Снега

К о л е с н и к о в — подполковник, 36 лет.

Е л е н а — его жена, 30 лет.

М а р и я — сестра Елены, 20 лет.

И в а н о в н а — мать Елены и Марии, 60 лет.

А н д р е й — директор леспромхоза, майор запаса, 40 лет.

И в а н Ф е д о р о в и ч — инженер, 52 года.

З и н а — его жена, 30 лет.

В л а д и с л а в — старший лейтенант, 24 года.

Н и к и т а — лейтенант, бывший танкист, 35 лет.

М а к с и м Т р о ш к и н — сержант, инвалид войны, 30 лет.

Т е т я Н а с т я — бригадир лесорубов, 40—45 лет.

Л у ш а — жена Трошкина, 30 лет.

Д е д Н а з а р — сторож, 75 лет.

Д е в у ш к и, ж е н щ и н ы — работницы леспромхоза.

Время действия — весна 1945 года.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Дом с террасой, к нему вплотную подступает могучий лес, одетый в молодую, только что народившуюся листву. Кажется, будто накинули на лес нежно-зеленую кисею. С террасы в дом ведут две двери. Бо́льшую часть сцены занимает комната Елены. Скромная обстановка. Дверь в смежную комнату, окно. За стареньким пианино сидит М а р и я, сочиняет какую-то мелодию — не получается. Оборвав игру, Мария подходит к окну, распахивает его и смотрит на лес, словно ожидая от него помощи. Возвращается и снова играет.

К дому подходит З и н а с чемоданом в руках. Останавливается, слушает музыку. Вздохнув, поднимается по ступенькам. В нерешительности останавливается у двери, ведущей в другую часть дома. Поставив чемодан, робко стучит. Никто не отвечает. Осторожно открыв дверь, скрывается в доме.

На террасу выходит Мария.

М а р и я. Кто это приехал? Зина? (Скрывается за дверью, в которую только что вошла Зина.)

Слышны восклицания, обычные при встречах. На террасу возвращаются М а р и я и З и н а. Они проходят в комнату Елены.

З и н а (в ее чрезмерной беспечности чувствуется искусственность). …Заезжала в Москву. Пять суток пролетели, как одна минута. (Обернулась.) Девочка моя! Сколько там народу! Сколько изящных женщин! О небесные создания! Как много отняла у них война! (Вздохнула.) Словом, Маруся, жизнь живет! Вот и все. Ей нет дела до того, что ты молода и неопытна. Однажды она найдет тебя, выведет за ручку на свет божий, и тогда у девочки закружится голова от всего прекрасного, что есть на земле. А?

М а р и я. А меня не надо выводить — я сама.

З и н а. О! Я слышала звуки пианино, когда подходила к дому. Как твоя консерватория? Сочиняешь что-нибудь? Симфонию, кантату, прелюдию?

М а р и я (укоризненно и холодно). Тебя Иван Федорович так любит, а ты…

З и н а (резко, как крик). А меня заставляет война… (И вдруг заискивающе.) Не встречай меня так враждебно, девочка. (Вздохнула.) Ты же видишь — я опять пожалела его, вернулась… (Пытается загладить свою обнаженную откровенность.) А у вас хорошо. (С жадностью вдыхает лесной воздух.) Вот всегда так. Где вспыхивает желание любить, там нет этого таинственного леса. Где есть этот дурманящий запах сосны — там тоска.

М а р и я. Переодеваться будешь? Я только что гладила, утюг еще горячий, давай платье.

З и н а (удивлена). Ты? Мне?

М а р и я. Хочу сделать приятное Ивану Федоровичу: я очень уважаю его. (Подбежала к чемодану, открыла.) Зина, что это? Тебя ограбили? Здесь ничего нет.

Зина закрыла лицо руками.

Зина, что случилось?

З и н а. Не спрашивай, не надо… (Убегает в свою комнату.)

М а р и я. Зина!.. (Уходит следом за ней.)

Входят Е л е н а и Н и к и т а. Елену нельзя назвать красивой, но она полна женского обаяния. Никита — огромный, исполинской силы человек. Его неуклюжей фигуре как нельзя лучше подходит скуластое, с нависшими бровями лицо. Он говорит на «о», что выдает в нем волжанина. В руках у Никиты большая охапка зелени и лесных цветов. Цветы и в руках у Елены.

Е л е н а. Смелее, смелее, Никита Леонидович. (Проходят в комнату Елены.) Это, кажется, первый ваш визит к нам после Нового года. Да не бойтесь же. Давайте вашу руку, я помогу.

Н и к и т а. Спасибо… не надо.

Е л е н а. В школе я немного устаю. Но когда иду из деревни домой через лес, ко мне возвращаются силы и хорошее настроение. Какая все-таки великая вещь — природа! А дети! Почти каждый день они провожают меня из школы, и с ними путь кажется таким коротким. Щебечут, смеются, забываешь обо всем.

Никита молчит.

Е л е н а. Вы шли к Андрею Степановичу?

Н и к и т а. К вам. Очень хотел попросить вас, Елена Владимировна, помочь мне одолеть последние два чертежа. Строители торопят.

Е л е н а (берет чертежи). С удовольствием. Тем более что мне поможет моя сестра. Сейчас я вас познакомлю. (Кричит.) Мария! (Любуется цветами.) Представляю, как обрадуется Зина этим цветам.

Н и к и т а. Эти цветы — ей?

Е л е н а. Да. Разве я вам не сказала?

Никита резким движением выбрасывает цветы в окно.

Зачем вы?

Н и к и т а. Встречать испорченную женщину цветами считаю позором для себя.

Е л е н а. Испорченную?!

Входит М а р и я.

М а р и я. Здравствуйте.

Е л е н а (чтобы снять неловкость). Никита, познакомьтесь. Мария. Студентка Саратовской консерватории. Приехала на каникулы.

Н и к и т а. Очень хорошо. (Слегка наклоняет голову.) Никита Леонидович. (Хотел протянуть руку, но почему-то раздумал. Сел.)

М а р и я (смеясь). Вы же не подали мне руки.

Н и к и т а. Виноват. (Но руки так и не протягивает. Пауза.) Я часто слушаю, как вы играете.

Е л е н а. Она пишет симфонию о нашем лесе.

Н и к и т а. Хорошо… (Пауза.) В вашей музыке слишком много шелеста листьев. Но листья — это еще не дерево: есть корни, ствол… (Пауза.) Очень выразительно стонут стволы берез во время грозы. Послушайте как-нибудь.

Е л е н а. Вы и до войны были такой бирюк? Вам, Никита, надо уезжать из леса.

Н и к и т а (лицо его потеплело от еле заметной улыбки). А разве бирюк без леса может жить? Он умрет.

Е л е н а. Никита Леонидович злой, Мария. Имей это в виду.

Н и к и т а. А разве бирюк бывает добрым?

Е л е н а. Он никогда не нападает на беззащитных. А Зина беззащитна.

М а р и я. Тише! Зина у себя в комнате.

Е л е н а. Приехала? (Снимает со стены фотографию, тихо.) Вы только посмотрите, какая это женщина…

Никита всматривается в фотографию, приблизив ее к самым глазам, потом достает большую лупу.

М а р и я (смеется). Чтобы не ошибиться в женщинах, вы носите с собой увеличительное стекло?

Е л е н а (строго). Мария! Никита Леонидович потерял зрение на фронте. Он горел в танке.

М а р и я (тихо). Простите…

Пауза.

Н и к и т а. Я рассмотрел эту красавицу. В нее можно влюбиться, но любить ее нельзя. (Марии, спокойно.) Двадцать процентов зрения, которые сохранили мне доктора, я расцениваю как лучшую награду за два года, проведенных на войне. Потому и мирюсь с громоздкими размерами этого инструмента. А засмеялись вы от непривычки. Уверяю: во второй раз это не покажется вам нелепым. (Протер глаза, спрятал лупу.)

М а р и я (еще тише). Простите…

Н и к и т а. Нет, лупа не увеличила красоты вашей Зины.

Е л е н а (вдруг). А вы могли бы полюбить меня, Никита?

Н и к и т а. Однажды Екатерина Вторая задала такой вопрос архитектору Растрелли.

Е л е н а. И что же он ответил?

Н и к и т а. Дабы влюбиться в вас, ваше императорское величество, я должен настолько высоко взлететь, насколько вы — низко упасть.

Е л е н а (не сразу). Однако… злость у некоторых современных архитекторов имеет исторические корни.

Никита молчит.

М а р и я (Никите). Зачем вы так?

Н и к и т а. Когда хороший человек начинает обманывать себя, его надо разоблачать, дабы помешать ему испортиться окончательно. Прощайте. (Ушел.)

М а р и я. Зачем он приходил?

Е л е н а (в раздумье). Очевидно, затем, чтобы сказать мне, что я — падшая женщина.

М а р и я. Он не может простить тебе брака с Андреем. (С вызовом.) Я тоже.

Е л е н а (тихо). Знаю.

Входит И в а н о в н а. Вносит выброшенные Никитой цветы.

И в а н о в н а. Кто это цветы выкинул? Сейчас Леонидыча встретила. Не могу на него без слез смотреть. Солнышко светит, а он на ощупь по лесу идет. Не обидели вы его?

Молчание.

То-то. На такого человека молиться всем надо. (Марии.) Доченька, сходи в контору. Поезд пришел. Может, нам письма есть.

Мария ушла.

Е л е н а (про себя). «Я должен так высоко взлететь, насколько вы — низко упасть…»

И в а н о в н а. Шла бы ты Людочку выручать. Верхом на лошади поехала. Иду с ней по огороду — навстречу Андрей. Из лесу, что ли. На дрожках. Увидал Людочку, схватил да верхом на лошадь и посадил. Девчушка плачет — ему смешно. Жалости у него к ней нет.

Е л е н а. Оставь, мама.

И в а н о в н а. Ну, отца родного он ей не заменит… (Пауза.) Сорока давеча цыпленка схватила. Я за ней с палкой. Отбила. Зашибить воровку не зашибла, а застращала-таки и цыпленка спасла.

Входит З и н а.

З и н а. Здравствуй, Леночка. (Целует Елену.) Здравствуйте, Анна Ивановна. (Увидела цветы.) Боже мой! Сколько зелени, цветов. Ехала, ехала по лесу и снова в лес попала.

И в а н о в н а. В лесу живем.

З и н а. Ивана Федоровича все еще нет?

И в а н о в н а. Тебя поехал встречать. Неужто разминулись?

З и н а. Мне посчастливилось. Сошла с поезда — смотрю, стоит легковая машина. Ждет кого-то. Словом, прокатилась с шиком.

И в а н о в н а. Ну вот. Вы на машине-то по шоссе объезжали, а Иван Федорович нашим лесным путем поехал.

З и н а. Анна Ивановна… а ключ от моей… от нашей комнаты…

И в а н о в н а (вздохнула). Велено тебя впустить. От слабого сердца Ивана Федоровича.

Неловкая пауза.

Е л е н а. Мама, ты приготовила что-нибудь? Обед скоро?

И в а н о в н а. Варю… (Пауза.) На грозу жар клонит. Цыплят-то в курень загнать надо. (Ушла.)

Е л е н а (присутствие Зины ей неприятно). Ну, рассказывай.

З и н а. Что ж рассказывать? Не получилось. Бросила все к черту, вернулась к Ивану. Любовь, Лена, требует жертв. Мой молодой муж требовал от меня денег. На вино, карты. Продала платья. Вернулась — пустая…

Е л е н а (задумчиво). Да…

З и н а. Теперь не могу придумать, как мне вести себя с Иваном Федоровичем: плакать от радости или смеяться?..

Е л е н а (поморщилась). Жаль…

З и н а. Ивана Федоровича?

Елена молчит.

Или меня?

Е л е н а. Его, конечно. И тех, еще неведомых хороших мужчин, для которых твоя красота ядом обернется.

З и н а. Не помрут.

Е л е н а. Прости, Зина, но ты мне напоминаешь мухомор, поганый гриб. Смотри, растопчут тебя сапогами. Война тебя породила, война и погубит… (Пауза.) А впрочем, такие, как ты, — живучи.

З и н а (она и не думает обижаться). Ну уж переживать и терзаться, как ты, не стану. Я создана для любви? Для любви. Ты же сама говорила. А если на войне всех красивых мужиков перебьют? А если мы завтра все погибнем к чертовой матери? (Распаляется все сильнее и сильнее.) Я беру свое, не чужое. Я каждый час своей жизни никому не отдам, пусть мне хоть вся земля наизнанку вывернется. Я не сапер. Это саперы, говорят, ошибаются один раз в жизни. Мне можно побольше.

Е л е н а (устало). Ты настолько красива даже в своей пошлости, что и обидеться на тебя трудно.

З и н а. А напялить на мою фигуру вот такие сапожищи, мужские кальсоны и заставить меня пилить и рубить лес — это не пошлость, по-твоему?

Е л е н а (сорвалась). Уходи! (Взяла себя в руки.) Извини. Живи как знаешь.

З и н а. Я не обижаюсь. И я плюю на всякие философии, в которых ни слова не говорится о любви. (Миролюбиво.) Ну а ты? Чем закончились твои странствия в поисках первого мужа? Нашла?

Е л е н а. Нашелся сам.

З и н а (в крайнем удивлении). Нашелся? И ты молчишь? Как? Где? Когда?

Е л е н а. Вскоре после твоего отъезда мы получили от Алексея письмо из госпиталя. Я и Андрей написали ему. Полгода нет ответа… (Пауза.) Кончено. Я хорошо знаю его характер. Он теперь ни за что не приедет сюда. Даже чтобы взглянуть на Людочку.

З и н а. Да это зверь какой-то, а не человек. Ну и брось терзаться, мучиться. Андрей Степанович тебя любит, к твоей девочке относится великолепно… Лучше расскажи, как ты сошлась с Андреем Степановичем. Я ведь тоже была немножко влюблена в него…

Е л е н а. Алеша и Андрей были друзьями. Мы все в одной школе в детстве учились. Андрей посвящал мне стихи. (Улыбнулась.) «Лена, друг мой, не для шутки я пишу тебе в альбом…» (Пауза.) Когда я вышла замуж за Алексея, Андрей очень страдал. У нас на свадьбе, помню, с горя выпил залпом стакан водки, чуть не задохнулся. (Пауза.) Для Андрея наша семья всегда была как родной дом… (Пауза.) Два года назад я получила похоронную — сообщили, что Алеша убит. (Горестно махнула рукой.) А, не стоит… (Короткая пауза.) Ты хорошо сделала, что вернулась к Ивану Федоровичу.

З и н а. А ну их всех к черту!

За сценой крики женщин.

(Испуганно.) Что такое?

Е л е н а (подбежала к окну). Отсюда не видно. Я — сейчас.

Входит И в а н о в н а.

Е л е н а. Что там, мама?

И в а н о в н а (крестится). Вчера по-над оврагом дорогу размыло. Машина сейчас грузовая шла, а ее — туда, вниз… Шофер на все тормоза нажал, а машина все одно — в обрыв. А в кузове бабы наши лесхозовские. Андрей тут подвернулся. Одно колесо уж в овраге почти. Он с себя пиджак сорвал да как под кузов сиганет! Пиджак под колесо подстелил… Дальше не видела… (Крестится.) Спаси и помилуй.

Елена бежит к двери, сталкивается с А н д р е е м.

А н д р е й. Кого я вижу! Зинаида Аркадьевна! Приветствую вас!

И в а н о в н а. Обошлось?

А н д р е й. Что?

И в а н о в н а. С машиной-то?

А н д р е й. Конечно.

И в а н о в н а. Слава те, господи!.. (Уходит.)

Е л е н а. Андрей, ты сошел с ума.

А н д р е й (смеясь). Зинаида Аркадьевна, вы это можете подтвердить? (Елене.) Ничего, ничего… Людочка у меня на руках заснула. Я ее там, в холодке, уложил. Чем бы ей личико прикрыть?

Елена дала платок, Андрей уходит.

З и н а (с восхищением). Какой он у тебя!

Е л е н а. А Людка большущая стала. Пять лет моей доченьке скоро.

З и н а. Пойду и я своего Ивана Федоровича разыскивать. Ах, если бы он тоже совершил какой-нибудь героический поступок.

Е л е н а. Он принял тебя.

З и н а (остановилась, посмотрела на Елену). О! (Секундочку подумала.) Да, пожалуй. А под машину он не бросится. Нет! Будь счастлива.

Ушла. Возвращается Андрей.

А н д р е й. А где же…

Е л е н а. Ушла искать мужа.

А н д р е й. Я его сейчас видел. Поехал на канал. Не встретил Зинаиду Аркадьевну — расстроился. Вот уж теперь обрадуется. А то совсем старик раскис. Все из рук валится. (Улыбнулся.) Вот вы какие — женщины. (Подходит к Елене.) Поздравь меня.

Е л е н а. Поздравляю, хотя и не знаю — с чем.

А н д р е й. Проект типового щитового дома утвержден. Проект завода, на котором мы будем делать эти дома, — тоже. Средства отпущены. Ты представляешь, какие перспективы открываются перед нашим лесом? И школу тебе построим — ахнешь! Тоже — сборную. Замечательное удобство: отвертываешь гайки, разбираешь школу на части, и айда на любое новое местожительство. А?

Кружит Елену.

Е л е н а. Перестань, ну перестань же, Андрюша, кружится голова.

А н д р е й (отпускает Елену). И у меня кружится… От счастья. (Кричит.) Анна Ивановна, поесть найдется чего-нибудь?

Голос Ивановны: «Сейчас принесу».

Посадил я Людочку на лошадь, она ехала, ехала и вдруг говорит: «Папа, сними, у меня сердце качается». (Смеется.)

Е л е н а. Ты любишь ее? Нет-нет, скажи честно.

А н д р е й. Люблю, люблю, люблю… (Целует Елену.) А ты меня?

Е л е н а. Тсс! Мама идет.

Входит И в а н о в н а, показывает какую-то тряпку.

И в а н о в н а. Вот он, пиджак…

А н д р е й. Ну и духота сегодня. Пойду умоюсь. (Остановился у барометра.) Переменно? Пророк липовый. Третий день бурей грозишься, а солнце светит — и никаких гвоздей. (Спустился с террасы.)

Е л е н а. Мама, неси суп. Посуду я сама.

Ивановна ушла. Входит взволнованная М а р и я.

М а р и я. Ваше письмо вернулось обратно.

Е л е н а. Что? (Взяла конверт.) Алексей опять ничего не знает. Это ужасно!

М а р и я. А я довольна. Пусть сперва вылечится, а потом сообщайте, что вам угодно. Он тяжело ранен. Будьте же людьми, наконец.

Е л е н а. Мария, приехала на каникулы — отдыхай и не вмешивайся в мои дела.

