Смерть в Поместье Дьявола

Глава 6

Для убийства Бертрама Эстли все газеты не пожалели места на первых полосах. Общественность негодовала. После пронзительных криков ужаса и возмущения попранием элементарных правил приличия, после выражения сочувствия к родственникам убитых явственно проступил страх, не обобщенный, а очень даже личный, касающийся непосредственно каждого. Если такого человека, как Эстли, могли убить без видимой на то причины, кто мог чувствовать себя в безопасности на улице?

Разумеется, открыто это не говорилось. В письмах, которые приходили в редакции газет, требовали большей активности полиции, большей эффективности, привлечения более ответственных и компетентных специалистов. Появились предложение озвучить ошибки следствия, скрываемые от широкой общественности. Задавали вопрос: а может, это коррупция в верхних эшелонах власти виной тому, что такие чудовищные преступления оставались нераскрытыми? Один пожилой джентльмен даже предложил выжечь Девилз-акр, а его жителей незамедлительно отправить в Австралию.

Шарлотта опустила газету, попыталась очистить рассудок от отголосков истерии, которая заполняла газетные полосы, и представить себе, каким был при жизни Бертрам Эстли. Все, что она прочитала, приходилось фильтровать от розового оттенка эмоций: репортеры писали о жертве только хорошее, чтобы читатель не подумал, что за сэром Бертрамом могли водиться какие-либо грешки. Конечно же, гораздо проще оперировать двумя цветами, вот и в статьях преобладало черное и белое: Макс — зло, Эстли — невинная овечка; полиция то ли тянет резину, то ли, что еще хуже, подкуплена. В любом случае общество чувствовало, что оно в опасности.

И Питт работал от зари до позднего вечера. Домой приходил таким уставшим, что зачастую не мог даже говорить. Но с чего начинать поиски сорвавшегося с цепи психа?

Она должна помочь. Разумеется, ему ни слова: он категорически запретил ей вмешиваться в это расследование. Но произошло это до убийства Бертрама Эстли, когда убитые определенно находились вне ее социального круга. Теперь ситуация изменилась. Конечно же, Эмили знала Эстли или кого-то из знакомых, которые могли представить им ее и сестру. Но действовать предстояло с максимальной осмотрительностью: прознай Питт о ее инициативе до того, как она выяснит что-нибудь важное, — не миновать беды.

— Грейс, — весело позвала она. Та ни о чем не должна догадываться. Служанка она, конечно, отличная, но Питт видел ее насквозь.

— Да, мадам? — Голова Грейс появилась из-за двери, брови поднялись. Ее взгляд зацепился за газету. — О-ох, это ужасно, мадам. Еще одна жертва! На этот раз настоящий джентльмен, с титулом и все такое… Не понимаю, куда катится мир, совершенно не понимаю!

— Что ж, может, это и к лучшему, — ответила Шарлотта. — Провидцы мне никогда не нравились. По мне, это отрыжка суеверий. От них только вред.

Грейс оторопело вытаращилась на нее, чего, собственно, Шарлотта и добивалась.

— Мадам?

— Не думай об этом, Грейс. — Шарлотта поднялась. — Произошло все в милях отсюда и совершенно не касается тех, кого мы знаем. — Она протянула служанке газету. — Возьми, используй для растопки камина в гостиной.

— А как же хозяин, мадам? — запротестовала Грейс.

— Не поняла?

— Он имеет к этому непосредственное отношение, бедняжка! Вчера вечером он пришел домой такой замерзший, прямо-таки ледышка, и я думаю, пока он знает о том, что надо делать, не больше нас… Прошу меня извинить, мадам, если вам кажется, что я лезу не в свое дело. — На ее лице отразилась озабоченность. — Но я думаю, он преследует силы зла!

— Сущий вздор! Убийца просто безумец. А теперь перестань думать об этом, положи газету в камин и вернись к своей работе. Я собираюсь заказать себе новое платье. Этим утром у меня примерка.

— О-ох! — Глаза Грейс тут же загорелись. Новое платье куда приятнее, чем сведения об убийстве, тем более из вторых рук. — Какого цвета, мадам? Оно будет с такой полосой спереди, как на картинках в «Лондон иллюстрейтед»?[17]

— Это слишком модно. — Шарлотта покупала себе только то, что могла позволить. — Я не собираюсь следовать за толпой, словно овца, у которой в голове пусто.

— И это правильно, мадам, — согласилась Грейс. Она тоже предпочитала практичность. — Я всегда говорю: главное — подобрать цвет, а остальное приложится, если ты улыбаешься людям, но только вежливо, чтобы они не подумали, что ты их завлекаешь.

— Прекрасный совет, — кивнула Шарлотта. — Но я все равно посмотрю, что нынче носят люди, поэтому могу не вернуться к ленчу.

— Да, мадам. С новым платьем торопиться нельзя.

Приехав к Эмили, Шарлотта обнаружила, что та у портнихи, и ей чуть ли не час пришлось дожидаться возвращения сестры.

— Как ты можешь разъезжать по портнихам в такое утро? — воскликнула она, едва Эмили вошла в комнату. — Господи, или ты не читаешь газеты?

Эмили остановилась как вкопанная, лицо застыло.

— Ты про Берни Эстли? Шарлотта, тут мы ничего не можем сделать… И потом, Томас велел тебе не вмешиваться.

— Это произошло раньше, когда убили только сутенера и этого странного доктора. А теперь жертвой стал человек из нашего социального круга!

— Ты хочешь сказать, моего социального круга. — Эмили закрыла дверь, подошла к пылающему камину. — Если на то пошло, Эстли я не знаю, а если бы и знала, не понимаю, чем бы нам это помогло.

— Не говори глупостей! — Шарлотта потеряла терпение. — Что, по-твоему, делал Эстли в Девилз-акр глубокой ночью?

— Посещал дом наслаждений.

— Ты хочешь сказать, бордель!

Эмили поморщилась.

— Ну зачем так грубо, Шарлотта. Тебя так не воспитывали. Томас прав. Нельзя тебе лезть в это расследование: слишком оно от нас далеко.

— Даже если Берти Эстли знал Макса и они чем-то занимались в компании с доктором Пинчином? — Шарлотта не могла бы найти лучшей приманки: перспективы действительно первостатейного скандала.

Эмили какое-то время молчала. Мода становилась очень уж скучной, когда на горизонте маячило что-то по-настоящему важное. Кого в такой ситуации волновал оттенок ткани или линия выреза? А в это время года иссякал даже поток сплетен.

— Это другое дело, — признала она. — И очень серьезное. Речь не о психе, а о совершенно вменяемом человеке, притом очень опасном.

— Именно.

Эмили содрогнулась. Ее настроение переменилось кардинальным образом.

— С чего нам начать?

Вопрос она задала не из легких. Осуществимых вариантов набиралось совсем ничего.

— С Эстли, — ответила Шарлотта после короткого раздумья. — Больше не с кого. Возможно, нам удастся точно выяснить, что он делал в Девилз-акр и знал ли Макса или доктора Пинчина.

— А что говорит Томас?

Шарлотта ответила предельно честно:

— Он слишком устает, чтобы что-нибудь говорить. Ничего не рассказывает мне о расследовании, практически ни единого слова. Общественность возмущена. Полицию обвиняют в некомпетентности, даже в продажности.

Эти слова изгнали последние сомнения, еще остававшиеся у Эмили.

— Тогда мы должны помочь. Лично я Эстли не знаю, но мне известно, что он оказывал знаки внимания Мей Вулмер. Все гадали, поймает она его на крючок или нет. В этом сезоне она — первая красавица. Правда, не в моем вкусе. Слишком симпатичная, кровь с молоком, прямо-таки хорошо воспитанная молочница, и такая же интересная.

