Семнадцатое августа того года многим запомнилось сильным, не прекращавшимся всю ночь градом: ветки стучали по окнам, словно покойники лишенными плоти костями. Листья на них царапали со звуком наждачной бумаги. Врача, за которым послали больше часа назад, все еще не было.
Ветер ломился в двери, подобно разъяренному мужу. Иногда даже чудилось, что на крыльце действительно кто‑то стоит. Каждый раз слуги спешно отпирали замки, но кроме сквозняка впускать было некого.
Говорят, она даже дочь подержать не успела. Лишь взглянула на нее стеклянным блаженным взглядом, отвернулась и выдохнула, чтобы никогда больше не двигаться. Комнаты, до того оживленные, наполнились в тот вечер тихими всхлипами. Только от дождя за окном слышно их почти не было.
Никому из гостей не захотелось сказать главе обедневшего семейства «поздравляю» вместо сердечного «соболезную».
Эту историю Хелена слышала десятки раз от незнакомых друг с другом людей, всю жизнь она видела немой укор в глазах окружающих, смесь сожаления и искренней неприязни. Казалось, все искали за ее спиной силуэт скончавшейся матери. Только вот там никто не стоял. Всю свою жизнь Хелена понимала: ей повезло, что не людям вокруг дано было решить, кто в тот вечер выживет.
Ведь в таком случае ее бы не выбрали.
Сама мадемуазель де Фредёр мать не любила. Возможно ли проникнуться чувствами к той, кого ни разу в жизни не видела? А что до благодарности за пресловутую жизнь, едва ли, не родись она вовсе, Хелена смогла бы расстроиться. Нельзя о чем‑то печалиться, если тебя не существует.
С блеклых фотографий на стенах смотрели совершенно чужие глаза. Рассказы о матери Хелена слушала как о какой‑то незнакомой женщине, почти что придуманной. Она знала, что отец любил покойницу до беспамятства. На этом все.
Еще в коридоре Хелена жестом отослала служанку, вбежала в спальню и сразу заперлась на замок.
Той ночью девушка не зажигала в комнате свеч, стены не покрылись перламутровым отблеском. Раздевалась она торопливо, ткань за тканью летела на пол. Лунный свет пробивался сквозь шторы, что делало кожу сероватой и матовой.
Она старалась себя не корить за последнюю неосторожную фразу.
Если отец познакомился с тем мужчиной на похоронах… они с матерью были знакомы? А если это дальний родственник? Хелена дважды обошла комнату в поисках кружевной сорочки.
«Было бы ужасно! Чай все‑таки слишком горячий, язык теперь занемел, завтра все выскажу… Нужно заказать новую шляпку, вспомнить бы, где я видела ту красивую».
Наконец она обнаружила искомую вещь в ящике одного из комодов, быстро завязала на горловине тесьму и накрылась с головой одеялом. Хелена в очередной раз огорчила отца и теперь чувствовала себя неуютно. Сном ей хотелось оборвать вечер, закончившийся столь неудачно.
Наутро после таких разговоров Пласид всегда делал вид, что ничего не случилось. Возможно, он в самом деле не помнил. Оставалось надеяться, что именно так он поступит и завтра.
Однако смогла бы Хелена полюбить погибшую родственницу, увидев ее хоть единожды? Возможно, она бы преисполнилась нежностью от ее голоса или почувствовав ладонь на своей голове? Девушка фыркнула – конечно же, нет. Любовь – даже к матери – не приходит за одну только встречу.
В конце концов мадемуазель де Фредёр пришла к заключению: это она здесь главная пострадавшая от циничной и жестокой судьбы. Разве можно к себе относиться без жалости?
От подобного вывода на душе стало легче. Расслабившись, она вскоре уснула, в странной позе на боку, будто позируя для художника. От мутноватого лунного света ее темные волнистые волосы походили на змей. Казалось, шипели и занавески на распахнутых окнах.
