Смерть Сталина. При чем здесь Брежнев?

Глава 2. Свидетельские показания «Охраны», или Легенда полковника П. Лозгачева

Под термином «охрана» мы будем понимать коллективного свидетеля смерти И.В. Сталина, которым является коллектив чекистской охраны, обслуживавший Сталина, находившегося в ту пору на Ближней даче в Кунцево.

Впервые показания истинных свидетелей смерти Сталина опубликовал Д. Волкогонов в двухтомнике «Триумф и трагедия», воспользовавшись материалами неопубликованных воспоминаний одного из бывших телохранителей Сталина, а с 1935 года служившего начальником службы безопасности Большого театра, полковника А. Рыбина. Его мемуары в виде рукописи под названием «Железный солдат» и по сей день хранятся в Музее революции. На основании материалов рукописи и личных бесед с А. Рыбиным Д. Волкогонов написал: «…наступило 20 часов, затем 21, 22 часа (1 марта 1953 года. — А.К.) — в помещениях Сталина полная тишина. Беспокойство достигло крайней точки. Среди помощников и охраны начались споры: нужно идти в комнаты, зрели дурные предчувствия. Дежурные сотрудники М. Старостин, В. Туков, подавальщица М. Бутусова стали решать, кому идти. В 23 часа пошел Старостин, взяв почту как предлог, если «Хозяин» будет недоволен нарушением установившегося порядка»[42].

То есть, вопреки твердо установившемуся мнению, что впервые обнаружил Сталина в беспомощном состоянии дежурный помощник коменданта П. Лозгачев, Д. Волкогонов, со слов А. Рыбина, утверждает, что это сделал М. Старостин, который: «…прошел несколько комнат, зажигая по пути свет и, включив освещение в малой столовой, отпрянул, увидев на полулежащего Сталина в пижамных брюках и нижней рубашке. Он едва поднял руку, позвав к себе Старостина, но сказать ничего не смог. В глазах были ужас, страх и мольба. На полу лежала «Правда», на столе открытая бутылка «Боржоми». Видимо, здесь Сталин лежал уже давно, т. к. свет в столовой не был включен. Прибежала на вызов Старостина потрясенная челядь, Сталина перенесли на диван. Несколько раз он пытался что-то произнести, но раздавались лишь какие-то неясные звуки. Кровоизлияние в мозг парализовало не только речь, но затем и сознание»[43].

Версия о трагических событиях, случившихся вечером 28 февраля и в первых числах марта 1953 года, приписываемая охране, родилась не сразу, поскольку до 1977 года никто из свидетелей этих событий никак себя не проявлял. И только 5 марта 1977 года, в очередную годовщину смерти Сталина, полковник А. Рыбин, бывший военный комендант Большого театра, собрал оставшихся к тому времени в живых бывших охранников, и они, вероятно, все вместе выработали единую линию, которой надо было придерживаться, при воспоминаниях о произошедшем на Ближней даче Сталина, которую мы будем впредь именовать «легенда Лозгачева». По своей ли инициативе организовал А. Рыбин опрос своих бывших сослуживцев, или кто-то попросил его об этом (а может быть, приказал) — не ясно, но в самом этом факте уже чувствуется элемент загадочности. Действительно, 24 года никто не озаботился о том, чтобы охранники «вспоминали» об этих событиях, причем совершенно одинаково, а тут приспичило. Уж не принудили ли А. Рыбина организовать этот опрос? Хотя нет, не верится. Тем более, что страна жила в благостное время брежневского не то застоя, не то застолья и, казалось бы, кому это понадобилось — ворошить старую, почти забытую историю, искать изрядно постаревших охранников и внушать им, как нужно «вспоминать» о тех печально знаменитых событиях. В смутные постсталинские времена и в эпоху Хрущева никто не вспоминал, а тут нате вам — вспомнили!

Но факт, как говорится, налицо. «Охранники» дружно «вспомнили», в том числе, совершенно невероятный факт, де мол, Сталин, находясь в прекрасном расположении духа и проводив поздней ночью с 28 февраля на 1 марта своих гостей, велел всей охране ложиться спать. А поскольку спящий человек, а здесь вся охрана первого лица государства, за все, что происходит вокруг, не несет никакой ответственности, то и спроса за все произошедшее с них никакого.

Поскольку такого указания Сталин не мог отдать по определению, а если бы, предположив невероятное, мы бы допустили, что Сталин его все-таки отдал, то охрана, разразись все кары небесные, этот приказ не выполнила бы никогда. Все! Дальше можно не продолжать, никакому анализу такая ситуация не подлежит, поскольку это чистой воды вранье, а «легенду Лозгачева» можно было смело отправлять в урну.

Значит А. Рыбин, сам не будучи участником событий этой ночи, собрал своих бывших сослуживцев, чтобы выслушать, записать, а затем всю свою оставшуюся жизнь распространять эту заведомую ложь? А то, что рассказанная охранниками легенда с самого начала и до конца является ложью, ему, как специалисту в этой области, было ясно, как божий день. Но, тем не менее, он все принимает за чистую монету и без всяких комментариев запускает эту «утку» в полет. Позвольте со всем этим не согласиться, такого казуса профессиональный охранник не допустил бы никогда, разогнал бы по домам своих друзей-товарищей, пригрозив, что он им впредь и руки не подаст за шельмование их общей профессии.

Но тогда что? А то, что видимо не для этого собирал А. Рыбин своих сотоварищей, чтобы они ему лапшу на уши вешали. Он их собрал, похоже, НА ИНСТРУКТАЖ! Это он дал им подписать весь сценарий развития тех событий и, якобы, их поведения в те тревожные дни. Они не только тщательно записали, что велел им бывший комендант Большого театра, но, скорее всего, вызубрили текст «своих признаний» наизусть и по истечении какого-то времени еще и сдали своему «патрону» зачет, чтобы он не усомнился, что они, не дай Бог, чего-то там не напутали.

Спрашивается: а зачем все это нужно было тому А. Рыбину? Отвечаем, ему все это абсолютно было до того фонаря, что горел в темное время суток во дворе Ближней дачи. Он 24 года не знал и не ведал, где находятся его бывшие сослуживцы и чем они занимаются, а тут вдруг ему приспичило. Но тогда что? Если не приспичило ему, то значит, это приспичило кому-то другому. И этот другой отдает необходимые распоряжения и машина закрутилась. То, что сценарий «поведения» охранников разработал не сам Рыбин, тоже ясно, как божий день. Он разыграл роль проводника, или, как модно нынче выражаться, провайдера этого сценария в жизнь. А до сбора сослуживцев он наверняка и сам зубрил текст этого сценария и сдавал экзамен строгой комиссии, чтобы не ошибиться где. Выучил. Сдал на «отлично», ибо уже от своего имени, не ссылаясь на «рассказы» сослуживцев-очевидцев, пишет: «27 февраля 1953 года в Большом театре шел балет «Лебединое озеро». В восемь часов, сопровождаемый Кириллиным, в своей ложе появился Сталин. До конца спектакля он был один. Затем попросил директора поблагодарить артистов за филигранную отточенность партий. После чего уехал на ближнюю дачу.

28 февраля вместе с «соратниками» он посмотрел в Кремле кинокартину. Потом предложил всем членам Политбюро приехать на дачу. В полночь прибыли Берия, Маленков, Хрущев и Булганин. Остальные в силу возраста предпочли домашние постели. Гостям подали только виноградный сок, приготовленный Матреной Бутузовой. Фрукты, как обычно, лежали на столе в хрустальной вазе. Сталин привычно разбавил кипяченой водой стопку «Телиани», которой хватило на все застолье. Мирная беседа продолжалась до четырех часов утра уже 1 марта. Гостей проводил Хрусталев. Потом Сталин сказал ему:

— Я ложусь отдыхать. Вызывать вас не буду. И вы можете спать (выделено мной. — А.К.).