— Ох, дорогая! — Шарлотта представила себе девушку в платье с множеством оборок, несущую ведро.

— С другой стороны, она очень мила, — Эмили все-таки замолвила словечко за Мей. — Но со временем с ней станет скучно. Она предсказуема, как банка молока.

— Тогда почему Берти Эстли хотел жениться на ней? Причина в деньгах? Или влиятельности? — с интересом спросила Шарлотта.

— Отнюдь. Но у нее идеальные манеры, а лицо и фигура ласкают глаз. И пышная белая плоть привлекательна для некоторых мужчин.

С учетом худых плеч и небольшой груди Эмили, Шарлотта воздержалась от комментариев. Тем более что вспомнила фразу, которая сорвалась с языка Питта, когда от усталости он потерял над ним контроль: «Томас говорит, что на Макса иногда работали хорошо воспитанные и замужние женщины».

— Святый Боже! — От изумления у Эмили отпал подбородок. — Ты хочешь сказать, за деньги… с… о, нет!

— Похоже на то.

Изумление сменилось недоверием, потом ужасом.

— Шарлотта, ты уверена?

— Я уверена, что так сказал Томас.

— Но какой благовоспитанной женщине так понадобятся деньги, что она решится… Я просто не могу себе такого представить.

— Не от нужды. Замужние женщины могут пойти на это от скуки, от раздражения… так мужчины проигрывают в карты больше денег, чем могут себе позволить, или мчатся сломя голову в экипаже, запряженном четверкой лошадей, и гибнут, когда экипаж переворачивается.

— Он вел бухгалтерию… Макс?

— Я не знаю и не думаю, что будет правильным спросить об этом у Томаса. Но, Эмили, если мы постараемся, то наверняка выясним имена хотя бы нескольких из этих женщин. Возможно, одна из них убила Макса, потому что он шантажировал ее, не давал уйти от него. Это причина, по которой действительно можно убить.

Эмили с сомнением поджала губы.

— А доктор Пинчин?

— Публичным домам иногда требуются врачи, так? Может, он и Макс были компаньонами. Может, он финансировал заведение Макса или находил ему женщин среди своих пациенток. Он мог знать про них многое.

— А Берти Эстли?

— Может, он был клиентом и узнал женщину. Возможно, благодаря этому его не так серьезно… изувечили…

— Это не имеет смысла. Если их убивал муж женщины, он бы ненавидел Берти ничуть не меньше, чем остальных.

— Знаешь, может, убивал не муж. Но кто-то убивал!

— Шарлотта, не следует нам… — Эмили глубоко вдохнула, шумно выдохнула. — Я два или три раза встречала Мей Вулмер. Мы можем поехать и выразить ей соболезнования. Я найду тебе черные аксессуары. Надо же с чего-то начинать. Поедем сегодня, во второй половине дня. Что ты собираешься сказать Томасу? Лгать ты не умеешь: всегда говоришь слишком много и в результате выдаешь себя.

— Я сказала Грейс, что поехала к портнихе.

Эмили улыбнулась и оглядела сестру.

— Тогда мне лучше дать тебе платье: для твоего алиби.

— Спасибо, — искренне поблагодарила ее Шарлотта. — Ты такая щедрая. Я бы хотела красное.

— Естественно!

Миссис Вулмер повертела в руке визитную карточку с золотым тиснением, внимательно присмотрелась к ней. Качество безупречное, скромно и со вкусом. И, разумеется, титул: виконтесса Эшворд.

— Кто она, мама? — с интересом спросила Мей.

Свое подвешенное состояние она находила крайне утомительным. Никто, похоже, еще окончательно не решил, жертва ли Берти или нарушитель, получивший по заслугам. Да и сама Мей никак не могла прийти к какому-то выводу и, принимая у себя людей, не знала, как себя вести. С другой стороны, если бы она никого не принимала, то чувствовала бы себя, как в тюрьме.

— Понятия не имею, — ответила миссис Вулмер, ее тщательно выщипанные брови сошлись у переносицы. Она вновь надела лиловое — идеальный цвет для тех, кто еще не определился, носить траур или нет. Мей на этот раз отдала предпочтение черному, потому что в черном выглядела потрясающе: ее кожа светилась, как теплый алебастр под ярким солнцем.

Служанка присела в реверансе.

— Если позволите, мадам, она элегантно одета, мадам, и приехала в карете с гербом на борту и двумя лакеями, мадам, в ливреях. И с ней ее сестра, очень достойная женщина. Тоже выглядит как леди, хотя и не дала мне визитную карточку.

Решение миссис Вулмер приняла быстро. О социальном поведении суждение выносят, исходя из того, как быстро человек поднимается к высотам. Природа сделала ей роскошный подарок: ее дочь — первая красавица сезона. И это неправильно — испортить все неловким движением.

Она улыбнулась служанке.

— Пожалуйста, пригласи леди Эшворд и ее сестру войти, Мэриголд, а потом скажи кухарке, чтобы она приготовила угощение — чай, лучшие булочки и деликатесы — и принеси нам.

— Да, мадам. — И Мэриголд удалилась, чтобы выполнить полученные указания.

Как только Эмили и Шарлотта вошли, миссис Вулмер ощутила безмерное облегчение. В том, что виконтесса Эшворд леди, сомневаться не приходилось: хватало одного взгляда на качество и скромность ее наряда. Только высокородные умели должным образом сочетать хороший вкус с неограниченными финансовыми возможностями.

Мей тоже обрадовалась. Молодость дам сулила возможность посплетничать, и, возможно, она получила бы приглашение на обед… Почему нет? Она еще не успела обручиться с Берти! Чем больше Мей об этом думала, тем сильнее крепла в ней убежденность в том, что о ее отношениях с Берти лучше помалкивать. Пусть люди истолковывают такое ее молчание, как им угодно. Всем известно, что лучше ничего не сказать, чем взять какую-то сторону. Очень многие мужчины отдают предпочтение женщинам, которые не высказывают свое мнение по всякому поводу. И — это еще важнее, если хочется замуж — их матери придерживаются того же мнения. Молчание и нежная улыбка принимаются за послушность, чего, собственно, и ждут от невестки.

Леди Эшворд одевалась по последней моде, в пастельных тонах, отчего выглядела еще более элегантной. Ее сестра за модой не поспевала, но брала красотой. Такого удивительного лица Мей никогда не видела, а идущая от нее теплота располагала к себе.

— Моя дорогая. — Леди Эшворд с вытянутыми руками направилась к девушке и взяла руки Мей, прежде чем та успела произнести хоть слово. — Я так сожалею. Пришла, чтобы заверить вас в моем искреннем сочувствии вашему горю.

Мей горевала, но не по тому поводу, о котором наверняка думала леди Эшворд. Берти ей особо не нравился. Если на то пошло, она предпочла бы Бью Эстли: красавчик и такой весельчак… Но приходилось помнить и о прозе жизни. Он младший сын, и в этой жизни ему мало что светило — и стало бы светить еще меньше после того, как Берти женился бы и в Эстли-Хаус появилась новая хозяйка.

Мей отбросила эти мысли и печально улыбнулась.

— Благодарю вас, леди Эшворд, это так благородно с вашей стороны. Я до сих пор не могу поверить, что человеку, которого я знала, судьба уготовила такой жуткий конец.

Миссис Вулмер бросила на нее предупреждающий взгляд. Не надо говорить ничего такого, что могло накрепко связать их с Эстли. Как знать, вдруг выяснится, что ему свойственны порочащие джентльмена привычки! Несмотря на мягкость газетных статей, всем известно, где его нашли. Но Мей знала обо всех подстерегающих ее западнях и не собиралась попадать ни в одну.

