Слова и смыслы. Мировоззрение и картина мира: ассоциативный словарь

Даты

Некоторые даты становятся столь распространенными, настолько прочно закрепляются в массовом сознании, что становятся чем-то вроде символа, знака, той единицей информации, которую сейчас называют словом «мем». Есть даты, распространенные широко, есть и те, превращение которых в мем происходит в профессиональной среде. У меня был знакомый – историк, – который свой номер телефона сообщал так. Называл первые три цифры, а потом говорил: «А дольше – год взятия Казани». Он был уверен, исходя из опыта собственного общения с коллегами, что год взятия Казани (1552) знают абсолютно все. В предыдущей главе, рассуждая о числе «е» и мнемонических правилах для его запоминания, мы видели, что в качестве подобного мема фигурирует год рождения Льва Толстого (1828).

В этом разделе я опишу некоторые из тех дат, которые, по моему ощущению и опыту, превратились в слова, в «главные» слова.

Для советских людей моего поколения Первомай был важным и радостным ежегодным событием: первомайская демонстрация. Заодно скажу, что демонстрация не воспринималась как политическая акция – сейчас это ее исходное значение вернулось. Демонстрация была формой общенародного празднования, нечто среднее между походом, пикником (в буквальном смысле – «на обочине»), народным гулянием. Чуть подробнее об этом в статье «7 ноября».

Разумеется, с точки зрения власти это было именно политическое мероприятие, людям вручали транспаранты с лозунгами и призывами ЦК КПСС, накануне публикуемыми в газете «Правда». Например, в начале шестидесятых предлагались, в частности, вот такие.

• Да здравствует 1 Мая – день международной солидарности трудящихся, день единства и братства рабочих всех стран!

• Да здравствует марксизм-ленинизм – великое революционное учение, могучее идейное оружие трудящихся всего мира!

• Работники промышленности, сельского хозяйства, строительства и транспорта! Боритесь за наиболее разумное и экономное использование капитальных вложений! Сосредоточивайте ресурсы на важнейших пусковых стройках!

• Горячий привет конголезскому народу, борющемуся за независимость и единство конголезского государства, против происков колонизаторов!

Ну и многое другое, всего обычно около ста призывов. Опираясь на свой опыт восприятия этого процесса, признаюсь, что смысловая составляющая лозунгов мною почти не ощущалась, они звучали и выглядели как бы сказанными на другом языке: слова и буквы знакомые, и смысл прост и понятен, а сердцем это слабо воспринимается. Но даже если приходилось зачем-то вдуматься в содержание, оно лично у меня не вызывало отторжения. Я был, в общем-то, вполне согласен со сказанным, воспринимая это как очевидную банальность, о которой не стоит и говорить, не говоря уж о водружении этих высказываний на стены и крыши домов.

Поскольку праздники 1 мая и 7 ноября по своим формам были очень похожи друг на друга, описание демонстрации и праздничной атмосферы и приведу в разделе «7 ноября». Отмечу лишь, что на первомайской демонстрации для украшения колонн использовалось больше цветов, в том числе искусственных. Призывы и лозунги, и, соответственно, плакаты содержали больше обращений к международной жизни, к борьбе угнетенных народов с империализмом и колониализмом.

О глубинном смысле «международной солидарности трудящихся» хочется задуматься. Видимо, это ошибка. Не знаю, чья ошибка, возможно, Маркса, но – ошибка.

Никак она себя не проявляет, эта «международная солидарность трудящихся», и «пролетарии всех стран» никак не объединятся. Даже пролетариям одной страны не удается зачем-либо объединиться по той лишь причине, что они – «пролетарии» или «трудящиеся». Не возникает у них такого чувства, нет предполагаемых Марксом и ожидаемых марксистами не то что единства – единство – это воплощенная на практике организационная модель, – но и общих идеалов, целей. Даже те английские и немецкие рабочие, глядя на которых Маркс, видимо, строил свою модель, не объединились в борьбе с буржуазией для свержения ее господства. Скорее всего, все они вполне себе мечтали самим стать буржуазией, а не уничтожить ее как класс.

