Следы в пыли. Развитие судебной химии и биологии

4

В том же году, когда появилось учение Бальтазара об исследовании волос, на юге Франции, в Лионе, молодому ученому удалось осуществить свою давнишнюю мечту. Его имя Эдмон Локар. Он был родом из Лиона, худощавый, почти хрупкий, с темными усами под орлиным носом и с сияющими, жизнерадостными светлыми глазами. Ученик лионского судебного медика Александра Лакассаня, он жил в то время, когда Альфонс Бертильон создавал основы научной криминалистики. В 1880 году Лакассань возглавил Судебномедицинский институт Лиона. Благодаря познаниям в области медицины и биологии, уровню своего духовного развития и фантазии он стал асом судебной медицины юга Франции. В 1889 году, используя новейшие методы исследования костей, сравнения зубов и некоторые другие, ему удалось идентифицировать труп парижского судебного исполнителя Гуффе, который был убит некой Габриелой Бомпар и ее любовником Эйро в Париже. Хотя он принадлежал к тем немногим людям, которых связывали с Бертильоном общие интересы, Лакассань все же вскоре понял односторонность последнего. Он искал для научной криминалистики более широкое поле деятельности, чем Бертильон, основавший ее.

Еще до литературных измышлений Конан Дойла и новаторских работ Гросса он вдохновлял некоторых своих учеников, например Жоржа Дресси, Эмиля Виллебрена, на исследования следов преступлений, выходившие далеко за рамки судебной медицины и криминалистики того времени. Например, у Лакассаня родилась мысль, что пыль, прилипшая к одежде, ушам, носу, ногтям человека, может дать сведения о его профессии или последнем месте пребывания, а Виллебрен составил целый список видимых под микроскопом частиц, которые он обнаружил под ногтями людей.

Лакассань обратил внимание Локара на возможности, лежавшие за пределами классической судебной медицины и научной криминалистики Бертильона. Позднее случайно Локар прочел переведенные на французский язык „Приключения Шерлока Холмса" и произведение Гросса. Эти книги пробудили в нем большой интерес к естественнонаучному изучению следов. Мысль о том, что любой преступник, будь то вор, взломщик или убийца, на месте своего преступления соприкасается с какими-то мельчайшими частицами пыли, будоражила его воображение. Двадцать лет спустя во вступлении к обширному труду о криминалистическом исследовании пыли Локар писал: „Вид грязи на башмаке или брюках тотчас указывал Холмсу, в каком районе Лондона побывал его посетитель или по какой дороге он шел в окрестностях города… Особая красноватая грязь находится лишь при входе в бюро на Вигмор- стрит. Конечно, даже при всей гениальности Холмса легко впасть в очень крупную ошибку, определяя грязь издали, но здесь ценно само указание на возможность применения такого метода. Рассказы о Шерлоке Холмсе стоит прочитать хотя бы ради удивления, что так поздно люди додумались собирать пыль с платья, указывающую на то, каких предметов касалось подозреваемое лицо. Ведь мельчайшие частицы пыли на нашем теле и нашей одежде являются немыми свидетелями каждого нашего движения и каждой нашей встречи".

Вопрос исследования следов настолько заинтересовал Локара, что он отправился в небольшое „кругосветное путешествие", чтобы изучить состояние науки о следах в других странах. Он посетил Бертильона в Париже, поехал в Лозанну, Рим, Берлин, Брюссель и, наконец, в Нью-Йорк и Чикаго. Но результатом поездки Локар был разочарован. Бертильон не двинулся дальше своей антропометрии и словесного портрета. Его попытки определить инструмент взлома по следам на двери, снять отпечатки обуви и босых ног, не говоря уже о неудачах в области графологических исследований, мало способствовали превращению лаборатории антропометрической и фотографической службы идентификации в настоящую криминалистическую лабораторию.

В 1909 году Эдмон Локар, разочарованный, вернулся на Рону, имея определенные идеи о создании в рамках полиции настоящих лабораторий, где можно было бы научным способом исследовать все те следы, которые жили в фантазии Артура Конан Дойла и в реальных мыслях Ганса Гросса. Грандиозные планы Локар строил, исходя из необходимости использования учения о следах, основанного на естествознании, в работе криминалистов, полагая, что у полиции не будет иного пути, как „взять это дело в свои руки". В статье, написанной им после своего возвращения, говорится о новой „полицейской науке", как об „искусстве", где еще нет общих основоположений, кроме одного: при криминалистическом расследовании следует применять любой полезный естественнонаучный метод. И он добавлял: „Это искусство все больше стремится к самостоятельности, к отделению от судебной медицины и химии".

