели.

— Цель нашего путешествия и место высадки, Соленая Вода, не такая уж тайна, хотя об этом и запрещено говорить в гарнизоне. Но я не солдат и волен говорить что хочу. Впрочем, и я не любитель пустой болтовни. Однако мы вот-вот отплывем, и вам, участникам экспедиции, можно сказать, куда вас везут. Вы, мастер Кэп, я полагаю, знаете название «Тысяча Островов»?

— Да, слыхать-то я слыхал, но ручаюсь, что это не настоящие острова, не такие, как в океане; их, наверное, подсчитывали, как подсчитывают убитых и раненых после большого сражения: говорят — тысяча, а их там всего каких-нибудь два-три.

— У меня зоркий глаз, но, как ни старался я их сосчитать, всегда путался в счете.

— Что ж, я знавал людей, которые и до десяти-то считать не умеют. Ваши сухопутные крысы не узнают своих нор, даже находясь у самого берега. Как бы они ни всматривались, все равно ничего не видят. Сколько раз я видел землю, дома и церкви, когда пассажиры ничего не могли разглядеть, кроме воды! Не представляю себе, как можно на пресноводном озере потерять из виду берег. Это же просто немыслимо!

— Вы не знаете наших озер, мастер Кэп, иначе не стали бы так говорить. Не успеем мы добраться до Тысячи Островов, как вы измените свое мнение о том, что создала природа в нашей глуши.

— Сомневаюсь, есть ли во всем здешнем краю хоть один настоящий остров. По моим понятиям, в пресных водах не может быть островов, таких, какие я называю островами.

— Мы их покажем вам сотни, может быть, и не ровно тысячу, но такое множество, что их глазом не окинешь и языком не сосчитаешь.

— А какой у них вид?

— Вид земли, со всех сторон окруженной водой.

— Да, но какой земли и какой водой? Ручаюсь, что в действительности они окажутся всего лишь полуостровами, мысами или просто материком. Осмелюсь заметить, в этом деле вы не знаток. Но острова или не острова, дружище Следопыт, какова же все-таки цель нашего плавания?

— Вы сержанту зять, а прекрасная Мэйбл ему дочь, и все мы — участники экспедиции, а потому не беда, если я расскажу вам о том, что нам предстоит. Мастер Кэп, вы старый моряк и уж, наверное, слышали о форте Фронтенак?

— Кто о нем не слыхал? Правда, в самом форте я не бывал, но мне частенько случалось проходить мимо.

— Тогда вы попадете в знакомые места, хоть я в толк не возьму, как вы могли видеть его с океана. Надо вам знать, что Великие Озера образуют цепь и вода, вытекая из одного, впадает в другое, пока не достигнет озера Эри, к западу отсюда. Оно такое же огромное, как Онтарио. Ну вот, вода, вытекая из Эри, встречает на своем пути невысокую гору и падает с ее гребня.

— Хотел бы я знать, черт побери, как это происходит?

— Очень просто, мастер Кэп, — смеясь, ответил Следопыт. — Вода падает с горы. Если бы я сказал, что поток поднимается в гору, это было бы противно законам природы, но в том, что вода, да еще пресная, стекает с горы, нет ничего особенного.

— Хорошо, но ведь вы сказали, что вода, вытекая из озера, встречает на своем пути гору. Это переворачивает вверх ногами все разумные понятия, если только у них есть ноги.

— Ну-ну, не будем спорить! Что я видел, то видел. Не скажу ничего насчет ног, а что касается разума, то это уж как бог даст. Вода, собравшись в Онтарио из всех озер, образует реку и течет в море; вот в той узкой части Онтарио, которую не назовешь ни озером, ни рекой, разбросаны острова, о них-то как раз идет речь. Выше этих островов и находится французский форт Фронтенак; а так как у французов есть крепость ниже по течению реки, они отправляют свое оружие и припасы водою во Фронтенак и дальше по берегам Онтарио и других озер, помогая дикарям заниматься всякой чертовщиной и сдирать скальпы с христиан.

— И с нашим появлением все эти ужасы кончатся? — спросила Мэйбл с живостью.