Тем не менее политики, особенно советские марксисты, многие годы вбивали этот лозунг в массовое сознание. Вряд ли они рассчитывали на его магическое воздействие, поскольку были материалистами. Скорее всего те, кто его придумали и успели понять опрометчивость своих умозаключений, не успели или не смогли сказать об этом своим последователям, которые либо некритично, догматически восприняли положения марксизма, либо цинично продолжали, так сказать, креститься, не веря в Бога.

И вот что получилось: смысл улетучился, либо его и вовсе никогда не было. Событие, чья дата была увязана с общенародным праздником – митинг американских рабочих, требовавших сократить продолжительность рабочего дня до 8 часов, – утратило актуальность и ощущение сопричастности. Эта дата была более ста лет тому назад была использована партийными и профсоюзными активистами как ежегодный повод для проведения митингов и борьбы за свои права, а вовсе не как повод для праздника: какой там праздник, если окончательным основанием для призыва к ежегодным первомайским стачкам стала гибель шести рабочих – участников митинга 4 мая 1896 года в Чикаго – в ходе разгона их пикета, а потом и еще четверых, приговоренных к повешению.

А вот в России, в СССР произошло преображение: трагический повод для политической борьбы превратился в веселый общенародный праздник!

Это строки Агнии Барто.

Это стихи Ольги Высотской. Можно вспомнить еще много других стихов и песен. Например, вот такие строки Зои Александровой:

В общем, праздник подпитывался самыми разными способами. Выпускалось множество красочных почтовых открыток, которыми люди поздравляли друг друга с праздником! Думаю, что массовый выпуск праздничных открыток – к Новому году, 1 мая, Дню Победы и 7 ноября – был очень эффективным организатором советского праздничного годового цикла, воспринятого большинством народа как действительно праздничные поводы для веселья, для застолья, для общения – лично, по телефону или по почте. Эти праздники стали той самой массовой культурой, которая создает среду, символы, объединяющие народ в единое целое. Народ как бы «переваривает» под себя и доктрины и лозунги.

Отметим, что праздник Первомай – в отличие от 7 ноября или 9 мая – никак не связан с отечественной историей. Подобные праздники характерны, например, для религиозных и квазирелигиозных культов, в которых годовой праздничный круг включает в себя как реальные, так и мифические события, призванные напоминать не столько о событии, сколько о некой важной идее. Так и Первомай: принцип солидарности трудящихся считался одним из фундаментальных оснований советского марксизма-ленинизма как идеологической системы. А никаких других технологий внедрения идеологии, кроме тех, что наработали религии и церкви, человечество еще не знало. Вот и появлялись квазирелигиозные мантры типа «пролетарии-всех-стран-соединяйтесь».

Как бы то ни было, праздник Первомай для меня и очень многих людей, помнящих его как событие веселое, остается приятным, радостным воспоминанием, практически лишенным идеологического подтекста.

Сегодняшний Первомай в России сменил название и окончательно деидеологизировался, он называется «День весны и труда». Бред, конечно, полный. Однако, казалось бы, я же сам пишу, что праздник и в СССР по факту его восприятия людьми деидеологизировался, то есть его переименование просто фиксирует сей факт. Но что-то при этом произошло существенное: напрочь утерялось ощущение праздника. Может, конечно, со временем и удастся «День весны и труда» сделать действительно праздником, но для этого нужен новый миф, соответствующая история о каком-то если не сакральном, то похожем на сакральное событие, к которому привязаны дата и новое название.

День Победы. Этот день все очевиднее приобретает сакральное содержание. Потому что из всех событий русской истории именно победа в Великой Отечественной войне стала той единственной «точкой сборки», тем событием, величие и ценность которого ощущает большинство населения России. По всем событиям нашей истории в обществе существуют и борются друг с другом разные оценки. Расколотые по идеологическим и этическим пристрастиям части общества непримиримо и страстно отстаивают противоположные взгляды на все периоды в жизни России, на всех ее политических деятелей и на все события. И только одно событие и один день вызывают наименьшие расхождения в оценках: День Победы, 9 мая 1945 года!

Об идеологических судорогах нынешней власти, нащупывающей какие-то опоры и скрепы в истории, см. «7 ноября».