Хелена проснулась в кресле от невыносимого грохота. Ее донимала мигрень – боль перекатывалась между висков и пульсировала. С трудом разлепив веки, девушка попыталась сфокусировать взгляд.
Напротив висела половина женщины.
Кровь из нее не лилась, а взгляд был слишком осмысленным, так что фигура не походила ни на труп, ни на куклу. Руки, скрытые массивными складками платья, были расслабленно сложены на груди, ниже которой, впрочем, ничего не было. На высоком лбу дамы, окончательно сбивавшая с толку, выведена римская цифра три.
– Ну что, моя волшебная, каковы впечатления от короля кубков?
Рядом, облокотившись плечом о кресло, стояла дама из прошлого сна. Заметно уставшая, она держала влажное полотенце у лба.
Хелена честно ответила, что не поняла ее в прошлый раз.
– А тебе и не нужно понимать, я ведь помогу.
Тогда девушка вновь перевела взгляд на фигуру, вяло качавшуюся на веревках, и спросила, кто это.
– Как же! Разве ты не знаешь, о чем рассказывает Императрица? Эта женщина, Екатерина Медичи… Говорят, она была готова на все пойти ради своих детей. И я понимаю ее, ведь дети – это прекрасно, пусть и хлопотно. Из-за них всегда шумно, вот и сейчас, – дама вскинула руку вместе с рукавом, похожим на окорок, – этот шум в связи с тем, что скоро прибудут дети.
Грохот резко усилился, Хелене стало так больно, что захотелось отрезать свою гудящую голову.
В последние несколько секунд – именно их всегда запоминаешь лучше всего – дама вновь улыбнулась.
– Просто прими это и позволь главному в твоей жизни появляться неожиданно.
А затем все исчезло.
К утру сон забылся почти целиком. Остались лишь отдельные фразы и головная боль, от которой шестерни внутри черепа вращались скрипуче и медленно.
Несмотря на недомогание, Хелена приняла приглашение отца проехать по городу, а затем посетить его контору, где была назначена встреча. Ничем в общем‑то не интересующаяся, девушка главным и единственным своим развлечением считала прием гостей или разъезды по званым ужинам. Останься она дома, весь день прошел бы в тоскливых прогулках по саду и распитии чая в ожидании обеда, а затем ужина.
Сейчас она тряслась с отцом в экипаже. Волосы собраны под нарядную шляпку, по моде приколотую у самого лба. Пышная, шитая конусом юбка занимала все свободное место, и даже отцу (Хелена отмечала это почти со злорадством – не ей одной страдать от неудобного платья) некуда было вытянуть ноги.
Пласид читал последнюю книгу Габорио [3] и изредка крутил на пальце усы. Поняв, что отец не намерен в очередной раз расхваливать улицы за окном, Хелена выдохнула – проехаться в тишине ей удавалось нечасто.
Девушка не понимала причины подобного однообразия: начитанный и осведомленный о большинстве событий в стране, в разговоре с дочерью Пласид всегда выбирал восхваление градостроительной мысли или обсуждение редких совместных вылазок. Иногда Хелене казалось, что он придерживался невысокого мнения о ее уме, и потому в тайне держала обиду.
Обладай она более миловидным лицом и пользуйся спросом у юношей, Хелену сейчас могли бы зрелищно украсть. Какой‑нибудь господин в лаковом макинтоше угнал бы у случайного извозчика лошадь, бросился им вдогонку, и прохожие на его пути с криками разбегались бы. Только Хелене не повезло. Судьба лишила ее всех удовольствий.
Сквозь штору девушка выглянула из экипажа без особого интереса: на тротуарах теснились пухлые розовощекие торговки с лотками или букетами; какой‑то босоногий юнец, перекрикивая уличный шум, продавал ворох газет.
«Конечно, ведь я не какая‑нибудь де Монтихо [4]… – Она тяжело вздохнула. – За ее каретой наверняка увязалась бы целая вереница прохожих».
– Отец, отведи меня в ресторан.
