Смерть в день рождения

1

Анелида подошла к дому два по Пардонез-плейс и позвонила. Дверь немедленно открыл полицейский.

— Я — мисс Ли, — обратилась к нему Анелида. — Я только что беседовала со старшим инспектором Аллейном. Он знает, что я пошла сюда. Сам он скоро вернется. Я хочу поговорить с мистером Ричардом Дейкерсом.

— Понимаю, утес. Подождите минуту. Я должен выяснить, можно ли это, — ответил полицейский. — Может, вы присядете?

— Нет, спасибо. Я хотела бы видеть его немедленно.

— Я должен убедиться… — сурово начал полицейский, но тут появился сам Аллейн. — Сэр?

— Все в порядке. Мистер Дейкерс еще в гостиной? Хорошо, — Аллейн посмотрел на Анелиду. — Идемте.

Гордо подняв голову, она последовала за ним. Анелида была сейчас в таком состоянии, которое никогда раньше не испытывала: все ее мысли, желания и поступки — все сразу стало направлено к одной единственной цели. Она сознавала, что где-то в глубине ее души жил страх, но знала также, что сейчас надо было гнать от себя это чувство. Анелида с Аллейном прошли через холл.

— Сюда, — пригласил он ее, открывая дверь гостиной.

Сразу за дверью была установлена высокая кожаная ширма. Анелида обошла ее и увидела стоящего у окна Ричарда. Сделав два-три шага, она остановилась. В эти несколько секунд она ясно поняла, как нравится ей его лицо, какую огромную нежность и даже восторженность испытывает она, глядя на него. Сейчас она его окликнет и скажет, что пришла, чтобы быть ему поддержкой во всем.

— Ричард, — позвала она.

Он обернулся. Она заметила, как побледнело его лицо. Не как обычно — на щеках, а у висков и вокруг рта.

— Анелида?

— Я пришла. Я хочу извиниться за свое поведение. Видите, я здесь.

Он медленно подошел к ней и нерешительно взял за руки.

— Я не могу поверить своему счастью, — произнес он. — Я думал, что потерял вас безвозвратно. И, Бог свидетель, причина для этого достаточная.

— Уверяю вас, напротив.

— Что вы говорите! — он сильнее сжал ее руки. — Какие слова! Вы знаете, что произошло? С Мэри?

— Да, Ричард. Я вам так сочувствую. Господи, что за бездарная фраза!

— Я не могу допустить, чтобы вы здесь оставались. Это место не для вас. Это не дом, а кошмар.

— А вы хотите, чтобы я осталась? Я могу вам помочь?

— Я люблю вас, — сказал он, поднося ее руки к своему лицу. — Нет! Нельзя сейчас об этом. Не время.

— Вы хорошо себя чувствуете? Вы можете сейчас со мной серьезно поговорить?

— Все в порядке. Идите сюда.

Они уселись рядом на диване. Ричард все еще не отпускал ее рук.

— Он говорил мне, что вы упали в обморок, — сказала Анелида.

— Аллейн? Он и вас беспокоил?

— Совсем нет. Я пришла сюда, потому что выслушала его рассказ. И потому что… Ричард, после того, как я не захотела с вами говорить, вы вернулись сюда?

— Да, — ответил он. — Вернулся.

— Вы виделись с ней?

Он посмотрел на их сплетенные руки.

— Да.

— Где?

— В ее комнате. Всего несколько минут. Я… ушел оттуда.

— Кто-нибудь еще был там?

— Боже упаси, конечно, нет! — воскликнул он.

— А потом? Что потом?

— Я ушел. Я бродил Бог знает как долго. А когда вернулся, все уже произошло.

Они помолчали. Наконец Ричард совершенно спокойно произнес:

— Я знаю, что вы мне хотите сказать. Они думают, что Мэри убили и гадают, уж не я ли преступник. Верно?

Анелида наклонилась вперед, поцеловала его.

— Верно, — подтвердила она. — Во всяком случае, мне так кажется. Но мы во всем разберемся и все мгновенно поставим на свои места. Но пока, думаю, дела обстоят именно так.

— Все кажется настолько фантастичным, — проговорил он, — что даже не пугает. Не бойся, сердце мое, иди домой, а я здесь постараюсь что-нибудь сделать.

— Я пойду, когда все утрясется. Но не раньше.

— Как я тебя люблю. Но как бы я хотел не взваливать на тебя столь тяжелую ношу.

— Может, они не разрешат мне здесь долго находиться. Надо точно вспомнить, что произошло. Где ты был? Кто мог тебя видеть? И, Ричард, расскажи им, что она делала, когда ты уходил из комнаты.

Выпустив ее руки, он отвернулся и закрыл ладонями глаза.

— Она смеялась, — произнес он.

— Смеялась? Они захотят знать почему. О чем вы говорили? Что ее так насмешило?

— Никогда! — горячо ответил он. — Никогда!

— Но… они спросят тебя.

— Могут спрашивать сколько им угодно. Никогда!

— Но ты должен! — с отчаянием в голосе воскликнула Анелида. — Подумай! Сколько об этом написано… Невинные люди скрывают что-нибудь от полиции, все запутывается, и они оказываются под подозрением. Ричард, подумай, так или иначе они узнают об этом. И что она наговорила, и как ты страшно разозлился, и как заявил, что никогда ей не простишь. Ведь все в холле слышали тебя. Полковник Уорэндер…

— Он! — горько произнес Ричард. — Он ничего не скажет. Не посмеет!

— Что ты имеешь в виду?

— Не важно.

— Господи! Ты пугаешь меня! — воскликнула Анелида. — Что получится, когда они начнут тебя спрашивать? Что они подумают, если ты не захочешь им отвечать?

— Пусть думают что хотят, — он вскочил и принялся ходить по комнате. — Случилось слишком многое. Я еще ничего не обдумал. Ты не знаешь всего. И я не имею права взваливать это на тебя.

— Не говори так, пожалуйста, — в отчаянии попросила Анелида. — Я тебя люблю и хочу разделить с тобой все.

— Ты так молода.

— Но думать я уже умею не хуже других.

— Я скажу тебе скоро… когда смогу.

— Если это снимет с тебя подозрения, они не будут дальше копаться. Им нужно одно: снять с тебя подозрения. Ты должен рассказать обо всем, что произошло. Обо всем.

— Не могу.

— Боже мой, но почему же?

— Ты не веришь мне, да?

Анелида подошла к нему:

— Ты же знаешь, что верю.

— Да, — ответил он. — Я вижу.

Они стояли, глядя друг на друга. Вдруг Ричард порывисто обнял Анелиду. На пороге створчатых дверей, ведущих в столовую, появился Грейсфилд.

