Слезы любви

Глава 2

По графику выходные дни Мэри начинались в семь часов вечера в пятницу. Она еле сумела их дождаться. В свое первое свободное воскресенье она встала попозже, неторопливо позавтракала и написала письма родителям.

Закончив с письмами, Мэри решила прогуляться. Вылезая из машины, она увидела, что машина доктора Кохрейна остановилась рядом. Сегодня доктор был в толстом черном свитере и брюках для верховой езды и выглядел гораздо моложе, чем обычно. С ним был какой-то мужчина. Мэри с удивлением узнала в нем Мартина.

— Доброе утро, мисс Хантер, — холодно поздоровался мистер Кохрейн. — Как я понимаю, нет нужды представлять вам моего брата. Странно, что вы мне не сказали, что знакомы с ним.

Мэри почувствовала себя полной идиоткой.

— Так хотел Мартин, — потупившись, пробормотала она, — он думал… — Она набрала в грудь побольше воздуха и выпалила: — Что вам будет неловко… Я имею в виду…

— Хмм… — Он с недоверием покачал головой. — Тогда почему вы не сказали об этом позже, мисс Хантер?

— Я хотела, — смущенно оправдывалась Мэри, — но только…

Мартин стоял и слушал. Было видно, что эта сцена его забавляет. Потом он все-таки решил вступиться за Мэри:

— Что за шум из-за пустяков? Мэри просто застенчивая девушка, а у тебя, Ричард, слишком зверский вид, вот она и смутилась.

Ричард Кохрейн раздраженно пожал плечами и резко сменил тему.

— Я должен посмотреть двух пациентов, — сказал он брату, — это займет не больше пары минут.

Когда он зашагал прочь, Мэри сердито сказала:

— Ты сделал из меня полную дуру, Мартин! И не смейся. Ничего смешного я не вижу!

— Но это было так смешно! Ричарда будто громом поразило, когда я спросил, как ему работается с моей девушкой.

— Я не твоя девушка, — вспыхнула Мэри. — И я уже начинаю жалеть, что сюда приехала.

Она распахнула дверцу машины, но, прежде чем успела сесть в нее, Мартин поймал ее за руку. Лицо его стало серьезным.

— Не сердись, Мэри. Откуда мне было знать, что ты ничего не сказала Ричарду, глупышка?

Впервые за три месяца знакомства Мэри увидела Мартина другими глазами. Он показался ей напыщенным, самодовольным дурачком.

— Не хочу больше ничего слышать об этом, — огрызнулась она. — Пожалуйста, отпусти меня, Мартин.

— Куда ты едешь? Может, поедем вместе?

— Не поедем, — холодно ответила она. — До свидания, Мартин.

Мэри громко захлопнула дверцу и отъехала, мстительно радуясь его растерянности.

Она проехала много миль по заросшим лесом холмам, потом плотно пообедала в придорожном пабе и вернулась в госпиталь только к вечеру. Мэри прекрасно отдохнула. Теперь она могла спокойно взглянуть на свои проблемы. При первой же встрече с доктором Кохрейном нужно извиниться за свое недостойное поведение, но попытаться его убедить, что она сделала это без всякого злого умысла.

Такая возможность представилась во вторник, после долгой, изматывающей операции. Сестра принесла в докторскую поднос с чаем.

— Садитесь, мисс Хантер, — пригласил доктор Кохрейн. — Нам надо прийти в себя.

Сегодня он держался довольно вежливо, хотя и отчужденно.

Она присела на краешек стула, мучительно раздумывая, как начать трудный разговор.

Он протянул ей чашку и спросил:

— Что-то случилось, мисс Хантер? Или вам не нравится моя компания?

— Все в порядке, — невнятно пробормотала Мэри. — Я просто нервничаю из-за того, что должна поговорить с вами о… Вернее, извиниться… Я не хотела вас обманывать.

Он разжег трубку и задумчиво посмотрел на девушку.

— Я правильно понял, что вы говорите о ваших отношениях с Мартином?