Подобного распоряжения он раньше никогда не отдавал. Оно удивило Хрусталева необычностью. Хотя настроёние у Сталина было бодрым…»[44]

Вот ведь какой варнак, знает, с чего начинать свой рассказ-небылицу, с посещения Большого театра вождем, с просмотра «Лебединого озера». В нашей стране все значимые события начинаются или происходят под аккомпанемент этого бессмертного творения гения земли русской П.И. Чайковского.

Из приведенного отрывка рыбинского повествования о событиях той ночи можно выделить два момента, имеющих значение.

Во-первых, вечерняя встреча на Ближней даче не планировалась, поскольку никакого пышного застолья и запойного пьянства не было. Для вечерних (ночных) посиделок сгодился виноградный сок и фрукты, возможно паровые котлетки (это индивидуально для Сталина), короче, стол от разнообразных яств и горячительных напитков не ломился. Это подтверждает нашу догадку, что члены «Четверки» не были гостями. Они были приглашены (вызваны) Сталиным для обсуждения какого-то внезапно появившегося вопроса накануне заседания Президиума ЦК КПСС, намеченного на 2 марта.

Во-вторых, автор сам подчеркивает направленность и содержательную часть этих «посиделок», не пьянства ради собрались члены «Внутреннего круга», а для «беседы», то есть для решения какого-то вопроса. А вот мирно ли протекала беседа — вопрос? Если все, что происходило в ту ночь, некая легенда, сочиненная некими лицами (самому А. Рыбину такое не под силу, не стал бы он так клеветать на систему охраны вождя — да и зачем?), или попросту — вранье, то все сказанное надо воспринимать со знаком «минус» или с частицей «не». То есть беседа проходила не «мирно», а очень даже «бурно», с криками, с шумом, с возможным разбиванием посуды, а возможно даже с рукоприкладством. Почему так думаем? А иначе никак, откуда было А. Рыбину знать, что «беседа» прошла мирно? Он что, там присутствовал? Или ему рассказала Матрена Бутусова, которая обслуживала гостей дарами кухни? В том-то и дело, что на кухне ничего не готовилось, и подавать на стол одно блюдо за другим М. Бутусовой не пришлось. Подали по две бутылки виноградного сока на брата, а фрукты на столе постоянно — вот и все обслуживание. Да и собеседникам лишние глаза и уши не нужны были, уж больно щекотливые вопросы обсуждались, скорее всего.

Составители сценария вечерних посиделок пишут — «мирно», имея в виду— «очень бурно», как оно, похоже, и происходило на самом деле. Мы дальше так и поступим — будем все события, изложенные в легенде и вложенные в уста П. Лозгачева, понимать в зеркальном их отражении. Забавная получится картина. Например, будет Лозгачев утверждать, что они страсть как боялись Сталина, а мы в ответ — чего его бояться, ведь вы самой смерти не боитесь, поскольку для любого телохранителя смерть вполне рутинное и ожидаемое событие, они всегда готовы заслонить охраняемое тело от меча, штыка, кинжала, пули, наконец, и чашу с ядом, предназначенную охраняемому лицу, не моргнув глазом перехватят и залпом выпьют. А вы говорите, дрожала от страха охрана. Лозгачев твердит, что не смели действовать без приказа или разрешения своего начальства, а мы ему в ответ: а инструкция начальнику караула и всем караульным на что? Там все расписано, и будьте уверены, они всегда, в любой обстановке будут действовать строго по инструкции, а не сидеть сложа руки в томительном ожидании распоряжений или приезда на место начальства. И т. д., и т. п.

Так что приступим, но оговоримся сразу, что «препарировать» «легенду Лозгачева» (будем впредь ее так именовать) будет, не в пример легенде Хрущева, гораздо сложнее. У «баек» дедушки Никиты автор один — Никита Сергеевич Хрущев, и этим все сказано. А легенду П. Лозгачева кто только не излагал на свой лад, перекраивая отдельные ее эпизоды, что впору авторство этого творения приписать и Н. Зеньковичу, и Ю. Мухину, и В. Жухраю, да тому же Э. Радзинскому. Однако мы условимся, что будем придерживаться текста, который опубликовал непосредственно сам А. Рыбин, и вот почему.

Все вышеназванные и неназванные авторы ссылались на то, что первоисточником излагаемой ими версии является легенда полковника П. Лозгачева, который в начале 90-х годов прошлого столетия был нарасхват, не хуже кино- или эстрадной звезды. Именно Лозгачев проявил бурную активность в распространении легенды, которую мы его именем и назовем. Все маститые историки и писатели прямо так и заявляют— пишу мол, со слов самого Петра Лозгачева (Э. Радзинский, В. Карпов, В. Жухрай). Проявился у него на закате жизни такой талант рассказчика, и ничего тут не поделаешь.

Взять того же Тукова, который тоже присутствовал на «семинаре» у А. Рыбина 5 марта 1977 года, а сколько ни бился Э. Радзинский, ничего кроме следующих «показаний» у В. Тукова не «выбил»: «С 19 часов нас стала тревожить тишина в комнатах Сталина… Мы оба (Старостин и Туков — поясняет Э. Р.) боялись без вызова входить в комнаты Сталина»[45]. Все! Больше его хоть каленым железом жги — ничего не скажет. Вот уж действительно, боялся так боялся бравый полковник из охраны Сталина, что даже спустя без малого 25 лет после смерти вождя зуб на зуб не попадает от страха.

А вот Михаил Старостин оказался побойчее. Похоже на то, что он-то и рассказал Д. Волкогонову о событиях той ночи, а иначе с какого бы боку знаменитый историк, да еще и генерал, вещает, что первым обнаружил почти бездыханного Сталина именно он, М. Старостин. К его услугам прибегал и В. Карпов, но, тем не менее, оформленной легенды, которую можно было бы приписать Старостину, так и не сложилась. И «виной» тому, скорее всего, явилась позиция А. Рыбина, который в интервью с Д. Волкогоновым говорил одно, а в последующих публикациях совсем другое, «поменяв» М. Старостина на П. Лозгачева, который оказался еще более «бойким», чем М. Старостин.

Другое дело П. Лозгачев. Писатели и историки, которые брали у него интервью, почитай что с придыханием заявляют, что все, о чем они пишут, одобрил «сам П. Лозгачев»! Взять того же Э. Радзинского, который сначала не поверил, прочитав показания Лозгачева, в эпизод легенды, где говорится о сне на посту всего караула по охране Сталина. Но зато потом, когда он встретился непосредственно с самим рассказчиком, — все и сладилось. Поверил Э. Радзинский в его рассказ, а то как же, своей подписью тот скрепил все, что написал наш известный летописец. Впрочем, послушаем его самого: «…я решил встретиться с Лозгачевым. Он оказался маленьким, еще крепким, широкоплечим стариком с доброй улыбкой. В его квартирке в Крылатском на крохотной кухне я записал его показания.

Уже начав писать книгу, я еще раз навестил его и попросил подписать страницы, где было изложено главное. Он долго читал и потом поставил подпись»[46].

