Смерть депутата

Школьный друг

До встречи с прокурором города оставалось двадцать минут. Ольга предложила кофе, но Михаил отказался, так как успел побывать в кафе в цокольном этаже прокуратуры.

– А нельзя ли напомнить Николаю Петровичу, что я уже здесь. Возможно у него изменилась ситуация и он меня примет прямо сейчас, – в свою очередь предложил Михаил.

– Попробую, – ответила Ольга и скрылась за дверью кабинета. Спустя несколько секунд она возвратилась в приемную. – Вы были правы. Он Вас ждет.

В кабинете царил полумрак из-за плотно зашторенных окон. Стол освещала мощная настольная лампа. Манюня встретил Михаила стоя. Крепко пожал руку и указал на кресло у приставного столика.

– Что будем пить! Чай, кофе? – спросил хозяин кабинета.

– Чай. И если можно, чуть позже, – ответил Михаил.

Манюня нажал кнопку переговорного устройства:.

– Оля, пожалуйста, два чая через полчаса, – и обращаясь к Михаилу. – Рассказывай как семья, как работается. Сафонов, небось, опять выражал недовольство.

– На этот раз не вычитывал. Только предупредил, что у меня максимум две недели.

– Ну, это как получится. Все же, как семья: дочь, Анастасия, бабушка…

– Бабушка воюет с внучкой, Анастасия вся в работе: в конторе и дома. Слава Богу, все здоровы. А у вас? Елена, дети?

– Пошли в школу после каникул, тоже вполне здоровы. Однако приступим к делу. Ты догадываешься, зачем я тебя выписал в очередной раз?

– Так в Вашей телефонограмме все сказано.

– Действительно, сказано, но не все…

– Я даже вырезки из газет прихватил.

– Ну, газеты особая статья. Сумченко не успокаивается. Считает, что я его подсидел, занял его законное место. У него есть сторонники среди чиновников и деловых кругов, для которых он служил крышей. Сложность моего положения в том, что я ничей. Пытаюсь служить закону, а это не нравится многим. Как приятно, когда есть деньги или связи, организовать исключение из закона. Как телепортация в компьютерных играх. Мои дети так увлеклись компьютером, особенно старший, что не знаю, как с этим бороться…

– Наверное, никак. Должны пресытиться и потерять интерес. Потом, это развивает. Они будут жить в компьютерный век. Нас ведь не испортил телевизор…

– Развивает, но в каком направлении. Книги перестали читать. Успеваемость в школе снизилась. Но вернемся к делу. Нужно разобраться в этом несчастном случае основательно и успокоить общественность, если это действительно случайность, а не ловко подстроенное убийство.

– Кому может быть выгодно убийство Бортко?

– К сожалению, многим. И здесь, и в Киеве. Он ворвался, иного слова не скажешь, в политическую жизнь так неожиданно. Отодвинул многих, много наговорил, многих зацепил. По его запросам открыто несколько уголовных дел. Ах, Моська! Он посмел восстановить против себя даже нового Премьер Министра и Президента. Почитаешь стенограммы его выступлений в Верховной Раде. А в Интернете найдешь расшифровку записей майора, который подслушивал Президента. Последняя рекомендация, естественно, остается строго между нами. Думаю, меня никто не записывает, – после этих слов, Манюня рассмеялся. – Я для этого мелкая пешка по сравнению с Президентом.

– Так Вас может подслушивать не майор, а сержант…

– Ха-ха-ха! Хотя бы лейтенант! Короче, собирай информацию по максимуму, не брезгуй никакими слухами. Он тут объявил войну местной мафии. На городском рынке богует некая группировка. Оформили аренду рыночных площадей у владельцев рынка. В свое время, скажу в оправдание, еще до меня, городские власти провернули такую аферу как приватизация рынков. Теперь доходы текут не в городскую казну, а в частный карман. А главное нет честной конкуренции. Группировка строго контролируют завоз товаров и держат монопольные цены. Промтовары вытесняют продукты питания местных крестьян. Уже больше половины площадей под обувью и тряпками из Азии и second hand из Европы. Бортко организовал компанию за реприватизацию городских рынков. Я то знаю, кто истинный владелец рынков. Совершенно безнадежная затея…. Возможно, это основной повод для организации «несчастного случая».

– Тогда и перспектива привлечения к ответственности организаторов также совершенно безнадежное дело…

– Не скажи! Тут я приложу все силы, даже ценой потери должности. Она мне не нужна, если я не в состоянии что-то сделать.

– Именно то, чего добивается Сумченко и его покровители.

– Но мы еще поборемся, не правда ли?

– Попробую!

