Смерть в Поместье Дьявола

Глава 10

Шарлотта не сказала Питту, что вновь побывала у генерала Балантайна. Если на то пошло, она вообще не рассказывала ему о своих последних похождениях, хотя знала, что он в курсе. После того как его привезли из больницы в залитой кровью одежде, она осознала, что Томас так отчаянно хотел поймать убийцу из Девилз-акр, что подвергал себя ненужному риску. Шарлотта по-прежнему холодела при мысли, что этот риск мог стоить ему жизни. Об этом она обычно отказывалась думать: что его могут ранить, даже убить — эти мысли очень уж пугали. Но теперь она никак не могла от них отделаться.

Шарлотта знала: он категорически против того, чтобы она влезала в это расследование, даже с дальнего боку наведываясь к Балантайну. И, по правде говоря, она чувствовала себя виноватой, потому что ей нравилось надевать платья Эмили и кружиться в танце по сверкающему полу. Это же так здорово — покрасоваться… на короткое время!

И ей очень нравился генерал Балантайн. В этом Шарлотта видела свой самый худший и безответственный грех. Она и подумать не могла, что он может испытывать к ней какие-то чувства, помимо ответной дружбы. Само собой, ей хотелось, чтобы он восхищался ею, воспринимал прекрасной и волнующей. Но она просто не верила, что такое возможно.

Однако к тому времени Шарлотта уже видела, как расслаблялось его лицо, освобождаясь от привычной маски, становилось таким ранимым. Она знала, что это более не социальная игра, из которой можно выйти в любой удобный момент.

Разумеется, она ничего не могла сказать Питту: такое просто исключалось. Когда в тот вечер муж пришел домой, уставший и замерзший, а бок болел так сильно, что он едва мог шевелиться, она принесла ему ужин в гостиную, поставила перед ним поднос и молча смотрела, как он ест.

Наконец любопытство и озабоченность перевесили здравый смысл, и, как обычно, язык получил волю.

— Ты узнал, что связывает жертвы? — спросила Шарлотта, как бы между прочим.

Томас скептически глянул на нее и отодвинул поднос.

— Спасибо, все очень вкусно.

Она ждала.

— Нет! — воскликнул он. — Каждый приходил в Акр по своим делам, и пока я не нашел никого, кто мог знать их всех.

— У всех там были дела? — спросила она, пытаясь не выдавать своего интереса. Такого он ей раньше не говорил. — Макс держал там бордель. Но что там делали остальные?

— Пинчин — аборты…

— Женщинам Макса?

— Пока я этого не знаю, но возможно.

— Тогда, может, одна из светских женщин… — Шарлотта замолчала. Помимо того, что идея не из лучших, она себя выдала и прервала его в тот момент, когда он делился с ней важными сведениями. — Извини.

— Извинения принимаются. — Его губы изогнулись в легкой улыбке, он закрыл глаза и чуть ниже соскользнул по креслу.

Шарлотта с трудом сдерживала нетерпение. Чтобы расслабиться, досчитала до ста и лишь после этого заговорила вновь.

— А Поумрой? Только не говори мне, что он учил проституток, как вести счета!

Улыбка на губах Томаса стала шире — возможно, против его воли, — но внезапно исчезла вовсе.

— Нет, он был педерастом… жалкий, отвратительный ублюдок!

Прошло еще секунд двадцать.

— Ох! — вырвалось у Шарлотты.

— И Берти Эстли принадлежала целая улица: жилые дома, мастерские, кабак. Теперь ты знаешь все, — добавил Томас, — но ничего не можешь сделать.

Шарлотта попыталась представить себе Поумроя. Какой человек мог испытывать влечение к незрелым телам детей, таким юным, что они жаждали только безопасности, одобрения, утешения? Они ни о чем не могли его спрашивать, не выказывали ни страсти, ни осуждения. И конечно же, Бог свидетель, они не смеялись над его неуклюжестью и неумением.

И что говорить о них, каждый вечер охваченных страхом, когда новый мужчина ласкает их тела, странным образом все более и более возбуждаясь, а потом набрасывается, совершая некое действо, которого они не понимают, в котором не принимают участия. Шарлотта задрожала, несмотря на ярко горящий в камине огонь, сжалась, будто ей угрожали, ее замутило.

— Не думай об этом, — донесся до нее голос сидящего в кресле Питта. Он открыл глаза и теперь смотрел на нее. — Поумрой мертв. И тебе не остановить педерастов…

— Я знаю.

— Вот и забудь.

Но забыть Шарлотта не могла. Как только Питт ушел следующим утром, она дала Грейс необходимые указания, надела самое теплое пальто и зашагала к остановке общественного омнибуса, где и села в тот, что направлялся в сторону Парагон-уок.

— Ну? — спросила Эмили, едва Шарлотта переступила порог. — Что ты узнала?

Та рассказал сестре о том, что Питта ударили ножом. С тех пор они еще не виделись.

— Это ужасно! Дорогая моя, мне так жаль! Он в порядке? Тебе ничего не нужно?

