Сливово-лиловый

Глава 24

Каждый день, когда я прихожу домой, у меня на автоответчике сообщения от Марека. Когда я слышу, что это Марек, я останавливаю сообщение и сразу нажимаю «Удалить». Я не хочу слышать, что он говорит, не хочу заморачиваться этим. Я наслаждаюсь временем с Робертом и чувствую себя более наполненной, свободнее и лучше, чем когда-либо; Марека я игнорирую, как могу. Сара довольно быстро отказалась от идеи лесбийских отношений после нашего вечера в «Вельвет», вероятно, потому что отношения с Фрэнком отвлекли ее мысли. У нас с Робертом сложилось впечатление, что то, что она выдает как чисто игровые отношения с меняющимися ролями, на поверку приобретает все более глубокий эмоциональный окрас. Они прекрасно дополняют друг друга. Один учится у другого, и поскольку оба легко могут вжиться в роль сабмиссива, они испытывают на своей шкуре то, что сделали друг с другом накануне. Сара и Фрэнк выглядят очень счастливыми, очень расслабленными и медленно, но верно, развивают все более интенсивные отношения. Я отбрасываю мысли об этих двоих и посвящаю свое внимание действительности в виде беспокойно мигающей лампочки на автоответчике. Марек.

После того, как удалила сегодняшнее сообщение с автоответчика, я проверяю наличие продуктов и решаю что-нибудь приготовить. Готовка прекрасно помогает мне думать, а я должна все-таки решить, что делать с Мареком.

Прошло несколько недель с тех пор, как мы в последний раз виделись — на ужине у Сары я его только слышала, но не видела. Я бесконечно рада, что он не преследует меня и не возникает перед дверью моей квартиры. Думаю, что никогда не смогу быть такой крутой, как Сара. Ей намного проще. Ну да, она находилась под его влиянием всего восемь месяцев, и в ней определенно есть доминирующая составляющая, которая во мне напрочь отсутствует и которая безмерно помогает ей прийти в себя после методов Марека. С другой стороны, мои отношения с Мареком закончились уже почти семь лет назад. Когда я размышляю о том, что должна наконец-то покончить с ними, звонит дверной звонок. Я смотрю на часы и ставлю запеканку в духовку, прежде чем открыть. То, что это Роберт, я узнала по звонку. Я открываю ему и делаю глубокий вдох и выдох, когда он притягивает меня в объятия и целует.

— Привет, — бормочет он мне в рот. — Как прошел твой день, моя красавица?

— Отлично, — отвечаю я и сосредотачиваюсь на поцелуе.

Когда Роберт отстраняется от меня, я вижу, что он в какой-то нервный, что-то его раздражает.

— У тебя был дерьмовый день, — понимаю я, — хочешь что-нибудь поесть? Выпить пиво?

— Да, и то, и другое. Спасибо.

— Садись со мной на кухне, пей пиво и рассказывай, что случилось.

Я иду на кухню и слышу, что Роберт следует за мной.

— Звучит хорошо. Что ты готовишь?

— Картофельный гратен. Будешь?

— Конечно.

Я даю ему бутылку пива с открывалкой и сажусь за кухонный стол.

— Что стряслось, Роберт?

— Марек.

— Марек? Что он сделал?

— Он загреб под себя все наши планы, которые подпадают под его юрисдикцию, и категорически отверг их все, действительно все. Ни один не получил разрешение.

— Что?

— Хм-м-м. Вот я смотрел так же. Арне тут же поехал к нему, в его офис — оказывается, они знают друг друга по гольф-клубу — и потребовал ответов. И угадай, что тот сказал?

— Понятия не имею. Боюсь, мне не хватит фантазии.

— Мне тоже. Я бы никогда не додумался. Он сказал, буквально, по словам Арне: «Роберт Каспари трахает мою девушку. Либо он прекратит это, либо ты, мой дорогой Арне, выбросишь Каспари из своей компании».

— О, Боже… — стону я, — это же… идиотизм. И принуждение.

— Да, так и есть.

