ОЛЬГА ЕФРЕМОВА

Мысль о визите к Ольге Ефремовой уложилась в сознании Вершинина как дело решенное. Материалы, с которыми он познакомился во время следствия, давали все основания сделать вывод, что анонимки являются чистейшей выдумкой и написаны с целью устранения Кулешова. Директор относился к своим подчиненным ровно, при их оценке исходил только из деловых качеств. Названные в анонимках проходимцами и случайными людьми в действительности были по-настоящему одаренными работниками. Они вносили живую струю в работу завода. Кулешов часто премировал их, поощрял другими способами и всегда имел для этого веские основания. Игорь Арсентьевич — человек вполне современный и доступный, не считал предосудительным разделить с подчиненным, которого он уважал, трапезу, зайти к нему на квартиру, отметить с ним в ресторане юбилейную дату. В таких взаимоотношениях витал дух равноправия. На торжествах по поводу различных событий директор уже не был директором, он становился просто Кулешовым, или Игорем Арсентьевичем, а то даже и Игорем, что только поднимало его авторитет, вызывало к нему уважение. Он обладал способностью балансировать на тонкой грани, допускать простоту во взаимоотношениях, а не фамильярность. Но вот связь с Ефремовой, если она существовала, бросала на него тень. Руководитель и подчиненная. Ситуация всегда осуждаемая. Однако Вячеслав был далек от мысли осуждать Кулешова, считая это личным делом директора. Но следствие есть следствие, и Вершинин понимал, что вопрос об отношениях Кулешова и Ефремовой где-нибудь да всплывет. Его нельзя оставить за скобками. Вот почему Вячеслав решил встретиться с Ефремовой.

На протяжении дня он постоянно звонил на завод, в плановый отдел и, не называя себя, спрашивал Ефремову. Однако она отсутствовала. Ближе к вечеру выяснилось, что Ефремова заболела. Вершинин попросил ее адрес. В ответ он явственно услышал приглушенное женское хихиканье, после которого кто-то довольно дерзким тоном назвал ему улицу и номер дома. Номера квартиры ему не сказали. Вячеслав еще раз попытался узнать его в плановом отделе, но там тотчас бросили трубку. В адресном бюро ее адреса вообще не значилось. Так бывает, когда меняют фамилию. Вершинин решил пойти и разыскать ее квартиру через жильцов дома. Однако на месте его постигло разочарование. Дом, который назвала женщина из планового отдела, растянулся на целый квартал. Холодная и мрачная арка проткнула его точно в середине. У многочисленных подъездов деловито ворошилась ребятня всех возрастов. Вершинин остановился в растерянности. Найти жильца по фамилии в таком доме — дело сложное: люди порой не знают, кто живет с ними на одной лестничной клетке. Он заметил кучку подростков 13—14 лет, со стороны которых подозрительно тянуло дымком, и подошел к ним. Приближение взрослого они заметили сразу и беспокойно засуетились, пытаясь незаметно втиснуть ботинками в песок дымящиеся окурки. Один из них, скорее всего заводила, — высокий, черноволосый, со сросшимися на переносице широкими бровями, демонстративно сунул сигарету в рот, настороженно поглядывая на приближающегося. На его поясе сверкала широкая пряжка с изображением участников ансамбля «АББА». Вершинин ухмыльнулся, заметив, как тяжело дается тому смелость. Видно было, что паренек хоть и бравирует перед приятелями, но не решается затянуться и в случае осложнения приготовился дать стрекача. Вячеслав сделал вид, что не замечает переполоха среди ребят, достал из кармана сигарету и попросил прикурить. Чернявый с важным видом подставил тлеющий огонек. Прикурив, Вячеслав глубоко затянулся, потом сделал несколько судорожных движений горлом и принялся долго и надсадно кашлять, хватаясь за грудь и размазывая по лицу выступившие слезы. В перерывах между приступами кашля он сетовал, что вот-вот может «загнуться» от курения.