– Успела проголодаться в дороге, моя милая? – поинтересовался Пласид, не отрывая взгляда от книги.
– Нет. – Хелена еще раз взглянула на улицу и, ничего там не найдя, резко задернула штору. – Мне грустно. Хочу пирожных.
Когда Хелена оказалась в кабинете отца, она не раз пожалела о решении проехаться с ним. В конторе было нестерпимо скучно. Уже несколько раз она пыталась начать какую‑то случайную книгу, но буквы плыли перед глазами.
От скуки она несколько раз донимала отца жалобами, которые остались без внимания. В конце концов Хелена драматично разлеглась на диване, демонстрируя тем, насколько неприятно ей здесь находиться.
Наконец вошел какой‑то худосочный мужчина лет сорока в котелке и с небольшим драгоценным камнем на шее. Кивнул в знак приветствия с легкой нервозностью и сразу перевел вопросительный взгляд на Хелену.
– О, месье Блан! Добрый день, рад вас видеть! – Перехватив взгляд вошедшего, Пласид пояснил: – Разрешите представить вам Хелену, мою дочь. Вас не потревожит ее присутствие?
Мужчина торопливо согласился, очевидно, успокоенный тем, что перед ним не возлежала малолетняя, утомленная ласками любовница. Когда они с отцом завели монотонный разговор о бумагах, Хелена почувствовала, как ее клонит в сон.
«Как же это осточертело».
Накатившее раздражение немного взбодрило. От гневливого жара, растекшегося по телу, она повернулась к одному из шкафов.
Стендаль, Потоцкий, «Оберман» де Сенанкура.
– …Нужно будет получить печать, это может занять определенное время…
Шарль Нодье, Голдсмит, «Фауст» Иоганна Гёте.
– Ох, месье, вы не представляете… обращаться именно к вам!
Оноре де Бальзак «О Екатерине Медичи».
Это оно. В голове Хелены что‑то щелкнуло. События сна накрыли ее, точно вода из прорванной дамбы.
«Та дама что‑то говорила о прибытии детей… Не понимаю, к чему это могло быть? Кто‑то должен скоро приехать?»
Прищурившись, Хелена стала рассматривать незнакомого господина – суетливый, взгляд тусклый, обручальное кольцо на левой руке, ничего выразительного. Хелена пыталась связать его и половину женщины с тройкой на лбу, но толком ничего не выходило. Вопреки своему скептицизму сейчас она старалась вычленить из той грезы некий сакральный, символический смысл. Хелена поверила, ей хотелось поверить, что он там был.
«Попробовать уточнить? Во всяком случае, буду знать, что все эти странные сны – просто мое воображение. Терять ведь нечего, в конце концов».
Девушка выпрямилась, пригладила выбившиеся из прически прядки. Кажется, имя клиента она запомнила.
– Месье Блан? – Оба мужчины повернулись в ее сторону. – А могу ли я поинтересоваться: как поживают ваши дети?
Лицо незнакомца на секунду скривилось – будто кто‑то с силой поставил трость ему на ногу, – затем он растянул уголки губ в жалком подобии улыбки.
– Мадемуазель, вероятно, не знала, но моя супруга больна. Мы не можем иметь детей.
Пласид, заметив перемену настроения клиента, положил руку ему на плечо и заторопился исправить ситуацию:
– Ох, месье, прошу простить мою дочь за бестактность! Хелене сегодня нездоровится, она не совсем понимает, что имеет в виду. Мне жаль, мне действительно жаль.
– Не волнуйтесь! – Блан все так же нервозно стал промакивать лоб. – Просто для меня эта тема довольно болезненна. Понимаете, семья – мое все.
– Что ж, прошу прощения. Мне тоже очень жаль, месье, но я была уверена в обратном.
«Не вышло. Хотя на что я вообще рассчитывала? Чепуха это все, зря надеялась».
Хелена досадовала на саму себя – не из-за стыда перед Бланом, а от обиды. Она ведь почти поверила во что‑то особенное и мистическое, но ее словесный выстрел закончился закономерной осечкой.
