Слишком много убийств

Глава восьмая

На следующее утро Кармайн спросил Эйба и Кори:

— Сколько может быть совпадений?

Хотя сержанты не поняли, что имел в виду капитан, они не торопились переспрашивать — может, это проверка?

Кори сглотнул.

— О чем ты, шеф?

— Третьего апреля. Джимми Картрайт случайно убит третьего апреля. Декан Денби — по всей видимости, тоже. И что? Наш толстый банкир — еще одно совпадение?

— Да, это уже перебор, — сказал Кори, довольный, что не стал притворяться. Никогда не знаешь, что у Кармайна на уме. Вчера вечером у Кори с Морин была жуткая ссора, чуть до драки не дошло, но это разрядило обстановку, и он надеялся, что хоть на время скулеж и нытье прекратятся. Сегодня утром жена ему улыбнулась, приготовила завтрак и словом не обмолвилась о повышении.

— Что тебя смущает, Кармайн? — спросил Эйб.

— Слишком удобный момент выбран. Если бы не дата, главной подозреваемой была бы миссис Нортон. А раз третье апреля, значит, она отпадает?

— Что такого особенного в этом дне? — задумался Кори. — Понедельник, первый рабочий день месяца, во многих компаниях конец финансового года…

— Жаль, что первое апреля пришлось на субботу, — усмехнулся Эйб. — Никаких розыгрышей в этом году.

— Происхождение стрихнина по-прежнему неясно, — сказал Кармайн.

— Угу, — хором подтвердили сержанты.

— Что ж, рискуя показаться циничным, предлагаю взглянуть на дело с другой стороны.

Кармайн не любил пользоваться доской, но иногда для наглядности полезно представить все данные схематично. Сейчас был как раз такой случай.

— У нас есть обычные убийства и убийства особо жестокие. — Он прочертил линию по центру доски, деля ее на две колонки. — К обычным отнесем Беатрис Эгмонт, Кэти Картрайт и троих чернокожих. Никто из них не ждал смерти, и все они умерли очень быстро. Итак, всего пять.

Он перешел к левой стороне.

— К жестоким можно отнести декана Денби, но его мы исключаем. Остается тоже пять: Питер Нортон, Диди Холл, Бьянка Толано, Эван Пью и Дезмонд Скепс. Однако я хочу записать их в порядке от самой легкой смерти к самой мучительной. Кто, по-вашему, страдал меньше всех?

— Питер Нортон, — сказал Кори. Сегодня у него будто выросли крылья!

— Почему?

— К моменту, когда начались судороги, он, вероятно, был уже без сознания. Конечно, полной уверенности нет, но Патрик подтвердит: генерализованные судороги блокируют проводящие пути мозга, ответственные за сознание.

— Согласен, Кори. Итак, первым записываем Питера Нортона. Кто следующий в этом жутком списке?

— Диди Холл, — торопливо начал Эйб. — Она не сопротивлялась. Только стояла и истекала кровью. Из яремных вен кровь не бьет фонтаном, как из артерии, но все равно вытекает достаточно быстро — как любая жидкость под давлением насоса, а сердце — прекрасный насос. Диди страдала как физически, так и душевно, однако не сделала ни малейшей попытки защититься или убежать. Это заставляет предположить, что она не слишком дорожила своей жизнью.

Кармайн записал на доске имя проститутки.

— Таким образом, будем считать, что ее убийство находится примерно на том же уровне, что и отравление Питера Нортона.

— Дальше Эван Пью, — сказал Эйб.

— Ты так думаешь, Эйб?

— Я тоже, — согласился Кори. — Он умер от повреждения спинного мозга и внутренних органов. Смерть была медленной, но… как бы сказать… не унизительной, что ли. Самое худшее происходило у него в голове, а об этом мы можем лишь догадываться. Все люди разные.

— Эван Пью, — проговорил Кармайн, записывая. — Предпоследний?

— Дезмонд Скепс, — сказал Эйб. — Смерть чудовищная, но большая часть пыток не идет в сравнение с тем, через что прошла Бьянка Толано.

— Эйб прав, Кармайн, — уверенно сказал Кори. — Скепс был человеком известным, врагов у него хватало. Он понимал, что среди них могут найтись такие, кто ненавидит его так сильно, что готов пойти на убийство. Пытки были поверхностными, даже отрезание сосков. Бьянка Толано, напротив, абсолютно невинная жертва, которой пришлось перенести худшие унижения. Участь Скепса сравнилась бы со страданиями девушки, только если бы его изнасиловали. Однако убийца… гм…

— Не посягнул на его мужскую честь, — закончил Кармайн. — Да, это важно. Ни над одним из убитых мужчин не надругались сексуально, подобному насилию подверглась единственная женщина — Бьянка Толано.

Он написал имя девушки внизу правой колонки и уставился на доску.

— Будем исходить из того, что убийца знал всех жертв. Отсюда вопрос: какими мотивами он руководствовался при выборе способа убийства каждой из них?

— Беатрис Эгмонт — милая старушка, — сказал Кори.