Вся стайка наблюдала за ним с опаской, а чернявый так и не затянулся. Вершинин имитировал постепенное ослабление кашля и, словно обессиленный, тяжело опустился на скамейку. Его прерывистое дыхание было красноречивей всяких слов. Потом он сделал вид, что ему стало лучше.

— Слушайте, орлы, — обратился он к ребятам, — вы всех знаете, кто в этом доме живет?

— Всех, — вразнобой отозвались ребята.

— Подскажите тогда, где живет Ефремова Ольга Владимировна?

Те переглянулись между собой и уставились на главаря.

— Дети-то хоть у нее есть? — спросил тот.

— Трудно сказать. Скорее всего, нет.

— Из себя-то она хоть какая, обрисуйте.

— Стройная такая, красивая, лет тридцати, — ответил наобум Вершинин.

Ребята оживленно зашептались между собой, оценивая жильцов дома с точки зрения высказанных качеств.

И вот тут Вершинин вдруг почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд — холодный и злой. Вячеслав незаметно осмотрелся вокруг. Ребята по-прежнему обсуждали возможные кандидатуры, скамейка напротив была пуста. Однако странное ощущение продолжало беспокоить. Он посмотрел вверх. На балконе второго этажа стояла женщина. В сумерках ее лицо трудно было рассмотреть, к тому же мешало висевшее на балконе белье. На мгновение взгляды их встретились. Вершинину стало неуютно.

— Кто такая? — спросил он ребят, указав на балкон.

Женщина уже ушла в свою квартиру.

— Эта-а-а? — пренебрежительно протянул чернявый, — тетя Шура, — и скривился, как от кислого.

— Тетя Шура, тетя Шкура, — пропел другой подросток с озорными, зеленоватыми, как у кота, глазами.

— И так ее называют, — подтвердил чернявый.

«Видимо, у этой женщины взаимная неприязнь с ребятами, — решил Вячеслав, — а по инерции она распространила ее и на меня».

— Мы с ребятами посоветовались здесь, — снова заговорил паренек, — и кажись, поняли, кто вам нужен. На четвертом этаже в этом подъезде живет одна такая. Поднимитесь, спросите.

Из трех дверей на лестничной площадке Вершинин выбрал одну и уверенно позвонил. Почти тотчас она распахнулась, и на пороге показался мужчина лет тридцати пяти — сорока в махровом халате до пят с лоснящейся шевелюрой.

— Прошу прощения, — извинился Вячеслав. — Ольга Владимировна Ефремова здесь живет?

— Нет, — мотнул головой тот и показал на дверь справа, — вон ее квартира. При этом он улыбнулся и заговорщически подмигнул.

Вершинин постучался в указанную дверь, но квартира оказалась пустой.

— В магазине, наверно, — послышался из-за закрытых дверей голос того же мужчины.

Он, видимо, стоял прислушиваясь. Вершинину это было неприятно. Решение созрело мгновенно. Он вырвал из блокнота листок, приложил его к стене и быстро написал:

«Ольга Владимировна! Вас побеспокоил следователь прокуратуры Вершинин по важному делу. Буду с вашего позволения через час».

Записку сложил вчетверо и вложил в щель между дверью и стеной, но потом, вспомнив любопытного соседа, вытащил ее оттуда и сунул между дверью и полом подальше, в квартиру. Затем спустился вниз.