Но в Лионе Локар столкнулся с полным равнодушием. Несмотря на деятельность Бертильона, провинциальная криминальная полиция Франции находилась в руках префектов департаментов и мэров — людей, которые были приверженцами старой эмпирической школы. Однако Сюртэ Насьональ, параллельно с Парижской полицией непосредственно подчинявшаяся министру внутренних дел, начиная с 1907 года все больше и больше вмешивалась в полицейские функции по всей Франции. Для борьбы с бандами „гастролеров" Сюртэ Насьональ создала „мобильные бригады" — подвижные соединения криминальной полиции. Криминалистическая работа в больших городах все чаще сосредоточивалась в руках Сюртэ Насьональ. Но работа по антропометрическому измерению большинству полицейских служащих казалась достаточным участием науки в их работе. И только благодаря личным связям Локару удалось добиться поддержки префекта департамента Роны в Лионе, чтобы в его распоряжение передали две комнаты на чердаке Дворца Правосудия, а также двух служащих Сюртэ в качестве помощников. Так в 1910 году было положено начало учреждению, позже названному „Лионская полицейская лаборатория". Вход в эту лабораторию находился в узком переулке, на задворках импозантного, украшенного торжественной коринфской колоннадой здания Дворца Правосудия. От главного портала этого здания к реке вели две широкие каменные лестницы. Теперь Локар ежедневно проходил по мрачному коридору центральной телефонной станции и поднимался по крутой винтовой лестнице на четвертый этаж в свою лабораторию. Двадцать лет спустя, когда он уже стал достаточно известен, Локар продолжал работать здесь же, но уже в несколько больших помещениях, однако все в тех же трудных условиях, с капризными железными печурками, отапливаемыми углем и покрывающими стены все новыми слоями копоти.

Однако этот неутешительный интерьер не помешал Локару осуществить свою мечту. Правда, его собственную работу по исследованию следов замедляла обязанность продолжать антропометрические измерения по Бертильону, и Локар день за днем терял драгоценное время, занимаясь этим. Но иногда ему выпадала удача. В 1911 — 1912 годах через его руки прошло много уголовных дел, в которых он мог бы попробовать осуществить свою идею — по следам в пыли определять путь расследования преступления. Так обстояло дело с бандой фальшивомонетчиков. Долгое время Сюртэ безуспешно пыталась в районе Лиона выявить изготовителей фальшивых франков. Сыщики много раз 'указывали на трех лиц: Брена, Сереска и Латура. Но вину их не удавалось доказать. Нельзя было обнаружить и мастерскую, где они работали. Специалисты лишь установили, что в фальшивых монетах есть сурьма, олово и свинец. Локар предложил инспектору Коре- ну, расследовавшему дело, прислать ему одежду подозреваемых. Корен сначала медлил, потому что не мог понять смысла предложения Локара, но в конце концов послал ему одежду одного из подозреваемых. Локар с лупой в руках исследовал карманы и с помощью пинцета собрал всю металлическую пыль, которую ему удалось обнаружить. Над глянцевой белой бумагой он вычистил щеткой рукава одежды. С помощью лионских химиков Менье и Григуара Локар удостоверился в том, что полученная пыль содержит сурьму, олово и свинец. Сначала он сам не смел поверить в свой успех, обрабатывая пироантимонатом натрия полученный из пыли раствор. Но образовавшиеся линзообразные, часто сгруппированные по три вместе кристаллы являлись типичным признаком сурьмы. После обработки хлорным соединением рубидия в растворе образовались октаэдры и тетраэдры — признак олова. Свинцовая пыль обнаружила себя образованием призматических удлиненных пластинок с асимметричными отверстиями.

Теперь Корен передал странному доктору в лабораторию одежду других подозреваемых, и Локар получил те же результаты. Ни один из подозреваемых не мог толком объяснить происхождение металлической пыли на своей одежде, и их арестовали. Вскоре они признались в изготовлении фальшивых денег.