— Ужин подан, сэр, — возвестил он.

Выбравшись из своего удобного убежища за ширмой, Аллейн бесшумно закрыл за собой дверь в холл и направился в кабинет.

2

— Я разговаривал с фоторепортером и слугами, — сообщил мистер Фокс.

— А я, — с кислой миной сказал Аллейн, — подслушивал парочку влюбленных. Как же низко можно пасть? Следующий шаг — это уже Полоний за ковром в спальне.

— Осмелюсь заметить, что все это для их же пользы, — утешил его Фокс.

— В том то и дело, Фокс, наш драматург, черт бы его побрал, скрывает что-то от нас. Да и от своей девушки, между прочим, тоже. Но будь я проклят, если у меня возникнет желание хоть в чем-то подозревать его.

— Я бы сказал, очень приятный молодой человек, — заявил Фокс.

— Но какого дьявола он не говорит, что произошло между ним и Мэри Беллами, когда он вернулся сюда в первый раз? Девушке поведал только, что разговор их кончился тем, что она засмеялась. А ведь у нас есть показания этих двух крайне предвзятых свидетельниц. Обе согласны, что вид у него был тогда отвратительный. Ладно. Допустим, он уходит. Но как объяснить этот грохот, о котором говорила Флоренс? Потом Флоренс спускается до половины лестницы, а Нинн в то же время слышит, как кто-то пользуется аэрозолем. Темплетон подходит к подножию лестницы и просит Флоренс позвать хозяйку. Флоренс поднимается в комнату и находит леди в агонии. Дейкерс приходит через два часа после ее смерти, проходит к себе в комнату, пишет письмо и пытается уйти. Все. На этом наша информация кончается. Какой следующий шаг? Предъявить ему письмо?

— То, что вы восстановили?

— Полагаю, я могу заполучить и оригинал, — сказал Аллейн.

Фокс взглянул на него с безмятежным одобрением, но ничего не спросил.

— А что вы выудили из фоторепортера? И какого репортера? — спросил Аллейн.

— Он болтался здесь по улице и заявил, что хочет мне что-то сообщить. Я подумал, что это хитрая уловка, чтобы пробраться в дом, но решил, что стоит все же попробовать. Он снимал покойную с мистером Дейкерсом на заднем плане без двадцати пяти восемь по часам в холле. Видел, как они вместе отправились наверх. Это дает нам приблизительное время наступления смерти, если окажется важным.

— Минут десять спустя. А что вы выжали из слуг?

— Немного. Похоже, что покойницу здесь никто не любил, кроме Флоренс, которая, по выражению поварихи, была ей предана душой и телом. Грейсфилд поначалу со мной не хотел откровенничать, но вы ему так понравились, сэр, что мне ничего не оставалось, как сыграть на этом, и надо сказать, с неплохим результатом.

— И что же вы, черт возьми, ему наговорили?

— Ну, мистер Аллейн, вы ведь знаете, что за снобы эти слуги в фешенебельных домах. А ваше происхождение…

Аллейн больше не спрашивал.

— Сегодня утром у мадам была потасовка, — продолжал Фокс. — С мисс Кавендиш и мистером Сарасеном. Грейсфилд случайно слышал. — И он передал довольно точный и подробный рассказ дворецкого.

— Как говорит Анелида, эта ссора возобновлялась в оранжерее, — пробормотал Аллейн. — А что эти двое делали здесь утром?

— Мистер Сарасен пришел, чтобы украсить все цветами, о чем Грейсфилд отзывается весьма саркастически. А мисс Кавендиш принесла покойнице флакон духов.

— Что? — воскликнул Аллейн. — Неужели эту дрянь, что на ее туалетном столике? Неужели «Великолепие». Только сегодня утром?

— Совершенно верно.

Аллейн хлопнул по письменному столу Ричарда и встал.

— Господи, ну и осел же я! — воскликнул он, а потом резко спросил. — Кто их открывал?

— Мисс Беллами сама. В столовой.

— А она тогда ими пользовалась?

— Грейсфилд говорит, что чуть-чуть мазнула. Он в это время выглядывал в сервировочное окошко.

— А что было с духами потом?

— Ими занималась Флоренс, — сказал Фокс. — Боюсь, мистер Аллейн, я с вами тут не соглашусь.

— Мой дорогой старина, подумайте. Подумайте о флаконе.

— Очень большой, — рассудительно произнес Фокс.

— Совершенно верно. Очень большой. Ну и?..

— Да-да-а-а, — медленно проговорил Фокс, а потом добавил: — Ну, я буду просто поражен.

— У вас для этого есть основания. Если так, то все это проклятое дело предстает в совершенно ином свете.

— Принести духи?

— Да. И вот что: найдите Флоренс, где бы она ни была. Расспросите ее об этом, Фокс. Как всегда, тактично. Узнайте, когда духи были перелиты в пульверизатор и когда ими пользовались. Понаблюдайте за реакцией, ладно? И выясните, есть ли в рассказах Пламтри правда: о родителях Ричарда Дейкерса и об увольнении Флоренс.

Фокс взглянул на часы.

— Уже десять часов, — сказал он. — Она могла и лечь.

— Ну что ж, это вам доставит дополнительное удовольствие. Оставьте мне свои записи. И скорее, скорее.

Пока Фокс выполнял поручение, Аллейн, исходя из полученной информации, составил схему местопребывания Чарльза Темплетона, четверых гостей, слуг и Ричарда Дейкерса вплоть до времени своего приезда. Проведенная Фоксом кропотливая черновая работа давала, как всегда, исчерпывающую информацию, и схема получилась достаточно сложной. Подняв бровь, Аллейн критически изучал результат. Сколько из них сказали всю правду? Который из них сказал, главным образом, ложь? Напротив одного имени он поставил вопрос и, когда вернулся помощник, все еще покачивал головой, глядя на бумагу.

— Бэйли с ними закончил, — сообщил Фокс и поставил на стол пульверизатор, пустой флакон из-под «Великолепия» и аэрозольный баллон.

— Что с отпечатками?

— Очень много. Всевозможные, но ничего неожиданного. Флоренс сказала, что днем и она, и мистер Темплетон, и полковник Уорэндер дотрагивались до этих предметов. А покойница просила полковника опрыскать ее из пульверизатора перед самым приемом. Наполняла его Флоренс.

— А сколько еще оставалось во флаконе?

— Она считает, что четверть. Все-таки она была в постели, — добавил он меланхолически.

— Все сходится, — пробормотал Аллейн. — Флакон не переворачивали и не разливали?

