Слепое пятно

Глава XXXVI Спутник и твердыня

Солдат без запинки ответил:

— День Жизни, мой господин. Иные называют его «первым из Шестнадцати Дней». Прочие — просто Днем Пророка или Харадоса.

— Когда он настанет?

— Скоро. Осталось не более двух дней. И с закатом солнца в этот день начнется Исполнение и придет Жизнь. Отсюда и столпотворение внизу, мой господин. И, однако же, его не сравнить с теми толпами, что валят сюда со всем Д’Хартии и Коспии, направляясь в Маховисал.

— Всё из-за Дня?

— И чтобы увидеть ВАС, мой господин.

— И все они веруют в Харадоса?

— Ревностно! Но не все они верят в ваше господство. Есть немало сект, включая Баров, которые считают вас самозванцем. Однако остальные — возможно, их большинство — считают вас Провозвестником Дня. И все хотят вас увидеть по разным причинам.

— Эти Бары — кто они?

— Воинственное духовенство, господин. Как служители, они исповедуют буквальное толкование пророчества, как воины — служат только своему прославлению. Если выразиться более точно, господин, именно они обвинили вас в мошенничестве.

— Почему?

— Потому, что в пророчестве было сказано, господин: возможно, к нам придут самозванцы, которых мы должны будем убивать.

— Стало быть, это грядущее состязание с Сенестро… — он начал понимать, о чем идет речь.

— Да, мой господин, это будет физический поединок, в котором лучший уничтожит противника!

Страж был высоким, хорошо сложенным и довольно красивым парнем примерно тридцати пяти лет. Уотсону понравилась чистая синева его глаз и открытая манера держаться. В то же время он чувствовал в нем сдержанность и уравновешенность.

— Мой господин не боится?

— Вовсе нет! Я просто подумал… когда это убийство будет иметь место?

— Через два дня, мой господин, в первый из Шестнадцати Священных Дней.

Так Чик обрел надежного друга. Как он выяснил, воина звали Ян Лукар. Он возглавлял королевскую стражу, и вскоре у Чика уже было чувство, что он положил бы свою жизнь ради него, Уотсона, не менее охотно, чем ради самой королевы. В целом же Уотсон смог запомнить несколько весьма ценных фактов: во-первых, Арадне Сенестро не нравился, и, во-вторых, Ян Лукар великого Бара Сенестро ненавидел за желание жениться на королеве и ее двоюродной сестре, Нервине, а еще за самовлюбленные, деспотичные замашки принца. Далее: будь здесь Нервина, она бы помешала планам Сенестро, ведь она — женщина образованная, не уступающая в знаниях самому Рамде Авеку. Но в первую очередь она была королевой и уже потом — ученым. Она решила пройти сквозь «Слепое пятно» ради того, чтобы соблюсти политические интересы своего народа. Ее помыслы были так же высоки, как и помыслы Рамды Авека, но были связаны скорее с политической мудростью, чем с духовными изысканиями. И наконец — Рамды искренне желали, чтобы грядущий поединок состоялся вечером в День Пророка, в Храме Колокола и Листа.

— Ян Лукар, — поддавшись порыву, сказал Уотсон, — тебе не стоит беспокоиться по поводу исхода испытания, в чем бы оно ни заключалось. Раз ты так веришь в меня, я не могу проиграть. А сейчас мне нужны книги, бумаги, научные данные. Более того, мне необходимо увидеть, что лежит за пределами этого здания.

Стражник поклонился.

— Предоставить сведения возможно, мой господин, но что касается того, чтобы выйти за пределы здания… сперва я должен посоветоваться с королевой и Рамдой Геосом.

— Но я ведь сказал: НЕОБХОДИМО, — осмелился повторить Уотсон. — Я должен выйти в ваш мир, увидеть ваши города, земли, реки, горы, прежде чем займусь чем-либо иным. Я обязан быть уверен!

Тот поклонился еще раз. Он явно был впечатлен.

— То, о чем вы просите, господин, очень опасно. Если вас заметят на улицах, неизбежно последует неописуемое кровопролитие. Для половины томалийцев вы священны, для другой — вы самозванец. Повторяю, господин, я должен поговорить с Геосом и королевой.

Снова поклон — и Ян исчез, чтобы вернуться вскоре с Геосом.

— Ян сказал мне, мой господин, что вы хотите выйти.

— Если это возможно. Я хочу посмотреть на ваш мир.

— Думаю, это реально устроить. Ваша светлость готовы идти?

— Сейчас, — Уотсон положил руку на большой глобус, над которым уже поломал голову. — Это — изображение Томалии?

— Да, господин.

— Сколько длится ваш день, Геос?

— Двадцать четыре часа.

— Я имею в виду — сколько раз планета вращается по своей оси за один оборот вокруг солнца за один годовой цикл?

Произнеся этот вопрос, Чик затаил дыхание. Он вдруг понял, что спросил нечто предельно важное. Ответ мог сказать ему, ГДЕ ОН!

— То есть сколько один цикл занимает в днях, господин?

— Да!

— Триста шестьдесят пять дней с долей, господин.

Уотсон был сбит с толку. Может ли быть, что во всей вселенной нашлась вторая планета с точно таким же временным делением? Но он не мог показать своей озабоченности. Он поинтересовался:

— Скажите, у вас есть луна?

— Да, она оборачивается примерно за двадцать восемь дней.

Уотсон сделал глубокий вдох. Каким бы немыслимым это ни казалось, он все еще был на своей родной Земле. Он задумался на мгновение, гадая, не попался ли в петлю перемещения во времени. Может ли быть, что, вместо настоящего, он каким-то образом застрял в прошлом или будущем?

Если так — а теперь он уже настолько привык к странностям, что спокойно принял эту шаткую возможность во внимание, — если во всем действительно виноват коэффициент временной развертки, то как объяснить изображение профессора на том листе? Или они оба стали жертвами какой-то жуткой космической шутки?

Был только один путь выяснить.

— Идемте! Ведите, Геос! Давайте же посмотрим на ваш мир!