– Не сомневаюсь в твоих способностях и амбициях! Давай подведем итоги. На первом этапе ты должен собрать о Бортко максимум информации, чтобы сформулировать все возможные версии. Потом мы соберемся вместе. Я приглашу Фесенко, и мы обсудим все варианты, чтобы установить приоритеты в расследовании. Мы не можем привлечь много людей для этого дела…

– Все забываю Вас спросить, – перебил Михаил. – Расследование будет официальным?

– Да, безусловно! Причем, будет сообщение в прессе для успокоения общественности, хоть это и может в чем-то повредить, если несчастный случай действительно подстроен.

– А может и помочь! Организаторы занервничают и предпримут какие-то действия, то есть, откроют себя. Тут заранее нельзя ничего спрогнозировать. Иногда делаешь ошибочный ход, а он приводит к успеху, так как преступник тоже ошибается в оценке твоего поступка. У меня такое было…

– Жаль, море замерзло! Мне не дает покоя тот факт, что мы не знаем, почему затонул катер. Эта модель в серийном производстве. Завод гарантирует непотопляемость.

– Поднять из-подо льда трудно, Но еще труднее найти место, где он затонул. А что касается непотопляемости, то производители сильно преувеличивают. На Азове своеобразная волна из-за мелководности: очень крутая и хаотичная. В позапрошлом году один рыбак из Приморска на таком катере попал в шквал. От ударов волн катер развалился за четверть часа, алюминиевые заклепки вылетали как пули из пневматического ружья. Все отсеки, обеспечивающие непотопляемость и корпус превратились в сито, а подвесной мотор как гиря утащил катер на дно в считанные секунды. Рыбака спасло то, что в июле море теплое, и у него был надувной матрац, на котором он спал. Он поленился выпустить воздух из матраца и остался жив.

– Поэтому, многие вопросы отпадут, если мы найдем катер.

– Или возникнут…

– Да, или возникнут. Попробую тебе помочь техникой для поиска катера. Хорошо, что он металлический, а не из пластика или дерева. У военных или наших технарей добудем металлоискатели…

– Алюминий не железо, обнаружить труднее…

– И все же это не иголка в стогу сена… Найдем! – Городской прокурор сделал паузу, потом продолжил, – Видно Ольга о нас забыла! Пора пить чай.

В этот момент Ольга сообщила через переговорное устройство: «Николай Петрович, чай готов. Подавать»?

За чаем Манюня и Михаил еще раз прошлись по известным фактам. Уходил Михаил около 13:00. Звонить Еременко было еще рано, два часа на обед слишком много. Михаил решил посетить спортивный магазин, где можно посмотреть катер такого типа, какой подвел Бортко и его приятеля. Если останется время, можно зайти в Интернет-кафе и почитать расшифровку беседы Президента с тогда еще кандидатом в Премьеры. Хотя с этим можно повременить. Полезно сначала ознакомиться со стенограммами выступления Бортко на заседаниях Верховной Рады.

Михаил оставил машину на стоянке у прокуратуры, так надежней, и пешком по скользким тротуарам поднялся вверх по улице в торговый центр города.

Память его не подвела, уже через витринные стекла магазина «Спортландия» он увидел катер нужного типа. Когда он вошел в торговый зал и приблизился к катеру, его атаковал продавец со словами: «Вам помочь»? Михаил буркнул в ответ: «Если понадобится, позову». Продавец отошел недовольный. Через некоторое время он нашел повод отыграться, когда Михаил наклонился через борт, чтобы лучше разглядеть отсеки, обеспечивающие непотопляемость.

– Не нужно ничего трогать руками. Тем более что вы здесь из праздного любопытства и не собираетесь ничего покупать.

– Вы почти угадали. Покупать катер я не собираюсь, но любопытство у меня не праздное. – Михаил достал служебное удостоверение.

Продавец слегка изменился в лице, в его голосе появились нотки заискивания:

– Я сразу предложил свою помощь. Какие у Вас вопросы?

– Зачем эти люки в отсеках, обеспечивающих непотопляемость.

– В отсеках плавучести? Для ревизии и просушки. От ударов или коррозии в корпусе могут возникать течи. Тогда в отсек попадает вода. Время от времени нужно проверять наличие воды в отсеках, сливать ее через эти люки, а течи в корпусе ликвидировать…

– Они надежно закрываются?

– Да, вполне! Случайное открытие исключается. Видите эти приспособления для герметизации люков. Это винтовые задрайки.

– Спасибо, больше вопросов нет.

Михаилу было немного неловко за свою грубость. Он никак не мог привыкнуть к услужливости продавцов в дорогих магазинах.

Обедал Михаил в столовой городского Управления МВД.