Оставим на время П. Лозгачева и вернемся к А. Рыбину и ответим на свой же вопрос — почему его версию событий той злополучной ночи мы предпочли собственно «легенде Лозгачева»? А вот почему. В «чистом» виде, то есть в редакции, скрепленной подписью самого Лозгачева, она не существует. На нее ссылаются, но на самом деле ее нет, она виртуальная. Словом, П. Лозгачев был прекрасным рассказчиком, но за письменный стол, чтобы все это записать для потомков, так и не засел. То ли площадь крохотной кухни не позволила, то ли образование не соответствовало этой задаче, кто его знает?

Скажем, у В. Жухрая есть запись «легенды Лозгачева» (сокращенно — «лЛ») на магнитной ленте, с которой ее В. Жухрай и опубликовал. А вот так, чтобы, как это у Э. Радзинского, у которого каждый лист, где «изложено главное», был подписан самим П. Лозгачевым — такого ни у кого больше нет. Куда им всем до «летописца» Земли Русской!

А чем же тогда версия А. Рыбина отличается от всех остальных авторов, которые ссылаются на самого П. Лозгачева?

А вот именно тем и отличается, что ни единой ссылки на Лозгачева у А. Рыбина нет! Он ее, таким образом, выдает за свою: Даже и не выдает вовсе, он просто излагает СВОЮ версию. Причем здесь Лозгачев? Ведь не Лозгачев организовал «семинар» 5 марта 1977 года, а А. Рыбин, который и является автором «лЛ»! Мы, конечно, понимаем пределы авторских прав А. Рыбина на «лЛ», он озвучил и опубликовал ее, но сочинил все же кто-то другой, который и был закоперщиком по организации того «семинара». Тот, кто выйдет на этого таинственного автора «лЛ», тот вплотную приблизится к разгадке таинственной смерти И.В. Сталина.

Так что, иного выбора у нас не было. Мы будем опираться непосредственно на рыбинскую версию «легенды Лозгачева», сверяя ее время от времени с текстом версии Э. Радзинского, узловые моменты которой завизированы самим П. Лозгачевым! Итак, сначала по версии Э. Радзинского, то есть из «главного»:

«Сначала Лозгачев долго рассказывал о быте Ближней дачи. Охранники называли ее просто «Ближняя» или «объект», а себя — «прикрепленными».

Наконец он заговорил о той ночи:

— В ночь на 1 марта я был на даче — дежурил… Орлов, комендант дачи, только что пришел из отпуска и был выходной. При Сталине дежурили старший прикрепленный Старостин, его помощник Туков, я и Матрена Бутусова. В ту ночь на объекте должны были быть гости — так Хозяин называл членов Политбюро, которые к нему приезжали. Как обычно, когда гости к Хозяину приезжали, мы вырабатывали с ним меню. В ночь с 28 февраля на 1 марта у нас было меню: виноградный сок «Маджари»… Это молодое виноградное вино, но Хозяин его соком называл за малую крепость. И вот в эту ночь Хозяин вызвал меня и говорит: «Дай нам сока бутылки по две…» Кто был в ту ночь? Обычные его гости: Берия, Маленков, Хрущев и бородатый Булганин. Через некоторое время опять вызывает: «Еще принеси сока». Ну, принесли, подали. Все спокойно. Никаких замечаний. Потом наступило четыре утра… В пятом часу подаем машины гостям. А когда Хозяин гостей провожал, то прикрепленный тоже провожал — двери закрывал за ними. И прикрепленный Хрусталев Иван Васильевич закрывал двери и видел Хозяина, а тот сказал ему: «Ложитесь-ка вы все спать. Мне ничего не надо. И я тоже ложусь. Вы мне сегодня не понадобитесь». И Хрусталев пришел и радостно говорит: «Ну, ребята, никогда такого распоряжения не было…». И передал нам слова Хозяина… — Здесь Лозгачев прибавил: — И правда, за все время, что я работал, это был единственный раз, когда Хозяин сказал: «Ложитесь спать…» Обычно спросит: «Спать хочешь?» — и просверлит тебя глазами с ног до головы. Ну какой тут сон!.. Мы были конечно, очень довольны, получив такое указание, и смело легли спать (выделено мною. — А. К.).

— Подождите, но при чем тут Хрусталев? — остановил я его. — Ведь вы не говорили, что Хрусталев тоже был на даче.

— Прикрепленный Хрусталев был на даче только до 10 утра, потом он уехал отдыхать. Его сменил Старостин Михаил Гаврилович, — ответил Лозгачев»[47].

Вроде бы ничего нового. О странном распоряжении Сталина выше уже говорилось, но на один момент приведенного фрагмента из рассказа П. Лозгачева хотелось бы обратить внимание. Речь идет о меню на обед гостям, в котором значилось, по словам П. Лозгачева… «виноградный сок «Маджари»… молодое виноградное вино, но Хозяин его соком называл за малую крепость». Ничего другого из меню Лозгачев не назвал, ну какое же это меню— виноградный сок— он и есть виноградный сок, и никакое это не меню. Но слово сказано, меню на субботний вечер 28 февраля все-таки было составлено, но только… на сталинский ужин. Не станет же Лозгачев перечислять: «паровые картофельные котлетки, фрукты, сок и простокваша», что на самом деле значилось в меню, но не все из этого перечня было приготовлено для гостей. А сок и фрукты — всегда пожалуйста, пейте и кушайте на здоровье!

Так молодое виноградное вино, или все-таки просто виноградный сок? Скажете, вопрос не принципиальный, но не спешите. Вспомним, что в меню, которое «раскопал» профессор А.Н. Шефов, значилось — «сок» и никаких градусов.

Возразят, написали «сок», а имели в виду вино «Маджари», которое Сталин соком называл. Вроде логично, круг замкнулся. Однако, минуточку, а что в первоисточнике? А первоисточником мы по праву называли версию А. Рыбина, поскольку не Лозгачев, а Рыбин проводил тот «знаменитый» семинар. Так ведь выше об этом мы уже сказали: «Гостям подавали только виноградный сок, приготовленный Матреной Бутусовой». Вот она, нестыковка! Оказывается на кухне Ближней дачи было, по крайней мере, два вида виноградного сока: молодое вино «Маджари», которое Сталин, ну а за ним вся дворовая челядь и охрана в том числе, называли «соком», и собственно абсолютно безалкогольный, свежий виноградный сок, который подавальщица Матрена Бутузова по какой-то своей технологии готовила из винограда, тут же на кухне. Так что получается, что правы оба, и Рыбин и Лозгачев, в этой мини-истории с виноградным соком. Разница лишь в том, что Лозгачев несколько перепутал эти «соки» и немудрено, поскольку прошло уже минимум 15 лет с той поры, когда ему на «семинаре» А. Рыбина «втолмачивали», что есть виноградный сок, а что вино «Маджари». А вот Рыбин ничего перепутать не мог, ибо первоисточник у него всегда был под рукой, поскольку тем «толмачом» он и был.

Каков из всего этого следует вывод? А вывод совершенно ожидаемый, вечерняя «беседа», а вернее, серьезнейшее совещание у Сталина на Ближней даче, проходило в атмосфере абсолютной трезвости. Ни грамма алкоголя, никакого «Маджари» на столе не было, поскольку обсуждаемый вопрос, похоже, к веселью не располагал. Стопка «Телиани», разбавленная кипяченой водой, на весь вечер — вот и вся выпивка.

Кстати, в своих воспоминаниях, которые П. Лозгачев оставил В. Жухраю, он говорит тоже именно о соке: «Мы подали на стол только один виноградный сок. Что касается фруктов, то они всегда находились в вазах на столе»[48].

