Правило лабиринта

Михаил и Андрей возвратились в город около трёх за полдень. Андрей вышел у здания Управления, а Михаил поехал в городскую прокуратуру. Ему нужно было доложить Манюне, что катер найден и поднят. Николай Петрович должен был распорядиться по поводу технической экспертизы и фотосъемки катера. Уже по дороге в город Михаил договорился о приеме по мобильному телефону, но не стал ничего говорить.

– Вижу, есть новости, но не вижу торжества победителя во взгляде. – Такими словами встретил Михаила Манюня сразу после приветствия.

– Подняли катер, но больше вопросов, чем ответов.

– А именно?

– Открыты все люки в отсеках плавучести, словно кто-то специально готовил катер к затоплению. Корпус пробит, очевидно, якорем. Могло ли это произойти случайно? Только после заключения экспертов можно будет ответить на данный вопрос. Теперь еще нужно искать эти люки. Не дай Бог, придется использовать водолазов. Это выльется не в один день.

– Нужно осмотреть ангар, где хранился катер. Не думаю, что он держал его под открытым небом.

– Сделаю сегодня же, если получится.

– Какие еще существенные факты удалось раскопать? На телецентре, в Интернете?

– Ничего существенного, по крайней мере, подозреваемые не появились. Обещал информацию Федор Лутай. Кстати, его некрасиво выжили из Управления. Лишили возможности подрабатывать тренером под надуманным предлогом, он и подал заявление.

– А меня заверяли, что организовал свое дело, потому ушел.

– Жить на что-то надо. У него семья: жена, двое детей, мать…

– Почему не написал жалобу мне? Приказ о запрете работы по совместительству нужно опротестовать. А возращение на работу его личный вопрос. Так что обещал Лутай?

– Разузнать, замышляли ли что-нибудь местные «мафиози».

– Когда будет информация?

– Должен был позвонить, если что появится заслуживающее внимания. И еще. В субботу у меня встреча со школьным другом Бортко. Обещал показать последнее письмо…

Голос секретаря в переговорном устройстве прервал Михаила:

– Николай Петрович, на проводе редактор газеты «Приазовье», говорить будете?

– Соедините!

– Да. Здравствуйте! Слушаю! Откуда у вас информация? Свои каналы? Так зачем Вам мое интервью, публикуйте слухи. Вы это умеете делать. Хорошо, могу сделать заявление для прессы. Через час в конференц-зале городской прокуратуры. Только услуга за услугу. Пригласите также коллег с ТВ…. До встречи! – обращаясь к Михаилу. – Не хочет телевидения, они могут подать информацию сегодня, а его газета выйдет только завтра. Уже пронюхали о катере.

– Никитин доложил своему начальству о выполнении задания, и тайна следствия накрылась.

– Ты его предупреждал?

– Конечно. Он же не в детском саду работает!

– Придется заявить, что версия о несчастном случае пока подтверждается. Окончательные выводы сделаем после проведения экспертизы.

– Можете сказать о люках и пробоине. Готовили катер к зимовке, сняли люки в отсеках плавучести, а поставить забыли или поленились. Случайная пробоина якорем и катер быстро затонул. Очевидно, кто-нибудь из редакции уже поехал на Косу. Нового хозяина катера я предупредил, но репортеры его перехитрят.

– Пожалуй, ты прав. Какие планы на сегодня?

– Попробую осмотреть ангар. Потом напомню о себе Лутаю. Есть вопрос! Жена и дети Бортко не очень разговорчивы. Если возникнут проблемы с осмотром ангара, можно будет получить ордер на обыск.

– Конечно! Постановление по делу есть, обращайся, если понадобится. Думаю, ты знаешь, как уговаривать и без ордера.

И действительно, уговаривать пришлось.

– Надежда Михайловна, нам необходимо осмотреть ангар или причал, где катер хранится зимой.

– Зачем Вам это?

– Нам удалось найти и поднять катер из-подо льда. Возникла необходимость уточнить кое-какие обстоятельства.

– Вы установили причину, почему затонул катер? – она не обнаружила удивления, возможно, уже знала о подъеме катера.