День, несомненно, самый главный из всех дней когда-либо бывших в мировой истории. Потому что в этот день я родился. И сказанное – не эгоизм, не нарциссизм, а строго научное, почти лишенное эмоциональности признание факта субъективизма в жизни вообще и этой моей книге в частности.

Столь же важным станет день, когда я умру. Но вписать его в словарь пока что никак невозможно.

Разумеется, все дни для появления на свет хороши, что бы там ни говорили астрологи и гадалки. Мне выпало появиться на свет жарким летним днем в железнодорожной больнице города Ярославля. С тех пор эта дата является одним из главнейших моих идентификационных признаков. Сам звук фразы «девятое-июля-тысяча-девятьсот-пятидесятого-года» для меня сродни мистической мантре, божественным вибрациям, маркирующим меня как личность. К таким же вибрациям относятся звуки «сергей», «сережа», «сережа-белкин»…

Приятно бывает, если в день твоего рождения происходит какое-то памятное событие или праздник. Я тоже не лишен этого: 9 июля – день Тихвинской иконы Божьей матери. Икона, по преданию, написана самим евангелистом Лукой. В Сказаниях о Тихвинской иконе Богоматери, известных с XV века, о явлении иконы в 1383 году новгородцам говорится так: «Светозарно шествуя по воздуху» из одного селения в другое, «ангелами невидимо носима», икона являлась местным жителям, пока не достигла берега реки Тихвинки. Судьба чудотворной иконы сложна. После закрытия Успенского монастыря в 1920-х годах икона была экспонатом местного краеведческого музея, где находилась до 1941 года. Во время оккупации Тихвина в ноябре 1941 года икона была вынесена немцами из собора и отправлена во Псков и передана Псковской духовной миссии. По воскресеньям икону выдавали в Троицкий кафедральный собор для богослужений. По мере наступления Советской армии, икону перевозили: в Ригу, Либаву, Яблонец-над-Нисоу, наконец, в американскую зону оккупации Германии. Затем последовал череда долгих странствий, пока в 1950 году чудотворный образ не был перевезён в Свято-Троицкий собор в Чикаго. Настоятелем собора и хранителем иконы был архиепископ Рижский Иоанн (Гарклавс). По его завещанию, условием возвращения иконы в Россию было возрождение Тихвинской обители. Это произошло в 1995 году, а в 2004 году икона была торжественно возвращена на её историческое место – в Тихвинский Богородичный Успенский монастырь.

Ясно, что в этот день – 9 июля – родилось и немало других людей. Каждому из нас приятно, когда оказывается, что в один день с тобой родился кто-то из великих: возникает какая-то шутливая, игровая, но – сопричастность. Долгое время во всех календарях указывалось, что в этот день родился выдающийся физик П. Л. Капица. Мне, как тоже – физику, это было приятно. Но в последние годы что-то уточнили – Петр Леонидович повзрослел на один день. На мою долю осталось несколько весьма известных имен, но, как нарочно, из числа тех, которые не пользуются ни моей любовью, ни порой мало-мальским уважением. Есть, конечно, и вполне приличные люди, но не из таких, которые могли бы мне заменить Петра Леонидовича.

«Первоесентября» – цельное понятие, впечатывающееся в память на всю жизнь формирующее устойчивый рефлекс, не забывающийся десятилетиями: начало учебного года! Для школьников и студентов это важнейшая веха каждого года, верстовой столб на дороге знаний. Для учителей и преподавателей это начало очередного рабочего цикла. Для родителей, дедушек и бабушек школьников и студентов – дата, к которой привязывают семейные и личные планы.

Совершенно особую – трогательную, трепетную – группу составляют «первачки» и их родители. «Первый раз в первый класс!» – сколько чистоты, искренности, самых сильных и позитивных ожиданий в сердцах этих детишек! Они всегда очень хотят идти в школу, они хотят учиться, они заранее любят своих учителей!

Куда же все это у большинства потом пропадает?..

