Слепой гость. Повесть

ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Для чего у нас вдоль дорог растут дыни? - Мы с Бостаном видим прохожего, но прохожий не видит нас. - Предательство.

Сказка, которую мне и Бостану рассказывал несколько дней спустя Джабар Йолдаш-Оглы, сторож на дынном поле:

«О чем я вам расскажу? О мертвецах! Когда это случилось? Может быть, когда я женился, а может быть, когда родился мой прадедушка, словом, в старое время.

«В одном селении жил богатый крестьянин Абас Надир-Оглы. У него были соседи - баккал Джамшид и оружейный мастер Шейдулла. Все остальные были бедняки. Однажды Абас Надир-Оглы получил письмо, скажем, из Персии, где жил его брат. Брат писал о том, что у них появился человек, обладающий умением воскрешать мертвых. Он также писал о том, что этот человек отправился в путешествие, и просил Абаса, если чудотворец появится у них, встретить его со всеми почестями. Через некоторое время этот человек пришел к Абасу. Абас расстелил в саду свои лучшие ковры и уставил их лучшими угощениями. Он позвал в гости баккала Джамшида, оружейника Шейдуллу и еще несколько бедных соседей, которым только хватило места. Когда гость насытился, Абас попросил его показать им свое чудесное искусство. «Но прежде, - спросил он, - скажи, сколько ты возьмешь за то, чтобы воскресить одного человека?» Гость сказал: «Двести рублей». Абас согласился. Гость сказал: «Кого же тебе воскресить?» Абас ответил: «Мою покойную сестру, ту, что умерла прошлой осенью». - «Хорошо, - сказал гость, - веди меня на кладбище». Но тут поднялся оружейник Шейдулла и сказал: «Э! Абас хочет воскресить свою сестру! Пусть-ка он лучше воскресит свою жену, мою дочь, которую я ему отдал в жены, а он ее вогнал в гроб плохим обращением! Он боится, что если она воскреснет, то выцарапает ему глаза за то, что сразу после ее смерти он взял двух новых, молоденьких жен!» - «Ну, ну, - заворчал баккал Джамшид, - дочка твоя достаточно пожила, а пусть-ка он воскресит моего старшего сына Аслана». Но оружейник Шейдулла остался должен Аслану сто пятьдесят рублей и вовсе не хотел отдавать их, если бы Аслан вернулся. Он крикнул: «Не надо Аслана! Воскреси лучше моего брата Али!» Но Али любил когда-то красавицу Фаты, нынешнюю жену Абаса, и Абас, услышав его имя, побледнел. Воскреснув, Али убил бы его. Он крикнул: «К черту Али, воскреси моего любимого сына Хадиджа!» Но другой его сын, к которому должно было перейти все наследство отца, испугавшись, что ему опять придется уступить брату половину, крикнул: «Нет!» Тут они все стали кричать друг на друга, и гость ужа ничего не мог разобрать. «Бисмилах! - закричал он сам, затыкая уши. - Во имя бога, помолчите немножко. Я вижу, вы не хотите, чтобы я кого-нибудь воскресил».- «Воскреси кого-нибудь из их родни, - сказал Абас, указывая «а бедных соседей, - так и быть, я уж заплачу за них». Но они тоже отказались, потому что каждого лишнего человека, как бы они ни любили его, прокормить им было трудно. «Я у вас пил и ел,-сказал гость,-я должен вас как-нибудь отблагодарить. Придется мне пойти на кладбище и воскресить кого-нибудь бесплатно, на свой выбор». - «Джан, джан! - закричали в один голос Абас Надир-Оглы, баккал Джамшид и оружейник Шейдулла,- пожалуйста, не надо!»- «Ах, даже пожалуйста?- сказал гость. - Пусть тогда каждый из вас заплатит мне по триста рублей за то, чтобы я никого не воскресил, и напишет письма своим родным, что я приду к ним тоже». Как ни обидно было платить ему по триста рублей, но увидеть живыми своих покойников им уж очень не хотелось. Он ушел, посмеиваясь над ними. И это был никакой не волшебник и не чудотворец, а обыкновенный жулик с майдана. Просто он понимал, что никто не захочет воспользоваться его искусством возвращать к жизни мертвецов, потому что в старое время и живым-то было тесно на земле, и они грызлись между собой, а уж воскресшие мертвецы и подавно были бы лишними..»

Всякий раз, когда мы, ребята, навещали старика Джабара Йолдаш-Оглы, он нам что-нибудь рассказывал. Сидел он на бахче, возле шоссейной дороги, километрах в шести от нашего городка, под навесом из четырех столбиков, защищавшим его от солнца, дремал, думал, смотрел на дорогу, подолгу пережевывал своими беззубыми деснами кусочек дыни. Сколько ему было лет? Не так мало, чтобы он мог делать что-нибудь другое, кроме вот этого сиденья на придорожной бахче, и не так много, чтобы годы ослабили его память, затянули мутью его всегда веселые и ясные глаза.

