Смертельное Таро

Аркан I

Попади мадемуазель де Фредёр к врачу своевременно, на вопрос «Когда у вас начались проблемы со сном?» она с уверенностью бы ответила, что ровно два месяца назад, семнадцатого июня. Если быть совсем точной, где‑то без десяти полночь – в то время она имела привычку ложиться особенно поздно.

Но едва ли был шанс предотвратить это вовремя. Поначалу новая жизнь походила на одну из тех романтичных историй, написанных размашистым почерком, что Хелена видела в альбомах знакомых девиц – по старой памяти их еще бездумно называли подругами.

Той ночью пламя свечей, тонкое и высокое, привычно подрагивало от ветра. Свет наполнял комнату скользящими бликами, попадая на стеклянные подвески на канделябрах, висящие на зеркале бусы, сосуды с маслами и туалетной водой. Это было похоже на озерную гладь с мелкой искристой рябью. Доска для шахмат с тонкой росписью лежала раскрытой на небольшом столике, и резные фигуры казались живыми.

Хелена подошла к трюмо и с будничной озадаченностью стянула сорочку в области талии. Вид привычно расстроил: округлостей, обещанных гувернантками в детстве, так и не появилось, а рельеф обтянутых кожей ребер сгодился бы для гипсового слепка. Зеркала Хелена никогда не любила: отражение вызывало в ней лишь чувство подавленности. Однако смотрелась в них девушка как можно чаще, с особым мазохистским удовольствием отмечая все изъяны и недостатки. Она понимала, что стала жертвой огромной природной несправедливости, так что жалость к себе была давно ей знакома. Какое чудо должно произойти, чтобы хоть кто‑то увидел в ней женщину? Ей не дано было это понять.

Тело. Фигура. Емкость. Она пыталась смириться с тем, что никогда не станет предметом чьей‑то влюбленности, но в душе это глубоко удручало ее. Временами Хелена сама себе казалась полой змеиной кожей – ей не хватало чего‑то настоящего и живого внутри высохшей змеиной трухи.

Уснуть не получалось. Казалось, из распахнутых окон веяло не свежестью, а опаляющим жаром, словно из печки. Хелена уже вся извелась, ей было неудобно и душно, а мятая простыня впечаталась в кожу.

Чтобы отвлечься от изнеможения, свойственного летним ночам, Хелена разлеглась на кровати и выдохнула. В голове возникли чудесные нечеткие образы: двое юношей навели друг на друга мушкеты, готовые стреляться за право быть ее спутником жизни. За их спинами шелестят красные клены, а сама девушка бежит в черном… нет, в белом шелковом платье, ведь ей одной по силам прекратить их вражду. И когда она останавливает их взмахом руки, мужчины бросаются в ноги и наперебой признаются ей в своих трепетных чувствах. Предаваться подобным фантазиям, различным вариациям одного и того же сюжета всеобщей любви, было приятно и спустя годы: по телу разливалась сладкая нега и от невольной улыбки подрагивали уголки губ.

Перед тем как наконец провалиться в сон, ей показалось, что люстра кружилась, как украшение над детской колыбелью, а дверь, отворяясь, скрипнула.

Не успев до конца проснуться, Хелена почувствовала, что ей очень холодно. Пальцы на ногах онемели, неприятно ныл копчик. «Чудесно, я застудила спину, нужно хотя бы закрыть окно», – подумала она сквозь ускользающий сон и перевернулась на другой бок. Голова заболела от столкновения с жесткой поверхностью. Подушка куда‑то пропала. Рукой она пошарила рядом с собой, но пальцы скользили по холодной твердой поверхности. Наконец она поняла.

Это не ее комната.

Хелена вскочила и тотчас схватилась за голову, чуть не упав обратно. Из-за резкого подъема в висках застучали музыкальные молотки, и с каждым движением саднящий аккорд повторялся.

От кривых черно-белых узоров плит на полу у Хелены зарябило в глазах. На расстоянии вытянутой руки стоял то ли бокал, то ли подобие маленькой вазы – асимметричная чаша, словно выдолбленная из куска хрусталя.

Девушка поджала ноги и попыталась собраться с мыслями. С одной стороны, непреодолимо хотелось улечься обратно и уснуть прямо здесь, позволив утихнуть шуму в ушах. С другой – она понимала, что нужно как можно скорее уйти из этого странного места. И чем дольше Хелена продолжала сидеть, тем сильнее происходящее пугало.

– Скорее бери кубок и подойди, чтобы выпить за прибытие короля! – Хелена вздрогнула. Откуда‑то издали донесся торжественный возглас, отразился от высоких сводов. На миг в нем зазвучали пугающе низкие ноты:

– …Пить за короля!

За окном тяжелые коричнево-серые тучи метались подобно поднятой ветром пыли. Звук шел откуда‑то из-за спины. Хелена повернулась.

