Слышишь, Кричит сова!

"Боже, как давно это было",- подумал Антон Давыдович. Луна уже уползала за край окошка. Темнота cry-, стилась, только краснов-атый глазок индикатора подмигивал с невидимой в полумраке стены. Антон Давыдович прислушался - спят мужички, намаялись. И обреченно хмыкнув, нашарил под топчаном рюкзак и в левом кармашке нащупал хрустящую обертку димедрола...

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Рама с треском вылетела, стекла с жалобным звоном брызнули и осыпались на пол, бревенчатая стена заходила ходуном, и в следующее мгновение, заполнив собой весь проем окошка, на него уставилось холодными красными глазищами нечто совершенно кошмарное. Скользкая ноздреватая кожа свисала жабьими складками по краям огромной пасти. Алексей, чувствуя, что сейчас потеряет сознание, увидел, как пасть начала медленно приоткрываться, обнажая синеватые полуметровые зубы, рванулся и закричал...

Несколько мгновений он непонимающе смотрел на встревоженное лицо Ивана, потом перевел взгляд на окно, совершенно целое, и зло выругался.

- Чего ты? Привиделось что-то?- спросил Иван, и с некоторым недовольствием добавил:-Орешь среди ночи, как будто тебя режут.

Алексей выпростался из спального мешка и, уже окончательно придя в себя, снова чертыхнулся: - Дожились, черт побери. Тиранозавры уже мерещатся,- и поежился, вспомнив чудовищную морду, еще несколько минут назад толкавшуюся в окошко.

Уже второй месяц они курортничали в этом райском местечке, откуда до ближайшего жилья было километров триста сплошным лесом да болотами.

- Все-таки напугал тебя охотничек,- зевнув, пробормотал Иван и посмотрел на часы,- ого, пять уже. Так и не дал доспать.

- Завтра доспишь,- отозвался Алексей,- все равно скора Антон явится.

Полтора месяца минуло с того дня, когда вертолет, пройдя зигзагом в поисках места поудобнее, сел, блеснув стрекозиными крылышками винта, почти у самой кромки воды. Алексей, выскочив первым, ахнул: - Ух тв! Берендеево царство!

На берегу озерца, неправдоподобно круглого - прямо будто кто-то циркулем очертил, чуть отбежав от воды, на некрутом косогорчике стояла в гигантских лопухах под самую стреху небольшая бревенчатая избушка, слегка осевшая на один угол. Темнолапые ели подступали почти к самой воде и, словно вдруг споткнувшись, опрокидывались верхушками в зеркальную гладь.

- Налюбуешься еще,- заметил Антон Давидович, - берись с той стороны.

Ящик был тяжелый, и, глядя на маркировку, Алексей знал, что это контейнер БРВ-11. Иван с вертолетчиком подтаскивали ящик за ящиком к грузовому люку. Антон Давыдович с Алексеем подхватывали и оттаскивали чуть в сторону. На разгрузку ушло не больше часа, но упарились все так, .что когда вертолет, круто забрав вверх, завис, один только Иван помахал вертолетчику, перегнувшемуся через борт, Антон Давыдович с Алексеем только покивали.

Но выгрузить все свое хозяйство было даже не полдела. И пока перетащили оборудование в избушку, пока ящики покрупнее сложили штабелем под стенкой в лопухах, пока распаковали все, что понадобится в первую очередь, из-за зубчатой стены леса сначала робко, потом все быстрее и быстрее на небо высыпали звезды и бесчисленные их отражения наполнили озеро призрачным светом.

- Да,- заметил Алексей, когда, разостлав спальники на дощатом полу, они улеглись,- как там поется: на оленях хорошо, вертолетом лучше?

- Как поется, не помню, но по существу верно,- отозвался Антон Давыдович.

Если бы не вертолет, до избушки этой им удалось бы добраться разве что во сне. Вначале, правда, они собирались отправиться к озеру пешим порядком, осмотреться, а потом уже вызвать вертолет с грузом. Но то, что казалось простым там, дома, здесь,- на маленьком полустанке, до которого они добрались с четырьмя пересадками, вдруг оказалось совсем непростым. Начальник полустанка, он же кассир, он же заведующий местным почтовым отделеньицем, еще накануне был извещен об их приезде телеграммой из области. Так что проблем с ночлегом не возникло. Прожить здесь предстояло неделю в ожидании контейнеров и прочего багажа, отправленного малой скоростью. Неделя эта была весьма кстати, поскольку Антон Давыдович рассчитывал, что на поиски проводника среди местных охотников понадобится какое-то время, и не день-два. Это предусматривалось планом, разработанным еще дома, как само собой разумеющееся. Так что Антон Давыдович даже слегка растерялся, когда начальник полустанка на его вопрос, не задумываясь, сказал: - Никто вас не поведет к озеру.

- Что такое вы говорите, Степан Степанович? Может ли быть, чтоб здешние охотники не знали пути туда?

- Знать-то знают, может, и не все, а те, кто постарше, наверняка знают. Только не поведут,- заключил Степан Степанович.

- Но почему?

Степан Степанович помялся, потом, словно решившись, сказал: - Вы, конечно, люди ученые, и это вам, может, смешно покажется. Только никто не поведет,- он запнулся, вздохнул:- В общем, нечисто там.

Анатолий Давыдович переглянулся с Алексеем и тот вмешался.

- Степан Степанович, нам на озеро нужно не любопытства ради. А в интересах науки,- сурово сказал Алексей и подался вперед:-Материалистической науки. А вы нам на какие-то идеалистические штуки намекаете...

Иван чуть не расхохотался, глядя, как искусно гневается Алексей. А Степан Степанович, совершенно ошеломленный непонятным, но явно грозным обвинением, вспотел, пошел пятнами, открыл было рот, но так и не нашелся, что сказать. На помощь ему пришел Иван: - Степан Степанович, да чего проще? Вы бы свели нас с кем-нибудь, кто знает дорогу. Мы бы с ним потолковали.

Антон Давыдович одобрительно кивнул.

- Да я что, это можно, конечно,- Степан Степанович обрадовался неожиданному выходу из положения и с явным облегчением вздохнул.

Пожилой дядька, которого он привел на следующий день, охотно хватанул почти полный стакан спирту, выставленный ему из экспедиционного НЗ и, преисполнясь признательности, раз двадцать повторил: - Не, ходить туда вам не надо. Не...

Потом добавил: - Я бы вас, может, и повел, но очень вы мне понравились,- он с надеждой посмотрел на походную аптечку,- чего ж хороших людей на чистую погибель вести? Один раз водил, хватит...

- Ну, допустим, вы не хотите или не можете,- выжидательно посмотрел на охотника Антон Давыдович,- так, возможно, подскажете, кто бы нам мог помочь?

- А никто,- отрезал тот.- Кроме меня, туда дорогу батя мой знал. Так он помер. Давно.

- Да ты, Петя, расскажи им про учителя-то,- вмешался молчавший до сих пор Степан Степанович.

- Да что учитель. Был и вот нет,- махнул тот рукой. - Рассказать, конечно, можно... Ну, ладно. Андрей Андреевич мужик хороший был. Только вот любопытства в нем на троих с лишком хватило бы,- сожаление послышалось в тоне охотника.- Перед самой войной к нам приехал.

Степан Степанович согласно покивал.

- Где прослышал он про озеро проклятое, леший знает. Только пристал ко мне - сведи да сведи. Ну, я и повел. Месяц с лишком добирались. Добрались. Красота какая, говорит Андреич, а ты вести не хотел. Красотато она красота, думаю, только слух даром не бывает. Но ничего, спокойно, тихо. Срубили мы избенку на бережку.

Еще две недели ушло. Припас кончается, а учитель назад ни в какую не хочет - время еще есть, говорит. И с утра до вечера - температуру в озере меряет, песок ковыряет, камешки подбирает, траву вместе с корешками выдергивает, сушит, в альбомчик клеит, как фотокарточку...

- Гербарий называется,- ввернул Степан Степанович.

- Мусор это называется,- жестко откликнулся тот. - Ну, думаю, делать нечего. Пока он тут травку да камешки собирать будет, схожу-ка поброжу, может, кабана свалю. Припас-то, говорю, кончается, не травку же да камешки жевать. Ну, утречком Андрей Андреич к озеру, а я за берданку и в лес.Охотник помолчал, будто собираясь с мыслями.- Ну вот, только отошел, шагов на сто, не больше, как сзади, из-за деревьев, крик. Как сейчас слышу - не крик даже, а вскрик. Я назад. Продрался через подлесок, глазам не верю озера нет! Стена какая-то, чуть не до неба, колышется, как туман. И что-то,- он передернул плечами,- не приведи бог во сне увидеть, из тумана то кажется, то прячется... - он замюлк, глядя невидящим взглядом.

- Ну-ну,- подбодрил его Степан Степанович, знавший эту странную историю, и, обратясь почему-то к Алексею, широко развел руки: - Вот такие зубищи...

- Как сейчас нечисть эту вижу! - вскинулся охотник.

- Да никто не верил. Люди-то об этом знали. Знали, - убежденно повторил он и с давней неприязнью добавил: - а вот следователь приезжий все допытывался: "что это, мол, вы голову морочите, откуда в наше время могут быть неизвестные науке чудища? Вы, мол, расскажите все, как было". А как было? Так и было... Не хотел дело закрывать, вы, говорит, неубедительно показываете. И так подводит и эдак - куда, мол, ты учителя подевал? Хорошо война скоро началась, я в снайперы пошел. Три ордена имею,- с ожесточением добавил он.

- Да ладно уж,- примирительно сказал Степан Степанович,- поверили ведь тебе. Дело-то закрыли.

- Дело закрыли. А людям рот не закроешь. По сю пору пьянь всякая лезет с разговором: золотишко, мол, нашли, ты его и тюкнул, а? Ну, я, конечно, в морду врежу, отстают.- Охотник помолчал.- Вот такое это озеро...

Степан Степанович деликатно покашлял, потом попросил: - Да ты уж доскажи людям, чего там еще было?

- А ничего не было,- жестко откликнулся охотник. - И минуты не прошло - стены как не бывало. Опять вокруг тишь да благодать. Все, как прежде. Только Андреича тоже как не бывало. Да сосна у самой избы - в щепки. Вокруг ель одна произрастает,- пояснил он,- откуда здесь эта сосна взялась, стояла чуть на отшибе, почти у самого берега. Вот мы около нее избу-то и поставили. Так от той сосны один пенек разбитый остался. И изба вроде как осела на бок немного. А Андрей Андреича нету. Бегал я, бегал кругом озера, кричал, аукал. Нету.

- А может, он в лес метнулся, да заблудился? - осторожно спросил Алексей.

- Да что я след пропустил бы? - жестко прищурился охотник.- Все кругом обыскал. Никто по лесу не шастал... Вот оно озеро какое,- заключил он.- Так что, как хотите судите, а туда ни вас не поведу, ни сам не пойду...

- Да, видать напугал тебя охотничек,- повторил Иван, потянувшись. Потом наклонился, пошарил под топчаном, вытащил тестер.

- Слышь, Алексей Иванович, ты к стенке отвернись, я переноску зажгу.

Алексей, не отвечая, заворочался в спальнике, повернулся к стенке. Сон уже ушел, но вставать не хотелось.

Иван всегда себе дело найдет, пусть встает, если хочет...

Иван воткнул вилку переносной лампы в штепсель шнура, уползавшего в сени, где смирной шеренгой дремали аккумуляторы. Избушка небольшая, строили-то ее на двоих, тал что простору не ищи. Топчаны пришлось поставить углом вдоль двух стен. А третья, глухая стенка и часть той, в которой прорублена дверь в сени, от полу до потолка поблескивала круглыми и квадратными циферблатами, пластмассовыми ручками и никелированными кнопками. Сейчас на темной стене тускловато краснели только три лампочки подсветки. Вот когда вся аппаратура включена, то стена-не стена, а новогодняя елка. Включать ее, правда, только однажды пришлось - когда смонтировали аппаратуру. Две недели провозились с монтажом, потом еще два дня проверяли- тогда стена и вспыхивала елкой. Сейчас же только подсветка контрольная работает, аппаратура спит без дела, поскольку хозяева ее ждут у моря, а точнее сказать, у озера погоды. И ждут уже добрый месяц.

В тот день, когда, наконец, была закончена проверка только что смонтированной схемы, Алексей небрежным движением выключил питание и объявил: - Если начальство не доверяет, пусть еще раз проверяет. Но должен заметить, что даже английский парламент распускают время от времени на каникулы.

Иван продолжал возиться с паяльником, канифоль дымила. Антон Давыдович похлопал его по плечу: - Кончай, Ваня. Все в порядке,- и, помолчав, покосился на Алексея:- Объявляю каникулы.

- Это, как я понимаю, делай, что хочешь? - уточнил Алексей.

- Приблизительно.

- Ну, тогда я в гости,- потянулся всем телом Алексей и, перехватив недоуменный взгляд Ивана, пояснил: - К Морфею. Баюшки-баю...

- Ну, если это называется каникулы, то я извиняюсь, - уже на третий день заворчал Алексей.- На охоту - нельзя. На рыбалку - нельзя.

- Сходи на танцы,- посоветовал Иван, помешивая поварешкой в кастрюле.

- А тебе бы только паять-починять...

Иван отмахнулся, не до споров, обед еще не готов, а Антон Давыдович вот-вот со своего обхода вернется.

Вполне доверяя аппаратуре, он дважды в день и один раз ночью осматривал датчики, установленные по периметру озера по самой кромке. На вопрос Алексея: "ладно еще днем, а зачем и среди ночи- кругом озера мотаться?" Антон Давыдович ответил коротко: - Для моциону.

Иван поставил на сколоченный из ящиков стол три миски и вовремя скрипнула входная дверь. На вопросительный взгляд Ивана Антон Давыдович кивнул - все, мол, в порядке. Иван кивнул в ответ и сказал: - Минут через двадцать обедать можно,- и снова взялся за поварешку, краем уха прислушиваясь время от времени к разговору. Тут он заметил, что не мешало бы подбросить дровишек, а у плитки одна щепа осталась, пришлось сбегать к поленнице за угол избы. Притащив охапку дров, он нечаянно выронил полено, но Антон Давыдович с Алексеем и ухом не повели на неожиданный звук.

- Подтверждений тому масса. Ну, скажем, до совсем недавнего времени отдаленнейшие миры безоговорочно населялись даже не просто человекоподобными существами, а именно людьми, биологически идентичными людям Земли, антропоидами в полном смысле этого слова. Кстати сказать,Антон Давыдович откашлялся,- в первобытные времена человеку тоже был свойственен антропоцентризм - хотя бы потому, что он создавал богов по собственному образу и подобию. И все-таки он был достаточно демократичен, чтобы допустить существование мыслящих существ в ином облике.