— Может быть, и кончатся, а может быть, и нет, все в божьей воле. Комендант нашего гарнизона Лунди, как его у нас называют, послал отряд, чтобы занять один из Тысячи Островов и перехватить часть французских ботов. Наша экспедиция уже вторая, которую туда посылают. Находящийся там отряд пока добился немногого, хоть и захватил два французских бота с грузом для индейцев. Но на прошлой неделе оттуда прибыл нарочный с такими вестями, что майор решил сделать еще одну попытку расстроить козни этих мошенников. Джаспер знает, как туда добраться, а там мы будем в надежных руках сержанта, потому что он осторожен, а это первое дело в засаде. Да, он человек осторожный, но умеет и быстро действовать.

— Только и всего? — бросил Кэп пренебрежительно. — Судя по приготовлениям, я решил, что тут пахнет контрабандой и нам перепадет честный заработок, если мы будем участвовать в этом деле. Но, должно быть, на пресных водах не делят добычи?

— Что-то я не пойму.

— Наверняка вся добыча, захваченная солдатами в этих стычках и засадах, как вы их называете, достается одному королю?

— Я этого знать не знаю, мастер Кэп. Беру свою долю свинца и пороха, если они попадают в наши руки, не говоря королю ни слова. А ежели кому-то достается больше, то уж, конечно, не мне, хотя пора бы и мне подумать о том, чтобы обзавестись семьей и своим домом.

Сделав такой прямой намек на желание изменить свою жизнь. Следопыт даже не осмелился взглянуть на Мэйбл, хотя был бы готов всем на свете пожертвовать, только бы узнать, слышала ли она его слова и какие чувства выражает ее лицо. Но Мэйбл не поняла его намека. Лицо ее оставалось по-прежнему спокойным; без малейшей тени смущения она перевела взгляд на реку, где на борту «Резвого» явно началось какое-то движение.

— Джаспер собирается вывести куттер, — заметил проводник, взглянув в ту же сторону, привлеченный шумом падения чего-то тяжелого на палубу. — Как видно, парень почуял признаки ветра и хочет быть наготове.

— Вот у нас и будет случай поучиться морскому делу, — насмешливо ответил Кэп. — Настоящего моряка сразу видно по умению ставить паруса. Так же, как хорошего солдата всегда отличишь по тому, застегивает он свой мундир сверху вниз или снизу вверх.

— Уж не знаю, может ли Джаспер тягаться с моряками, плавающими по океану, — заметил Следопыт с прямодушием, которое никогда не омрачалось недостойным чувством зависти или ревности, — но он храбрый малый и так искусно управляет своим куттером, как только можно пожелать по крайней мере на этом озере. И вам, мастер Кэп, он не показался неповоротливым, когда мы проходили Осуижский водопад, где пресная вода умудряется падать с горы.

Кэп лишь недовольно пробормотал в ответ что-то невнятное, и все умолкли, с интересом наблюдая с бастиона за движением куттера, что было вполне естественно для людей, чья судьба была отныне связана с этим судном. По-прежнему стоял мертвый штиль. Неподвижная гладь озера сверкала в лучах заходящего солнца. «Резвый» подтянулся к якорю, брошенному на сто ярдов выше намытой водой косы, откуда, маневрируя, можно было войти в устье реки, служившее тогда для Осуиго гаванью. Но из-за полного безветрия подняться вверх по реке на легком суденышке можно было только на веслах. На куттере, не ставя парусов, подняли якорь, тотчас же послышался громкий всплеск весел, опустившихся в воду, и «Резвый», повернувшись носом против течения, стал двигаться к середине реки. Достигнув ее, гребцы подняли весла, и судно понесло течением в устье.

Быстро двигаясь по узкому проходу, куттер уже через пять минут миновал две низкие песчаные косы, преграждавшие волнам доступ в реку. Судно, не бросая якоря, продолжало удаляться от берега, темный его корпус виднелся на глади озера в четверти мили от низкого мыса, являвшегося восточной оконечностью так называемой внешней гавани, или рейда. Там речное течение уже теряло силу, и куттер остановился.

— Какой он красавец, дядюшка! — сказала Мэйбл, не сводившая глаз с «Резвого», пока он маневрировал. — Вы, может быть, и найдете изъяны в его внешнем виде и в том, как им управляют, но мне, по моему невежеству, и то и другое кажется прекрасным.