На расстоянии шагов сорока высилось нечто среднее между восточным шатром и занавесом театральной сцены, с потолка свисали гирлянды из золотистых звезд, всюду были раскиданы подушки из дамасской ткани.

– Ну что, моя волшебная, ты наверняка в предвкушении?

На Хелену снизу вверх, прищурившись, смотрела смуглая темноволосая женщина, одетая на грани вульгарности. Расшитое золотом пестрое платье, длинные серьги с монисто и чудной головной убор вроде чалмы. Определить ее возраст было непросто: в уголках губ и глаз отчетливо виднелись тонкие нити морщин, кожа шеи уже была дряблой, но декольтированный бюст выглядел на зависть упругим и пышным. И подобное следу от удара, у самых ключиц красовалось родимое пятно размером с ладонь.

Хелена призналась, что ничего не понимает.

– Как же? Разве ты не рада приезду короля кубков? Разве это не предмет твоих грез? – Женщина отвернулась. – Какая ты все же странная! Ведь речь идет не о паже мечей или о рыцаре пентаклей. Король кубков всегда достойная партия. Особенно в том случае, если около него не окажется дьявола или нескольких мечей.

Хелена повторила, что по-прежнему не понимает ни слова.

Незнакомка расхохоталась, и зала наполнилась звуками, подобными звону бубнов, звуками восточного табора, цыганского каравана.

– Что ж, поверь, скоро ты все поймешь! И я имею в виду не только ближайшие новости, моя волшебная. Давай же выпьем за начало твоей захватывающей жизни! И за короля кубков! – женщина вытянула руку со своим бокалом и замерла.

Сверху закапало. От внезапных ударов капель по плечам Хелена задрала голову: свод затянуло мутноватой дрожащей пленкой. Красное море разлилось на потолке. Вдруг жидкость струями полилась по стенам, посыпалась крупными каплями. Запах стоял как у разбавленного цветочного меда и засахаренных восточных фруктов.

Бюст дамы напротив окрасился красным, разводы заструились по смуглому улыбающемуся лицу.

– Уже чувствуешь, как становишься верховной жрицей?

Хелена не ответила. Сорочка, липкая от сладкой жидкости, сковала тело, в глазах заколол стеклянный песок, будто она сейчас плакала. Сделать глоток. Только вот…

Вино ли это?

– Это неправда! – почти выкрикнула она. Затем резко выдохнула.

Хелена отбросила одеяло, в котором невольно запуталась ночью, и дышать стало легче. Все закончилось. Осознание неприятно кольнуло. Захотелось закрыть ненадолго глаза и увидеть, чем завершилось то странное, пугающее сновидение. Ей будто удалось избежать несчастья, к которому слишком долго готовился.

С наступлением утра сошла на нет и таинственная дымка, блики не шептались больше на стенах. Верещали за окнами птицы, а разбросанные шахматные фигуры создавали теперь лишь ощущение беспорядка. С улицы доносились запахи цветущего жасмина и крепкого, гудящего в носу табака.

Хелена не верила в вещие сны, но сейчас ощущала внутри беспокойство. Перед глазами вспыхивали отдельные образы – будто она пыталась вспомнить историю, произошедшую много лет назад. Свежо было только ощущение капель на коже.

Звать служанку не хотелось, поэтому девушка сама справилась со всем исподним бельем, нижней юбкой и платьем, проигнорировав ненавистные корсет и кринолин из ивовых прутьев. Отец проявлял снисходительность к ее внешнему виду дома, а сама Хелена, не считая себя от природы красивой, не видела смысла в попытках что‑либо исправить.

Мадемуазель де Фредёр спускалась к завтраку в растрепанных чувствах. Старая лестница от каждого шага тихо поскрипывала. Из гостиной раздались голоса – оказалось, уже с утра к отцу потянулись визитеры.

– …И на момент развода они были настолько «на ножах», что делили даже столовые приборы! Нам пришлось описывать каждую десертную вилку!

Раздался тихий, похожий на шипение смешок. Хелена беззвучно скользнула в гостиную и взглядом сразу столкнулась с гостем:

Напротив отца, который привычно вспоминал истории, связанные с работой, сидел незнакомый мужчина. Тот смеялся, прикрывая пальцами рот, отчего звучал глухо. Его словно душили. Высокий, костлявый; одежда вся черная – на фоне светлых тонов комнаты он выглядел приглашением на чьи‑то помпезные похороны. В руке незнакомец держал бокал с коньяком. Поодаль лежал старый цилиндр, бархат на нем выгорел пятнами.

– С поздним утром, дорогая! – поприветствовал ее отец, не меняя воодушевленного тона. Внешний вид дочери его, судя по всему, совсем не смутил. – Это моя любимая дочь, мадемуазель Хелена. Мадемуазель Хелена, это мой давний друг, месье Леонард Гобеле.