— Кэти Картрайт — хорошая женщина, которой жутко не повезло с мужем и детьми, — продолжил Эйб.

— И трое чернокожих абсолютно безобидны, — закончил Кармайн. — Что касается жестоких убийств…

— Банкир — грубиян, частенько злоупотреблявший властью, — начал Эйб. — Диди — проститутка, для некоторых это уже преступление.

— Эван Пью — вымогатель, выбравший не ту жертву, — сказал Кори, — а Скепс так или иначе разрушил тысячи жизней.

— И все же худшую смерть преступник приберег для невинной девушки. Что распалило в нем такую ненависть? — Лоб Кармайна бороздили глубокие морщины. Из-под сдвинутых бровей он посмотрел на Кори. — Ты проводил предварительное следствие, Кори. Тебе не попадалось что-нибудь, позволяющее допустить, что Бьянка — не невинная жертва?

— Нет, абсолютно ничего, — уверенно сказал Кори. — Голову даю на отсечение, она именно такая, какой кажется на первый взгляд. — Он покраснел. — Я не халтурил, несмотря на личные проблемы.

— Я никогда в этом не сомневался. — Кармайн сел и махнул рукой на стулья, приглашая сесть сержантов. — Таким образом, мы имеем убийцу девяти или десяти человек, испытавшего жалость по отношению к одним из намеченных жертв и неукротимую ненависть к другим. И лишь в одном случае ненависть была не холодной и расчетливой, а очень даже горячей. БьянкаТолано, двадцатидвухлетняя выпускница экономического факультета, мечтавшая продолжить обучение в Гарварде. Очень симпатичная, с прекрасной фигурой, но слегка застенчивая. Не падкая на мужчин. При повторном вскрытии Патси установил, что она скорее всего была девственницей.

— Напоминает Эрику Давенпорт, — задумчиво сказал Эйб.

— Что?

— В самом деле. — Эйб приготовился защищать свое шаткое предположение. — Именно такой я представляю доктора Давенпорт в этом возрасте — диплом с отличием, впереди куча надежд и перспектив. Теперь она ледышка, но держу пари, тогда была совсем другой. И по-моему, она тоже мало интересовалась мужчинами. Слишком честолюбива. Точно как Бьянка.

— Боже мой, как я мог этого не заметить! — медленно произнес Кармайн. — Вчера полдня просидел за досье Эрики Давенпорт и ничего не понял. Бьянка — копия Эрики!

— Ого, дело с каждой минутой становится все запутаннее! — воскликнул Эйб.

— Только подумайте! — с горячностью продолжил Кармайн. — Если Бьянка убита вместо Эрики, все становится на свои места. Элемент случайности исчезает. Они все так

или иначе связаны друг с другом! Эрику Давенпорт можно смело исключить из подозреваемых. Сейчас меня больше всего волнует, исчезла ли с убийством Бьянки опасность для самой Эрики.

— С третьего апреля убийств не было, — сказал Кори.

— Как будем действовать дальше? — спросил Эйб.

— Вы оба сконцентрируйте внимание на Питере Нортоне, — бодрым тоном распорядился Кармайн. — Не верится мне, что убийца выжидал за окном удобный момент подсыпать яд. Ерунда! Вдруг миссис Нортон давно задумала убить мужа, а кто-то подтолкнул ее сделать это именно третьего апреля? Если она виновна, то ведь где- то же раздобыла стрихнин, и, может статься, тут ей как раз помог наш тайный гений. Изучите прошлое миссис Нортон. Все до мелочей. Был ли у нее любовник? Я лично сомневаюсь, но исключать эту версию нельзя. Есть ли у нее долги? Покупала ли она драгоценности? Меха? Одежду? Может быть, увлекалась азартными играми? Считала ли свою жизнь скучной? Она полновата, но весьма привлекательна. Носом землю ройте, но разберитесь, какой мог быть мотив.

У Кармайна осталось время пообедать в «Мальволио» с Майроном. Тот выглядел очень озабоченным.

— Что, совсем Эрика замучила? — спросил Кармайн, садясь за столик и улыбаясь так, что вопрос не казался слишком бесцеремонным.

— Ну, с тех пор как я посоветовал ей отпустить «Корнукопию» в свободное плавание, стало полегче. Я должен был сам догадаться.

— Ты зажат, как ветчина в бутерброде. — Кармайн повернулся к официантке. — Минни, мне, пожалуйста, салат: латук, помидоры, огурцы, сельдерей. На заправку — масло и уксус. И крекеры. — Он перевел взгляд на Майрона. — Так что произошло?

Майрон пожал плечами.

— В чем дело, Кармайн? А как же соус «Тысяча островов»? Булочки с маслом?

— Ты давно у нас не ужинал, Майрон, — сказал Кармайн, потягивая черный кофе без сахара. — Моя жена превратилась в одного из величайших поваров мира, так что на обед я ем корм для кроликов или вообще не обедаю. Иначе скоро стану похожим на дирижабль.

— Ну и дела! А что с убийствами?