— Конечно… Вот именно…

В его глазах загорелись веселые искорки.

— Вы можете сейчас все исправить.

— Хорошо, — Мэри почувствовала, что неудержимо краснеет, — Мартин сказал мне, что вы… плохо относитесь ко всем его знакомым девушкам.

— Согласен, — сухо кивнул он. — Не люблю, когда смешивают работу с удовольствием.

— Но это не так! — возмутилась Мэри. — Ведь Мартин здесь не работает, и я смогу видеться с ним только в свои выходные!

Он скептически посмотрел на нее:

— Я подсчитаю, сколько раз его автомобиль будет стоять на площадке перед госпиталем, прежде чем в это поверю.

— Но вы совершенно не правы, мистер Кохрейн! Мартин, я хочу сказать… Мы не… влюблены друг в друга, нет ничего такого…

— Рад это слышать, — заявил он грубовато. — Не советовал бы вам влюбляться в моего братца. Это не принесет вам ничего, кроме страданий, а я не хочу, чтобы вы зря тратили свои силы и нервы на пустяки. Ведь Мартин привык менять подружек как перчатки.

— Я это знаю, мистер Кохрейн.

— Зачем же вы тогда стремились быть к нему поближе?

— Я пришла сюда работать не по этой причине. — Мэри все объяснила ему про отъезд родителей.

Чтобы быть предельно честной, она добавила:

— Ну и разумеется потому, что мне нравится ваш брат. Разве плохо, когда на новом месте рядом с тобой будет кто-то из твоих друзей?

Она с облегчением увидела, что он улыбается.

— Пейте свой чай. — Теперь тон доктора Кохрейна был гораздо дружелюбнее. — Вы скучаете по родителям, мисс Хантер?

— Очень.

— У вас есть знакомая семья или друзья, с кем вы могли бы проводить свои выходные? Вам надо при первой возможности менять обстановку. Мы не хотим, чтобы вы от нас сбежали через месяц.

— Я не хуже других могу выносить нагрузки, — не сдержалась Мэри. — Или вы считаете меня кисейной барышней?

— Конечно, вы можете считать, что это не мое дело, — добродушно заметил он. — Но раз уж вы работаете со мной, я должен о вас позаботиться.

Мэри, жалея о своей несдержанности, опустила глаза.

— Простите, я не хотела быть грубой. Просто я…

— Да, мисс Хантер?

— Мне почему-то кажется, что вы мной вечно недовольны…

Он внимательно посмотрел на нее, а потом рассмеялся.

— Милая девушка, вам надо научиться относиться к этому спокойнее. Иначе к тридцати годам наживете себе язву желудка.

Ни один человек на свете не заставлял ее чувствовать себя так неуверенно, как Ричард Кохрейн. Безусловно, назвать его симпатичным было трудно, но все же Мэри испытывала к нему уважение.

Хотя он мог быть строг с подчиненными, ей ни разу не довелось слышать, чтобы он кричал на пациентов. Те просто обожали его, он видел в каждом из них живого человека, а не просто случай из своей практики.

В субботу вечером, находясь в травматологии, Мэри под анестезией вправляла сломанную лодыжку и, отправив пациента на рентген, ждала результатов, когда появился доктор Кохрейн.

— Я иду на обход, мисс Хантер. Но я могу обойтись и без вас, если вы заняты.

В это время вошел техник и прикрепил еще мокрые снимки на экран.

— Пойдет, доктор?

Мэри посмотрела на снимки:

— Да, все нормально. Будьте добры, сестра, еще гипса.

Мистер Кохрейн внимательно изучил снимки.

— Первоклассная работа, — одобрил он. — Вы молодец.

В первый раз он похвалил Мэри, и она почувствовала себя на седьмом небе от счастья. Пока она заканчивала с гипсом, в приемной появились еще несколько больных. Суббота всегда выдавалась трудной, и эта не стала исключением.

В половине девятого, когда Мэри была в мужском хирургическом отделении, позвонила из приемного отделения сестра Уайт. Она сегодня дежурила в вечернюю смену.