Антон Давыдович продолжал говорить, а Иван вдруг, сам тому удивясь, неожиданно вспомнил, как его чуть не сшиб неподалеку от "Бухвета" замотанный в какую-то шкуру очумелый детина, с затравленным видом промчавшийся мимо, волоча за собой толстую палку с привязанным булыжником. Иван отогнал это живое, как наяву, видение и стал прислушиваться внимательнее.

- И вот, хотя совершенно очевидно,- нервно говорил Алексей,совершенно очевидно с точки зрения здравого смысла или, если говорить шире, с точки зрения диалектики, невозможно предположить, невозможно ни в коем случае, что в условиях - категорически, диаметрально, принципиально - как угодно отличающихся от условий Земли, разум имеет ту же форму, ту же оболочку, и более того - то же качество...

- Подождите, Алеша,- перебил его Антон Давыдович,- конечно, это абсурд. Впрочем, не меньший абсурд утверждение, что Земля это единственное место, единственно возможное сочетание условий для зарождения и развития разума. Само предположение такой возможности абсурдно. Аргументов множество, но достаточно одного: создание разума, так сказать, в единственном экземпляре-риск, на который природа пойти принципиально не может. Статистика же здесь невозможна, поскольку безусловно количество очагов разума во вселенной - и во времени и в пространстве - бесконечно.

- И вот, смотрите-какой парадокс: все мы прекрасно отдаем себе отчет в значении среды для сформирования разума и одновременно исправно забываем, что физические параметры иных миров могут как угодно отличаться от нашего! И что уже поэтому разум не только может быть воплощенным в какой-то совершенно иной форме, но главное - качественно отличаться от нашего!

Иван счел возникшую паузу удобной, чтоб вмешаться с делом не менее важным сейчас, нежели пути возникновения разума: - А на других планетах люди чем питаются?

- Черт их знает,- машинально ответил Алексей.

- А у нас сегодня тушенка с рисом. Годится для нашего разума?

Антон Давыдович рассмеялся. Алексей недовольно пожал плечами, но Иван на правах дневального командовал: - Давайте к столу, стынет.

Но Алексей и за столом не унялся, хотя Иван, глядя в сторону, довольно громко намекнул: "когда я ем, я глух и нем". Алексей отмахнулся и возбужденно продолжал: - А все эти время от времени заново всплывающие сенсации? Баальбекская плита, стальной брусок в пластах каменного угля, ацтекские и майя города. Что это? Следы. Чьи? Ну, конечно, пришельцев! Это, безусловно, наиболее привлекательное и интригующее объяснение - пришельцы. И одновременно более несусветную чушь трудно себе представить: пришельцам из иного мира, категорически иного мира, даже пусть подобного (что почти невероятно), больше нечего делать, как оставлять в память о своем посещении примитивнейшие по смыслу свидетельства. Ведь совершенно ясно, что, если допустить прилет этих самых пришельцев, нужно понимать, что межзвездный перелет возможен при высочайшем, непредставимом сегодняшней земной наукой техническом развитии! Какой же след могли оставить в напоминание о себе такие гости? Многотонную отесанную плиту из гранита, которая должна была неизвестно что демонстрировать или символизировать?

Или, скажем, ацтекские храмы, построенные точно так и из тех же материалов, что и любые другие земные сооружения? На том же основании можно утверждать, что крупнопанельному домостроению людей тоже научили пришельцы. Иx люди сами додумались, а села "тарелка", вылезли инопланетяне и, изловив прораба какого-нибудь стройтреста, быстренько просветили его. И осчастливленное человечество строит небоскребы и не подозревая о том, кто его осчастливил, пока ему не откроет глаза какойнибудь очередной Денникен...

- Не горячитесь, Алеша. Мы ведь знаем, что все эти и многие другие следы имеют совершенно иное происхождение.- Антон Давидович помолчал.-- И именно поэтому мы с вами здесь...

Так в делах, в разговорах, пролетело еще несколько дней. Ивану, собственно, скучать не приходилось - дело всегда найдется, была бы охота. Вот и сейчас вместо того, чтобы томиться, ворочаясь на топчане без сна, он подсел к пульту и, тыкая щупом тестера, поглядывал на его циферблат. Все было в порядке, но Иван продолжал методично прощупывать всю проводку, которой было накручено на этой стенке километра три, если не больше.

Скрипнул топчан. Иван поправил рефлектор переноски, подождал немного и только было хотел тихонько спросить - не мешает ли свет, как Алексей вполголоса сказал: - Иван, а ты стихи любишь?- и не ожидая ответа, монотонно, но очень четко продекламировал:

Маятник старательный и грубый,

Времени непризнанный жених,

Заговорщицам-секундам рубит

Головы хорошенькие их.

Иван подождал, потом, не оборачиваясь, вежливо спросил: - Сам написал?

Алексей хмыкнул. Иван хотел было обидеться, но, собственно, чего обижаться? Что он, все стихи на свете знать должен? А впрочем... Неожиданная мысль понравилась Ивану и он, продолжая работать с тестером, спросил, попрежнему не оборачиваясь: - Значит, загадки уважаешь? Ну, так послушай. Я - тупой, посмотрим, какой ты отгадчик.

- Давай давай,- не без насмешливости отозвался Алексей.

- Даю, даю,- в тон ему ответил Иван,- слушай:

Где-то что-то пролетело,

В дым залитая скула,

И душа моя и тело

Почернели добела.

За окошком воют кошки,

Вдалеке собачий плач.

И луна глядит в окошко,

Как надкушенный калач.

Съем луну я всю до крошки,

Заведу себе слона,

На окне повешу кошку

И отмоюсь дочерна...

- Что за бред?- недовольно спросил Алексей.

- Какой бред, это я в "Зорьке" вычитал.

- Постой, постой, еще там, что ли?

- Ну. Только вот какие пироги: я этот стишок и раньше знал.

- Как раньше? Говори толком.

Иван, немного подумав, рассказал о том, как, едва прочитав первую строчку, понял, что стихотворение это откуда-то знает. И на всякий случай для проверки отложил газетку, про себя прочитал стишок от первой до последней строки, потом глянул в газету - точно, до словечка.

- Как это может быть, до сих пор не пойму.

Алексей даже привскочил: - Ну сколько раз просил - вспоминай и рассказывай все. Любая деталь, любой обломок, как в мозаике, может иметь значение. Вот ты говоришь, что непонятно, как это произошло. А это понятно, хотя и невероятно: местное возмущение времени тебя вынесло на несколько часов вперед, когда это стихотворение уже существовало, а потом унесло обратно, и получилось, что поэт еще не написал стихотворение, а ты его уже знал. Теоретически возможность местного возмущения времени известна. Тебе повезло убедиться, а ты молчал.

Иван не очень понял Лешкины объяснения, но, вспомнив, что и не такие штучки выкидывало с ним время, сказал: - Да я-то почем знаю, что тебе вдруг важным покажется...

- Сколько я тебе толковал об этом: ты не раздумывай, что стоит рассказать, а что - пустяк. Вспоминай все, что где-то застряло, или за другими воспоминаниями спряталось. Ты ведь рыбак? Так вот, когда удочку забрасываешь - почем знаешь, что за рыба клюнет, верно? Может, осетр, а вдруг мелкота какая-нибудь. А в пузе у осетра, пусто, а у этой мелкоты перстенек золотой. На ловца бежит зверь...

Иван помялся, разговор подобный повторялся много раз, и он вроде бы все уже вспомнил, но, оказывается, память хранила про запас еще какие-то осколки фактов, и эти осколки неожиданно оказывались очень важными.

Иван понимал это, больше того: попытки вспомнить что-то еще к тому, о чем уже рассказывал, стали для него своего рода азартной игрой в пятнашки с собственной памятью. "Так, об этом уже говорил... об этом тоже... Стихи?

Уже было... Ага, вот, об этом, кажется, до сих пор ни разу и не вспомнил". Обнаружив в собственной памяти за коулок, в котором до поры до времени пряталось воспоминание, Иван радовался, как рачительная хозяйка, отыскавшая затерявшуюся, но нужную вещь. Иван оглядывал "вещь" и так и эдак, тщательно протирал "пыль", пока не проступали ясно и чисто все мельчайшие детали. Вот и сейчас, замечание Алексея насчет ловца обернулось неожиданым ключиком, распахнувшим почти позабытую дверку, за которой смирно лежал осколок мозаичной "картины", о которую Иван чуть было не расколотил собственный лоб... Как-то после похода в музей, куда его водил Сверливый, Иван спросил Гая Петровича: - А почему о Лжедмитриях никаких экспонатов не выставлено? У вас же их здесь куча. Неужто нечего показать?

- Вот именно - куча. И показать, конечно, есть что. Но это противоречило бы принципам экспонирования. Суть в том, что все виденное вами, факт установленный: существуют ли на самом деле личности и явления, отраженные в экспозиции, или нет - неизвестно. Это, подчеркиваю, установлено точно.

- Что установлено?- поразился Иван.- Что Чингисхан есть или что его нет?

- Точно установлено, что это неизвестно. Или есть, или нет,- пояснил Сверливый.

Иван все равно не понял, но Гай Петрович продолжал: - А вот по поводу Лжедмитриев все наоборот - никаких "или". Они существуют. И вот это...Сверливый запнулся, потом быстро проговорил:- Ага, на ловца и зверь бежит.

Навстречу неторопливо шествовал крупный вальяжный мужчина с окладистой черной бородой, в расшитой шнурами коричневой венгерского покроя куртке. От ворота до пояса куртка была тесно усеяна большими и маленькими значками, посверкивавшими на солнце. Все это Иван, взгляд которого приобрел в последние дни небывалую пепкость, узрел в единый миг.

- Дзень добры,- чуть поклонясь, приветствовал бородача учитель,- дзень добры, пан круль!

Тот, приостановясь, благосклонно кивнул.

- Как дела, ваше величество? Что новенького?-любезничал Сверливый.

- Да вот левушку нового раздобыл,- незнакомец ласково погладил здоровенный значок на лацкане и пояснил:- подарил этот, как его, ну, который через реку.

Тут только Иван разглядел, что на всех значках, усеивавших куртку, были львы - анфас и в профиль, сидящие, лежащие, стоящие вверх ногами, большие, маленькие и совсем мелкие.

- Ну-с, не смею задерживать, ваше величество.

- И верно поступите, милейший,- благосклонно покивал тот,- дела не ждут. Я сейчас угольком занимаюсь, знаете, энергетические проблемы, то да се...

- Государыне привет,- сказал вслед Сверлшшй.

Тот, не оборачиваясь, помахал ладошкой.

- Ну вот,- сказал Сверливый,- самый что ни на есть живой неподдельный Лжедмитрий. В настоящее время ввиду обстоятельств без порядкового номера. В миру - князь Игорь Байрашевский. Из крымского рода Гиреев,- доверительно склонясь к самому уху Ивана, бубнил Сверливый,- в данный момент с княгиней Лидией Алексеевной проживают на конюшне. Весьма занятное обиталище. На стенке чучело матадора висит. Шкафы фарфором набиты в походах никакой иной контрибуции или дани не признавалось. Вивлиофика преизрядная (Иван сообразил- библиотека). Но это уже страсть государыни. Говорят, имеется даже египетский папирус о подвигах фараона Эркюля Пуаро,- с некоторой завистью вздохнул Сверливый.- И рунические знаки то ли на нефрите, то ли на агате...

Тут воспоминание оборвалось. Как Иван ни напрягал память, ничего не получилось. Наверное, тогда прослушал, потому что дальше вспомнилось четко, хотя без какой-либо связи с предыдущим: - Со львами жить - по львячьи выть,- меланхолически заметил Сверливый, и вдруг недоуменно спросил: Постойте, а как правильно - по-львячи или по-львячьи, а?

Иван пожал плечами.

- Впрочем, это неважно. А важно то, что плетью обуха не перешибешь... Вот и судите сами, каким манером в экспозиции мог бы оказаться Лжедмитрий? То-то...

- А дальше?- спросил Алексей, но Иван не успел ответить - стекла в окошке тоненько звякнули, по ушам ударил дикий паровозный рев, рванувшийся с озера. Так же внезапно он оборвался странной захлебывающейся паузой, и снова звякнули стекла.

- Паровоз-заика,- попытался пошутить Алексей, но Иван не слышал его, напряженно вглядываясь в дребезжащее окно. Потом вдруг резко обернулся, хотел что-то сказать, но понял, что за диким этим ревом, сотрясавшим избушку, сам себя не расслышит. И так же внезапно все смолкло, повисла звенящая тишина. Они тревожно переглянулись - у обох мелькнула одна и та же мысль - почему до сих пор нет Антона Давыдовича?

И тут вдруг скрипнула наружная дверь. Напряженному слуху этот скрип показался визгом, оба вскочили. Снова скрипнуло, медленно отворилась дверь из сеней, и в комнату осторожно ступил Антон Давыдович.

- А, не спите? С добрым утром,- Антон Давыдович с усмешкой посмотрел на Алексея, потом перевел взгляд на Ивана. Явное облегчение, написанное на их лицах, не ускользнуло от его внимания.- Да, такой будильничек глухому впору.

- Неужто началось?- спросил Иван.

- Началось ли, не знаю. А быть - было. Вероятно, мгновенный или, точнее, минутный прорыв.

- Да ведь нам для начала ничего больше и не нужно,- Алексей бросился к пульту.

- Да, место сопряжения, возможно, удалось засечь, - в спину ему сказал Антон Давыдович.

- Куда ты жмешь?- буркнул Иван,- вот эта - датчики,- и сам вдавил кнопку.

На небольшом экране вспыхнул белой линией идеальный круг. Вчера еще сплошной, сейчас он был разорван.

Датчики кольцом охватывали озеро, и кольцо это теперь было прорвано что-то случилось с четырьмя сигнализаторами.

- Это метрах в ста в ту сторону,- махнул рукой Иван.

- Рассветет, проверим,- сказал Антон Давыдович,и если подтвердится, надо готовить заброску. Вернее, надо быть готовыми в любое мгновение дня и ночи заброску произвести,- он насмешливо оглядел своих помощников.В общем, каникулы кончились, господа парламентарии, Объявляю круглосуточную вахту, С таким будильником захочешь отозвался Иван, -не проспишь.

Окошко заметно посветлело, но на вопросительный взгляд Алексея Антон Давыдович покачал головой: - Пусть хорошо рассветет. Местность надо осмотреть очень тщательно.