Леди Эшворд представила свою сестру, миссис Питт, и обе дамы грациозно заняли предложенные им места.

— Жизнь может приносить жестокие сюрпризы, — изрекла Эмили и тяжело вздохнула. — Выдержать их иной раз очень непросто. — И она наклонила голову, вроде бы уйдя в свои мысли.

Мей чувствовала необходимость что-то сказать: этого требовали хорошие манеры.

— Действительно. Я… я осознала, сколь мало его знала. Не могла и представить себе такого… — и замолчала, потому что никак не могла решить, как закончить фразу. Перевела искренний взгляд на Сестру леди Эшворд, миссис Питт. — Наверное, я показала себя невероятно наивной. Боюсь, что менее милосердные уже смеются надо мной.

— Если смеются, то завистливые, — поправила ее миссис Питт. — Здесь они будут всегда. И единственный способ оставить их с носом — не показывать им то, что они жаждут увидеть и ощутить удовлетворенность. Заверяю вас, все достойные люди испытывают по отношению к вам исключительно сочувствие. Это ситуация, в которой может оказаться каждая женщина.

Мей нервно подумала, что миссис Питт все тонко прочувствовала и говорила о ее неопределенности по отношению к Бью Эстли, а совсем не о горе, вызванном убийством Берти. Не нравилось ей, что ее видят насквозь. Она посмотрела на леди Эшворд, нашла искреннее понимание в этих ясных синих глазах — и сразу решила, что этих леди следует отнести к союзникам. Мей гордилась умением разбираться в людях: точно определяла, кого может обмануть, а кого — нет.

Она выдохнула и обезоруживающе улыбнулась.

— Как приятно знать, что есть люди, которые действительно понимают тебя… Многие говорят добрые слова, но думают только о естественном горе, вызванном потерей друга.

Миссис Вулмер заерзала, скрестила руки на коленях. Такой поворот разговора ей не нравился, но она не знала, как изменить его направление, не допустив бестактности.

— Верно, — с легким кивком согласилась леди Эшворд, продолжая мысль Мей. — Иногда думаешь, что знаешь человека, а потом происходит что-то такое!.. Но что тут поделаешь? Если кого-то представляют респектабельные знакомые, это все, что требуется. Мы с мужем потрясены. — Она глубоко вдохнула. — Разумеется, я совсем не знаю сэра Бью…

Но Мей не собиралась так легко попадаться на удочку.

— Он вроде бы очень милый молодой человек, — бесстрастно ответила она. Изгнала из головы лицо Бью, возникшее перед ее мысленным взором, его смех, мягкий голос, воспоминания о танцах, ярких огнях, музыке, шуршании шагов, его руках, обнимающих ее. — Сэр Бертрам в моей компании всегда вел себя безупречно, — закончила она.

— Разумеется! — добавила миссис Вулмер, чуть быстрее, чем следовало.

— Я в этом уверена. — Леди Эшворд легонько провела пальчиками по юбке. — Уж вы простите мои слова, дорогая моя, но мужчины, как всем известно, ведут себя непредсказуемо, когда влюбляются. И даже братья начинают ненавидеть друг друга из-за красивой женщины.

Мей вдруг стало не по себе. Конечно же, она знала, что многие мужчины пожирали ее глазами. Разве не для этого предназначен сезон? Но пока она полагала эмоции чем-то несерьезным, частью некоей игры, в которой победители обретают мужей и будущее, обеспеченное социально и финансово, а проигравшим остается переосмысливать свою тактику к следующему сезону. Мей всегда знала свои сильные и слабые стороны, и умело их использовала. Она намеревалась закончить сезон среди победителей, так что ожидала столкнуться с завистью, но никак не с ненавистью, не говоря уже о страстях, которые могли привести к убийству.

— Я думаю, вы мне льстите, леди Эшворд, — осторожно ответила она. — Я не давала повода для таких чувств. — Возможно, следовало все-таки сменить тему, прежде чем любопытные глаза леди Эшворд обнаружили бы что-нибудь еще более шокирующее. — У меня нет амурных навыков многих леди с… — она чуть улыбнулась… — можем мы сказать, с «опытом»? Я терпеть не могу повторять слухи, но об этом говорят так часто и в стольких местах, что я не могу поверить, будто эти слухи ни на чем не основаны. Есть леди из хороших семей, которые ведут себя как женщины для наслаждений. Несомненно, они способны разбудить те ужасные эмоции, о которых вы упомянули.

Ее слова, как она и рассчитывала, произвели эффект взорвавшейся бомбы.

— Ерунда! — вскричала миссис Вулмер. — Ты не можешь такого знать. Женщины для наслаждений, это же надо! Я буду тебе благодарна, если ты придержишь язычок.

Леди Эшворд подняла голову, ее глаза широко раскрылись. Но, что удивительно, на помощь Мей пришла мисс Питт.

— Это крайне печально, — согласилась она, понизив голос до доверительного тона, — но я тоже слышала об этом. И должна признать, что моему источнику можно полностью доверять. Приходится даже задаваться вопросом, где можно знакомиться с людьми, а где — нет! Я уверена, у вас возникли те же сомнения, что и у меня. Я чувствую себя виноватой, подозревая людей, которые, возможно, чисты, как солнечный весенний день; и тем не менее я пришла бы в ужас, обнаружив, что из-за доброты души и избытка доверчивости оказалась в ситуации, из которой трудно выйти с незапятнанной репутацией… не говоря уже о кое-чем и похуже!

Леди Эшворд вдруг захватило какое-то всесокрушающее чувство. Она яростно закашлялась и закрыла лицо носовым платком. Ее плечи тряслись. Кожа порозовела до корней волос. К счастью, в этот самый момент служанка вернулась с чаем и сладостями, и они смогли привести леди Эшворд в чувство. Лицо ее по-прежнему пылало, но в остальном она взяла себя в руки.

Однако миссис Питт все сказала правильно. Не представлялось возможным иметь что-то общее с женщинами, которых только лишь подозревали в подобном поведении. Мей порылась в памяти, чтобы понять, кто из ее знакомых мог этим заниматься. Несколько имен пришли на ум, и Мей дала зарок по возможности их избегать. Возможно, ей следовало предупредить и мисс Питт, в благодарность за ее доброту?

— Вы знакомы с Лавинией Хоксли? — спросила она.

У леди Эшворд округлились глаза. Никаких объяснений не требовалось. Мей откровенно привела еще несколько имен, а потом они провели полчаса за приятным разговором о моде и романтических увлечениях известных личностей, которые грозили перерасти в скандал. Попытки миссис Вулмер перевести разговор на знакомых Эшвордам молодых людей — потенциальных женихов — результата не принесли.

В четыре часа служанка открыла дверь и спросила, примут ли леди мистера Алана Росса, который приехал, чтобы выразить сочувствие от лица его семьи.

Леди Эшворд вскочила, схватила миссис Питт за руку.

— Пошли, Шарлотта, мы действительно не должны занимать всю вторую половину дня. — Она повернулась к Мей. — Боюсь, нам так понравилась ваша компания, что мы забыли о хороших манерах. Если позволите, мы хотели бы уйти до появления мистера Росса, чтобы не создать у него впечатления, будто мы пытаемся его избегать.

Миссис Вулмер вздрогнула.

— Разумеется, если… если вы того желаете. Мэриголд, будь так любезна, проводи мистера Росса в утреннюю гостиную, чтобы он подождал там минуту-другую.

Мэриголд закрыла за собой дверь.