— Мы делаем успехи. Эрика тебе рассказывала про свое детство и юность?

— Гораздо больше, чем Дезмонду Скепсу. Эрика вешает лапшу на уши руководству «Корнукопии» из чувства самосохранения, но мне, когда я спросил, она выложила все начистоту. Детям тридцатых приходилось нелегко, Кармайн.

— Кому ты об этом говоришь? Я сам один из них. Моему отцу повезло, он сохранил работу, но ему приходилось помогать куче родственников. Восточный Холломен оправился от Депрессии одним из первых, так что в тридцать пятом дела снова пошли в гору. Классы в школе Святого Бернарда были почти пустыми, зато учителя уделяли нам много времени.

— Я ничего этого не почувствовал, — признался Майрон. — Киноиндустрия процветала, и у моего отца все было на мази.

— Это было сумасшедшее десятилетие. — Кармайн бодро, с нарочитым наслаждением, жевал салат. — Как думаешь, Майрон, почему Эрика стала такой?

— Понятия не имею, а у нее спрашивать бесполезно.

— Она когда-либо упоминала, чем занималась в Европе, когда путешествовала там летом сорок восьмого года?

— Я даже не знал, что она была в Европе. Эрика мне только про Лондон рассказывала.

— Эти сведения есть в досье ФБР и, возможно, многое объясняют.

— Я не буду шпионить для тебя, Кармайн.

— И не надо. Шпионажа в этом деле и так хватает. Кто-то в «Корнукопии» продает секретную информацию красным, Эрика — в числе главных подозреваемых.

Майрон стал белый как мел и со звоном уронил вилку.

— О Господи, этого еще не хватало!

— Кстати, это тоже секретная информация, так что никому ни слова. Впрочем, Эрике можешь сказать. Она знает об Улиссе.

— Улисс — шпион?

— Да. Это его кодовое имя. Вряд ли Эрика — Улисс, но, по-моему, ей известно, кто это. Твой допуск к закрытой информации наверняка много выше моего, так что, думаю, я ничего не нарушаю, рассказывая тебе об этом. Если ты не в курсе, так только потому, что твоих фирм и партнеров это не коснулось.

Серые глаза Майрона наполнились слезами. Он часто кивал, не произнося ни слова, потом чуть успокоился и произнес:

— У меня пропал аппетит. Я даже не притронулся к этому превосходному мясному рулету. Может, ты?..

— Ни в коем случае. Только корм для кроликов.

— Бог мой! Дездемона, должно быть, готовит не хуже самого Эскофье!

— Не знаю насчет Эскофье, но мою бабушку Черутти она определенно затмила, а это кое-что значит.

На следующий день Кармайн снова отправился к Филомене Скепс. Угораздило же ее поселиться в Орлеане! Три часа езды — и это при включенной сирене в пределах Коннектикута. К тому же вряд ли в этот раз Филомена предложит капитану поздний завтрак. День был сумрачный; небо сплошь затянули тучи, дул промозглый ветер, а океан пытался не то сровнять дюны с землей, не то насыпать их еще выше.

Насчет завтрака Кармайн оказался прав. Миссис Скепс в сопровождении Энтони Бера встретила его у двери и провела в небольшую комнату, плохо освещенную единственным окном, заросшим стеблями вьющихся роз. Адвокат был в строгом костюме-тройке с гарвардским галстуком, Филомена — в мшисто-зеленом шерстяном платье, подчеркивающем ее превосходную фигуру. Почему такой цветок впустую расточает свой аромат в просоленную атмосферу Кейп-Кода? Бера можно понять; он — мастиф, ждущий, что ему бросят кость.

— Миссис Скепс, вы связаны каким-то образом с движением за женское равноправие? — спросил Кармайн.

— Я бы так не сказала, капитан. Я жертвовала небольшие суммы на некоторые заинтересовавшие меня программы, но я не феминистка.

— К этим программам ваше внимание привлекла доктор Полина Денби?

— Мы с ней немного знакомы, но ни к членству, ни к пожертвованиям она меня никогда не призывала.

— Вы сочувствуете феминистским целям?

— А вы нет, капитан?

— Да, разумеется.

— К чему тогда этот вопрос?

— Что вы и доктор Эрика Давенпорт так серьезно обсуждали на вечеринке мистера Мандельбаума?

— Ты не обязана отвечать, Филомена, — вмешался Бера. — Напротив, я советую этого не делать.

— Нет, я отвечу, — сказала она приятным, терпеливым голосом; казалось, вывести ее из равновесия невозможно. — Мы обсуждали будущее моего сына, поскольку доктор Давенпорт теперь решает его судьбу. К мистеру Мандельбауму я приехала исключительно с целью увидеться с Эрикой и могу предположить, что она попросила меня пригласить только ради этой встречи. Доктор Давенпорт — не желанная гостья в моем доме, а мне не рады в «Корнукопии». Поэтому мы выбрали нейтральную территорию.

— Я так и думал, — сказал Кармайн. — Но по существу вы мне не ответили. Какие именно аспекты будущего вашего сына вы обсуждали и каков был результат ваших… переговоров?