Ивану тоже не терпелось, но Антон Давыдович, конечно, прав - в предрассветном тумане не столько разглядишь, сколько проглядишь.

Иван погромыхал в кухонном углу ведром, что-то там переставил, потом сдернул с веревочки, протянутой наискосок от стенки к стенке, полотенце, буркнул: - Схожу умоюсь.

Тропка в два десятка шагов от порога до берега была знакома до камешка - сколько раз хожено за полтора месяца - умыться, напиться, воды для кухонных надобностей принести. Но то больше утром и днем А на рассвете в наползающем с озерной глади молочном тумане лучше смотреть под ноги, тем более, что вертеть головой по сторонам ни к чему - все равно дальше двух шагов ничего не углядишь, взгляд в молочной кисее застревает, как в марлевой повязке. Иван спустился к самой воде, зачерпнул ведром и, заткнув за пояс, принялся за "водные процедуры". Процедуры эти самые он любил, и сейчас непрочь бы даже бултыхнуться в светлеющую воду да перемерять саженками озерцо это туда-обратно, но запрет Антона Давыдовича был строг в озере не то что купаться, а даже на шаг-другой от берега отойти не моги. Причина запрета Ивану была известна и ясна. Поэтому, хмыкнув что-то себе под нос, пофыркивая в ладони, умылся, зачерпывая воду горстями, потом вытер лицо краем полотенца, подхватил ведро, шагнул вверх по тропке и замер.

Туман уже разогнало утренним ветерком, он расползся клочьями, и в просветах открывался такой знакомый и привычный уже вид - зубчатая стена, подступающая к озеру со всех сторон, избушка на косогорушке, отлогяй песчаный бережок, пологой дугой загибающийся вправо.

Так было и вчера, и позавчера, и месяц назад. А сейчас в какой-нибудь сотне шагов на берег выползала, поднимаясь остроконечной головой выше прибрежных елей, какаято огромная черная туша. Дужка ведра выскользнула из пальцев, ведро брякнулось на землю и словно по этому сигналу из-за синеющих верхушек выглянуло солнце. Иван мотнул головой, зажмурился, открыл глаза в сотне метров, навалившись на песчаный берег, торчала из воды огромная скала.

В три прыжка Иван оказался у избушки и, рванув дверь, проскочил сени и, приостановившись на пороге, перевел дыхание.

- Ты чего? - удивился Алексей.

Антон Давыдович приподнялся, смотря вопросительно.

Иван молча ткнул рукой куда-то назад, откашлялся и, деланно улыбаясь, сказал: - Пожалуйте на пейзаж полюбоваться, граждане начальники...

- Похоже, тут взбесившийся бульдозер веселился,заметил Алексей.

- Похоже,- задумчиво подтвердил Антон Давыдович.

Иван неодобрительно покосился - шутят. Похоже-то похоже, и не один бульдозер, а целое стадо. Берег в этом месте словно экскаватором выгрызло, широченная неровная канава, пропахав прибрежный песок клином, врезалась в стену деревьев, от которых в этом месте остались вывороченные пни да куча переломанных, как спички, стволов. "Хороши спички,- подумал Иван,- каждая в полтора обхвата". Пожалуй, никакой бульдозер такого бы не наделал. Иван отмахнулся от привязавшегося словечка, чертыхнулся. А Алексей тем временем, продравшись через завал, выбрался на другую сторону канавы и, оглядевшись, торжествующе крикнул: - Сюда!

- Наследил-таки паровоз!- сказал Алексей, когда Иван с Антоном Давыдовичем перебрались к нему через канаву.

Это был действительно след - трехпалый, похожий на кленовый лист. Только "лист" этот был в поперечнике около метра.

- Представляешь, сколько эта штука весит?- спросил Ивана Алексей. Тот пожал плечами - след утопал в песке на добрых полметра.

- Так это он гудел ночью?- спросил Иван, посмотрев на Антона Давыдовича. Тот не ответил, внимательно оглядывая землю. Потом, ни к кому не обращаясь, заметил: "не мог же остаться только один след". Второй след отыскался в пяти метрах - за чудом сохранившимся куском крушины - потому не сразу увидели. Третий след искать не пришлось - он был виден у самой кромки воды.

- Что, он тут одной пяткой наступил?- удивился Иван.

И в самом деле, след был странный - словно перeрeзанный пополам.

- Да нет,- повеселев, сказал Антон Давыдович, - ступал он правильно.

- Неужели граница?- спросил Алексей.

- Да, безусловно,- и обернувшись к Ивану, Антон Давыдович пояснил:вот здесь и возникло ночью сопряжение времен, а когда оно исчезло, полследа осталось по эту сторону - в нашем времени, а вторая половина в том, где проживает, так сказать, постоянно наш гость. В палеонтологии я не силен, но думаю, что прописан хозяин этих следов лет эдак миллионов триста назад.

- Неблизко,- заметил Алексей.- Плакали наши датчики!

- Ну, потеря невелика, тем более, что в обмен нам помимо этих следов вон какая громадина оставлена,- засмеялся Антон Давыдович, кивнув на торчавшую в полусотне шагов базальтовую глыбину, так напугавшую Ивана утром.

Иван, поежившись при этом воспоминании, спросил: - Так что - будем заброску готовить?

- Будем,- ответил Антон Давыдович,- и немедленно. Контейнеры установим по ту сторону линии, соединяющей по прямой вот этот перерезанный след и скалу.

- Но можем ли мы быть уверены, что линия сопряжения постоянна?усомнился Алексей.

- Полной уверенности вообще быть не может.- Антон Давыдович помолчал,но теория вероятности дает нам шанс. И весьма весомый. За неимением другого,улыбнулся он и добавил:- хуже то, что мы не знаем, когда этот шанс удастся использовать - может, через минуту, а может, через тысячу лет.

- Веселое дело,- буркнул Иван,- кто это, интересно, нам командировочные тысячу лет платить будет?

Оживленно переговариваясь, они уже подходили к избушке, когда Антон Давыдович вдруг остановился, обернулся и, пристально вглядевшись в торчащую у берега скалу, пробормотал: - Боже, какой же я идиот...

- Что вы сказали?- переспросил Алексей, удивясь не словам, которых он не расслышал, а непривычному, даже странному выражению обычно невозмутимого лица шефа.

Антон Давыдович не ответил, потом, словно проверяя себя, спросил, ни к кому не обращаясь: - Что это за скала?

Иван с Алексеем переглянулись.

Антон Давидович вдруг рассмеялся и в упор посмотрел на Алексея, потом перевел взгляд на Ивана: - Шеф спятил, да?

- Некоторые признаки имеются...- неуверенно подхватил Алексей.

Иван промолчал, хотя про себя и подивился странному вопросу насчет скалы.

Антон Давидович с некоторым ехидством посмотрел на Алексея: - Ну, ладно,- у меня старческая леность мысли. Заторможенная способность схватывать факты и делать выводы. Потому я и спрашиваю: что это за скала? И по реакции заключаю не без злорадства, что упомянутые достоинства свойственны не только вашему уважаемому престарелому шефу, но и его не менее уважаемым молодым и подающим надежды сотрудникам.

Алексей недоуменно хмыкнул: - Что это вы темните, Антон Давыдович?

Антон Давыдович помедлил, потом четко и раздельно сказал: - Китеж. Баальбек. Тиауанако.

Иван посмотрел на Алексея, лицо того выражало крайнее изумление.

- Да-да,- сказал Антон Давыдович.-За деревьями леса не видим. Доказательство лежит на блюдечке,- он кивнул на скалу в озере,- а мы таращим глаза, как бараны.

- Китеж. Баальбек. Тиауанако,- машинально повторил Алексей. Глаза его загорелись.

- Сообразил?- насмешливо спросил Антон Давыдович.

Иван ничего не понимал. Антон Давыдович посмотрел на него, усмехнулся доброжелательно, потом сказал Алексею: - Растолкуй ему, заодно и сам поймешь.- И добавил:- А я пока спать пойду...

Антон Давыдович зашагал к избушке. Алексей даже не обернулся, пристально вглядываясь в скалу так, как будто только что ее увидел. Иван проследил его взгляд, тронул за рукав и недовольно буркнул: - Ну, что пялиться? Растолковывай, чего это вы тут насоображали.

Алексей неожиданно серьезно, без подначки, с которой он обычно огвечал на Ивановы вопросы, сказал: - Разговор долгий.

- Я тренированный,- успокоил его Иван,- не первый раз тебя слушать. Вытерплю.

Алексей на Иваново ехидство никак не откликнулся, Иван подождал немного и примирительно сказал: - Ну давай, что ли?

Алексей поискал глазами, на что бы присесть, стащил штормовку, небрежно бросил на маленькую кочку, уселся по-турецки и сказал: - Давай по порядку. Вчера этой скалы не было, а сегодня есть. Это факт.

- Неужели?- сердито удивился Иван.- Ну, что ты арапа лепишь?

- О чем свидетельствует этот факт? - продолжал Алексей.- Ты не психуй, Иван. О чем свидетельствует этот факт?

-- Ладно тебе, Лешка. Ясно ведь.

- Ясно. А что ясно? Первое: здесь произошло сопряжение разных временных пластов. Второе: вероятность проникновения в прошлое перешла из области наших предположений в разряд вполне осуществимого действия. Так?

- Ну, так, так. Козлу понятно. Но Антон же не об этом говорил?

- Вот именно. Дело в том, что факт этот мы восприняли именно с этой точки зрения - и не больше.

- А чего больше? Дверь искали - дверь нашли. Мало тебе?

- Не мало. Дверь нашли... А если она не откроется?

- Если, если,- буркнул Иван.- Ты вроде радуешься,, что все прахом пойти может.

- Жалко, конечно, будет. Но откроется дверь или нет - это уже частность. Личная, так сказать, неудача. И это пустяк по сравнению с тем,Алексей помолчал и раздельно повторил,- пустяк по сравнению с тем, что уже открылось.

Иван пожал плечами, а Алексей, внимательно посмотрев на него, сказал: - Ваня, эта каменюка, зашвырнутая из черт-те какого времени, есть тот самый факт, который полуфантастическую гипотезу Антона превратил в точную теорию. До сегодняшнего утра все Антоновы предположения и объяснения целой системы необьяснимых фактов были - это уже не гипотеза, а точный инструмент зой. Сегодня познания.

- Ничего я не понимаю, Лешка,- сказал Иван.- Какая гипотеза, какая теория? Полчаса уже говоришь, а все вокруг да около.

- Я же предупреждал, что разговор долгий.

- Долгий пусть долгий, да с толком.

- Ну, ладно. В общем так,- сказал Алексей,- спляшем от печки. Лады?

Иван промолчал.

- Точнее, не от печки, а от этой вот махины,- Алексей церемонно помахал рукой в сторону скалы.- Ситуация такая: мы знаем, что это за штука и каким манером она здесь оказалась. А попади мы сюда чуть позже - и в голову бы не пришло что-нибудь заподозрить: ну, торчит себе скала у берега. Скала как скала. Верно ведь?

- Верно, верно. Пляши дальше.

- Пляшу. А вот если бы вместо этой скалы у берега торчала бы, скажем, аккуратно отесанная и отшлифованная гранитная плита размером с товарный вагон, тут бы сразу куча вопросов: откуда она здесь взялась? Кто ее сюда притащил? Зачем? Да и как ее можно приволочь сюда? Одно слово - с неба свалилась.- Алексей похлопал себя по карманам, достал сигареты.

- Не пойму я, куда ты гнешь,- с досадой сказал Иван,- при чем тут плита какая-то?

- А при том,- раскурив сигарету, медленно проговорил Алексей,- что на Земле известны в нескольких местах такие штуки, которым единственное объяснение: с неба свалились. И о плите я не зря вспомнил. Есть такая очень даже знаменитая - Баальбекская. Археологи об нее все зубы переломали, а она лежит себе спокойненько пятую тысячу лет - и, хоть тресни, откудч она взялась тут, в ливанских горах,- не понять.

- Почему?- спросил Иван.- Почему не понять? Вытесать ее не могли, что ли?

- Могли-то могли, наверное, хотя и при нынешней технике, чтоб вырубить такой монолит, не один год нужен. А тогда - пять тысяч лет назад - на это дело и сотни лет мало. Но главное - зачем? На кой черт?

- Значит, надо было,- неуверенно сказал Иван.

- Сногсшибательное объяснение,- насмешливо сощурился Алексей.- Но есть и похлеще, так что не загордись.

- Значит, есть объяснение, чего же ты тянешь?

- Есть,- спокойно подтвердил Алексей.-С неба упала.

Иван подумал: "насмехается", но разозлиться не успел - Алексей продолжал: - В общем тик, самое популярное объяснение из существующих: около пяти-шести тысяч лет назад прилетал откуда-то на Землю космический корабль из иных, так сказать, миров. Погуляли по планетке нашей гости, понаоставляли разные загадочные следы, а потом, чтоб взлететь, стали строить площадку. И между делом вырубили эту самую Баальбекскую плиту.

- А что - лазером в два счета можно.

- Можно,- подтвердил Алексей.- Только в том случае, если корабль или корабли действительно прилетали.

- Значит, прилетали.

- Ничего не значит,- жестко бросил Алексей.

Иван выжидательно промолчал.

Алексей затянулся, привычно пустил дым колечками, спросил: - Видишь?

- Что - вижу?

Алексей дунул - колечки расплылись. Иван ждал.

- Это, конечно, только аналогия,- заговорил Алексей,- но вокруг нас происходит неисчислимое количество процессов, о существовании которых мы можем судить только по результату. Простейший пример: ветер. Ветер увидеть невозможно. Но когда трещат ветки, шелестят листья, бегут облака, волны колотятся о берег - мы знаем: это ветер. То есть по следствию мы четко определяем причину. Понятно?

- Нет, непонятно, я ведь только что на белый свет появился,- съязвил Иван.

- Не злись. Тысячу лет назад тоже умные люди встречались. И тем не менее были в полной уверенности, что природа здесь не при чем - это всякие зефиры работают. У древних греков даже четыре главных бога ветра было, не считая мелочи. Сидят себе на троне и дуют. Вот так,показал Алексей, пустив струйку дыма.

- Регламент, товарищ докладчик,- вежливо напомнил Иван.

- Ага, учтем,- так же вежливо согласился Алексей.Так вот, полсотни лет назад мы уже точно знали, что бог тут не при чем, но все равно почти ничего не знали о механизме атмосферных процессов. Знали, что они существуют всякие там циклоны и антициклоны, но откуда они берутся и почему представляли весьма туманно. Сейчас с этого дела покров тайны, так сказать, сдернут раз и навсегда- спутники работают капитально. Но существо не в том, что погоду теперь можно прогнозировать с бухгалтерской точностью, это результат практический. Главное же имеет качественно революционный смысл: картина из плоской стала объемной. Теперь мы четко и ясно сознаем - не предполагаем, а знаем - какой гигантский сложнейший механизм глобальных процессов стоит за таким пустяком -"шелестят листья".