Они встретились с Еременко у подъезда дома, где жила семья Бортко. Дом был обыкновенный, какие строили в пятидесятые годы. Михаил знал, что главное достоинство квартир в таких домах большие комнаты и высокие потолки, а недостаток несколько семей в одной квартире. Но семья депутата жила отдельно. Как пояснил Еременко, это произошло еще до депутатства Бортко, более того, еще в советское время. Все-таки трое детей и хозяин – Заслуженный изобретатель СССР.

– С чего начнем? – Спросил Еременко, когда сел в машину рядом с Михаилом.

– Сначала печатаем фотографии. У меня просьба. Не могли бы Вы сделать один экземпляр группового фото для меня. Я оплачу… – попросил Михаил.

– Ради Бога! Какая оплата! Сделаем, если Вам нужно для расследования.

– Не скажу, что не могу обойтись без фотографии, но так будет удобнее.

– Вы знаете, где в городе можно распечатать снимок цифровой камерой.

– В торговом центре я успел присмотреть одно заведение. Там же есть тихие кафе, где можно неторопливо и без помех побеседовать.

В фотосалоне бородач-фотограф переписал нужные файлы на компьютер, оформил заказ и попросил подождать или подойти через двадцать минут. Михаил отправился поискать более надежную парковку и обещал вернуться к фотосалону.

Через полчаса они сидели в углу кафе. Михаил предложил собеседнику кофе и что-нибудь сладкое. Еременко отказался от сладостей. Сошлись на черном кофе без сахара. Пока ждали кофе, Михаил лучше разглядел Еременко. Квадратное лицо с крупным подбородком и не очень высокий лоб вводили в заблуждение в части оценки интеллекта собеседника. Однажды Михаилу пришлось побывать на семинаре учителей математики. Ему нужно было отыскать одного человека. Его поразило тогда обилие среди участников семинара людей с простыми лицами и фигурами не соответствующими обывательским стереотипам интеллектуала.

– Для начала расскажите мне о членах семьи Бортко. Кто из этих женщин его жена? – спросил Михаил, положив фотографию перед собой.

– Вот эта, с черной вуалью. Ее зовут Надежда Михайловна. Вторая ее младшая сестра, разница два года. Елена Михайловна Болотина. Они круглые сироты, воспитывались в том же детдоме. Надя вообще училась в одном классе с нами.

Михаил достал ручку и стал делать пометки прямо на обратной стороне фотографии.

– А дети?

– Младший Артем, четырнадцать лет. Первый разряд по гимнастике. Уже подготовил программу мастера спорта. Нужно некоторое время для аттестации на соревнованиях соответствующего уровня. Учится в восьмом классе общеобразовательной школы, посещает также музыкальную школу по классу фортепиано.

– Старшая дочь Зоя – окончила Днепропетровский университет, работает там же на кафедре физкультуры, мастер спорта по спортивной гимнастике. Вы видели ее машину. Меньшая дочь Елена, на последнем курсе Днепропетровского университета, тоже мастер спорта по гимнастике, только выбрала профессию экономиста.

– Я не спросил, где работает жена.

– Закройщиком в ателье «Модный Силуэт», там же работает ее сестра. Есть еще третья совладелица, тоже детдомовка. Там они все работали еще в советское время, потом приватизировали.

– А у младшей сестры есть семья? Почему никто не пришел на кладбище?

– Потому что Елена живет одна. Так получилось, что она влюбилась еще в восьмом классе в своего же детдомовца, нашего ровесника. Он учился в параллельном классе. Забеременела, сделала аборт подпольно. Все закончилось бесплодием и, возможно, поэтому одиночеством. А знаете что любопытно. Вадим сначала влюбился в младшую сестру. Она предпочла другого, тогда он женился на старшей сразу после школьного выпускного бала. Она работала швеей в ателье, а он учился и подрабатывал в ресторанном оркестре.

– Когда же он занимался спортом?

– Все успевал! Огромные и разносторонние способности плюс трудолюбие. Хотя, если судить по оценкам в школе и институте, отличником он не был. Но мог им стать, если бы захотел. Уж я то знаю. Десять лет провели за одной партой, и в институте два года на лекциях сидели рядом.

– У сестер, вероятно, сложные отношения?

– Не то слово! Какая-то гремучая смесь из невероятной привязанности и соперничества. Они не помнят своих родителей. Старшая, можно сказать была матерью для младшей. Хорошо, что у кого-то хватило ума их не разлучать. Говорили, что их кровати в спальне стояли рядом, хоть по возрасту они числились в разных детдомовских группах.

– А теперь расскажите о Вадиме подробнее. Вам когда на поезд?

– Отправление в 18:20.

– У Вас есть еще какие-либо срочные дела?

– Отдать фотографии и попрощаться. Все мои вещи вот в этой сумке.