— Нет, благодарю. Хотя… — Кто же отказывается от такого великодушного предложения? — Да, если у тебя есть бутылка хорошего портвейна.

— Портвейна?

— Да. Он прекрасно восстанавливает силы, особенно в такую погоду.

— Может, ты предпочтешь бренди? — Эмили не отличалась прижимистостью, и ей нравился Питт.

— Нет, благодарю. Портвейна достаточно. Но, если хочешь, пусть будут две бутылки.

— Он что-нибудь выяснил? На него напал этот Акрский рубака? Томас его узнал?

— Он думает, что это обычные воры. И теперь он много чего выяснил. — И Шарлотта рассказала о причинах, которые привели в Девилз-акр Пинчина и Поумроя.

Эмили несколько минут молчала.

— Возможно, это объясняет, почему Адела искала любовников, — наконец заговорила она. — Бедная женщина. С таким мужем не приходится удивляться, что она связалась с Максом.

— Ты совершенно уверена, что Адела Поумрой искала любовников? — спросила Шарлотта — и тут же пожалела о своем вопросе, потому что боялась услышать ответ. — Даже если и искала, это не означает, что она имела что-то общее с Максом.

— Это я как раз знаю — приложила немало усилий в последние дни, чтобы выяснить, кто входит в этот круг.

— Эмили! Ты же не…

— Нет, можешь не волноваться, — холодно ответила сестра. — И вот еще о чем я хочу с тобой поговорить. Расследование — это одно, Шарлотта, но твое поведение по отношению к генералу Балантайну совершенно безответственное. Ты критикуешь Кристину Росс за флирт, и совершенно справедливо, но разница между ней и тобой только в том, что ты уделила свое внимание одному мужчине. И знаешь, урон этим ты можешь нанести гораздо больший!

Шарлотта почувствовала жаркую волну стыда, прокатившуюся по ней. Она не могла заставить себя взглянуть на Эмили. Знала, что не права, но слова Эмили только обострили чувство вины.

— Я к этому не стремилась, — попыталась оправдаться она.

— Чушь! — отрезала Эмили. — Ты искала приключений, и ты их нашла. Ты не предвидела такого результата, потому что не соизволила подумать о том, как отзовутся твои действия!

— Ладно, если ты такая умная, почему ты мне этого не сказала? — спросила Шарлотта, сглотнув комок, возникший в горле.

— Потому что я тоже этого не предвидела, — признала Эмили. — Откуда я могла знать, что ты поведешь себя, как полнейшая дура? Раньше ты никогда не флиртовала, даже если от этого зависела твоя жизнь.

— Я не флиртовала!

— Нет, флиртовала. — Эмили вздохнула и закрыла глаза. — Может, ты слишком глупа, чтобы осознать свои успехи, в это я как раз поверить могу. Но я больше никуда тебя с собой не возьму. Ты — просто беда.

— Очень даже возьмешь. Потому что не захочешь оставаться в стороне, если в светском обществе еще кого-то убьют, а расследование поручат Томасу.

Эмили молча смотрела на нее.

— Я знаю, что вела себя недостойно, — продолжила Шарлотта. — И если бы ты мне сказала, боюсь, ничего бы не изменилось. Но я по возможности исправлю содеянное.

— Ты не сможешь! Нам остается лишь как-то это использовать… Что еще тебе известно? Я уже спрашивала себя, а все ли убийства совершены одним человеком? Или, что еще хуже, может, значение имеет только одно…

— Что значит «имеет значение»? Как может убийство не иметь значения?

— Для убийцы имело значение только одно убийство, — терпеливо объяснила Эмили. — Допустим, Бью Эстли хотел убить брата ради денег; я уверена, денег немаленьких. Если бы он просто убил Берти, то стал бы первым подозреваемым. А если Берти — среди нескольких жертв, причем остальные никак не связаны с Бью…

— Это чудовищно!

— Да, я знаю. С каждой новой встречей Бью нравится мне все больше. Но убийцы, даже безумные, не всегда вызывают отвращение. К сожалению, большинство из них — достойные и приятные в общении люди.

Шарлотта не могла с этим не согласиться.

— Берти Эстли принадлежала в Акре целая улица. Вот откуда шли деньги Эстли.

— Ох, — шумно выдохнула Эмили. — Полагаю, мне следовало об этом подумать.

— Не понимаю, чем это может нам помочь.

— И кто, по мнению Томаса, убийца?

— Он мне не сказал.

Эмили какое-то время молча раздумывала.

— Знаешь… — начала Шарлотта.

— Что?

— Я не уверена…

Думала она о Кристине. Если Кристина была одной из женщин Макса, молодая, страстная, неудовлетворенная, потому что Алан Росс не давал ей той обжигающей любви, которую жаждала, не подпускал к себе, — могла она бросаться в объятья к другим мужчинам, заводить роман за романом, не останавливаясь ни на мгновение? И если Росс это выяснил… а почему бы ему не выяснить? Труда бы это не составило, как только у него зародились подозрения.

— Не глупи, — бросила Эмили. — Конечно же, ты уверена. Ты, возможно, не права, но знаешь, что хотела сказать.