- Как насчет аналогии?- напомнил Иван.

- Вот она: древние, чтоб объяснить непонятное или не умея по следствию определить причины, выходили из положения с помощью бота. Мы, не древние, а очень даже современные, часто поступаем точно так - с той только разницей, что вместо бога у нас работают пришельцы. Наткнемся на что-нибудь непонятное - та же плита, например,- чего долго думать? Ясное дело, пришельцы, пилили. В Америке, в пустыне Наска, обнаружили странные рисунки - всякие фигуры и рожи по километру в поперечнике, увидеть их можно только с птичьего полета. Что это?- ясное дело - взлетно-посадочная полоса, пришельцы пять тысяч лет назад разметили. Одно только непонятно - зачем на взлетно-посадочной площадке рожи рисовать? Представляешь, переговоры летчика с диспетчером аэропорта: "Петя, давай посадку". "Даю, бери левее косоглазого и держи прямо на правое ухо..." - Чушь, конечно,- согласился Иван.

- Объяснение - да. Но факт здесь не при чем. Он ведь существует никуда не попрешь. И плита Баальбекская, и пустыня Наска, и озеро Светлояр, в которое якобы провалился Китежград, и глиняные статуэтки космонавтов, раскопанные в Японии, и многое другое. Как это объяснить? Пришельцами? Можно и так. А можно подумать,- Алексей помолчал.- Я не знаю, как эта мысль пришла в голову Антону, но дело не в этом, а в том, что он посмотрел на вещи так, как мы сегодня смотрим на ветер. Иначе говоря, он пришел к выводу, что "следы пришельцев"- это следствия глубинных процессов, происходящих в пока почти недоступной нашему знанию области - во времени. Сейчас мне кажется, что этот вывод лежит на поверхности, что его мог бы сделать любой - я, ты, кто угодно, если бы только дал себе труд вдуматься в известную со школьной скамьи формулу: пространство и время суть всеобщие формы существования материи. Все наши объяснения мы тщательно ищем в первой части этой формулы, забывая, что это не просто искажение, это разрушение физической картины мира, потому что ничто не существует вне времени.

Иван навострил уши, подумал: "Скажет или не скажет?" Алексей посмотрел на него: - Вторая беда, когда мы все-таки вспоминаем о времени, наше восприятие его крайне примитивно, на уровне "который час?" или "вчера, сегодня, завтра". А это все равно, что свести понятие "пространство" к одной-единственной прямой линии. Никому, конечно, такое и в голову не приходит, поскольку органы наших чувств категорически свидетельствуют, что пространство по крайней мере трехмерно: высота, длина, ширина. Что касается времени, ощутить его многомерности мы не можем. И умозрительно представить суть этого древнего образа - "река времени": она течет - то быстро, то медленно, в ней есть заводи, где время стоит почти -неподвижно, есть места, где оно слоится, смешивается, поворачивает вспять, крутится водоворотом... Козырев говорит даже не только о плотности и весе времени, но и о моменте его вращения. Но это все - дебри. Суть же Антоновой гипотезы: между пластами времени возможно сопряжение и частичное взаимопроникновение. Если в точке сопряжения находятся материальные объекты, часть их может быть выхвачена из своего мира и оказаться в чужом. Так и появляются "следы".

- Похоже,- сказал Иван, вспомнив игру в "рулетку", в которой он сам сыграл роль "монетки".

- Еще бы не похоже,- ухмыльнулся Алексей,- ты ведь сам -"след". Только живой, слава богу.

Иван хмыкнул, а Алексей уже серьезно сказал: - Антон такое сравнение привел: навстречу мчат две машины. Проскакивая мимо друг друга, они на мгновение касаются бортами и едут себе дальше своим путем. Но на борту одной - царапина, а на борту другой - пятнышко чужой краски... Вот оно, это "пятнышко",- показал Алексей на скалу.- А там, в "том" мире, или точнее временном пласте - вместо нее здоровенная яма. Но яма - ладно,- засмеялся Алексей,- наши датчики там. И смотришь, найдут когда-нибудь археологи в отложениях юрского периода наши машинки, вот шум поднимется: человека на земле еще не существовало, откуда же взялись эти приборы? Ясное дело: пришельцы со звезд в суматохе обронили!

- Да,- задумчиво сказал Иван,- Антону Давидовичу есть отчего радоваться.

- Еще бы! Собственными глазами увидеть, как твоя сумасшедшая гипотеза получает безусловное подтверждение, это не каждый день бывает...

Легкое облачко набежало на солнце и тут же истаяло.

А солнце этого даже не заметило, оно карабкалось вверх к одному ему видимой цели, с научным названием "зенит".

"Вроде нас,- Алексей тяжело навалился на струганый бок контейнера,вроде нас. Только оно-то докарабкается, и довольно скоро. А нам до зенита ой-ой... Если он вообще существует, этот зенит..." Мысль тянулась тягуче распаренно, плечи ломило. Контейнер медленно, судорожными рывками, то и дело норовя завалиться на бок, сползал по некрутому откосу. Еще десятка два шагов и встанет рядышком с двуми другими, уже чинно пристроившимися под боком торчащей из воды скалы. Два десятка шагов - пять секунд вприпрыжку. Только с этой штукой и Василий Алексеев не распрыгается, даром что мировой рекодсмен, контейнер не штанга...

- Аккуратней, аккуратней,- бормотнул Иван, пытаясь подсунуть слегу под контейнер.

Алексей чертыхнулся, навалился, чертов ящик чуть накренился. Иван, крякнув, вогнал слегу, нажал, контейнер медленно сполз на целый метр, пропахав углом, и снова встал. И снова наваливайся, и снова, а до скалы все еще, пусть не двадцать, а какой-нибудь десяток шагов, вприпрыжку все равно не проскочишь, бурлачить надо.

"Хорошо еще, что последний",- мелькнула полуутешительная мысль. Алексей покосился на Антона Давыдовича, тот сопел с другой стороны ящика.

- Давай не зевай, граждане,- проворчал Иван снова.

И контейнер снова, судорожно дернувшись, перевалился еще на шаг...

Солнце, растолкав набежавшие облака, наконец влезло на невидимую вершину. "Теперь сползать начнет. Стоило лезть..."-Алексей, привалясь к струганному боку контейнера, смирно вставшего рядом с двумя другими, щурился на солнце.

- Приморились, ваше благородие?- поинтересовался Иван, потягиваясь всем телом.

Не получив ответа, Иван хмыкнул и спросил Антона Давыдовича, присевшего на обломок скалы: - Тут загорать будем или в избу пойдем?

Антон Давыдович встряхнул платок, еще раз отер побагровевшее лицо, сложил платок, тяжело выпрямился, сказал: - Пойдем, пожалуй... Обедать пора...

Обедали молча. Иван быстро выхлебал свою миску, покосился на Алексея. Тот лениво ковырялся ложкой. Антон Давыдович тоже ел с явной неохотой. "Умаялись,сочувственно подумал Иван,- надо бы их расшевелить".

Встал, спросил: - Кому добавки?- и сам ответил:- Ивану Петровичу, ударнику труда.

По Иванову расчету Алексей должен был обязательно съехидничать, но тот продолжал молча возить ложкой по миске. Антон Давыдович вежливо сказал: На здоровье, товарищ ударник.

Иван звякнул половником и сделал последнюю попытку зацепить Алексея: А я, между прочим, читал, что в Америке есть музей летающих тарелок. Пятнадцать тысяч экспонатов.

Алексей лениво отозвался: - А в Англии есть общество сторонников того, что Земля плоская...

- Ну и что?

- А ничего...

Обед, как пишут в иных романах, закончился в полном молчании.

Иван сполоснул алюминиевые миски, неодобрительно посмотрел на Алексея - тот от каши отказался, повернулся к Антону Давыдовичу: - Ну вот, поработали, пообедали. Дальше что?

- Вот и ладно,- сказал Антон Давыдович,- Кончил дело, гуляй смело. Перекур, в общем.

Последнее прямо относилось только к Алексею, поскольку ни сам шеф, ни Иван табаком не баловались.

Перекур так перекур. Алексей присел на ящик у порога. Антон Давыдович сказал: - Пойду подышу,- и побрел вниз к берегу.

"Устал",- подумал Алексей, глядя вслед. Устали всеза последние три дня навкалывались по самые ноздри.

Иван постоял, потоптался. Потом махнул рукой и шагнул к двери.

- Опять паять-починять?- спросил в спину Алексей.

Иван, не оборачиваясь, буркнул что-то невнятно и исчез в избушке.

Алексей раскурил сигарету, дымок в неподвижном воздухе невесомым столбиком потянулся вверх.

В первый день, когда, разгрузив оборудование и кое-как обустроившись в избе, они присели на топчаны, Алексей достал сигарету, но прикурить не успел - Иван угрюмо уставился на него и ткнул рукой в сторону двери.

- Курить - здоровью вредить?- язвительно спросил Алексей.

Иван молча кивнул.

- Ну и не вреди,- сказал Алексей и чиркнул спичкой.

- А где у тебя курево?- неожиданно спросил Иван.

- Зачем тебе?-поперхнулся дымом Алексей, Иван до сих пор не курил, неужели попробовать решил?

Алексей молча потащил из-под топчана рюкзак, покопался, вынул полиэтиленовый мешочек, насмешливо протянул Ивану: - Прошу.

Тот взял, спросил: - Сколько здесь?

- Десять блоков,- ответил Алексей.- По десять пачек в каждом. Хватит тебе?

Иван взвесил мешочек на ладони и, не отвечая, шагнул к двери.

- Э, ты куда?-вскочил Алексей.

Обернувшись, Иван сказал непонятно: - Из воспитательных соображений.

- Что?- поразился Алексей.

- Вот что: или в избе коптить не будешь, или я это добро утоплю.

Алексей онемел, потом плюнул, выдернул у Ивана свой мешок, сунул в рюкзак, пнул рюкзак ногой под лавку и, хлопнув дверью, выскочил наружу. Пару раз еще он пытался взбунтоваться, но Иван угрюмо бурчал: "Утоплю..."и, наконец, Алексеи сдался. А Иван, чтоб окончательно и, как заметил Антон Давыдович, законодательно оформить положение, накарябал фломастером на дощечке от ящика "МЕСТО ДЛЯ-ОТРАВЛЕНИЯ" и приколотил к замшелому пеньку, торчавшему слева от двери...

Алексей дунул, столбик расплылся, истаял. Аккуратно погасив окурок, Алексей было собрался встать, но усталость будто ждала этого мгновения, навалилась и он снова.

привалился к стенке, чувствуя как тяжелая истома разливается по всему телу.

Со-лнце стояло еще высоко, глядясь в голубое зеркало у самой кромки. И, подсвеченная отражением снизу, зубчатая стена леса на том берегу казалась вырезанной из темной бумаги. Алексей медленно разглядывал такой знакомый и уже привычный пейзаж. Даже эта темно-ржавая громадина, выползшая из ниоткуда месяц назад, придавив берег тысячетонной тушей, тоже стала уже привычной, хотя, казалось, как можно привыкнуть к невероятному?

Под самым боком скалы в полушаге от воды рядком белели свежевыструганной дранкой контейнеры - отсюда они казались детскими кубиками. "Хороши кубики,- подумал он,- стенка два метра на два". Конечно, знай они, в каком именно месте вероятен прорыв - там бы и сгрузили с вертолета эти контейнеры. Но знать заранее естественно было невозможно, поэтому и пришлось таскать туда-сюда эти штуковины, в каждой из которых без малого четверть тонны весу. Три дня угрохали, пока выстроились эти самые "кубики" под боком чертовой скалы.

И все-таки, как ни умаялись, главная маята впереди: ожидание. Потому что поди знай - когда их величества Пространство и Время вздумают позволить скользнуть этим кубикам в щелочку, и позволят ли вообще...

О том же сейчас думал и Иван, устроясь у самодельного верстака. И Антон Давыдович, размеренно вышагивая по узкой песчаной полоске, обегавшей озеро у самой воды. Поди знай, когда всполошенно звякнет сигнализатор, оборвав долгое ожидание. Однажды это уже случилось - всего месяц назад оставив безмолвного свидетеля - эту намозолившую глаза скалу.

"Должно случиться, обязательно должно случиться", - думал Антон Давыдович, с сожалением понимая, сколь шатка эта его уверенность. Тысячу раз он в уме проигрывал все вероятные и невероятные ситуации, как наяву видя то, что увидеть никак не возможно: в то мгновение, когда вздрагивает боек сигнализатора, реле биоров уже включено и из разваливающихся ящиков, выпрастывая перепончатые крылья, вылезает трехглавое чудище. Рядом, потягив.аясь, уже сидит громадный волчище, озираясь, вбирая первую информацию. Потом оба, отряхнув дошечки, оттаскивают третьего сотоварища на место поудобнее - сам он двигаться не может, валун-валуном, такой облик у ретранслятора. И все это происходит одновременно со звонком сигнализатора и в тоже время - тысячу лет назад...

Размышления Ивана имели несколько иное направление: его беспокоила техническая сторона дела - не дай бог, что-нибудь не сработает! Способ заброски внешне был прост: как только произойдет смещение времени, захватив кусочек пространства, где установлены контейнеры, сработает реле и биоры будут выброшены из искривленного времени в реальное - только отделенное от нынешнего тысячей лет. Ивану очень хорошо запомнилось сравнение, которое приводил Антон Давыдович, поясняя существо идеи: на поезде можно доехать до конечной станции, а можно и соскочить в нужной точке. Иван, правда, предложил более точное на его взгляд сравнение: лифт.

Алексей тогда с интересом посмотрел на него, а Антон Давыдович согласился: - Да, это более зримо...

Разумеется, оба сравнения были умозрительны, но "лифт", спускающийся с поверхности в подвалы времени, представить было удобнее. Так вот, задача состояла именно в том, чтобы выпустить биоров из "лифта" на нужном "этаже". Собственно, для проверки гипотезы Антона Давидовича это было безразлично поскольку принципиально важно было убедиться, что в прошлое при определенных обстоятельствах можно проникнуть. А в какое именно - на тысячу лет назад или на миллион - это качественного значения не имело. Но при всей важности эксперимента нельзя было не учитывать такой "пустяк": средства, необходимые для его осуществления, при условии, что практический результат эксперимента сомнителен во всех отношениях. Иначе говоря, стоит ли вкладывать сумму, обозначенную единицей с многими нулями, только для того, чтобы получить ответ на вопрос - возможно ли проникнуть в прошлое? Ведь если ответ будет: да!-сразу же последует совершенно справедливый вопрос: ну и что?