– Тогда у нас есть еще достаточно много времени. Если не возражаете, я отвезу Вас на вокзал.

– Если Вас это не затруднит, то лучше не придумаешь. Я любил Вадима и дорожил дружбой с ним. Моя жена также в восторге от него. Она простудилась и не смогла приехать со мной. Я потрясен этой нелепой смертью. Мне легче, когда я говорю о нем…

Я вырос в рабочем поселке металлургического завода. Мать моя тогда сидела дома, так как отец зарабатывал достаточно (сталеварам тогда хорошо платили) и не разрешал ей работать. Рос я дома, но за год до школы меня с сестрой определили в детский сад, что бы мы, по словам отца, «привыкли жить в коллективе».

В детсад мы ходили сами. Я брал за руку сестру и вел ее утром туда, а вечером домой. Улиц с интенсивным движением в поселке не было. Помню два рядом стоящие совершенно одинаковые здания, окруженные заборами близнецами. За забором одинаковые сооружения для детских развлечений. Маленькое футбольное поле. Перекладины разной высоты, лесенки для лазания, горки, качели и карусели. И назывались эти здания похоже: детсад и детдом.

Мне объяснили, что детдом, потому что у детей нет дома. За забором вертелась ребятня в одинаковой одежде. Мы иногда проникали на их территорию и играли вместе с ними. Они к нам никогда. Я приметил вертлявого сероглазого мальчишку моего роста. Сколько помню, он всегда был где-то над землей, то верхом на заборе, то на перекладине или лестнице. На земле я его увидел, когда перед первым сентября нашу группу строем по двое в ряду привели в школу, а это сто метров от детсада. Возле школы мы увидели строй детдомовцев. В ближнем ряду я узнал сероглазого мальчишку. Он мне улыбнулся. Нас завели в один класс и рассадили по партам. Мы оказались за одной партой в последнем ряду. Так и провели все десять лет вместе и всегда в последнем ряду.

Учился он легко, без напряжения получал четверки и пятерки, в основном четверки. Пожалуй, только математика требовала от него каких-то усилий. Да и то я сделал этот вывод, потому что только по математике мне приходилось ему помогать.

Его страстью была музыка, а с девятого класса еще гимнастика. Как видите, он очень поздно по современным меркам занялся гимнастикой, но уже на третьем курсе металлургического института выполнил норматив мастера спорта. Моим увлечение был волейбол, однако рост 176 мне не позволял надеяться на большие спортивные достижения. Да я к ним и не стремился. Я мечтал о карьере ученого-химика. Все же на втором курсе он затянул меня в институтскую гимнастическую секцию, поэтому я могу судить об интенсивности его тренировок. Я выдержал только полгода, но даже эти погода не прошли бесследно для моих бицепсов и трицепсов. С третьего курса я перевелся в ХПИ, и мы виделись только на каникулах.

Когда сейчас я слышу о безобразиях в детдомах, я вспоминаю наш поселковый детский дом. За десять лет я ничего подобного не слышал. А у нас в школе училась, вероятно, треть детдомовцев. В нашем классе ровно половина из 36 человек. Возможно, им повезло с директором. Они его боготворили. Он потерял в войну семью и всю душу отдавал воспитанникам. При детдоме были учителя музыки и рисования. Их оркестр насчитывал почти полсотни музыкантов. Вадим играл на трубе, флейте, саксофоне, тромбоне, но особенно он любил аккордеон и фортепиано. Говорят, он мог играть часами. Его трудно было усадить за уроки. Я слышал его игру и в школе, и в институтском оркестре, и у нас дома. Вот в ресторанах, где он играл, я никогда не был.

Запомнился один праздничный концерт в институте. Обычно Вадим играл на трубе или аккордеоне. За роялем всегда сидел руководитель оркестра. В тот вечер в джазовом номере Вадим последовательно сменил трубу, аккордеон, флейту, саксофон и рояль. Успех был потрясающий. Руководитель оркестра студент-пятикурсник больше этот номер никогда не включал в концертные программы. Это я знаю со слов Вадима.

К пятому курсу у Вадима и Надежды появилась дочь. Они жили в общежитии института, пока после распределения Вадим не попал в конвертерный цех металлургического завода. Им сразу дали трехкомнатную квартиру (Надежда опять была беременна). Завод тогда бурно рос, рос и заводской микрорайон. В те годы молодые специалисты завода получали отдельное жилье буквально за полгода-год работы. Потом они поменялись в центр города.

Мы поддерживали связь, писали друг другу письма и встречались при каждом удобном случае. Конечно, не так часто как хотелось, но два или три раза в году обязательно. Вадим тренировал детскую команду гимнастов и ежегодно привозил своих ребят в Харьков на соревнования. Каждый раз он бывал у нас. Мы приезжали сюда в отпуск к моим родителям, иногда в командировку или на праздники. И каждый раз мы встречались.