На улице странно потемнело и затихло. Угрожающе низко проплывали клочковатые серые тучи. Надвигалась гроза. Вершинин быстро прошел вдоль дома и нырнул под арку. Выскочить из-под нее он не успел, ибо вслед за неимоверным грохотом, рухнувшим со всех сторон и заставившим помимо воли вобрать голову в плечи, хлынул такой дождь, что бежать под ним без зонта и без головного убора было бы чистым безумием. Через минуту под арку побежали потоки бурлящей воды. Они уносили с собой щепки, пустые бутылки и даже крупные камешки. Вячеслав, стараясь не замочить ноги, перепрыгивал с одного сухого островка на другой, но их становилось меньше и меньше. Тогда он выскочил под дождь и помчался, сломя голову, к видневшемуся метрах в двадцати продовольственному магазину. Внезапно небосвод прорезала ослепительная молния, напоминавшая огромный кровеносный сосуд. В глазах запрыгали белые, зеленые и малиновые кружки и точки, в мелькании которых исчезли неоновые огни магазина. Вершинин бросился почти наугад и успел ухватиться за ручку входной двери магазина.

В магазине он с сожалением осмотрел мокрые забрызганные брюки, хлюпающие ботинки, почувствовал прилипшую к спине влажную рубашку и расстроился. Идти к Ефремовой в таком виде ему не хотелось. А дождь все поливал. В душном помещении, битком набитом людьми, одежда стала подсыхать. Вершинин протиснулся к зеркальной витрине и посмотрелся в нее. «Не так уж плохо я выгляжу», — подумал он. Народ, между тем, постепенно рассасывался. Экипированные посолидней исчезали, раскрыв зонтик или нахлобучив по самые уши водонепроницаемую шляпу. Когда дождь кончился, Вячеслав высунул голову на улицу и с наслаждением вдохнул влажный свежий воздух, приятно захолодивший легкие. С минуту постоял, раздумывая, и решительно направился в сторону дома с аркой.

Теперь дверь распахнулась сразу после звонка. Открыла ее стройная блондинка среднего роста с надменным выражением выхоленного широкоскулого лица. Она выглядела эффектно, броско, а ее крупные карие глаза смотрели с вызовом и заметной недоброжелательностью. Женщину слегка портили тонкие губы, перекрашенные помадой через край.

Хозяйка квартиры выглядела молодо — лет на двадцать пять, хотя Вершинин по документам знал, что ей уже тридцать.

— Проходите, — пригласила она деланно равнодушным голосом и впустила его в квартиру.

Вячеслав беспомощно потоптался на пороге, сокрушенно посмотрев на свои грязные ботинки.

— Тапки предлагать вам неудобно, да и где мне взять мужские? — усмехнулась Ефремова. — Уж вытирайте потщательней и проходите.

Минут пять Вершинин тер ботинки о мохнатый половик и, только убедившись, что они очистились, прошел в комнату.

— Я к вашим услугам, товарищ Вершинин, — с вызовом произнесла Ефремова.

Аккуратно поправив удлиненную юбку с высокими разрезами спереди и сзади, она опустилась в кресло, показав гостю на стоящее рядом. Их разделял журнальный столик с поверхностью из черного стекла. Вячеслав осмотрелся. Квартира была обставлена редкими и дорогими вещами: зеленоватый мебельный гарнитур, инкрустированный темно-желтым металлом, старинный буфет, украшенный орнаментом из натурального перламутра, дорогие шерстяные ковры ручной работы. Повсюду были расставлены оригинальные безделушки. Чувствовалось, что Ефремова испытывает тягу к роскоши. Вершинин взял оригинальную фигурку застывшего в боевом кличе слона с высоко поднятым хоботом и с деланным интересом стал ее рассматривать. Оказалось, что это зажигалка. От нее исходил слабый запах бензина, а отверстие хобота было запачкано сажей. Он вертел безделушку в руках, пытаясь узнать, как она зажигается. Ольга Владимировна, молча наблюдавшая за его действиями, взяла слоника и резко катнула его ногами по гладкой поверхности стола. Из хобота тотчас вырвалось пламя. Безделушка смутно напоминала ему что-то. Молчание затянулось. Ефремова сидела напряженно и ожидала вопросов. Вершинин долго подыскивал нужные слова.

— Я расследую дело о клевете на директора вашего завода, и вот захотелось поговорить с вами как с заместителем начальника планового отдела о некоторых деталях, — сказал он, поглаживая гладкие бока слоника.