Действительно, ну и что, если при определенных обстоятельствах возможно осуществить прорыв в некие прошлые эпохи? Допустим, можно, но зачем?

Поэтому при обсуждении на всех уровнях, после долгих расчетов решение было сформулировано примерно так: риск неудачи безусловно есть, но в случае удачи ее нужно использовать максимально. При всей краткости это условие отодвинуло эксперимент почти на год.

К разработке программы были привлечены экологи, историки, лингвисты, фольклористы, биологи, этнографы и еще добрый десяток ученых из областей, которые, казалось, никак не могли соприкоснуться в пределах одного эксперимента. И сложность заключалась именно в том, чтобы их совместить. Потому что экологи, ссылаясь на академика Дубинина, настаивали на приоритете своей науки, поскольку сегодня во весь рост встала проблема разумного контроля над эволюцией жизни на Земле. Биологи, соглашаясь с экологами, тем не менее требовали сужения и углубления задачи. Историки не менее справедливо настаивали на своем, этнографы на своем. В связи со всем этим возник вопрос об "этаже". Иначе говоря, в какую точку пытаться пробиться. Этот вопрос удалось решить быстро методом исключения: отбрасывались периоды или эпохи по каким-то причинам малоинтересные для той или иной науки. Скажем, что делать фольклористам или этнографам в эпоху динозавров? Историкам, безусловно, интересно заглянуть и на сотню лет назад, но куда важнее проникнуть в эпоху, от которой не сохранилось никаких свидетельств, кроме малодостоверных и разрозненных. Экологам принципиально важно увидеть начало процесса, в котором человечество начало, по словам академика Вернадского, все более выделяться по своему влиянию на среду, с возрастающей быстротой изменяя структуру самих основ биосферы.

Так в конце концов и был определен общеприемлемый участок прошлого восьмой-девятый век.

И вот это решение - вполне справедливое и удачное - снова отодвинуло эксперимент почти на год. Иначе, собственно, и быть не могло: изменились условия задачи, должен был измениться и способ ее решения, вернее не способ, а аппарат. Для постановки эксперимента в чистом виде достаточно было создать прибор о очень узкой и единственной задачей констатировать факт: есть прорыв.

Причем никакого значения не имели ни размер, ни внешность - первый образец, скажем, был похож на пылесос "Сатурн", до отказа набитый электроникой. А четвертый - окончательный - вариант, над которым довелось попотеть и Ивану, напоминал нечто среднее между фотоувеличителем и тем же пылесосом, только марки "Нептун". Это действительно не имело никакого значения, поскольку для выполнения задачи было безразлично.

И вот двухлетняя работа пошла прахом. Так во всяком случае показалось Алексею, когда Антон Давыдович, возвратясь с очередного совещания, раздумчиво сказал, уставясь на прибор, смирно стоявший под чехлом у стены: - Если к нему ножи приладить, шикарная кофемолка получится. С дистанционным управлением...

Алексей оторопел. К некоторым неожиданностям в манере Антона Давидовича он уже успел попривыкнуть, но тут дело явно с перебором - какие могут быть шутки?

Антон Давидович хмыкнул, огляделся: - А где Иван?

Алексей не успел ответить, дверь скрипнула.

- А, прошу, Иван Петрович, добро пожаловать,- любезно помахал рукой Антон Давидович.- Ну-с, все титаны в сборе. Ставлю общий вопрос: как вы, Иван Петрович, и вы, Александр Иванович, относитесь к Змею Горынычу?

Алексей молчал. А Иван, хмуро похлопав ресницами, сказал: - Никак.

- Так-так. А к серому, скажем, волку?

- Начальник шутит,- в сторону сказал Алексей.

- Не шутит начальник, не шутит,- откликнулся Антон Давидович,- какие тут шутки, если эти самые Змей Горыныч и серый волк бедняжку нашу ненаглядную слопали. Со всеми ее электронными потрошками, со всеми стекляшечками-железячечками... Стоимостью, между прочим, не в одну кругляшечку...

- Кто чего слопал? - спокойно спросил Иван.

- Ну не слопал, не слопал. Пока. Нету пока ни Змея свет-Горыныча. Ни товарища волка. А штуку эту,- Антон Давыдович ткнул пальцем в чехол,можете в кофемолку переделать или, лучше, на помойку выкинуть. Это как вам удобнее...

Тут Алексей не выдержал. Он орал добрых полчаса, пока Иван не сказал: - Ладно, Алексей Иванович, у тебя у самого уже наверное уши заболели...

Антон Давыдович, поощрительно кивавший, посмотрел на охрипшего Алексея сочувственно и голосом популярного актера, в фамилии которого одна гласная на шесть согласных, сказал: - Шютка...

В тот вечер они просидели в лаборатории до утра. К удивлению Антона Давидовича, и Алексей, и Иван совершенно спокойно приняли рассказ, к которому он попытался их подготовить таким несколько необычным способом.

Алексей только спросил: - Для чего это вы страсти-мордасти развели?

- Шоковая терапия,- пошутил Антон Давыдович.Скажи я вам сразу и напрямик, что два года работы псу под, скажем, под нос, вы бы меня паяльничком, а?

- А чего это псу? - подал голос Иван.- Машинка хорошая. Новую можно выдумать, конечно. Но зачем? Схема-то ест - коe-что добавим, кое-что перемонтируем. Слепим и Змея, и Соловья-разбойника.

- Разбойника не надо,-- мстительно сказал Алексей,- шеф конкуренции не потерпит.

- Ну-ну,- поощрительно покивал Антон Давыдович,изволили окончательно очухаться, Алексей Иванович,начальству дерзите снова. Приветствую и содрогаюсь. Однако к делу...

На том совещании, с которого возвратился Антон Давыдович, в очередной раз нужно было обсудить и скоординировать постоянно распухавшие программы. И, выслушав всех, Антон Давыдович позволил себе пошутить: - Грандиозность ваших замыслов не может не умилять, уважаемые коллеги. Но для того, чтобы выполнить некоторые из этих замыслов, наш скромный прибор должен не только бегать, ползать и плавать. Он, как выясняется, должен еще и летать. Но согласитесь, что самолет в небе восьмого века-это некоторый, мягко говоря, анахронизм.

- Самолет да,- невозмутимо ответил толстяк Сергеев, аспирант кафедры фольклора,- а Змей Горыныч - нет.

- То есть? - переспросил Антон Давыдович, у которого уже мелькнула неясная догадка.

- Элементарно,- подтвердил невозмутимый аспирант,- для человека восьмого-девятого века, да и несколько позже, Змей Горыныч - существо безусловно реальное.

- Вы хотите сказать, что появление этого самого Змея будет воспринято как нечто естественное? - полувопросительно сказал Антон Давыдович.

- Конечно. Для человека раннего средневековья и медведь, и водяной, и Змей Горыныч одинаково реальны.

Антон Давыдович уже все понял и, в пол-уха слушая пустившегося в рассуждения аспиранта, нетерпеливо поглядывал на часы, одновременно размышляя, каким манером преподнести своим оруженосцам созревшую у него идею.

- ...не зная, как объяснить необъяснимое, он одушевлял неживое, населял леса и реки духами, воображение порождало богов и чудовищ, со свойственной суеверной психике конкретностью облекало в плоть и кровь самые немыслимые образы. Стихийные силы природы обретали страшный, но понятный, земной облик. Змей Горыныч страшен, но ему можно отрубить головы. Русалка может утащить в воду, но обойди ее стороной -спасешься... Бабалихоманка нападет - затрясет, но на нее есть заговор...разошедшийся аспирант что называется дорвался.

В другое время Антон Давыдович наверняка не только дослушал бы, но и расспросить поподробнее не постеснялся. Сейчас же, с трудом дождавшись паузы в аспирантском Монологе, он похлопал ладонью по столу и, вежливо улыбаясь несколько опешившему Сергееву, сказал: - Коллега, надеюсь, вы не откажетесь при случае проконсультировать нас по некоторым деталям, - и не дав открыть рта "коллеге", заключил", обращаясь к остальным:Поскольку возникли кое-какие неожиданные детали, совещание наше закончим или, вернее, продолжим через, скажем, неделю.

"Как это все давно было,- подумал Антон Давыдович, - давно. И недавно... И..." Незаметно подступившая дремота отяжелила щеки, зыбкой тенью поплыли стены, но тут что-то звякнуло, и дремота слетела вспугнутым воробьем.

Антон Давыдович покосился на Ивана, с виноватым видом подбиравшего с пола осколки лампы.

- Чем она тебя разгневала?

- Нечаянно,- хмуро откликнулся Иван и, помолчав, добавил то ли в оправдание, то ли в утешение: - Она свое все равно отработала.

- А Алексей где?

Иван мотнул головой: - Дышит. Норму по никотину добивает...

Алексей пригасил окурок, потянулся. Солнце уже уселось на зубчатую стену леса, тени вытянулись, с озера потянуло легким сквознячком. Что-то неуловимо изменилось в привычном уже пейзаже. И вдруг Алексей ощутил, что сейчас он вспомнит нечто важное, застрявшее легкой занозой где-то в глубине памяти, почти забытое и почемуто очень нужное. Что-то изменилось вокруг освещение ли, цвета ли - но именно это изменение наметило какуюто ассоциацию, которая может стать тропкой, ведущей в глубину, в память. Он пристально вглядывался в пейзаж, медленно ощупывая взглядом и дальний берег, и потемневшую гладь озера, понимая, что где-то здесь та самая зацепка, штришок, тусклый осколок стекла, который, вдруг повернувшись, бьет ослепительным лучом-зайчиком. Алексей поерзал, всмотрелся в скалу, темневшую четким силуэтом на еще светлом небе. Мелькнула неожиданная, нелепая мысль: "Только надписи не хватает..." Почему надписи? Какой надписи? И тут Алексей с фотографической четкостью вспомнил: Дива, ну, конечно же, Дива! И с непонятной уверенностью ощутив - вот она, тропка, продолжал вглядываться в скалу. Почему же раньше не заметил странного сходства? Да потому, что сходства никакого не было, просто на несколько мгновений тени легли так, что контур скалы чуть изменился - и этого оказалось достаточно, чтоб успеть вспомнить...

Алексей потянулся, прицелился окурком в табличку "Место для отравления", попал и ребячески пожалел, что Иван этого не видит. Скала уже совсем не походила на Диву, но главное она успела выполнить, так что - мавр сделал свое дело, мавр может уходить... Мысли текли медленно, перемежаясь, перемешиваясь - Алексей лениво подумал: все в мире сопрягается, все взаимопроникает, и мысли тоже, поскольку мозг человека - всеобъемлющая модель мироздания. Красный круг солнца уже наполовину осел за зубчатую стену, вода потемнела, удивительное предвечернее спокойствие почти осязаемо разлилось вокруг. Что общего может быть между ялтинской пельменной и этим удивительным миром? Ничего, если не считать, что она-начальная точка, первый шаг на пути сюда...

Алексей блаженно потянулся - как собственно немного нужно, чтобы все встало на свои места - пустяк... Повеяло прохладой. В избе скрипнула дверь, выглянул Иван.

Потоптался, спросил: - В паровозы готовишься?

- Ага,- снисходительно откликнулся Алексей, пустив дым колечками. В неподвижном воздухе кольца медленно плыли одно за другим, почти не расплываясь.

- Фокусник,- с ехидным одобрением заметил Иван.

Алексей не отозвался. Иван постоял-постоял, скрипнула дверь - ушел в избу.

Над верхушками виднелся уже только краешек солнца, почти полоска. В противоположной стороне еще светлого неба прорезался бледный серпик молодого месяца. И вдруг что-то легко треснуло - на грани слышимости Алексей не успел удивиться, как в лицо пахнуло жаром, он инстинктивно зажмурился, а когда медленно, с опаской приоткрыл веки - прямо в зените полыхало косматое солнце, до горизонта распахнулась голая равнина, колеблясь и подрагивая, как сквозь кривое стекло. Грохнула дверь, Иван заорал с порога: - Есть прорыв, есть! - и замер, обалдев от открывшейся картины.

- Ну вот и сподобились,- сказал из-за спины Ивана Антон Давыдович.

Алексей не обернулся, напряженно вглядываясь в неверную даль.

Глухой топот, возникший, казалось, где-то у самого горизонта, нарастая, обернулся какой-то темной массой, увеличивавшейся на глазах.

- Иван, дай бинокль,- не оборачиваясь, попросил Алексей.

Скрипнула дверь, но уже и без бинокля было видно, что в клубящемся облаке пыли несется громадное стадо каких-то животных. Снова скрипнула дверь, Алексей, не оборачиваясь, протянул руку, наткнулся на холодный металл, удивленно оглянулся.

Иван держал навскидку карабин, вглядываясь в приближающееся облако. Бинокль висел у него на плече.

- Дай,- сказал Алексей.

Иван, не глядя, нащупал ремешок, сдернул бинокль с плеча.

Стремительное приближение заставило вздрогнуть.

Алексей отнял бинокль от глаз - нет, еще далеко, снова приложил, повертел регулятор резкости. В туче пыли, круто наклонив огромные рога, с барабанной скоростью вколачивая копыта в рыжую землю,- пыль поднималась в полнеба, неслось гигантское - не охватить взглядом - стадо.

- Прямо на нас прут,- глухо сказал Иван.- Давайте в избу. Может пронесет...

И тут Алексей едва не вскрикнул, сдержался, только бормотнул что-то под нос.

- Что такое? - спросил Антон Давыдович.

Алексей молча протянул ему бинокль.

Из пыльного облака позади мчавшихся животных вынырнула маленькая фигурка, за ней другая, и вот уже вытянулась целая цепочка, охватывающая бегущее стадо полукругом справа. Донеслось далекое "У-у-у... у-ууу..." - Ну вот и предки,- спокойно сказал Антон Давыдович.- От них в избе не укроешься.

И в это мгновение от цепочки отделилось несколько фигурок и, изменив направление, помчалось прямо к избе.

Вой "у-ууу" становился все ближе, прорываясь сквозь грохот копыт.

До бегущих оставалось не более полукилометра. Бинокль сокращал это расстояние до нескольких десятков метров, можно было разглядеть мельчайшие детали, и Антон Давыдович лихорадочно всматривался, казалось, позабыв, что эти дубинки, зажатые в толстых, корявых пальцах, эти горящие злобными угольками из-под нависших бровей глаза - через минуту окажутся на расстоянии вытянутой руки, и тогда...