Однако, усомнится въедливый читатель, тут снова нестыковка. Если составители легенды знали истинную картину происшедшего и хотели скрыть, что на даче происходило обсуждение серьезных вопросов, они наоборот вусмерть «напоили» бы участников «тайной вечери», не так ли? С одной стороны, замечание в точку, но, с другой, с пьяным Сталиным мог случиться сердечный приступ, или нарушение мозгового кровообращения по вполне естественной причине — перепил вождь, не рассчитал и понадеялся на свое уже весьма не крепкое здоровье. И вся задумка рушится. Его ведь по легенде должны отравить, вот и пришлось авторам легенды оставить все так, как оно и было на самом деле — Сталин был абсолютно трезв, как и его гости. Однако продолжим цитирование «легенды Лозгачева» в изложении А. Рыбина:

«На следующий день было воскресенье. В десять часов мы, как обычно, уже все были на кухне, начинали дела на сегодняшний день планировать.

В 10 часов в его комнатах — нет движения (так у нас говорилось, когда он спал). Но вот пробило 11 — нет, и в 12 — тоже нет. Это уже было странно.

Обычно вставал он в 11–12, иногда даже в 10 часов он уже не спит.

Но уже час дня — нет движения. И в два — нет движения в комнатах. Ну, начинаем волноваться. В три, в четыре часа — нет движения. Телефоны, может, и звонили к нему, но когда он спит, обычно их переключают на другие комнаты. Мы сидим со Старостиным, и Старостин говорит: «Что-то недоброе, что делать будем?». Действительно, что делать — идти к нему? Но он строго-настрого приказал: если нет движения, в его комнаты не входить. Иначе строго накажет. И вот сидим мы в своем служебном доме, дом соединен коридором метров в 25 с его комнатами, туда ведет дверь отдельная, уже шесть часов, а мы не знаем, что делать. Вдруг звонит часовой с улицы:

«Вижу, зажегся свет в малой столовой». Ну, думаем, слава Богу, все в порядке. Мы уже все на своих местах, все начеку, бегаем, и… опять ничего! В восемь — ничего нет. Мы не знаем, что делать, в девять — нету движения, в десять — нету. Я говорю Старостину:

«Иди ты, ты — начальник охраны, ты должен забеспокоиться». Он: «Я боюсь». Я: «Ты боишься, а я герой, что ли, идти к нему?» В это время почту привозят — пакет из ЦК. А почту передаем ему обычно мы. Точнее — я, почта моя обязанность. Ну что ж, говорю, я пойду, в случае чего, вы уж меня, ребята, не забывайте».

Прервемся на минуту, чтобы поразмыслить над тем, до какой же степени непотребства в «легенде Лозгачева» унижена вся система охраны Сталина, но самое удивительное то, что и сам Лозгачев и провайдер этой легенды А. Рыбин как бы этого не замечают. Уж такая трусость охватила охрану Сталина, что не приведи господи. Сидят и никак не найдут в себе мужества, чтобы пойти и хотя бы одним глазом взглянуть, чтобы узнать, а что же случилось с 73-летним больным человеком, не подающим признаков жизни. Чего же они трусливые такие? Почему не заглянут в должностную инструкцию, где прописаны все мыслимые ситуации, которые могут случиться с первым лицом государства, а о том, что случилось в данный момент — наверняка? А они, вместо того чтобы действовать согласно инструкции, сидят и со страху дрожат, а вдруг им влетит по первое число, если они ненароком нарушат покой вождя. По этому поводу Ю. Мухин с возмущением писал: «…за беспокойство Сталина их в худшем случае перевели бы охранять Суслова, но ведь за неоказание охраняемому лицу помощи грозит верный расстрел. И они не идут к нему?! Нет, это уже ни на что не похожая брехня.

Телохранители Старостин и Туков пришли на смену в 10.00 они вообще не видели и не слышали Сталина. Они кого охраняли — сами себя? А вдруг Сталина выкрали, и его уже в комнатах нет? Это брехня в расчете на то, что ее будут слушать никогда не служившие идиоты?»[49]

Далее Ю. Мухин приводит характерный эпизод из практики служебной деятельности сталинской охраны, когда в «поведении» вождя случился небольшой сбой, который не мог пройти мимо внимания бдительных чекистов:

«В показанном в 2001 г. на ОРТ фильме А. Пименова и М. Иванникова «Кремль 9. Последний год Сталина» авторы взяли интервью у тогдашнего заместителя Главного управления охраны МГБ СССР полковника Н.П. Новика. Тот рассказал такой эпизод из своей службы.

По субботам Сталин ходил в баню, построенную на территории дачи (в которой, кстати, парилась и охрана дачи, но, конечно, не тогда, когда ее посещал Сталин). Обычно эта процедура занимала у Сталина час с небольшим. Но однажды он вдруг не вышел из бани в означенное время. Через 20 минут охрана доложила Новику, который был в это время на даче. Через 35 минут он позвонил министру МГБ Игнатьеву, тот тут же позвонил Маленкову. Последовала команда ломать дверь в бане (изнутри она закрывалась на защелку). Через 46 минут Новик с фомкой и телохранителем уже бежали к бане. Но дверь открылась и на порог вышел слегка заспанный Сталин.

Такие были порядки и такими они и должны быть. А нам рассказывают, что охрана Сталина, ничего не зная о нем, не беспокоилась целый день?!»[50]

Еще несколько слов о том, насколько охрана «боялась» Сталина. Тот же А. Рыбин в своей книге «Рядом со Сталиным» со знанием дела повествует о том, что Сталин по жизни был трезвенником, но всего лишь дважды они видели его «в невесомости»: на дне рождения С.М. Штеменко и на поминках А.А. Жданова. Поминки устроили на этой же даче и Сталин, как говорится, «перебрал». Уезжая вечером домой, Молотов подозвал Старостина и наказал ему:

— Если Сталин соберется ночью поливать цветы, не выпускай его из дома. Он может простыть.

Да, уже сказывались годы. Сталин легко простужался, частенько болел ангиной. Поэтому Старостин загнал ключ в скважину так, чтобы Сталин не мог открыть дверь. Впустую прокряхтев около нее, Сталин попросил:

— Откройте дверь.

— На улице дождь. Вы можете простыть, заболеть, — возразил Старостин.

— Повторяю: откройте дверь!

— Товарищ Сталин, открыть вам дверь не могу.

— Скажите вашему министру, чтобы он вас откомандировал! — вспылил Сталин. — Вы мне больше не нужны.

— Есть! — козырнул Старостин, однако с места не двинулся.

Возмущенно пошумев, что его, Генералиссимуса, не слушается какой-то охранник, Сталин ушел спать. Утром Старостин обреченно понес в машину свои вещи. Тут его вызвали к Сталину, который миролюбиво предложил:

— О чем вчера говорили — забудьте. Я не говорил, вы не слышали. Отдыхайте и приходите на работу»[51].

