Сломанный меч

XXVI

Под покровом осенних штормов Скафлок повел лучших эльфийских воинов через пролив. Он был назначен вождем этой дружины, а Король Эльфов с остальным войском должен был окончательно очистить от троллей материковую часть Альфхейма. Король полагал, что захват Британии — нелегкое дело, если бы троллям удалось отразить высадку, то Англия стала бы для них местом сбора сил для новых нападений.

Скафлок ухмыльнулся:

— Мой меч приносит победу.

Король, прежде чем ответить, задумчиво посмотрел на него.

— Будь осторожен с этим оружием. Оно сослужило нам добрую службу. Но не забывай — оно коварно. Рано или поздно этот меч обрушится на своего хозяина, быть может, именно тогда, когда он будет нужней всего.

Скафлок не придал значения этим словам. Не то чтобы он бесповоротно решил погибнуть, в конце концов, в этом мире оставалось немало хорошего, но кто же знает, сколько лет еще ему суждено прожить. Во всяком случае, он не собирался расставаться с этим мечом. Ничто на свете не могло дать ему то, что давал этот меч. Действительно, неистовствуя в битвах, он в то же время не становился берсерком, напротив того, его чувства еще никогда не были так остры, его разум — так быстр и точен. Действуя мечом, он чувствовал себя как бы преображенным, как будто он, его оружие и его деяния составляли одно целое. Он ощущал себя всесильным. Такое же, хотя и по-другому, довелось ему испытать, когда с ним была Фреда.

В укромной бухте на побережье Бретани Скафлок собрал суда, воинов и лошадей. Он послал весть вождям эльфов в Англии, что пора собирать и поднимать эльфов. И вот в одну из ночей, когда буря шумела над всем Севером, он повел свой флот через пролив.

С черного неба, время от времени раскалываемого молниями, шел мокрый снег, вскоре все вокруг побелело. Громовые раскаты то и дело разносились в грозовом воздухе. Волны, набегавшие с запада, закипели, побелели от пены и с яростным ревом бросились на побережье. Дождь и брызги били в лицо, одежда промокла насквозь. Голубые огни вспыхивали на концах весел и на драконьих головах, украшавших корабельные штевни.

Из тьмы стали постепенно проступать берега Англии. Эльфы гребли против ветра изо всех сил, так что мышцы чуть не лопались от напряжения. Ветер налетел на корабли, стараясь столкнуть их друг с другом, швырнуть на береговые скалы. Скафлок, усмехаясь, громко сказал такую вису.

Стоя на носу своего боевого корабля, Скафлок наконец увидел мыс, который был целью плавания, и в тот же миг почувствовал, как страсть снова пробудилась в его душе. Он сказал такую вису:

И далее, уже ни на что не отвлекаясь, Скафлок сосредоточил все внимание на том, как ему обогнуть мыс.

Когда вся его флотилия выполнила этот маневр, за мысом открылась тихая бухта, где можно было пристать, а на ее берегу их ждал небольшой отряд эльфов, который пришел им на подмогу. Корабли причалили, их, вытащив на берег, закрепили.

Команды стали спешно вооружаться. Один из капитанов спросил Скафлока:

— Кто останется здесь охранять корабли?

— Никто. Там, в глубине страны, потребуются все воины.

— Но ведь тролли могут найти наши корабли и сжечь их. Тогда путь к отступлению будет отрезан.

Скафлок оглядел побережье, освещаемое вспышками молний.

— Для меня, — сказал он, — назад пути нет. Я не покину Англию, ни живой, ни мертвый, до тех пор, пока не будет изгнан последний тролль.

Эльфы посмотрели на него не без страха. Он казался уже не смертным человеком, а демоном: высокий, закованный в железную броню, с роковым мечом у бедра. В глубине его холодных голубых глаз вспыхивали волчьи зеленые искры. Эльфы подумали, что Скафлок обречен гибели.