На протяжении десяти лет жизни каждого из нас «первоесентября» сохраняет свое организационно-ритуальное значение. Потом школа завершается и начинается другая жизнь, в которой этот день может уже ничего не значить, но может и продлить свое значение, если человек стал студентом, учителем или преподавателем вуза. Или родителем детей-учащихся. Или дедушкой-бабушкой внуков-внучек, отправляющихся в этот день на учебу…

В общем, мне кажется, что день этот у большинства остается так или иначе особенным на всю жизнь. То, что он в 1984 году был назван Днем знаний и включен в перечень государственных праздников, считаю верным и вполне оправданным.

«День седьмого ноября – красный день календаря» (Самуил Маршак) – практически ушедший в небытие образ моего детства и юности. С уходом моего поколения устойчивая ассоциация чего-либо с датой «7 ноября», видимо, пропадет. Испытываю ли я в этой связи какие-то сильные чувства? Уже нет. Видимо, принял течение времени и ход вещей как должное. Я и многие мои сверстники эту дату не забудем, а «вновь прибывающим» и помнить нечего. Сказанное относится не к событию – Октябрьской революции 1917 года, – а к советскому празднику.

Интересна судьба и жизнь праздничных дат. Довольно быстро праздник или начинает жить своей жизнью, или вообще не оживает. За двадцать лет новейшей истории России не удалось оживить ни одной даты, хотя усилий приложено немало, но не откликается душа народная на призывы несимпатичных ей глашатаев, на высосанные из сумерек политизированного сознания события.

Ожившая дата и связанное с ней событие воспринимаются и остаются жить, оставаясь зачастую лишь поводом для возникших ритуалов. Ритуалы становятся самоценными.

Ритуал 7 ноября состоял из официоза, воспринимаемого именно как официоз, и народной стихии, обеспечивающей реальную жизнь праздника. Частью ритуала была и демонстрация. Она была и частью официоза, стремившегося наполнить ее политическими смыслами. Смыслы вливались в праздничные толпы, но не очень-то растворялись в них, оставаясь как частички какого-то присутствующего, но почти лишенного эмоциональной окраски вещества. Транспаранты, лозунги, портреты – все это было обязательным дополнением к главному – кусочно-непрерывному шествию толп людей, объединенных своими организациями, по улицам городов. Апофеоз шествий – выход на центральную площадь, где установлена трибуна, на которой стоят партийные и хозяйственные руководители, а возле нее на почетных местах – передовики производства и «знатные труженики». Обычно на этой площади стоял местный памятник Ленину, что полностью соответствовало смыслу праздника – годовщине Великой Октябрьской Революции 1917 года, организатором и вдохновителем которой и был В. И. Ленин. Я напоминаю об этом в том числе и потому, что уже народилось и выросло поколение, которое не знает, что это был за праздник.

Мне кажется важным объяснить, что это был действительно праздник, действительно общенародный. Его ждали, к нему готовились и праздновали своим нутром, а не просто по указанию. И на демонстрации ходили не потому, что заставляли – хотя случалось и это, – а потому, что самим хотелось. Хотелось увидеться с друзьями, хотелось пройти по улицам, по проезжей части, освобожденной на этот день от движения транспорта, хотелось побыть в атмосфере своеобразного советского карнавала. Радостный цветовой фон – «посмотри в свое окно – все на улице красно» (снова Маршак). Радостная приподнятая музыка, звучащая и из уличных громкоговорителей – были такие в давние времена – и от оркестров: во всех крупных организациях были свои самодеятельные духовые оркестры. Даже в некоторых школах – в моей, например, – были свои оркестры. Играли они и марши, и вальсы, и популярные песни: «…видишь, музыка идет, там, где шли трамваи» – опять Маршак.

В общем, было весело. Колонны медленно двигались по улицам, делая длительные остановки, потому что процесс формирования колонны, выходящей на центральную площадь, складывался из слияния множества отдельных ручейков, собранных каждой организацией или объединением маленьких организаций. Они собирались для старта в разных местах города. Потом медленно двигались по заранее определенным маршрутам и выстраивали общую колонну в заданной последовательности. На периодических остановках люди разбредались по окрестным дворам и скверам, пели, плясали, выпивали и закусывали.

