— Прекрасная работа! — произнес комиссар Спенс. Он казался очень недовольным. Пуаро слушал с серьезным и спокойным видом.
— Ее задушили, — продолжал комиссар. — Задушили шелковым шарфом, который она носила. Набросили на шею и затянули. Просто, быстро и действенно. По способу индийских тугов[5]. При этом жертва не может сопротивляться и кричать. Убийца давил на сонную артерию.
— Для такого убийства нужны специальные знания?
— Не обязательно. Достаточно знать о таком способе. Особенно, если жертва ни о чем не подозревает… а в данном случае так и было!
Пуаро кивнул головой в знак согласия.
— Это был кто-то из ее знакомых?
— Безусловно. Она пила кофе со своим убийцей. На столе — две чашки — ее собственная и чашка… преступника.
— Вторая чашка, надо полагать, тщательно вытерта.
— Да. Но губная помада с трудом стирается. И остались ее следы.
— Значит, то была женщина?
— Да. Вы этого ждали?
— Пожалуй. Наступила пауза.
— Миссис Апуард, — снова заговорил Спенс, — узнала фотографию Лили Гамбол. Для меня очевидна связь между этим вторым преступлением и убийством миссис Мак-Джинти.
— И я так полагаю.
— Миссис Апуард воспользовалась стечением обстоятельств. Ее сын и миссис Оливер отсутствовали. Она позвонила по телефону одной особе и пригласила ее к себе. Вы полагаете, что именно так развивались события? Она играла роль сыщика.
— Вероятно, так и было. Она кое-что знала и из любопытства хотела узнать больше. Она не понимала опасности своей затеи. Я ее предупреждал, но, как гласит французская поговорка, нет более глухого человека, чем тот, кто не хочет слышать…
— Перед отъездом Робин Апуард заходил к своей матери. Она собиралась звонить по телефону. Кому именно? Она не захотела ему сказать. Он подумал, что она намерена звонить вам.
— К несчастью, она звонила не мне. Но чей же номер она набрала? Есть ли у вас на сей счет какое-нибудь предположение?
— Никакого. Как можно это установить, если звонят по автомату?
— А прислуга?
— Служанка ничего не знает. Она вернулась домой в половине одиннадцатого через заднюю дверь и сразу же пошла в свою комнату, рядом с кухней. В доме не было света, и она решила, что миссис Апуард легла спать, а уехавшие еще не вернулись.
— Она давно на службе у миссис Апуард?
— Нет. Немногим более двух лет. Она плохо слышит и притом сварлива. Мне представляется, что она сводит свою работу к минимуму, а ворчит больше, чем надо.
В этот момент в комнату вошел один из полицейских. Он сообщил комиссару, что его хочет видеть молодая леди «по поводу события, которое произошло вчера вечером».
— Пусть она войдет!
Это была Дейдр Хендерсон. Она выглядела еще более бледной, чем обычно. Спенс встал при появлении Дейдр и пододвинул ей кресло. Она села на краешек с неловкостью школьницы, вызванной в кабинет директрисы. Спенс постарался ободрить ее.
— Вы хотите поговорить со мною о том, что произошло вчера вечером? Полагаю, что речь идет о миссис Апуард?
— Да-да. Это правда, что ее убили? Мне сказали на почте и у булочника. Мама, естественно, уверяет, что это невозможно…
— К сожалению, она ошибается. Совершено убийство. Вам что-нибудь известно?
— Да-да.
После короткой паузы она добавила.
— Я приходила к ней.
Тон Спенса изменился, но почти неуловимо. Он стал еще более приветливым, подозрительно приветливым.
— Вы приходили на виллу? В котором часу?
— Я не могу сказать точно. Между половиной девятого и девятью, скорее всего около девяти. Во всяком случае после ужина. Она попросила меня зайти к ней.
— Она вам звонила?
— Да-да. Робин и миссис Оливер были в театре в Кулленкуэе, миссис Апуард оставалась на весь вечер в доме одна. Она пригласила меня на чашку кофе.
— И вы к ней приходили?
— Да-да.
— И вы пили кофе… вместе с ней?
Дейдр отрицательно покачала головой.