М а р и я. Я — твоя сестра. И вмешиваться в твои дела буду. (Ушла.)

Входит А н д р е й, слышит последние слова Марии.

А н д р е й. Леночка, что случилось?

Е л е н а (не сразу). Наше письмо пришло обратно.

А н д р е й (взял конверт). Адресат выбыл. (Пауза.) Очевидно, перевели в другой госпиталь… (Пауза.) И что же? Узнает Алексей раньше или позже, ведь это ничего не изменит.

Елена встала.

Или я ошибаюсь?

И в а н о в н а входит, ставит обед. Снова уходит.

Е л е н а. Ешь, Андрей.

А н д р е й (отодвинул тарелку). Ты что, боишься его приезда?

Е л е н а. Я вдруг представила, как он войдет в этот дом, который стал для него чужим.

А н д р е й (облегченно вздохнул). Успокойся. И давай обедать.

Е л е н а. Да, да.

Начинают обедать. Пауза.

А н д р е й (отодвигая тарелку). Разве я хотел построить свое счастье на несчастье Алексея?

Е л е н а. А сам волнуешься. (Встала из-за стола, подошла к Андрею.) Не надо, дорогой…

А н д р е й. Мы же считали его погибшим…

Е л е н а. Не надо, дорогой.

А н д р е й. Спасибо… Спасибо тебе…

Входит И в а н о в н а.

И в а н о в н а. А второе?

Е л е н а. Не хочется, мама.

А н д р е й. Мы — вечером… (Елене.) Ты — на делянку «Большая сосна»?

Е л е н а. Да.

А н д р е й. Я тоже.

Ушли. Ивановна убирает со стола. Возвращается М а р и я.

И в а н о в н а. Была на почте-то?

М а р и я. Была. От Алексея ничего нет. Письмо Елены и Андрея пришло обратно.

И в а н о в н а. Да что ты! (По секрету.) А промеж них опять, видно, разговор был. (Достала из-за висящего на стене зеркала письмо.) Это, что ли, последнее Алешино письмо, погляди.

М а р и я. Оно.

И в а н о в н а. Почитай, доченька.

М а р и я. Я уже два раза читала.

И в а н о в н а. А ты почитай, коли прошу.

М а р и я (читает). «Здравствуйте, мои дорогие Лена, Людочка, Анна Ивановна, Маруся. Сообщаю прежде всего, что я жив, пишу из госпиталя, а почему так долго молчал, расскажу, когда приеду. Вы, может быть, и читали обо мне в газетах, но не догадывались, что партизан «товарищ К.» и есть ваш Алеша. Простите, дорогие, я на несколько минут прерву письмо, так как в палату вошла медицинская сестра, принесла мне обед. Ух, как хорошо пахнет!..»

И в а н о в н а (смахнула слезу). Прежний он, без шуток не может.

М а р и я. Дальше читать?

И в а н о в н а. Подождем. Нехай человек пообедает.

М а р и я (смеется). Ой, мама. Какая ты чудачка.

И в а н о в н а. Вот-вот. Тебе бы только хохотать. Которую ночь Алешу во сне вижу. Будто Людочка умерла, а он над ней плачет, плачет…

М а р и я. Какие глупости.

И в а н о в н а. Что же это такое? Чужого человека папой научили называть. Ребенок глуп. Он за леденец и кукушку мамой назовет… (Пауза.) А дадут, дочка, комнату-то, ежели я с тобой в город поеду?

М а р и я. Добьемся.

И в а н о в н а. Вот бы спокой-то. Где-нибудь подальше от центру, чтобы козу можно держать. (Уверенно.) Добьемся! Я на картах гадала.

М а р и я. Успела?

И в а н о в н а. Вчера какой-то леший цыганку к нам занес. Спервоначалу на трефового короля кинула, на Алешу, значит. Вышла карта — добро глядеть. Жив-здоров, говорит, красавица, кого ожидаешь. И такого натараторила! А уж потом и на тебя погадала.

М а р и я. Глупости какие.

И в а н о в н а. А ты — чу! Сначала поперек твоего пути все пиковый король стоял. Потом его другая масть забила. Цыганка опять: «Поедешь, красавица, куда ни кинь — дорога». А коли врешь, спрашиваю? «Ежели цыган, отвечает, врет, он не дорого берет. А я, говорит, с тебя за верную правду втридорога возьму». И бац с меня сто рублей. Я говорю: с ума ты сошла. А она: «А танки нынче почем? Может, мы, цыгане, на танк деньги копим». Вот тебе и погадала.

На террасу поднимаются К о л е с н и к о в и В л а д и с л а в. Они подходят к окну, их не замечают.

К о л е с н и к о в. И на кого же ты, старая, гадала?

И в а н о в н а. Мамыньки! Алешенька! (Бросилась навстречу Колесникову.)

М а р и я. Алексей… приехал… (Убежала.)

К о л е с н и к о в (входит в комнату. Прихрамывает). А соловья — вспугнули. Это что же за птаха около тебя, Ивановна, увивалась?

И в а н о в н а. А Манька же.

К о л е с н и к о в. Манька? Да ну! Ах, рыжая! Какое же она имела право в мое отсутствие вырасти до неузнаваемости. Ты чего, Владислав, не возмущаешься? Встретили в своем доме девицу-красавицу, а тебе как будто все равно.

И в а н о в н а. Ну, посыпал прибаутками. Поди, новых насобирал — теперь с тобой в дуэль и не вступай.

К о л е с н и к о в. И не пробуй.

И в а н о в н а. Да погоди же… Чемодан-то ставь. Дай я с тебя сбрую-то сниму — вздохнешь… (Суетится около него.) Алёшенька…

К о л е с н и к о в (озорно поет). Жили-были у тещи семеро зятьев: и Микишка — зять, и Никишка — зять, а Алёшенька хоть и сукин сын, а был любименький зятек…

И в а н о в н а (смахивает слезы). Теперь садись. Устал, поди.

К о л е с н и к о в. Да ты меня не мучай. Вот за товарищем моим поухаживай.

В л а д и с л а в (снимая вещевой мешок). Я… ничего… Я… сам… Спасибо…

И в а н о в н а. То-то у меня нынче два раза нож из рук выпадал.

К о л е с н и к о в. А где же Людочка?

И в а н о в н а. Спит. (Метнулась к террасе.)

К о л е с н и к о в. Мама, погоди, я — сам…

И в а н о в н а. На террасе она. Да уж… ей и вставать пора.

Колесников уходит. Пауза.

Товарищем, значит, Алеше приходитесь?

В л а д и с л а в. Товарищем.

И в а н о в н а. Истомились, поди, пока доехали?

В л а д и с л а в. Я — ничего. А вот Алексей Михайлович каждый километр считал.

И в а н о в н а. Вы с Алешей-то… запросто, значит?

В л а д и с л а в. Конечно.

И в а н о в н а. Сынок… беда-то у нас какая…

Голос Колесникова: «Нет-нет, Маринка, пускай спит, пока я щетину сбрею».

Входят К о л е с н и к о в и М а р и я.

К о л е с н и к о в. Знакомься, Владислав, с девой Марией. (Марии.) Командир саперной роты, дважды орденоносец Владислав Пухов.

М а р и я. Очень приятно. (Протягивает руку.) Мария.

К о л е с н и к о в. Ну-ка, ну-ка, подойди, сестренка, я тебя еще раз поцелую. (Целует Марию.) А я всем на фронте говорил, что Елена у меня красивая. Куда там. Вот она — красота! Нет, нет, Елене теперь далеко. (Спохватился.) Но все-таки где она? Мария, мама, где Елена?

Ивановна вдруг заплакала.

М а р и я. Мама… от радости… Елена? Она… ушла. На работу.

К о л е с н и к о в. Далеко отсюда?

М а р и я. Валят лес на участке «Большая сосна».

К о л е с н и к о в. Валят лес? И Елена? А школа?

М а р и я. После школы. Все женщины работают. Мужчин не хватает.

К о л е с н и к о в. Елена валит лес! (Смеется.) И как? Получается?

М а р и я. Получается.

К о л е с н и к о в. Участок «Большая сосна». Далеко. Километра три будет. Владислав, за мной!

М а р и я. Нет… То есть… Зачем же… Алеша, тебе будет тяжело… Канал роют, надо обходить… Километров пять…

К о л е с н и к о в. Пять километров! Мы от станции уже шесть отмахали. Что такое пять километров? (Встал, шагнул, поморщился от боли.) О! Шалит, проклятая. Будто на вилы пяткой наступил. (Марии.) Рану натер. И вот мешает. Теперь, в такой момент, когда до жены пять километров осталось, а тысячи километров, тысячи смертей — позади.

М а р и я. Я сбегаю.

К о л е с н и к о в. Сбегай, Маринка.

Мария ушла. Следом за ней — Ивановна.

Хороша Маша?

В л а д и с л а в (неожиданно горячо). Вот что, подполковник… Я хочу тебе сказать…

К о л е с н и к о в. Что такое?

В л а д и с л а в. Я хочу тебя предупредить…

К о л е с н и к о в. Ну?

В л а д и с л а в. Я возмущен тем, что ты не предупредил… скрыл от меня… И я ввалился сюда в этом обмундировании… (Достает из чемодана новый китель, отряхивает его.)

К о л е с н и к о в (подошел к окну). Лес!.. Шумишь, старик? (Достал рукой ветвь дуба, втянул ее в окно.) Здоро́во! Узнаешь?

Ветка вырвалась.

Силен, черт! (Оглядывает комнату.) Эх, Славка! Будто я вчера был здесь! (Сорвал со стены гитару.) Только струны почернели. (Ударил по струнам). И-эх! (Поет.)

Славка, подсказывай, дальше слов не знаю.

В л а д и с л а в. Пойду я к милой в терем.

К о л е с н и к о в. Пойду я к милой в терем…

В л а д и с л а в. И брошусь в ноги к ней.

К о л е с н и к о в. И брошусь в ноги к ней…

В м е с т е.

Громкий заключительный аккорд.

В л а д и с л а в. Тсс! Дочку разбудишь.

К о л е с н и к о в. Дочь… Моя… Маленький человечек… Да неужели это правда, люди добрые, что я сейчас стоял около нее? Что я могу разбудить ее, целовать, бегать с ней по лесу? (Улыбнулся самому себе.) Это, Славка, не молодая березка, не-ет. В ней душа, сердце, кровь… (Беззвучно засмеялся.) Да, именно человечек!

В л а д и с л а в (он в новом кителе). Алексей Михайлович, пока в доме никого нет, приведи себя в порядок. Ты всю дорогу скакал как сумасшедший, ничего не ел, не пил, и я за тобой.

К о л е с н и к о в. На ключ, доставай и мой китель.

В л а д и с л а в (издалека, как бы между прочим). А эта… Мария…

К о л е с н и к о в. Владимировна.

В л а д и с л а в. Что… эта… Мария Владимировна живет здесь?

К о л е с н и к о в. Приехала на каникулы. (Надевает китель.) А что?

В л а д и с л а в. Так… (Увидел на стене фотографию Андрея.) Алексей Михайлович, кажется, мы с тобой опоздали. (Показывает на фотографию.) Заместитель. (Рассматривает надпись.) «Ваша дружба не делает меня одиноким. На долгую память дорогим Алексею и Елене от Андрея Соколова. 1936 год». Ну, тогда другое дело. (Повесил портрет.)

К о л е с н и к о в (его осенила мысль). Знаешь что, Владислав? При мне вещи не так стояли. Ну-ка, берись… (Подходит к столу.) Стол стоял вот здесь…

В л а д и с л а в. Деревья, может, тоже передвинем?

К о л е с н и к о в. Просмеешься. Взяли! Так. Так. Еще. Отдых.

В л а д и с л а в. Насчет отдыха, вижу, не пахнет.

К о л е с н и к о в. Труд, Владислав, облагораживает человека. Лев Толстой даже землю пахал. Хорошо. Теперь — буфет.

В л а д и с л а в. Пропал китель. (Выглядывает из-за буфета.) Что ты выдумал?

К о л е с н и к о в. Ты, старший лейтенант, не понимаешь. Войдет Елена — и все как было, по-старому. Здорово придумал?

И в а н Ф е д о р о в и ч и З и н а поднимаются на террасу и, постучав, входят в комнату Елены.

И в а н Ф е д о р о в и ч. Что здесь происходит? Вселение? Переселение?

К о л е с н и к о в (весело). Перемена декорации.

И в а н Ф е д о р о в и ч. Собственно говоря, я не совсем понимаю… У вас… ну, что ли… право на это… имеется?

К о л е с н и к о в. А собственно говоря, что вам надо?

И в а н Ф е д о р о в и ч. Вы — родственник Елены Владимировны?

К о л е с н и к о в. До некоторой степени.

З и н а. Простите, вы бывший… (осеклась.) директор леспромхоза? Вы — муж Елены Владимировны?

К о л е с н и к о в. Муж.

И в а н Ф е д о р о в и ч (сообразил наконец). Вот и чудесно! Чудесно, говорю я. Разрешите в таком случае представиться. Иван Федорович Безухов. Инженер-гидротехник. Кажется, осуществляю вашу давнишнюю мечту — проектирую канал для сплава леса.

К о л е с н и к о в. Очень приятно. Колесников.

И в а н Ф е д о р о в и ч. А это моя супруга.

З и н а. Зинаида Аркадьевна.

К о л е с н и к о в. А это мой фронтовой друг.

Знакомятся.

З и н а. Значит, мы ехали с вами одним поездом?

К о л е с н и к о в. Возможно.

З и н а. Извините. Я оставлю вас. Приведу себя в порядок. Дорога была так утомительна. (Улыбнулась.) Я очень рада. (Ушла в свою комнату.)

В л а д и с л а в (с азартом). Алексей Михайлович, что еще переставлять?

К о л е с н и к о в. Буфет, буфет, Владислав. (Ивану Федоровичу.) Передвигаем на старое место.

И в а н Ф е д о р о в и ч (помогает). А у меня тоже сегодня большая радость. Из Ленинграда приехала моя жена. Куда вы хотите этот буфет?

В л а д и с л а в. Алексей Михайлович, что-то зазвенело.

К о л е с н и к о в. Разобьешь — ответишь. (Открывает шкаф, вынимает бутылки.) «Горный дубняк». Две бутылки полных и одна тронутая. Елена встала на путь алкоголизма. Смотри, Владислав, рюмка. Из нее не улетучился запах святой воды.

В л а д и с л а в. Кто-то пил за наше здоровье.

И в а н Ф е д о р о в и ч (быстро). О, это я. Моя вина. Я питался некоторое время вместе… Ну, вот Анна Ивановна и… Моя, так сказать, лаборатория. Но это же кстати, друзья, — вот и отметим наше знакомство. (Наливает в рюмки.)

Входит И в а н о в н а.

И в а н о в н а. Батюшки светы! Что тут такое деется?

К о л е с н и к о в. Причастись, Ивановна. Видишь, все по-старому. (Подает ей рюмку.)

И в а н о в н а. Здоровы будьте.

К о л е с н и к о в. Аминь!

Ивановна выпила.

Владислав, продолжаем: кушетку — на террасу.

Выносят кушетку.

И в а н о в н а. Вы не обмолвились, Иван Федорович?

И в а н Ф е д о р о в и ч. Чуть было, да язык вовремя прикусил.

И в а н о в н а. Я из сада бежала — дух захватило. Вот, думаю, ляпнет Иван Федорович. Пока Елену предупредим, и Андрей-то хоть какие меры примет. Что будет с Алешей, как глаза у него на все откроются? Что делать, Иван Федорович, что делать? Помогите.

И в а н Ф е д о р о в и ч. Вы Зиночку видели мою?

И в а н о в н а. Я вам — помогите, а вы — Зиночку. Наглядитесь еще.

И в а н Ф е д о р о в и ч. Я не о том. Я могу проговориться, а Зиночка все это сумеет деликатно.

В комнату возвращаются К о л е с н и к о в и В л а д и с л а в.

И в а н о в н а. Тсс! (Колесникову.) Да погодил бы ты, Алешенька, хребет ломать. В такие минуты тебе разве ломовой лошадью быть?

К о л е с н и к о в. Ты нам веничек принеси, на том и кончим.

Вбегает М а р и я.

М а р и я. Андрей Степанович просил передать, что он послал за Еленой лошадь и сам… сейчас…

И в а н Ф е д о р о в и ч. Вот и чудесно.

К о л е с н и к о в. Спасибо, Маринка.

Ивановна что-то тихо говорит Марии. Мария делает знак Владиславу.

М а р и я. У меня к вам есть просьба.

В л а д и с л а в (подтянулся, живо). С удовольствием.

К о л е с н и к о в (смеется). Поручение какое-нибудь. Славка, имей в виду, будешь дрова колоть — китель не разорви.

Владислав, Мария, Ивановна уходят.

(Ивану Федоровичу.) Так откуда ваша жена приехала?

И в а н Ф е д о р о в и ч. Из Ленинграда.

К о л е с н и к о в. В гости?

И в а н Ф е д о р о в и ч (с гордостью). Навсегда.

К о л е с н и к о в. Давно вы с ней не виделись?

И в а н Ф е д о р о в и ч. Семь месяцев.

К о л е с н и к о в. Всего?

И в а н Ф е д о р о в и ч. Для меня это слишком большой срок.

Входит Е л е н а, останавливается у порога, мгновение стоит неподвижно, приложив руку к сердцу, задыхаясь от быстрого бега, потом, сбросив с плеч платок, собрав остаток сил, с возгласом: «Алеша!» — бросается навстречу Алексею. Колесников, нечаянно сбив ногой табуретку, делает к Елене шаг, они стискивают друг друга в объятиях, осыпают друг друга поцелуями. В их встрече так много экспрессии, силы, нежности, любви и в то же время тоски и боли, что Иван Федорович, предполагая страшный конец этой сцены, закрывает глаза, как перед прыжком в ледяную воду.

Е л е н а (задыхаясь). Я сейчас… Алеша… Отпущу лошадь… (Вырвалась из объятий Колесникова, подбежала к двери, круто обернулась, обожгла Алексея взглядом и, смутившись, загромыхала сапогами по крыльцу.)

К о л е с н и к о в. Семь месяцев, говорите? А что бы вы сказали, дорогой, если бы не виделись с женой не семь месяцев, а, допустим, три с половиной года?

И в а н Ф е д о р о в и ч. Я бы по приезде не стал переставлять мебель, а разыскал жену. Прежде чем производить работу, я бы выяснил, полезна ли она…

К о л е с н и к о в. То есть? Что вы хотите сказать?

И в а н Ф е д о р о в и ч. Очень просто. Извините, налейте мне еще рюмочку. (Выпил.) Семь месяцев тому назад от меня уехала жена.

К о л е с н и к о в. Насовсем?

И в а н Ф е д о р о в и ч. Сказала — едет к матери.

