Где-то за стеной, во флигеле, переоборудованном в цех, грохотала штамповочная установка. Поэтому разговаривать приходилось громко. Комната – кабинет Вячина – вмещала стол, два стула и небольшой шкаф.
– Что случилось? – спросил Вячин, когда едва вошедший Лагойда уселся.
– Звонила жена Сереги Назаркевича. Его арестовали. Ушел на допрос в прокуратуру и не вернулся. Просила помочь.
– А что мы можем сделать?
– Я ей так и сказал.
– Правильно. От наших телодвижений никакого толку не будет, а можем лишь напортить. Следователь хоть и молодой, но дотошный.
– Он в институте широко загребает. Сейчас там какой-то в штатском вертится, маленький такой, на кавказца похож. К директору дважды наведывался, нашего старика-вахтера тормошил.
– Им за это деньги платят… Как думаешь, неужели это… Серега Назаркевич? – осторожно спросил Вячин.
– Ты у меня уже об этом спрашивал. Конечно, не хочется верить. Но всякое бывает, тем более – их отношения. А он психованный, – Лагойда посмотрел Вячину в глаза. – А ты-то как думаешь?
– Черт его знает. В жизни бывают такие выкрутасы!.. Жена Сереги адвоката нашла?
– Не знаю.
– Это нас с тобой опять начнут таскать, как свидетелей.
– Свидетели чего? – спросил Лагойда.
– Ну, мы вроде приятели, вместе работали, да и сейчас, в кооперативе… Обычно интересуются кругом знакомых обвиняемого и потерпевшего.
– В этом деле от нас с тобой толку мало, – заключил Лагойда.
– Не скажи, мы же с тобой не знаем, какие Серега дает показания… Кого Яловский назначил вместо Кубраковой?
– Пока, до конкурса, исполняет обязанности Коган. Он удобный для Яловского, покладистый.
– А для нас с тобой?
– В каком смысле?
– В смысле поликаувиля.
– Поживем – увидим…
Был конец рабочего дня, когда Джума Агрба шел по коридору института, завершив непродолжительный разговор с ночным вахтером Сердюком, оторвав его от возни с электромоторчиком. Пахло канифолью, от паяльника шел дымок. Разговор и в этот раз оказался пустым проворотом, дымом, как от паяльника. Ничего, кроме Кубраковой в ту ночь в институте вахтер не видел, ни с кем, по его словам, она тогда не встречалась, никто ее не ждал, все двери открывала своими ключами, запасные висели на гвоздике на общей доске. Ничего подозрительного вахтер не заметил, ничего в ту ночь в институте не пропало, во всяком случае жалоб не было. Опять Скорику тут рыбку не выудить.
"Все говорят сплошную правду, ни у кого никаких противоречий: если бы не случилось убийство, то и в голову не пришло бы усомниться. Но кто-то же врет! – философски рассуждал Агрба. – Кто-то. Все врать не могут. Должна иметься спрятанная правда, чтоб было от чего оттолкнуться и шагнуть дальше"…
– Директор у себя? – спросил Джума у секретарши. – Доложите: майор Агрба.
Яловский сидел, подперев лицо кулаками и глядел ожидающе Джуме в глаза. И в этом ожидании Агрба уловил какое-то сочувствие, мол, жаль мне тебя, майор, бесполезны твои визиты сюда…
– Что на этот раз?
– Альберт Андреевич, имелось ли в лаборатории что-нибудь, что представляло интерес? – спросил Агрба, усевшись.
– Разве что бутыль с хорошим спиртом. И еще – опытная лабораторная установка, гнавшая поликаувиль. Об этом я, по-моему, вам уже рассказывал.
– Назаркевич знал о его достоинствах?
– Безусловно. Он участвовал в разработках.
– А какова ваша степень участия в них?
– Относительная, скажем так: обеспечивал, – он усмехнулся.
– А запатентована работа как? В смысле, чье авторство? Единолично Кубраковой?
– Единолично, единолично, – он снова усмехнулся.
– Альберт Андреевич, простите за такой бестактный вопрос: в институте бытует мнение, что Кубракова в каком-то смысле вас подавляла, осложняло ли это ваши отношения? Говорят, завлаб Коган покладистый.
– Вопрос действительно не из тактичных, – нахмурился Яловский. Поэтому я вам отвечу без подробностей: да, Исаак Израилевич Коган покладистый.
– А что из себя представляет ночной вахтер Сердюк?
– У вас и у вашего коллеги из прокуратуры странная манера: этот вопрос мне ставится в третий раз. Это что, у вас такая метода? Ловить на противоречиях? Повторяю в третий раз: сюда на работу пригласил и устроил его я, претензий к нему никаких не имею. Что касается его знакомств и связей вне службы, выясняйте сами.
– Вы не получали в последнее время от Кубраковой каких-нибудь докладных или заявлений?
– Нет. Она вообще не любила эпистолярный жанр. Все предпочитала решать устно, – Яловский посмотрел на часы. – Если у вас есть еще вопросы, нам придется перенести их на следующий раз, если нет, то… У меня через десять минут внеплановая оперативка.
"Раздражен, даже клычки точил и дал мне отлуп, – думал Агрба, выходя из института. – Но с Кубраковой, похоже, у них не было все безоблачно". В сущности Джума сегодня выполнял не столько оперативную работу, сколько следовательскую. Поэтому, полагал он, если чего и упустил или сделал не так – не взыщите, Виктор Борисович Скорик, сами меня туда погнали…
Оперативка закончилась. Все разошлись. Яловский, пересмотрев бумаги на столе, высыпал из пепельницы окурки в корзину для мусора, и, заперев двери кабинета в пустой приемной, спустился вниз. В вестибюле за загородкой в маленькой конторке вахтера Сердюка горела настольная лампа. Вахтер копался пинцетом в обмотке какого-то разобранного реле.
– Анатолий Филиппович, – позвал Яловский.
Вышел вахтер.
– Возьмите, пожалуйста ключи, – Яловский положил связку на барьер. Как жизнь? Какие новости?
– Мои новости тут, – указал он на конторку. – Сижу, газеты читаю. В них все новости. Вот вожусь с реле, сосед-автомобилист попросил посмотреть. Да еще следователь заходит в гости.
– Часто?
– Несколько раз наведывался. И из милиции.
– Что же вы сообщали?
– А что я знаю?
– Н-да… Ну хорошо, спокойной ночи.
– Всего доброго…