Он вскочил в седло своего великанского коня и крикнул, покрывая голосом ветер:

— Трубите в рога! Охота началась.

Войско выступило в поход. Только треть из эльфов была на конях. Остальные надеялись вскоре добыть себе лошадей. Подобно французам и норманнам, и в отличие от англичан и датчан, эльфы предпочитали сражаться верхом. Дождь хлестал по ним, мокрые палые листья шуршали под ногами, молнии вспыхивали в небе, пронзительный ветер нес холодное дыхание наступающей зимы.

Через некоторое время эльфы заслышали вдалеке медный рев боевых рогов троллей. Они обнажили оружие, в неверном свете молний было видно, что бойцы улыбаются. Отряд сдвинул мокрые щиты и затрубил в трубы.

Скафлок ехал во главе строя. На душе у него было невесело. Он устал от кровопролития, но, зная, что все равно придется вытащить меч из ножен, с нетерпением ждал битвы.

Впереди, точно черная громада, с холма двинулись тролли. Должно быть, они почувствовали приближение неприятеля и выступили навстречу из замка Эльфийский Холм. Их было немало, хотя и меньше, чем эльфов. Половина троллей сидела на конях, и Скафлок услышал, как кто-то из его воинов весело сказал:

— Кажется, дальше я смогу двигаться на четырех ногах, а не на своих двоих.

Командир правого фланга эльфов был настроен не так весело.

— Нас больше, — сказал он, — но не настолько, чтобы смять их одним ударом. Бывало ведь, и не раз, что храбрым воинам удавалось разбить численно превосходящего противника.

— Я не боюсь, что они победят нас, — ответил Скафлок, — но плохо то, что мы можем потерять много бойцов, и тогда следующий бой действительно окажется для нас последним. — Он нахмурился. — Проклятье, где же основные силы английских эльфов? Они должны были встретить нас. Быть может, гонцов перехватили?..

Троллиный рог протрубил к бою. Скафлок выхватил меч и потряс им над головой. Сталь, отразив молнию, вспыхнула ослепительным голубым огнем.

— Вперед!

Скафлок пришпорил коня. Удаль битвы вспыхнула в его душе.

Стрелы и копья, невидимые во мраке бури, понеслись над головой. Порывистый ветер мешал целиться, так что скоро началась рукопашная.

Скафлок рубил врагов, привстав в стременах. Тролль бросился на него. Скафлок одним ударом отсек ему обе руки. Следующий попытался замахнуться секирой, но меч снес ему голову. Вражеский пехотинец взмахнул пикой, Скафлок подставил меч, разрубил древко, а конь затоптал неприятеля в грязь.

Секира и меч! Лязг и искры! Рассеченный металл, разрубленная плоть, воины, валящиеся на землю, дьявольский танец молний!

Скафлок прорубал свой путь в грохоте битвы. Его удары крушили доспехи и кости, отдаваясь в его плече. Вражьи клинки бушевали вокруг, но он отбивал их щитом и мечом. Свист его меча перекрывал свист ветра и грохот грома. Никто не мог устоять перед ним, он прошел насквозь строй троллей, развернулся и напал на них с тыла.

Тем не менее тролли дрались упорно. Они перестроились и, заняв круговую оборону, принялись обстреливать неприятеля. Боевые кони метались, утыканные стрелами. Эльфы падали, сраженные секирами и палицами. А подмога все не шла и не шла!

Но тут, точно в ответ, где-то затрубили рога, потом еще, потом еще и еще, потом послышался боевой клич, потом стрелы, камни, копья посыпались градом на врага, и вот уже из мрака сотня за сотней стали появляться бродяги в лохмотьях!

С криком «Альфхейм, Альфхейм!» впереди скакал Огненное Копье. С его пики кровь сбегала так же обильно, как дождь с его шлема. Лицо светилось весельем. Рядом с ним мчался с окровавленной секирой Флам Оркнейский. И другие вожди эльфов были там, вставшие точно из-под земли, они шли, чтоб очистить эту землю от захватчиков.