К о л е с н и к о в. А на самом деле?

И в а н Ф е д о р о в и ч. Это не так трудно понять. Ей — тридцать, мне — пятьдесят два. Она красива… (Небольшая пауза.) Теперь она возвратилась.

К о л е с н и к о в. И вы приняли ее? Вы рады?

И в а н Ф е д о р о в и ч. Очень! Я ее люблю, а любишь, — значит, прощаешь. Выпьем за любовь!

К о л е с н и к о в. К черту! За такую любовь не пью.

И в а н Ф е д о р о в и ч. Вы… подождите… Когда вы увидите… Когда переживете…

К о л е с н и к о в. Вы ангел, а не муж.

И в а н Ф е д о р о в и ч. Женщину надо понимать. Женщина не всегда виновата. А Зину я люблю. И мне кажется, что бы она ни сделала…

К о л е с н и к о в (хохочет). Ангел, ангел!

Входит А н д р е й.

А н д р е й. Здравствуй, Алексей.

К о л е с н и к о в (встал). Андрей!

Обнялись.

И в а н Ф е д о р о в и ч. Извините, мне надо поработать.

К о л е с н и к о в (весело). Разве вам до работы сегодня?

И в а н Ф е д о р о в и ч. Что? (Взгляд на Андрея.) Ах, да, конечно… (Ушел.)

К о л е с н и к о в. Ну! Прощались будто на век, жизнь, а оно видишь, как выходит.

А н д р е й. Ранен тяжело?

К о л е с н и к о в. Отделался легким испугом. Три месяца заикался и ни хрена не слышал. Контузия и три пулевых. А ты?

А н д р е й. Получил тяжелое ранение — вернулся в тыл.

Пауза.

К о л е с н и к о в. Похудел. Что, работы много?

А н д р е й. Хватает.

К о л е с н и к о в. Почему хмурый?

А н д р е й. С дегтярниками поругался. Не ту делянку на деготь спилили.

К о л е с н и к о в. Да я из них, чертей, завтра весь деготь обратно выжму.

Пауза.

А н д р е й. А я думал, в Москве тебя оставят работать.

К о л е с н и к о в. Предлагали — отбоярился. Нет уж, говорю, отпустите вы мою душу грешную домой, в лес. У меня там семья, медвежонок… (Пауза.) Была у меня одна задумка, Андрюша. Все до тонкостей я продумал: отгрохаем, мол, мы с Андреем в наших лесах заводище — дома будет сборные делать, а глядь — ты опередил. Молодец. Вот так (жест) это сейчас нужно людям, Андрей. Под открытым небом почти вся Украина живет, да только ли Украина? А у нас такой лес… Ну, об этом — после. (Короткая пауза.) Да! А ты? Не женился?

А н д р е й (не сразу). Женился.

К о л е с н и к о в. Собрался все-таки! И за это — молодец. Поздравляю. (Пожимает Андрею руку.)

А н д р е й. Спасибо. (Неловкое молчание.) Как нога?

К о л е с н и к о в. Со станции доплелся, а вот до жены дойти не сумел. Болит.

А н д р е й. Ты голодный, наверное. (Кричит.) Анна Ивановна!

К о л е с н и к о в. Да не трогай ты ее. Что же вы, черти, не писали?

А н д р е й. Писали. Тебя разве разыщешь. Как раз сегодня наше письмо возвратилось обратно. (Протянул конверт.) На, почитай.

К о л е с н и к о в. После. (Спрятал письмо в карман.)

А н д р е й. Я прошу… Почитай сейчас…

К о л е с н и к о в. Что ты пристал? «Почитай, почитай»! Ты друга почитай. До письма ли ему сейчас, когда увидел вас всех живыми и здоровыми. Где же Елена? (Подошел к окну.)

А н д р е й. Видишь ли, Алексей, дело в том, что…

Далекий раскат грома.

К о л е с н и к о в. Куда опять ушла Елена?

А н д р е й. Подожди. Сядь. Выпьем.

К о л е с н и к о в. Пойдем искать Елену.

Потемнело. Близкий раскат грома. Слышен испуганный возглас Людочки: «Папа!» Андрей вскочил, сделал движение в сторону террасы, где находится Людочка, но, поняв, что этим движением выдал себя, остановился.

А н д р е й. Там — Людочка.

Голос Людочки: «Папа!» Вбегает И в а н о в н а.

И в а н о в н а. Бегу, внученька, бегу!

Но вид Колесникова заставляет ее остановиться.

К о л е с н и к о в (после большой паузы). Так… (Глухо.) Мать, приведи дочь!

И в а н о в н а. Алешенька, Алешенька…

К о л е с н и к о в (тоном приказа). Я сказал — приведи Людку!

А н д р е й. Ты напрасно впутываешь ребенка, Алексей.

И в а н о в н а (Андрею). Уходи, уходи, ради бога.

А н д р е й. Оставьте.

И в а н о в н а. Алешенька, не гневись, послушай меня.

К о л е с н и к о в. Уйди.

Ивановна перекрестилась, ушла.

(Андрею.) Так что же вы мне писали? (Выхватил письмо, читает.) «Дорогой Алеша!» (Усмехнулся.) Не то! Не то! Ага! (Прочитал про себя. Пауза.) Та-ак… (Пауза.) Приехал… За тысячи верст приехал киселя хлебать. Такого киселя!..

Пауза.

А н д р е й. Мы давно писали это письмо…

Колесников сидит, опустив голову. Гроза прошла стороной. В комнату снова заглянуло солнце, и где-то далеко дважды прокричала кукушка.

К о л е с н и к о в. Я уйду… только… передохну малость… Сейчас товарищ мой придет… (Пауза.) Я тут мебель переставил, извини… А сейчас оставь меня одного…

А н д р е й. Алексей…

Колесников метнул на Андрея выразительный взгляд.

Хорошо… (Уходит.)

К о л е с н и к о в (надевает пояс, подходит к двери, ведущей на террасу, видимо намереваясь проститься с дочерью; опять выхватывает письмо, пробегает его глазами. Тряхнул бумажкой.) Как они меня! Ловко они меня! Здорово! «Живем хорошо. Люблю твою дочь, люблю твою жену…» (Пауза.) А я? Три с половиной года мечтал: как постучусь, как войду, как… (Усмехнулся.) «Раньше, чем производить работу, выясните, полезна ли она….» Мудрый старик! Расцеловать тебя за такие слова! Молодцы! Как они меня! (Вытянул руку со скомканным письмом.) Как они меня! (Пауза.) И это писал ты, мой друг, друг моей семьи! Так называл ты себя, когда Алексей был дома, когда тебе от Алексея нужна была помощь. И после этого она могла смотреть мне в глаза! (Как стон.) Спасибо! Спасибо! Да, теперь я вам не нужен! (Разрывает письмо.) Жена? Я никому не нужен. Дочь? У меня нет дочери! У меня никого нет. Славка! Славка!

Вбегают И в а н о в н а, В л а д и с л а в, М а р и я, И в а н Ф е д о р о в и ч, З и н а.

И в а н о в н а. Алёшенька, не надо… Что же это, господи!

К о л е с н и к о в. Славка! Едем! Немедленно.

М а р и я (Владиславу). Успокойте его, скажите ему что-нибудь.

И в а н Ф е д о р о в и ч. Умоляю вас… Сейчас вернется Елена Владимировна. Подождите хоть ее.

К о л е с н и к о в. Прочь! Все — прочь!

В л а д и с л а в. Ты забыл, подполковник, зачем ты ехал сюда.

К о л е с н и к о в. К черту! Не рассуждать! На станцию!.. (Встал, пошатнулся. Негромко.) Владислав, подойди ко мне.

Владислав подбегает.

(Колесников, как маленький ребенок, прижимается к нему и говорит совсем тихо.) Славка, убери меня отсюда…

З а н а в е с

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Еще до открытия занавеса слышен дружный смех женщин. Занавес открывается. Лесная делянка. Утро. Солнечные лучи пробиваются сквозь деревья, и кажется, что над лесом кружится золотая пыль. Д е в у ш к и и ж е н щ и н ы в рабочих костюмах: сапогах, ботинках, простеньких платьях — слушают «оратора», одну из своих подружек, о з о р н у ю д е в у ш к у.

Д е д Н а з а р сидит поодаль, слушает, улыбается.

О з о р н а я. Ой, бабы, девоньки! У меня до сих пор сердце до невозможности колотится, как его глазки голубые вспомню. Вы подумайте только. Два ордена на груди, два еще недополучены, голос как у самого Чапаева, а на лицо-то совсем ребенок — ну прямо херувим.

Д е д Н а з а р. От бабы! От народ в юбках…

О з о р н а я. А уж как речь начал… «Товарищи женщины, на вас смотрит вся страна», — и гляжу, глазками своими голубыми на меня устремился. Строго — точно на меня, не спорьте, девоньки. Я, конечно, перво-наперво разрез в блузке вот так прикрыла…

Под смех женщин приоткрывает воротник блузки.

…глаза до невозможности внимательные делаю и не то что каждое слово — каждую букву его глотаю. Слышу, он от боев-то уклоняться начал, на другой ход мысли перешел — о женщинах, детях заговорил, которые в прифронтовой полосе живут, потом к леспромхозу нашему разговор повернул, о разборных домах — совсем уж к нам близко… Эх, думаю, упустишь ты, Катька, свое счастье, ежели промашку дашь. Сейчас, думаю, вскочу и на весь лес заору: «Бабы, беру на себя обязательство обеспечить товарища фронтовика культурным отдыхом до полного окончания положенного ему отдыха военного времени».

Женщины смеются.

Д е д Н а з а р. От бабы!

П е р в а я ж е н щ и н а. И не мечтай, Катюшка, — глядишь, какой-нибудь дурехе как раз и достанется.

В т о р а я д е в у ш к а. Ой, боже мой, идет! У кого же зеркальце есть, ради бога?

Входит Владислав, окруженный девушками и женщинами. В сторонке появилась Луша.

П е р в а я ж е н щ и н а. А вас давно ранило?

В т о р а я ж е н щ и н а. Как по-вашему, война скоро кончится?

Т р е т ь я ж е н щ и н а. Мой брат седьмой месяц не пишет. Его ППС восемьсот сорок четыре, — не знаете, на каком это фронте?

П е р в а я д е в у ш к а. Приходите вечером на танцы.

В т о р а я д е в у ш к а. Вы женаты?

О з о р н а я. Глупости спрашиваешь — они еще совсем молодые. (Смело, почти дерзко смотрит в глаза Владиславу.) Вы у нас еще долго пробудете?

В л а д и с л а в. Дней двадцать еще.

О з о р н а я. Значит, поговорим…

П е р в а я ж е н щ и н а (кивком головы показывая на Лушу). А Луша-то, тихоня наша, молчит, ни одного вопросика не задала.

О з о р н а я. Ей наши речи непонятные. Ей теперь Максим, с фронта прибывши, вопросы задает, а она отвечает…

Все смеются. Входит Н а с т я.

Н а с т я (строго). Взяли в переплет. А ну, отцепитесь, чего человека смяли. Рады, что безоружный.

П е р в а я д е в у ш к а. А мы, тетя Настя, ничего… Мы беседуем.

Н а с т я. Знаю я ваши беседы. Марш на работу! Уважим товарища старшего лейтенанта за его речь. Слыхали, как наши дома́ люди ждут.

О з о р н а я. Бабы, берись за веревку.

В л а д и с л а в. Я вам помогу.

Вместе со всеми Владислав берется за веревку, петлей обхватившую толстое бревно.

В т о р а я д е в у ш к а. Ой, товарищ старший лейтенант, не мужское это дело — вы кожу на руках можете повредить. Нате рукавички.

Н а с т я (тоже взялась за веревку). Все взялись?

П е р в а я д е в у ш к а. Тетя Настя, погодите. Кажется, веревка оборвалась.

О з о р н а я. Детские пеленочки давно на ней не висели, вот она и пересохла.

Связывают веревку.

Н а с т я. Готово? Ну! Не отступим, бабоньки. Без времени веревку не тяни, жди мою команду.

О з о р н а я. Поди, без мужей-то силенки накопили.

Т р е т ь я ж е н щ и н а. Забыли, Катенька, с чем их, мужиков-то, и едят.

Н а с т я. Цыц, охальницы, товарища старшего лейтенанта в краску вгоняете.

В л а д и с л а в. Ничего. Я на фронте столько всякого повидал, передо мной теперь, как перед попом или доктором, исповедоваться можно.

Н а с т я. А раз наш, свойский, — затягивай, Катенька, нашу любимую воспомощницу.

О з о р н а я (запевает).

В с е.

Подвигают бревно.

Н а с т я. Стронулось, бабоньки, стронулось, не отступай!

О з о р н а я.

В с е.

Скрываются в лесу. На сцене остаются Л у ш а и В л а д и с л а в.

В л а д и с л а в. Почему они нас в свою артель не принимают?

Л у ш а. Вас из уважения, а меня… жалеют. Муж у меня четыре месяца как с фронта вернулся. (Светло, радостно, с оттенком гордости.) Понесла я… (Спохватилась, смутилась, опустила голову.)

В л а д и с л а в. А-а…

Л у ш а (вся светится от счастья). Дочку муж хочет… Вот они все и шуткуют надо мной. Завидуют. А тяжести поднимать не дают… (Улыбнулась.) Счастливая я, ну вот они и рады за меня. А я взаправду вам говорю, не таюсь: ох, счастливая я… Всех бы своей радостью оделила, да самой мало. (Пауза.) Хорошо вы говорили, товарищ старший лейтенант, душевно. Да ведь сами видели, как слушали вас.

Издали песня:

Все:

Л у ш а. Вон как девчата заливаются, а ведь давно так не пели!

В л а д и с л а в. С песней работать легче.

Л у ш а. Уж мы испытали… (Пауза.) Товарищ старший лейтенант, вот вы про села украинские рассказывали. Неужто всё-всё фашисты поспалили, одни печные трубы остались? А детишки как же? Ведь дети — они тепла требуют.

В л а д и с л а в. В землянках живут. Все подвалы под жилье пошли. Погреба…

Л у ш а. Родненькие! (Пауза.) Я до вас, товарищ старший лейтенант, просьбу имею, да не знаю, как начать.

В л а д и с л а в. А вы не стесняйтесь.

Л у ш а. Муж по ранению увольнение с фронта получил. Дома сидит. Конечно, хорошо это: отдохнуть ему надо, а только… в такое время… (Виновато улыбнулась.) И туда и сюда его на работу приглашают, легкую работу дают, а он… не хочет. А мне совестно. И обижать его не хочу, а совестно… Поговорили бы вы с ним. Трошкины наша фамилия. А где живем — всякий покажет.

В л а д и с л а в. Обязательно поговорю.

Луша ушла.

Д е д Н а з а р (подходит). Вот ты, сынок, извините, что я к вам с таким именем, вот ты, сынок, про наступление говорил, про город Берлин этот самый. А что, приступом его хотите брать али как в обход соображение есть?

В л а д и с л а в. А это, дедушка, военная тайна.

Д е д Н а з а р. Ну? Жалко. И еще я хочу спросить, потому как ты парень, видать, умственный. Не пустит немец газы, когда прижмут его? А?

В л а д и с л а в (по секрету). Пустил бы, дедушка, да с провиантом у него туго.

Д е д Н а з а р (засмеялся). Ну! Это вот ты верно. (Нюхает табак, чихает, смеется.) Веселый ты, видать. А ведь я насчет хлора пикрина спрашивал.

В л а д и с л а в (хитро). А я так и понял.

Д е д Н а з а р (серьезно). Да, не забыть бы. Что это у тебя за две желтые полосы на френче-то?

В л а д и с л а в. Тяжелые ранения.

Д е д Н а з а р. А красные?

В л а д и с л а в. Легкие ранения.

Д е д Н а з а р (подумал). А ты их сыми.

В л а д и с л а в (удивлен). Зачем?

Д е д Н а з а р. Парень ты молодой, а себе вредишь. Бабы, ведь они какие? Они здоровых любят. А ты сам, выходит, им публикацию даешь: избитый, мол, я весь, изранетый. Сыми.

В л а д и с л а в. Дедушка, а ведь точно. Спасибо.

Д е д Н а з а р. Вот. Тах-то.

Входит К о л е с н и к о в.

Мое почтенье, Лексей Михайлыч.

К о л е с н и к о в. Здравствуй, Назар Фомич. (Посмотрел на часы.) Позови, пожалуйста, Ивана Федоровича и Андрея Степановича. На трассе канала они. А потом всех рабочих позовешь сюда.

Д е д Н а з а р. В секунд. (Ушел.)

В л а д и с л а в. Алексей Михайлович, на кого ты похож. Ты что — грязи принимал?

К о л е с н и к о в. Будущую трассу канала исследовал. Хорошо, что тебя встретил. Совет сапера мне нужен.

В л а д и с л а в. Всегда готов.

К о л е с н и к о в. Сейчас мы всех здешних болотных чертей разворошим, только в проект загляну. (Достает из сумки проект.) Девчата рассказывают: такую ты им речь закатил — только бы в атаку после нее.

В л а д и с л а в. Какой из меня к черту оратор: в горле все пересохло, язык во рту не проверну и слов — нету.

К о л е с н и к о в. Брось прибедняться, Славка. Большую ты мне сегодня помощь оказал. Застоялось тут все, успокоилось.

В л а д и с л а в. Нет, ты верно говоришь? Помог?

К о л е с н и к о в. Здорово помог.

В л а д и с л а в. Подполковник, может, ты прикажешь за оказанную твоему леспромхозу помощь выделить старшему лейтенанту Пухову что-нибудь из твоих директорских фондов. Для согревания души, так сказать.

Ко лесников. Три кубометра дров, Славка, самых лучших.

В л а д и с л а в. Может, и самому их пилить прикажешь?

К о л е с н и к о в. Труд, Владислав…

В л а д и с л а в. Облагораживает человека. Лев Толстой землю пахал. Слыхал.

К о л е с н и к о в. Пойдем к экскаватору, дашь мне консультацию.

Входит М а р и я.

В л а д и с л а в. Иди. Я догоню. Я сейчас.

Колесников уходит.

И вы здесь? Здравствуйте.

М а р и я. Здравствуйте. Пришла поступать на работу.

В л а д и с л а в. А как же ваша симфония?

М а р и я. Не получается. Отложила пока. Я давно не слышала, как стонут стволы берез во время грозы. (Задумчиво.) Как звенит сосна…

В л а д и с л а в. Разве для этого обязательно поступать на работу?

М а р и я. Обязательно! Не о деревьях — о людях я должна написать. Я поняла это только вчера. (Пауза.) Вам нравится у нас?

В л а д и с л а в. Красота! (Глубоко вдыхает воздух.) Тут вроде и воздух теплее. А сосны какие! А березы! А цветы!