Пласид с укоризной посмотрел в сторону дочери. Поджав губы, девушка откинулась на спинку кресла. Отец еще раз принес извинения, и они продолжили заниматься документами, пусть уже не так живо.
Спустя где‑то полчаса мужчины наконец решили, как и подо что оформлять какой‑то участок, Пласид удовлетворенно постучал о стол стопкой бумаг.
Вдруг дверь с грохотом распахнулась. От ударов створок о стену все вздрогнули.
– Месье! Месье, мне… – В кабинет влетела немолодая тучная женщина с характерным передником горничной. – Я прибежала… Сказали передать… Не могу, дайте отдышаться…
– Месье! – Пласид взволнованно привстал. Женщина замахала ему руками. – Нет, извините, не вы! Мой месье, месье Блан!
Хелена поморщилась. Служанка вела себя слишком громко.
– Врач сказал, что мадам ждет ребенка.
Хелена застыла.
«То есть… это оно? То, на что я боялась надеяться?»
Мужчины повернулись к креслу, в котором лежала Хелена. Блан привстал со стула, затем резко закрылся дрожащими руками:
– Боже мой, какое счастье!
В ушах Хелены мелодично звенело, и вот ей уже казалось, как в голове ее поздравляет чей‑то ласковый голос:
«Мои поздравления, провидица».
Комната, и без того небольшая, ощущалась теперь еще меньше, душнее и ниже. Блан из-за дрожи в руках не мог справиться со своим летним пальто, ему помогала служанка и даже Пласид.
Хелена молчала. Дыхание мерное, но сердце колотилось быстро и громко. Оно ломилось сквозь ребра, ему хотелось наружу, на воздух.
И пусть девушка еще не до конца осознала произошедшее, не до конца смогла поверить в него, она ощущала, как внутри стало теплиться нечто волшебное.
Помещение спешно опустело. И когда все выбежали на улицу, она рассмеялась.
Отчасти осмыслить произошедшее Хелене удалось лишь по приезде домой. Когда Пласид, усадив в карету своего внезапно осчастливленного клиента, вернулся в кабинет, она все еще не сдвинулась с места. Надев оставленную впопыхах шляпу, мужчина помог дочери подняться и, совершенно забыв произошедшую сцену, пошел к выходу, держа ее под руку.
Когда Хелена попала наконец к себе в комнату, то сразу достала последний «Красный экран» [5] и уселась перед трюмо. Пролистывая фотографии и акварели дам в красивых платьях, она то и дело подносила их к лицу в попытке понять, нужно ли выпрашивать у отца одно из них.
«Только вот… что это было? Можно ли считать это случайностью? Насколько велик риск, что мой сон и события из жизни того господина были лишь совпадением?»
– Но если…Если это не совпадение? – спросила она себя вслух. – Женщина говорила так отчетливо, будто диктовала, что говорить. Меня предупредили! То есть, то есть получается, что я…
В воодушевлении она отстранилась от зеркала.
– Если это не совпадение, то выходит, я это предсказала! Я предвидела будущее!
Чем больше Хелена об этом думала, тем сильнее ликовала: высшие силы наконец услышали ее просьбы, они наконец ее выделили! Подарили путь к жизни мечты вместе с даром провидения – нужно только открывать рот и повторять сообщенное свыше. Если эти сны продолжатся, все люди вокруг обратят на Хелену внимание, она станет наконец знаменитостью.
Девушка вновь подбежала к столику и схватилась за зеркальные створки так, что флакончики покатились на пол.
– Я избранная! Слышишь? – прокричала она себе, хохоча. – Я избранная, у меня открылся дар!
Закружившись со смехом на носочках, Хелена подняла с пола журнал, а затем рухнула на кровать. Посмотрев еще раз на одну из картинок, прикрыла голову.
«Если прославлюсь, все лучшие платья мира будут моими. И юноши тоже».