Леди Эшворд наклонилась к Мей и доверительно прошептала:

— Мы с сестрой познакомились с семьей мистера Росса во время трагических событий, которые очень его опечалили. Я думаю, вы проявите доброту, дорогая моя, не упомянув ему наших имен. Я уверена, вы понимаете.

Мей совершенно не понимала, но в ситуацию вникла.

— Конечно. Вы — две леди, которые просто заезжали в гости. Я ценю вашу щепетильность и надеюсь, мне еще представится возможность увидеться с вами при более благоприятных обстоятельствах.

— Я в этом не сомневаюсь, — заверила ее леди Эшворд, сопроводив свои слова легким кивком.

Мей поняла. Этого Эмили и добивалась.

На улице Шарлотта повернулась к Эмили.

— Что это ты придумала? Конечно же, нам не помешала бы еще одна встреча с Аланом Россом. Макс, возможно, использовал старые связи, чтобы находить этих женщин.

— Я знаю! — воскликнула Эмили. — Но не там. Он надолго не задержится… мы можем подождать его здесь.

— Тут холодно! И как мы можем здесь стоять? Он сразу поймет, что мы навязываем ему новую встречу, если…

— Не говори глупостей. Уильям! — Она помахала рукой кучеру. — Найди какие-то неполадки с лошадьми или с упряжью и занимайся ими, пока мистер Росс не выйдет из дома.

— Да, миледи. — Уильям почтительно поклонился и, присев рядом с одной из лошадей, провел рукой по ее ноге.

Шарлотта дрожала на ветру, продувавшем ее пальто.

— Почему мы не могли остаться там и встретиться с ним? — спросила она, сверкая глазами.

— Я всегда думала, что генерал Балантайн очень расположен к тебе. — Эмили пропустила вопрос Шарлотты мимо ушей.

Шарлотте тоже хотелось так думать. Воспоминания принесли приятное тепло, легкое волнение. Спорить она не стала.

— Женщины, которых использовал Макс, вполне могут входить в круг общения Кристины, — продолжила Эмили. — Ее помощь в этом случае окажется бесценной.

— Кристина Росс не поможет нам перейти улицу, если мы вдруг ослепнем. — Шарлотта отлично помнила, что произошло на Калландер-сквер. — А лично мне она поможет только в одном: столкнет в ближайшую канаву!

— Вот почему нам надо сначала найти подход к генералу, — нетерпеливо ответила Эмили. — Если ты поведешь себя должным образом, он поможет тебе во всем… А теперь помолчи. Мистер Росс выходит из дома. Я знала, что он там не задержится.

Как только Алан Росс подошел к ним, Эмили ослепительно улыбнулась. Тот улыбнулся в ответ и неуверенно приподнял шляпу. Потом его взгляд сместился на Шарлотту, и напряженность ушла с лица: он ее узнал.

— Мисс Эллисон! Как приятно видеть вас вновь. Я надеюсь, все у вас в порядке? Или проблемы с каретой? Позволите вас подвезти?

— Спасибо. Я уверена, кучер справится сам, — быстро ответила Шарлотта. — Ты помнишь мистера Росса, Эмили? Моя сестра, леди Эшворд… — Ей хотелось объяснить ему, что она — миссис Питт. В период убийств на Калландер-сквер она получила место в доме Балантайна, представившись одинокой женщиной, ищущей достойную работу. — Мистер Росс…

Эмили оборвала ее, протягивая руку Алану.

— Разумеется, я помню мистера Росса. Передайте мои наилучшие пожелания миссис Росс. Признаюсь, немало воды утекло с того дня, когда я видела ее в последний раз. Столько времени уходит на тех, к кому надо заехать из вежливости, что забываешь навестить людей, которые тебе действительно приятны… Ваша супруга такая обаятельная. Мне не терпится встретиться с ней вновь. — Эмили всегда терпеть не могла Кристину, но ее улыбка оставалась такой же обворожительной. — И Шарлотта часто вспоминала ее. Нам обязательно надо к ней заехать. Надеюсь, она простит нас за то, что мы так давно не бывали у нее.

— Я уверен, она будет рада вас видеть, — конечно же, они услышали от него единственно возможный ответ.

Эмили вновь улыбнулась, показывая, что радость будет взаимной.

— Тогда, пожалуйста, передайте ей, что леди Эшворд и мисс Эллисон заедут к ней в следующий вторник, если она принимает в этот день.

— Я уверен, что принимает. Но почему бы вам не прийти на обед? Это будет еще приятнее. Соберется маленькая компания, но если лорд Эшворд не занят…

— Я уверена, что не занят, — Эмили с жадностью ухватилась за предложение. Она могла гарантировать, что лорд будет свободен, пусть даже от других приглашений придется отказаться.

Алан Росс низко поклонился.

— Тогда я прослежу, чтобы вам отослали приглашения. Если вы уверены, что обойдетесь без моей помощи… — Он посмотрел на Уильяма, который стоял, вытянув руки по швам, рядом с лошадьми.

— Я уверена, что мы доберемся домой без проблем, — ответила ему Эмили.

— Тогда позвольте откланяться, леди Эшворд, мисс Эллисон. — Он на мгновение встретился взглядом с Шарлоттой, улыбнулся, повернулся и зашагал по тротуару к своей карете.

Уильям помог Эмили подняться в карету, а потом — последовавшей за ней Шарлотте, которая тут же набросилась на сестру.

— Что на тебя нашло? — яростно спросила она. — Почему ты назвала меня мисс Эллисон? Едва ли я получу работу в доме Кристины!

Эмили расправила юбку.

— Сомневаюсь, что нам удастся что-нибудь выяснить, если они узнают, что ты жена полицейского инспектора, — резонно указала она. — Не говоря уже о том, что именно этот инспектор и расследует убийства. А кроме того, будет ничуть не хуже, если у генерала сложится впечатление, что ты по-прежнему незамужняя.

— Да что ты… — начала Шарлотта и замолчала. Потому что рассуждала Эмили здраво. Такие люди, как Кристина Балантайн, не обедали с женами полицейских. А если бы Кристина поняла, что они с Эмили пытаются расследовать убийство, их бы не пустили на порог.

В конце концов, их моральный долг — собрать как можно больше информации, которая может помочь расследованию. Если на то пошло, это долг каждого. И, по правде говоря, в прошлом они доказали, что у них это получается.

— Да, — смирилась Шарлотта. — Да, полагаю, что ты совершенно права.

Эффективность их расследования, конечно же, зависела от полноты имеющейся информации. Но получить ее Шарлотта могла только от Питта, а эта задача оказалась не из легких. В последнее время он ей просто ничего не рассказывал. День за днем Томас проводил в грязи и мерзости Девилз-акр, следуя случайным ниточкам. Но, если он и обнаружил какую-то связь между Максом, доктором Пинчином и Берти Эстли, то не счел нужным поделиться с Шарлоттой.

— Томас? — мягко позвала она.

Муж открыл глаза и посмотрел на нее: час поздний, он наполовину заснул у камина в гостиной. Она сознательно выбрала время в расчете, что он расслаблен и потеряет бдительность, и изгнала из голоса все эмоции, делая вид, что никакой заинтересованности у нее нет и вопрос задан, чтобы поддержать разговор.

— Ты узнал о Максе что-нибудь еще?

— Я знаю о Максе все, что можно знать, — ответил он, сползая по креслу чуть ниже и глядя на нее сквозь ресницы. — Не знаю только его клиентов, его женщин и его убийцу.

— Ох. — Шарлотта не знала, как продолжить. — Это означает, что никаких бумаг он не вел? Или их кто-то забрал?

— Его убили на улице, — указал Питт. — Если только это не сделал домоправитель, до бумаг никто бы добраться не смог. В любом случае, насколько мне удалось выяснить, их просто не было. Все имена он держал в голове, а рассчитывались с ним исключительно наличными.