— Нет, не знаю.

— Ох, Шарлотта! — Лицо Эмили смягчилось. — Тебе от этого не спрятаться… раз уж ты до этого додумалась. Разумеется, это мог быть Балантайн.

— Генерал! — ужаснулась Шарлотта. — О, нет! Нет, только не он!

— Почему нет? — мягко спросила Эмили. — Если Кристина — одна из женщин Макса, он бы не смог вынести такого бесчестия. Дисциплина и жертвенность для него обычное дело. Солдат, честь которого запятнана, находит револьвер и смывает позор кровью. Иногда это даже помогает: на них смотрят уже не с презрением, а даже с уважением. Он мог сделать это ради Кристины, так?

— Но Кристина жива! Зачем ему убивать других людей? Это нелогично! — Шарлотта лишь сотрясала воздух и отдавала себе в этом отчет.

— Разумеется, логично. — Эмили протянула руку и коснулась сестры. — Он воевал в Африке, правильно? Насмотрелся на дикарские ритуалы и жестокости. Возможно, для него это и не показалось столь ужасным. Возможно, Максу как-то удалось встретиться с ней, может, на какой-то вечеринке. Он ее поманил, и она стала его женщиной. Это ли не повод убить Макса? А потом кастрировать его…

— А почему Берти Эстли? — Глупый вопрос. Ответ очевиден: он был любовником Кристины. Эмили даже не потрудилась его озвучить.

— Ладно… тогда почему Пинчин? — спросила Шарлотта.

— Вероятно, он сделал ей аборт, и она больше не может иметь детей.

— А Поумрой? Почему он? Он предпочитал детей!

— Не знаю. Возможно, он что-то знал. Может, что-то видел.

— Я в это не верю. Не верю, что генерал Балантайн… что он мог!

— Разумеется, не веришь. Потому что не хочешь. Но, моя дорогая, иногда люди, к которым ты питаешь самые теплые чувства, творят такое, что не приснится и в страшном сне. Бог свидетель, мы сами иной раз ведем себя отвратительно, глупо. Причиняем другим боль. Возможно, началось все с какой-то маленькой ошибки, а потом разрослось…

Шарлотта глубоко вдохнула и покачала головой. Она чувствовала, что слезы жгут ей глаза.

— Я в это не верю. Это мог быть Алан Росс. У него был мотив: кто мог узнать о похождениях Кристины, так это он. С тем же успехом это мог быть муж какой-нибудь другой женщины… Мы должны узнать больше! Когда узнаем, возможно, станет ясно, что это не генерал и не Алан. Кто из женщин у тебя в списке?

— Многие. Я уже назвала тебе с десяток имен.

— Тогда мы должны выяснить, кто их мужья, отцы, братья, постоянные любовники, — а потом определить, где они были в ночи совершения убийств.

— Не проще ли предложить это Томасу? — здравомысляще спросила Эмили.

— Я не могу сказать ему, что мы влезли в это расследование. Он уже злится на меня, потому что сам знает так мало. Нам не надо выяснять, что делал каждый в ночь убийств… любой мог это сделать!

— Премного тебе благодарна! Все сразу становится проще… сущим пустяком. А что ты собираешься делать в это время?

— Повидаюсь с генералом Балантайном. Докажу, что это не он. И не Алан Росс.

— Шарлотта… будь осторожна!

Шарлотта бросила на сестру уничижающий взгляд.

— И что он, по-твоему, со мной сделает? В самом худшем случае соврет мне. Меня не смогут вышвырнуть из светского общества, потому что я к нему не принадлежу. Так что займись своим расследованием. Если будешь мила с Джорджем, сумеешь убедить его сделать за тебя половину работы. Хорошего тебе дня!

Шарлотта прибыла в дом Балантайна в приличествующее для визитов время, отчасти с тем, чтобы ее приняли, а по большей части — в уверенности, что застанет генерала одного: она не сомневалась, что леди Огаста отправилась в гости.

Лакей открыл дверь и вопросительно посмотрел на нее.

— Добрый день, — уверенно поздоровалась Шарлотта.

Господи, ей же надо помнить, что ее здесь знают как мисс Эллисон! Она едва не представилась миссис Питт… Шарлотта понимала, что эту ложь придется объяснить, но не хотелось начинать с лакея.

— Добрый день, мисс Эллисон, — вежливо ответил лакей. Если он и заметил простую одежду или мокрые, ободранные на мысках боты, то не подал виду. — Ее светлости нет, но генерал дома, и мисс Кристина. — Он широко распахнул дверь в молчаливом приглашении.

Шарлотта тут же вошла, надеясь, что ее поспешность он отнесет к желанию укрыться от пронизывающего ветра и мокрого снега, а не к стремлению побыстрее свидеться с Балантайном.

— Благодарю вас, — с достоинством, как она надеялась, компенсирующим торопливость, произнесла Шарлотта. — Я бы хотела поговорить с генералом, если есть такая возможность. — Предлог она уже нашла. — По поводу писем с Пиренейской войны, с которыми он любезно позволил мне ознакомиться.