Пласиду удалось помочь тому мужчине с его проблемой – в детали вопроса Хелена уже не вдавалась. Истории отцовских клиентов для нее были лишь темой для праздного разговора за очередным ужином, подобные мелким речным жемчужинам, которые от скуки можно покрутить на свету. Но для Пласида каждый случай из практики был целым событием, где собственную роль он никогда не учитывал.
Перед тем как стать жемчугом из коробки, месье Блан заявил о себе еще раз: нанес к ним домой визит вместе с презентом. И привез выдержанное красное вино – целый ящик. Вручая его Пласиду, настойчиво повторял благодарности и в словах своих путался. Говорил о деньгах, потом о каких‑то бумагах, жене. Приглашение остаться на чай Блан все же не принял – рассеянно посмотрев за широкую спину Пласида и, никого там не найдя, приподнял котелок и откланялся.
Хелена случайно пересеклась с ним в саду, когда тот уже спешил к экипажу. Заметив ее во время праздной прогулки, Блан почти подбежал и, склонившись, несколько раз поцеловал девушке пальцы.
– Мадемуазель! Добрый день, мадемуазель, я так боялся вас не встретить! – Мужчина все еще не мог отдышаться. – Сейчас разговаривал с вашим уважаемым отцом, месье де Фредёром, и…
Снисходительно улыбнувшись, Хелена посмотрела в его помутненные счастьем глаза. Наконец Блан продолжил:
– Я просто хотел поблагодарить вас! Вы ведь предсказали… Почти предрекли рождение нашего ребенка! Недуг супруги прошел благодаря вашему волшебству? Это безумно важно для нас обоих, я ведь говорил, что семья для меня смысл жизни. И мне трудно подобрать слова, чтобы выразить…
Его сбивчивый монолог замер со взмахом руки.
– Вам не нужно благодарить меня, месье. Все в нашей жизни случается из-за судьбы, а мой дар только в том, чтобы говорить об ее решении. – Она легко рассмеялась. – Я получила его, потому что особенная, и мне не пришлось никому говорить за это «спасибо». Зачем же вам благодарить меня за чужой подарок?
Еще некоторое время взглядом Хелена провожала его узкую спину. В голове она повторяла свою последнюю реплику, которой осталась очень довольна – ответ вышел под стать прорицательнице. Вокруг пели птицы, свисавшие ветви деревьев сходились наверху аркой. Тряхнув волосами, она наконец, невероятно довольная, направилась дальше.
На лице, которое совершенно точно забудется, она в тот день впервые увидела то, к чему совсем скоро привыкнет:
Благоговение.
После полудня дверь прихожей вновь распахнулась. Пласид отдыхал в гостиной, расположившись с конвертом в руках. Услышав хлопок двери и голос прислуги, он лишь слегка выгнулся, заглядывая в дверной проем.
– А, это вы, мой друг! Не ожидал вас так скоро, я совершенно не при параде. Да и с дочерью вы разминулись – с самого утра Хелена гуляет по саду, и, отобедав с полчаса назад, она вернулась к принятию воздушных ванн. Прекрасный отдых для юной особы, не находите?
– Я собрался сразу после вашей телеграммы. – Фраза про дочь была пропущена мимо ушей, в руки одной из служанок полетела трость с набалдашником в виде змеи. – Рад встрече.
Пласид восторженно всплеснул руками.
– Как стремительно течет время! Присаживайтесь, Леонард, как ваши дела?
В соседнее кресло опустилась фигура, похожая на колченогую вешалку. От цилиндра светлые пряди гостя выбились из хвоста.
– Спасибо, не жалуюсь. Расскажете подробнее о главном сегодняшнем блюде?
– Блюде? А, вы об этом? – Пласид звучно усмехнулся. – Я буквально сегодня утром неожиданно получил в подарок целый ящик красного вина. Только вот мы с дочерью предпочитаем белое.
– А какая выдержка?