— Вы срочно нужны здесь, доктор. Дорожная авария. — В ее голосе прозвучали панические нотки, что было весьма необычно. Она прекрасно знала свое дело.

В приемном царил настоящий хаос. С каталки на кушетку перекладывали молодого человека, его лицо было окровавлено. Три другие кушетки были уже заняты. Сестра заполняла карты еще на нескольких пострадавших, с менее серьезными травмами. Тут же толкались врачи из «Скорой» и неизбежные при такого рода случаях полицейские.

— Здравствуйте, доктор, — обратился к ней один из врачей «Скорой». — На шоссе столкнулись три машины. Одна женщина погибла на месте.

Сестра Уайт знаками позвала Мэри в один из боксов.

— Сюда, доктор. — Она выглядела необычно взволнованной. — Это крестник мистера Кохрейна. Его мать тут же.

Крестник мистера Кохрейна, мальчик лет двенадцати, был в обмороке, глубоком. На голове у него была рваная рана, но на первый взгляд больше никаких повреждений.

— Ему нужно сделать снимок черепа, — сказала Мэри. — Измерьте ему давление, сестра, пока я осмотрю других.

Сестра Уайт сунула ей в руку еще одну карту:

— Надо осмотреть сначала миссис Уортон. Это мать мальчика. Она — близкий друг семьи Кохрейн.

Мэри пробежала глазами карту.

Кристин Уортон. Возраст тридцать два года. Дорожная авария.

Она раздвинула шторы соседнего бокса.

Миссис Уортон, красивая блондинка, искусно подкрашенная, дорого и элегантно одетая, сидя на кровати, рылась в сумке.

— Привет, — сказала она. — Вы новенькая? Мне нужны сигареты.

— Не здесь, прошу вас, миссис Уортон. Я должна вас осмотреть.

— Со мной ничего страшного. Что с моим сыном?

— Он пока без сознания. У него рана головы. Пока не знаю, насколько это серьезно.

Она осмотрела миссис Уортон. У нее распухло и отекло правое запястье. Это могло означать перелом.

Мэри быстро написала ей направление на рентген и направилась было в следующий бокс, когда на пороге возникла сестра Уайт:

— Я подготовила инструменты, доктор. Вы должны зашить рану Дэвиду Уортону.

— Сначала я осмотрю остальных.

— Но это займет всего пять минут. Поймите, доктор, это не обычные пациенты. Миссис Уортон принадлежит к очень важному здешнему семейству. К тому же она — член комитета правления нашего госпиталя.

— Это не имеет никакого значения, — резко ответила Мэри. — У мальчика нет кровотечения. Я займусь раной, как только осмотрю других пострадавших.

Едва взглянув на молодого человека на соседней кушетке, она сразу поняла, что он в крайне тяжелом состоянии. Он жаловался на боль в животе. Осмотрев его, Мэри сразу же поставила диагноз — повреждение внутренних органов.

— Мне кажется, у него пострадала селезенка, — сказала Мэри стоявшей рядом сестре, — срочно подготовьте все для переливания крови.

Отправив на рентген пациента со сломанной ногой, она вернулась в бокс Дэвида Уортона.

Рядом с ним в боксе сидела миссис Уортон. В руке у нее дымилась сигарета, другая рука была на перевязи.

— Извините, миссис Уортон, — спокойно сказала Мэри, — но здесь нельзя курить.

— Это я разрешила, доктор, — вмешалась вошедшая следом сестра Уайт. — Вы готовы сейчас зашить рану?

Мэри промолчала, понимая, что нельзя делать выговор сестре в присутствии пациентов. Готовясь зашивать рану, она уже начала мыть руки, когда вбежала одна из медсестер.

— Все готово для переливания, доктор. Кажется, вам лучше сделать это немедленно. Его давление падает.

— Куда вы? — нетерпеливо спросила сестра Уайт.

Мэри остановилась около бокса Дэвида Уортона.

— Мне надо срочно наладить переливание крови. Я зашью рану позже.