— Разумеется, мадам, не сочтите за труд пройти сюда.

Лакей закрыл дверь, отсекая холодный зимний день, и провел ее в маленькую гостиную. Она пустовала, но в камине ярко пылал огонь. Генерал, вероятно, находился в библиотеке, скорее всего в компании Кристины. Об этом Шарлотта не подумала. Она бы предпочла не говорить с генералом в присутствии Кристины — та быстро все схватывала и ревниво относилась к любой женщине, которая появлялась рядом с отцом. Она приложила бы все силы, чтобы визит Шарлотты закончился максимально быстро. Все свелось бы к обмену шпильками. Шарлотта принялась лихорадочно вспоминать важные подробности солдатских писем.

Лакей ушел, но несколько минут спустя вернулся и проводил ее в библиотеку. Слава богу, Кристина уже ушла, возможно, решив, что Шарлотта и ее письма слишком скучны, чтобы тратить на это время.

Генерал Балантайн стоял спиной к огню; напрягшись, он ожидал гостью, не отрывая глаз от двери.

Лакей тут же исчез, оставив их наедине.

— Шарлотта… — Брэндон не знал, шагнуть к ней или нет. Внезапно он почувствовал себя таким неловким, его чувства так рвались наружу, что это раздражало, даже пугало.

Она подготовила сбивчивый комментарий по письмам. Теперь необходимость в нем отпала: предлог для визита более не требовался. Во рту у нее пересохло, горло сжало.

— Лакей сказал мне о письмах. — Генерал пытался ей помочь. — Вы что-то в них нашли?

Шарлотта не решалась встретиться с ним взглядом, смотрела на огонь.

Тут Брэндон сообразил, что она замерзла и промокла, а он забирает все тепло, идущее от камина. Балантайн быстро отошел, его голос смягчился.

— Подойдите сюда. Согрейтесь.

Шарлотта улыбнулась. В любое другое время она оценила бы его поступок по достоинству. За свою жизнь Шарлотта привыкла к тому, что мужчина автоматически занимает самое близкое к огню место.

— Спасибо вам.

Она сразу почувствовала, как тепло приятно растекается по коже. Еще несколько мгновений, и оно доберется до онемевших ног сквозь мокрые юбку и боты.

Оттягивать время дальше не имело смысла.

— Я пришла не из-за писем. — Шарлотта смотрела на языки пламени, наблюдала за ними, чтобы избежать его глаз. Он стоял чуть позади, и она не повернулась бы ни за что на свете. — Я пришла по поводу убийств в Девилз-акр.

Повисла тишина. Балантайн имел полное право предположить, поскольку Эмили представила ее как мисс Эллисон, что она развелась с Питтом… и она никоим образом не разубеждала его. Теперь мысль об этом вызвала у нее жгучий стыд. Она повернулась к генералу. Тот пристально смотрела на нее с таким ранимым, незащищенным лицом. И однако Шарлотта не могла не сказать ему все. С каждым приходом сюда совесть мучила ее все сильнее. При этом она никак не могла подсластить пилюлю. Любая попытка — мягкость, стыд, жалость — только унизила бы его.

Шарлотта начала быстро, чтобы отрезать себе путь к отступлению.

— Оправданий у меня нет, разве что мне очень хочется найти того, кто убил этих мужчин в Девилз-акр, и положить конец этой системе проституции и…

— Мне хочется того же! — с жаром воскликнул генерал, а потом осознал боль, написанную на ее лице. — Шарлотта… Что такое? — Балантайн не двинулся с места, но ей показалось, что он приблизился, думая только о ней, о том, что она рядом.

— Я вам соврала, — Шарлотта сознательно использовала это грубое слово. Если бы она отвела взгляд, то проявила бы трусость, а ей требовалось и наказать себя. Поэтому она смотрела ему в глаза. — Эмили представила меня как мисс Эллисон, потому что хотела, чтобы вы видели во мне одинокую женщину. И я ей позволила, потому что Макс работал в вашем доме и мы думали, что нам удастся здесь что-нибудь выяснить. — О подозрениях насчет Кристины она все-таки не упомянула. — Я по-прежнему замужем за Томасом Питтом, — прошептала она. — И я счастлива.

Лицо генерала вспыхнуло. Он отвернулся от нее, желая это скрыть.

Она его использовала. И теперь ощущала жгучий стыд, боль, потому что видела в нем друга, дорожила его хорошим отношением к ней. Если бы он стал презирать ее за содеянное, эта боль надолго осталась бы с ней.

— Мне очень стыдно, — продолжила она. Следовало ли ей притвориться, что она ничего не знает о его любви к ней? Спасет ли это его гордость, позволив задавить это чувство, сделать вид, что его и не существовало? Или еще сильнее оскорбит его, обесценив величайший дар, который он ей предлагал?