- Выбирайте самые лучшие, - говорил он нам, когда мы приходили к нему на бахчу поесть дынь и арбузов. - Ешьте! Хотя меня посадили сюда для того, чтобы я угощал дынями путников, а не вас, босоногих, - все равно, ешьте! Никто не рассердится за то, что я скормлю вам сотню-другую дынь.

И мы ели. Кто был хозяином этой бахчи, раскинувшейся вдоль дороги на подходах к нашему городу, и еще других бахчей - дальше по дорогам? Народ! Вся страна. Как-то раз люди, управлявшие нашей республикой, подумали о наших дорогах и нашли, что они пыльные и утомительные. Потом они вспомнили о старых-престарых стариках, которые целыми днями зевают от скуки у себя по дворам, в то время как их семьи работают. Почему бы на свободной земле не расти арбузам и дыням? Пусть эти старики сидят возле дорог и предлагают прохожим отдохнуть и утолить свою жажду прохладным и сладким соком. И пусть они болтают с ними, сколько им хочется, чтобы и прохожим было хорошо и не скучно, и старикам было хорошо и не скучно. Пусть всем будет хорошо, - чего же проще?

Мы любили ходить к старику Джабару. Он не был ни странником, ни солдатом, как мой дед, не добирался до Индии и не участвовал ни в каких сражениях. Дальше нашего городка он, кажется, никуда и не ездил. Всю жизнь он был обыкновенным крестьянином. И все-таки он много видел, еще больше слышал и все помнил. Подолгу мы просиживали у него под навесом, слушая его тихую речь о курице с одной ногой, о богатыре Гассане, о рыбаке Балдахаре, которого народ посадил на царство.

Каждую сказку он кончал так: «Они ели, пили, веселились, в землю ушли, а вы ешьте, век живите!»

Иногда он говорил, говорил, а потом начинал клевать носом и засыпал на полуслове. Мы уходили на цыпочках, чтобы не разбудить старика, купались, играли, гонялись друг за другом в пятнашки. Через час-полтора он просыпался и находил нас всех сидящими под навесом и ожидающими продолжения сказки. Как ни в чем не бывало он продолжал ее с того самого места, на котором уснул.

- Что я сказал? Да!.. «Есть старухи как шелк, есть старухи - пусть судьба их наделит змеями и лягушками!..»

Однажды к нему приехали какие-то ученые люди и целую неделю просидели у него на бахче, записывая все, что он им говорил. Ну, он и поговорил в свое удовольствие. Что не помнил, тут же, наверное, сам присочинил. Примерно через год, за несколько дней до нашей последней встречи, он получил по почте толстую книжку сказок, красным карандашом среди многих имен там было подчеркнуто его имя. Теперь, с утра уходя на поле, он стал брать эту книжку с собой, хотя и не умел читать даже по складам.

В этот день он рассказал нам о мертвецах и о ловком мошеннике, потому что разговор зашел о слухах, которые нас всех очень занимали (я говорю о скрывающемся имаме). Сидя у дороги и беседуя со всякими людьми, Джабар Йолдаш-Оглы слышал, конечно, больше нас.

- Вот, - добавил Джабар, - я рассказал вам о человеке, который утверждал, что он может творить чудеса, вот он кем был. Как бы и этот не оказался базарным мошенником.

Он стал по обыкновению дремать, и мы с Бостаном ушли - не совсем, а пока старик не проснется. После истории о мертвецах он обещал нам рассказать о старинной ханской крепости, которая сохранилась в наших горах.

Я очень хорошо помню этот день. Духота была невыносимая. Над желтым дынным .полем вставали против солнца огромные грозовые тучи, и птицы летели в сторону от них, и вскоре наступила такая тишина, что, лежа между грядок, шагах в семидесяти от старика, мы слышали, как он похрапывает у себя под навесом.

Я сам задремал, и вот тут-то Бостан подтолкнул меня локтем. Чуть раздвинув листья, он смотрел на дорогу и показывал мне глазами. Я тоже раздвинул листья и увидел прохожего, который нерешительно поглядывал то на спящего старика, то на дыни, желтевшие возле самой дороги. Он был невысокий, седой, в простой крестьянской одежде и с мешком на спине, - прохожий как прохожий. Устал он, наверное, очень, все лицо у него было в поту, и губы потрескались. Он быстро нагнулся, сорвал дыню и на ходу стал засовывать ее в мешок, и в это время -проснулся Джабар. Он увидел, как прохожий прячет дыню, и с криком побежал за ним вдогонку.

- Брось, брось, - бормотал он укоризненно и, выхватив дыню у прохожего, из рук, сам бросил ее на дорогу. - Ты же взял совсем зеленую, экий ты… На вот тебе…

Он нагнулся к грядке и стал щупать дыни, выбирая самую лучшую. Прохожий ждал.