Теперь разбить врага не составляло труда, и к рассвету на поле битвы остались только мертвые тролли. Скафлок, не покидая седла, начал военный совет с Огненным Копьем, Фламом и другими вождями.

— Мы торопились как могли, — объяснил Огненное Копье. — Пришлось задержаться у Рунного Утеса и закрепить его за нами. Когда мы подъехали к нему, ворота были уже открыты, а тролли перерезаны. Женщины отлично поработали! Я думаю, увидев, что большая часть защитников Эльфийского Утеса пала, они расправятся с остальными к нашему подходу.

— Добро, — кивнул Скафлок.

Битва кончилась, меч был убран в ножны, и Скафлок снова почувствовал, как он устал. Буря замирала с жалобным воем, вот уже и ветер утих, и только дождь продолжал лить со светлеющего неба.

— Сиды Эриу тоже вступили в войну, — сказал Флам. — Луг высадился в Шотландии, Мананнан очищает от троллей острова и побережья северных морей.

— Да, он сдержал слово, — Скафлок повеселел. — Настоящий друг, этот Мананнан и единственный из богов, кому я доверяю.

— А все потому, что он — полубог, лишившийся большей части своего могущества и низведенный до обитателя Волшебной страны, — пробормотал Огненное Копье. — Безумие связываться что с богами, что с великанами.

— Пора в путь, чтобы попасть под крышу до зари, — сказал Флам. — Сегодня мы спим в Эльфийском Утесе. О, давненько я не спал на эльфийском ложе подле эльфийской дамы.

Скафлок скривил губы, но промолчал.

Хотя осень началась с небывалой бури, но вскоре установилась мягкая, необычная для этого времени погода, и установилась надолго. Казалось, земля приветствует возвращение своих старых возлюбленных. Кое-кто из них лег в ее объятия навеки, и клены помянули их алой листвой. Остальные деревья украсили туманные холмы, раскинувшиеся под задумчивыми небесами, всеми оттенками золота и бронзы. Белки торопливо делали на зиму запасы; олени трубили и трясли ветвистыми рогами; с неба вместе с листьями несся крик диких гусей, улетавших на юг. По ночам на небе высыпало столько звезд, что казалось, их можно собирать руками с черного купола тверди.

Удача сопутствовала эльфам. На севере и на юге, на западе и на востоке — везде они одолевали врагов без больших потерь. У них не только появились союзники — теперь эльфы были лучше вооружены, а когда Король Эльфов очистил от троллей материк, то пришли и подкрепления, и они начали с легкостью захватывать замок за замком. Тролли же, напротив, оказались отрезанными от главных сил, так как Мананнан блокировал побережье. К концу года эльфам, по существу, уже не с кем было сражаться.

Но Скафлока это не радовало. Прежде всего он знал, что все это значит. Как только Вальгард понял, что силы будут разбиты по частям в открытом бою, он начал стягивать их как можно быстрей в Эльфийский Утес, и, отступая, они успели все же доставить эльфам немало неприятностей. Скафлок не сомневался в том, что теперь он в состоянии захватить последний оплот врага, но цена, которую пришлось бы за это заплатить, могла оказаться слишком высока.

Не то чтобы это его очень огорчало, но все же штурм требовал немалого полководческого искусства, и он выбирал способ, который позволил бы закончить кампанию с наименьшими потерями. Но не только эти мысли терзали его.

Нечто более серьезное лишало его покоя. Сражений становилось все меньше, наконец, стычки прекратились вовсе. По целым дням, а теперь уже по неделям, его меч спал, не покидая ножен. Зато в Скафлоке проснулись воспоминания. Он надеялся, что время исцелит сердечную рану. Теперь он понял, что этого не произошло. Он не знал, от чего ему было больней — то ли от прежнего самообмана, то ли от нынешних грез.