– Лет двадцать. По крайней мере, так меня заверил вручивший его клиент. Чувствуйте себя как дома!
Положив ногу на ногу, Леонард осматривал комнату темным, болезненно-тусклым взглядом.
Когда принесли одну из бутылок, гость спешно протянул бокал прямо к лицу смущенной горничной. Ее руки задрожали, и жидкость потекла на пол.
«Уверены ли вы, что это вино?»
Темная лужа растеклась по паркету, и несколько капель попали на тонкие пальцы мужчины.
– Ничего страшного, – равнодушно сказал Леонард и прошелся по руке сухими губами.
«Вы можете говорить об этом без тени сомнения в голосе?»
Он сделал пару глотков, и его пронзительный взгляд затуманился.
– Это превосходное вино, месье, – усмехнувшись, произнес мужчина.
Поместье семьи де Фредёр располагалось в Мёдоне. Подобно многим богатым домам в этой коммуне, оно было симметричным и не слишком помпезным. Дорожки из дикого камня, беленые оконные рамы и поросль каприфоли на стенах – в каждой детали дома ощущалась сладкая богемная нега. Сад был тенист от множества плодовых деревьев, а в одичавшем кустарнике скрывались птичьи гнезда. В ветреные дни холодный воздух звучно проносился сквозь листья.
Говорят, покойной мадам нравился этот оживленный шум.
Хелена, измаявшись за день от безделья, решила занять себя чтением. Поджав ноги, она уселась на скамейке. В руках – книга с иссохшимся от времени корешком, рядом – вазочка со спелыми вишнями. В воздухе стоял сладкий запах последних майских цветов. Пьянил аромат винограда, начавшего гнить уже на лозе. Хелена, прищурившись, рассматривала липкие и блестящие от собственного сока плоды – вокруг них роились мошки и осы.
На обложке чуть стершееся название гласило: «Основы карточных гаданий». Девушка ощущала себя невероятно довольной, хотя и не могла объяснить, чем именно.
– Мадемуазель «Небрежные манжеты»?
Хелена вздрогнула и обернулась.
Прямо у нее за спиной, опершись руками на спинку скамейки, стоял Леонард. Лицо его вновь искривилось ухмылкой. Темные одежды, казалось, пропахли разлагающимися фруктами – среди букета кислых запахов именно винный читался не сразу.
– Что вы здесь делаете?
– Ничего. Вас отец ищет.
Немного расслабившись, девушка вновь откинулась на деревянную спинку. Рукава сюртука урезали садовый пейзаж, словно рама. На одном из них – тусклое красное пятно. Мужчина молчал и не двигался с места. Хелене казалось, она слышит его дыхание. Хотя, возможно, то шептал ветер. Над их головами дерево вяло шевелило листвой, и пятна теней танцевали на лицах.
– Вряд ли мои манжеты небрежнее ваших. – Девушка перевернула липкую страницу. – Скажите ему, я скоро приду. Хочется посидеть еще немного.
Костлявые пальцы, секунду помедлив, разжали деревянную перекладину. Хелене стало легче дышать. Рядом с этим мужчиной легкие сдавливало от тревоги.
Леонард сделал несколько шагов в сторону дома, но вдруг замер и обернулся.
– Я бы хотел задать, возможно, странный для вас вопрос. – Разрешения он не спросил, но Хелена промолчала. – Представьте, что ваш родственник, разводящий редких птиц, попросит присмотреть за одной, а потом надолго совершенно забудет о ней. Будет ли эта птица по истечении некоторого времени считаться вашей?
«Какая еще птица? Что он несет?»
Хелена нахмурилась и отложила книгу. Она сразу же представила себе павлина в золотистой напольной клетке.
– Конечно, будет. Я ведь заботилась о ней. Той частью жизни, которую эта птица проведет со мной, я буду владеть точно. Даже срок есть, после которого она начнет принадлежать мне официально. Отец скажет, наверное…
– Неправильно. – В тихом мужском голосе слышалось раздражение. – Она никогда не будет вашей. Не вы ведь ее взрастили.