М а р и я. Чего же особенного? И сосны обыкновенные, и березы, и цветы.

В л а д и с л а в. Нет! Я за три года, пока был на фронте, целый лес на блиндажи спилил, а такой красоты не встречал.

М а р и я. Не замечали просто.

В л а д и с л а в. Может быть… Верно, не до того было… Эх, хорошо бы сюда после войны приехать. На все лето.

М а р и я. Приезжайте.

В л а д и с л а в. А вы здесь будете?

М а р и я. Не знаю.

В л а д и с л а в (вздохнул, показал на огромную березу). Я бы по утрам вон на той березе каждый листик тряпочкой протирал.

М а р и я (смеется). Вам бы тогда все время жить на дереве пришлось.

В л а д и с л а в. Ну и что ж! Лишь бы фашисты под дерево мины не закладывали.

Входят Настя и Елена.

М а р и я. Тетя Настя, я на работу к вам. Заявление подавать или как?

Н а с т я. Люди мне нужны. Только ведь с учебой-то как же будет?

М а р и я. Ничего, тетя Настя, и с учебой справлюсь.

Н а с т я. Иди в контору — скажешь, чтобы в мою бригаду тебя оформили.

Мария и Владислав уходят.

Ты что это, голубушка, нынче на меня ни разу глаз не подняла? Недюжится, что ли? Смотрю на тебя — будто неживая ты. А ну, сядь, поделись. Бабьему сердцу самая большая беда — в одиночку плакать.

Е л е н а (тихо). Увольняюсь я, Настя. (Протянула бумажку.) Подпиши расчетный лист.

Н а с т я. Какой расчет? Уж ты в своем ли уме?

Е л е н а. Не могу я с Алексеем встречаться. Вот и все.

Н а с т я. Нет, не все. О себе думать — это каждая из нас сумеет. Я, может, сорок раз бы ушла. (Горячо.) А война? А работать кому?

Е л е н а. Анастасия Васильевна…

Н а с т я. Мне до ваших личных переживаний дела нет. На моей шее вот какая огромадина висит. (Жест.) Уходи. Я плакать не буду. Все уходите…

Е л е н а. Милая Анастасия Васильевна! Тетя Настя! За что вы меня так? Что я вам плохого сделала? Ну поймите, что не могу я… Каждая встреча с ним… Какая же это пытка, господи! Вы же не знаете. Вы же ничего не знаете.

Н а с т я. А ты расскажи, коли не знаю.

Е л е н а. Не надо…

Н а с т я (пристально посмотрела на Елену). Не надо, верно… (Пауза.) Думаешь, не вижу, что и Алексей и ты как лунатики ходите. Да к чему же это так себя мучить? (Берет расчетный лист.) Давай. И уезжай ты отсюда, ради Христа.

Е л е н а (как открытие). Уехать! (Тихо.) Правда, тетя Настя! Правда. Андрей так страдает… Мать, Мария, Людка. За что всем нам такое?..

Н а с т я. Об том в свой срок мы у Гитлера спросим. А сейчас — о другом я. С какого ляда тебе уезжать? От какой беды? С какой стати? Или ты перед ним виноватая? На наших глазах все было. С войны спрос, а не с тебя. Пусть другая баба ждет, как ты ждала. Пусть другая своего мужика по госпиталям ищет, как ты искала. Слышь, я запрещаю тебе виноватый вид иметь. Мы все, бабы, за тебя подписку дадим.

Е л е н а. Вам легко говорить…

Н а с т я (вздохнула). Легко, говоришь? (Отогнала какие-то свои мысли.) Говорила хоть ты с ним?

Е л е н а. Зачем? Все ясно. Конец… Десять дней как во сне хожу. Почему я такая несчастная, тетя Настя? (Плачет.)

Н а с т я. А ты тверже будь. С меня пример бери. (Сквозь слезы.) Ну и ладно. Одолеем! Не впервой. (Улыбнулась.) Брось. Слышь-ка. Перестань, говорю. И у меня всяко бывало, баба. И я в одночасье слезами исходила. А сейчас-то смешно, ей-богу… (Пауза.) Видишь ли, несколько лет тому захотелось мне перед пришествием старости со счастьем в жмурки поиграть. Полюбила его, черта, извозчика из артели «Гужтранс». Тарасом прозывался. В летах уже мужик, но здоровый, дьявол, — думаю, на мой век хватит. Поначалу все ладно вышло. Перешла к нему на совместное жительство. Комнатка маленькая, уютная. Решила я потолок побелить — гляжу, посередине крючок торчит: зыбка когда-нибудь висела, так думаю. «Тарас, говорю, вырвал бы крючок-то, красоту он портит». — «Ничего, отвечает, не тронь, пригодится еще». По-своему, по-бабьи я тогда слова эти поняла. Надеется, мол, что я ему тоже дите принесу. Живем. День, неделю, месяц, три года живем. А на четвертый ревновать меня стал. На базаре чуть задержусь, прихожу: «Где была? С кем была?» — «Что ты, отвечаю, побойся бога, с кем мне быть?» — «Врешь, говорит, ты смотри, говорит, Настасья. Однова придешь с базара, я на этом крючке висеть буду»… Чуть что — он опять про крючок угрожает, что жизнь свою решит. Веришь ли, милая, настал срок, что мне впору на том крючке повиснуть. Взяла я как-то лом, вырвала этот крючок самый, жду Тараса, дрожу. Вошел он, как глянул да как захохочет. «Спасибо, говорит, Настенька, теперь я не о крючке, а о тебе буду больше думать. Потому как люблю я тебя…» (Пауза.) А вот прошлую субботу справку с фронта прислали, смертью, мол, храбрых… А сынку справку не показываю — вернется, говорю… (Захлебывается от слез.)

Е л е н а. Не надо, тетя Настя, не надо…

Н а с т я. А ты говоришь…

Слышна песня девушек.

(Отирает слезы, улыбается.) А девчата поют. Чертовы дочери — без песни не могут.

Слышен голос Колесникова: «То Андрей Степанович, а то я приказываю».

Ступай. Держи свою шпаргалку. (Возвращает заявление.) А уезжать ни-ни. Куда ты, баба, поедешь? Тут свои люди. По-людски и рассудим.

Е л е н а (твердо). Спасибо, тетя Настя. Не уеду. Я ни за что не уеду отсюда.

Елена ушла. Входят К о л е с н и к о в, В л а д и с л а в.

К о л е с н и к о в (тете Насте). Ага, бригадир здесь. Поют, тетя Настя.

Н а с т я. Поют.

К о л е с н и к о в. Весело. Очень весело. Свежий воздух, птицы поют, девчата поют. Рай. (Пауза.) Девчата поют, а я ругаться буду. А ну-ка, зови всех.

Н а с т я. Позову. (Уходит.)

К о л е с н и к о в. Ну? Прав я или не прав? Как сапер, а не как мой друг отвечай. Слов у Андрея много, а дела — ты сам видишь.

В л а д и с л а в. А уж и не так плохи у него дела, Алексей Михайлович.

К о л е с н и к о в (рассматривая чертеж). Ду-у-рак ты, Славка. Ду-у-рак. Ты не сердись, конечно. Я все равно тебя люблю.

В л а д и с л а в. Я тоже. (Уходит.)

Пауза. Входит З и н а, в красивом наряде.

З и н а. Здравствуйте.

К о л е с н и к о в (оторвавшись от чертежей). А-а. Здравствуйте. (Снова углубился в чертежи.)

З и н а (смеясь). Вы очень «деликатны».

К о л е с н и к о в. Что? А… Работа. А вы, я гляжу, гуляете.

З и н а. Прогуливаюсь… Ищу мужа. Вы не видели?

К о л е с н и к о в. Скоро он будет здесь… (Пауза.) Вот изучаю проект канала для сплава леса, предложенный вашим супругом.

З и н а. Иван Федорович талантлив, правда?

К о л е с н и к о в. Очень.

З и н а. Мне послышалась ирония.

К о л е с н и к о в. Простите, я готовлюсь к небольшому, но очень серьезному совещанию.

З и н а. Я бы на месте правительства объявила все совещания вне закона. Или запретила бы подпускать мужчин, головы которых заняты одними совещаниями, к женщинам… (Пауза). Разрешите задать вам только один вопрос: вы собирались уехать отсюда и остались. Отчего?

К о л е с н и к о в. Разрешите не отвечать.

З и н а. Позвольте еще один вопрос. Вы оставили Елену — навсегда?

Колесников молчит.

(Подходит к нему совсем близко.) Такие, как вы, делают жизнь, командуют ею, и… есть женщины, которые любят, чтобы ими повелевали…

К о л е с н и к о в (не отрываясь от работы). Найти в наше время такую женщину — все равно что найти клад. Это невозможно.

З и н а. А вы попробуйте. Может, этот клад… зарыт и не так глубоко.

К о л е с н и к о в. Увы! Клады, насколько мне известно, никогда не приносили людям ни счастья, ни радости.

З и н а. Но когда мужчина и женщина, каждый по-своему, несчастливы, они всегда могут… обязаны…

К о л е с н и к о в (оторвался наконец от чертежа). Уверяю вас, Зинаида Аркадьевна, мы с вами никогда не поймем друг друга…

Входят ж е н щ и н ы во главе с Н а с т е й — они невольно останавливаются.

И еще: прошу вас — найдите другое место для прогулок. Не раздражайте женщин, которые работают. Они ведь тоже не прочь бы пособирать цветы…

З и н а (подалась к нему). Понюхайте… как они пахнут.

К о л е с н и к о в (очень спокойно). Зинаида Аркадьевна, о чем я хочу попросить вас…

З и н а (с готовностью). О чем?

К о л е с н и к о в (глухо, со скрытой угрозой). Уходите. Впрочем, могу уйти я.

З и н а (испуганно). Теперь я понимаю Елену: с вами страшно.

Колесников ушел.

Не мужчины пошли, а варвары. (Роняет букет, начинает собирать цветы.)

Женщины быстро и тихо окружают Зину тесным кольцом.

(Испуганно.) Что вам нужно?

О з о р н а я (тихо, с угрозой). Если ты, пигалица, сейчас даже вздохнешь громко, мы тебя на первой осине повесим. Поняла?

З и н а (в ужасе мычит). Мм…

О з о р н а я. Так можно. (Насте.) Тетя Настя, говори.

Н а с т я (строго). Ежели ты, собачья твоя шкура, хоть один раз еще попробуешь подбить клин под чужого мужика… пеняй на себя. Вот весь наш разговор.

О з о р н а я. Нет, не весь. (Тоном приказа.) Снимай юбку. Женька, отдай пигалице свои штаны, надевай ее юбку. (Зине.) Блузку снимай. Снимай, снимай. Все снимай. И туфельки. Вот так. А теперь лезь на штабель, вот тебе топор, вот пила, будешь участвовать в производственном совещании, как ты есть первая ударница по мужикам. Бабы, прокатим ее!

Круг женщин размыкается, и мы видим Зину и первую девушку, которые поменялись нарядами. Женщины усаживают Зину на бочку с водой. Вид ее смешон и жалок. Со смехом женщины начинают катить повозку с бочкой.

Входят И в а н Ф е д о р о в и ч, А н д р е й, Н и к и т а.

И в а н Ф е д о р о в и ч (с трудом узнаёт жену). Что здесь происходит?

Зина, увидев Ивана Федоровича, заплакала.

О з о р н а я. Тю, сама напросилась, чтоб на работу взяли, а теперь плачет.

И в а н Ф е д о р о в и ч. Зинок, ты?! Поступила на работу?

Входит К о л е с н и к о в, понял, в чем дело, улыбается.

К о л е с н и к о в. Да-да, Зинаида Аркадьевна говорила со мной по этому вопросу.

Зина заплакала еще громче.

Конечно, в первый раз трудно.

Зина соскакивает с бочки, убегает.

П е р в а я девушка (ей вслед). Спецовку мою отдайте. (Уходит следом за Зиной.)

К о л е с н и к о в. Присаживайтесь, товарищи. Иван Федорович, как вы относитесь к своему проекту канала для сплава леса?

И в а н Ф е д о р о в и ч (пожал плечами). Не понимаю… проект утвержден Москвой. Работы начаты, идут полным ходом.

К о л е с н и к о в. Вы не ответили на вопрос: как вы относитесь к своему проекту?

И в а н Ф е д о р о в и ч. Я много работал над ним. Он мне дорог. Мне, право, неловко, как автору… Алексей Михайлович, что вы хотите сказать?

К о л е с н и к о в. Я хочу сказать, что ваш проект… Грош цена вашему проекту. Это отписка, это издевательство, это… ремесленничество самой чистой воды.

И в а н Ф е д о р о в и ч. Что-о? Прошу прощения…

К о л е с н и к о в. Не прощу. Ни вам, ни Андрею Степановичу, который допустил. Это не канал, а сточная канава, если хотите.

И в а н Ф е д о р о в и ч. Ну, знаете… (Встал.) Андрей Степанович, Никита Леонидович, я прошу вас… оградить…

К о л е с н и к о в. Вы подождите. Разводить руками нужно было раньше. Ваш канал волков боится, что ли? Ведь две трети трассы проходят в стороне от леса, к основным глубинам они не подходят.

И в а н Ф е д о р о в и ч. Мне такая задача и не ставилась.

К о л е с н и к о в. В чем же тогда смысл?

И в а н Ф е д о р о в и ч. Обеспечить на ближайшие пять лет лесом завод щитовых домов, который строится в нашем лесхозе.

К о л е с н и к о в (Андрею). Это правда?

А н д р е й. Да, так.

И в а н Ф е д о р о в и ч. Строительство щитовых домов — инициатива Андрея Степановича, и я считаю — замечательная инициатива.

К о л е с н и к о в (Никите). Никита Леонидович, сколько щитовых домов должен выпустить завод в этом году?

Н и к и т а. Двести.

К о л е с н и к о в. В будущем году?

Н и к и т а. Пятьсот.

К о л е с н и к о в. А потом?

Н и к и т а. Ежегодно по одной тысяче домов.

К о л е с н и к о в (сообщение Никиты произвело на него впечатление, но ему трудно сразу отрешиться от откровенной неприязни к Андрею). И все-таки главная наша задача — экспорт леса. Кстати, почему до сих пор не пущен цех распиловки?

А н д р е й. Нет шифера на кровлю, и потом, не пришел постав для выборки шпунта.

К о л е с н и к о в. А щепой накрыть цех можно?

А н д р е й. Мы так и думаем. Сейчас заканчиваем заготовку кровельной щепы.

К о л е с н и к о в. Гм. Нет, нет, тепло живем! Фронт теперь далеко, канонады не слыхать, спать можно спокойно. (Горячо.) Да поймите — не можем мы ограничиться только постройкой сборных домов. Сотни городов, тысячи сел ждут нашего леса. Мы должны сейчас начать рубить лес так, чтобы до наступления заморозков вывезти десятки тысяч кубометров древесины. В первую очередь мы снимаем вот этот участок. Затем разработка переносится в квадрат сорок восемь. Одновременно должны вестись работы по подготовке и снятию сосны на массиве номер четыре. Попробуйте, Иван Федорович, не обеспечить нам транспортировку леса водой до железнодорожной станции.

И в а н Ф е д о р о в и ч. А я и пробовать не буду. Ищите другого гидротехника. С вами работать невозможно. Да-с! Отказываюсь. Вот. (Протянул заявление, которое он уже ухитрился написать.) Прощайте. (С иронией.) Говорили, что вы любите лес. Вы одержимы идеей его варварского истребления.

К о л е с н и к о в (спокойно). Да, до войны я любил лес только за то, что он — лес. Я вырос в лесу, научился его языку. Я знаю, когда дубу бывает холодно и почему береза не подпускает пчелу к своим почкам. А сейчас я в десять раз сильнее люблю лес за то, что он дает жилье миллионам наших людей. (Пишет резолюцию на заявлении Ивана Федоровича, возвращает ему заявление.)

Иван Федорович ушел.

А н д р е й. Я возмущен, Алексей Михайлович, тоном, которым ты разговаривал с Иваном Федоровичем.

К о л е с н и к о в. А я возмущен вашими делами. И считаю, что, предложив правительству хорошую мысль об изготовлении типовых деревянных домов, вы вот уже сколько месяцев толчете воду в ступе: почти прекратили вывозку леса и законсервировали строительство завода. И это при участии и попустительстве районных и областных организаций.

А н д р е й. Может быть, мне тоже заблаговременно подать заявление, не дожидаясь вмешательства прокурора?

К о л е с н и к о в. Делай, как подсказывает совесть.

А н д р е й. Совесть у меня чиста…

К о л е с н и к о в (вскипел). У тебя чиста совесть?

А н д р е й. …и она подсказывает — уйти. (Пошел.)

К о л е с н и к о в (сдержанно, но с силой). Стой!

А н д р е й (остановился, спокойно). У меня нет желания говорить с тобой. (Ушел.)

Л у ш а. Анастасия Васильевна, зачем нас сюда позвали?

П е р в а я д е в у ш к а. Мы работу бросили.

В т о р а я д е в у ш к а. Свидетелей из нас сделали! На дуэль смотреть?

Н а с т я. Ступайте, девчата. И вы, бабы, ступайте. Нечего вам тут делать.

Девушки, женщины ушли.

К о л е с н и к о в (опешил). Ты это… что?

Н а с т я. У меня план, Алексей Михайлович. Сам за невыполнение спросишь. А спектакли в театре мы после войны будем смотреть. (Пауза.) Вот что я тебе скажу, Алексей Михайлович. Хочешь, обижайся на меня, хочешь, нет, а послушала я тебя сейчас — и горько и обидно мне стало. Погодил бы ты людей наземь опрокидывать. Я насчет инженера не знаю — то дело научное. А вот про Андрея Степановича скажу: за что ты его так? Вот мы недавно станки получили — дерево обрабатывать. Разгружать их надо, а кому? У нас мужиков-то раз, два и обчелся. А в них, в станках, по четыре тонны в каждом. Вот и собрал Андрей Степанович наш бабий отряд. Слезы одни! Трое суток мучились. Он надорвался, а и нам, бабам, не легко досталось. Мы, бабы, и лес пилим, и грузим сами, и всё-всёшеньки вот этими руками… А ты — раз, раз, по щеке, по другой… Свои личные счеты из-за жены вы с ним один на один сводите. А это получается, что мстишь ты ему и злоба глаза твои ослепила — темно в глазах, ничего светлого и хорошего вокруг себя они не видят. Не серчай. Сказала, что думала. (Ушла.)

К о л е с н и к о в (не сразу). Подожди, подожди… Как она сказала? «Мстишь ему и злоба глаза твои ослепила»? (Никите.) А ну-ка, танкист, как перед господом богом скажи: так это или не так?