Роберт делает большой глоток пива и громко вздыхает.

— Что сказал Арне?

— Арне сказал, что у него, безусловно, сложилось впечатление, что ты добровольно позволяешь мне трахать себя и что ты, как взрослая женщина, вольна сама решать, кто делает тебя счастливой. Ты выбрала меня, и дорогой Марек должен принять это, заткнуться и любезно держать тебя, меня и компанию Арне подальше от его разочарования.

— Могу ли я поцеловать Арне при случае? — улыбаюсь я и беру руку Роберта.

— Да. Можешь. Марек серьезно недооценил Арне и его лояльность ко мне. Арне сразу же назначил встречу с боссом Марека, связался со своим адвокатом и затем заявил на Марека. Это, скорее всего, не очень-то и поможет, но он ощутит немного давления и, надеюсь, ему дадут понять, что так дела не делаются.

— Должно быть, он совсем отчаялся, если сделал что-то подобное… — тихо говорю я, уставившись на холодильник.

— Никакой жалости, пожалуйста. Он этого не заслужил. Когда я рассказал Арне, что вы расстались с Мареком почти семь лет назад, он был еще более ошеломлен.

— Не удивительно. Ты рассказал о Саре?

— Нет. Это было бы немного… м-м-м… слишком специфично и слишком глубокоидуще. Я только сказал, что мы встретились на дне рождения и с тех пор он хочет, чтобы ты вернулась. После того, что он даже не смотрел в твою сторону в течение шести лет. Арне говорит, что мы могли бы рассмотреть возможность заявить на него за сталкинг. Но это, как известно, ни к чему не приведет. Он лишь заваливает сообщениями твой автоответчик. Он даже не угрожает.

— Роберт, мне очень жаль…

— Это не твоя вина.

Роберт рассказывает мне о чистых и безупречных проектах, которые Марек запорол. Ни один из них не принадлежит самому Роберту — строительные планы, которые разрабатывает Роберт, не попадают под юрисдикцию Марека.

Когда еда готова, я накрываю на стол и достаю запеканку из духовки. Едва мы начинаем есть, когда раздается звонок в дверь.

— Ты ожидаешь кого-то?

— Нет.

— Сиди, я открою, — говорит Роберт, закрывая за собой кухонную дверь.

Я прислушиваюсь, но все тихо. «Может быть, это представитель пылесосной компании или Свидетели Иеговы», — думаю я, продолжая медленно есть.

Когда дверь снова открывается, за Робертом входит Марек. Я в ужасе задерживаю дыхание и давлюсь куском, который у меня во рту.

— О, рабыня готовила что ли? Какая идиллия. Почему ты не ползаешь на полу и не ешь из миски?

— Эй! — резко говорит Роберт. — Не так. Не в таком тоне. Не такими словами.

Тем не менее, когда у меня снова восстанавливается дыхание, я все равно не в силах произнести ни слова.

— Аллегра, — говорит Роберт, — если ты сыта, иди в спальню и закрой за собой дверь. Я поговорю с Мареком.

— Я хочу поговорить с Аллегрой, а не с тобой, Каспари.

— Либо со мной, либо ни с кем вообще. Как я уже говорил.

— Аллегра, я хочу поговорить с тобой. Это для меня важно.

Марек пристально смотрит на меня. Я прочищаю горло и встаю.

— Ты научил меня, вдолбил мне… — тихо, но твердо, говорю я, — что воля моего Господина всегда и при любых обстоятельствах является наивысшим приоритетом, независимо от того, что еще от меня требуют. «Если твой Господин чего-то требует от тебя, ты это делаешь. Без сомнений, без колебаний и без противоречий». Помнишь, Марек? Это были твои слова. Мой Господин приказал мне пойти в спальню. Я сделаю, как он требует. Как ты меня учил.

Я прохожу мимо Марека, и он хватает меня за руку.

— Аллегра, пожалуйста, прости.