Шарлотта попыталась прочитать выражение его лица, но могла видеть только нежность в глазах и замешательство. Свет лампы отражался от кожи, обтягивающей скулы. Ей хотелось прикоснуться к нему, обнять… но как бы это выглядело? Балантайн почувствовал бы себя оскорбленным, даже испытал бы отвращение. Он бы не понял, что, любя Питта, Шарлотта питала к нему самому глубоко личные, теплые чувства. Он мог бы счесть объятье за жалость, а хуже этого ничего не могло быть.

— Я лгала, говоря не всю правду, — уточнила она, чтобы нарушить тяжелое молчание. — Но не сказала ничего такого, что не соответствовало бы действительности. — Она все-таки пыталась оправдаться.

— Пожалуйста, ничего не объясняйте. — К Балантайну наконец-то вернулся дар речи. Он глубоко вдохнул, потом выдохнул. — Меня тоже тревожат и эти убийства… и Девилз-акр. Как я уже понял, вы пришли не из-за писем. Тогда в чем причина?

— Но письма меня тоже волнуют! — воскликнула Шарлотта, как ребенок, и из глаз ее брызнули слезы. Она всхлипнула, достала носовой платок, высморкалась и посмотрела на него. — Есть очень тревожные сведения. Я… я подумала, что вы захотите незамедлительно их узнать.

— Я?.. — Генерал уже понял, о чем пойдет речь: ему причинят новую боль. Он инстинктивно подался назад, его волнение усилилось. — Что вы узнали? — спросил он.

— Макс держал два дома… — Слово «бордель» она произнести не смогла. Слишком грубо.

Он, похоже, не понимал, что это значит.

— Правда? — В его голосе слышалось замешательство. Теперь они разговаривали формально, словно момента близости и не возникало. Так было проще обоим.

Шарлотта рванула с места в карьер, чтобы не думать об эмоциях.

— Один — обычный, каких в Девилз-акр много. Второй — для очень высокопоставленных клиентов. — Она горько улыбнулась, хотя смотрела на камин. — Которые приезжали в каретах. Он даже предлагал им женщин благородного происхождения, по заказу.

Генерал молчал. Она попыталась представить себе, что он чувствует. Не верит, ужасается… или знает? Но, несомненно, чувствовал он и боль.

Шарлотта медленно выдохнула.

— Адела Поумрой — одна из них.

Он по-прежнему молчал.

— Поумрой был педерастом. Я думаю…

Шарлотта замолчала, пытаясь найти оправдание для этой женщины. Почему? Чтобы оправдать и Кристину в его глазах? Балантайн этого не заслуживал. Вновь на нее нахлынуло невероятно сильное желание обнять его, прижать к груди, прикоснуться к недостижимой ране… сделать что угодно, лишь бы облегчить боль! Идиотизм. Если это что-то изменит, то лишь к худшему. Он и так раздражен и обижен; любовь, которую он к ней испытывал, уже наверняка раздавлена ее же двуличием… не говоря еще и о новой угрозе.

— Извините, — она все смотрела в камин.

— А что известно о других? — спросил генерал. Истолковать интонации она не смогла.

— Доктор Пинчин делал аборты проституткам, и не всегда удачно. Оплату главным образом брал натурой. Миссис Пинчин очень мрачная и очень респектабельная.

— А Берти Эстли? — настаивал Балантайн. Он интересовался только фактами, маскирую свои чувства к ней… или к Кристине, или к кому-то еще, стремлением эти факты понять.

— Ему принадлежала чуть ли не целая улица в Девилз-акр: жилые дома, мастерские, кабак. Разумеется, Бью Эстли мог убить его из-за денег. Недвижимость приносила большой доход. — Тут Шарлотта посмотрела на Балантайна.

— Вы в это верите? — Он выглядел совершенно спокойным, разве что лицо его напряглось и левая рука сжалась в кулак. На мгновение, пока он не посмотрел в сторону, Шарлотта увидела блеск его глаз.

— Нет, — с усилием ответила она.

Дверь распахнулась, и в библиотеку вошла Кристина, с побледневшим лицом, сверкая глазами, в пальто — видать, собралась уходить — и с большой красивой сумкой.

— Ах, мисс Эллисон, как приятно видеть вас вновь! — заговорила она, пожалуй, излишне громко. — Должна сказать, вы самый усердный человек из моих знакомых. Наверное, скоро сможете читать лекции о жизни солдата на Пиренейской войне для научных обществ. Вы и сейчас обсуждаете именно это, так?

Заранее приготовленная ложь тут же сорвалась с губ Шарлотты:

— Мои знания очень ограничены, миссис Росс. Но у меня есть родственник, которого очень заинтересовали эти письма. Я хочу их ему показать, вот и пришла, чтобы испросить разрешения у генерала.

— Как благородно с вашей стороны прибыть сюда лично. — Кристина подошла к письменному столу, не отрывая глаз от Шарлотты, выдвинула ящик. — Другая женщина вполне обошлась бы письмом, особенно в такой ужасный день. Улицы уже побелели от снега, а снегопад только усиливается. Вы совершенно замерзнете, пока доберетесь до дома. — Ее лицо дернулось. Она что-то достала из ящика, сунула в сумку, громко щелкнула застежкой.