- Ну-ка я их пугну! - решительно сказал Иван и, не ожидая ответа, выпалил вверх.

Выстрел ударил по напряженному слуху и следом, как эхо, только во сто крат более сильное, грохнуло по барабанным перепонкам раскалывающееся небо и рухнуло кромешной тьмой.

Опомнясь, Алексей попробовал пошутить: - Встреча гомо сапиенс и гомо неандерталес отложена на неопределенное время. Из газет.

- Подожди,-остановил его Иван, напряженно вглядываясь в непроглядную темноту.

Антон Давыдович, словно поняв о чем он думает, сказал: - Вся картинка длилась не более минуты. Так быстро стемнеть не могло.

- Но сдвиг ведь произошел? - отозвался Алексей.

- Произошел. Но куда?

- Подождите,- шепотом сказал Иван и, словно в ответ, раздался треск ломающихся деревьев. Иван вскинул карабин. Высоко, на уровне не видных в кромешной тьме верхушек, красноватым светом сверкнули два огонька.

- А вот и фонарики,- бормотнул Иван, прицеливаясь.

"Фонарики" медленно поплыли вправо, потом влево и, вдруг остановившись, уставились в упор. Послышалось хриплое урчание, треснуло дерево, "фонарики", покачиваясь, двинулись вперед. Выстрелить Иван не успел. С легким звоном лопнувшего стекла тьма осыпалась, "фонарики" погасли, что-то совсем неподалеку тяжело обрушилось наземь, проступила на светлом небе зубчатая стена леса. Солнце уже упряталось за деревья, но сумеречный свет еще не угас. Алексей с явным облегчением сказал: - Ну, вот мы и дома...

- Дома-то дома,- подтвердил Иван.- Только в хозяйстве недобор.

- Что ты имеешь в виду? - осторожно спросил Антон Давыдович.

Иван молча показал на озеро. Скалы, уже ставшей привычной деталью пейзажа, не было!

- Все ты должен первым углядеть,- сказал Алексей.- Мог бы хоть раз другому уступить.

- Уступаю,- ответил Иван.- Угляди - где кубики?

"Кубиков" тоже не было!

- Ну что ж, граждане,- не без торжественности объявил Антон Давыдович,- заброска состоялась. Имею честь распоздравить вас от имени шефа.

- От кого, от кого? - заухмылялся Алексей.

- От мине! - любезно подтвердил Антон Давыдович. - И в качестве вознаграждения милостиво позволяю дрыхнуть до утра.

- Какая щедрость! - восторженно завопил Алексей.Качать шефа!

Иван расхохотался: качать шефа могло прийти только в дурную Лешкину голову - сто кило живого веса. Напряжение отпустило, и дурачась, они еще с полчаса хохотали, поддразнивали друг друга, и вообще - по определению Антона Давыдовича - вели себя как юные питекантропы после удачной охоты на двоюродных братьев.

- Почему на двоюродных? - заинтересовался Алексей.

- Родных кушать нельзя,- назидательно пояснил Антон Давыдович и туманно добавил: - Заратустра не позволяет... А теперь спатки, детки...

После дневных треволнений сон навалился, едва прилегли. А наутро Ивана и Антона Давыдовича выдернул из спальных мешков Лешкин вопль.

- Чего ты? - заорал Иван, увидев, как Алексей одной рукой держит дверь, а другой слепо нашаривает висевший у притолоки карабин.

Алексей молча мотнул головой. Иван метнулся к двери, перехватил ручку. Снаружи не доносилось ни малейшего шороха. Дверь никто не дергал. "Чего ее держать?" - в недоумении Иван оглянулся на Алексея. Тот, ухватив карабин, просипел: - Там. Там!

Антон Давыдович, хлопая спросонья глазами, сердито спросил: - Что там?

Иван вышел в сени и, выглянув в проем распахнутой наружной двери, резко отшатнулся. Но тут же, что-то сообразив, выглянул снова. Из воды у самой кромки берега торчала гадючья голова размером с платяной шкаф. Ивана передернуло - в омерзительной жабьей ухмылке синел частокол полуметровых клыков. Над ними тускло краснели немигающие глаза величиной с тарелку. "Вот они - фонарики",- мелькнула догадка. Сзади сердито засопел Антон Давыдович: - Ну что там?

- Да вот: не повезло товарищу ящеру,- Иван уже все понял и, кивнув выглянувшему в дверь Алексею, добавил: - Хотел тебе снова присниться, но не успел.

- Что ты плетешь там? - протискиваясь наружу, почти спокойно спросил Алексей, но карабин на место не повесил.

Антон Давыдович задумчиво сказал: - Будем считать, что нам вчера здорово повезло. Это же надо, чтобы сопряжение времен исчезло с точностью гильотины.

- Не надо было соваться,- мстительно сказал Алексей и нервно рассмеялся:- Если б не совался, с головой бы остался.

- Так бы, конечно, лучше,- рассудительно сказал Иван.- А то теперь нам ломать голову, что с этим подарком делать. Через День-другой такую вонь разведет, не продохнешь.

- Сохранить бы,- неуверенно сказал Антон Давыдович,- палеонтологи от счастья взвыли бы. Подумать только - череп идеальной сохранности.

- Еще чего! - отозвался Алексей.- Его же препарировать надо. Возьметесь? - Алексей непроизвольно передернуло: - Фу!

- Череп? - задумчиво повторил Иван.- Череп, оно, конечно, можно.

- Ну что ты несешь? - вскипел Алексей.- Мерзость эту ковырять?

- Ковырять не я буду,- успокоил его Иван.

- А кто - я?! - Алексей чуть не задохнулся. Обернувшись к Антону Давыдовичу он, сдерживая злость, бросил: - Скинем в озеро, пусть там дожидается ваших палеонтологов.

Иван потянул у него из рук карабин, сказал ни на кого не глядя: Пойду прогуляюсь. Может, еще чего это ваше сопряжение нам подкинуло.

Антон Давыдович понимал - Иван что-то придумал, но спрашивать не стал, доверяя его здравому смыслу, только сказал вслед: - Чуть что, стреляй.

- Ясное дело,- откликнулся Иван, не оборачиваясь, и через минуту исчез в густом подлеске...

- Все это хорошо,- вдруг с досадой сказал Антон Давыдович,- вчера, допустим, перебрали впечатлений...

- Ну, на сегодняшнее утро тоже жаловаться не приходится,- перебил его Алексей, стараясь не смотреть в сторону озера.

- Лодырю всегда подвернется причина, ты это хочешь сказать?

- Да ладно вам, Антон Давидович, иду я.

Алексей покосился на "подарочек", сплюнул и ушел в избу. Антон Давыдович постоял, прислушался - не идет ли Иван, и шагнул через порог, оставив дверь полуоткрытой.

Стена сверкала праздничной елкой, перемигивались цветные огоньки, белозубо скалились клавишные переключатели. Алексей медленно, почти неуловимыми движениями, проворачивал верньер настройки, поглядывая на стрелку индикатора прорыва. Поглядывать было, впрочем, не обязательно индикатор снабжен звонком, не увидишь - так услышишь. Антон Давидович, прислонясь плечом к косяку, механически следил за манипуляциями Алексея. Собственно, то, что сейчас предстояло проверить, было не менее важно, чем сам факт заброски. А если говорить точно, то значительно важнее. Потому что исчезновение объекта из настоящего времени - это только начало опыта, подтвердившее вероятность прорыва в прошлое. Но - куда в прошлое? В нужную точку? Или рядом?

Или с разбросом в тысячу лет? В памяти неожиданно всплыло: "...знаю, что случилось с Змеем Горынычем..." Антон Давыдович переступил с ноги на ногу, бодренько сказал сам себе: "мы тоже узнаем" и тихонько подул себе на плечо три раза, тут же подивившись собственному ребячеству.

Алексей крутил ручку, время от времени пощелкивая переключателями. Звонок молчал. Если же он в конце концов не звякнет, разбудив индикаторную стрелку, считай- дело кончено. Сворачивай манатки, бери под мышку вонючий череп в виде доказательства прорыва и топай восвояси... Связь, только связь с объектами ответит на вопрос: удался опыт или нет. И только связь может помочь довести его до конца.

"Все зависит от этого паршивого ящика",- подумал Антон Давыдович. Так непочтительно именовался приемник точечных хронограмм, сработанный гениями из черняковской лаборатории и любезно навязанный соседям на предмет практического испытания. Антон Давыдович кривил душой - от ящика, конечно, много зависит, но уже во вторую очередь. Потому что в первую очередь все зависит от того - верна ли его собственная догадка. "Должна быть верна! упрямо подумал Антон Давыдович,- подождем. Эффект не может не проявиться..." Эффект, на котором зиждились все надежды, должен был состоять в следующем: крупный прорыв, подобны!!

вчерашнему, не изолированное явление, он часть процесса, местное возмущение времени. И когда его внешние, зримые признаки исчезают, процесс не прекращается мгновенно - он постепенно затухает. Искривление времени имеет колебательный характер. Скажем, камень, обрушившийся в воду, давно лежит спокойно, а волнение, вызванное его падением, продолжается некоторое время... Эта аналогия позволяла надеяться, что прорыв, достигший пиковой точки, не обрывается резко. Иначе говоря, "дверь" не захлопывается, а относительно медленно закрывается.

И пока существует хотя бы микроскопическая "щелка", через нее может пройти хронограмма. Если это так, если эффект затухания сдвига существует, то кратковременная связь возможна. Сеанс может повториться при очередном прорыве. Но даже если этого не произойдет - очередной сдвиг прогнозу не поддается, регулярность его, если она существует, неизвестна - то и одна-единственная хронограмма, пробившаяся сквозь толщу времени - это победа. Но Антон Давыдович рассчитывал на нечто большее - на... стабильную связь! Впервые предположив ее возможность, он обругал себя нехорошими словами, но по некотором размышлении вынужден был взять эти самые слова обратно. Если искать аналогию в пространственном варианте, эта аналогия вулкан. Иначе говоря, строго локализованная точка прорыва сквозь толщу земной коры. Прорывы - извержения - происходят с относительной редкостью, но это не значит, что спящий вулкан перестает действовать: проход или проходы, соединяющие поверхность с мантией, продолжают существовать. Глазу это не видно, но приборы подтверждают: через микроскопические трещины продолжают просачиваться газы, водяные пары - иначе говоря, процесс продолжается. Аналогия получается очень точная: место резких прорывов сквозь время тоже строго локализовано - это своего рода "временной" вулкан. Отсюда следует: здесь постоянно и непрерывно, с разной степенью интенсивности происходят микроскопические возмущения, прорывы, сдвиги в промежутках между пиковыми "извержениями". Иначе говоря, "дверь" никогда не бывает плотно захлопнутой, покачиваясь на "петлях" туда-сюда. И значит, всегда, постоянно существует щелка, через которую возможна связь...

Все это так. Но звонок молчит...

- Эй, люди, живы-здоровы?

Антон Давыдович вздрогнул. Неслышно подошедший Иван стоял у порога, опершись на карабин. Алексей отозвался от пульта: - Мы-то живы. И даже пашем, между прочим.

- Сейчас еще попашешь,- успокоительно заверил Иван.

Алексей оглянулся, посмотрел подозрительно: - Еще какую-нибудь гадость отыскал?

- Да нет, по этой части у нас план вроде выполнен, даже с лишком,темнил Иван.

Антон Давыдович с усмешкой наблюдал за "петухами".

- В общем, давай пошли, разомнешься немного.

- А это? - кивнул Алексей на пульт.

- А это? - вопросом ответил Иван и показал пальцем на тумблер переключения.

Алексей вздохнул-деваться некуда, не отстанет, да и интересно, что он там еще выдумал,- и поставил тумблер в положение автоматического поиска.

- Иван, а правда, я терпеливый? - подал голос Антон Давыдович.

- Ну? - Иван посмотрел на шефа, ожидая подвоха.

- Нету больше мочи. От любопытства задохнуться могу.

- Зато от вони не задохнетесь,- утешил Иван и пояснил: - препараторов нашел. Черепок этот в два счета почистят.

- Мели, Емеля,- ничего не поняв, сказал Алексей н посмотрел на Антона Давыдовича.

Тот довольно улыбался - его предположение подтвердилось, спросил только: - Далеко?

- Да нет, километра полтора, если напрямик.

Алексей обозлился: - Может, мне выйти? Секретничайте без помех.

- Сейчас вместе выйдем,- успокоил Иван,- побереги энергию, скоро понадобится.

Антон Давыдович не дал раскрыть Алексею рта: - Никаких секретов нет. Есть муравейник. Иван нашел.

- Ну и что?! - взбеленился Алексей.- На кой нам черт еще и муравьи?

- Препараторы,- коротко сказал Иван,- пошли, в общем,- и первым шагнул за дверь.

- Ну и как ты думаешь ее перетащить туда? - спросил Антон Давыдович, оглядев лежащую в нескольких шагах чудовищную голову.

Алексей, с независимым видом глядя в сторону, остановился поодаль.

Иван почесал в затылке, рассудительно сказал: - Хуже было бы, если бы голова осталась там,- он неопределенно мотнул подбородком,- а пузо с ногами здесь.

- Это, конечно, утешительно,- усмехнулся Антон Давыдович,- но и в том, что нам досталось, центнера два, не меньше.

- Да, габариты,- хмыкнул Иван, заходя с другой стороны.- Ну надо же как ножом срезало... Раз - и ваших нет.

- Вполне могло быть: раз - и наших нет,- серьезно сказал Антон Давыдович.

- Могло, могло,- согласился Иван.- Такими зубками и слона сжевать раз плюнуть.

- Тиранозавр,- задумчиво сказал Антон Давыдович,- причем явно из самых крупных.

- Да, здоровенная была скотина, наш Горьшыч против нее птичка божия,проворчал Иван, вспомнив, сколько пришлось попотеть, пока перетащили к подножью скалы контейнер с биором-10.

- Вот я и говорю,- как мы ее волочь будем?

- Разрубить на куски и выбросить,- подал голос Алексей.

- Топора такого нету,- ответил Антон Давыдович, потом строго посмотрел на Алексея: - может, хватит красну девицу строить?

- Противно,- упрямо отрезал Алексей.

- Конечно, противно,- отозвался Иван.- Но если не уволокем отсюда, так противно станет, что - как это говорится? - ни в сказке сказать, ни пером описать. Пахнуть будет не тройным одеколоном, будьте уверены...

Иван потоптался, подумал и решительно сказал: - Перекатим.

Антон Давыдович хмыкнул - ему это тоже пришло в голову, и подтвердил: - Пожалуй, это единственный способ.