А потом, когда пройдешь со своей колонной по центральной площади мимо трибуны с «начальниками», поорешь вдоволь «Ур-а-а-а!» в ответ на их призывы типа «Да здравствует пятьдесят такая-то годовщина Великой Октябрьской Революции!», можно направиться либо к кому-то в гости либо к себе домой – в любом случае попадешь к праздничному столу с вкусной и красиво оформленной едой, закусками и выпивкой. Ну, а дальше по-разному, у какой семьи как принято.

То же самое происходило и 1 мая – на Первомайской демонстрации и после нее.

Надо сказать, что были и есть другие мнения и оценки этих событий и советских праздников вообще. Были и есть люди, политически запрограммированные на неуклонное формирование негативного образа всего, что было в Советском Союзе. Были те – из числа моих ровесников, живых свидетелей и участников, – кому все происходящее не нравилось на самом деле, искренне не нравилось. Они тоже пишут свои воспоминания, отмечая все негативные моменты как главную суть происходившего. Когда я говорю, что ходил на демонстрации добровольно и радостно, он скажут – либо врет, либо совсем дурак. Нас, скажут они, заставляли разные там парткомы и комитеты комсомола, а сами мы ни за что бы туда не пошли, и радости у нас никакой не было, и в семье никаких столов не накрывалось…

Ну, что ж, возможно, и правду говорят. Только правду о себе и им подобных, а не обо мне и мне подобных. Такие, как они, действительно были. Но таких, как я, было больше. Впрочем, хоть их и меньше было, но они смогли «мои» праздники упразднить. Не смогли, правда, «свои» новые праздники мне навязать: мертвые у них праздники. Они и сами их не празднуют. Потому что есть «просто даты», а есть праздники!

Несколько слов о современном праздновании «парада 1941 года». Его проводят 7-го ноября в память о реальном событии: праздновании дня Великой Октябрьской Социалистической Революции в 1941 году в Москве, на подступах к которой стояла огромная нацистская армия. Это – политический, идеологический маневр власти. Власти по сути своей антисоветской. Но после десятилетий разграбления и ослабления страны, почувствовавшей, что дальнейшее ее ослабление приведет к распаду, а распад – к утрате власти, денег и прочих компонентов того благополучия, которое они стяжали в ходе т. н. реформ. Поскольку сами они духовно, нравственно пусты или непривлекательны, поскольку предложить свой вдохновляющий проект развития они не смогли, пришлось цепляться за какие-то «скрепы» в недавнем (слишком далекое – не сработает) прошлом. Недавнее прошлое, однако, советское. А его надо представлять в черном цвете. Его следует страшиться и ненавидеть. Решили сделать «точкой сборки» народа и государства Победу в 1945 году. Ясно, что в душе народа эта ценность никогда не исчезала, так что отклик был ожидаем. Под таким углом зрения и было придумано подменить содержание устойчивого стереотипа празднования 7-го ноября, наполнить его событием демонстрации трудящихся, находившихся в ставшей прифронтовой Москве. Действительно, многие, пройдя маршем по площади мимо мавзолея, на трибуне которого стоял Сталин, уходили на фронт, защищать город. Ремейк события сделан, на мой взгляд, топорно: Мавзолей окружают фанерным забором, смысл события затушеван и властям кажется, что они удачно «подправили историю» и заслужили дополнительное уважение («подняли рейтинг»).

Год Великой Октябрьской Социалистической революции – именно таково каноническое советское наименование событий октября 1917 года. Устойчивость словосочетаний «в семнадцатом году», «до семнадцатого года» и т. п. говорит сама за себя. В годы, последовавшие за распадом СССР, отказались не только от наименования, не только от советской фактологии событий, не только от причин, хода и состава участников революции, не только от позитивной оценки события и его последствий, но и от названия: предпочитают говорить об октябрьском перевороте, а если уж и о революции, то никак не с большой буквы.

Я не планирую в этом разделе книги давать развернутые оценки революции и разным видам ее поношения или восхваления. Говоря о числах, о датах, я со всей убежденностью утверждаю: этот год – 1917-й – один из самых важных, поворотных моментов мировой человеческой истории, причем именно в связи с Октябрьской революцией в России, какими бы эпитетами ее ни награждали. О порожденном ею социализме и о строительстве коммунизма я написал в соответствующих главах (Социализм, Коммунизм). Могу предположить, что если бы революции в октябре не было, а произошла только Февральская революция – и это стало бы поворотным пунктом русской и мировой истории. Но произошло нечто еще более драматичное.