Событие это произвело такое ошеломляющее впечатление на участвовавших в расследовании дела служащих уголовной полиции, что впоследствии они сами приходили в лабораторию Локара, сталкиваясь, казалось бы, с неразрешимыми проблемами. Так было и в деле Эмиля Гурбена, служащего лионского банка, на которого пало подозрение в убийстве Мари Латель. Молодую девушку нашли мертвой в родительском доме, а следов преступник никаких не оставил. Убийство, по всей видимости, произошло в полночь.

Связь Гурбена с Мари была известна. Его арестовали, но он утверждал, что в день убийства вечер и ночь провел с друзьями на даче в нескольких километрах от дома Латель. Местные жандармы опросили друзей Гурбена, подтвердивших его алиби: до глубокой ночи они играли в карты. Гурбен из дома не уходил, и все вместе после часа ночи, т. е. в момент, когда Мари Латель была мертва, отправились спать.

Расследование преступления, казалось, зашло в тупик, но следователь, который слышал о работе Локара, обратился к нему за помощью. Локар обследовал убитую в морге и на ее шее обнаружил отчетливые следы удушения. После этого он сам отправился в тюремную камеру к Гурбену и извлек из-под его ногтей грязь, собрал ее в бумажный пакетик и, придя в лабораторию, стал анализировать собранное на листе белой глянцевой бумаги. Он обнаружил большое количество эпителия кожи в виде прозрачных, слипшихся пластиночек, которые от йода имели желтый цвет. Многое свидетельствовало о том, что это эпителии шеи Мари Латель. Но это не являлось доказательством. Локару бросилось в глаза, что чешуйки были покрыты странной розовой пылью. Под микроскопом при большом увеличении большинство пылинок превратилось в многогранные, похожие на кристаллы зернышки. Круглых форм не было. Средняя их величина колебалась от трех до десяти микрон. Это были признаки рисового крахмала. Когда Локар среди частиц пыли обнаружил также висмут, стеарат магния, окись цинка, розовую краску на окиси железа, венецианский красный цвет, то он попросил жандармов принести ему из комнаты убитой все косметические средства. На следующий день ему достали изготовленную аптекарем из Лиона розовую пудру, которой Мари Латель пользовалась каждый день. Она состояла из рисового крахмала и химикалиев, которые Локар обнаружил под ногтями Гурбена. Доказательство, которое несколько десятилетий спустя из-за промышленного производства пудры уже не имело ценности, в 1912 году привело к тому, что запирательство Гурбена было сломлено. Он рассказал, как ему удалось обеспечить свое алиби: перевел в доме своих друзей стрелки часов так, что они показывали 1 час, когда на самом деле было еще только половина двенадцатого. Незадолго до полуночи встретился со своей возлюбленной, которая не хотела выходить за него замуж и тем самым разрушала его планы, построенные с учетом ее приданого. Во время ссоры Гурбен задушил ее.

После этого случая Локар прослыл „кудесником", как и Георг Попп в Германии. Успех и всеобщая поддержка, которую ему теперь оказывали, побудили Локара приступить к более широкому научному исследованию пыли, что стало самой значительной и интересной частью работы всей его жизни. За 1912–1920 годы он проделал работу, имеющую энциклопедический характер, несмотря на то что во время войны он много времени тратил на расшифровку тайнописи для спецслужб Франции. Исходя из формулировки немецкого химика Либига — „пыль в мельчайшем количестве содержит все, что нас окружает", — Локар исследовал наслоения пыли на одежде, обуви, шляпах и шляпных лентах, на волосах, в отверстиях ушей и носа, на инструментах, тканях всех видов, на мебели, коврах, окнах и оконных ставнях, на улицах, в садах, на фабриках и в мастерских. И действительно, все, что было органического или неорганического происхождения на земле в виде мельчайших частиц, в виде пыли, переносилось на людей, животных или предметы. „Пыль, — формулировал Локар, — это скопление остатков, растертых в порошок… Уличная грязь — это смешанная с жидкостью пыль… Грязь — это пыль, пропитанная высохшими частицами жира… Если бы кто-нибудь захотел перечислить составные части пыли, то ему пришлось бы назвать все органические и неорганические вещества, имеющиеся на земле. Важно установить, в каком состоянии было вещество, прежде чем оно превратилось в пыль. Образование порошка приводит к уничтожению первоначального внешнего вида, восстановить который нам позволяют наши инструменты и умение давать общее определение предметам. С другой стороны, разрушение не заходит так далеко, что предметы разлагаются до своих элементов, до молекул или атомов… Отсюда следует, что пыль содержит признаки различия, которые позволяют нам определить их происхождение".