— Моему сыну придется быть под пятой доктора Давенпорт почти восемь лет, и последние три или четыре из них будут для него самыми трудными. Он с раннего детства ее не выносит. Я надеялась убедить Эрику согласиться на посредника. Меня очень беспокоит, что она может уничтожить все наследство мальчика. Не преднамеренно, а из-за своей некомпетентности.

— Риск остается всегда. Привести к краху процветающую корпорацию может любой, — возразил Кармайн. — Полагаю, вы просто не хотите видеть во главе «Корнукопии» женщину?

— Нет, я не против женщин, дело именно в этой женщине! Я просила Эрику взять в качестве партнера Тони… мистера Бера. Она отказалась. Вот и весь разговор.

— Вам, должно быть, часто приходилось сталкиваться с доктором Давенпорт, прежде чем у вас сформировалась такая взаимная неприязнь, — сказал Кармайн. — Почему ее не любит ваш сын? Когда и где они виделись?

Ее взгляд метнулся к Энтони Бера. «Помоги, спаси! Что мне говорить? Как себя вести?»

— Я советую не отвечать, Филомена, — произнес мастиф, зарабатывая свою косточку.

Кармайн с трудом выбрался из чрезвычайно неудобного кресла.

— Спасибо, что уделили мне время, миссис Скепс.

«Я будто Микеланджело, обтесывающий глыбу мрамора, — думал Кармайн, начиная нескончаемый путь домой. — Сегодня я обнажил локоть, предплечье и кисть. Но какая эта рука — правая или левая? И каким боком со всем этим связан Улисс?»

По возвращении он обнаружил, что Делия захватила половину его кабинета, установив там складной стол и стул на колесиках.

— У себя мне слишком тесно, — заявила она. — Дядя Джон распределил кабинеты несправедливо! Капитану детективов полагается секретарь, и у секретаря должен быть нормальный кабинет. А мне приходится сидеть в шкафу!

— Почему бы тебе не пожаловаться дяде Джону? Куда я посажу Эйба и Кори на следующем совещании? Я тебя, конечно, очень люблю, Делия, но мне совсем не улыбается, чтобы ты все время болталась рядом. Кабинет — мое рабочее место. Я не смогу сосредоточиться, если ты будешь маячить у меня перед глазами.

Делия не обиделась, но и не проявила ни малейшего намерения убрать горы бумаг, которые она повсюду разложила.

«Не воевать же с Делией!» — решил Кармайн и, как всегда, беззвучно вышел из кабинета.

«Любой другой на его месте устроил бы скандал, — подумала Делия. — К следующему понедельнику у меня будет большой кабинет».

Она подождала, пока не почувствовала в воздухе определенную разреженность — верный знак, что Кармайн покинул здание. Все, ушел!

— Ты уже знаешь, как все устроить, дядя Джон? — проворковала она, скользнув в дверь комиссара.

— Нет, Делия. Я решил просто посидеть и подождать, пока ты придешь и все мне растолкуешь, — сказал Сильвестри.

— Ты поступил очень разумно, дядя Джон. Проблема в Микки Маккоскере. Он занимает вдвое больше места, чем Кармайн и Ларри, при том, что почти никогда здесь не бывает. Я предлагаю переселить Микки в кабинет Кармайна, а Кармайну отдать обе освободившиеся комнаты. Ну как? Можно завтра вызывать грузчиков?

Сильвестри молча кивнул. Почему Делия всегда оказывается права?

— Если ты мне это объяснишь, — сказал он Кармайну пять минут спустя за столиком в «Мальволио», — я отдам тебе должность Дэнни. Или мою, если хочешь.

— Ваше здоровье, шеф. — Кармайн поднял стакан. — Мне нравится быть капитаном, особенно если я получу кабинет Микки — или меня вы определили во вторую комнату?

— Нет, ты получишь кабинет. Вторая комната в два раза больше, на нее наложила лапу Делия. — Сильвестри умудрился вполне узнаваемо изобразить лицо племянницы и пропищал пронзительным фальцетом: — «Чур, эта комната моя, дядя Джон!» Я и согласился. Так проще. — Он машинально потягивал свой бурбон.

— Если Делия продолжит коллекционировать шкафы для хранения документов в таком же темпе, новой комнаты ей хватит года на два-три, — усмехнулся Кармайн. — Потом вам придется баллотироваться в мэры и строить для племянницы новое управление.

— Нет уж, обойдется! — Комиссар допил бурбон и сделал знак официанту принести еще. — Чем она сейчас занимается?

— Одной сумасшедшей идеей, работа колоссальная, но она сама напросилась. Шерстит общественные мероприятия, связанные с нашим расследованием. Видишь, я использую ее в качестве детектива. — Кармайн тоже махнул официанту принести бурбон и посмотрел на Сильвестри с надеждой. — А Делию никак нельзя произвести в лейтенанты?

— Ну вот еще! Хватит того, что я из-за нее напиваюсь белым днем! Вот чернильная душа!