– Да, установили, но есть настоятельная необходимость посмотреть место его хранения.

– Я там бывала очень редко, вряд ли смогу помочь. Если причина аварии известна, то зачем эти лишние хлопоты для Вас и для нас.

– Эти хлопоты неизбежны. Вы же не хотите, чтобы завтра к Вам пришли с ордером на обыск?

– Помилуйте! В связи с чем? Мало нам одного горя.

– Ваш муж был депутатом Верховной Рады, поэтому расследование должно проводиться самым тщательным образом. За моей спиной десятки глаз, в том числе пресса и телевидение…

– Меня уже терроризировали газетчики. Я отключала телефон. Вам повезло, что вы дозвонились. Может, и согласилась бы помочь, но не могу физически.

– Попросите Артема. Он, наверное, там бывал чаще

– Артем в музыкальной школе, а вечером ему на тренировку.

– Я поговорю с тренером.

– Не в этом дело, у него соревнования на носу…

– Но есть же хоть какой-то интервал между школой и тренировкой. Я отвезу туда и назад на машине, а на осмотр мне нужно четверть часа…

– Перезвоните через час, он возвратится из школы…

– Нет! Мне нужен адрес музыкальной школы. Мы поедем прямо оттуда. Так будет быстрее.

– Ваша настырность поразительна. Пишите или запоминайте…

– Напишите сами, если нетрудно. Я сейчас заеду за ключом от ангара. Не носит же его Артем с собой.

– Носит!

– Это меняет дело. Диктуйте, пожалуйста…

В музыкальной школе Михаил не стал ждать у выхода, а сразу направился к директору, чтобы выяснить в каком кабинете занимается Артем. Он заглянул в кабинет и увидел Артема за роялем. Тот даже не повернул голову на скрип открывающейся двери.

Ждать пришлось не долго. Артем был сильно удивлен и не стал этого скрывать. Михаил рассказал коротко о подъеме катера и все, о чем они договорились с его матерью. Артем не задавал вопросов, только показывал дорогу, по которой часто ездил с отцом.

Причал для частных маломерных судов тянулся на добрый километр. На удачу им не пришлось долго идти от ворот в заборе из металлической сетки. Причал тускло освещали редкие фонари.

– Как вы осмотрите ангар, если электричество на зиму отключают?

– Почему?

– Да потому, что воруют. Отопление, сварка тянет много, вот и делают незаконные подключения…

– Жди меня здесь, я принесу фонарь. Жаль, раньше не сказал!

Артем не ответил. Михаил обернулся почти бегом. В багажнике, кроме переноски, он возил еще аккумуляторный фонарь. Дверь металлического ангара уже была открыта.

Михаил сначала осмотрел внимательно площадку вокруг.

– А где стоит яхта?

– На причале яхт-клуба.

Они вошли в ангар. Михаил повел лучом фонаря по полу и стенам и сразу увидел то, что искал. На полке были аккуратно сложены лючки с задрайками.

– Артем! Ты не знаешь, кто снимал люки с отсеков плавучести катера?

– Мы с отцом.

– Когда это произошло?

– В конце ноября, число не помню…

Кто теперь мог сомневаться, что их снял сам хозяин катера. Больше ничего интересного не предвиделось. Михаил собрался уходить, как обратил внимание на отрывной блокнот на столике в углу ангара. Блокнот был открыт. Он заметил, что часть листов отсутствовала, и приблизился к столу. В боковом свете на чистом листе ясно проступил текст, продавленный шариковой ручкой.

Михаил наклонился и успел прочитать заголовок: «Дорогой сын»! В следующее мгновение Артем быстрым движением схватил блокнот и спрятал в карман со словами:

– А я его искал! Думал, потерял.

Михаил не сразу отреагировал.

– Может, покажешь мне?

– Простите, зачем?

– Мне кажется, там была записка твоего отца, адресованная тебе.

– Возможно! – Артем не стал врать.

– Нам очень важно узнать, о чем тебе писал отец.

– Он писал мне. Этим все сказано.

– Как ты не можешь понять, это не только твое личное дело.