Миссис Уортон, нервно загасив окурок о медицинский поднос, встала. Она казалась очень уверенной в себе особой.

— Ваше поведение я нахожу странным, доктор Хантер, — холодно произнесла она.

— Я знаю, что надо зашить рану вашему сыну, но тот молодой человек в крайне тяжелом состоянии.

Миссис Уортон посмотрела на кровь, выступившую на повязке на голове ее сына.

— Думаю, что мое положение…

Терпение Мэри наконец лопнуло.

— Вы, может быть, и друг мистера Кохрейна, но здесь вы такая же, как и остальные пострадавшие. Здесь я решаю, что делать в первую очередь, а не вы. И пожалуйста, больше не курите. Это запрещено.

Уходя, она услышала голос сестры Уайт:

— Простите, миссис Уортон, она вела себя абсолютно недопустимо! Но не беспокойтесь: мистер Кохрейн с ней разберется. Я позвонила ему, как только вас сюда доставили. Он сказал, что приедет вместе с доктором Робертсом.

Пока Мэри налаживала переливание крови молодому человеку, прибыли оба врача. Дэвида Уортона отвезли на рентген.

Мистер Робертс взял под руку Мэри и отвел в сторону.

— Я зашил рану Дэвиду. Что это за история? Говорят, что вы отказались ему помочь?

Мэри взглянула в ту сторону, где миссис Уортон и сестра Уайт о чем-то возбужденно рассказывали мистеру Кохрейну. Он стоял к Мэри спиной, и она не могла видеть его лицо.

— Это не так… — начала она, и в это время мистер Кохрейн развернулся и увидел ее. Вид у него был раздраженный.

— Да, да мы разберемся с этим позже, Кристин. Сейчас мне надо осмотреть других.

— Я пойду посмотрю, что там у Дэвида, — сказал доктор Робертс.

Мистер Кохрейн кивнул:

— Благодарю, что взяли его на себя. Я не очень люблю заниматься своими друзьями.

Мэри прошла в бокс вместе с мистером Кохрейном.

— Думаю, что у этого молодого человека разрыв селезенки, — сказала она.

Он внимательно осмотрел пострадавшего.

— Согласен. Готовьте все для немедленной операции.

Он отрывисто отдавал приказания, его лицо было непроницаемо. Наверняка обе женщины нажаловались на нее.

Впрочем, для доктора Кохрейна, похоже, дело всегда на первом месте.

— Кого еще я должен осмотреть, по-вашему? Они пошли к мужчине со сломанной ногой. Когда доктор Кохрейн оперировал молодого человека, мистер Робертс просунул голову в операционную:

— Хорошие новости, Ричард! У Дэвида нет перелома, и он пришел в сознание. Я зафиксировал руку миссис Уортон и ее тоже оставил на ночь. Будет нелишним подержать их пока под наблюдением.

Ричард Кохрейн на мгновение поднял голову:

— Спасибо большое, Джи-Эр. Простите, что пришлось вызвать вас в выходной.

— Он выживет, но ему понадобится много крови. Поднимитесь с ним в палату, мисс Хантер. Я не хочу, чтобы кто-то по ошибке убрал прибор для переливания. А потом я хочу с вами поговорить, — сказал врач, закончив операцию.

Мэри проследила, чтобы молодого человека уложили в кровать, проверила капельницу на стандартные сорок капель в минуту и выписала ему послеоперационное лечение. Нехотя она побрела в докторскую. Анестезиолог уже ушел, а мистер Кохрейн заканчивал переодеваться.

— Садитесь, — мрачно сказал он. — Вы, конечно, знаете, о чем я хочу с вами поговорить?

Она села, чувствуя, как часто забилось сердце.

— Миссис Уортон сказала, что вы были с ней недопустимо грубы сегодня. Объяснитесь, мисс Хантер. Только покороче, потому что я хочу поскорее пойти спать.

Он сел, ожидая ответа. Мэри молчала, не зная, с чего начать. Самым легким было просто извиниться.