Осень тем временем кончилась, наступила зима. И вот в эти дни Огненное Копье, которому Скафлок рассказывал о своих сердечных делах не больше, чем прочим, — пусть думают, что смертная девушка ему надоела или что он ее отослал к людям, чтобы она была в безопасности, — так вот, Огненное Копье сказал ему:

— Может тебе будет интересно знать: я проезжал в сумерках недалеко от одной усадьбы и видел молодую женщину, похожую на Фреду, дочь Орма. Она ждет ребенка, но мне показалось, что она тоже чем-то опечалена.

Скафлок вечером выехал один. Его вороной жеребец шел шагом, не быстрей, чем бежит смертный конь. Палые листья шуршали под его копытами и кружили, взметенные холодным ветром. Те же, которые еще оставались на ветках, ярким венцом сплетались над головой всадника. Сумерки сгущались, пока он скакал по знакомым лесам.

Скафлок ехал, точно не чувствуя веса шлема, кольчуги и меча с драконом на эфесе. Длинные и светлые волосы выбились из-под головной повязки. Резко очерченные линии загорелого лица были суровы. Но сердце стучало учащенно, кровь шумела в ушах, руки были влажными, губы пересохли.

Постепенно совершенно стемнело. Скафлок пересек не замерзший еще ручей, благодаря колдовскому зрению ему было видно, как воды несут осенние листья точно коричневые кораблики. Тишину нарушал только крик совы да скрип деревьев, но, казалось, громче всего стучит его сердце.

Фреда, о Фреда, неужели ты совсем рядом?

К тому времени как Скафлок въехал во двор усадьбы Торкеля, сына Эрленда, звезды одна за другой вспыхнули в небесах. Он прошептал заклятье, от которого собаки разбежались, не залаяв. Копыта коня не стучали. В усадьбе царил полумрак, только тусклый огонек горел у входа в дом.

Скафлок спешился. У него дрожали колени. Ему пришлось собрать всю свою волю, чтоб дойти до этих дверей. Двери были заперты на засов, и он задержался на минуту, шепча заклинание, распахнувшее их.

Торкель был богатый крестьянин, но все-таки не вождь, а потому горница в его доме была невелика, и в ней обычно не ночевали, если только не было гостей. Фреда по привычке сидела у тлеющего очага. Аудун подошел к ней сзади. Его глаза блестели ярче углей в очаге.

— Не спится, — сказал он. — Все спят, и как это только у них получается, а я вот снова встал, думаю, сейчас мы сможем с тобой спокойно поговорить.

Он присел рядом с Фредой на лавку. Свет блестел на ее волосах. Фреда не покрывала голову, как это в обычае у замужних женщин, а заплетала косы.

— Прямо не верю своему счастью, — продолжал Аудун. — Через несколько дней возвращается отец и мы сможем сыграть свадьбу.

Фреда улыбнулась.

— Прежде я должна родить, а потом оправиться от родов, — ответила она. — Роды могут начаться со дня на день. — И, посерьезнев, добавила: — Ты действительно не держишь зла на меня или на дитятю?

— С чего? И сколько мне еще убеждать тебя? Это твой ребенок. Мне этого довольно. Значит для меня он, как мой собственный.

Аудун обнял Фреду.

В этот миг засов отодвинулся сам собой. Дверь распахнулась, в комнату ворвался ночной ветер. Фреда увидела, как из мрака выступила высокая фигура. Она, точно онемев, стала пятиться, пока не уперлась в стену.

— Фреда! — голос Скафлока перекрыл треск пламени в очаге.

Ей показалось, будто грудь сдавило железным обручем. Она подняла руки, точно отстраняя его от себя.

Скафлок пошел к ней как лунатик. И она, она тоже сделала шаг ему навстречу, потом еще один.

— Стой!