– Я понимаю лучше, чем Вы думаете. А записку я давно уничтожил.

Артем быстро вышел из ангара. Михаил вышел следом и увидел, как Артем рвет, жует и выплевывает части листа, по которому еще можно было восстановить текст записки.

– Надеюсь, вы не станете меня пытать?

– Артем, побойся Бога. Все что узнал о твоем отце, вызывает самое глубокое уважения к нему и вам, членам его семьи. Но если хоть малейшая вероятность, что его убили, мы должны это проверить. Убийца должен быть наказан. Каждое нераскрытое убийство неизбежно влечет новые трагедии.

– Его никто не убивал, можете мне поверить. Я его люблю больше вас всех вместе взятых, Вы это понимаете?!

– Понимаю! Я в двенадцать лет тоже потерял в один день отца и мать из-за несчастного случая, точнее, разгильдяйства водителя грузовика… Там все было ясно, здесь нет!

Артем молчал насупившись.

– Ладно, едем домой. Тебе сегодня еще на тренировку…

Оставив Артема у подъезда его дома, Михаил поехал к Феликсу.

В подвале было много народу. Одни терзали тренажеры, другие терзали друг друга. На ковре две пары крутились в спарринге. Феликс в тренировочном костюме руководил схваткой.

– Почему не заходил? Насколько я знаю, ты любишь размять кости. – Спросил Феликс.

– Не было, ни времени, ни настроения. Да и твоего звонка ждал.

– Не о чем было звонить! Пусто. Те уголовные дела, которые открыты по инициативе депутата, касаются только чиновников. Больше чем нарушение правил проведения тендера при приватизации им не пришьют. Поэтому мои уголовнички пока спокойны.

– Отрицательный ответ, тоже положительный результат следствия. Одна версия отпала.

– Не спеши. Есть пока непроверенный факт, что на одного братана с задатками киллера выходил какой-то бизнесмен. Они не столковались по цене. Но там речь шла о личных мотивах. Что-то типа «шерше ля фам». Возможно мотив для отвода глаз. Короче, нужно подождать. Этот Бортко был бабник, как ты думаешь?

– Не думаю, хотя успех часто развращает. Появляется тяга к созданию гарема. Или еще хуже, к оплаченной любви. Завтра постараюсь узнать больше, будет разговор с его школьным другом.

– А я займусь кандидатом в киллеры. Размяться не хочешь. Кимоно выдам под твой размер, только со стирки.

– Нет настроения. Да и прошедшей ночью плохо спал. Будь здоров!

– Будь!

– Забыл сказать! Поговорил с Манюней по поводу приказа. Обещал опротестовать. Если захочешь, он поможет вернуться на старое место.

– Спасибо, но поезд уже ушел. Я договорился об аренде второй части подвала, уговорил компаньона и организую тренажерный зал. Думаю, в нашем микрорайоне найдется достаточно желающих раструсить свой жир. Жаль, но с совместительством при таком раскладе ничего не получится.

– Конечно, жаль! Желаю успехов!

– До встречи! Позвоню обязательно.

Давно стемнело. Завтра суббота. Первая неделя расследования прошла, но выхода из лабиринта нет. Каждый раз, пройдя очередной запутанный маршрут, Михаил оказывался на исходных позициях: причина гибели депутата – несчастный случай. Он вспомнил популярную книжку по математике, которую прочитал в школьные годы. В разделе «Топология» кроме знаменитой поверхности Мёбиуса и обсуждения проблемы четырех красок было приведено правило выхода из лабиринтов.

Михаил хорошо запомнил его: держись стены правой рукой, пока не выйдешь из лабиринта или не вернёшься на прежнее место. Тогда нужно продолжить путь, используя противоположную стену и левую руку. Главное, чтобы в лабиринте был выход, иначе никакое правило не поможет.

Пока он все время держался правой стены, то есть занимался Бортко и его родственниками. Есть еще один пострадавший – помощник депутата Ткач. Возможно, он главная мишень. Нужно завтра побеседовать с родственниками Ткача перед встречей со школьным другом Бортко. Еще Михаилу очень захотелось домой. Пожалуй, вечер в пятницу и полдня в субботу он может провести в семье без ущерба для расследования.