Генерала очень разозлило столь пренебрежительное отношение дочери к Шарлотте, и он даже не поинтересовался, что она взяла.

— Домой мисс Эллисон поедет, естественно, в моей карете! — фыркнул он. — Ты, конечно же, приехала в своей, и моя тебе не понадобится?

— Конечно же, папа. Неужели ты подумал, что я воспользовалась общественным омнибусом? — Она прошла к двери и открыла ее. — До свидания, мисс Эллисон. Я надеюсь, ваш… родственник… получит от Пиренейской войны не меньше удовольствия, чем, похоже, получаете вы.

И она вышла, захлопнув за собой дверь. Через несколько мгновений хлопнула дверца кареты, и они услышали стук копыт на мостовой.

— Вроде бы она что-то у вас взяла, — заметила Шарлотта, с тем чтобы нарушить гнетущую тишину, не придавая этому какое-то значение.

Балантайн подошел к столу, выдвинул ящик, из которого Кристина взяла некий предмет и переложила в свою сумку. На его лице отразилось недоумение. У рта появились морщинки боли, ранее отсутствовавшие.

Кристина была одной из женщин Макса. Шарлотта уже поняла, что Балантайн или знал об этом, или догадался. А как же Алан Росс?

Балантайн выпрямился во весь рост, его глаза широко раскрылись, лицо побледнело.

— Она взяла мой револьвер.

На мгновение Шарлотту парализовало. Потом она вскочила.

— Нам надо ехать за ней. Найдите кеб, — скомандовала она. — Она только что отъехала. На снегу останутся следы — мы последуем за ней. Куда бы они ни поехала, мы успеем ее остановить… а потом помочь ей!

Генерал широкими шагами подошел к двери, позвал лакея. Вырвал из его рук пальто Шарлотты, свое не взял. Схватил ее за руку и потащил к двери. В следующее мгновение они уже угодили в метель. Белый сумрак едва рассеивал свет уличных фонарей.

Балантайн перебежал через подъездную дорожку на покрытую снегом траву под деревьями. Карета Кристины пересекла площадь и теперь притормозила, поворачивая за угол. По западной стороне площади, от одного светового фонарного пятна к другому медленно катил кеб.

— Извозчик! — закричал Балантайн, размахивая руками. — Извозчик!

Шарлотта спешила за ним по траве и опавшим листьям, промокла до щиколоток, стараясь не отстать. Ее лицо онемело от холода, а пальцы, пусть и в перчатках, теряли чувствительность. Она прилагала все силы, чтобы держаться рядом с генералом.

В кебе уже сидел сэр Роберт Карлтон.

Балантайн распахнул дверцу.

— Срочное дело! — прокричал он, перекрывая шум ветра. — Извини, Роберт! Кэб нужен мне!

Полагаясь на долгую дружбу и покладистый характер Роберта, генерал протянул руку и буквально вытащил его из кеба, после чего повернулся к Шарлотте, обнял за талию и подсадил на подножку. Потом велел извозчику ехать к улице на дальней стороне площади, следом за каретой Кристины. Он сунул пригоршню монет в руку изумленного извозчика и чуть не свалился на пол от рывка кеба: извозчик от блеска золота превратился в Йиуя.[25]

Шарлотта плюхнулась на сиденье и схватилась за опору для руки. Она не успела даже поправить юбки. Кеб уже огибал угол; Балантайн выглядывал из окна, пытаясь разглядеть карету Кристины, надеясь, что они не потеряли ее метели.

Стук копыт глохнул в мягком снежном покрывале. Кеб бросало из стороны в сторону: колеса скользили, катились, вновь скользили. В любое другое время Шарлотта перепугалась бы до смерти, но сейчас могла думать только о том, что Кристина где-то впереди, с револьвером генерала. Так что собственная безопасность нисколько ее не волновала. Кеб, опасно кренясь, мчался сквозь белую мглу, а Шарлотту душил другой страх: как бы Кристина никого не убила. Она собиралась застрелить Алана Росса? Неужели все-таки он убил сначала Макса, а потом остальных… и Кристина это знала? Она собиралась застрелить его? Или предложить покончить с собой?

Балантайн подался назад, более не выглядывал в окно. Кожа раскраснелась от ветра, снег налип на волосы.

— Они впереди. Одному Богу известно, куда она направляется! — Его лицо так замерзло, что губы едва шевелились.

Шарлотту бросило на него, когда кеб, чуть ли не перевернувшись, огибал очередной угол. Балантайн поймал ее, на мгновение прижал к себе и отпустил.

— Я не знаю, где мы, — продолжил он. — Ничего не вижу, кроме снега и, время от времени, уличных фонарей. Не узнаю эти места.

— Она едет не домой? — спросила Шарлотта и тут же пожалела о своем вопросе.

— Нет, мы вроде бы повернули к реке. — Он тоже подумал об Алане Россе?

Они летели сквозь белый мир без стука копыт и скрипа колес. Слышалось только щелканье кнута да крики извозчика. Падающие снежинки в круге света от уличного фонаря сменялись холодной темнотой, чтобы появиться вновь под следующим фонарем. Кэб сбросил скорость, теперь они поворачивали все чаще. Вероятно, не теряли карету Кристины из виду, потому что извозчик новых указаний не спрашивал.