Никаких бумаг!

— Тогда как он мог кого-то шантажировать? — из любопытства спросила она.

— Не знаю, шантажировал ли он. — Питт убрал ноги с каминной решетки: она стала слишком горячей. — Но он мог располагать информацией, с помощью которой не составляло труда уничтожить чью-либо репутацию. Доказательств и не требовалось. Хватило бы нескольких слов, сказанных в нужном месте, подкрепленных двумя-тремя именами и названиями. Одни лишь подозрения могут уничтожить не хуже доказательств. Но мотивом могло быть и профессиональное соперничество. Он подминал под себя бизнес других людей. В любом случае это не твое дело. У нас не то расследование, в котором дилетант может что-то сделать.

Шарлотта встретилась с ним взглядом, и внезапно уверенности в себе у нее поубавилось.

— Да, да, конечно. — В конце концов, по большому счету никакого расследования она и не вела; только смотрела и слушала, чтобы не упустить что-то важное — а вдруг пригодится? — Но мой интерес к расследованию — это же естественно, так?

И ее слова не противоречили здравому смыслу.

Шарлотта, мягко говоря, схитрила, заведя разговор о приглашении пообедать у Россов во вторник. Питт в этот день работал, как она и рассчитывала. Она упомянула, что их пригласили пообедать с Эмили и Джорджем, и спросила, не будет ли он возражать, что она пойдет, пусть он и не сможет составить ей компанию? Шарлотта знала, что муж ей не откажет. В конце концов, после того, как началось это расследование, вывести ее Томас никуда не мог, более того, практически не уделял ей времени. И она сказала правду в той части, что обедать собиралась с Эмили и Джорджем. Пусть даже не в их доме, хотя обставила все так, чтобы Питт предположил обратное…

Эмили одолжила ей платье, как и всегда, и к обеду Шарлотта переоделась в доме на Парагон-уок, а служанка Эмили помогла ей уложить волосы. Угрызений совести она не испытывала: все придумала и организовала Эмили, расположив к себе Алана Росса.

Платье сшили из шелка абрикосового цвета с нежными кружевами чуть более темного оттенка, и выглядело оно совершенно новым. Шарлотта даже подумала, а не купила ли его Эмили для сегодняшнего обеда. Сама Эмили в такой цвет никогда бы не оделась, учитывая ее светлые волосы и голубые глаза. Абрикос более всего подходил к смуглой коже и более темным, с отсветами рыжего, волосам.

Щедрость Эмили вызвала у Шарлотты глубокое чувство благодарности: сестра не только подарила платье, которое так ей шло, но и проделала это крайне тактично. Она решила ничего не говорить Эмили, сделав вид, что ничего не поняла, как, собственно, и хотелось сестре. Вместо этого, покинув выделенную ей гардеробную, Шарлотта спустилась по лестнице, как герцогиня, входящая в свой бальный зал, и в коридоре присела в реверансе у ног Эмили. Радостное волнение переполняло ее. Глаза сверкали в свете канделябров.

— Твое платье идеально. — Поднялась она не так грациозно, как ей хотелось. — Я чувствую, что потрясу всех и заставлю Кристину кусать локти от зависти! Премного тебе благодарна.

Эмили надела светлый аквамарин, в ушах и на шее сверкали чистейшие бриллианты. Выглядели они совершенно разными, как, вероятно, им и хотелось, хотя, возможно, Эмили и не ожидала, что Шарлотта будет смотреться столь великолепно. Но, если и не ожидала, она быстро с этим свыклась и одобрительно, без намека на зависть, улыбнулась.

— И учти, нельзя ничего говорить очень уж откровенно. Общество обожает зеркала, в которые может увидеть блеск и мишуру, но терпеть не может отражения моральных норм или души. Я буду тебе очень признательна, если ты вспомнишь об этом, прежде чем высказать свое мнение!

— Да, Эмили. — Шарлотта чувствовала себя в долгу за это платье.

Эмили, несомненно, провела с Джорджем подготовительную работу, объясняя цель их визита. Он согласился сопровождать их и обещал не упоминать о замужестве Шарлотты и о ее нынешнем социальном статусе, хотя Шарлотта не знала, поделилась ли Эмили с мужем истинной причиной, по которой все и затевалось.

Кристина Росс встретила их достаточно холодно. Конечно же, приглашение исходило от ее мужа, и ей не оставалось ничего другого, как принять их, потому что отменить приглашение не представлялось возможным.

— Как мило, что вы смогли прийти, лорд Эшворд, леди Эшворд. — Она чуть улыбнулась.

Джордж поклонился и галантно поблагодарил хозяйку, отметив, что она прекрасно выглядит.

— И мисс Эллисон… — Взгляд Кристины скользнул по платью Шарлотты, и на ее лице отразилось легкое изумление. Она позволила ему проявиться, отлично понимая, что этим оскорбляет Шарлотту, указывает, что платье это совершенно не соответствует ее социальному статусу, и еще надо посмотреть, откуда оно взялось. — Надеюсь, вы в добром здравии?

Вопросительные нотки в ее голосе прозвучали впустую. Шарлотта буквально светилась здоровьем, прекрасно себя чувствовала и морально, и физически.

Кристина не стала дожидаться ответа и предложила им присесть.

Джордж не одобрял их желания принимать участие в расследовании преступлений и, если на то пошло, практически не знал Берти Эстли. Но он отличался врожденным добродушием — при условии, что его не критиковали не по делу и не лишали привычных удовольствий. Эмили оказалась прекрасной женой, не транжирой и не скрягой, редко выходила из себя, никогда не дулась, не попрекала мужа и не пилила его, добиваясь своего более тонкими средствами.

Лорд Эшворд осознал — уже постфактум, что отказался от одной или двух своих привычек (может, даже от трех или четырех), чтобы порадовать ее. Оказалось, что это не столь болезненно, как он ожидал, да и вообще он не видел ничего плохого в том, чтобы сделать шаг-другой навстречу дорогому ему человеку. Так что Джордж лишь посмеивался над стремлением жены подружиться с Кристиной Росс, если она полагала, что ей это нужно. Разумеется, он прекрасно знал, что ничего путного из этой затеи не выйдет, но, раз Эмили этого хотелось, почему нет? И он сам воспринимал это приглашение как возможность хорошо провести время.

Шарлотту Джордж никогда не понимал, да и не пытался. Она ему нравилась и, если начистоту, ему нравился даже Питт!

Соответственно, он принялся очаровывать Кристину и, без особых на то усилий, добился потрясающих успехов. Природа не обделила его красотой, подарила выразительные глаза, а привилегии и деньги, накопленные многими поколениями предков, позволяли ему в любой компании держаться легко и непринужденно. Он мог лишь сидеть и одобрительно смотреть на Кристину, превознося ее достоинства только тем, что именно она приковывает его взгляд.

Времени у них было немного, и Эмили не стала тратить его Попусту, сразу затронув тему, которая и привела их сюда.

— Так приятно видеть вас вновь. — Она тепло улыбнулась Алану Россу. — Джордж очень обрадовался, когда я передала ему ваше приглашение. Мы проводим так много времени с теми, кто нам совершенно не симпатичен. Признаюсь, я не так хорошо разбираюсь в людях, как мне раньше казалось. Во многом из-за наивности я попала в компанию тех, с кем не стала бы общаться, если б была чуть умнее. Но человек обычно осознает это слишком поздно. Даже теперь я не полностью понимаю, почему так вышло, — она понизила голос до доверительного шепота. — Но слышала, что некоторые леди из вроде бы лучших семей вели себя таким манером, что об этом даже страшно говорить!