Чтобы не терять время Михаил отказался от мысли заезжать в гостиницу за вещами. Персонал и так догадается обо всем.

Несмотря на оживленное движение транспорта в город и из города, Михаил уложился в обычные два часа. Когда он подъезжал к воротам дома, его ждала их овчарка Вулкан и жена Анастасия.

– Вулкан так рвался к воротам, что я догадалась – это ты… – проговорила Анастасия, прежде чем подставить губы для поцелуя.

Михаил нежно поцеловал жену и на секунду прижал к себе. Вот он сладостный миг возвращения домой после пятидневного отсутствия.

Вулкан, повизгивая, пытался протиснуться между супругами.

– И ты, разбойник, требуешь внимания, – потрепал собаку за загривок Михаил. – Марш домой, мне нужно машину в гараж поставить…

Анастасия взяла Вулкана за ошейник и повела к дому.

Шум потревожил дочь, которую бабушка Наталья только-только уложила в постель. Нина выбежала в прихожую и повисла на ноге отца. Михаил взял дочь на руки и передал Анастасии.

– Подожди малышка, я умоюсь с дороги и уложу тебя спать…

– И сказку прочитаешь…

– А не стыдно? Ты ведь уже первый класс к лету закончишь.

– Не стыдно! Когда я читаю, совсем не страшно. Ну почитай!

– Обязательно! Выбери книжку, а я скоро приду в спальню.

Они с Анастасией уснули поздно. Пришлось еще рассказать о ходе расследования. Анастасия всегда просила об этом. Иногда ее наивные советы и вопросы помогали открыть новые направления для анализа, поэтому Михаил охотно делился с нею своими соображениями и фактами.

– Опять у тебя фигурирует в деле красивая и одинокая…

– Ну, это не моя вина, что вокруг красавиц, особенно одиноких, всегда заваривается криминальная каша…

– Вот и займись ею, тебе это доставит удовольствие.

– Она ближе к пострадавшей стороне, как ты должна была заметить.

– А я так и не поняла, кто в этом деле пострадал, кроме детей, да и те являются наследниками…

– Замечательная мысль. Я так и не удосужился проверить его завещание. Он не очень богатый человек, но и далеко не бедный: патенты, яхта, автомобиль…

– Вот. А теперь скажи, что у тебя умная жена…

– Умная и красивая, не знаю даже чего больше…

Проснулся Михаил как для села поздно, в десятом часу. Он наметил отъезд на два часа дня, чтобы к четырем или немного позже поспеть на встречу с Еременко, школьным товарищем депутата. Получалось, что беседу с родственниками Ткача пришлось отложить на вечер.

Нужно было до отъезда еще многое сделать из тех дел по хозяйству, которые всегда входили в его обязанности. Главное – подготовка теплицы к посеву рассады в начале февраля. А еще он хотел заехать в школу, чтобы узнать о том бездомном, которого он рекомендовал в сторожа.

Погода портилась на глазах. Когда Михаил выехал на трассу, пошел снег. Дул сильный северо-восточный ветер. Поземка перетекала трассу как весенний паводок поверх плотины. Разделительной полосы шоссе почти не было видно. Одно было хорошо – из-за низкой интенсивности движения можно было держаться почти по центру дороги.

Ехал Михаил с хорошим настроением. Его губы еще хранили ощущение крепких поцелуев Анастасии. Был еще один повод для радости. Бездомный учитель уже работал сторожем. Он долго жал руку Михаилу и настойчиво приглашал на чай перед дорогой.

НОВЫЙ КРУГ

Еще в дороге Михаил вызвонил Еременко, и они договорились о встрече в знакомом кафе в центре города.

Школьный друг депутата выглядел заметно удрученным.

– Что-нибудь случилось? – спросил Михаил, когда они уселись за угловой столик в. Гардероба в кафе не было. Они остались в верхней одежде.

– Случилось! Но ничего нового. Перечитал письмо еще раз. Теперь у меня создалось впечатление, что он знал о близкой смерти.