— Нет. Я позвонила у двери, никто не ответил… Но дверь была не заперта, и я вошла в вестибюль. Света не было. Удивившись, я два или три раза позвала ее, а так как мне опять никто не ответил, я отправилась домой, думая, что, вероятно, произошла ошибка.
— Ошибка? В чем?
— Я подумала, что она, может быть, тоже поехала вместе с ними в театр.
— Не предупредив вас?
— Конечно, это показалось мне странным!
— Вам не пришло в голову другое объяснение?
— То есть я подумала, что Фрида, видимо, плохо поняла телефонограмму. Она — немка, не всегда понимает, что ей говорят, и, кроме того, вчера вечером очень нервничала — как раз вчера она должна была от нас уйти.
— Значит, вы пошли домой?
— Да.
— И вы сразу же вернулись домой?
— Да-да… Вернее, я немного погуляла. Была такая чудесная погода!
— Ну, что ж! Благодарю вас, мисс Хендерсон. Вы правильно сделали, что пришли ко мне.
— Я подумала, что нельзя поступить иначе. А мама была против…
— Против?
— Но я решила, что так будет лучше.
— Действительно, так лучше.
Спенс проводил девушку до двери и, вернувшись, вновь уселся на стул. Постучав пальцами по столу, он сказал, прямо смотря на Пуаро:
— У нее на губах нет помады.
— Она никогда не пользуется помадой.
— В наше время такое редко бывает… и это, пожалуй, странно.
— Она не похожа на других девушек, Спенс… По умственному развитию она на уровне пятнадцатилетней девочки.
— С другой стороны, — вновь заговорил Спенс, — она не пользуется духами, так мне, по крайней мере, показалось. А миссис Оливер категорично заявляет: она почувствовала в вестибюле запах дорогих духов. Это подтвердил и Робин Апуард, причем он добавил, что у его матери таких духов не было.
— По-моему, — сказал Пуаро, — Дейдр Хендерсон не пользуется духами.
— Я тоже так думаю. У нее вид капитана хоккейной команды из колледжа для девочек… Однако ей, должно быть, больше тридцати…
— Вне всякого сомнения.
— Значит, она умственно отсталая?
— Не спешите с выводом! По-моему, все не так просто!
Спенс почесал себе переносицу.
— Ничего не сходится! — промолвил он. — Не пользуется губной помадой, духами и имеет превосходную мать. У Лили Гамбол мать была замешана в Кардиффе в драке после выпивки, когда девочке было девять лет, и я не представляю себе, как Дейдр Хендерсон могла бы быть Лили Гамбол. Однако именно ей звонила вчера вечером миссис Апуард!.. Это факт, и мы должны с ним считаться. Ну, а дальше?
— А что говорится в отчете судебно-медицинского эксперта?
— Из него мало что можно извлечь. Этот субъект не хочет говорить ничего определенного. Он только констатирует, что миссис Апуард, без сомнения, умерла в половине десятого.
— Таким образом, вполне возможно, что она уже была мертва, когда Дейдр Хендерсон пришла на виллу?
— Так оно и было, если Дейдр говорит правду. Если же она лжет, то это крепкий орешек!.. Мать как будто уговаривала ее не обращаться к нам. Вы не считаете, что это надо учесть?
— Не обязательно, — заявил Пуаро после некоторого раздумья. — В такой ситуации миссис Уэзери вполне могла сказать дочери: «Главное, не вмешивайся!» Это — женщина, которая больше всего заботится о собственном спокойствии.
Спенс вздохнул.
— В общем и целом мы можем подозревать Дейдр Хендерсон. Если же она не виновата, то преступление совершил тот, кто побывал в «Лэбернамзе» до ее прихода, то есть женщина, которая красит губы помадой и пользуется духами…
— Когда вы будете проводить расследование?..
Спенс перебил Пуаро:
— Когда я буду проводить расследование?.. Но ведь я его уже провожу. Пока что неявно, так как никого не хочу спугнуть, но все же активно. Только это нелегко! Что делала вчера вечером Ева Карпентер? И Шелаг Рэндел? Вы можете поручиться, что они все время находились у себя дома? Карпентер, я знаю, была на каком-то политическом собрании.