Крик Аудуна рассек тишину. По стене метнулась его огромная тень. Он схватил стоявшее в углу копье и бросился между Скафлоком и Фредой.

— Стой… я сказал: стой! Кто ты? Чего тебе нужно?

Скафлок сотворил знак и произнес заклятье. Теперь никто не проснется в доме, пока он не уйдет из него. Он сделал это машинально, не задумываясь, как человек без раздумий прихлопнет муху.

— Фреда, — сказал он снова.

— Кто ты? — крикнул Аудун. Его голос срывался. — Чего тебе нужно?

Он увидел, как эти двое смотрят друг на друга, и, еще не понимая, что к чему, почувствовал острую боль.

Скафлок глядел поверх его плеч, едва ли замечая его.

— Фреда, — говорил он. — Любовь моя, жизнь моя. Пойдем со мной.

Фреда, возражая, покачала головой, но все же сделала еще один шаг к Скафлоку.

— Я был в Ётунхейме, я вернулся, чтобы сражаться, я надеялся, что время и война дадут мне забвенье. — Голос Скафлока дрожал. — Нет. Ни меч-убийца, который я добыл, ни закон, ни боги — ничто не в силах разъединить нас, Фреда. И что нам до них? Пойдем, Фреда, пойдем.

Она склонила голову, потом, отвернувшись, беззвучно заплакала, сотрясаясь всем телом. Слезы брызнули у нее из глаз.

— Ты издеваешься над ней! — закричал Аудун. Он неловко взмахнул копьем. Оно отскочило от широкой, закованной в броню груди Скафлока и оцарапало ему щеку. Предводитель эльфов вскинулся как рысь и потянулся за мечом.

Аудун попытался ударить снова. Скафлок нечеловечески быстро отскочил. Меч со свистом покинул ножны. Он рассек древко копья.

— Прочь с дороги! — заревел Скафлок.

— Не раньше, чем ты оставишь в покое мою невесту!

Аудун чувствовал, как слезы ярости и страха — нет, не страха смерти, его напугало то, что он увидел в глазах Фреды, — брызнули у него из глаз. Он выхватил кинжал и попытался вонзить его Скафлоку в горло.

Меч взметнулся, опустился со свистом и рассек голову Аудуну. Тот покатился по полу, ударился о стену и затих в неестественной позе.

Скафлок в недоумении посмотрел на окровавленный клинок.

— Я не хотел, — прошептал он. — Я рассчитывал только отбить удар. Я забыл, что стоит его только обнажить, и он не успокоится, не напившись крови…

Он поднял глаза на Фреду. Она, содрогаясь, смотрела на него, рот ее был разъят в беззвучном крике.

— Я не хотел! — закричал Скафлок. — Какая разница! Пойдем со мной!

Фреда, овладев собой, наконец смогла выговорить, задыхаясь:

— Уходи. Сейчас же. Никогда не возвращайся.

— Но…

Скафлок шагнул к ней.

Фреда нагнулась и схватила кинжал Аудуна. Он сверкнул в ее руке.

— Вон, — сказала она. — Еще один шаг, и я ударю тебя.

— Надеюсь, ты так и сделаешь, — ответил Скафлок.

— Или убью себя. Только дотронься до меня, убийца, язычник, который спал с родной сестрой как пес или эльф, дотронься до меня, и я воткну этот нож себе в сердце. Бог простит мне меньший грех, если я избегну большего.

Скафлок разъярился.

— Давай, зови своего бога, провизжи свою молитву! Больше ты ни на что не годна. Ты была готова продаться за кусок хлеба и крышу над головой, ты — шлюха, сколько бы попов ни хныкало над этим распутством… и это после тех клятв, что ты давала мне. — Он поднял меч. — Лучше мой сын умрет, не родившись, чем достанется этому твоему богу.

Фреда, не дрогнув, стояла перед ним.

— Бей, если хочешь, — сказала она насмешливо. — Мальчики, женщина да младенцы во чреве — тебе только с ними воевать.