Проводя свои первые эксперименты, Локар не имел никаких других инструментов, кроме микроскопа, маленького аппарата для спектрального анализа и приборов химического анализа. У него не было условий для проведения химического микроанализа, основы которого разрабатывались лауреатом Нобелевской премии из Инсбрука Преглем с 1910 года. Вместо требовавшихся ранее для анализов минимальных количеств вещества в сто миллиграммов, при новом методе было достаточно уже одного миллиграмма. С „капельным анализом" Фрица Фейгля Локар не был знаком. Для этого анализа достаточно было иметь одну-единственную каплю неизвестного вещества на фильтровальной бумаге или на стеклянной пластинке, чтобы с помощью такого же малого количества реактивов иметь возможность определить его вид. Необычайно тонкий спектральный анализ в ультрафиолетовых и инфракрасных лучах и рентгеноскопия, которые будут характерны для развития естествознания в последующие десятилетия, были в то время лишь научной фантастикой. Возможности же применения в криминалистике ультрафиолетовых лучей, которые американец Роберт Вуд из университетета Джона Гоп- кинса в августе 1902 года впервые продемонстрировал членам американской Национальной академии, еще не были известны. Поэтому большое удовлетворение должен был принести Локару составленный им в 1920 году список видов пыли и ее составных частей, исследование и детальное определение которых были в его силах. Список охватывал почти необозримое количество видов пыли как органических, так и минералогических: шлаков, извести, гипса, песка, кокса, угля различных видов; к тому же бесчисленное множество видов металлической пыли: от железа и алюминия, меди и олова до частиц редкого в природе стронция. Список содержал, далее, множество отложений пыли и наносов растительного происхождения: листья во всех вариациях, семена цветов и растений, и прежде всего луковицы и пыльцу растений, которая благодаря исследованиям Локара, впервые вызвала к себе интерес криминалистов. Сюда же входила пыль разложившихся растений, остатки черенков, коры, корней, веток и т. д. Локар регистрировал похожие на пыль частицы текстиля предметов одежды, ковров, обивочных материалов, хлопка, льна, конопли, джута, крапивы, кокоса, а также частички древесины и бумаги, которые тоже можно было различать по сортам.

В своем упорном труде Локар использовал все микроскопические и аналитические средства, которые имелись в органической и неорганической химии, ботанике или зоологии, чтобы дифференцировать частицы пыли. Он выработал четкую систему, с помощью которой сортировал следы пыли, прежде чем подвергнуть их микроскопическому и химическому исследованию. Для изъятия наслоений пыли с предметов одежды существовал специальный прием. В книге Ганса Гросса „Руководство для судебных следователей" Локар нашел совет: одежду подозреваемого надо положить в чистый белый мешок и выколачивать до тех пор, пока вся имеющаяся в одежде пыль не останется в мешке. Этот способ показался Локару слишком грубым и примитивным. Он предпочитал сначала с помощью лупы осмотреть каждый предмет одежды в поисках осевших на ней частиц, хотя бы потому, что локализация отдельных частиц пыли на одежде может иметь важное значение. Обнаруженное он снимал с помощью пинцета или впитывающей ваты и собирал в тщательно надписанные пакетики. Прилипшие частицы он соскребал над стеклянными кружочками. К выколачиванию же одежды прибегал только в случае необходимости. Особенно тщательно он исследовал карманы. Он никогда не выворачивал их наружу, а отпарывал по шву, чтобы лишь после этого исследовать содержимое. Что касается обуви, то его метод не отличался от метода Поппа. Например, проделанный пешком путь на мельницу и обратно в сырой день выдает себя тем, что между наслоениями почвы по пути к мельнице и обратно имеется прослойка муки. И он пытался тщательно отделять различные слои отложений грязи. Обнаруженную пыль раскладывали на листе белой или черной бумаги. Локар выбирал те частички, которые легко можно было определить. Чтобы отделить следы металла от остальной массы, он использовал магнит. Для сортировки мельчайших частиц под микроскопом он сконструировал графоскоп.

К 1920 году Эдмон Локар уже не был единственным человеком, занимавшимся исследованием пыли. Под влиянием сообщений из Лиона и сведений, почерпнутых из книги Гросса, многие, сначала совершенно неизвестные молодые люди обратили внимание на эту новую и мало исследованную область криминалистики и оставил на ней печать своей собственной индивидуальности.