– На основании чего Вы сделали такой вывод?

– А вы прочитайте и сразу поймете, – Еременко полез в карман и вытащил сложенный вчетверо стандартный лист.

Михаил взял письмо и развернул. Это был оригинал.

– Вы мне копию не сделали, – то ли спросил, то ли отметил Михаил.

– Нет, не сделал. Я хотел попросить Вас ограничиться только ознакомлением…

– Как Вам будет угодно, но при одном условии, если оно не будет необходимо в качестве улики.

– Мне приходилось уже Вам говорить, что в письме нет ничего интересного для следствия.

– Помню! Однако дайте с ним ознакомиться представителю этого самого следствия…

Михаил заказал кофе и принялся читать. Письмо было написано от руки. Похоже, его содержание депутат не доверил компьютеру.

«Здравствуй, Толя!

Пишем мы сейчас друг другу редко, но данное письмо отложить не могу. Очень на душе наболело. Одно хорошо – дети радуют. Зоя замуж выходит. Елена скоро окончит университет, а Артем, можно сказать, без пяти минут мастер спорта. Если не помешают травмы, то спустя три-четыре года можно ожидать результатов мирового уровня. Надежда здорова и передает тебе привет. Знает, что я пишу тебе, но содержание письма лучше ей не знать. Она и так преследует меня допросами по поводу моего настроения. А какое может быть у меня настроение, если действительность во всех отношениях оказалась намного хуже, чем я мог предполагать еще год назад. Я словно попал в другое измерение. В царство теней или фантомов, где не на что опереться.

Из-за полного бессилия что-либо изменить, мне стало трудно заставить себя работать в Верховной Раде, ходить на заседания, сидеть в комиссиях, читать горы документов, единственное назначение которых создать видимость полезной государственной деятельности. На самом же деле идет бесстыдная торговля принципами, голосами, квотами, лицензиями, налоговыми льготами, дотациями и прочая, и прочая. Но самая выгодная сделка, когда продаешь друга или соратника.

В прошлой жизни у меня семья, которой я предан, твоя дружба, мои маленькие гимнасты, море, яхта, рыбалка и, наконец, музыка. И сейчас почти все это есть, но словно ускользает от меня, не питает мои душевные силы. Я подобен тле в капле росы. Все вижу, но дышать не могу.

Дошло до того, что заурядное событие может меня выбить из колеи на несколько дней. Недавно встретил в городе Мула. Впечатление, как от сосульки брошенной за пазуху. Неужели мое депутатство разрушило все то, что было между нами в лучшие годы нашей жизни. Я имею в виду нашу юность. Ты один моя душевная опора. Просить поддержки у семьи, значит посвящать ее в свои проблемы, лишать спокойствия и уверенности.

Помнишь, я говорил тебе, что любовь убивает надежней, чем ненависть. Похоже, мне на роду написано стать примером, подтверждающим поговорку.

Привет Ирине и детям. Не забывайте нас.

Прощайте, Вадим».

Михаил закончил чтение и поднял голову. Еременко сидел, откинувшись на стуле. Мысли его были далеко. Об этом говорил отрешенный взгляд и окаменелая поза.

– Ирина, Ваша жена? – спросил Михаил, только чтобы вернуть на землю Еременко.

– Да, да! Моя жена.

– А Мул?

– Мы клички часто создавали по инициалам. Михаил Ульянович Лопатин. Наш школьный товарищ. Он был третьим в нашей «триаде». После женитьбы отстранился. Мы почему-то не понравились его жене. Или наши жены…

– Чем он занимается?

– Металлург, как и многие в этом городе. Никогда не был в партии, а теперь стал вдруг коммунистом.

– Своеобразная форма протеста против действительности.

– Логичнее было стать социалистом, если уж он проснулся для политической активности.

– Какое у него положение в партийной иерархии?

– Рядовой. Слышал, он отказался от места в бюро горкома.

– Вас развели политические разногласия?