— Нет. Следов не видно.

Аллейн постучал по баллону карандашом:

— Около половины. Кто-нибудь знает, когда им начали пользоваться?

— Флоренс полагает, неделю назад. Мистер Темплетон был очень недоволен этим и даже просил Флоренс выбросить его.

— Почему она этого не сделала?

— Говорит, не было возможности. Она страшно всполошилась и спросила, не обвиняю ли я ее в убийстве.

— Ей сегодня утром отказали от места?

— Когда я ее об этом спросил, она подскочила как ужаленная. Говорит, что миссис Пламтри имеет на нее зуб и выболтала то, что ей доверили по секрету.

— О силы небесные, — схватился за голову Аллейн.

— С дамами среднего возраста такое случается, — заметил Фокс. — Флоренс утверждает, что, когда мисс Беллами бывала не в настроении, она делала вид, что хотела ее прогнать, но на самом деле все это так ничем и не кончалось. Говорит, что рассказала это миссис Пламтри как шутку. Я намекнул ей на родителей мистера Дейкерса, но она не клюнула. Напротив, тут же обвинила меня в грязных подозрениях и снова взялась за миссис Пламтри. И все же, — строго добавил Фокс, — я думаю, в этом что-то есть. Есть что-то в ее манере. Она уж очень ревновала хозяйку к кому-то из близких. А это может быть мистер Темплетон, мистер Дейкерс, миссис Пламтри или полковник.

— Милая старушка Флоренс, — с рассеянным видом пробормотал Аллейн.

— Вы знаете, сэр, — внушительно продолжал Фокс, — я все время думаю о последовательности событий. Возьмем вторую половину дня. Скажем, после того, как полковник опрыскал ее духами. А что же случилось потом? Полковник говорит, что спустился вниз, затем в присутствии слуг опрокинул на ходу стаканчик с миссис Темплетон, в то время как сам Темплетон и Дейкерс были в кабинете. Все это происходило еще до приезда первых гостей. Выглядит правдоподобно, но стопроцентной уверенности нет. А Флоренс и миссис Пламтри в это время поднялись к себе на третий этаж, — продолжал Фокс, — Любая из них могла спуститься в комнату миссис Темплетон и проделать этот фокус. Разве не так?

— Обе утверждают, что сидели в своей комнате, пока не настало время идти на прием. Обе на ножах. Что вы думаете, если бы одна из них выходила из комнаты, другая хранила бы это в тайне?

— Да, это, конечно, верно. А может, забыли?

— Дружище Фокс, это не пройдет.

— Такая же ситуация и с мистером Темплетоном, и мистером Дейкерсом. Каждый из них, независимо от другого, показал, что они находились в кабинете вместе. Не знаю, что вы думаете по этому поводу, мистер Аллейн, но я склонен верить их словам.

— Я тоже. Полностью.

— Если мы это принимаем, то остается предположить, что все было проделано уже после того, как начали съезжаться гости. Дальше. До начала скандала в оранжерее все три джентльмена были в комнатах для приема. Полковник сопровождал мисс Беллами. Мистер Темплетон тоже был рядом с ней и принимал гостей, а мистер Дейкерс поджидал молодую леди.

— И более того, около лестницы вертелся фоторепортер, а кинооператор расположился на ступеньках. К тому же, у задней лестницы был устроен дополнительный бар, где постоянно находился слуга. Он видел, что наверх проходили только Флоренс и Нинн. Ну и какие же возможности у нашего подозреваемого?

— Значит, — начал Фокс, — или одна из этих женщин все проделала…

— Но когда? Вы хотите сказать, до того, как они встретились на площадке перед спальней и подслушали знаменитую сцену?

— Полагаю, что так. Да. Пока фотограф делал снимки.

— Да?

— Если не они, то кто-то еще мог подняться наверх раньше.

— Но опять возникает вопрос: когда? Это могло произойти после того, как убрали киноаппаратуру, и до того, как миссис Темплетон вышла в холл, где ее фотографировали с Дейкерсом. До того, как она поднялась с ним к себе.

— Тогда нам остается только время, когда внесли именинный торт и произносили речи. Думаю, что именно тогда кто-нибудь и мог проскользнуть наверх.

— Когда все внимание было обращено на говоривших и лестница была свободна? Пожалуй. Я тоже так думаю. Но послушайте, Фокс. Этому субъекту вряд ли удалось бы все обстряпать в спальне за один раз. Я склоняюсь к мысли, что он посетил спальню еще раз по крайней мере, а скорее всего два раза. Один раз до, а второй раз уже после смерти. Замести следы. Если я не ошибаюсь, там было что заметать.

— Господи! — воскликнул Фокс с невольной горячностью. — Куда вы клоните, мистер Аллейн? И без того здесь все зубы обломаешь, а вы еще усложняете. Что у вас за мысль?

— Если моя мысль чего-нибудь стоит, то все станет намного проще. Намного.

Аллейн поднялся.

— Знаете, дружище Фокс, — начал он. — Я вижу только одно объяснение, которое на самом деле подходит. Смотрите, что нам навязывают. Самоубийство? Покинуть гостей, уйти к себе в спальню и опрыскать себя ядом до смерти? Никто не верит в эту версию. Я тоже. Несчастный случай? Мы уже говорили: тут не вяжется вот что — во-первых, неуместность ее садоводческих порывов во время приема, а во-вторых, характер пятен. Убийство? Хорошо. Но какие присяжные поверят, как их ни убеждай, что жертва спокойно стояла в то время, как ей обрабатывали лицо — сначала издалека, а потом и вблизи. А защита просто посмеется над нами. Но если, как надеюсь, я иду по верному следу, то моя версия, подтверждая убийство, все расставляет по своим местам. Слушайте: я вам сейчас изложу, а вы посмотрите, где в моих построениях слабые места.

Фокс бесстрастно выслушал сжатое перечисление доказательств, задумчиво переводя взгляд с аэрозольного баллона на флакон и пульверизатор.

— Да, — произнес он, когда Аллейн кончил. — Да. Концы с концами сходятся, мистер Аллейн. В самый раз. Единственный малюсенький недостаток, что у нас практически нет вещественных Доказательств.

— У нас есть пока это, — ответил Аллейн, показывая на расставленные на столе предметы. — Но если мы в ближайшие полчаса не найдем ничего другого, нам придется туго.

— Мотив?

— Мотив неизвестен. Может, вдруг выплывет. Будем надеяться на случай, Фокс. На случай, старина.

— Что предпримем далее?

— Я предпочел бы тактику шока. Как я понимаю, их всех загнали в столовую?