В 1920 году в специальном журнале, издававшемся в Голландии, появилась статья. Ее автором был ван Ледден-Гульзебош, молодой химик из Амстердама, у которого были все данные, чтобы стать тем человеком в Голландии, каким в Германии был Попп, а во Франции — Локар. Он происходил из династии аптекарей и унаследовал от отца любознательность и талант аналитика, но из-за появившегося интереса к криминалистике стал преследовать иные цели. В молодости Ледден-Гульзебош отправился в Лозанну, где встретился с Рейссом и Локаром. Вдохновленный работой Локара по изучению следов пыли, он приступает к исследованиям и вскоре находит собственный путь решения проблемы. В вышеупомянутой статье он писал: „Не всегда легко собрать маленькие частицы, которые являются чрезвычайно важным доказательством при уголовном расследовании. Если речь идет о материале, который может быть обнаружен в одежде подозреваемого, то я собираю подлежащий исследованию материал из одежды с помощью инструмента, сделанного на основе фена. В аппарат я вмонтировал раструб и приспособление, на которое можно надеть полотняный мешок. Если включить аппарат в электросеть, то он соберет пыль с одежды в мешок, разрезав который, мы получим извлеченный этим современным методом материал для тщательного микроскопического исследования".

Ван Ледден-Гульзебош, часто применявший свой пылесос и раскрывший с его помощью многочисленные кражи муки, даже и не подозревал, что одновременно с ним по другую сторону Атлантики подобная идея пришла в голову одному американцу. В Беркли, в Калифорнии, где зародилась американская криминалистика, работал химик доктор Альберт Шнейдер, проводивший самостоятельные исследования пыли. Однако не Шнейдер был инициатором нового метода. Так же как Артур Конан Дойл предвосхитил развитие научной криминалистики, так и использование пылесоса в целях криминалистики было описано английским романистом Р. Остином Фрименом. В 1907 году Фримен опубликовал свой первый детективный роман и ввел в литературу новый тип детектива — ученого, использующего в своей работе достижения естествознания.

Им был доктор Торндайк, работавший в Кингз Бенч Уолке. В ближайшие десятилетия он становится самым популярным героем детективных романов англосаксонского мира. В 1907 году Фримену пришла в голову идея заставить своего героя при расследовании преступления прибегнуть к изучению следов пыли. В одной из его новелл в руках доктора Торндайка и его ассистента Полтона появляется пылесос. Четверть века спустя Фримен сам рассказывает, как он додумался изобразить исследования пыли: „Я проделал тогда много опытов, чтобы установить свойства пыли. Я, например, помещал смазанные глицерином предметные стекла над дверьми в различных комнатах и рассматривал их потом под микроскопом… При этом я обнаружил, что можно определить источники большинства различных частиц пыли: обивку мебели, скатерти, гардины, ковры. Результаты исследований я использовал при написании новеллы".В те времена, когда в европейской криминалистике получил применение пылесос, еще один молодой химик работал над научным обоснованием исследований пыли для обнаружения следов — Август Брюнинг.

Он родился в деревне Бауернхоф под Амельсбюреном в Вестфалии в 1879 году, в том же, что и Эдмон Локар. В 1891 году, когда ему исполнилось 12 лет, мальчик получил от отца в подарок фотоаппарат и увлекся фотогргфией. Это увлечение сыграло свою роль в его криминалистической работе. После окончания школы в Мюнстере он работал в аптеке практикантом. В 1898 году Брюнинг поехал в Цюрих, а позднее в Женеву, чтобы попрактиковаться и изучить ботанику и фармакологию. Жажда новых знаний привела его во Фрейбург, в Брейсгау, там он прервал учебу, поняв, что аптечное дело мало его интересует, и в 1901 году приступил к изучению химии в лабораториях фрейбургских профессоров Киллиани и Аутенрита.

В октябре 1904 года он присутствовал на процессе Карла Лаубаха во фрейбургском суде и был свидетелем сенсационного выступления Георга Поппа, экспертное заключение которого основывалось на впервые осуществленном исследовании следов почвы. Здесь Брюнинг познакомился с Поппом и с этого момента твердо решил тоже стать „следопытом". Он попробовал себя в качестве эксперта по продуктам питания сначала в Дуйсбурге, затем в Щецине, где и получил письмо от Поппа, в котором тот приглашал его приехать к нему во Франкфурт для работы в качестве химика. В 1910 году Брюнинг стал сотрудником лаборатории Поппа. Два года ушли на ознакомление с достижениями в области исследования следов, а в 1912 году Брюнинга пригласили на работу в Берлин.