– Не думаю. Иногда это зависть к успехам, иногда новые друзья и интересы… Обычный случай. Трудно пройти длинную жизненную дорогу рядом на всех ее поворотах. Школа это аквариум, жизнь – океан.

– Согласен. Однако вернемся к главной теме. Что Вы имели в виду, когда говорили о предчувствии Бортко близкой смерти? Самоубийство?

– Что Вы! Это не для него! И потом, он был с Сергеем. Не думаю, что у Вадима была причина убивать и его.

– Вы хорошо знали Ткача?

– Не очень, хотя последние лет десять он часто присутствовал на общих встречах в доме Вадима.

– И все же?

– Они работали вместе почти двадцать лет. Возможно, звезд с неба не хватал, но организованный, ответственный и в целом положительный человек. Иначе Вадим не держал бы его рядом так долго.

– В письме явно просматривается состояние депрессии. Прощание в конце письма. Просьба не забывать семью… Показать бы это письмо психиатру.

– А можно обойтись без психиатра? Все его письма заканчиваются «прощай» уже много лет, после того как он побывал в автокатастрофе. Тогда он отделался переломом голени и двух ребер.

– Вы не знаете, было ли у Бортко завещание?

– Было. Опять же после той аварии он составил завещание.

– Когда она произошла?

– Сейчас вспомню… Пять лет назад. В гололед он вылетел в кювет. Ехал один, торопился как всегда. Когда кто-то с ним был в машине, он водил очень осторожно. Сам убедился неоднократно.

– Вы знакомы с содержанием завещания?

– Нет. В семье не очень распространялись, а спрашивать неудобно. На поминальном обеде Елена затронула эту тему, но Надежда ее прервала очень категорично.

– Елена, дочь или сестра?

– Сестра.

– Она имела основания на что-то надеяться?

– Ничего об этом не знаю, а домыслы строить не хочу.

– Вы мне собирались кроме письма, поведать еще что-то…

– Вадим звонил мне накануне своего дня рождения и приглашал приехать, но семейные обстоятельства мне не позволили. Вечером следующего дня мы с женой позвонили ему домой и поздравили. Он был не в своей тарелке и проронил буквально следующую фразу: «Очень жаль, что ты не приехал, мне теперь даже некому поплакаться в жилетку». Я спросил: «Что случилось»? Он ответил: «Хуже не придумаешь, но разговор не для телефона. Напишу, если решусь». В письме, как вы убедились, ничего нет кроме общих слов о предательстве. Кто его предал и в чем заключается это предательство? Только Вы можете это установить…

– Вы думаете это просто! Он говорил о предательстве близкого человека. Ткач погиб, семья молчит…

– Мне трудно что-либо Вам посоветовать…

– Скажите лучше, у него могла быть женщина на стороне. Например, в Киеве… Вокруг депутатов много вращается дамочек разного возраста: секретарши, переводчицы, журналистки и так далее. Часть из них готова на многое ради карьеры или заработка.

– Это исключается. Он любил жену и возможно продолжал любить Елену, свою первую любовь. Такое бывает. Третьей женщины быть не могло…

– Вы уверены?

– Голову закладывать не стану, но на приличную сумму готов поспорить. Я первый узнал, когда он влюбился в Елену, потом переключился на Надежду. Между Еленой и Надеждой был еще один короткий эпизод. Он доверял мне как себе…

– Но эпизод с предательством не доверил.

– Он не доверил бумаге, а не мне… Если бы я знал, что так все закончится, я бы приехал. Тогда вся семья грипповала. Дети только-только выздоравливали, как свалилась жена. Можно было привлечь тещу на пару дней…

– У Вас малые дети?

– Да. Я женился после тридцати…

Михаил сделал паузу, чтобы выпить уже остывший кофе. Еременко даже не притронулся к своей чашке.

– У Вас есть какие-нибудь мысли или предположения? – спросил Михаил, когда вернул чашку на стол.

– По поводу чего?

– Кто из близких мог его предать?

– К сожалению, ничего не могу придумать…

– Тогда не буду Вас более задерживать. Спасибо за ценную информацию.

– Ценную?

– Конечно! Мы непременно найдем, кто его подставил.