— Всех, кроме мистера Темплетона. Он все еще в кабинете. Когда я заглядывал, они ужинали. Он распорядился. Холодная куропатка, — с легкой мечтательностью добавил Фокс. — Скажу вам, довольно напрасные хлопоты, ни у кого там, кажется, нет большого аппетита.

— Посмотрим, — безжалостно проговорил Аллейн, — не появится ли у них аппетит при виде этого.

И он показал на расставленные перед ним три вещественных доказательства.

3

Рози Кавендиш, оттолкнув от себя тарелку, решительно обратилась к своим сотрапезникам.

— У меня, — заявила она, — ощущение полной нереальности происходящего. И чувство это — не из приятных, — она осмотрела по очереди сидящих за столом. — Почему мы не скажем, что у нас у всех на уме? У каждого душа уходит в пятки, но все делают вид, что ничего не замечают. А я так не могу. Больше ни минуты не выдержу. Я — женщина болтливая и хочу разговаривать.

— Рози, — проговорил Тимон Гантри, — дорогая, ты вечно сбиваешься с ритма.

— А я думаю, что Рози права, — грустно возразил ему Берти Сарасен. — Я хочу сказать, что все мы просто ошеломлены, а что касается меня, то я и напуган. Но какой прок от того, что мы ведем себя так, будто сидим в склепе? Разве это поможет? А кроме того, это так изнурительно. Дикки, дорогой мой, пойми меня правильно. В душе мы чувствуем все, что положено. Но про свою я добавлю, что она действительно у меня в пятках.

Ричард, шептавшийся с Анелидой, взглянул на него:

— Конечно, почему бы и не завести разговор, — сказал он, — если вы можете придумать что-нибудь, хотя бы отдаленно напоминающее нормальную беседу.

Уорэндер бросил на него быстрый взгляд.

— Конечно, — согласился он. — Полностью поддерживаю.

Ричард даже не посмотрел в его сторону.

— И ненормальный разговор будет лучше, чем это удушающее молчание, — заметила Рози.

— Тогда давайте взглянем правде в лицо, — с облегчением начал говорить Берти. — Нас всех загнали сюда в… — он замялся, — в эту общую камеру не просто из-за капризов полиции. Так?

— Так, Берти, — подтвердила Рози. — Так.

— Под бдительное наблюдение, — добавил Берти. — Сержант Филпот, вы не против того, что я говорю?

Филпот отозвался со своего поста в дальнем конце комнаты:

— Совсем не против, сэр, — и украдкой начал нащупывать свою записную книжку.

— Спасибо, — сердечно поблагодарил его Берти.

Вошли Грейсфилд и горничная. Пока они убирали со стола, царило мертвое молчание. После их ухода Берти начал снова:

— Господи! — воскликнул он. — Неужели не ясно, что все мы, за исключением Анелиды, находимся под подозрением в том, что ни один из нас не хочет назвать своим именем?

— Я это понимаю, — заявила Рози. — И если не скажу об этом, то взорвусь точно гейзер.

— Нет, милая, не взорвешься, — решительно вмешался Гантри. Он сидел рядом с Рози и смотрел на нее, склонив набок голову. — Ты будешь паинькой и не начнешь говорить глупости, которые могут завести далеко. Сейчас не время для этого.

— Тимми, дорогой, я очень сожалею, но вынуждена тебя ослушаться, — с отважным видом запротестовала Рози. — В театре я никогда бы не позволила себе этого, но за его стенами, да еще под угрозой обвинения в убийстве — да! Вот я и произнесла это! — воскликнула она. — Убийство! Вам не стало от этого легче?

Берти Сарасен сразу же ее поддержал:

— Молодец, дорогая. Намного легче.

Анелида заметила, как Тимон Гантри и полковник Уорэндер одновременно посмотрели на Филпота, а потом обменялись взглядами с видом людей, привыкших к власти, но очутившихся в ситуации, которую не в силах контролировать.

— Хорошо, — продолжала Рози. — Полиция считает, что Мэри убили. Возможно, они думают, что это сделал один из нас. Как ни чудовищно, но похоже, что это и есть их версия. Вопрос в том, согласен ли с ней кто-нибудь из вас?

— Я не согласен, — решительно ответил Берти. Взглянув на сервировочное окно, он понизил голос и смущенно добавил: — В конце концов, мы здесь не одни.

— Если ты имеешь в виду слуг… — сердито начал Ричард.

— Никого конкретно я не имею в виду, — поспешно начал оправдываться Берти.

— То это совершенно невероятно.

— А для меня здесь все совершенно невероятно, — сказала Рози. — Я не могу, не хочу и никогда не поверю, что это может быть кто-то из присутствующих в доме.

— Абсолютно нелепое предположение, — громко произнес Уорэндер. — Аллейн слишком дает себе волю. — Он посмотрел на Ричарда и, слегка поколебавшись, спросил с видимым усилием: — Ты согласен?

Не поворачивая головы, Ричард ответил:

— Полагаю, он знает, что делает.

Опять наступило молчание, прерванное Тимоном Гантри:

— Я думаю, что это ужасно тяжело для Чарльза Темплетона.

Анелида увидела, как на лицах у всех появилось виноватое выражение, будто им стало стыдно, что они совсем забыли о Чарльзе. Послышались смущенные и сочувствующие возгласы.

— Мне не нравится, — неожиданно сказала Рози, — что нам практически ничего не известно. Что случилось? Почему все держат в тайне? Почему они полагают, что это не несчастный случай? Мы знаем только, что бедняжка Мэри скончалась от большой дозы пестицида. Это ужасно, трагично, и все мы невыразимо потрясены, но если нас держат здесь под подозрением, — в раздражении она стукнула кулачком по столу, — мы хотя бы имеем право знать почему!

Ее монолог отнюдь не был спокойным, а последнюю фразу она почти выкрикнула. Видимо, поэтому никто и не слышал, как отворилась дверь, и на пороге появился Аллейн.

— Имеете полное право, — произнес он, проходя в столовую, — и прошу извинить меня, что это объяснение так долго откладывалось.

Мужчины привстали, но Аллейн сделал им знак рукой и все снова сели на свои места. Несмотря на волнение, Анелида отметила, как быстро и без всяких, казалось, усилий этот человек овладел аудиторией. Даже славившийся этим качеством Гантри безропотно подчинился вместе со всеми. А внимательное молчание, воцарившееся в комнате, ничем не отличалось от того, которое Гантри требовал на репетициях. Не нашелся что сказать и полковник Уорэндер, чьи нахмуренные брови и гневно сжатые кулаки не предвещали окружающим ничего хорошего.