— Ева! — задумчиво произнес Пуаро. — Существует мода на имена. Сегодня уже почти и не встретишь имени Ева. В то же время женщин с таким именем предостаточно…
Спенс развивал свою мысль.
— Ева Карпентер может покупать себе очень дорогие духи. Нужно будет обязательно установить, откуда она. Я-уже насмотрелся на самозваных вдов военного времени!.. Это так просто! Вы приезжаете куда-нибудь в глубоком трауре, говорите, что оплакиваете геройски погибшего солдата, и дело в шляпе! Никто не будет задавать вам вопросов!
Переменив тему, он продолжал:
— Что касается вашего топорика для сахара, то тут вы попали в цель! Видимо, миссис Мак-Джинти была убита именно этим орудием. На нем действительно обнаружены следы крови. Его мыли, но для теперешних реактивов достаточно микроскопического количества вещества. И добавлю, что там обнаружили именно человеческую кровь. Это еще одно основание подозревать молодую Дейдр Хендерсон…
— Вспомните ее утверждение о том, что этот топорик был передан священнику для благотворительной распродажи в конце сентября!
— Это утверждение оспаривается миссис Саммерхейз, которая категорично заявляет, что купила топорик на рождественской распродаже.
— Категорично не то слово, — устало возразил Пуаро. — Миссис Саммерхейз — очаровательная леди, но с нее нельзя спрашивать больше того, что она может дать. У нее нет ни порядка, ни методичности, и ее воспоминания никогда не бывают точными. С другой стороны, не забывайте, что в «Лонг Медоуз», а я это знаю достаточно хорошо, двери и окна никогда не закрываются. Любой может войти в дом, взять, что ему нужно, уйти с этим предметом и принести его назад спустя долгое время, и никто этого не заметит. Предположим, что в один прекрасный день миссис Саммерхейз понадобился топорик для сахара, но она его не нашла. Тогда она решила, что топорик взял ее муж, чтобы забить кролика или наколоть щепок, и она даже не спросила его, куда девался этот топорик. В этом доме берут то, что попадает под руку, ничего не кладут на место, ни о чем не помнят. Если бы мне пришлось вести такой образ жизни, я сошел бы с ума. Их же, как видно, это ничуть не смущает.
Спенс встал.
— Есть один положительный момент во всем этом, — сказал он. — Джеймса Бентли не казнят, пока не будет выяснено это новое дело. У нас есть теперь то, чего мы хотели, а именно время!
— Поскольку мы знаем теперь несколько больше, — добавил Пуаро, вставая, — я, пожалуй, непрочь вновь встретиться с Джеймсом Бентли.
Джеймс Бентли почти совсем не изменился. Возможно, он немного похудел, возможно движения его рук стали еще более нервными, но в остальном он производил все то же обескураживающее впечатление.
Тщательно подбирая слова, Пуаро сообщил ему, что новые свидетельства многое заставляют пересмотреть, что его дело вновь разбирается и что, следовательно, он может надеяться.
Джеймс Бентли проявил к этому мало интереса.
— Все это ничего не даст!.. Что можно найти нового?
— Ваши друзья упорно ищут…
Бентли пожал плечами.
— У меня нет друзей!
— Вы не должны так говорить! — возразил Пуаро. — Я знаю, по крайней мере, двух.
— Двух? Интересно узнать, кто это?
В его тоне было больше недоверия, чем любопытства.
— Во-первых, — сказал Пуаро, — комиссар Спенс…
— Спенс? Тот, кто приказал меня арестовать? Вы хотите меня насмешить!
— Вы не правы. Смеяться не над чем. Вам повезло, что Спенс — честный полицейский офицер, что он добросовестно относится к своему долгу. Он хочет быть уверенным, что задержал настоящего преступника.
— В отношении меня у него есть такая уверенность!
— Нет. Дело обстоит иначе. Поэтому, повторяю, он ваш друг.
— Такого рода друзья!..
Пуаро подождал. Не может быть, чтобы у Джеймса Бентли не было человеческих качеств. Например, он не мог быть лишен любопытства. Действительно, он вскоре спросил:
— А кто же другой мой друг?
— Мод Уильямс.
— Мод Уильямс? Кто это?