Почти одновременно с возникновением полицейской лаборатории Локара в Лионе появилась естественнонаучная полицейская лаборатория в берлинской криминальной полиции. Безусловно, почву для этого подготовила многолетняя работа Пауля Езериха, но инициатива создания лаборатории исходила от Георга Поппа. Может быть, все зависело от того, что с годами у Езериха появились странности, затруднявшие работу и сотрудничество с ним. Во всяком случае, в 1911 году Попп выступил с докладом о своей работе перед служащими криминальной полиции Берлина. Его импозантная внешность и умение говорить оставляли неизгладимое впечатление. Когда спустя некоторое время он выступал в Высшей технической школе в Шарлоттенбурге перед самыми уважаемыми юристами Берлина и представителями полиции, на него обратил внимание руководитель Химической лаборатории по исследованию продуктов питания профессор Юккенак. Это была единственная лаборатория берлинской полиции. Она располагалась на последнем этаже полицайпрезидиума НИ Александерплац и занималась исследованиями исключительно продуктов питания. После докладов Поппа на Александерплац решили взять в отдел Юккенака химика, который работал бы в интересах криминальной полиции. Эта должность имела сложное и длинное название: химик для нужд криминальной полиции при государственном берлинском бюро по исследованиям продуктов питания, табачных изделий и алкогольных напитков, а также предметов широкого потребления. На этот пост Попп предложил кандидатуру тридцатичетырехлетнего Августа Брюнинга. Но скупая прусская бюрократия не хотела мириться с тем фактом, что Попп платил своему ассистенту 4000 марок золотом в год. На Александерплац считали 2400 марок золотом достаточно большим жалованием. Брюнинг проявил упорство, на какое способен только вестфалец, и, пока решался финансовый вопрос, поехал в Лион. Работая у Попла, он понял значение цветной фотографии для криминалистики. Знаменитая лионская фирма „А. Люмьер и сыновья" разработала новые методы в этой области. Семья Люмьер предоставила в распоряжение Брюнинга лабораторию, фотопластинки и лаборантов, и он провел опыты по идентификации крови на материалах красного, серого, желтого и зеленого цвета с помощью фотографии. Он нашел время побывать и в организованных Локаром лабораториях, понаблюдать проведение первых исследований пыли. 1 января 1913 года берлинцы пошли на уступку, и он, наконец, переехал в однокомнатную лабораторию на Александерплац, использовав предоставленные ему для оборудования лаборатории 4000 марок на приобретение микроскопов и аппаратов для спектрального анализа. Выполнив несколько заданий, связанных с отравлениями и анонимными письмами, Брюнинг столкнулся с необходимостью произвести первые криминалистические исследования следов пыли. В июне 1913 года он принял участие в расследовании взломов сейфов, уже несколько лет доставлявших много хлопот криминальной полиции Берлина.

Но самой большой удачи в начале работы он добился несколько месяцев спустя, разоблачив берлинского укрывателя краденого Пауля Марковича, заподозренного в участии в ловко организованных ограблениях. В октябре 1913 года в районе Алек- сандерплац произошло ограбление сейфа. Грабители проникли в помещение кассы из квартиры, расположенной этажом выше, проделав отверстие в потолке кассового помещения. Сейф был непрочным, имел тонкие стальные стенки. Пространство между стенками было заполнено изолирующим материалом (золой бурого угля), предохраняющим содержимое сейфа в случае пожара. Во время взлома зола частично высыпалась на пол.