- Смотрите, не повредите при доставке,- ехидно заметил Алексей.

- Все будет в лучшем виде,- успокоил его Иван. - При вашем личном участии. Сходи за топором для начала.

Алексей не споря пошел в избу.

- В сенях, за балкой,- сказал ему вслед Иван и, обернувшись к Антону Давидовичу, пояснил: - Вырубим три жерди и покатим...

И много месяцев спустя стоило Алексею вспомнить этот фантастический эпизод: три мужика катят по лесу голову дохлого доисторического ящера,- в ушах его как наяву раздавался голос Ивана: "раз-два, взяли!", а перед глазами - разве такое забудешь? - медленно с боку на бок переваливающаяся, как в замедленной съемке или кошмарном сне, оскаленная пасть. "Раз-два, взяли" - жерди прогибаются, елозят по осклизлой чешуйчатой коже, еще усилие - и, с треском ломая хворост, голова замирает, уткнувшись мордой вниз. "Раз-два, взяли!" - и оскаленная пасть снова смотрит в небо. Раз-два, взяли! Раз-два, взяли... Раз-два...

Наконец, уже почти под вечер, голова перевернулась последний раз, тяжело плюхнувшись у почти двухметровой высоты конуса лесного муравейника.

- За работу, граждане препараторы,- переводя дыхание, объявил Иван.История вас не забудет. Через недельку зайдем за товаром.

Алексей присел на палую лесину рядом с муравейником, полез за сигаретой, передумал, спросил: - Ну теперь, может, объясните - на кой черт мы это сюда волокли?

- Лично я килограммов пять сбросил,- ответил Антон Давыдович.- так что прямой резон было тащить.

Иван, поглядывая на засуетившихся муравьишек, некоторые уже шныряли по ящеровой пасти, сказал: - Через неделю чистенький будет черепок, как полированный. Хоть в витрину ставь.

- А, брось ты,- отмахнулся Алексей.

- Посмотришь,- коротко сказал Иван.- Ну что, пошли?

Назад идти было просто - пока тащили, мало что почти двухметровую просеку проломили, но и укатали, как катком.

Подходя к избе, Иван сказал: - Я сейчас воды принесу, ополоснемся оживем.

Но не успел он шагнуть в дверь, из избы вдруг донесся резкий звонок и смолк.

Антон Давыдович бросился к двери, Алексей за ним.

Иван уже стоял у пульта. Стрелка индикатора застыла неподвижно. Звонок молчал. Иван огляделся, всмотрелся в напряженные лица и, не сдержав улыбки, ткнул пальцем в счетчик - в длинном ряду нулей вместо последнего стояла цифра 2. В их отсутствие пришли две хронограммы.

Антон Давыдович обессилекно привалился к стенке...

"Которая это по счету?" - покосился Иван на окошечко регистратора, хмыкнул: "Ого!" и надписал на только что расшифрованной хронограмме номер: 271. Ну, теперь рассовать тексты по папкам и считай, что ночное дежурство на сей раз не ночное, а просто позднее. В иные дни приходили одна-две хронограммы, в иные же, и довольно часто, сидение у приемника оказывалось напрасным. Но несколько раз, как сегодня, только успевай расшифровывать приёмник то и дело оживает, хронограмма приходит за хронограммой. Сидеть у приемника - не развлечение, но когда дело есть - терпимо. Он и не заметил, как день ушел, как вечер пролетел. Иван перебрал кипу листков восемнадцать пришло. А завтра день может оказаться пустым. Но дежурить все равно надо, так что Лешке - его очередь караулить - туго придется: что уж хуже бездельного ожидания.

Иван, просматривая расшифрованные хронограммы, принялся раскладывать их по папкам. Так, это лингвистам, а это - он вчитался: "зерь-трава, сорочьи слезы, полынница..." Пробежав десяток строк, решил - ботаникам.

А вот это, поди пойми кому - фольклористам ли, географам, историкам? Иван забормотал под нос: "Под морем под Хвалынским стоит медной дом, а в том медном доме закован змей огненный, а над змеем огненным лежит семипудовой ключ от княжева терема, Володимерова, а во княжом тереме, Володимеровом, сокрыта сбруя богатырская богатырей ноугородских, соратников молодеческих.

По Волге широкой, по крутым берегам, плывет -лебедь княжая, со двора княжева. Поймаю я ту лебедь, поймаю, схватаю. Ты, лебедь, полети к морю Хвалынскому, заклюй змея огненного, достань ключ семипудовой, что ключ от княжева терема, Володимерова. Не моим крыльям долетать до моря Хвалынского, не моей мочи расклевать змея огненного, не моим ногам дотащить ключ семипудовой.

Есть на море, на окиане, на острове на Буяне, ворон, всем воронам старший брат. Он долетит до моря Хвалынского, заклюет змея огненного, притащит ключ семипудовой, а ворон посажен злою ведьмой киевскою. Во лесу стоячем, во сырем бору стоит избушка, ни крытая, ни шитая, а в избушке живет злая ведьма киевская. Пойду-ль я во лес стоячей, во бор дремучей..." - Сходи, сходи! - Иван вздрогнул, оглянулся - в углу, приподнявшись па локте, ухмылялся Алексей.

- Спя,- смутись, буркнул Иван.

- С тобой заснешь,- отозвался тот,- орешь, как на площади.

- Как работать, тебя не добудишься,- проворчал Иван, сердясь впрочем больше на себя: "Тоже мне, вздумал вслух колдовать..." Алексей поворочался, пробурчал что-то, Иван не расслышал, пригляделся - кандидат носом в стенку уткнулся. "Спи, спи",- подумал Иван и сунул "заговорную" хронограмму в первую попавшуюся папку - потом разберемся...

Привычно перемигивались от стены до стены цветные огоньки, еле слышно гудел трансформатор, легко посапывал в своем углу Алексей, на топчане под окошком изредка всхрапывал Антон Давидович. А за стеной, в двух шагах, затаилось или замерло до поры до времени то, что уже несколько раз врывалось в спокойное и даже монотонное их житье-бытье, и каждый раз в ином облике.

Но за многоликостью этой всегда стояло одно и то же: Опасность. Опасность, непредставимая заранее и тем.еще более неожиданная и грозная. Иван поежился, вспомнив внезапно распахнувшуюся грохотом копыт и нечеловеческим воем рыжую степь. Отогнав это малоприятное воспоминание, подумал - интересно, управились уже муравьишки с доверенным им делом? Надо бы завтра сходить посмотреть.

Собственно, ему самому этот двухцентнерный доисторический черепок был, что называется, до лампочки. Но вот уж Антону Давидовичу и Алексею нежданный трофей, хлопнувшийся на берег озерца в тот самый момент, когда его хозяин намеревался отужинать их собственными персонами, был нужнее нужного. Антон это сразу сообразил, а Лешка долго еще дулся, пока дошло, что этот самый пятнадцатипудовый черепок с зубками-не что иное, как неопровержимое доказательство, вес которого и не сравним с весом физическим. Элементарное исследование "трофея" покажет, что ящер благополучно здравствовал не полсотни миллионов лет назад, а еще в нынешнем году. И факту этому только два объяснения, выбирай любое: или кто-то смотался в доисторическую эпоху и приволок оттуда этот свеженький сувенир, или... Иван тряхнул головой, отогнал незаметно подкравшуюся дремоту и вдруг подумал: могло ли даже в худом сне присниться такое? Впрочем, не во сне. а наяву ему довелось ткнуться носом в вещи, если и не похлеще, то уж во всяком случае такие, что во второй раз пережить,- извини-подвинься...

Звоночек хроноприемника молчал. Иван посидел, посидел, посмотрел: спят мужики. Сдвинул регулятор громкости к нижнему делению - "звякнет - услышу" - и пересел на свой топчан, привалясь к бревенчатой стене так, чтоб пульт был виден.

Еле слышно гудел трансформатор, перемигивались неоновые глазки, мысли брели неспешно, не перескакивая, а как бы переползая с одного на другое... Вот уже месяц исправно пашет хроноприемник. Иван вспомнил, какой ошеломительной радостью ударили первые, как жадно вчитывались в тексты, едва дождавшись расшифровки.

Потом это, как и следовало, стало просто работой. Только иной раз, прочитав коротенькое сообщение биора, Антон Давыдович хмыкал восторженно, и понятно это было и Алексею и Ивану: стоит только вспомнить, откуда пришло сообщение, так не хмыкнешь, а заорешь - "Рюгевнт - бог войны, с семью лицами, с семью мечами, висящими на бедре и с восьмым обнаженным в руке. Дубовый кумир его весь загажен ласточками, вьющими на нем гнезда. Потрепут - о четырех лицах и с пятым лицом на груди - считается богом четырех времен года"...

Но в последние дни - Иван это сразу приметил - шеф стал что-то чересчур пристально перечитывать расшифровки. Сначала Иван решил, что виной тому явно оборванная хронограмма, пришедшая неделю назад. Действительно, это не насторожить не могло - что хорошего, если техника забарахлит или того хуже - проход закрывается.

Он тогда прямо и спросил: "В чем дело?" Антон Давыдович нехотя сказал: "Есть кое-какие подозрения, говорить рано".

"Чем же его эта хронограмма расстроила?" - подумал Иван, привстал, вытянул из стопки папок красную - в нее складывались хронограммы, требовавшие дополнений. "Чем же она его обеспокоила? - думал Иван, вытащив листок,- непонятностью, что ли?" Света от мигающих лампочек было маловато, но переноску Иван включать не стал - разобрать все-таки можно: "Егда слышим песнивые птице, различными гласы поюще песни красные: елавне же поюще, косы же и сое, влъги и жлъны, щоры же и изоки, ластовицы же и сковранце и ины птице..." Дальше шел пропуск явный, потому что последние строки никак не вязались с предыдущими, это скорее комментарий биора: "подсечно-огневое земледелие, носящее стихийный характер и часто мотивируемое враждебностью леса людям..." Легкое подозрение неясно забрезжило - не ухватить, не понять, но догадка где-то близко, потому что в памяти вдруг ни с того ни с сего всплыла перепалка между шефом и Черняковым, неожиданно вспыхнувшая во время обсуждения окончательной доводки программы биоров.

Черняков, бледный от злости, чуть не орал: - Природу охранять невозможно и не нужно. Если сужать проблему, можно сказать так: человек заблуждается, думая, что он может охранять природу, забывает, что он часть природы и является фактором эволюционным. Наличие человека является частью эволюционного процесса точно так, как и любое другое живое существо или неживое явление, как любая геологическая категория.

Как, скажем, землетрясение, ветер, гроза и так далее. Это все принципиально на одном уровне стоит! Конечно, если говорить не об охране природы, а об охране среды - это на первый взгляд, естественно. Стремление к охране среды обитания диктуется инстинктом самосохранения. Да, возможно, сегодня мы, я, в частности, предпочел бы жить в привычных мне природных условиях. Но это же субъективная, сиюминутная точка зрения человека, живущего в этих - ему привычных - условиях. А ведь и сегодня на земле представления об окружающей среде не только не однозначны, они в полном смысле слова полярны! Для эскимоса, живущего на крайнем Севере, средой обитания являются вечные льды, снега и так далее. И он моментально переселился бы к праотцам, будучи вывезенным в Сахару. То же самое произошло бы в обратном случае с сахарским туарегом, среда обитания которого раскаленные пески и все этому сопутствующее. Тут миллион вариантов! Как их совместить? Но, в продолжение той же параллели "эскимос туарег": вполне вероятно, что в результате естественного развития земной шар, например, будет через миллион лет представлять собой зеркально отполированный шар. И с точки зрения тогдашнего обитателя Земли - это будет единственно прекрасно и абсолютно естественно! И наши попытки законсервировать природу в ее нынешнем, приятном нашему глазу состоянии не что иное, как попытка остановить естественный ход, вещей, затормозить и вовсе остановить эволюцию планеты...

Антон Давидович заговорил ровно, едва сдерживаясь, это было видно: Если позволите, ваши пророчества насчет того, что и как будет на Земле через миллион лет, я оставлю без комментариев. Замечу только, что будущее это продолжение настоящего. И если исчезнет настоящее, будущего просто не будет, извините за невольный каламбур. Так что давайте вернемся к настоящему. Как ни грандиозны масштабы аргументов - от полюса до экватора, тем не менее, коллега, проблема вами сводится примерно к следующему: разводить цветы на подоконнике или не разводить. Однако, когда мы говорим о природе и среде обитания, что в данном случае одно и то же, мы имеем в виду не подоконник. Конечно, туарегу лучше жить в Сахаре, нежели на полюсе. Как и эскимосу лучше не переезжать в Сахару на постоянное жительство. Однако, если тому же туарегу, эскимосу или нам с вами придется пить воду с повышенным содержанием стронция-90 или дышать воздухом, в котором больше дыма, нежели самого воздуха - то все равно, где мы будем это делать: на полюсе, в Сахаре или здесь. Главное, будем делать это недолго - переселение к упомянутым вами праотцам гарантировано...

Так вот, когда мы говорим об охране среды обитания, мы имеем в виду среду обитания не только Дмитрия Павловича Чернякова, а среду обитания человечества. Которое, независимо от того, где живут отдельные его представители, должно дышать чистым воздухом, пить чистую воду, есть здоровую пищу и так далее. Это первооснова.

Что же касается человека, как эволюционного фактора, согласен - это безусловный, причем чрезвычайно действенный фактор. Но в отличие от ветра, молнии, землетрясения- этот "фактор" обладает разумом. И поэтому действие его может и должно быть целенаправленным. Больше того, корректирующим, исправляющим те последствия, которые вызваны воздействием сил стихийных. Если говорить элементарно: ураган повалил лес - мы посадим новый. Если же говорить шире, то предстоит борьба не только и не столько с последствиями действия стихийных сил, сколько с самими собой. Иначе говоря, с тысячелетиями внедрявшимся в наше сознание потребительским отношением к природе, суть которого: после нас хоть трава не расти. И когда мы говорим о срубленном по глупости дереве, мы говорим не об этом самом тополе, липе или березе. Мы говорим о дереве, существование которого - условие нашего собственного существования,,. Мы будем летать к звездам, но дышать мы будем той же прозаической газовой смесью, что и далекие наши предки. Но, если мы будем относиться к природе и, в частности, к дереву так, как предки давние и недавние, как очень часто относимся сейчас - то к звездам летать мы не будем. Некому будет летать...

Вот и сейчас мы надеемся внедриться в эпоху, когда воздействие человека на природу стало активным и очень действенным. Собственно, мы можем и надеемся увидеть, как и на какой идейной базе формировалось отношение к природе - то отношение, с которым мы будем еще долго бороться.