Н и к и т а (медленно, глуховатым голосом). Не вдаваясь в подробности, скажу: отвратительно вы себя вели, товарищ Колесников. Хотя во многом были и правы.

К о л е с н и к о в (не ожидал этого). Та-ак! Давай, давай говори. Так же прямо давай.

Н и к и т а. У каждого из нас есть своя боль, но она не дает нам права замахиваться друг на друга. (Ушел.)

Пауза.

К о л е с н и к о в (негромко). Тебе, Настя, и тебе, лейтенант, верю. Неужели же? (И сам себе, с силой.) Да, я его ненавижу! И нам тесно с ним вдвоем на земле. Тесно!

Входит В л а д и с л а в. Он слышал конец разговора.

В л а д и с л а в (подбежал, сочувственно). Пойдем, Алексей Михайлович. Пойдем, не надо.

К о л е с н и к о в. Понял, Славка, как они думают — зачем я остался? Мстить. Мстить… им обоим. Слыхал? Народ это говорит. Прямо в лицо. (Горько.) А я-то думал — работать остался. Лес добывать людям… (Пауза.) Правду Настя и танкист сказали. Горькую правду!

З а н а в е с

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Деревянный сарай, где совсем недавно размещался распиловочный цех. Еще и теперь в стороне от окна стоят циркульные пилы, вмонтированные в деревянные станины. Сейчас в сарае временное жилище Колесникова и Владислава. Постель им заменяют нары с охапкой пахучего сена. У большого окна с мелкими переплетами стоит стол. На нем — трофейный радиоприемник военного образца, а над нарами висит большая ученическая географическая карта с обозначением линии фронта. Буйная, уже полностью распустившаяся листва за окном словно освещает стены сарая робким, зыбким зеленым светом, и от этого жилье кажется уютным. Впечатление уюта особенно создают легкие занавески на окне, вздрагивающие даже от легкого дуновения ветерка. На нарах спит В л а д и с л а в. И в а н о в н а, стараясь не шуметь, подметает земляной пол. Нечаянно она задевает и роняет бутылку. Владислав вскакивает.

В л а д и с л а в. А? Что?

И в а н о в н а. А ничего. Отдыхайте себе.

В л а д и с л а в. Что вы здесь делаете?

И в а н о в н а. Прибираю.

В л а д и с л а в. А-а… А который теперь час?

И в а н о в н а. Выходила из дому — седьмой был. Бутылок-то понатаскали.

Молчание.

А я Алешу навестить пришла.

В л а д и с л а в. Это хорошо. Только прошу, мамаша, без агитации. К жене он не вернется, и нечего его расстраивать.

И в а н о в н а. Да я нешто… (Пауза.) Оно и верно. Чего нам в их дела вмешиваться. (Вдруг.) Сыночек, хороший, воздействуй… (Плачет.)

В л а д и с л а в. Что вы, что вы, Анна Ивановна. Я-то тут при чем? Это вы уж сами с ним… Я за эти десять дней и так измучился. А после того лесного собрания с него совсем будто кожу сняли, прикоснуться страшно.

И в а н о в н а. Что наделали, что наделали! (Прислушивается.) Никак, идет кто-то.

В л а д и с л а в (выглядывает в окно). Он.

И в а н о в н а. Я поблизости где-нибудь побуду. (Ушла.)

Владислав торопливо убирает со стола разложенные в беспорядке бумаги. Входит К о л е с н и к о в.

В л а д и с л а в (раскутывает шинель, достает завернутый в нее котелок). Алексей Михайлович, обедать будешь?

К о л е с н и к о в. Нет.

В л а д и с л а в. Я четыре раза разогревал.

К о л е с н и к о в. Не хочу. Водка осталась?

В л а д и с л а в. Нет.

К о л е с н и к о в. Достань где-нибудь.

В л а д и с л а в. А потом опять всю ночь стонать будешь?

К о л е с н и к о в. Достань, Славка.

Владислав собирается уходить.

Погоди. Ты чего это украдкой от меня все пишешь, а?

В л а д и с л а в (смутился). Военная тайна.

К о л е с н и к о в (не сразу). Мастер я был когда-то любовные письма сочинять… (Пауза.) Никогда ничего в письмах не обещай, Славка, и не требуй. (Пауза.) Почитать дашь?

В л а д и с л а в (колеблясь). Не могу.

К о л е с н и к о в. Другу не можешь?

В л а д и с л а в. Не могу, Алексей Михайлович. Еще не все закончил.

К о л е с н и к о в (с горечью). Не надо. Ничего мне не надо, Славка.

В л а д и с л а в (проникновенно). Ладно. (Протягивает Колесникову два листочка.)

К о л е с н и к о в. Всего? А строчил столько дней и ночей!

В л а д и с л а в. Классика.

К о л е с н и к о в. Силен! (Просматривает листочки.) Что-о? Мост через Гнилой овраг? И уже все рассчитал, все прикинул? А я-то думал, ты любовные письма строчишь.

В л а д и с л а в. Посмотрел, как мучаетесь с подвозкой материалов к строительству завода. Шутка сказать — объезд пять километров… За прочность ручаюсь.

К о л е с н и к о в. Стоимость?

В л а д и с л а в. Пять тысяч ассигнуешь — управлюсь.

К о л е с н и к о в. Срок?

В л а д и с л а в. Уложусь в неделю.

К о л е с н и к о в. Премия?

В л а д и с л а в. Три кубометра дров. Самых лучших.

К о л е с н и к о в (по-отечески привлек Владислава к себе). Эх, Славка, не в радость мне ни твой мост, ни этот лес… Даже к дочке и то не тянет… Сломали Колесникова… Ох, как же меня сломали, Славка… (Закрыл лицо руками.)

В л а д и с л а в. Не надо, Алексей Михайлович. Я же с тобой, я же рядом с тобой.

К о л е с н и к о в (встал, решительно). Собирайся, Владислав, завтра уезжаем.

В л а д и с л а в (вздрогнул). Уже? У меня еще двадцать дней отпуска после госпиталя…

К о л е с н и к о в. Даже двадцать два. (Пристально смотрит на Владислава.) Можешь оставаться.

В л а д и с л а в (после внутренней борьбы, негромко). Поедем, Алексей Михайлович.

К о л е с н и к о в. Поедем. В родной полк. Все к черту сразу забудется. (Пауза.) Помнишь, Славка, как мы с тобой под огнем к проруби умываться бегали?

В л а д и с л а в (механически). Да.

К о л е с н и к о в. А помнишь, как я приказал тебе в потонувшую баржу за консервами для ребят нырять, когда немцы нас от дивизии отрезали?

В л а д и с л а в (механически). Да.

К о л е с н и к о в. А помнишь, как ты с ребятами меня из Купянского госпиталя украл?

В л а д и с л а в (с тоской). И это помню, Алексей Михайлович.

К о л е с н и к о в. Я тогда каждый день от жены письма получал… (Обнял Владислава.) Ладно, дьявол с тобой, оставайся. Хорошая она — Мария…

В л а д и с л а в. Едем утром?

К о л е с н и к о в. Рано утром. О том, что мы уезжаем, — ни звука. Никому. Понял?

Владислав молча уходит.

Колесников подходит к окну, тихо напевает: «Город Николаев, славную Каховку, эти дни когда-нибудь мы будем вспоминать…»

Включает радиоприемник, находит музыку, достает из-под нар чемодан. Входит И в а н о в н а.

И в а н о в н а (тихо). Алеша…

Колесников не слышит.

Алеша!..

К о л е с н и к о в (быстро обернулся). Кто? (Захлопнул крышку чемодана, пытается задвинуть его опять под нары.) А-а… Мама… (Приглушил звук радиоприемника.)

Ивановна бросилась к Колесникову. Он осыпал ее поцелуями.

Садись, садись… И — не плачь. Видишь — жив, здоров.

И в а н о в н а (прильнула к его руке). Как же ты теперь?

К о л е с н и к о в. Ничего, ничего, мама.

Садятся, молчат. Ивановна взглянула на чемодан, торчащий из-под нар, ласково-вопросительно и в то же время испуганно смотрит на Колесникова. Он смущается от ее взгляда, затем решительно выдвигает чемодан.

Да вот… Людке достать хотел… подарок… Завтра ведь пять лет ей… (Улыбнулся.) А я совсем о кукле забыл… (Достал из чемодана куклу.) Передай… А это тебе. (Протягивает веселой расцветки отрез.) Пощеголяй в заграничном.

И в а н о в н а. Устарела я, Алешенька, для такой роскоши.

К о л е с н и к о в. Ничего, ничего…

Пауза.

И в а н о в н а (прижала отрез к груди). Алешенька, прости ты меня, старую, но не возьму я, не возьму… (Положила отрез на нары, тихо пошла к выходу, остановилась. И вдруг.) И попрощаться с Людочкой не зайдешь?

К о л е с н и к о в (невольно вздрогнул от этого вопроса). То есть как? (Но видит, что обмануть Ивановну ему не удалось и не удастся.)

И в а н о в н а. Алешенька, может, больше не свидимся теперь до самой смерти. Скажи… мне одной скажи. (Жарко крестится.) Вот, гляди, большим крестом себя осеняю — со мной умрет. Насовсем уезжаешь, да?

К о л е с н и к о в (подумал, обнял Ивановну). А с тобой давай сейчас попрощаемся. Ты нынче Людочку на террасе положи — зайду, поцелую ее.

С поразительным мужеством встречает Ивановна прощальный поцелуй, хотя видно, что эта минута стоит ей многих лет жизни. Нетвердой походкой уходит.

Колесников начинает укладывать в чемодан вещи. Входит Н и к и т а. Он чем-то крайне взволнован.

Н и к и т а. Разрешите?

К о л е с н и к о в. А-а, лейтенант. Входи.

Никита задевает ногой табуретку, она падает.

Осторожно, танкист. К холостякам попал. А ведь черт в первый раз ногу-то в хате холостяка сломал. Проходи. Садись.

Н и к и т а (садится, закрывает лицо руками). Простите. (Встает. Снова сел.)

Пауза.

К о л е с н и к о в (понял, что за этой смятенностью кроется что-то очень серьезное). Что случилось?

Н и к и т а (звук человеческого голоса словно помогает ему сбросить какую-то тяжесть). Ничего.

К о л е с н и к о в. Неправда.

Н и к и т а. Уверяю вас…

К о л е с н и к о в. Впрочем, я сам не люблю откровенничать перед чужими…

Пауза.

Н и к и т а. Со дня оккупации Харькова я ничего не знал о судьбе моей жены. Сегодня получил письмо… Фашисты убили мою Валентину в городе Шремсе. Где-то в Австрии… Письмо получил. Вдовец я…

Пауза.

К о л е с н и к о в (тихо). Как это случилось?

Н и к и т а. Не хочу. Об этом не хочу.

Долго сидят молча.

Хотите, я лучше расскажу вам одну веселую историю.

К о л е с н и к о в. Расскажи, лейтенант.

Н и к и т а. Учился я в архитектурном институте. А вечерами работал на строительстве чернорабочим. Встретил ее, Валентину, — она у нас табельщицей работала. Влюбился сразу. А в жены с бою взял. Ее родители готового инженера хотели, а тут студент и чернорабочий какой-то… (Пауза.) Поженились. (Пауза.) Мечтала моя Валентина о хорошей шубе. У всех ее подруг мужья уже инженеры да ответработники. А мне где денег на котик взять? Валюша — молода еще была — в слезы. Осерчал я. А сам думаю: как же доказать, что я и моя Валентина не хуже других? (Пауза.) Поднажал на строительстве — силы хоть отбавляй, заработок хороший. А семнадцатого декабря Валин день рождения. К тому времени я уже две тысячи скопил. День рождения, конечно, решили отпраздновать, гостей пригласили. В тот день я работу пораньше кончил. Иду, весь, как дьявол, в известке, иду и думаю: что же на эти две тысячи купить такое, чтобы всех ошарашить? Стою у трамвайной остановки, смотрю, на столбе висит объявление: «Продается шуба и другие вещи». Иду. Встречает меня старушка. Покажите, говорю, шубу. Посмотрел — ахнул. Вот это Шуба! «Сколько стоит?» — спрашиваю. «Пять тысяч». Руки у меня опустились, а шубу выпустить не могу, потому как чувствую: этой шубой я всем своим противникам нанесу поражение. До того хороша! (Пауза.) Поверите, тут же решил: умру, а без шубы домой не уйду. Взял и все начисто откровенно старушке рассказал: для чего шуба, кому и какое значение имеет она в моей жизни. Вынул трудовые две тысячи, паспорт, студенческое удостоверение — все, что было в кармане: «Поверите, спрашиваю, мне на полгода три тысячи?» И что вы думаете? Поверила! Помогла мне шубу упаковать, даже голубой лентой перевязала и говорит: «Докажите, молодой человек, вашим друзьям и знакомым, на какие подвиги любовь способна». Схватил шубу, прибегаю домой, а сверток в кухне, под раковиной, у входной двери положил. Гости шум подняли — хозяин пришел. Помылся, переоделся, вхожу. Смотрю, сидит моя Валя, подарки принимает. Одна подруга духи принесла, другая шляпку, третья чулки торжественно вручает. Настала и моя очередь. «Разреши, говорю, Валя, и мне что-нибудь тебе подарить». Все замерли. Иду на кухню…

К о л е с н и к о в. А шубы нет?

Н и к и т а (улыбнулся). Есть! Срываю голубую ленту, развертываю бумагу… «На, говорю, носи и расти большая!» (Пауза.) Смешная история. Верно?

К о л е с н и к о в. Хорошая. (Пауза.) Никита, дорогой мой. Что тебе сказать? Да и где мне найти те слова? (Пауза.) Вот мы сошлись — два мужика. Обоих нас война обокрала. Тебя больше, меня меньше. Но скажи: тебе хочется жить?

Никита отрицательно качает головой.

Обманываешь! И я докажу это. (Взял со стола чертежи.) Твои чертежи?

Никита молчит.

Сто двенадцать чертежей. Здоровому человеку надо повозиться с ними три-четыре месяца. Сколько времени потратил на них ты?

Н и к и т а. Почти столько же.

К о л е с н и к о в. С одной пятой твоего зрения? Ты делал это ради денег? Ради славы?

Н и к и т а. Из любопытства.

К о л е с н и к о в. Из любопытства к чему? Отвечай, отвечай.

Н и к и т а. Из любопытства к себе.

К о л е с н и к о в. Нет-нет, дорогой. Не из любопытства к себе, а из любви к жизни. Да, да, да! Только так, и в этом все твое счастье. (Его озарила мысль.) Наше счастье.

Н и к и т а (перебивая Колесникова, с болью). Вы не знаете, как я любил Валю свою. Ведь она была для меня… И пережить ее смерть… (Ему трудно говорить.) Вы разрешите мне уйти сейчас. Поброжу…

К о л е с н и к о в. Но ты придешь? Ты еще придешь ко мне, лейтенант?

Н и к и т а. Приду.

К о л е с н и к о в (протянул руку). Не забывай.

Никита ушел.

Для него мертвая жена — жива. Для меня живая Елена — мертва.

В окно заглядывает д е д Н а з а р.

Д е д Н а з а р. Михалыч, дома ты?

К о л е с н и к о в. Дома, Назар Фомич.

Д е д Н а з а р. Газетку с ответной благодарностью возвращаю. (Протягивает газету.) Фу, ну и табачище ты куришь! Зря, зря, Лексей Михалыч. Он ведь, табак-то курительный, — я читал, — какую каверзу организму делает? Он народившуюся кровь на корню убивает. (Важно.) Это называется антиникотин. (Пауза.) Я бросил. (Пауза.) Волкодав мой сдох.

К о л е с н и к о в. Когда?

Д е д Н а з а р. Нынче. От блох, я думаю, спасения искал: волчьей ягоды али еще какой дряни в лесу нажрался. А может, другая лихоманка приключилась… Беспощадный кобель был, царство ему небесное. Тах-то. А только я к тебе, Лексей Михалыч, не за тем пришел. Мне на ночной пост скоро заступать — иду и думаю: дай, думаю, сделаю ему аудиенцию.

К о л е с н и к о в (невольно улыбнулся). Проходи в хату, Назар Фомич.

Д е д Н а з а р. Ничего, мне и отсюда с руки. (Пауза.) Три пункта у меня к тебе, Лексей Михалыч.

К о л е с н и к о в. Давай.

Д е д Н а з а р. Лес-то не только рубить надо, а и подсаживать. Это раз. Второе — наблюдал я, как детали для сборных домов у нас делают: половина древесины в щепку, стружку и опилки идет. А скоро наши плотняка́ — золотые руки начнут с войны возвертаться. Вот ты и прикинь: может, срубы-то вязать — экономически будет? (Пауза.) А третье… уж и забыл что. (Махнул рукой. Хитрит). Завтра зайду, ежели что… Тах-то.

К о л е с н и к о в. Не хитри, Назар Фомич. Что ты мне на третье блюдо приготовил? Выкладывай.

Д е д Н а з а р. Скажу. Скажу, как не одного меня, а огромадного количества людей это касаемо. Тах-то. (Пауза.) Андрей Степанович в Москву уезжает, знаешь?

К о л е с н и к о в. Знаю.

Д е д Н а з а р. А то, что он назад к нам не возвернется, — знаешь? Нечаянно я услыхал.

К о л е с н и к о в (быстро). Как? (Пауза.) Пусть ищет, где лучше.

Д е д Н а з а р. Ты погоди радоваться. Уедет Андрей Степаныч, а дело как же? Кто завод будет достраивать? Самое горячее время сейчас. Он завод задумывал, он строить начал, он в курсе дела. Какую технику нам привезли — ты видел? Ты понимаешь в ней что-нибудь? То, что ты директором опять, — это хорошо. Только один-то, гляди, не надорвись. Подумай. Тах-то. (Ушел.)

К о л е с н и к о в (взволнованный, ходит туда-сюда). Пусть едет, пусть едет. Хоть насовсем… Не надорвусь.

Входит Н а с т я.

Н а с т я. Можно к тебе, Алексей Михайлович?

К о л е с н и к о в (приход Насти не очень обрадовал его). Критиковать пришла?

Н а с т я (оглядывает сарай). Не пышно живешь.

К о л е с н и к о в. Я так и знал: не во мне, так вокруг меня какой-нибудь изъян найдешь.

Н а с т я. Сводку по выполнению плана и список лучших рабочих принесла. Чай, думаю, на Первое мая начальство не поскупится — премиями отблагодарит. И потом женщины просят, чтобы ты им доклад сделал, сказал, когда мужиков домой ожидать.

К о л е с н и к о в (просматривает бумаги). Постой, это Почему же?

Н а с т я. Что?

К о л е с н и к о в. Почему такая разница? В первой декаде апреля выполнение — сто четыре процента, во второй — сто семь, а в третьей — сто шестьдесят восемь?