Скафлок опустил свой большой меч и вдруг, не вытерев кровь с клинка, кинул его в ножны. Едва он сделал это, ярость покинула его. Он почувствовал себя усталым и несчастным.

Плечи согнулись, голова поникла.

— Ты действительно отреклась от меня? — спросил он тихо. — Этот меч проклят. Это ведь не я говорил все эти мерзости и не своей волей убил бедного малого. Я люблю тебя, Фреда, люблю так, что весь мир сияет для меня, когда ты рядом, и меркнет, когда тебя нет. Я, точно нищий, прошу тебя: вернись ко мне.

— Нет, — Фреда задыхалась. — Уйди. Прочь. — Она всхлипнула. — Я не хочу больше тебя видеть! Уйди!

Скафлок повернулся к дверям. Губы его дрожали.

— Однажды я просил тебя о прощальном поцелуе, — сказал он почти спокойно. — Ты отказала мне. Может быть сейчас?

Фреда подошла к телу Аудуна, преклонила колени и припала к его губам.

— Любимый, любимый мой, — она точно пела, поглаживая окровавленные волосы и закрывая мертвые глаза. — Бог прибрал тебя к себе, мой Аудун.

— Прощай, — сказал Скафлок. — Может статься, что будет и третий раз, когда я попрошу тебя о поцелуе, только он будет последним. Кажется мне, что я долго не проживу, да я к этому и не стремлюсь. Но я люблю тебя.

Он вышел, прикрыв дверь от ночного ветра. Чары тут же спали. Обитатели усадьбы проснулись, разбуженные собачьим лаем и копытами, гремевшими, казалось, на весь мир. Когда они вбежали в горницу и увидели, что произошло, Фреда сказала им, что какой-то разбойник пытался похитить ее.

Прежде чем рассвело, ей приспело рожать. Ребенок был слишком крупный для ее узких ложесн. Фреда почти не кричала, хотя роды ее были долги и мучительны.

Поскольку все опасались бродившего в округе убийцы, то за священником не решились послать сразу же. Женщины старались, как могли, помочь Фреде, но Аса была мрачна.

— Сперва Эрленд, теперь Аудун, — бормотала она про себя. — Дочери Орма приносят несчастье.

С рассветом мужчины пошли на поиски следов убийцы, но на закате вернулись, так ничего и не найдя. Было решено, что завтра будет уже безопасно послать кого-нибудь в церковь. Тем временем ребенок появился на свет, он, как и положено дитя человеческому, плакал и тянулся к материнской груди. Вечером Фреда, изможденная, дрожащая, осталась лежать в своей комнате, предоставленная самой себе, с новорожденным сыном на руках.

Она улыбнулась, глядя на его крохотное тельце.

— Ты — моя прелесть, — напевала она.

Фреда словно вернулась из страны теней, и теперь казалось ей нереальным, кроме ребенка, которого держали ее руки.

— Ты — мой рыженький, ты — мой красивый, ты — весь в отца.

Слезы точно лесные ручьи сами собой побежали у нее из глаз.

— Я люблю его, — шептала она. — Господи, прости мои прегрешения, я вечно буду его любить. А ты, мой сын, последнее, что осталось мне от нашей любви.

Вскоре после кроваво-красного заката стемнело. Узкий серп месяца пробивался сквозь тучи, гонимые ветром. Надвигалась буря; казалось, природа кончила долгую встречу эльфов и сразу наступила зима.

Домишки усадьбы жались друг к другу под неласковыми небесами. Деревья со стоном клонились под ветром. Море с грохотом било в берега.

Тьма сгустилась, ветер, постепенно превратившийся в ураган, гнал перед собой мертвые листья. Град застучал по крыше, точно чьи-то каблуки. Фреда лежала без сна.

Ополночь вдали она заслышала рог. От этих звуков ее бросило в дрожь. Дитя заплакало, и она положила его рядом с собой.