— Я думаю, — начал Аллейн, — что мы устроим совещание за круглым столом.

Он уселся в свободное кресло во главе стола и, улыбнувшись Рози Кавендиш, заметил:

— Все-таки, поистине, место красит человека. Нужно еще пять стульев, Филпот.

Пока Филпот расставлял стулья, никто не проронил ни слова.

Из холла появился Фокс, ведя за собой Флоренс и Старую Нинн. Нинн была наряжена в красный фланелевый халат. Туалет Флоренс тоже явно отличался определенной небрежностью, и, чтобы скрыть его недостающие детали, она накинула на себя большую шерстяную шаль. На голове ее были бигуди.

— Садитесь, пожалуйста, — пригласил их Аллейн. — Прошу прощения, что опять вас побеспокоил, но, надеюсь, на сей раз ненадолго.

Флоренс и Нинн, обе недовольные, не обращая друг на друга никакого внимания, неохотно уселись в разных концах стола, оставив между собой и соседями пустые стулья.

— А где Харкнесс, Фокс?

— Думаю, сэр, опять в оранжерее. Мы решили, что нет смысла его поднимать.

— Боюсь, что придется.

Раздвинув закрывающие стеклянную дверь занавеси, Фокс скрылся в оранжерее.

Вскоре оттуда донеслось хрипящее отвратительное мычание и протестующие возгласы. Наконец, Фокс вывел опухшего от сна и донельзя взъерошенного доктора Харкнесса.

— Что за пытка! — хрипло проговорил тот. — Жуткие ощущения!

— Будьте так любезны, — попросил его Аллейн, — взглянуть, в состоянии ли мистер Темплетон присоединиться к нам. Если у вас на этот счет возникнут какие-либо сомнения, мы не станем его беспокоить. Он в кабинете.

— Хорошо, — ответил доктор Харкнесс, пытаясь обеими руками пригладить волосы. — Никогда, никогда, никогда не вздумайте смешивать четыре порции виски с тремя бокалами шампанского. Не делайте этого! — добавил он с такой горячностью, будто кто-то намеревался это тут же проделать, и вышел из комнаты.

— Подождем мистера Темплетона, — спокойно заметил Аллейн и углубился в лежащие перед ним бумаги.

Уорэндер прочистил горло:

— Смотреть тошно на этого костоправа, — сказал он.

— Бедненький, — вздохнул Берти. — И все же я бы поменялся с ним местами. Хоть он и в жалком состоянии, но даже ему я завидую.

— Отвратительно! — произнес Уорэндер. — Он ведь при исполнении своих обязанностей.

— Вы на самом деле такой? — вдруг спросил Гантри, прямо-таки с обожанием глядя на Уорэндера.

— Простите, сэр, не понял.

Сцепив руки, Гантри восторженно объяснил:

— Ведь на такое никогда не осмелишься! Никогда! И так уже говорят, что постановки смахивают на карикатуру. А ведь вы живое свидетельство того, насколько они заблуждаются, полковник! Да вы своей персоной можете опровергнуть все это.

— Черт меня побери, если я понимаю, о чем вы рассуждаете, Гантри. Но если вы хотите оскорбить…

— «Нет оскорблений, — неожиданно процитировал Аллейн, не отрываясь от своих записей, — нет оскорблений в этом мире, клянусь вам честью, господа, их нет».

Все уставились на него. Сброшенный с любимого конька Гантри оглядел сидящих за столом, как бы призывая их обратить внимание на выходку Аллейна. Берти, наклонившись к нему, прошептал, указывая глазами на инспектора:

— Какое великолепие!

— Что?! — воскликнула Рози. — Что ты сказал?

— Я сказал, какое великолепие, — повторил Берти. — А что? О господи! Прости.

Уорэндер что-то пробурчал.

— Я говорил о мистере Аллейне, дорогая, — объяснил Берти. — Я сказал, что он великолепен.

— А, это! Извини, — отозвалась Рози.

— Ошибка, — обращаясь к своим бумагам, произнес Аллейн. — Но вскоре мы ее исправим. Пусть она нас не сбивает со следа.

Страшно смущенная Рози хотела что-то сказать, но тут в комнате появился Чарльз Темплетон. Его сопровождал доктор Харкнесс. Чарльз был бледен, весь как-то съежился и походкой напоминал очень старого человека. Но держался он по-прежнему сдержанно и спокойно и, войдя в комнату, всем улыбнулся.

Поднявшись, Аллейн подошел к нему.

— Все в порядке, — сказал доктор. — Он в силах присутствовать. Правда, Чарльз?

— Да, в силах, — повторил Чарльз. — Мне много лучше.

— Садитесь в то кресло. Там удобнее, — предложил Аллейн. — Мы, видите, без разрешения заняли ваш обеденный стол.

— Конечно. Надеюсь, вам дали все, что требовалось. Я сяду здесь.

Он уселся на ближайшем стуле. Ричард встал и, обняв Чарльза за плечи, склонился к нему. Чарльз, повернув голову, посмотрел на Ричарда. На миг Аллейну показалось, что он уловил меж ними сходство.

— Ты все это выдержишь? — спросил Ричард.

— Да-да, безусловно.

Ричард вернулся на место. Доктор Харкнесс и Фокс заняли два оставшихся стула. Накрыв руками лежащие перед ним бумаги, Аллейн сказал:

— Ну что ж, — и в который раз пожалел, что так и не собрался придумать подходящей фразы, чтобы открывать в подобных случаях обращения к публике.

«Как мы похожи на какой-нибудь комитет во время заседания, а наш председатель подозревает, что один из нас — убийца», — подумала Анелида. Сидящий очень прямо на стуле Ричард не поднимал глаз. Когда Анелида слегка повернулась, он сжал ее руку, но тут же отпустил.

Аллейн между тем продолжал:

— Я хочу подчеркнуть, что пока мы не получим заключение патологоанатома, у нас не может быть полной уверенности. Но тем временем, я думаю, мы могли бы составить полный перечень событий. Есть еще много моментов, которые я хотел бы выяснить. И вот именно поэтому я держал вас здесь так долго. Фокс, пожалуйста.

Фокс принес с собой небольшой чемоданчик. Теперь он извлек из него и поставил на стол пустой флакон из-под духов.

— «Великолепие», — сказал Аллейн и обратился к Рози: — Ваш подарок ко дню рождения мисс Беллами, не так ли? Из-за него вы только что неправильно поняли мистера Сарасена.

— Что вы сделали с духами? — сердито спросила Рози, а потом добавила: — Извините. Это, конечно, не имеет никакого значения. Просто… просто сегодня утром он был полный.