Его дети, две дочери, а потом и сын, подрастали и тоже попадали в его спортивную группу уже с пяти лет.

Его производственная карьера складывалась блестяще, хотя он был беспартийный. Начинал он с должности инженера по ремонту оборудования, а через три года возглавил цеховое бюро изобретательства и рационализации. Конвертерный цех – огромное хозяйство, напичканное самыми различными агрегатами, работающими в непрерывном режиме и круглосуточно. Поле деятельности для изобретательного и не ленивого человека безграничное. Заявки на изобретения, усовершенствование механизмов потекли сплошным потоком. Гонорара за одно из изобретений хватило на покупку шестой модели ВАЗ. Лицензии на его изобретения покупали японцы, а они доки в конвертерном производстве стали.

Он и мне помог выбрать направление исследований. Я занимался синтезом пестицидов, в основном средств для борьбы с колорадским жуком. Однажды пожаловался ему, что не очень доволен своими научными результатами. Препараты теряли эффективность уже на третий год. На кандидатскую я мог наскрести материалы, но это было не то, что позволяло говорить о серьезных успехах в науке. Вадим разразился эмоциональным выступлением: «Вы все делаете ставку на ненависть и мобилизуете своего противника. Какие-то особи получают не смертельную дозу яда и дают более стойкое мутирующее поколение. Препарат теперь убивает при гораздо большей концентрации. Создается новое поколение ядов с каждым разом все более опасное для человека, как само по себе, так и продуктами разложения. Вы словно не знаете, что любовь убивает надежней, чем ненависть. Сделайте препараты, которые стимулируют любовь, истощая особи до смерти. Представь себе, что ты сможешь заставить самку колорадского жука отложить яйца осенью, после уборки урожая. Даже если она доживет до весны, то уже не даст новое потомство. Или превратите самцов поголовно в „голубых“ – результат будет аналогичный. Может ли быть „привыкание“ к любви? Может! Но только одним способом, путем разрушения механизма размножения».

После этого монолога я переключился на изучение и синтез ферамонов и получил результаты, за которые не стыдно. Защитил кандидатскую, пишу монографию, которая потянет на докторскую.

Как видите, все было прекрасно в его жизни. Он увлекся яхтингом и рыбалкой. Своими руками построил девятиметровую яхту с корпусом из нержавейки. Исходил под парусами Азовское и Черное моря. Для рыбалки купил этот злосчастный катер. И вдруг год назад я узнаю из его письма, что он решил податься в депутаты Верховной Рады. Зная по прессе нашу грязную политическую кухню, я грешным делом подумал, что у него ничего не получится. Он не бедствовал, но для политика у него было слишком мало денег. А так как он не любит проигрывать, то единственной неудачной попыткой все и закончится. Я так ему и написал. Но он неожиданно победил с большим перевесом, причем позже я узнал, что за ним не стоят никакие чужие деньги и чужие интересы. Феноменальный успех…

– А он не объяснил мотивы своего решения? – перебил рассказ Михаил.

– Объяснил, только кратко и необычно резко. Нужно, говорит, заняться политикой, пока эти алчные идиоты окончательно не развалили Украину. А мне кажется, что ему захотелось попробовать себя на новом поприще. Дети уже практически стали на ноги.

– Вы встречались с ним последнее время?

– Летом в Киеве. Я ездил на научную конференцию, и мы провели вместе выходной. Я задержался, и он не поехал домой на субботу.

– О чем вы беседовали?

– Естественно, о политике. Его занимала последнее время проблема интеграции Украины в Европу. Он был убежден, что внутреннего политического ресурса не хватит для действительного изменения политики государства в интересах народа, а не узкой правящей клики, как он выражался «элитного скота» или «скотолитической элиты», вместо «политической элиты».

– Он упоминал о каких-либо конфликтах, или конкретных проблемах?

– Пожалуй, нет.

– Я так понял, что это была ваша последняя встреча. После этого вы переписывались или говорили по телефону?

– По телефону мы только поздравляли друг друга с днем рождения или праздниками. Или договаривались о встрече, если предстояли поездки, например, он собирался в Харьков или как тот раз я в Киев.

– Когда Вы получили от него последнее письмо?

– Примерно за неделю до его гибели.

– Оно сохранилось?

– Да, сохранилось совершенно случайно. Ни он, ни я переписку не хранили, хотя сейчас жалею. Я оставил письмо в книге, которую тогда читал. Там ничего интересного для Вас нет.

– Все же я хотел бы его прочитать, если Вы не возражаете категорически.