От хаоса не осталось и следа; к полудню понедельника Кармайн успешно устроился в новом кабинете, расположенном в глубине здания, куда почти не доносился уличный шум. Высокие светлые окна, обращенные к преобладающим ветрам Холломена, обещали приносить прохладу в жаркие дни августа. Дополнительным преимуществом была близость кабинета Эйба и Кори — всего через две двери по коридору. Прежний кабинет Кармайна находился двумя лестничными пролетами выше, на одном этаже с комиссаром.

— Надо тут все покрасить и сменить мебель, — сказала Делия.

— Не раньше, чем я уйду в отпуск, — безапелляционным тоном заявил Кармайн, озирая кабинет Делии, пол которого был устлан огромными листами бумаги. — Что это? Календарь мероприятий?

— Вроде того. Теперь я могу наконец все как следует разложить. К пятнице предоставлю отчет.

Вошел Кори.

— Кармайн, в Яме бытовуха, — сказал он. — Женщина избита до смерти, любовник пропал.

«Начало положено, — сказал себе Кармайн, идя по коридору. — События третьего апреля теряют свою остроту, и наш тайный «гений» становится в один ряд с обычными преступниками. Не мог он все предусмотреть. Должна, должна быть зацепка! Рано сдавать папки в архив!»

— Дело Нортона получило продолжение, — сообщил Эйб во вторник утром. Вид у него был взволнованный и мрачный.

Капитан мгновенно вскочил из-за стола:

— Что?

— Погиб мальчик.

Кармайн застыл на месте.

— О Господи! Как? Почему?

— Говорят, что-то съел или выпил.

— Но стрихнина в доме не нашли!

— Может, это и не стрихнин.

— А что тогда?

— Пока неизвестно.

Кармайн пошел к выходу. В первый момент он рванулся бежать сломя голову, потом решил: «Зачем? Бедного Томми уже не вернешь».

— Патси там?

— Да, ему я сообщил первому. Кори поехал с ним. — Голос Эйба дрожал. — Как его звали? Мальчишку?

— Томас Питер. Ему исполнилось пять лет несколько дней назад. В сентябре пошел бы в школу.

Они сели в «фэрлейн»; Эйб машинально прилепил на крышу мигалку. Кармайн, на переднем сиденье, закрыл лицо руками. Кошмар, настоящий кошмар! Странным образом гул сирены подействовал успокаивающе — унылые, тоскливые звуки. Он убрал руки от лица. Машина приближалась к Северному Холломену.

— Только Дэйв О’Брайен — дежурный по Северному Холломену на этой неделе. Миссис Нортон позвонила ему, спокойная как слон. Дэйв сразу помчался туда, потом сообщил мне. Вот все, что я знаю.

— Как мог этот ее тупой доктор не понимать, что с ней происходит? Оба раза, когда я ее видел, она была накачана до одури! Я должен был ее расколоть, Эйб, но она меня провела!

— Кармайн, никто из нас не мог такого представить. Если она убила мужа, то, очевидно, не ожидала, что его смерть будет настолько ужасной, и потому спятила. Она не притворялась! Но нам пока ничего не известно.

— Что это может быть кроме стрихнина?

— Скоро узнаем. Проколы случаются, Кармайн, нельзя все предусмотреть заранее. Не вини себя!

У изгороди топтались несколько соседей, двое полицейских преграждали путь к дому; на пороге ждал Патси. Увидев Кармайна и Эйба, вышел навстречу.

— Это не стрихнин, — коротко и тихо произнес он. — Мальчик подавился ластиком в форме земляники.

Кармайна и Эйба охватило облегчение, быстро сменившееся стыдом за то, что они почувствовали его в такой неподходящий момент. Это не их оплошность! Хотя могла, могла быть. Бедного ребенка не воскресить, но Бог хотя бы избавил их от мук совести.

— Как она? — спросил Кармайн, чувствуя слабость в ногах.

— Сядь, брат. Ты тоже, Эйб.

Они опустились на ступеньки у веранды.

— Она там, — буркнул Патси, кивнув на окна гостиной. — Видеть ее не могу!

Кармайн встал, удивленный:

— Патси, что она сделала? Заставила его съесть ластик?

— С нее станется. Она сама тебе все расскажет. — Патрик провел их через парадную дверь на второй этаж в спальню Томаса Питера.

Патрик осторожно приподнял мальчика, поместил его в выстланный полотенцами мешок, затем увез на каталке, казавшейся пустой: ее впалое дно ничем не выдавало присутствия маленького тела.

Совершенно спокойная миссис Барбара Нортон сидела с Кори и сержантом Дэйвом О’Брайеном. Впрочем, по ходу рассказа обнажались все более глубокие слои ее безумия. Она, казалось, не понимала, что ее сын умер, хотя в телефонном разговоре с Дэйвом О’ Брайеном, говорила, что у Томми почернело лицо и он не дышит; более того — сказала, что убила его.