На этих словах Леонард вновь развернулся в сторону поместья. Походка была плавной и совершенно беззвучной.
– В вашем обладании не будет ни истории, ни смысла. Да и нет гарантий, что вы будете заботиться о ней правильно. Так что птица в итоге должна вернуться к владельцу.
«Одному черту известно, что у него на уме».
Еще с четверть часа Хелена провела за книгой, но в ее голове не укладывалось, как картинка короля может подразумевать не человека, а день. Иногда даже место, причем не связанное с дворцом или замком. Почему одна монетка – это лучше, чем пять? Десятки римских и арабских цифр, людей и животных плыли перед глазами. Она захлопнула книгу.
«Свои сны и без этой книжонки пойму. Или скажу что‑нибудь загадочное, пусть сами разбираются потом».
Одернув складки платья, Хелена решительно направилась домой.
Когда мадемуазель де Фредёр вернулась в гостиную, между отцом и Леонардом шел оживленный диалог. Пласид, увлеченный беседой, даже слегка подался в сторону гостя.
– …Полностью разделяю ваш интерес, друг мой! Насколько я осведомлен, он вместе с Дюма и Гюго был вовлечен в составление путеводителя для идущей сейчас Всемирной выставки. Что и говорить, великое событие объединяет великих людей!
– Отец, вы опять про свою выставку? – спросила Хелена, успевшая оставить компрометирующее издание на полке в прихожей.
– О, моя милая, ты все же решила вернуться! Я уже начал беспокоиться, как бы тебя не выкрали прямо из сада.
– Когда я пытался выкрасть ее по вашей просьбе, ничего не вышло. Вырывалась, кричала и бранилась, – развязно пошутил Леонард, на что Пласид лишь раскатисто посмеялся.
– На самом деле мы обсуждали Готье, милая. Месье Гобеле посоветовал мне «Мадемуазель Дафну де Монбриан» [6].
– Это и впрямь довольно занятная книга. Про одну прожигательницу жизни. – Хелене показалось, что мужчина посмотрел на нее с издевкой. – Все хвалят его работу над «Жизель», но я не люблю балет. А вам, мадемуазель, нравится у него что‑нибудь?
– Не знаю, – ответила девушка рассеянно, – никогда работ этого композитора не слышала.
После этой фразы мужчины затихли и переглянулись. Пласид поспешил переменить тему разговора:
– К слову о выставке, мой друг, вы же наверняка в курсе майского происшествия? Мне выдался случай пообщаться об этом лично с Лашо [7], и, по его словам, симпатии были на стороне Березовского. Для меня же это возмутительно! Я против разрешения политических дрязг столь низкими способами!
– Я ничьей стороны не придерживаюсь, – задумчиво протянул Леонард. – Убийства меня никак не трогают, особенно неудавшиеся. Однако в случае с вашим Березовским все сразу было ясно: его план освобождения глуп и смешон.
Хелена чувствовала, как от монотонной политической болтовни у нее слипаются веки. Слушая о каких‑то неведомых людях, она незаметно для себя задремала. Неудачливый убийца предстал в костюме шута с одной из первых страниц книги, Готье – стоящим рядом с красавицей Жизель в роли героев с карты «Влюбленные».
– Ну вот, я окончательно утомил вашу дочь, – равнодушно заметил Леонард, прерывая дремоту.
– Нет, я слушаю, мне очень интересно, – пробормотала Хелена, не разлепляя век. – Я уже поняла, что этот Березовский, ммм… не столь умен…
– На этой мысли и закончим. – Леонард с жизнеутверждающим звоном поставил бутылку на пол. – Благодарю за чудесное вино, месье, но у двух из троих присутствующих здесь еще куча дел.
Хозяин дома поднялся проводить гостя и крепко обнял Леонарда в прихожей, отчего тот слегка отшатнулся. После Пласид вернулся, чтобы разбудить дочь и проводить в ее комнату.