— Правда? — Тень пробежала по лицу Алана Росса, но так быстро, что Шарлотта подумала, а вдруг ей это привиделось. Тем не менее осталось ощущение, что его пронзил укол боли. Возможно, слова Эмили ненароком разбередили давнюю рану, связанную с убийствами на Калландер-сквер.

— Эмили, — вмешалась она, — может, это не самая приятная для обсуждения тема?

Сестра, недовольно глянув на нее, вновь повернулась к Алану Россу.

— Надеюсь, я не оскорбила вас, так откровенно выразив свои чувства? — Она выглядела удивленной, озабоченной, но под широкими складками юбки резко пнула ногу Шарлотты. Та поморщилась, но, конечно же, ничем не выразила неудовольствия.

— Разумеется, нет! — Росс взмахнул рукой, показывая, что не находит в ее словах ничего оскорбительного. — Я совершенно с вами согласен. Если и есть что-то более скучное и неприятное, чем распутство, так это постоянные разговоры и сплетни о нем. — Он чуть улыбнулся, и Шарлотта могла только догадываться, какие мысли вызвали эти слова.

— Как я с вами согласна! — Нога Эмили предупреждающе ткнулась в Шарлотту, довольно-таки болезненно, потому что угодила в то же самое место, куда пришелся первый пинок. — Меня крайне раздражает, когда женщины говорят об этом. Я просто не знаю, что и сказать.

Шарлотта незаметно подвинула ногу, чтобы Эмили больше до нее не дотянулась.

— И это свидетельство того, как глубоко задевает ее эта тема, — вставила она. — Она не знает, как и реагировать, и это удивительно, о чем вы можете судить сами.

Нога Эмили резко двинулась, но нашла только складки материи. Эмили искоса глянула на Шарлотту, но та ослепительно улыбалась Алану Россу.

В этот момент открылась дверь, и лакей ввел в гостиную генерала Балантайна и леди Огасту. Джордж и Алан поднялись, дамы застыли на своих местах. Балантайн смотрел на Шарлотту, пока та не почувствовала, как кровь приливает к лицу. Как же ей хотелось, чтобы Эмили не солгала и не представила ее мисс Эллисон!

Кристина нарушила дамское единство. Она встала и двинулась вперед, театральным жестом вытянув руки перед собой. Остановилась в шаге от Балантайна, так и не обняв его.

— Папа, как приятно тебя видеть! — Она повернулась и подставила щеку леди Огасте. — Мама! Ты, конечно же, знаешь лорда Эшворда…

Джордж галантно поклонился.

— И леди Эшворд, — в голосе добавилось льда.

Эмили поднялась, как и полагалось молодой женщине при встрече с более старшей по возрасту, если обе титулованные особы.

Наконец, Кристина повернулась к Шарлотте, которая, естественно, уже стояла.

— И, возможно, ты помнишь мисс Эллисон, которая помогала папе разбирать бумаги несколько лет тому назад.

— Конечно. — Огасте не хотелось вспоминать ни то время, ни что-либо с ним связанное. — Добрый вечер, мисс Эллисон, — по голосу чувствовалось ее недовольство присутствием Шарлотты в их компании.

— Добрый вечер, леди Огаста. — Внезапно чувство вины Шарлотты развеялось как дым, и теперь она смотрела на миссис Балантайн так же холодно, как та, по ее представлениям, могла смотреть на дебютантку, которая не знала своего места.

На высоких скулах генерала затеплился румянец.

— Добрый вечер, мисс Эллисон. — Что-то попало ему в горло, и он закашлялся. — Как приятно видеть вас вновь. Я думал о вас на днях… — он замолчал. — Одно… э… событие напомнило мне о вас.

— Я часто вспоминала о вас. — Шарлотта хотела прийти к нему на помощь, но сказала правду. Любое военное событие, о котором она читала в газете, так или иначе ассоциировалось у нее с ним.

Брови Кристины приподнялись, демонстрируя ее удивление.

— Это же надо! Я представить себе не могла, что мы так вам запомнились, мисс Эллисон… или, возможно, сказанное вами относится только к папе?

Шарлотте хотелось ударить ее.

— Обстоятельства нашей встречи оказались слишком необычными для меня, чтобы я смогла их забыть, — ответила она, выстрелив ледяным взглядом в глаза Кристины. Увидела, как та побледнела, вспомнив давние убийства. — И, разумеется, ознакомившись с мемуарами генерала, я могу только восторгаться им. Я нисколько не сомневаюсь, что вы, зная его гораздо лучше меня, придерживаетесь того же мнения.

Лицо Кристины напряглось.

— Естественно… но при этом он мой отец. Это совершенно другое… мисс Эллисон.

Красноты на лице Балантайна добавилось; он, похоже, не знал, что сказать.

— Ты никогда не читала военных бумаг своего отца, моя дорогая, — пришел им на помощь Алан Росс. — Любовь дочери, конечно же, отличается от уважения человека, не являющегося членом семьи.

Румянец сошел со щек Балантайна, и он быстро отвернулся, резко сказав:

— Конечно, отличается. Я не понимаю, что ты имела в виду, Кристина. Мисс Эллисон лишь проявила учтивость. — Произнося эти слова, он смотрел не на Шарлотту, а на Джорджа.

Эмили заговорила с Кристиной, оставив Шарлотту беседовать о пустяках с Аланом Россом и леди Огастой. Она ощутила безмерное облегчение, когда объявили, что обед подан.

Стол ломился, и Шарлотта обратила внимание, как Эмили оглядывает его, прикидывая, что почем, и подводя итог. Сестра прекрасно знала, сколько стоят хрусталь, серебро, скатерти и салфетки, и могла точно определить, в какие деньги обходится кухарка. После того как они расселись, Шарлотта несколько раз поймала ее взгляд и по легкому изгибу бровей поняла, что Кристина, по мнению Эмили, сорит деньгами.

Подали первое блюдо, и разговор пошел о пустяках, не мешающий утолению голода и позволяющий показать сопричастность к светской жизни. Шарлотта в нем не участвовала: попросту не знала никого из тех, о ком заходила речь, и не могла прокомментировать перспективы того или иного намечающегося брачного союза, потенциальные участники которого могли зажить или душа в душу, или как кошка с собакой.

Ее взгляд то и дело смещался к генералу Балантайну — единственному, кроме нее, человеку за столом, который тоже не принимал участия в общем разговоре. То ли он не мог внести свою лепту, то ли разговор этот не вызывал у него ни малейшего интереса. Ей стало немного не по себе, когда она заметила, что и он наблюдает за ней, хотя Кристина очень уж оживленно болтала, притягивая к себе все взгляды.

После особенно громкого взрыва смеха, вызванного очередной тирадой Кристины, та вдруг осознала, что двое из сидящих за столом не оценивают по достоинству ее остроумие. Она повернулась к Шарлотте, скорчив гримасу.

— Ох, приношу свои глубокие извинения, мисс Эллисон. Конечно же, я забыла, что вы не можете знать мисс Фэргуд или внука герцога. Мне так неудобно. Вы, должно быть, чувствовали себя всеми забытой. Пожалуйста, простите меня!

Она не смогла бы найти лучшего способа подчеркнуть, что за этим столом Шарлотта — лишняя. Разговор совершенно не интересовал Шарлотту, и не было у нее никакого желания принимать в нем участие, но теперь она почувствовала, как кровь прилила к лицу. Она продолжала молчать, потому что нагрубила бы, если б открыла рот, и позволила Кристине одержать еще одну победу.