Н а с т я (улыбнулась). А может, в честь твоего приезда. И когда Максим Трошкин вернулся, мои бабы целую декаду тоже как скаженные работали — хоть не их счастье и не мое — Лушино, а все равно — греет… (Как бы между прочим.) Ну вот… и в честь тебя… Хоть и не обласкали вы с Еленой нас своей радостью…

Пауза.

К о л е с н и к о в (подписывает бумагу, возвращает Насте). Тарас твой пишет?

Н а с т я (не сразу). Пишет… Скоро придет, мол… (Уходит.)

Колесников включает радиоприемник.

Г о л о с д и к т о р а. Товарищи! Сегодня в двадцать один час будет передано по радио важное правительственное сообщение.

Колесников прибавил звук.

Товарищи! Сегодня в двадцать один час будет передано по радио важное правительственное сообщение. Слушайте наши радиопередачи…

Входит Е л е н а.

Е л е н а. Вот чистое белье.

Колесников молчит. Молча, по-хозяйски Елена снимает с нар несвежую простыню, наволочки. Колесников подходит к окну, за которым уже сгустились фиолетовые сумерки. За окном одинокий женский голос поет:

К о л е с н и к о в (ухмыльнулся). Прачку нашел — жену потерял.

Е л е н а. Оскорблять себя я не позволю даже тебе.

К о л е с н и к о в. Сестра милосердия…

Е л е н а. Не надо, Алексей, ты же лучше — я знаю.

К о л е с н и к о в. А сестра милосердия мне не нужна!

Е л е н а. Не надо… глупостей…

К о л е с н и к о в. Да, я глуп. Глуп как пробка…

Е л е н а. Алексей, я хочу тебе сказать…

Далеко-далеко шум поезда и тихий гудок.

К о л е с н и к о в. Подожди. (Вслушивается.) Давно проложили здесь дорогу?

Е л е н а. В прошлом году. (Собрала белье, направилась к двери.)

К о л е с н и к о в. Погоди…

Елена остановилась, ждет. Но Колесников молчит.

Е л е н а. Смотришь на меня и думаешь: порядочная женщина на ее месте постыдилась бы показаться на глаза, а она…

К о л е с н и к о в (монотонно, как заученный урок). Если бы ты пряталась от меня, стало бы ясно, что ты меня боишься. Боишься, — значит, чувствуешь себя виноватой. Чувствуешь себя виноватой, — значит, совершила преступление. А раз совершила преступление, то — какое? Вышла замуж не по любви. А ты доказала свою порядочность тем, что продолжаешь жить с Андреем, ибо любить и отдавать жизнь любимому человеку не преступление, не позор — счастье.

Е л е н а. Это хорошо придумано.

К о л е с н и к о в. Десять суток не прошли даром. Что ни ночь — хороша! Пачка махорки — долой. На фронте я мог спать под грохот орудий. Здесь я не могу уснуть в тишине. Стоит закрыть глаза, представить, как Андрей вытирает сапоги у чужого порога, собирает крохи с чужого стола… (Застонал.)

Е л е н а. Алеша, выслушай!

К о л е с н и к о в. Не хочу! Уходи! Ступай к своему Андрею.

Е л е н а. Не гони. (Сдержанно.) Никогда не прогоняй человека, который хочет говорить с тобой. Ты можешь ненавидеть, презирать меня. Но кто дал тебе право оскорблять Андрея, который не меньше тебя испытал на фронте, который рад твоему возвращению не меньше, чем я, который страдает сейчас больше нас обоих?..

К о л е с н и к о в (резко). Зачем ты пришла? Чего ты преследуешь меня? Что вам обоим нужно от меня? Ведь я же не лезу к вам, не зову, не ищу, не хожу за вами по пятам, не прошу у вас милостыни. Живите! Живите!

Елена, закрыв лицо руками, выбегает, Колесников нервно ходит взад-вперед, останавливается у окна, закуривает, глубоко затягивается. Слышно: где-то далеко девчата в два голоса поют частушку.

Входят В л а д и с л а в и Т р о ш к и н с баяном.

К о л е с н и к о в (не оборачиваясь). Владислав?

В л а д и с л а в. Я. И не один.

К о л е с н и к о в (вглядывается). А-а… лицо знакомое…

Т р о ш к и н. Ужель помнишь, Алексей Михайлович? Ужель Максимку Трошкина помнишь?

К о л е с н и к о в. Как же! Лет пять назад из лесхоза за пьянство тебя выгонял.

Т р о ш к и н. Помнит! Видал?! Выгонял, выгонял. Дело прошлое. А теперь я, брат, тр-р-езво живу. (Ставит на стол бутылку.)

К о л е с н и к о в. Вот это, Трошкин, зря.

В л а д и с л а в. Ничего не зря. Разговор предстоит серьезный.

Т р о ш к и н. Старший лейтенант сказал — дочке твоей завтра пять лет. Я ее помню. В ее честь. Да ты не бойся. На работу к тебе не поступлю. Имею все права инвалида.

В л а д и с л а в. Вот об этом и поговорим.

К о л е с н и к о в. Садись. На одной ноге стоять тяжело, поди.

Т р о ш к и н. Стоять на одной ноге могу. (Ударил по левой ноге — протезу так, что он застучал.) Слышишь — деревянная. Скалку одолжил, привязал — и живу.

В л а д и с л а в. Снимай баян, Максим, садись, а я чего-нибудь закусить соображу.

Т р о ш к и н. У тебя завтра дочке пять годков исполнится, а у меня мечта сбылась: домой вернулся. Приезжаю, понимаешь, под вечер. Выхожу из проулка — парень навстречу. «Хлопец, говорю, Трошкины на старом ли месте живут?» А он вдруг этаким басом: «Папа, неужели ты своего сына не узнаешь?» (Засмеялся.) А? Здорово? Жорж мой оказался. Старший лейтенант, ты моего Жоржа не знаешь? Зря!

В л а д и с л а в. Алексей Михайлович, Максим, поднимай, а то остынет.

Т р о ш к и н. А за что выпьем? Ага! За наше благополучное возвращение. (Повышая голос.) И за искусство.

В л а д и с л а в. Какое? Военное?

Т р о ш к и н. Какого ни коснись. Э-э, старший лейтенант, ты меня не обижай. Я хоть погоны снял, а тоже есть гвардии младший сержант ордена Красного Знамени, ордена Суворова первой степени артиллерийской бригады.

К о л е с н и к о в (оживился). Офицер!

Т р о ш к и н. Точно!

Выпивают.

А Луша моя… (Беззвучно смеется.) К моему приезду корову купила, на зиму сена запасла, картошку вырыла — ешь, пей, Максим! Ах, Луша, Луша! Не успел на ее глаза наглядеться — под ноги, как шарик, катится кто-то. Глянул — Шурка! Меньшой сын. Модели сорокового года. Уезжал на фронт, он вот такой был (показывает) пескарь, а теперь — Шурка! Ну дела! (Вдруг серьезно.) А у тебя, Алексей Михайлович, я слыхал, нелады с бабой-то… Чего она?

В л а д и с л а в. Максим, хватит тебе о женщинах, о детях. Я — холостой, выпить хочу, спеть.

Т р о ш к и н. Ты, старший лейтенант, в наши семейные дела не мешайся. Вот когда ты будешь инвалидом, с нами на равной ноге… (Колесникову.) Чего она, Алексей Михайлович, замуж вышла? Махни рукой на это дело. По-солдатски. Приехал, увидал — жена твоя все вынесла, и голод, и холод, и разлуку, — в ноги ей упади. А подлой бабе под ноги плюнь, вещевой мешок за плечи и — айда. О! Сейчас такую жену можно подобрать — пальчики оближешь.

В л а д и с л а в. Верно, Максим. Если любишь человека, до могилы ждать должна.

Т р о ш к и н. А ежели у бабы пороху на это не хватает? (Спохватывается, смотрит ма Колесникова.) Опять же разлуку во внимание взять надо.

К о л е с н и к о в (задумчиво). Разлука, Максим, что ветер: свечу гасит, а костер сильнее разжигает. Если любовь была сильной, разлука сделает ее еще сильнее. А слабую любовь и тушить нечего: чуть дунь — и потухнет.

В л а д и с л а в. Вот и выходит, что у вас с женой любви не было.

К о л е с н и к о в (не сразу). Выходит…

Т р о ш к и н. Эх, да разве в бабе все дело? Ты вернулся живой? Живой. Люди тебя уважают? Уважают. Найдем жену!

В л а д и с л а в. О женщины, женщины, кто вас только выдумал! Максим, сыграй.

Т р о ш к и н. Не буду, пока тебе ответ не дам. Я, бывало, на фронте, как свою Лушу во сне увижу, сразу кило два в весе теряю. Сам не свой опосля в обороне сижу. А теперь смотри, какой я счастливый! Э-э, нет, ты не говори. Женщина — это, брат, здорово придумано. У бабы цель одна: чтобы каждый из нас был человеком правильным, себя уважал, семью берег и землю родную в обиду не давал. Словом, регулятор жизни.

В л а д и с л а в. Согласно грамматике, слово регулятор — мужского рода.

Т р о ш к и н (секундочку подумал). А хочешь, я тебе его в женский переделаю?

В л а д и с л а в. Попробуй.

Т р о ш к и н. Кто тебе на фронте все время путь вперед указывал?

В л а д и с л а в. Известно кто. Командир, комиссар.

Т р о ш к и н. А им кто?

В л а д и с л а в. Вон ты куда высоко полез.

Т р о ш к и н. Зачем высоко? Я снизу беру. (Торжественно.) Регулировщица! Флажок на запад, полный вперед — и будь здоров. А? Что?

К о л е с н и к о в (смеется). Мудрый ты, Максим.

Т р о ш к и н. У-у! Война всю дурь из головы выбила. Теперь мы умные. Второй раз не допустим. (Проникновенно.) Нельзя. Понимаешь, Алексей Михайлович, нельзя еще раз войну. Ведь я детей люблю… Эх, да что там говорить!

В л а д и с л а в (запел).

Т р о ш к и н. Погоди. Баян возьму. (Взял аккорд.) Два своих трофейных аккордеона отдал, баян взял один. Аккордеон не люблю. У него клавиш белый, маркий. От него руке холодно. И потом, голос правильный, а мелодии русской нету. А это слышишь? (Берет несколько мощных аккордов и потом переходит на песню.)

В л а д и с л а в (подхватывает).

Колесников сидит, низко опустив голову.

(Резко оборвал песню.) Спой, Максим, что-нибудь такое эдакое, чтобы порохом не пахло.

Т р о ш к и н. Могу! (Тепло и задушевно поет.)

(Проигрывая, объясняет.) Краснотал — тальник это. Лоза вроде. (И опять весь ушел в музыку, припав к баяну.)

В л а д и с л а в (на музыке). Алексей Михайлович, разреши доброе дело для тебя сделать.

Колесников утвердительно кивает головой.

Позволь тебя с женой помирить.

Колесников отрицательно качает головой.

Т р о ш к и н (поет).

Проникновенное чувство, с каким Максим поет, всполошило Колесникова. Он смотрит на Трошкина с удивлением и восторгом, будто видит его впервые, будто открыл в нем нового человека.

Т р о ш к и н.

Песня замерла. Пауза.

К о л е с н и к о в (потрясен, очень тихо, сквозь слезы). Подлец! Ну подлец! Спасибо, человече…

Некоторое время все трое сидят молча, думая каждый о своем. Из радиоприемника доносится негромкий голос диктора: «Товарищи, слушайте важное правительственное сообщение». Владислав вскакивает, прибавляет звук, а Колесников снимает со стены географическую карту, раскидывает ее на нарах.

Т р о ш к и н. Неужто…

Г о л о с д и к т о р а. …Нашими войсками в результате упорных и напряженных боев освобождена столица Румынии, центр коммуникации гитлеровской армии город Бухарест…

Т р о ш к и н. Братцы!..

В л а д и с л а в. Тсс, Максим.

Г о л о с д и к т о р а. …В боях за Бухарест отличились войска под командованием генерала армии Толбухина, генерал-полковника Малиновского, генералов Жадова, Гусева, Перепелицына…

Диктор продолжает перечислять героев штурма Бухареста. Колесников, Владислав, Трошкин склонились над картой.

К о л е с н и к о в. Эх, гвардии мужики… Куда же теперь наши пойдут? В какую сторону?

Г о л о с д и к т о р а. Вечная слава и память героям, павшим за честь и независимость нашей Родины. Смерть немецким оккупантам!

Музыка — марш.

Т р о ш к и н. Вот, Алексей Михайлович, где она, музыка. (Вдруг.) Старший лейтенант приходил меня прорабатывать, почему я на работу не поступаю. А вот теперь сам официально заявляю. Давай работу. Любую работу давай.

К о л е с н и к о в. Баянистом будешь работать. Официально.

Т р о ш к и н. Даю санкцию!

Быстро входит И в а н Ф е д о р о в и ч.

И в а н Ф е д о р о в и ч. Вы слышали? Бухарест! Сейчас передавали — наши Бухарест взяли. (Разворачивает принесенную им карту — план лесхоза.) А что, Алексей Михайлович, если я пророю канал-полукольцо, заставлю волжскую воду войти в глубь нашего леса, проведу ее через вот этот огромный лесной массив и снова выплесну в Волгу?

К о л е с н и к о в. Вот! Вот какой размах нужен нам сейчас, Иван Федорович.

И в а н Ф е д о р о в и ч. Да, только так. А Бухарест-то! А! Прелесть! Простите! (Ушел.)

В л а д и с л а в. Что с ним, Алексей Михайлович? Ведь он же заявление об уходе подал.

К о л е с н и к о в. Наступательный порыв, Славка.

Входит А н д р е й.

А н д р е й. Алексей Михайлович, можно?

Все повернули головы.

К о л е с н и к о в. Проходи.

Трошкин торопливо укладывает баян в футляр.

Ты чего, Максим, баян прячешь? Сыграй еще что-нибудь.

Т р о ш к и н. Да нет уж, Алексей Михайлович, в другой раз как-нибудь.

К о л е с н и к о в (Владиславу). А ты чего вскочил?

Т р о ш к и н. Мы к Луше пойдем.

Ушли. Слышно, как они запели под баян что-то лихое и бесшабашное. Пауза.

А н д р е й. Алексей Михайлович, в дополнение ко всем материалам по монтажу деревообделочных станков в цехах я принес тебе черновые варианты. Мы тут сообща над ними мудрили. Посмотри, может пригодиться. Особенно интересен вот этот вариант. (Развертывает чертеж.)

Оба склонились над ним.

Заманчиво?

К о л е с н и к о в (с жадным любопытством и интересом, которые он старается скрыть). А вот это что обозначает?

А н д р е й. Это мы судили-рядили, как выгоднее детали от станка к станку подавать. (Пауза.) Ну, что еще? Звонил сегодня в область. Электропилы отгружены. Скоро прибудут.

К о л е с н и к о в. Сколько штук должны прислать?

А н д р е й. Четыре комплекта. Вот на всякий случай фамилия управляющего областной конторой «Лесснаба». Кажется, все. Да, постарайся, пожалуйста, добиться своевременного завоза хоть каких-нибудь жиров в наш магазин. Я со всеми организациями переругался. И махорку пусть не заменяют филичевым табаком — женщины его не берут.

К о л е с н и к о в. Ладно.

Пауза.

А н д р е й. А теперь давай поговорим о главном. Мы с тобой мужики. Давай по-мужицки и решим. С твоим приездом Елена стала другой. Ее легко понять… (Пауза.) Алексей, Елена никогда сама не расскажет, как трудно она жила в войну. Я тогда только что вернулся с фронта. Однажды Людочка тяжело заболела. Умирала уже. Нужно было достать лекарство. Мы живем в лесу. Ты знаешь — здесь ничего не достанешь. И вот она пешком, ночью, в дождь, в слякоть пошла одна через лес на станцию. Не знаю, где, как, но достала лекарство. Пришла на рассвете — мокрая, уставшая… И упала сама… (Пауза.) Спасли девочку…

К о л е с н и к о в. Елена спасла Людку, ты спас Елену, Елена спасла тебя. Заколдованный круг.

А н д р е й (спокойно). Попробуй хоть раз взглянуть на меня как на твоего друга, друга Елены, твоей семьи. (Устало.) Мне в десять раз труднее сейчас, чем было на фронте, — я ведь тоже хлебнул из той чашки.

К о л е с н и к о в. Зачем ты пришел? Утешать? Не верю. Жалеть? Не нуждаюсь. (Со скрытой угрозой.) Андрей, уходи.

А н д р е й (по-прежнему спокойно). Если ты не хочешь во всем разобраться… если ты не можешь простить Елене… вернуться к ней, то не мучь ее своим присутствием, уезжай отсюда.

К о л е с н и к о в. Завтра!

А н д р е й (принимая это за издевку). Люди не позволят тебе обидеть Елену. У них на глазах все это было.

К о л е с н и к о в (сидит, полузакрыв глаза). Говори, говори, говори…

А н д р е й. Два с лишним года я скрывал от Елены свое чувство, и, клянусь, она никогда не узнала бы о нем, если бы… Если бы у твоей семьи оставалась хоть малейшая надежда на то, что ты жив. Пойми это. Я поддерживал веру в твое возвращение, успокаивал Елену в трудные минуты, помогал всем, чем мог… (Пауза.) Я не так начал… Не о том… Не за тем пришел. Я пришел говорить о Елене. О ней. Ей труднее, чем нам обоим. Один неосторожный шаг, который сделает один из нас, может погубить ее.

К о л е с н и к о в. Молодец. Что нужно от меня?

А н д р е й. Эти десять дней Елена мучительно ищет во мне то, что есть в тебе. Увы! Люди не повторяются. Я есть я. Ты есть ты. Мы с тобой замешены на разных дрожжах. Любит она одного тебя — я это понял. (Пауза.) Что нужно? Я уже сказал: если не находишь в себе силы простить Елене, вернуться к ней — уезжай отсюда.

К о л е с н и к о в. Колдуны, колдуны, околдовали вы меня. (Вдруг.) Давай выпьем.

Выпили.

А хорошая она все-таки, Андрей. А? Ленка-то. Как-то пришел я к ней — давно это было, Елена в девчонках еще ходила, а в лесхозе работала счетоводом. Вечер. Контора пустая, никого нет. Полами вымытыми пахнет и яблоками. Елена бумаги подшивала. Взялся я ей помогать. Бумаги кругом, бумаги… Того гляди, ворвется ветер и унесет их… На столе клей стоял. И начали мы с ней игрушки клеить. «С чего начнем?» — она спрашивает. «С квартиры, отвечаю, дом давай строить». И склеили мы с ней картонный домик… (Умолк.)