Как видим, охрана чрезвычайно «боялась» Сталина, да и он был «свиреп» необычайно. Если даже за явное неповиновение максимум, что могло грозить охраннику, так это откомандирование, то уж за несанкционированное вторжение в комнаты генсека с целью удостовериться, все ли с тем в порядке, ничего бы не было, кроме «спасибо». А вот за то, что охрана упустила время и ее нерасторопность могла обернуться смертью «объекта» — тут бы ей мало не показалось. И тот же Старостин, уже однажды испытывавший на себе «гнев» Сталина, вдруг так оробел, что побоялся удостовериться, не случилось ли чего с «объектом» его охраны, тем более, он только заступил на смену и ему по инструкции положено удостовериться, в каком состоянии этот «объект» находится. То, что некие, нам пока неизвестные, составители «легенды Лозгачева» абсолютно не были знакомы с практикой охраны особо важных «объектов» — это неоспоримый факт. Странно, конечно, что умудренные опытом офицеры личной охраны Сталина с какой-то обреченностью озвучивают эту галиматью, ничуть не заботясь о своей профессиональной репутации. Но и их можно было понять, если бы они говорили об этом в 70-е или даже 80-е годы, непосредственно после «Инструктажа» 5 марта 1977 года. Но они «заговорили» уже в начале 90-х годов, когда всем было «до лампочки» все эти страсти-мордасти вокруг болезни и смерти Сталина, и им абсолютно ничего не грозило бы, расскажи они — как все было на самом деле. Напротив, рассказав всю правду, они неминуемо стали бы объектом всеобщего внимания, своеобразными «героями дня», раскрывшими сорокалетнюю тайну. Но, видимо, «вся правда» была такова, что ее нельзя было открывать ни в 70-е, ни в 80-е, и даже в начале 90-х годов. Чего боялись? Ведь уже четырежды сменилось высшее руководство страны, а они продолжают скрывать известные только им обстоятельства смерти И.В. Сталина.

Нынче никого из свидетелей тех событий не осталось уже в живых и нельзя у них спросить, что заставило их так обреченно оговаривать себя? Но удивительно другое: почему писатели и историки, которым выпал шанс задать им этот вопрос, этого не сделали? Почему они поверили в эту очевидную ложь, не задав тому же Лозгачеву вопрос: «А почему ты, батенька, так откровенно лжешь», ведь все, или почти все, что было в «легенде Лозгачева» — не что иное, как несусветная чушь! Не было на них Феликса Чуева. Тот бы своими провокационными вопросами «достал» бы того же Лозгачева, как он сумел в свое время «разговорить» самого В.М. Молотова, из которого, казалось бы, и каленым железом не вытянуть сведений, о которых он должен был молчать.

Однако вернемся к рассказу П. Лозгачева, который все-таки «осмелился» пойти в апартаменты Сталина, предварительно попрощавшись с товарищами по оружию, словно ему предстояло взойти на Голгофу или на эшафот как минимум. В «смелость» П. Лозгачева можно легко поверить, если вспомнить, что он в это время спокойно отдыхал дома, сменившись, как и И. Хрусталев, в 10 часов утра 1 марта:

«Да, надо мне идти. Обычно входим мы к нему совсем не крадучись, иногда даже дверью специально громко хлопнешь, чтобы он слышал, что ты идешь. Он очень болезненно реагировал, когда тихо к нему входили. Нужно, чтобы ты шел крепким шагом и не смущался, и перед ним чтоб не тянулся. А то он тебе скажет: «Что ты передо мной бравым солдатом Швейком вытягиваешься?». Ну, я открыл дверь, иду громко по коридору, а комната, где мы документы кладем, она как раз перед малой столовой, ну я вошел в эту комнату и гляжу в раскрытую дверь в малую столовую, а там на полу Хозяин лежит и руку правую поднял… вот так. — Здесь Лозгачев приподнял полусогнутую руку. — Все во мне оцепенело. Руки, ноги отказались подчиняться. Он еще, наверное, не потерял сознание, но и говорить не мог. Слух у него был хороший, он, видно, услышал мои шаги и еле поднятой рукой звал меня на помощь. Я подбежал и спросил: «Товарищ Сталин, что с вами?» Он, правда, обмочился за это время и левой рукой что-то поправить хочет, а я ему: «Может, врача вызвать?». А он и ответ так невнятно: «Дз… дз…»— дзыкнул и все. На полу лежали карманные часы и газета «Правда». На часах, когда я их поднял, полседьмого было, в половине седьмого с ним это случилось. На столе, я помню, стояла бутылка минеральной воды «Нарзан», он, видно, к ней шел, когда свет у него зажегся».

Про часы, которые «зафиксировали» время случившегося удара со Сталиным, просто шедевр мудрости и прозорливости составителей «легенды Лозгачева». Агата Кристи в своем романе «Восточный экспресс» ярко высмеивала этот трюк, как дешевый прием из плохих детективов, но авторы версии, похоже, «матерь детективов» не читали, и как в лужу бухнули. Далее Лозгачев продолжает:

«Пока я у него спрашивал, ну, наверное, минуту-две-три, вдруг он тихо захрапел… слышу такой легкий храп, будто спит человек. По домофону поднял трубку, дрожу, пот прошибает, звоню Старостину: «Быстро ко мне, в дом». Пришел Старостин, тоже оторопел. Хозяин-то без сознания. Я говорю: «Давай его положим на диванчик, на полу-то неудобно». За Старостиным Туков и Мотя Бутусова пришли. Общими усилиями положили его на диванчик, на полу-то неудобно. Я Старостину говорю: «Иди звонить всем без исключения». Он пошел звонить. А я не отходил от Хозяина, он лежал неподвижно и только храпел. Старостин стал звонить в КГБ Игнатьеву, но тот испугался и переадресовал его к Берии и Маленкову. Пока он звонил, мы посовещались и решили перенести его в большую столовую на большой диван… Мы перенесли потому, что там воздуха было больше. Мы все вместе это сделали, положили его на тахту, укрыли пледом, видно было, что он очень слаб, пролежал без помощи с семи вечера. Бутусова отвернула ему завернутые рукава сорочки — ему, наверное, было холодно. В это время Старостин дозвонился до Маленкова. Спустя примерно полчаса Маленков позвонил нам и сказал: «Берию я не нашел». Прошло еще полчаса, звонит Берия: «О болезни товарища Сталина никому не говорите».

В 3 часа ночи слышу — подъехала машина, приехали Берия и Маленков. У Маленкова ботинки скрипели, помню, он снял их, взял под мышки. Они входят: «Что с Хозяином?». А он лежит и чуть похрапывает. Берия на меня матюшком: «Что же ты панику поднимаешь? Хозяин-то, оказывается, спит преспокойно. Поедем, Маленков!». Я им все объяснил, как он лежал на полу, и как я у него спросил, и как он в ответ «дзыкнул» невнятно. Берия мне: «Не поднимай панику, нас не беспокой. И товарища Сталина не тревожь». Ну и уехали.

Опять остался я один. Думаю, надо опять Старостина звать, пусть он всех опять поднимет. Говорю: «Иначе он умрет, а нам с тобой крышка будет. Звони, чтоб приехали».

Лишь в половине восьмого приехал Хрущев, утешив: «Скоро будет медицина». Около девяти часов действительно появились врачи…»[52].

Можно передохнуть и сделать кое-какие предварительные выводы из всего этого нагромождения откровенного вранья и бессмысленности, соседствующей с загадочностью. Выделим главную идею, вложенную авторами «лЛ» в уста «Охраны», которая заключается в том, что на Сталина в ночь с 28 февраля на 1 марта было совершено покушение. Причем не просто покушение, совершенное каким-то фанатиком-одиночкой, но как результат заговора, совершенный членами «Ближнего круга» и никак не меньше.

Действительно, какие бы варианты покушения ни рассматривать, в любом случае возникает подозрение на участие одного или нескольких лиц «Ближнего круга» в заговоре.

В первое время существовала версия, что Сталина отравил полковник Хрусталев, который ходил в «любимцах» у вождя за его открытый характер и природный ум. В то же время Иван Васильевич был близок и к Берии, по приказу которого он, якобы, втерся в доверие к Сталину, с тем, чтобы при удобном случае его отравить. По легенде Лозгачева именно Хрусталев передал охране распоряжение Сталина о том, что она может спокойно спать (усыплял бдительность). Как мы видели, послушная охрана с явным удовольствием выполнила это распоряжение. Но когда в -10 часов утра 1 марта охранники проснулись, Хрусталев уже уехал домой. А что он делал с 5 часов утра, когда Сталин проводил гостей, до своего отъезда, Лозгачеву известно не было, о чем он и не преминул сообщить.