— Девушка, которая работала в конторе «Бризер и Скатл».
— Ах, это та самая мисс Уильямс!
— Именно она.
— А почему мое дело интересует ее?
Пуаро сдержался, хотя временами поведение Бентли выводило его из себя.
— Мисс Уильямс, — ответил он, — интересуется вашим делом потому, что убеждена в вашей невиновности.
— Что она об этом знает?
— Она знает вас.
Бентли, что-то пробормотав, сказал:
— В некотором смысле это так, но она плохо меня знает.
— Вы с ней работали в одной и той же конторе и вам случалось иногда вместе обедать. Это так?
Бентли согласился, как бы нехотя. Пуаро продолжал:
— Вы никогда не ходили куда-нибудь вместе?
— Однажды ходили прогуляться в дюны. На этот раз Пуаро уже не сдержался.
— Но, черт возьми! — вскричал он. — Можно подумать, что я хочу заставить вас признаться в каком-то злодеянии? Вы гуляли с красивой девушкой. Насколько я знаю, это не преступление, и этого нечего стыдиться! Наоборот. И я не понимаю, почему вы сделали вид, что незнакомы с ней, когда я назвал ее имя!
Джеймс Бентли покраснел.
— Нужно понять, — сказал он. — Я никогда не встречался со многими девушками, а с другой стороны, мисс Уильямс не такая уж изысканная. Она очень милая, очень любезная, очень симпатичная. Но я не могу отделаться от мысли, что мама сочла бы ее банальной!
— Важно, — возразил Пуаро, — как вы сами ее находите.
Лицо Джеймса Бентли вновь стало пунцовым.
— Но ее прическа, ее одежда… Конечно, у мамы, может быть были старомодные взгляды…
Он не кончил.
— Речь идет не об этом! — вновь заговорил Пуаро. — Она вам нравилась?
— Она всегда была очень мила со мной, — с трудом ответил Бентли, — но она никогда меня по-настоящему не понимала. Она была совсем маленькой, когда умерла ее мать. И вот…
— С того дня, как вы потеряли работу, вы с ней больше не виделись. Но, если я правильно осведомлен, вы все-таки встретились с ней однажды в Бродхинни, не правда ли?
Джеймс Бентли казался удрученным от того, что ему приходилось давать объяснения на этот счет.
— Да. — ответил он. — У нее были дела в Бродхинни. Она прислала мне открытку, назначив встречу. Я не понимаю, зачем. Если бы нас связывала очень…
— Как бы то ни было, но вы с ней встречались?
— Да. Я не хотел оказаться невежливым.
— И вы пригласили ее в кино?
Джеймс Бентли запротестовал, словно он был шокирован.
— О, нет! Совсем нет!.. Мы просто поговорили, пока она ждала автобуса.
— Бедная девочка! — тихо промолвил Пуаро. — Она, должно быть, славно провела время.
— Вы забываете, что у меня не было денег. Ни пенса!
— Верно. Это произошло за несколько дней до убийства миссис Мак-Джинти, ведь так?
— Да, это было в понедельник, а ее убили в среду.
— Теперь давайте поговорим о другом, — произнес Пуаро. — Миссис Мак-Джинти покупала «Санди Комет», не правда ли?
— Да.
— Вам приходилось читать эту газету?
— Она предлагала мне ее иногда, но я редко ее читал. Мама не любила эти воскресные газеты…
— На той неделе вы читали «Санди Комет»?
— Нет.
— Но миссис Мак-Джинти ее читала. Она не говорила вам об одной статье, которая ее особенно заинтересовала?
— О, да! И еще как подробно! Она никак не могла остановиться!
Пуаро не ожидал такого ответа и был удивлен:
— Не могла остановиться? Это очень любопытно. И что она вам говорила, мистер Бентли? Подумайте-ка! Это стоит вспомнить.
— Я почти совсем забыл. Речь шла о каком-то старом уголовном деле, деле Крэйга… или еще кого-то. Не могу с точностью сказать. Она говорила, что в Бродхинни есть человек, замешанный в этой истории. Я не понимаю, какое ей до этого было дело!
— Она назвала этого человека?
— Кажется, она говорила, что это та леди, у которой сын пишет пьесы.