— Дальше, дальше, — грубовато поторопила она.

— Может быть, вам известен характер взаимоотношений Кулешова с сослуживцами. Нас интересуют люди, настроенные против него, обиженные им.

— Значит, о взаимоотношениях с сослуживцами? С кем именно? С главным инженером? С замом? Или вас больше всего беспокоят его взаимоотношения с заместителем начальника планового отдела? — почти выкрикнула она.

В темных глазах собеседницы загорелась такая ярость, что Вячеслав едва не отодвинулся от нее.

— А может, вы пришли спросить, была ли я его любовницей? К чему тогда робеть и разводить дипломатию? Смелее спрашивайте. Те, из комиссии, ведь не профессионалы, вот и ходили вокруг с ужимками да улыбочками, но прямо спросить не решались, а вы же профессионал, следователь, вам не привыкать. Так почему же вы оробели? Говорите прямо. Какие там служебные взаимоотношения? В таком случае вы бы меня просто вызвали к себе. Вам нужно другое.

— Меня интересует все, что вы скажете.

— Вас интересуют только наши взаимоотношения с Кулешовым. Вы, конечно, вдосталь начитались о них в анонимных шедеврах да наслышались от досужих сплетников на заводе. За душу взяло? Посмаковать захотелось?

Она сорвалась с места, рванула на себя створку буфета и выхватила оттуда сифон с газированной водой. Не предлагая гостю, залпом осушила стакан. Вячеслав тем временем окинул ее незаметным взглядом. Она была хороша.

«Да, — признался себе Вершинин. — Кулешова отчасти можно понять, если то, что пишут в анонимках — правда».

— Среди пошлых намеков и недомолвок я живу уже давно, — донеслось до него. — О, как мне все надоело! Два года назад я разошлась с мужем. Хороший был человек — мягкий, уступчивый, однако стал выпивать. Разошлись. Сплетники тут же поставили мне в вину. «Бросила мужа, — шепчутся, — чтобы безнаказанно встречаться с любовником». А хотя бы так? Я далеко не девочка. Кто запретит мне встречаться с мужчиной? Замуж пока не собираюсь, хватит. Надо отдохнуть, пожить для себя. Да и страшновато: опять на пьяницу нарвешься. Материально я обеспечена хорошо. Хочу жить спокойно, но вся эта возня выводит меня из равновесия. Какое вам всем дело, имею ли я любовника, или, как на вашем юридическом языке называется, временного сожителя, или нет, директор он завода или токарь из механического цеха.

Грубый цинизм монолога Ефремовой покоробил Вершинина. «Неужели это реакция на мое появление?» — подумалось Вячеславу.

В действительности это было именно так. Появление следователя стало каплей, переполнившей чашу терпения. На мгновение Ефремова забыла, что перед ней незнакомый человек, и бросила ему в лицо скопившуюся за годы обиду. Бросила даже не ему лично, а всем тем, кто не давал ей спокойно жить в последнее время.

Ефремова быстро опомнилась.

— Простите меня, — хрипловатым от напряжения голосом сказала она. — Я вела себя, как базарная торговка. Лопнуло терпение. Простите, может, выпьете кофе?

— Выпью, — согласился Вячеслав, словно и не обратил внимания на ее вспышку.

— Я пойду на кухню, а вы пока посмотрите книги. Бывший муж увлекался.

На полках стояли собрания сочинений зарубежных и русских классиков, исторические романы.

Вершинин достал простенькую книжку в ярко-оранжевом переплете. «Дин Рид, — прочел он броскую надпись. — Певец, композитор, гражданин». Полистал. Красочные фотографии, заразительная улыбка, знакомые песни.

— Дин, Дин, Дин, — пробормотал Вячеслав, касаясь пальцами выбитого на обложке имени. — Слово-то знакомое какое, будто вчера произносил, а ведь слышал-то о певце давным-давно.