– Желаю успеха. Я хотел бы знать…

– Не могу обещать, – перебил Михаил. – Это может быть не в моей компетенции. Тайна следствия и все такое…

– По возможности…

– В любом случае я с Вами свяжусь. Могут появиться вопросы…

– Всегда буду рад помочь.

– По крайней мере, Вы будете знать официальное заключение.

Это были последние слова Михаила уже по пути в гардероб.

Погода продолжала ухудшаться. Метель усилилась. По радио передали штормовое предупреждение.

«В такую погоду, да еще в субботу сидеть бы в кресле у изразцовой печки с книгой» – подумал Михаил. Такая печь в их доме имелась, хотя отопление было водяное – год назад он осуществил коренную модернизацию отопительной системы в связи с газификацией села.

Семью Ткача Михаил решил посетить без предупреждения. Не хотел натолкнуться на отказ под предлогом выходного дня. Тогда разговор пришлось бы отложить до понедельника, так как воскресенье он намеревался провести дома.

После звонка в дверь Михаила долго разглядывали в дверной глазок. Потом дверь приоткрылась на цепочке и женским голосом спросили:

– Вам кого?

– Варвара Петровна, это Вы?

– Да! А что случилось?

– Следователь прокуратуры, Гречка? Могу я войти?

Дверь закрылась, потом за дверью что-то звякнуло, и она распахнулась. На пороге стояла дородная женщина в цветастом бархатном халате: на зеленом поле крупные цветы. Волосы острижены коротко, почти по-мужски. Круглое лицо с темными глазами – пуговицами. Ярко накрашенный рот. Михаил не разглядел жену Ткача на кладбище среди толпы ее таких же дородных родственников и детей.

Она не спешила пропускать Михаила в квартиру, словно ждала объяснений.

– Мне нужно побеседовать с Вами. Не хотел вызывать повесткой в прокуратуру…, – Михаил пустил в ход почти безотказный аргумент.

– Зачем? Что случилось.

– Вы хотите, чтобы я объяснял это здесь, на лестничной площадке?

– Извините! Проходите в квартиру.

Михаил вошел в прихожую и, не дожидаясь предложения, снял куртку. Шерстяную спортивную шапочку он спрятал в карман куртки еще в лифте.

– Проходите, можете не разуваться, – поняла намерения Михаила хозяйка, так как тот тщательно вытирал ноги о коврик на входе.

Мебель в общей комнате оказалась солиднее, чем у Бортко. Чувствовалось, что в этом доме обстановке придают гораздо большее значение.

– Вы одна дома? – спросил Михаил, усаживаясь на указанное место.

– Сын ушел по делам. Дочь где-то у подруги.

– Сколько Вашим детям лет?

– Сыну семнадцать, заканчивает школу, дочери весной будет четырнадцать.

– На кладбище было много людей и мне показалось, что семья у вас должна быть гораздо больше.

– То родственники мужа. Их много живет здесь в городе. Вы это хотели узнать? Или есть причина серьезнее?

– Есть. Заново открыто следствие по случаю гибели Бортко и Вашего мужа. Я хотел бы побеседовать с Вами. Возможно, муж что-либо говорил такое, что прольет свет на это темное дело.

– Ничего я не знаю. А что дело темное, так всем и так ясно. Вадим был человек без тормозов. Как я отговаривала Сергея не ездить на ту рыбалку. И Вадиму звонила. Так он уперся рогом и все…

– Ваш муж и Бортко давно знали друг друга?

– Да еще с института. Сергей на курс моложе. Попал по распределению в тот же цех. Там они и сдружились на беду.

– Мне показалось, что вы с женой Бортко не ладите.

– Она всегда высоко неслась. Теперь почему-то считает Сергея виноватым в их гибели. А по мне, так наоборот. В такую погоду только сумасшедший мог затеять рыбалку.

– Общее горе должно было сблизить вас…

– Как видите, это не обязательно. Не хочу их видеть. Ни ее, ни ее гулящую сестру.

– У Вас есть основания для такого тяжелого обвинения?