Гость с кресла не встал. Подхватив с пола шляпу, он на секунду водрузил ту на голову, приподнял и вальяжно откинул обратно. И улыбнулся, не убирая руки от лица.

Не найдясь, что сказать в ответ на вульгарность, Хелена демонстративно отвернулась к отцу.

– Можешь ли себе представить – мы с Леонардом не могли встретиться с конца января! Все это время он провел в Будапеште, чтобы помогать кузине после рождения первенца. Кажется, это были первые крестины, в организации которых вы принимали участие?

Мужчина слегка вскинул брови и, по-прежнему не отнимая руки, ответил:

– Признаю, я привык к торжествам другого толка.

– Ох, друг мой! – Отец на этих словах приобнял гостя за плечи. – Дети, эти цветы жизни… Чем больше работаю с людьми, чей брак распался, тем больше начинаю возвышать ценность семей.

Потупившись, Хелена заметила, что на манжетах перепутаны пуговицы, но поправляться уже было поздно.

– Да, это безумно интересно, – наконец не выдержала она. Сразу же вспомнилась сотня причин находиться где угодно помимо гостиной. – Но после долгой разлуки, думаю, вам многое хочется обсудить. Я вас оставлю.

Хотелось есть, мысли занимал только запах булочек с кухни. Она уже развернулась, но раздался голос отца:

– Если хочешь, милая. Но хорошо ли ты себя чувствуешь? Не знаю, в чем причина, но выглядишь слегка потерянной.

Месье де Фредёр не относился к наделенным интуицией людям, поэтому, посчитав это формальным волнением, выставленным напоказ перед гостем, Хелена промолчала и, тряхнув волосами, вышла.

Лишь после того, как в коридоре глухо застучали ее каблуки, раздалось саркастичное: «Я знаю, почему вам так показалось, месье, – дело в очаровательно небрежных манжетах!»

Сказав это, Леонард вновь глухо засмеялся себе в ладонь.

Пласид де Фредёр, отец Хелены, и в молодости отличавшийся ростом и шириной плеч, к своим пятидесяти годам стал выглядеть лишь мощнее и крепче; издалека его можно было с легкостью принять за циркового силача или боксера.

Младший сын в именитой семье, Пласид был лишен наследства, и потому уже двадцать семь лет служил адвокатом. Уважающий Наполеона III хотя бы за то, чьим племянником тот являлся, Пласид поддерживал его политику еще до формирования Второй Империи [1] и оттого пользовался расположением нынешних властей. За глаза его называли дворянином мантии [2], но вера Пласида в правоту императора была непреклонна, в лицо упрекнуть его в фарисействе никто не осмеливался. Говорил мужчина красиво, витиевато, глубоким и мягким голосом. Но речь его была подобна шелковой нити, что тянется, поблескивая на солнце, и все никак не заканчивается.

Пласид любил заводить знакомства и умел сквозь года пронести крепкую дружбу. Среди приятелей он слыл консервативным и старомодным, но и первая проседь у него появилась раньше всех остальных.

Тем же вечером они с Хеленой, не нарушая семейной традиции, пили чай перед отходом ко сну. Два кресла были повернуты к окну, занимающему всю стену, – на фоне ярко освещенных обоев оно походило скорее на зияющую пробоину. Чудилось даже, что стекла в нем тонкие, подобно пергаменту. Спустя всего миг они могли бы потрескаться и комната, словно водой, наполнилась бы густой ночной теменью.

– Отец, скажите, где вы познакомились с этим странным мужчиной?

– Это довольно долгая история. К тому же, честно говоря, – он вздохнул, – причина нашей первой встречи не очень приятна для меня.

– И все же? – не отступала Хелена. Уклончивость в ответе отца лишь распалила ее любопытство. – Не верю, что вы могли познакомиться в кругу общих друзей, у вас с тем неприятным господином не может быть ничего общего.

Пласид нахмурился, поджал ненадолго полные губы.

– Я познакомился с ним на похоронах твоей матери.

«Ну вот опять. Отвратительно».

Тишина в комнате резко стала натянутой. Отвернувшись, Пласид неловко закашлялся, а Хелена опустила взгляд.

Перед ними остывал чай, и тишину нарушало лишь назойливое щелканье резных часов на стене. Находиться в комнате хотелось все меньше.

– Знаешь, дорогая, завтра меня ожидает очень тяжелый день, я бы предпочел лечь пораньше. Да и тебе стоило бы.

Хелена с готовностью поцеловала отца в щеку и заторопилась к себе. Они затронули тему, которой она старательно избегала всю жизнь. Внутри перемежались раздражение и саднящее чувство вины.

Обернись она, увидела бы, как отец сгорбился, столь несвойственно для себя, а ведь минуту назад его возраст был почти незаметен. Не выдержав, мужчина все же закрыл лицо руками и отвернулся. Возможно, увидь его девушка в таком состоянии, она куда лучше поняла бы отцовские чувства.

Но Хелена не обернулась.