После установления факта ограбления комиссар криминальной полиции Мюллер поспешил к Марковичу и обыскал его дом. Но, как и в предыдущих случаях, найти след украденного не удалось. Случайно взгляд Мюллера упал на ботинки Марковича, на рантах которых лежал слой своеобразной пыли, напоминающей по виду золу бурого угля. Мюллер изъял ботинки и принес их в лабораторию Брюнинга. Брюнинг сразу принялся за дело. Мягкой кисточкой он стряхнул пыль на темную глянцевую бумагу и с помощью микроскопа установил, что это зола бурого угля. Он попросил Мюллера побыстрее принести ему одежду, которая была на Марковиче в прошлый вечер. Ничего не подозревавший Маркович, отпуская язвительные шуточки, отдал полицейскому свою одежду. Брюнинг выбил из одежды пыль по методу Гросса. В бумажный пакетик он собрал так много пыли, что без труда можно было установить ее происхождение: зола бурого угля. Брюнинг понимал, что это еще не доказательство. Маркович может сказать, что соприкасался с золой при каких-нибудь других обстоятельствах. Поэтому Брюнинг решил установить идентичность золы с обуви и одежды Марковича с золой, обнаруженной во взломанном сейфе. Он взял пробу золы из сейфа и обнаружил в ней скелеты окаменевших растительных клеток, сохранившиеся при превращении бурого угля в золу. Под микроскопом можно было отчетливо различить растительные клетки, структура и размер которых в золе из сейфа и с одежды Марковича полностью совпали.

Изобличение Пауля Марковича, со злостью и растерянностью признавшего свою вину, было одним из первых вкладов Брюнинга в развитие исследований следов пыли. Правда, первая мировая война прервала его деятельность — он стал солдатом. Но уже в первые послевоенные месяцы Брюнинг с головой окунулся в работу. Отсутствие предметов первой необходимости и царившая в Германии нужда породили волну невиданной до того преступности. Берлин стал центром набегов грабителей, которые занимались, в частности, воровством медной и бронзовой проволоки телеграфных и телефонных линий.

„Специалисты" в ботинках с шипами забирались ночью на телеграфные столбы и, обрезав сотни метров проводов, скатывали их и бесшумно исчезали на велосипедах. Они появлялись в пригородных поселках или на огородных участках, прятали свою добычу в известных только им местах, причем места эти они постоянно меняли. Усилия берлинской полиции многие месяцы были безуспешны, пока при обыске одного из жилых бараков в так называемом Халькогениде совершенно случайно не нашли рюкзак с большим мотком медной проволоки. Проживавший в бараке почтовый служащий Герман Шаллук утверждал, что ничего не знал о содержимом рюкзака, принадлежащего незнакомцу, которому он разрешил переночевать у себя и на время оставить рюкзак. Руки Шаллука показались полицейским подозрительно черными, и они решили отвести его к Брюнингу на Алек- сандерплац. Брюнинг установил, что такой вид рукам придают скопившиеся в складках кожи частицы пыли. Немного подумав, он вымыл руки Шаллука горячей разбавленной соляной кислотой, выпарил кислоту в фарфоровой чашке и получил желтозеленый осадок, содержавший чистую медь. Шаллук растерялся, но все же попытался спасти себя объяснением, что он, мол, из любопытства открывал рюкзак и касался проволоки. В поисках новых улик против Шаллука Брюнинг позвонил в дирекцию почтового управления и узнал, что телеграфные столбы пропитываются сульфатом меди. Тогда он предложил Шаллуку снять брюки. Через лупу он увидел частички древесины в тех местах брюк, которые покрывают внутреннюю часть бедер. Он собрал эти частички, залил их раствором аммиачной селитры и нагревал до тех пор, пока они не превратились в пепел.

Под микроскопом в пепле была видна медь, входящая в состав пропитки древесины телеграфных столбов. Ясно, что, взбираясь на столбы, Шаллук как бы собирал брюками пропитанные сульфатом меди частицы древесины. Шаллук признался, что прошлой ночью он действительно совершил кражу. С этого момента изобличение воров, срезавших проволоку, стало повседневной работой лаборатории.

В 1923 году Брюнинг впервые выступил с сообщением на тему „Вклад в разоблачение преступников путем обнаружения косвенных улик на их теле и одежде", введя понятие „косвенные улики" в мир исследования следов пыли и следов вообще. Брюнинг, высказывая эти мысли, стоял в самом начале своей карьеры. Он, как и Локар и ван Ледден-Гульзебош, был убежден, что метод исследования следов пыли вполне созрел для того, чтобы его применяли не только в Берлине, Лионе, Амстердаме или других центрах, но и повсюду, где приходилось расследовать преступления. И действительно, время пришло. Об этом свидетельствовало одно нашумевшее дело, за расследованием которого многие месяцы 1924 года следил, затаив дыхание, весь Париж и которое, как и дело Бишон, навсегда вошло в историю криминалистики.