Он нетерпеливо выколотил трубку.

— Ну, так что скажете, мисс Хантер?

— Не могу себе представить, что особенно грубого нашла в моих словах миссис Уортон, — ответила наконец Мэри. — Я сказала правду, но она ей не понравилась.

— И что было потом?

— Она пыталась надавить на меня, сказав, что дружит с вами.

— Что она хотела от вас?

— Она ждала, что я в первую очередь займусь ее сыном, а не тем молодым человеком с разрывом селезенки.

Доктор Кохрейн не сводил с нее взгляда. Мэри почувствовала, что ей стало жарко.

— Если все было так, как вы рассказали, то вы поступили правильно. Разрыв селезенки — дело, не терпящее отлагательств.

Она немного успокоилась. Мистер Кохрейн — человек хоть и суровый, но все-таки справедливый.

— Но как врач, — продолжал он, — я думаю, что вы должны быть снисходительнее к миссис Уортон. Видите ли, она вдова, а Дэвид — ее единственный сын. Думаю, вы могли вести себя с ней потактичнее, мисс Хантер.

Мэри пришлось признать, что он прав.

— Простите, — сказала она тихо, — кажется, я действительно наговорила ей лишнего.

По воскресеньям Мэри обычно вставала поздно, если не было срочных вызовов. На следующее утро она появилась в хирургическом отделении только в одиннадцать. Состояние молодого человека с разрывом селезенки было вполне удовлетворительным, переливание крови уже заканчивалось.

Мэри измеряла ему давление, когда пришел мистер Кохрейн. Вместе совершив обход, они возвращались в докторскую по главному коридору, когда он остановился около одной из коммерческих отдельных палат.

— Вам лучше зайти к миссис Уортон.

Он и раньше иногда приглашал ее к пациентам частного отделения, но меньше всего ей сейчас хотелось видеть эту даму.

— Может быть, не стоит? Мне будет неловко…

— Конечно, — сухо согласился он, — но ведь вам все равно придется встречаться с миссис Уортон еще не один раз. Она — член правления комитета госпиталя и часто бывает здесь. Вы должны наладить с ней отношения.

Это был приказ, а не просьба. Вздохнув, Мэри пошла за ним в палату.

Кристин Уортон сидела на кровати, опираясь на высокую гору подушек, пила кофе и просматривала воскресные газеты. Посмотрев на мистера Кохрейна, она перевела взгляд на Мэри.

— Доброе утро, мисс Хантер. Ричард считает, что я должна перед вами извиниться. Ну почему, глупышка, вы мне сразу не сказали, что другой пациент пострадал так серьезно?

Она произнесла это ласковым тоном, улыбаясь, но ее голубые глаза, устремленные на Мэри, были холоднее льда. Мэри возмутила ее ложь, но еще больше обидело это слово — «глупышка». Она изо всех сил сдерживалась, чтобы не вспылить. Теперь миссис Уортон обратилась к мистеру Кохрейну:

— Вы должны научить молодежь правильно обращаться с пациентами, Ричард. Я понимаю, что она еще не привыкла к подобным ситуациям. Конечно, мисс Хантер была слишком взвинчена, но ведь и я тоже волновалась.

Мэри вовсе не считала, что она тогда была слишком взвинчена. Да и слово «волновалась» явно не подходило к величественно-холодной миссис Уортон.

— Я тоже хочу извиниться, миссис Уортон, — с трудом выдавила она и замолчала. На большее просто не хватало сил.

Мистер Кохрейн взглянул на Мэри, явно ожидая от нее продолжения, но, поскольку ничего не последовало, недовольно подытожил:

— Значит, все забыто? Увидимся завтра утром, мисс Хантер.

Закрывая дверь, она услышала, как что-то невнятно говорит мистер Кохрейн. Потом отчетливый голос миссис Уортон произнес:

— Она, конечно, еще молода и неопытна. Будем к ней снисходительны.

Противная гордячка! Мэри была вне себя от такой наглости. Она не нуждается ни в чьем снисхождении!