— Не трогай меня, Марек. Никогда больше, — говорю я, отталкивая его руку от себя. Выражение его лица меняется, и я понимаю, что и тактика его меняется. От достаточно дружелюбной и понимающей до сволочной. Менее чем за две секунды.

— Ты не хочешь? Я так и думал. У меня есть кое-что, что изменит твое мнение.

Марек засовывает руку во внутренний карман, и на секунду я действительно испытываю страх, что он достанет пистолет. Но он просто вытаскивает толстый конверт и прижимает его к груди. Он адресован моей матери. Я могу представить, что это такое, и ищу взгляд Роберта. Затем глубоко вздохнув, покидаю кухню и направляюсь по коридору в спальню.

— В конверте письмо, которое описывает твой образ жизни. Как ты смиренно подчиняешься каждому встречному мужику, позволяешь собой пользоваться. Как ты охотно подставляешь все свои дыры. Проиллюстрировано пакетом фотографий. Твоя мать повесится, когда увидит это, — кричит он мне, и прежде, чем Роберт успевает вмешаться, успевает что-либо сказать, я уже оборачиваюсь и отвечаю:

— Знаешь, что моя мать говорила о тебе тогда? Она сказала, что я не должна приближаться к тебе и на пушечный выстрел. Что ты — манипулятивный мудак, паршивый подонок в кризисе среднего возраста, который вынужден компенсировать снижение потенции со все более и более молодыми девушками. Она будет рада получить письменное подтверждение своего мнения лично от тебя. И будь уверен, что в тот же день, как она откроет твое письмо и увидит фотографии, она свяжется со своим адвокатом и обвинит тебя во всех грехах, что изложены в уголовном кодексе: от изнасилования до торговли людьми. Отправь ей письмо, Марек. Я предпочитаю сделать каминг-аут перед моей матерью, чем позволять тебе снова прикасаться ко мне.

Я демонстративно тихо закрываю за собой дверь спальни и падаю на кровать. Я слышу, как Марек начинает орать. Он кричит на Роберта. От самого Роберта — ни звука.

Вдруг становится тихо, и я слышу только бормотание. Видимо, Марек успокоился, выплеснул свой гнев и теперь готов поговорить с Робертом. Я хочу знать, что говорит Марек, в чем его чертова проблема. Тихо и осторожно я открываю дверь спальни, больше, немного больше. Еще чуть-чуть. Роберт стоит в дверях кухни, прислонившись к дверному косяку и слушает.

— …не могу этого вынести, — говорит Марек, но так тихо, что я не уверена, что поняла правильно.

Роберт немного поворачивается, и я вздрагиваю. Взгляд, который встречается с моим, однозначен.

— Извини, — говорю я одними губами и снова закрываю дверь.

«Это твоя квартира», — говорит резкий голос внутри меня. — «Твоя, черт побери, квартира, и он запирает тебя в твоей спальне, пока говорит с твоим бывшим».

«Он хочет защитить меня», — возражает ему гораздо более мягкий голос — голос, принадлежащий моей покорной стороне. — «Так я хочу жить. Этого я всегда хотела».

«Ты всегда хотела, чтобы кто-то запер тебя в спальне, пока он о чем-то беседует с твоим бывшим?»

«Нет. Я всегда хотела, чтобы был кто-то, кто заступится за меня, кто будет заботиться обо мне и относиться так, как я хочу, чтобы ко мне относились».

«Ты сумасшедшая», — говорит во мне резкий голос, и я улыбаюсь.

Я знаю. Но я бесконечно счастлива.

Я сижу на краю кровати и жду, остаюсь на месте, когда слышу, как захлопывается дверь. Марек ушел. Они разговаривали друг с другом более получаса. В квартире тишина, и я на минуту задаюсь вопросом, ушел ли Роберт тоже. Но, думаю, он бы попрощался. Но потом я слышу шаги, направляющиеся к двери спальни. Дверь открывается, и Роберт останавливается в дверях, смотрит на меня сверху вниз. «Бог моего мира», — думаю я. — «Солнце, вокруг которого все вращается».