— Теперь, когда Питера нет, — объявила она мужчинам, — я, наконец, могу делать что хочу. — Она наклонилась вперед и заговорила шепотом: — Питер был обжорой и нас заставлял есть — дети раздулись, как воздушные шары! Я никогда не пыталась спорить, все равно без толку. Я просто ждала. И дождалась. — Она серьезно кивнула, потом снова откинулась на спинку стула и улыбнулась. — Знаете, никто не любит толстяков. После смерти Питера я всех нас посадила на диету. Марлин и Томми пьют воду. Я — черный кофе. Мы можем есть сколько захотим сырые овощи, только без хлеба. Никаких пирожных и печенья. Ни грамма сахара. Молоко, сливки, десерты отменяются. За завтраком и обедом я позволяю Томми и Марлин несколько крекеров. Мы едим курицу на гриле, без кожи, или рыбу и паровые овощи. Рис. И вес уменьшается! К школе Томми будет стройный как лоза!

Она умолкла.

— Как вам удавалось оставаться такой стройной, Барбара? — спросил Кармайн.

— Засовывала себе пальцы в рот.

Понятно, почему бедный малыш подавился, пытаясь съесть ластик. Но как давно длится это безумие? Что стало его причиной? Смерть Питера Нортона? Или убийство — следствие безумия? Смерть Томми стала для миссис Нортон последней каплей. Однако надо попытаться получить некоторые ответы.

— Куда вы дели стрихнин, Барбара?

— Бросила пузырек в реку.

— А пробку вынули?

Она посмотрела на него с возмущением:

— Ну конечно, вынула! Я же не дура!

— Почему вы всыпали стрихнин в апельсиновый сок Питера именно третьего апреля?

— Да ладно вам, сами знаете!

— Я забыл. Напомните мне.

— Потому что снадобье действовало только третьего апреля! В любой другой день оно теряло волшебную силу. Он это совершенно ясно сказал.

— Кто сказал?

— Вот глупый! Будто сам не знает!

— У меня плохая память. Я забыл его имя.

— Рубен.

— Его фамилию я тоже забыл, Барбара.

— Как можно забыть то, чего нет?

— Где вы встречались с Рубеном?

— В кегельбане, конечно, глупыш!

— Какое волшебство должно было произойти третьего апреля?

Миссис Нортон, казалось, утратила всякий интерес к разговору

или устала; возможно, и то и другое сразу; ее веки опустились, и она с видимым трудом разлепила их снова.

— Волшебство действует только один день, сказал Рубен. — Внезапно она заерзала на стуле, начала волноваться. — Он лгал! Лгал! Он говорил, что Питер просто уснет! Я не ошиблась! Он сказал — третьего апреля!

— Да, Барбара, вы все поняли правильно, — сказал Кармайн. — Он лгун. Успокойтесь и подумайте о чем-нибудь хорошем.

Четверо мужчин сидели молча, боясь встретиться глазами друг с другом и стараясь не смотреть на миссис Нортон.

— Где Томми? — спросила она.

Не «где дети». Только Томми.

— Он спит, — ответил Кармайн.

— Вряд ли она когда-нибудь предстанет перед судом, — сказал он позже комиссару Сильвестри. — Бедный малыш разрешил еще одну загадку. Только представьте, Джон: пятилетнего карапуза, привыкшего есть без перерыва, с тех пор как он научился ходить, вдруг сажают на голодную диету! Девочка, та на три года старше и хитрее. Воровала деньги из кошелька мамы и покупала еду. Только этого не хватало, даже чтобы утолить собственный голод, не говоря уже о голоде брата. Она жутко боялась, что когда-нибудь мама пересчитает деньги и все поймет, но все равно продолжала бы красть, пока не попалась.

Сильвестри, часто моргая, качал темной прилизанной головой.

— С девочкой все в порядке? Есть родственники, готовые взять ее к себе? Государственная опека сделает из нее еще одну преступницу.

— Ее заберут родители Нортона — они живут в Кливленде. Девочка — единственная наследница его состояния. — Кармайн выдавил улыбку. — Надеюсь, с ней все будет нормально.

— Резиновая земляника! — воскликнул Сильвестри. — Она что, так похожа на настоящую?

— Только для жутко голодного мальчишки. Хотя я не знаю, как она выглядела изначально, до того как он попытался ее съесть. Ластик принадлежал его сестре. Мальчик искал еду по всему дому.

— Из чего следует, что в любом деле важно не переусердствовать. Глупая диета превратила одного ребенка в воровку и убила другого. — Черные глаза Сильвестри сурово смотрели на безбожника Кармайна. — Надеюсь, ты закажешь несколько месс за упокой души маленького Томми. Школе Святого Бернарда требуется новая крыша. Иначе в следующий раз, когда пойдет дождь, миссис Тезорьеро увидит лицо Девы Марии в слезах и заявит о чуде.

— Сегодня у нас у всех лица были в слезах, Джон. Да, я закажу десять месс.

— Полагаю, у меня нет выбора, — сказала Дездемона вечером, когда они сидели перед ужином в гостиной с бокалами в руках.

— Нет выбора?

— Я вошла в католическую семью, значит, мои дети будут воспитываться как католики, и мое мнение никого не интересует.