Эту версию подтверждало якобы и то обстоятельство, что Берия вскоре «постарался» избавиться от исполнителя убийства и где-то через 20 дней, Хрусталев внезапно умер, будучи при полном здравии в своем 47-летнем возрасте. Однако версия рухнула, когда И. Чигирин «докопался», что И. Хрусталев на самом деле умер 22 сентября 1954 года, в то время, когда Берия был арестован 26 июня 1953 года, а затем расстрелян, и никакого отношения к смерти телохранителя иметь не мог. В то же время загадочное поведение соратников Сталина, которые, по «легенде Лозгачева», как могли затягивали оказание медицинской помощи больному Сталину, как бы прямо уличает их в преступных действиях, направленных на его убийство. Короче говоря, неизвестные составители «легенды Лозгачева» столь ловко «подставили» членов «Ближнего круга», что вот уже свыше 30 лет никто не может полностью уличить их в заговоре, хотя, казалось бы, налицо прямые улики. Все версии рассыпаются при сопоставлении «легенды Лозгачева» с воспоминаниями Н.С. Хрущева, которые настолько противоречат друг другу, что долгое время считали, что их авторы не подозревали о вранье друг друга, когда их сочиняли.

Однако, если принять нашу версию рождения «легенды Лозгачева», то все получается очень даже логично. Поскольку «лЛ» родилась где-то в средине 70-х годов, то ее авторы были не понаслышке знакомы с мемуарами Хрущева, умершего как раз в 1971 году. Явное несовпадение версий Хрущева и «Охраны» было, таким образом, не случайной, а глубоко продуманной акцией, окончательно сбивавшей с толку будущих исследователей загадки смерти Сталина по принципу — «пускай помучаются». Но по одной позиции есть явное совпадение версии Хрущева с «легендой Лозгачева». И в той и другой версиях события начинаются с сеанса кинофильма в кремлевском кинозале, на который Сталин пригласил своих соратников. Такой «зачин» «легенды Лозгачева», с одной стороны, говорит за то, что составители легенды были не понаслышке знакомы с «Воспоминаниями» Н.С. Хрущева, а с другой — придавали этой легенде видимость правдоподобия. Но от этого многолетние «муки» исследователей загадки смерти Сталина не уменьшились. Цель достигнута, исследователи мучаются до сегодняшнего дня, все дальше уходя от простой как яйцо истины, заключающейся в том, что никто Сталина не только не убивал (отравлял), но даже мысли не допускал о возможности совершения такого святотатства.

Возразят, а кто еще кроме Вас (в смысле нас. — А.К.) может подтвердить эту версию? Отвечаем: Алексей Трофимович Рыбин, тот самый «провайдер» «легенды Лозгачева», который организовывал «семинар» 5 марта 1977 года с тем, чтобы оставшиеся в живых свидетели загадочной смерти Сталина в дальнейшем строго руководствовались этой завиральной легендой при общении с прессой и иными любителями узнать подробности о событиях тех дней.

В 1992 году в издательстве «Ветеран» вышла небольшая книжка, автором которой был А.Т. Рыбин, которая называлась «Рядом со Сталиным» и имела подзаголовок «Записки телохранителя», где впервые была опубликована «легенда Лозгачева» в той редакции, в какой она в дальнейшем использовалась многими исследователями, дополнявшими авторский текст теми или иными подробностями, которые они находили в других источниках. Наиболее полная версия «Охраны» приведена в широко известном сочинении Н.Зеньковича[53], а затем в не менее известной книге Ю. Мухина[54].

Однако в этой же книге, а затем в целой серии брошюр, вышедших в течение 1994–1996 годов в издательстве «Гудок», А. Рыбин решительно отстаивает прямо противоположную точку зрения, а именно — никакого покушения на жизнь И.В. Сталина не существовало и смерть вождя наступила по вполне естественным причинам, поскольку: «…его здоровье было серьезно ослаблено возрастом, а также сопутствующими хворями. А кровоизлияние при гипертонии немудрено. Туков присутствовал при вскрытии. Начальник Санитарного управления Куперин показал ему, где лопнул мозговой сосуд. Там разлилась кровь размером с пятачок. Куперин сказал:

— Вот эту кровь сразу бы ликвидировать… Человек бы еще жил…

Да вот кто бы смог тогда совершить это чудо?»[55]

Своим признанием факта естественной смерти Сталина А. Рыбин, в то время будучи уже глубоким стариком (родился в 1908 году), подал сигнал будущим исследователям «загадочной» смерти Сталина, что все, им написанное раньше и вошедшее в «легенду Лозгачева» о насильственной смерти вождя, есть следствие неких обстоятельств, вынуждавших его пойти против своих собственных убеждений. Что это за обстоятельства? Попробуем порассуждать, чтобы нащупать хотя бы ту «нить Арианды», которая выведет из лабиринта множества взаимоисключающих версий о природе «загадочной смерти И.В. Сталина».

Прежде всего, обратим внимание на то, как менялись взгляды на эту «загадку» со сменой эпох правления страной, а проще, со сменой ее руководителей.

В переходный период от «эпохи Сталина» к «эпохе Хрущева» широко муссировались слухи о насильственной смерти вождя, начиная с обвинений в адрес правителей страны со стороны сына Сталина Василия и кончая заклинаниями некой «старухи с клюкой».

Слухи сменились инспирированными властями версиями о том, что в насильственной смерти повинен Л.П. Берия, за что он и поплатился собственной жизнью. Это был короткий период, в течении которого Н.С. Хрущев еще только укреплял свои позиции на Олимпе власти.

В расцвет «эпохи Хрущева» на свет одна за другой рождались версии, в которых сначала осторожно, а затем все громче и громче зазвучал мотив, что и Хрущев в той или иной степени участвовал в акции по избавлению страны от «кровавого тирана». «Охрана», знавшая истинную природу «загадочных» событий, могла сильно навредить своими откровениями, поэтому ее заставили замолчать. С этой целью всех свидетелей из «Охраны» разъединили, выслав их в разные точки страны. Вполне возможно, что на местах за ними был установлен гласный надзор, поэтому они, будучи людьми дисциплинированными, молчали вплоть до 1977 года, когда их собрал на «семинар» А. Рыбин.

В это время «опробовались» на жизнестойкость различные варианты «реализации» насильственной смерти Сталина, о которых рассказано выше. Была «опробована» также версия ненасильственной смерти согласно сценарию «Эренбург— Пономаренко». Интерес общественности к теме развивался по синусоиде: то вспыхивал яркой звездой, то сходил на нет, не будучи подкрепленным еще более экзотическими версиями.

Нездоровый интерес к теме сильно подогрел перебежчик А. Авторханов, который своими книгами «Технология власти» и «Загадки смерти Сталина» буквально вскрыл «ящик Пандоры», из которого выползали версии одна экзотичнее другой. Уже в первой книге, вышедшей на Западе в 1959 году, автор заявил, что загадочная смерть Сталина последовала, вероятно, в результате заговора «Четверки» (Берия, Маленков, Хрущев и Булганин) и что подозрительно само это подчеркивание в официальном сообщении о месте смерти Сталина: «Сталин умер в Москве на своей квартире»[56].

Интерес к книге был огромным. Она вышла не только в так называемом «Самиздате», но и была переиздана в издательстве «Мысль» с грифом «Запрещенная литература» для партийной элиты, но вполне естественно, стала доступной любому заинтересованному лицу.