— Когда вы подарили его мисс Беллами? В этой комнате?

— Да.

Аллейн повернулся к Флоренс:

— Вы не могли бы нам в этом помочь?

— Я вылила отсюда в пульверизатор, — нахохлившись, сказала Флоренс.

— Но не все же, Флори, — заметила Рози.

— А в пульверизаторе были духи? — спросил Аллейн.

— На донышке. Но она не возражала, когда я смешивала духи.

— А сколько оставалось еще во флаконе?

— Он уже спрашивал меня об этом, — Флоренс мотнула головой в сторону Фокса.

— А теперь я спрашиваю.

— Вот столько приблизительно, — она показала пальцами около дюйма.

— То есть около четверти. А пульверизатор был полон?

Она кивнула. Фокс с ловкостью фокусника достал и поставил на стол рядом с флаконом пульверизатор.

— А сейчас в пульверизаторе вот сколько, — показал Аллейн. — Так что у нас куда-то исчезло три четверти духов из этого большого флакона.

— Я совершенно не понимаю, — начал Уорэндер, — куда вы клоните?

— Может, вы нам поможете, сэр. Насколько я понимаю, днем вы пользовались этим пульверизатором.

— Не себя же душил, черт возьми, — ответил Уорэндер и смущенно глянул на Чарльза Темплетона.

Гантри восхищенно хрюкнул.

— Мисс Беллами? — предположил Аллейн.

— Разумеется.

— А вы случайно не заметили, сколько тогда в нем было духов?

— Приблизительно три четверти. Так? — обратился Уорэндер к Чарльзу за подтверждением.

— Я не обратил внимания, — ответил тот, прикрывая рукой глаза.

— А вы не расскажете мне, сэр, почему вы это делали?

— Конечно. А почему бы и нет? — ответил Уорэндер и, всем видом демонстрируя смущение, добавил: — Она меня попросила. Так ведь, Чарльз?

Тот кивнул. Аллейн продолжал настаивать и вскоре добился сбивчивого описания эпизода в комнате. Флоренс неохотно, а Чарльз мрачно подтвердили, что именно так все и было.

— Вы много израсходовали духов? — спросил Аллейн.

— Порядочно. Она так просила, — недовольно повторил Уорэндер.

Чарльз пожал плечами, а Аллейн сказал:

— Но духи очень сильные, правда? Даже пустая бутылка, когда вынимаешь пробку, наполняет ароматом всю комнату.

— Не надо! — воскликнул Чарльз. Но Аллейн уже раскрыл флакон и в комнате распространился резкий, почти осязаемый, сладковатый запах.

— Удивительно, — заметил Гантри. — Она душилась ими всего один вечер и вот, пожалуйста, сколько ассоциаций.

— Замолчите, сэр! — закричал Уорэндер. — Господи, каким же надо быть невежей! Неужели вы не видите… — и он показал глазами на Чарльза.

Аллейн закрыл флакон.

— Как вы думаете, — спросил он Уорэндера, — после того, как вы подушили мисс Беллами, оставшееся во флаконе вошло бы в пульверизатор?

— Не думаю.

— Нет, — сказала Флоренс.

— Да если даже его опять наполняли, все равно он сейчас пуст на три четверти. Это значит, что так или иначе три четверти содержимого флакона куда-то исчезло.

— Но это невозможно, — резко сказала Рози. — Если только духи не разлили.

— Нет, — повторила Флоренс, и Аллейн повернулся к ней.

— И пульверизатор, и флакон стояли на туалетном столе, когда вы обнаружили мисс Беллами?

— Как будто так. Я ведь не задерживалась там, чтобы прибираться на столе, — язвительно ответила Флоренс.

— А баллон с пестицидом был на полу?

Фокс водрузил на стол рядом с другими предметами и жестянку, на которую посмотрели с ужасом.

— Так как? — повторил свой вопрос Аллейн.

— Да, — ответили Уорэндер, Харкнесс и Гантри одновременно, а Чарльз вдруг стукнул по столу:

— Да, да, да, — проговорил он со злостью. — Боже мой, неужели все это необходимо?

— Я очень сожалею, сэр, но боюсь, что да.

— Слушайте, — спросил Гантри, — вы предполагаете, что… какого черта вы предполагаете?

— Я ничего не предполагаю, — ответил Аллейн. — Я просто пытаюсь выяснить довольно странные обстоятельства. Может, кто-нибудь найдет этому объяснение?

— Она сама… Мэри… что-то с ним сделала. Может, случайно перевернула.

— Что перевернула? — вежливо поинтересовался Аллейн. — Флакон или пульверизатор?

— Не знаю я, — раздраженно ответил Гантри. — Откуда я могу знать? Полагаю, что пульверизатор. А потом опять его наполнила.

— Нигде нет следов разлитых духов, как и говорила нам Флоренс.

— А, знаю, — начал Берти Сарасен. — Вы думаете, что духи могли использовать для…

— Для чего, мистер Сарасен?

— Да нет, не знаю я, — поспешно стал отговариваться Берти. — Я думал… нет, я запутался. Не знаю.

— Кажется, я знаю, — произнесла, бледнея, Рози.

— Пожалуйста, — предложил Аллейн.

— Нет, не буду. Не могу. Мне это еще не совсем ясно. — Рози посмотрела Аллейну прямо в глаза. — Мистер Аллейн, — сказала она, — если вы будете выспрашивать и настаивать, вы докопаетесь до очень неприятных историй о ссорах… ссорах и скандалах. И в театре, и за его пределами. В основном, в театре. Как и многие талантливые актрисы, Мэри могла закатить истерику. Вот и сегодня, — продолжала Рози, стараясь перебороть почти осязаемый ужас, который охватил ее слушателей, — она закатила такую истерику.

— Рози! — Гантри предостерегающе возвысил голос.

— Тимми, а в чем дело? Я полагаю, что мистер Аллейн уже знает об этом, — устало сказала она.

— Справедливые слова, — воскликнул Аллейн. — Спасибо вам за них. Да, нам известно, правда, без подробностей, что бывали скандалы. Мы до этого, как вы выразились, докопались. Мы, например, знаем, что здесь, в этой комнате происходило выяснение отношений на почве профессиональных разногласий. Только сегодня утром. Мы знаем, что в ходе обсуждения других разногласий на приеме опять возникла и утренняя проблема. Знаем, что в этом деле замешаны и вы, мистер Сарасен. Но когда я это говорю, я уверен, что у вас достаточно здравого смысла, чтобы понять, что я имею в виду только это и ничего больше. Фокс и я говорим лишь о фактах. Мы будем признательны, если вы поможете нам разобраться во всей этой куче фактов, которую нам удалось набрать.