– Не возражаю, хотя письмо сугубо личное, грустное и неожиданно лирическое. Он иногда становился сентиментальным. Я думаю, за этим всегда стояла усталость. После недельного морского похода или рыбалки он возвращал свой обычный тонус.

– Пришлите мне копию, желательно факсом. У меня слишком мало времени, чтобы его тратить на почту.

– Скажите мне номер факса и завтра же получите до конца дня копию письма.

Михаил написал номер факса в приемной Манюни на обратной стороне своей визитной карточки и вручил Еременко.

– Еще вопрос. У Бортко есть старшие сестра и брат. Он поддерживал с ними связи?

– Насколько мне известно со слов Надежды, на похоронах они были. Живут в Риге. Сестра преподает математику в университете, а брат старпом на пароходе.

Они расстались на перроне вокзала за четверть часа до отхода поезда.

ЗАЯЧЬЯ ДУША

Михаил поехал в гостиницу. Желудок его был пуст, а голова переполнена впечатлениями. Нужно было восстановить равновесие. Наполнить желудок и упорядочить мысли.

Пока он ужинал в гостиничном буфете, мысли тоже пришли в порядок. План расследования был готов, по крайней мере пять пунктов не вызывали сомнения:

– посетить районный отдел милиции на территории избирательного округа Бортко для выяснения возможных конфликтов депутата с криминалитетом;

– ознакомиться на телестудии с материалами по предвыборной кампании – среди других кандидатов могли быть организаторы покушения;

– переговорить с женой и детьми – возможно, он делился своими подозрениями или проблемами;

– ознакомиться со стенограммами выступлений в Верховной Раде и расшифровкой злополучной пленки майора СБУ;

– выехать на место происшествия и организовать поиск затонувшего катера.

На первые четыре вопроса Михаил отвел два дня. Время решения пятого вопроса было неопределенным и прогнозированию не поддавалось.

Утром Михаил заехал в райотдел, где ему дали фамилию и адрес участкового, в сферу контроля которого входил продуктовый рынок.

Хотя у Михаила сложилось впечатление, что от него просто отделались, он решил отработать этот вариант. Милицейский участок находился рядом с рынком, поэтому Михаил смог припарковаться только за квартал – все стоянки и тротуары были забиты машинами покупателей и продавцов.

На углу за пределами территории рынка он увидел странную сцену. Там стояло с десяток цветочниц за самодельными мини оранжереями, то есть коробами, похожими на аквариумы. «Оранжереи» обогревались стеариновыми свечками. Странность ситуации заключалась в том, что крупный мешковатый парень опрокинул одну из коробок, ведро с цветами и топтал ногами цветы в луже от пролитой воды. Хозяйка цветов, бледная пожилая женщина интеллигентного вида в цветастом платке, стояла молча, прижав руки к груди.

– Прекрати! В чем дело? – громко воскликнул Михаил и взял дебошира за плечо.

– Отвали! – отмахнулся парень движением туловища и руки, даже не поворачивая головы.

Тогда Михаил подсечкой сбил парня с ног и заломил руки за спину, намеренно погрузив лицо грубияна в мешанину из раздавленных цветов и тротуарной грязи. Потом надел наручники и за шиворот поставил на ноги.

Парень тут же попытался нанести удар ногой. Михаил уклонился и новой подсечкой отправил упрямца на землю.

– Не дергайся, а то что-нибудь сломаю!

– Ты труп! – завопил парень с земли, потом посыпались грязные ругательства.

Михаил надавил ребром ботинка на шею, пока не услыхал хрип.

– Так ты успокоишься или тебя вырубить на пару часов?

Парень обмяк и больше рота на раскрывал. Михаил снова поставил его на ноги и толкнул вперед.

– Иди и не вздумай взбрыкнуть. Дальше понесут на носилках.

Парень поплелся, загребая ногами и втянув голову в плечи. Михаил время от времени корректировал направление его движения. Он вел нарушителя в милицейский участок.

Участковый встретил их на пороге, так как уже увидел из окна:

– В чем дело? Что за хреновина?

Михаил показал свое удостоверение и объяснил ситуацию.

– Посадите его в холодную, а я сейчас приведу свидетелей и потерпевшую, составим протокол.

Пострадавшей женщины и след простыл.

– Куда она подевалась?

– Ушла домой, – ответила одна цветочница помоложе.

– Что у вас тут происходит? Мне нужны две свидетельницы. Это займет не более получаса. Подпишите протокол и вернетесь к своей торговле…

– И не надейтесь! Мы Вас видим в первый раз и, думаю, последний, а нам тут торговать каждый день, – ответила все та же бойкая женщина.