Кармайн посмотрел на нее удивленно.

— Я не знал, что ты против, Дездемона. Ты никогда об этом не говорила.

— Наверное, до появления Джулиана я не думала, что это имеет для тебя значение. Ты совсем не религиозен.

— Да. Моя работа не располагает к вере в Бога. Но своим детям я хочу дать католическое образование. Сыновья пойдут в мою бывшую школу, дочери — в школу Святой Марии, — сказал Кармайн, готовясь к сражению. — Они должны знать христианского Бога, и лучше, если получат это знание из первых рук.

— Если бы мы жили в Англии, — сказала его жена глубокомысленно, — я была бы за англиканскую церковь, но здесь нет подходящего эквивалента. Мне нравится, что в Восточном Холломене такая дружная община, и не хочу, чтобы наши дети были этого лишены. Преимущества перевешивают неудобства. Я вышла замуж за католика, но отказываюсь менять веру и ходить на мессу и не буду заставлять наших детей ходить в церковь.

— Справедливо, — признал Кармайн, чрезвычайно довольный, что сражение отменяется. — Я сам хожу в церковь только на Рождество и Пасху, и вот теперь схожу — ради Томми Нортона. Я обещал Сильвестри.

— Твой шеф — замечательный человек, — улыбнулась она.

— Что у нас на ужин?

— Свинина, поджаренная до хрустящей корочки.

— Я глина в ваших руках, прекрасная леди. — Он посмотрел на нее поверх стакана.

— Почему ты так легко сдалась? Я ожидал большего упорства. Ты ведь настояла на гражданской свадьбе.

— Тогда я была беременна и не в настроении заниматься нарядами и прочими свадебными хлопотами. Мне не терпелось стать миссис Дельмонико — остальное не имело значения.

— Это не объясняет твою сегодняшнюю уступчивость, — упорствовал Кармайн.

Все просто. Я ненавижу совместное обучение, а в католических школах Восточного Холломена оно раздельное. Подростку с разгулявшимися гормонами точно не нужно присутствие противоположного пола в классной комнате. Большинство детей с этим справляются, но цена обычно высока. Посмотри на Софию: она каждый день расфуфыривается, перед тем как отправиться в школу. Школьная форма пошла бы ей только на пользу.

— Ты меня не прекращаешь удивлять, — сказал Кармайн, следуя за ней в кухню. — Ты носила школьную форму?

— Естественно. Я училась в англиканской школе и носила отвратительный темно-синий жакет с блузкой и галстуком. И шляпу на резинке, чтобы ветер не сдувал, — шляпы были дорогие. — Дездемона вытащила из духовки жаровню. — Резинка под подбородком — это ужас что такое. — Она выложила жаркое на блюдо. — Пусть немного постоит. — Потрогала красивую поджаристую корочку. — Отлично! Мужская школа — это то, что нужно для Джулиана.

— Почему именно для него?

— Потому что он вырастет высоким, черноволосым и жутко красивым. Если в классе или на школьном дворе будут девчонки, ему прохода не дадут. Вдобавок он загордится. Из школы Святой Марии они его не достанут.

— Плохо ты знаешь девочек из школы Святой Марии.

Дездемона заинтересовалась:

— А ты их знаешь хорошо?

— Было дело.

— Так что, я вышла замуж за школьного ловеласа?

— Нет, ты вышла за немолодого мужчину с артритом.

— Убийство Питера Нортона доказывает существование тайного организатора, — сказал Кармайн на совещании, где присутствовали комиссар, Дэнни Марчиано, Патрик О’Доннелл и Кори с Эйбом. Делия, сославшись на занятость, отпросилась.

— На сегодня раскрыты четыре убийства — Джимми Картрайта, Джона Денби, Бьянки Толано и Питера Нортона. Про огнестрелы было сразу ясно, что они заказные. Однако хотя мы и подозревали существование мозгового центра, у нас не было явных тому свидетельств, пока Барбара Нортон не объяснила, почему она решила убить мужа именно третьего апреля. Имя Рубен, конечно, вымышленное. Внятного описания его внешности от миссис Нортон мы не получим. Я думаю, организатор применил какую-то сложную уловку и в случае с Полиной Денби, но допрашивать ее скорее всего тоже бесполезно. Она хочет добиться оправдания. Барбару Нортон убийца убедил, что ее муж просто уснет, Полину Денби агония мужа не волновала — лишь бы она происходила не у нее на глазах. Орудие убийства найдено — пузырек с цианистым калием у нас. Если будут еще отравления цианидом — значит, яд отсыпали из пузырька заранее. Сколько там не хватает, Патси?

— Если изначально пузырек был полный, приблизительно шестьдесят граммов — две полные столовые ложки.

— Вы правы, Кармайн, — сказал Сильвестри. — Убийца один.

— Очень хитрый убийца. Изобретательно использовал слабости людей, недовольных своей жизнью. Барбара Нортон и Полина Денби обе мечтали избавиться от тирании мужей без грязных разводов и преследований с их стороны. Джошуа Батлер хотел воплотить в реальность свои фантазии, его нужно было лишь подтолкнуть.