- Откуда идешь? - спросил Джабар. Он хорошо вздремнул, и теперь ему опять хотелось поболтать.

Прохожий назвал какой-то городок.

- Там и живешь?

- Да, на дороге работаю, обходчиком.

Джабар протянул ему дыню:

- На, хороша будет…

Прохожий опустил руку в карман. Я видел, как в пальцах у него что-то блеснуло. Он достал деньги.

- Сколько возьмешь?

Джабар смотрел на него не отвечая.

- Зачем брать? - лениво сказал он.- Это твоя дыня, а не моя. Разве ты не знал?

Прохожий молчал.

- Нехороший ты человек, - продолжал Джабар. - Ты не знал, что это твои дыни, и все-таки взял одну, пока я спал, Ай-яй-яй! Сам себя обворовал, значит!

- Ну, давай сюда дыню, старик, - сердито сказал прохожий. - Болтаешь, как баба. Вон гроза собирается.

Джабар держал дыню в руках, смотрел на прохожего и качал головой.

- Ай-яй-яй! Если ты не знал, что дыни, которые растут по дорогам, твои дыни, - ты на дороге не работаешь. И ты груб со старым человеком, а я уже давно ни от кого не слыхал грубости. Вот ты наврал! про себя, да…

Прохожий отступил на шаг. Влево и вправо дорога была пуста. Он ударил старика по виску, и тот свалился ничком на дорогу. Все произошло в полминуты. Прохожий нагнулся над стариком, приподнял его за плечи и отшвырнул на бахчу. Только ноги в шерстяных чулках торчали над грядками. Так же быстро прохожий прикрыл их листвой и зашагал прочь. Вдруг он увидел нас. Мы вскочили с Бостаном, когда он ударил старика, и стояли теперь, сцепившись руками друг с другом. Он остановился, шагнул было к нам и, передумав, кинулся в сторону от дороги и вскоре исчез в орешнике позади бахчи.

Мы бросились к старику. Правый глаз его кровоточил, розовые пузырьки лопались у него на губах, - должно быть, он расшиб себе грудь при падении. Я крикнул Бостану: «Беги к реке, намочи рубашку, - может быть, он еще жив!», асам побежал по дороге, кричал, спотыкался, падал, звал на помощь.

Никого! Ни одной арбы, ни одного пешехода.

Больше я не мог бежать. Я задохся…

В отчаянии я оглядывался по сторонам и вдруг увидел вдали сверкавшую на поворотах дороги точку. Это блестело на солнце автомобильное стекло, это была машина, и она шла сюда. Я стоял на дороге, раскинув руки крестом, я чуть не бросился под колеса, когда машина поравнялась со мной, и сразу же вскочил на подножку.

Только один человек был в машине-командир-пограничник в зеленой, перепоясанной ремнями гимнастерке. Орудж, мой дядя, сидел за рулем. Я вцепился ему в рукав и рассказал, что случилось.

- Он все наврал про себя. Джабар сразу раскусил этого человека. Он не дорожный обходчик. Он-чужой…

- Как он выглядел? Вспомни хорошенько, - сказал Орудж с непонятным мне блеском в глазах.

Я описал все: лицо, волосы, одежду, все приметы, которые мне бросились в глаза. Он слушал очень внимательно, потом сказал:

- Садись, надо отвезти старика в больницу.

- Орудж!- воскликнул я. - Он ведь там, в орешнике! Я знаю там все ходы и выходы. Его можно поймать.

Орудж раздумывал, потом решительно расстегнул кобуру и вытащил маузер. Я сунулся было в орешник, но он велел мне остаться около машины, а сам скрылся в кустах. С минуты на минуту я ждал короткого револьверного выстрела и окрика: «стой!» Однако в зарослях было тихо, и вскоре Орудж вышел на дорогу, ворча, ч)то без собаки в такой чаще делать нечего!.

- Отвезем старика, Гамид, - сказал он, садясь в машину.

Я оцепенел. Дядя Орудж боялся, Орудж не хотел преследовать преступника - это было ясно. По моему лицу он понял, что я ему не верю, и снова нахмурился.

- Вот что, - медленно сказал он. - Дай мне слово, что ты никому не сболтнешь о том, что здесь случилось. Здоровьем матери поклянись.

Он хотел скрыть все, что здесь произошло! Скрыть о переодетом преступнике, о враге! Орудж - командир-пограничник. .. Мой дядя! ..

Страшная мысль пришла мне в голову.

- Ну? - повторил Орудж, не сводя с меня глаз. - Дай/слово.

- Хорошо, - сказал я, - даю. Никому не скажу.

Я дал ему слово молчать, наперед зная, что мое слово-ложь, что есть человек, который сегодня же все от меня узнает.