Райя
Все во мне хочет вернуться в свою квартиру, но Крю знает, где я живу и как туда попасть. А прямо сейчас, мне необходимо держаться подальше от этих волшебных рук, которые заставляют меня думать, что он мне нужен. Или, что еще хуже, что я хочу его и больше никого.
Моника открывает дверь, с облегчением увидев меня.
— Я…
Она перебивает меня, притягивая к себе в объятия. Позволяю ей и неловко стою. Честно говоря, мне нужно было пойти хоть куда-то, чтобы он не знал, где искать, и это была моя единственная идея.
— Я держала дистанцию. Хотела дать тебе время. Но верила, что наша дружба восторжествует, — Моника улыбается, ее руки все еще на мне.
— Это была ошибка, — говорю я, поворачиваясь, чтобы уйти.
— Не уходи, пожалуйста, — она хватает меня, и я отступаю.
— Не трогай меня.
— Почему ты здесь? — спрашивает она.
— Я пытаюсь кое-кого избегать.
— Крю, — говорит она.
Смотрю на нее с подозрением.
— Ты все еще шпионишь за мной?
Она качает головой.
— Нет, но я знаю, что он здесь, чтобы забрать тебя.
— Чтобы забрать меня?
— Полагаю, что так. Все дома знают, что ты его.
— Я его? — спрашиваю я в замешательстве.
— Ага, — кивает она. — Я предупреждала твоего отца, что ты не примешь это так просто, но кто меня слушал? — она пожимает плечами.
— Мне нужно идти.
— Останься. Пожалуйста. Здесь он тебя не найдет.
Я знаю, что она права. Но пребывание здесь создает впечатление, что я простила ей то, что она так долго лгала. У нее было много возможностей сказать правду.
— Я не буду беспокоить тебя. Ты можешь занять диван. Я все равно иду спать. — она держит дверь открытой, а я заглядываю внутрь и задаюсь вопросом, с кем бы предпочла остаться — с ней или с Крю. Выбираю меньшее зло — ее. Она улыбается и быстро закрывает за мной дверь.
Ее квартира никак не изменилась, но теперь все кажется другим. Я была здесь всего шесть недель назад, ела еду на вынос и пила вино.
Моника идет к шкафу, где хранятся запасные одеяла и подушки. Я смотрю на фотографии, расставленные кругом в ее доме. Некоторые с семьей. Или с ее предполагаемой семьей. Интересно, насколько глубока эта ложь о нашей дружбе. Интересно, правда ли что-нибудь из того, что она мне рассказывала?
— Они моя настоящая семья, если тебя это интересует, — говорит Моника, бросая одеяло и подушку на кофейный столик. Она тянется к дивану, который превращается в диван-кровать, но я слишком хорошо знаю, что он устарел и имеет в себе хитрость.
— Я помогу, — предлагаю я, затем мы открываем его, пока он не встанет на место со щелчком.
Она отряхивает руки и надевает постельное белье, а я молча помогаю ей.
— Кстати, я перестала брать деньги у твоего отца.
О, подруга, это именно тот разговор, который мне нужен сегодня вечером.
— Это потому, что мы перестали быть подругами.
Она вздыхает.
— Я не рассказала об этом твоему отцу, потому что все еще считаю тебя своей подругой.
— Похоже, что в наши дни многие люди с трудом понимают намеки, — бормочу я.
Она смеется.
— Да, что же… если у тебя на хвосте Крю Монти, то моя попытка быть твоей подругой — наименьшая из твоих забот.
Я перестаю заправлять простыню, все еще озадаченная тем, как небрежно она упоминает моего отца и Крю — двух влиятельных мужчин из моей жизни, от которых я намеренно уехала и целенаправленно держала ее в стороне от них. А она, черт возьми, знала о них все это время.
— Ты знала, что Крю будет там той ночью… на моем дне рождении?
— Нет, — категорически говорит она и смотрит на меня. Моника не лжет. Я могу сказать это точно. Она ждет, пока я зацеплю простыню за угол на своей стороне. — Но знала, что он скоро приедет. Я понятия не имела, что он уже в городе.
— Судя по всему, он здесь уже много лет.
На этом она замирает.
— Дерьмовый из тебя шпион, если ты не знаешь даже этого.
— Замолчи, — смеется Моника, бросая в меня подушку. Я ловлю ее, все еще не зная, как мне с ней взаимодействовать.
— Только то, что я остаюсь сегодня, не означает, что я прощаю тебя.
— Я никогда не видела, чтобы Риччи прощали, — она закатывает глаза.
— Значит, ты хорошо знаешь мою семью?
— Нет, но мой отец знает твоего. Вот как взялась вся эта договоренность. Мой отец был в долгу перед твоим, а меня втянули под перекрестный огонь.
Я очень хорошо знаю, это чувство. Что блядь не так с этими стариками, что они дают обещания, касающиеся их дочерей? Сделайте что-нибудь сами, блядь.
Мы начинаем заправлять одеяло.
— Но, Райя, хочу, чтобы ты знала, что все не всегда было так. Поначалу я почти ненавидела тебя из-за этой договоренности. Но потом поняла, что ты просто… ну, нормальная.
Я смеюсь над этим. Она знала мою фамилию и все равно считала меня нормальной. Возможно, не я одна заблуждалась в этой дружбе.
— Знаю, что меня нельзя простить за то, что я лгала тебе, но я, черт возьми, могу попытаться исправить все это, — Моника бросает подушку.
Вздыхаю. Сегодня вечером я сражалась и убегала от слишком большого количества демонов.
— Моника, последние шесть недель были адом. Прямо сейчас я просто не могу.
Она понимающе кивает.
— Понимаю. Просто хотела, чтобы ты знала это, прежде чем утром сбежишь отсюда, как летучая мышь из ада. У тебя всегда это очень хорошо получалось.
Мои брови хмурятся, когда она запирает входную дверь.
— Хорошо получалось что?
— Сбегать.
Я выдыхаю, и она жестикулирует — без злого умысла — руками.
— Я имею в виду вне зала суда, — эти слова не делают ситуацию лучше.
— Спокойной ночи, Райя, — добавляет она, прежде чем выйти в коридор, ведущий в ее комнату. И то, как она произносит мое имя, теперь кажется другим. Больше никаких секретов, за которыми можно прятаться.
Два моих мира столкнулись.
Прошлое и настоящее.