Снова затрубил рог, громче, ближе, ни волынка ветра, ни грохот прибоя не могли заглушить его. Залаяли собаки, прежде ей не доводилось слышать такой лай. Копыта били в ночи, земля и небо откликались на этот топот.

Это был Выезд Асов, Дикая Охота; Фреду охватил страх. Почему никто кроме нее не слышит этих звуков? У груди заплакал ребенок. Ветер колотил ставнями.

Стук могучих копыт теперь уже был во дворе. Рог, сотрясая дом, протрубил снова. Собаки звонко лаяли под стенами усадьбы.

Кто-то постучал в дверь, которая вела из комнаты Фреды на двор. Засов отодвинулся сам собой, и дверь распахнулась. Ветер заметался по комнате, вздувая плащ на вошедшем.

Хотя в комнате было темно, Фреда легко различала его. Ему пришлось пригнуться, чтобы не задеть головой потолочные балки. Его единственный глаз сверкал так же ярко, как наконечник копья. Из-под широкополой шляпы выбивались седые волосы. Длинная борода тоже была с проседью.

Его голос был как голос ветра и моря, как голос бескрайних небес.

— Фреда, дочь Орма, я пришел за тем, что ты поклялась отдать мне.

— Повелитель… — Она отшатнулась, пытаясь укрыться одеялом. Если бы Скафлок был с ней… — Повелитель, мой пояс лежит вон в том сундуке.

Один расхохотался.

— Ты думаешь, мне нужно усыпляющее снадобье? Нет, ты пообещала отдать мне то, что носишь под поясом, а ты тогда уже носила дитя.

— Нет! — Фреда едва услышала собственный крик. Она спрятала плачущего младенца за спину. — Нет, нет, нет! — И сев на постели, сорвала со стены распятие, которое висело у нее над головой. — Во имя Отца и Сына и Святого Духа, изыди!

— Я не боюсь этого заклятья, — сказал Один, — ибо ты отвергла их, заключая эту сделку. Теперь отдай мне ребенка!

Он отодвинул Фреду и обнял дитятю свободной рукой. Фреда пала перед ним на колени.

— Зачем он тебе? — простонала она. — Что ты хочешь с ним сделать?

Странник ответил, и голос его прозвучал из безмерной дали:

— Его судьба высока и ужасна. Игра между Асами, Ётунами и новыми богами еще не сыграна до конца. Меч Тирфинг все еще сверкает на шахматной доске мира. Тор сломал его у корней ясеня Иггдрасиль, тогда я и подарил обломки Скафлоку, ведь Больверк, а он один мог починить этот меч, не стал бы работать ни для Асов, ни для эльфов. Меч же был нужен для победы над троллями, ведь им тайно помогал Утгард-Локи, а иначе как бы удалось опустошить Альфхейм враждебному богам племени. Но меч нельзя оставить у Скафлока, иначе он попытается полностью уничтожить троллей, Ётуны этого не допустят, они вступят в войну, боги тоже будут вынуждены воевать, и конец света настанет до срока. Скафлок должен пасть, а дитя, появление которого я обеспечил и которое теперь заполучил, однажды возьмет этот меч и исполнит его предназначение до конца.

— Скафлок погибнет? — Фреда рухнула к его ногам. — Он тоже? Нет, нет, о нет!

— Для чего ему жить дальше? — холодно спросил Один. — Если бы ты отправилась к нему в Эльфийский Утес, с которым он накрепко связан, и восстановила то, что было разорвано у кургана, он бы с удовольствием сложил оружие. Тогда бы действительно не было необходимости в его смерти. В противном случае он обречен. Меч убьет его.

Плащ взвился еще раз, и Дикий Охотник покинул комнату. Рог протрубил, собаки взвыли, копыта прогремели, и все пропало в ночи. Слышно было только, как свистит ветер, шумит море да безутешно рыдает Фреда.