Еще больший ажиотаж вызвала другая книга, вышедшая в начале 70-х годов на Западе и в «Самиздате», а в 1975 году уже и в Союзе с тем же грифом. Но это уже была «эпоха Брежнева», которая в ее начальной стадии характеризовалась тем, что было фактически снято «табу на Сталина». Появились статьи и книги, в которых снова положительно оценивалась роль Сталина в жизни государства, более умеренно критиковались недостатки в его деятельности и ошибки, которые он совершил. Стали упорно распространяться слухи о скором возвращении имени Сталина легендарному городу на Волге, а с выходом киноэпопеи «Освобождение» стали говорить о скорой реабилитации Сталина и восстановлении памятников ему.

По странному совпадению, именно в этот период вдруг возник интерес к давно забытым офицерам сталинской охраны. К чему бы это? Уж не книга ли А. Авторханова и была формальным поводом для организации и проведения «семинара» с бывшими сталинскими охранниками?

Их собирают, инструктируют и, похоже, снова ставят под негласное наблюдение, чтобы они, чего доброго, не сболтнули лишнего, выходящего за рамки чудовищной по нелепости «легенды Лозгачева».

Невольно закрадывается подозрение, что этим самым «мероприятием» снова «оберегают» от разглашения информацию, так или иначе связанную со смертью Сталина. Кому-то правда о его смерти может сильно навредить и этот кто-то не простой смертный, если через 24 года вспомнили о тех, кто доподлинно знает все подробности этого печального события. До 1977 года они абсолютно никого не интересовали, а тут вспомнили. Не правда ли, что это очень странно?

Однако и дальше не все укладывается в рамки нормальной логики. Ну, если проинструктировали, как надо говорить о своих свидетельских впечатлениях, то почему бы сразу не опубликовать эту самую «легенду Лозгачева»? Ан нет. Потребовалось еще ждать не менее 12 лет, чтобы публикации на этот счет посыпались как из рога изобилия. Однако и на дворе была уже иная эпоха, вернее все эти люди жили уже в другой стране. Стало быть, запрет на публикацию «легенды Лозгачева» и во времена «правления» Ю.В. Андропова и К.У. Черненко (годы их правления на звания эпох никак не тянут) и даже в «эпоху Горбачева» снят не был. Вы не находите, что все это довольно странно? Кому все это было нужно, и в связи с чем? Ситуация с разгадкой таинственной смерти Сталина, таким образом, подошла к такому рубежу, что назови только имя этого таинственного «некто», так все станет на свои места. Так кто же этот «некто»? Придет время, и мы подведем читателя к этому самому рубежу и он сам назовет это имя.

Особняком от показаний «Охраны» находятся показания генерала B.C. Рясного, которые «выудил» из него Феликс Чуев — великий мастер столь своеобразного литературного жанра, коим является интервью со знаменитостями[57]. Кто такой генерал Рясной и чем он «знаменит», что стал объектом внимания Ф. Чуева?

После назначения на пост министра госбезопасности СССР С Д. Игнатьев формально заменил начальника Главного управления охраны МГБ СССР Н.С. Власика, который был освобожден от этой должности 29.04.1952 г.

B.C. Рясной поведал Ф.Чуеву: «…И тогда исполняющим обязанности начальника Главного управления охраны назначили министра Игнатьева. А тот по договоренности с Маленковым и Сталиным поручил это дело мне. И я в последнее время ежедневно со своей дачи в Серебряном бору приезжал на дачу Сталина в Кунцево. Это февраль 1952 года…»[58]

Это на самом деле так и было, поскольку 23 мая 1952 года ГУОМГБ было реорганизовано в Управление охраны (УО) МГБ СССР, а управления № 1 и № 2, входившие ранее в ГУО, были преобразованы в отделы Управления охраны, куратором которого по-прежнему являлся министр ГБ СССР С.Д. Игнатьев. Фактическое руководство охраной высших должностных лиц осуществляли заместитель министра B.C. Рясной и заместители начальника УО МГБ СССР полковники Н.П. Новик и Н.П. Максименко.

Таким образом, генерал B.C. Рясной имел прямое отношение к охране первого лица страны и к его воспоминаниям следует отнестись с должным внимание, хотя, как уже было раннее высказано, «версия Рясного»— ну прямо-таки ни в какие ворота. Несколько повторимся, но приведем, хотя бы фрагментарно, рассказ генерала Рясного Ф. Чуеву: беда со Сталиным случилась в ночь с 1 на 2 марта 1953 года, мы знаем уже по «легенде Лозгчева», что это случилось еще вечером 1 марта, где-то, как показали «остановившиеся часы Сталина», в 19 ч. 30 мин. Рясному позвонил его подчиненный Старостин, начальник личной охраны Сталина (на самом деле, всего лишь начальник дежурной смены): — Что-то не просыпается.

В последнее время Сталин редко выезжал с дачи и поздно по вечерам собирал своих ближайших помощников. Приезжали Маленков, Хрущев, Берия, Булганин… Молотов тоже бывал, но уже редко.

Прежде Сталин выезжал в Кремль, а сейчас все вопросы стал решать здесь, на даче… (А как быть с «кино» в Кремле 28 февраля 1953 г.?)

Было уже часов девять утра (выходит, 2-го, в 9 утра. По документам консилиум врачей уже был в 7 часов в этот же день). А он обычно вставал рано.

— А ты поставь лестницу или табуретку и загляни! — посоветовал Рясной Старостину.

Над дверью в спальню было стеклянное окно…»

Прервем на минуту рассказ генерала, чтобы внести ясность по форме дверей в сталинских апартаментах. Наличие таких окон характерно для всех дач Сталина. Как и на Ближней даче, такие же окна есть и на даче в Сочи близ Мацесты над входом в здание с кинозалом и бильярдной, в спальни Сталина, Василия и Светланы и в других комнатах. По замыслу архитектора окна над дверями способствуют большему проникновению света в помещения и зрительно удлиняют их высоту, а также, главное, обеспечивают безопасность в экстремальных ситуациях. Рясной и посоветовал Старостину воспользоваться таким окном[59].

Старостин приставил лестницу, заглянул в окно и увидел, что Сталин лежит на полу. (А как быть с тем, что охранники уже обнаружили Сталина в 11 вечера 1 марта?)… Потрясенный, он тут же позвонил Рясному, у которого на даче всегда дежурила машина. Рясной помчался в Кунцево и, приехав, сразу же вскарабкался на ту же лестницу. Сталин лежал на полу, и похоже было, что он спиной съехал на шелковой накидке.

«Скорей звони Маленкову! — приказал Рясной Старостину.

Дверь в спальню заперта на ключ. Ломать не смеют. Ключ у хозяина. «Не знаем, что делать, — говорит Рясной, — ждем, приедет Маленков, распорядится. Я-то чего?».

Действительно, он-то, генерал-лейтенант, заместитель министра госбезопасности СССР, начальник Управления контрразведки внутри страны, фактический начальник охраны И.В. Сталина — чего? А как же быть с показаниями П. Лозгачева, который в приоткрытую дверь увидел Сталина на полу в малой столовой?

Маленков и Берия приехали вместе. Рясной встретил их во дворе, кратко доложил о случившемся и добавил:

Надо срочно вызвать врачей!

Тучный Маленков побежал в коридор к телефону, а Берия усмехнулся:

— А, наверно, он вчера здорово выпил!

«Эта фраза покоробила меня настолько, что до сих пор заставляет кое о чем задуматься», — признается Рясной. Тем самым Берия неожиданно высказал свое отношение к Сталину.