— Она назвала ее?
— Нет-нет… Да и как я могу все помнить? Давно ведь это было!
— Постарайтесь вспомнить, очень прошу вас. Вы ведь хотите выйти на свободу?
— На свободу?
— Да, выйти на свободу!
— Надо думать…
— Тогда вспомните! Скажите мне точно, что говорила вам миссис Мак-Джинти.
— Ну, что ж! Она сказала, что знает «одну гордячку, которая сбавила бы спеси, если бы все стало известно»… Это ее собственные слова. Помню, что она еще говорила о какой-то старой фотографии: «Никто бы не поверил, что это та самая женщина!»
— А почему вы уверены, что она имела в виду миссис Апуард?
— Я не могу сказать, что я в этом уверен. Просто мне так показалось… Она мне говорила до этого о миссис Апуард, я ее слушал, а сам думал о чем-то другом, и начал опять прислушиваться к ее словам только тогда, когда она заговорила об этой «гордячке»… По-настоящему я не знаю, о ком она говорила. Она была такая болтливая.
— Лично я не думаю, — сказал Пуаро, — что она имела в виду миссис Апуард, а не кого-то другого.
Вздохнув, он добавил:
— И, по-моему, если вас когда-нибудь повесят, то только потому, что вы не обратили достаточного внимания на слова миссис Мак-Джинти!..
— Это так, и не надо меня спрашивать, что она мне рассказывала! Вы, видно, и не подозреваете, мистер Пуаро, что в то время меня беспокоило прежде всего то, что я буду есть на следующий день! Мне было над чем ломать себе голову.
— А сегодня вы думаете, что вам не из-за чего беспокоиться? Говорила вам миссис Мак-Джинти о миссис Карпентер, которая тогда была еще миссис Селкирк, или о миссис Рэндел?
— Карпентер — это тот, кто живет на новой вилле на самом верху холма? Он был женихом миссис Селкирк. А ее миссис Мак-Джинти прямо не выносила! Почему, я не знаю.
— А Рэнделы?
— Насколько я помню, она о них никогда не говорила.
— А о семье Уэзери?
— Она их не любила. Она говорила, что миссис Уэзери невыносимая, капризная, взбалмошная. А сам мистер Уэзери никогда не обращался к миссис Мак-Джинти. Она говорила: «От него не услышишь ни слова — ни плохого, ни хорошего!» Она еще добавляла, что в их доме все несчастные.
Пуаро смотрел на своего собеседника с возросшим вниманием. В голосе Джеймса Бентли, только что звучавшем угрюмо и безразлично, появились нотки, которых у него Пуаро никогда еще не слышал. Бентли уже не довольствовался пересказом того, что он узнал от миссис Мак-Джинти, а делился, казалось, своими собственными воспоминаниями. То, что он говорил, были его собственные мысли. Бентли размышлял вслух о «Хантерс Клоз», о жизни его обитателей. Свойственная ему апатия покинула его.
— Вы с ними знакомы? — мягко спросил Пуаро.
— По существу, нет. Но однажды собака мисс Дейдр попала лапой в капкан. Она никак не могла ее вызволить. Тогда я ей помог…
Пуаро вспомнил слова миссис Оливер о ее беседе с Дейдр Хендерсон.
— А потом вы разговаривали с мисс Дейдр?
— Так оно и было. Она сказала, что ее мать очень несчастна. Она обожает свою мать.
— А вы говорили ей о своей матери?
— Да.
Пуаро помолчал. Он ждал.
— Жизнь так ужасна и несправедлива, — вновь заговорил Джеймс Бентли. — Существуют люди, о которых можно сказать, что они лишены права быть счастливыми.
— Это правда, — заметил Пуаро.
— Не очень уж много счастья у нее, у мисс Уэзери.
— Хендерсон, — поправил его Пуаро.
— Да, я забыл. Действительно, она мне сказала, что у нее отчим. А она — мисс Дейдр Хендерсон.
— Дейдр… Дейдр всех Печалей… Красивое имя… Но сама она, как мне говорили, не очень-то красива…
Джеймс Бентли покраснел до ушей.
— Но я находил, что она в общем-то недурна, — сказал он медленно.