– Я следователь прокуратуры, кто мне все это объяснит? – не мог успокоиться Михаил.

– Что тут объяснять! Всем давно понятно. Вам участковый объяснит лучше нас, – цветочница переключилась на покупателя, который попросил собрать букет.

Остальные сделали вид, что тоже заняты торговлей.

Михаил отошел в недоумении и решил вернуться в участок. Он не успел набрать скорость, как его остановила за руку женщина. Это была пострадавшая.

– Я Вам все объясню, только никаких заявлений не будет. Договорились?

– Договорились! – изобразил разочарование Михаил.

– Тут орудует шайка, пять или шесть человек, а может и больше. Они берут деньги за право торговать. И я бы дала, да не успела еще ничего продать. Так этот подонок даже не захотел подождать полчаса.

– А куда смотрит милиция, участковый?

– Участковый их боится. Когда он только появился, мы ему пожаловались как новому человеку. Он пытался задержать одного из них, но откуда-то налетела вся банда и молча окружила его. Он стал оправдываться: «Ребята, это недоразумение. Все в порядке…». И все осталось по-прежнему, только платить мы стали больше.

– И вы не написали жалобу в прокуратуру?

– Выясняли. Требуют заявление от каждого в отдельности. Когда давал и сколько, причем никаких гарантий защиты. На мне семья, стану я рисковать. У меня с моим высшим образованием нет другой возможности заработать.

– Все понятно, спасибо! – Михаил решил больше не тратить напрасно время и направился снова в участок. Трое суток подержать этого типа можно. Да и с участковым нужно все-таки поговорить.

Перед поворотом во двор дома, где в цокольном этаже размещался милицейский участок, Михаил увидел впереди знакомую спину. Задержанный удалялся в другую сторону не оглядываясь.

Михаил принял решение мгновенно: нужно проследить, куда он пойдет. Минут через пятнадцать парень нырнул в дверь полуподвала панельной пятиэтажки. Над дверью висела литая чугунная доска с барельефом мускулистого мужского торса и надписью «Атлетический Клуб».

Поразмыслив несколько секунд, Михаил открыл дверь и спустился по металлическим ступенькам в просторный зал. Он не увидел окон, только вентиляционные решетки и шведские стенки вдоль грубо отштукатуренных стен. Белый потолок и люминесцентные лампы с примитивной осветительной арматурой. Деревянный крашеный пол. В центре зала борцовский ковер. Несколько человек в тренировочных кимоно окружали сбежавшего или отпущенного участковым хулигана.

Появление Михаила они встретили немой сценой. Дюжина или больше глаз уставились на незваного гостя.

Чтобы предупредить эксцессы, вдруг парень замыслит реванш при поддержке друзей, Михаил демонстративно расстегнул куртку, достал из кобуры под левой рукой пистолет и засунул за пояс. После этого жеста, парни заметно расслабились, в их взглядах можно было уже обнаружить любопытство

– Где тут старший? – спросил громким голосом Михаил.

Бетонные стены ответили многократным эхом. Получилось весьма впечатляюще. Несколько голов повернулось в сторону угла, где перегородка почти до потолка отделяла что-то похожее на контору. В перегородке была дверь. Михаил направился к ней.

– Феликс, к тебе! – громко предупредил кто-то из парней.

Михаил не успел приблизиться к двери, как она открылась. На пороге он увидел того, кого меньше всего ожидал здесь встретить. Это был Федор Лутай, по кличке Феликс – тренер по самбо из Управления МВД.

– Привет! Какой сюрприз! – Феликс раскинул руки, и они обнялись, похлопывая друг друга по спине.

– Привет! И для меня тоже. Есть разговор…

– Заходи, гостем будешь! – парням он крикнул. – Работать, бездельники. Устроили симпозиум…

В конторке стояли: письменный стол, шкаф для одежды, два кресла и металлический сейф в углу за столом. На стенах знакомые плакаты с торсами «Шварца», Сталлоне и Брюса Ли.

Феликс жестом указал Михаилу на кресло и уселся сам.

– Первое слово гостю! Что тебя сюда привело, и как ты меня нашел?

– Привел случай, позже расскажу. А ты как очутился в этом подвале?

– Ушел из Управления и организовал этот клуб. Тренирую охранников по заявкам фирм.

– Так ты и раньше подрабатывал тренером.

– В том-то и дело, что Сумченко таки отомстил через своих дружков в Управлении. Вышел приказ, запрещающий мне тренерскую работу на стороне под предлогом, что я раскрываю секретные приемы. В десятках, а то и сотнях книг уже все написано. Тем не менее, ты меня знаешь, кроме общеизвестных вещей я на стороне ничего другого не использую.