Считаю важным разъяснить следующее. В этой книге отражена – по мере возможности – моя картина мира. То есть картина мира, сформировавшаяся в сознании 70-летнего человека, прожившего более половины жизни при Советской власти с ее мифологией, ее системой ценностей. В мое сознание это впечаталось достаточно крепко. Но была (и продолжает быть) вторая половина жизни. Происходят расширение, подъем сознания. Происходит и переоценка ценностей и трансформация картины мира. Она не меняется на нечто абсолютно иное, но в ней появляются и новые образы и новые краски.

Говоря о 1917 годе, я говорю о неком символе «года Революции» в моем сознании. Это не значит, что я ничего не знаю о двух революциях, произошедших в том году, – Февральской и Октябрьской. В моей картине мира есть, разумеется, обе революции, есть и понимание глубокой причинно-следственной связи между «Февралем», уничтожившим монархию, приведшим воюющую Россию к хаосу, и событиями октября, в результате которых к власти пришли т. н. большевики. Приход большевиков к власти можно было бы считать переворотом, а не революцией, если бы не последующий действительно революционный – с исторической точки зрения – переход к процессу построения социализма. Как долго и как сложно шел этот процесс, какие кардинальные повороты имели место – другой вопрос. Мог ли «Февраль» не завершиться «Октябрем»? Да, конечно. И история пошла бы совершенно иным путем. В котором, несомненно, были бы и светлые стороны, и свои побуды, достижения, равно как и горести, поражения, утраты. Мог ли «Октябрь» остаться в истории неудачной попыткой захвата власти, действительно просто переворотом? Разумеется! Не просто мог бы: это был, как мне кажется, наиболее вероятный исход. Расклад сил был не в их пользу, о чем желающие могут почитать как в работах современников и участников, так и в более поздних исследованиях.

Напомню, мы читаем текст из раздела «Даты» – о том, какие даты и в каком качестве впечатываются в сознание, картину мира, мировоззрение. И рассматриваем это на примере одного, отдельно взятого «мозга» – моего.

Год победы. (См. 9 мая.) Этот год – наряду с 1917-м – относится к поворотным точкам, к точкам бифуркации мирового исторического процесса. Потому что ход истории, ее содержание, смысл, цели, формы существования, этические, религиозные и идеологические ценности, мировая культура во всех ее проявлениях на всей планете – все это пошло так, как пошло, именно и только потому, что в том году СССР со своими союзниками победил гитлеровскую коалицию. Одержи победу другая сторона – весь мир был бы существенно иным.

То, что нынешняя власть из инстинкта самосохранения использует Победу 1945 года в качестве «точки сборки» и «скрепы», понятно и показательно. Это действительно скрепа, существующая в душе каждого.

Год моего рождения. Разумеется, наряду с днем рождения, год рождения для меня лично весьма важен и приятен на слух – этого достаточно, чтобы заслужить место в книге, мною написанной.

Чем он еще примечателен? Чего-то сопоставимого с моим появлением на свет я, разумеется, усмотреть в нем не могу: ну, корейская война шла, ну «ленинградское дело» было, ну Тьюринг придумал тест Тьюринга, ну Рэй Бредбери написал «Марсианские хроники»…

Пожалуй, одной дополнительной описательной характеристики этот год заслуживает: это последний год первой половины XX века. Стало быть, я родился в первой половине XX века. Ни особого значения, ни смысла в этом замечании нет, но бывает, что хочется щегольнуть собственной древностью, как бы дающей право (или хотя бы оправдание) на дополнительную безапелляционность высказываний…

Основная ассоциация, связанная с этим годом у большинства людей, это, конечно, полет Гагарина в космос.