— Я тоже не знаю мисс Фэргуд. — Балантайн поднял стакан. — Впрочем, не могу сказать, что огорчаюсь по этому поводу. И мне совершенно безразлично, как и мисс Эллисон, на ком следует жениться внуку герцога. Однако, — он повернулся к Шарлотте, — недавно я обнаружил у себя письма солдата, который участвовал в Пиренейской войне.[18] Я думаю, вы найдете их интересными и очень ободряющими, если обратить внимание на достигнутый с той поры прогресс. Я помню, как вы восхищались работой мисс Найтингейл по организации ухода за ранеными в Крымской войне.

Шарлотте даже не пришлось изображать интерес.

— Письма? — с жаром воскликнула она. — Они же не менее увлекательны, чем историческая книга. — Не думая о стратегии Эмили, она наклонилась вперед. — Я бы с удовольствием почитала их. Все равно что… все равно, что держишь в руках частичку настоящего прошлого, а не просто читаешь чьи-то рассуждения о нем! А что вы знаете об этом солдате? Который писал письма?

Суровое лицо Балантайна смягчилось; слова и, главное, интонации Шарлотты задели какую-то струнку. Он поставил стакан. Говорить о том, что она, разумеется, может почитать эти письма, не стал, полагая, что это и так ясно и не требует подтверждения.

— Человек он, безусловно, интеллигентный. Похоже, по собственному выбору пошел служить солдатом, а не офицером, хорошо умел и читать, и писать. Его наблюдения очень точны, и сострадание, которым проникнуты письма, тронуло мне душу.

— Едва ли такой разговор поднимает настроение за обеденным столом, — Огаста неодобрительно смотрела на них. — Представить себе не могу, с чего у нас может возникнуть желание узнать о страданиях жалкого простого солдата во время… где он там воевал?

— На Пиренейском полуострове, — ответил Балантайн, но леди Огаста его проигнорировала.

— Я думаю, эта тема не менее вдохновляющая, чем брачные устремления мисс Фэргуд, — сухо вставил Алан Росс.

— Для кого, ради бога? — фыркнула Кристина.

— Для меня, — ответил Росс. — Для твоего отца и — если речь не о том, что она более вежливая, чем остальные этим вечером, — для мисс Эллисон.

Шарлотта поймала его взгляд, а потом уставилась на тарелку.

— Боюсь, я не могу полагать себя в чем-либо лучше других, мистер Росс, — сдержанно ответила она. — Мне это действительно очень интересно.

— Забавно, — пробормотала Кристина. — Леди Эшворд, вы говорите, что недавно поближе познакомились с Лавинией Хоксли. Вы не находите ее очень веселой? Хотя я не уверена, что у нее много поводов для веселья.

— Как я понимаю, бедняжке скучно до слез, — ответила Эмили, бросив яростный взгляд на Шарлотту. — И не могу сказать, что виновата в этом она сама. Сэр Джеймс нагонит скуку на кого угодно. И он на тридцать лет старше, это как минимум.

— Но он невероятно богат, — указала Кристина. — И, при всем уважении к приличиям, он умрет в ближайшие десять лет.

— Ох! — Эмили закатила глаза. — Но выдержит ли она еще десять таких лет?

Легкая улыбка осветила лицо Кристины.

— Фантазия у нее есть…

— И в этом ее беда! — жестко вмешалась Огаста. — Без нее Лавинии было бы гораздо лучше. И какие бы идеи ни рождала твоя фантазия, Кристина, лучше бы тебе держать их при себе. Мы не хотим становиться предсказателями дурных поступков других людей.

Кристина глубоко вдохнула. Не вызывало сомнений, что она намеревалась выступить в роли такой предсказательницы, но, что любопытно, спорить с матерью не стала. Шарлотта заметила, как на мгновение ее лицо побледнело и напряглось, но не могла сказать, что послужило причиной — сожаление или ярость.

— Думаю, она могла бы заняться благотворительностью, — предложил Джордж. — Эмили часто говорит мне, как много надо сделать.

— В этом все и дело! — воскликнула Кристина, голос переполняла злость. — Если джентльмену скучно, он может пойти в клуб поиграть в кости и карты, отправиться на скачки или сам сесть на козлы двуколки, возникни у него такое желание. Он может охотиться или поиграть в бильярд, заглянуть в театр — и в места похуже; но если скучает леди, от нее ждут, что она займется благотворительностью, будет навещать сирых и убогих, бормотать успокаивающие слова и советовать оставаться добродетельными!

В яростной тираде Кристины было слишком много правды, так что Шарлотта и не пыталась с ней заспорить, но при этом не нашла в себе силы рассказать Кристине, какое удовольствие она получила, помогая продвигать парламентскую реформу. Необходимость последней назрела, этого требовала сама жизнь, и в сравнении с этим все остальное, даже спорт, казалось оторванным от реальности и невероятно тривиальным.

Она подалась вперед, пытаясь найти слова, чтобы выразить обуревавшие ее чувства. Все смотрели на нее, но с адекватным ответом она так и не нашлась.

— Если вы собирается поделиться с нами радостью, которую доставляют вам папины военные истории, мисс Эллисон, пожалуйста, не утруждайте себя, — холодно продолжила Кристина. — Я ничего не хочу знать о холере в Севастополе или о том, как много несчастных погибло при атаке Легкой бригады. Все это представляется мне идиотской игрой, затеянной мужчинами, которых следовало запереть в Бедламе[19], где они смогли бы причинить вред только себе… или друг другу!

И тут, пожалуй, впервые за все время знакомства с Кристиной, Шарлотта посочувствовала ей.

— А вы не хотите подумать о том, как облечь ваше предложение в закон, миссис Росс? — с энтузиазмом воскликнула она. — Подумайте о тех молодых людях, которые не умрут, если мы это сделаем!

Кристина, чуть хмурясь, смотрела на нее. Она не ждала, что хоть кто-нибудь с ней согласится, особенно Шарлотта. Она и сказала все это, чтобы нагрубить ей.

— Вы меня удивляете, — честно призналась она. — Я думала, что вы восторгаетесь армией.

— Я ненавижу слепое тщеславие, — ответила Шарлотта. — И не терплю глупость. Их проявление в армии опаснее всего, за исключением, возможно, парламента, но это нисколько не умаляет моего уважения к мужеству солдат.

— В парламенте! — Огаста не верила своим ушам. — Действительно, моя дорогая мисс Эллисон? Что вы хотите этим сказать?

— Дурак в парламенте может причинить вред миллионам, — ответил Балантайн, — и, Бог свидетель, их там предостаточно. Хватает и тщеславных, — он посмотрел на Шарлотту, как на равную, словно временно забыл, что она женщина. — Я уже долгие годы не слышал столь благоразумных слов. — Он сдвинул брови. — Мне показалось, что вы хотели что-то сказать, когда Кристина завела разговор об армии. Пожалуйста, что именно?

— Я… — Шарлотта остро чувствовала взгляд его глаз. Более ярких, более синих, чем она помнила. И она ощутила его волю, его силу духа, которые позволяли ему командовать людьми в моменты опасности и даже под угрозой смерти. А потому оставила попытки облечь свои чувства в вежливые, обтекаемые фразы. — Я собиралась сказать, что свободное время, если оно у меня появляется, трачу на попытки изменить законы, касающиеся детской проституции, сделать их гораздо более жесткими, чем теперь, ввести суровые наказания для тех, кто использует детей сам или вовлекает их, независимо от того, мальчики они или девочки.

Алан Росс повернулся к ней, его глаза широко раскрылись.

— Правда? — Лицо Огасты не выражало никаких эмоций. — Почему-то мне представляется, мисс Эллисон, что невозможно добиться серьезного успеха в такой затее, не располагая всеобъемлющими знаниями предмета.