— Все это, — заявил Гантри, — очень красиво звучит. Рози, мы на вражеской территории и можем попасть впросак. Берегись, моя девочка.

— Не верю я тебе, — отмахнулась от него Рози, все еще глядя на Аллейна. — Что вас интересует?

— Прежде всего, из-за чего произошла утренняя ссора?

— Ты не возражаешь, Берти? — спросила она.

— Господи, — ответил Сарасен, — по-моему, нет.

— Дурак ты, Берти, — сердито сказал Тимон Гантри. — В таких случаях надо вести себя осторожнее. Никогда не знаешь, куда тебя вынесет.

— Но, видишь ли, Тимми, дорогой, я и так никогда этого не знаю, — грустно усмехнувшись, ответил Берти.

Гантри повернулся к Рози:

— Будь добра, не забудь, что это касается не только тебя.

— Не забуду, Тимми, обещаю тебе, — она посмотрела на Аллейна и сказала: — Сегодня утром был скандал из-за того, что я сообщила Мэри, что собираюсь играть главную роль в новой пьесе. Она решила, что я предаю ее. Позже, во время приема, когда мы все были там, — Рози показала рукой на оранжерею, — Мэри опять вернулась к утренней теме.

— Она все еще сердилась?

Рози с несчастным видом посмотрела на Чарльза:

— Да, объяснения шли довольно бурно. Но с Мэри подобные перебранки всегда так проходили.

— К вам это тоже относилось, мистер Сарасен?

— И еще как! — ответил Берти и тут же объяснил почему.

— А вы, мистер Гантри?

— Хорошо. Я вам отвечу. Да, относилось. Так как я должен был ставить эту комедию.

— Но тебе, Тимми, досталось два раза, — уточнил с явным облегчением Берти. — И по второму поводу — тоже. Из-за новой пьесы Дикки и Анелиды, которую хотели попробовать на главную роль. Вот здесь она разозлилась, как никогда. Просто была в ярости.

— Мистер Аллейн знает об этом, — объяснила Анелида, и все тревожно посмотрели на нее.

— Не обращайте на это внимания, дорогая, — тоном, не допускающим возражения, произнес Гантри. — Вас это не должно касаться. Не позволяйте себя втягивать.

— Но все-таки она уже втянута, — сказал Ричард, взглянув на Анелиду. — Вместе со мной и, надеюсь, навсегда.

— Правда? — самым сердечным тоном воскликнула, сияя, Рози. — Как чудесно! Берти! Тимми! Вы подумайте, как чудесно! Дикки, дорогой! Анелида!

Все трое начали наперебой что-то радостно кричать. Анелида понимала, что такое дружеское участие не может не тронуть, но все же ее до глубины души поразила исключительная быстрота, с которой ее новые знакомые перешли на поздравительный тон. В глазах Аллейна промелькнуло что-то, но — что? Удивление? Покорность? И она была весьма озадачена, когда он ей еле заметно подмигнул.

— Как бы ни приятно нам было расслабиться от такого известия, я вынужден вернуть вас к теме нашего разговора, — сказал он. — Как началась ссора в оранжерее?

Во взглядах Рози и Берти мелькнули и удивление, и упрек. Ричард быстро ответил:

— Мэри вошла в оранжерею, когда мы обсуждали актерский состав для моей новой пьесы «Бережливость в раю». Я должен был бы сказать ей обо всем заранее, предупредить ее. Я этого не сделал, и ей показалось, что я был с ней неискренним.

— Прошу прощения, но я вынужден спросить, что именно она сказала?

Аллейн сразу понял, что Рози, Сарасен и Гантри не станут отвечать на этот вопрос.

— Думаю, что ни один из нас не помнит подробностей, — довольно небрежно бросил Гантри. — Когда Мэри закатывала истерики, она сгоряча могла наговорить бог знает что, но все мы знали, что это лишь так, слова.

— Может, к примеру, она чем-то угрожала?

Гантри поднялся.

— В последний раз я вас всех предупреждаю, — заявил он, — что если вы позволите втянуть себя в обсуждение вещей, не имеющих никакого отношения к данному делу, и будете допускать необдуманные высказывания, вы себе заработаете бог знает какие неприятности. В последний раз я предлагаю вам подумать о своих профессиональных обязательствах и о своей театральной карьере. Ради всех святых, попридержите языки, иначе потом пожалеете.

Испуганно взглянув на Рози, Берти сказал:

— Ты знаешь, он прав. А может, нет?

— Боюсь, что прав, — горестно согласилась она. — Есть какой-то предел, наверное. И все же…

— Если ты когда-нибудь доверяла моим указаниям, постарайся поступить так и в этот раз, — попросил ее Гантри.

— Хорошо, — ответила Рози и взглянула на Аллейна. — Извините.

— В таком случае я должен спросить полковника Уорэндера и мистера Темплетона. Мисс Беллами произносила какие-либо угрозы?

— По-моему, Чарльз, когда задают такие вопросы, должен присутствовать адвокат. Никогда не знаешь, какой оборот примет дело. А пока подождем и посмотрим, ладно?

— Хорошо, — согласился Чарльз. — Хорошо.

— А вы, мистер Дейкерс? — спросил Аллейн.

— Я связан общим решением, — ответил Ричард, а Анелида, бросив на него встревоженный взгляд, с неохотой добавила:

— А я связана твоим.

— В таком случае, — заявил Аллейн, — мне остается только одно. Придется вызвать последнего свидетеля.

— Кого это? — рявкнул Уорэндер.

— Фокс, узнайте, пожалуйста, сможет ли он приехать. Мистер Монтегю Маршант, — ответил Аллейн.

4

Рози и Берти даже не пытались скрыть испуга. Было ясно, что больше всего на свете они хотели бы улучить момент и посовещаться. Гантри, сложив на груди руки, откинулся на спинку стула и смотрел в потолок. Казалось, что он собирался выступить с протестом на заседании актерской гильдии. Уорэндер принял вид старейшего члена клуба на заседании клубного комитета. Чарльз, тяжело вздохнув, закрыл лицо руками.

Фокс вышел в холл. Когда он открывал дверь, высокие напольные часы у лестницы пробили одиннадцать раз. Собравшиеся за столом невольно вскрикнули. Некоторые в отчаянии посмотрели на часы.

— Тем временем, — проговорил Аллейн, — попытаемся разобраться в положении мистера Ричарда Дейкерса.