А н д р е й. У меня нет этого богатства — таких воспоминаний… Оно принадлежит только вам двоим. Прощай. (Уходит.)

К о л е с н и к о в. Ты прав… Только двоим… Только двоим… Третий лишний… третий лишний…

Колесников прислушивается к удаляющимся шагам, потом выхватывает из-под подушки пистолет, выбегает за дверь; один за другим слышны два выстрела и испуганный голос Андрея: «Алексей!!» Возвращается К о л е с н и к о в, обессиленный останавливается у косяка двери.

Мимо… Хорошо… (Швыряет пистолет на нары.) Война разрушила твою семью. Ты не имеешь права разрушать ее второй раз…

Вбегает А н д р е й.

А н д р е й. Алексей! (При виде живого и невредимого Колесникова Андрей устало опускается на нары, из его груди вырывается вздох облегчения.) А я испугался — думал, ты… в себя…

З а н а в е с

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Лес, залитый предрассветным лунным светом. Декорация первого действия. Из дома на террасу на цыпочках выходит А н д р е й с чемоданом. Осторожно, стараясь не шуметь, он начинает укладывать в чемодан вещи. Но ему не удается обеспечить полную тишину. Из-за выступа дома, на ходу повязывая платок, со свертком в руках выходит И в а н о в н а; по всему ее виду чувствуется, что она ожидала встретить на веранде не Андрея, а Колесникова.

И в а н о в н а (плохо скрывая разочарование). Андрей Степанович? Чего это ты ни свет ни заря?

А н д р е й (громким шепотом). Не хочу беспокоить Лену. Пусть поспит.

И в а н о в н а. Она нынче по интернату дежурит, там ночует.

А н д р е й. А-а… А вы чего вскочили?

И в а н о в н а (не нашлась сразу). Тебе пособить. (Ей стало неловко от своей наивной лжи.) Не натощак же поедешь. Вот тут я тебе сварганила наскорях…

А н д р е й. Не беспокойтесь, Анна Ивановна, ничего не надо.

И в а н о в н а. И слышать не хочу. (Протягивает сверток.) Возьми на дорогу. Пирожки. Теплые.

А н д р е й (никак этого не ожидал). Это вы мне? Для меня?.. Спасибо, мама. (Привлекает к себе Ивановну.)

И в а н о в н а (она растрогана). Не на один день небось едешь. Успеешь в дороге о сухари зубы наломать. Кто знает, когда обратно вернешься.

А н д р е й (задумчиво). Никто не знает, верно… (Пауза.) Не скоро. Вы рады, конечно…

И в а н о в н а. Я-то? (Подумала.) Да ведь как тебе, Андрей Степанович, сказать? Война-разлучница к концу клонит, вот ветер в обратную сторону и подул. Песчинка и та свое прежнее место ищет.

А н д р е й. А где, Анна Ивановна, по-вашему, мое место?

И в а н о в н а. А ты себя, Андрюша, не трави. Зла на тебя никто не имеет. Один бог всем нам судья. (Пауза.) А я после стрельбы-то так и не заснула. Нашли, кто стрелял?

А н д р е й. Да-да. Сторож трофейный порох пробовал. По моему разрешению.

И в а н о в н а. Назар Фомич? Чего это он? Всю войну не стрелял, а тут — гляди…

А н д р е й. Маруся просила, чтобы я ее в цех направил работать. Я вот тут написал Никите Леонидовичу, передайте ей, пожалуйста. (Отдает конверт.)

Слышен хруст сухого валежника, Ивановна напряженно всматривается в темноту.

Кто там?

И в а н о в н а (вздрогнула). Господь с тобой. В лесу живем. Зверь какой-нибудь. (Желая усыпить бдительность Андрея.) А скорее всего — почудилось.

А н д р е й. Вы ждете кого-нибудь?

И в а н о в н а (хитрит). Маньку. (Ухватилась за эту мысль.) Маньку жду. Который день с петухами приходит. Да в былые времена мать за такое…

А н д р е й. И в былые времена, Анна Ивановна, было то же самое. С вами, со мной…

И в а н о в н а. Было… Так уж это я, с расстройства. (Ивановна всматривается в темноту, прислушивается к каждому шороху.)

Из леса выходит К о л е с н и к о в, направляется к дому.

А н д р е й (с грустью). Вот вы кого ждали… (Уходит в дом.)

И в а н о в н а. Господи, всех вас жалко. (Спускается навстречу Колесникову.) Здесь я, Алеша, здесь. Елены нет, в интернате дежурит, а Людочка на террасе спит, как ты просил.

Колесников поднимается на террасу, скрывается за выступом дома. Ивановна — следом за ним. Со стороны леса появляются В л а д и с л а в и М а р и я.

В л а д и с л а в. …Кончится война, возьму месячный отпуск и поеду по городам Советского Союза искать себе невесту. Сначала в Москву, потом в Ленинград, в Киев, обязательно в Сибирь, оттуда по Волге спущусь до самой Астрахани и… найду такую, которая бы все мои дорожные расходы оправдала.

М а р и я. Что ж, остается пожелать вам доброго пути.

В л а д и с л а в (остановился у калитки, шутливо). Не заминировано?

М а р и я. Нет, нет, входите.

В л а д и с л а в (входит). Двери, ворота, калитки для нас, саперов, самые коварные вещи.

Входят, садятся на скамейку.

М а р и я. Алеша рассказывал, что вы двести сорок шесть немецких мин обезвредили. Правда?

Владислав вместо ответа достает из нагрудного кармана гимнастерки бумажку, протягивает.

Что это?

В л а д и с л а в. Отрывок из газеты.

М а р и я (ласково). Ничего же не видно. Я верю вам. (Пауза.) Двести сорок шесть раз смотреть смерти в лицо! Страшно было, да? А если бы вы…

В л а д и с л а в. Сапер ошибается один раз в жизни. (Посмотрел на Марию в упор — и первый смутился.) Мины — это что! А вот однажды в Мелитополе фашисты перед своим отступлением бочку с вином заминировали. Мои хлопцы мины повытаскивали и начали пробу вина производить. Откуда ни возьмись — санитар из соседнего медсанбата с большущим конным ведром. Кричит: «Воины Красной Армии! Прекратите пить! По данным медицинской разведки, это вино фрицы отравили. Налейте мне для анализа». И свое ведёрище под бочку подсовывает. А хлопцы ему: «К-куда? Макни палец, лизни и давай заключение». Санитар видит — дело плохо, взмолился: «Братцы! Да тут на весь полк хватит, налейте хоть пол-литра».

М а р и я (смеется, потом вдруг становится серьезной). Не верю. Вы что-то скрываете. Или считаете меня глупой девчонкой, которая ничего не понимает в жизни. Зачем вы обманываете меня? На войне так много ужасного, а вы… все о смешном, все о смешном…

В л а д и с л а в. А потому, что и на фронте так: смерть, слезы и смех в обнимку ходят. (Пауза.) В сорок втором, помню, двадцать третьего августа… Вечер… Всё горит… Подбегаем к Волге — не видно Волги. Дым, огонь, переправы горят. Речной вокзал как факел пылает. А в нем — полторы тысячи наших тяжелораненых. И — не видно… Ничего не видно… Только слышен рёв. Понимаете, человеческий рев, от которого…

М а р и я. Не надо!!.. (Закрыла лицо руками.)

Большая пауза. Далеко закуковала кукушка.

В л а д и с л а в (желая отвлечь Марию от страшной картины войны, озорно). Кукушка, кукушка, сколько мне лет жить?

Кукушка прокуковала два раза и замолкла.

Врешь!

М а р и я. Тише! Вы всех разбудите.

В л а д и с л а в. Простите, забыл. (Тихо.) Она врет. (Протянул руку.) Смотрите, какая у меня линия жизни.

М а р и я (взяла его руку). Я ничего не понимаю в этом.

В л а д и с л а в. Я объясню. Вот линия: жизнь!

Их головы соприкоснулись.

Мария!..

М а р и я (смотрит на него в упор). Что?

В л а д и с л а в (еще тише). Мария…

Владислав молча приникает губами к губам Марии. Где-то близко кричит филин, Владислав вскакивает.

М а р и я. Это филин.

В л а д и с л а в. Черт! Я бы ни за что ночью в лесу один не остался. Ох и боюсь!

М а р и я (смеется). А еще фронтовик! (Встает, приветливо улыбаясь, протягивает руку.) До свидания. (Направляется к крыльцу.)

В л а д и с л а в. Подождите!

Мария останавливается.

Теперь ступайте. Нет, еще! Постойте!

М а р и я. Слушаю…

В л а д и с л а в (в крайнем волнении). Подарите мне что-нибудь на память.

М а р и я (удивлена). Сейчас?

В л а д и с л а в. Да, сейчас. Только сейчас…

М а р и я. Разве мы не увидимся сегодня?

В л а д и с л а в. Не знаю…

М а р и я (с тревогой). Вы… уезжаете?

Владислав молчит.

Вы уезжаете? (Подбегает.) Ответьте же наконец!

Владислав молчит. Мария — поняла.

(Упавшим голосом.) Но ваш отпуск еще не кончился.

В л а д и с л а в. Вчера вечером… получил телеграмму. Приказано выехать немедленно.

М а р и я (в отчаянии). И вы молчали!

К ограде со стороны леса подходит З и н а.

В л а д и с л а в. Я вернусь… Приеду… Я найду тебя! Ты будешь ждать? Ты будешь ждать?..

Мария подбегает, приникает к груди Владислава, он исступленно целует ее.

(С трудом отрываясь.) Мне — пора. Прощай.

М а р и я. Я провожу…

В л а д и с л а в. Нет, так мне будет труднее. (Поспешно уходит.)

З и н а (быстро подходит). Ступай! Ступай за ним! Так бывает — один раз в жизни…

Мария не реагирует.

Как хочешь. (Садится рядом, негромко напевает.)

На террасе появляются И в а н о в н а и К о л е с н и к о в.

К о л е с н и к о в. Полчаса стоял, а разбудить не осмелился. До чего же спящие ребятишки хороши! Носик в подушку уткнула, ручонками в одеяло вцепилась, щечки горят — ну, так бы всю и расцеловал. Пусть еще немножко поспит. Я чуть позже зайду. (Неторопливо спускается с террасы.)

И в а н о в н а. Обманывает, не придет больше, уедет, истинный бог — уедет. Возьму грех на душу, побегу Никиту Леонидовича разбужу. (Уходит.)

К о л е с н и к о в (увидел Марию, с тревогой). Маринка, ты… чего?

Мария не отвечает.

З и н а. Владислав Николаевич уезжает на фронт.

К о л е с н и к о в. А!.. (Пауза.) Да… (Пауза.) Он офицер, Мария, идет война…

М а р и я. Будь она трижды проклята. (Громко зарыдав, убегает в лес.)

Пауза.

З и н а. Вы… тоже уезжаете?

Колесников не отвечает.

Впрочем, вы, кажется, собирались уехать еще и первый же день…

Колесников подходит, несколько грубовато целует Зину.

Сумасшедший! Что это с вами? Тянет к женщине? Понимаю. Да, и с нами морока, и без нас, баб, тошно. Присаживайтесь. Только больше… не надо. Вы же все равно не любите меня. (Короткая пауза.) Да и я — вас.

Колесников хочет обнять Зину, но она вежливо и в то же время энергично останавливает его.

Но-но! Сядьте. И — не шалите.

К о л е с н и к о в (напряженно). Скучаете?

З и н а (как будто ничего не произошло, миролюбиво). На рассвете всегда как-то не по себе. Купаться — холодно, в небо взлететь — лень… Только бы лежать, накрывшись легким пуховым одеялом.

К о л е с н и к о в. Кто же вам мешает доставить себе такое удовольствие?

З и н а. Кто мешает? Лес. Шепчет и шепчет… О чем?..

К о л е с н и к о в. Да, лес — он может.

З и н а. Посмотрите, какое чудесное утро! Какая яркая полоса на небе! Будто опоясал себя богатырь шелковым поясом. (Вдруг.) Вы из лесу?

К о л е с н и к о в. Да.

З и н а. В такую рань? Что вы там делали?

К о л е с н и к о в. Ходил, думал.

З и н а. И что же надумали?

К о л е с н и к о в. Долго рассказывать.

З и н а. По вашему лицу видно, что вас привели сюда неплохие мысли.

К о л е с н и к о в. Я вел себя с вами непростительно глупо. Извините.

З и н а. У вас ясные глубокие глаза.

К о л е с н и к о в (переходит на прежний иронический тон). Да что вы!

В лесу снова кричит филин, на этот раз уже далеко.

З и н а (испуганно). Кто это?

К о л е с н и к о в. Леший. Сейчас я был у него на приеме.

З и н а. Шутите.

К о л е с н и к о в. Нисколько. (Полушутливо, полусерьезно.) Приказал мне леший умыться соком молодой березы, и у меня вдруг открылись глаза. И первое, что я увидел сегодня, — кусок синего неба над головой, розовые стволы берез и ослепительный луч солнца. И леший захохотал вот так же. «Видишь эти столетние дубы? — сказал он. — Это купола моих храмов. Слышишь шелест листьев? Это вечная песнь и слава жизни. И вечно будет зеленеть царство мое, ибо глубоко вросли в землю корни стволов этих. Хочешь быть выше мелочей жизни — питайся соками земли и тянись к солнцу».

З и н а. Непонятный вы. (Решительно встала.) Я позову Елену.

К о л е с н и к о в. Не надо.

З и н а (удивлена). Вы пришли не к ней?

К о л е с н и к о в. Как вы сейчас пели: «Когда с деревьев листья упадут, увы, с земли им больше не подняться…»

З и н а. Там и другие слова есть: «А ветви с нетерпеньем мая ждут, чтоб в листьях новых вновь закрасоваться».

К о л е с н и к о в. То — в песне.

З и н а. Чудесное будет утро.

К о л е с н и к о в. Вот вы говорите «утро» и смотрите на небо. Утро — лишь начало жизни. А жизнь — это лес.

Заливаются птицы.

Слышите, какой тарарам подняли? Вот это, кто больше всех горло дерет, — дрозд. А свистит крапивник — горластый, черт!

Слушают пение птиц.

З и н а. Елена любит вас…

К о л е с н и к о в. А это вы хорошо — про весенние листья.

Зина поднимается по крыльцу на террасу.

Простите меня за давешнее…

З и н а (она секундочку остановилась, махнула рукой). А, все вы, мужики…

Зина уходит. Пауза. Из дома выходит А н д р е й с чемоданом в руках. Не замечая Колесникова, он направляется к калитке.

К о л е с н и к о в. Андрей, погоди.

А н д р е й (останавливается). Здравствуй.

К о л е с н и к о в. Бежишь, майор? Дезертируешь?

А н д р е й (сдержанно). Разреши на глупый вопрос не отвечать.

К о л е с н и к о в. Кого испугался? Меня? Себя? Нас обоих?

А н д р е й. И на это разреши не ответить. (Пошел.)

К о л е с н и к о в. Андрей, я прошу, подожди. (Подходит к Андрею.) Ударь… Не стесняйся, бей. Прямо по сопатке. Два раза ударь — по разу за выстрел, чтобы мои мозги окончательно на место сели.

А н д р е й. Не дури, Алексей.

К о л е с н и к о в (подошел вплотную). Не ударишь?

А н д р е й. Нет.

Колесников неожиданно стискивает Андрея в объятьях.

(Потрясен.) Алексей!!

К о л е с н и к о в. Прости… За все… Сядем. Закурим.

Садятся.

Вчера… будто волчьей ягоды я объелся. Ведь мог убить, мог, Андрей… Вместо того, чтобы спасибо тебе сказать…

А н д р е й. Брось, не надо об этом…

Свертывают цигарки.

К о л е с н и к о в. Ночь не спал, думал.

Закуривают, жадно затягиваются.

Не виноват ты. И Елена не виновата. И люди, которые ей похоронную прислали, они тоже не виноваты: я столько раз умирал! Никто из нас не виноват — война виновата. На рассвете понял. Умное время — рассвет. (Выхватывает из рук Андрея цигарку, швыряет на землю.) Тебе же нельзя. У тебя же, оказывается, половину желудка вырезали.

А н д р е й. Сейчас — можно.

К о л е с н и к о в. И молчал!

А н д р е й. Привык. Ерунда. Я так рад, что увидел тебя…

К о л е с н и к о в. Вчера узнал, что ты уезжаешь… насовсем… обрадовался. (Порывисто.) Не уезжай, Андрей! Без тебя здесь все умрет, все завалится. Не уезжай, слышишь!

Андрей отрицательно качает головой.

Ты не имеешь права, не должен! А меня — отпусти. Нет, Андрей, нет, не спорь. Не могу… Понимаешь, к Елене я только издалека могу вернуться. Утихнет боль у нее, у меня… (Пауза.) Я в себе одного врага победил, своему эгоизму башку отвернул. Нелегко было, не думай. Неужели, думаю, мы с ним, два мужика, два офицера, сотни раз смерти в глаза смотрели, а один раз жизни в глаза не глянем? Не враги же мы, черт побери! Друзьями были, как братья.

А н д р е й (негромко). Спасибо…

К о л е с н и к о в. Я уже с Людкой простился, с тещей.

Пауза.

А н д р е й. Елена о твоем отъезде знает?

К о л е с н и к о в. Нет.

Слышны голоса Ивана Федоровича и Никиты.

А н д р е й. А танкист с Иваном Федоровичем?

К о л е с н и к о в. Нет. И не должны.

А н д р е й (подумав). Тогда — ступай.

Расходятся в разные стороны. Сцена некоторое время пуста.

Входят И в а н Ф е д о р о в и ч и Н и к и т а.

И в а н Ф е д о р о в и ч. Зайдемте, зайдемте, Никита Леонидович. Зина, вероятно, уже встала. Я столько сделал за прошедшую ночь, что имею право, так сказать… шампанское на стол, пробки прочь и… Присаживайтесь.

Сели. Пауза.

Н и к и т а. Люблю слушать, как просыпаются лесные твари.

И в а н Ф е д о р о в и ч. Нет, представляю, что будет с Алексеем Михайловичем, когда он увидит принципиально новый проект. Я очень рад, что вы одобрили мой замысел. Ну задал нам работы подполковник. У вас, у бывших фронтовиков, есть какая-то одержимость, удивительная вера в возможности человека. Ведь вот если бы вы не пришли вчера вечером ко мне и не сломили мое упорство…

Н и к и т а. Иван Федорович, вы не знаете, что случилось в семье у Андрея Степановича? Сейчас мои соседи сказали: прибегала за мной Анна Ивановна, вся в слезах.

И в а н Ф е д о р о в и ч. По-моему, Андрею Степановичу просто трудно сейчас, после приезда первого мужа Елены Владимировны. Что ж, пусть скажет спасибо и за короткое счастье, какое выпало на его долю.