С утра 12 апреля я был на тренировке по плаванию в открытом подогреваемом 25-метровом бассейне. По окончании тренировки – часам, наверное, к 10–11 утра, точнее уже не помню – все толпились в душевых и раздевалке: мылись, обтирались, одевались… Из тамбура, к которому примыкала маленькая тренерская комната, донесся приковывающий внимание сигнал из радиоточки: первая фраза из «Широка страна моя родная», исполненная на виброфоне. Это был известный сигнал-заставка для сообщений особой важности. Тревожно повторяясь несколько раз, эти звуки настраивали на ожидание чего-то очень важного и, в общем-то, плохого: что-то случилось! Поэтому кто-то из ребят в наступившей тишине произнес то, о чем подумали все: «Война началась…»

Приоткрыли дверь в коридор, чтоб лучше слышать, и продолжали молча одеваться. А в это время торжественно-приподнятый тон Левитана как-то успокоил – мрачную интонацию мы бы сразу уловили: «Говорит Москва! Работают все радиостанции Советского Союза! Передаем сообщение ТАСС о первом в мире полете человека в космическое пространство!..»

Все прислушались: «…в Советском Союзе выведен на орбиту вокруг Земли первый в мире космический корабль-спутник «Восток» с человеком на борту. Пилотом-космонавтом космического корабля-спутника «Восток» является гражданин Союза Советских Социалистических Республик летчик майор Гагарин Юрий Алексеевич!»

Что тут началось! И «ура» кричали, и обнимались, и тренеры вбежали… Я стал поспешно одеваться, натягивать одежду на полумокрое тело: надо побыстрее вернуться домой, к маме и братьям!

Какое счастье! Какая гордость! Была ли в моей жизни сравнимая с этим радость?..

Еще одним памятным событием этого года был обмен денег. Ничего существенного в жизни в этой связи не происходило, но было интересно. И, в общем, тоже радостно: новые банкноты, новые монеты, по-новому звучат и цены и зарплаты – все в десять раз меньше. Самый популярный вопрос: «Старыми или новыми?» – это когда называют цену чего-нибудь. След этого остался в фильме «Бриллиантовая рука», когда Семен Семенович Горбунков, получая 300 рублей от лейтенанта Володи, с интонацией тихого ужаса уточняет: «Новыми?» Поскольку кино вышло на экран в 1968 году, этот вопрос был смешон, а в 1961–1962 он был бы совершенно естествен.

Последнее, что хочется сказать об этом годе, вернее, уже об этом числе: оно симметрично, причем с особой, зеркальной симметрией. Это его свойство использовали авторы интерьера одного любимого мною кафе, открывшегося в том самом году: в пол при входе были врезаны бронзовые цифры «1961», которые одинаково прочитывались и когда входишь, и когда выходишь.

Э-э-х! Замечательное было время!!!

В историю человечества этого год уже вошел, как год «крупнейшей геополитической катастрофы XX века»: распад СССР, вернее, уже последствий распада. Формально уничтожение государства произошло за несколько дней до наступления года: 26 декабря 1991 г. Совет Республик Верховного Совета СССР принял декларацию о прекращении существования СССР в связи с образованием СНГ.

Помимо формального распада на независимые государства, произошел полный слом всех систем и принципов государственного, общественного, экономического и этического устройства общества. Страна погрузилась в период глубочайшего кризиса на всех уровнях общества и во всех направлениях жизнеустройства.

На словах происходящие перемены объявлялись реформами во имя улучшения жизни, качества управления, экономической эффективности, а по существу это была акция тотального ограбления страны в целом и каждого гражданина персонально. Осознание глубины происходящего и его целей происходило постепенно, и этот процесс далеко не завершен даже спустя десятилетия.

Меня лично, мою семью процесс распада и последовавшие за этим перемены вынудили к перемене места жительства: из города, где я прожил 34 года, где родились мои дети, где остались друзья и могила отца, я уехал в Москву. Можно сказать, вернулся в Россию, вернее, в ту ее часть, которая продолжала называться Россией, потому что Россия – это гораздо больше, чем РСФСР и современная Российская Федерация.

«Перемена места жительства» – ничего не описывающие формально правильные слова. По сути, это было беженство, а последующая жизнь – выживание в условиях, близких к экстремальным. Так что 92-й год для меня и моей семьи – год значительный, пригодный для названия романа, почти как у Виктора Гюго: «92-й год». Но романа такого нет. И вряд ли будет – пока не хочется еще раз это переживать даже мысленно.