- Хорошо,- неожиданно согласился Черняков. Но тут же стало ясно, что он просто заходит с другой стороны.- Варианты попадания: первый - никуда, второй - в совершенно непонятное место, третий - в реально существующий Китеж, если он, конечно, существовал вообще. Цель в этом, последнем варианте наблюдение, исследование мира, вырванного из общего эволюционного процесса и возможно совершенно непохожего на наш. Мира, где законы иные, ход эволюции иной. Для нас это своего рода модель, созданная природой, своего рода полигон, на котором испытываются другие, а может, и точно такие, как у нас, пути эволюции. Так вот, если мы окажемся свидетелями чего-то с точки зрения нашего опыта совершенно недопустимого, можем мы попытаться направить ход событий в более разумное русло? И следовательно: не должны ли мы заложить в программу наших биоров способность к принятию такого решения?

- Ни в коем случае! - отрезал Антон Давыдович. - По двум причинам: всегда можно ошибиться, экстраполируя свои представления о современном нам мире в качестве последней инстанции истины для всех времен - и будущих, и прошлых. История знает множество таких попыток с трагическим исходом. Гибель великих африканских и американских цивилизаций - результат экстраполяции европейского средневекового содержания моральных категорий, фанатичной попытки направить индейскую или африканскую культуру на так называемый "путь истинный"... Вообще же то, о чем вы говорите, похоже на попытку исправить некрасивый с вашей точки зрения нос вашей прабабушки. При всем благородстве такого намерения результат может оказаться плачевным: исправленный нос может понравиться вам, но вовсе не понравиться вашему прадедушке. И в результате прадедушка не женится на прабабушке и, как естественное следствие,- мы останемся с носом, но без потомков, то есть без нас с вами...

Иван встрепенулся: "звонит?", всмотрелся в подсвечен-, ное окошечко регистратора - цифра стояла прежняя, значит, почудилось. "Да,- мысль вернулась к хронограмме, явно встревожившей шефа,- что-то там происходит либо неожиданное, либо ожидавшееся как худший вариант".

Решив так, Иван был недалек от истины, но знать об этом, конечно, не мог. "Поживем - увидим"-при всей своей неопределенности этот принцип был совершенно справедлив по существу, и Иван, повторив вполголоса "поживем-увидим", вдруг подумал, что и вправду - не поживешь, не увидишь. Ни сном ни духом ведь не мог он и предполагать несколько лет назад, что после той встряски, от которой едва опомнился, обстоятельства снова воткнут его в ситуацию, умом непредставимую, на ту - прежнюю--и близко не похожую, но такую же явную, живую, хоть на ощупь щупай: не город здесь, а тайга, не бродят по улинам Лжедмнтрии и Тутанхамоны, зато то и дело лезет сквозь зыбкую границу между "сегодня" и "сто миллионов лет назад" такое, что на картинке увидать, и то страшно...

Алексей что-то громко сказал во сне, Иван покосился, мельком почему-то вспомнилась история со стрелой в Ленинграде, рассказанная вчера Лешей. "Похоже,- вдруг подумалось.- Вполне может быть". Иван вспомнил объяснения Сверливого насчет того, куда на мгновение девается стрела, прежде чем вонзиться в мишень: она вылетает в другое измерение, и парадокс в том, что здесь она отсутствует мгновение, там - в ином измерении-мгновение растягивается на годы или столетия... "Может, это та са-" мая или такая же стрела?"- Алексей вполне мог принять такое объяснение, но Иван решил: "Поди знай, так оно или не так, что зря трепаться?" Мельком вспомнив об этом, Иван вдруг подумал: "Робин Гуд или не Робин Гуд стрелку эту пускал мыкаться по разным временам, кто его знает.

Но я-то не стрела, что ж меня заносит туда, где обязательно творится что-то такое, от чего, если ум за разум и не заходит, то волосы дыбом встают?" "Спит, Робин Гуд,- покосился на. Алексея Иван,исхитоился-таки меня в это дело воткнуть",- и вдруг встало перед глазами то, что сначала тряхнуло его до стука зубов, вернув в мир, старательно забытый, а потом и потихоньку, исподволь вывело на дорожку, которая в конце концов уткнулась в веселый бережок этого чертова озерца...

Впрочем, ворчал Иван про себя для порядка или, скажем, по привычке. Давно было ему яснее ясного, что бухнув тогда "пойду", он словом этим распахнул дверь в мир удивительный и необыкновенный и, войдя в эту дверь, нашел не только друзей-товарищей настоящих, но и место свое, на котором, если и сидеть кому, так только ему: вся эта электроника, все эти штучки-дрючки существуют во всем мире в единственном экземпляре, и наворотил этот самый "экземпляр" не кто иной, как Иван Петрович Жуков.

Тихо звякнуло, Иван встрепенулся, решив, что ослышался, всмотрелся в окошечко регистратора - нет, не ослышался: в прорези выскочила новая циферка-пришла хронограмма.

Нажав кнопку дешифратора, Иван подождал, пока из прорези выполз листок с текстом, пробежал глазами - всего несколько строк, вроде ничего особенного, хоть и не очень понятно: "однажды ночью... солнце в полнеба... мальчик..." Иван положил листок, прислушался-приемник молчал. Окошко посветлело, на порозовевшем небе четко проступил зубчатый контур верхушек, над озером закурился легкий парок. Подсвеченные встающим солнцем облака медленно уплывали за край окошка, наплывали снова. "Вот и утро,- подумал Иван,- теперь кому вставать, а кому спать ложиться..." Первым, как всегда, проснулся Антон Давыдович,привычку эту свою он объяснял невезением: топчан уж такой достался, стоит так, что первый же солнечный луч прямо в лицо, попробуй поспи.

Приняв это всерьез, Иван как-то попался на удочку - посоветовал: - Да что - нельзя на бок повернуться?

- Никак не научусь,- пожаловался шеф,- поворачиваюсь, а ноги с топчана на пол сваливаются, вот и приходится вставать, что поделаешь...

На этот раз ноги "не свалились", Антон Давыдович просто приподнялся на топчане, потянулся, помахал Ивану рукой, спросил "капитанским голосом": Ну-с, какие новости на борту?

Иван покосился на Алексея - тот тоже проснулся, но по всему видать, собирается поваляться - притворяется, что спит.

- Всем хватит,- отозвался Иван,- восемнадцать штук пришло. Нет, девятнадцать - вот эта уже под утро, последняя.

Антон Давыдович взял двумя пальцами протянутый листок и потемнел.

- Что такое? - спросил из своего угла Алексей.

Антон Давыдович, не отвечая, перечел хронограмму и перебросил листок Алексею: - Прочти вслух.

- Однажды ночью наступит день и встанет солнце в полнеба, и уйдет мальчик, и придет мальчик, и поймут люди, что кончился мир ночи и начался мир дня... Кричит сова...

- Стихи, что ли? - подал голос Иван.

- Похоже,- без особой уверенности отозвался Алексей.

Антон Давыдович молчал.

- Шеф, может, просветите? - подождав, спросил Алексей.- Чем эта лирика обеспокоила вас?

- Это не лирика,- невесело сказал Антон Давыдович,- это сигнал: случилось что-то из ряда вон выходящее...

Иван с Алексеем ждали.

- Боюсь поверить, но думаю, что биору-одиннадцать пришлось нажать красную кнопку..

- Но что он мог послать? -- спросил Иван, зная, что ответа на свой вопрос получить не может. Что такое красная кнопка и он и Алексей знали хорошо, но не хуже знали, что вероятность ее включения близка к нулю только теоретически можно представить такое невообразимое стечение обстоятельств, которое может принудить биора к нуль-транспортировке.

- Что же он мог послать? - напряженно повторил Антон Давыдович и вдруг, ни к кому не обращаясь, пробормотал: - и уйдет мальчик... и придет мальчик... однажды ночью...

- Антон Давыдович,- Иван ждал.

- Ну? - как-то нехотя откликнулся шеф.

- Делать-то что будем?

- Делать? - Антон Давыдович пристально обвел исподлобья утыканную приборами стену - будто впервые видел, покосился на Алексея и, тряхнув головой, жестко сказал: - Ждать.

Вертолет невесомо всплыл, завис, упругие толчки воздуха рябью смяли траву, погнали мелкую зыбь oт берега.

Вертолетчик, обернувшись, прокричал: - Круг почета?

Антон Давидович отрицательно мотнул подбородком.

Вертолетчик кивнул, поднял машину повыше и, тарахтя похлеще трактора ДТ-54, вертолет неторопливо поплыл над покачивающимися вершинами, медленно набирая высоту. Уплыла назад вросшая в косогор у самого берега избушка, в которой они прожили без малого три месяца.

Тусклой голубизной блеснула в последний раз тихая гладь с застывшими в глубине опрокинутыми разлапистыми елями.

Иван без особого интереса поглядывал в иллюминатор - глазу остановиться не на чем, во все стороны серозеленое море с редкими островками-проплешинами. Разговаривать не хотелось, да и хотелось бы какой тут разговор, орать надо, тарахтит машинка, попробуй перекричи. Антон Давидович то ли дремал, то ли размышлял, прикрыв глаза. Алексей, привалясь к жестяной стенке, чтото почеркивал в записной книжке...

Первый раз вертолет прилетал неделю назад - вскоре после хронограммы, так встревожившей Антона Давыдовича. Но с тем рейсом улететь не удалось пришлось уступить место доисторическому "сувениру": все вместе - и людей, и аппаратуру, да еще и костяшку в четверть тонны весом - вертолет поднять просто не мог. Тогда Антон Давыдович и решил сначала отправить череп. Это было единственно разумно. Можно было, правда, и часть оборудования погрузить, но шеф, не вдаваясь в подробности, сказал: "Технику потом". Мало того, вертолет вполне мог обернуться за день, ну, в крайнем случае назавтра прилететь, но Антон Давыдович сказал вертолетчику Мите, как само собой разумеющееся: - В общем, ждем через недельку...

Дураку ясно, обрадовался шеф непредвиденной отсрочке, надеется может, еще оживет приемник.

С черепом на этот раз управились в два счета, тащить-то никуда не надо было - вертолет повис над местом, где мурашки уже отполировали бедную ящерову головушку до зеркального блеска, сбросил конец с крюком, Иван с Алексеем подцепили тиранозаврика за скулу,: и вертолет, поднявшись повыше, перенес череп на поляну перед избуцжой. Здесь трофей крепко принайтовили под днищем вертолета - всунуть внутрь и думать нечего было. Митя-вертолетчик проверил все крепления, потыкал пальцем в полированную кость, сказал задумчиво: - Чего только возить не приходится...

Для Ивана эта неделя прошла в обычных хлопотах.

Сначала пришлось перемонтировать кое-какие линии, чтоб без помех для приемника снять часть аппаратуры. Потом нужно было подготовить к размонтированию самые сложные узлы. Не зря пахал всю неделю: когда вертолет прилетел снова - на съем аппаратуры вместе с погрузкой ушло всего часа три, а не три дня.

Иван копался с утра до вечера, а у приемника дежурили поочередно Антон Давыдович и Алексей. Но приемник упорно молчал, независимо от того, кто сидел у пульта. Антон Давыдович мрачнел час от чсу - надежда на связь исчезала неумолимо, и тем быстрее, чем меньше оставалось до конца отсрочки, так кстати выпавшей благодаря весу "трофея" и маломощности Митиного вертолета.

Алексей от вынужденного безделья злел и то и дело приставал к шефу с разговорами, Ивану тоже, может быть, интересными, да в другой обстановке. Он и прислушивался краем уха, возясь с паяльником и кусачками в путанице разноцветных проводов.

- Вообще-то я полагал, что ты знаком с работами доктора Барга,заметил как-то Антон Давыдович на очередной вопрос Алексея.

- Успеть бы познакомиться хотя бы с тем, что имеет непосредственное отношение к нам, уважаемый профессор,- невозмутимо отвечал Алексей.- Что же касается доктора Барга, то его интересует английский феодализм, а нас, как мне помнится, нечто другое...

Иван зло зашипел - зазевавшись, ткнул паяльником не в проводок, а в собственный палец. Покосился - не заметил ли Лешка, уж он этого не пропустит. Нет, не заметил, слушает Антона.

- В той или иной степени время всегда было элементом человеческого сознания. Человек средневековья воспринимал время как бы в двойном измерении: естественном и историческом, то есть как течение круговое, циклическое и как линейное, развернутое. Но в обоих случаях картина мира, рисовавшаяся ему, была по сути насквозь статичной и лишь внешне подвижной. В этом отразилась вся мера слитности средневекового человека с природой, естественной связанности его сознания родовыми узами, образ жизни, специфика материального производства.

- Бытие определяет сознание,- неожиданно для себя вставил Иван и тут же, обозлясь на собственное нахальство, отвернулся, преувеличенно пристально вглядываясь в нутро уже развороченного пульта.

- Совершенно верно,- сказал ему в спину Антон Давыдович,Средневековое общество - в основе своей земледельческое общество. Смена времен года не только диктовала земледельцу характер и ритм его труда, но и формировала многие стороны его мировидения. В этом видении время представляло собой круговорот и измерялось естественными циклами: движением небесных светил, числом снятых урожаев, сменой поколений в роду и так далее, отсчитывалось вехами, хранившимися в памяти, то есть метрикой больших делений. Когда же памяти не хватало, на помощь приходило определение - "с незапамятных времен".

- Хронограмма номер двенадцать,- напомнил Алексей.

Иван напряг память - что это за хронограмма? Но вспомнить не смог. Антон Давидович тоже ответил не сразу, но, поразмыслив, согласился: - Да, пожалуй. Примитивное сознание синтетическое.

Вместо расчленения окружающей действительности на начала природы и человека оно отражает их в нерасторжимом единстве. Вместо различения моментов времени в порядке их следования: прошлое, настоящее, будущее - оно охватывает их, по сути, как одновременные. Человек с подобным мироощущением окружен прошлым, оно продолжается в настоящем, а будущее - это то же "вчера", но которое наступит "завтра".

- Однажды ночью наступит день и встанет солнце в полнеба, и...Алексей не договорил, замер.

- Вертолет,- сказал Иван.

Далекое стрекотание слышалось все явственнее. Недельная отсрочка закончилась, ничего нового не принеся.

Алексей встал, следом за ним шагнул Антон Давыдович. Иван продолжал ковыряться в схеме и, только когда грохот проплыл над самой крышей, сунул отвертку в карман и вышел. Вертолет стоял чуть накренясь, лопасти винта лениво проворачивались по инерции, мотор уже был выключен...