– Есть, раз говорю такое о женщине…

– Не могли бы Вы высказаться конкретнее, о причине…

– Извините, не собираюсь объясняться. Это мое личное мнение и никто меня не заставит его изменить.

– Хорошо! Оставим эту тему. Последнее время Вы не слышали от мужа о каких-либо проблемах или конфликтах Бортко или его личных?

– Да они все время были как на вулкане, нервные и дерганые, но дома о работе не говорили.

– Как вы относитесь к слухам, что их гибель подстроили?

– В наше подлое время все может быть, только я ничего об этом не знаю. Не нужно было в декабре идти в море. Это последнее, что я могу сказать.

Михаил понял, что пора прощаться. Больше для проформы он оставил свою визитную карточку.

– Звоните, если что-либо вспомните, появится информация или предположение…

По дороге он побывал в гастрономе. Купил торт, апельсины и бутылку крымского вина. Анастасия любила мускат.

За городом на трассе уже встречались снежные заносы. Михаил пристроился за мощным трейлером и без проблем, если не считать что на полтора часа дольше, добрался до своего села. Подъезд к дому, а это метров тридцать, уже пришлось расчищать лопатой.

Воскресенье Михаил провел в домашних хлопотах, однако мысли о работе его не отпускали. Такое было чрезвычайно редко и свидетельствовало только об одном – расследование зашло в тупик. Напрасно Михаил утешал себя тем, что подтверждение версии о несчастном случае – тоже результат. Он знал, что не сможет себя обмануть. До сих пор он не получал «проколов». Были случаи, что преступнику удавалось избежать наказания, так как, к сожалению, было куда бежать – границы СНГ были практически прозрачны. Но главное, ему всегда удавалось установить, кто и как совершил преступление и собрать вполне доказательные улики.

Единственным результатом его воскресных размышлений был план действий на понедельник. Предстояло ознакомиться с официальными заключением экспертизы катера, побеседовать с нотариусом по поводу завещания Бортко, посетить ателье «Модный Силуэт» – семейный бизнес сестер, встретиться с Феликсом.

Михаил отвел на дорогу три часа и не ошибся. Выехал сразу после шести утра, но припарковался у здания научно-технического отдела только в четверть десятого. Снегопад прекратился еще в воскресенье и на дорогах уже поработали снегоочистительные машины, но больше пятидесяти километров в час состояние дороги и движение держать не позволяло.

Не без волнения Михаил вскрывал конверт с заключением экспертов. Его опасения подтвердились. Ситуация только усложнялась. Причиной этого были три факта.

Во-первых, пробоины в днище катера действительно пробиты якорем.

Во-вторых, было не менее двух ударов, так как расположение отверстий и вмятин исключало возможность причинить их за один удар.

В-третьих, свободное падение якоря с высоты человеческого роста не могло причинить разрушения такого масштаба и характера.

Последний вывод был умозрительный, так как новый владелец катера не позволил провести реальный эксперимент.

Чтобы привести Михаила в смятение достаточно было и первых двух фактов. Кто-то из двух, Бортко или Ткач, целенаправленными действиями затопил катер, то есть создавал угрозу гибели для себя и партнера. Почему? Зачем?

Был еще один смущающий момент. В акте экспертизы отмечено, что депутат и его помощник действительно перед этим ловили рыбу. В кокпите катера найдены останки нескольких экземпляров камбалы, один из них с застрявшим крючком и куском лески, идентичным обрывкам, привязанным к бортовой утке.

Первое, что пришло в голову – по какой-то причине произошла жестокая ссора. Один из рыбаков в состоянии аффекта решил затопить катер, убивая себя и другого. Возможно, даже не предполагал смертельный исход, а хотел запугать.

Невеселая история. Можно прямо сейчас писать заключение и закрывать расследование. Только тогда осталась бы неизвестной тайна, которую утопили вместе с собой депутат и его помощник. Есть ли хоть малейшая вероятность раскрыть эту тайну? Кто и что могло послужить причиной раздора двух близких людей? Все факты до сих пор свидетельствовали об их многолетней крепкой дружбе и партнерстве в делах.

Загрузка...