— Как насчет остальных, Кармайн? — спросил Кори.

— В случаях с Эваном Пью и Дезмондом Скепсом убийца действовал самостоятельно. С Беатрис Эгмонт, Кэти Картрайт и тремя огнестрелами разобраться сейчас нереально. Страховая компания назвала бы их сопутствующими потерями.

— Диди Холл ты к ним не относишь? — поинтересовался Марчиано.

— Нет, я думаю, Диди он убил лично — почему, не знаю.

— Хорошо, какой твой следующий шаг? — спросил Сильвестри, подсовывая пепельницу с окурком сигары под нос Дэнни.

— Массированный удар, — со вздохом сказал Кармайн. — Господи, как я ненавижу «Корнукопию»! Но нам придется туда вернуться, ребята.

— Все-таки Эрика Давенпорт? — с надеждой спросил Кори.

— Эрика замешана, но она не организатор. Скорее… — Он осекся и наморщил лоб. Нет, про Улисса упоминать нельзя. — Скорее, тайный «гений» хотел с ее помощью пустить нас по ложному следу.

— Ты ведь не это собирался сказать, — заметил Сильвестри, когда они с Кармайном остались одни.

— Видишь ли, то, что я хотел сказать, говорить нельзя! Именно поэтому я ненавижу «Корнукопию» — слишком много секретов.

Майрон ждал Кармайна в новом кабинете капитана.

— Не мешало бы тут покрасить и мебель кое-какую обновить, — сказал он без предисловий. — Но во всяком случае, тут лучше, чем в твоих прежних владениях.

Со вчерашнего дня друг Кармайна превратился чуть ли не в старика: покрасневшие глаза, запавшие щеки, безвольный рот; гордой осанки как не бывало.

— Никто ни к чему не притронется, пока я не уйду в отпуск, — сказал Кармайн, усаживаясь за стол. — Полицейского кофе выпьешь?

— Нет, спасибо! Хочу дожить до обеда.

— Чем могу быть тебе полезен, Майрон?

— Я сегодня улетаю в Калифорнию.

— Раньше бы я сказал — давно пора. — Кармайн пожал плечами. — А теперь даже не знаю. Эрика в курсе?

— Да.

— Ты еще не сделал ей предложение?

— Нет, — ответил Майрон с несчастным видом.

— Почему? Ты же ее любишь!

— Я-то люблю! А вот любит ли она меня? По крайней мере не так, как тебя Дездемона.

Кармайн вздохнул.

— Майрон, ты должен понимать: Дездемона и я — особый случай. Мы пережили общую опасность, а это всегда сплачивает. Да что тут говорить! Ты смотришь на нас и хочешь, чтобы у тебя было точно так же! Это ребячество.

Майрон покраснел и поджал губы.

— Ну хорошо, признаю. Но как мне пробить ее оборону? Я ведь знаю, что Эрика вовсе не чопорная и не холодная…

— Ты у меня спрашиваешь? — в недоумении развел руками Кармайн. — Мне-то откуда знать?

— Когда она разговаривает с тобой, то будто оживает! Если бы не ты, я давно решил бы, что она не способна на эмоции. — Майрон взволнованно жестикулировал. — Нет, не бойся, она не воспылала к тебе страстью, можешь не искать пожарную лестницу! Я просто подумал… Может, у тебя есть какой-то полицейский приемчик… — Майрон умолк с несчастным видом.

— Нет, дружище, на самом деле ты хочешь узнать, что есть во мне такого, перед чем ее оборона бессильна. Не знаю я, Майрон. А если бы и знал, не объяснил бы. Ты притягиваешь женщин как магнит. Вот и Эрику притянул. Ты уже пробил ее оборону, Эрика тебе доверилась. Перед тобой она строит из себя американскую принцессу- ледышку. Я бы сказал, это большой прогресс.

— Это — жалкая подачка, — подавленно сказал Майрон. — Эрика снисходит до интимных отношений со мной — сама проявила инициативу! — но ее мысли при этом где-то далеко, Кармайн. Прямо как в той присказке — «расслабься и думай об Англии», только Эрика думает не об Англии.

— Дело не в тебе, Майрон, а в ней, — сказал Кармайн, не чающий завершить этот разговор. — На твоем месте я бы поговорил с Дездемоной.

Майрон решительно покачал головой:

— Нет, я и с тобой-то едва решился об этом заговорить. — Он встал. — Передай нашей дочери, что я ее очень люблю.

— Лучше скажи ей это сам.

— Не могу. Мне надо поскорее уносить отсюда ноги.

Он ушел. Кармайн слушал стук удаляющихся шагов в коридоре и молился, чтобы его лучший друг набрел на более зеленые пажити в своих собственных угодьях.

— В общем, можешь не беспокоиться о матери, — сказал он Софии вечером. — Развод пока в планы Майрона не входит.

— Ладно, тогда я его прощаю, — великодушно сказала София. — Эта ледяная стерва его бы доконала.