— Разумеется, невозможно, — Шарлотта приняла вызов и теперь не мигая смотрела на нее. — Знания необходимо получить, иначе с тобой никто не будет считаться.

— Как это неприятно, — Огаста поморщилась, закрывая тему.

— Конечно, неприятно, — Алан с ней определенно не согласился. — Я думаю, именно об этом говорил на днях Брэнди… вы помните Брэнди, мисс Эллисон? Но если те из нас, чьи голоса могут достичь ушей парламента, не интересуются этими болячками, откуда возьмутся изменения?

— Церковь, — отчеканила Огаста. — Я уверена, они справятся с этим гораздо лучше, чем мы с нашими пустыми и не приносящими пользы разговорами за обеденным столом. Брэндон, тебя не затруднит передать мне горчицу? Кристина, тебе надо бы поговорить с кухаркой. Этот соус совершенно пресный. Ничем не лучше ваты! Вы так не думаете, мисс Эллисон?

— Остроты маловато, — ответила Шарлотта с легкой улыбкой. — Но мне его вкус нравится.

— Как странно, — Огаста взяла со стола вилку. — Я ожидала, что вы больше любите горчицу.

После обеда дворецкий принес портвейн. Огаста, Кристина, Эмили и Шарлотта удалились в гостиную, чтобы мужчины могли спокойно выпить вина и, если возникнет желание, покурить. Эта часть вечера Шарлотту радовала меньше всего. Она остро чувствовала неприязнь Кристины, а теперь еще и недовольство Огасты. Помимо этого, она нервничала из-за того, что могла предпринять Эмили. Та прибыла в дом Кристины с единственной целью: вызнать имена подруг Кристины, которые пользовались дурной репутацией, чтобы потом найти среди них тех, кого мог соблазнить Макс. И она молила Бога, чтобы Эмили действовала как минимум осторожно и не давила на Кристину; хотя, с другой стороны, в чем заключалась осторожность в подобном вопросе?

Эмили предостерегающе глянула на нее, прежде чем они сели.

— Знаете, я совершенно с вами согласна, — обратилась она к Кристине с заговорщицким видом. — Мне давно хочется заняться чем-то более увлекательным, чем приезжать к людям, о которых ты уже знаешь все, и вести вежливую и занудную беседу. Или творить «добрые дела». Я уверена, без них не обойтись, и восхищаюсь теми, кому они нравятся. Но мне, признаюсь честно, нет.

— Если вы иногда посещаете церковь и приглядываете за семьями ваших слуг, то большего от вас и не требуется, — назидательным тоном произнесла Огаста. — Другие добрые дела, посещение бедных и так далее — для одиноких леди, которым больше и делать-то нечего. А так они и заняты, и пользу приносят. Бог свидетель, их много… нельзя отнимать у них хлеб.

Они все на мгновение вроде бы забыли, что Шарлотта — во всяком случае, в ипостаси мисс Эллисон — относилась к этой категории.

— Думаю, пожалуй, я начну ездить верхом в парке, — промурлыкала Эмили. — Там можно встретить интересных людей… так мне, по крайней мере, говорили.

— Если на то пошло, я точно знаю, что вы имеете в виду. Но поверьте мне, есть и другие занятия, более захватывающие, а потому интересные, чем написание писем и визиты к людям, скучнее которых свет не видывал. И их не назвать непозволительными, если ты идешь туда не одна, например…

— Вы рисуете, мисс Эллисон? — оборвала Огаста Кристину громким, пронзительным голосом. — Или играете на фортепиано? А может, поете?

— Я рисую, — без запинки ответила Шарлотта.

— Какая вы молодец. — Тон Кристины красноречиво говорил о ее отношении к таким художницам. Одинокие женщины, которые не могут придумать ничего более интересного, чем водить кистью по листу бумаги, слишком жалки, чтобы тратить на них время и эмоции. Она повернулась к Эмили. — Я решила, что каждое утро буду ездить верхом на Роу[20], если будет настроение и позволит погода. Я уверена, что с горячей лошадью можно получить массу удовольствий.

— С горячей лошадью, милая моя, можно приземлиться лицом в грязь! — остудила ее пыл Огаста. — Я бы хотела, чтобы ты помнила об этом и не воспринимала падение как сущую ерунду.

Кристина вдруг побледнела как полотно, глядя прямо перед собой, не видя ни Огасту, ни Эмили. Если она поначалу и собиралась огрызнуться, то передумала.

Шарлотта пыталась что-то придумать, чтобы закрыть паузу, но все тривиальное и вежливое казалось гротескным в этом внезапном выплеске эмоций, пусть она и не понимала его причины. Если Кристина ранее получила травму, возможно, свалившись с лошади, спрашивать об этом, конечно же, не следовало. Внезапно мелькнула мысль: а не из-за этого ли у нее нет детей? Нахлынувшая жалость отозвалась болью: в отношении Кристины ей хотелось ощущать исключительно неприязнь.

— Эмили играет на пианино, — пробормотала Шарлотта только с тем, чтобы сменить тему и отогнать мысли о Кристине.

— Простите? — переспросила Огаста. На ее шее появились морщины, которых Шарлотта раньше не замечала.

— Эмили играет на пианино, — повторила Шарлотта с нарастающим смущением. Теперь чувствовала себя нелепой.

— Правда? А вы играть не учились?

— Нет. Я предпочитала рисование, а папа не настаивал.

— Как мудро с его стороны. Это пустая трата времени — заставлять ребенка делать то, к чему у него нет склонности.

Последняя фраза комментариев не требовала. А у Шарлотты внезапно исчезло чувство вины, вызванное то ли мягкостью, которую она увидела в лице генерала, то ли искренностью во взгляде, когда он забыл об изысканно накрытом столе и говорил с ней, как с другом, с которым можно поделиться самым важным, трогающим разум и сердце.

И действительно, когда вскорости джентльмены присоединились к ним, Шарлотта с радостью ушла в долгое обсуждение отступления Наполеона из Москвы. Ей не приходилось притворяться, будто она ловит каждое слово генерала, или интересуется его видением тех далеких событий, изменивших Европу, или сочувствует людям, нашедшим смерть в глубоких снегах России, потому что она наслаждалась этой беседой.

И когда они поднялись, чтобы откланяться, перед ее мысленным взором стояло лицо генерала, а не Кристины. И только потом, когда Эмили заговорила с ней на пути домой, чувство вины вернулось.

— Знаешь, Шарлотта, я просила тебя добиться сочувствия генерала, чтобы мы могли узнать что-то полезное… но не завораживать его, — сердито сказала она. — Я думаю, тебе пора научиться контролировать себя. Это абрикосовое платье свело тебя с ума.

Шарлотта покраснела в темноте, но, к счастью, ни Эмили, ни Джордж заметить этого не могли.

— Мне не имело смысла и пытаться наладить более теплые отношения с Кристиной, — ответила она. — Вы все воспринимали меня маленькой серой мышкой, которая сидит дома и рисует, когда не помогает сирым и убогим.

— Я понимаю твою неприязнь к Кристине. — Эмили изменила тактику и сбавила тон. — Я тоже от нее не в восторге… и она очень грубо разговаривала с тобой. Но речь не об этом. Мы приезжали, чтобы добыть нужные сведения, а не для того, чтобы отлично провести время!

На это ответа у Шарлотты не нашлось. Она не узнала ничего нового или важного, если честно, и впрямь отлично провела время. Во всяком случае, часть вечера. Иногда все было ужасно. Она забыла, каким безжалостным может быть светское общество.

— А ты что-нибудь выяснила? — спросила она.

— Понятия не имею, — из темноты ответила Эмили. — Возможно.