Сердце Анелиды сильно забилось:

«Я очутилась в чудовищном положении, — подумала она. — Я полностью доверилась человеку, которого почти не знаю. Это ведь уже подвижничество, а готова ли я к нему?» Повернувшись, Анелида посмотрела на Ричарда и ясно поняла, что никуда ей не деться, что, хочет она того или нет, преданность ее этому человеку будет жить в ней всегда. «Похоже, — думала с удивлением Анелида, — такой и бывает любовь».

Наблюдая, как присутствующие реагируют на его слова, Аллейн заметил, что сложенные на коленях руки Старой Нинн судорожно задвигались. Видел, как во взгляде Флоренс мелькнуло нечто похожее на торжество. Видел, как побледнело неподвижное лицо Уорэндера.

Аллейн еще раз перечислил действия Ричарда вплоть до его возвращения в дом.

— Вы видите, — сказал он, — у нас здесь остались белые пятна. Мы не знаем, что произошло между мистером Дейкерсом и мисс Беллами в ее спальне. Но мы знаем, что бы там ни случилось, мистера Дейкерса это расстроило. Мы знаем, что он бродил по Челси. Мы знаем, что он вернулся. Мы не знаем зачем.

— Я хотел, — сказал Ричард, — забрать копию пьесы.

— Хорошо. А почему вы раньше об этом не сказали?

— Я совершенно забыл, — удивленно ответил он.

— Вы помните, что делали еще?

— Я поднялся за ней в свой прежний кабинет.

— А что еще вы делали там?

Ответа не последовало.

— Вы написали письмо, да? — спросил Аллейн.

Ричард в ужасе посмотрел на него.

— А… откуда… почему вам?.. — он в отчаянии махнул рукой и замолчал.

— Кому это письмо?

— Это частное. Я не хочу отвечать на этот вопрос.

— Где оно сейчас? У вас не было возможности его отправить?

— Я… у меня его нет.

— Что вы с ним сделали?

— У меня его нет, — возвысил голос Ричард. — Надеюсь, оно уничтожено. Оно никак не связано со всем этим. Я же вам уже сказал, что письмо частное.

— Если это так, я вам обещаю, что оно таким и останется. Скажите мне конфиденциально, о чем оно?

Ричард посмотрел на него, поколебался, а потом ответил:

— Простите, но я не могу.

Аллейн вытащил из кармана сложенный листок бумаги.

— Прочитайте, пожалуйста. Может, это вам многое прояснит.

— Я могу… ладно, — Ричард взял бумагу, встал из-за стола и подошел к настенному светильнику. Развернул листок и пробежал текст глазами. Потом, сжав письмо в кулаке, быстро приблизился к Уорэндеру и бросил ему в лицо: — Вам обязательно было это делать? Боже мой! Что вы за человек! — И он вернулся на свое место рядом с Анелидой.

Уорэндер смертельно побледнел и, нервно сжимая руки, произнес изменившимся голосом:

— Я не понимаю. Я ничего не делал. Что ты хочешь сказать? — Дрожащей рукой он полез во внутренний карман пиджака: — Нет! Это не… Не может быть.

— Полковник Уорэндер не показывал мне письма, — обратился Аллейн к Ричарду. — Я узнал его содержание совершенно иным способом. Оригинал же, я полагаю, до сих пор у него в кармане.

Уорэндер и Ричард смотрели друг на друга.

— Тогда, черт побери, каким образом… — начал Уорэндер и замолчал.

— Очевидно, — заметил Аллейн, — эта запись довольно близка к оригиналу. Я не собираюсь делать ее сейчас достоянием гласности. Я только хочу заметить, что, когда вы, мистер Дейкерс, вернулись сюда во второй раз, вы написали это письмо, а потом, когда лежали на диване в гостиной, вы передали его полковнику Уорэндеру, специально сказав, чтобы я слышал, что забыли о его просьбе отправить его по почте. Вы согласны?

— Да.

— Я полагаю, что письмо как-то связано с тем, что произошло между вами и миссис Темплетон в ее комнате, когда вы были там наедине, то есть за несколько минут до ее смерти. И вы хотели, чтобы полковник Уорэндер его прочитал. Я все еще готов выслушать конфиденциально все, что вы захотите мне рассказать.

Наступившее молчание показалось Анелиде бесконечным.

— Хорошо, — произнес Аллейн. — Оставим это на время.

Никто из присутствующих не смотрел на Ричарда. Анелида вдруг с ужасом вспомнила, как однажды Аллейн говорил ее дяде: «В случае тяжких преступлений, караемых смертной казнью, можно сразу догадаться, какое решение вынесут присяжные: если они признали подсудимого виновным, то, возвращаясь с совещания, они никогда на него не глядят».

С чувством, что совершает нечто важное, Анелида повернулась к Ричарду, посмотрела ему прямо в лицо и нашла в себе силы улыбнуться.

— Все будет хорошо, — ласково ответил он.

— Подумайте только, хорошо! — желчно передразнила Флоренс. — Что-то не вижу я здесь ничего хорошего и удивляюсь, как вы можете так говорить.

В ответ на ее слова разгневанная Нинн обрушила шквал огня:

— Ты скверная девчонка, Флой, — заявила она, навалившись на стол и вся дрожа. — В тебе нет ничего, кроме злости и ревности. И всегда так было.

— Благодарю вас, миссис Пламтри, — парировала Флоренс, визгливо рассмеявшись. — Всем известно, кто у вас в любимчиках, миссис Пламтри, особенно после стакана портвейна. Вы и перед убийством не остановитесь, чтобы только защитить кое-кого.

— Нинн, — вмешался Ричард, прежде чем та успела что-нибудь сказать, — ради всего святого, дорогая, умолкни.

Старуха протянула маленькие узловатые ручки к Чарльзу Темплетону:

— Защитите его, сэр. Защитите его!

— Не надо так волноваться, Нинн. В этом нет никакой нужды, — мягко ответил Чарльз.

— В этом и не должно быть нужды, — закричала Нинн. — И она знает это так же хорошо, как и я, — старуха повернулась к Аллейну. — Я вам говорила. Ведь говорила же я вам! После того как мистер Ричард вышел из комнаты, я слышала ее. И эта ехидна знает об этом не хуже меня, — искривленным старческим пальцем она показала на баллон. — Я слышала, как она пользовалась этой штукой, хотя и все ее предостерегали.

— Откуда вы знаете, Нинн, что это был аэрозольный баллон?

— А что еще могло быть?

— Это мог быть пульверизатор с духами, — ответил Аллейн.

— Если бы! Но даже если бы это был он, то какая разница.

— Боюсь, что разница была, — сказал Аллейн. — Если в пульверизаторе был яд.