…А вождь лежал на полу, на спине, в полосатой пижаме. Наверно, собирался ложиться спать и сел за столик почитать. Рядом, под большим столом, лежали кучи пакетов постановлений Совета Министров, целую машину их потом загрузили и вывезли.

Приехал министр здравоохранения СССР Третьяков, посмотрел и сразу сказал:

— Это инсульт.

Потом врачи… Много часов прошло, пока они приехали.

В те годы для оказания медицинской помощи даже простым гражданам в Москве все кареты «скорой помощи» были оборудованы на базе таких же машин, как и правительственные автомобили — ЗИС-110 или ЗИМ, и приезжали к больному действительно скоро. От старейшей станции «Скорой помощи», расположенной на Брянской улице в Москве, до дачи Сталина в Волынском не спеша на машине по Можайскому шоссе (ныне Кутузовский проспект) можно было доехать за 7—10 минут. До Кремлевской поликлиники на ул. Грановского (Центральной Клинической больницы в Кунцево еще не было) от Ближней на 5 минут дольше. О каких часах речь? Действительно, подобные свидетельства — ни в какие ворота, на этом генерал Рясной, будучи в то время уже глубоким стариком (он родился в 1903 году, а интервью давал в 1995 году), свой рассказ заключил словами:

«Сталина перенесли в другую комнату на постель. А члены Политбюро, тоже собравшиеся к этому времени, разбились на две группы и засели в соседних комнатах— делили портфели»[60].

Учитывая, что А. Рыбин опубликовал «легенду Лозгачева» в 1992 году, а генерал давал интервью Ф. Чуеву в 1995 году, он не мог не знать о показаниях «Охраны», но, тем не менее, «нарисовал» совершенно отличную от «легенды Лозгачева» картину происшедшего. А вот почему? В нужном месте мы покажем, что Рясной был великолепно осведомлен об истинной картине происшедшего в ночь с 1-го на 2 марта, но, чтобы скрыть свою осведомленность, он и придумывает свою версию событий, чтобы полностью выгородить себя от участия в них. А о «легенде Лозгачева» он действительно мог ничего не знать — человеку 90 лет!

Но парадокс «большого вранья» заключается в том, что мюнхгаузенствующий автор такого сочинения совершенно непроизвольно воспроизводит некоторые, весьма неприметные детали, реально сопутствующие тому событию, которое хочет заболтать. Вот по этим-то деталям «большой лжи» можно более или менее правдоподобно восстановить истинную картину «забалтываемого» события.

Итак, генерал не только прекрасно был осведомлен о существовании «легенды Лозгачева», но и доподлинно знал истинную картину происшедшего, и ему не было никакой нужды поддерживать версию об успешно состоявшемся заговоре по убийству Сталина. Поскольку ему, хотя и временно, но ответственному за охрану вождя, надлежит отвечать за то, что охрана не уберегла вождя. А посему его устраивала версия несвоевременно оказанной медицинской помощи Сталину, болезнь которого случилась по вполне естественным причинам («А, наверно, он вчера здорово выпил!»). И не его вина, что Берия и Маленков тянули время с вызовом врачей, которые тоже почему-то не спешили, а «я-то чего?»

Однако, при всем при этом, он просто не мог не привнести в свой «рассказ» некоторые детали, которые с головой выдают его вранье.

Во-первых, он точно воспроизводит ситуацию с устройством дверей на «Ближней даче». К Сталину нельзя было так вот запросто попасть, небрежно толкнув ногой незапертую дверь, как это делал то ли Старостин, то ли Лозгачев, когда им нужно было нести Сталину почту. Двери запирались изнутри, на замок, ключ от которого был у Сталина. Они могли открываться и дистанционно, поскольку под рукой у него был соответствующий пульт. Двери действительно соответствовали описанию, приведенному рассказчиком. В. Жухрай, который несколько лет проходил через эти двери на доклад к Сталину, подтверждает наличие таких окон над дверью и запирающих устройств с внутренней стороны.

Во-вторых, и это самое главное, генерал называет реальное время события, которое произошло, по его словам, «в ночь с 1-го на 2 марта» и это действительно так, поскольку его показания совпадают с показаниями такого объективного свидетеля, как академик А.Л. Мясников, который писал (повторимся, но приведем фрагмент из его воспоминаний по этому поводу):

«Поздно вечером 2 марта 1953 года к нам на квартиру заехал сотрудник спецотдела Кремлевской больницы: «Я за вами — к больному Хозяину». Я быстро простился с женой, мы заехали на улицу Калинина, там ждали нас проф. Н.В. Коновалов (невропатолог) и Е.М. Тареев, и помчались на дачу Сталина в Кунцево…

Наконец мы в доме (обширном павильоне с просторными комнатами, обставленными широкими тахтами; стены отделаны полированной фанерой). Водной из комнат уже был министр здравоохранения…

Министр рассказал, что в ночь на второе марта у Сталина произошло кровоизлияние в мозг, с потерей сознания, речи, параличом правой руки и ноги. Еще вчера до поздней ночи Сталин, как обычно, работал у себя в кабинете. Дежурный офицер из охраны еще в 3 часа ночи видел его за столом (он смотрел в замочную скважину). Все время и дальше горел свет, но так было заведено. Сталин спал в другой комнате, в кабинете был диван, на котором он часто отдыхал. Утром в седьмом часу охранник вновь посмотрел в замочную скважину и увидел Сталина распростертым на полу между столом и диваном. Был он без сознания. Больного положили на диван, на котором он и пролежал все дальнейшее время»[61].

Не верить академику А.Л. Мясникову нет никаких оснований, а по его воспоминаниям врачебная помощь больному последовала практически немедленно. Действительно, «…в седьмом часу утра» он обнаружен лежащим неподвижно на полу, сразу же был перенесен на диван, где лежал до прибытия целой бригады врачей во главе с академиком Лукомским, а в 7.00 утра в «Журнале медицинских наблюдений» уже появилась первая запись о том, что больному начали оказывать необходимую помощь.

Таким образом, свидетельства «Охраны» и генерала B.C. Рясного, сколько бы они ни противоречили друг другу, дают пищу для размышлений на тему: а как же все было на самом деле? Причем аргументов в пользу разгадки тщательно скрываемой ими тайны уже предостаточно:

— во-первых, у Сталина случился тяжелейшей формы инсульт по вполне естественным причинам, а отнюдь не потому, что он накануне «…здорово выпил»;

— во-вторых, апоплексический удар настиг Сталина далеко за полночь с 1-го на 2 марта 1953 года;

— в-третьих, врачебная помощь подоспела к больному буквально за несколько десятков минут со времени когда был обнаружен больной (доставлен на диван, на котором он и дожидался прибытия врачей).

Таким образом, «Охрана» и генерал B.C. Рясной прекрасно знали, при каких обстоятельствах у Сталина произошло нарушение мозгового кровообращения, но почему-то вынуждены тщательно скрывать это за придуманными ими фантастическими легендами. Причем делали это в такие времена, когда «свидетелям» уже ничего не грозило, расскажи они всю правду о тех событиях, в которые они были посвящены в силу своих обязанностей. Так что же удерживало их от раскрытия этой таинственной правды? Смеем заверить любопытного читателя, что мы находимся буквально в нескольких шагах от объяснения этой тайны. Но сначала рассмотрим иные, отличные от «Охраны» версии загадочной смерти Сталина, возникшие на базе «легенды Лозгачева», а также на «свидетельских» показаниях Н.С. Хрущева, генерала Рясного и дочери И.В. Сталина Светланы Иосифовны Аллилуевой.