— Извини, пожалуйста, — говорю я, потому что знаю, что так должно быть.

Роберт подходит ко мне и протягивает мне руку, ставит на ноги и целует. Ласково, нежно и мягко.

— Любопытной Варваре на базаре нос оторвали, — шепчет он, и в его голосе я слышу веселье.

— Угу, — говорю я, не зная, что ответить. И потому, что я хочу продолжать целовать его.

— Пойдем со мной на кухню, я расскажу, что он хотел.

— Что… с письмом?

— Ничего. Не беспокойся. Твоя мама ничего не узнает.

Роберт ведет меня на кухню, достает мне пиво из холодильника, а затем садится напротив меня.

— Он услышал мое мнение. Что я об этом думаю. Я попросил его представить, что бы он подумал, если бы оказался в моей ситуации.

— И что он сказал?

— Он сказал, что никогда не попадет в подобную ситуацию, потому что он всегда берет молодых, неопытных девушек. Он хочет быть первым, он хочет сформировать их.

— Да, в этом нет ничего нового. И далее?

— Фанатичный, великий манипулятор, каким я являюсь, объяснил ему, что думаю наоборот. Молодые, неопытные девушки, начинающие познавать свои наклонности — это слишком легко. Они делают все, что я хочу. Без борьбы. Мне больше нравится подчинять моей воле опытных женщин, которые уже знают, чего они хотят. Расшатывать сцементированные в течение многих лет границы, медленно, но неуклонно, и растворять их.

— Ох… — выдыхаю я, и Роберт улыбается.

— Хм-м-м. Он сказал, что ты нуждаешься в очень строгой руке, чрезвычайно твердом руководстве, и так было всегда. И он не думает, что я могу это осуществить.

Я краснею и смотрю в пол, который внезапно кажется очень интересным.

— Я сказал ему, что он не должен обманываться моими методами, потому что они очень эффективны, и я полностью контролирую тебя. Как он мог заметить несколько раз — например, мой запрет отвечать на его звонки. Это он неохотно признал, но не без обвинений на счет Сары.

— О, Боже…

— Я извинился и сказал ему, что вы разговаривали с Сарой без моего ведома и что я, конечно, не допустил бы этого, если бы знал об этом. Я объяснил ему, что наказал тебя очень строго.

— Роберт, это… это неправда.

— И что? Это было то, что он хотел услышать. Потом я еще раз дал ему понять, что не приемлю, когда другой мужчина постоянно вмешивается в мои отношения и угрожает моей собственности. Я рекомендовал ему хардкор-мазохистку со стажем не менее десяти лет. Потому что это будет точно в его вкусе. Он подумает о том, чтобы попробовать. На сеансе в «Тартаросе».

Я кривлюсь. «Тартарос», названный в честь тюрьмы из греческой мифологии, был местом мучений и пыток. Однажды я была там с Мареком и не раз за ту ночь подавляла свой рефлекс сбежать. Подвал «Тартарос» был известен в Теме своими абсолютно хардкорными сессиями, иногда частными, иногда со зрителями — за дополнительную плату. Это был не мой мир, совсем нет. Но Марек вписывался туда. После просмотра одного такого сеанса он был очень заведен. Я никогда прежде не испытывала его настолько возбужденным. Мне же, напротив, в значительной степени сбило весь настрой. Единственное, что меня примирило с ситуацией, это то, что женщина, с которой там играли, этим очень, очень наслаждалась.

— Он обещал оставить тебя в покое.

— Правда?

— Правда. Будет ли он придерживаться этого, время покажет. Но если он активно поучаствует в сессии в «Тартаросе», то сразу же потеряет интерес к тебе. Спорим?

— Он уже стар и делает это так долго, почему он не понял это сам?

— Потому что у него шоры. Привычка. Он комфортно обустроился в своем мирке и даже не понимает, что смена обстановки иногда может быть отличной идеей.

Я медленно киваю и делаю глоток пива.

— Кстати, о смене обстановки, Аллегра. Как сильно тебе дорога эта квартира?