— Да, да, девочка, он славно идет по течению, не хуже любой щепки. Но уж если говорить о тонкостях, то такой старый морской волк, как я, сразу заметит в куттере изъяны.

— А я, мастер Кэп, — вмешался Следопыт, никогда не упускавший случая вставить словечко в защиту Джаспера, — я слышал от старых и опытных моряков, плававших по соленой воде, что «Резвый» хорошее судно. Сам я в этом ровно ничего не смыслю, но может ведь человек иметь собственное мнение, даже если оно и неправильное, ну, а что до Джаспера, то никто не разубедит меня в том, что он содержит судно в полном порядке.

— Не скажу, что куттер попросту неуклюж, но у него есть изъяны, мастер Следопыт, и притом крупные.

— Какие же, дядюшка? Если бы Джасперу они были известны, он бы постарался от них избавиться.

— Какие? Да их целая уйма, и весьма существенных, они сразу бросаются в глаза.

— Укажите на них, дядюшка, и Следопыт передаст ваши слова своему другу.

— Указать на них! Это такое же нелегкое дело, как пересчитать звезды, по той простой причине, что их несметное количество. Указать на них, говоришь? Так вот, дорогая моя племянница мисс Магни, что ты думаешь об этом гике? На мой неискушенный взгляд, он поднят по крайней мере на фут выше, чем следует; и вымпел запутался, и… и будь я проклят, если топсель достаточно натянут, да, да… меня нисколько не удивит, ежели сейчас при отдаче якоря в свернутом канате окажется обратный шлаг. Изъяны! Да любой моряк, едва взглянув на куттер, увидит, что у него столько же недостатков, сколько у слуги, который пришел просить расчет.

— Все это, может быть, и верно, дядюшка, но я очень сомневаюсь, что Джаспер о них знает. Если бы кто-нибудь ему указал на них, он бы все исправил, не правда ли, Следопыт?

— Пусть Джаспер сам управляется со своим куттером, Мэйбл. Он свое дело знает, и я ручаюсь, что никто не сумел бы лучше его уберечь судно от фронтенакцев или от их приятелей — этих дьяволов мингов. Что за беда в обратном шлаге или в слишком высоко поднятом якорном канате, мастер Кэп, если судно идет превосходно и не подпускает близко французов? Здесь, на озере, Джаспер заткнет за пояс любого моряка с побережья, ну, а какие таланты он обнаружил бы в океане, неизвестно, он ведь там никогда не бывал.

Кэп снисходительно улыбнулся, но не счел нужным продолжать свою критику, по крайней мере сейчас. В продолжение всего разговора он принимал все более и более надутый и презрительный вид, как ни хотел казаться равнодушным к спору, в котором один из участников был круглым невеждой.

Тем временем куттер лег в дрейф и, повинуясь течению, стал медленно поворачиваться носом то в одну, то в другую сторону, что не могло особенно интересовать зрителей. Через секунду был поставлен кливер, и парус надулся, хотя воздух над озером казался по-прежнему неподвижным. Но легкое судно, покоряясь едва ощутимому толчку, через минуту стало уже поперек речного течения, и так легко и плавно, что его движение было почти неуловимо для глаза. Когда «Резвый» пересек течение, его подхватил водоворот, и куттер понесся к крутому берегу, где стоял форт. Тут Джаспер бросил якорь.

— Недурно! — пробормотал про себя Кэп. — Совсем недурно, хоть он и должен был повернуть руль не налево, а направо: корабль всегда должен подходить к берегу кормою, безразлично, находится ли он в одной миле или в одном кабельтове от земли. Это выглядит красивее, а красота в нашем мире кое-что значит.

— Джаспер малый смышленый! — заметил вдруг сержант Дунхем, неожиданно очутившись за спиной у своего шурина. — Мы очень полагаемся на его ловкость во время наших экспедиций. Но пойдемте, через полчаса стемнеет, и нам нужно успеть погрузиться. Пока мы соберемся, для нас приготовят шлюпки.

После этого все разошлись, чтобы взять вещи, оставшиеся еще на берегу. Короткой барабанной дробью был подан сигнал солдатам, и через минуту все пришло в движение.