Куда она ехала? Предупредить Аделу Поумрой? Или нет? Та наняла какого-то психа, чтобы убить своего мужа?

Ответы кружились в голове Шарлотты, и ни один из них не представлялся правильным. Впрочем, сердцем она уже все поняла. Кристина возвращалась в Девилз-акр. В один из публичных домов… чтобы кого-то убить!

Сидевший рядом с ней Балантайн молчал. Какие бы кошмары ни разворачивались перед его мысленным взором, он боролся с ними в одиночку.

Еще один угол, еще одна выбеленная снегом улица — и наконец-то они остановились. В окне появилась голова извозчика.

— Ваша дама пошла туды! — Он махнул рукой, Балантайн распахнул дверцу и выскочил из кеба, предоставив Шарлотте выбираться самой. — Туды, — повторил извозчик. — В публичный дом сестер Долтон. Не знаю, чевой-то ее туда понесло, ежли спросите меня. Ежли туды хаживает ее муженек, так ей лучше притворяцца, что она не знает об этом, а не мчацца за ним, как угорелой! Енто непристойно! И смыслу в ентом нет. Чем меньше гришь женщинам, тем лучшее! Для них… Леди лучше остаться в кебе. Хосподи! Вам низзя брать ее с собою!

Но Балантайн не слушал. Он уже пересекал улицу к ступенькам, ведущих к нужному ему дому. На свежевыпавшем снегу Кристина оставила четкие следы.

— Эй! — Извозчик вновь попытался остановить Шарлотту. — Мисс!

Но Шарлотта уже спешила за генералом, бежала по снегу, подхватив юбки. Она догнала его уже на лестнице. Никто не помешал им зайти. Дверь закрывалась на задвижку, которая не выдержала и легкого толчка. Дверь распахнулась.

Коридор вывел их в большую комнату с красным бархатом обивки, газовыми рожками, розовыми стенами. В столь раннее время клиенты еще не подошли, не было и проституток. Они увидели только Викторию Долтон в коричневом платье и ее сестру Мэри — в синем, с белыми кружевами по воротнику и манжетам. Перед ними стояла Кристина с револьвером в руке.

— Вы совсем рехнулись! — Голос Кристины перешел на визг, руки тряслись. Но ствол револьвера по-прежнему смотрел в грудь Виктории. — Мало вам было убить Макса, так вы его еще и кастрировали. А потом убили еще троих! Почему? Почему?! Почему вы убили других?! Я этого не хотела… я вас об этом не просила!

Лицо Виктории оставалось бесстрастным, гладким, как у ребенка. Только глаза выдавало эмоции, сверкая яростью.

— Если бы тебя продали в проститутки в девять лет, ты бы об этом не спрашивала! Ты торгуешь своим телом ради забавы… позволяешь пользоваться им таким животным, как Макс. Если бы мужчины спускали в тебя с тех пор, когда ты ребенком сидела на коленях матери; если бы ты лежала в своей кровати и слышала через тонкую стенку, как кричит твоя семилетняя сестра, когда они наваливаются на нее своими большими, голыми, грязными телами, пыхтя и потея, лапая повсюду, — ты бы ощутила радость, вонзая в них нож, вырывая их…

Руки Кристины напряглись, ствол револьвера поднялся чуть выше. Шарлотта прыгнула вперед и ударила ногой. Она находилась слишком далеко, чтобы добраться до револьвера, но сшибла Кристину с ног, а револьвер, не выстрелив, упал на пол.

Раздался яростный вопль, Шарлотта почувствовала, как ее схватили сильные, когтистые руки. Она упала, приложившись к полу бедром, запуталась в юбках. Вытянула руки, чтобы ударить или дернуть. Нашла волосы, схватила, дернула. Раздался крик боли. Чье-то тело тяжело рухнуло на нее, юбок добавилось, ее крепко пнули в бок.

Новые вопли, ругань Кристины. Шарлотту придавили к полу, она задыхалась под горой материи и тел. Волосы рассыпались по спине, упали на лицо. Чья-то рука схватила их, дернула. Боль пронзила голову. Она сжала руку в кулак, ударила. Где револьвер?

— Прекратите! — прогремел голос генерала Балантайна. Никто не обратил на него ни малейшего внимания.

Кристина стояла на четвереньках, с перекошенным от ярости лицом и кричала на Викторию Долтон. Мэри Долтон отвела руку и отвесила Кристине такую крепкую оплеуху, что зазвенело в воздухе. Кристина сумела подняться и пнула Мэри. Удар пришелся в плечо, и та со стоном повалилась на пол.

Виктория рванулась к револьверу, но Шарлотта перехватила ее, схватив за волосы и отчаянно дернув. Юбка Шарлотты порвалась до талии, открыв нижнее белье и длинную полосу белого бедра. Крича, не замечая, что ее туалет не в порядке, она лихорадочно огляделась в поисках револьвера.

