Смерть не выбирают (сборник)

32

Как каждый нормальный человек, Юрий Лагойда не любил очередей, но как каждый нормальный "совок", увидев хвост к лотку, где продавали свежую горбушу, Лагойда пристроился за какой-то взмыленной дамой, от которой резко разило смесью пота и дезодоранта. Прикинув, понял, стоять придется минут сорок-пятьдесят, значит опоздает, а Вячин будет ждать, как уговорились. Не годится. Лагойда не любил опаздывать. Горбушу продавали по 45 за килограмм. Он знал, что к концу дня, на рынке тетки-спекулянтки будут гнать по сотне за рыбину. Ему, одинокому (в прошлом году разошелся с женой), денег хватало через голову, поэтому, поразмыслив, решил не стоять. И едва хотел отойти, как услышал:

– Юра! Лагойда! – кто-то позвал из очереди.

Оглядевшись, увидел знакомого фармацевта-технолога с химфармзавода. Они познакомились лет пять назад в круизной поездке по Дунаю, с тех пор иногда перезванивались, встречались за кружкой пива, а еще их связывал Назаркевич, знавший обоих.

Поздоровались.

– Рыбки захотел, – спросил фармацевт.

– Стоять не буду, времени нет.

– Я слышал, ты ушел в кооператив к Коле Вячину?

– По совместительству.

– Что у Сереги Назаркевича? Все еще под следствием?

– Да.

– Жалко парня.

– Да.

– Дело у нас с ним хорошее сорвалось.

– Какое?

– С поликаувилем.

– С поликаувилем?

– Ты только не очень распространяйся. Кубракова была против, мол, кустарщина, отказалась экспериментировать. Правда, Кубраковой уже нет, но все равно афишировать не стоит. Мы с Сергеем испытали лак, как упаковочный материал: таблеток, всяких драже. Это была идея Назаркевича. Эффект потрясающий, срок хранения лекарств увеличивается в три-четыре раза… Экономия денег, а, главное, – сырья: фольги, сам понимаешь… Теперь все накрылось.

– А откуда у вас поликаувиль? – насторожился Лагойда.

– Сергей дважды приносил граммов по пятьдесят, сливал из отстойника. Этого хватало с лихвой.

– Запатентовали?

– На каком основании? Во-первых, до конца эксперимент не довели, во-вторых, лак-то, в сущности, Сергей брал нелегально.

– Оба вы вроде тихие, а вон как шустрили!.. А если бы опять достали лак, продолжал бы работы?

– Где ты теперь возьмешь лак? Серега – ту-ту.

– Это я гипотетически.

– Нет, все равно в итоге надо выходить на ваш институт. Возможно сейчас, когда Кубракова не помеха, Яловский согласился бы взять под опеку эту тему. Но без Назаркевича не потяну.

– Да… зигзаги… – Лагойда посмотрел на часы. – Будешь стоять? кивнул на очередь.

– Постою.

– Я пошел, опаздываю.

– Привет Коле Вячину…

Всю дорогу до кооператива Лагойда думал об услышанном от фармацевта, пытаясь оценить по-всякому, прикидывал, сообщить ли об этом Вячину, но так ничего и не решил…

В узенькой приемной Вячина секретарша мягко, как на беззвучном пианино, касалась клавиатуры компьютера, иногда поглядывая на дисплей.

– Николай Николаевич у себя? – поздоровавшись, спросил Лагойда.

– Нет, срочно ушел в прокуратуру, звонили оттуда.

– Давно? – насупился Лагойда.

– Минут сорок назад.

– Он направился было к выходу, но секретарша остановила его:

– Юрий Игнатьевич, вам звонили.

– Кто?

– Какой-то Женя, сказал, что разыскивал вас в институте.

– И больше ничего?

– Больше ничего.

– Спасибо, – он быстро вышел.

Вечером Лагойда позвонил Вячину домой:

– Я приходил, но ты побежал в прокуратуру. С повинной, что ли? спросил он шутливо. – Чего они хотели?

– Да ну их к черту! Одно и то же: где был тогда-то, зачем приходил к Кубраковой, на чем ездил в Польшу, зачем, почему интересовался поликаувилем…

– Подлавливали, может на этот раз соврешь… Мною не интересовались?

– Спросили только, есть ли у тебя автомобиль, какая модель, какого цвета… так что жди, наверное, пригласят.

– На хрена им моя машина и я вместе с нею?

– У них спроси. А на хрена им Яловский? Я встретил его там, когда он вышел из этого же кабинета… Приходи завтра часов в десять. Сможешь?

– Завтра нет, много работы в институте.

– Что с металлом?

– Договорился, в пятницу завезут…