Н и к и т а. По мне — такого не надо.

И в а н Ф е д о р о в и ч. Видите ли, Никита Леонидович, любовь — это оазис, цветущий оазис на нашем длинном, порою скучном жизненном пути. Представьте себе путника. Он устал. Ему необходимо набраться сил, чтобы снова идти вперед, жить, работать, творить. И вот вы встретили женщину, полюбили ее… Не сетуйте же на то, что любовь оказалась короткой, поблагодарите ее за свет и тепло, которые она дала вам, и — снова в путь.

Н и к и т а. Утешительная теория! Нет, Иван Федорович! Есть победа и есть поражение. Так — во всем.

Из дома выходит З и н а с полотенцем в руках.

И в а н Ф е д о р о в и ч. Зинок, ты уже встала? Умываться? На речку?

З и н а. Доброе утро, Никита Леонидович. (Ивану Федоровичу.) Да, освежусь. (Уходит.)

И в а н Ф е д о р о в и ч (смотрит вслед Зине). Никита Леонидович, вы очень любили свою жену?

Н и к и т а. Любил и люблю…

И в а н Ф е д о р о в и ч. Раз Зина нравится другим мужчинам, значит, у меня неплохой вкус. Не так ли?

Н и к и т а. Вы всё успокаиваете себя.

И в а н Ф е д о р о в и ч (просто). Нет, Зина вернулась, и я готов горы своротить. (Пауза.) Судьба соединила нас в первые дни войны. Зина эвакуировалась из Львова — там у нее погиб первый муж, эстрадный певец, кажется. А я был холост… И вы знаете — я скажу сейчас чудовищную вещь, но это правда. Зина заслонила от меня войну, все трудное, все страшное. Никогда я не работал так много и плодотворно, как с тех пор. Видите, у меня на груди значок изобретателя? Он принадлежит Зинаиде Аркадьевне. Она сказала: «Ваня, как было бы хорошо, если бы ты что-нибудь изобрел». Я сконструировал автоматическую систему управления шлюзами, получил большую премию и этот значок. Она сказала: «Ваня, если бы ты стал доктором технических наук, как чудесно мы могли бы жить». Я написал теоретическую работу, блестяще защитил ее и стал доктором технических наук. Повторяю: я горел, горел безжалостно ярко. Иногда Зине… надоедал этот яркий свет, и она на время предпочитала укрываться от него. Но, повторяю, Зина снова со мной, я счастлив, мне хочется работать.

Н и к и т а. Зола и пепел.

И в а н Ф е д о р о в и ч. Что вы сказали?

Н и к и т а. Я говорю, в результате горения остаются продукты сгорания — зола и пепел.

И в а н Ф е д о р о в и ч. О, до этого далеко!

Входит И в а н о в н а.

И в а н о в н а. Иван Федорович, там женщина яички принесла. Не возьмете?

И в а н Ф е д о р о в и ч. Обязательно. Сейчас принесу деньги. (Ушел в дом.)

И в а н о в н а. Никита Леонидович, пол-леса я обежала, вас искамши. Беда, беда-то какая, Алеша на фронт опять уезжает, только не выдавайте меня, побожилась я ему. Да неужто всем миром вы не остановите его?

Н и к и т а. Как уезжает? Куда? Зачем? Не волнуйтесь, Анна Ивановна, спасибо, что сказали. Постараемся этого не допустить. Обязательно.

Из дома выходит И в а н Ф е д о р о в и ч с сумкой-ридикюлем в руках.

И в а н Ф е д о р о в и ч. Сейчас мы ограбим Зинаиду Аркадьевну. (Роется в сумке, достает какую-то бумажку, быстро пробегает ее глазами, сует в карман. Протягивает деньги.)

И в а н о в н а. Бог с вами, Иван Федорович, надо пятьдесят рублей, а вы две сотни даете.

И в а н Ф е д о р о в и ч. Рассчитайтесь сами, пожалуйста. (Никите.) Никита Леонидович, послушайте… Сейчас опять нашел в сумке Зинаиды Аркадьевны любовное письмо. Нельзя же так. Я не могу, не могу!..

И в а н о в н а. А ты чего же, Иван Федорович, хочешь? Бабы, которые без дела болтаются, будто повзбесились. Ежели война скоро не кончится, их в клетки надо сажать. (Хочет уходить.)

Н и к и т а (негромко). Анна Ивановна, ступайте к Алексею Михайловичу и скажите ему, что его дочка заболела. Жар… Ну что-нибудь еще. Придумайте… Остальное я беру на себя.

И в а н о в н а. Господи, да как же!..

Н и к и т а. Он обязательно должен прийти сюда. Вы поняли?

Ивановна уходит.

И в а н Ф е д о р о в и ч. Что мне делать, Никита Леонидович?

Н и к и т а. Мне трудно что-либо посоветовать вам, Иван Федорович: вы слишком любите свою жену.

И в а н Ф е д о р о в и ч. Да, да…

Со стороны леса к дому направляется З и н а.

Зина, от кого это письмо?

З и н а. Ваня, при посторонних!.. Идем в комнату.

И в а н Ф е д о р о в и ч. Я не пойду в дом, пока не узнаю, от кого ты получила письмо.

З и н а. Это ревность? Я хочу спать.

И в а н Ф е д о р о в и ч. Ты не войдешь в мою комнату, пока не скажешь, от кого ты получила письмо. (Взрываясь.) Вот мои условия. Я немедленно добиваюсь длительной командировки в Азию. На год. На два. И ты должна жить там со мной в пустыне безвыездно, пока я не пророю какой-нибудь новый Ферганский канал через весь Узбекистан. Да! Или ты примешь мои условия, или немедленно оставишь меня.

З и н а. На улицу?

И в а н Ф е д о р о в и ч. Куда угодно!

З и н а. Я стала тебе не нужна… Я избавлю… избавлю… Лучше смерть, чем такая жизнь… (Уходит в дом.)

И в а н Ф е д о р о в и ч. Я не переживу, не переживу! (И вдруг, с силой.) Переживу! Переживу, черт бы меня побрал! Да-с!

Н и к и т а. А сильные мужики, Иван Федорович, одинокими не бывают.

И в а н Ф е д о р о в и ч. Да, да, спасибо. (Словно извиняясь.) Семейная жизнь, Никита Леонидович, сложная алгебраическая формула. Зина никогда не любила математики. (Пошатываясь словно пьяный, уходит в дом.)

В доме вспыхивает скандал. Из дома выходит З и н а с чемоданом в руке.

Н и к и т а (тихо, внушительно). Постойте.

З и н а. Что вам угодно?

Н и к и т а (берет из ее рук чемодан, с силой). Вы никуда не поедете, останетесь здесь и будете работать, как работают все порядочные люди.

З и н а. Что-о? Пилить лес? Рубить? Колоть? Таскать?

Н и к и т а. Будете! Не для того я горел в танке, не для того был там, — слышите, там! — чтобы молодая красивая женщина становилась… легкомысленной и доступной только потому, что ей скучно.

З и н а. Кто дал вам право вмешиваться в чужие жизни?

Н и к и т а. Мое тяжелое ранение.

Зина ушла в лес. Из дома выходит расстроенный И в а н Ф е д о р о в и ч.

Иван Федорович, вы знаете о том, что Алексей Михайлович Колесников уезжает?

И в а н Ф е д о р о в и ч. Ах, какое мне до этого дело. Вы видите, у меня у самого в семье черт знает что творится.

Н и к и т а. Вижу.

И в а н Ф е д о р о в и ч (словно очнулся). Постойте, постойте, кто уезжает? Алексей Михайлович?

Н и к и т а. Да, совсем. Навсегда.

Со стороны леса приближается Е л е н а. Останавливается, слушает.

И в а н Ф е д о р о в и ч. Как уезжает? На каком основании? Разворошил всё, на ноги всех поднял. Я же, батенька мой, ночи не спал. А строительство канала? А пуск завода? А люди, которые поверили в него? Свое личное ставить превыше всего? Нет, батенька, извините.

Н и к и т а. С характером Колесникова вы уже достаточно познакомились. Его не удержишь.

И в а н Ф е д о р о в и ч. Так надо же действовать! Пойдемте!

Уходят. Елена, ошеломленная новостью, некоторое время стоит неподвижно.

Е л е н а. Да, да, да… Так мне и надо, так мне и надо… (Направляется к дому, опускается на скамейку.) Что я не успела сделать для интерната до первомайских праздников? Ах, да, три ламповых стекла для мастерских… (Пауза.) До сих пор не привезли обувь. Надо выяснить, надо выяснить…

Входит М а р и я.

М а р и я. Владислав уезжает, знаешь? (Направляется к дому.)

Е л е н а. Как? И он?

М а р и я. А что, разве Алексей… тоже?

Елена не отвечает.

Оба… (Соображает.) Постой, погоди. Так, значит… (Почти кричит.) Из-за тебя! Из-за тебя я, может быть, никогда не увижу его!

Е л е н а. Бей. Бей и ты…

М а р и я (бросается к сестре). Прости, прости меня…

Пауза.

Е л е н а (вдруг). Мария, я боюсь этого леса!

М а р и я. Что ты, что ты! Не надо, успокойся.

Е л е н а (с силой). Женщина, которая дождалась своего мужа! Какая сила питала тебя верой? Какие муки сделали стойкой, какая любовь сделала святой? Ты сладко и спокойно спишь по ночам, идешь на работу, где тебя ждут люди, которым ты смело можешь посмотреть в глаза. Я — учительница. Быть может, ты доверила мне своего сына. Как я могу учить его правде, когда обманула сама?..

М а р и я. Нет, нет, зачем ты на себя наговариваешь? Ты не такая, не такая…

З и н а выходит из леса.

Зинаида идет. Я не хочу, чтобы она слышала. Давай петь, давай назло всем петь — пусть думают, что мы с тобой самые счастливые. (Запевает грустно и протяжно.)

Е л е н а (подхватывает, негромко).

З и н а. Как чу́дно, девочки! Мне плакать хочется. Я глупая, пошлая, а жизнь так прекрасна!

Е л е н а (Марии). Какая ты теплая, а у меня руки никак не согреются.

З и н а. Да, вы презираете меня. (Другим тоном.) В Фергану! На два года! С ума сойти! (Уходит в дом.)

Е л е н а (задумчиво). Какая это была осень, когда мы с Алексеем впервые сказали друг другу то, о чем каждый думал из нас! Потом другая осень… Я родила Людку. Из больницы мы шли пешком через этот лес. Тихо-тихо шли. Алексей нес Людку, а я опиралась на его руку и ничего не видела вокруг от счастья. Под ногами листья шуршали, и ступать было легко, свободно… Мы часто останавливались и смотрели друг другу в глаза и опять ничего не видели вокруг. Зайцев тогда было много! Сколько раз они, сумасшедшие, натыкались на нас, и нам было весело. И казалось: всем, кто был в лесу в тот момент, всем им было так же чудесно и весело, как и нам. А потом… Чтобы не скучно было зимой жить в лесу, организовал Алексей драмкружок, и я была героиней. (Усмехнулась.) Героиней… Да, мы играли спектакль, а Людка лежала за кулисами у натопленной печки и спала. И когда однажды я, героиня, должна была умирать по ходу пьесы, Людка так за кулисами раскричалась, что мне сначала пришлось накормить ее грудью, а уж потом умирать на сцене. И зрители ждали меня и, ожидая, смеялись, а Алексей больше всех. А потом… Еще осень. Осень в сорок первом году. Мы опять шли через этот лес и молчали всю дорогу. Лес был черный, он был страшный, когда я шла обратно одна…

Входит Н и к и т а. Его не видят.

Я долго бродила около дома, боясь войти под крышу, под которой стало вдруг тихо и тоскливо, как в могиле. (С силой.) А сейчас весна! И так много солнца вокруг, но зачем оно мне? Зачем?

М а р и я. Лена! Постой! Подожди! Я — сейчас…

Торопливо уходит в дом, и оттуда доносятся звуки фортепьяно, которые как бы вместили в себя все, что только что рассказала Елена, что пережила в это утро сама Мария. Звуки, становясь все полнее, все шире, кажется, отодвинули стену леса и взметнулись высоко-высоко к солнечному апрельскому небу.

Н и к и т а (негромко). Хорошо.

Е л е н а (вздрогнула). Вы?

Н и к и т а (слушая музыку). Теперь — получится. (Пауза.) Андрей Степанович здесь не появлялся?

Е л е н а. Нет.

Музыка резко обрывается. Из дома выходит М а р и я.

М а р и я (держит в руках конверт). Лена, Андрей Степанович уехал, уехал навсегда! Слушай, что он пишет. «Дорогая Лена, я уезжаю навсегда. С тобою я был счастлив, но ты любишь Алексея, любишь его одного, и за это ты в моей памяти останешься еще более прекрасной. Я нашел в себе силы расстаться с тобой. Думаю, что и Алексей найдет в себе силы вернуться к тебе, к дочери. Андрей».

Пауза.

Н и к и т а. Нелегко досталось ему это решение.

Входит К о л е с н и к о в, затем — И в а н о в н а.

К о л е с н и к о в. Здравствуй, лейтенант. (Елене.) Здравствуй.

Проходит на террасу. Никита быстро уходит. Ивановна мечется около дома, как птица у разоренного гнезда.

М а р и я. Пойдем. Пусть решает сам… (Уходит в дом.)

К о л е с н и к о в (появляется на крыльце). Мама, что это значит? Людка здоровая, смеется, хулиганит.

И в а н о в н а. И слава богу, и слава богу… (Приникла к Колесникову.) Хотела еще разок на тебя взглянуть…

К о л е с н и к о в. Старая, старая… (Спускается с крыльца.)

Быстро входит И в а н Ф е д о р о в и ч.

И в а н Ф е д о р о в и ч. Здравствуйте, Алексей Михайлович.

К о л е с н и к о в (проходит мимо). Здравствуйте.

И в а н Ф е д о р о в и ч (тихо, Ивановне). Народ не был?

Ивановна отрицательно качает головой.

Зовите, зовите женщин, торопите их…

Ивановна поспешно уходит.

Алексей Михайлович, одну минутку.

К о л е с н и к о в (останавливается). Да.

И в а н Ф е д о р о в и ч. Не скрою, Алексей Михайлович, что разговор… да, да… тот неприятный разговор… то есть… по поводу моего проекта… оскорбил и потряс меня. Я потребовал через Москву, чтобы меня немедленно отсюда — вон! Прочь!

К о л е с н и к о в (сухо). И что же?

И в а н Ф е д о р о в и ч. Вчера получил ответ. Вот он. Могу прочитать вслух. Если вам угодно.

К о л е с н и к о в. Не надо.

И в а н Ф е д о р о в и ч (явно желая выиграть время). Как так — не надо? (Достает телеграмму, читает вслух.) «Согласны вашим переводом другое строительство. Кокарев».

К о л е с н и к о в. Что ж! Рад за вас.

И в а н Ф е д о р о в и ч. Рады? (Разрывает телеграмму.) А так? (Швырнул обрывки.) Ошибки и ляпсусы исправляют на месте, уважаемый Алексей Михайлович. Правы были вы, а не я. Я остаюсь. Слышите — остаюсь.

К о л е с н и к о в. Правильно делаете.

И в а н Ф е д о р о в и ч. Пойдемте ко мне, я покажу вам принципиально новую схему проекта.

К о л е с н и к о в. Извините, сейчас не могу. (Идет дальше.)

Входит д е д Н а з а р. Иван Федорович делает ему знак.

Д е д Н а з а р. Лексей Михалыч, имею к тебе секретное донесение.

Входит запыхавшаяся Ивановна, дед Назар косится в ее сторону.

К о л е с н и к о в. Говори, не бойся.

Д е д Н а з а р. Да ведь они, бабы… женщины то есть… (Кашлянул.) В наш лес немцы десант сбросили. С вечера перестрелка началась. Два выстрела своими ушами слышал. Предлагаю объявить осадное положение и принять (важно) координарные меры с целью ликвидации. Тах-то.

И в а н о в н а. Чего ты городишь? Сам стрелял, а теперь на немцев сваливаешь.

Д е д Н а з а р. Как так — я стрелял?

И в а н о в н а. Андрей Степанович мне сказал — трофейный порох он тебе велел попробовать.

Д е д Н а з а р. Мне?!

К о л е с н и к о в. Он так сказал?

Д е д Н а з а р. Разберись, Лексей Михалыч.

К о л е с н и к о в. Разберусь.

Входят одетые в самые лучшие и нарядные свои платья женщины из бригады Насти под предводительством Н а с т и и М а к с и м а Т р о ш к и н а.

Г о л о с а. Здравствуйте, Алексей Михалыч!

— С праздником!

— С Первым мая!

К о л е с н и к о в. Спасибо, спасибо…

Пытается идти дальше, но на каждом шагу его останавливают женщины, поздравляя его, говоря что-нибудь хорошее.

Н а с т я. Максим, какого рожна меха не растягиваешь? Задарма, что ли, твой сундук тащили? Приклеился к своей Лушке.

Максим играет вальс «Амурские волны». Женщины танцуют друг с другом, танцуют неистово, стремительно, все больше и больше отдаваясь во власть музыки, и это красивое, но грустное зрелище снова напоминает о войне. Колесников хочет пройти к калитке, но одна из девушек подхватывает его, танцует с ним. Потом вторая, третья…

Д е д Н а з а р (в восторге). Ну и бабы! Пропал ты теперь, Лексей Михалыч! Не пустют, ей-бо — не пустют!

Входит В л а д и с л а в с чемоданом и двумя вещевыми мешками. Увидев Колесникова, танцующего с девушками, он в изумлении останавливается. Вальс звучит все сильнее, женщины танцуют все неистовее, все стремительнее. Из леса выбегает молоденькая д е в у ш к а. Весь ее вид говорит о том, что она несет новость, которая, кажется, может опрокинуть землю.

Девушка задыхается от волнения и усталости.

Д е в у ш к а. То…варищи! Наши Берлин взяли!

Мгновение сторожкой, звонкой тишины.

Д е д Н а з а р (тихо). Тах-то!

Максим Трошкин, не дожидаясь команды, будто собираясь разорвать свой баян на две части, с новой силой играет вальс, и с новой силой женщины кружатся в вихре вальса.

К о л е с н и к о в. Славка, какого черта ты там стоишь! Иди меня из окружения выручай или сам им в плен сдавайся…

Смеются женщины, не уставая заливается баян.

Д е д Н а з а р. Эх, бабы! (Трошкину.) До чего же, Максим, я люблю, когда люди рядом!

На террасе обнявшись стоят Е л е н а и М а р и я. Счастливыми глазами они смотрят на танцующих.

Веселыми голосами поет лес.

З а н а в е с

1944—1964