Внезапно их оглушил выстрел. Все застыли, словно пуля поразила каждую.

— Прекратите! — Голос Балантайна дрожал от ярости. — Встать! Я пристрелю первую, кто не выполнит мою команду!

Очень медленно они поднялись — поцарапанные, в разорванной одежде, с растрепанными волосами. Шарлотта попыталась завязать края дыры, чтобы скрыть голое бедро.

— Боже мой! — Балантайн стоял, нацелив на них револьвер, с бледным как мел лицом. Кожа так обтягивала скулы, что, казалось, сейчас порвется.

Кристина шагнула к нему.

— Стоять! — рявкнул генерал.

Шарлотта почувствовала, как слезы подступают к глазам. Теперь она знала все ответы, но ничего не могла сделать: ни для Балантайна, ни для Виктории или Мэри, ни для Алана Росса.

— Эти женщины убили Макса Бертона? — Он говорил с Кристиной, словно здесь больше никого не было.

— Да! Они сумасшедшие! Они… — Она замолчала, ахнула, лицо генерала привело ее в дикий ужас.

Генерал повернулся к Виктории Долтон.

— Почему теперь? Почему вы так долго ждали?

Лицо Виктории напоминало каменную маску, глаза блеснули.

— Она мне заплатила. — Чувствовалось, что бандерша говорит честно. — Сначала сама сношалась с Максом, потом ложилась под других мужчин по его просьбе… А когда того обуяла жадность и он начал ее шантажировать, она испугалась. Поняла, что должна от него избавиться. — Ее лицо дернулось от жалости — жалости к Россу — и презрения к Кристине. — Она испугалась, что ее муж, бедняга, прознает обо всем! Она оставила только одного любовника — Бью Эстли.

Шарлотта смотрела на Балантайна. Его лицо перекосило от боли. Но он не ставил под сомнения слова Виктории, не пытался отвергнуть правду.

— А почему Пинчин? — спросил он, не опуская револьвера.

— Он заслуживал смерти, — холодно ответила Виктория. — Мясник!

— А чем заслужил смерть Берти Эстли?

Губы Виктории пренебрежительно изогнулись.

— Ему принадлежала вся эта улица. Он сдавал комнаты богатым мужчинам и их проституткам, когда те хотели уединения. Он собирал ренту. Его семья содержала богатые гостиные и своих благородных дам на прибыли с нашей грязи!

— И его брат должен быть нам благодарен! Ему бы заплатить нам… — начала Мэри, но Виктория оглянулась и влепила ей пощечину, да так сильно, что на щеке отпечаталась ладонь.

В то же мгновение Шарлотта прыгнула вперед, пытаясь добраться до револьвера. Ее руки сжали руку Балантайна И нацелили револьвер на Викторию.

Та провела рукой по комоду. Блеснули ножницы, и сложенные лезвия вонзились в грудь Кристины. Брызнула кровь. Прогремел выстрел. Пуля ушла в потолок.

Балантайн подхватил дочь, когда та медленно падала на колени, удержал в объятьях, не позволив рухнуть на пол, словно куче тряпья.

Шарлотта схватила с пола подставку для ног и изо всей силы ударила Викторию по голове. Та свалилась на пол и застыла на красном ковре. Шарлотта выпрямилась, вновь подняв над головой подставку. Мэри, охваченная страхом, что Виктория умерла и она осталась одна, наклонилась над сестрой, плача, как заблудившийся ребенок.

Где же Питт? Это уже перебор; боль слишком сильная, и некуда от нее деваться. Шарлотта более не злилась; ушли все чувства, кроме жалости, и тело болело от синяков. Слезы потекли по лицу, но на рыдания сил не хватило.

Балантайн осторожно опустил Кристину на пол. Она лежала с закрытыми глазами, лиф платья покраснел от крови.

Шарлотта протянула руку к голове Балантайна, коснулась его волос. Погладила, потом еще раз, более нежно. Повернулась и увидела стоящего в дверях констебля. За ним возвышалась такая знакомая, пусть и напоминающая пугало, фигура Питта. Естественно — выстрелы! Питт, должно быть, держал полицейских снаружи: он все раскрыл сам, ее вмешательство оказалось лишним.

Томас медленно направился к ней, протиснувшись мимо констебля, который рылся в карманах, чтобы достать наручники для Мэри и Виктории. С Балантайном он не заговорил. Да и что мог сказать? Ужас ситуации говорил сам за себя. Да и Кристина уже отошла…

Осторожно обняв Шарлотту, Питт коснулся ее рук, плеч, отбросил с лица волосы.

— Ты выглядишь нелепо! — В его голосе вспыхнула ярость, едва он понял, что она не ранена и все кости целы. — Великий Боже, ты выглядишь отвратительно! Иди домой! И чтобы такого больше не было! Никогда! Отныне будешь делать только то, что я тебе говорю! Ты меня слышишь?

Шарлотта молча кивнула, сокрушенная ужасом и жалостью, осознанием, что ее безопасность — в его любви. Да и что она могла сейчас сказать?