Он поставил книгу на место и стал рассматривать оригинальные безделушки, стоящие на шкафу. Все они оказались иностранного производства: английского, итальянского, французского. За этим занятием его и застала хозяйка дома, внося в комнату поднос с кофейным сервизом.

— Вы часто бывали за границей? — спросил он.

— Два раза в Болгарии на Золотых песках. Ах, да! Как следователя вас интересует источник приобретения этих вещиц, — небрежно показала она на безделушки. — Вы угадали — от благодарных поклонников. У меня ведь их штабеля.

«Рисуется. Бравирует свободным образом мыслей и независимостью суждений, — решил Вячеслав. — Своеобразный способ защиты от любопытных. А поклонник, по-видимому, один и скорее всего Кулешов. Ведь это его хобби — подобные безделушки».

— Скажите, а коньяк следователи употребляют? — прервала его мысли Ефремова, — или при исполнении им строго запрещено?

Вопрос застал врасплох. На столике уже стояли две фарфоровые чашечки с бледно серебристым рисунком, чайник с кипятком, банка быстрорастворимого кофе и сладости. Однако рюмка коньяка оказалась бы в самый раз. У Вершинина едва хватило сил отказаться.

— Следователи коньяк употребляют, — в тон ей ответил он, — но будем считать, что я сейчас при исполнении.

— Жаль, — она поставила обратно в бар початую бутылку коньяка, подержала в руках маленькую рюмочку синего хрусталя, но передумала и взяла бокал побольше. На столе появился тонко нарезанный лимон, ветчина, маринованные грибы.

— Если вас не шокирует, я выпью водки, — сказала Ольга Владимировна.

— Не имею права вас ограничивать, хотя предпочитаю разговор на трезвую голову.

— От такой малости я не опьянею, не волнуйтесь, — с вызовом бросила она и что-то пробормотала осуждающе о современных мужчинах.

Вершинин пропустил ее слова мимо ушей и мелкими глотками принялся пить горячий кофе, изгоняя остатки уличного озноба.

— Иногда вечерами, особенно в непогоду, мне бывает очень тоскливо, — тихо сказала она. — Одиночество становится в тягость.

— Быть одинокой или нет, зависит только от вас.

— Да, вы правы, — согласилась она, — но все порядочные мужчины в нашем возрасте разобраны, а другие мне не нужны. Вы женаты?

— Конечно.

— Ну да, естественно.

Они помолчали. Вкус второй чашки кофе Вершинин ощутил еще острее.

— Вы счастливы… Слава? — пальцы Ефремовой на мгновение коснулись его руки. Вячеслав взглянул на Ефремову. Выразительные глаза женщины резко изменились. От прежней надменности и холодности не осталось и следа. Она откинулась на спинку кресла, положив ногу на ногу.

Внезапно раздался звонок в дверь. Ефремова быстро встала и вышла в прихожую. Вячеслав услышал звук Открываемой двери, а затем приглушенный голос. Только сейчас он сообразил, в каком оказался двусмысленном положении, и лишь усилием воли заставил себя остаться на месте. Мужской голос, доносившийся из прихожей, показался ему знакомым.

Войдя в комнату, Ефремова скользнула взглядом по гостю, и он уловил ее жгучее любопытство. Она пыталась уловить реакцию на неожиданное посещение. Вершинин даже не шелохнулся.

— Сосед из квартиры рядом, — виновато заметила хозяйка, усаживаясь в той же позе. — Просил закурить.

Вячеслав равнодушно посмотрел на нее.

— Хм. По внешнему виду вашего соседа я бы не сказал, что он склонен к саморазрушению. Слишком холеная физиономия.

— Вы разве знакомы?

— Познакомились, — недружелюбно ответил он.

В комнате опять повисло молчание.

— Ну, мне пора, — поднимаясь с кресла, сказал Вершинин.

Она молча проводила его до двери.

Загрузка...