– А за что тебе мстит Сумченко, неужели за тот случай со мной?

– Да, за тот!

– Какой в том смысл?

– Смысл простой. Наказание за неисполнение указания.

– Идея была подленький и бессмысленной.

– Неважно! Как и в преступном мире, у чиновников действует принцип неотвратимости наказания за неисполнение приказа. Какого, не имеет значения. Короче, за ту зарплату не имело смысла работать, когда меня лишили возможности подрабатывать. Уровень доходов восстановил, жаль, что иногда приходится учить явных уродов. По возможности наиболее отпетых отсеиваю, но за всеми не уследишь.

– Я как раз по этому поводу. – Михаил рассказал об инциденте и о поведении участкового.

– Олуха этого я выгоню, а участковый – барахло, трус. Все это в райотделе знают, но терпят. А его нужно гнать. Только позорит милицию, а толку никакого.

– Напишу рапорт. Времени у меня нет, чтобы зацикливаться на участковом.

– И чем ты занят? Секрет?

– Никакого секрета! У меня сейчас прорезалась мысль, что ты можешь мне здорово помочь.

– Всегда готов, как пионер. Кстати, если ты здесь надолго, приходи по вечерам на тренировку. Мы открыты с девяти и до одиннадцати вечера.

– Предложением обязательно воспользуюсь, так как я здесь застрял дней на десять, а то и больше. Нужно поддерживать тонус.

– Рассказывай!

– В декабре на рыбалке утонул депутат и его доверенное лицо, слыхал?

– Конечно! И что?

– Ходят слухи, что это убийство. Меня привлекли для повторного расследования.

– И чем я могу помочь.

– По одной из версий он пообещал прищемить хвост базарной мафии.

– Ну, это маловероятно по двум причинам. Во-первых, прищемить им хвост не так просто. У них хорошая крыша. Во-вторых, имитация несчастного случая слишком для них сложно. Они бы действовали просто и надежно. Им не нужен камуфляж, наоборот, они бы наказали публично, чтоб другим неповадно было. А исполнитель бы скрылся за восточной границей.

– Ты хочешь сказать, что не будешь этим заниматься?

– Ни в коем случае! Я такого не говорил. Я тебе выдал свое мнение. Обязательно провентилирую вопрос по своим каналам. Когда нужен ответ?

– Послезавтра утром желательный срок. А вообще-то я тебе сказал – мне здесь торчать минимум десять дней.

– Как мы свяжемся?

– Вот моя визитная карточка, там номер мобильного телефона. Если возникнут проблемы со связью, звони в приемную прокурора города и скажи, что от меня.

Феликс предложил чай, но Михаил заторопился под предлогом недостатка времени. Они пожали руки на прощанье.

Михаил не отказался от мысли посетить участкового, эту заячью душу.

– Куда Вы подевали задержанного? – Начал Михаил без предисловий.

На удивление участковый не смутился, а ответил вопросом на вопрос уверенным тоном:

– А где твои свидетели?

– Не нужно со мной играть в кошки-мышки. Я застал его на месте преступления, арестовал и хотел допросить. Свидетели для этого мне не нужны. Были все основания задержать его на трое суток. Вы его отпустили. Что это, халатность или сговор? Я это так не оставлю.

– Не нужно кипятиться! Я знаю, где его найти. Все можно исправить. – Тон участкового поменялся.

– Я тоже знаю, и уже нашел в Атлетическом Клубе.

– Ну, тогда все в порядке, сразу видно профессионала…

– Не нужно дешевых комплиментов, тем более от непрофессионала. Как хотите, а я подам рапорт. Вы не на своем месте…

– У меня жена и трое детей и я не собираюсь по каждому пустяку лезть на рожон.

– У той женщины тоже семья, вижу разговор бесполезный.

По дороге к стоянке, где Михаил оставил машину, он обдумал ситуацию и пришел к выводу, что первый его ход, то есть посещение райотдела милиции и участкового, был бесполезной тратой времени, если бы не случайная встреча с Феликсом. Любая объективная информация о криминогенной обстановке в районе задевала репутацию милицейских чиновников: они куда смотрели? Потому в райотделе от него быстро отделались, направив к этому бездельнику. Все хорошо, что хорошо кончается – утешительная истина, но начинать с плохого неприятно. Еще подумал Михаил, нужно попросить Манюню отменить дурацкий и незаконный приказ, запрещающий Феликсу тренерскую работу совмещать с работой в Управлении, и, если Феликс захочет, восстановить на работе. Нельзя разбрасываться такими кадрами. Так в милиции останутся только подобные участковому.

Михаил заехал в городскую прокуратуру, чтобы забрать письмо на телестудию, предписывающее ознакомить Михаила с архивными материалами.